ных курортах, а большинство
ее соучеников оставалось в городе.
Юрию приходилось бывать дома у соучеников. Он дружил с Таней. Ей
нравилось опекать Юрия. Иногда она приглашала его к себе домой как
достопримечательность: Юрий манипулировал протезами, как настоящими руками.
К тому же он считался математическим гением. Родители Тани поощряли их
дружбу. Юрий был не хулиган, как другие, и по крайней мере не будет
распускать руки, как говорили они, наслаждаясь своим остроумием.
Дети росли. Росли и взрослели их мысли, слова и поступки. В шестнадцать
лет Юрий начал вести дневник, назвав его Мысли наедине. Вот несколько
фрагментов из него для примера. Они дают представление о том, чем было
занято его сознание и сознание его сверстников.
Мысли наедине
Нас до одури пичкают всякой пропагандистской дребеденью. Мы все это
слышали сотни раз с первого класса. Теперь мы старшеклассники, а они поют
все ту же песенку. И то же самое нас ждет впереди. Домой шел с Таней. Она
говорила, что нелепо возмущаться по поводу этой галиматьи, надо просто ее
игнорировать. Ее родители и их знакомые смеются над нашей идеологией,
рассказывают смешные анекдоты на ее счет. А ее предупреждают, чтобы в школе
помалкивала, иначе плохую характеристику дадут и в институт не примут.
Я давно заметил, что все люди понимают происходящее вокруг. И все в
один голос призывают помалкивать. Все понимают, что именно из этого
помалкивания вырастает свинство нашей жизни. И все-таки молчат. И сами же не
дают никому пикнуть. В чем дело?
Сначала в школе сходили с ума по магнитофонным записям западной музыки.
Потом перешли на джинсы. Некоторым ученикам родители и знакомые привезли
джинсы из-за границы. Началась джинсовая лихорадка. Все кинулись покупать
джинсы на черном рынке за бешеные деньги. Я сунулся было к маме. Первый раз
в жизни имел с ней крупный разговор. Она сказала, что такие траты нам не по
карману, а если я раздобуду джинсы сам каким-либо путем, она их изрежет. Я
сначала обиделся. Но скоро отошел. И мне стало легко от мысли, что я не
поддамся брючному сумасшествию.
Таня рассказывала о жизни ее родителей и знакомых. Я признался, что
слышал такое впервые. Она сказала, что я чудом оказался в стороне от
современного хода жизни. Меня не развратили образованные интеллектуалы. Она
призналась, что у нее есть бой-френд, парень, с которым она имеет
сексуальную связь. В ее возрасте это теперь норма. Посмеялась над моей
наивностью.
Дети
Кое-кто из его соучеников имел заграничные радиоприемники и слушал
западные радиостанции Голос Америки, БиБиСи, Немецкую волну и Свободу.
Кое-кто читал нелегальную литературу, самиздат и тамиздат, т.е. изданные на
Западе и нелегально переправленные в Советский Союз книги. Это были дети
начальства и богачей вроде заведующих магазинами и складами. Сын секретаря
райкома партии имел полную коллекцию книг Солженицына, оправдывая это тем,
что врага народа надо знать в лицо . Дети директора свиносовхоза записывали
на кассеты самые антисоветские передачи Свободы.
Сам опыт жизни и то, что взрослые говорили между собою, не скрывая от
своих детей, очень рано развивал в детях неверие в официальную идеологию и
пропаганду, ироническое отношение ко всему советскому, преклонение перед
всем западным. Дети еще не знали, что есть истина, но уже хорошо знали, что
есть ложь. Они чуть ли не с пеленок приучались притворяться и внешне
выглядеть так, будто они суть патриоты и верные ленинцы. В них с первых
шагов жизни была посеяна идейная и моральная порочность.
Никто из соучеников Чернова не стал диссидентом, никто не стал критиком
режима. Но все они своим идейным цинизмом и изначальной безнравственностью
внесли свою долю в общее разложение советского общества. Пройдет всего
несколько лет, и они ринутся очертя голову в ненаказуемую и даже поощряемую
оргию антисоветизма и антикоммунизма с таким видом, будто были прирожденными
борцами против тоталитаризма и за демократию. Сын секретаря райкома партии
станет пропагандистом авторов, считавшихся антисоветчиками. Дети директора
свиносовхоза будут наживать большие деньги на продаже записей антисоветских
радиопередач. Да и сын партийного секретаря будет бороться против сталинизма
и брежневизма отнюдь не бескорыстно. Но пока это время еще не пришло, пока
еще не была спущена сверху новая установка, они вели себя как примерные
комсомольцы, усердно помогая взрослым расправляться с малейшими проявлениями
инакомыслия.
Мысли наедине
На уроке по истории произошел скандал. Учитель рассказывал о
героическом прошлом.
- Ходят слухи, будто в эти годы миллионы невинных людей были
репрессированы, - сказал я. Правда ли это?
Класс замер. Учитель начал мямлить обычные политпомои. После уроков
меня вызвали в комитет комсомола. Секретарь сказал, что будет персональное
дело, выговора не миновать. Потом меня пригласили в дирекцию. Там сидели
директор, классный руководитель, секретарь партбюро и учитель истории. Два
часа выматывали душу. Я сказал, что об этих репрессиях болтают повсюду, что
я хотел знать, насколько эта болтовня соответствует истине, и ничего
преступного в этом не вижу.
Вроде бы обошлось, поставили на вид, и все. Но отомстили неожиданным
образом. На районной математической олимпиаде я занял первое место, а на
областную не допустили.
* * *
Взрослые кичатся жизненным опытом. Стоит завести с ними серьезный
разговор, как они обрывают тебя: мол, ты еще молод, поживи с наше - поймешь.
А между тем понимать-то нечего. Нам уже в школе все ясно. Повзросление есть
лишь выбор пути. А выбираем мы вполне сознательно. С людей нельзя снимать
ответственность за их дела, сваливая вину на среду, воспитание,
обстоятельства. Воспитание не только принуждение, но и добровольный выбор.
Большинство выбирает путь приспособления к обстоятельствам. Лишь
исключительные одиночки заболевают жаждой понимания сути дела и чувством
несправедливости происходящего. Они тоже выбирают этот путь добровольно.
Почему они так поступают, не знаю. К какой категории людей отношусь я? Этого
я тоже пока не знаю.
Болезнь
В девятом классе с Юрием случился первый нервный припадок. Врач
районной больницы, навестивший его, посоветовал матери показать Юрия
психиатру. Пришлось ехать в Партград, в психиатрическую больницу, имевшую
дурную репутацию по всей России.
Осматривал Юрия Иван Андреевич Малов, с которым читателю еще придется
встречаться в будущем. Раньше Малов работал в больницах и исследовательских
учреждениях в Казани, Ленинграде и Москве. Был известен как крупный
специалист в области психиатрии, которую он сам называл социальной
патологией, но которую в западной и нелегальной советской прессе называли
карательной медициной. На самом деле Малов к карательным мерам никакого
отношения не имел и делал все от него зависящее, чтобы препятствовать им.
Делал он это не из каких-то политических и идейных соображений, а просто в
силу своего характера. Научная карьера у него не получилась из-за того, что
он был запойным алкоголиком. Он был дважды женат. Но семейная жизнь у него
не получилась. Имел двоих детей. Но не имел с ними никаких контактов после
того, как кончились сроки выплаты алиментов.
Осмотрев Юрия, Малов сказал, что у него был всего лишь нервный срыв
из-за сильного переутомления. Но Юрия на всякий случай поставили на учет в
больнице с обязательством показываться для осмотра раз в полгода. Малов
сказал, что это - обычная формальность. Но Юрий воспринял это как признак
психической неполноценности. Малов утешил его, сказав, что неполноценность
бывает разная, что благодаря такой неполноценности, как у Юрия, мир получил
величайших гениев.
Малову понравилась мать Юрия, которая была еще молодой и
привлекательной женщиной. Под предлогом наблюдения за здоровьем Юрия он стал
время от времени навещать Черновых. Иногда он рассказывал об интересных
случаях, которые стали ему известны по работе в психиатрических больницах.
Так он рассказал о мальчике, который хотел убить Сталина.
Рассказ Малова
Этот Мальчик вырос в ужасающе бедной семье, каких в те годы были
миллионы. Он был вечно голоден и оборван. И сражался он не с режимом, а с
дырами в одежде и со вшами. Одно качество было особенно сильно развито в
нем: сострадание к несчастьям других людей и протест против
несправедливостей. Как-то так получилось, что Сталин стал для него
источником, символом и воплощением всех зол, которые причиняли неисчислимые
страдания людям. Всепоглощающая ненависть к Сталину завладела им. Конечно,
современные психиатры усмотрели бы в этом ярко выраженный признак
сумасшествия. Возможно, они были бы правы. Но что ему, Мальчику, было до
этого?! Он решил убить Сталина, чего бы это ему не стоило. Его не страшила
его собственная гибель. Наоборот, он решил сам погибнуть при этом, считая
такую гибель величайшим счастьем. Он не имел целью тем самым изменить
социальный строй страны и условия жизни людей, такая мысль ему вообще не
приходила в голову. Он понятия не имел о том, что такое социальный строй. И
тем более не помышлял о реставрации царизма и капитализма, как потом ему
приписали судьи. Он просто решил, что главный виновник несчастий окружающих
его людей - Сталин, и решил покарать его за это.
Идея покушения была такова. Ожидалось открытие канала Москва-Волга. В
Москву должны были приплыть теплоходы по каналу. Члены правительства во
главе со Сталиным должны были встречать их на набережной Москва- реки около
Кремля. Мальчику хотя и было семнадцать лет, выглядел он совсем ребенком.
Кто мог подумать, что в голове такого маленького, тощего заморыша таились
зловещие мысли?! Мальчик собирался вместе с другими мальчишками пробраться
через первую линию охраны, которая должна была сдерживать толпу, при
близиться к членам правительства и выстрелить в Сталина. Надо сказать,
замысел был вполне реалистичен. Я сам в то время оказался в толпе таких
мальчишек на набережной и видел Сталина на расстоянии нескольких шагов.
Задача заключалась лишь в том, чтобы достать оружие и научиться владеть им.
Это просто сказать: достать оружие. А попробуй это сделать практически,
если ты не связан с уголовным миром! Тут Мальчик вспомнил о своем дяде,
герое Гражданской войны. У него был маузер, причем - именной, награда за
подвиги. Дядя иногда показывал маузер родственникам и друзьям, рассказывая
романтические истории о Гражданской войне. Мальчик был в гостях у дяди всего
один раз, дядя был важный начальник, своих нищих и необразованных братьев и
сестер он стыдился. Однажды Мальчик зашел к дяде, когда дома были только его
дети, и украл маузер. Пропажу сразу же обнаружили, Вора нашли и забрали на
Лубянку, в главное здание органов.
Мальчик признался в своем намерении. Но что мог значить какой-то
тщедушный, несовершеннолетний мальчишка?! Чтобы придать попытке покушения
вес, арестовали родственников и ближайших знакомых семьи Мальчика, включая и
дядю, героя Гражданской войны. Последнего и сделали руководителем
террористической группы. Мальчика же решили сделать орудием взрослых
заговорщиков.
Об этой группе стало известно Сталину. Он догадался, что суть дела не
во взрослых родственниках Мальчика и не в дяде, такими заговорщиками он был
сыт по горло, а именно в Мальчике. Он поверил в серьезность намерений
Мальчика, и это его встревожило. Одно дело уцелевшие представители бывших
эксплуататорских классов, старые революционеры, цепляющиеся за устаревшие
идеи и лозунги, партийные работники, чиновники, командиры Красной Армии
профессора, ученые... Тут все ясно. И другое дело молодой человек, почти
ребенок, рожденный после революции, воспитанный в советской школе в духе
идеалов коммунизма и преклонения перед Сталиным, народным вождем. А что если
это первая ласточка суда потомков над ним, Сталиным лично, и над всем тем,
что он построил ценой таких усилий и жертв?! Сталин велел привести к нему
Мальчика. У них произошел такой разговор. Рассказчик присутствовал при этом
разговоре. Он сидел за ширмой и записывал беседу по приказанию своего
начальника и, надо полагать, самого Сталина. Разумеется, он не запомнил
всего того, что было сказано. В памяти осталось только кое-что, что
показалось рассказчику необычным.
- Верно ли, что ты хотел убить меня, - спросил Сталин Мальчика.
- Верно, - ответил Мальчик.
- И ты все еще остаешься при своем намерении?
-Да.
- Если я прикажу освободить тебя, откажешься ты от этого?
- Нет!
- Но почему ты хочешь убить меня ?
- Потому что Вы дискредитировали идеалы коммунизма и революции.
-Ты думаешь, один человек способен на это? Разве я один создавал все
то, что мы сейчас имеем?
- Нет. Но Вы возглавляли и вдохновляли людей на это.
- Разве все, что мы сделали, плохо? Сделали же мы что-то и хорошее!
- Это не искупает зло, причиненное людям.
-Ты думаешь, мы отступили от идеалов. Но откуда ты узнал об идеалах?
- Мы изучали их в школе, читали в книгах, смотрели в кино.
- Ты думаешь, идеалы можно осуществить точно в том виде, в каком они
высказаны на словах и написаны в книгах?
- Может быть не совсем точно, но близко к тому.
- Ты думаешь, я отступил от идеалов по злому умыслу и без особой
надобности? А если иначе невозможно?
- А Вы пробовали иначе?
- И многие думают, как ты?
- Я не знаю никого другого.
- А может быть тебя этим мыслям научил кто-то другой, взрослый враг?
-Враги так не думают. Меня же все учили любить Вас и преклоняться перед
Вами.
Поговорив в таком духе с Мальчиком два часа, Сталин приказал провести с
ним воспитательную работу, которая должна была идти по двум линиям:
1) обучить Мальчика основам социальной науки и марксизма-ленинизма,
2) убедить его в необходимости отказаться от намерения убить Сталина.
И жизнь Мальчика пошла по предписанному Сталиным распорядку. Днем он с
молодым сотрудником органов ходил на лекции по истории социальных учений,
философии, истории коммунизма, марксизму-ленинизму. Рассказчик был этим
самым конвоиром Мальчика. Вечером же с ним работали воспитатели иного рода.
Их цель была заставить его заявить, что он никогда не имел намерения
покушаться на жизнь товарища Сталина, что тут произошло недоразумение, что
маузер дяди он взял лишь подержать, захваченный романтикой Гражданской
войны. Может быть это был единственный в советской истории случай, когда от
арестованного добивались не признания ложного обвинения в подготовке
покушения на Сталина, а отказа от признания в том, что он на самом деле
такое покушение готовил. Система расправы работала по принципу наоборот.
Меня такой поворот дела нисколько не удивил, так как я сам уже не раз
сталкивался с силой упомянутого принципа наоборот. В 1946 году я подал
рапорт об увольнении из армии. Вскоре началась массовая демобилизация
офицеров, и если бы я не подал рапорт, меня демобилизовали бы вместе со
всеми. Но именно потому, что я захотел уйти из армии сам, меня продержали
еще несколько месяцев в армии, уговаривая взять рапорт обратно. Наконец, я
капитулировал, взял рапорт назад, и меня после этого уволили из армии в
течение недели.
Чем больше Мальчик изучал науки по программе, составленной для него
самим Сталиным, тем больше он укреплялся в своей уверенности, что с именем
Сталина связан исторический крах идеалов коммунизма. Воспитатели из органов,
обещали освободить Мальчика и его родственников, дать его семье хорошую
квартиру, устроить Мальчика учиться в университет и дать прочие блага, если
он откажется от своего прежнего признания. В противном случае, говорили ему,
все его родственники, включая родителей, брата и сестру будут уничтожены, а
он сам будет подвергнут пыткам, прежде чем его прикончат. Но Мальчик
упорствовал. В беспрецедентном поединке между самым могущественным человеком
в стране и самым ничтожным первый терпел поражение. Он, как говорится,
потерял лицо и приказал применить к Мальчику самые суровые меры физического
воздействия. Обучение наукам было заброшено. На Мальчика обрушили такой
арсенал пыток, какие не выдерживали даже закаленные ветераны революции и
Гражданской войны. Но Мальчик не поддавался. Это было ново для Сталина.
Случай приобрел для него принципиальное значение. Этот его противник был не
из прошлого. Он не был даже современником Сталина в строгом смысле слова. Он
явился из будущего. И поэтому он был неуязвим. Сталин чувствовал это, хотя и
не мог сформулировать ситуацию для себя отчетливо.
Отчаявшись сломить непонятного Мальчика, Сталин решил прибегнуть к
демагогическому приему, на какие он был великий мастер. Знаете, когда его
противники предъявляли к нему претензии, он грозился уйти с поста. Нечто
подобное он решил проделать и в отношении Мальчика. Он велел дать Мальчику
пистолет, сказал ему, что он, Мальчик прав, что действительно предал идеалы
коммунизма и революции и заслужил за это смертную казнь, и предложил
Мальчику выстрелить в него, в Сталина. Неизвестно, был заряжен пистолет или
нет. Скорее всего нет. Вряд ли Сталин стал бы так глупо рисковать жизнью. Но
мальчик этого не знал. Повертев в руках пистолет, он сказал, что не умеет
стрелять. Сталин рассмеялся и приказал научить Мальчика стрелять. Мы две
недели обучали его стрельбе. Когда он научился попадать в мишень с двадцати
шагов, его расстреляли. Прочих членов террористической группы тоже.
- Откуда Вы узнали об этом? - спросил Юрий.
- От одного из моих подопечных в Казанской больнице. Это был бывший
чекист, принимавший участие в операции с Мальчиком. Он на самом деле сошел с
ума. Иногда на него находило просветление, и он рассказывал много
интересного. Жаль, никто не записал его рассказы.
- И много было таких мальчиков?
- Этого никто и никогда не узнает. А зачем подсчитывать?
- Для справедливости.
- Никакой справедливости не было, нети не будет. Достаточно знать, что
такие мальчики были. А если даже их и не было, их надо выдумать.
- Зачем?
- Чтобы будущие Сталины принимали в расчет возможность их явления.
Честный человек должен убить Сталина
Чекист А.Х.Артузов, который был начальником контрразведки, сам стал
жертвой сталинских репрессий. В 1938 году он был казнен. Перед казнью он
написал кровью на стене тюремной камеры такие слова: Честный человек должен
убить Сталина. А.Антонов- Овсеенко, автор книги Портрет тирана (1980), из
которой я узнал об этом факте, написал по поводу приведенных слов Артузова,
что ни одного честного человека на Сталина не нашлось. В этом утверждении
два пункта вызывают у меня возражения.
Во-первых, употреблять критерии морали в такого рода ситуациях
бессмысленно. Нельзя обвинять в нечестности, например, таких людей, которые
сознательно служили Сталину и вместе с ним творили свое кровавое дело. А с
другой стороны, если верна гипотеза А.Авторханова, будто Сталин стал жертвой
заговора Берии и Маленкова (Загадка смерти Сталина, 1976), то вряд ли на
этом основании этих сталинских палачей можно отнести к числу честных людей.
Во-вторых, если Антонов-Овсеенко хотел своим замечанием сказать, будто
никто не планировал убить Сталина, то это фактически неверно. Нет надобности
говорить о том, какое огромное место в дореволюционной России занимал
индивидуальный терроризм. Советская история началась с покушения на самого
Ленина и с убийства Урицкого. После революции убийство людей стало настолько
обычным делом, что было бы странно, если бы не появились люди, думавшие о
покушении на вождей. Такие люди появлялись. Николаев, убивший Кирова в 1934
году, был использован Сталиным, но к идее покушения на Кирова он пришел до
этого и независимо от этого. Он хотел стать новым Желябовым (А.И.Желябов-
один из создателей Народной воли, организатор покушений на царя Александра
Второго, повешен в 1881 году). И я ему верю, так как сам преклонялся перед
народовольцами, включая Желябова. Покушение на Молотова в Пркопьевске в 1934
году на самом деле имело место. Еще в 1928 году террористы устроили два
взрыва в здании ОГПУ на Лубянке.
Сталин становится объектом внимания с точки зрения возможного покушения
лишь с того момента, как он стал фигурой номер один в советском руководстве.
В намерении убить Сталина обвинялись очень многие, включая Каменева,
Зиновьева, Бухарина, Тухачевского, Рютина, Енукидзе, Мдивани и т.д. И было
бы наивно думать, будто никому не приходила в голову мысль осуществить это
на деле. Разоблачались десятки террористических групп, и не все они были
фиктивными. Так, в 1935 году группа студентов в Горьком планировала
покушение на Сталина. Они не осуществили свое намерение, но они его имели.
Они собирались совершить покушение во время первомайской демонстрации в 1936
году.
Я сам с несколькими моими товарищами (нас было четверо) замышлял
убийство Сталина в 1939 году. Наш замысел был наивен и практически
неосуществим. Но страстное желание убить Сталина у нас было. Мы готовы были
пожертвовать жизнью ради этого. Более того, мы готовы были пойти на заведомо
безуспешное покушение, лишь бы факт такого покушения стал широко известным.
Мы собирались совершить покушение во время демонстрации на Красной площади.
О горьковских студентах и других террористических группах мы не знали.
Вариант покушения во время демонстрации напрашивался сам собой как
единственно доступный для нас. Наши намерения не реализовались по целому
ряду причин. В том же году я был арестован за выступление против культа
Сталина. Мне случайно удалось бежать. Целый год я бродяжничал по стране,
скрываясь от преследования, - был объявлен всесоюзный розыск, как я узнал
впоследствии. Наконец, мне удалось скрыться от голода, нищеты, преследования
и одиночества в армии. Во время моих скитаний и в последующие годы мне
неоднократно приходилось встречать молодых люд ей, мысли которых в отношении
Сталина были сходны с моими. Могу упомянуть в качестве примера Александра
Макарова. Он был комсомольским работником в Грузии, был лично знаком с
Василием Сталиным, страстно ненавидел Сталина и готовил на него покушение в
Грузии.
До смерти Сталина тайная антисталинистская пропаганда была основным
делом моей жизни. После доклада Хрущева на XX съезде партии, положившем
начало официальной десталинизации страны, все вдруг стали превращаться в
антисталинистов, и мой антисталинизм утратил смысл. К этому времени я уже
выработал мое понимание коммунистического общества. Я понял, что причины зол
советской жизни надо искать не в Сталине и его сообщниках, а в самом
коммунистическом социальном строе. Но интерес к Сталину и ко всему, что
связано с его именем, у меня сохранился.
В хрущевские годы мне приходилось встречать людей, которые провели
много лет в сталинских лагерях за подготовку покушения на Сталина. В
частности, в это время я узнал, что почти одновременно со мной в институте,
где я учился в 1939 году (это был Московский Институт Философии, Литературы
и Истории, сокращенно - МИФЛИ), был арестован студент Романов. Его обвинили
в участии в заговоре против Сталина. Он провел в тюрьмах и лагерях 18 лет.
Разумеется, в большинстве случаев такие обвинения юридически были
несостоятельны. Но были и обоснованные обвинения. И кто знает, сколько
тайных замыслов убить Сталина остались невыявленными?! Они канули в вечность
вместе с их носителями. Дело не в том, что не нашлось людей, мечтавших убить
Сталина и что-то делавших для этого. Они были. Дело в том, что им не удалось
выполнить свои намерения по независящим от них причинам.
Проблема покушения на Сталина не есть проблема морали вообще. Она есть
часть более грандиозной проблемы - проблемы понимания сталинской эпохи.
Важнейшим препятствием на пути объективного понимания этой эпохи является не
столько недостаток фактов, сколько ошибки в методах понимания. В частности,
сегодняшнее знание и понимание прошлого переносят на само прошлое так, будто
оно должно было бы восприниматься таким образом самими деятелями прошлого.
Но реальным фактором истории было не то, как и что люди думают о прошлом
теперь, а то, как люди тогда понимали и переживали факты своей истории,
какие у них были намерения и возможности. Ошибочно с критериями настоящего
судить о поведении людей в прошлом. Я, например, стал уже в 16 лет
антисталинистом. Но произошло это не потому, что я знал о масштабах
сталинских репрессий и возмущался ими. Я об этих репрессиях знал ничтожно
мало. Особых сомнений в том, что писали газеты и говорили пропагандисты о
врагах народа, у меня не было. Я не относился к этому с полным доверием, но
и не стремился их опровергать. Я не разделял общих эмоций по поводу
процессов тридцатых годов. Но они и не затронули меня в смысле формирования
моего мировоззрения. Последнее сложилось под влиянием наблюдений за жизнью
окружающих людей и личной бытовой неустроенности. То же самое было с моими
единомышленниками. Мы рано заметили, что вместо обещанного земного рая
получается земной ад, и, не умея еще понять сущность и закономерность
происходящего, мы персонифицировали причины зла в личности Сталина. У меня
вызывало протест также обожествление Сталина. Вначале я вообще не думал о
том, справедливо это или нет. Если бы даже Сталин на самом деле был таким,
как его изображали, я все равно стал бы протестовать против его культа.
Сатана, восставший против Бога, был одним из героев моей юности. Все те
молодые антисталинисты, которых мне приходилось встречать в юности, стали
таковыми не из-за репрессий. И я лично не встречал ни одного человека,
пережившего репрессии, который стал бы убежденным антисталинистом. Мой друг
по институту Андрей Казаченков, от которого я в 1939 году больше всего узнал
орепресси-ях, не был антисталинистом.
Сталина, конечно, стоило убить. Но те, кто могли- это сделать, не
хотели, а те, кто хотели, не могли осуществить свое намерение практически.
Даже одни и те же лица оказывались в таком положении. Возьмите того же
Артузова. Он призвал к убийству Сталина лишь тогда, когда сам оказался его
жертвой. А что он думал до этого? Он-то прекрасно знал, что вытворяли Сталин
и его подручные. Он сам был в их числе. Не попади он в число жертв, вряд ли
он высказал бы слова насчет убийства Сталина. Антонов-Овсеенко рассказал о
бывшем комсомольском работнике, который однажды ехал в лифте вместе со
Сталиным. У этого человека в кармане был пистолет. Находясь в лагере, он
вспомнил этот момент и пожалел о том, что не воспользовался случаем и не
убил Сталина. Опять - так он подумал об убийстве, когда стал жертвой и уже
не мог это сделать. .
Нужно принимать во внимание психологию и идеологию тех, кто имел доступ
к Сталину. Орджоникидзе, например, был прекрасно осведомлен о преступлениях
Сталина. Он знал, что и ему несдобровать. Он покончил с собой. А ведь мог бы
запросто пристрелить Сталина. Почему он это не сделал? Потому что для него
Сталин был не просто отдельный человек, но существо, аккумулировавшее в себе
новое общество, созданию которого посвятил жизнь Орджоникидзе. Сталин стал
олицетворением и символом идеалов партии. Таким же было отношение к Сталину
и большинства деятелей той эпохи. Они ненавидели его лично. Но его
историческая функция их завораживала. Киров знал заранее, что его убьют. И
все же он отказался от претензии на пост Генерального секретаря и вроде бы
выдал Сталину тех, кто прочил его на место Сталина. Нельзя объяснять такое
поведение глупостью, трусостью, холуйством и прочими качествами такого же
рода, которыми разоблачители наделили чуть ли не всех сподвижников Сталина.
Киров, как и Орджоникидзе, знал о положении в стране и в системе власти. Он
понимал, что задача руководства страной в тех условиях была ему не по плечу.
Она была тем более не по плечу прочим сторонникам и противникам Сталина. Они
все в гораздо большей мере добровольно наделили его диктаторской властью,
чем подчинились насилию. Насилие тут сыграло роль организации
добровольности. Главным фактором, позволившим Сталину приобрести огромную
власть и злоупотреблять ею, были не преступные качества Сталина, а
объективные условия в стране и в системе власти в то время. Это создавало
определенную психологическую атмосферу, не способствовавшую идеям покушения
на жизнь Сталина в верхах общества. Такая идея могла зародиться лишь в самых
низах общества, причем - в среде образованных молодых людей. В верхах же к
ней могли прийти лишь после того, как историческая роль Сталина была
сыграна, и сталинизм исчерпал себя. Если бы Сталин был убит его бывшими
соратниками, то это был бы не террористический акт, а верхушечный переворот
внутри самой системы власти.
Наконец, Сталина не так-то просто было убить по причинам чисто
техническим. Уже в конце двадцатых годов в органах было создано специальное
управление по охране членов правительства. У каждого члена Политбюро были
телохранители во главе с особым комиссаром охраны. Охрана Сталина была
такая, какой не было ни у царей, ни у королей, ни у президентов. Добавьте к
этому отсутствие оружия у населения, секретность маршрутов вождя, тщательный
отбор людей в местах его появления. В 1936 году членов партии лишили права
носить оружие. Наше покушение, которое мы сначала планировали на 7 ноября
1939 года, пришлось перенести на 1 мая следующего года главным образом
потому, что у нас не было никакого оружия, если не считать испорченный
пистолет без патронов. На это же жаловались и другие потенциальные
террористы.
Общие условия жизни в стране были такими, что была исключена
деятельность, неподконтрольная окружающим людям и властям в течение
достаточно большого промежутка времени. Так, руководитель нашей
террористической группки (его звали Алексеем, это все, что мы о нем знали)
пару ночей спал на полу
на кухне в нашей квартире, и это обеспокоило соседей. Они, конечно,
донесли в милицию. Потом Алексей ночевал в сарае моего друга Бориса
Езикеева. Соседи донесли и на этот раз. К тому же в сарае было холодно. И
есть было нечего, - мы сами жили впроголодь. Алексей устроился не то
сторожем, не то истопником где-то под Москвой. Наши встречи стали более
редкими. Это ослабило нашу решимость, что послужило одной из причин того,
что я легко поддался на провокацию и обнаружил мой антисталинизм публично.
После моего ареста Алексей исчез бесследно.
До сих пор доминирует тенденция делить население страны на небольшую
группу палачей во главе со Сталиным и массу невинного населения обманутого и
запуганного палачами. И даже те, кто пострадал за реальные выступления
против Сталина и его деяний, были склонны изображать из себя невинные
жертвы, осужденные по ложным доносам. А те, кто рассказывал о разоблачениях
заговоров против Сталина, на первый план выдвигали аспект фальсификации,
игнорируя скрытую антисталинскую подоплеку Так что историкам еще только пред
стоит в будущем начать объективное изучение той борьбы против Сталина и
сталинизма, которая происходила в недрах советского общества в самые мрачные
годы сталинизма. Подлинные герои в этом отношении суть не Хрущев и его
приспешники и тем более не Горбачев с оравой смельчаков, наживавшихся за
счет нападок на Сталина и его эпоху, а безвестные одиночки, которые с риском
для жизни и бескорыстно трудились в недрах общества над разрыхлением основ
сталинизма.
Звездный час
В девятом классе одной из московских школ в 1939 году произошел
скандал. Ученики писали сочинение на тему Мой герой. Задание заключалось в
том, чтобы описать, какую историческую личность любит ученик и почему.
Половина класса избрала в качестве такой личности, естественно, Сталина. На
втором месте по выбору учеников шел Ленин. Один ученик выбрал героя
Гражданской войны Чапаева, один - Дзержинского, один - Маркса. О дна ученица
выбрала Розу Люксембург, одна - Долорес Ибаррури. Все это было в порядке
вещей. То, что не все ученики выбрали Сталина, было допустимо и заранее
согласовано с соответствующими ответственными лицами и инстанциями. Но общую
гармонию нарушил Мирон Кротов. Он избрал в качестве любимых исторических
персонажей целую группу революционеров-террористов, включая Халтурина,
Желябова, Каракозова, Перовскую, Сазонова и Александра Ульянова. Против
самих этих личностей вроде бы возразить ничего нельзя было. Они почитались
как герои. Их именами названы улицы городов. Но почему Кротов выбрал именно
их, если известно, что большевики во главе с Лениным осудили индивидуальный
террор?! А самое скандальное заключалось в том, что именно Кротов написал о
них и о своем отношении к ним. Он написал, что с этих революционеров
началась настоящая борьба против самодержавия, и если бы он, Кротов, жил в
то время, то он был бы вместе с Александром Ульяновым, даже заранее зная,
что индивидуальный террор не пригоден как метод социальной борьбы. Почему с
Александром, а не с Владимиром Ульяновым?!
Собрали комсомольское собрание класса, затем - классное собрание. Но
они только запутали дело. Кротов аргументирование отвергал всякую критику в
свой адрес. Если он любит народовольцев, из этого не следует, что он не
любит других. Это всего лишь сочинение. И речь идет лишь об эмоциях, а не о
рациональном мировоззрении. Нельзя же все писать одно и то же. Вон Чурбаков
выбрал Чапаева. Это не значит, что он не любит Ворошилова, Буденного и тем
более Сталина. А взгляды Чапаева были ничуть не лучше, чем взгляды
народовольцев. Но соученики Кротова, комсомольские вожаки, учителя и
дирекция школы чувствовали, что тут что-то не так. Выбор Чапаева вполне
объясним детской увлеченностью романтикой Гражданской войны. Но выбор
террористов!.. Партия, воздав им должное, вовсе не стремится прививать
молоде^си романтику индивидуального террора. Она его осуждает!
Дело передали в районные организации. Там посоветовали его замять,
ограничившись разъяснением установки партии в отношении к народовольцам и к
индивидуальному террору вообще. Кротову поставили плохую отметку за
сочинение, а по комсомольской линии указали на его идейно-политическую
незрелость. Комсомольцам класса поручили обратить на него
особое внимание. Это означало, что за ним теперь должны смотреть в оба
и обо всех его словах и поступках доносить куда следует. Он попал под
подозрение, и оно теперь будет следовать за ним до тех пор, пока он
каким-либо признанным образом не убедит окружающих в том, что он такой же,
как все, и что тот его поступок был случайным срывом.
Но Кротов уже не был внутренне таким, как все. И тот незначительный на
первый взгляд его поступок был непроизвольным проявлением его как личности
исключительной, как отклонения от норм среднего индивида коммунистического
общества. Его окружение почувствовало это сразу и стало принимать меры к
тому, чтобы помещать ему развиться в нечто из ряда вон выходящее. Оно лишь
не подозревало о том, какого типа исключение и отклонение от норм зрело в
нем. Если бы оно это могло предвидеть, то Кротова раздавили бы в самом
начале его эволюции. Но, к счастью, чужая душа - потемки, как утверждает
народная мудрость.
Таких людей, как Кротов, уже в тридцатые годы стали называть
отщепенцами. В массе граждан они стали появляться как редкое исключение. Но
появление их было столь же закономерным, как и требуемое осреднение граждан.
В семье не без урода, гласит та же народная мудрость. Невозможно
проследить,как именно происходит формирование физического и нравственного
урода. Можно лишь констатировать это как факт, когда признаки уродства уже
нельзя скрыть. А в случае с идейным уродством этот процесс еще более глубоко
спрятан, уродство вообще может не проявиться внешне или проявиться лишь
однажды, породив недоумение окружающих: откуда, мол, взялось такое
чудовище?! И окружение урода выносит приговор самому себе: проглядели!
Взять хотя бы случай Кротова. Он родился и вырос в семье, каких
миллионы. Жизнь была тяжелой. Но она была такой для миллионов других. Он ел
ту же пищу, что и другие дети. Играл в те же игры. Читал те же книги. Ходил
в ту же школу. Учился тому же, что и другие. Но уже с детства где-то в
глубинах его души наметился сдвиг, который потом превратился в пропасть,
отделяющую его от прочих. Почему? Может быть чуть повышенное чувство
справедливости и сострадание к несчастьям других. Может быть повышенное
чувство собственного достоинства, повышенная нетерпимость к насилию,
стремление к независимости. По отдельности ничто не дает объяснения. Лишь
совокупность бесчисленного множества Факторов незаметно делала свое дело. В
школе учеников учили тому, что во всех обществах прошлого имело место
неравенство, насилие, эксплуатация одних люд ей другими. В нашем
замечательном обществе, говорили им, этого уже нет. А так ли это на самом
деле? Он своими глазами видел бесчисленные факты именно того, что
приписывали прошлому. Другие видели тоже. Но они относились к виденному
иначе, чем он. Они принимали это к сведению и думали о том, как бы получше
устроиться в этом реальном мире. А он был поражен этим. И это его недоумение
и возмущение вошло в его пока еще незримую натуру. В школе их учили тому,
что лучшие представители рода человеческого боролись против
несправедливостей, насилия, неравенства, эксплуатации. Все относили это к
прошлому. Никто не помышлял, чтобы стать такой личностью в новом обществе. А
он постепенно начал воображать себя таким революционером и борцом в своем
обществе, революционером нового типа, борцом против язв нового общества.
Однажды он сделал для себя величайшее открытие своей жизни: советское
общество обладает всеми теми недостатками, какие приписывают классовым
обществам прошлого и в странах капитализма, значит, и он, Кротов, имеет
возможность стать таким же революционером, как и его любимые исторические и
литературные герои, в числе которых оказались и русские народовольцы. Это
открытие стало самой сокровенной тайной для него. Он буквально упивался им.
Оно придало ему самосознание исключительной личности, предназначением
которой должно стать совершение каких-то выдающихся подвигов и гибель в
борьбе против зла. Он перечитал десятки книжек о героях Народной воли. Эти
люди оказались настолько близкими ему по духу, что он стал чувствовать себя
одним из них.
Его семья жила в маленькой комнатушке в старом, полуразвалившемся доме.
Так жили почти все его знакомые. Учить уроки дома было негде, и он стал
заниматься в библиотеке-читальне. Там всегда можно было найти место за
столом. Было много книг, и ему разрешали выбирать все, что его привлекало. А
главное - на площадке около туалета всегда собиралось множество ребят и
девочек. Говорили обо всем на свете. О фильмах. О книгах. О событиях в мире.
Читали стихи своего сочинения. Кротов тоже сочинял и тоже читал. Его стихи
казались странными и непонятными слушателям. Никто ими не восторгался. Лишь
тогда, когда он свои стихи выдавал за произведения известных поэтов,
слушатели говорили, что стихи замечательные, но что Кротов читает их плохо.
Кротов на это не обижался. Стихи он сочинял потому, что это ему легко
давалось. Поэтом быть он не собирался. У него было другое жизненное
призвание.
Однажды в этом околотуалетном литературном клубе появился мальчик по
имени Борис Зыкин. Он сочинял стихи, вызывавшие всеобщие восторги.
Восхищался его стихами и Кротов. Они подружились. Встречались почти каждый
день. Бродили по улицам.
- Я знаю поэзию, - сказал как-то Борис. - Сам могу сочинять, и не
плохо. Но все, что сочиняю я и другие, есть чепуха. Это не поэзия, а