ковал несколько бесцветных литературно-критических статеек и стал за это членом Союза писателей. Федорова читает удручающе серые и скучные лекции от своего общества, зарабатывает большие деньги и дает возможность подработать знакомым, меняет любовников чуть ли не каждый месяц. При всем при том многие из такого рода интеллектуалов воображают себя критиками и жертвами режима. Где-то и как-то в своих сочинениях и выступлениях они показывают кукиш в кармане. Им кажется, что они - мужественные борцы против язв советского общества. В отличие от диссидентов они якобы не лезут на рожон, якобы действуют разумно и думают о будущем. Они чувствуют себя жертвами, поскольку то, что им удается урвать от общества, не соответствует их мнению о себе и их аппетитам. Недавно в комбинате появился новый сотрудник Сергей Миронов. Он назвал эту категорию интеллектуалов якобы расстрелянными. Они хотят иметь все блага общества и ничем не рисковать, но слыть при этом отважными борцами за прогресс, против несправедливостей, против тирании и т.п. Эти люди органически чужды Чернову. Но где взять других? Сначала болтали о всяких пустяках, острили, рассказывали анекдоты и смешные служебные истории. - У нас, - сказал Ложкин, - решили наладить производство труб для газопровода и утереть нос ФРГ, откуда эти трубы до сих пор ввозились. Все до мельчайших деталей скопировали у немцев. Но трубы все равно лопаются. Ни одна не уцелевает. В чем дело? - В том, что эти трубы стали делать не для газа, а для того, чтобы нос утирать, - сказал Горев. - У нас с той же целью скопировали немецкие инвалидные коляски. Тоже ломаются сразу же. Но их по крайней мере можно разобрать на части и продавать на черном рынке. - Меня такие истории не удивляют, - сказал Смирнов. - Мы на самом деле не живем, а лишь имитируем жизнь. Все наше общество есть имитация цивилизации. Имитация труб для газопровода. Имитация инвалидных колясок. Имитация литературы. Имитация вина. Имитация государственных мужей. И мы с вами лишь имитируем сделанное и сказанное другими. - Не могу согласиться, - сказала Федорова. - Мы делаем много оригинального. Только мы не умеем использовать это как следует и убедить других в нашей оригинальности. Наш социальный строй не есть имитация других. - И гулаг тоже. - Это прошлое. - Не тоскуй, оно еще возвратится. - Видали, какая охрана у Портянкина, - перевел разговор на другую тему Белов. - У президента США нет такой. А ведь должно было бы быть наоборот покушения на президента суть обычное дело, а на наших руководителей никто не покушается. От них даже мух отгоняют. - Охрана у нас имеет скорее престижное значение, чем охранное, сказала Федорова. - Я бы не сказал этого, - возразил Смирнов. - Если охрану ослабить, сразу начнутся покушения и на наших вождей. Психов и у нас хватает. Вспомните лейтенанта Ильина! - Но он же в космонавта стрелял, - сказала приятельница Сидорова. - Он хотел стрелять в Брежнева, - сказал Ложкин. - По его сведениям это должна была быть машина Брежнева. Но брежневская машина в последний момент изменила маршрут и въехала в Кремль в другие ворота. - Откуда у Ильина были сведения о порядке следования машин? - Почему Брежнев поехал в другие ворота? - Как Ильин попал в Кремль, да еще близко от того места, где должен был вылезать из машины Брежнев? - Странно, что не было покушения на Хрущева, - сказала жена Белова. - А ведь он шлялся по белу свету почти без охраны. И попасть в него из пистолета было легко, он же такой толстый был. - Он хотя и толстый был, зато подвижный, - сказала Федорова. - Он все время суетился, менял положение в пространстве. - А на Брежнева было на самом деле два покушения, - сказал Ложкин. - Об одном вы знаете. Оно было скорее неудачной проделкой самого Брежнева и КГБ. Так что его и за покушение-то считать не стоит. Но вот второе было настоящее, причем - особенное. Рассказать? - Если уж начали врать, так пойдем до конца! Давай! - Сколько в нашем столетии было покушений, которые считались покушениями века! Но совершалось новое покушение, и прежние покушения века теряли свой статус. А почему? Да потому что все они были с изъяном, в них всегда чего-то не хватало. Убийство эрцгерцога Фердинанда имело последствием первую мировую войну, зато личность убитого была ничтожной. В случае покушения на Ленина личность- была огромной, зато последствий никаких. Убийство Кеннеди. И личность не очень большого масштаба, и последствия ничтожные. Короче говоря, все покушения, имевшие место в прошлом, можно квалифицировать от силы как покушения года, месяца или недели, но никак не века. К тому же все они не внесли ничего принципиально нового как в теорию, так и в практику покушений. Но все же в наше время имело место одно покушение, которое по всем параметрам могло бы считаться не только покушением века, но даже тысячелетия. Могло бы, если бы стало широко известно и если бы в мире существовала справедливая оценка масштабности событий. Оно связано с именем Брежнева. Этому эпохальному ничтожеству, вообразившему себя самой значительной личностью на планете, захотелось в своей биографии иметь свое покушение века. У Ленина было покушение. В американских президентов стреляют. А чем он хуже их?! Орденов у него побольше, чем у всех у них вместе взятых. Пора и ему стать объектом мировой сенсации. Но так, чтобы безопасно для жизни. Чтобы мир содрогнулся от ужаса, чтобы это стало покушением тысячелетия. Но чтобы даже волос не пал с его головы. Задумались брежневские холуи над этой эпохальной проблемой. И нашли таки гениальное решение: Организовать покушение, но так, как будто бы никакого покушения и не было совсем. И с этого момента . началась новая эпоха в "истории покушений: они превратились в оздоровительные меры, имеющие целью продление жизни личностей, предназначенных для покушений. Особенность этого покушения тысячелетия состояла в том, что оно было покушением не на жизнь, а на смерть исторической личности. Любой ценой сохранить и продлить жизнь объекту покушения, наказать его не смертью, а жизнью, чтобы он стал всеобщим посмешищем, - что может сравниться с такой карой?! После рассказа Ложкина опять началась оргия злословия по адресу Брежнева. Кто-то сказал, что после смерти Брежнева с него сдерут шкуру и набьют ее опилками, и это чучело будет продолжать управлять страной, причем -лучше, чем живой Брежнев. - А может быть это хорошо, что у нас такие чучела выбираются на вершины власти, - сказала Федорова, когда запас шуток иссяк. - Если к власти придет молодой и не в меру инициативный руководитель, нам тогда совсем житья не будет. - Это маловероятно, - сказал Петров. - Если они там на верху проглядят такого ловкача и допустят его до власти, они же первыми станут его жертвами. Они же понимают это. - Понимают, - сказал Белов. -- Да не все в их власти. Сталина ведь тоже не хотели допустить, а он все-таки всех обвел вокруг пальца. - Вот умрет Брежнев, придет со временем к власти новый сталинообразный вождь, и люди будут вспоминать брежневские годы как золотой век нашей истории. - Пусть будет хуже, лишь бы этот золотой век проходил быстрее, сказал Ножкин. Дело На городском совещании под каким-то мудреным названием, но фактически посвященном борьбе с диссидентами от обкома партии присутствовала Маоцзедунька. Когда в обкоме решали, кого послать на это совещание, секретарь по идеологии, видевший в Маоцзедуньке конкурента на пост первого секретаря, сказал, что Елкина, насколько ему известно, является крупным специалистом по свиньям, а не по вопросам идеологии. Петр Степанович Сусликов соизволил по сему поводу слегка пошутить, сказав, что не видит большой разницы между диссидентами и теми существами, специалистом по которым является Евдокия Тимофеевна. На совещании Маоцзедунька выступила с речью, смысл которой свелся к следующему: все диссиденты суть наймиты ЦРУ, давить их, гадов, надо! Речь напечатали в Партградской правде с фотографией Маоцзедуньки на трибуне, с поднятой рукой и с широко развестой пастью. Чернов прикрепил фотографию на стену и целый вечер Плевал в нее пережеванными кусочками бумаги. В конце концов он научился с расстояния в три метра попадать точно в центр физиономии Маоцзедуньки. Как все было бы упрощено, если бы он мог выплевывать гранату метров на десять хотя бы! Отпуск Чернов решил посвятить своему Делу. Он поехал в Красноармейский район, где он родился и вырос и где Маоцзедунька начала свою блистательную карьеру. Переговорил с десятками людей, знавших ее, и записал их показания. Под видом писателя, собирающегося писать книгу о Маоцзедуньке, посетил райкомы комсомола и партии, где ему позволили заглянуть в архивные документы. У него стала вырисовываться более или менее ясная картина жизнедеятельности Маоцзедуньки. Маоцзедунька Природа не наделила Дуньку Елкину никакими не то что выдающимися, но даже средними интеллектуальными и творческими способностями. Зато она наделила ее смазливой физиономией и выдающимися женскими формами, которые развились у нее уже к четырнадцати годам и сводили с ума всех окрестных ребяти мужиков. Завистливые подружки говорили ей, что с такой мордашкой и такой задницей, как у нее, о будущем беспокоиться нечего. Большим человеком стать может, если сумеет как следует распорядиться таким богатством. Помимо качеств партградской Мерилин Монро, Дунька рано обнаружила способность напропалую врать, изворачиваться, вылезать сухой из воды и облаивать всякого, кто пытался в чем-то ее уличить или упрекнуть. Родители иногда слегка поругивали ее за это, но в глубине души гордились ею и радовались тому, что эта стерва за себя постоять сумеет и свое в жизни не упустит. Дунька с грехом пополам окончила семь классов деревенской школы и собиралась на этом прекратить дальнейшее образование, намереваясь окрутить какого-нибудь офицеришку из воинских частей, в изобилии разбросанных по области. Но родители решили во что бы то ни стало вывести ее в люди. Отец зарезал поросенка, присоединил к нему бутыль самогона и отвез Дуньку в Красноармейск, в сельскохозяйственный техникум. Поросенок и самогон произвели должное впечатление на директора техникума, и он зачислил Дуньку в студенты, игнорируя школьное свидетельство о более чем скромных ее успехах в учебе. История не сохранила никаких свидетельств о первой, чистой, девической любви Дуньки. Да и сама она во время приступов пьяной откровенности признавалась, что никакой такой первой любви у нее вообще не было, и что разговоры о некоей чистой любви суть старушечьи сказки. Был у нее, конечно, первый мужик. Но она толком не помнит, как все это случилось. Случилось, и все тут. Потом были другие. Были молодые, сопливые. Были и взрослые. Во всяком случае, в техникуме она уже считалась среди девчонок авторитетом по любовным делам. Училась в техникуме она не лучше, чем в школе. Но отметки ей ставили хорошие. Соученики злословили по ее адресу, что она хорошие отметки зарабатывала не головой, а местом ей противоположным. В пятнадцать лет она вступила в комсомол и стала проявлять активность. Научилась болтать на собраниях в том духе, как это требовалось, обличать, кого следовало, лебезить перед начальством и вообще перед всеми, кто мог быть полезен, делать открытые и тайные доносы. Ее считали стукачом, а она даже не утруждала себя опровержением слухов. Уже в техникуме у Дуньки зародились тщеславные мечты. Родись она в США, жаловалась она подружкам, она стала бы звездой в Голливуде. А тут она вынуждена прозябать в каком-то паршивом техникуме, изучая коров, свиней, овец и прочую скотину. Но она свое еще возьмет! Она еще вырвется на районный уровень, а то и на областной! После техникума Дуньку направили в лучший в области совхоз, расположенный поблизости от Партграда. Чтобы добиться такого распределения, ей пришлось переспать по крайней мере с десятком лиц, от которых зависело это. В совхозе она проявила полное равнодушие к профессиональным обязанностям и с головой окунулась в амурные делишки и комсомольскую работу. Ее выбрали секретарем комсомольской организации, лишь бы она не совала нос в коровники, свинарники, конюшни. В течение пары месяцев она соблазнила директора совхоза, который был старше ее на пятнадцать лет. Директор бросил из-за нее старую жену с двумя детьми и женился на Дуньке. Скандал замяли благодаря помощи секретаря райкома партии, который был приятелем директора и стал теперь частенько появляться в совхозе. С какой целью - это было ясно даже курицам. В совхозе Дунька вступила в партию, получила первую медаль и первый орден за выдающиеся трудовые успехи. Когда она появлялась на людях с наградами, люди между собою язвили, что награды Дуньке следовало бы повесить на том месте, каким она их заработала. Вслух об этом говорить побаивались, так как у Дуньки рука в верхах, и за такие разговорчики могли запросто влепить срок как за антисоветскую агитацию и клеветнические измышления. В 1963 году Дуньку избрали секретарем райкома комсомола, секретарь райкома партии хотел иметь ее поближе к себе. Ее муж к этому времени спился, не выдержав ее любовных приключений, запутался в каких-то махинациях и угодил в тюрьму. Хотя женихов было более чем достаточно, Дунька вновь выходить замуж не торопилась. Она решила посвятить себя делу служения комсомолу и партии. Через год она перешла на работу в райком партии, сначала - инструктором, затем - заведующим отделом. Когда ее покровитель поднялся в обком партии, Дунька заняла его место. На посту секретаря райкома партии она протрубила шесть лет, заработала еще орден и несколько медалей и стала известной фигурой в области. В этот период Маоцзедунька сформировалась как способный партийный руководитель, можно сказать - как народный вождь. Она окончила заочную партийную школу, не удосужившись прочитать ни одной марксистской книги. На сей раз она использовала не свои природные данные, от которых осталось лишь одно воспоминание, а свое положение хозяйки района, снабжая работников школы продуктами подвластного ей района. Ее руководящим принципом был такой: Сам живи и давай жить другим. И надо признать, что годы, когда она была хозяйкой района, как рядовые граждане района, так и руководящие лица вспоминали как золотой век местной истории. Она наладила дело так, что и государственные планы и поставки выполнялись и перевыполнялись, и людям кое-что перепадало. Она не просто брала, а хапала взятки. Но и сама не скупилась. Ее район фактически превратился в даровую продовольственную ферму для партградского руководства и место, где оно обзаводилось почти даровыми дачами. Разумеется, и она имела для себя от этого немало. За эти годы Маоцзедунька удвоилась в весе и превратилась в вульгарную, самоуверенную бабищу, в которой невозможно было узнать былую Мерилин Монро района. Но теперь ей былые прелести уже были без надобности. Они сыграли свою роль, уступив место другим не менее ценным качествам. Став уверенно на путь партийной карь еры и развернув во всю мощь свои способности деляги, хапуги и махинатора, она познакомилась с человеком, который подошел ей по всем статьям. Это был работник торговой сети, считавшийся одним из самых богатых и влиятельных дельцов в Партграде. Они поженились и объединили усилия. Жить друг другу они не мешали. Постепенно Дунька прибрала его к рукам и превратила в своего слугу и подручного. В 1976 году начался подъем Маоцзедуньку на высоты власти на областном уровне. Используя репутацию и связи, приобретенные за годы работы в районе, Маоцзедунька перебралась в сам Партград, сменила ряд должностей и закрепилась в конце концов в обкоме партии на должности заведующей сельскохозяйственным отделом. Именно в это время московские интеллигенты, работавшие в колхозах области во время уборки урожая, прозвали ее Маоцзедунькой. Она об этом прозвище знала и гордилась им. В отличие от прочих руководителей области, Маоцзедунька была яркой личностью. Она играла роль клоуна вроде той, какую при Сталине играл Хрущев. Одновременно она высказывала такие суждения, за которые другой немедленно полетел бы со своего поста. А у нее это сходило за чудачества и непосредственность. Над ней подшучивали, но беззлобно. Ее даже любили, - она была своя. Она тут выросла, тут сделала головокружительную по местным масштабам карьеру. На то, что под ее руководством сельское хозяйство области пришло в еще более жалкое состояние, чем раньше, никто не обращал внимания: оно и без нее пришло бы в это состояние, а то и еще похуже. Она часто появлялась среди крестьян и рабочих. Была не прочь выпить и поболтать на любые темы, по ее словам - не как партийный руководитель, а как человек с человеком. За это ее особенно любили: болтать не работать. Она ко всем, включая женщин, обращалась мужики. Ни при каких обстоятельствах не теряла оптимизма и уверенности. Во всех трудных ситуациях она говорила: А ну, мужики, нажмем! Преодолеем! Нам не привыкать! И не такое видали!. Все знали, что она не забывала себя, родственников и друзей. Ее дом и дача были битком набиты ценными и дефицитными вещами. Ей это прощали - кто в наше время не использует свое положение в корыстных интересах?! Все знали также о том, что она была отъявленная конъюнктурщица. И это прощали ей - кто в партградском начальстве не был таков?! Миронов Сергей Миронов поступил на работу в Протезный комбинат почти одновременно с Черновым. Его прозвали Социолухом, поскольку по профессии был социологом, а в комбинате занимался делами, которые всеми сотрудниками комбината считались чепухой. До Партграда он жил, учился и пару лет работал в Новосибирске, где его отец заведовал секретной лабораторией. Отца назначили директором Атома, и Миронов перебрался с родителями в Партград. Отец устроил ему двухкомнатную квартиру и обеспечивал всем необходимым для благополучной жизни. Как холостяк с отдельной квартирой и с деньгами, красивый и здоровый парень, интересный собеседник и легкий в обращении человек Миронов имел успех у женщин и считался первым бабником в комбинате, но жениться и обзаводиться детьми не спешил. Чернов сразу почувствовал в Миронове собеседника равного интеллектуального уровня, сдружился с ним, стал часто бывать у него дома. - Я не разделяю ни лозунгов, ни форм поведения диссидентов, - сказал Социолух в первую же встречу с Черновым. - Они поддерживаются с Запада и работают фактически на Запад. Думаешь, случайно там превозносят их, создают им паблисити? - А почему ты не допускаешь, что они искренне выражают протест против мерзостей нашей жизни и хотят улучшений ее? - спросил Чернов. - Я не отвергаю такую возможность. Но это не опровергает мое утверждение. Важно не то, что они такое субъективно, а то, кому и чему они служат объективно. Идет война между Западом и советским блоком. Хотя эта война и является холодной, она ведется по законам большой войны. Запад ведет идеологическую атаку на нас. И диссиденты осуществляют ее практически. Это - пятая колонна Запада в нашей стране. - Значит, расправа с ними справедлива? - При чем тут справедливость? Как поступают с теми, кто в войне действует в пользу врага? - Это позиция властей и КГБ. - Наши власти и КГБ должны защищать интересы страны. А как же иначе? Ты хочешь, чтобы диссидентам предоставили у нас свободу действий и прославляли? Тогда они в течение нескольких лет развалят страну. Я думаю, что наши власти слишком вяло и непоследовательно борются с западной пропагандой. И это будет одной из причин того, что мы холодную войну проиграем. - Ты призываешь сотрудничать с властями? - Ни в коем случае! Я объективно анализирую ситуацию и стараюсь предвидеть будущее. - Что ты предлагаешь сам? - Прежде чем выдвигать какую-то программу преобразования общества, надо изучить научно, что из себя это общество представляет, каковы объективные тенденции его эволюции и какова ситуация в мире. В наше время ошибочно рассматривать внутренние проблемы изолированно от положения страны в мире. Надо создавать свою, отечественную оппозицию, выражающую потребности и интересы нашей страны, а не вливаться в ряды прислужников Запада, Обрати внимание, кого нам, русским, навязывают с Запада в качестве идейных вождей?! Солженицына, Сахарова. Я думаю, что это делают умышленно, с целью занизить интеллектуальный уровень нашей оппозиции и придать ей исключительно разрушительный характер. Нас стараются вернуть назад или повернуть в сторону Запада. Запад навязывает нам чуждые нам идеалы. - Но диссиденты хоть как-то борются против недостатков нашего общества. - Не одни диссиденты борются. - А кто еще? - Все. - Что ты имеешь в виду? Поясни! Бунт в помойке Было бы грубой ошибкой думать, будто советские люди абсолютно покорны и не ведут никакой социальной борьбы. Как раз наоборот, они постоянно находятся в состоянии борьбы. Как говорил поэт, покой им только снится. Они борются с продавцами в магазинах, которые их обвешивают, с кассиршами, которые их обсчитывают, с жилищно- эксплуатационной конторой, которая тянет с ремонтом их домов, со слесарем-водопроводчиком, который деньги на выпивку взял (хотя это ему не положено), а кран не отремонтировал как следует. Они борются с официантами в ресторанах, которые часами не несут заказанную еду и дерут за это зверские чаевые, с соседями по квартире и по дому, с пассажирами в общественном транспорте, с коллегами по работе, с начальством, с хулиганами на улицах. Они борются со всеми, всегда, во всем. Они борются за коммунистический рай на земле. Они - борцы в самом широком, глубоком, точном и высоком смысле слова. Вы скажете, что это - мелкая житейская борьба, а не борьба против язв режима, за гражданские свободы и прочие возвышенные явления цивилизации? Вы ошибаетесь. Это именно они борются против язв своего общества, за лучшие условия жизни, за гражданские свободы. Только они из этого не делают сенсаций и не извлекают прибыли. Они - скромные, самоотверженные, безвестные борцы. Именно потому они суть настоящие борцы. Они не борются с Хрущевыми, Брежневыми, Андроповыми, Черненками, Портянкиными, Сусликовыми, Маоцзедуньками и прочими? Да. Но это - не их дело. С Хрущевыми борются Брежневы, с Брежневыми Андроповы. Это - дело самого начальства, а не народа. Они не борются за свободу совести? А на что она им? Хочешь молиться - молись, сколько душе угодно. Хоть лоб расшиби. Тебя из-за этого в партию не примут, из комсомола вышибут? И правильно сделают. Если ты в Бога веруешь, зачем тебе партия и комсомол? Они не борются за свободу слова? И это им не нужно. Они и без свободы болтают что угодно и сколько угодно. Их за границу не пускают? А кто их там ждет? И где на них валюты набраться? Они не устраивают демонстраций, не распространяют обращения и воззвания, не готовят обличающие документы? Тоже верно. Но они не умеют это делать, им некогда это делать, они и без этого знают, как они живут. У них свои методы борьбы. Они пишут жалобы в Книгах жалоб и предложений, атакуют письмами и анонимками учреждения власти, сами пакостят друг другу на каждом шагу, хамят, халтурят, обманывают, воруют, выкручиваются. Короче говоря, они борются все, со всеми, против всех, за все, против всего, любыми средствами и, само собой разумеется, с мизерными последствиями В нашей помойке даже прогресс кое-какой происходит. Народ давит на руководство снизу внутри предприятий и учреждений, внутри партийных организаций, в общественных местах, короче - везде, где только можно выразить протест или требование. Постепенно давление снизу доходит до верхов. Там появляются прогрессивные деятели, которые в интересах карьеры придают этому вид борьбы за улучшения. В результате проводятся какие-то реформы. На все это нужно время. Изменения в таком гигантском социальном организме, как наша страна, зависят не от того, что думают о нем отдельные критически настроенные индивиды, а от того, каковы потребности и возможности самой организации миллионов людей в единое целое. Сказанное не исключает возможности бури в нашей помойке. Я думаю, что сейчас как раз приближается такая буря. В стране созрели силы для огромного разрушительного бунта. В связи с приростом населения (а это - многие десятки миллионов людей) и изменением социальной структуры населения в послевоенные годы у нас образовалась скрытая армия безработных (потенциальных безработных) и всякого рода бездельников, главным образом - из молодых людей. Они идеологически циничны. Им не светит карьера и благополучие. Они жаждут иметь все современные жизненные блага, причем - сразу и без усилий. Они убеждены в том, что им эти блага положены по некоему прирожденному праву. Они кипят злобой, завистью, ненавистью. Они считают, будто все и все повинно в их жалкой участи. Они готовы мстить всем и всему за свою историческую неуместность и ненужность. Если найдутся инициаторы, которые направят их мысли и чувства в одном направлении, сфокусируют на некую вроде бы достижимую цель, они могут взорваться и разрушить все то, что создавалось у нас десятками лет неимоверных усилий. И такие инициаторы есть. Они уже работают. Они уводят таких людей из-под контроля властей и коллективов, дезорганизуют их сознание, проповедуют пороки Запада под видом добродетелей, чернят наш общественный строй, государственную систему и идеологию. - Помяни мое слово, - закончил Миронов свой монолог, - скоро эти силы вырвутся наружу, и у нас разразится такая смута, какой не было за всю прошлую историю. - А почему бы заранее не принять меры против нее, не предупредить ее, - сказал Чернов. - А кто будет слушать такие предупреждения, кто поверит в них?! Дело Слух о том, что Чернов собирает досье на Маоцзедуньку, дошел до КГБ. Чернова вызвали для беседы - узнать, с какой целью он это делает. Он объяснил вызвавшему его офицеру, что они с Елкиной земляки, что он знает ее еще со школы, что она интересует его как выдающаяся личность, и он хочет написать книгу о ней. - Ты мне мозги не дури, - сказал офицер КГБ. - Мы знаем, какого рода книжки теперь сочиняют. А если даже у тебя честные намерения, имей в виду, что сбор материалов о партийном работнике можно производить только с ведома партийных органов. Причем, делать это могут только уполномоченные на это лица, а не кто попало. Мой тебе дружеский совет: прекрати это занятие, пока не поздно, а собранные материалы сдай нам. Чернов сказал, что он обо всем этом узнал только сейчас, что собрал он самые пустяки, даже на статью не хватит, что все это он уничтожил, как только получил повестку из КГБ. Взяв с него подписку о неразглашении, его отпустили с миром. Беседовавший с Черновым офицер КГБ отнесся к делу чисто формально. В отчете он написал, что с Черновым проведена беседа, что он сбор материалов прекратил, а собранные материалы уничтожил. Чернов же и не подумал прекращать начатое Дело. Он лишь стал более осторожным, перестал говорить на эту тему со своими друзьями, спрятал материалы так, чтобы их не нашли при обыске. В КГБ, выполнив положенную формальность, утратили к Чернову интерес. На всякий случай завели на него в картотеке особую карточку, как это сделали в свое время в психиатрической больнице. Это тоже была чисто бюрократическая формальность. Навязчивая идея Разумеется, Чернов не каждый день и не каждую минуту был занят мыслями о своем Деле. Он вел обычный образ жизни, лишь время от времени обращаясь мыслями к Делу. Порою он забывал его на много дней и даже недель. В эти дни он чувствовал себя умиротворенным, принимал решение никогда больше вообще не думать на политические темы. Но случалось что-нибудь необычное, и он возвращался к мыслям о терроризме. В столовой он случайно сел за один стол с сотрудниками отдела по контактам с заграницей. Один из них был недавно в ФРГ и там узнал кое-что о Фракции Красной Армии. - Оказывается, - говорил он сейчас, - это не случайные одиночки, а серьезная организация. Человек двадцать образуют нелегальное боевое ядро. Эти люди прошли специальную подготовку, возможно - в арабских странах или в ГДР. Затем двести человек находится на полулегальном положении. Они собирают информацию, планируют операции, обеспечивают боевое ядро всем необходимым (жилье, транспорт, еда, оружие, документы). Наконец, около двух тысяч легальных симпатизантов - сочувствующих и добровольных помощников. Плюс к тому, в стране есть большое число граждан, которые помогают террористам как-то косвенно или просто так, из негативного отношения к существующим порядкам. У нас в России такое невозможно. - Терроризм играет все-таки и положительную роль, - сказал сосед по столу. - Знаете, как-то приятно осознавать, что высшие персоны трясутся за свою шкуру и делают в штаны даже при звуке вытаскиваемой из бутылки пробки, думая, что это - выстрел из пистолета, направленный в их бесценную персону. - В наших условиях терроризм бессмысленен и бесперспективен. Не то что на Западе. Посудите сами! В странах Запада террористические акты {теракты) суть явления довольно частые, можно сказать повседневные. В коммунистических же странах они исключительно редки. Есть множество причин, объясняющих это различие. Среди них существенную роль играет изобилие оружия в частном владении в странах Запада и почти полное отсутствие этого в странах коммунизма. Легкость передвижения людей по миру на Западе и трудность у нас. Мы прикреплены к месту жительства и работы. Мы не можем долго жить без работы - запрещено, да и кормиться не на что. Лица, на которые желательны покушения, у нас лучше охраняются, чем на Западе. Аналогично обстоит дело с объектами. В президента США может выстрелить любой дилетант в деле террора. А у нас на высших лиц даже муха не смеет сесть без ведома КГБ. На Западе террористы почти беспрепятственно взрывают посольства, отели, правительственные учреждения. Я не удивлюсь, если там однажды взорвут Эйфелеву башню или статую Свободы. У нас же самое большее, что можно сделать в этом духе, это поджечь мусорную урну в километре от важного объекта. Ближе не удастся. А если дальше, то никто не подумает, что это - теракт. У нас занимаются не столько расследованием уже совершенных терактов, сколько предупреждением таковых. Превращение профилактики терактов в основу деятельности антитеррористических органов власти означало превращение этого аспекта человеческой активности в прерогативу центральной власти. На Западе каждый теракт становится сенсацией. Достаточно позвонить в какую-нибудь газету, как весь мир скоро будет знать, что это - дело твоих рук. О нем долго помнят. К нему возвращаются снова и снова по всякому поводу. У нас же попытки терактов скрываются. Если что-то становится известным, то в умышленно искаженной форме, обычно - как действия психически больных или моральных уродов. Попытки терактов не производят у нас того возбуждения умов и чувств, на какие они бывают рассчитаны, и скоро забываются. - Но, несмотря на это, теракты у нас время от времени готовятся и даже совершаются. Их не предают гласности, и потому создается ложное впечатление, будто их нет совсем. - Насколько мне известно, органы не столько разоблачали реальные случаи подготовки терактов, сколько выдумывали их. Самым надежным средством предотвращения реальных покушений на Сталина была фабрикация фиктивных. Однажды Берия доложил Сталину, что готовится реальное покушение на его жизнь, и Сталин якобы сказал на это, что еще одно такое покушение, и Берии придется спасти его, Сталина, закрыв его от пули террористов своим телом. После этого Берия стал тщательно скрывать реальные случаи подготовки покушений, согласовывая со Сталиным фиктивные. Была разработана хитроумная система Фиктивных покушений, причем - с. привлечением выдающихся ученых. Фиктивные покушения организовывались так, что в их сферу наверняка попадали потенциальные реальные. Последние смешивались с фиктивными так, что различить их практически было невозможно. Почему эти люди заговорили о терроризме, - думал Чернов. А что если они интуитивно чувствуют, что именно тут зарыта собака?! Террористов официально осуждают, а в глубине души питают к ним уважение. Кто из моралистов, осуждающих терроризм, бросит упрек немецкому офицеру Штауфенбергу, совершившему покушение на Гитлера?! Если бы какому-нибудь смельчаку удалось бы убить Сталина, он стал бы одной из самых высокочтимых личностей именно с моральной точки зрения. Пройдут годы, и русский лейтенант Ильин, предпринявший попытку покушения на Брежнева, войдет в число национальных героев России. Конечно, на такой эффект, как на Западе, наши террористы рассчитывать не могут. Но какой-то эффект все же должен быть. Ведь знаю же я о лейтенанте Ильине! И одного того, что я знаю о нем и восхищаюсь им, достаточно для оправдания его поступка. А почему бы и мне не сделать нечто подобное, чтобы какой-то другой Чернов узнал об этом, восхитился бы моим подвигом и захотел последовать моему примеру?! Кто знает, может быть это станет традицией, и когда-нибудь появится Великий Чернов, которому удастся совершить Великое Покушение. Малов Каждые полгода Чернов являлся в психиатрическую больницу. Курировал его Малов. Малов был достаточно опытным психиатром, чтобы заметить одержимость Чернова какой-то идеей фикс. Он догадывался о сути этой идеи, но умышленно уклонялся от провоцирования Чернова на откровенность. Он считал, что для поддержания психического состояния Чернова в пределах относительной нормы какая-то идея такого рода необходима. А то, что эта идея могла быть криминальной, роли не играло: Малов был уверен в том, что дело ограничится лишь сферой воображения. Как бы далеко Чернов ни зашел в своих намерениях, он является достаточно здравомыслящим и умным человеком, чтобы вовремя остановиться. Поэтому в истории болезни Чернова не было зафиксировано ни малейшего намека на какую-то психическую ненормальность. После каждого осмотра Чернова Малов писал заключение: Практически здоров. Позиция здорового эгоизма После того, как Чернов и Миронов достаточно сблизились, Миронов стал высказываться с циничной откровенностью. - Моя позиция есть позиция здорового эгоизма, - говорил он. - Для меня главным является не характер общественного устройства и не образ жизни масс людей, а то, как живу и как устроен я сам в данном мне обществе. - А можно ли быть хорошо устроенным (в твоем смысле, конечно) в любом обществе, т.е. независимо от образа жизни прочих людей? - спросил Чернов. - Вернемся к твоему вопросу после того, как я опишу мой идеал личной устроенности. Итак, что входит в мой идеал здорового эгоизма? Прежде всего то, что я физически вполне здоров. - А если нет? - Я говорю об идеале. Если ты не здоров, значит тебе не повезло. Но в принципе медицина должна заранее, уже в эмбриональном состоянии человека установить, будет он здоровым или нет. - Что делать с теми, кто уже в зародыше нездоров? - Это жестоко с какой-то точки зрения, но таких людей нельзя допускать. - Согласен. Но тут есть одно но: сейчас миллионы таких, может быть большинство. - Я говорю об идеале, не отвлекайся в сторону. Я о себе говорю. Я физически абсолютно здоров, и это меня устраивает. - Но болезни все-таки бывают? - Бывают. Но есть медицина, больницы, врачи. - А ты знаешь, что это такое для простых смертных? - Нет. Я пользуюсь привилегированной больницей отца. Мой идеал с этой точки зрения удовлетворен. Итак, я здоров. Занимаюсь спортом. Плаваю. Играю в теннис. Катаюсь на коньках и на лыжах. Такую возможность имеют не все. Но я это имею. - В Партградской правде был Фельетон о состоянии спортивной работы в области... - Я его читал. Меня лично это не касается. Пойдем дальше. Я вполне устроен в бытовом отношении. У меня отдельная квартира, ты это знаешь. - Тебе ее устроил отец. - Верно. Но она у меня есть. Кроме того, я считаю нормальным то, что родители могут помочь детям устроиться в жизни. Почему это нужно исключать? - Я не исключаю. Я констатирую как факт, что родители очень редко способны обеспечить детей отдельными квартирами. - Знаю это не хуже тебя. У нас в области лишь пять процентов детей могут быть обеспечены мало-мальски приличными жилищными условиями за счет родителей. А таких, как я, единицы. Итак, проблема жилья у меня решена. И в бытовом отношении я устроен неплохо. Ко мне приходит уборщица, которую оплачивают родители. Мать приезжает регулярно и заполняет мой холодильник и шкаф продуктами, какие не купишь в магазинах. - Опять исключительное положение, привилегия. - Да. Но я ее имею. И включаю это в идеал. Думаю, что такой идеал достижим для многих. На Западе... - Оставь Запад! Мы договорились, что к типу общества мы вернемся в конце. - Идет! Итак, я устроен в бытовом отношении. Еда. . Уборка. Белье. Одежда. Не скажу, что я живу в роскоши. Но то, что я имею, меня устраивает. Пусть это за счет родителей. Повторяю, я это имею. - Тебе это дано изначально. У большинства на достижение этого идеала уходит вся жизнь. - Верно. Но допустим, это достижимо сравнитель- но легко. Мы же все-таки ведем теоретический разговор! - Допустим. - Далее, у меня все обстоит идеально с женщинами. Я их имею в изобилии. Отбиваться от них приходится. - Еще бы! Здоровый и красивый парень. Приятный собеседник. Отдельная квартира. Выпивка и закуска. Ну, а как быть с любовью? С семьей? - Никаких проблем! И я влюблялся, причем - не раз. И теперь время от времени бывает. С женщинами, которые мне не нравятся с какой-то точки зрения, я встречаюсь спорадически или не встречаюсь совсем. Что такое любовь в конце концов?! Это дело субъективное. Моя потребность в женщинах удовлетворена. Захочу обзавестись семьей- могу выбрать женщину, которая меня для этой цели устроит. И с этой точки зрения мой идеал удовлетворен. Пойдем дальше! Что еще? - Образование. Профессия. Работа. - Я получил хорошее образование. Может быть не лучшее. Но я не жалуюсь. Владею двумя языками. Окончил такой факультет, какой хотел. - Был приличный факультет? - Я бы не сказал. Но я занимался сам, независимо от того, чем нас пичкали. Имел книги из закрытого фонда в неограниченном количестве. - Опять привилегия. - Да. Но разве в идеале нельзя позволить всем студентам читать все, что они хотят?! - Допустим, можно. - Профессию я выбрал такую, о какой мечтал еще в школе. - В газетах опять-таки писали... - Знаю! Более девяноста процентов детей выбирает профессию из того, что для них практически возможно, а не в соответствии с внутренней потребностью. А что такое внутренняя потребность? Я ведь профессионально изучал это. Когда речь идет о миллионах людей, проблема выбора теряет смысл как проблема индивидуальная. Меня моя профессия устраивает вполне. И работа тоже. - В каком смысле работа устраивает? - На исполнение служебных обязанностей уходит немного времени. Они меня не утомляют. Кроме того, я веду интересные для меня исследования. Делаю доклады. Печатаю статейки. Скоро закончу диссертацию. - Знаю. Опять-таки исключение. Ты сумел занять особое положение. Другие твои коллеги жалуются, что занимаются никому не нужной чепухой, попусту тратят время, годами не могут напечатать ни строчки. - Это их дело. Я здесь имею то,