ьная и исполнительная власть сосредоточены в кабинете, правящая партия решает, кто будет главой исполнительной власти. Французский вариант -- смешанный. Его иногда называют квазипрезидентским. Исполнительная власть тоже имеет свой "технический" аппарат с распределением и иерархией функций и должностей. В американской центральной власти, помимо законодательной и исполнительной власти, имеется еще третий ингредиент -- судебная власть (Верховный суд). Во всех сочинениях западных авторов при характеристике центральной власти прежде всего говорится о разделении властей. Идею разделения властей выдвинули еще Джеймс Харрингтон (1656) и Шарль Монтескье (1748). Согласно этой идее каждая из трех частей власти должна делить некоторую долю власти с другими частями, снижая возможность для каждой стать чрезмерной в исполнении ее функций. Тем самым предполагалось избежать абсолютной деспотической (тиранической) власти. В наиболее "чистой" форме этот идеал разделения властей реализовался в США. На первый взгляд благодаря ему была достигнута желаемая цель. И в самом Деле здесь судьи в какой-то мере являются законодателями. Исполнительная власть покушается на суд и законодательные функции. Международные соглашения президента, а также назначения президентом людей на посты, включая назначения в Верховный суд, должны быть подтверждены сенатом. Президент имеет право вето на решения конгресса. Конгресс может предъявлять обвинения федеральным судьям и смещать их. Законопроект не может стать законом, пока не одобрен 199 обеими палатами конгресса и не подписан президентом. Верховный суд может объявить действия законодательной и исполнительной власти неконституционными. Но эти же самые свойства власти с разделением на три вида можно истолковать не как средство ограничения власти, а как показатель единства власти, внутренне расчлененной в силу разделения функций. Об этом говорит тот факт, что в правительствах многих западных стран доминирует одна часть, обычно законодательная94. Она тут имеет высшую власть над другими частями. При этом остается разделение функций между различными учреждениями власти как чисто деловое удобство. В Великобритании законодательная и исполнительная власть сосредоточены в одном органе -- в кабинете. Если партия выигрывает большинство голосов на выборах, парламент назначает ее лидера премьер-министром, а тот назначает министров -- кабинет. Последний несет коллективную ответственность. Главная фигура во власти -- премьер-министр. Кабинет -- его кабинет. Он представляет нацию. Исполнительная власть здесь есть придаток законодательной, а законодательная -- продолжение исполнительной. Последняя действует в соответствии с первой, которая дает согласие. Законодательная инициатива исходит от исполнительной власти. В существующем разделении властей, на мой взгляд, произошло наложение того, что обусловливалось законами коммунальное≥, на то, что явилось результатом исторической традиции. Второй аспект фактически подчинился первому. Разделение властей утратило ту роль, какую на него хотели возложить раньше. Многие авторы подвергали жестокой критике фактическое положение на этот счет, не отдавая, однако (на мой взгляд), отчета в том совмещении двух аспектов, о котором я только что упомянул. Из критиков такого рода назову здесь Карла Шмидта95 и из более поздних авторов Ф. Хайека96. По мнению Хайека, классическая теория разделения власти между законодательным и исполнительным органом (о судебной власти и говорить не стоит!) фактически не воплотилась в жизнь. Современные законода- 200 тельные органы занимаются не столько разработкой и одобрением общего кодекса поведения, сколько решениями, направляющими конкретные действия исполнительной власти. Исчезла разница между законодательством и текущими распоряжениями властей, между общими и частными задачами власти. Главной задачей представительной власти стало не законодательство, а управление. Все то, что теперь штампует законодательный орган, стало называться законом. Правительство получило возможность издавать для самого себя удобные ему законы. Правительство вышло из-под контроля закона. Сама концепция закона потеряла значение. Правление стало главной задачей законодательного органа, а законодательство -- его побочной функцией. Считая приведенные утверждения Хайека во многом справедливыми, я, однако, отвергаю его интерпретацию критикуемого им факта. Хайек считает это извращением демократического идеала и ищет способы исправить это извращение97. Я же считаю это нормальным явлением для современного западного государства, разделение властей считаю делом второстепенным, раздутым в идеологии и пропаганде, а идеалы некоего разумного разделения неосуществимой мечтой поклонников никогда не существовавшей старины. Кроме того, за годы, прошедшие после того, как был выдвинут идеал разделения властей и определены функции представительной власти, в мире произошли грандиозные перемены, повлиявшие на характер законодательства и на условия деятельности исполнительной власти. Например, такие проблемы, как строительство дорог и уборка мусора, которые Хайек относил к числу пустяков с точки зрения законодательного органа, на самом деле оказались куда более важными, чем некие абстрактные нормы поведения и справедливости. Западное государство в силу жизненной необходимости спустилось с небес абстрактной болтовни о некоей справедливости и всеобщем благе на землю конкретных проблем выживания подвластных граждан. Сейчас наступил такой период в развитии государственности западнизма, когда главной функцией государства становится управление внутренней жизнью общества, а законодательство превращается в средство 201 управления. Законодательство уже сыграло свою основную историческую роль, установив рамки деятельности государства. Оно вошло в плоть и кровь западного общества. Остается необходимость охраны его и корректировки в связи с важными переменами. Перевороты эпохального значения, требующие решающей роли законодательной власти, в рамках западнизма не предвидятся. Новый период в истории государства западнизма еще только начался. Претензии государства на роль правителя всей внутренней жизни общества встречают, естественно, сопротивление. Исход борьбы еще не предрешен фатальным образом. Пока тут можно говорить о стремлении государства к максимально возможному для него контролю над подвластным обществом и о стремлении каких-то сил общества к максимально возможной для них независимости от государства. В результате их борьбы рождается какой-то компромисс и срастание государства с противоборствующими силами. Но что бы при этом ни произошло, любой результат так или иначе будет развитием государственности, пока она не достигнет логического предела. Разделение властей сохраняет, конечно, какое-то значение. Но не то, какое этому придается в речах и сочинениях теоретиков и политиков. Оно сохраняет, в частности, значение внутренней самозащиты одних частей системы власти от засилия других, то есть роль средства предохранения не столько от тирании системы власти по отношению к подвластному обществу, сколько от тирании в рамках самой системы власти независимо от ее отношения к обществу. МЕСТНАЯ ВЛАСТЬ Обычно, говоря о западном государстве, имеют в виду центральную власть и мало внимания уделяют государственности более низких уровней или совсем игнорируют ее. А между тем это весьма важный элемент государственности. О масштабах местной государственности можно судить по таким, например, данным98. В США 50 шта- 202 тов и один район типа штата. В 1986 году там было 3139 округов. А территориальных единиц более низкого уровня (города, районы, деревни, школьные районы) -- многие десятки и даже сотни тысяч. В них нанималось более 14 миллионов гражданских лиц. В Великобритании в 1991 году было 60 больших округов, 500 районов и больших городов, 11 тысяч "коммун". Они нанимали более двух миллионов человек, тратили 10% национального дохода. Местные правительства составлялись из ста тысяч избранных лиц. Во Франции (в метрополии) в 1989 году был 21 административный регион, 96 департаментов, 3708 кантонов, 36 443 признанных коммуны. Было выбрано 500 тысяч муниципальных советников. В Италии было 20 регионов, 96 провинций, 8 тысяч муниципалитетов. Даже в маленькой Швейцарии было 26 кантонов и 3 тысячи местных коммун. И на всех уровнях местной государственности занято определенное число людей, в сумме дающее огромные числа. Различаются два типа территориальной власти -- федеральный и унитарный. Пример первого -- США, Канада, Австрия, Швейцария и Германия. Пример второго -- Франция. В первом случае внутри страны сосуществует несколько уровней правительства. Каждый из них имеет некоторую степень автономности. Власти низших уровней принимают какое-то участие в делах центрального правительства. Власти каждого уровня могут прямо воздействовать на граждан. При этом граждане одновременно управляют властями нескольких уровней. В унитарной системе власть сосредоточена у центрального правительства. Власть на более низком уровне осуществляют чиновники, делегируемые свыше. Однако федеральная система не исключает централизацию. Последняя фактически возникает в той или иной форме. А унитарная система не исключает автономию. Функции местных властей сходны (дела и интересы управляемых территорий), сходны способы финансирования (местные налоги, от центрального правительства, пожертвования) и способы укомплектования людьми (выборные, наемные, государственные чиновники, добровольцы). Самой сильной после центральной власти в иерархии территориальной структуры государства является 203 второй уровень (штат в США, земля в Германии). Постепенно сила власти снижается. На низшем уровне ей отводится роль орудия решения "бытовых" проблем. Это естественно, поскольку в западных странах действует механизм самоорганизации деловой сферы общества. Тем не менее эта ветвь государственной активности играет существенную роль. Благодаря ей происходит учет местных условий, поступает информация в центральные органы власти, последние так или иначе испытывают давление снизу, масса людей получает возможность участвовать в политической и гражданской деятельности и делать карьеру, масса людей получает работу. У меня нет никаких эмпирических данных для того, чтобы судить о тенденциях эволюции государственности западнизма по этой линии. Но общая тенденция к разрастанию государства, к увеличению объема его функций и к усилению роли государства в различных сферах жизни людей должна порождать тенденцию к унификации системы власти и к превращению местных властей различных уровней в исполнительный аппарат центральной власти. Я говорю всего лишь о тенденции, ибо одновременно действует и противоположное стремление. Так что реальный процесс должен быть компромиссом и равнодействующей противоположных сил. ПОЛИТИЧЕСКИЙ АППАРАТ Сфера государственности западнизма многомерна. Помимо упомянутых выше аспектов структурирования ее, имеет смысл выделить в ней политический, бюрократический и правовой аппараты. Я имею в виду именно аппараты, то есть совокупности учреждений и занятых в них людей. Это структурирование лишь отчасти совпадает с разделением властей, о котором речь шла выше. При этом законодательная и исполнительная власти предстают как элементы политического аппарата, а судебные органы, которые в некоторых странах считаются частью политической власти, должны быть отнесены к правовому аппарату. 204 Политический аппарат образует совокупность выборных учреждений власти со всеми теми невыборными учреждениями, которые непосредственно обслуживают функционирование выборных учреждений в качестве органов власти. ПАРТИЙНАЯ СИСТЕМА Важнейшим элементом западной государственности является партийная (точнее говоря -- многопартийная) система. Этот элемент настолько важен, что в идеологии и пропаганде часто его используют как определяющий признак западной государственности вообще. Это стало обычным во второй половине XX века, когда западная государственность противопоставлялась коммунистической как многопартийная однопартийной. Некоторые теоретики считают партийную систему не частью государства, а околоправительственными организациями, входящими в "гражданское общество". Думаю, тут нет базы для серьезной полемики. Партийная система есть сложное образование. Есть основания включать ее в число элементов государственности в одном ее аспекте ("парламентские партии") и в число элементов гражданского общества (внепарламентские объединения добровольцев). Тут мы имеем характерный пример многомерности социальных феноменов. Во всяком случае, партии суть часть механизма, с помощью которого государственность смыкается с гражданским обществом и с телом страны в целом. В определении политических партий теоретики и политики более или менее единодушны. Политической партией называют, например, объединение людей с общими убеждениями, имеющее целью контролировать правительство или стать его частью, причем конституционным путем". Другой вариант: политическая партия есть формальная организация, сознательная цель которой -- ввести в общественные учреждения личности, которые будут контролировать механизм правительства100. Различия тут, как и в других вариантах, чисто фразеологические. Опять-таки отмечаю стремление дать дефиницию эмпирического объекта путем выделения 205 признака, который кажется главным, причем объекта, известного всем и очевидного без всяких дефиниций. Если человек не имеет такого привычного представления о партиях, то дефиниция ему не скажет ровным счетом ничего. А с точки зрения теоретического описания партий дефиниция вообще излишня или, хуже того, становится препятствием их понимания. Партийная система Запада не всегда имела такой вид, какой она приняла сейчас. Например, в Германии в XIX веке партии возникли как выразители и защитники интересов определенных общественных групп, например -- рабочих, католиков. Партии не были ответственными носителями государственной власти, они противостояли власти. Они были похожи на общественные организации, которые сейчас являются внепарламентскими. Лишь после Второй мировой войны в Германии сложилась современная партийная система, причем под влиянием победителей в войне (США и Англии). Так что те теоретики, которые сейчас сочиняют дефиниции рассмотренного вида, до Второй мировой войны давали бы совсем другие определения политических партий Запада. В западных странах возникали раньше и возникают теперь партии, имеющие целью радикальное изменение западного общества и даже уничтожение западнизма. Периодом расцвета таких партий была середина XX века, когда национал-социалистская партия захватила власть в Германии, а фашистская партия -- в Италии. Еще ранее в России был установлен коммунистический социальный строй, стимулировавший коммунистическое движение во всем мире. После Второй мировой войны большую силу в странах Западной Европы приобрели коммунистические партии (Франция, Италия, Испания). Социалистические и социал-демократические партии в значительной мере разделяли устремленность коммунистов на радикальные перемены -- на построение более человечного, демократичного социализма ("социализма с человеческим лицом"), чем советский. "Правые" радикальные партии были разгромлены в результате Второй мировой войны. После разгрома Советского Союза в "холодной войне" и разгрома коммунизма в Восточной Европе коммунистические партии в 206 западных странах пришли в жалкое состояние, потеряли прежнее значение и прежние амбиции. Они еще ранее начали превращаться в партии западнистские ("еврокоммунизм"). Теперь же они поспешили предать свои прежние идеалы и стали лихорадочно приспосабливаться к новым условиям просто с целью выживания в любом виде. Арену западной истории почти безраздельно захватили партии западнизма, образующие элемент западной системы государственности. ОБ ОДНОЙ ДИСКУССИИ О ПАРТИЙНОЙ СИСТЕМЕ Прежде чем непосредственно дать обобщенную характеристику партиям западнизма, расскажу о дискуссии в Германии в 1992 году по проблемам партийной системы. В прессе заговорили о кризисе партийной государственности. Особенно сильную полемику породило выступление президента Вайцзекера101. Вот основные тезисы его выступления. Партии превратились в неписаный конституционный орган, имеющий сильное (а порой главенствующее) влияние на остальные. Партии проникают во все слои и сферы общества, чтобы приобретать для себя избирателей. Партии создают политиков по профессии, специальностью которых становится умение побеждать противников и поддержка интересов партии. Партии одержимы победой на выборах, а после победы забывают о концептуальной политической задаче руководства. Хотя Вайцзекер считал упомянутые явления в партийной системе отступлениями от некоей подлинной демократии, он тем не менее констатировал таким образом эти явления как факт. То же самое делали другие участники дискуссии102, исходя из других установок. Например, Вольфганг Эгер, назвав позицию Вайцзекера ностальгией по "золотой демократии", объяснял сложившуюся ситуацию новыми условиями в обществе. Современное состояние партий, по его мнению, есть результат исчезновения традиционных общественных ми-лье, из которых партии "кормились" как в отношении персонального состава, так и в отношении идей. Партия 207 больше не является продленной рукой определенного милье, которое поставляло ей представления о ценностях и оказывало ей поддержку. Теперь партия должна сама позаботиться об этом. Депутаты становятся зависимыми от партии и вынуждены подчиняться партийной дисциплине. Партия стала сложным образованием. "Базис" партии образуют партийные активисты и политики по профессии. Сложился особый "политический класс" со своим механизмом рекрутирования, тренировок и поведения. В статье Х.М. Энценсвергера103 дано описание этого класса, которое с незначительными коррективами можно выдать за описание партийных работников коммунистической страны. Причем это описание в той или иной мере применимо к партиям других стран, а не только Германии. Тут можно видеть действие законов коммунальности, одинаковых для стран с различным социальным строем. Отмечу, наконец, такой весьма важный фактор партийной системы западнизма, затронутый в дискуссии как финансирование партий. Согласно прессе104 значительную долю средств для проведения выборов партии получают от государства. К этой теме я вернусь ниже. На мой взгляд, эволюция партийной системы Германии в последние десятилетия не есть отступление от некоей подлинной демократии -- таковой вообще не существует. Это есть закономерное развитие государственности западнизма, то есть реальной демократии, если в слово "демократия" не вкладывать никакого иного смысла, кроме того, что оно обозначает политическую сферу западного общества. Западная партийная система имеет тенденцию стать более определенно и явно тем, чем была партийная система в коммунистической России, хотя и в форме многопартийности. ПАРТИИ ЗАПАДНИЗМА Не все политические организации, возникающие в странах Запада, суть элементы западнизма. Образцами партий западнизма (партий западнистского типа) являются общеизвестные партии западных стран, которые в 208 одиночку или в коалиции становятся правящими, играют активную роль в деятельности органов власти, существенным образом влияют на их политику. Это республиканская и демократическая партии США, Лейбористская и Консервативная партии Великобритании, Социал-демократическая, Христианско-демократиче-ская и другие партии Германии, Социал-демократическая и Народная партии Австрии, Социалистическая партия Франции и т. п. Партии западнизма разнообразны. Они переживали и переживают какие-то изменения105. И нельзя сказать, что их эволюция закончилась. Наоборот, им еще предстоят изменения, прежде чем можно будет сказать, что они достигли состояния, наиболее адекватного их сущности. Ниже я хочу отметить такие их признаки, которые мне кажутся устойчивыми, касаются их сущности именно как феноменов западнизма и имеют тенденцию к усилению. Западнистские партии не имеют никаких намерений радикально перестраивать свое общество и тем более менять его социальный строй, экономику и систему государственности. Они стремятся к сохранению и укреплению западнизма. Они суть его неотъемлемая часть. Они существуют и действуют в рамках законности, а не вопреки ей и не против нее. Они сами суть охранители законности. Конечно, их представители и руководители далеко не святые. Но их отступления от законности носят не социально-политический, а криминальный характер. Считается, что основная цель западнистской партии -- участие в выборах своих лиц в органы власти. Иногда партию так и определяют как группу граждан, публично организованную для захвата и контроля правительства путем выборов. По словам М. Вебера, партия есть инструмент мобилизации избирателей посредством пропаганды и агитации. Но теперь функции партии западнизма фактически не сводятся к выборам должностных лиц в правительство. Они довольно многообразны. Это, например, рекрутирование новых членов, политическое образование и воспитание населения, информация, воздействие на общественное мнение, выдвижение политических идей и программ, стимулирование дискус- 209 сии и участие в них, суммирование и урегулирование интересов, стимулирование политической активности граждан. Если партия побеждает на выборах, она организует повседневные операции представительных органов (в частности -- парламента). Если же она не побеждает, она действует как официальная оппозиция. При всех обстоятельствах партия наблюдает за деятельностью правительства и воздействует на него. Она есть составная часть системы государственности, как и правительство. Партия состоит из множества людей (а это -- десятки и сотни тысяч человек) и как таковая имеет определенную структуру. В одних случаях структура выражена слабо (как в партиях США), в других -- сравнительно сильно (как в партиях Англии, Германии и Франции). Но при всех вариантах в них так или иначе можно выделить три элемента: рядовых членов партии, служащих бюрократического аппарата для повседневной работы и политиков, руководящих партией и участвующих в правительстве. Кроме того, имеют место несколько организационных уровней между членами партии на местах и центральными органами партии. Даже в США, которые считаются образцом "бесструктурных" партий, имеют место клубы разных уровней, а по крайней мере раз в четыре года (на время выборных кампаний) они на много месяцев (на семь) превращаются в централизованные и структурированные организации. Сам тот факт, что будто бы в США не одна республиканская и не одна демократическая партии, а по 51 партии в каждой из них, говорит не о полной бесструктурности, а об определенной форме структуры, пока достаточной для условий США. Я говорю "пока", так как такая "бесструктурность" в случае надобности может очень быстро стать или проявить себя как жесткая структура. В партиях имеются секции для работы с молодежью, с рабочими, с женщинами, с фермерами, со студентами, с интеллектуалами. Это суть рабочие рычаги партии для проведения выборов. При этом дело не ограничивается лишь разговорами о выборах. Предметом внимания становятся все интересующие людей проблемы. Наконец, имеются околопартийные или околоправительственные организации и группы, поддерживающие 210 партию, особенно в период выборных кампаний (профсоюзы, ассоциации предпринимателей и т. п.). Современные западнистские партии не являются выразителями и защитниками интересов каких-то определенных групп населения. Они ориентируются на все категории населения, претендуют на то, чтобы считаться партиями общенародными. Это явление бесклассовости или надклассовости партий в идеологии и пропаганде изображается как показатель социального примирения, -будто социальная борьба в старом смысле исчезла, уступив место мирным парламентским дебатам106. Мне это напоминает идеологически-пропагандистское изображение ситуации в коммунистических странах в свое время. Тогда отсутствие многопартийности объясняли единством народа, отсутствием антагонистических классов. Социальная борьба в обществе тогда сводилась к борьбе между хорошим и еще лучшим. Я думаю, что бесклассовость партий западнизма требует более серьезного объяснения, нежели ссылка на некое "классовое примирение". Возникнув в определенных исторических условиях, западнистские партии воспроизводятся и существуют как особые объединения людей прежде всего для самих себя -- они борются за самосохранение. Чтобы добиться своих целей (занять посты, фигурировать на сцене истории, делать карьеру, ощущать себя причастными к исторической деятельности и т. д.), партии должны что-то делать и для "народа". Это их способ добывать "хлеб насущный". Партия нуждается в поддержке какой-то части населения, в голосах избирателей, в средствах. Она должна что-то обещать и какие-то обещания выполнять. Она так или иначе есть партия для какой-то части населения, отдающей ей предпочтение перед другими. Она должна обращаться ко всем, во всяком случае -- к возможно широкому кругу избирателей, чтобы собрать в свою пользу голоса тех, кто ей отдает предпочтение. Раз партия выживает и существует из десятилетия в десятилетие, это означает, что она устраивает какие-то влиятельные силы общества, так или иначе служит им в обмен на их поддержку. Интересно, что одни и те же партии фигурируют на арене истории в течение многих десятилетий. И одна из 211 функций этих партий, за хорошее исполнение которой их поддерживают влиятельные силы, -- создать видимость классового примирения, помешать возникновению или усилению классовых партий, которые могли бы объединить недовольных и направить их активность на изменение существующего общественного устройства. В этом смысле они суть партии господствующих сил общества. Западнистские партии не имеют четкой и систематизированной идеологии, то есть определенной концепции человеческого общества, истории и человека, совокупности ценностей и моральных принципов, принципов деятельности властей, проектов будущего состояния общества. Партии не имеют далеко идущих целей и программ их достижения. Они действуют, руководствуясь ближайшими практическими целями. Они стремятся завоевать популярность в массах и получить как можно больше голосов на выборах, выдвигая для этого лозунги и программы применительно к конкретным условиям. Всем известно, что к этим лозунгам и программам не следует относиться серьезно. Те, кто избирается в органы власти, хотят быть переизбранными. Поэтому они избегают далеко идущих заявлений. Их принцип -- обещать немного всем, не угрожать серьезно никаким значительным силам общества107. ГОСУДАРСТВО, ПАРТИЯ И ДЕНЬГИ В упомянутой выше дискуссии в Германии о статусе партий одним из важнейших был вопрос о финансировании партий. И это, конечно, не случайно. В современном западном обществе никакая более или менее массовая организация не может долго существовать и играть заметную роль в обществе, если она не имеет постоянных источников финансирования. Всякая значительная организация и ее функционирование стоит денег. Все дело в том, кто эти деньги дает и в какой форме. В Германии предметом публичного интереса стал тот факт, что значительную часть расходов партий на выборные кампании оплачивает государство. Это стало одним из поводов для утверждений о превраще- 212 нии партий в государственные учреждения. Эти упреки имеют, на мой взгляд, основания. Но я считаю сами эти основания не уклонением от сути государственности западнизма, а вполне закономерной тенденцией ее эволюции. Партии западнизма являются элементом государственности, поскольку поставляют своих людей в государственные учреждения, влияют на деятельность органов власти и на их политическую линию. Государственное финансирование их есть другой аспект признания их фактического статуса. Финансирование партий есть, пожалуй, один из самых запутанных аспектов жизни западного общества. Общество тут явно сопротивляется тому, чтобы сложился и обнаружился с очевидностью тот механизм государственности, какой имел место в коммунистических странах. В последних партийный аппарат был официально признан в качестве стержня государственности. И какие бы меры ни предпринимались на Западе, чтобы помешать этому, соответствующая тенденция так или иначе дает о себе знать. Многопартийность ей не помеха. Множество партий, допущенных до участия в политической жизни в качестве партий западнизма, можно рассматривать как множество фракций, клик, мафий и т. п. одной правящей партии, еще не дозревшей до коммунистического образца или предпочитающей видимость плюрализма. В начале 1992 года в Италии разразился скандал в связи в тем, что социалистическая партия (в то время "правящая") получала вознаграждение от предпринимателей за то, что передавала им общественные заказы. Глава партии Кракси заявил, что так поступали все партии. Под следствием оказалось более 400 человек, включая глав социалистической и социал-демократической партий, 9 министров, 46 депутатов, 12 сенаторов, 192 местных политика и государственных чиновника. Не берусь судить, в какой мере тут оказалась припутанной персональная коррупция. Я выделяю лишь то, что связано с интересами партий. Аналогичный скандал разразился во Франции. В систему партийной коррупции оказались замешанными высшие лица страны. По словам политолога Ива Мени, 213 опубликовавшего обстоятельное исследование на эту тему, коррупция никогда еще не была во Франции такой систематической, организованной и методической, как в последнее десятилетие. Коррупция есть многостороннее и многообразное явление. В данном случае интерес представляет тот ее аспект, который касается финансирования партий. Пока те способы финансирования, которые дали основания для рассмотренных скандалов, считаются преступными. Но партии нуждаются в деньгах, а легальные источники явно недостаточны. Партии имеют возможность добывать средства другими, нелегальными путями. И вынуждаются на это. И никакие разоблачения и суды не в состоянии остановить усиление этой объективной тенденции. Естественно, стали раздаваться голоса в пользу легализации партийной коррупции, называя ее "параллельным финансированием" и другими выражениями, снимающими с нее криминальную оценку. Они отражают суть дела, но пока еще в завуалированной форме. А суть дела заключается в том, что партии и партийные функционеры стремятся занять официально то положение в обществе, какое они уже занимают в системе государственности фактически, то есть положение, идеальным образцом для которого было положение аппарата КПСС и партийных чиновников в системе советской государственности. МНОГОПАРТИЙНОСТЬ Для чего много партий, если все они -- "общенародные"? Во-первых, тут сыграли свою роль исторические условия, вследствие которых сложилось именно несколько партий, и они выжили. Во-вторых, любое достаточно большое множество людей распадается на несколько группировок в силу общих законов комму-нальности, какими бы хорошими ни были взаимоотношения между людьми. В-третьих, в большом обществе всегда имеет место различие интересов людей и их конфронтация, что находит выражение в самых различных формах, в том числе -- в форме политических группи- 214 ровок. И в-четвертых, многопартийность как явление в сфере государственности вырождается в двухпартий-ность. В случае трех и более партий образуются блоки, из которых один становится правящим (побеждает на выборах), а другой остается в оппозиции, получая какой-то кусочек власти и связанных с нею жизненных благ. Только что описанная ситуация напоминает матч по боксу между чемпионом мира и претендентом, в котором победитель получает 15 миллионов долларов, а побежденный -- 5. Побежденная партия не сходит со сцены. Она остается в качестве лояльной оппозиции, рассчитывая на следующий раз выиграть матч. К тому же ее просто невозможно ликвидировать, если бы победитель и захотел, -- у нее есть корни в обществе. Наконец, ядро партии есть своего рода предприятие, поставляющее политические услуги. Оно существует по общим законам рынка. Сведение многопартийности к двухпартийности, а последней -- к компромиссу победителя и побежденного отражает общую тенденцию рынка к концентрации и укрупнению предприятий. Новые партии пробиваются к жизни с большим трудом. Это удается лишь в порядке исключения. Это, например, партия "зеленых" в Германии. Политический рынок всячески препятствует появлению потенциальных конкурентов, как это имеет место, например, в отношении "правых" партий в Германии и Франции. Им не дают ходу не ради каких-то высших идеалов (последние суть лишь предлог и маскировка), а из опасения, что они могут завоевать на свою сторону избирателей и испортить признанным партиям их политическую ситуацию. ПАРТИЙНОСТЬ И ПСЕВДОПАРТИЙНОСТЬ Принято разделять системы государственности на однопартийную и многопартийную. Классическим образцом первой считается та, какая была в Советском Союзе до 1985 года. Я утверждаю, что никакой однопартийной системы государства вообще не существует. То, что называют однопартийной системой, есть на самом 215 деле система псевдопартийная. Если власть захватывает одна партия, уничтожив другие партии, и удерживает власть достаточно долго (ее правление становится более или менее стабильным), то она перестает быть партией и превращается частично в элемент государственного аппарата и частично в элемент структуры деловых клеточек. Слово "партия" сохраняется, сохраняются некоторые внешние признаки, например -- партийные взносы, собрания, фразеология. И это вводит в заблуждение. КПСС в этом отношении могла служить образцом псевдопартии, а советская государственность -- образцом государственности псевдопартийной, О партийной государственности можно говорить в строгом смысле слова тогда, когда партия, продвинув своих людей в государственные учреждения, сама не становится таковым и когда она есть именно партия, то есть организация лишь части граждан страны наряду с другими организациями. В западных странах имеет место тенденция к превращению партийной системы государственности в псевдопартийную. Упомянутые выше жалобы на то, что партии превратились в особый государственный орган, отражают эту тенденцию. С первых же дней эмиграции я увидел, что жизнь западных стран насыщена социально-политической активностью большого числа людей не меньше, чем в коммунистической России, где это было естественно в силу доминирования коммунального аспекта. Я при этом рассуждал так. Во-первых, люди в массе никогда и нигде достаточно долго не делают бескорыстно ничего такого, что требует от них длительных усилий и навыков. Раз масса людей регулярно занимается социально-политической деятельностью, причем людей неглупых, образованных и деловых, значит, это удовлетворяет какие-то их потребности. Во-вторых, эти люди заняты в сфере коммунальности и действуют по законам коммунально-сти, общим для всех обществ с развитой коммунально-стью. Естественно, они должны использовать преимущества своего положения в своих интересах -- каждый стремится урвать для себя долю благ, которая доступна ему в его положении. В-третьих, раз в данной сфере функционирует большое число людей, они должны 216 установить определенные взаимоотношения друг с другом, позволяющие им совместно эксплуатировать эту сферу. И в-четвертых, они должны становиться профессионалами в их деле. Информация, по самым различным каналам попадавшая в мое сознание, убеждала меня в правильности приведенных выше установок. Я все более и более узнавал в феноменах общественно-политической жизни Запада то, что мне уже было известно по жизни в советской России. Здесь тоже существует неявный, даже скрываемый, неузаконенный, а в значительной мере незаконный слой социально-политической жизни, аналогичный таковому в России. И там он не афишировался, скрывался и порою даже наказывался. Но как там, так и здесь он является закономерным. Недавно мне попалась в руки книга Эрвина и Уты Шойх "Клики, группировки и карьеры" (1992), в которой изложены результаты эмпирического исследования немецкой партийной системы именно в этом плане. Согласно этой книге в Германии на всех уровнях иерархии, начиная от местных общин и кончая уровнем страны в целом, происходит превращение партийных активистов (политиков вообще) в часть правящего слоя, -- происходит сращивание политики и управления. А с другой стороны, партии "врастают" в хозяйственную жизнь общества и в другие его сферы. Политики становятся сотрудниками концернов, занимают совсем не политические посты. Образуются своего рода картели больших партий и клики профессиональных политиков. Они решают, кто и какие посты будет занимать в учреждениях, в которые власти имеют доступ. Они распределяют в своих кругах возможности иметь жизненные блага и привилегии. Клики образуются по принципам личных связей, -- происходит "феодализация" партийной системы. Через клики происходит допуск к власти. Партии и клики превращают государство в свою добычу, в источник карьеры и всяческих жизненных благ. Тенденция к "пропорциональной демократии" ведет к тому, что фактически потеря власти исключается, власть и влияние политиков, партий и клик обеспечивается на длительное время сверх сроков, на которые выбираются политики. 217 Разумеется, такое описание реальной государственности западнизма не соответствует идеологическому и пропагандистскому изображению западной демократии. Зато оно точно соответствует объективным законам коммунальности, которые делают все системы государственности сходными во многих отношениях, независимо от социального строя. Приведенное описание немецкой партийной системы воспринимается мною так, как будто оно сделано на опыте советской России. По моим наблюдениям, в западной системе государственности имеется ядро из партий, клик и политиков по профессии, которое не менее устойчиво, чем соответствующие "ядра" в государственном аппарате коммунистических стран. Я не рассматриваю это явление (как вообще все то, о чем сказано в рассмотренной книге) как нечто безнравственное или нарушающее чистоту некоей "подлинной" демократии. На мой взгляд, без всех этих явлений, вызывающих гнев и осуждение, вообще невозможно реальное функционирование системы государственности, невозможна ее стабильность и преемственность. Устранение такого рода "дефектов" привело бы к дефектам еще худшего сорта, в частности -- к укомплектованию системы власти случайными людьми и дилетантами, которые превзошли бы своих предшественников по всем их порокам. Прекрасным примером на этот счет может служить ситуация в нынешней России: тут правящие сейчас "демократы" превзошли предшестве