Подборка фантастических рассказов из журнала "Юный Техник" Игорь Белгруд, Александр Климов. Земля на ладонях Фантастический рассказ.. Из журнала "Юный Техник". OCR Schreibikus (schreibikus@land.ru) На поляну обрушиваются громовые раскаты: роботы-монтажники начали топать по жести палуб и винтовых лестниц, спуская на землю контейнеры с оборудованием. Мягко поплыли ленты транспортеров, вынося на своих рубчатых резиновых платформах бухты кабеля, затянутые в надувные мешки приборы, капсулы с реагентом, связки труб и полиэтиленовых лотков. Обшивка корабля разъезжается, словно на застежках-"молниях", и на траву плавно опускаются огромные пандусы-лепестки. По ним, тяжело грохоча и слегка подпрыгивая на клепке, ползут бульдозеры-нивелировщики, ощетинившиеся серебристыми ножами, рыхлителями и крюками корчевателей. Они скатываются на поляну и тут же принимаются расчищать площадки под трубопроводы и сербционные установки. Под опорой пробегает неуклюжий робот-цементировщик. За ним, как паутинка за пауком, разматывается прозрачный шланг растворопровода. Бухает первый взрыв, и в воздух взлетает целая роща салатовых деревьев. "Альбатрос" слегка встряхивает... "Альбатрос" --это звездолет-рудник. Он напичкан горной техникой и, конечно, не так изящен и стремителен, как подпространственные лайнеры. Единственное назначение этого корабля -- разработать месторождение, под завязку загрузиться концентратом и доставить груз на транзитную базу, чтобы через несколько месяцев опять приземлиться где-нибудь на Промаксе или Бергони и снова добывать селен, радий или уран. Экипаж корабля -- это я и мой сменщик Паша. Не сказать, что мы приняли назначение на "Альбатрос" с радостью. В астронавигационной школе мы, как и все, мечтали о далеких созвездиях, подвигах, романтике... Но работа есть работа, тем более что и на нашу долю неожиданностей и приключений хватало. Сейчас у меня свободное время: первое дежурство принял Пашка и основательно устроился за пультом управления. Расстегнув ворот рубахи, он сидит в окружении тысяч кнопок, лампочек, экранов и в паре с корабельным компьютером руководит беспокойным воинством роботов и автоматов. На дисплее выстраиваются неоновые очереди дополнительных запросов, и Пашка карандашом-световодом корректирует схему развития рудника. Он щелкает переключателями и кричит в селектор своим удивительным неунывающим голосом. А внизу расстилаются бесконечные леса, в которые вгрызаются бульдозеры-мастодонты. -- Паш,-- говорю я тихо.-- А тебе не жалко эту красоту? Пашка разворачивает свой острый "бескомпромиссный" нос, встряхивает соломенной гривой и спрашивает: -- Ты это о чем? -- Ну посмотри вокруг,-- мямлю я.-- Здорово-то как! А через пару дней не будет ни травы, ни деревьев, и останется только огромная черная яма да груды слежавшегося песка... Пашка смотрит на меня, как на привидение, и говорит: -- Ты что, нездоров? На планете нет разумной жизни, так что красоту твою все равно оценить некому. И потом, если тебя это так волнует, планета сама за каких-нибудь тридцать-сорок лет затянет рану и превратит карьер в прекрасное лесное озеро... Я поворачиваюсь к выходу из рубки. Все, конечно, так и есть, а на душе все равно как-то не так. Иду в библиотеку. Нет, читать мне не хочется. Просто библиотека -- самое тихое место на корабле. Сюда не забежит перегревшийся робот-бурильщик и не придет искать машинное масло тонконогий автоматический перфоратор. Полулежу в кресле и смотрю в окно. Лес уже раскорчеван, почвенный слой снят, намечены контуры будущего карьера, на бетонных постаментах замерли кубы трансформаторных подстанций. Сейчас начнется самое интересное. В корпусе "Альбатроса" открывается широкая ниша, из ее глубин выползает чудовищный агрегат о четырех роботах, пяти опорах и нескольких десятков зубчатых ковшей. Это один из двух наших красавцев-экскаваторов. Размером он с хороший многоквартирный дом, но ведь и "Альбатрос" не карлик: от стабилизатора до носового рассекателя в нем больше пятисот метров! Зубастая машина выбирается из ниши, подъезжает к краю и... срывается с огромной высоты. У меня, как всегда, захватывает дух. Кажется, еще секунда, и от чудо-экскаватора останется лишь куча сплющенного железа, но в нужный момент включаются силовые установки, и тысячетонная махина, зависнув в воздухе, плавно опускается на землю. Еще через минуту экскаватор гигантскими шагами выдвигается на контур карьера и приступает к работе. Грунт веером вылетает из метателей и образует высокие зигзагообразные стволы. Земля мгновенно подсыхает, над кучами стелется плотный молочный туман. А вдали салатовыми волнами покачиваются верхушки деревьев. Небо -- ярко-синее, с голубоватым аметистовым отливом по краям. С высоты двухсот метров можно разглядеть бирюзовое море и ветвистую дельту впадающей в него реки. Узконосый зазубренный вулкан плюет в небо порциями курчавого фиолетового дыма и зажигает на склоне рубиновую ниточку лавового потока. Солнц -- два: одно маленькое, колючее, белое, другое -- оранжевое и сочное, как спелая хурма. Двойные тени оленьими рогами разбегаются по неровностям земли. Я уже бывал здесь. Тоже с Пашей, года полтора назад. Сейчас у "Альбатроса" четвертый рейс, а тогда был второй, и мы были молодыми, ничего не понимающими стажерами. Кажется, именно тогда мы впервые поссорились с Пашкой. -- Слушай,-- сказал я с возмущением.-- О чем они там на базе думают? Мало, что ли, пустынных бесплодных планет -- копай себе на здоровье,, мрачнее, чем природа создала, уже не сделаешь. -- Но тут потрясающе богатые руды! Причем планетка -- почти рядом с базой... В общем, наговорили мы тогда друг другу глупостей, месяц не разговаривали, но посеяли-таки зерна сомнения, прораставшие в наших мыслях. А планета действительно удивительная) Есть в ней какая-то необыкновенная собирательность: здесь слились воедино прозрачная прохлада Марса, багрянец и фиолет Венеры, матовое серебро Луны, заостренность и четкость Меркурия и, наконец, голубой уют Земли. А воздух!.. Сердце замирает. Задергиваю шторы и иду к лифту. Восемь часов, что там ни говори, это лишь кажется, что много. Не успеешь оглянуться -- снова твоя смена, вой и скрежет тысяч механизмов, а отдохнуть так и не удалось. Но что может быть лучше прогулки по лесу? Поэтому я нажимаю кнопку, и кабина проваливается в бездонную шахту. Оказавшись внизу, вижу, что экскаватор по крышу зарылся в землю и только воронки транспортеров тянут на поверхность влажный комковатый грунт. Это -- бросовая порода, но слой ее невелик, и скоро в ковши попадет зеленоватый рудоносный песок. Нет, не подумайте, я предан своему делу. Не меньше Пашки. Но иногда руки опускаются и начинаешь испытывать отвращение к тому, что делаешь. В космосе не так много красоты, чтобы приносить ее в жертву даже богатейшим рудным залежам. Подхожу к опушке и останавливаюсь в удивлении. Из густой, будто шелковой травы вылезли целые семейства пухлых голубых грибов. Крепыши! Полметра высотой, один к одному. Шляпки отливают синевой, переходящей в голубизну плотной мясистой ножки. На сковородку бы их, с маслом, да кто знает, чем кончится подобный эксперимент. Я, например, этих грибов раньше не замечал. Да и что вообще мы знаем о чужих мирах? Только сухие строки отчетов: цивилизации нет, перспективна добыча полезных ископаемых, растительный и животный мир представлен... А чем дышит планета? Разве об этом прочитаешь в отчетах? Вот в ветвях мелькнуло что-то серебристое, так ведь без справочника и не определишь что! А когда определишь, окажется, что уже поздно: что-то серебристое взмахнуло крыльями и умчалось в небесную синеву. Научиться использовать чужой мир гораздо легче, чем научиться его понимать. Грибы на ощупь замшевые, податливые. И откуда их столько вывалило? А может, они были и раньше, просто я не обращал на них внимания? Вхожу в лес и сразу ощущаю свежую, настоянную на травах прохладу. Необхватные глянцевые стволы свечами поднимаются из подстилки мхов. Каждый лист окрашен в два цвета: верхняя часть -- в зеленый, нижняя -- в желтый. Они играют на ветру, словно блесны в водном потоке. По стволам взбираются розовые, похожие на змей лианы. Одетые в красноватую чешую, они, кажется, еще секунда, ожив, поползут. На Земле такое теперь можно увидеть лишь в заповедниках или национальных парках, но там растения будто приглажены, расчесаны, приручены. За каждой травинкой ухаживают с такой заботой, что со временем она превращается в декоративное растение. Пашке -- ближе грохочущие механизмы. Есть лес или нет -- ему все равно. А может, он просто стыдится признаться? Ведь в свое свободное время он тоже бродит по полям и желто-зеленым рощам. Что, если и он чувствует неправильность происходящего? Стена подлеска расступается перед маленьким ручейком, и я, по щиколотки забравшись в воду, протискиваюсь в темный живой коридор. Ручей вливается в лесное озеро. В густой, почти черной воде скользят быстрые тени. Должно быть, это рыбы. Сверяюсь с картой и обнаруживаю, что нахожусь всего в получасе ходьбы от карьера второй экспедиции. Во мне просыпается любопытство: как сейчас выглядит то место, где мы с Пашей полтора года назад впервые познакомились со звездной добычей? Бегу по веренице светлых полян, на ходу сбивая соцветия-погремушки со стройных стеблей. И вот наконец знакомая стена золотистого кустарника. Я раздвигаю ее и замираю в изумлении. Карьера нет! Нет, словно никогда и не было. Ни намека на проведенные горные работы. Вместо вытянутого языком провала передо мной открывается широкое, поросшее девственным разнотравьем, поле. Исчезли бетонные площадки компрессорных станций, траншеи, трубопроводы, граненые хребты стволов. Непонятным образом растворились сваи и опоры. На небольшом холмике, словно издеваясь над моей неосведомленностью, вытянулись три голубых гриба. Я сверяюсь с картой. Все верно.: карьер должен быть именно здесь, ведь космические разработчики никогда не засыпают горные выработки. На расстоянии пяти километров должен находиться карьер третьей экспедиции, и я плыву к нему сквозь травяные волны. Шипы и колючки осами впиваются мне в руки и ноги, ноя продолжаю продираться вперед. Коробочки-колоски лопаются, выпуская на свободу струи темных, похожих на кофейные зерна, семян. Иногда ноги попадают в норы или выбоины, и тогда я валюсь на покрытую упругим ковром землю. Стебли щекочут лицо и шею, оставляя на коже налет лимонной пыльцы. Второго карьера тоже нет! Лес отодвинулся за плавную дугу горизонта. Впереди бескрайняя волнующая степь. Где-то вдали угадывается океан. Его не видно, но все равно чувствуешь, что он именно там. Нет, я не испуган и даже не очень удивлен. Просто у меня появляется ощущение, что я чего-то не понимаю. Не понимаю того, что, наверное, должен был бы обязательно понять. Что-то было неправильно с самого начала. Пора возвращаться. Экскаватора уже не видно. Он ушел под землю и лишь выстреливает потоками влажного песка. Бульдозеры сгребают породу в кучки. Отвалы поднялись до небес. Они дымятся, подсыхая на солнце. Белый карлик спрятался за горизонт. Лес становится оранжевым. Воздух уже не пьянит. Он комом застревает в горле. Кажется, грибов прибавилось. Они выстроились, словно на параде, переливаясь всеми оттенками голубого. Тень скрывает их от жгучих лучей солнца-хурмы. Я с силой пинаю ближайшего крепыша. Он лопается, выпустив облако фиолетовых спор. Ветер бросает в лицо невесомую крупу, и я чувствую, как она проникает в легкие. Тело начинает чесаться, будто по нему проводят тысячей беличьих кисточек. Оболочка гриба съеживается. Зачем я это сделал? Сам не пойму. Неужели просто так, по привычке?.. Хочу уйти, но внутренний голос говорит: "Останься! Мимо твоего понимания проходит что-то важное". Оболочка продолжает сжиматься, пока совсем не исчезает в траве. Затем земля трескается, и из отверстия показывается крохотный голубой купол. Гриб-малютка начинает расти, пока не становится двойником растоптанного мной крепыша. В голове шевельнулась догадка, но она так невероятна, что я бросаюсь к ближайшему дереву, чтобы проверить ее. Отламываю ветку и, затаив дыхание, смотрю, что произойдет. Сначала медленно, незаметно, а затем все быстрее и быстрее восстанавливается искалеченная ветвь. Вот, как в ускоренном кино, набухает почка, бежит проворный салатовый побег, выскакивает и разворачивается резной лист. Еще мгновение, и дерево стоит передо мной в своей первозданной красоте. Почему же раньше не замечал я этого чуда? Мало смотрел или мало хотел увидеть? Срывал цветок, и мне уже не было дела до . обобранного растения? А оно начинало восстанавливать то, что отобрал у него человек. Обхожу стороной шеренгу грибов и бреду к "Альбатросу". Паша сидит в кресле и почему-то ничего не кричит в микрофон. Не успеваю и рта раскрыть, как он оборачивается и сообщает: -- Залежь исчезла! На детально изученном участке идут одни пустые породы. Ни одного миллиграмма урана! Руда исчезла, как по мановению волшебной палочки. -- Так и должно было быть,-- отвечаю я и присаживаюсь в свободное кресло. Раньше я только чувствовал, испытывал внутреннее сопротивление происходящему, теперь же настаиваю на прекращении работ. Рассказываю Пашке про пропавшие карьеры, грибы и ветку. Он вжимается в кресло, как будто услышал то, что давно знал, но боялся себе в этом признаться. Сворачиваем работы. Замирает клыкастый экскаватор, мелеют и высыхают отстойники. Правда, по Пашкиному предложению мы для очистки совести рассылаем в разные стороны роботов-бурильщиков. Через каждые пятьсот метров они бурят скважины и берут пробы. Черными точками киберы разбегаются от "Альбатроса", постепенно растворяясь в желто-зеленой дымке. Сидим и просто смотрим в иллюминатор. Эта земля быстро усвоила печальный опыт, приобретенный четыре года назад, когда на теле ее появился первый карьер. Усвоила и приняла ответные меры. -- Но ведь здесь же нет разумной жизни! -- переживает Пашка.-- Нет и никогда не будет по расчетам специалистов! -- Паша, а что, если критерий обитаемости планет неверен? Ну и что, что здесь никогда не появятся разумные существа? Разве от этого планета становится менее прекрасной? Это же оазис в пустыне! Разве не достоин он того, чтобы его сберечь? Щелкает динамик, и механический голос сообщает, что в радиусе десяти километров полезных ископаемых не обнаружено. Руды нет, значит, не будет ни концентрата, ни металлов. А раз нет редких металлов, то и "Альбатросу" вроде бы нечего делать на зеленой планете. Демонтаж и загрузка техники проходит так же четко и стремительно, как и ее развертывание. Пашка хмурится, но я вижу, что в душе и он рад, что нам больше никогда не придется кромсать эти степи и леса. Это только автоматы не знают сомнений. -- Надо же,--лукаво улыбается Пашка,--такое невезение-- попасть на планету с живой биосферой. Задание завалили. Хотя... Любой исследователь назвал бы такое явление огромной удачей... -- Да не живая она, Павел,-- отвечаю я.-- Просто она другая, не такая беззащитная, к каким мы привыкли. Разве спрашивает твоего разрешения отрезанная прядь волос? Она просто растет и все! А здесь--каждое дерево, каждая травинка знает, что она должна быть именно тут, а не в другом месте! Иначе рассыплется гармония. Понимаешь, зеленая планета не хочет озер, в которые превратятся наши карьеры через сорок лет. -- Так что же теперь, к черту забросить звездную добычу? -- Человечество развивается, ему необходимы полезные ископаемые. И мы будем их добывать на других, пустынных и мрачных, планетах. Надо что-то переменить в наших устаревших представлениях о выгодности добычи. Возможно, надо идти на дополнительные затраты ради сохранения красоты. "Альбатрос" мелко дрожит и отрывается от земли. Плазма высовывает свои извивающиеся языки, толкая корабль вверх, все дальше от моря волнующихся трав. Не отрываясь, глядим в иллюминатор. Вот она -- пустая глазница карьера. Уже не такая резкая, она медленно затягивается, выравнивается. -- Знаешь,-- поворачиваюсь я к Пашке.-- Это здорово, что нам попалась зеленая планета. Мы просто были обязаны ее встретить. Она как предупредительный знак: "Человек! Даже в космосе неси свою Землю на ладонях". Пашка машинально смотрит на свои руки и вдруг улыбается. Его ладони действительно вымазаны в земле. Александр Зиборов. Али-лев Фантастический рассказ. Из журнала "Юный Техник". OCR Schreibikus (schreibikus@land.ru) Это было необычно, загадочно и немного обидно: дверь хозяйственной комнаты родители закрыли на замок. Маленький Алишер недоумевал: почему мама с папой закрыли ее? Прячут что-то такое, что видеть ему нельзя? Обидно, а ведь завтра у него день рождения, могли бы быть к нему повнимательнее... И тут же мальчугана осенило. Завтра день его рождения! Именно в этом и таится разгадка, ведь точно так же все было и год назад! Сердце мальчика радостно забилось: за дверью, конечно, ему был приготовлен подарок. Просто родители не хотят показывать его раньше времени, а потому закрыли дверь. Интересно, что там на этот раз? В прошлом году ему подарили одноместную авиетку с антигравитационным двигателем, которая управлялась автоматически. Ух, какая забавная игрушка! На ней он весь Таджикистан облетал. До Хорога и озера Каракуль добирался, а однажды, на каникулах, побывал у самого пика Коммунизма на Памире. Постоянно летал из Душанбе в Пенджикент, к своему дедушке Холмату-бобо, самому знаменитому ткачу абра -- шелковых тканей с феерическими узорами, напоминающими раскрашенные облака. Все зовут дедушку устодом -- мастером-виртуозом. Любопытство снедало Алишера: каким же будет новый подарок? Мальчуган вздохнул. Ничего он не мог с собой поделать. Эх, была не была! Конечно, нехорошо без разрешения заходить в закрытую комнату -- раз ее закрыли, значит, так надо. Но уж чересчур велик соблазн. Дверь закрывалась специальным кодом. Мальчику код был неизвестен, но он знал, что можно сделать. Он подозвал домашнего робота. Робот запрограммирован на беспрекословное подчинение человеку. Робот знает код, потому что он должен убираться в хозяйственной комнате, даже если она закрыта. Щеки Алишера пылали от стыда: хоть робот и неодушевленный механизм, но он все равно обманул его. И родителей тоже, а это было еще хуже. Они ведь могли приказать роботу не открывать комнату, если об этом попросит сын, но не сделали этого. Алишер оказался недостойным их доверия. Сознание вины омрачило настроение мальчика, но тут створки дверей разошлись, скользнув в стены, и он увидел... Посреди комнаты в полуметре над полом в воздухе висела голубая сфера диаметром метра два, а на ее боку были черные буквы, стилизованные под арабский шрифт: "Библохронокар-1 эй". Теперь он все понял! Хронокар -- это же времяход индивидуального пользования, иначе говоря -- машина времени. Он читал о нем. Только что же означает непонятная приставка "Библо..."? Похоже... похоже вроде на слово "библиотека". Но как это связывается с машиной времени? Этого мальчик понять не мог и подумал: "Ничего, потом папа все расскажет, объяснит". Ах, какие у него хорошие папа с мамой! Самые лучшие в мире! Теперь у него будет своя собственная машина времени. Ни у кого в его 3-м "Б" классе такой еще нет. Но он, конечно, всем друзьям даст попутешествовать по времени. В памяти Алишера всплыл недавний разговор родителей о том, что уже разрабатывается модель времяхода для детей. Как раз в институте изучения пространства -- времени, где работает отец. Вот хитрецы! Знали же, что подарят хронокар, и подготавливали его. То-то папа тогда поглядывал на него хитрющими глазами. Входной люк времяхода был приоткрыт. "Я лишь погляжу одним глазком, что там внутри, и сразу же выйду",-- успокоил свою совесть мальчик, прекрасно зная, что на этом он, конечно же, не остановится. Просто нет сил остановиться, когда перед тобой машина времени, которая завтра будет твоей. Днем раньше, днем позже -- какая разница! Он вошел в люк. В кабине автоматически включился мягкий свет, а люк закрылся. Внутри аппарата было почти пусто: только глубокое кресло и пульт управления перед ним. Стены голы, окрашены в матовый белый цвет. Алишер уселся в кресло и стал разглядывать многочисленные датчики, экранчики, указатели, кнопки, клавиши и переключатели. Вот здесь на табло сегодняшняя дата и время-- 17 апреля 2156 г., 13 час. 29 мин. Рядом такое же табло, но под ним клавиши с цифрами. Видимо, на них нужно набирать год, день и время, в которое желаешь попасть. Конечно, только в прошлое. В будущее машины времени пока не ездят. Почему -- этого мальчик не знал, ведь теорию пространства -- времени они будут проходить еще не скоро. А вот две клавиши с красными предупреждающими надписями: Отправление" и "Возвращение". Как просто! Любой может пользоваться времяходом. Указываешь, в какое время прошлого намерен совершить путешествие, и нажимаешь вот эту клавишу, а захотел вернуться -- нажимаешь вторую. Ничего хитрого нет! Удержаться Алишер не смог. Он успокоил себя тем, что родители вернутся не скоро: папа обычно работает допоздна в своем научном институте, а мама -- стюардесса пассажирского космолета "Памир" -- утром улетела на Луну и тоже будет дома поздно вечером. Он успеет, успеет... Число и год он набрал наугад. Вдавил клавишу "Отправление". Тотчас же тихо загудел мотор, едва заметно завибрировал пол. Свет погас, и наступила чернильная темнота. Потом стены хронокара стали светлеть, и, наконец, внутрь хронокара проник солнечный свет. Алишер удивленно и восторженно огляделся. Хронокар оказался у самых ворот крепостных стен необычайной толщины какого-то города. За ними виднелись глинобитные кибитки, чахлые садики, цветные купола мечетей и высокие стройные минареты. У ворот толпились люди с мешками и котомками. Здесь же были ослики и верблюды с поклажей. На Алишера никто не обращал внимания, но он знал, что так и должно быть: хронокар невидим для людей прошлого. Знал он и то, что человек из будущего не имеет права вмешиваться в их дела, чтобы не нарушить невзначай ход исторического процесса. Можно только наблюдать. Правда, есть люди, которые подолгу живут в прошлом, это -- времяпроходцы, есть такая профессия, но они подолгу готовятся, изучают языки, обычай, нравы той эпохи, и никто в прошлом не подозревает, что они прибыли из будущего. У крепостных ворот была давка: каждый стремился поскорее попасть в город, но прежде следовало заплатить пошлину. В эту минуту сборщик пошлин вел разговор с мужчиной крепкого сложения, широкоплечего, с короткой черной бородой и с пронзительными смеющимися глазами. На поводу мужчина вел серого осла. Алишер прислушался к его разговору со сборщиком пошлин. Внешние микрофоны доносили каждый звук. -- Откуда ты пришел и зачем? -- задал вопрос сборщик. Веселый бородач ответил: -- Я приехал из Испании, о пресветлый господин. Здесь, в Бухаре, живут мои родственники. "Я нахожусь у ворот Бухары",--догадался Алишер. Сборщик почесал затылок, запустив кургузые пальцы под грязную, засаленную чалму. -- Так. Ты едешь в гости к своим родственникам. Значит, ты должен заплатить гостевую пошлину... Пришелец возразил: -- Но я еду к своим родственникам не в гости. Я еду по важному делу. -- По делу! -- оживился сборщик пошлин.-- Значит, ты едешь в гости и одновременно по делу! Плати гостевую пошлину, деловую пошлину и пожертвуй на украшение мечетей во славу аллаха, который сохранил тебя в пути от разбойников. По лицу бородача пробежала легкая гримаса, словно он готовился ответить едким словом, но сдержал себя. Со вздохом развернул пояс и отсчитал требуемую сумму, после чего у него осталось лишь несколько жалких медяков. Но и их не пожелал упускать наглый сборщик. Глаза его загорелись алчным огнем, и он схватил мужчину за руку: -- Подожди! А кто же будет платить пошлину за твоего ишака? Если ты едешь в гости к родственникам, значит, и твой ишак едет в гости к родственникам! Бородач бросил последние монеты бесстыдному сборщику пошлин, сел на осла и произнес внешне смиренно: -- Ты прав, о мудрый начальник. У моего ишака в Бухаре действительно великое множество родственников, иначе наш эмир с такими порядками давным-давно полетел бы с трона, а ты, о почтенный, за свою жадность попал бы на кол! С последними словами он пнул осла пятками в брюхо, и тот с места понесся вскачь, взметывая копытами мелкие камушки и комья глины. Сборщик пошлин онемел, затем побагровел, налившись кровью. Задыхаясь от злобы, он приказал стражникам пуститься в погоню за оскорбителем. А тот в это время уже лихо заворачивал за угол дома в ближайший переулок. Присутствующие усмехались в бороды. Слышались восклицания: -- Вот ответ, который сделал бы честь самому Ходже Насреддину. Алишер вскрикнул: как же он не догадался, ведь это был именно Ходжа Насреддин! Именно с ним произошла эта история, он читал в книге. Сомнений нет, это он, сеятель раздора и возмутитель спокойствия. Так вот ты каков. Ходжа Насреддин!.. Значит, он существовал на самом деле? Успокоившись, мальчуган решил отправиться дальше в прошлое и перевел время сразу на тысячу лет назад. Все повторилось: темнота, тихий гул моторов, вибрация... На этот раз он оказался в помещении старинного дворца, которое освещали золотые светильники. Пол в помещении был устлан пушистыми коврами. На небольшом возвышении среди груды подушек восседал властного вида мужчина средних лет в богато расшитом золотом халате, а рядом были две женщины в полупрозрачных кофточках и цветастых шароварах. Женщина помоложе произнесла: -- Сестра, уже наступила ночь, и я хочу услышать продолжение твоей интересной истории, если соблаговолит наш повелитель. Обе повернулись к мужчине. Тот поощрительно улыбнулся, давая разрешение. Все трое уселись поудобнее, и старшая начала рассказ: -- Дошло до меня, о счастливый царь, что Абд-Аллах морской сказал рыбаку: "Когда ты придешь в это место и не увидишь меня, позови и скажи: "Где ты, о Абд-Аллах, о морской?" И я сейчас же окажусь подле тебя. А ты -- как твое имя?" -- "Мое имя Абд-Аллах",-- ответил рыбак. И морской сказал: "Ты Абд-Аллах земной, а я Абд-Аллах морской. Постой здесь, я пойду и принесу тебе подарок".--"Слушаюсь и повинуюсь!"--сказал рыбак. И Абд-Аллах морской ушел в море... "Да ведь это же Шахразада! -- воскликнул про себя Алишер.-- Она рассказывает сказки царю Шахрияру. Об этом в книге "Тысяча и одна ночь" написано. А с ней ее сестра... Забыл, как звать ее. Расскажу ребятам -- не поверят, что я видел саму Шахразаду. Вот удивятся!" Еще некоторое время мальчик слушал историю о рыбаке Абд-Аллахе земном и Абд-Аллахе морском, но потом сказка показалась ему довольно скучной, и он отправился дальше в глубь времен... Было утро. Над степью всходило оранжевое лохматое солнце. Слева и справа от хронокара виднелись шатры, древки копий со стягами, лохматые бунчуки. Вокруг костров сидели вооруженные люди. Друг против друга расположены были два вражеских стана. В стане справа возникло оживление, засуетились, забегали люди, седлались лошади. В толпе слуг появился всадник на могучем скакуне. Навстречу ему выехал соперник на такой же рослой лошади. Они съехались почти у самого невидимого им хронокара. Противники были достойны друг друга. Оба богатырского вида, в полном воинском убранстве, только один уже был с седой бородой, а щеки второго покрывал юношеский румянец. Молодой приветливо улыбнулся старому и заговорил стихами: Как отдыхал ты ночью, лев могучий? Что ты угрюм, как сумрачная туча? Скажи мне правду, витязь, каково Теперь желанье сердца твоего? "Почему он говорит стихами? -- удивился Алишер.-- Неужели так было принято в те времена?" А юноша продолжал: К тебе невольно сердце склонно, Кто ты такой, я думаю невольно,-- Из рода славных ты богатырей? О родословной расскажи своей... Не ты ли сын богатыря Дастана, Рустам великий из Забулистана? Нахмурясь, старый богатырь заговорил тоже стихами: О славы ищущий, подумай сам: Такие речи не пристали нам. Вчера мы разошлись и дали слово, Что рано утром бой начнем мы снова. Зачем напрасно время нам тянуть? Молодой воин вздохнул. Наверное, не хотел он боя, но делать было нечего. Он легко спрыгнул с могучего коня и пошел на противника, который уже тоже стоял на земле. Схватка оказалась короткой: молодой воин ловко ухватил соперника, поднял и бросил наземь. Победитель придавил его к земле и вынул блестящий кинжал. Алишер ахнул. В это время снова заговорил старый богатырь. Даже в такой момент он изъяснялся стихами: Но есть такой закон для мужа чести,-- Не должен, и во время правой мести, Его булатом он разить, Хоть и сумел на землю повалить. И только за исход второго боя Венчается он славою героя. И если дважды одолеет он, То может убивать. Таков закон. Эти слова подействовали на молодого, как огонь на воск. Могучий телом и юный душой, он, видимо, еще не был знаком с хитростью и лукавством. Он опустил руку с кинжалом, освободил противника, даже помог ему встать, очиститься от пыли, оправить одежду и доспехи. Догадка мелькнула в сознании мальчика: эти могучие бойцы -- слонотелый исполин Рустам и его сын Сухраб! Но они сами еще не знают имен друг друга. Сухраб пытается выяснить имя своего соперника, но тот молчит, подозревая какую-либо хитрость. Назавтра они сойдутся в новом поединке, и хитростью Рустам убьет Сухраба, убьет своего сына. А когда узнает об этом, то день для него станет ночью. Он будет рыдать, рвать на себе волосы. Но такого не должно быть, он, Алишер, помешает сыноубийству, помешает во что бы то ни стало! Выходить из времяхода запрещено, но пусть его накажут, пусть! Зато он спасет несчастного Сухраба!.. Мальчик стремительно бросился к выходному люку, распахнул его и прыгнул наружу. Но вместо залитой солнцем степи неожиданно оказался в полумраке комнаты. И столкнулся с отцом. Еще ничего не понимая, Алишер выкрикнул: -- Там Рустам, он убьет Сухраба! Нужно ему помешать! Я должен ему помешать! -- Успокойся, сынок,-- ласково произнес отец,-- ты дома. А Рустам и Сухраб -- это сказочные герои. Сказочные! В действительности они никогда не существовали. -- Но я их видел,-- ошеломленно прошептал Алишер,-- видел, когда путешествовал в прошлое. -- Ну что ж,-- сказал отец,-- давай зайдем в библохронокар и все выясним. Нехорошо, конечно, что ты воспользовался им без разрешения, не зная, как им управлять. Но это ведь не настоящая машина времени, а только ее имитация. Приставка "библо", точнее "библион", в переводе с греческого означает "книга". Так что, "Библохронокар-1 эй" расшифровывается примерно так: машина для путешествий во времени по книжным мирам, модель первая, экспериментальная игрушка. Мы уже сделали несколько опытных образцов в нашем институте. И одну из них я сам собрал для тебя. Только, наверное, зря! -- Отец строго посмотрел на сына. -- Прости меня, пожалуйста, папа,-- опустил голову Алишер,-- я больше не буду. Честное слово! -- Что ж, придется простить.-- Отец улыбнулся.-- Как тебя не простить, если завтра день твоего рождения. Но посмотрим, что ты видел, путешествуя по книжному миру. Гляди, мы можем воспроизвести заново все твое путешествие, оно записано в памяти кибер-мозга библохронокара. Мальчик с отцом еще раз просмотрел сцены сбора пошлин у ворот Бухары, Шахразаду в покоях царя Шахрияра и поединок Рустама с Сухрабом... -- И вот тут ты выпрыгнул, побежал спасать Сухраба,-- задумчиво сказал отец,-- да, иллюзия полная. Похоже на настоящее путешествие в прошлое, куда детей пускать рискованно, что, кстати, подтверждает и случай с тобой. Ты бы там такого натворил!.. Но сейчас речь о другом. Я объясню, где ты побывал. Сначала попал в книгу Леонида Соловьева "Повесть о Ходже Насреддине". Наверное, ты узнал его? Алишер кивнул. -- Потом оказался в "Тысяче и одной ночи". Кое-какие сказки оттуда ты уже читал и должен был догадаться, кого видишь перед собой. Следующей книгой, также хорошо знакомой тебе, была "Шахнаме" Абулькасима Фирдоуси. Должно быть, тебя удивило, что они говорят стихами. Верно? Но так написано великим поэтом. Ты, сынок, побывал только в трех книгах, а в памяти кибермозга их много тысяч, самых сказочных и фантастических. И путешествие по ним не менее интересно, чем настоящее путешествие в прошлое. Ты еще успеешь все это посмотреть. Потерпи. Библохронокар -- это своеобразный телевизор, а все события -- это лишь изображения на внутренней обшивке аппарата. Ты поверил в реальность изображения и отважно ринулся на помощь богатырям Рустаму и Сухрабу.-- Отец улыбнулся.-- Открыл люк, выпрыгнул и налетел на меня. Чуть с ног не сбил. Алишер покраснел и потупился. Отец протянул руку, взъерошил волосы на голове сына и ободрил его: -- Но, знаешь, надо признаться: я даже немного рад, что ты ослушался. И знаешь, почему? Мальчик поднял голову. -- Я понял, что не зря в твоем имени есть слово "шер" -- лев. Ты доказал, что смел, решителен и, что самое важное, имеешь доброе сердце и всегда готов прийти на помощь людям. Будь всегда таким, мой мальчик -- Али-Лев! Александр Фин. Автофон Фантастический рассказ. Из журнала "Юный Техник". OCR Schreibikus (schreibikus@land.ru) -- Маша-а-а! Машка-а-а! -- Это Катька Свиридова,-- подсказал Маше отчетливый шепот, но она уже сама узнала голос Свиридовой и остановилась. Свиридова улыбалась, отдуваясь после пробежки. Она была бледной и так похудела, что торчали коленки над белыми гольфами. Наверное, не поправилась до конца, и Машу это внезапно рассердило: могла бы полежать еще недельку, но нет, ей обязательно нужно на репетицию. Тоже мне, Джульетта! -- Как наши ребята? -- спросила Катя. -- Как Вадим Киселев? -- шепотом перевел автофон ее потаенную мысль. -- Нормально,-- ответила Маша после паузы. С тех пор как она получила автофон, приходилось каждую секунду быть настороже: ведь она слышала и слова и мысли, а отвечать нужно было только на слова. Они дошли до перекрестка и остановились. -- Светофор, наверное, испортился. Слишком долго горит красный,-- шепотом доложил автофон Катину мысль. "Торопится,-- подумала Маша,-- соскучилась... А нос острый и глазки маленькие. Что только Вадим в ней нашел? Читает много? Так и я читаю". Светофор был исправен. Красный свет сменился желтым, затем загорелся зеленый. Они перешли улицу. -- Сегодня все придут? -- спросила Катя. И без автофона Маша понимала, что интересует ее опять же только Вадим. Раздражение стало еще сильнее. От автофона она знала, что сама Вадима нисколечко не интересует, и это было особенно обидно и, как ей казалось, несправедливо. Она понимала, что бессильна что-либо изменить, но смириться с этим не могла. Зная, что краснеет, когда говорит неправду, она подошла ближе к витрине булочной, наклонилась и, будто поправляя ремешок босоножки, сказала, стараясь, чтобы голос прозвучал безразлично: -- А разве тебе не звонила Кузя? Сегодня репетиции не будет. Маша вдруг почувствовала, что автофон выскользнул из нагрудного кармашка кофточки, но подхватить его уже не успела. Он негромко звякнул об асфальт. Это было ужасно. Маша встала на колени, поддела непослушную пластинку ногтями, потерла о юбку и торопливо осмотрела с обеих сторон. С виду автофон казался целым. Она с облегчением вздохнула и поднялась. Катя все еще стояла рядом. Глаза ее блестели. -- Значит, идти нет смысла? -- спросила она негромко.-- Это даже хорошо. У меня тысяча дел! Это было вранье и еще раз вранье, Маша могла в этом поклясться, но автофон почему-то молчал. Автофон директор держал в руках впервые, хотя прежде видел фотографии в отчетах. Розовая керамическая медалька. Легкая, почти невесомая... И такая страшная! Будь его, директора, воля, изобретатель мог бы долго еще объяснять, что автофон -- это просто усилитель. Что человек все чувствует сам, а память его хранит всю информацию буквально с первых часов появления на свет -- все, что когда-либо видел, слышал, читал. Все до слова, до буквы, звука! Автофон лишь усиливает неясные ощущения и бессвязные воспоминания, превращает их в точную информацию. Словом, помогает человеку полностью овладеть тем, что ему и так принадлежит. Может, это и верно. Но лишь отчасти, думал директор, слушая доводы Короткова. Хорошо, конечно, иметь при себе что-то вроде карманной энциклопедии, готовой при любом затруднении дать точный, взвешенный совет. И если бы возможности автофона только этим ограничивались, директор пожал бы изобретателю Короткову руку и дал бы на эту тему любые деньги, даже оторвал бы их от своих собственных исследований. Но возможности изобретения были гораздо шире. Автофон усиливал и чужие мысли. Да, именно так! Директор не хотел, чтобы кто-то копался в его мыслях, и не хотел знать чужие. И дело даже не в том, что ему было, что скрывать. Нельзя отнять у человека право выбора между тем, что говорить и что умалчивать. Нельзя полностью обнажать его мысли. Ведь определенная и необходимая закрытость -- часть того, что делает человека человеком. И даже будь все люди абсолютно чисты, директор был бы против того, чтобы автофон появился на свет. Но исход споров с изобретателем Коротковым уже решил заказ Космоцентра и заверение его представителей, что использоваться автофоны будут в космосе и только в космосе, причем за этим будет установлен специальный контроль, исключающий любые злоупотребления. Этот разговор состоялся вскоре после того, как при посадке на космодроме в Теплом разбился Волощенко. Автопилот корабля вышел из строя, и космонавт изо всех сил спешил вручную сдвинуть рычаг управления, забыв, что его по-прежнему держит автомат. И некому было напомнить, что нужно переключить управление с автоматики на ручной режим, а когда он об этом вспомнил, времени уже не оставалось... Директор хорошо знал Волощенко. Перед тем как уйти в отряд космонавтов, тот работал у него в лаборатории. -- И куда его? -- спросил он, подбросив автофон на ладони.-- В карман или на шею? -- Если шея не очень длинная -- можно в нагрудный карман,-- пошутил Коротков. Он произнес это скороговоркой, и директор подумал, что они беседуют с изобретателем уже минут пятнадцать. Поколебавшись он поднес автофон к уху и услышал размеренный шепот: -- Как бы сказать повежливей?.. Вот незадача, там люди в коридоре ждут, а я тут треплюсь... Да он же все слышит!.. -- Действительно, работает,-- сказал директор.-- Не смущайтесь, я не обижусь. Дела есть дела. Все ведь уже решено. Один вопрос. Я вас вызвал, чтобы узнать: испытания начались? Коротков кивнул. -- Сегодня второй день. Директор не знал, кто первый придумал испытать восемнадцать готовых автофонов на детях. Об этом заговорили сразу все. Дети физически активнее взрослых! У них очень подвижна