ву. -- Джулии ты наверняка понравишься. А она тебе нравится? -- Она симпатичная, -- уклончиво ответил я, все больше смущаясь. Мы подошли к дому. На крыльце Дженнифер вновь остановилась передохнуть и сказала: -- Мне очень жаль Джулию, Эрик. Если твое выздоровление затянется, она потеряет здесь лучшие годы своей жизни. Это мы можем спокойно списать со счета десять лет, зная, что всегда успеем наверстать упущенное. А ей каково? Для нас это будет лишь неприятное приключение -- а для нее настоящая трагедия. Я тяжело вздохнул: -- Что я могу поделать, Дженнифер? Я не в силах ускорить восстановление моего Дара. Это не в моей власти. -- Зато в твоей власти скрасить Джулии эти годы. Постарайся, ладно? Не обижай ее. -- Не буду, -- пообещал я, втаскивая чемоданы в дом. Затеянный Дженнифер разговор мне совсем не нравился. Сама того не понимая, она провоцировала меня. Это было все равно, что махать красной тряпкой перед мордой разъяренного быка. Я провел Дженнифер в свободную спальню на втором этаже и спешно ретировался, пока она не начала разбирать свои вещи. Я и так испытывал танталовы муки, глядя, как она, сама грация и непринужденность, порхает по комнате, оценивая интерьер, прикидывая, что и куда нужно переставить, пробуя на мягкость широкую двуспальную кровать. А созерцать ее платья, юбки, блузки, чулки и нижнее белье было бы для меня слишком тяжким испытанием. Предоставив Дженнифер самой себе, я прошел в библиотеку, достал из ящика стола пачку сигарет, сорвал герметичную обертку и закурил. Сегодня был такой волнующий и переживательный день, что я позволил себе отступить от принципов и немного расслабиться. От непривычки у меня закружилась голова. Я сел в кресло, ногой придвинул к себе журнальный столик с пепельницей и устремил взгляд на портрет Софи. Она смотрела на меня, улыбаясь, а смотрел на нее виновато. Я знал, что рано или поздно (и, скорее, рано) изменю ей. А то, что она не знала о моих чувствах, нисколько не утешало меня. Я по-прежнему любил Софи и мечтал о встрече с ней, но, тем не менее, был готов сейчас же, в сию минуту, изменить ей. На необитаемом острове бедного страдальца Эрика Робинзона появились сразу две Пятницы женского пола, причем одна из них, если верить словам другой, явная нимфоманка... Впрочем, зря я заранее наговариваю на Джулию. Это недостойно. Если я слабый человек, то, по крайней мере, нужно набраться мужества и признать свою слабость, а не искать ей оправдания, в спешном порядке перекладывая вину за еще не совершенный проступок на другого... Хотя, почему я так скоропалительно причислил себя к слабым людям? Я просто человек со всеми свойственными нормальному человеку слабостями, а двенадцать лет одиночества -- срок вполне достаточный, чтобы потерять способность противиться соблазнам. Я не сомневался, что даже такой сильный человек, как Эдмон Дантес, бежав из замка Иф, с вожделением смотрел на любую женщину, чуть привлекательнее каракатицы, и не преминул утолить свой голод -- хотя, как и прежде, любил прекрасную Мерседес. Правда, мэтр Дюма об этом стыдливо умолчал. А что уж говорить обо мне, разбалованном принце Света, не обладающем железной волей графа Монте-Кристо или выдержкой и долготерпением Робинзона Крузо. Тем более, что обе мои Пятницы отнюдь не каракатицы, а молодые привлекательные женщины, к тому же одна из них -- настоящая красавица. "Извини, любимая, -- подумал я, продолжая глядеть на портрет. -- Надеюсь, ты поймешь меня". "Я понимаю тебя, -- казалось, ответила мне Софи с портрета. -- В конце концов, я тоже не святая". "Для меня ты ангел, -- мысленно возразил я. -- Где ты, милая? Что с тобой?.." Я не поделился с Дженнифер некоторыми своими опасениями, ей хватало и собственных забот. С моей стороны было бы бессердечно отягощать ее еще и переживаниями за судьбу Софи и Мориса. Правда, со временем Дженнифер сама догадается, что Александр не мог так просто уступить Мориса; она достаточно умна, чтобы сообразить это. Однако, рассказывая про Софи, я сознательно не упомянул о том, что Александр положил на нее глаз. А ведь если он сумел похитить Дженнифер, то вполне мог прихватить вместе с ней и Софи. Эта мысль мучила меня, не давала покоя. Где ты, милая? Что с тобой?.. Приблизительно через полчаса в библиотеку вошла Дженнифер. Она сменила свое длинное строгое платье на короткую черную юбку и легкую красную блузку, в которых выглядела менее неприступной и еще более соблазнительной. -- Эрик, -- сказала Дженнифер с порога. -- В доме только две спальни? -- Да, -- ответил я, вставая с кресла. -- Одна моя, а вторая будет ваша с Джулией. Или ты против? -- Нет, все в порядке. Я так и собиралась предложить. Пусть Джулия поживет со мной, пока вы не станете спать вместе. Из моего горла вырвалось сдавленное рычание. Я подступил к Дженнифер и схватил ее за руку. -- Послушай! -- произнес я почти со злостью. -- С какой стати ты решаешь за Джулию? И за меня, если на то пошло. Она еще не видела меня в глаза, мы с ней еще не познакомились, а ты уже укладываешь нас в одну постель. -- Я... -- Дженнифер растерялась. -- Но ведь я хочу как лучше. Джулия не может долго без мужчин, а ты двенадцать лет... Разве она не нравится тебе? Я же видела, как ты на нее смотрел. Я собирался ответить ей что-то резкое, но тут почуял свежий запах коньяка. -- Дженнифер, ты опять выпила? Она опустила глаза. -- Ну... да. Совсем немного. Половинку. Я понимающе кивнул: -- Теперь ясно. Ты пьяна и потому не соображаешь, что говоришь. -- Я не пьяна, -- запротестовала Дженнифер. -- Я лишь слегка навеселе. "Хорошенькое веселье!" -- подумал я. А Дженнифер вдруг ахнула и во все глаза уставилась на портрет, только сейчас заметив его. Ее лицо выражало глубокое недоумение. -- Эрик, -- произнесла она. -- Мне это кажется, или... -- Это Софи, -- ответил я, не в силах скрыть своего волнения; впервые я представлял свою работу на чужой суд. -- Похожа? -- Да, очень. Я не сразу признала ее из-за одежды. Это ты нарисовал? -- Больше было некому. -- Какая прелесть! А мне никто не говорил, что ты хороший художник. Я потупился и робко спросил: -- Тебе действительно нравится? -- Конечно, нравится! Я вовсе не льщу тебе. Картина просто замечательная. Если бы только Софи знала... -- Дженнифер умолкла, подошла ближе к портрету, пристально вглядываясь в него, затем повернулась ко мне и совершенно другим тоном произнесла: -- Кажется, я понимаю. Ну и ну! Вот так дела... Я покраснел, но глаз не отвел. Мне нечего было стыдиться своих чувств. А Дженнифер все смотрела на меня и качала головой. -- Двенадцать лет, -- вновь сказала она, но уже не так, как прежде. -- И четверть часа. Невероятно! Признаться, я думала, что Софи просто валяет дурака, и для нее это лишь предлог для разрыва с Морисом. А теперь вижу, что ошибалась. Вы оба влипли по крупному -- и всего за четверть часа. Вот это да! Быть может, я не гигант мысли, но также меня нельзя назвать недотепой. Я сразу понял, что имела в виду Дженнифер, но это не наполнило мое сердце радостью. Напротив -- мне стало горько и тоскливо. Я резко развернулся и вышел из библиотеки. Оказавшись в своей комнате, я повалился ничком на кровать и все-таки не выдержал -- заплакал. Скупо, по-мужски -- но заплакал. Помимо своей воли я причинил Софи боль. Когда я мечтал о встрече с ней, я представлял, как буду добиваться ее любви, я верил, что легко добьюсь своего, но мне никогда в мысли не приходило, что Софи могла полюбить меня так же с первого взгляда, как и я ее. Эту мысль я подсознательно гнал, не позволяя ей оформиться, потому что это была жестокая мысль. Я знал, что Софи считает меня мертвым, однако думал, что для нее я просто случайный знакомый. Но все оказалось гораздо хуже. Всегда печально, когда умирает человек. Горько, когда умирает знакомый человек. И больно, когда умирает любимый человек. А из того, что сказала мне Дженнифер, следовало, что Софи было больно. Быть может, очень больно -- если она влюбилась в меня так, как я влюбился в нее. Прости, милая. Я не хотел... Не хотел, чтобы тебе было больно. Не хотел, чтобы ты из-за меня страдала. Зачем ты так поспешила влюбляться в меня? Почему не дождалась моего возвращения? Теперь мне будет во сто крат хуже. Ведь я все равно изменю тебе, все равно я не выдержу. Но при этом я буду знать, что ты любишь и ждешь меня. Зачем ты так поспешила?.. Когда Дженнифер постучала в мою дверь, я уже более или менее овладел собой, и слезы в моих глазах высохли. Приняв сидячее положение и пригладив волосы, я разрешил войти. Дженнифер была смущена и расстроена. Она присела возле меня и легко прикоснулась к моей руке. -- Извини, Эрик, я была бестактна. Я не имела никакого права решать за тебя и за Джулию. Тем более, что ты любишь Софи. Еще раз извини. Я действительно много выпила. -- Я тоже погорячился, -- сказал я, млея от ее прикосновения. -- В сущности, ты не говорила ничего постыдного, просто ты говорила слишком прямо и откровенно. А я реагировал чересчур резко, поскольку знал, что ты говоришь правду. -- Я глубоко вдохнул и выдохнул, набираясь смелости. Если ты слаб, то нужно иметь мужество признать свою слабость. -- Да, ты права: если Джулия согласится, я буду с ней спать. -- И со мной, -- тихо сказала Дженнифер. -- Со мной тоже. Поэтому я была такая бестактная, поэтому я говорила о Джулии. Говорила со злости. Когда я узнала, что мы застряли здесь надолго, то поняла, что ты будешь спать и с ней, и со мной. Это взбесило меня. Всю свою жизнь я делила мужчин с другими женщинами -- видимо, это мой рок. Не помню, как моя рука оказалась у нее на талии, а ее голова -- у меня на плече. -- Ты еще найдешь своего принца, -- сказал я и подумал, что, если бы не встретил Софи, непременно влюбился бы в Дженнифер. -- Ты такая красивая, умная, обаятельная... -- И ты хочешь меня. -- Она подняла голову и посмотрела мне в глаза. -- А я хочу быть перед Джулией. Раньше ее. Я хочу, чтобы не она, а я стала твоей первой женщиной за двенадцать лет. Хоть в этом я буду первой. Еще мгновение, наши губы встретятся -- и я потеряю над собой контроль... -- Дженни, -- из последних сил произнес я. -- Ты много выпила... -- Я полностью контролирую себя, Эрик. Я знаю, что делаю. Я хочу опередить Джулию. Я пользуюсь тем, что сейчас она спит сама, а не с тобой. Первая женщина будет для тебя дороже второй. И я хочу быть первой, я хочу быть дороже. Видишь, какая я расчетливая. С этими словами она решительно приблизила свои губы к моим губам. Мы поцеловались -- долго и жадно. Потом я целовал ее лицо, шею и грудь. Дженнифер сняла с меня рубашку, а я бережно уложил ее на кровать, стянул с нее юбку и принялся покрывать жаркими поцелуями ее стройные ноги и упругий живот. Она стонала от удовольствия и ерошила мои волосы. Вскоре моим дальнейшим ласкам стало мешать присутствие трусиков. Я освободил Дженнифер от этой, последней части наряда и, сгорая от страсти, склонился к ее нежному лону. Она восторженно вздохнула и прошептала в истоме: -- Только пожалуйста... будь осторожен. Ведь я недавно родила ребенка... Всего лишь полтора месяца... Я так и не понял, что конкретно имела в виду Дженнифер, когда просила меня быть осторожным, -- не сделать ей еще одного ребенка или не сделать ей больно. Если второе, то ей не в чем было меня упрекнуть. Я был очень нежен с ней. Я отдал ей всю нежность, которая скопилась во мне за двенадцать лет одиночества. Прости меня, Софи. Прости, любимая... 13. СОФИ СОБИРАЮЩАЯ СТИХИИ Тоже мне, Собирающая Стихии! Можно подумать... Ищущая Принца -- вот кто я. Прошло почти полгода с тех пор, как Александр похитил Мориса и Дженнифер, а я стала адептом Источника. Никаких Стихий за это время я не собрала и ни на шаг не приблизилась к постижению своего предназначения. Хозяйка по-прежнему ничего мне не объясняет и продолжает говорить со мной загадками, от которых я еще больше запутываюсь. Лучше бы она совсем ничего не говорила. А на мои жалобы она отвечает, что все идет нормально и, дескать, не стоит торопить события. Что торопить, черт возьми, если ничего не происходит?.. А пока я только тем и занимаюсь, что ищу Эрика -- моего Прекрасного Принца. Не нахожу, но не отчаиваюсь и продолжаю искать. Кое-кто (не буду называть имена) считает, что я валяю дурака и лишь попусту время трачу. Но я не обращаю на это никакого внимания. Я не прекратила поиски даже после того, как Хозяйка сообщила нам, что Александр мертв. Никто, кроме меня и Дэйры, не знал, откуда ей это известно. Хозяйка просила меня никому не рассказывать о ее контактах с Мирддином, Хранителем Хаоса. Я выполнила ее просьбу... Почти -- рассказала только Дэйре. Дэйра оправдала мое доверие, и дальше ее это не пошло. Остальные же не имели ни малейшего понятия об источниках информации Хозяйки, однако в словах ее не усомнились и сложа руки стали ждать возвращения Эрика. Рассуждали, что, если он жив, то рано или поздно та гадость, которую вкалывал ему Александр, прекратит свое действие, и он вновь овладеет Формирующими. А если Александр убил его, то мертвому уже ничем не поможешь. Куда как сложнее обстояли дела с Дженнифер. Хотя оптимизма мы не теряли. Бренда утверждала, что Дженнифер знает достаточно, чтобы самостоятельно пробудить свой Дар после рождения ребенка. Оставалось лишь надеяться, что Александр держал ее в области Основного Потока. При слишком быстром или слишком медленном течении времени пробуждение Дара, к сожалению, невозможно. Что же касается Мориса, то боюсь, что все уже смирились с его потерей. Все -- только не я. Если для других он был всего лишь таинственным родственником, то для меня Морис значил очень много. Он был моим мужем, самым близким мне человеком, я любила его как мужчину и продолжаю любить по сей день -- как друга и как брата. В поисках Эрика я не забывала ни про Мориса, ни про Дженнифер. Я искала всех троих. Даже четверых -- ведь ребенок Дженнифер и Кевина, скорее всего, уже родился. А если нет -- то должен родиться в самое ближайшее время. В перерывах между поисками я знакомилась с родственниками. Их оказалось неожиданно много, и все они были разные. Одни мне понравились, другие -- не очень, к иным я оставалась равнодушной, а некоторые, не вызывая ни симпатии, ни антипатии, поражали меня своими странностями. Но в целом семейка была неплохая -- по крайней мере, лучше, чем я ожидала. Как выяснилось, я не могла назваться дочерью Джо -- и на то было две причины. Во-первых, лишь немногим более десятка человек знало, что Джо -- сын Артура. Для всех прочих он был Иона Бен-Исаия, сын Исаии Бен-Гура из Дома Израилева. В Израиле его имя до сих пор упоминалось с проклятиями, да и в других Домах отца не очень-то жаловали. Это была вторая, более веская причина, по которой я не могла назваться его дочерью. Мне пришлось пережить немало неприятных минут, когда я слышала рассказы о былых злодеяниях Джо. Образ идеального героя, рьяного поборника справедливости, рыцаря без страха и упрека, сильно померк в моих глазах. Я не чувствовала себя вправе осуждать Джо, поскольку он дал мне жизнь. Но буду до конца откровенна хотя бы перед собой: не будь он моим отцом, я бы его осудила... Так что волей-неволей пришлось подбирать для меня другую родословную. Благо генетика у Властелинов не в почете, поэтому можно было не бояться, что кому-нибудь взбредет в голову, пусть и интереса ради, произвести сравнительный анализ ДНК. А по группе крови в отцы мне годились и Брендон, и Кевин, и Артур. Брендона я сразу отвергла (думаю, не надо объяснять причину), Кевин торопливо взял самоотвод (со словами: "Ну, нет! С меня хватит!"), а вот против кандидатуры Артура дружно выступили Бренда и Дэйра. Они утверждали, что это будет чувствительным ударом по престижу королевы Даны. Сама Дана помалкивала, но было видно, что она согласна с мнением дочери и золовки. Тогда я считала ее эгоисткой, но позже, когда узнала про Диану, поняла, что поторопилась с выводами. В конечном итоге Кевину пришлось уступить. Было решено, что он признает меня своей дочерью, родившейся и выросшей в умеренно-быстром потоке времени. После всех этих, не очень приятных для меня разборок, Кевин улучил минуту, когда поблизости никого не было, и сказал мне: -- Пожалуйста, Софи, не обижайся, что я сначала был против. Это вовсе не из-за тебя, поверь. Есть другая причина, о которой ты скоро узнаешь. Подожди немного -- и ты все поймешь. Я решила поверить ему на слово. Кевин мне нравился, хотя прежде наши отношения были несколько прохладными. Я знала, почему -- он дико ревновал Дженнифер. Кстати, совершенно безосновательно. И вообще, я понять не могу этих мужчин: какого дьявола они ревнуют женщин к женщинам? Это просто смешно!.. Вот так я обрела семью. И пусть на самом деле Кевин был лишь моим приемным отцом, зато родственники оказались настоящими. Правда, не все -- с Лейнстерами и Энгусами меня не связывало кровное родство, так как в действительности я не была внучкой Даны. Но это уже мелочи. Хотя Артур официально признал меня принцессой Авалона (в Доме у Источника незаконнорожденность не считалась пороком), моему сердцу было гораздо милее Царство Света -- родина Эрика. Я продолжала искать моего Прекрасного Принца и не теряла надежды найти его, вопреки всем мрачным прогнозам пессимистов. В моих поисках мне помогала Дэйра. Мы с ней отлично поладили -- чего вначале я никак не могла предположить. Когда я узнала, что одно время Дэйра была любовницей Эрика, то стала относиться к ней настороженно, чуть ли не враждебно. Прежде со мной такого не случалось. Например, к бывшей подруге Мориса, Алине, я не испытывала ни малейшей неприязни, даже наоборот -- приложила все усилия, чтобы подружиться с ней. А тут на меня нашло! Я грубила Дэйре по малейшему поводу, постоянно придиралась и задиралась -- словом, вела себя по-свински. Душечка Дэйра терпела это целых два месяца. Потом, наконец, не выдержала и потребовала объяснений. Ну, я и высказала ей все, что накипело у меня на душе. Я думала, что Дэйра разозлится, но она отреагировала совсем уж неожиданно -- разревелась, как малое дитя, и мне пришлось утешать ее. С этого и началась наша дружба. Правда, мы вовсе не были уверены в безоблачном будущем нашей дружбы. Возможно, когда Эрик найдется, мы рассоримся из-за него. А может, и не рассоримся -- кто знает. Мы не заглядывали так далеко в будущее. Дружили, пока дружится; а дальше видно будет. Нельзя сказать, что Дэйра участвовала в моих поисках. Она была достаточно опытна и здравомысляща, чтобы понимать всю их тщетность. Я тоже понимала, но продолжала искать, потому что не обладала терпеливостью Дэйры или железными нервами Брендона; я была слишком юна и не умела ждать. А Дэйра помогала мне -- то советом, то поддержкой. И чаще -- поддержкой. В конце концов я устала от бесцельности моих поисков наугад и решила потолковать с Хранителем Хаоса. Первым делом я сообщила о своем намерении Хозяйке. Она ничуть не была удивлена, невозмутимо заметила, что это мое право, но снова приглашать Мирддина в Безвременье отказалась наотрез. Зато тут же переговорила с ним и получила от него согласие на нашу встречу в удобное для меня время в одном из нейтральных миров Экватора. Я выбрала Сумерки Дианы -- возражений со стороны Хранителя не последовало. А что до времени, то я выразила пожелание встретиться как можно скорее. Мирддин передал, что будет у меня через час по времени Сумерек. -- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, -- сказала затем Хозяйка. -- Надеюсь, что знаю, -- не очень уверенно ответила я. У меня действительно не было уверенности, что я поступаю правильно, и Хозяйка поняла это. Именно поняла, а не знала -- ибо после того, как я окунулась в Источник, она уже не могла читать мои мысли. Пожалуй, это было мое единственное отличие от всех остальных адептов. А от большинства я отличалась еще и тем, что, подобно Дэйре, Диане и Бронвен, имела доступ в Безвременье не только из Срединных миров, но также из Внешних. -- Помни одно, -- вновь заговорила Хозяйка. -- Если Мирддин тебе что-то предложит, сама решай, как поступить. Не спрашивай моего совета, не слушай советов других. Прислушайся к голосу своего сердца и следуй его зову. На этом мы попрощались. Хозяйка осталась в Безвременье, а я вернулась в Сумерки Дианы, где жила последние несколько месяцев, отдыхая от суеты родного мира. На Земле я была объектом слишком пристального внимания со стороны властей, журналистов и общественности. В связи с трагической гибелью мужа и свекра (когда нашим не удалось ни поймать Александра, ни перехватить Мориса, Кевин и Колин, приняв их облик, инсценировали авиакатастрофу), я, как приемная дочь Франсуа де Бельфора, стала главной наследницей его финансово-промышленной империи, однако мое право тотчас оспорили другие Бельфоры -- представители младших ветвей семьи. Я бы без лишнего шума отказалась от этого наследства, но меня до глубины души возмутила наглость и бесцеремонность моих названных родственников, которые, даже не поговорив со мной, затеяли судебную тяжбу. Тем самым они сыграли на руку Кевину. Если поначалу я противилась его планам, то после того, как был подан иск, я изменила свое решение, подписала все необходимые бумаги, и Кевин натравил на Бельфоров банду своих адвокатов. А я сделала публичное заявление, что устала от всей этой шумихи и какое-то время собираюсь пожить инкогнито на одной из провинциальных планет. Затем исчезла -- благо суд отклонил ходатайство истцов об обязательности моего пребывания на Земле. Сумерки Дианы я выбрала не только из-за сурового очарования этого необитаемого мира. Большое значение имело для меня также и то обстоятельство, что последние недели перед своим исчезновением здесь жил Эрик. Я без труда получила согласие Дианы -- к вящему раздражению Кевина, она не собиралась в ближайшее время покидать Авалон. Затем мне пришлось дать бой ее сводной сестре Минерве, которая устроила здесь любовное гнездышко со своим очередным хахалем. Она долго сопротивлялась выселению, но в конечном итоге уступила -- когда я не выдержала и пригрозила вышвырнуть ее вон вместе со всеми ее шмотками и с хахалем в придачу. Минерва была одной из первых в списке тех родственников, которые вызывали у меня стойкую антипатию. Вернувшись в дом Дианы, я сделала небольшую уборку в холле и достала из погреба две бутылки вина трехсотлетней выдержки. После чего сменила свое непритязательное домашнее платье на более нарядное и отправилась в кухню, чтобы к приходу Мирддина состряпать какое-нибудь угощение. За этим занятием меня застала Дэйра. В моем восприятии ее появление на лужайке перед домом сопровождалось шумом и треском, однако я притворилась, будто ничего не почуяла. Она искренне считала себя самой искусной из адептов, а я в знак нашей дружбы щадила ее самолюбие. В конце концов, если верить Хозяйке и Хранителю, я не совсем адепт, я -- Собирающая Стихии. Я доставила Дэйре удовольствие, позволив ей "незаметно" подкрасться ко мне сзади и обнять меня за талию. Лишь тогда я очень натурально охнула, изображая испуг, и уронила на стол нож, которым нарезала ветчину. -- Привет, -- сказала она, поцеловав меня в шею. -- Это я. -- Теперь вижу, что ты, -- ответила я, не оборачиваясь, и добавила укоризненно: -- Зачем так пугать? -- Чтобы приучить тебя к бдительности, -- совершенно серьезно пояснила Дэйра, приняв мою игру за чистую монету. -- Александр был отнюдь не единственным, кто мечтал свести в могилу всех адептов. Так что всегда будь начеку. -- Спасибо за урок. -- Я повернулась к ней лицом, оставаясь в ее объятиях. -- Кстати, ты чудно выглядишь. -- Ты тоже. Обменявшись комплиментами, мы поцеловались. -- Где ты пропадала? -- спросила я, поскольку мы не виделись с самого утра. -- Была на Астурии, болтала с Колином и Риком, потом заглянула в Авалон, -- ответила Дэйра. -- Ты уже слышала об очередной выходке твоего папаши? Моим папашей она в шутку называла Кевина. -- Его наконец-то соблазнила Саманта? -- полушутя, полусерьезно предположила я. Привлекательная голубоглазая блондинка Саманта была лучшей подругой Анхелы и ее доверенной помощницей в правительстве. Время от времени Кевин заигрывал с ней -- то ли в память о днях минувших, то ли чтобы позлить Анхелу, а возможно, и по той, и по другой причине. Дэйра считала, что это чистое баловство. Я же подозревала, что не только баловство. Ведь Кевин, как и большинство мужчин, сущий кот похотливый, а Анхела сейчас на девятом месяце беременности. Поэтому мое предположение насчет Саманты было высказано не совсем в шутку. Однако Дэйра отрицательно покачала головой: -- Нет, мимо. -- Так что же? -- поинтересовалась я и, позволив ей еще раз поцеловать меня, убрала ее руки с моей талии. -- Кофе выпьешь? -- С удовольствием. Пока я наливала в чашку только что сваренный кофе, Дэйра присела на стул и закурила. Мне она сигарету не предлагала. За полгода пребывания в ранге Властелина я нисколько не изменила своего резко отрицательного отношения к этой гадостной привычке. Как мне кажется, Властелины повально курят не в силу необходимости, а скорее под влиянием комплекса превосходства -- как бы подчеркивая, что, в отличие от простых смертных, курение им ничуть не вредит. Лично я не испытывала ни малейшей тяги к никотину. Взяв у меня чашку, Дэйра сделала глоток кофе и принялась рассказывать: -- Так вот, вчера Кеви огорошил отца с мамой известием, что у них уже есть внук. Мальчика зовут Дональд, ему одиннадцать лет, и он воспитывается в семейном интернате на Земле. В твоем родном мире. -- Ого! -- только и сказала я. -- Вот именно, -- кивнула Дэйра. -- Мама говорит, что отец тоже так сказал. А потом он сказал еще много всяких слов из арсенала ненормативной лексики. Я, кстати, тоже чертовски зла на Кеви и при случае выскажу ему все, что о нем думаю. -- Так ты еще не высказала? -- Еще нет. Сейчас он на заседании своего Постоянного Комитета. Его превосходительство занят, видите ли! Но как только он освободится, я уж задам ему трепку. Надо же придумать такое! Боялся, что новорожденный младенец вдруг заговорит и выдаст нам тайну космического мира. Поэтому прятал его от нас, подвергая смертельной опасности. Страшно подумать, что было бы, попади Дональд в руки Александра. -- Кевин узнал об Александре менее года назад, -- заметила я и вновь с грустью подумала про Эрика, Дженнифер и Мориса. Где вы? Что с вами?.. -- Это смягчает его вину, -- вынуждена была признать Дэйра. -- Но не оправдывает его. Чем он думал, когда определял мальчика в интернат, вместо того, чтобы принести его в Авалон? А теперь Дональд уже достаточно взрослый, чтобы понимать происходящее, но еще слишком юн, чтобы не выдать никому тайну, о сохранении которой Кеви так ревностно пекся. Ты не находишь этот его поступок крайне глупым и непоследовательным? Тут в моей голове мелькнула одна догадка. Я налила себе апельсинового сока и села напротив Дэйры. -- Знаешь что, -- задумчиво проговорила я. -- Не спеши винить Кевина во всех смертных грехах. Лично я нахожу его поступок настолько глупым и настолько непоследовательным, что он просто не мог это совершить... Между прочим, ты просматривала тайное послание Кевина, которое обнаружил Эрик? -- Да, просматривала. Мне стало любопытно... -- Вдруг Дэйра умолкла и уставилась на меня круглыми от удивления глазами. -- Но ведь там не было ни слова про Дональда! Я кивнула: -- Это полностью подтверждает мою догадку. -- Какую? -- Вернее, две догадки, -- уточнила я. -- Первая версия состоит в том, что Кевин лишь недавно обнаружил, что у него есть сын. Он ничего такого не говорил? -- Нет. Кеви сказал, что с самого начала знал о существовании Дональда. Свои действия он объяснял тем, что сначала не хотел отнимать ребенка у матери, а потом, когда она умерла, Дональд уже кое-что смыслил, и было рискованно приводить его в Авалон. -- Но, как я понимаю, этот аргумент никому из вас не показался достаточно веским? -- Конечно, нет. Кеви вполне мог подыскать для Дональда воспитателей в другом мире, а спустя два-три года спокойно привести его в Авалон. Детская память недолговечна. -- И я -- яркий тому пример, -- подхватила я. -- Впрочем, не будем развивать эту тему, поскольку мы точно знаем, что Кевин солгал. Иначе бы он непременно упомянул о Дональде в своем послании. Следовательно, он узнал о нем лишь недавно. -- Тогда почему он не сказал нам правду? -- Видимо, это была бы не вся правда. Кевин объяснил, что такое семейный интернат в нашем мире? -- Да. Насколько я поняла из рассказа мамы, это институт временного усыновления. Супружеская чета получает от государства специальный сертификат, позволяющий ей брать на воспитание детей, которых по тем или иным причинам настоящие родители воспитывать не могут, но и не хотят отказываться от своих родительских прав. В таком случае они полностью оплачивают как содержание своих детей, так и работу приемных родителей. Кеви говорит, что он производил оплату анонимно, однако имел у себя на руках все документы, позволяющие ему в любой момент раскрыть свое инкогнито и заявить права на сына. -- Значит, он лгал, -- подытожила я. -- Не в той части, что содержание мальчика регулярно оплачивалось -- это легко проверить, а в той, что он это оплачивал. -- Но кто же тогда? -- спросила Дэйра. -- Настоящий отец Дональда, -- сказала я. -- Тот из Властелинов, кто не мог привести своего сына ни в Авалон, ни в любой другой Дом. Отверженный Властелин. Дэйра ахнула: -- Тогда получается, что Дональд... -- Да. -- Я улыбнулась. -- Судя по всему, у меня появился брат. Родной брат... вернее, сводный -- но это уже мелочи. Некоторое время мы молчали. Очевидно, Дэйра и так, и этак "обкатывала" мою версию в мыслях, рассматривала ее в разных ракурсах. Наконец она произнесла: -- Это очень похоже на правду. Даже больше того: наверняка, так оно и есть. Но черт! Почему ни я, ни мама, ни отец не догадались об этом сразу? -- Впоследствии вы догадались бы, -- ответила я. -- Рано или поздно ты вспомнила бы, что не встречала в послании Кевина никакого упоминания о Дональде, потом сопоставила бы все несуразности в этой истории и пришла бы к такому же выводу. А я сообразила так быстро, потому что обладала дополнительной информацией. -- И какой же? -- Помнишь, Кевин не хотел удочерять меня? У него был такой несчастный вид, и он будто спрашивал: "Ну, почему опять я?" А Джо глядел на него виновато. Я обратила на это внимание, поскольку речь шла обо мне. А потом Кевин извинился, что так себя вел. Он сказал, что я тут ни при чем, а дело в другом. -- Теперь ясно, в чем было дело, -- протянула Дэйра. -- Яснее ясного... И все же я не понимаю, зачем Кеви принял удар на себя. Почему он не рассказал нам правду? -- Возможно, он не хотел вызывать у вас сочувствия, а более правдоподобной истории придумать не смог. -- Или он не хотел, чтобы мы считали его благородным. При всем своем тщеславии, Кеви не любит, когда его хвалят. Он принадлежит к тому редкому типу людей, для которых само осознание, что они совершают доброе дело, уже является достаточным вознаграждением. -- Дэйра вздохнула. -- Порой я упрекаю себя в том, что слишком явно отдаю ему предпочтение перед другими братьями. Шон, Артур и Марвин даже обижаются на меня. Но, видит Бог, Кеви лучше их. Тебе повезло с названным отцом. Я поднялась, обошла стул, на котором сидела Дэйра, остановилась за ее спиной и положила руки ей на плечи. -- Скажу тебе честно, Дэйра. Чем дальше, тем больше я жалею, что Кевин не мой настоящий отец. И сейчас я немного завидую Дункану. Если ему повезет, он никогда не узнает правду и будет считать Кевина своим родным отцом. Дэйра откинулась назад и прислонила голову к моей груди. -- А жалею, что Кевин мой родной брат, -- неожиданно призналась она. -- Будь мы хотя бы двоюродными родственниками, многие мои проблемы были бы решены. Некоторое время я молча гладила ее волнистые волосы. Потом сказала: -- Все-таки странная у нас семейка. Донельзя странная. Почему у нас так много кровосмешения? И почему каждый второй из наших -- потенциальный кровосмеситель? -- Может быть, потому что у нас хорошая семья, -- предположила Дэйра. -- Одна из лучших семей среди Властелинов, и мы не хотим смешивать нашу сравнительно здоровую кровь с заведомо худшей. Подобное тянется к подобному, даже бессознательно, а Одаренных на свете очень мало, потому так и получается, что если мы находим себе подходящего человека, то зачастую он оказывается нашим родственником. Вот, к примеру, ты. Сначала влюбилась в Мориса, своего двоюродного брата, а затем в Эрика -- двоюродного дядю. Да и я тоже... -- Голос ее сорвался на тихий всхлип, и она умолкла. Я хотела наклониться, чтобы поцеловать ее, как вдруг Дэйра напряглась и в следующую секунду вскочила на ноги. -- Я чую Хаос! -- сообщила она, вызвав Образ Источника. -- Неужели Александр жив?.. -- Все в порядке, -- спокойно ответила я. -- Это не Александр, а Мирддин. Он мой гость. Дэйра слегка расслабилась и спрятала свой Образ. -- Ты пригласила его? -- Да. -- Зачем? -- Хочу задать ему несколько вопросов. -- Гм-м... Вообще-то и я не против кое о чем расспросить его. Раздался мелодичный звонок в дверь. -- Ладно, -- сказала я. -- Пойду встречать гостя. А ты пока поставь на поднос вино, бокалы и закуску и принеси это в холл. -- Хорошо, -- ответила Дэйра. Я вышла из кухни, миновала холл, прошла в переднюю и открыла наружную дверь. На крыльце стоял Мирддин, Хранитель Хаоса, -- все такой же смуглый, черноволосый и черноглазый, одетый в свой неизменный черный костюм. -- Здравствуй, Софи, -- произнес он будничным тоном, без всякой напыщенности. -- Здравствуй, Мирддин. Проходи. Я посторонилась, пропуская его внутрь. Он вошел в холл и огляделся вокруг. -- Хочешь верь, хочешь не верь, но со времени падения так называемых Домов Тьмы, это мое первое посещение жилища Властелинов. -- Тогда добро пожаловать, -- сказала я без всякой иронии. -- Чувствуй себя, как дома. Он внимательно поглядел на меня: -- Ты говоришь это искренне, дочь Джоны. Благодарю. И кстати, я не могу удержаться от комплимента: тебе очень к лицу светлые волосы. -- Спасибо, -- сказала я с улыбкой. Вопрос с цветом волос возник сразу же после того, как Кевин согласился назваться моим отцом. Первой обратила на это внимание Дэйра. С присущей ей непосредственностью она заметила, что до встречи с Анхелой ее братец промышлял исключительно на блондинках, а поскольку и сам он светлый шатен, то появление у него темноволосой дочери вызовет нежелательные толки. Лично я не имела ничего против того, чтобы регулярно красить волосы (тут Мирддин прав: золотистые кудри мне к лицу), однако Дэйра предложила испробовать более радикальный способ, который в случае с Бронвен, матерью Эрика, дал отличные результаты. По совету Дэйры я окунулась в Источник с пожеланием, чтобы он слегка изменил мой истинный облик, сделав меня блондинкой. И действительно, опыт удался. Из Источника я вышла натуральной блондинкой. Стопроцентной блондинкой -- с головы до ног. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Это было еще одно мое отличие от большинства адептов Источника. Только я и Бронвен (и, возможно, еще Диана) могли с помощью Источника произвольно менять свой облик. Точнее, истинный облик -- тот, который заложен в генах и для поддержания которого не нужно прилагать никаких усилий. Впрочем, я, за исключением цвета волос, больше ничего не меняла... Ну, разве что добавила себе несколько сантиметров -- мне всегда хотелось быть выше своего роста. А все остальное в моей внешности меня вполне устраивало. И даже нравилось мне. Да и не только мне одной... Под воздействием комплимента Мирддина (обожаю комплименты!) я непроизвольно склонила набок голову и кокетливо глянула на него. Он добродушно ухмыльнулся. -- Прошу, присаживайся, -- сказала я ему. -- Сейчас будет подано угощение. Как будто откликнувшись на мои слова, в холл вошла Дэйра с подносом в руках. Завидев ее, Мирддин галантно поклонился: -- Мое почтение, принцесса. Какой приятный сюрприз! Дэйра поставила поднос на стол и с холодной вежливостью произнесла: -- Приветствую тебя, Хранитель. Только не делай вид, что мое присутствие для тебя неожиданность. Ты ведь почуял меня, едва лишь появился здесь. -- Ошибаешься, дочь Артура, -- спокойно возразил Мирддин. -- Я мог бы почуять, но не почуял, так как использовал свой Инь лишь для того, чтобы попасть в Сумерки Дианы. Здесь я гость и не намерен без нужды прибегать к Силе Хаоса. Вообще-то само мое появление в Экваторе является нарушением буквы Договора, который я стараюсь соблюдать. Но между делом замечу, что Каратели Порядка, эти так называемые Агнцы Божьи, регулярно нарушают тот же Договор, забредая в Полярную Зону Хаоса и нападая на моих Церберов. Впрочем, я против этого не возражаю. Особого вреда сии безмозглые создания не причиняют, а для Церберов это хоть какое-то развлечение. Поэтому не будем формалистами. В конце концов, я здесь по приглашению Софи, принцессы из Авалона; а ваш Дом так до сих пор и не присоединился к Договору. -- Но отнюдь не из большой любви к Хаосу, -- заметила Дэйра. -- Источник сохраняет строгий нейтралитет в вашем противостоянии с Порядком. -- Достойная уважения позиция, -- невозмутимо парировал Мирддин. Тем временем я накрыла стол, налила в бокалы вино и пригласила Дэйру с Мирддином садиться. -- Охотно, -- сказал на это Мирддин. -- Я с удовольствием отведаю ваших кушаний. Не в пример королеве Юноне и Артуру, которые в свое время отвергли мое гостеприимство. Я поняла, что речь идет о событиях более чем полувековой давности, когда Мирддин сообщил Юноне и Артуру о существовании Истоков Формирующих. Поняла это и Дэйра. -- Они отказались из-за разницы в течении времени, -- пояснила Дэйра, первой усаживаясь в мягкое кресло перед невысоким столом. -- Достаточно им было бы погостить у тебя час, чтобы в Экваторе прошло без малого два месяца. Мирддин подождал, пока я сяду, затем присел сам и лишь тогда ответил: -- Прими они мое приглашение, я немедленно изменил бы ход времени. А, впрочем, кто старое помянет, тому глаз вон. -- Он поднял хрустальный бокал с вином и посмотрел сквозь рубиновую жидкость на свет, льющийся из окна. -- Давно я не пил вино из урожая знаменитых виноградников на дневном склоне Олимпа. Ведь это сумеречное, я не ошибаюсь? -- Оно самое, -- подтвердила я. -- Трехсотлетней выдержки. Из погребов Замка-на-Закате. Мирддин вздохнул: -- Старые добрые времена! Помнится, мы с Янусом часами просиживали за бутылкой такого вина, коротая вечные сумерки его мира. -- Ты знаком с дедом Янусом? -- удивленно спросила Дэйра. -- Да, -- кивнул Мирддин. -- Из всех ныне живущих только он да твоя тезка, Хозяйка Источника, знают, кем я был до того, как стал Хранителем Хаоса. -- И кем же ты был? Мирддин пропустил этот вопрос мимо ушей. По праву единственного мужчины он сказал тост: -- Мои дорогие принцессы. Я хочу выпить за вас не только из подобающей гостю вежливости, но также из глубокого уважения, которое питаю к вам обеим. Ты, Дэйра, спасла Вселенную от преждевременного наступл