дят-фазаны. Это была детская считалка оттуда, которая так понравилась Марике, что она использовала ее в качестве заклинания. Слова, как таковые, не имели в магии большого значения; важен был смысл, который в них вкладывали. А среди мастеров Искусства считалось признаком хорошего тона и вовсе не произносить слов. Для своих лет Марика весьма ловко творила "бессловесные" заклинания, поэтому не страдала от комплексов и в эффектные моменты не стеснялась приговаривать вслух, однако избегала банальной безвкусицы типа "красный-оранжевый-желтый-зеленый-голубой-синий-фиолетовый". После седьмого прикосновения все семь камней засветились семью цветами радуги. А когда Марика молча прикоснулась к восьмому, прозрачному камешку, их ровное свечение сменилось пульсирующим. Взмах рукой в воздухе слева направо -- и внешний арочный контур засиял, как расплавленное золото в ярких лучах солнца. Затем Марика вновь в той же последовательности прикоснулась к пульсирующим камням, но на сей раз приговаривала: -- Али-Баба-и-сорок-разбойников-Сезам-откройся! -- Это было ее недавнее изобретение. Участок стены с причудливыми узорами исчез, и пространство под сияющей "аркой" как будто заволокло густым белым туманом. Марика подняла с пола свечу и смело шагнула в туман. В самый последний момент она отпустила шнурок, гобелен вернулся на прежнее место, прикрыв собой портал. Даже если ее отсутствие обнаружат, то наверняка решат, что она незаметно выскользнула из своих покоев и теперь где-то шляется по замку. Или в худшем случае -- спит в чьей-то постели... А Марика находилась в маленькой темной каморке без окон на неизвестном расстоянии от Мышковича и в неизвестном конце света. Вернее сказать -- неопределенном. Понятия расстояния и направления от точки входа до точки выхода в данном случае теряли всяческий смысл. За спиной Марики сияла золотом "арка", под которой клубился густой белый туман. Убедившись, что в каморке никого больше нет, она погасила оба портала. Сияние пропало, туман в мгновение ока рассеялся. На стене появился причудливый узор из множества разноцветных камней -- но не такой, как в кабинете Марики. От возникшего в результате этих манипуляций слабого завихрения воздуха пламя свечи вздрогнуло и погасло. В каморке воцарилась кромешная тьма. Марика шепотом выругалась, открыла сумочку, на ощупь нашла спички и вновь зажгла свечу. "Надо бы запастись фонарем", -- уже в который раз сказала она себе. Когда свеча разгорелась и пламя стало ровным, Марика вернула спички в сумочку, подошла к массивной дубовой двери в противоположной стене каморки и тщательно прислушалась. Она не почувствовала присутствия людей в помещении наверху; даже если там кто и был, то он спал крепко, как сурок. Марика нажала потайную кнопку на косяке и осторожно потянула ручку двери на себя. Раздался тихий скрип железных петель. "Пора уже снова смазать", -- подумала она. Три года назад, при ее первом посещении, покрытые многолетней ржавчиной петли скрипели так, что, казалось, всполошится вся округа. За дверью начиналась крутая лестница. Осторожно, чтобы не споткнуться, Марика поднялась по каменным ступенькам на самый верх, остановилась и внимательно осмотрела сквозь тонированное стекло, которое с обратной стороны было зеркалом, просторное помещение, залитое рассеянным дневным светом, проникавшим через полуприкрытые шторами средневековые стрельчатые окна. Все окна выходили на север, и прямой солнечный свет никогда не попадал в эту комнату, где хранились бесценные старинные книги и картины из семейной коллекции сэра Генри. Убедившись, что в фамильной библиотеке действительно никого нет, Марика отворила замаскированную под зеркало дверь и быстро проскользнула внутрь. Готово! Она вернула лже-зеркало на место, придирчиво осмотрела себя в нем, поправила прическу и смахнула с юбки и жакета пылинки. Обнаружив, что все еще продолжает держать в руке уже бесполезную и вновь погасшую свечу, Марика положила ее на столик рядом с зеркалом и с хозяйским видом направилась к двери в коридор, на ходу доставая из сумочки ключ. Библиотека всегда была заперта, чтобы сюда без спросу не совались любопытные посетители. Сэр Генри не имел достаточно средств на содержание своего родового замка, поэтому семь лет назад был вынужден открыть его для туристов и прочих бездельников, мнящих себя любителями древности. Эти посещения приносили небольшой доход, а кроме того, статус исторического памятника давал определенную налоговую скидку. Марика с грустью подумала: неужели через несколько столетий и Мышковар превратится в этакую достопримечательность, или того хуже -- лишится своих законных владельцев и станет именоваться музеем?.. Нет, этого нельзя допустить! Выйдя из библиотеки в коридор, она столкнулась лицом к лицу с невысоким плотным мужчиной средних лет, в ливрее дворецкого и в клетчатой шотландской юбке, из под которой торчали чересчур тощие для его комплекции и очень волосатые ноги. При виде Марики он приветливо улыбнулся: -- Здравствуйте, мисс Мэри. Мое почтение. -- Добрый день, Брайан, -- кивнула Марика. -- Рада вас видеть. -- Я тоже рад, мисс. Но увы, как всегда, я прозевал ваш приход. -- Вы же знаете, что я невидимка, -- полушутя, полусерьезно сказала она. -- Как себя чувствует дядя? -- Как обычно, -- ответил дворецкий. -- А вы еще не виделись с ним? -- Нет, я только пришла. По пути решила заглянуть в библиотеку -- думала, что он там. -- Сэр Генри еще отдыхает после ленча. Он будет счастлив вашему визиту. Жаль, что вы так редко у нас бываете. -- Мне тоже жаль, -- Марика говорила это искренне. -- Так значит, он у себя? -- Да, мисс. -- Тогда я потороплюсь. Прошло лишь несколько дней, а я уже соскучилась по нему. -- Сэр Генри начинает скучать, как только вы уходите, -- заметил дворецкий. -- Почему бы вам не поселиться у нас? А, мисс Мэри? Марика вздохнула: -- Хотела бы, да не могу. К сожалению... Ну что ж, Брайан, приятно было с вами поговорить. Надеюсь, мы еще увидимся за чаем. Удачи вам. -- Вам тоже, мисс. Марика еще раз кивнула, затем повернулась и энергично зашагала по коридору. Дворецкий глядел ей вслед, пока она не исчезла за углом. Странная девушка, эта мисс Мэри Мышкович, думал он. Запросто называет сэра Генри дядей, хотя она его родственница не ближе седьмого колена и родом откуда-то издалека -- то ли из Польши, то ли из Югославии, а то даже из России. Впервые появилась здесь лет пять назад, совсем еще девчушкой, и сразу же пленила сердце старого барона. Впрочем, не только его одного. Мисс Мэри нравилась всем без исключения обитателям замка -- красивая, умная, обаятельная, с тонким чувством такта и безукоризненными аристократическими манерами. Правда, за пять лет так и не удосужилась досконально изучить язык; говорит хоть и правильно, но с сильным акцентом, тщательно подбирает слова, подчас употребляет в речи архаичные обороты, которые можно встретить лишь в книгах. Короче, все в ней выдает иностранку -- пусть и культурную, хорошо воспитанную, и тем не менее иностранку. А ее появления и исчезновения -- это вообще ни в какие ворота не лезет! Никогда нельзя было с точностью сказать, есть она в замке или нет, никто из тех, с кем говорил на эту тему Брайан, ни разу не видел, как она приходит или уходит; порой создавалось впечатление, что она вовсе не покидает пределов поместья, а прячется где-то рядом (к примеру, в той же каморке, что за зеркалом в библиотеке), готовая объявиться в самый неожиданный момент. И вот еще вопрос: кто она, собственно, такая, эта мисс Мэри, чем занимается, где ее родители? За пределами Норвика, родового поместья МакАлистеров, о ней ничего не слышали. Вернее, слышали лишь то, что сэра Генри время от времени навещает очаровательная племянница-иностранка. В былые времена, лет двести назад, ее бы непременно заподозрили в ведьмовстве -- но теперь уже люди не верят в существование колдунов и ведьм, всему ищут рациональное объяснение... Чувствуя на себе доброжелательный и в то же время озадаченный взгляд дворецкого, Марика украдкой улыбалась. Хвала Спасителю, он не видел ее, когда она впервые появилась здесь в своем обычном наряде. К счастью, первый, с кем она встретилась тогда, был сам сэр Генри. И первое, что он сказал при их первой встрече... О, Марика никогда не забудет тех слов! Разминувшись по пути с несколькими слугами и посетителями замка, Марика наконец добралась до личных апартаментов сэра Генри. Дверь ей открыл камердинер барона. Он был немногословен в присутствии хозяина и лишь сдержанно поздоровался. Марика ответила ему тем же. Сэр Генри МакАлистер сидел в кресле у горящего камина, его ноги прикрывал клетчатый плед. Это был седой мужчина лет шестидесяти -- шестидесяти пяти, с довольно моложавым, но изможденным лицом, которое еще сохраняло следы былой суровой красоты. Глядя на Марику, он радостно улыбался, а в его голубых глазах вспыхнули огоньки. -- Ступай, Джордж, ты свободен, -- велел он камердинеру; голос его звучал зычно, без старческой хрипоты. -- Если надо, Марика позаботится обо мне. Поклонившись, камердинер вышел. Сэр Генри протянул Марике руку. -- Извини, милая, что не встаю. Поясница ломит -- наверное, к дождю. Марика подступила к нему, взяла его за руку, наклонилась и поцеловала его в лоб. -- Здравствуй, отец. -- Здравствуй, дочка, -- сказал сэр Генри, нежно сжимая ее ладошку. ...Первые слова, которые Марика услышала от него при первой их встрече, были: "Oh, my God! Марика, доченька, ты у меня такая красавица!" По-славонски он говорил коряво, с ужасным акцентом, но Марика поняла его. И тогда она поняла все... 4 Стэн с нетерпением посмотрел на часы. Близилась полночь -- время, назначенное для встречи с Флавианом. Пора выпроваживать гостей, решил он. В кабинете, кроме него, находились Младко Иштван и Слободан Волчек. За праздничным ужином Стэн рассудил, что будет лучше, если их первый обстоятельный разговор состоится в его присутствии. В случае необходимости, он постарается сгладить острые углы в отношениях между страшим и младшим капитанами, поможет им достичь взаимопонимания и полного доверия друг к другу, без чего немыслимо их дальнейшее сотрудничество. Впрочем, все опасения Стэна оказались напрасными. Иштван и Волчек сразу нашли общий язык, и между ними завязался сугубо профессиональный разговор, а Стэну оставалось лишь молча слушать их, изредка вставлять ничего не значащие фразы и дивиться тому, с какой легкостью Иштван преодолел присущее всем обыкновенным людям предубеждение против колдовства и колдунов. Казалось, он даже был рад, что в экспедиции примет участие "настоящий чародей", и в пользу этого выдвинул еще один аргумент, который раньше как-то не приходил Стэну в голову: если невероятные россказни путешественников о далеком Хиндураше хоть отчасти правда, и там, кроме шелка и пряностей, имеются также могущественные черные маги, то неплохо бы иметь, на случай встречи с ними, действенную защиту. Речь как раз шла об опасных водорослях, в которых вязнут корабли, и о том, как с ними бороться, когда Стэн прокашлялся, привлекая к себе внимание обоих капитанов. -- Друзья, -- сказал он. -- Меня радует, что вы пришли к согласию в принципиальных вопросах. Это самое главное, и теперь я спокоен за исход нашего предприятия. Детали вы сможете обсудить позже, во время плавания, а сейчас лучше ступайте отдыхать. Завтра вам предстоит трудный день... -- Стэн демонстративно зевнул. -- Да и меня уже клонит ко сну. Иштван и Волчек разом посмотрели на настенные часы, затем переглянулись. -- Ваша правда, газда Стэнислав, -- сказал Иштван. -- Пожалуй, мы чересчур увлеклись. Нам действительно нужно отдохнуть перед отплытием. Не так ли, Слободан? -- Да, конечно, -- кивнул тот. Однако Стэн сомневался, что они последуют этому разумному совету. Его догадка подтвердилась, когда Иштван, покидая с Волчеком княжеские покои, предложил своему младшему коллеге опрокинуть "на сон грядущий" по бокалу вина и получил согласие. Поручив слуге проводить гостей, Стэн распорядился, чтобы его никто не беспокоил, запер изнутри кабинет и, пока до полуночи оставалось еще немного времени, постарался собраться с мыслями перед предстоящей встречей. Сомневаться не приходилось: теперь Флавиан поставит вопрос ребром: да или нет. Согласен ли Стэн воспользоваться кризисом центральной власти, чтобы превратить Гаалосаг в независимое королевство и возглавить его; или же он остается приверженцем единого и неделимого государства западных славов? Как патриот своего народа, Стэн был против распада Империи. Но также он был и патриотом своего рода -- рода Конноров. Споря с Флавианом, Стэн, тем не менее, в глубине души не мог не признать, что существование мощного централизованного государства Гаалосаг с королем-Коннором во главе послужит возвышению всего их рода, предоставит возможность каждому из Конноров в полной мере проявить себя и занять место, положенное ему по праву. Так стоит ли, в самом деле, цепляться за эту огромную, но разрозненную Империю, теша себя призрачной надеждой, что когда-нибудь на ее трон взойдет мужчина из их рода?.. Перспектива овладеть всем Западным Краем, конечно, была соблазнительна -- но вряд ли осуществима на практике. Сейчас во всем мире насчитывалось лишь около трех тысяч мужчин и женщин -- потомков Коннора-прародителя. Под силу ли будет им захватить и удержать власть в таком громадном государстве? Сумеют ли они перестроить Империю на свой лад? И когда это произойдет? Другое дело, Гаалосаг, в котором Стэн был, по сути, некоронованным королем. Его влияние росло из года в год, и теперь ему ничего не стоило сменить свой жезл земельного воеводы на королевский венец. Большинство жителей Гаалосага приветствовали бы этот шаг. Князей и самых могущественных жупанов пришлось бы усмирять силой, однако нет худа без добра -- мятеж в верхах при отсутствии должной поддержки среди нетитулованной знати и основной массы военных не выльется в крупную междоусобицу, зато его подавление в конечном счете приведет к усилению королевской власти. В нынешних условиях Златовар, кто бы ни стал новым императором, окажется не в состоянии предпринять действенные меры, чтобы восстановить свой суверенитет над Гаалосагом -- особенно, если тот выступит в союзе с Ибрией. Мало того, правители Западного Немета будут вынуждены бороться с сепаратистскими настроениями значительной части своих подданных, которые захотят присоединиться к Гаалосагу. А влошские князья, которые, являясь славами, вместе с тем мнили себя преемниками традиций Древней Империи и свысока поглядывали на остальных, считая их варварами, того и гляди под шумок создадут свое собственное королевство -- государство "культурных", "цивилизованных" славов. Затем и юго-восточные провинции, не столь строптивые, зато самые богатые в Западном Крае, возжелают большей самостоятельности. Тогда уж и братья-славы с Востока не будут сидеть сложа руки. Жители исконно славонских земель втайне ненавидели Империю, которую много веков назад сами же породили, отправив своих лучших сынов покорять Западный Край. Ненавидели отчасти из зависти: ведь в то время, как на Востоке шли нескончаемые междоусобицы, западные славы сумели объединиться и создать мощное государство, доминирующее в этой части мира. Так что восточные правители, без сомнения, не преминут воспользоваться моментом, чтобы побольнее ужалить могущественного соседа и поживиться за счет своих западных соплеменников. Да и северные варвары не станут равнодушно наблюдать за происходящим; в лучшем случае, они захотят вернуть себе потерянный девять лет назад Ютланн... Совершенно очевидно, что это будет означать крах Империи. Впрочем, Стэн осознавал, что крах может наступить и без его вмешательства -- а просто в результате попытки князя-регента Чеслава узурпировать императорский престол. Будучи самодуром, Чеслав все же не был дураком и прекрасно понимал, что ему вряд ли удастся захватить власть во всем Западном Крае. Скорее всего, он рассчитывал заполучить лакомый кусок из центральных и северных областей, где сильно влияние Вышеградского дома, пожертвовав в угоду своим амбициям западом, югом и востоком. Если Стэн сделает выбор в пользу независимого королевства Гаалосаг, то князь Чеслав станет его естественным союзником, и они, пожалуй, смогут договориться о разделе сфер влияния. Но... Сама мысль об этом вызывала у Стэна отвращение. Политика -- грязное занятие, но даже в политике есть черта, через которую переступать нельзя, иначе потеряешь самое главное -- уважение к себе. Стэн ни за что не вступит в сговор с убийцей своего отца! Ведь тогда, в Ютланне, Чеслав отправил отряд князя Всевлада прямиком в ловушку, устроенную норландцами, о существовании которой, как потом выяснилось, он знал заранее. Почти никто не сомневался, что Чеслав сделал это намеренно -- дабы избавиться от наиболее опасного конкурента в предстоящей борьбе за императорский престол... Стэн встрепенулся, почувствовав вызов, идущий через его портал. Он тут же сосредоточился и мысленно спросил: "Флавиан?" "Он самый, -- последовал ответ. -- Ты готов?" "Сейчас. Минуточку". Стэн подошел к книжному шкафу и нажал потайную кнопку. Шкаф бесшумно отъехал в сторону, открыв нишу в стене, где был сооружен портал. Быстро активировав его, Стэн отступил на два шага и послал мысль: "Готово!" Из тумана под светящейся аркой вышел молодой человек лет двадцати, среднего роста, стройный, несколько хрупкого телосложения, с продолговатым бледным лицом, вьющимися огненно-рыжими волосами и зелеными с малахитовым оттенком глазами. Он был одет в светло-голубой костюм с золотым шитьем, длинную алую мантию и коричневые сапожки из мягкой кожи; на его поясе висел меч в богато украшенных ножнах, а голову венчал усыпанный бриллиантами золотой обруч с зубьями в форме крестов -- семью небольшими по бокам и сзади и одним покрупнее -- спереди. Король Ибрии Флавиан IV был первым королем из рода Конноров. Он не был сыном мужа своей матери, короля Юлиана VII, и знал об этом с детских лет. Также он знал своего настоящего отца, но относился к нему довольно прохладно, хоть и без враждебности. Как подозревал Стэн, Флавиана угнетала мысль, что он появился на свет даже не в результате мимолетного, но бурного романа, был зачат не в порыве безумной страсти, а по трезвому расчету -- с тем, чтобы возвести на ибрийский престол короля-Коннора. Воцарение в Ибрии Флавиана было крупным успехом радикального крыла Братства, члены которого ставили своей целью скорейшее достижение мирового господства рода Конноров. Но впоследствии оказалось, что, несмотря на столь многообещающее начало, избранный ими путь, тем не менее, ведет в тупик. Хотя за триста лет Конноры расселились по разным странам, в подавляющем большинстве они жили в Империи и считали себя славами. Ибры были для них чужды, порядки в Ибрии представлялись им варварскими, власть -- чересчур деспотичной, и они выступали категорически против ибрийской экспансии на восток. Надежды радикалов на массовый приток Конноров в страну, где правит их сородич, не оправдались. Почти все Конноры занимали неплохое положение в обществе, пусть и считали его недостаточно высоким, но стремились возвыситься на родине и не очень-то рвались искать счастья на чужбине. Попытка превратить Ибрию в плацдарм для захвата власти во всем Западном Крае, как и предсказывали скептики, потерпела фиаско. Безусловно, при короле Флавиане и его потомках Ибрия со временем превратится в государство, где главенствующую роль будут играть мужчины и женщины из рода Конноров, но произойдет это постепенно, а не в течении нескольких лет и при интенсивной иммиграции, как хотели того радикалы. По правде говоря, Флавиан был только рад этому. Будучи Коннором, он, вместе с тем, оставался ибром и радел не только за свой род, но и за благо своей страны. Еще принцем он понял, что даже в случае победы над Империей Ибрия все равно проиграет -- в том смысле, что ибры-победители попросту растворятся среди славов и спустя пару поколений станут таким же второсортным меньшинством, как гаалы, влохи, поморы, неметы, хэллины и прочие покоренные народы Империи. А Флавиан был королем ибров и хотел, чтобы его подданные и в будущем оставались ибрами. Три года назад, когда Флавиан взошел на ибрийский престол и естественным образом стал лидером радикального крыла Братства, он предложил иной путь возвышения рода Конноров: коль скоро невозможно захватить власть во всей Империи разом, следует расчленить ее на несколько государств и овладевать ею по частям, начиная с Гаалосага. Новая программа была реалистичнее прежней, а потому, с точки зрения умеренных и консерваторов, гораздо опаснее. Многие молодые Конноры, в недавнем прошлом яростные противники "ибрийского варианта", в одночасье стали горячими сторонниками идеи Флавиана. Добрая половина молодежи возрастом до тридцати лет буквально за одну ночь превратилась в радикалов. А сам Флавиан все это время оказывал мощное давление на Стэна, склоняя его к решительным действиям. Вот и теперь он пришел за тем же. И теперь, в свете новых обстоятельств, он станет давить еще сильнее и в конечном итоге припрет его к стенке, вынудит сказать "да" или "нет"... -- Здравствуй, -- небрежно произнес Стэн в ответ на столь же небрежное приветствие Флавиана, никак не вязавшееся с его праздничным одеянием. -- Проходи, присаживайся. С какой стати ты так нарядился? Флавиан плюхнулся в кресло, снял с головы корону и положил ее на письменный стол. -- Не ради тебя, не обольщайся. Просто, если кто-то решил сыграть с нами шутку, я хочу напомнить ему, с кем он посмел шутить. Вот так! -- Извини, -- сказал Стэн, устраиваясь в кресле напротив. -- Что-то я не уловил твоей мысли. Я, конечно, далек от того, чтобы обвинять тебя в косноязычии, но ты, возможно, немного взволнован и не совсем ясно выражаешься. В зеленых глазах Флавиана отразилось недоумение. -- Разве ты не получил послания? -- Получил. Как видишь, я ждал тебя. -- Да нет, -- отмахнулся он. -- Я о другом послании. -- О каком? -- нетерпеливо спросил Стэн. -- Дружище, я действительно ничего не понимаю. Лицо Флавиана приобрело выражение крайней растерянности. -- Так ты в самом деле?.. Ай, ладно! Вот, погляди. Флавиан снял с шеи золотую цепочку, на которой висело украшенное самоцветами распятие. Крупный камень в центре, с виду настоящий рубин, на самом деле был не рубином, а магическим талисманом. Точно такой же камень имелся и у Стэна; он носил его вделанным в перстень, считая, что так удобнее. Впрочем, каждый имел свое представление об удобстве. Например, талисманом Марики был фальшивый алмаз в правой серьге. Когда кто-то чересчур зоркий и не очень тактичный обращал ее внимание на подделку, она с холодной вежливостью благодарила его за заботу и невозмутимо объясняла, что эти наполовину фальшивые серьги (второй алмаз был настоящим) являются фамильной реликвией. Не выпуская крест из руки, Флавиан протянул его Стэну. Тот прикоснулся указательным пальцем к лже-рубину и сосредоточился. Перед его внутренним взором возникли буквы, которые затем сложились в слова: "Сим уведомляется, что к двум часам пополуночи по златоварскому времени вы, вместе с князем Стэниславом Мышковичем, приглашены на заседание Высшего Совета Братства Конноров для обсуждения ваших предложений о будущем Империи. Ждите вызова в назначенный час". Далее следовала дата и магический знак Совета Двенадцати. Высший Совет (или Совет Двенадцати) свыше двухсот лет управлял Братством Конноров, был консолидирующей силой, хранителем традиций и древних знаний. Членов Совета всегда было ровно двенадцать человек -- но не по числу учеников Спасителя, а по числу детей основателя их рода. (Кое-кто усматривал в этом чисто случайном совпадении глубокий мистический смысл и утверждал, что Коннор-прародитель был новым мессией или, в крайнем случае, пророком. Стэн не верил в эту, по его собственному выражению, чушь собачью. Не хотел верить. Будучи сыном святой, он не желал оказаться еще и потомком пророка, или того хуже -- мессии. Для него это было бы чересчур...) Но в середине прошлого века, когда численность Конноров превысила тысячу человек, некоторые представители рода заняли довольно высокое положение в обществе, и Братство раскололось на несколько соперничающих группировок, Совет без каких-либо предупреждений прекратил свою деятельность, а все двенадцать его членов в один прекрасный день бесследно исчезли. Какое-то время было широко распространено мнение, что Совет продолжает действовать втайне, но никаких признаков его вмешательства в жизнь Конноров обнаружено не было. За прошедшие с тех пор семьдесят лет Совет Двенадцати превратился в легенду, хотя было немало таких людей, которые свято верили, что он все еще существует... Стэн осторожно произвел ряд манипуляций со своим магическим камнем. Флавиан почувствовал присутствие чар и спросил: -- Что ты делаешь? -- Проверяю подлинность знака Совета, -- сказал Стэн правду, но далеко не всю правду. -- Ну и как? -- поинтересовался Флавиан, надевая цепочку на шею. -- Он настоящий. Флавиан медленно провел пальцами по гладкой и нежной коже своего подбородка. Он брился ежедневно и очень тщательно, стараясь скрыть, что на лице у него все еще растет юношеский пушок, а не жесткие волосы, как у взрослого мужчины. -- Я тоже проверял и пришел к такому же выводу. Боюсь, это не глупая выходка какого-то шутника. Совет существует и продолжает действовать... Гм-м. Но вот вопрос: почему они прислали приглашение только мне? Стэн хмуро поглядел на него. Он был раздражен -- и имел на то веские причины. -- А зачем приглашать дважды? -- пожал он плечами. -- Тебя известили, и этого достаточно. Хотя ты младше меня, но выше по занимаемому положению. Вот ты и получил приглашение за нас двоих. -- Ты обижен? -- спросил Флавиан. -- Да, но не на тебя, -- ответил он угрюмо. -- Свои претензии я выскажу Совету. Флавиан посмотрел на настенные часы, а затем на стол, где стоял кувшин с вином и три пустых бокала, оставшихся после посещения Иштвана и Волчека. Не спрашивая согласия, он наполнил два бокала вином, один взял себе, а другой пододвинул к Стэну. Тот кивком поблагодарил его и сделал небольшой глоток. -- Два часа по златоварскому, это без десяти час по мышковицкому, -- заметил Флавиан. -- Значит, если послание не шутка, то минут через сорок мы встретимся с двенадцатью новоявленными апостолами. Стэн снова кивнул. Он уже перестал злиться, но продолжал хранить на лице кислую мину в надежде отсрочить начало серьезного разговора. Впрочем, это оказалось излишним. После недолгих раздумий Флавиан произнес: -- Я полагаю, нам следует обождать, пока не прояснится это дело с Советом. Возможно, его члены согласны со мной, и мы вместе убедим тебя в моей правоте. Стэн ухмыльнулся, а Флавиан между тем продолжал: -- Но есть один вопрос, который мне хотелось бы решить прямо сейчас. Ибрии нужна королева. Я уже могу отправлять официальное посольство? -- Увы, -- вздохнул Стэн, -- не можешь. Бокал замер у самых губ Флавиана. -- Почему? Что случилось? Стэну хотелось ответить с мрачной иронией: "Я и сам не прочь заполучить Марику", -- но он сдержался. Желание Флавиана жениться на Марике было продиктовано не только и даже не столько политическими соображениями, сколько нежными чувствами, которые он испытывал к ней уже много лет. Еще тринадцатилетним подростком он влюбился в прелестную восьмилетнюю девочку и твердо решил, что в будущем она станет его женой. Если бы не эгоизм Стэна, который отчаянно не хотел расставаться с сестрой, они бы поженились после первых же месячных у Марики -- это было в порядке вещей в Ибрии, да и на юге Гаалосага практиковалось довольно часто, -- и, скорее всего, жили бы сейчас в любви и согласии. А так... Стэн почувствовал угрызения совести: возможно, именно его упрямство толкнуло Марику в объятия другого мужчины... "Найду и прикончу подлеца!" -- гневно подумал он, а вслух сказал: -- Видишь ли, Флавиан, с некоторых пор Марика вбила себе в голову, что мы себе же во вред пренебрегаем заветом предков не вступать в брак с членами нашего рода. И знаешь, в определенном смысле она права. Сам посуди: через сто лет после смерти Коннора-прародителя в мире насчитывалось полторы сотни его потомков, еще через сто лет их было около тысячи, а за последние семьдесят лет наша численность возросла лишь в три раза. Теперь мужчины-Конноры предпочитают брать в жены женщин из Конноров и, как следствие... Флавиан с такой силой поставил бокал, что чуть не разбил его вдребезги. Вино расплескалось по столу, а на рукаве светло-голубого королевского камзола появилось несколько красных, как кровь, пятен. -- Короче, Стэнислав, -- жестко промолвил он. -- Получив известие о смерти Михайла, ты решил попридержать Марику в девицах. Авось получится завоевать голоса на Конклаве, пообещав одним князьям руку сестры, а других соблазнив тем, что их дочери могут стать королевами. -- Он понурился. -- Я тебя понимаю и не осуждаю. Стэн с искренним негодованием фыркнул: -- Не говори глупостей! Ты же прекрасно понимаешь, что это ерунда. Если бы каждый неженатый князь, имеющий незамужнюю сестру... Тьфу! -- он даже в сердцах сплюнул. -- Черт тебя побери, Флавиан! Я не меньше твоего огорчен капризом Марики. Но я уверен, что это несерьезно. Подожди немного, и ее блажь пройдет. -- Подожди, говоришь? -- мрачно переспросил Флавиан. -- Сколько еще ждать? Я и так долго ждал. Мне уже двадцать лет, а я... -- Он резко поднялся. -- Хватит, заждался! Пора положить этому конец. -- И стремительно бросился к двери. Стэну потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить происходящее. За это время Флавиан успел отпереть дверь и выбежал из кабинета. Стэн быстро последовал за ним, не решаясь окликнуть его, чтобы не привлечь внимание слуг. Покои хозяина и хозяйки замка, в которых жили Стэн и Марика, были предназначены для супругов, поэтому соединялись напрямую. Флавиан знал это и теперь направлялся к Марике, чтобы среди ночи потребовать от нее объяснений. Стэн догнал его слишком поздно -- уже на пороге спальни сестры. Занавеси полога на кровати, как обычно, были раздвинуты. Глянув через плечо Флавиана, Стэн с громадным облегчением убедился, что Марика в постели одна. -- Послушай, друг, -- сказал он шепотом. -- Не глупи. Обожди до утра, успеется. Если сейчас ты разбудишь ее, она будет злая, как сто чертей. -- Тем лучше, -- также шепотом, но твердо возразил Флавиан. -- По крайней мере, так она будет искренней. -- С этими словами он направился к кровати. Стэн лишь обреченно вздохнул, смирившись с неизбежным, и закрыл дверь спальни на засов, чтобы преградить путь горничной на тот случай, если сестра, проснувшись, закатит истерику. Между тем Флавиан склонился над Марикой и легко коснулся ее укрытого одеялом плеча. Но вместо того, чтобы обождать немного, он надавил сильнее, затем, к глубочайшему изумлению Стэна, резко потянул одеяло на себя... Мысль о том, что Флавиан свихнулся, не успела оформиться до конца. В следующий момент изумление Стэна сменилось ужасом, и он в отчаянии застонал. Вместо Марики в постели лежало наспех сработанное чучело из подушек и кукольной головы! "Ну вот, -- тоскливо подумал он. -- Этого я и боялся". А Флавиан схватил голову за роскошные золотистые волосы и, потрясая ею, разразился истерическим смехом. -- Значит, заветы предков?.. -- приговаривал он. -- Вот какие заветы предков!.. Стэн, дружище, твоя дорогая целомудренная сестренка держит тебя за дурака... И меня тоже... Нас обоих!.. Он со злостью швырнул голову в противоположный угол комнаты и, мигом утихомирившись, сел на край кровати и закрыл лицо руками. Стэн услышал шум чьих-то шагов в гостиной. Он шепотом бросил Флавиану: -- Пожалуйста, будь благоразумен, не буянь, -- отпер дверь и выскользнул наружу. В маленьком коридорчике, ведущем в гостиную, Стэн преградил путь встревоженному охраннику, который вообразил, что на Марику совершено нападение, и спешил ей на помощь. Стараясь держаться как можно естественнее, Стэн успокоил его, объяснил, что ничего страшного не произошло, просто он ведет с сестрой разговор на повышенных тонах. Охраннику отлегло на сердце, и он вернулся на свой пост в коридоре, получив распоряжение не входить в покои, даже если крики возобновятся. Заставить его забыть о произошедшем было делом слишком хлопотным и ненадежным, поэтому Стэн ненавязчиво внушил охраннику, что тот якобы слышал, как он кричал сестре: "А я говорю, поедешь! Тоже мне выдумала -- дальняя дорога. Можно подумать, что Лютица на краю света..." Теперь, в представлении охранника, ночной инцидент выглядел довольно невинно: по какой-то причине Марика заупрямилась и отказывалась ехать с братом на открытие земельного сейма, а Стэн продолжал настаивать, и их спор перешел в ссору. Стэн заглянул в комнатку горничной и увидел нетронутую постель. "Потаскуха! -- мысленно выругался он. -- Сама блядствует и Марику, небось, покрывает. Я ей устрою сладкую жизнь!.." Вернувшись в спальню, Стэн застал Флавиана в той же позе, в которой его оставил. Молодой король по-прежнему сидел на краю постели, закрыв лицо руками. -- Ну, пойдем отсюда, -- произнес Стэн сурово, понимая, что малейшее проявление сочувствия может вызвать очередной всплеск эмоций. Флавиан покорно последовал за ним до его покоев, а потом и в кабинет. Было лишь полпервого, но Стэн не собирался ожидать назначенного времени. Его не вдохновляла перспектива провести эти двадцать минут, обсуждая с Флавианом их недавнее открытие, или -- что еще хуже -- болтать о всяких пустяках, делая вид, что ничего особенного не произошло. Стэн открыл портал и подозвал Флавиана, который с неприкаянным видом стоял посреди комнаты: -- Иди ко мне. Только не забудь корону. Тот недоуменно взглянул на него и вымолвил только одно слово с едва уловимой вопросительной интонацией: -- Куда? -- В Совет, а куда же. Флавиан не поинтересовался, каким образом Стэн намерен туда попасть, но тем не менее доказал, что не полностью утратил способность соображать. Посмотрев на часы, он вяло обронил: -- Но ведь рано еще. -- Плевать, -- веско ответил Стэн. Флавиан взял со стола корону, кое-как напялил ее себе на голову и подошел к Стэну. -- Что дальше? -- спросил он. -- Пододвинься ближе, не то тебя заденет шкаф. Когда Флавиан выполнил и это распоряжение, Стэн привел в действие потайной механизм. Шкаф бесшумно вернулся на свое место, и Флавиан со Стэном оказались замкнутыми в нише перед светящимся порталом. От портала тянулось множество "нитей"; их было свыше пяти тысяч. По памяти Стэн мог "нащупать" лишь около полусотни, которыми часто пользовался, порядка тысячи "адресов" хранились в его магическом камне, остальные были для него просто путями, ведущими к чьему-то порталу. В юношеские годы Стэн часто развлекался, "дергая" за первую попавшуюся неизвестную "нить". Как правило, на зов откликались, тогда он просил прощения за причиненное беспокойство, представлялся и спрашивал, кто хозяин портала; обычно ему отвечали, и он записывал информацию в свой камень. Но были и такие "нити", которые упорно не подавали признаков жизни. Возможно, они вели к "мертвым" порталам либо к таким, существование которых хозяева предпочитали не разглашать. А определить местонахождение портала можно лишь в том случае, когда путь к нему открыт. Стэн не посылал запрос на открытие портала, через который намеревался пройти. Он был открыт для него уже почти четыре года -- и это было частью большой тайны, о которой, кроме самого Стэна, знало лишь одиннадцать человек... Вернее, двенадцать -- но о существовании двенадцатого Стэн даже не подозревал. -- Пошли, -- сказал он и, произнеся охранное заклинание, шагнул в белый туман под сияющей аркой, увлекая за собой Флавиана. Они очутились в неглубоком алькове стены просторного помещения круглой формы с высоким сводчатым потолком и широкими окнами, из которых открывалась величественная панорама заснеженных горных вершин, бездонных ущелий и белых клубящихся облаков внизу, сплошным ковром застилавших землю. В чистом голубом небе ярко светило солнце, и в его лучах снег на вершинах гор ослепительно сиял. Зрелище было настолько чарующим и прекрасным, что невольно захватывало дыхание. Однако Флавиану было не до восторгов. Дыхание, впрочем, у него перехватило -- но совсем по другой причине. Он порывисто прижал ладони к ушам, застонал и принялся жадно ловить ртом разреженный воздух. -- Ч... черт... -- прохрипел он. -- Что... ты... сде... лал?.. -- Ты еще должен сказать мне спасибо, -- невозмутимо произнес Стэн. -- Если бы не я, тебе пришлось бы гораздо хуже. Вряд ли Флавиан расслышал его. Он отчаянно глотал слюну и ковырял пальцами в заложенных от резкого перепада давления ушах. Его корона опасно сдвинулась набок и в любой момент могла слететь с головы. Но Флавиан не замечал этого; он ошалелым взглядом смотрел по сторонам. Помещение заливал яркий дневной свет, струившийся через окна и витражи в потолке. Судя по легкой изморози на стеклах, снаружи царил холод, но внутри было тепло, хотя Флавиан не заметил ни одного камина или какого-то другого источника тепла. Позже он узнал, что комнатную температуру здесь поддерживает невероятных размеров прозрачный кристалл, лежавший в центре огромного круглого стола из полированного красного дерева, вокруг которого в идеальном порядке были расставлены двенадцать мягких удобных кресел. Наконец-то Флавиана проняло, и он с благоговейным трепетом прошептал: -- Зал Совета!.. В Зале находилось одиннадцать человек -- семь мужчин и четыре женщины -- возрастом от сорока до восьмидесяти лет. В момент появления Стэна и Флавиана, они стояли у окон, разбившись на три группы, и перед тем что-то живо обсуждали, но когда портал заработал, все разговоры мигом прекратились, и одиннадцать пар глаз с любопытством устремили свои взгляды на вновь прибывших. Флавиан постепенно приходил в себя. Вдруг он обнаружил, что четверых из присутствующих хорошо знает, а еще с двумя ему пару раз доводилось встречаться. Мужчина лет шестидесяти пяти -- семидесяти, без усов и бороды, но с пышной седой шевелюрой, придававшей ему величественный вид, отделился от одной из групп, подошел к Стэну и Флавиану и, обращаясь к последнему, заговорил серьезно и торжественно: -- Флавиан, король Ибрии! Высший Совет Братства Конноров приветствует тебя в своем кругу. Мое имя в Совете Дональд, и я имею честь быть его главой. -- Он сделал паузу, и его губы тронула легкая улыбка. -- Членам Совета так не терпелось встретиться с тобой, что в кои-то веки все двенадцать явились раньше назначенного часа. Из-за только что испытанного потрясения Флавиан не сообразил ответить на приветствие, зато продемонстрировал, что еще не разучился считать. После недолгой заминки он не очень уверенно произнес: -- Но я вижу лишь одиннадцать... Где же двенадцатый? Стэн удивленно посмотрел на него: -- Ты так до сих пор и не понял? Двенадцатый -- это я. Мое имя в Совете -- Рей. 5 -- Я не поеду в Златовар, -- твердо сказала Марика. -- Еще не знаю, как это устроить, но я обязательно останусь. В комнате