х! Ублюдок собачий. Только бы добраться до него, а уж там Карсидар сумеет выпустить из его поганого брюха кишки! Только бы добраться до берега... Навернувшиеся на глаза слезы мигом высохли, так и не пролившись. Карсидар присел, обломал с обеих сторон пробившую голень стрелу, распрямился, расправил плечи. Нет, шалишь! Минуты растерянности прошли. Пусть "колдун" Карсидар утратил свои сверхъестественные способности, побежденный чарами неведомо откуда свалившегося на его голову татарина, зато жив еще и прославленный мастер Карсидар, и королевский воевода Давид! Но какой из него воевода, когда ратники фактически брошены на произвол судьбы, предоставлены сами себе?! Полководец должен быть первым, всегда и везде - первым! Лучшим! Храбрейшим! Да и мастер Карсидар здорово разъярен подлостью противника, раздосадован собственным промахом. А разъяренный мастер становится очень опасным, это могли бы подтвердить некоторые покойники, если бы они восстали из могил. Его расстроила смерть Ристо? Но не от старости пал верный гнедой, не в теплом стойле над корытом овса испустил дух. Он погиб на поле брани, как настоящий боец. Так к чему печалиться?! Кроме того, кажется, пора вспомнить прощальное напутствие сумасшедшего шепетека. "Пур - на священном языке "жребий"... В этом походе будет решаться твоя судьба, Давид... Если вдруг объявится колдун, более могущественный, чем ты, что станешь делать ты тогда?" Вот и ответ: настало время вспомнить, что воевода Давид ко всему прочему еще и мастер Карсидар, лучший из современных мастеров, за голову которого в Орфетане обещано тридцать четыре жуда золотом! Так что спасибо тебе, мишигине Зерахия, за науку. Правда, черт тебя знает, чокнутый торгаш, как ты догадался, что среди татар объявится могучий колдун... Определенно, шепетек знал обо всем заранее!!! Ну да ладно, со всеми этими фокусами нужно будет разобраться по приезде в Киев. А теперь пришло время продемонстрировать татарским псам блестящие способности мастера Карсидара, всыпать им по первое число, а также добраться до тамошнего колдуна и проверить, так ли он силен в ратном искусстве, как в чародействе. Несмотря на боль в простреленной ноге, Карсидар шагнул к воинам, тянувшим канат, сказал: - А ну подвинься! - и занял место среди них. В сапоге было мокро от крови, при каждом движении, каждом напряжении мышц в голени разливался жар и ворочалась тупая игла, но Карсидар тянул канат вместе с остальными, ритмично ухая: - И-эхх!.. И-эхх!.. И-ыхх!.. - и едва слышно постанывая. А в душе ворочалась темными клубками и все разрасталась, как на дрожжах, жажда мести. - Ну-у!.. Ну-у!.. Тя-ни!.. Тя-ни-и!.. - покрикивал Карсидар в такт движениям. Воины и так старались вовсю. Время от времени вражеская стрела поражала кого-нибудь из "тягачей", однако место раненого или убитого тут же занимал новый ратник. До берега оставалось уже совсем чуть-чуть, когда татарские всадники рванулись к столбу, к которому был привязан канат их парома. - Тянуть! Остальные - за мной!!! - рявкнул Карсидар, бросил канат и слегка прихрамывая, побежал к переднему краю парома. На ходу нагнулся, подобрал круглый щит, валявшийся рядом с убитым воином (мастер Карсидар не любил пользоваться щитом, однако при таком количестве вражеских лучников другого выхода попросту не было), выхватил из ножен меч и спрыгнул в реку. Студеная черная вода доходила до пояса. Мигом пробившись под одежду, она обожгла тело, и ее холод заставил даже позабыть о боли в простреленной ноге. - Вперед! - прокричал Карсидар то ли самому себе, то ли остальным. Стараясь шагать как можно шире, преодолевая сопротивление ледяного течения, он выбрался на берег, пригнулся пониже и помчался вперед, прячась за щитом. Жаль, что он не захватил с собой рукавный арбалет, понадеявшись в основном на сверхчеловеческие способности. В обычном арбалете мастера, который болтается у него за спиной, всего две стрелы. Кроме того, рукавный арбалет был бы невидим для врага. Но ничего, лучший мастер Орфетана может сражаться не только любым оружием, но и любым количеством оружия! Татарским собакам еще неведомо, с кем предстоит скрестить мечи. Тем более, Карсидар страшно разозлился, разъярился до того, что уже совсем не обращал внимания на боль в ноге. Сейчас проклятые ордынцы получат все, что причитается на их долю... Перед Карсидаром оказались два всадника. Ближайший ткнул в него копьем, но Карсидар шутя парировал этот выпад мечом и одновременно махнул щитом, утыканным десятком стрел, перед мордой коня, несшего другого, богато одетого всадника. Испуганный скакун взвился на дыбы, и Карсидар, крутнувшись на месте, ловко перерубил подпругу его седла. С громким криком татарин свалился на землю, потеряв пушистую лисью шапку и ударившись затылком так, что хрустнули кости. Очевидно, он сломал шею, потому что остался лежать неподвижно. Карсидар поймал его коня за уздечку и одним махом взлетев на спину животного, изо всех сил сжал лоснящиеся бока ногами. Но удерживаться на испуганном животном, не слушавшемся повода, чрезвычайно трудно, поэтому теперь предстояло сменить коня. Карсидар бросился к копьеносцу, увернувшись, отбил щитом его атаку и точным ударом снизу распорол противнику левый бок. Татарин взвизгнул, разжал ослабевшие пальцы, выронил копье и повалился вперед. Карсидар перемахнул на круп его лошади, спихнул истекающего кровью врага наземь, пересел в седло, нащупал ногами стремена. Ну вот, наконец-то он получил коня... правда, это не верный Ристо, но выбирать не приходится. И пригибаясь к конской шее, прикрываясь щитом, Карсидар ринулся на татар, раздавая удары налево и направо. Этого скакуна убили прямо под ним, пришлось добывать себе третьего. Но теперь было легче: уже причалили паромы, канаты которых татары не успели перерубить, и силы русичей на левом берегу Дона увеличились. К тому же, среди высадившихся были не только пешие, но и всадники. Увидев, что полностью сорвать переправу не удалось, ордынцы бросились наутек. - Догнать их! Живо! - скомандовал Карсидар, отшвырнул уже ненужный щит, рванул из-за спины двухзарядный арбалет так, что лопнул ремешок, на котором он висел, и бросился вперед, подавая пример остальным. И хотя подгонять русичей не было особой нужды, хотя они и сами рвались в бой, все же сравниться с воеводой в ярости натиска не мог никто. Карсидар был легко ранен еще раз, теперь уже мечом в правую руку, как раз там, где заканчивался рукав кольчуги, однако и эта царапина нисколько не уменьшила его рвения. Карсидар мстил татарам за смерть Ристо, ибо чувствовал все возрастающее мрачное озлобление и одновременно досаду на себя за то, что решил взять старого товарища в последний поход. Если бы он оставил коня в Киеве, все было бы по-другому... Пусть же знают эти трусливые псы, что значит трогать мастера Карсидара или его близких... или друзей... да хотя бы верного коня! Мало преподанного Бату урока?! Так вот еще один! Вот!! Но не только желание отомстить за Ристо подстегивало Карсидара. Колдун! Этот ублюдок затесался где-то между ордынцами и, кажется, вообразил, что может сделать с Карсидаром все, что вздумается! Набросил на него свои невидимые сети, строит зловредные козни... Карсидар ощущал в груди лишь раздражение и досаду, зато совершенно не слышал оставшегося на правом берегу Михайла и, ясное дело, не чувствовал присутствия колдуна. Значит, татарский мерзавец вознамерился чинить ему препятствия? Так уничтожить его, и дело с концом! "Колдун, колдун... Где же ты прячешься, жалкий трус?!" - думал Карсидар и едва сдерживался, чтобы не прокричать это вслух. Однако вопреки ожиданиям, колдуна среди преследуемых татар не оказалось. Возможно, негодяй успел скрыться. Незаметно юркнул в кусты, и был таков! А может, ускакал вместе с татарами, которым удалось оторваться от преследовавших их русичей. Ну и кроме того, колдун мог находиться не на левом, а на правом берегу, ведь мысленная связь с тестем прервалась, и Карсидар не знал наверняка, устроили татары там набег или нет. Только слишком уж неожиданно закончилась схватка. Будь на месте татарского колдуна Карсидар, он бы непременно попытался добить противника, который лишился своих способностей. По зрелом размышлении выходило, что все ратное искусство мастера было детской забавой против колдовства, пересилившего колдовство Карсидара. Например, свести с неба молнию - это же так просто!.. Тогда почему татарский колдун оставил его в живых? В чем тут дело?! Хорошо еще, что Карсидар не задумался об этой странности, когда преследовал удирающих ордынцев. Но в переполненном жаждой мести сердце не осталось места трезвому расчету и робости. В противном случае Карсидар действовал бы менее решительно. И лишь когда погоня прекратилась, появилась возможность все обдумать, а также оценить потери. Слава Богу, серьезного урона русичам татары не нанесли. Конечно, были убитые и раненые. Три каната перерублены, их пришлось натягивать заново. Два парома унесло вниз по течению, и что было с оставшимися на них воинами, неизвестно. Кроме того, нужно было сколотить паромы вместо унесенных. С паромщиками, которые отправились на правый берег, Карсидар послал Михайлу известие, что он ранен в ногу, но все это пустяки, и попросил сообщить о происшествиях на правом берегу. Со второй партией переправившихся Карсидар получил ответ: да, ордынцы в самом деле напали также на основную часть войска. Правда, здесь они даже не пытались прорваться к паромным канатам, а просто пронеслись галопом мимо лагеря и на полном скаку обстреляли опешивших воинов. И сразу пустились наутек, не ввязываясь в сражение с превосходящими силами русичей. Но неужели татары рассчитывали сорвать таким образом переправу?! Если да, то почему они послали на Дон маленькие "летучие" отряды, не способные вступить в серьезное сражение с русской армией? А если нет... Левобережный отряд действительно стремился помешать русичам переправиться: татарские всадники обстреляли высадившихся с вечера на лодках воинов, попытались обрубить паромные канаты. Правда, надолго они русичей не задержали. Итак, это очередная промашка Тангкута? Но Карсидару все не давал покоя таинственный татарский колдун, так и не пойманный ни на левом, ни на правом берегу. И до сих пор не убитый, потому что утраченные способности все еще не возвратились к Карсидару. Вот мерзавец! Сидит где-то поблизости и строит свои козни... А раз так, почему этот колдун попросту не убьет Карсидара, который ничего не может поделать против его чар?! Непонятно, совсем непонятно! Наконец Карсидар пришел к выводу, что вылазка могла преследовать лишь одну цель: обстрелять войско русичей. Как раз для этого подходят отряды лучников на быстрых конях, не ввязывающиеся в серьезную схватку. А обрубить паромные канаты - это уж как получится. Или татары рассчитывали, что Карсидар не бросится на поиски колдуна, а попросту запаникует, поспешит схорониться? Глупо... Итак, случившемуся могло быть лишь одно приемлемое объяснение. Сначала ордынский колдун отнял у Карсидара его силу. Карсидар потерял способность отворачивать стрелы и едва не погиб от смертоносного жала. Но тогда выходило, что объектом нападения была не вся армия русичей и даже не первая партия переправившихся, а... сам Карсидар?! Ну конечно! Татары могли только предполагать, что королевский воевода высадится на левом берегу Дона одним из первых, но не были уверены в этом до конца. Поэтому ордынцы не только напали на авангард, но на всякий случай выпустили стрелы и по основным силам: где-нибудь Карсидар обязательно должен был оказаться, где-нибудь да настигнет его стрела. В общем, его положение было незавидным. Утратив способность колдовать, Карсидар разом лишился возможности сражаться так, как уже успел привыкнуть, мысленно связываться с Михайлом и в тот же миг узнавать, что делается в другом месте, а также... Карсидар опустился на землю, уронил голову на сложенные руки и тихонько застонал. Но не боль в пронзенной стрелой ноге была тому причиной. Перед его мысленным взором встало лицо ненавистного шепетека, который сбивчиво лепетал: "Это жребий, Д'виид, жребий... Запомни, в этом походе будет решаться и твоя судьба, и судьба всего твоего войска. Что ты станешь делать, если вдруг лишишься своей силы? Помни, Д'виид, все зависит от твоего выбора". Ну откуда, откуда полоумный торгаш мог знать наперед о том, что случится в донской степи?! Глава IX. ИСКУШЕНИЕ Отказ надменных новгородцев, задел Андрея Ярославовича за живое, и он никак не мог оправиться от испытанного унижения. Вернувшись на свою вотчину, молодой князь почти сразу уединился в Боголюбове и не покидал замок, несмотря на то, что многочисленные неотложные дела требовали его присутствия во Владимире.. Суета столичной жизни с некоторых пор тяготила Андрея, и временами он грешным делом подумывал: как было бы хорошо, если бы город не восстанавливался после татарского разграбления! Тогда во Владимире повсеместно царило запустение. Проплешины пожарищ совершенно исказили облик столицы, такой прекрасной до разорения. Великий хан Бату был еще в полной силе, и оставшиеся в живых, не уведенные в полон владимирцы не решались отстраиваться. Они понимали, что возрождение на деле может оказаться лишь иллюзией. Ненавистные татары могли вернуться в любой момент и вновь разрушить дома русичей, ободрать их до нитки, угнать в полон, а то и вовсе лишить жизни. Поэтому немногочисленные горожане предпочитали ютиться в жалких землянках. Зато теперь, после грандиозного поражения и позора Бату, сюда повалили провинциальные бояре, прежде отсиживавшиеся по своих поместьях, а городские окраины оккупировали толпы ремесленников и торгового люда. И поскольку всем им надо было где-то жить, Владимир быстро превратился в гигантский улей, жужжавший пилами, стучавший топорами и молотками днем и ночью. Новые постройки вырастали, как грибы после дождя. Но если бы дело ограничилось только шумом, это было бы еще полбеды. Из-за выгоревших, опустевших участков возникали споры и раздоры, конца и края которым не было видно. Бывало так, что на лакомый кусок земли- в самом сердце столицы претендовало сразу несколько человек, и каждый из них был по-своему прав. Бывало, что уже после того, как вновь прибывший боярин начинал строиться, нежданно-негаданно объявлялся старый хозяин сгоревшего двора, а новый при этом не желал узнавать воскресшего из мертвых родственника. Тут уж начинались такие дрязги да склоки, что только держись! А кому их разбирать? Кому определять правых и виноватых? К кому шли люди за праведным судом? Ясное дело, к князю. Приходилось с утра до ночи выслушивать ходатаев, свидетелей, кого-то восстанавливать в правах, кого-то отправлять на выселки... В общем, суета сует. Вдобавок ко всему, после поражения в борьбе за новгородский стол Андрей начал ловить себя на том, что невольно подыгрывает в судебных тяжбах стороне, которая, мягко говоря, была не совсем права. Пусть бояре, претензии которых вполне обоснованы, знают, каково их молодому господину, несправедливо униженному какими-то купчишками! Да и вообще, у него из-под носа уплыл не жалкий клочок земли, а княжеский престол. Поэтому Андрей и уехал в Боголюбов. Здесь можно было часами бродить среди высоких густых кустов на берегу Клязьмы, не думая о суетных помыслах всяких там крикунов, а отдаваясь собственным грезам. На прогулках князь мысленно возносился в своих мечтах, видя себя всесильным владыкой могучей державы, перед которым трепетали все исконные враги! И в первую очередь, разумеется, ненавистный выскочка, который нагло заграбастал Киев... А еще приятнее было сбросить утомительный груз забот и бездумно упиваться зрелищем ленивого течения воды, игрой солнечных бликов на ее поверхности. Тогда чувства отдыхали, ибо ухо ловило не визгливо-рассерженные или натужно-хриплые голоса просителей, а таинственное шуршание камыша и осоки, ноздри вдыхали ароматы луговых трав, а не пыль, поднятую строителями. А если уж совсем тоскливо становилось, Андрей приказывал устроить грандиозный лов зверья, которым были полны окружающие леса. Но не будешь же дни напролет торчать в лесу или на берегу! А в замке все еще сумрачно, сыро и холодно. За минувшую зиму сырость пропитала воздух настолько, что бороться с ней не мог даже жар непрерывно топившихся печей. Из-за сырости Андрей вынужден был постоянно кутаться в теплые одежды, чувствуя себя при этом крайне неуютно.Несмотря на свою молодость, он порой ощущал себя то безнадежно больным, а то немощным старцем... Господи, да разве нет здесь доли истины! Разве не оказался он полностью бессильным перед проклятыми новгородцами, прогнавшими его прочь? И разве не занемог князь оттого, что в его душе все копилась и копилась неутоленная жажда власти, которая разъедала его существо изнутри... Временами Андрей впадал в такое отчаяние, что даже яркий дневной свет меркнул в его глазах. Окружающий мир тонул во мраке и, невидимый глазу, представлялся скопищем загнивающих нечистот, в которых копошатся отвратительные бледные черви. Вот что значит безысходность! И в эти минуты лучше было не попадаться князю под горячую руку, а то в порыве ярости и отчаяния он был способен на такие поступки, в которых впоследствии раскаивался. Но ничего поделать с собой Андрей не мог, и к прежним душевным мукам от осознания собственного бессилия прибавлялись новые. Тогда он садился на коня и скакал не разбирая дороги, постоянно рискуя свернуть себе шею. И все же прелесть этого места заключалась не только в возможности уединиться на лоне природы. Была в Боголюбове настоящая "жемчужина", которую молодой князь ценил чрезвычайно высоко. Как ни странно, это был человек, а именно местный протоиерей Калистрат. И хоть Андрей на собственном горьком опыте успел убедиться в людском вероломстве и коварстве, к Калистрату он испытывал странную, трудно объяснимую привязанность. Калистрат не мог похвастаться знатным происхождением, не был он также семи пядей во лбу. Но может быть как раз отсутствие влиятельных родичей не позволяло ему кичиться положением, которого он достиг собственными силами, причем с немалым трудом, - он был духовником как нынешнего князя, так и его отца. А средненькие умственные способности с лихвой компенсировались удивительным чутьем, практичностью и умением держать до поры язык за зубами. Зато уж если Калистрат давал ход имеющимся у него сведениям, то действовал скоро и наверняка. Но даже несмотря на эти таланты, в последние годы с карьерой у Калистрата явно не ладилось. Трудно сказать, что было тому причиной: то ли без могущественных родственников, которые оказывали бы ему поддержку, нельзя было продвинуться дальше, то ли он не мог наскрести достаточную сумму и дать кому следует приличную мзду. А может, он нечаянно, сам того не желая нажил себе тайных, но могущественных врагов. Ведь даже самый осмотрительный человек рискует ошибиться, карабкаясь к вершине церковной пирамиды. В результате Калистрат застрял в протоиереях, причем, кажется, застрял всерьез и надолго. В этот чин он был произведен еще лет десять назад, если не больше. Тут дело не обошлось без протекции Ярослава Всеволодовича, перед которым Калистрат откровенно заискивал. Правда, ему не всегда удавалось держаться поближе к покровителю, но когда Ярослав обосновался во Владимире, то не забыл о своем протеже и выхлопотал для него протоиерейское достоинство. И, пожалуй, Калистрат был бы рад своему положению, если бы не открывшаяся неожиданно перспектива, еще более соблазнительная, чем прежняя. Перед самым татарским нашествием умер Владимирский епископ, и был поднят вопрос о его приемнике. По этому поводу разгорелись бурные страсти, и Калистрат не преминул ввязаться в отвратительную склоку достойных служителей Божьих. Правда, он был всего лишь протоиереем, зато ему оказывал поддержку сам Ярослав Всеволодович, и Калистрат не сомневался в конечном успехе. Впрочем, на этот раз вмешательство князя не помогло. Духовенство словно бы решило доказать Ярославу справедливость изречения: "Богово - Богови, кесарево - кесареви", - и проигнорировало ясно выраженную волю мирского владыки. Архиепископ Владимиро-Суздальский Харлампий, как человек опытный и не понаслышке знакомый с мстительным нравом князя, поспешил покинуть Владимир и отбыл в Суздаль, в свою новую резиденцию. Хоть от столицы туда рукой подать, а все же лучше убраться от греха подальше, здраво рассудил он. Калистрат не отчаивался и попросил Ярослава похлопотать о производстве верного княжеского прислужника в архииерейский сан, дабы добиться успеха в следующий раз. Но тогда у князя и своих забот хватало. Как раз в это время Бату принялся настаивать на том, чтобы дружина суздальцев выступила на его стороне против Киева. А затем во Владимир пожаловал чужеземный колдун Хорсадар, который шутя уничтожил татарское посольство и тем самым разозлил Бату пуще прежнего. Тогда Ярослав занялся подготовкой мщения выскочке Данилке, отделавшись туманными обещаниями "не забыть при случае" Калистрата. А через несколько месяцев сложил голову в битве под Киевом. Когда возвратившиеся с юга суздальцы принесли это известие, Калистрат как-то неуловимо переменился. Может быть, он рассматривал гибель своего покровителя как знак свыше, выражение Божьей воли: дескать, не позаботился ты, княже, о верном слуге, вот и погиб безвременно. Может быть, торжествовал в душе, а может наоборот - печалился. Теперь батюшке предстояло начинать все с самого начала, на этот раз входя в доверие к сыну Ярослава Андрею. Новый великий князь охотно принял Калистрата под свое покровительство, зная, что покойный отец благоволил к нему. Постепенно между Андреем и Калистратом установились доверительные отношения, хотя князь все же смотрел на протоиерея как на неудачника, а потому держался с ним несколько высокомерно. Однако после катастрофы, постигшей его в Новгороде, молодой князь решил отсидеться в Боголюбове, и теперь Калистрат часто встречался с ним, причем не только в храме Рождества Богородицы, возведенном около самой княжеской резиденции, но и на берегу Клязьмы, где батюшка, как оказалось, любил прогуливаться. Правда, при этом он нарушал уединение правителя, но князь, кажется, был не против таких мимолетных встреч. Об этом нетрудно было догадаться, ибо единственным человеком, которого Андрей соглашался видеть в любое время, был именно протоиерей. Итак, не отдавая себе в том отчета, после позорного вече князь стал искать встречи с Калистратом. И в этом не было никакой загадки. В еще не старом, но в полной мере успевшем изведать горечь поражения священнослужителе Андрей видел родственную душу, претендента на высокий пост, оскорбленного и униженного тем, что его обошел другой, может быть, менее достойный высокой чести. И инстинктивно тянулся к товарищу по несчастью. Так случилось и сегодня. Андрей сидел на огромном пне и бездумно поглаживал влажный зеленый мох, когда стреноженный конь, пощипывавший сочную травку в десяти шагах от него, поднял голову, звякнул сбруей и тихонько фыркнул. Не оборачиваясь, князь спросил: - Это ты, Калистрат? - Я, княже. Кому еще быть, как не мне. Когда они оставались с глазу на глаз, протоиерей переходил с церковного языка на нормальный русский. Это также было своеобразным признаком их близости, поскольку никакой другой высокопоставленный священнослужитель не разрешал себе подобных вольностей. - Ну, знаешь, всякое может быть, - ухмыльнулся князь. Ветви раскидистого ракитника, сплошь усеянные мелкими листочками, заколыхались, и на поляну вышел рослый чернобородый священник, по случаю буднего дня одетый довольно скромно. - А вот не всякое, - возразил Калистрат. - Молод ты еще, Андрей Ярославич, да к тому же целиком погружен в мирские дела. А потому не ведаешь, что на самом деле миром правит милость и воля Божья. Без воли Всевышнего ни единый волосок с головы не упадет. Тем более нам никто не помешает, слава те, Господи! Он поднял руку, чтобы перекреститься... Как вдруг рука эта на мгновение замерла в воздухе, точно Калистрат не знал, как совершается крестное знамение. И лишь после мгновенной задержки мизинец и безымянный палец правой руки прижались к ладони, средний, указательный и большой пальцы, обозначающие Единую Пресвятую Троицу, соединились, и начертили символический крест. Ни эта пауза, ни странная ухмылка, мелькнувшая на губах священника, не ускользнули от Андрея Ярославовича. И настолько все это было неожиданно, что он совершенно растерялся. В самом деле, уж кто-кто, а священнослужитель проделывает такие вещи чисто автоматически, ибо с годами они превращаются не просто в привычку, но становятся второй натурой. Малейшая задержка равносильна тому, как если бы выпущенная стрела неподвижно зависла в воздухе на полпути к цели. А Калистрат, словно пытаясь отвлечь внимание собеседника, самым будничным тоном произнес: - Данила Романович на днях корону получит. А митрополит Иосиф будет торжественно возведен в патриарший сан. Слыхал ты об этом, княже? Андрей еще не знал этого. Кстати, неплохо бы узнать, откуда у батюшки такие сведения ... Да только князь слишком опечалился, получив очередное подтверждение возросшего могущества киевского выскочки. И это касалось не только дарованного ему королевского достоинства. Данила давно уже пытался выхлопотать у Никеи автокефалию и патриарший чин для вздорного старикашки Иосифа, и почти никто не сомневался, что оказавшийся в затруднительном положении вселенский патриарх не откажет выскочке в этой "маленькой" любезности. Поэтому князь поморщился, будто выпил чашу уксуса вместо кубка вина, и заунывным голосом проговорил: - Послушай, Калистрат, если ты хотел уязвить меня, то сделал это. Однако я не пойму, зачем тебе это нужно? Или даже те немногие, которым я доверяю, ненавидят меня столь же люто, как мои заклятые враги? - Не за что мне ненавидеть тебя, княже, наоборот, я признателен за заботу и внимание, кои ты оказываешь мне по примеру покойного батюшки Ярослава Всеволодовича, Царствие ему Небесное, - тихо ответил Калистрат, подходя к князю вплотную и перекрестившись на этот раз более уверенно. Андрей поднял голову и удивленно посмотрел на священника снизу вверх. - Тогда зачем заводить такой разговор? Какое желание может еще владеть тобой, кроме как насмеяться над несправедливо обиженным? Но ты забываешься, клянусь Богом! Пусть новгородцы не признали моего права на освободившийся со смертью Александра престол, во Владимире я все еще законный владыка... Андрей мигом разгорячился, на покрывшемся красными пятнами лице появилось мстительное выражение. Князь даже сжатыми кулаками затряс и слегка привстал, однако его остановил смех Калистрата, столь же неуместный, как толпа скоморохов на похоронах. - Нет-нет, княже, я совсем не хотел тебя обидеть, - наконец проговорил Калистрат, добродушно жмурясь. - Не кривя душой, скажу, что и для меня это грустное известие. Данила Романович нахрапом завладел престолом, на котором надлежало бы сидеть тебе. И я возмутился не меньше твоего, когда узнал, что этот выскочка стал королем, причем теперь с соблюдением всех формальностей. Да еще протянул в патриархи пузатого грека Иосифа. - Так что же ты смеешься? - Андрей разглядывал протоиерея недоверчиво, словно видел впервые в жизни. - Да оттого, княже, что горячишься ты не в меру, - Калистрат тоже разглядывал собеседника, но без всякой настороженности. Можно было подумать, что он не человека рассматривает (тем более, не просто человека, но великого князя), а к покупке приценивается. Андрей нахмурился. - А сверх того есть у меня... - Калистрат выдержал эффектную паузу и докончил: - ...предложение, как помочь твоему несчастью. - Предложение?! Андрей и вправду был удивлен. Действительно, что мог предложить ему невезучий священник, который к тому же ничего не смыслит в государственных делах! - Вот именно, - Калистрат медленно наклонил голову. - Не болтай попусту, - махнул рукой князь. - Ежели у тебя на уме в самом деле есть что толковое, почему ж ты до сих пор молчал? И почему ты носишь рясу, а не кафтан? А, Калистрат? Священник ухмыльнулся, но не сказал ни слова. Андрей расценил это по-своему и произнес назидательным тоном: - Вот то-то и оно. Не путайся не в свое дело. Ты знаешь мое к тебе отношение... - Знаю, княже. Потому и завел с тобою этот разговор, - перебил Андрея Калистрат. И как ни странно, молодой князь не осадил протоиерея, спустив ему столь вопиющую непочтительность. Больно уж странный получился у них разговор. Какой-то неправильный, что ли. Священник счел это добрым предзнаменованием и добавил: - Поверь, княже, мои слова - не пустое бахвальство. - Хотелось бы верить, - Андрей криво ухмыльнулся, но глаза его оставались совершенно серьезными, - ибо в противном случае ты сильно рискуешь. Ты можешь утратить не только мое расположение... но и вообще всякое положение в подвластных мне землях. Надеюсь, ты отдаешь себе в этом отчет? - За кого ты меня принимаешь, - Калистрат еще больше понизил голос, почти зашептал: - Я человек опытный, а потому не стал бы соваться к своему владыке по пустякам... - По-прежнему оч-чень надеюсь, - сказал Андрей, и глаза его нехорошо сверкнули. - Так вот, княже, перво-наперво скажу тебе: я знаю, кто на самом деле убил твоего брата Александра. И да будет это известие залогом... - Что-о-о?! Так тебе ведом истинный убивец?! Александр вскочил и схватил Калистрата за плечи. - Знаю, - нарочито спокойно подтвердил тот. - Впрочем, если бы ты не очень горячился, то сам нашел бы объяснение всему происшедшему. - Да говори же ты наконец, не тяни! - воскликнул Андрей, сгорая от нетерпения. - Кто убивец? - Я бы сказал... да не подслушивают ли нас? - внезапно забеспокоился Калистрат и принялся озираться по сторонам. Не распознав притворства, князь отскочил от него, обежал вокруг поляны, заглянул за каждый куст, за каждое дерево и приказал: - Говори смело, никого тут нет, кроме нас двоих. Ну?! - А ежели подслушивают, - не сдавался Калистрат. - Не ты ли говорил о воле Божьей! - возмутился Андрей и почти закричал: - Ну, чего ты тянешь?! Ты ведь мучаешь меня, неужели непонятно... Давай, не томи душу! - Э-э-э, княже, вот и видно, сколь ты неопытен, сколь горяч. А посему плохо разбираешься в людях, не в упрек тебе будь сказано, и не способен сам узреть то, что ясно видят другие, - погрозил пальцем священник , который добился именно того, на что рассчитывал: Андрей был крайне возбужден предстоящим разоблачением. Самое подходящее состояние! Теперь можно говорить смело, князь готов принять на веру все, что угодно. - Так будешь ты говорить или нет?! - вконец разозлился Андрей. - Да что нового я могу тебе поведать! Ты и сам можешь назвать парочку, которая околдовала твоего достойного всяческой похвалы брата, - вздохнул Калистрат с сокрушенным видом и добавил: - Если подумаешь хорошенько. - Но откуда же я... Слова замерли на устах. Калистрат сказал о парочке... Видимо, сказал не зря! А если прибавить слухи о колдовстве... Да, дыма без огня не бывает. Но если это действительно так, то в окружающих Новгородскую землю державах имеется лишь одна парочка колдунов! В Киеве, на службе у выскочки!!! Нет, это слишком неправдоподобно. - Но ведь ты понимаешь, что поганого Хорсадара просто-напросто не было на поле брани, - возразил наконец Андрей Ярославович. - Он состоит на службе у Данилы... а войска выскочки не участвовали в Ледовом побоище. Князь содрогнулся от отвращения, произнося имя своего врага. И назвать Данилу королем Русским так и не смог. Это не укрылось от внимания Калистрата. - От тебя ли слышу такое, княже? Всем своим видом святой отец изобразил удивление. Отступив на пару шагов, он вздернул брови и, склонив голову на бок, рассматривал собеседника еще пристальнее, чем прежде. - Что ты хочешь этим сказать? - не понял Андрей Ярославович, гадая, с чего бы Калистрату недоумевать. - Да очень просто. Ты тоже не участвовал в Ледовом побоище, тем не менее, это не помешало новгородским остолопам заподозрить тебя в применении богомерзкого чародейства. И они не задавались вопросом, как ты мог колдовать, если не участвовал в сражении. Ибо ответ напрашивается сам собой... Калистрат напустил на себя торжественный вид и провозгласил: - Подставное лицо. Андрей так и сел на пень, до боли сдавил руками виски и протянул: - Ага-а... - Нет, ты поразмысли только, - ободренный достигнутым успехом, быстро заговорил Калистрат. - На кого новгородцы сваливали вину за гибель Александра Ярославича? Прежде всего, на ливонцев. Почему? Потому, княже, что смерть твоего брата им выгодна. Есть две причины, по которым они могли угостить его заколдованной стрелой. Оставшийся без князя Новгород может сделаться легкой добычей для рыцарей, если они решатся на новый поход - это во-первых. И месть за нанесенное поражение - во-вторых. Не знаю точно, что было на уме у новгородцев, когда они взялись допрашивать пленников... - Значит, стрела все-таки была заколдована?! - князь Андрей скрипнул зубами. - К сожалению, была, - Калистрат нахмурился. - Да только не в этом дело. Кто пустил стрелу, вот что важно! Допросив пленников и убедившись, что они понятия не имеют, о чем речь, новгородцы решили, что в смерти брата повинен ты. Тебе кончина Александра Ярославича также выгодна, ибо ты наследуешь новгородский престол и тем самым расширяешь свои владения. Да еще ты как раз вовремя заявился в Новгород... - Но я в самом деле тут ни при чем! Я просто хотел поздравить брата с замечательной победой, и все, - Андрей с умоляющим видом сложил руки и проникновенно обратился к Калистрату: - Скажи, батюшка, ты-то хоть веришь в мою невиновность? - В данном случае верю, - согласился святой отец, и едва уловимая улыбка скользнула в просвете между его черными усами и бородой. - Но ты недостаточно ловко убрал с дороги Святослава Всеволодовича, поэтому остальные вряд ли поверят. - Он - другое дело! - воскликнул князь, хлопнув ладонью по колену. - Он не братом мне доводился, а дядей... - Для тех, кто тебя не знает, разница невелика, - пожал плечами Калистрат. - Они считают, что раз ты убил одного родственника... - Устранил, - поправил его князь, ибо всеми силами жаждал оправдаться перед собственной совестью, мотивируя гнусный поступок необходимостью сосредоточить власть в своих руках. - В общем, раз ты устранил одного родича, ты легко можешь проделать это и с другим. - Так что, если, к примеру, другой мой дядя, Иван Всеволодович, в свою очередь умрет непонятной смертью, в этом также обвинят меня? - спросил князь. - Очевидно, - кивнул Калистрат. - Боже, что за олухи! - всплеснул руками Андрей. Хотя он и без Калистрата прекрасно знал, что теперь люди будут обвинять его при всяком удобном случае, было очень неприятно услышать это от другого. - Таков грешный род человеческий, - вздохнул священник. - Для людей главное не истинного виновника сыскать, а "козла отпущения", на которого можно все свалить. И поскольку ты сумел запятнать себя устранением дяди, это, скорее всего, будет клеймом на всю жизнь. Смирись, княже, со своей долей, ничего тут не поделаешь. Андрей подавленно молчал. - Но вернемся к убийству твоего брата Александра. У обеих сторон, заподозренных новгородцами, интерес слишком очевиден. Кроме того, рыцари домогались Новгорода с оружием в руках, а ты будто по заказу прибыл прямо на похороны и на следующее же утро поспешил скликать вече. Пойми, ты поступил опрометчиво, поторопившись изъявить свой интерес в этом непростом деле. - Да уж, лучше бы я поддался на уговоры бояр, - задумчиво протянул князь. - Не тужи, Ярославич, еще неизвестно, чья взяла, - осклабился Калистрат. Князь хотел спросить, на что это он намекает и почему ходит все время вокруг да около. Однако, не дав ему и рта раскрыть, батюшка продолжал: - А вот Данила Романович перехитрил всех. Он дождался, пока немцы ударят по Новгороду, и простолюдины воспримут их как завоевателей, против которых нужно бороться. И когда твой брат возглавил новгородские дружины, Данила Романович потребовал от колдуна Хорсадара заколдованную стрелу. Далее он приказал своим верным слугам затесаться в дружину Александра Ярославича и при случае пустить злодейское средство в ход. Такой случай как раз и представился на Чудском озере. Кто мог определить в пылу сражения, кем выпущена роковая стрела? Тем более, что, по слухам, этот Хорсадар обладает способностью быстро переноситься в самые неожиданные места. Но раз так, отчего бы ему не научить княжеских слуг этому волшебству? Тогда подосланному убивце достаточно на короткий миг перенестись в стан врага, выпустить стрелу - и готово дело! Данила Романович рассчитал верно. Всю вину за гнусное богопротивное деяние свалили не на него и наемного колдуна Хорсадара, а на тебя. Во-первых, это твой покойный батюшка дважды подсылал убивцев в Киев. Во-вторых, ты сам отравил дядю, причем сделал это весьма неуклюже. А в довершение всего явился на похороны брата день в день, да решил к тому же немедленно взойти на освободившийся стол. Так что теперь все решили: яблоко от яблоньки недалеко падает, - и свалили всю вину на тебя. Ты только подумай, княже, как повезло Даниле и как глупо ты поступил! - Если бы знать!.. - воскликнул Андрей, который страшно досадовал на себя за нелепую поспешность. - Как бы там ни было, а теперь Даниле открыт путь на Новгород. Стоит только рыцарям шелохнуться, и он тут же перебросит через границу войска под предлогом защиты исконно русских земель. Слыхал небось, что выдумал поганец Хорсадар? Это колдун расставил по всему королевству тысячи, постоянно готовые ринуться в бой. И хотя священнику негоже высказывать подобные мысли, все же я спрошу тебя: неужели Данила Романович ведет эти приготовления просто так, без задней мысли? Неужто не рассчитывает рано или поздно бросить этих ратников в бой? - Этого не может быть, - промямлил Андрей, откровенно растерявшийся при мысли о таком обороте событий. - Почему не может? - жестко спросил Калистрат. - Наоборот, Данила Романович как раз и стремится к этому. Первым делом он захватит Новгород, потом... - Он клялся в том, что не нарушит границ северных земель! - воскликнул князь. - А разве ты сам не мечтаешь о том, чтобы преступить собственную клятву? Хитрый вопрос возымел на Андрея магическое действие. Вот, значит, каковы истинные намерения выскочки! Подмять под себя все, не оставив ему ничего. Словно пелена спала с глаз молодого князя. Он уже видел себя обездоленным, лишенным наследства, растрачивающим жизнь на то, чтобы урвать хотя бы жалкий кусок из обширной вотчины - и в итоге погибающим в безвестности... - Мне не выстоять в борьбе против Киева, - честно сознался Андрей, хотя подобная откровенность была не к лицу правителю. - У выскочки слишком мощная держава. Он может собрать такое войско, о каком я и мечтать не смею... Нет-нет, я не могу этого сделать! - воскликнул отчаявшийся князь, видя, что Калистрат хочет вставить замечание и решив, что он понимает его намерения. - Я знаю, о чем ты хочешь сказать. Да, когда два года назад Бату привел под Киев несметные полчища, положение Данилы казалось безнадежным. Однако выскочка победил хана с помощью хитрости наемных колдунов. Я бы и сам с удовольствием нанял таких колдунов, д