очертания башен дворца на фоне угасающего вечернего неба. Поскольку в тот вечер танцев не намечалось, ложа для музыкантов пустовала, а пол был сплошь устлан андалузскими коврами. Чтобы придать обстановке некоторую интимность и даже фривольность, обе глухие стены зала по личному расположению Маргариты были в спешном порядке увешаны красочными гобеленами на темы античных мифов, преимущественно эротического содержания. Ожидая прихода гостей, Маргарита сидела на диване в окружении фрейлин и, склонив на бок белокурую головку, вполуха слушала пение менестреля. На лице ее блуждало задумчивое выражение - скорее обеспокоенное, чем мечтательное, а ясно-голубые глаза были подернуты дымкой грусти. Поодаль, в укрытом леопардовой шкурой кресле расположилась Жоанна Наваррская, княжна[27] Бискайская - кареглазая шатенка двадцати лет, которую, при всей ее привлекательности, трудно было назвать даже хорошенькой. Ее фигура была нескладная, как у подростка, лицо не отличалось правильностью черт и было по-детски простоватым, с чем резко контрастировали чересчур чувственные губы. И тем не менее, во всем ее облике было что-то необычайно притягательное для мужчин; но что именно - так и оставалось загадкой. Жоанна держала в руках раскрытую книгу, не читая ее, и со скучающим видом внимала болтовне своей кузины Елены Иверо, лишь изредка отзываясь, чтобы сделать какое-нибудь несущественное замечание. -------------------------------------------------------------- 27 княжна (contina) - дочь графа или герцога. Ослепительная красавица Елена представляла собой полную противоположность кроткой и застенчивой Жоанне. Ей было семнадцать лет, жизнь била из нее ключом, она не могла устоять на одном месте и порхала вокруг кресла, словно мотылек, без устали тараторя и то и дело заливаясь хохотом. Ее ничуть не волновало, как это выглядит со стороны, и что, возможно, такая суетливость не к лицу принцессе королевской крови, которой с малый лет надлежит выглядеть важной и степенной дамой. Впрочем, мало находилось людей, которым хватало твердости хотя бы в мыслях порицать Елену за ее поведение. Что бы ни делала эта зеленоглазая хохотунья с пышной гривой волос цвета меди, она очаровывала всех своей жизнерадостностью и какой-то детской непосредственностью. Одна ее улыбка убивала в самом зародыше все возможные упреки в ее адрес. В присутствии Елены совсем не хотелось брюзжать о хороших манерах и правилах поведения; куда приятнее было просто любоваться ею и вместе с ней радоваться жизни. Но время от времени, когда взгляд Елены устремлялся на брата, она мрачнела и хмурилась, смех ее становился немного натянутым, а в глазах появлялась печальная нежность вперемежку с состраданием. Часа два назад Рикард крепко поругался с Маргаритой и фактически получил у нее отставку. Особенно же огорчало Елену то обстоятельство, что вскоре после такой бурной ссоры, изобиловавшей взаимными упреками и крайне обидными оскорблениями со стороны принцессы, Рикард, напрочь позабыв о мужской гордости, покорно явился на прием и сейчас жалобно смотрел на Маргариту, привлекая своим несчастным видом всеобщее внимание... Ближе к парадному входу в зал, возле одного из окон, сидели за шахматным столиком Бланка Кастильская и Этьен де Монтини, которые с наглой откровенностью обменивались влюбленными взглядами, а подчас и соответствующего содержания репликами. Между делом они также играли в шахматы, вернее, Бланка давала Этьену очередной урок, передвигая изящные фигурки из яшмы и халцедона как за себя, так и за него. Кстати говоря, по части шахмат Бланка не знала себе равных, пожалуй, во всех трех испанских королевствах.[28] В бытность свою в Толедо Филипп чаще всего проигрывал ей, изредка добивался ничьи, и лишь считанные разы ему удавалось обыграть умницу-принцессу, что весьма болезненно задевало его самолюбие. -------------------------------------------------------------- 28 Под тремя испанскими королевствами подразумеваются Кастилия, Наварра и Арагон. В четверть девятого широкие двустворчатые двери парадного входа в зал распахнулись, пропуская внутрь Филиппа с его друзьями - молодыми гасконскими вельможами. Все разговоры мигом прекратились, и в наступившей тишине герольд, который более получаса простоял у двери, ожидая этой минуты, торжественно объявил: - Его высочество, великолепный и могущественный сеньор Филипп Аквитанский, суверенный князь Беарна, верховный сюзерен Мальорки и Минорки, граф Кантабрии и Андорры, гранд Кастилии и Леона, соправитель Гаскони, пэр и первый принц Галлии, наследник престола... - герольд перевел дыхание и скороговоркой докончил: - Рыцарь-защитник веры Христовой, кавалер орденов Золотого Руна и Корнелия Великого, почетный командор ордена Фернандо Святого, вице- магистр ордена Людовика Освободителя! Маргарита встала с дивана и не спеша направилась к гостям. Лицо ее просветлело, а на губах заиграла приветливая улыбка. - Рада с вами познакомиться, господин принц, - сказала она, протягивая ему руку, которую Филипп вежливо поцеловал. - К вашим услугам, сударыня. Маргарита смерила его оценивающим взглядом и, отбросив дальнейшие условности, сразу перешла в наступление: - А вы совсем не похожи на воинственного и грозного государя, покорившего за шесть дней все Байоннское графство. - Неужели? - принял ее игру Филипп. - А на кого же я похож? - На толедского щеголя и повесу дона Фелипе из Кантабрии. - Как, на того самого? - Да, на того самого дона Фелипе, о котором ходит столько разных сплетен и про которого мне много рассказывала кузина Кастильская. Филипп взглянул в указанном Маргаритой направлении и послал Бланке легкий поклон. Она приветливо улыбнулась ему и кивнула в ответ головой. Одетая в темно-зеленое платье, которое плотно облегало ее гибкий стан, четко очерчивая небольшую, но уже полностью сформированную грудь, Бланка выглядела такой милой и привлекательной, что в сердце Филиппа закралась черная зависть к графу Бискайскому. - В таком случае, принцесса, - сказал он Маргарите, - мы оба разочарованы. - Это почему? - Потому, что я тоже обманулся в своих ожиданиях. Идя к вам, я представлял вас в образе безжалостной фурии, но переступив порог этого зала, увидел... - Тут он сделал многозначительную паузу. - Ну, так что вы увидели? - нетерпеливо спросила Маргарита. - То бишь, кого вы увидели? - Мне почудилось, что я увидел ангела, сошедшего с небес на нашу бренную землю, - ответил Филипп, пристально глядя ей в глаза. Маргарита растерялась, гадая, что это на самом деле - грубая лесть, или же в словах Филиппа таится подвох. Так и не придя к однозначному выводу, она состроила серьезную мину и предостерегла: - Будьте осторожны, сударь! Мой отец счел бы ваши слова богохульством. - Это вы намекаете на роспись в соборе Пречистой Девы Марии Памплонской? - невинно осведомился Филипп. За сим последовала весьма живописная сцена. Бланка вдруг закашлялась и неосторожным движением руки сбросила с шахматного столика несколько фигур. Жоанна весело улыбнулась, а Елена разразилась звонким смехом. И тем труднее было сдерживаться придворным Маргариты, которые отчаянно гримасничали, судорожно сцепив зубы и покраснев от натуги. Лишь только Матильда, любимица принцессы, позволила себе тихонько засмеяться, изящно прикрыв ладошкой рот. Рикард Иверо еще больше помрачнел и бросил на Филиппа воинственный взгляд, будто собираясь вызвать его на поединок. А Маргарита раздосадовано закусила губу. Ей были крайне неприятны воспоминания об этом инциденте полуторагодичной давности, когда известный итальянский художник Галеацци, расписывавший витражи собора Пречистой Девы в Памплоне, испросил у наваррского короля позволения запечатлеть черты его дочери в образе Божьей Матери, но получил категорический отказ. Мало того, в пылу праведного возмущения дон Александр воскликнул: "Не потерплю святотатства!" - и эта фраза, к большому огорчению принцессы, стала достоянием гласности. Чувствуя, что молчание из неловкого становится невыносимым, Маргарита спросила: - И вы согласны с моим отцом? Этим вопросом она явно рассчитывала поставить Филиппа в затруднительное положение - но не тут-то было. - О да, конечно, - сразу нашелся он. - При всем моем уважении к выдающемуся таланту маэстро Галеацци, я тоже не уверен, что он смог бы... Нет, решительно, я уверен, что он не смог бы изобразить вас во всей вашей красоте. А как ревностный христианин, его величество не мог допустить, чтобы в образе Пречистой Девы вы выглядели хуже, чем есть на самом деле. Именно это, я полагаю, имел в виду ваш отец, говоря о святотатстве. И опять Маргарита растерялась. Как и прежде, она не могла решить, глумится ли он над ней, или же говорит от чистого сердца. - А почему вы так уверены, что на портрете я выглядела бы хуже? - Да потому, - отвечал Филипп, - что не родился еще художник, способный сравниться в мастерстве с Творцом, по чьей милости я имею честь восторженно лицезреть самое совершенное из Его творений - вас. Ваша красота, это как откровение свыше, это... Прошу прощения, принцесса, но я не в состоянии подобрать более подходящие эпитеты для вашей красоты, чем сногсшибательная и умопомрачительная. Пускай они немного грубоваты, зато как нельзя точнее соответствуют моему теперешнему состоянию. - И тем не менее вы еще держитесь на ногах, - заметила Маргарита. - Притом довольно прочно. - Уверяю вас, сударыня, только благодаря отчаянным усилиям. Она улыбнулась и покачала головой: - Однако вы льстец, сударь! - Вовсе нет, - живо возразил Филипп. - Я лишь говорю, что думаю, и не более того. Меня, конечно, нельзя назвать беспристрастным в отношении вас - я, право же, просто очарован вами, - но даже самый беспристрастный человек вынужден будет признать... - Вдруг он умолк и беспомощно развел руками, будто натолкнувшись в своих рассуждениях на неожиданное препятствие. - В чем дело? - поинтересовалась Маргарита. - Почему вы молчите? - Должен вам сказать, сударыня, что беспристрастных в отношении вас людей на свете не существует. - Как же так? Объясните, пожалуйста. - Здесь и объяснять нечего, моя принцесса. Дело в том, что все мужчины при виде вас не помнят себя от восторга, а женщины зеленеют от зависти. - Гм, это похоже на правду, - сказала польщенная Маргарита. - Только вот что. С вашим тезисом насчет мужчин я, пожалуй, согласна. Но женщины - неужели они все такие завистницы? Ведь если послушать вас, так получается, что у меня нет ни одной искренней подруги. - Этого я не говорил. Далеко не всегда зависть идет рука об руку с недоброжелательностью. Можно питать к человеку самые дружеские, самые искренние и теплые чувства, но вместе с тем неосознанно преуменьшать его достоинства. Беспристрастность, хоть мало-мальски объективное отношение к вам со стороны женщин подразумевает превосходство, а мне - прошу великодушно простить мою ограниченность - явно не достает фантазии даже умозрительно представить себе женщину совершеннее вас. Маргарита покраснела от удовольствия. - Однако есть еще старики, дети, священнослужители... евнухи, наконец. - В вашем присутствии, моя принцесса, старики молодеют, дети взрослеют, евнухи вспоминают, что когда-то были мужчинами, а священнослужители начинают сожалеть о том дне, когда они, приняв обет, отреклись от мирских радостей. "А он довольно мил, - подумала Маргарита. - Сначала угостил меня горькой пилюлей, а затем обильно сдобрил ее сладкой лестью". - А вы очень милы и любезны, мой принц. Даже самые заеложенные комплименты в ваших устах приобретают какое-то особенное, неповторимое очарование. - (Филипп молча поклонился). - Но, кажется, мы слишком увлеклись обменом любезностей и заставляем ждать ваших друзей. Представьте мне их. - Как вам угодно, сударыня. Надеюсь, графа д'Альбре вы еще не забыли? - Разумеется, нет. Рада вас видеть, граф, - сказала принцесса, подавая Гастону руку для поцелуя. - Эрнан де Шатофьер, граф Капсирский. Воевал на Святой Земле вместе с Филиппом-Августом Французским. Маргарита приветливо кивнула. - А впоследствии воевал против него в Байонне, - добавила она. - В вашем окружении, дорогой принц, я вижу лишь одного настоящего рыцаря - господина де Шатофьера - зато какого рыцаря! Премного наслышана о ваших подвигах, сударь. Говорят, вы чудом избежали плена... то бишь не чудом, а благодаря вашему невероятному мужеству и везению. - Бесконечно милосердие Божие, моя принцесса, - скромно ответил Эрнан. - Виконт де Бигор, - представил Филипп Симона. - Уже виконт? А ваш батюшка, стало быть, граф? Очень мило... Да, кстати, как себя чувствует ваша жена? - спросила Маргарита, лукаво косясь на Филиппа. Симон густо покраснел. - Благодарю за участие, сударыня, - ответил он, глядя исподлобья на того же таки Филиппа. - Все в порядке. Затем подошла очередь Габриеля. - Как, тоже виконт? - удивилась Маргарита и бросила быстрый взгляд на Симона. - Ах, да, понимаю. Ведь по большому счету именно вам, господин де Шеверни, я обязана счастьем лицезреть нашего дорогого принца целым и невредимым. Это очень похвально, когда сюзерен не забывает о заслугах своих вассалов и вознаграждает их по справедливости. Гастон склонился к Симону и шепотом объяснил ему, на что намекает принцесса, говоря о заслугах и вознаграждениях. Симон обиделся. Когда Филипп представил ей всех своих спутников (а таковых было больше десятка), Маргарита оперлась на его руку и сказала остальным: - Прошу вас, господа, проходите, знакомьтесь с моими дамами. И смелее, не робейте, они у меня настоящие овечки, кроткие и застенчивые. Филипп ухмыльнулся. "Ну-ну! - подумал он. - Хороши овечки с томными и похотливыми глазами! Впрочем, и мои ребята не промах. Уж то-то они повеселятся!.." - Не взыщите, мой принц, - сказала Маргарита, ведя его к креслу, в котором сидела княжна Жоанна. - Но танцев сегодня не будет. Я не в настроении. - Вот и хорошо, - ответил Филипп. - Премного вам благодарен, принцесса. Маргарита недоуменно поглядела на него: - Благодарны? За что? - Вы выручили меня из затруднения, избавив от пренеприятнейшей необходимости извиняться за то, что я не смогу составить вам пару в танцах. - Ба! Вы что, плохо танцуете? Или не любите? - Да нет, почему же. Танцую я неплохо и ничего не имею против танцев. Но сегодня я очень устал с дороги, и мне вовсе не улыбается выделывать всяческие па даже с такой очаровательной партнершей, как вы. Это уже было откровенно грубо. Принцесса нахмурилась и поджала губы. "Нет, определенно, он насмехается надо мной. Невежа, наглец, негодяй!.. И все-таки что-то в нем есть. Что-то такое особенное... О Боже, как я его хочу! И он хочет меня, это бесспорно. Мы оба хотим друг друга - так поскорее бы..." - При этой мысли ее охватила сладкая истома. Маргарита познакомила Филиппа со своими кузинами Жоанной и Еленой. Ни с той, ни с другой у него содержательного разговора не вышло - Жоанна выглядела чем-то озабоченной, слушала невнимательно и отвечала невпопад, а княжну Иверо уже взял в оборот Гастон, и Филипп, как настоящий друг, решил не мешать ему, - так что вскорости они с Маргаритой подошли к шахматному столику. - Надеюсь, мне нет нужды представлять вас друг другу, - сказала Маргарита. Бланка улыбнулась ему своей обворожительной улыбкой и немного виновато произнесла: - Если, конечно, кузен Филипп еще не забыл меня. - Да разве можно забыть вас, кузина, хоть единожды увидев! - с пылом ответил Филипп, бережно взял руку кастильской принцессы и, по своему обыкновению (но вопреки испанскому обычаю, предписывавшему целовать воздух над ладонью женщины, не касаясь кожи), нежно прижался к ней губами. Тотчас же он заметил, как в глазах молодого человека, который сидел напротив Бланки, сверкнула молния, а на его красивое лицо набежала тень досады и раздражения. Филипп неоднократно сталкивался с подобной реакцией и по собственному опыту знал, что эта молния и эта тень не обещают ему ничего хорошего, ибо безошибочно указывают на ревнивца. "М-да!" - только и подумал он и испытующе посмотрел на юношу. - Господин де Монтини? Этьен поднялся из-за стола и поклонился: - К вашим услугам, монсеньор. Вопреки этому заверению, в голосе его явственно прозвучал вызов. Бланка с укоризной взглянула на Монтини и сокрушенно покачала головой. Маргарита же иронически усмехнулась. Филипп отметил все это про себя, высокомерно кивнул Этьену, разрешая ему садиться, и вновь повернулся к Бланке: - Дорогая кузина, я был безмерно огорчен известием о смерти вашего августейшего отца. От меня лично и от всей моей родни приношу вам искренние соболезнования. Бланка склонила голову, и Филипп невольно залюбовался ею. Она была изумительно хороша в печали, как, собственно, и в любом другом настроении; она была просто восхитительна. Присмотревшись внимательнее, Филипп вдруг обнаружил, что за последние полгода в Бланке произошла какая-то перемена - незначительная, казалось бы, перемена, почти неуловимая и скорее внутренняя, чем внешняя, - но это уже была не та Бланка, которую он знавал в Толедо. Поначалу Филипп даже растерялся и озадаченно глядел на нее, хлопая ресницами, пока, наконец, не сообразил: она стала женщиной и она счастлива в замужестве... Но в замужестве ли? Это подозрение побудило Филиппа снова посмотреть на Монтини, и лишь тогда он обратил внимание, что одет тот если не в пух и прах, то уж наверняка не по своим скромным средствам. Чего только стоили элегантные сапожки из кордовской кожи, нарядный берет с павлиньим пером, манжеты и воротник из тончайших кружев - не говоря уже о великолепном костюме, пошитом из самых лучших (и, естественно, самых дорогих) сортов бархата и шелка и украшенном множеством серебряных позументов. "Очень интересно! - подумал Филипп. - Или он надул меня насчет долгов и теперь транжирит мои денежки, или... Черти полосатые! Неужто он окрутил Бланку? Если так, то понятно, почему он так мало писал о ней, негодный мальчишка!.. Впрочем, и я хорош. Нужно было послать двух шпионов - чтобы они следили друг за другом". - Да, кстати, - отозвалась Маргарита, нарушая молчание, воцарившееся после упоминания о покойном короле Кастилии. - У кузины есть для вас известие. - Какое? - Про Альфонсо и Нору, - ответила Бланка. - Мой брат Фернандо... вы знаете, что он уже здесь? - Знаю. - Так вот, Фернандо сообщил, что Альфонсо с Норой должны приехать не позже чем через четыре дня. - Ага. Выходит, кузен Альфонсо, несмотря на послевоенные заботы, все-таки решил лично присутствовать на церемонии передачи невесты. - Естественно, - вмешалась Маргарита. - Коль скоро принимать невесту будет сам жених... - Император? - оживился Филипп. - Значит, слухи о его возможном приезде в Памплону не были пустой болтовней? - Как видите, нет. Неделю назад Август Юлий со свитой высадился в Барселоне, и мы ожидаем его прибытия со дня на день. Вместе с ним едет посланник византийского императора, архонт Андроник Метохит. Архонт - это титул вроде нашего графа. - Да, знаю, - кивнул Филипп. Они с отцом рассчитывали встретиться с византийским посланником еще летом, но тот задержался в Риме и через гонца предложил перенести их встречу на начало осени. - Кроме того, - между тем продолжала Маргарита, - предстоящие празднества намерены посетить короли Галлии и Арагона, а также наследный принц Франции с женой и несколько немецких князей. - Ну и ну! - покачал головой Филипп. Он, конечно, знал, что под предлогом участия в торжествах в Памплону должны прибыть полномочные представители соседних государств, и был осведомлен о предмете предстоящих переговоров, однако не ожидал, что четыре делегации возглавят короли, а еще одну - наследный принц. - Вижу, вы удивлены, - заметила Маргарита. - Почему? Филипп нахмурил чело, изображая глубокое раздумье. Затем произнес: - Сдаюсь, принцесса! При зрелом размышлении должен признать, что помолвка наследницы наваррского престола с могущественным соседом заслуживает особого внимания со стороны прочих государей. Бланка весело усмехнулась, от души забавляясь замешательством кузины. Молодой человек, стоявший в стороне, но слышавший их разговор, - а это был Рикард Иверо - подошел ближе и остановился возле Монтини. - С могущественным соседом? - переспросила Маргарита. - На кого вы намекаете? - Ни на кого я не намекаю, - ответил Филипп. - Вы меня шокируете, сударыня. Я говорю о вашем нареченном, а вы притворяетесь, будто слыхом про него не слыхивали. - А разве у меня есть нареченный? - А разве нет? - По крайней мере, я такого не знаю. Филипп вздохнул: - Вы меня обижаете, принцесса. - Я вас обижаю? - Ну, разумеется! А как, по-вашему, должен чувствовать себя человек, чья невеста говорит ему прямо в глаза, что не знает его? Ясное дело, я страшно огорчен. Маргарита звонко рассмеялась. - Право, это бесподобно! Кузина рассказывала мне о вашей экстравагантной манере ухаживания, и вот я убедилась, что она ничуть не преувеличивала. Вы впрямь идете напролом, не обращая внимания ни на какие препятствия. - Неужели? - удивился Филипп. - А мне всегда казалось, что я предельно деликатен и корректен с женщинами. Я с глубочайшим уважением отношусь к Бланке, - он поклонился ей, - и весьма ценю ее мнение. Однако - Платон мне друг, но истина дороже, - со всей ответственностью заявляю, что на этот раз она ошибается. - Он снова поклонился Бланке. - Вы уж не обессудьте, кузина. Бланка отрицательно покачала головой; в ее карих глазах плясали лукавые чертики. - И вот еще что, сударыня, - продолжал Филипп, обращаясь к Маргарите. - Я никак не возьму в толк, по чем вы могли судить о моей манере ухаживания. - Силы небесные! - воскликнула Маргарита. - Как это по чем?! Что же вы сейчас делаете, как не пытаетесь, с позволения сказать, приударить за мной? - Приударить? Побойтесь Бога, принцесса! У меня и в мыслях этого не было. К вашему сведению, ухаживать вообще не в моих привычках. Обычно я беру то, что мне приглянется, не тратя попусту время на ухаживания. - С этими словами он в упор п р и г л я д е л с я к Маргарите. - Однако! - протяжно и с выражением произнесла она. - Каков нахал, а! Такого нахала, как вы, я еще не встречала и вряд ли когда- нибудь встречу. - Насчет этого будьте покойны, - заверил ее Филипп. - Как ваш будущий супруг, я беру на себя обязательство отныне ограждать вас от всех сомнительных типов, которые возымеют дерзкое намерение поухаживать за вами. Рикард сжал кулаки и шагнул вперед. - Кстати, мой принц, - сказала Маргарита. - Разрешите представить вам моего кузена, господина виконта Иверо... гм... верного слугу наваррской короны. Филипп дружелюбно кивнул: - Очень приятно, виконт. Я имел удовольствие познакомиться в Толедо с вашим отцом и проникся к нему глубочайшим уважением. Надеюсь, мы с вами тоже станем добрыми друзьями. Если молнии в глазах у Монтини Филипп видел лишь мельком, то пылающий взгляд Рикарда извергал их непрерывно. На Филиппа нахлынула волна жгучей ненависти и безмерного отчаяния. "Господи помилуй! - ужаснулся он. - Да это же сумасшедший! Сейчас он двинет меня в челюсть..." - И Филипп непроизвольно напрягся, готовый в любое мгновение блокировать возможный удар Рикарда. Маргарита и не думала вмешиваться, чтобы предотвратить столкновение. Казалось, ее вполне устраивал хороший мордобой, и она с интересом ожидала дальнейшего развития событий. Положение спасла Елена, которая, кокетничая с Гастоном, не переставала краем глаза присматривать за Рикардом. Как только ей стало ясно, что дело принимает дурной оборот, она оставила своего ухажера, быстрым шагом пересекла зал и решительно взяла брата за руку. - Пойдем, Рикард. Господин д'Альбре хотел бы с тобой переговорить. Прошу прощения, кузины, господин принц... - Затем она зло взглянула на Маргариту и сквозь зубы прошипела: - Вот сучка! - Успокойся, кузина, - кротко, но с язвительными нотками в голосе ответила ей Маргарита. - Никто здесь не собирается обижать твоего в о з л ю б л е н н о г о братца. К тому же мы с принцем сейчас уходим... Извини, Бланка, мы ненадолго отлучимся. Филипп вежливо распрощался с кастильской принцессой, и обе пары отошли от шахматного столика в разные стороны. - Что с виконтом? - поинтересовался у Маргариты Филипп. Она небрежно махнула свободной рукой. - Да ничего особенного. Просто порой на него находит дурь, и тогда он становится несносным. - Ревнует? - Кого? - Вас ко мне. Щеки Маргариты вспыхнули алым румянцем. - А разве у него есть повод для ревности? - Ну, если вы считаете, что у незадачливого жениха нет никаких оснований испытывать неприязнь, а то и враждебность к своему счастливому сопернику... - Тут он многозначительно умолк. Маргарита повернула голову и пристально посмотрела ему в глаза. - А вам не кажется, сударь, что вы слишком самонадеянны? - Нет, не кажется. - Филипп стойко выдержал ее взгляд и добавил: - А вот вы, принцесса, наоборот - не очень-то уверены в себе. Он почувствовал, как дрогнула ее рука. - Глупости! - Вовсе нет. Вы пытались смотреть на меня сурово, но в ваших глазах была мольба. Маленькие пальчики крепко вцепились в его руку. - Это бесполезно, сударыня, - спокойно заметил Филипп. - Когда женщины причиняют мне физическую боль, я впадаю в экстаз. Хватка ослабла. - Да, насчет гостей, - бухнула Маргарита ни к селу, ни к городу, что свидетельствовало о состоянии крайнего смятения. Она лихорадочно искала зацепку, чтобы переменить тему, и по цепочке ассоциаций возвратилась к тому моменту, когда разговор соскользнул на зыбкую почву. - Я, конечно, не отрицаю, что среди них будут такие, кого прежде всего привлекают празднества, и, надеюсь, таких будет большинство. Вот, к примеру, французы. Говорят, Филиппу де Пуатье до смерти надоели его обычные собутыльники, и он с радостью ухватился за возможность попьянствовать в новом окружении. Но далеко не все съезжаются из-за меня. Для некоторых это лишь удобный повод собраться вместе и при личной встрече, с глазу на глаз, так сказать, без посредников, решить многие животрепещущие вопросы. - Принцесса на секунду умолкла и бросила на Филиппа быстрый взгляд. - Только не делайте вид, что для вас это собрание неожиданность. Я-то знаю, что ваш отец был одним из его инициаторов. И не думаю, что он держал вас в полном неведении. - Я этого не говорил, - совершенно серьезно ответил Филипп. Он поддержал перемену темы разговора, рассудив, что для начала с Маргариты достаточно. - Для меня неожиданность, что переговоры решили почтить своим присутствием первые лица всех заинтересованных государств. Не хватает только французского короля. - Он все еще страдает от ран, полученных в Палестине, - сказала Маргарита и усмехнулась. - А также от уязвленной гордости. Сначала он попал в плен и вынужден был заключить с сарацинами унизительный для себя мир; по возвращении на родину обнаружил, что Нормандия больше не хочет быть под его рукой; а в довершение всех его бед, один честолюбивый юнец принялся копать под Французское государство с юга. - Байонна никогда не принадлежала королям Франции по праву, - возразил Филипп. - Сент и Ангулем тоже. Я лишь восстанавливаю историческую справедливость. - А после некоторых колебаний он добавил: - Пока что. - Пока что? - переспросила принцесса. - А что будет дальше? - Потом придет черед собственно Франции, - без обиняков ответил Филипп. Он решил, что Маргарита, как его будущая жена, должна знать о его грандиозных планах. - Пора уже объединить все галльские земли, как южные, так и северные, в одно могущественное государство. В прошлом Галлия была единой страной от Ла-Манша до Средиземного моря; так должно быть и в грядущем. Маргарита задумчиво посмотрела на него и покачала головой: - А знаете, я с самого начала подозревала, что ваше честолюбие не ограничивается только лишь короной вашего дяди Робера. Небось, по натуре своей вы завоеватель. Где-то в глубине души вы мечтаете покорить весь мир. - Еще бы! Ведь я прямой потомок Филиппа Воителя. Да и как не мечтать о покорении мира с таким коннетаблем, как у меня. Филипп кивнул в сторону Эрнана, который, находясь в окружении дам, развлекал своих собеседниц разбором душещипательных подробностей самых драматических сражений на Святой Земле. Гордо выпячивая грудь, поочередно поправляя шпагу и одергивая роскошный белый плащ с черным крестом тамплиеров, он говорил без умолку, благо нашел себе внимательных слушателей, и то и дело бросал на женщин испепеляющие взгляды. Впрочем, эти страстные взгляды еще ничего не значили; Эрнан смотрел так на любой предмет, живой и неживой, и тщетны были попытки некоторых барышень заигрывать с ним. - Великолепный воин! - с искренним восхищением сказала Маргарита. - Наверное, при одном его виде иезуиты здорово оробели. - Ясное дело, - ответил Филипп, с трудом пряча улыбку. Известие о нападении иезуитов на поезд гасконцев уже успело облететь пол- Испании, но конфуз, который приключился с Эрнаном, как-то прошел незамеченным. - А вам известно, что Родриго де Ортегаль уже смещен с поста прецептора Наваррского, арестован и вскоре предстанет перед судом ордена? Его преемник, господин д'Эперне, вчера заверил моего отца, что господин де Ортегаль действовал самовольно и вопреки уставу, за что понесет суровое наказание. - Гм... Если его и накажут, то не за нападение на нас, а за то, что он потерпел неудачу. - Я тоже так думаю, - согласилась принцесса. - Никто из самостоятельно мыслящих людей не сомневается, что Ортегаль действовал по прямой указке Инморте. В последнее время иезуиты обнаглели до крайности. Я слышала, что нападавшие даже не пытались скрыть своей принадлежности к ордену. - Да, - подтвердил Филипп. - Видно, они были уверены в своем успехе и хотели, чтобы весь мир знал, какая участь уготована их врагам. Полагаю, это нападение было задумано, как предупреждение для всех остальных. Инморте наверняка знал, что на переговорах в Памплоне, среди прочего, будет обсуждаться вопрос об отлучении его ордена от церкви. - Давно пора это сделать, - одобрительно произнесла Маргарита. - Будь моя воля, я бы их всех... Да, кстати. Вы представляете, этот ублюдок де Барейро имел наглость проситься в зачинщики турнира. - Вот как! И что же ответил ваш отец? - Конечно, отказал. Вернее, он просто проигнорировал его письмо. Но можно не сомневаться, что это иезуитское отродье все равно заявится на турнир и постарается испортить праздник. Если он победит, это станет настоящей катастрофой. - Не волнуйтесь, принцесса, - успокоил ее Филипп. - Я не позволю ему это сделать. Последние слова он произнес немного рассеянно. Его внимание уже переключилось на группу из трех человек, мимо которой они как раз проходили. Это были Симон, Габриель и Матильда. Признав в Габриеле земляка, девушка бойко тараторила по-франсийски; тот страшно смущался и отвечал ей односложными фразами. Симон, как мог, старался приободрить друга. - Что вы так смотрите на Матильду? - с внезапно возникшим подозрением спросила Маргарита. - Очаровательное дитя, - сдержанно ответил Филипп. - И, боюсь, вы уже положили на нее глаз, - вздохнула принцесса. - Да и она явно неравнодушна к вам. Когда пришла от вас, была так взволнована, а глаза ее как-то странно блестели... Впрочем, не ей одной вы вскружили здесь голову. - А кому еще? - Мне, например. - Это следует понимать как комплимент? - Ну... Можете считать это авансом. Филипп шутливо поклонился: - Благодарю вас за комплимент, сударыня. Я принимаю ваш аванс и обещаю при первой же возможности его отработать. Маргарита кокетливо взглянула на него и томным голосом произнесла: - Давайте присядем, мой принц. Я немного устала. Она расположилась на обитом мягким плюшем диване и взмахом руки отогнала прочь карлика-шута и двух фрейлин, не нашедших себе кавалеров. Филипп сел рядом с ней - и, как бы невзначай, гораздо ближе, чем это предписывалось правилами приличия. Но Маргарита не отстранилась. Мало того, она еще чуть-чуть придвинулась к нему, и их ноги соприкоснулись. - Так я жду, - сказала она млея. - Чего вы ждете? - Ответа на мой комплимент. - А разве я обязан отвечать? - Разумеется, нет. Но правила хорошего тона требуют... - Ах, уж эти мне правила хорошего тона! Так что же вы хотите услышать? - Что я тоже вскружила вам голову. Что вы чуточку влюблены в меня. - Но ведь это неправда! - Как?! Неужели я не нравлюсь вам? - Почему же, нравитесь. Но я не влюблен в вас. - Однако намерены жениться на мне. - Не намерен, а просто женюсь. Без всяких намерений. Вас что-то не устраивает? Маргарита раздраженно хмыкнула. - Да нет, что вы! - саркастически произнесла она. - Все прекрасно. Вы не любите меня и, тем не менее, собираетесь жениться. Ведь это в порядке вещей - вступать в брак без любви. - Конечно, в порядке вещей, - с непроницаемым видом ответил Филипп. - И я не вижу здесь повода для сарказма. В нашем кругу все браки заключаются по расчету, а что до любви, то затем и существуют любовники и любовницы - чтобы любить их и чтобы они любили вас. Вот поманите к себе виконта Иверо и спросите у него о любви. Держу пари, что в ответ он сразу бросится целовать ваши ножки, которые, я полагаю, вполне заслуживают такого с ними обращения. - Последние его слова сопровождались откровенно раздевающим взглядом. - Вот нахал! - покачала головой Маргарита. - И не просто нахал, а исключительный нахал. "Ага, попалась, пташечка! - удовлетворенно подумал он. - Не так страшен черт, как его малюют. Те, кто говорил о крутом нраве принцессы, ничегошеньки не смыслят в женщинах. На самом же деле она агнец Божий..." Филипп ошибался, но его ошибка объяснялась не совсем обычным поведением Маргариты в этот вечер. Чуть ли не впервые за многие годы наваррская принцесса оробела перед мужчиной и не смогла проявить свой, уже ставший притчей во языцех, вздорный характер. Да, собственно говоря, и не хотела этого. Хищная пантера втянула острые когти и превратилась в безобидную кошечку, которая нежно жалась к хозяину, прося его о ласке. - Кстати, о любви и любовниках, - сказала вдруг Маргарита. - Вы только посмотрите! - И она украдкой кивнула в сторону шахматного столика. Подавшись вперед, Бланка что-то шептала Монтини. Тот внимательно слушал ее и ласково улыбался. Взгляды обоих сияли, а выражения лиц не оставляли места для сомнений насчет характера их отношений. - Он ее любовник? - спросил Филипп. - Хуже. - Хуже? Как это понимать? - Боюсь, она всерьез увлечена этим парнем. И ни от кого не скрывает своей связи с ним. - Вот те на! - изумленно произнес Филипп. - Скромница Бланка, и вдруг... Уму непостижимо! Вот уж никогда бы не подумал, что она отважится на такое. - И он бросил на Монтини завистливый и, следует отметить, немного раздраженный взгляд. - Вы огорчены? - с улыбкой спросила Маргарита. - Вам досадно? Филипп покраснел. - С чего вы взяли? - Я знаю вашего брата. Сознайтесь, принц: ведь вы считали, что раз Бланка устояла перед вашими чарами, то уже никто не совратит ее с п у т и и с т и н н о г о . А тут появляется какой-то неотесанный провинциал и добивается успеха там, где вы получили от ворот поворот. Ясное дело, это бесит вас, чувствительно задевает ваше самолюбие, и сейчас вы, вольно иль невольно, перебираете в уме различные способы расквитаться с этим парнем за якобы нанесенное вам оскорбление. - Да, нет, - в замешательстве ответил Филипп, раздосадованный тем, как легко его раскусила Маргарита. - Просто я знаю Бланку с одиннадцати лет и, казалось бы, неплохо изучил ее характер, но... теперь я вижу, что мне это только казалось. Я даже подумать не мог, что всего за полгода она сумеет преодолеть свое строгое воспитание. - И тем не менее преодолела. Филипп испытующе поглядел на Маргариту: - Кажется, я догадываюсь, кто поспособствовал столь быстрой перемене. - Ну-ну! - обиделась принцесса. - Чуть что, всегда виновата я. Вы, кстати, не оригинальны в своем предположении. Почему-то все осуждают меня, а что до Бланки, так ей лишь вменяют в вину, что она, наивное и неопытное дитя, не смогла противостоять моему дурному влиянию. К вашему сведению, все это чистейшей воды измышления. Во всяком случае, не я учила Бланку называть Монтини милым в присутствии моего отца. - Да что вы говорите? - недоверчиво переспросил Филипп. - Не может быть! - И все-таки было. Однажды, недели две назад, у нее вырвалось это словечко, разумеется, неумышленно. Мой отец не знал, где деться от смущения - так ему было неловко. Он ведь порядочный ханжа, правда, совершенно безобидный, не такой агрессивный, каким был покойный дон Фернандо. Правда, после этого инцидента у отца появилась идея велеть господину де Монтини покинуть Памплону, однако нам с Бланкой удалось урезонить его. Бланка попросила прощения и пообещала, что впредь подобного не повторится. В общих чертах она сдерживает свое обещание, на людях держится с Монтини в рамках приличия, хотя по- прежнему не скрывает своей связи с ним. Филипп в растерянности покачал головой: - Выходит, в Толедо я знал с о в е р ш е н н о д р у г у ю Бланку. Ну и ну! Кто бы мог подумать!.. А как относится к этому граф Бискайский? - Еще никак. Все это время он был в Басконии, лишь только вчера вернулся и, вероятно, еще ничего не знает. - А когда узнает? Могу представить, как он разозлится. - Ну и пусть подавится своей злостью, - с неожиданной враждебностью произнесла Маргарита, а глаза ее при этом хищно сверкнули. - Все равно он ничего не поделает. - Вы думаете, что граф так просто смирится с тем, что его место на супружеском ложе занял другой мужчина? - Ха! Супружеское ложе! Да к вашему сведению, он с конца февраля близко к ней не подходит... - С некоторым опозданием Маргарита прикусила язык и опасливо огляделась вокруг. К счастью, ее никто не услышал, кроме, конечно, Филиппа, у которого просто отвисла челюсть от изумления. - О!!! - Этот короткий возглас (который мы снабдили тремя восклицательными знаками, хотя Филипп вымолвил его sotto voce - еле слышно) в сочетании со взглядом, брошенным им на Бланку, стоил целой поэмы. Маргарита смотрела на опешившего Филиппа и криво усмехалась, мысленно браня себя за несдержанность. - Черти полосатые! - выругался Филипп, едва лишь обрел дар речи. - Неужели граф... Да нет, это смешно! В Толедо он вместе со своим дружком Фернандо де Уэльвой вел довольно разгульный образ жизни, имел кучу любовниц, а к мальчикам, как мне кажется, никакого влечения не испытывал. - С этим у него все в порядке, - подтвердила Маргарита. - То есть, к мальчикам он равнодушен, и за добродетель своих пажей я спокойна. Другое дело, горничные... - Он что, путается со служанками? - Да... В общем, да. - Маргарита мельком взглянула на Жоанну. - Главным образом со служанками. - А что же Бланка? - Ну, она... Просто она... - Так что же она? - Она не пускает мужа к себе в постель, - скороговоркой выпалила Маргарита. - Но почему? - удивился Филипп. - Он ей противен. - Вот как? - Это правда, мой принц. Поверьте, я не лгу. Бланка испытывает к Александру глубочайшее отвращение. - Так какого же черта, - раздраженно произнес Филипп, - она вышла за него замуж? Маргарита пытливо взглянула на Филиппа и вкрадчиво осведомилась: - А разве у нее был выбор? - Да, был. - И альтернативой ее браку с кузеном Бискайским был б