кроме грязных ругательств, не приходило в его затуманенную хмелем голову. - А ему это не впервой, - заметил Фернандо. - В бытность свою в Толедо он имел обыкновение назначать по несколько свиданий в одну ночь. - Ну и как? - вяло поинтересовался Педро Арагонский. - Успевал? - Ясное дело, успевал. Он же вездесущ и неутомим. - Какое счастье, что я оставил свою сестру в Шалоне, - с серьезной миной констатировал Тибальд де Труа. - Так я чувствую себя более или менее спокойно. Хотя, надо признаться, если я подолгу не вижу кузена Аквитанского, меня начинают мучить дурные предчувствия. Опять хохот. - Надеюсь, - отозвалась Маргарита, - с кузиной Бланкой по дороге ничего не случилось? - А что с ней могло случиться? - с циничной ухмылкой произнес Филипп, наконец совладав с собой. - Кто-кто, но вы, Маргарита, должны знать, что ничего особенного. С вами же все было в полном порядке, не так ли? Вы даже не забеременели, насколько мне известно. Смешки в зале мигом умолкли. От неожиданности Маргарита остолбенела. Королева Констанца Орсини, Жоанна Наваррская, Изабелла и Мария Арагонские стыдливо опустили глаза, а Тибальд де Труа и Педро Оска вскочили со своих мест и, сжав кулаки, медленно двинулись к Филиппу. Эта медлительность придавала их угрозе некую зловещую внушительность. Филипп ожидал их приближения с олимпийским спокойствием. Синева его глаз, обычно чистая и глубокая, как весеннее небо над Пиренеями, поблекла и стала напоминать скованное льдом зимнее озеро. Эрнан тоже встал. - Сейчас будет драчка! - громко сообщил он. - Двое на одного. Ну, ничего, невелика беда. Держитесь, государь, я иду на подмогу. Вместе мы их так отделаем... - И он ринулся к Филиппу. Первой опомнилась Изабелла Арагонская. Она торопливо поднялась с кресла, быстрым шагом опередила Тибальда и Педро Оску и стала между ними и Филиппом. - Умерьте свой пыл, господа! - чеканя каждое слово, произнесла она, обращаясь к атакующим. - Ваше искреннее негодование направлено явно не по адресу. Вам следовало бы несколько раньше выказать свое рыцарство - когда дон Фернандо и Маргарита оскорбляли отсутствующую здесь Бланку. Кузина Наваррская сама напросилась на неприятности, и нечего тут винить дона Филиппа. В конце концов, это его личное дело, где он был и с кем он был. А вы, дон Фернандо... Я, право, не понимаю вас. Хотите вы того или нет, но Бланка ваша родная сестра, и как бы вы к ней ни относились, она таковой остается. Своими пошлыми остротами в ее адрес вы прежде всего оскорбляете всю свою семью, а значит, и самого себя. Мне стыдно, что у моей сестры такой муж. Маргарита и Фернандо смутились под осуждающими взглядами прочих дам и господ, которые, вдруг почувствовав себя неловко, поспешили переложить на них всю вину, хоть и сами были не без греха. Филипп невольно залюбовался Изабеллой. "Ах, какая она красавица! - с умилением подумал он и тут же удрученно добавил: - А досталась такому увальню..." - Дон Педро, - снова заговорила Изабелла, властно глядя на графа Оску. - Я старшая дочь вашего короля. - Затем она перевела свой взгляд на графа Шампанского: - Я ваша наследная принцесса, дон Тибальд. И я приказываю вам обоим вернуться на свои места. - Она топнула ножкой. - Ну! Тибальд де Труа и Педро Оска неохотно повиновались, всем своим видом показывая, что поступают так против своей воли и только из уважения к женщине и принцессе. Эрнан де Шатофьер тоже уселся и хлопнул по плечу сидевшего рядом виконта Иверо. - Аларм отменяется, приятель. Продолжим-ка наше состязание. Порядком кося глазами, Рикард внимательно посмотрел на Эрнана и в растерянности захлопал ресницами, по-видимому, не соображая, о чем идет речь, но потом все же неуверенно кивнул. - Вот и ладушки, - сказал Шатофьер и поднял очередной кубок вина. Между тем Изабелла подошла к Филиппу и взяла его за руку. - Кузен, вы не откажете мне в одной маленькой услуге? - Всегда рад вам служить, моя принцесса. - В таком случае, побудьте моим кавалером до конца этого вечера. Сегодня мой муж не в состоянии позаботиться обо мне. - Почту за честь, кузина, - вежливо поклонился Филипп. - Я весьма польщен вашей просьбой и с превеликим удовольствием выполню ее. Граф де Пуатье недовольно заерзал в своем кресле, однако возражать не стал, лишь потребовал себе еще вина. Филипп и Изабелла отошли в противоположный конец зала, подальше от обеих компаний, и устроились в мягких креслах, немного повернутых друг к другу. На какое-то мгновение их колени соприкоснулись, и Изабелла с такой поспешностью отдернула ногу, будто до боли обожглась. Ее щеки вспыхнули ярким румянцем, и Филипп с некоторым самодовольством отметил, что смутилась она вовсе не из страха оказаться в неловком положении - ведь их ноги надежно укрывал от посторонних глаз стоявший перед ними невысокий столик. - Кузина, - первым заговорил он. - Примите мою искреннюю признательность за ту услугу, которую вы мне оказали... Да и не только мне - всем остальным тоже. - Я сделала то, что сочла нужным сделать, - просто ответила Изабелла. - Не больше, но и не меньше. - И все же позвольте мне считать себя вашим должником. Она кротко улыбнулась, а в ее глазах зажглись лукавые искорки. - Вы не очень обидитесь, если я не позволю? - Но почему? - удивился Филипп. - Честно говоря, я боюсь быть вашим кредитором, дорогой кузен. Насколько мне известно, у вас довольно своеобразное понимание долга перед дамой, к тому же вы, как и Господь Бог, привыкли воздавать сторицей. Поэтому я сразу списываю ваш долг и сжигаю все ваши векселя - и вот, вы мне уже ничем не обязаны. Филипп тихо рассмеялся. "По-моему, я влюбляюсь, - решил для себя он, желая отомстить Бланке за ее неуступчивость. - Какое очаровательное дитя!.. Гм, дитя то дитя, да почти на три года старше меня". Он нежно поцеловал ее руку и в то же мгновение почувствовал на себе хмурый взгляд своего тезки, графа де Пуатье. - Ну вот, - сокрушенно констатировала Изабелла. - Так у нас с мужем всегда: когда он смеется - я невеселая, мне весело - он бычится. - Искренне вам сочувствую, - сказал Филипп. - Боюсь, вы ставите себя под удар, продолжая оставаться в моем обществе. Изабелла мило тряхнула своей белокурой головкой. - Ваши опасения напрасны, кузен. - Разве? - Да. Я уже поставила себя под удар, когда вмешалась в вашу ссору с кузенами Тибальдом и Педро. Дальше хуже не будет. Теперь не имеет принципиального значения, сколько времени я проведу с вами наедине - четверть часа или четыре часа. - Или всю ночь? - вкрадчиво поинтересовался Филипп. - Или всю ночь, - повторила она с утвердительной интонацией. - Это ничего не изменит. Все равно завтра меня ожидает бурная сцена ревности. - Гм... И на каком основании? - Да ни на каком. Просто чуть ли не с самого первого дня нашего пребывания в Памплоне мой муж вбил себе в голову, что мы с вами тайком, как он выражается, крутим шуры-муры. - Вот как! Стало быть, у нас роман? А я и не знал. - Зато мой муж в этом уверен... Б ы л уверен. - Был? - Да, был. После того, как в этой ссоре я приняла вашу сторону, его уверенность переросла в убеждение. - Ну, коли так, - произнес Филипп, устремив на нее нежный взгляд, - то что мешает нам оправдать его надежды... то бишь, подозрения? Ведь по вашему собственному утверждению, хуже все равно не будет. А? Щеки Изабеллы вновь порозовели. Она потупила глаза и в замешательстве принялась перебирать тонкими пальцами оборки своего платья. - Это следует понимать так, что вы меня соблазняете? - Помилуй Бог, кузина, вовсе нет! Это вы меня соблазняете. - Я?! - Ну да. Ведь наш разговор вели вы, а я лишь пассивно поддерживал его в заданном вами русле. И именно вы спровоцировали меня на это предложение. Изабелла еще больше смутилась. - Поверьте, кузен, я и не помышляла ни о чем подобном. Филипп пристально посмотрел ей в глаза: - М-да. Похоже, вы не лукавите. - Я же говорю, что вы ошибаетесь. - Э нет, кузина, все не так просто. Может, сознательно вы не собирались провоцировать меня, но где-то в глубине души вам очень хотелось, чтобы я предложил вам свою любовь. Что, собственно, я и сделал. - Любовь, говорите? - произнесла вконец обескураженная Изабелла. - А вам не кажется, что вы слишком вольно трактуете это слово? Любовью нельзя разбрасываться направо и налево. Любовь одна, она неделима, и любить можно только одного человека. - Вы рассуждаете точно так же, как Бланка, - с недовольным вздохом заметил Филипп. Изабелла усмехнулась: - То-то я и гляжу, что слишком уж близко к сердцу вы приняли пошлые остроты Маргариты и Фернандо. У меня сразу возникло подозрение, что вы ушли от кузины Бланки не солоно хлебавши, и потому были так взвинчены. Теперь пришла очередь краснеть Филиппу. Однако он быстро совладал с собой и отпарировал: - Уж коли вы так проницательны, принцесса, то не скажете ли мне, почему ваш двоюродный брак Эрик смотрит на меня с таким видом, будто я сейчас соблазняю его жену. Кажется, он безнадежно влюблен в одну известную нам обоим даму, которая явно не спешит отвечать ему взаимностью. - Но ведь она замужем, - возразила Изабелла, впрочем, без особой убежденности. - Ну и что? Это же не мешает ей заигрывать с Гамильтоном. Изабелла недоуменно взглянула на него: - О чем вы говорите, кузен? Ее изумление было таким неподдельным, что Филипп даже растерялся. - Неужели я ошибся? Почему-то я был уверен, что это по вашей просьбе кузен Эрик выхлопотал для барона приглашение в Кастель- Бланко. - Да, по моей. Однако я здесь ни при чем. Об этой услуге меня попросила кузина Иверо. Сейчас она не в ладах с Маргаритой. Недавно они здорово погрызлись... - Я знаю, - кивнул Филипп. - Из-за ее брата. - Вот именно. Поэтому Елена не хотела обращаться напрямик к Маргарите. Она попросила меня, чтобы я через Эрика выхлопотала для Ричарда Гамильтона приглашение. - Понятно, - сказал Филипп, а после короткой паузы добавил: - И все же странно. - Что странно? - Просто мне казалось, что кузина Елена всерьез увлечена Гастоном д'Альбре. Изабелла пренебрежительно фыркнула: - Да бросьте вы, в самом деле! Если Елена кем и увлечена, так это своим братом. А что касается Гастона д'Альбре, то разве можно принимать его всерьез, когда он сам несерьезный? Вы уж простите меня за прямоту, но у меня сложилось весьма неприглядное мнение о вашем друге. Он груб, до крайности пошл, настырен, к тому же похотлив и любострастен, как мартовский кот. - Я это знаю, - улыбнулся Филипп. - Быстро же вы его раскусили! - Кстати, - сказала Изабелла, косясь в сторону. - Еще об одном вашем друге. Кажется, господин де Шатофьер победил. С некоторым усилием Филипп оторвал взгляд от глубокого выреза ее платья, обнажавшего верхнюю часть ее прелестной груди, и посмотрел в том же направлении. Последний из выпивох - противников Эрнана только что отключился, и теперь Шатофьер принимал поздравления от компании Маргариты. Он стоял, выпятив грудь, и, чуть пошатываясь, держался за спинку своего кресла. - Матерь Божья! - пораженно пробормотал Филипп. - Да ведь он пьян! - Разумеется, - пожала плечами Изабелла. - Как же ему быть трезвым после такой залихватской попойки? - Э нет, моя принцесса. Вы просто не знаете Шатофьера. Ни с того ни с сего он никогда не пьянеет. И если он пьян, значит имеет на то основания. - Вы не шутите? - Ни в коей мере. Тем временем Эрнан взял в обе руки два наполненных вином кубка и неуверенной поступью двинулся через зал в направлении Филиппа. - Великолепный и грозный сеньор Эрнан де Шатофьер, граф Капсирский, - заорал он, довольно удачно подражая главному герольду турнира, - вызывает на поединок великолепного и грозного сеньора Филиппа Аквитанского, принца Беарнского, верховного сюзерена Мальорки и Минорки и... э-э... графа Кантабрии и Андор-р-ры! - Это последнее раскатистое гасконское "р-р-р" было произнесено так звучно и с таким смаком, что все вельможи, которые еще оставались при своей памяти, дружно захохотали. - Неужели он играет? - с сомнением произнесла Изабелла. - Уж больно естественно у него все получается. - Я думаю, - предположил Филипп, - что при необходимости он просто позволяет хмелю ударить себе в голову. Но сколько бы он ни выпил, ни капли здравомыслия не теряет - за это я отвечаю. Подойдя к ним, Эрнан поставил оба кубка на стол и бухнулся в соседнее кресло. - Ну что, государь, посоревнуемся? - Не возражаю, - ответил Филипп, внезапно почувствовав настоятельную потребность дозаправиться. Он взял в руки один из принесенных Эрнаном кубков, сделал небольшой глоток и спросил: - Что стряслось, дружище? Почему ты пьян? Шатофьер бросил быстрый взгляд на Изабеллу и, сохраняя пьяное выражение лица, но совершенно трезвым голосом заговорил: - Слушай меня внимательно, Филипп... И пей, пей, не смотри на меня так... И вы, сударыня, тоже - сделайте вид, что я несу вам пьяный вздор... Так вот, Филипп, сейчас я отключусь, а ты через час- полтора возвращайся к себе. Нам надо потолковать. Понял? - Да. Но что... - Об этом позже. Одно скажу: дело серьезное... Гм, ладно. Только что мне стало известно, что твой брат Робер плетет против тебя заговор. Но не тревожься понапрасну - я держу ситуацию под контролем... И еще раз повторяю: через час, максимум через полтора часа я жду тебя в твоих покоях. - Он снова взглянул на Изабеллу. - Ну, хорошо. Крайний срок - два пополуночи. Если в четверть третьего тебя не будет, я тебе голову оторву. Уразумел? - Да. - А вас, сударыня, - обратился он к Изабелле, - убедительно прошу держать все услышанное вами в тайне. - Безусловно, граф, - кивнула она. - О чем может быть речь! - Вот и ладушки! - Эрнан одним духом осушил свой кубок и пьяно завопил: - Где вино, черт возьми? Где же вино, чтоб вам пусто было! Куда делись слуги? Эй вы, свиньи ленивые, несите еще вина. С этими словами он запустил пустой кубок в ближайшего лакея, грузно откинулся на спинку кресла, умиротворенно закрыл глаза, и спустя пару секунд из его глотки раздался могучий храп, который вызвал новый приступ гомерического хохота в окружении Маргариты. - Отнесите господина графа в его покои, - велел Филипп двум подошедшим лакеям. - Нет-нет, возьмите третьего - вдвоем вы его уроните... А еще лучше, если вас будет четверо. Когда четыре лакея вынесли Шатофьера из банкетного зала и смех пирующих поутих, Изабелла спросила у Филиппа: - Он что, вправду заснул? - Похоже на то. Но через полчаса он проснется и будет свеженький, как огурчик. - Однако странный у вас друг! - До странности странный, - согласился Филипп. - И жутко охоч до драматических эффектов. - Вы о его последней выходке? Филипп молча кивнул. - Да, кстати, - произнесла Изабелла. - Ваш брат Робер действительно интригует против вас? - О нет, для этого он слишком прост и прямолинеен. По сравнению с ним даже Симон де Бигор может показаться гигантом мысли. - Но ведь господин де Шатофьер... - Он не доверяет женщинам, их способности молчать, поэтому решил пустить вас по ложному следу - на тот случай, если вы пробол... если вам будет невтерпеж с кем-нибудь поделиться услышанным. - Понятно. А вы, стало быть, доверяете женщинам? - Не всем. Но вам - да. - Спасибо. Я постараюсь оправдать ваше доверие, - сказала Изабелла и поднялась с кресла. Следом за ней вскочил и Филипп. - Вы уже покидаете меня? - Пожалуй, мне пора уходить. Я не привыкла засиживаться так допоздна. Благодарю вас за приятную беседу, кузен... - Она умолкла в нерешительности; на щеках ее заиграл слабый румянец смущения. Наконец она собралась с духом и робко добавила: - Окажите мне еще одну любезность, проводите меня до моих покоев. Филипп одарил ее лучезарной улыбкой: - С превеликим удовольствием, кузина. К счастью для Изабеллы, граф де Пуатье к тому времени вконец осовел и перестал что-либо соображать, кроме того, что в правой руке у него - вместительный кубок, а в кубке - вино, которое надо пить, и то побольше, чтобы не давать возможности бездельничать пажам, в чьи обязанности вменялось следить за бокалами гостей. Изабелла даже не стала прощаться с ним. Ей было хорошо знакомо это агрессивное беспамятство, в которое впадал наследник французского престола, всякий раз напившись в стельку. В таком состоянии он никого, кроме своей кормилицы, не узнавал, а всех прочих, кто пытался заговорить с ним, в том числе и родителей, посылал в очень неприличные и весьма отдаленные места. Когда Филипп и Изабелла выходили из зала, за их спиной послышался едкий комментарий Маргариты: - Приношу свои извинения, кузен Фернандо. Ведь поначалу я грешным делом подумала, что вы малость присочинили насчет нескольких свиданий в одну ночь... Филипп ухмыльнулся. Он уже забыл о своей перебранке с Маргаритой. Будучи вообще злопамятным, Филипп, однако, не мог подолгу держать зла на хорошеньких женщин. - Боюсь, принцесса, - тихо произнес он, - что граф, муж ваш, сегодня вряд ли способен посетить супружеское ложе. Изабелла сделала вид, что не услышала его тонкого намека, и промолчала, а сопровождавший их паж украдкой захихикал. Глава 48 В КОТОРОЙ ФИЛИПП ДОКАЗЫВАЕТ, ЧТО НЕ ПРИВЫК ДОЛГО ОСТАВАТЬСЯ В ДОЛГУ Весь путь они прошли молча. Изабелла знай искоса поглядывала на Филиппа и то и дело заливалась краской. Во всем ее облике, в каждом ее движении чувствовалось необычайное напряжение, будто она решала про себя какую-то мучительную дилемму. Возле дверей ее покоев Филипп взял Изабеллу за обе руки и спросил: - Так вы точно сожгли мои долговые расписки или только припрятали их? В ответ она смерила его томным взглядом и тихо, но с пылом, произнесла: - Анна даже не представляет, как ей повезло с мужем. Надеюсь, когда-нибудь она поймет это и думать забудет про девчонок. Изабелла рывком прижалась к Филиппу и жадно поцеловала его в губы. Но не успел он опомниться и заключить ее в объятия, как она быстро отстранилась от него, даже чуть оттолкнула, и, страстно прошептав: "Прости меня, Господи!" - скрылась за дверью. Несколько секунд Филипп стоял, не двигаясь с места, и обалдело таращился на дверь. Затем он посмотрел на ухмылявшегося пажа, затем снова на дверь, наконец пробормотал: "Черти полосатые!" - и ворвался внутрь. В два прыжка он пересек маленькую переднюю, распахнул следующую дверь и вихрем влетел в прихожую, едва не столкнувшись с Изабеллой. Лицо ее было бледное, как мрамор; она прижимала руки к груди и прерывисто дышала. В полумраке комнаты, освещенной лишь одной свечой, ее изумрудные глаза сияли, как две яркие звезды. "У меня еще никогда не было зеленоглазых женщин", - почему-то подумал Филипп. Тут он увидел стоявшую в стороне горничную и прикрикнул на нее: - Пошла вон! Девушка растерянно заморгала и не сдвинулась с места. Филипп схватил ее за плечи и вытолкал в переднюю. Захлопнув за ней дверь, он сразу же бросился к Изабелле. Они целовались наперегонки. Едва переведя дыхание, они снова и снова осыпали друг друга жаркими поцелуями. Потом Изабелла положила свою белокурую голову ему на плечо и вдруг тихо заплакала. Филипп растерялся. Он всегда терялся перед плачущими женщинами. Женский плач выбивал его из равновесия, и всякий раз невесть почему на глаза ему тоже наворачивались слезы. Филипп усадил Изабеллу в ближайшее кресло, сам опустился перед ней на колени и сжал ее руки в своих. - Не плачь, родная, - взмолился он. - Прошу тебя, не плачь. Если ты не хочешь, я не стану принуждать тебя. - О нет, милый, нет. Ты был прав. Я хочу, чтобы ты остался со мной. - Она поднесла его руку к своим губам и поцеловала ее. - Я так хочу тебя... - Но почему ты плачешь? - Это я так... от счастья. - Ты счастлива? - Безумно! Я уже оставила всякую надежду когда-нибудь свидеться с тобой... Но вот, благодаря Маргарите, мы снова вместе, и ты опять целуешь меня... как и тогда... - Ты все еще помнишь об этом? - спросил Филипп, нежными прикосновениями губ собирая с ее щек слезы. - Да, помню. Все до последней мелочи помню. - В глазах Изабеллы заплясали изумрудные огоньки. - Я никогда не забуду ту неделю, которую ты провел у нас в Сарагосе. - Я тоже не забуду... - Особенно тот последний вечер, когда ты явился ко мне в спальню якобы для того, чтобы попрощаться со мной. И тогда мы чуть не переспали. Филипп улыбнулся - мечтательно и с некоторым смущением. - "Чуть" не считается, Изабелла. - Он крепче обнял ее и прижался лицом к ее груди. - Тогда мы здорово испугались. - Как? Ты тоже? - Еще бы! У меня аж поджилки тряслись. - А мне сказал, что не хочешь лишать меня невинности вне брака. - Надо же было как-то оправдать свое отступление. Да и скрыть испуг. Вот я и сказал, что первое пришло в голову. - Подумать только! - томно произнесла Изабелла, запуская пальцы в его золотистую шевелюру. - У тебя - и поджилки тряслись! - Тогда я был ребенком, - пробормотал Филипп, изнывая от блаженства; ему было невыразимо приятно, когда женщины трепали его волосы. - Я был невинным, неиспорченным ребенком. Лишь через два месяца мне исполнилось тринадцать лет. - Но выглядел ты на все пятнадцать. - На четырнадцать. Это ты выглядела младше своих лет, и потому мы казались ровесниками. - Отец тоже так говорил. Он сказал: это не беда, что я старше тебя на два с половиной года, что с течением времени эта разница сгладится. В конце концов, моя бабка, королева Хуана, была на целых пять лет старше моего деда, Корнелия Юлия, - и ничего, жили в любви и согласии. Отец был уверен, что из нас получилась бы замечательная пара. - А я думал, что это была твоя идея. - Это была наша с отцом идея. Когда я сказала ему, что хочу стать твоей женой, то думала, что он лишь посмеется надо мной и уже готовилась закатить истерику. Но отец отнесся к этому очень серьезно. В письме к твоему отцу, предлагая обручить нас, он пообещал сделать меня наследницей престола, если твой отец, в свою очередь, завещает тебе Гасконь. Он пола... - Да что ты говоришь?! - перебил ее пораженный услышанным Филипп. Он поднял к ней лицо и вопрошающе поглядел ей в глаза. - Неужели так было? - А разве твой отец ничего тебе не рассказывал? - Нет. Тогда он вообще со мной не разговаривал, а потом, когда мы помирились... Думаю, он просто побоялся признаться мне в этом. Побоялся моего осуждения... Черт возьми! - Филипп досадливо закусил губу. - А как же твой брат? - после секундного молчания спросил он. - Педро не будет королем, - ответила Изабелла, качая головой. - Это было ясно уже тогда и тем более ясно теперь. - Твой отец намерен лишить его наследства? Изабелла грустно вздохнула: - Ты же знаешь, что представляет из себя мой брат. Тряпкой он был, тряпкой и остался. Навряд ли он долго удержится на престоле и, надо отдать ему должное, прекрасно понимает это. Педро сам не хочет быть королем. Он панически боится власти и ответственности за власть и вполне довольствуется своим графством Теруельским. Отец дал ему последний шанс - жениться на кузине Маргарите... - Это безнадежно, Изабелла, уж поверь мне. - Я знаю. И скажу тебе по секрету, что сегодня ты поцапался с будущим королем Арагона. - С Фернандо?! О Боже!.. - Только никому ни слова, - предупредила Изабелла. - Об этом не знает даже Мария. Для пущей верности отец решил дождаться, когда Маргарита со всей определенностью назовет имя своего избранника, и лишь тогда он объявит Марию наследницей престола. - Но Фернандо! - воскликнул Филипп. - Он же отдаст Арагон на растерзание иезуитам. - Не беспокойся. Мой отец еще не стар и рассчитывает дожить до того времени, когда с иезуитами будет покончено. - А если... - Все равно не беспокойся. Мария властная женщина, пожалуй, еще почище Маргариты, и не позволит Фернандо совать свой нос в государственные дела. - Однако она любит его, - встревожено заметил Филипп. - При всем его скверном характере и дурных наклонностях, Мария просто без ума от него. А любящая женщина зачастую становится рабой любимого ею мужчины. - Так таки и без ума? - криво усмехнулась Изабелла. - Ее якобы безумная страсть к Фернандо нисколько не помешала ей переспать с тобой - и не единожды, кстати. Мария сама призналась мне в этом. - Ну и что? С ее стороны это была лишь дань моде. - Ну, не скажи! Из ее слов я поняла, что представься ей снова такой случай, она без колебаний изменила бы своему б е з у м н о л ю б и м о м у мужу с тобой. И между прочим, Мария сама не уверена, от кого у нее дочка - от тебя или от Фернандо. - Я тоже не уверен, - с горечью произнес Филипп. - Как бы мне хотелось знать наверняка... Ах! - спохватился он. - Но почему твой отец не посвятил меня в свои планы? Ведь через год я становился совершеннолетним, и мы могли бы пожениться даже вопреки воле моего отца.. Черт! Тогда бы он поломался немного, но в конце концов признал бы меня наследником без этой семилетней волокиты. И сейчас мы бы уже владели всей Галлией и потихоньку прибирали бы к рукам Францию и Бургундию... Как глупо все получилось! Изабелла опять вздохнула: - Да, пожалуй, отец сглупил. Он дожидался твоего совершеннолетия, не предпринимая никаких шагов, все ждал, увенчается ли успехом заговор молодых гасконских вельмож, а когда стало известно о твоей женитьбе, об этом мезальянсе... - Тогда я просто потерял голову от любви, - быстро перебил ее Филипп. - Я проявил обыкновенную человеческую слабость, поддался чувству - что недопустимо в нашем положении. А сопротивление отца и друзей лишь укрепило меня в намерении жениться на Луизе. Другое дело, будь мы с тобой помолвлены, путь даже тайно - тогда бы все сложилось иначе. - Да, - с грустью согласилась Изабелла. - Тогда бы все сложилось иначе. Особенно для меня... Узнав о твоей женитьбе, отец ужасно разозлился - и больше на себя и на меня, чем на тебя. Он упрекал себя за излишнюю осторожность и благодушие, а меня - за то, что я, взрослая девушка, не смогла соблазнить такого сопливого юнца, как ты. - Она нервно хихикнула. - Вот так-то. Поначалу отец собирался потребовать от Святого Престола, чтобы твой брак был признан недействительным, затем передумал, плюнул на все и выдал нас с Марией замуж. - Снова вздох. - Он предложил мне выбрать, за кого я хочу пойти - за кузена Фернандо или за этого... брр! - Она содрогнулась. - И ты выбрала Филиппа Французского? - Д-да... - Но почему его, а не Фернандо? Потому что он наследник престола? - Нет, вовсе не потому. Я поступила так из-за тебя. Ведь женившись, ты уехал в Кастилию - а я не желала больше встречаться с тобой. Тогда я возненавидела тебя, я готова была тебя задушить... Если бы только я знала... Филипп запечатал ее рот поцелуем. Он уже раз слышал подобные откровения от Амелины и не хотел услышать их вновь от другой женщины. - Прошлого не вернешь, дорогая. Хватит горьких воспоминаний, давай займемся настоящим. Пойдем в спальню, у нас очень мало времени. Изабеллу прошибла мелкая дрожь. - Филипп... милый... - Ты не хочешь? - удивленно спросил он. - Уже передумала? Она напряглась и побледнела. - Нет-нет! Я... хочу, но... Только не надо спешить. У нас еще полтора часа... даже больше... Прошу тебя, не спеши. Пожалуйста... Филипп нежно прикоснулся ладонями к ее бледным щекам. - Тебе страшно? - Д-да... - Ты так боишься прелюбодеяния? - Нет... нет... Я... Я боюсь... - Ты боишься вообще заниматься любовью? Изабелла всхлипнула - раз, второй, третий... - Да разве я когда-нибудь занималась любовью?! - истерически выкрикнула она и разразилась громкими рыданиями. Филипп не пытался утешить ее. Он понял, в чем дело, и решил, что сейчас самое лучшее - дать ей выплакаться вволю. Наконец Изабелла успокоилась и, то и дело шмыгая носом, заговорила: - Мой муж - грязное, отвратительное, похотливое животное. Меня тошнит от одного его вида. Он... он... Каждый раз он попросту насилует меня. Он настоящий изувер! Он делает мне больно... - Она прижала голову Филиппа к своей груди. - Боже, как мне больно! В первую ночь, когда я увидела его... это... его раздетого - я упала в обморок... а он... он пьяный набросился на меня. и... - Ее затрясло от нового приступа рыданий. Из глаз Филиппа тоже потекли слезы. - Потерпи, милая, - захлебываясь, говорил он. - Потерпи немного. В следующем году я стану соправителем Галлии, и тогда объявлю Франции войну. Пора уже кончать с существованием нескольких государств на исконно галльских землях - я соберу их воедино и возрожу Великую Галлию, какой она была при Хлодвиге. Я освобожу тебя от этого чудовища, любимая, а его самого упеку в монастырь. Изабелла мигом утихла. - Это правда? - Клянусь, я так и сделаю. - Нет, нет, я не о том спрашиваю. Ты назвал меня любимой - это правда? - Истинная правда. - А как же тогда Бланка? А твоя кузина Амелия? А Диана Орсини? Филипп вздохнул: - Вы мне все дороги, Изабелла. Я всех вас люблю, даже не знаю, кого больше. - Он положил голову ей на колени. - Я закоренелый грешник и ничего не могу поделать с собой. Но, думаю, Господь простит меня. Ведь Он все видит и все понимает. Он знает, что мною движет не похоть, но любовь; что я всей душой люблю каждую женщину, которой обладаю. Жаль, что сами женщины не хотят этого понять и не могут простить меня. - Я понимаю тебя, милый, - ласково сказала Изабелла. - У тебя так много любви, что ее хватает на многих, и ни одна женщина недостойна того, чтобы ты излил на нее всю свою любовь. Ты еще не встретил такую... и, может быть, не встретишь никогда... Но мне все равно, я на тебя не в обиде. Не пристало мне, замужней женщине, пусть и ненавидящей своего мужа, требовать, чтобы ты любил только меня. Я вполне удовольствуюсь той частичкой твоей любви, которая приходится на мою долю. - О, как я тебя обожаю! - восхищенно произнес Филипп, поднимая голову. Они долго и страстно целовались, а потом он подарил ей ту частицу своей любви и нежности, которая приходилась на ее долю... По истечении второго часа пополуночи Филипп вышел из покоев Изабеллы и с удивлением увидел перед собой сопровождавшего их пажа, который сидел на полу напротив двери, прислонившись спиной к стене коридора. Уронив голову на грудь, он тихо посапывал. Справа от него стоял потухший фонарь. Закрывая дверь, Филипп намеренно громко хлопнул ею, едва не задув пламя своей свечи. Паренек вздрогнул, поднял голову и недоуменно уставился на него. Сообразив, наконец, что к чему, он быстро вскочил на ноги и виновато заморгал. - Прошу прощения, монсеньор. Я малость вздремнул. - Какого дьявола ты здесь забыл? - Но монсеньор! Вы же не велели мне уходить. А я человек исполнительный. - М-да, - вынужден был согласиться Филипп. - Тут ты прав. - К тому же, - поспешил добавить паж, - я стоял на шухере. - Ясненько, - ухмыльнулся Филипп и протянул ему свечу. - Ладно, пошли. Возле своей двери Филипп остановился и сунул пажу в руку два золотых гасконских дублона. Парень взглянул на монеты, и тут же челюсть его отвалилась, а глаза чуть не вылезли из орбит. Он, конечно, рассчитывал на солидное вознаграждение за свое молчание - но такой щедрости он никак не ожидал. - Объяснять нет никакой необходимости? - спросил Филипп. - Разумеется, нет, монсеньор, - с трудом выдавил из себя обалделый паж. - Вы только проводили ее высочество и сразу же ушли. - Ты видел это собственными глазами? - Ясное дело! Я же сопровождал вас - сначала до покоев госпожи, а потом - до ваших. - Вот и хорошо. А то, что могло тебе почудиться или присниться, когда ты малость вздремнул, - об этом ты никому, даже лучшим друзьям и подругам, надеюсь, не расскажешь? - Конечно, монсеньор. Свои сны я никому не рассказываю. Только... - Что "только"?! - грозно осведомился Филипп. - Монсеньор, - заговорил паж, сам изумляясь своей наглости. - Вы дали мне две монеты с отчеканенным на них вашим профилем... - Ну, и что? - Одну из них я хотел бы сохранить на память, но... - Ага, понятно! - Филипп выудил из кармана монету достоинством в четверть скудо и отдал ее бессовестному шантажисту. - Здесь тоже отчеканен мой профиль. Теперь ты доволен? - О да, монсеньор! - И учти, сорванец: если ты вздумаешь вести двойную игру и соблазнишься на монеты с профилем Филиппа-Августа Третьего... - Монсеньор! - с притворным негодованием воскликнул паж. - За кого вы меня принимаете? - За того, кто ты есть, - невозмутимо ответил Филипп. - Ты знаешь Эрнана де Шатофьера? - Да, монсеньор. Ваш паж д'Обиак рассказывал, как господин граф, в качестве разминки, вырывает с корнями молодые дубки и... - Так вот, приятель, - перебил его Филипп. - Я не люблю лупить детей, так что, если ты дашь волю своему длинному языку, я попрошу Шатофьера ухватить тебя за ноги и перебросить через крепостную стену Кастель-Бланко. Он не откажет мне в этой маленькой услуге. - Монсеньор! Зачем эти угрозы? Ведь я дворянин и даю вам слово чести. - Так тому и быть, - кивнул Филипп. - Положусь на твое слово чести, а также на твой страх быть переброшенным через стену - это ты тоже учти. А теперь ступай и будь паинькой. Паж молча поклонился и уже отошел на несколько шагов, как вдруг ухмыльнулся и сказал: - Однако и женщина мне приснилась, монсеньор! Губки оближешь. - Пошел вон, сопляк! - раздраженно гаркнул Филипп. - Оближи сначала молоко со своих губ, а потом уже на женщин облизывайся. Глава 49 НОЧНОЕ СОВЕЩАНИЕ В прихожей его покоев было темно и пусто. Филипп прошел в соседнюю комнату, откуда слышалась унылая болтовня. Там его ожидали д'Альбре и Бигор. Симон выглядел сонным, а Гастон злым. - Почти все наши в сборе, - констатировал Филипп. - Но где же Эрнан? Как я понимаю, он главный виновник этого торжества. - Его светлость велела обливать себя холодной водой, - проворчал в ответ Гастон. Филипп прислушался - из мыльни доносился плеск воды и довольное рычание баритоном. - У него отходняк, - хмуро добавил Симон. Филипп снял с себя камзол, плюхнулся в кресло напротив друзей и спросил: - Так это он привел вас ко мне? - А кто же еще? - лениво проронил Гастон. - Чертов монах! - Ты был у Елены Иверо? - сочувственно осведомился Филипп. - У нее самой. - Ага! Теперь ясно, почему у тебя такой кислый вид. Стало быть, Эрнан чувствительно помешал твоим забавам? - Ну да. Этот евнух с гениталиями, считай, вытащил меня из постели. (С присущим ему грубоватым изяществом Гастон назвал постелью кресло, стоявшее в двух шагах от дивана, где располагалась Елена. Ему стыдно было признаться друзьям, что за три недели он ни разу не переспал с ней - как, впрочем, и ни с какой другой женщиной.) - А ты, Симон? Где ты был? - Я?.. Я ничего... - Глаза его забегали. - Я просто... - Он просто беседовал с графиней де Монтальбан, - прокомментировал Гастон. - Граф, ее муж и двоюродный дядя, оказался слишком стар, чтобы быть приглашенным в Кастель-Бланко, и графиня скучала без него. Вот Симон и решил чуток поразвлечь ее. Ты же знаешь, какой он интересный и остроумный собеседник. Филипп с серьезной миной кивнул, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. - Да уж, знаю. Ведь это общеизвестно. - А ты что делал? - спросил у него д'Альбре. - Ну-ка, ну-ка! - он взял Филиппа за грудку, притянул его к себе и обнюхал всклокоченные волосы; затем толкнул его обратно в кресло. - Ну, и как она? Филипп покраснел. - Кто "она"? - Изабелла Арагонская. - С чего ты вдруг... - Да полно тебе! - отмахнулся Гастон. - Не изображай оскорбленную невинность. Только что ты валялся в постели с Изабеллой Арагонской, я это по запаху учуял. - Ах, по запаху? Подумать только! Наша борзая взяла след. - Твой сарказм неуместен, дружище. Нюх у меня действительно тонкий - пусть и не столь тонкий, как у борзой, но и жаловаться на его отсутствие мне не приходится. Давеча я пытался приударить за этой недотрогой... - И получил от ворот поворот, - злорадно вставил Симон. - Всяко бывает, - невозмутимо ответил Гастон. - Когда тебя отвергает чужая жена или незамужняя девица, это всего лишь неудача, в этом нет ничего позорного. А вот один наш общий знакомый (из деликатности и не стану называть его по имени), так его порой отшивает его же собственная жена. Симон понурился, а Филипп захихикал. - Итак, - между тем продолжал Гастон, - Франция получила от тебя уже вторую пощечину. Сначала ты отвоевал Байонну, а теперь оттрахал жену наследника... - А ну, заткнись! - внезапно вскипел Филипп, глаза его гневно засверкали. - Если я еще раз услышу от тебя это слово применительно к женщинам, которых я лю... которые мне нравятся, - то пеняй на себя и не говори, что я не предупреждал. Гастон обреченно вздохнул: - В таком случае мне придется вообще позабыть это слово. Ведь ты лю... то есть, тебе нравятся все без исключения женщины, которых можно без отвращения тра... пардон, заниматься с ними любовью в более или менее трезвом состоянии. - Фу! - произнес Филипп, брезгливо поморщившись. - Какой ты пошляк! - Что правда, то правда, - послышался с противоположного конца комнаты голос Эрнана. Раскрасневшийся от холодного купания и укутанный в широкую белую простыню, он стоял у двери, ведущей в мыльню. - Филипп совершенно прав: как только в жизни появляется что- нибудь светлое и прекрасное, тут же приходит Гастон и все испошлит. Д'Альбре демонстративно фыркнул: - Чья бы корова мычала! Кому-кому, но не тебе, монаху чертову, разглагольствовать про светлое и прекрасное. - Но и не тебе, жеребцу похотливому, - отпарировал Эрнан, вразвалку приближаясь к друзьям. - А ты, Филипп, хорошо устроился, как я погляжу. Такие шикарные покои, не то что у меня. Мне, к твоему сведению, приходится ютиться в одной жалкой комнатушке... Ну, не так, чтобы слишком жалкой, но все же это несправедливо. - Вот когда станешь гроссмейстером тамплиеров, - заметил Гастон, - тогда и тебя будут принимать наравне с королями. Думаешь, мои апартаменты намного лучше? - У тебя две комнаты. - Та же твоя комната, только и того, что разделена надвое тонкой перегородкой... - И сени у тебя попросторнее. Так или иначе, ты можешь не бояться, что кто-нибудь вломится к тебе и сразу увидит, как ты мочишься в ночную вазу. - Эрнан вздохнул и плюхнулся на диван. - Что ни говори, а граф графу рознь. - Подчас и виконт графу рознь. - Гастон завистливо покосился на Симона. - Нашего друга поселили вместе с принцами, предоставили ему аж три большие комнаты, не считая передней и мыльни. Небось, Маргарита уже положила на него глаз. Будем надеяться, что вскоре он отквитает Амелине еще пару ветвей на своих рогах... Тут Филипп не выдержал. - Хватит! - прикрикнул он. - Прекратите это словоблудие! В этот же момент из мыльни вышел Филиппов слуга Гоше и почтительно осведомился: - Вашим светлостям чего-то надобно, монсеньоры? - Нет, Гоше, ничего, - ответил Филипп, - до утра ты свободен, ступай. - А когда слуга с поклоном удалился, он повернулся к Шатофьеру: - Ну, давай, дружище. Что стряслось? Только по существу, без околичностей. Лицо Эрнана приобрело серьезное выражение. - Буду говорить по существу, но околичностей нам не избежать. Филипп нетерпеливо щелкнул пальцами. - Ладно, валяй свои околичности. Но покороче, по существу, без всяких вступлений и отступлений. - Вот и ладушки, - удовлетворенно промурлыкал Эрнан. - Теперь ответь мне на такой вопрос, Филипп: как, по-твоему, охраняется Кастель-Бланко? - Надежно. Приступом его так просто не возьмешь. - Что ж, согласен. А внутри? - Тоже хорошо. - А этот этаж? - Как государственная тюрьма. В конце концов, здесь находятся апартаменты при