сподства чужеземцев. За три с половиной столетия пребывания в составе Римской Империи, они стали единым народом даже в большей степени, чем сами итальянцы. Вся галльская знать разговаривает на одном языке - лангедокском или, если хотите, галльском, а различия между говорами простонародья далеко не столь значительны, как у нас во Франции. Единственно, чего не хватает Галлии для ее успешной экспансии на север, это сильной королевской власти. - Таковая вскоре появится, - со вздохом ответила Маргарита. - Из Красавчика получится отменный король... Ладно, оставим это. Вернемся к нашим баранам, то бишь к Бланке и Красавчику. И к нашей поэме о них. Вы, кстати, не передумали? - Если вы настаиваете... - Я лишь предлагаю вам свою помощь, - уточнила принцесса. - У вас богатый мужской опыт, у меня - женский. Итак, мы будем писать нашу поэму на галльском языке... - Лучше на латыни. - На латыни? Но тогда у нас получится скорее научный трактат, а не поэма. "De amoris natura et de amore in natura"[7]. Каково? -------------------------------------------------------------- 7 "О природе любви и о любви на лоне природы" (лат.). Вместо ответа Тибальд резко осадил своего коня. - Что с вами? - удивленно спросила Маргарита, также остановившись. - Неправильно. - Что? - Название. - Вам не нравится? - В общих чертах нравится. Но его следует уточнить. - А именно? - "De Margaritae amoris natura et de eicum amore in natura"[8]. -------------------------------------------------------------- 8 "О природе любви Маргариты и о любви с ней на лоне природы" (лат.). - Как это следует понимать, граф?! - А вот так! - Тибальд спешился, подошел к Маргарите и протянул ей руку. - Давайте я вам помогу. - Что? - Сойти с коня. - Зачем? - Чтобы немедленно приступить к работе над трактатом. Заодно проверим - может быть, и у вас непорядок с чулками. - Ага! Значит, вы набиваетесь! - А как набиваюсь, так что? Маргарита весело фыркнула и ловко соскочила с седла прямо в объятия Тибальда. Их губы сомкнулись в страстном поцелуе. - А ты хорошо целуешься, - сказала она, переведя дыхание. - Вы тоже не промах, - поделился своим впечатлением Тибальд. - Прекрати выкать! - враз посуровела Маргарита. - Вот за что я не выношу французов - они даже в постели говорят мне "вы". - Она запустила пальцы в его буйную шевелюру. - Просто обожаю брюнетов! - Но ведь и Красавчик, и Рикард Иверо блондины, - с ревнивыми нотками в голосе заметил Тибальд. - Потому-то мне нравятся брюнеты, - сказала Маргарита и вновь поцеловала его. - Так пойдем же! - Куда? - Сейчас увидишь. Пошли. Держа лошадей за поводья, они взобрались на знакомый нам холм, который более часа назад миновала компания, ведомая Рикардом Иверо. Маргарита указала на дом, возле которого мы уже побывали. - Что это? - спросил Тибальд. - Усадьба лесничего. - Ничего себе усадьба лесничего! Это больше похоже на охотничью резиденцию какого-нибудь вельможи. - Так оно раньше и было. Но теперь здесь живет лесничий. И сейчас мы навестим его. - А зачем? Маргарита вздохнула и кокетливо покосилась на графа. - Вот ты недотепа, Тибальд! Уже поздно, холодает, скоро начнет смеркаться, и время для "amore in natura" не очень подходящее. А так у нас будет кров над головой, и мы сможем всласть позаниматься любовью, невзирая ни на какие капризы погоды. - Значит, ты согласна? - просиял Тибальд. - А как согласно, так что? Думаешь, мы случайно забрели сюда? - А нет? - Конечно, нет. Перед отъездом я сказала мажодорму Кастель- Бланко, чтобы к вечеру меня не ждали. Уже тогда я решила провести с тобой ночь в усадьбе лесничего. Сейчас мы поужинаем - я чертовски голодна! - а потом займемся любовью. Теперь уже вздохнул Тибальд. Тяжело вздохнул. - Что случилось? - тревожно осведомилась принцесса. - Да так, ничего особенного. Просто я подумал... - И что ты подумал? - Что все-таки странная ты девушка, Маргарита. - В каком смысле? - спросила она, останавливаясь у ворот усадьбы. - Да в любом. В частности, ты сказала "займемся любовью" точно таким же тоном, как и "поужинаем". - Это тебе показалось, Тибальд. - Вовсе нет. Ты холодная, как льдинка, дорогая. - Ты тоже, милый. - Я-то?! С чего ты взяла? - А с того, что будь ты так безумно влюблен в меня, как утверждаешь, и желай ты меня так страстно и неистово, как хочешь это показать, то наверняка не обратил бы никакого внимания на мой тон. - Вот как? - Да, да, да! Одно лишь мое предложение заняться любовью прозвучало бы для тебя райской музыкой, ты должен был бы плясать на радостях и... - И целовать землю под твоими ногами, - саркастически добавил Тибальд. - Вот именно. И не только землю под моими ногами, но и мои ноги. И вообще, всю меня. - Какая же ты бесстыжая! - восторженно вскричал он, заключил ее в объятия и покрыл ее лицо жаркими поцелуями. Но тут Маргарита резко отстранилась от него. - Погоди. К нам, кажется, идут. И в самом деле - пока они пререкались, из дома вышел лесничий, с которым мы уже имели случай познакомиться, и поспешил навстречу своим новым гостям. - Не называй меня Маргаритой, - предупредила она Тибальда. - Для этого человека я кто угодно, только не принцесса Наваррская. - С какой это стати? Ведь он твой слуга. - Он меня еще ни разу не видел, но наверняка боится, как геенны огненной. - Почему? - Понимаешь, он немного того... - Бог мой! Чокнутый лесничий? Этого еще не хватало! - Да не бойся. Говорят, он добродушный малый и вполне безобиден. У него лишь одна навязчивая идея... Тсс! Об этом молчок! Тем временем лесничий приблизился к ним и отвесил почтительный поклон. Вдруг глаза его округлились от изумления. - Ваша светлость! - воскликнул он. - Господин граф! Тибальд был удивлен не меньше него. - Вот те на! Да это же слуга моего покойного отца! - Он самый, монсеньор, - еще раз поклонился лесничий. - Готье меня зовут. Ваша светлость еще спасли меня от разбойников, когда я шел исполнять волю Господню... Ах, простите, милостивые государи! - всполошился он. - Прошу, проходите в дом. Сейчас я позабочусь о ваших лошадях, накормлю их овсом, напою студеной водой из колодца... - Так ты знаешь этого человека? - озадаченно спросила Маргарита. - Да, знаю, - ответил Тибальд. - Мы встретились с ним при весьма интригующих обстоятельствах. - Он повернулся к Готье: - А ты как очутился в этих краях? - Господь привел, Господь привел... Ах, как я рад видеть вашу светлость, как приятно поговорить на родном языке! А госпожа, верно, жена вашей светлости? Тибальд не знал, что и сказать. - А как же иначе, - вместо него ответила Маргарита. - Конечно, жена. Так ты говоришь, что Господь привел тебя в эти края? - Ну да, ваша светлость, он самый. Господь Всевышний. - И это Всевышний назначил тебя лесничим? - с иронией осведомилась Маргарита. - О, сударыня, не насмехайтесь! - серьезно произнес Готье. - Лесничим-то назначила меня госпожа Наваррская, но с благословения Господня. Принцесса фыркнула. А Тибальд спросил: - Так ты уже исполнил волю Божью? - Да, монсеньор, исполнил. Все, что велел мне Господь, я сделал. - Ну-ка, ну-ка! - отозвалась Маргарита. - Что-то я припоминаю. Это не ты, случайно, пустил стрелу в окно королевского кабинета? - Да, сударыня, я самый. Тибальд в изумлении вытаращился на Готье: - Это был ты?!! Лесничий молча кивнул. - Но зачем? - Так велел мне Господь, монсеньор. - Ты уверен? - А как же! Я услышал Его приказ. Такова была воля Божья. И госпожа принцесса считает так же. - А? - удивилась госпожа принцесса. - С чего ты взял, что она так считает? - А с какой тогда стати она назначила меня лесничим? - вопросом на вопрос ответил Готье. - Меня ведь сперва в тюрьму упекли. - Он сокрушенно вздохнул. - Оказывается, все злодеи - законченные идиоты. Маргарита ухмыльнулась и прошептала Тибальду по-латыни: - Это была не тюрьма, а приют для умалишенных. - Ну-ну! - криво усмехаясь, произнес Тибальд. - Однако здорово он тебя боится! Аж трясется от страха. - А может, принцесса просто пожалела тебя? - обратилась к Готье Маргарита. - Поэтому освободила из заточения. Но тот был непреклонен: - Нет, сударыня. Ее высочество знала, что это была воля Божья, и не я выстрелил - выстрелил сам Господь моей рукою. - Из моего арбалета, - добавил Тибальд. - Воистину так, - подтвердил Готье. - Да ну! - пораженно воскликнула Маргарита. - Это ты дал ему оружие, Тибальд? Пока они шли к дому, Тибальд в нескольких словах поведал ей о своем падении на охоте, приведшему к спасению Готье от разбойников. - Ну и дела! - задумчиво промолвила Маргарита. - Как непостижимо переплетаются судьбы людские. - На все воля Провидения Господнего, к сведению ваших светлостей, - назидательно отозвался Готье с видом человека, посвященного в самые сокровенные тайны мироздания. - У тебя уже кто-то гостит? - спросила Маргарита, заметив в конюшне лошадей. Лесничий забеспокоился: - Ну... В общем-то, да, сударыня. Один господин с женой. Они искупались в ручье, поужинали и совсем недавно отправились спать. К сведению ваших светлостей, на втором этаже у меня несколько барских спален, и ежели ваши светлости захотят отдохнуть... - Спасибо, любезный Готье, так мы и сделаем. И поужинаем тоже. Надеюсь, у тебя найдется, что поесть? - О да, сударыня. Конечно, найдется. Даже пара бутылок доброго вина еще... - Постой-ка! - перебила его Маргарита. - Но лошадей у тебя целый табун. Откуда же взялись остальные? - Это другие господа их оставили, - в замешательстве ответил лесничий. - Они оставили мне на попечение своих лошадей, а сами гурьбой пошли в лес. Только один господин с женой... - А кто они, собственно, такие, этот господин с женой? - Увы, ваша светлость, не знаю. Я не любопытен излишне. Очевидно, они гости моей госпожи - как и вы, вероятно... Ну, и еще за ужином они называли друг друга Симоном - это господина, и Аделью - это госпожу. - Ага! - рассмеялась Маргарита. - Понятно. Графине де Монтальбан не терпится родить своему мужу наследника. - О да, сударыня, да, - с готовностью закивал лесничий. - Как видите, они еще засветло отправились в спальню... Надеюсь, ваша светлость вскоре тоже подарит монсеньору ребенка. Первая жена господина графа, царство ей небесное, так и не... - Замолчи! - рявкнул смущенный Тибальд. - Не суй свой нос не в свое дело. - Но почему же? - ласково промурлыкала Маргарита, положив руку ему на плечо. - Мастер Готье дело говорит. Ведь дети - это так прекрасно. - О да, сударыня, да, - подтвердил лесничий и тяжело вздохнул. - Жаль, что у меня нет ни жены, ни детишек... Да и поздно мне их заводить, старому монаху-расстриге... Глава 53 СКАЗКА ОТ ТИБАЛЬДА ДЕ ТРУА Поужинав, они уединились в одной из спален. Покои на втором этаже действительно были барские, предназначенные для отдыха господ, выбравшихся на охоту, но перегородки между комнатами были довольно тонкими, и из соседней спальни слышались сладострастные стоны, которые еще больше возбудили Тибальда. Он рывком привлек к себе Маргариту и жадно поцеловал ее, но она тут же высвободилась из его объятий. - Погоди чуток. Прежде всего, нам надо поговорить. - О чем? Маргарита скинула башмаки, забралась на широкую кровать и села, обхватив колени руками. - Ты тоже садись... Нет-нет, не рядом со мной. Возьми вон тот табурет, пододвинь его ближе... Вот так. Теперь можешь присаживаться. Тибальд устроился на низеньком табурете и тотчас облизнулся - его взгляду открылись стройные ножки Маргариты и ее коротенькие панталоны. Заметив это, принцесса быстро одернула платье. - Как вам не стыдно, господин граф! Заглядывать дамам под юбки, уподобляясь сопливым пажам... Впрочем, ладно, Тибальд. Давай поговорим серьезно. - О чем? Или о ком? - О нас с тобой. Ты еще не отказался от идеи жениться на мне? - Ну, вообще-то... - Я не вообще спрашиваю. Я требую определенного ответа. - Да. Определенно, да. Решительно! Я безумно хочу жениться на тебе, Маргарита. - Ах, какой пыл, какая страсть! С чего бы это? - Потому что я люблю тебя. Вот уже четыре года я безнадежно влюблен в тебя. - Надо же! И можно подумать, что все эти годы ты хранил мне верность душой и телом. - Душой да, но что касается тела... Знаешь что, Маргарита... - Тибальд замялся. - Ну! - подбодрила его принцесса. - Вот что я тебе скажу: чья бы корова мычала, а твоя молчала. Можно подумать, что ты само вместилище добродетели и целомудрия, воплощенная невинность, олицетворение девичьей застенчивости. И не тебе упрекать меня в беспутстве, ибо ты сама отнюдь не монашка. - Так почему же ты любишь меня? - Потому что ты ангел, - серьезно ответил Тибальд. Маргарита откинулась на подушки и разразилась звонким хохотом, дрыгая в воздухе ногами. При этом ее платье задралось выше колен. - Я - ангел? - смеясь, переспросила она. - Бесстыжая, развратная, вертихвостка - и ангел?! С ума сойти! - Я как раз это и делаю. - Что? - Схожу с ума. - От чего? - От вида твоих прелестных ножек. Теперь у меня нет нужды заглядывать тебе под юбки - но и отворачиваться, уподобляясь стыдливому ханже, я тоже не собираюсь. - Ну, и не надо, - ответила Маргарита, и не думая поправлять платье. - Смотри и дурей себе потихоньку. Только сначала скажи, почему ты считаешь меня ангелом? - Потому что я люблю тебя. - А любишь меня, потому что я ангел? - Вот именно. Маргарита вздохнула: - Получается замкнутый круг. Однако, четыре года назад, когда ты впервые увидел меня, ты же меня еще не любил... - И как только увидел, так сразу же и влюбился. - Но чем я тебя привлекла? - Любовь слепа, Маргарита, полюбишь и козла... то бишь, ангела. - И все-таки, что было первично - ты понял, что я ангел, или ты влюбился в меня? - Я влюбился в тебя и сразу же понял, что ты ангел... - Ага!.. - Но с другой стороны, - поспешил добавить Тибальд, - увидев, какой ты ангел, я тотчас влюбился в тебя. Маргарита вновь приняла сидячее положение и обхватила руками колени - теперь уже не прикрытые платьем. - По-моему, мы зациклились, Тибальд. Тебе так не кажется? - Вполне возможно. Мы блуждаем меж трех сосен, выясняя, что было вначале - курица или яйцо, вместо того чтобы перейти к серьезному разговору. - А именно? - Прежде всего (тут ты права) нам надо определиться в наших отношениях. Ты уже выяснила для себя, что я люблю тебя и хочу жениться на тебе. Теперь настал мой черед. - Ну! - В глазах принцессы заплясали чертики. - Давай. - Итак, спрашивать о том, любишь ли ты меня, я не буду. - Почему? - Я уверен, что в данный момент ты меня любишь. - В самом деле? - В самом деле. Насколько я тебя знаю, Маргарита, ты любвеобильная женщина и любишь всякого мужчину, с которым ложишься в постель... Прости, я не совсем точно выразился. Ты ложишься в постель только с теми мужчинами, к которым ты испытываешь определенное влечение, именуемое тобой любовью. - Ты в этом уверен? - А разве это не так? Скажи откровенно, сама себе скажи - мне можешь не говорить. Маргарита промолчала, сосредоточив все внимание на своих ногах, обтянутых тонким шелком чулок. - О тебе рассказывают всякие небылицы, - между тем продолжал Тибальд. - Но в одном все сплетники единодушны: у тебя никогда не было нескольких любовников одновременно. В определенном смысле ты убежденный однолюб. "Любить" и "заниматься любовью" для тебя синонимы, ты не видишь никакого различия между этими двумя понятиями, а потому у тебя никак не вкладывается в голове, как это я могу, в душе храня тебе верность, искать утешения на стороне. Другое дело, что ты непостоянна, ты часто влюбляешься и меняешь мужчин, как перчатки. Но если ты увлечешься кем-нибудь, то остаешься верной ему до тех пор, пока с ним не порвешь... Впрочем, сейчас у тебя, кажется, кризис. Ты стоишь на перепутье, чего с тобой еще никогда не случалось. - И что же это за кризис такой? - в замешательстве произнесла Маргарита. - Просвети-ка меня, недотепу. - И не пытайся изобразить недоумение, милочка. Ты прекрасно понимаешь, о чем я веду речь. После разрыва с Красавчиком ты бросилась в объятия Анны Юлии лишь затем, чтобы забыться, и этот, с позволения сказать, роман я комментировать не буду. Оба Педро - Оска и кузен Арагонский - вызывают у тебя устойчивую антипатию, поэтому они мне не соперники. Далее, ты назначила конкретную дату бракосочетания - а из этого следует, что ты выйдешь либо за меня, либо за Рикарда Иверо. Вот тут-то и зарыта собака. - Какая еще собака? - Твоя раздвоенность. Тебя влечет и ко мне, и к нему - и тебе это в диковинку, тебя это сводит с ума. Ты предложила мне заняться с тобой любовью, но вместе с тем ты влюблена в кузена Иверо, то есть сейчас ты любишь нас обоих. - Прекрати! - выкрикнула Маргарита с отчаянием в голосе. - Прекрати сейчас же! Она уткнулась лицом в подушку и горько зарыдала. Тибальд присел на край кровати и взял ее за руку. - Поплачь, девочка, - нежно сказал он. - Тебе надо поплакать. Ты вконец запуталась, и я понимаю, как тебе тяжело и больно. Облегчи свою душу... Выплакав все слезы, Маргарита поднялась, села рядом с Тибальдом и положила голову ему на плечо. Он с неописуемым наслаждением вдыхал аромат ее душистых волос. - Тибальд, - наконец отозвалась она. - Ты, хоть ты, можешь убедить меня в том, что я должна выйти замуж именно за тебя? - Если всей моей любви к тебе недостаточно... - Рикард тоже любит меня. Он просто свихнулся на мне. - А я... - Пока что ты в своем уме. - Но если ты отвергнешь меня, я сойду с ума. - Вы всего лишь поменяетесь местами - к Рикарду вернется рассудок, а ты свой потеряешь. - Мало того, - добавил Тибальд, - я стану сатанистом. - Что?! - Я продам душу дьяволу. - Зачем? - Чтобы он поскорее сделал тебя вдовой, и я смог бы жениться на тебе. - Ну... Коль скоро на то пошло, Рикард тоже готов продать душу дьяволу... или кузену Бискайскому, что, собственно, без разницы. Чует мое сердце, он уже позволил Александру втянуть себя в какие-то грязные интрижки... - Принцесса вздохнула. - Так что и в этом отношении ты с Рикардом на равных. - Что ж... Тогда просто покорись судьбе, Маргарита. - А разве ты знаешь, что мне предначертано? - Кажется, знаю. - И что же? - Стать моей женой. - А с чего ты взял, что это моя судьба? - Только не смейся, Маргарита... Она подняла голову и пристально поглядела ему в глаза: - Ты имеешь в виду этого чокнутого Готье и ту пресловутую стрелу? - А почему ты подумала именно о них? - с серьезным видом осведомился Тибальд. Маргарита слегка смутилась. - Но ведь это была чистая случайность, - будто оправдываясь, сказала она. - Всего лишь совпадение и ничего более. - А вот я считаю иначе. - Воля Божья? - Зачем так высоко метить? Бери чуть ниже - просто судьба. - Судьба? - протяжно повторила Маргарита, как бы смакуя это слово. - Да, судьба. Не больше, но и не меньше. Почти как в сказке. - В какой сказке? - Да так, к слову пришлось. Вот только что вспомнил одну славянскую сказку... - Славянскую?! Ты знаешь славянские сказки? - Ну, знаю. А что? - И много? - Всего ничего. Не больше дюжины. - Ты просто чудо! - произнесла Маргарита, глядя на него с каким- то детским восторгом. - Я-то ни одной немецкой толком не помню - а ты знаешь целую дюжину славянских! А они какие, эти сказки? - Сказки, как сказки. Немного причудливые, непривычные для нас, но в целом... - А та, которую ты вспомнил, о чем она? И почему, собственно, ты ее вспомнил? - Ну... Впрочем, лучше будет, если я вкратце перескажу ее содержание. Тогда ты сама все поймешь. Согласна? - Разумеется, да. Я жутко люблю сказки. До десяти лет я требовала от кормилицы, чтобы она рассказывала мне их на ночь - все новые и новые... Ладно, расскажи мне свою славянскую сказку, перед тем как... как мы ляжем в постельку. - Итак, - начал Тибальд. - Жил-был на свете один король, и было у него три сына... - Фи! - скривилась Маргарита. - Старо, как мир. - Старо, как сказка, - уточнил Тибальд. - Мне продолжать? - О да, конечно! - Так вот, двое старших принцев для нас особого интереса не представляют, но младший, по имени Hansnarr...[9] -------------------------------------------------------------- 9 Hansnarr - Глупый Ганс, немецкий эквивалент Иванушки-дурачка. Здесь и дальше Тибальд путает две разные сказки - про Иванушку- дурачка и про Ивана-царевича. - Ха! - перебила его принцесса. - Славянский язык так похож на немецкий? - Не думаю. Просто эту сказку мне поведал один немец, который услышал ее от какого-то странствующего славянского монаха. Он называл младшего сына короля Hansnarr... - Монах так называл? - Нет, немец. Он говорил мне, как звучит это имя в оригинале, но, каюсь, я запамятовал. Поэтому пусть будет Hansnarr. - Ни в коем случае, - возразила Маргарита. - Ты же не немец. Называй младшего принца... ну, скажем, Жоанчик Балбес. - Она хихикнула. - Однако имечко у него дурацкое! - А в той сказке он и есть дурак. - Гм... Никто из известных мне дураков не согласился бы носить дурацкое имя. - Не паясничай, Маргарита! Твоего же отца называют Александром Мудрым, не испрашивая у него позволения. - Ага! Теперь понятно. Выходит, Жоанчик стал Балбесом таким же образом, как мой отец Мудрым? - В общем, да. - Все! Я усекла. Можешь продолжать. - Так вот. Когда принцы подросли и стали мужчинами, король, отец их, решил, что пришла пора им жениться. Дал он каждому по стреле... - Вот! - с притворным пафосом воскликнула Маргарита. - Вот они, стрелы! - К чему я и веду, - сказал Тибальд. - Слушай дальше, тут-то и начинается завязка. Этот король дал своим сыновьям стрелы и велел им выйти в чисто поле и выстрелить в три разные стороны. - Зачем? - Чтобы они нашли себе невест. - Да ну! Неужели он думал, что если принцы бабахнут стрелами в небо, так тотчас же оттуда свалятся им невесты? - Отнюдь. Королевская воля была такова: пусть каждый принц пустит наобум стрелу, и девица красная, которая подберет ее, станет его женой. - Надо же такой король был! - прокомментировала Маргарита. - И звали его, небось, Какой-то-там Остолоп. Сыновья, узнав о его решении, наверное, одурели от счастья... Ха! А если стрелу подберет не девица красная, но мужлан неотесанный? Тибальд вздохнул: - Ни одну из стрел мужчина не подобрал. Старшему сыну досталась княжна, среднему - купеческая дочь, а младшему - жаба. - Тьфу! Так я и знала, что ничего путного из этой королевской затеи не выйдет. Надо сказать, королю еще крупно повезло, ведь все три стрелы могли попасть к жабам или к козам, или к овцам... И что же делал тот третий, Жоанчик? - Отец заставил его жениться на жабе. - Пречистая Дева Памплонская! Какое самодурство, какая изощренная жестокость! Мало того, что он Балбес, так ему еще жабу в жены подсунули. - Словом, повенчались они... - из последних сил продолжал Тибальд. - Кто? - Жоанчик с жабой. - Побей меня гром! Как мог восточный патриарх допустить такое святотатство? Тибальд громко застонал: - О нет! Я этого не вынесу! - Чего? - Твоих дурацких комментариев. - Но ведь и сказка дурацкая. Я никак не пойму, в чем ее смысл. - Да в том, что принцесса оказалась сущей жабой... То бишь, жаба оказалась самой настоящей принцессой. - На что ты намекаешь? - грозно осведомилась Маргарита. - Ни на что! Ни на что я не намекаю! - вскричал Тибальд и опрокинул ее навзничь. - Та жаба, на которой женился Балбес, была вовсе не жабой, а заколдованной красавицей-принцессой. В конце сказки Жоанчик освободил ее от злых чар, и зажили они счастливо, стали рожать детей... - И что из этого следует? Тибальд жадно поцеловал Маргариту в губы. - А то, что я не Балбес. Я не выходил в чисто поле и не пускал стрелу наобум. Но я спас от разбойников чокнутого Готье и дал ему арбалет, из которого он впоследствии выстрелил прямо в окно королевского кабинета, чем помешал своему отцу выдать тебя замуж - говорят, за Красавчика. Филипп Аквитанский, конечно, не злой колдун, но мне все равно, злой он или добрый; это несущественно. Главное, что я, именно я, посредством помощи, оказанной мною Готье, спас тебя от этого брака. - Избавил от злых чар, - задумчиво добавила Маргарита и вдруг содрогнулась всем телом. - Боже милостивый! Боже... Как мне тогда повезло! - Она рывком прижалась к Тибальду. - Какое счастье, что я не вышла за Красавчика!.. И все ты, ты! По сути, ты спас меня от него. - Ты так боишься его? - спросил Тибальд, пораженный ее пылом. - Почему? - Он страшный человек... Нет, он, в общем, хороший - как друг. Но если бы я стала его женой... Брр!... Давай лучше не будем о нем. - Ладно, не будем. Возобновим разговор о нас с тобой. - А нам больше не о чем разговаривать, Тибальд, - грустно произнесла Маргарита. - Я уже все решила. Сердце Тибальда екнуло. С дрожью в голосе он спросил: - И каков будет твой приговор? - Твоя дурацкая сказка убедила меня. Я покорюсь своей судьбе. - То есть... - Вскоре мы с тобой поженимся. Надеюсь, ты готов к свадьбе? Тибальд выпустил Маргариту из своих объятий и обессилено положил голову на подушку рядом с ее головой. - Ты серьезно, дорогая? - С такими вещами я не шучу. Я согласна стать твоей женой. Несколько долгих, как вечность, секунд они оба молчали. Наконец Тибальд произнес: - Ты говоришь это таким тоном, будто собираешься похоронить себя заживо. - Возможно, так оно и есть, - отрешенно ответила Маргарита. - Очень может быть... Разумеется, ты можешь отказаться от этого брака, сделать благородный жест - уступить меня Рикарду... Тибальд поднялся и крепко схватил ее за плечи. - Нет, нет и нет! Я никому тебя не уступлю. Я не такой благородный, как ты думаешь. Я настоящий эгоист и себялюб... и еще тебялюб. Я люблю тебя и сделаю тебя счастливой. Я так люблю тебя, что моей любви хватит на нас двоих с лихвой. Клянусь, ты никогда не пожалеешь о своем выборе. - Хотелось бы надеяться, - вяло промолвила принцесса. - Очень хотелось бы... Скажи мне, Тибальд, та твоя "Песнь о Маргарите"... - Да? - Она ведь так хороша, так прелестна... Но я ни разу не слышала, чтобы ее пели менестрели. Почему? Он отпустил плечи Маргариты, взял ее за подбородок и ласково вгляделся в синюю бездну ее больших прекрасных глаз. - Неужели ты так и не поняла, родная, что ее я написал только для тебя? Для тебя одной... Глава 54 ПРОЗРЕНИЕ Филипп раскрыл глаза и, обалдело уставившись на пламя горевшей на тумбе возле кровати свечи, вяло размышлял, спал он или же только вздремнул, а если спал, то как долго. Вдруг по его спине пробежал холодок: ведь если он спал, то не исключено, что все происшедшее с ним ему лишь приснилось. Он в тревоге перевернулся на другой бок и тут же облегченно вздохнул. Жуткий холодок исчез, и его сменила приятная теплота в груди и глубокая, спокойная радость. Нет, э т о ему не приснилось! Рядом с ним, тихо посапывая носиком, в постели лежала Бланка. Она была совершенно голая и даже не укрытая простыней. Ее распущенные волосы блестели от влаги, а кожа пахла душистым мылом. Широкое ворсяное полотенце лежало скомканное у нее в ногах. "Совсем умаялась, бедняжка, - нежно улыбнулся Филипп. - Милая, дорогая, любимая..." Их первая близость была похожа на изнасилование по взаимному согласию. Едва лишь очутившись в покоях Бланки, они стремглав бросились в спальню, на ходу срывая с себя одежду. Они будто хотели за один раз наверстать все упущенное ими за многие годы, всласть налюбиться за те пять лет, на протяжении которых они были знакомы, неистово рвались в объятия друг к другу, но так и оставались лишь добрыми друзьями. Они жаждали излить друг на друга всю нежность, всю страсть, весь пыл - все, что накапливалось в них день за днем, месяц за месяцем, год за годом в трепетном ожидании того момента, когда из искорок симпатии, засиявших в их глазах при первой же встрече, когда из дрожащих огоньков душевной привязанности, что впоследствии зажглись в их сердцах, когда, наконец, из жара физического влечения, пронзавшего их тела сотнями, а затем и тысячами раскаленных иголок, вспыхнуло всепоглощающее пламя любви... Осторожно, чтобы не разбудить Бланку, Филипп сел в постели, взял ее влажное полотенце и зарылся в него лицом, задыхаясь от переполнявшего его счастья. На глаза ему навернулись слезы, он готов был упасть на колени и зарыдать от умиления. Ему отчаянно хотелось кататься на полу, в исступлении лупить кулаками пушистый ковер и биться, биться головой о стену... Впрочем, последнее желание Филипп сразу подавил - главным образом потому, что если Бланка проснется и увидит, как он голый стоит на четвереньках и бодает стену, то гляди еще подумает, что у него не все дома. Наконец Филипп встал с кровати и повесил на шею полотенце. После нескольких тщетных попыток вступить в миниатюрные комнатные тапочки Бланки, он, понадеявшись, что весь пол на его пути будет устлан коврами, на цыпочках направился к двери. Выйдя из спальни, Филипп едва не столкнулся с Коломбой, горничной Бланки. От неожиданности девушка тихо вскрикнула, затем оценивающе осмотрела его голое тело, и ее губы растянулись в похотливой улыбке. - Не обольщайся, детка, - сказал он, потрепав ее по смуглой щечке. - На служанок я не зарюсь. Даже на таких хорошеньких, как ты. Теплая вода еще есть? - И да, и нет, монсиньор. - Ба! Как это понимать? - Госпожа совсем незадолго мылась, так что в лохани вода еще не остудилась. Но коли вам надобна будет горячая вода, мне доведется... - Нет, не надо. Я обойдусь и той, что есть. А пока, детка, ступай на кухню и вели слугам принести нам ужин. - Я лишь только оттудова, монсиньор. Госпожа меня туды посылала и совсем скоро ужин прибудет. Филипп фыркнул. - А ты-то откудова таковая узялась? - спросил он, подражая ее забавному говорку. - В котором понятии, монсиньор? - Откуда ты родом, спрашиваю. - А-а, вот оно што! Из Корсики я, монсиньор. - Так я и подумал. Говори со мной по-корсикански, мне будет легче понять тебя... Хотя нам нечего долго болтать. Вот что мы сделаем, детка. Когда п р и б у д е т ужин, подай его в спальню - мы с госпожой поужинаем там. А ты... Да, кстати, меня никто не искал? - Кажется, никто, - по-корсикански ответила горничная. - Во всяком случае, я не слышала, чтобы вас спрашивали. А что? - Ты знаешь, где мои покои? - Да, монсиньор, знаю. А что? - Когда подашь нам ужин, немедленно ступай ко мне... - А зачем? - Не перебивай. Ты останешься там на ночь, и если меня будут искать господа де Шатофьер, де Бигор или д'Альбре, но только они... - А если кто-то другой, но по их поручению? - Тоже годится. Так вот, только им или тому, кто явится по их поручению, ты скажешь, где я нахожусь. - То есть, у госпожи? - Да. И непременно предупредишь, что если дело может подождать до утра, пусть меня не беспокоят. Понятно? - Да, монсиньор, я все понимаю. Только в случае крайней необходимости. - Ты очень сообразительная девчонка, - похвалил ее Филипп. - Ч- черт! Ты такая умница, что, пожалуй, я тебя поцелую... Но в щечку. Филипп легонько чмокнул девушку в щеку, взял у нее зажженную свечу и прошел в соседнюю комнатушку, которая служила мыльней. Посреди комнаты стояла довольно большая деревянная лохань, наполовину заполненная теплой мыльной водой. Положив полотенце на длинную скамью и поставив там же свечу, Филипп быстро забрался в лохань и по грудь погрузился в воду. При одной только мысли, что эта самая вода недавно ласкала тело Бланки, его охватила сладкая истома. Он в блаженстве откинул голову и закрыл глаза. Перед мысленным взором Филиппа со стремительностью молнии пронеслись все пять лет его жизни в Толедо, начиная с того момента, как он на первом приеме у Фернандо IV увидел хрупкую одиннадцатилетнюю девчушку, лишь неделю назад ставшую девушкой, и оттого смущенную, обескураженную и даже угнетенную новыми, непривычными для нее ощущениями. Вопреки строгим правилам дворцового этикета, она жалась к своему брату Альфонсо, ища у него поддержки и утешения. Сначала Филипп посмотрел на нее просто с интересом, вполне объяснимым - как-никак, она была его троюродной сестрой. А потом, когда их взгляды встретились... Впрочем, тогда он еще ничего не почувствовал. Но именно с того момента, именно в тот самый миг его первая возлюбленная и его единственная любовь окончательно и бесповоротно превратилась в тень прошлого. Сердце Филиппа стало свободным для новой любви, однако боль и горечь утраты еще были свежи в его памяти, и за эти пять лет ни одна женщина не смогла стать для него тем, кем была Луиза, - и не потому, что все они ей и в подметки не годились, как он пытался убедить сам себя. На самом же деле Филипп панически, до ужаса боялся снова потерять любимого человека, и потому боялся снова полюбить, полюбить по-настоящему. Он хранил в своей памяти образ Луизы, как щитом, прикрывая им свое сердце, что позволяло ему увлекаться женщинами, влюбляться в них, заниматься с ними любовью, не любя их всем своим естеством. Он даже не замечал, как этот образ со временем менял свои очертания: светло-каштановые волосы постепенно темнели, фигура становилась хрупче, глаза - бойче, живее, ум - острее, манеры - более властными и мальчишескими. И вот, в один прекрасный день Филипп внимательнее всмотрелся в образ своей любимой и вдруг понял, что она жива, что она рядом с ним. Он осознал, какую пустоту носил в своей душе все эти годы, лишь когда ее целиком заполнила другая женщина, и он захлебывался слезами, в последний раз оплакивая давно умершую Луизу и радуясь рождению новой любви... Выйдя из мыльни, Филипп обнаружил, что дверь в спальню чуть приоткрыта и оттуда доносится оживленное шушуканье. Он мигом обернул полотенце вокруг бедер, на цыпочках подкрался к двери и прислушался. В спальне болтали две девушки. Большей частью говорила гостья Бланки, но тараторила она так быстро и с таким жаром, что Филипп ровным счетом ничего не разобрал, за исключением того, что разговор между ними велся по-кастильски и предметом обсуждения был он сам. На какое-то мгновение после тихого "да" Бланки, произнесенного в явном замешательстве, в спальне воцарилась тишина, которая затем взорвалась звонким, жизнерадостным и очень заразительным смехом Елены Иверо. - Ах ты моя маленькая проказница!... Нет, подумать только! Ты.. Ты... Филипп тактично постучал в дверь, вдобавок громко прокашлялся и вошел в спальню. - Добрый вечер, принцессы. Как поживаете? Обе девушки сидели в обнимку на краю кровати. Елена была одета в вечернее платье темно-синего цвета, Бланка - в розовый кружевной пеньюар. Перед ними стоял невысокий столик, обильно уставленный всяческими яствами и напитками. - Рада вас видеть, кузен, - с улыбкой произнесла Елена. - Особенно в таком виде. И между прочим, ваше обращение "принцессы" в данной ситуации неуместно. - В самом деле? - сказал Филипп, усевшись на табурет напротив девушек и принимаясь за еду. - А как же мне подобает обращаться? - Как мужчине, вошедшему в спальню дамы в одной лишь набедренной повязке. Приблизительно так: "Добрый вечер, кузина. Какой сюрприз, что вы здесь!" - это ко мне. А затем: "Бланка, солнышко, как ты себя чувствуешь? Надеюсь, с тобой все в порядке? Как спалось? Кузина не будет возражать, если я сейчас же тебя поцелую?" Филипп рассмеялся. Он искренне симпатизировал Елене и не уставал восхищаться ее неистощимым жизнелюбием. Он от всей души надеялся, что эта жажда жизни поможет ей с достоинством принять жестокий удар, который обрушится на нее уже завтра, когда она узнает, что ее единственный брат, человек, любимый ею скорее как мужчина, оказался безумцем и преступником. - Боюсь, нас раскусили, Бланка, - произнес Филипп, все еще посмеиваясь, но в смехе его проскальзывала грусть, навеянная мыслью о Рикарде. - Должен покаяться, кузина: недавно мы совершили грех прелюбодеяния. Да простит нас Бог! - И он лицемерно возвел горч очи. - То-то я и слышала, как вы хныкали в мыльне. Знать, вымаливали у Господа прощение. - Елена хитро усмехнулась. - А Бланка, в виду отсутствия падре Эстебана, исповедывалась мне. - А? - Филипп вопросительно взглянул на Бланку. - Исповедывалась? - Ну, не совсем исповедывалась, - немного смущаясь, ответила она. - Просто я рассказала кузине о... - Обо всем, что произошло между вами, - подхватила Елена. - Начиная с того момента, как коварная Маргарита оставила вас наедине с подвязками. Филипп чуть не подавился куском мяса, с трудом проглотил его и закашлялся. - Вы шокированы, кузен? - осведомилась княжна. - Почему? - Ну... По правде говоря, я не ожидал, что Бланка будет с вами так откровенна. - И тем не менее она со мной откровенна. Только со мной, и только с глазу на глаз. - Елена моя лучшая подруга, - вставила Бланка. - Она во всем понимает меня, а я - ее. - А как же Маргарита? Ведь она считает тебя своей лучшей подругой. - С Маргаритой я тоже очень дружна, но... Уж слишком мы с ней разные. - Вот именно, - сказала Елена. - Зачастую Маргарита не понимает Бланку или превратно истолковывает ее слова, потому что смотрит на жизнь совершенно иначе. Естественно, это не способствует откровенности - тем более со стороны такой застенчивой особы, как наша Бланка. - Ну, а вы, кузина? Лично я не рискну назвать вас застенчивой. Скромной, порядочной - да. Но отнюдь не застенчивой. Елена с благодарностью улыбнулась: - Вы безбожно льстите мне, кузен; это насчет скромности. А что касается нас с Бланкой, то несмотря на всю нашу несхожесть, мы прекрасно ладим. Она понимает меня, я понимаю ее, и в определенном смысле я знаю о ней больше, чем она - сама о себе. - Вот как! - удивилась Бланка. - Ну, разумеется! Ведь не зря же говорят, что порой со стороны виднее. Свежий взгляд на вещи отмечает то, на что другие, сжившиеся с ними, не обращают внимания в силу многолетней привычки. К примеру, еще до вашего приезда, кузен, у меня не было никаких сомнений, что вы с Бланкой... - Елена насмешливо покосилась на нее. - Иными словами, я предвидела это и знала, что рано или поздно... - Прекрати, кузина! - обиженно воскликнула Бланка. - Э, нет, милочка, - ласково возразил Филипп. - Это очень интересно. И я не вижу причин стесняться, если вы с Еленой действительно такие близкие подруги. Прошу вас, кузина, продолжайте. - А тут, собственно, и продолжать нечего. Только и того, что однажды Бланка сама призналась мне, что она просто без ума от вас и страстно желает... э-э... сойтись с вами п о б л и ж е . - Я этого не говорила! - запротестовала Бланка. - Такими словами, нет, - согласилась Елена. - Но вспомни, дорогуша, что ты рассказывала о себе и кузене Филиппе той ночью, когда мы влюбились друг в друга. Во второй раз за последние несколько минут Филипп чуть не подавился - теперь уже яблоком. - Что?!! - ошарашено произнес он, выпучив глаза. - Я не ослышался? - И опять вы шокированы! - весело рассмеялась княжна. - Нет, нет, это вовсе не то, о чем вы подумали. Отнюдь! Просто однажды нам с Бланкой обеим не спалось, вот мы и болтали всю ночь напролет, делясь своими секретами... Тогда-то мы, собственно, и сдружились по- настоящему. А Маргарита нафантазировала себе невесть что. Дескать, мы в одночасье воспылали нежнейшей любовью - так это выраженьице и прилипло к языку. На самом же деле Маргарита просто ревнует Бланку и знай поддевает нас: "Как вам не совестно, кузины! Стыдище-то какое!" И прочее в том же духе... - Елена негодующе фыркнула. -