на Александра. -- А вот и первый ожидаемый просчет твоего сынка, дорогой братец. Я уверен, что явившись сюда, он первым делом бухнет по нам изолирующими чарами, полагая, что мы окажемся отрезанными от внешнего мира в компании его чудовищ и сотен твоих рыцарей. Ведь ты встал бы на его сторону, не так ли? Пусть ты не одобряешь его, осуждаешь его связь с Порядком, и тем не менее он твой сын... Впрочем, я понимаю тебя. Я тоже отец, у меня есть дочь, я люблю ее и готов ради нее на все. -- Мерзавец! -- скорее простонал, а не проговорил Александр. -- Какой же ты мерзавец, Артур! -- Это твой сын мерзавец. Ведь это он первый возжелал моей смерти. Я даже не подозревал о его существовании, а он натравил на меня чудище из Порядка. И заметь: со мной была Юнона, но Харальда это не остановило. Ради своих амбиций он готов был принести в жертву нашу мать. -- Он не знал, что она там! -- Правда? -- скептически спросил я. -- Ну, допустим на минуту, что он не знал. А если бы знал, это повлияло бы на его планы? Сомневаюсь... Но вот о Пенелопе он не мог не знать! -- Эта мысль лишь только что пришла мне в голову, и сказать, что она взбесила меня, значит еще ничего не сказать. -- Он знал, что она там! Знал -- и послал Карателя с заданием уничтожить меня и всех, кто будет со мной. Ты понимаешь: всех! Александр тяжело вздохнул. -- Понимаю, -- сказал он, нервно дергая щекой. Очевидно, у него зачесался нос, но он не мог унять зуд, поскольку был обездвижен. В таких вот маленьких мучениях и заключалась большая мука парализующих чар. -- Да, конечно, я понимаю тебя. И признаю, что Харальд поступает предосудительно... Но, по большому счету, все это дело рук Амадиса. -- А? -- сказал я. -- Да, да! Это наш сводный братец совратил моего сына с пути истинного. Когда Харальд впервые посетил Солнечный Град, был праздник зимнего солнцестояния... Ты слышал об этом? Я кивнул, пряча улыбку. Теперь я понял, к чему клонит Александр. -- Так вот, -- продолжал он. -- Харальд побывал на торжественном богослужении в Главном Храме, и те дешевые трюки в исполнении Амадиса, всякие "чудеса" и "откровения", произвели на него неожиданно сильное впечатление. Я не отрицаю, что Амадис мастер запудривать мозги простым смертным, он очень эффектен в роли жреца Митры и обладает уникальным даром убеждения, но разве мог я подумать, что мой сын попадется на его удочку! Это не могло мне привидеться даже в самом кошмарном сне. -- Ах, друг Горацио! -- сказал я. Александр вопросительно приподнял бровь: -- Что ты имеешь в виду. -- Да так, ничего. Просто я забыл, что начитанность никогда не была твоей сильной стороной. В прозе это звучит так: даже мудрецы не в силах предвидеть всего, что может случиться. А ты далеко не мудрец. Ну, да ладно. Что было дальше? -- А что дальше? Харальд подолгу беседовал с Амадисом, внимательно слушал его проповеди, штудировал вашу бесовскую Книгу Пророков... Словом, когда мы снова встретились с ним, он уже был совершенно другим человеком. Он заявил мне, что нашел истинного Бога, и Бог этот суть Порядок... Проклятье! -- Щека Александра задергалась интенсивнее, лицо его побагровело. -- Я воспитал Харальда убежденным христианином, никогда прежде он не сомневался в своей вере -- и вдруг такой поворот! Мало того, он не просто отрекся от Христа и принял Митру, он пошел на прямой контакт с Порядком и сейчас, как я подозреваю, не вполне отдает себе отчет в своих поступках. -- Воистину говорят, -- поддела его Бренда, -- что заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет. Александр пропустил ее колкость мимо ушей. -- Что-то ты разоткровенничался, братец, -- сказал я. -- К чему бы это? -- Я хочу просить тебя о милости, Артур, -- резко выпалил он, и его властное, волевое лицо исказила гримаса мучительной боли. Ему было невыносимо трудно произносить эти слова, обращаясь ко мне, и все-таки он переступил через свою гордость, ибо речь шла о его сыне. Я вынужден был признать, что отец из него получился лучший, чем брат. -- О какой такой милости? -- спросил я, изображая недоумение. -- Не убивай Харальда, когда он окажется в твоих руках. Пощади его, дай ему шанс исправиться. Пусть нас посадят в одну камеру, и я сумею убедить его в пагубности его предприятия. Сейчас он не хочет меня слушать, но тогда ему негде будет деться. Он выслушает, все поймет и откажется от своих заблуждений. -- И вернется в лоно святой матери-церкви, -- саркастически добавила Бренда. Как и в предыдущем случае, Александр сделал вид, что не услышал ее. Я встал, не спеша закурил сигарету и прошелся по комнате. -- Я ничего не обещаю, -- проговорил я, стряхнув пепел на ковер. -- Все будет зависеть от обстоятельств. Я не хочу без надобности проливать кровь родственника, пусть даже это кровь от крови твоей; но если такая необходимость возникнет, я убью Харальда без колебаний. И, уверяю тебя, не буду испытывать по этому поводу никаких угрызений совести. Здесь нет ничего личного... Да, кстати, насчет личного. Я давно хотел задать тебе один вопрос, но все никак не получалось. Мы пускали в ход кулаки и оружие, прежде чем я успевал спросить тебя об этом. -- О чем? -- Почему ты так меня ненавидишь? -- с расстановкой произнес я. -- Что я сделал тебе такого, что ты готов был задушить меня еще в колыбели? Я больше чем уверен, что если бы сейчас мы с тобой поменялись местами, и я оказался бы в твоей власти, ты убил бы меня не колеблясь. За что? Но, видно, мне было не суждено это узнать. Ответом на мой вопрос был лишь яростный взгляд Александра, однако ничего сказать он не успел, даже если и собирался. В следующий момент я почувствовал, что поблизости кто-то оперирует силами определенного свойства, прокладывая к нам Тоннель. Этот "кто-то" действовал с предельной осторожностью, но я был начеку и не позволил ему, как в прошлый раз, застать меня врасплох. Я вызвал Образ Источника и предусмотрительно отступил к стене. Бренда опрометью вскочила с кресла и в два шага оказалась рядом со мной, сжимая тонкий, плотный пучок Формирующих. Наше ожидание длилось недолго, и вскоре посреди комнаты материализовалось три фигуры. Две из них были точными копиями Агнца Божьего, то бишь Карающего Ангела, который посетил меня в Сумерках Дианы. Между ними, гадко ухмыляясь, стоял высокий темноволосый человек. Его скуластое лицо было более молодой и гораздо более злой версией лица Александра. -- Привет, папа! -- жизнерадостно произнес он, взглянув на своего отца, как мне показалось, с иронией. -- Вижу, ты не в порядке. Ну, ничего, сейчас мы поможем тебе, только сначала разберемся с этим прислужником дьявола. Харальд, сын Александра, в упор посмотрел на меня и сделал еле заметный жест рукой. Повинуясь его приказу, один из Агнцев обрушил на нас мощное изолирующее заклинание. Я встретил его контрзаклинанием -- тем самым, которое диктовал сорок минут. На первый взгляд, мои чары не подействовали. И на второй, казалось бы, тоже. Мой Образ и Знаки Янь Агнцев улетучились, а Бренда утратила связь с Формирующими. Вокруг нас в радиусе нескольких миль установилась область недоступности к внешним источникам силы. -- Вот ты и попался, дядя Артур, исчадие ада! -- с мрачной торжественностью произнес Харальд, глядя на меня не просто с ненавистью, а с иступленной ненавистью религиозного фанатика. -- Теперь не уйдешь. Ты, небось, думал, что раз убил одного Агнца, то и дело с концом? Ан нет! Бог любит троицу. -- Ты же отрекся от Троицы, -- напомнил я ему. -- Это неважно, -- отмахнулся Харальд. -- Когда я ближе познакомился с Господом, то понял, что митраизм -- такой же обман, как и христианство. Бог един, и он Порядок, а все остальное от лукавого. Отец долго пичкал меня байками про этого еврея-отщепенца, Иисуса из Назарета, потом Амадис травил мне всякую туфту о Митре, но наконец я прозрел и понял, что истина в самом Порядке. В нем и только в нем. А ты служишь Сатане, Артур. Поэтому ты должен умереть. -- Харальд, безумец! -- подал голос из своего кресла Александр. -- Что ты делаешь? Опомнись! Порядок не Бог, это лишь часть Вселенной, сотворенной Всевышним, который стоит над всем мирозданием. Порядок так же бренен, как и Хаос, как и... -- Замолчи, отец! -- строго перебил его Харальд. -- Не богохульствуй! Порядок само совершенство, и не смей равнять его с нечистым, безобразным Хаосом. Надеюсь, когда-нибудь ты последуешь моему совету, пойдешь со мной и посмотришь на истинный лик Господа -- грозный и прекрасный. Тогда ты прозреешь и покаешься. Господь милостив, он простит тебя. Мне стало по-настоящему жутко. Агрессивный фанатизм Харальда превзошел все мои самые мрачные ожидания. Он напоминал мне моего отца Утера в худшие дни его жизни, когда тот, находясь в состоянии жестокой депрессии, принимался мечтать о повсеместном торжестве идеалов Порядка. Но если у Утера были строгие моральные установки митраизма, не позволявшие ему всерьез помышлять о воплощении своих грез в реальность, то примитивная первобытная религия Харальда, похоже, была начисто лишена каких-либо этических норм. Даже мой кузен Дионис, известный в Сумерках пессимист, и тот не предполагал, что Харальд так глубоко увяз в Порядке. -- Хватит, -- сказал я. -- Мы здесь не на теологическом семинаре. Мне надоела твоя глупая болтовня, сын Александра. Харальд мерзко улыбнулся: -- О да, конечно! Тебе, отмеченному печатью Диавола, неприятно слышать о Господе. Ну что ж, скоро ты вообще ничего не услышишь, кроме могильной тишины. -- Осторожно, -- предупредил его Александр. -- Артур приготовил какую-то каверзу. Он знал, что ты появишься. Он нарочно подстроил все так, чтобы ты появился. -- Ах так! -- сказал Харальд, с любопытством взглянув на меня. -- Значит, он дурак. На сей раз хитрец перехитрил себя. Он жаждал встречи со мной -- и он увидел меня. Теперь его ждет свидание со смертью. Наконец-то он предстанет перед судом Всевышнего и будет низвергнут в Хаос, где ему самое место. А я лишь рука Господня, его карающая длань. -- Остановись, Харальд, -- еще раз попытался образумить сына Александр. -- Артур играет с тобой, как кот с мышей. В любой момент он может улизнуть. -- Нигде он не денется. Он лишен своего дьявольского могущества и теперь всецело в моих руках, которые суть руки Господа. Александр обреченно вздохнул, поняв всю тщетность своих усилий. -- Артур, -- отозвалась Бренда, глядя на Харальда с жалостью и отвращением. -- Это паранойя. Его место в психушке, среди буйно помешанных. -- Боюсь, он неизлечим, -- заметил я. -- Боюсь, что да, -- согласилась сестра. -- Что будем делать? -- Можете молиться своему нечистому покровителю, -- насмешливо посоветовал Харальд. -- Но он вас не спасет. Против двух Агнцев Божьих дьявол бессилен. По его приказу чудища выхватили из ножен огромные обоюдоострые мечи и замерли, ожидая дальнейших распоряжений. Бренда подступила ко мне вплотную и взяла меня за руку, мысленно давая мне знать, что Брендон в любой момент готов выдернуть нас отсюда. "Хорошо, -- ответил я. -- Будьте начеку, но без моей команды ничего не предпринимайте". Впрочем, это я сказал лишь для того, чтобы успокоить сестру. Пока что все шло по моему сценарию, и ни о каком бегстве я не помышлял. То мое заклинание, которое, как могло показаться, было разрушено изолирующими чарами, на самом деле сработало. Я составлял его очень долго, но игра стоила свеч. Я не хотел вступать в силовую борьбу с Агнцами, манипулирующими Знаком Янь; поединок голых сил мог привести к катастрофическим последствиям -- поэтому я решил схитрить. Мое сверхсложное заклинание пробило в изоляции маленькую незаметную брешь, и, в отличие от остальных присутствующих, я имел связь с внешним источником своей силы. Связь очень тонкую, как самая тонкая нить, как паутина, -- и тем не менее она была... -- Вы не думаете защищаться? -- спросил Харальд, видя, что моя Эскалибур все еще покоится в ножнах. -- Это похвально. Вам зачтется покорность воле Господней. Я решил дать Харальду последний шанс: -- А как же Бренда? Ведь она непричастна к нашим разборкам. Харальд мельком глянул на Бренду и покачал головой: -- Она уже сделала свой выбор. Встав на твою сторону, она оскорбила Господа и только смерть искупит ее грехи. -- А Брендон? А Пенелопа? А Юнона? Харальд лишь мрачно усмехнулся в ответ. В широко раскрытых глазах Александра застыл ужас, из его груди вырвался сдавленный стон -- стон отчаяния. Я мог бы сказать брату: "Вот видишь! Я вынужден сделать то, что сделаю. В противном случае, рано или поздно, за меня это сделают другие -- но, возможно, тогда будет слишком поздно. Если сейчас я умою руки, то потом буду долго и тщетно смывать с них кровь, которая прольется по вине твоего сына..." Но я не сказал этого. Это было бы похоже на самооправдание, а я не собирался оправдываться. Я понимал, что этот поступок тяжким бременем ляжет на мою совесть, но на другой чаше весов были жизни тех, кого я любил, а также тех, кого я не любил, тех, к кому я был равнодушен, и тех, кого я вовсе не знал. Всех их, независимо от моих симпатий, объединяло одно -- они были людьми и имели право на жизнь... Впрочем, как и Харальд. Я должен был сделать выбор -- и я сделал его. Скрестив на груди руки, я обратился к Александру: -- Брат, тебе никто не говорил, что твой сын паршивый ублюдок? -- Разумеется, это был чисто риторический вопрос. Не дожидаясь ответа, я призвал к себе Образ Источника. -- Мне его совсем не жаль. Как только Образ появился, изолирующие чары рухнули, но Агнцам уже поздно было тянуться за своими Янь. Я влепил по ним сочным, забористым, немного хулиганским и очень эффективным заклинанием, которое приготовил специально для этого случая. Даже не пикнув, чудища растаяли в воздухе. Вместе с ними исчез и Харальд, чье лицо в последнюю секунду его жизни выражало тупое недоумение. Он так и не понял, что с ним произошло. Прощальным аккордом раздался громкий хлопок. Не знаю почему, может, из чистого озорства, я не включил в свое заклинание стандартную процедуру "мягкого" выравнивания перепадов давления, неизбежно возникающих при перемещении объектов. Да, я совершил убийство -- и не в приступе гнева, не в пылу борьбы, а обдуманно и хладнокровно, тщательно взвесив все "за" и "против" и выбрав меньшее из зол. Я нисколько не сожалел о потерянном родственнике. Харальд был слишком гадок, глуп и жалок, чтобы я мог пожелать ему долгих лет жизни. Он был неисправим, и то, что я сделал с ним, было актом высшего милосердия. -- Харальд! -- закричал Александр. -- Харальд!.. Артур, что с моим сыном? -- Его больше нет, -- устало ответил я. -- Я распылил его на атомы и развеял их по бескрайним просторам Вселенной. Надеюсь, он не страдал. -- Боже! -- в ужасе прошептал Александр. -- Харальд, мой сын... Ты убийца, Артур! Я ненавижу тебя! Я понимал, что сейчас возражать бесполезно, поэтому молча снял с брата заклятие неподвижности и приготовился отразить его атаку, продиктованную бессильной яростью и отчаянием. Хороший удар в челюсть заставил бы его более трезво оценить происшедшее. Однако Александр продолжал сидеть в кресле, не проявляя никаких признаков агрессивности. Он только удобнее откинулся на спинку и закрыл глаза. По его щекам катились слезы. -- Брат, -- наконец произнес он. -- Ты понимаешь, что теперь между нами не может быть мира? Я горько усмехнулся и ответил: -- Мы и раньше-то не были особенно дружны. Ко мне подошла Бренда и положила руку на мое плечо. -- Нам пора возвращаться, Артур. -- Да, -- сказал я, -- пора. Здесь наши дела улажены. Теперь нам предстоит путь в бесконечность, к Источнику. КОНЕЦ Апрель -- август 1994 г.