урирует гиперстанция. Если кто-нибудь заподозрит меня в причастности к этому проекту, за мной повсюду будет тянуться шлейф шпионов длиною в десятки световых лет. Многие компании готовы на что угодно, лишь бы узнать секрет функционирования межзвездной связи. -- Я слышала, что ваших людей время от времени похищают. -- Бывает и такое, -- подтвердил я. -- Но всякий раз похитители остаются с носом. Во-первых, нам всегда удается освободить похищенных, а во-вторых, все, из кого можно было бы вытянуть ценные сведения, либо находятся под надежной охраной, либо работают в глубоком подполье, как я. Даже члены правления нашей корпорации не знают меня в лицо. -- И ты открыл мне свою тайну? Почему? Я растерянно покачал головой: -- Спроси что-нибудь полегче, Дженни. Я понятия не имею, что на меня нашло. Она погладила меня по щеке. -- Тебе просто одиноко, милый. Ты очень нуждаешься в ком-то, кому мог бы доверять, на кого мог бы положиться. Я не обману твоего доверия. Дженнифер смотрела на меня, ласково улыбаясь. Боже, как прекрасна ее улыбка!.. Я перехватил ее руку и поцеловал маленькую ладошку. -- Спасибо, любимая. -- Это признание? -- спросила она. -- В чем? -- В любви. Я ответил не сразу, а сначала тщательно проанализировал свои чувства. Результаты этой инспекции оказались крайне противоречивыми. -- Прости, Дженни. Честное слово, не знаю. Уже двадцать лет я влюблен в одну женщину и так привык к этому, что даже не представляю, как могу разлюбить ее. Я люблю тебя, но люблю и ее. -- Кто она? -- Это не важно. Все равно у меня нет ни малейшего шанса добиться ее взаимности... На следующий день во время предстартового осмотра моего катера техники обнаружили незначительное нарушение синхронности работы маршевых двигателей и генератора виртуального поля. Неполадка была устранена в течение часа, но этого оказалось достаточно, чтобы капитан ди Марко наложил запрет на "прыжок самурая". В ответ на мои протесты он заявил, что ему наплевать, сколько процентов акций компании я контролирую, во время полета он на корабле бог и царь, и я должен подчиниться его решению. С помощью вот такой нехитрой уловки мне удалось, не роняя престижа, отложить свой вылет до остановки на Дамогране. 8. ЭРИК "Что, завидно?" -- спросил Мел, когда я с разинутым ртом переваривал известие о его предстоящей свадьбе с Дэйрой. Интересно, он у всех это спрашивал, или же меня почтил особым вниманием? Хотя вряд ли. Я был далеко не единственным, кто в свое время прошел через стадию детской влюбленности в Дэйру; в частности, в этот список можно смело внести всех ее родных братьев (милая семейная традиция -- страсть к кровосмешению у нас в крови, простите за каламбур). Правда, мне повезло больше, чем другим, -- но не тогда, когда я об этом мечтал, а гораздо позже. После разрыва с Радкой я очень страдал, и Дэйра, пытаясь утешить меня, пожалуй, зашла слишком далеко в своем рвении. Она стала моей второй женщиной, однако не смогла заставить меня забыть первую. О нашем коротком романе я порой вспоминаю с ностальгической грустью, но без боли. Дэйра была очень мила, нежна и заботлива. Надо признать, что ее "терапия", хоть и не излечила меня окончательно, все же оказала весьма благотворное влияние и помогла мне восстановить утраченное душевное равновесие. Впрочем, все это время меня мучила мысль, что Дэйра попросту жалеет меня; позже я понял, что ошибался. Однажды я спросонья назвал ее Радкой, она была очень огорчена и даже расплакалась, как ребенок. Теперь уже мне пришлось утешать ее, а Дэйра все твердила, что я ни капельки не люблю ее, лишь использую, чтобы забыться. Мы разошлись тихо-мирно, без ссор и скандалов, продолжая оставаться добрыми друзьями. Кевин был страшно рад этому; он ревнует свою старшую сестру ко всем без исключения мужчинам (и даже к женщинам) и, хоть она не голубоглазая блондинка, думаю, был бы не прочь оказаться с ней в постели. Натуральный псих!.. Кабинет Ладислава, где я вышел из Тоннеля, был пуст и неосвещен, но компьютер работал. Однако это еще ничего не значило. Если я просто побаивался компьютеров, то Ладислав умел лишь нажимать клавиши, двигать мышью и вставлять в щель дискеты -- кстати, не всегда правильной стороной. Он где-то вычитал, что чем реже включать и выключать машину, тем лучше, и воспринял этот совет буквально. На моей памяти он лишь однажды выключил свой компьютер -- когда случайно зацепил ногой шнур питания и выдернул его из розетки. Я вышел из кабинета и отправился искать Ладислава. Час назад он связался со мной и назначил встречу. По его словам тот парень, Всеволод, которого он вытащил из тюрьмы и вновь засадил за работу, пообещав ему пять миллионов гривен наличными и доходное ранчо в нейтральной Коста-Рике, вот-вот доберется до нужных нам секретных файлов в банке данных Интеллидженс Сервис. Впрочем, это уже не имело решающего значения. Было ясно, что все технологии, связанные с Формирующими, попали в этот мир извне; осталось только выяснить, каким путем, и главное -- откуда. Пока наш гениальный взломщик (к слову сказать, щуплый восемнадцатилетний паренек в очках с толстыми линзами) сидел на конспиративной квартире в предместье Лондона и рылся в государственных тайнах Британской Империи, мы с Ладиславом наугад обыскивали прилегающие миры -- скорее, чтобы не терять времени даром, нежели в надежде что-либо найти. Ведь с каждым миром граничит бесконечное число миров, а единица, деленная на бесконечность, равна нулю -- что и дает вероятность успешного исхода наших бессистемных поисков. Здесь бы нам очень пригодилась помощь кого-нибудь из адептов Источника. В отличие от обыкновенного причащенного Дара, Образ позволял отслеживать поведение Формирующих не только в том мире, где в данный момент находится его обладатель, но и в окрестных мирах, не обязательно прилегающих. Однако я не спешил делиться нашим с Ладиславом открытием с кем бы то ни было -- даже с мамой, даже с отцом, даже с Дианой. При зрелом размышлении я вынужден был согласиться с тем, что слова Ладислава об уничтожении всего мира, как о самом верном способе избавиться от исходящей от него угрозы, звучат не так уж и дико... То есть, звучат-то они дико, но слишком уж соблазнительно. Сколь же велико будет искушение решить проблему одним махом! Нет мира -- нет и проблемы... Мне становилось дурно при одной лишь мысли о том, что мой отец, например, может обречь на смерть миллиарды людей "ради стабильности во Вселенной, во имя Мирового Равновесия". Как это ни больно признать, но я не был уверен даже в тех, кого знал с самого детства, кого любил, кому, казалось бы, всецело доверял. А что касается Ладислава, то он держал рот на замке, главным образом, из опасения за судьбу своего любимого мира. Мне удалось убедить его, что если Властелины прознают о существовании пока не обнаруженной нами космической цивилизации, то они "для пущей верности" расправятся и с Землей Юрия Великого. Он согласился, что, скорее всего, так и произойдет... Блуждая по огромной квартире Ладислава, я наконец оказался в столовой и услышал доносящийся из кухни звук переставляемой посуды. -- А-а, вот ты где! -- произнес я, направляясь к двери. -- Опять занимаешься готовкой. Послышался звон разбитого стекла, вслед за чем в кухне воцарилась тишина. Я озадаченно хмыкнул, толкнул дверь (она почему-то открывалась внутрь, а не наружу, как у нормальных людей) и сделал шаг вперед... И остановился... Сердце мое заныло, голова пошла кругом, ноги подкосились. Чтобы не упасть, я прислонился к косяку двери. Хотя был большой соблазн рухнуть на колени и поползти вперед, к красивой русоволосой девушке, растерянно стоявшей посреди кухни. Не думаю, что меня остановили бы осколки разбитого графина, которые валялись на полу у ее ног. -- Здравствуй... -- с трудом выдавил я из себя. -- Здравствуй, Радка... -- Здравствуй... Эрик... -- сбивчиво проговорила она. Ее большие голубые глаза смотрели на меня с тоской и нежностью, со страхом и надеждой. -- Как... как ты здесь оказался? -- Ладислав пригласил... А ты... как? -- Тоже... Он тоже пригласил меня... То есть, и он меня... и меня он пригласил. -- Сводник... -- выдохнул я. Мне отчаянно хотелось заплакать -- то ли от радости вновь видеть Радку, то ли от осознания того, что целых три года я потратил впустую, жил бесцельно, плыл по течению, не боролся за свое счастье, а лишь тихо скорбел по ушедшей любви. Но любовь не ушла -- она была во мне и терпеливо ждала своего часа... Три года назад мы собирались пожениться. Мои родители не возражали. Правда, вначале они были немного смущены нашим возрастом, слишком юным по меркам Властелинов (мне было девятнадцать, Радке -- едва лишь шестнадцать), но потом все же признали наше право на взрослую жизнь. Мне даже не пришлось идти на крайнюю меру и напоминать отцу, сколько лет было тете Дане, когда он женился на ней (надеюсь, вы поняли, что речь идет не о моей матери, а о другой Дане, которая вышла за отца замуж с единственной целью -- досадить дяде Артуру). Следующими на очереди были родные Радки во главе с самим Володарем, но тут некстати вмешался Зоран. Он застал нас "на месте преступления", так сказать, поймал с поличным; но вместо того, чтобы поговорить со мной, как мужчина с мужчиной, поспешил раззвонить на весь мир, что этот подлый Эрик из Света соблазнил его дорогую сестренку. Впоследствии Володарь надрал ему уши за глупость; досталось также и Радке, и Ладиславу, который был осведомлен о нашей "преступной деятельности", но не препятствовал нам. Пожалуй, Ладислав перестарался, убеждая своего прапрадеда, что намерения у меня самые серьезные и я просто без ума от Радки. Старый Володарь мигом смекнул, как извлечь из этого инцидента моральную выгоду. Его, как и глав многих других Домов, раздражало возросшее могущество Пендрагонов, и он не преминул воспользоваться представившимся случаем, чтобы унизить в моем лице всю нашу семью. Володарь Даж-Дома, публично обвинив меня во всех смертных грехах, потребовал, чтобы я немедленно женился на Радке, причем в такой оскорбительной форме, что я не мог выполнить его требование, не поступившись гордостью, не уронив своего достоинства... И не только своего собственного -- ведь я не просто такой себе Эрик из Света, я старший сын короля, первый принц Дома, наследник престола. В силу этого, моя честь никогда не была лишь моей исключительной собственностью, она всегда была неотъемлемой частью чести всего нашего Дома. Отец и мать советовали мне "ублажить вздорного старика", так велел им родительский долг; но как король и королева, я уверен, они были горды и довольны тем, что я не послушался их совета. Крепя сердце, собрав всю свою волю в кулак, я наотрез отказался жениться на Радке, вдобавок разорвал грамоту с текстом официальной ноты, составленной в форме ультиматума, и швырнул ее под ноги послу Даж-Дома; оплеуха, предназначавшаяся мне и всей нашей семье, бумерангом вернулась к Володарю. Когда закончился тот памятный прием, я бегом вернулся в свои покои, замкнулся в спальне и долго ревел, как сопливый первоклассник, которого отколотили большие ребята и отобрали у него деньги на мороженное. Да, я отстоял свою честь, честь семьи, честь Дома, но сделал это ценой двух разбитых сердец -- моего и Радки. С тех пор я ни разу не виделся с ней и даже не разговаривал. Мне было стыдно посмотреть ей в глаза, я чувствовал себя подлецом, законченным негодяем. Кроме того, я очень боялся, что одно ее слово, один ее взгляд, один ее жест, и я позабуду обо всем на свете -- о чести, о гордости, о достоинстве... И вот она снова передо мной, такая же как прежде, и я смотрю на нее, не в силах отвести глаз... -- Прости меня, родная, -- виновато произнес я. Вместо ответа, Радка взяла из посудомойки тарелку и что было силы бросила ее на пол. Осколки фарфора разлетелись во все стороны. -- Я тебя ненавижу, Эрик из Света! -- Я тоже люблю тебя, -- мягко сказал я. Она всхлипнула... или мне показалось? -- У меня... Кроме тебя, у меня никого не было... Я вздохнул: -- У меня была... лишь одна... -- Лишь одна! Всего лишь одна! Экая мелочь! -- Радка взяла следующую тарелку и тоже разбила ее. -- А как только ты узнал, что она выходит за другого, так сразу же сговорился с Ладиславом, чтобы... чтобы... -- Ни о чем я с ним не сговаривался, -- запротестовал я. А здравая часть моего рассудка ободряюще прошептала мне: "Ревнует, значит, все еще любит". И я решил перейти в наступление: -- А ты? Ведь ты тоже выходишь замуж. Радка широко распахнула глаза и в недоумении уставилась на меня: -- Что за чушь?! -- Ладислав так сказал, -- объяснил я. -- Это... -- Вдруг в ее взгляде мелькнул вызов. -- Ну, допустим. А тебе-то что? -- Не нужно допущений, милая, -- сказал я, делая первый неуверенный шаг вперед. -- Я люблю тебя и не уступлю никому -- ни в допущениях, ни в действительности. -- А я ненавижу тебя! -- упрямо заявила она и вновь запустила руку в посудомойку, видимо, за очередной тарелкой. Под предлогом спасения кухни Ладислава от полного разгрома, я заключил Радку в объятия. Мы были почти одного роста, она -- лишь немного ниже меня, и ее быстрое дыхание обжигало мне подбородок. Я легонько поцеловал кончик ее носа. -- Проклятый!.. -- томно прошептала она. -- Я тоже люблю тебя, -- продолжал настаивать я. Наши губы встретились, соприкоснулись, затем на мгновение отпрянули, как будто обожглись друг о друга... Потом мы целовались наперегонки, жадно, неистово, и никак не могли остановиться. Я в буквальном смысле этого слова припер Радку к стене -- зато она приперла меня в переносном. Теперь путей к отступлению не было. Я сам перерезал их, все до единого, когда в ответ на первое "Я тебя ненавижу!" сказал: "Я тоже люблю тебя", вместо того, чтобы вежливо откланяться и убраться восвояси. Это был мой последний шанс, но я не воспользовался им... и нисколько не сожалел об этом. -- Что теперь делать? -- спросил я, скорее у себя, чем у Радки. -- Не знаю, -- сказала она, положив голову мне на плечо. -- Я ничего не знаю. Сейчас ты со мной, и мне хорошо. Я счастлива... дура! Я дура, что продолжаю любить тебя. -- Я не заслуживаю твоей любви, -- не очень уверенно произнес я. -- Не заслуживаешь, -- подтвердила Радка. -- Но любовь зла, сердцу не прикажешь. Я пыталась забыть тебя, но не смогла. Пробовала завести любовника -- не получилось. Мне нужен только ты. А ты... -- Теперь я твой, Радка, -- обреченно сказал я. -- Целиком твой. Я не могу без тебя жить. Это был акт о безоговорочной капитуляции. x x x Меня разбудил вызов через Самоцвет. Обычно я устанавливаю блокировку, когда ложусь спать, чтобы никто не тревожил меня, но в этот раз я лег не спать, вернее, не только спать -- в любом случае, я напрочь забыл о Самоцвете. Мне было не до того. "Кто?" -- не раскрывая глаз, мысленно спросил я. "Это я, Ладислав". Я распахнул глаза и, приподнявшись на подушке, лениво огляделся вокруг. Рядом со мной, на широкой кровати, мирно спала Радка, свернувшись калачиком, как ребенок; уютную комнату, временно превратившуюся в наше любовное гнездышко, заливал мягкий свет ночника; часы показывали четверть второго по местному времени. "Где ты?" "Здесь, -- последовал ответ. -- Торчу под дверью". И, в подтверждение этого, ручка двери слегка повернулась. "Не смей заходить!" "Не бойся, -- в ответе Ладислава сквозило самодовольство, чуть ли не злорадство. -- Не войду. "Ты... ты сводник! "Спасибо за комплимент, -- хладнокровно парировал он. -- Разве ты не доволен?" "Доволен... черт бы тебя побрал! Но хвалебных од ты от меня не дождешься". "Я и не смел надеяться... Впрочем, ладно. Хватит воду в ступе толочь. Быстренько одевайся и выходи". "А нельзя ли подождать до утра?" -- осведомился я. Мне страшно хотелось спать, тем более, в одной постели с Радкой -- чтобы утром, проснувшись... словом, чтобы все было, как в прежние времена. В старые добрые времена... "Дела не ждут, -- возразил Ладислав. -- Пора переходить к решительным действиям". "Ночь длинных ножей?" -- поинтересовался я, осторожно вставая с кровати. "Скорее, Варфоломеевская, -- уточнил он. -- Будем истреблять ересь. Очистим сей мир от космической заразы". "Хорошо, уломал. Через пять минут я буду готов". "Жду тебя в кабинете. Конец связи". Я оделся за пару минут, потом еще с минуту простоял, нежно глядя на Радку. Мне так хотелось поцеловать ее перед уходом, но я боялся разбудить ее, поэтому ограничился тем, что послал ей мысленный поцелуй, и тихо выскользнул из спальни. Когда я вошел в кабинет, Ладислав сидел во вращающемся кресле спиной к компьютеру и жонглировал двумя дискетами. -- Ты дурак, Эрик, -- заявил он с места в карьер. -- Рад это слышать, -- сказал я, немного сбитый с толку. -- Впрочем, я тоже дурак. Я озадаченно хрюкнул, но не растерялся. -- Что ж, поздравляю, -- усевшись на стул, произнес я. -- Наконец-то ты прозрел. Жизнь -- штука жестокая, и переоценивать себя так же опасно, как и недооценивать. -- Мы оба недооценивали Радку, -- продолжал Ладислав, игнорируя мои комментарии. -- И ты, и я считали, что у нее не хватит смелости нарушить запрет деда встречаться с тобой. -- Слово "встречаться" прозвучало в его устах как "переспать", что, в общем, соответствовало действительности. Я поджал губы. -- Сукин ты сын, Ладислав! Ты заманил нас в ловушку -- что нам еще оставалось делать? Он весело рассмеялся: -- Неужели до тебя еще не дошло? Я имею в виду не сегодняшнюю ночь, а ваши отношения вообще. Вчера мы с Радкой разговорились о помолвке Дэйры; уж не припомню точно, что она мне сказала, но из ее слов я понял, что если бы тогда, три года назад, ты не поспешил броситься в объятия своей кузины... -- Прекрати, -- перебил его я, уже начиная сердиться по-настоящему. -- Что было, то было, и прошлого не вернешь. -- Зато прошлое можно переиграть заново, -- резонно возразил Ладислав. -- У вас еще вся жизнь впереди. Я кивнул: -- Как раз это я и собираюсь сделать. Я женюсь на твоей сестре. -- Только не сразу. Сначала поселись с ней где-нибудь на нейтральной территории, например, в Сумерках Дианы, и покажи нашему деду кукиш. Игнорируй все его требования, предупреждения и угрозы. Через несколько месяцев он сменит свой гнев на милость и станет упрашивать вас пожениться. -- Гм-м, -- сказал я. Предложение Ладислава показалось мне в высшей степени заманчивым; впрочем, я и сам немало думал о том, как бы все обернулось, если бы мы с Радкой продолжали встречаться, невзирая на гневные филиппики Володаря. Однако... -- А согласится ли Радка? -- Можешь не сомневаться. Она любит тебя, а кроме того, в глубине души жаждет отомстить деду и будет только рада представившемуся случаю. Так что об этом можешь не беспокоиться. -- А вдруг ваш дед отлучит ее от Дома? -- спросил я, ибо считал Володаря упрямым самолюбивым ослом, способным на любую гадость. Ладислав с сомнением покачал головой: -- Вряд ли. Как-никак, родная кровь. -- И все же, -- настаивал я. -- Ну... Даже в этом случае ничего особенно страшного не произойдет. Более того, тогда ты сможешь привести ее в Солнечный Град и там жениться на ней, а твой отец путь назовет ее дочерью Света. Не думаю, что Радка сильно опечалится. Наш Дом, в лице деда и некоторых других родственников, слишком жестоко обошелся с ней, чтобы она продолжала испытывать к нему глубокую привязанность. По большому счету, ты и есть ее настоящий Дом. -- Ладислав завистливо вздохнул. -- Вот бы меня кто-нибудь так любил. -- Гм, забавно, -- сказал я. -- То, что ты мне советуешь, противоречит интересам твоего Дома... -- И тем не менее я советую. Радка моя сестра, и я хочу, чтобы она была счастлива. С моим Домом в любом случае ничего страшного не произойдет, как стоял, так и будет стоять. Если же ты уступишь, то мой дед победит, твоя гордость будет уязвлена, пострадает твое самолюбие. Ты никогда не простишь этого ни себе, ни Радке... Но ладно, -- всполошился Ладислав, посмотрев на часы. -- Перейдем к делу. Время поджимает. -- А что, собственно, ты затеял? -- спросил я. -- Всеволоду удалось вытянуть нужные файлы? -- Да, -- кивнул он. -- Содержащаяся в них информация полностью подтверждает наши догадки. Девятнадцать месяцев назад, в конце позапрошлого года, над северной Атлантикой был обнаружен неизвестный аппарат, который на сверхзвуковой скорости летел в направлении Британских островов. Впрочем, более поздние расчеты показали, что этот аппарат держал курс скорее на север Галлии, но теперь это не имеет значения. Поскольку на опознавательные сигналы он не отвечал и вообще никак не реагировал на требование снизить скорость и изменить курс, было принято решение уничтожить его баллистическими ракетами. Что ты возьмешь с англичан! -- Можно подумать, -- заметил я, -- что твои соплеменники действовали бы иначе. -- Это уже другой вопрос, -- уклончиво сказал Ладислав. -- Так вот, уничтожить аппарат британцам не удалось, хотя они запустили добрую дюжину ракет. От двух первых он уклонился, а когда началась массированная атака с участием целой эскадры истребителей, объект попросту исчез с экранов всех радаров. -- Ушел в Тоннель? -- Именно так. Правда, этот маневр был исполнен не очень удачно -- при выходе из Тоннеля аппарат потерпел аварию в Западных Карпатах. Первыми на место катастрофы прибыли военные; находку сразу же засекретили, умело подстроив утечку ложной информации о якобы падении армейского вертолета. -- Кто-нибудь из экипажа уцелел? -- спросил я. -- Там был всего один человек; при аварии он нисколько не пострадал и сейчас жив-живехонек. Его зовут Морис Огюстен Жан-Мари де Бельфор. Именует себя французом. Кстати, ты разговариваешь по-французски? -- Helas. Даже не со словарем, а только с переводчиком. -- Жаль. Я тоже. -- Где сейчас этот Бельфор, ты не знаешь? -- Знаю. Уже полтора года он "гостит" в Чернобыльском центре. Его содержат как очень дорогого гостя под надежной охраной в сверхсекретном подземном комплексе, где проводятся интересующие нас исследования. -- А этот Бельфор у них в качестве консультанта? Ладислав поморщился: -- Теперь от него мало проку. Оказывается, он всего-навсего богатый бездельник, сорвиголова, любитель прокатиться "с ветерком", вроде тех парней на "поршах" и "феррари", которые убивают свое время, а подчас и самих себя, в бесконечных состязаниях. -- Ага, понятно, -- сказал я. -- С тем только различием, что свою тачку он гонял не по грешной земле, а по космическим просторам. -- Вот именно. И корабль его был спортивным гоночным катером. На слове "был" Ладислав сделал особое ударение. Я решил, что это неспроста, и уже открыл было рот для вопроса, но в следующий момент и сам понял, что произошло. Действительно, ларчик открывался просто. Если бы в мир, где люди едва лишь начали подниматься в воздух, попал реактивный сверхзвуковой лайнер, то за полтора года его, возможно, удалось бы отремонтировать, но уж никак не создать ему подобный. Другое дело, что такой анахронизм дал бы мощный толчок техническому прогрессу -- и не только в области самолетостроения. -- Стало быть, тогда взорвался не экспериментальный космический корабль нового поколения, а катер из иного мира? Они всего лишь подлатали его и запустили, так? -- Не "всего лишь", а здорово подлатали, -- вступился за своих соплеменников Ладислав. -- Катеру сильно досталось при падении, многие системы вышли из строя, но уже через год с небольшим он был полностью в рабочем состоянии. -- И при первой же попытке войти в Тоннель распылился на атомы, -- я вовсе не язвил, а просто констатировал факт. Ладислав хмыкнул и покачал головой: -- В том-то и дело, что это был не первый его полет. Я уже задним числом сообразил, что он не мог быть первым, больно уж громко его рекламировали накануне, как будто заранее были уверены в успехе. Оказывается, до этого, в обстановке строжайшей секретности, состоялось аж семь испытательных полетов, причем один из них -- до Ригеля. Во всех этих полетах принимал участие и Морис де Бельфор, его практический опыт астронавигатора оказался весьма кстати -- пожалуй, это единственное, в чем он более или менее хорошо разбирается. По его словам, за десять лет он исколесил Галактику вдоль и поперек и знает ее, как свои пять пальцев. Разумеется, он преувеличивает, к тому же это не совсем та Галактика, которую он знает, но тем не менее нужно признать, что остальным до него далеко. Как говорится, на безрыбье и рак -- рыба. -- Так почему корабль взорвался? -- нетерпеливо спросил я. -- По глупому стечению обстоятельств. Бельфор числился в предварительных списках экипажа как астронавигатор, его собирались легализировать, придумали хорошую легенду -- но тут вмешался его величество случай. За три дня до "первого", официального старта Бельфор свалился от острого двустороннего воспаления легких. Если бы не это, сейчас бы он ходил в национальных героях, увенчанный лаврами первопроходца Галактики. Однако нелепая случайность спутала все карты, и в результате пятеро человек погибло, а Бельфор вновь оказался под замком. -- Черт! -- выругался я, раздраженный многословностью Ладислава. -- Что же, в конце концов, произошло? -- Плутоний, -- коротко ответил он, а затем пояснил более подробно: -- Никаких атомных двигателей на корабле, ясное дело, не было, зато была малюсенькая такая атомная бомбочка. На этом настояло военное ведомство -- дескать, а вдруг подвернутся враждебно настроенные инопланетяне. Системы безопасности корабля тотчас же забили тревогу, предупреждая о наличии на борту радиоактивных материалов, но в отсутствие Бельфора никто не понял грозного смысла этого предупреждения, и вместо того, чтобы убрать бомбу, были отключены все датчики радиоактивности. А предстартовое сообщение компьютера, что он не может произвести проверку на присутствие радиоактивности, члены экипажа проигнорировали, так как знали, что датчики отключены. -- Неужели Бельфор не предупредил их об опасности? -- Тогда он лежал с высокой температурой, и с ним никто не советовался. -- Нет, я имею в виду, почему он вообще не предупредил. Раньше, с самого начала. -- Представь себе, забыл! Просто забыл -- так он и сказал, когда узнал о случившемся. Он считал это само собой разумеющимся, такой же прописной истиной, как и то, что нельзя класть в кофе цианистый калий и наливать вместо молока синильную кислоту. Кое-кто, особенно из военных, полагает, что Бельфор умышленно скрыл этот факт, однако директор Чернобыльского центра, то бишь, бывший директор, уверен, что никакого злого умысла здесь не было. Он говорит, что такая расхлябанность вполне в духе Бельфора. -- Ты что, разговаривал с директором? Ладислав утвердительно кивнул: -- Пока ты... гм, разбирался со своими личными проблемами, я приступил к осуществлению следующего этапа нашего плана. Дождавшись, когда в тюрьме объявят отбой, я похитил из камеры директора и завербовал его. -- В каком смысле? -- В самом прямом. Представился ему агентом британских спецслужб и предложил в обмен на сотрудничество, политическое убежище и возможность работать по специальности. Он, между прочим, не только хороший администратор, но и талантливый физик, ученый с мировым именем. -- И он так быстро согласился? -- Скажем так: он быстро сориентировался. Он очень умный человек и сразу понял, что путей к отступлению нет. Если раньше у него был шанс отделаться обвинением в служебной халатности и получить условный приговор, то теперь, после бегства из тюрьмы, ему светит "вышка" за государственную измену, и тут уж никакая мировая известность его не спасет. -- А он не был... э-э... слегка озадачен необычным способом своего бегства? -- поинтересовался я, и это было не праздное любопытство: после своего чудесного освобождения Всеволод (тот самый компьютерный гений), чтобы не сойти с ума, уверовал в существование некой виртуальной реальности; правда, так и не смог решить, какая из реальностей виртуальная -- та, где он сидит в тюрьме, или та, в которой он на свободе. Ладислав усмехнулся и тряхнул головой: -- Ну нет, дважды я на одни и те же грабли не наступаю. На этот раз все прошло без сучка и задоринки -- директор уснул в своей камере, а проснулся уже свободным человеком... Гм, относительно свободным. Сейчас он сидит взаперти и чертит план того самого сверхсекретного комплекса. -- А что будет с ним потом? -- Как это что? Поскольку он участвовал в проекте, то, согласно нашему плану, относится к категории persona non grata в этом мире. Я переправлю его в другой, менее развитый мир, суну ему в руки кейс, полный местной валюты, и отпущу на все четыре стороны. Пусть, если хочет, открывает теорию относительности и создает квантовую механику. -- Ладислав небрежно махнул рукой. -- Сейчас меня волнует другое. Нужно разобраться с этим секретным комплексом. После гибели корабля исследования не прекратились, хотя речь уже идет не о межзвездных полетах, а о вещах более приземленных -- альтернативные источники энергии, новое оружие... Опять Формирующие! -- А достаточно ли информации для осуществления этих проектов? -- Директор станции считает, что да. К работе с самого начала были привлечены лучшие из лучших, талантливейшие ученые и инженеры, теоретики и практики. У них был целый год, даже больше года на изучение катера, пока он находился в ремонте, немало сведений было извлечено из бортового компьютера, к тому же остались кое-какие "безделушки", вроде того же бластера. К счастью для нас, все это -- и предметы, и информация -- из соображений государственной безопасности хранится в одном месте, совершенно недоступном с точки зрения простых смертных, абсолютно надежном... Но мы проникнем в это осиное гнездо и уничтожим его! -- Только чур без крови, -- сказал я. -- Достаточно уничтожить информацию, это резко затормозит исследования. Тогда мы сможем без лишней спешки приступить к депортации всех лиц, причастных к проекту... И между прочим, не стоит забывать, что главная угроза исходит не отсюда. -- Я только и думаю об этом, -- хмуро проговорил Ладислав. -- Вот, держи. -- Он швырнул мне одну из дискет. -- Это твоя. Я поймал ее и осмотрел. На дискете было написано кириллицей мое имя. Вернее сказать, нацарапано -- тем характерным корявым почерком программиста, который уже забыл, как правильно держать в руке карандаш. -- Ее можно есть? -- спросил я. -- Можно, но не нужно. Она еще пригодится тебе в Чернобыльском центре. На случай, если мы разделимся, повторяю указания Всеволода: вставишь ее в любой подключенный к сети компьютер, дважды щелкнешь мышью на значке дискеты, и программа запустится сама. После этого тебе останется лишь выполнять инструкции на экране. -- Значит, это не вирус? -- Хоть я и профан в компьютерах, но все же знаю, что вирус -- такая подлая штука, которая действует исподтишка, обычно не афиширует себя и уж во всяком случае не выдает пользователю инструкций. -- Это не совсем вирус, -- ответил Ладислав. -- То есть, не только вирус. Всеволод на скорую руку состряпал программку, которая сначала поищет кое-какие данные и, если найдет их, свяжется с моим компьютером, передаст их, а уже потом запустит в систему вирус. -- А что за данные? -- поинтересовался я. -- Ты знаешь, что нам нужно? -- Кажется, знаю. Нам не помешали бы астронавигационные карты из родного мира Бельфора. Оттуда, откуда исходит угроза. Я посмотрел на Ладислава сначала с недоумением, а потом с уважением. -- Черт возьми! А ведь ты дело говоришь! С помощью этих карт нам, возможно, удастся сузить диапазон поиска до ограниченного числа миров. -- Вот об этом-то я и подумал, -- скромно сказал Ладислав. x x x План секретного комплекса, начерченный слегка дрожащей рукой бывшего директора Чернобыльского центра, оказался, довольно точным. Нам пришлось лишь немного подкорректировать место выхода из Тоннеля, и мы очутились в помещении главного поста службы безопасности сектора. Трое охранников в форме сидели за столом и увлеченно резались в карты, еще двое дремали на диване под стеной. Все пятеро были так поглощены своим занятием, что даже не заметили нашего появления, а в следующий момент они погрузились в блаженное забытье. Ладислав меня опередил -- хотя мы договаривались, что я возьму их на себя. -- Дружище, -- укоризненно произнес я. -- Не надо самодеятельности. Если бы я вовремя не остановился, то впустую потратил бы заклинание. -- Извини, Эрик, -- сказал Ладислав. -- Нервишки сдали. -- В дальнейшем держи их в узде. -- Хорошо. Двоих картежников мы усадили на диван рядом с их коллегами, а последнего, явно старшего, перетащили в кресло перед пультом с двумя десятками экранов слежения. Некоторые из них были темны, большинство показывало картинки освещенных, но пустых помещений, и лишь на четырех я увидел людей. Несмотря на ночное время, кое-кто продолжал работать. В двух лабораториях находилось по одному человеку, на третьем экране двое мужчин и женщина устроили перерыв на поздний ужин (или ранний завтрак), а вот четвертый показывал нашу главную цель -- конференц-зал. Там было довольно много людей в белых халатах; в первый раз я насчитал их шестнадцать, во второй -- семнадцать. Уследить за всеми сразу не представлялось возможным, поскольку человек восемь или девять метались из угла в угол, размахивали руками и о чем-то яростно спорили друг с другом. Совсем как дети... Я привел в чувство охранника, внушив ему повиновение, и спросил: -- Вы начальник смены? -- Да, -- покорно ответил он. -- Сколько охранников на дежурстве? -- Четырнадцать. -- Включая вас? -- Я пятнадцатый. От пятнадцати я отнял пять и получил десять. -- Где остальные? -- На своих постах или совершают обход. -- Вызовите ближайшего, -- приказал я. Начальник смены глянул на пульт и включил интерком: -- Зайковский. Через несколько секунд тот лениво отозвался: -- Га? -- Зайди ко мне. -- Слушаюсь, -- ответил Зайковский таким тоном, будто делал своему шефу большое одолжение. Подобное проявление недисциплинированности меня нисколько не удивило. Здесь, на самом нижнем уровне, глубоко под землей, куда попасть без специального допуска абсолютно невозможно, служба безопасности выполняла чисто полицейские функции, поддерживая порядок среди персонала. А поскольку ученые -- люди законопослушные, хоть и порой чересчур эмоциональные, то не было ничего странного в том, что охранники вконец распустились. Когда появился Зайковский, мы усыпили его и тоже посадили на диван. -- Вызывайте следующего, -- велел я начальнику. И так далее. Это было занятно, но довольно однообразно, и я облегченно вздохнул, когда последний охранник уютно прикорнул в углу -- места на двух диванах и в креслах за контрольным пультом для него уже не хватило. Нам пришлось еще немного подождать -- ровно в три часа семь минут начальник смены должен был доложить диспетчерской, что все в порядке; разумеется, он это сделал. Благо, из соображений секретности показания мониторов на верхних уровнях не дублировались; визуальная связь могла быть включена лишь в экстренных случаях. По словам директора, этого еще ни разу не происходило, и для рядовых диспетчеров сверхсекретный подземный комплекс был всего лишь безымянным сектором М-47. Я приказал начальнику смены отключить внутреннюю сигнализацию и велел ему спать. Затем посмотрел на экраны и сказал Ладиславу: -- Лаборатории семь, пятнадцать и двадцать четыре. Конференц-зал. -- Он ближе всего, -- сказал Ладислав, взглянув на свой план. -- И всего нужнее. Пойдем. Мы надели белые халаты и вышли в пустой коридор. Я запер дверь и на всякий случай повесил отвлекающее заклинание, которое должно ненавязчиво внушить всякому проходящему мимо, что здесь люди заняты важным делом и лучше им не мешать. Никого не встретив по пути, мы без приключений добрались до нашей первой и главной цели -- конференц-зала. Когда мы вошли в ярко освещенное помещение, находящиеся там люди не обратили на нас ровно никакого внимания. Лишь одна женщина рассеянно посмотрела в нашу сторону и тут же вернулась к спору со своим оппонентом -- лысоватым мужчиной средних лет. -- Ученые!.. -- пробормотал Ладислав. -- Нам следовало бы нарядиться в форму британских десантников. Он громко засвистел. -- Прошу внимания! Это ограбление. Шум в зале стих; наконец-то нас заметили. Один молодой человек отвлекся от компьютера, повернулся к нам и с кислой миной произнес: -- Ребята, это совсем не смешно... И кстати, кто вы такие? -- Да, действительно, -- отозвался еще кто-то. -- Ну, слава Богу! -- сказал Ладислав, и мы дружно грохнули усыпляющими чарами. Все, кто стоял, повалились на пол, как подкошенные. Сидевшие мгновенно уснули в своих креслах. -- Чисто сработано, -- сказал я одобрительно и огляделся вокруг. Обилие самых разных компьютеров привело меня в замешательство. И хотя не имело принципиального значения, какой из них использовать, я все же выбрал самый большой и самый красивый, с огромным плоским экраном. Ладислав был полностью согласен со мной: -- Мне он тоже понравился. Я только хмыкнул в ответ, достал из кармана дискету, вставил ее в щель и дважды щелкнул мышью на соответствующем значке. Дисковод удовлетворенно застонал, появилось окошко с сообщением: "Щас. Гружу..." Потом: "Щас. Ищу..." -- Программисты!.. -- фыркнул Ладислав. -- Они как блатные. Когда разговаривают между собой, то кажется, что попал на "малину". Я не мог не согласиться с ним. Слышали бы вы, как Диана и Бренда обсуждают какие-то там "заморочки"... Прошло минут пять, новых сообщений не появлялось. Я уже забеспокоился и нажал клавишу ввода. Компьютер тут же запротестовал: "Мужик, ты че?! Я ж для тебя стараюсь! Отвали, не мешай. Кончу -- свистну. Ищу..." Я пожал плечами и повернулся к Ладиславу: -- Боюсь, это затянется надолго. Он кивнул: -- Тогда ты оставайся и жди, а я пойду дальше. Не будем зря время терять. -- Хорошо, -- согласился я. -- Да, кстати. Эти две наши дискеты одинаковые? -- Судя по всему, да. -- Тогда зачем на них имена? Ладислав пожал плечами: -- Кто его знает? Но мне почему-то кажется, что если бы ты воспользовался моей дискетой, или я -- твоей, то ничего бы у нас не получилось. -- Это же бред! -- Разумеется. Но пути компьютеров неисповедимы. Ухмыляясь, Ладислав вышел из зала, а я от нечего делать принялся переносить спящих ученых поближе к двери -- чтобы потом сэкономить время. Когда я занимался четырнадцатым -- а их все же оказалось семнадцать, -- прозвучало нечто похожее на "па-па-па-пам-м" из Пятой симфонии Бетховена. Я бегом вернулся к компьютеру и вот что прочел: "До фига данных. К черту модем! Подойди к любой другой тачке и ткни любую клавишу". Я ничего не понял, кроме того, что что-то не ладится, но решил следовать инструкции. Все равно хуже не будет. Повинуясь какому-то неясному предчувствию, я остановил свой выбор не на стационарном настольном компьютере, а на скромном лэптопе,