представлялись более предпочтительными; но вот поди ж ты -- я оказалась проворнее. Или мне просто повезло... Как и предупреждал меня Олег, это собрание не носило делового характера, а было всего лишь дружеским пикником и ничем более. Мы ели шашлыки из маринованного в вине мяса (они действительно оказались гораздо вкуснее обычного барбекю), запивали их всяческими напитками, от томатного сока до пива, кому как хотелось, и разговаривали на самые разные темы -- начиная с обычной болтовни о спорте, музыке, фильмах и новых виртуальных играх и заканчивая не слишком лояльными анекдотами о жизни и быте царской семьи, а также обсуждением свежих новостей из внешнего мира, которые регулярно поступали в планетарную сеть от наведывавшихся в систему Хорса человеческих разведкораблей -- и уж с этим-то чужаки ничего поделать не могли. Среди последних известий была также информация о том, что альвы начали вывод своих войск из локального пространства Земли Вершинина, уступая контроль над планетой людям. Однако ребята старались не затрагивать эту тему, дабы лишний раз не напоминать Эстер о том, что если бы обстоятельства сложились немного иначе, то сейчас бы она находилась на родной планете и вместе с остальными членами своей общины праздновала бы освобождение. Сама же Эстер играла свою роль великолепно. Когда один из парней неосмотрительно ляпнул о Земле Вершинина, ее красивое лицо на короткое мгновение исказила гримаса боли, а в больших зеленых глазах мелькнула невыразимая тоска. Все это выглядело настолько естественно и неподдельно, что я в мыслях зааплодировала ей. Эстер была настоящей актрисой, она обладала врожденным талантом к игре, а не просто профессиональной выучкой, как Анн-Мари. Ну, а обо мне и говорить не приходится -- я всего лишь умелая притворщица... В целом день прошел замечательно. Поначалу ребята немного настороженно присматривались ко мне (к Эстер они уже успели присмотреться до моего появления), но в конце концов решили, что я им подхожу, и безоговорочно приняли меня в свой круг. Со своей стороны я старалась произвести на новых знакомых наилучшее впечатление -- и не только для успешного выполнения моей задачи. Я действительно чувствовала симпатию к друзьям Олега, мне очень нравилось их общество, даром что все они были младше меня. В нашем возрасте разница в два-три года обычно играет значительную роль, однако сейчас я ее фактически не ощущала -- отчасти из-за того, что за полторы недели основательно вжилась в образ семнадцатилетней девчонки, но в основном потому, что сами ребята казались старше своих лет, почти моими сверстниками. Все они явно принадлежали к так называемой "золотой молодежи" -- в том значении, которое вкладывают в эти слова на Терре-Галлии, -- то есть, не дети известных и влиятельных родителей, а наделенные недюжинными талантами юноши и девушки, которым сулят блестящее будущее в какой-либо из сфер человеческой деятельности, будь то наука, искусство, бизнес, политика или военная карьера. Время в этой компании пролетело для меня незаметно, и я сильно удивилась, когда внезапно обнаружила, что солнце уже скрылось за горизонтом и начало понемногу смеркаться. Ребята стали собираться домой, а Олег выпустил из багажника своего флайера робота-уборщика, который деловито принялся наводить порядок на месте нашего пикника. Улучив момент, он (разумеется, Олег, а не робот) тихо шепнул мне: -- Не торопись, Рейчел. Мы чуть задержимся. Улетим последними. Я поняла, что это неспроста, и согласно кивнула. Аня Кореева с Эстер тоже не спешили возвращаться в свой интернат. Когда один из парней, Шамиль Абдулов, который, видимо, и привез девушек сюда, позвал их в свою машину, Аня ответила ему, что обратно они поедут со мной и Олегом. В ответ Шамиль лишь пожал плечами и сказал: "Баба с воза, кобыле легче". Раньше я эту поговорку не слышала, но ее смысл был очевиден. Абдулов просто имел в виду, что ему не придется делать по пути лишний крюк. Когда все флайеры, кроме нашего, взлетели и скрылись за верхушками деревьев, Олег обратился ко мне и Эстер: -- С вами хочет встретиться один человек. Скоро он будет здесь. Я сразу сообразила, что это за человек, и почувствовала, как у меня слегка закружилась голова. Слишком, слишком уж гладко все шло. И слишком стремительно разворачивались события -- а это настораживало... Эстер же, как ни в чем не бывало, поинтересовалась: -- Он ваш лидер? -- Гм, я не уверен, что его можно так назвать. Он один из нас, из руководства, но занимает... э-э, особое положение. Из-за этого особого положения ему приходится быть осторожным, мы редко видимся лицом к лицу, обычно наши встречи происходят в виртуальности, под надежным прикрытием. Однако с вами он решил познакомиться лично -- полагаю, из чистого любопытства. По-моему, это не слишком удачная идея. -- Олег замялся. -- Только не подумайте, что я считаю вас недостойными доверия. Просто он находится под постоянным присмотром, и ему не стоит лишний раз рисковать. -- Тогда, может, не надо? -- неуверенно отозвалась я. -- Раз так, то лучше уж обойдемся виртуальной встречей. -- Не беспокойтесь, -- отозвалась Аня. -- Вейдер обо всем позаботится. Везде будет зарегистрировано, что Паша просто летал на флайере, нигде не делая посадок. Он любит такие прогулки. А Вейдер свое дело знает. Ага! Значит, Паша. Вот как они его называют. Очень мило. Что касается Вейдера, то я знала, кто скрывается под этим псевдонимом, но все же сочла нужным спросить: -- Вейдер? Странное имя. По-моему, не русское. -- Это прозвище, -- объяснил Олег. -- Он сам себе придумал; не знаю, откуда взял. А зовут его Сергей Иванов -- банально, вроде вашего Джона Смита. Я улыбнулась и покачала головой: -- Тут ты ошибаешься. Джонов Смитов среди арранцев мало. А вот Патрик О'Лири -- другое дело. У нас таких по десятку на дюжину. Впрочем, это не важно. Аня сказала, что ваш Вейдер обо всем позаботится. Он кибер или просто классный хакер? -- Он классный кибер. Один из лучших, если не самый лучший. Только благодаря ему нам удается избегать внимания царской охранки и альвов. -- Должно быть, он настоящий гений, -- согласилась я. -- Просто удивительно, что вас, с вашим-то уровнем конспирации, до сих пор не повязали. Взять, например, меня. Ты ведь знаком со мной всего лишь неделю, только вчера мы более или менее откровенно поговорили, а уже сегодня ты знакомишь меня со своими товарищами. Но что если я работаю на вашу Тайную Службу или, того хуже, на чужаков? А может, я вовсе не человек, может, я замаскированный пятидесятник? Вам не приходило это в голову? Олег ужасно смутился и начал было что-то растерянно бормотать, но Аня решительно перебила его: -- Вы с Эстер не пятидесятники, это точно. И не связаны ни с охранкой, ни с полицией -- мы проверили. То есть, конечно, проверил Вейдер. А касаемо того, что вас могли завербовать альвы еще на ваших родных планетах... ну, тут нам приходится рисковать и полагаться на собственную интуицию. Вы не похожи на предателей. "И все равно, -- подумала я. -- Что-то здесь не так..." 5 Таинственный визитер, которого Аня с Олегом запросто называли Пашей, прибыл примерно через четверть часа. В полном согласии с моими ожиданиями, им оказался невысокий светловолосый парень, чье лицо, симпатичное, но не слишком выразительное, неизменно присутствовало во всех сюжетах новостей, посвященных жизни царского двора. Он был на полгода старше Олега, и через два с половиной месяца ему должно было исполниться восемнадцать. Как и на большинстве человеческих планет, на Новороссии эта дата означает совершеннолетие -- рубеж, перешагивая который, подросток становится молодым человеком, получает все гражданские права взрослого члена общества и одновременно теряет целый ряд привилегий, положенных детям. Впрочем, великий князь Павел Александрович, единственный сын государя и наследник престола, являл собой исключение из этого правила -- совершеннолетним он стал в свой пятнадцатый день рождения. Сей правовой казус возник четыре века назад, когда царь Михаил III перед сложной медицинской операцией с весьма неопределенным исходом издал указ, которым понизил порог совершеннолетия для цесаревичей на три года. Сделано это было ради того, чтобы в случае его смерти власть в стране перешла непосредственно к его пятнадцатилетнему сыну, минуя надлежащее в таких случаях регентство. К слову сказать, операция прошла успешно и Михаил III царствовал еще два десятка лет, однако свой указ оставил в силе. Не отменили его и последующие правители Новороссии. При встрече с наследным принцем мы с Эстер постарались как можно убедительнее разыграть сцену узнавания -- от слегка недоуменного выражения на лице "где-то я его уже видела" до широко распахнутых от изумления глаз "ведь это же... да, точно!" Не знаю, насколько удачно получилось у меня, зато Эстер была неподражаема. А цесаревич, пожав нам обеим руки, с места в карьер заявил: -- Меня зовут Павел. И обязательно на "ты". Только так и никак иначе. Договорились? -- Да, Павел, -- ответила я, а Эстер лишь молча кивнула. -- Вот и хорошо, -- сказал он. -- Сразу чувствуется, что вы с других планет. Наши соотечественники, даже убежденные республиканцы, поначалу робеют, когда я прошу их обращаться ко мне по имени. А вы спокойно смотрите на меня и, небось, думаете: "Надо же, демократа из себя корчит!" -- Если честно, то я действительно так подумала, -- с милой непосредственностью призналась Эстер. Павел повернулся к Ане и Олегу: -- Друзья, полетайте минут двадцать над лесом на моей тачке. Для отвода глаз, чтобы Вейдеру было легче дурить Транспортный Контроль. А я тем временем пообщаюсь с барышнями. Оба поняли, что он просто хочет поговорить с нами с глазу на глаз, однако не стали возражать и послушно забрались в кабину. Когда флайер улетел, цесаревич опустился на траву, скрестив ноги, достал из кармана сигарету и закурил. -- Только не рассказывайте об этом никому, -- произнес он, пряча в карман зажигалку. -- Если мама узнает, что я курю, то очень расстроится. В ответ мы с Эстер неопределенно кивнули и присели напротив него. Где-то с полминуты Павел молча глядел на нас. Не пристально, не изучающе, а скорее с любопытством, как смотрят на редких зверушек. Затем решительно сказал: -- Ладно, девочки, у меня мало времени, так что обойдемся без предисловий. Пожалуйста, назовите свои настоящие имена. И звания, если они есть. От неожиданности я закашлялась. Весь мир померк в моих глазах, как будто меня огрели дубинкой по голове. Откуда-то издалека, словно сквозь плотный слой ваты, до меня донесся озадаченный голос Эстер: -- Что... о чем ты говоришь? Она продолжала играть, изображая святую невинность. А я так не могла. К тому же я понимала, что это бесполезно. Мы сели в лужу, нас раскусили. Весь хитроумный план главного командования пошел коту под хвост... -- Нам известно, что вы не те, за кого себя выдаете, -- между тем продолжал Павел. -- Ты, Рейчел, не с Аррана, а ты, Эстер, не с Земли Вершинина. Вы агенты свободного человечества. И не только вы двое -- мы знаем и о других ваших товарищах. Уже окончательно добивая меня, цесаревич назвал остальных членов нашей разведгруппы. Назвал по здешним, вымышленным именам, но назвал всех без исключения, в том числе и Валька. А на десерт он предположил, что я являюсь командиром отряда, поскольку другие ребята были внедрены либо в семьи местных подпольщиков, либо в интернаты, а я единственная, кто легализовался на Новороссии вместе со взрослыми агентами. -- Вероятнее всего, -- подытожил Павел, -- операцией руководит твой вроде-как-отец. А твоя вроде-как-мать ему помогает. Он ошибся только в одном -- назвав моего отца "вроде-как-отцом". Во всем же остальном попадание было стопроцентным. Немного опомнившись от потрясения и взвесив все "за" и "против", я решила, что терять больше нечего. Все и так уже потеряно, наша миссия потерпела фиаско и дальнейшее притворство бессмысленно. Поскольку нашей жизни или свободе пока ничто не угрожало, я не стала произносить кодовую фразу для активизации миниатюрного передатчика, встроенного в мою правую серьгу. В нештатных ситуациях мы имели право действовать по своему усмотрению, а сейчас как раз возникла эта самая нештатная ситуация. При в данных обстоятельствах откровенность была лучшей из возможных линий поведения. Поэтому я напрямик сказала: -- Меня зовут Рашель Леблан, я мичман Военно-Космических Сил Земной Конфедерации. После этого и Эстер ничего не оставалось делать, кроме как представиться. Павел выбросил наполовину скуренную сигарету и удовлетворенно кивнул: -- Это уже лучше. Теперь мы можем поговорить начистоту. -- И первый вопрос, -- подхватила я, -- как вы нас вычислили? -- Насчет этого могу вас успокоить: лично вашей вины здесь нет. Вы были разоблачены еще в процессе внедрения информации о вас в планетарную сеть. Это заслуга Вейдера. Вы ведь уже слышали о нем? -- Да, слышали. -- Он-то и постарался. Мы уже давно ждали чего-то подобного. -- Что к вам подошлют агентов-сверстников? -- на всякий случай уточнила я. -- Совершенно верно. Так что мы были начеку. Я растерянно тряхнула головой. -- Но тогда... тогда я ничего не понимаю. Раз вы знали, кто мы, то почему просто не проигнорировали нас? -- Поначалу мы так и собирались поступить. Однако позже поняли, что это будет ошибкой. Если мы не пойдем с вами на контакт, то ваше руководство предпримет другие меры, возможно, самые радикальные. Поэтому мы решили принять вашу игру и позволить вам проникнуть в нашу организацию. Я вспомнила, как вчера "обрабатывала" Олега Рахманова, и мне стало стыдно. Ведь я, дурочка, страшно гордилась тем, что так ловко подцепила его на крючок, а на деле оказывается, что он просто игрался со мной... -- Так Олег с самого начала знал, кто я? -- Нет, он как раз не знал. И до сих пор не знает. Правда о вас известна только мне, Ане, Вейдеру и еще нескольким нашим товарищам. Что же касается Олега, то мы не стали вводить его в курс дела. Аня лишь посоветовала ему заняться тобой -- мол, Вейдер кое-что разузнал о тебе интересное, и было бы неплохо привлечь тебя на нашу сторону. -- Павел слегка улыбнулся. -- Так что не переживай, Рашель. Олег тебя не дурачил, вчера он сам был в панике из-за того, как легко ты его раскусила. Его слова немного утешили меня. Не так чтобы очень, но все же... -- Зато Аня меня дурачила, -- мрачно заметила Эстер. -- А я ничего не заподозрила. -- Ну, вы с ней друг друга стоите. Одного поля ягоды. Аня говорит, что если бы она не знала, что ты "подсадная утка", то без колебаний поверила бы твоей легенде. -- Погоди, Павел! -- собравшись с мыслями, произнесла я. -- Все это... очень и очень странно. Вы разоблачили нас и решили поиграть с нами, допустив в свою организацию. Здесь все понятно, все логично. Но зачем ты рассказываешь об этом? Ты же портишь всю вашу игру. -- Затем я и рассказываю, чтобы ее испортить. Это не моя игра, это игра Вейдера и компании. Их план с самого начала мне не нравился, он слишком рискованный и может привести к прямо противоположным результатам, чем они рассчитывают. Однако я видел, что их не переубедишь, поэтому решил втайне от них сыграть по-своему. -- А они ни о чем не догадаются? -- спросила Эстер. -- Я заметила, что Аня была недовольна, когда ты захотел поговорить с нами с глазу на глаз. Она может заподозрить неладное. -- Не заподозрит. Аня лишь изображала недовольство, а на самом деле наша доверительная беседа была спланирована наперед. Ее цель -- предстать перед вами этаким добродушным романтиком-демократом, мечтающим об установлении конституционной монархии, но не способным на какие-либо решительные действия, вроде государственного переворота. А в дальнейшем вас должны постепенно убедить, что и вся наша организация, несмотря на тщательную конспирацию, не представляет собой серьезной силы. Я покачала головой: -- Наши в это не поверили бы. -- Да, -- произнес цесаревич. -- Я тоже так думаю. -- Поэтому ты решил открыть нам свои карты? Хочешь вступить в контакт с нашим руководством? Павел ответил не сразу. Некоторое время он смотрел куда-то в пространство поверх наших голов, а на лице его застыло угрюмое выражение. -- Я хочу свободы для своей страны. Свободы от любого гнета, внешнего и внутреннего. Я хочу, чтобы мой народ жил достойно, как и все остальное человечество, не боясь ни мохнатых ублюдков оттуда, -- Павел ткнул незажженной сигаретой в темнеющее небо, -- ни здешних подонков из окружения моего отца и дяди. Когда ваши войска потерпели в нашей системе поражение, мне еще не было четырнадцати лет. Для меня это стало трагедией. Я так верил, так надеялся, что мы наконец получим свободу, но... вы ушли, вы бросили нас. Нет, я не виню вас в этом, я понимаю, что вы сделали все возможное. Виноват народ Новороссии, который не поднял всеобщего восстания и не ударил по чужакам с тыла; виноват мой отец, который оказался бесхребетным слизняком и призвал людей к бездействию. Сейчас много говорят, что он сделал это под угрозой расправы, чуть ли не под дулом пистолета... Глупости! Никто ему не угрожал, он просто испугался. Перетрусил, смалодушничал... как и весь наш народ. Цесаревич нервно раскурил сигарету, сделал слишком глубокую затяжку и закашлялся. -- Да уж, народ, -- снова заговорил он. -- Хорош народ, который не смеет выступить против врага без государева соизволения. Мы опозорились перед всем человечеством, мы по уши вляпались в де... в грязь. Теперь нам придется долго от нее отмываться. -- Павел махнул рукой. -- Впрочем, это уже сантименты. После тех событий я понял, что в нашей стране нужно все менять -- сверху донизу, иначе мы никогда не освободимся. А если и обретем наконец свободу, то получим ее в качестве подачки, что будет еще унизительнее. В общем, я начал искать связь с вашими агентами. Это оказалось трудным делом, я потратил более семи месяцев, но в конце концов вышел на одного человека, который устроил мне встречу с представителем галлийской разведки. -- Нам известно об этом, -- сказала я. -- Тогда наше руководство сочло твое предложение неприемлемым. -- Если называть вещи своими именами, то от меня попросту отмахнулись. Они решили, что я властолюбивый мальчишка, которому не терпится завладеть отцовской короной. А мне не удалось убедить их в своей искренности. Тем все и закончилось. Ваши быстренько произвели перетасовку агентов -- что называется, обрубили концы и попрятали их в воду, -- и у меня больше не было возможности связаться с вами. Несколько секунд Павел молчал. Но на сей раз он смотрел не куда-то вдаль, а на Эстер. Смотрел, как будто любуясь ею. А может, и в самом деле любовался. Порой даже я, девушка, ловила себя на том, что не могу отвести от нее глаз. Но при всем том я никогда не испытывала к ней зависти. Она была слишком красива, чтобы завидовать ей. С такой внешностью у нее ой как непросто сложится карьера. Всегда найдется немало циников, которые будут истолковывать любое ее продвижение по службе как результат неуставных взаимоотношений с начальством... -- Следующие несколько месяцев, -- продолжил Павел, -- были самыми кошмарными в моей жизни. Я чувствовал себя никому не нужным, всеми отвергнутым. А позже я познакомился с Олегом и его группой. В их лице я нашел своих единомышленников, они полностью разделяли мои взгляды и убеждения. Некоторых из них вы видели сегодня на пикнике. Это замечательные ребята... но они всего лишь замечательные ребята, не более того. В основном они предавались мечтам -- о свободе от чужаков, о правовом государстве, о космических полетах, -- и я мечтал вместе с ними. Просто мечтал, и все. Но два года назад появился Вейдер со своей командой -- Аней Кореевой, Сашей Киселевым, Юрой Ворушинским, Борей Компактовым... ну, и с остальными. Уж они-то были далеко не мечтателями, они сразу развернули такую бурную деятельность, что подчас мне страшно становилось. Наша организация росла как на дрожжах, вы даже не представляете ее истинных масштабов... Я, кстати, тоже не совсем представляю, и мне это очень не нравится. У меня сильное подозрение, что они многое скрывают, что мне известно лишь о верхушке айсберга, а большая часть созданной ими подпольной сети держится в строжайшем секрете. Меня это злит и пугает. Поначалу я опасался, что Тайная Служба либо альвийская контрразведка легко разоблачат нас, но время шло и ничего не случалось. Вейдер гениально все устроил... И, думаю, не только он один. Похоже, у него есть помощники, о которых я ничего не знаю. Я вообще удивляюсь, как вам удалось хоть что-то проведать о нашей организации. -- Вас подвело чрезмерное усердие Вейдера и его предполагаемых помощников, -- объяснила я. -- Ваша Тайная Служба держит на примете всех, кто контактирует с тобой. Просто так, на всякий случай. Но наша разведка обнаружила странную вещь: некоторых твоих приятелей охранка словно не замечает. В ее базе данных нет о них никакой информации, как будто они невидимки. Естественно, это показалось подозрительным, и наши агенты начали осторожное расследование. -- Теперь понятно, -- кивнул Павел. -- Все-таки приятно осознавать, что и Вейдер может ошибаться. А то он пугает меня своим всеведением. Когда в прошлом году ко мне попытались подобраться ваши агенты -- поняли все-таки, что с моим отцом каши не сваришь, -- я был вынужден послать их к черту. Мне пришлось это сделать, потому что большинство моих товарищей категорически против любых контактов с вами. -- А ты? -- спросила Эстер. -- Сам ты не против сотрудничества? -- В принципе, не против. Мне, конечно, досадно, что три года назад ваши люди так обошлись со мной, но я уже не ребенок и ради дела готов переступить через свою гордость. Однако проблема в других ребятах, они не хотят иметь с вами дела. -- Почему? -- Ну, во-первых, общее недоверие к взрослым -- как к здешним, так и к пришлым. А во-вторых, и это главное, уверенность в собственных силах. Ваше руководство слишком поздно спохватилось. К тому времени, когда вы начали принимать меня всерьез, наша организация стала достаточно мощной, чтобы самостоятельно возвести меня на престол. И мы -- я говорю "мы", чтобы не отделять себя от остальных, -- решили не связываться с вами, пока я не стану царем. -- Чтобы не делиться лаврами грядущей победы? -- Грубо говоря, да. Ребята уже почувствовали свою силу и не хотят, чтобы кто-то навязывал им свою волю, указывал, что нужно делать. -- Гм-м... -- с сомнением протянула я. -- Раз ваша организация такая мощная, то почему ты до сих пор не царь? Он вздохнул: -- Все было готово еще шесть месяцев назад, но я использую любой предлог, чтобы отсрочить переворот. Понимаете... В общем, проблема в моем отце. Я никогда не любил его, а четыре года назад, после тех событий, стал его презирать. Но он все-таки мой отец, и я не хочу его смерти. Из чисто моральных соображений, не говоря уж о том, что это было бы скверным началом моего правления. Потому-то я и обращался к вашим людям за помощью -- чтобы вы забрали его с Новороссии и увезли на Землю, Терру-Галлию или куда-нибудь еще, хоть к черту на кулички. Просто так сместить его с трона и оставить здесь, на нашей планете, не получится. Народ не любит отца, хоть и привык во всем слепо подчиняться ему, так что не будет особо возражать, если я заменю его на престоле. Однако есть еще альвы, которым нравится отцовская лояльность, а также некоторые люди... нет, это даже не люди, а паршивые ублюдки, мразь, наживающаяся на сотрудничестве с чужаками. И те и другие горой встанут за отца и не позволят мне занять его место. Но если отец исчезнет, то им не за кого будет вступаться. Вы понимаете? -- Да, понимаем, -- сказала я. -- Это для меня очень серьезная проблема. Аня с Вейдером говорят, что я зря беспокоюсь, что мы временно спрячем отца в надежном месте, а позже, когда я коронуюсь, передадим его в ваши руки, и тут уж вам волей-неволей придется следовать нашему плану. Но я не верю им, я думаю, что они убьют его -- для пущей верности, чтобы зря не рисковать. И я боюсь, что все остальные ребята, даже такие щепетильные, как Олег, признают оправданность этого шага. Для них мой отец не человек, а символ ненавистного им абсолютизма, олицетворение того зла, которое приносит народу неограниченная монархия. Вдобавок они считают его главным виновником того, что случилось четыре года назад. Если рассуждать логически, то они правы, и умом я сознаю, что отец заслуживает смерти. И все-таки... все-таки я хочу, чтобы он остался в живых. А спасти его, увезти с планеты можете только вы. -- А почему ты не пробовал тайно связаться с нашими? -- спросила Эстер. -- Так, чтобы твои товарищи об этом не знали. -- Будь я уверен, что они не узнают, я бы давно связался. Но я не уверен в этом. Я сильно опасаюсь, что Вейдер отслеживает все мои контакты. Если он хоть что-нибудь заподозрит, это будет означать смертный приговор моему отцу. Поймите, он и его ребята немного двинутые. И даже не немного. Другие просто не доверяют старшему поколению, а они... иногда мне кажется, что они ненавидят всех взрослых без разбору. -- Ты можешь поддерживать связь через нас, -- предложила я. -- Они ведь хотят поиграть с нами -- так пусть играют. А мы поведем встречную игру, будем твоими связными. Ты же этого хотел, открываясь нам? -- Да, но... Боюсь, все не так просто. Мы не сможем часто встречаться -- я имею в виду по-настоящему, не в сети. Все наши виртуальные встречи будет прикрывать Вейдер, и тогда мы не сможем говорить откровенно. Хотя... -- Павел умолк и во все глаза уставился на Эстер. Лицо его мгновенно просветлело. -- А знаете, у меня появилась идея! Замечательная идея. -- И какая же? -- Сегодня ночью... Да, прямо сегодня среди ночи я свяжусь с Аней. Я скажу, что влюбился в Эстер. -- Он снова взглянул на нее: -- Ты не против? -- Я... -- От неожиданности она совсем растерялась. -- Ну, не знаю... Это как-то... так... -- А что это даст? -- вмешалась я. -- Как что? Естественно, я захочу каждый день видеть Эстер. Я потребую от Ани, чтобы она срочно что-то придумала. И они с Вейдером придумают -- в этом можно не сомневаться. -- Оригинальная идея. Но рискованная. Ты думаешь, они поверят тебе? -- Поверят за милую душу. А Аня в особенности -- ведь она сама неравнодушна к ней. Эстер густо покраснела: -- Как это? -- Разве ты не заметила? -- удивился Павел. -- Ведь Аня бисексуальна... Ай, ладно, оставим ее в покое. Короче, мне поверят, это точно. Чтобы поверить, достаточно посмотреть на тебя. К тому же всем известна моя слабость к рыжеволосым девушкам. А еще всем известно, что я очень капризный. Как-никак, я цесаревич и с детских лет привык получать все, что хочу. -- Он широко улыбнулся, но за его кажущейся бесшабашностью чувствовалось напряжение. -- Ну, Эстер, что ты об этом думаешь? -- Я... не знаю. Если нужно для дела, то... -- И она вопросительно посмотрела на меня, оставляя окончательное решение за мной -- своим командиром. По идее, мне следовало бы сначала посоветоваться с отцом -- руководителем всей операции, которая, кстати сказать, полетела кувырком. Но как раз из-за этого я не могла терять драгоценное время на согласование своих действий. Нам представлялся случай наладить сотрудничество с наследником новороссийского престола, и я не вправе была упускать этот шанс. На худой конец, если отец не одобрит такой план действий, все можно отменить. -- Хорошо, Павел, -- сказала я. -- Можешь действовать. Только будь осторожен, не переигрывай. -- Не беспокойтесь, -- уверенно ответил он. -- Я разыграю все как по нотам. 6 Когда мы высадили Аню и Эстер на стоянке возле их интерната, уже совсем стемнело. Второпях попрощавшись с нами, девочки бегом бросились к сияющему огнями жилому корпусу, а Олег, проводив их взглядом, ввел в автопилот мой адрес. Флайер взлетел и начал быстро набирать высоту. -- Ну и как тебе сегодняшний вечер, Рейчел? -- Все было просто здорово, -- ответила я искренне. -- У тебя хорошие друзья. Вот только Аня... -- Что "только"? -- Она немного не такая, как другие. В ней есть что-то странное... но не могу понять, что именно. Ее странность какая-то неуловимая. Олег кивнул: -- Это ты в точку попала. Есть в Ане что-то такое, что ставит меня в тупик. Что-то загадочное... или, скорее, непостижимое. И не только у нее одной, вся ее компания такая. -- А ребята, что были на пикнике, не из ее компании? -- Нет, они мои. Все, кроме Эстер. Впрочем, теперь она тоже в моей команде -- ее определили ко мне. Как и тебя, кстати. Ты ведь не против? -- Конечно, нет. Я же сказала, что у тебя хорошие друзья. -- А как тебе Паша? Я улыбнулась: -- Знаешь, немного забавно слышать, что вы его так называете. По телику он "его царское высочество, великий князь", а для вас -- просто Паша. Но он действительно оказался простым и милым парнем. Мне он понравился. -- Вы ему тоже понравились, -- сказал Олег. Затем многозначительно добавил: -- В особенности Эстер. -- Правда? -- Я изобразила удивление. -- Отчего ты так решил? -- Я понял это по выражению его лица, когда он смотрел на нее. Мы с Пашей знакомы давно, я знаю его как облупленного. Он очень влюбчив и особенно падок на рыженьких. А Эстер такая хорошенькая, что он никак не мог перед ней устоять. -- Да уж, -- с невольной завистью произнесла я. -- С ее фигурой и мордашкой никто перед ней не устоит. По-моему, даже Аня... -- Я осеклась, запоздало прикусив язык. Олег взглянул на меня с восхищением: -- А ты наблюдательная, Рейчел! Аня и впрямь у нас такая. Обычно она водит шуры-муры с Сашей Киселевым, но и девчонками не брезгует. Тем более, такими милашками как Эстер. -- Тебе она тоже нравится? -- Эстер? Конечно, нравится. Она всем нравится. Но ты вне всякой конкуренции. Ты... -- Пожалуйста, не надо обо мне, -- попросила я. -- Хорошо, не буду, -- со вздохом согласился он. -- Лучше поговорим про Павла, -- торопливо продолжила я. -- Ты уверен, что он не просто рвется к власти, а действительно хочет перемен? -- Я убежден в этом. За Пашу я могу поручиться головой. Но вот Вейдер, Аня и их товарищи... они вызывают у меня опасение. -- Чем именно? -- Своими авторитарными замашками. Боюсь, им не нужны перемены. В смысле -- коренные преобразования. Похоже, они вполне будут довольны ролью серых кардиналов, тайной власти за троном... Хотя, может, я ошибаюсь. Возможно, они более практичны, чем я, и лучше разбираются в человеческой психологии. Это они отговорили Пашу от его первоначальной идеи сразу после восшествия на престол провозгласить конституцию и назначить выборы в Государственную Думу. Я не знаю. Мне всегда это казалось совершенно естественным и не подлежащим сомнению, но Вейдер заявил, что в таком случае у власти останутся те же люди, что и сейчас. Он считает, что наш народ еще не готов к демократии, что его нужно постепенно к ней приучать. А ты что думаешь, Рейчел? -- Мне трудно сказать. Я еще плохо ориентируюсь в вашем обществе, чтобы судить о таких вещах. Но думаю, что людям все же нужно дать право выбора -- какую власть они себе хотят. На моей родине есть поговорка: "Каждый народ имеет такое правительство, какое он заслуживает". Олег задумался. -- Пожалуй, ты права. Это звучит немного жестоко, зато справедливо. Если народ сам выберет себе плохое правительство, то ему не на кого будет пенять, кроме как на самого себя. -- Он сделал паузу. -- Хотя нет. Как свидетельствует история, народ почти никогда на себя не пеняет. Он всегда находит виновников своих бед -- либо внешних врагов, либо внутренних. Я смотрел много всяких хроник из прошлого разных планет, но ни разу не видел, чтобы на демонстрациях протеста люди несли транспаранты вроде: "Позор нам! Это мы сами выбрали себе такую власть". Я пристально посмотрела на него: -- А ты, оказывается, циник. Не ожидала. Олег тихо вздохнул: -- Я не циник. Просто порой становлюсь пессимистом. Наверное, сказывается влияние Вейдера и Ани. Он склонился над консолью управления и подкорректировал курс автопилота, с тем чтобы флайер поднялся на максимально дозволенную правилами воздушного движения высоту. Затем щелкнул выключателем, и свет в кабине погас. Остались только тусклые огоньки на панели да сияющие в ночном небе звезды. Я ожидала, что Олег сейчас полезет тискать меня и целовать, и уже приготовилась дать ему отпор. Но оказалось, что ничего подобного он не замышлял. Он просто откинулся на спинку кресла и устремил взгляд вверх, сквозь прозрачный потолок флайера. -- Рейчел, -- тихо спросил он. -- Что ты чувствуешь, когда смотришь на звезды? -- Ну... наверное, восторг, благоговение, -- ответила я. -- А мне становится грустно. Я думаю о далеких свободных мирах, где живут люди, которым открыта дорога в космос, и мне... мне хочется плакать. От зависти, досады, от собственного бессилия. Чем я хуже других? Почему я не могу летать к звездам?.. -- Олег резко повернулся ко мне. -- Это несправедливо, понимаешь! Я не хочу прожить всю жизнь прикованным к планете. Не хочу!.. Не хочу... В полумраке его лицо показалось мне таким близким, таким родным, таким похожим на... Нет, нет, это всего лишь наваждение! Этого быть не может, но... Я сама не почувствовала, как придвинулась к Олегу вплотную и положила руки ему на плечи. -- Не мучь себя, милый, все будет хорошо. Ты полетишь в космос, обязательно полетишь. Мы вместе полетим. Верь мне -- я знаю, что говорю. Я подарю тебе звезды, дай только срок. -- А уже про себя добавила: "Мне это не впервые". Олег поцеловал меня. Я не стала сопротивляться и лишь крепче прижалась к нему. Всю дорогу мы просидели в обнимку, целуясь и говоря друг другу ласковые слова. Таблетки, которые я все же прихватила с собой, не понадобились. Нам и так было хорошо. глава пятая СТЕФАН: НЕОЖИДАННЫЙ ПОВОРОТ 1 -- ...Вот такой вышел расклад, -- подытожила Рашель, закончив пересказ своей беседы с наследным принцем. -- Затея с "подсадными утками" не выгорела. Но задание нельзя назвать полностью проваленным, мы все-таки кое-что выяснили. А главное, вышли на Павла, и он согласился с нами сотрудничать. -- Она напряженно посмотрела на меня. -- Ведь мы с Эстер правильно поступили, да? -- Да, солнышко. Вы поступили так, как должны были поступить, -- ответил я, все еще колеблясь, следует ли говорить дочери всю правду, или лучше по-прежнему держать ее в неведении. Но Анн-Мари рассудила за меня. Вскочив с кресла, она прошлась по комнате, удовлетворенно потирая руки. -- Нет, надо же, получилось! Я не верила, что получится, но вот на тебе... Ай да Дюбарри, ай да сукин сын! Как здорово он все просчитал! Рашель вопросительно уставилась на нее, затем снова перевела взгляд на меня: -- Что это значит, папа? -- Так замышлялось с самого начала, -- объяснил я. -- Главная цель вашей миссии как раз и состояла в том, чтобы связаться с Павлом. Он объяснил вам причины, по которым отказывался вступать в контакт с нашей разведкой. Командование уже давно подозревало, что тут дело не в нем самом, а в его ближайших соратниках, которые не хотят ни с кем делиться своим влиянием на цесаревича и, к тому же, не доверяют взрослым. Наши и так и этак пытались подступиться к Павлу, но безрезультатно. А недавно Дюбарри с Лефевром задумали хитроумный план и задействовали в нем группу школьников, которых несколькими месяцами раньше отобрали для внедрения в эту организацию. Вы не были "подсадными утками". Если употреблять охотничью терминологию, то вас использовали для "ловли на живца". -- Погоди! Ты хочешь сказать, что наше разоблачение было подстроено специально? -- Да, Рашель. Это был тонко просчитанный ход. Хотя должен признать, что я тоже сомневался в его эффективности. Но Дюбарри оказался прав: ребята клюнули на приманку и решили поиграть с вами. А Павел, вопреки их планам, поступил именно так, как мы и надеялись. Дочка обиженно надула губы: -- Вы нам ничего не сказали. Все это время вы обманывали нас. -- Так было нужно, чтобы вы вели себя как можно естественнее. -- Ну ладно, с остальными понятно, -- не унималась Рашель. -- Но я... и Валько. Мы возглавляем группу, мы должны были знать. Это нечестно. Я замешкался с ответом, так как чувствовал себя немного неловко, и тут вмешалась Анн-Мари. -- Мичман Леблан! -- резко произнесла она, отбросив нашу игру в папу, маму и дочку. -- Мне кажется, вы превратно понимаете ситуацию. Вы находитесь на военной службе, а не в скаутском лагере; командование не обязано отчитываться перед вами за все свои действия и объяснять те или иные решения. На войне каждый солдат должен знать ровно столько, сколько необходимо для успешного выполнения возложенной на него задачи. Не больше и не меньше. Честно это или нечестно -- другой вопрос, который к делу не относится. Все упирается в целесообразность. Я ясно выражаюсь? -- Так точно, мэм! -- ответила пристыженная Рашель. -- Вот и все, -- сказала Анн-Мари уже мягким тоном и уселась обратно в кресло. -- Инцидент исчерпан. Теперь я снова для тебя не "мэм", а "мама". -- Хорошо, мама, -- серьезно кивнула дочь. -- Значит, наше задание можно считать выполненным? -- В основном да, -- произнес я. -- Но праздновать успех еще рано. Вы должны продолжать игру для прикрытия Эстер. Впрочем, не только для этого -- даже в качестве "засвеченных" агентов вы можете принести много пользы. Вы будете своего рода связующим звеном между нами и этими взбалмошными ребятами. За ними нужно присматривать, чтобы они не наделали глупостей. -- Мы присмотрим, -- пообещала Рашель. Вскоре дочка ушла к себе, а я по ее рассказу составил донесение, которое Анн-Мари затем зашифровала и отправила по секретным каналам связи представителю объединенного командования, возглавлявшему всю агентурную сеть на Новороссии. Менее чем через четверть часа пришел лаконичный ответ, что информация получена и принята к сведению. Анн-Мари погасила терминал и повернулась ко мне: -- Ну, кажется, на сегодня все. Теперь можно идти спать. "Да, спать, -- подумал я. -- Просто спать. Как всегда, каждый на своей половине кровати..." За полторы недели, которые мы прожили здесь в качестве мужа и жены, за одиннадцать ночей, проведенных в одной постели, мое первоначальное и, в общем-то, банальное для мужчины желание заняться сексом с привлекательной женщиной переросло в нечто большее -- в желание заняться с ней любовью. Я не знал точно, когда это случилось, но в последние дни меня все сильнее влекло к Анн-Мари, и наша игра в супругов порой казалась мне вовсе не игрой, а самой что ни на есть настоящей реальностью. Я чувствовал, что начинаю влюбляться, и это меня беспокоило -- не столько потому, что Анн-Мари была моим сослуживцем и, мало того, подчиненной, сколько из-за Рашели. Я не знал, как отнесется к этому дочь, однако боялся, что не слишком благосклонно. Как я подозревал, в глубине души она еще питала иллюзию насчет того, что я снова могу сойтись с ее матерью. Но это были напрасные надежды... -- Что с тобой, Стив? -- спросила Анн-Мари, мигом уловив