ствует из пятьдесят девятой руны восьмой песни. И после своего исцеления она живет, как и предсказала Ругенгарда, долго и счастливо. Как понять это, если встреча с йомалатинтис -- синоним смерти? Это самое темное место во всей "Бьярмскрингле". Однако в рунах, не вошедших в основной свод, в канонический текст книги, Йомалатинтис упоминается еще раз. К сожалению, упоминание это не только не проливает света на загадку Инты, но напротив, еще больше запутывает ситуацию. Относится эта руна, по всей видимости, к сюжету о Великом Восточном походе. Здесь Йомалатинтис встречается уже в другом контексте. И тогда ему явилась В блеске золота Йомала И сказала: "Чоурраут, Отправляйся в путь смелее, Ничего в пути не бойся, А советчицею будет В том пути великотрудном Для тебя Йомалатинтис", ( Так сказала и исчезла. Мне кажется, -- да и не только мне, это общепринятая точка зрения, -- что здесь проявилось метафорическое, образное мышление. Правда, находятся порой оригиналы, чтобы не сказать больше, на основе этих трех фрагментов усматривающие в Йомалатинтис чуть ли не тайный жреческий орден, биармскую инквизицию одиннадцатого или даже более раннего века и еще Бог знает что. Но в этом не больше смысла, чем в предположении, будто солдаты старой русской армии вступали в интимную связь о мортирами и гаубицами. Ведь при желании вполне возможно именно так истолковать слова солдатской песни: "Наши жены -- пушки заряжены, вот где наши жены". А? -- Брумман громко расхохотался. -- Так что советы Йомалатинтис, конечно же, просто советы стрел, советы оружия. Смысл этого выражения можно сформулировать примерно так: "Слушай, что скажет тебе твой меч". Точнее, конечно, стрела, но меч -- более привычный, более традиционный образ. А что это значит? Это значит -- разум и честь воина. Я, во всяком случае, ни с каким иным толкованием согласиться не могу. И это, к сожалению, все, что я могу сказать вам о Йомалатинтис. Сомневаюсь, чтобы в Биармии кто-нибудь мог сказать больше. Это не самореклама, поверьте. Просто такими аспектами "Бьярмскринглы" занимаются считанные люди, и я их всех поневоле прекрасно знаю. Смогли вы извлечь для себя что-нибудь полезное из моего рассказа? -- Пока не знаю, -- честно признался я. -- Но в любом случае я вам искренно благодарен. -- Я встал. -- Простите, что заставил вас потратить столько времени на просвещение профана. -- Пустяки, -- отмахнулся Брумман. -- Поковыряться в таких вещах всегда приятно. По идее, мне следовало бы откланяться, но я почему-то медлил. Какая-то мысль блуждала в потемках, и я никак не мог уцепиться за нее. Впрочем( -- Еще один вопрос. Последний. Вы упомянули о каком-то оригинале, трактующем Йомалатинтис( -- Ах, это, -- по лицу Бруммана пробежала легкая тень неудовольствия, но он был человеком воспитанным. -- Это один из наших историков. Пожалуйста: Айн Калхайно, магистр Республиканского университета, работает в Институте Биармии. Уходил я из Университета со смешанным чувством. Некоторого разочарования -- вряд ли филологические изыски доцента Бруммана смогут мне пригодиться. И смутной радости: кто знает, будет ли полезна встреча с Айном, но повидаться с приятелем отроческих лет само по себе приятно. VI Дозвониться до Айна не составило труда. Не знаю, чего здесь было больше -- везения или закономерности. Конечно же, Айн мог оказаться в отпуске, но те, кто любит весну, отправляются путешествовать или отдыхать в мае, а люди летней души -- в июле. Сейчас был июнь, и потому, пожалуй, закономерность преобладала над везением. Естественно, Айн не узнал меня по голосу, как, впрочем, не узнал бы его и я, позвони он вот так, неожиданно. Все-таки прошло слишком много лет( Но стоило мне представиться, и: -- Марк! Ну, молодец! Это ты здорово придумал -- позвонить! Когда встретимся? Знаешь что? Давай завтра. Суббота, день у меня свободный, приезжай, я тебя со своими познакомлю, -- сыпал он. -- А сегодня можно? -- поинтересовался я. -- Ну, знаешь! Что это тебя так прихватило? Чуть не семь лет пропадать -- и это в одном-то городе! -- а теперь пороть горячку( Ну, Марк! -- Слушай, -- сказал я. -- Я все понимаю. Но признайся честно: ты можешь повидаться со мной сегодня? В любом месте и в любое время. Но чем скорее, тем лучше. -- Странно, -- озадаченно протянул Айн. -- В чем дело? Я могу тебе помочь? -- Не знаю. Может быть. Если встретимся. -- Хорошо, -- сказал он уже другим, деловым тоном. -- Я могу освободиться через час. Извини, но раньше никак. Где? -- Где тебе удобно. -- В институте не поговоришь. Ты где квартируешь? Я назвал адрес конторы. Она все-таки была в центре, не то что мой дом. -- Буду в четыре, -- оказал Айн. -- Жди. Мы с Айном познакомились в тот год, когда мне грезились потерянные пирамиды Египта и скрывающиеся в сельве города индейцев неведомых племен. Мои мечты обернулись скоротечной романтикой, оставившей лишь пожизненный, но слабый реликтовый интерес. У Айна же увлечение, похоже, сохранилось на всю жизнь. Мы вместе занимались в археологической студии года два, а потом я ушел в Полицейскую школу. Еще через три мы снова встретились -- уже в университете. Но я учился на юридическом, а он на истфаке. К тому же на два курса старше меня. Встречались мы теперь редко, хотя и по-прежнему тепло. Но после Университета наши дороги снова разошлись. Лишь изредка, буквально раз в год, мы сталкивались где-нибудь, ( город-то невелик, -- останавливались поболтать или заглядывали в какой-нибудь ресторанчик. А последние несколько лет не виделись вовсе. Так уж как-то оно получилось. И вот теперь, ожидая его прихода, я вдруг почувствовал, что все эти годы мне не хватало именно Айна. Или нет, не то. Просто вдруг вернулось прошлое, а это всегда очень тревожно. Возвращенное прошлое чаще всего обманывает. Но должны же из всякого правила быть исключения! Айн приехал почти точно в четыре. -- Ну, что у тебя стряслось? -- опросил он с порога. -- И что это за дурацкая табличка там, внизу? Ты что, в самом деле в пинкертоны записался? -- Фу, как банально! -- возмутился я. -- Ничего пооригинальнее придумать не мог? Мы рассмеялись, и все стало как-то просто. Я провел Айна в "задушевную". -- Пить будешь? Что? -- Ничего. Или -- кофе, если есть. В институтском баре опять кофеварка сломалась( -- Сейчас сварю. А ты пока обживайся. -- Погоди. Что все-таки у тебя стряслось? Зачем я понадобился? -- Если честно, сам до конца не пойму. Просто сегодня я был в alma mater, и некий доцент Брумман сболтнул ненароком, будто у тебя имеются нетрадиционные соображения по поводу значения слова "йомалатинтис"? Это правда? -- В принципе. А зачем тебе? -- Вот что. Пока я ничего говорить не буду. Я займусь кофе, а ты соберись с мыслями и скажи все, что думаешь на сей счет. Потом, может быть, скажу что-то и я. Прости, но это касается дела, которое я сейчас расследую. И есть такое понятие -- профессиональная тайна. Не обижайся, Айн. -- Я не обижаюсь. Я кофе жду. И я отправился на кухню. Айну не пришлось долго обживаться: когда я вернулся, он уже привольно раскинулся на мягких диванных подушках. Я быстро сервировал столик, и вскоре мы уже понемножку прихлебывали кофе, сваренный, как учил меня когда-то дед: "черный, как ночь, горячий, как конь, и сладкий, как поцелуй". Запивать его полагалось ледяной минеральной -- от контраста сладко ломило зубы. -- Давай условимся, -- начал Айн. -- Я постараюсь изложить свою точку зрения предельно кратко. Что именно тебя интересует, не знаю, и потому рассусоливать не стоит. А дальше -- задавай вопросы. Сумею -- отвечу. Идет? -- Идет. -- Ну что ж( Только учти, при всем лаконизме мне придется начать с небольшой преамбулы. Я кивнул. -- Так вот, я, видишь ли, уже почти двенадцать( Да, точно -- двенадцать лет занимаюсь одной любопытной темой. Кстати, и диссертацию по ней защищал. Знаешь, как она называлась? Слушай! -- он указующе воздвиг перст. -- Дай Бог не сбиться( Вот: "Типологические и структурные конгруэнтности и подобия зарождения и функционирования потаенных социальных образований". Каково? -- Прилично закручено -- согласился я. -- В высшей степени академично. Такое нельзя не утвердить. -- Точно. А по-человечески это означает, что я пытался рассмотреть в едином ряду различные тайные общества и организации, существовавшие в разных странах за последние три тысячи лет. -- Ого! -- Ну, это, может, и громко сказано. Естественно, я не мог рассмотреть их все. Обо многих попросту ничего не известно. Как, например, об индийском Братстве девяти неизвестных. Само его возникновение в древнем царстве Айодхья весьма спорно( Хотя именно такие и представляют наибольший интерес. -- То есть? -- Потому что лишь общество, о деятельности которого нам абсолютно ничего не известно, и можно считать тайным в полном смысле слова. Во всяком случае, любовь к парадоксам у Айна осталась прежней. -- Однако по порядку, -- продолжил он. -- И не беспокойся, лекций читать не собираюсь. За всю историю человечества не было и нет страны, где не существовали бы тайные общества. По крайней мере -- с тех пор, как стал разваливаться первобытнообщинный строй. На первый взгляд, все они кажутся возникшими по разным причинам в принципиально несхожей общественно-исторической обстановке. Но ежели вглядеться попристальнее, оказывается, что их можно свести к очень немногим типовым моделям. С точки зрения целей они делятся на три группы. Одни использовали свое влияние и могущество для сохранения существующего порядка; другие -- для его разрушения и создания нового; третьи -- для собственного преуспеяния при любом порядке. Примерами могут сдурить соответственно "Общество Иисуса", русские тайные общества начала девятнадцатого века и современная мафия. В каких-то случаях эти цели могут сочетаться друг с другом, но это уже не принципиально. С точки зрения психологической они позволяли человеку удовлетворить сразу несколько духовных запросов. Прежде всего -- потребность в игре. Ведь собственно говоря, вся наша жизнь -- это игра. Не с позиции арии Германна, естественно, а с позиции теории игр. Котенок, играя, учится ловить мышек и пташек, и продолжает играть, став здоровенным нахальным котярой. Человек в детстве играет в казаков-разбойников, а когда потом, в силу социальных предрассудков, ему становится уже неудобно делать это ( зачитывается и засматривается детективами. К тебе это, само собой, не относится, ты способен играть в казаки-разбойники до конца дней. Во-вторых, это тяга к таинственному, заложенная опять-таки почти в каждом из нас. Наконец, в-третьих, -- естественное стремление не затеряться в людском море, обрести тесную связь с племенем единомышленников. А попутно -- и их поддержку, что также немаловажно. Эти два последних свойства вовсю эксплуатировали, например, масоны. Правда, в последние полтораста лет они стали порационалистичнее, но это не суть важно. И последнее. По степени закрытости тайные общества можно разделить как минимум на три разряда. Это явные тайные общества, неявные тайные общества и, наконец, тайные тайные общества. Вот, например, японская мафия. Вроде бы общество тайное, но настолько, что мафиози пишут на визитных карточках: "Итиро Маюмура, член банды Ямагути". Это классическое явное тайное общество. И таких немало. Лежит у меня дома забавная книжица, выпущенная лет семьдесят назад в Париже -- "Путеводитель по тайным обществам Франции". Кого там только нет: Граждане мира и Церковь Сатаны, карбонарии и розенкрейцеры. Орден Белого Лотоса, какая-то Международная ассоциация трансцендентальной медитации, масоны, наконец, -- всего больше сотни. И все с адресами, телефонами, факсами, адресами электронной почты( Теперь о неявных тайных обществах. Их тоже предостаточно. Кое-что мы о них всегда знаем, но многого -- нет. Таковы, например, греческое "Филики Этериа" или, скажем, более известный орден отцов-иезуитов, воинство Иисусово. Мы знаем, кем и когда был создан орден. Знаем его девиз. Знаем, когда он был утвержден папой Павлом III, когда распущен, когда воссоздан опять. Знаем его монастыри и учебные заведения. Известно, кто и когда был генералом ордена. И мы более или менее представляем себе его цели. Но понятия не имеем обо многих средствах, которыми он пользовался; можем только догадываться о тайных, светских иезуитах, которых было немало, а также очень и очень обо многом другом. Теперь, наконец, тайные тайные общества. Чтобы не томить тебя, разберем их на примере Йомалатинтис. Возникло оно как реакция на разрушение матриархата и преследовало сугубо охранительные цели. Обрати внимание: Чоурраут, который фигурирует в не вошедших в канонический свод "Бьярмскринглы" рунах -- первый, заметь это, вождь всех биармов. А что это значит? Не объединение биармов под его властью, они были едины и раньше. А то, что он -- первый вождь-мужчина. И ему тонко намекают, что лучше бы прислушаться к указаниям Йомалатинтис -- тайного женского совета. Почему я так решил? Очень просто. Не знаю, что было раньше -- курица или яйцо, символизировали стрелы Йомалы этот женский орден или, наоборот, орден возник как реализация образа, овеществление метафоры, несомненно одно: стрелы Йомалы убивали реально. Вспомни историю Эйрика Красной Лисы, которого упоминают и скандинавские саги. Он погибает здесь, в Биармии, от стрел Йомалы, настигающих его после восьмидневной погони. Заметь, саги всегда скрупулезно точны в деталях. Какая же стрела может лететь восемь дней? Только йомалатинта, тайная мстительница, служительница и карающая стрела Йомалы. Йомалатинтис ( тайный союз защитниц женского божества, посылал за Эйриком, за карликом Карьяхойей, за множеством иных прочих свои стрелы. Йомалатинты не только изображались с глазами -- они были зрячими, ходили на двух ногах, отличались упорством, жестокостью и коварством. Опять-таки, обрати внимание, в целом ряде стран, особенно африканских, существовала женская гвардия. И она была надежнее мужской. Не стану утомлять тебя подробностями, перечислением источников и прочей шелухой, принципиального значения не имеющей. Вот суть. С крушением матриархата изменился мир. И чтобы сохранить власть, женщинам пришлось изменить саму ее природу. Из явной ( сделать тайной. Зародыш такой власти уже был -- жрицы Йомалы. Они постепенно создали свой тайный орден. Причем самым страшным в этом обществе была его таинственность, закрытость. Членом Йомалатинтис могла оказаться твоя мать, сестра, жена, дочь. Рука Йомалатинтис была неуловимой и жестокой. Никому не дано было знать, кто нанесет удар, неожиданный и непредсказуемый. И хотя Йомалатинтис просуществовал не так уж долго, от силы лет двести-триста, и подобно всем подобным социальным образованиям оказался не слишком эффективным, мне думается порой, что искони свойственное нашему народу уважение к женщине уходит корнями в этот древний страх. А теперь -- спрашивай. Увы, ответы на интересовавшие меня вопросы следовало искать отнюдь не в эпохе крушения матриархата. Но когда я сказал об этом, Айн как-то странно улыбнулся. -- Чаще всего отсутствие ответа означает неумение поставить вопрос. -- Нахал! На правах старой дружбы заявляю об этом прямо. -- Я тоже сказал прямо. И плесни-ка мне еще кофейку. -- С удовольствием. Я налил Айну кофе, принос из холодильника новую бутылку "боржоми", а думал тем временем, что вопроса и впрямь поставить не могу. А почему, собственно? -- Понимаешь, вчера один человек предостерег меня от Йомалатинтис. Поскольку отправляться в одиннадцатый век я не собираюсь, то ни лекция Бруммана, ни вся твоя премудрость, похоже, оказываются ни при чем. -- А ты уверен, что вся? -- поинтересовался Айн. И тут до меня дошло. -- Постой! Ты сказал -- на всем протяжении истории? То есть( Да нет, ты же сам говорил, что они просуществовали не слишком долго! -- Вот ты и попал в точку, Марк. -- Выходит, Йомалатинтис существует? Снова? -- Этого я не говорил. ( А что же? -- Что есть некоторые косвенные -- не данные даже, а так, намеки и полунамеки, позволяющие допустить подобное. Конечно, это уже иной Йомалатинтис. Но название выбрано не случайно -- он тоже из тайных тайных обществ. Иначе это были бы не подозрения. Была бы информация. -- Так какого же черта ты столько времени водил меня за нос? -- Во-первых, чтобы подразнить некоего сыщика, который вспоминает о своих приятелях раз в семь лет, да и то по делу. А во-вторых, потому что ты сам молчал. Предостережение, о котором ты говоришь -- еще одно подтверждение существования Йомалатинтис. Гипотетического, уточним, существования. И наконец, в-третьих, я думал, что этим все-таки интересуется полиция, а не частные сыщики. -- Я интересуюсь исключительно пропавшим без вести человеком. -- Ясно. -- Ладно, Айн. Давай попробуем разобраться вместе. -- А как же профессиональная тайна? -- Мы не станем ее нарушать. Мы просто поговорим о некоей ситуации. Идет? И мы стали разбираться. За время нашего военного совета Айн дважды звонил домой. Он старался говорить потише, а я, естественно, не прислушивался. Около восьми он отставил очередную чашку кофе (его кофеемкость еще в студенческие годы вошла в легенду, помнится, на пари он выпил однажды тридцать девять чашек -- и остался жив!), посмотрел на меня и спросил: -- Ну как, на сегодня все? Учти, если я еще нужен, то -- вот он я. Пусть даже Эльза сделает из меня фарш для своих фирменных зраз. Но, по-моему, мы иссякли. С этим нельзя было не согласиться. -- Тогда -- до завтра? Мы с Эльзой будем ждать. Скажем, к шести. И с детьми познакомлю. -- У тебя есть дети? -- Двое. Мальчишки. -- Высоко же ценится труд историка! -- Сам удивляюсь. Но факт, как говорится, в детской. Сорванцы -- жуть. И взглянуть на живого частного сыщика им( Да за это они у меня неделю манную кашу есть будут! Так мы ждем? -- Прости, не получится завтра. Айн удивленно вскинул брови. -- Но мы же договорились! Сегодня -- дела, а завтра( -- И завтра у меня будут дела. Видишь ли, для меня Йомалатинтис -- но академический интерес. -- Вот оно что, -- Айн нахмурился. -- Ты уверен, что я больше ничем не могу тебе помочь? -- Уверен. По крайней мере -- сейчас. А там видно будет, если понадобится -- позвоню. Или когда кончу дело. Договорились? -- Ну смотри, Марк, если опять позвонишь через семь лет, я тебя безо всяких стрел Йомалы! Понял? -- Позвоню, в самые ближайшие дни позвоню, -- пообещал я. Совершенно искренне пообещал. -- Слушай, а пистолет у тебя хоть есть? -- всполошился вдруг Айн. -- Сам понимаешь, не игрушки( Я от души расхохотался. -- Младенец, -- сказал я, -- кто же позволит частному, понимаешь, частному сыщику носить оружие? У нас на сей счет законы ох как строгие. Да ты не беспокойся, оружие мне не понадобится. -- Точно? -- Абсолютно. -- Ну тогда удачи тебе, Марк. И помни -- жду. Оставшись один, я завалился на диван и стал думать. Подумать было о чем. VII Когда в голове у меня сложился план действий, я позвонил Магде -- Какие у тебя планы на выходные, боевая подруга? -- А что вы можете предложить, Марк? -- Увы, только работу. Скорее всего, на оба дня. И притом круглосуточно. Но сверхурочные, естественно, с меня. -- Идет. Когда надо быть? -- Знаешь, как говорят в таких случаях? Вчера. -- Ясно. Буду через сорок минут. Устроит? -- Вполне. И не забудь права. В ожидании Магды я еще раз прикинул все детали. Вроде бы сходилось. Если сойдется в действительности, мне будет что написать в завтрашнем отчете господину Пугоеву. Но, как говорят англичане, чтобы приготовить рагу из кролика, надо иметь хотя бы кошку. А пока у меня были только идеи и предположения, пусть даже убедительные и правдоподобные. Что ж, попробуем поймать кошку. Через коммутатор "Детинца" я соединился с квартирой Риты Лани. Она сняла трубку так быстро, словно сидела у телефона и ждала звонка. -- Здравствуйте, Рита. Это Марк Айле, частный сыщик. Помните? -- Я вас узнала. По голосу. Ну конечно, профессиональный слух( -- Я закончил дело. -- Вы нашли Виктора? -- спросила она странно ровным, напряженным голосом. -- Нет. Но я нашел неопровержимые доказательства его смерти. На этот раз она все-таки вскрикнула. -- Примите мои соболезнования, -- сказал я как мог официальнее. Такие интонации позволяют легче врать. И повесил трубку. Я ожидал, что она перезвонит. Чтобы узнать мой номер, ей могло понадобиться максимум минут пять. Но прошло четверть часа, а звонка не было. Магда появилась с обычной пунктуальностью -- ровно через сорок минут. -- Привет, Марк! Какие будут указания? -- С указаниями успеется. А пока, если не трудно, организуй чего-нибудь пожевать. Я сегодня еще не обедал. И вряд ли буду ужинать. Наличные запасы, как оказалось, иссякли, и Магде пришлось прогуляться в пиццерию на углу. Потом мы поужинали; ужинал, собственно, я; Магда больше составляла компанию. Попутно я изложил инструкции. Сейчас мы поедем в одно приятное и спокойное место. Я останусь там, а Магда вернется в контору. И будет сидеть здесь у телефона. Это главное. Она может заниматься чем душе угодно -- есть, пить, читать, раскладывать пасьянсы, печь пироги или смотреть телевизор, но должна быть готова в любую секунду по первому же звонку снять трубку. Если не вернусь к утру, -- позвонить генералу Керро. Он меня в это поганое дело втравил, пусть сам и вытаскивает. -- Вот телефоны -- два служебных и домашний. Если у телефона окажется кто-то другой, скажешь только, что у тебя срочное сообщение от Перса. -- От кого? -- От Перса. Запомнила? -- Запомнила. Перс. Вопрос можно? -- Давай. -- Это что, псевдоним? Мы работаем на полицию? -- Нет, -- улыбнулся я. -- Мы честные частные сыщики. И работаем на клиента -- в полном соответствии с законом. Так что заговорами, шпионами и прочей чепухой головы не забивай -- она тебе для другого пригодится. А Перс -- просто прозвище. Детское, можно сказать. Все? Магда кивнула. -- Если скажешь так, он вскорости тебе позвонит. Ну, а если сразу на него нападешь, скажи: "Персу худо". И все. Ясно? -- Куда яснее. -- Вот конверт. Вскроешь только во время разговора с генералом. Кстати, после соединения лучше обращайся к нему просто по имени -- Феликс. Он поймет правильно, не сомневайся. В конверте адрес. Зачитаешь ему. -- Хорошо, Марк. Что, дело так серьезно? -- Ей-богу, не знаю. Но береженого Бог бережет. Главное ( будь при телефоне. Ты можешь понадобиться в любой момент. И я понятия не имею для чего. Договорились? -- Не беспокойтесь, Марк. -- Тогда повтори. Магда повторила. Очень точно. -- Хорошо, -- сказал я, -- спасибо, боевая подруга. А теперь нам пора. Перед уходом я еще раз позвонил в "Детинец". Телефон в квартире Риты Лани не отвечал. Похоже, все идет именно так, как я предполагал. Не знаю, как насчет кроликов, но кошку, возможно, словить удастся. И мы отправились ее ловить. Когда я отъезжал от дома, почти одновременно от пиццерии тронулась голубая "кама". Сперва я не обратил на нее никакого внимания, но потом вдруг спохватился. Может, это и аберрация памяти, но я готов был поклясться, что такая же зализанная голубая машина стояла рядом с моим "алеко" возле Университета. Об этом стоило подумать. Чтобы выиграть время, я не стал сворачивать к Старому Рынку, а поехал прямо -- к Садовой площади. Временами я поглядывал в зеркальце. "Кама" следовала за мной, причем довольно профессионально, не впритык, а оставляя между нами то одну, то две машины. На Садовой я сделал круг и двинулся в обратном направлении. Магда молча сидела рядом, ничем не выдавая удивления. Молодец, девочка! И водитель "камы" тоже, к сожалению, молодец -- словно приклеился. Да что же это такое делается? Отрываться на скорости я не мог: и мотор у меня похилее, да и вообще на улицах с ограничением до восьмидесяти это не имеет смысла. В прежние времена, когда я разъезжал на служебных машинах -- другое дело. Тогда никто не стал бы задерживать машину с полицейскими номерами. Их вся дорожная полиция знает, как "Отче наш". Нынче же я только привлек бы к себе внимание, а это с любой точки зрения не с руки. Значит, надо выкручиваться иначе. Но кому могло придти в голову сесть мне на хвост? Или это я прищемил кому-то хвост? Уж не нашей ли кошечке? Выходит, ей стадо горячо? Странно( Размышляя таким образом, я хаотично сворачивал то налево, то направо. Вернее, вроде бы хаотично, потому что на самом деле цель у меня была. Просто ни к чему было ее заранее демонстрировать. А не феликсовы ли это штучки? Но приставил ли он ко мне своих тихарей? Не похоже. По номеру не похоже. Знаю я и служебные номера, и сменные, и частные. Нет, не то. Ай да кисонька! -- К чему эти гонки, Марк? -- не выдержала наконец Магда. -- Экскурсия по городу, -- коротко бросил я. -- Погоди. Потом. -- Потом так потом, -- голос у Магды был по-прежнему спокойным, но, скосив глаза, я заметил, что сидит она напряженно. -- Спокойно, девочка, -- сказал я. -- Все в порядке. Мы миновали грузинское посольство, выехали на Угловую, с нее надо будет резко свернуть в Перевозный переулок. Этот фокус поставил нас в тупик, когда мы с Феликсом брали Пятачка. Перевозный переулок короток. Он соединяет Угловую с Майской набережной. А примерно на середине его есть одна хитрая подворотня( Будем надеяться, водитель "камы" отстанет от меня достаточно, чтобы я успел. Я резко прибавил газ. -- Ну, выручай, старина, -- сказал я "алеко". -- Покажи, на что способен! -- Что? -- спросила Магда. -- Ничего. "Алеко" всхрапнул и рванулся. Резкий поворот, машину занесло, противно заскрипела резина. Сколько у меня секунд? Авось хватит. Снова резкий поворот -- и сразу еще один. Подворотня действительно хитрая, она раздваивается, и оба ее рукава выводят во дворы, образующие целый лабиринт. Если его знать, то можно выскочить и на Черемуховый спуск, и на Скотопрогонный проезд. А там ищи ветра в поле. Главное, чтобы тот, в "каме", был уверен, будто я успел свернуть на набережную. Если он даже вернется и нащупает мою подворотню, поди знай, в какой из рукавов я свернул. Искать в лабиринте дворов -- безнадега полная. В объезд, чтобы встретить -- тоже трудно, тут сплошь одностороннее движение. Да и попробуй угадать, на какую из улиц я выверну. В общем, верняковый фокус. И он мне удался. Я выскочил на Скотопрогонный, потом свернул на Рождественскую. Так-то, кисонька! -- Что, Магда, с профессионалами-то тягаться -- кишка тонка? -- Не знаю, -- отозвалась она. -- А что это было? -- Кому-то очень захотелось узнать, куда мы едем. -- Кому? -- Понятия не имею. Она посмотрела на меня недоверчиво, и я повторил: -- Ей-богу, не знаю. Пока. Но выясню обязательно. Минут через двадцать мы приехали на Подгорную. Я остановился не доезжая знакомого дома. К счастью, несколько машин на улице стояло, так что мой "алеко" не должен был бросаться в глаза. Марка ходовая, цвет неброский( -- Все, -- сказал я. -- Приехали. Давай меняться местами. Выходи. Магда выбралась из машины и обошла ее спереди, я перебрался в правое кресло, не показываясь никому на глаза. Хотя на первый -но пристальный -- взгляд ничьих глаз вокруг вроде не было. -- И что теперь? -- поинтересовалась Магда. ( Теперь будем ждать. Если я прав, ждать оставалось не больше получаса. ( Просто ждать? ( Не просто. Будем разыгрывать парочку, у которой нет другого места или другого времени. ( Идет, ( отозвалась Магда с энтузиазмом. ( Целоваться будем? ( По настроению. ( Настроение подходящее. Я хотел было сказать что-то язвительное, но не успел. Ничего не скажешь, целоваться она умела. Я с трудом перевел дыхание. Вот чертовка! И я тоже хорош ( забыл, что мне уже за сорок, и последние пятнадцать из них не целовался в машинах( Впрочем, додумать этой очень интересной и, главное, полезной мысли я опять-таки не успел. Так что полчаса пролетели даже слишком быстро. Правда, какой-то автомат во мне все-таки работал. Помню, например, что за это время мимо проехало семь машин ( три "волги", один "алеко", точный двойник моего, "тойота", "кама", но красная, и серая "лада". Все они двигались в одном направлении ( движение по Подгорной одностороннее. Но восьмую я буквально почуял издалека. Может быть, потому что она шла ( судя по звуку ( с явным превышением скорости. Я оторвался от Магды. ( Все, девочка. Похоже, началось. Она серьезно кивнула. Мимо нас промчалась оранжевая двухместная "кама-спорт". Перед воротами двадцать второго дома она резко затормозила, из нее выскочила фигура, в которой даже в полуночных сумерках я без труда узнал Риту Лани. Она нажала на кнопку переговорника. ( Так, ( сказал я Магде. ( Теперь слушай. Когда я выйду, ты выждешь секунд тридцать-сорок и снимешься. Сперва ( под уклон, накатом. Метров через двести включай зажигание. Приедешь в контору ( и дальше как договорились. И вот еще что. Когда будешь парковаться, глянь, нет ли поблизости голубой "камы". Трехдверная "пятерка". -- От которой мы удирали? 3аметила-таки! А я-то думал( -- Она. -- Хорошо. -- И ничего не бойся. -- А чего мне бояться? -- опросила она, и по тону я понял, что она действительно ничего не боится. Или ничего не понимает. В данном случае -- это одно и то же. Створки ворот дома двадцать два распахнулись. Рита вернулась в машину, мотор заурчал, и "кама-спорт" въехала внутрь. Ворота сомкнулись плавно и беззвучно. -- Ну, пока, -- сказал я Магде и вылез наружу. А про себя подумал: "Вернусь -- надо будет продолжить". Дом и участок капитана Бьярмуле я успел более или менее подробно разглядеть еще в прошлый раз. Тогда-то и пришла мне на ум эта идея. Ограда здесь хитрая, с охранной сигнализацией, и перелезать через нее было бессмысленно. Но если взобраться на ближайшее к углу участка дерево, перебраться с него на соседнее, росшее в палисаднике дома двадцать, то оттуда можно спрыгнуть как раз куда надо. Конечно, это нарушение прав частного владения и неприкосновенности жилища. Но я надеялся в крайнем случае отделаться штрафом, платить который придется господину Пугоеву. И занялся обезьянством. Сук, на который мне предстояло залезть, отходил от ствола достаточно высоко, чтобы об этом пути никто не подумал. Я перекинул через него веревку с грузиком на конце и в этот момент услышал, как неподалеку завелся двигатель "алеко". Магда точно выполняла инструкции. По веревке я взобрался на сук и прополз по нему до тех пор, пока не почувствовал, что дальше уже не стоит. Зато ветвь, на которую мне требовалось перебраться, оказалась точно надо мной. Остальное было делом техники. Мальчишками мы проделывали еще и не такие трюки. Правда, с тех пор я здорово отяжелел, но и тренированность у меня сейчас не мальчишеская. А это тоже кое-что. Через минуту я был уже на территории дома Бьярмуле. Хотелось надеяться, что собак здесь на ночь не спускают. Выходящие на боковой фасад окна светились, но были зашторены, однако для вящей надежности я в два прыжка преодолел полосу дорожки -- кусты по сторонам предательски затрещали. Но теперь меня уже нельзя было увидеть. Я осторожно пошел вдоль стены. Задний двор был невелик. Асфальтированная дорожка, обогнув дом, вливалась в площадку перед гаражом-пристройкой. Крыша его была плоской и служила открытой террасой. Судя по размерам, гараж был на три машины. Или на две и мастерскую. Со второго этажа дома на террасу вела дверь, и она была чуть-чуть приоткрыта. Перекинув ту же веревку через балюстраду террасы, я взобрался туда. Похоже, меня никто не видел. Я осторожно подошел к двери и прислушался. Тихо. От легкого нажима дверь беззвучно открылась, и я шагнул внутрь. На втором шаге у меня возникло какое-то смутное отпущение, и я обернулся, но заметил только неясное движение. Потом был удар, боли от которого я не успел почувствовать. Я вырубился. VIII В первый момент мне показалось, что очнулся я во мраке. Но постепенно сквозь тьму проявилась и обрела четкость светло-серая сетка. И тогда я понял, что смотрю на выложенную черной плиткой стену. Нет -- потолок. Потому что лежал я на спине. И на связанных за спиной руках. Это было больно. Руки болели не от плеч ( от самой шеи. Про голову и говорить нечего. Я повел глазами ( даже это движение отозвалось в мозгу настоящим взрывом. Черт возьми, сделали меня профессионально( Когда я снова обрел способность четко видеть, перед глазами оказалось зеркало. Оно занимало часть потолка. Какую именно, я не мог понять. Но теперь стало ясно, что лежу я в ванной комнате. Пол, потолок и стены выложены черной плиткой. Ванная тоже была черной -- я видел ее в зеркале. Там же отражались и сверкающие хромированные краны. Я лежал на полу возле стены. Если бы не мощные очки вокруг глаз, я выглядел вполне прилично. Для такой ситуации. Интересно, чем меня связали? Кожа потеряла чувствительность, и понять этого я не мог. Я кое-как перекатился на бок. Потом повернул голову -- насколько был в состоянии -- и посмотрел в зеркало. Слава богу, это была не бельевая веревка. Обыкновенный брючный ремень. Очевидно, капитанов. С кожей еще можно потягаться. Особенно, если она синтетическая. Я принялся усиленно гнать кровь в руки. Минут через пять они почувствовали тепло -- сначала слабое, оно росло, но вместе с ним росла и боль. Только теперь не такая разлитая. Она сконцентрировалась у запястий и плечевых суставов. Да, классно меня сделали. Как первогодка. Впрочем, справляться с болью меня учили. С этим мы сладим. Ведь сладим, Перс? Хуже всего, что приходилось торопиться. Я не знал, кто меня тут уложил. Не знал, когда этот кто-то вернется. И с какой целью. Если добить, то явно не сразу. Сразу это можно было уже двадцать раз сделать. Значит, выкачать. Но что? В любом случае освободиться надо было прежде, чем сюда придут. Но чтобы собраться, мне нужно было время. Приходилось, как говорится, поспешать не спеша. Наконец мне удалось совсем заглушить боль. Осталась только некоторая онемелость -- как через несколько часов после анестезии. Постепенно мышцы налились. Теперь можно было попробовать. Я напрягся. Ремень, обернутый вокруг запястий трижды, не поддавался. Ладно, попробуем иначе. Я расслабился, поправил дыхание. Потом рванул. Запястья опять пронзило болью, но это уже не имело значения. Главное -- ремень лопнул с сухим бумажным треском. Я оперся на локти, потом сел. Ноги оказались связаны уже веревкой. Хороший такой капроновый шнур. Мне здорово повезло: руки вязали первым, что подвернулось. Потом сходили за веревкой. Но рук перевязывать не стали -- сойдет. Идиоты! Я взялся за край ванны и кое-как встал. Потом на связанных ногах попрыгал, придерживаясь за ванну, к шкафчику. Неужели у капитана не найдется здесь лезвия? Моряки -- народ запасливый( Впрочем, судя по ас-сортименту всяческих кремов, шампуней, бальзамов и лосьонов, ванная эта не была капитанской. Однако пачка лезвий в углу шкафчика все же нашлась. Теперь у меня были свободны и ноги. Я посмотрел на часы. Ого! Было уже пять. Выходит, в глухой отключке я провалялся больше четырех часов. Да еще минут сорок освобождался( И все это время меня больше не трогали. Как прикажете такое понимать? Кстати, о "не трогали". Я пробежался по карманам. Исчез патент -- ксерокопия, естественно, -- а заодно и все остальные документы: водительские права, кредитная карточка и даже билет Публичной библиотеки. Остальное было на месте. Я ополоснул лицо, легонько прокачал мышцы; они работали и уже не болели, а только ныли. Болела лишь голова, хотя уже слабее. Но с этим я ничего не мог поделать. Я толкнул дверь. Как и следовало ожидать, заперто. Вышибить ее, разумеется, не составляло труда. Но это значило бы поднять тарарам на весь дом. Выбираться надо, но тихо. Конечно, если снаружи обычная задвижка -- дело швах. Только я в жизни не поверю, что в таком пижонском доме могут быть обычные задвижки да крючки. Скорее что-нибудь этакое. Ну, конечно -- врезная защелка с двусторонней блокировкой. С этим мы управимся быстро. Из ванной я попал в широкий коридор. Странное дело -- обычно ванные на вторых этажах находятся между спальнями и имеют по три двери. Стоп! А с чего я взял, что нахожусь на втором этаже? Меня десять раз могли стащить на первый. Хотя нет -- тогда вязали бы получше, не первым попавшимися ремнем, второпях выдернутым из капитановых брюк. Посмотрим( Я тихонько пошел по коридору. Миновал три спальни -- две хозяйские, судя по обжитости, и гостевую. Было так пусто и тихо, как будто все в панике бежали из дома. Тоже странно( Следующая комната больше напоминала музыкальный класс -- очевидно, здесь репетировала Инга Бьярмуле. Слева, напротив, была бильярдная. Хороший дом! А вот и лестница. Вниз. Значит, я все-таки на втором этаже. Ступени были деревянные. Я стал спускаться, молясь про себя, чтобы среди них не оказалось антиворовской -- той, что с неистребимым скрипом. На первом этаже я обшарил все, от обширной гостиной до кухни, где на всякий случай прихватил нож -- из тех самоделок с наборными ручками, изготовлению которых вот уже добрую сотню лет предаются в свободное от вахты время моряки. Но ни единой живой души мне так и не встретилось. Куда же все подевались? Кто-то ведь сделал меня здесь, в конце концов? И тут я набрел на еще одну лестницу. Снова вниз. В подвал, значит. Поглядим. Там были две кладовки, морозильная камера, отличная сауна на четыре персоны. И еще одна дверь, из-за которой смутно доносились голоса. Вот оно! Я подкрался поближе и, кое-как пристроившись, заглянул в щелку. Видна была лишь небольшая часть здоровенного зала; до меня не сразу дошло, что это кегельбан. Людей видно не было. Зато голоса стали слышны отчетливо. Постепенно я разобрался, что их четыре -- три женских и один мужской. Впрочем, говорила в основном одна. Предельно осторожно -- хватит уже с меня лихачества! -- я миллиметр за миллиметром расширил зазор между дверью и косяком. И когда щель стала шириной пальца в полтора, увидел говорящих. Кегельбан был в одну дорожку. Поэтому в ширину большая часть зала оставалась свободной. В дальнем ее конце поблескивали хромом и лаком спортивные тренажеры. А ближе ко входу стоял круглый стол на гнутых ножках, окруженный полудюжиной кресел. В одном из них сидела Рита Лани. Рядом -- брюнетка лет сорока пяти. Эффектная женщина. А поодаль -- через два кресла от брюнетки и через одно от Риты -- доктор Виктор Меряч, совсем не похожий на ту фотографию, что дал мне Фальстаф Пугоев, и точь-в-точь такой, как на портрете в квартире Риты. Меряч был связан, причем на первый взгляд куда капитальнее, чем я давеча. Но в остальном вроде бы цел и невредим. Наконец, в шаге от стола возвышалась надо всеми еще одна особа. Возвышалась в прямом смысле слова -- было в ней не меньше ста девяноста. Типичное лицо северянки, прямые волосы, не светлые, не темные, а так, серединка-наполовинку, и мощный голос. Колоритная фигура. А на столе лежал прямо перед ней самый серьезный аргумент в их разговоре -- десантный "борз" с откидным прикладом. Дотянуться до него этой валькирии -- или йомалатинте? -- было делом доли секунды. Так что пока соваться явно не стоило. Лучше было дождаться момента поудобнее. Я привалился к косяку, принял устойчивую позу, чтобы не выдат