! -- закричал отчего-то Человек. -- А-а-а!" П-пью! П-пью! П-пью! П-пью! Пули летели друг за другом, дословно повторяя одну и ту же траекторию, в лицо Человека В Сером Костюме... разбивая его череп на куски... разбрызгивая серое содержимое черепа во все стороны... Неясная тень метнулась в угол комнаты и растворилась в темноте. Описав лучом гигантскую параболу, фонарь вылетел из дергавшейся руки Человека и начал свое неумолимое движение к полу. П-пью! П-пью! П-пью! П-пью! Клик!... Пистолет щелкнул и умолк -- кончились патроны. Фонарь долетел до своей цели и остановился, как вкопанный, уперев равнодушный луч в слегка колыхавшуюся штору. Раздался шорох скользящей по бумаге ткани -- Человек в Сером Костюме сполз по стене, мягко повалился набок и застыл сгустком мертвой угрожающей темноты. Эрик осторожно положил пистолет на пол и встал. В голове царили ясность, четкость и простота -- он точно знал, что нужно делать. "Серый! -- позвал он. -- Иди сюда!" Раздалось слабое мяуканье -- из темноты появился Кот. Эрик подобрал фонарь и торопливо осмотрел зверя: крови на шерсти, вроде, не было. На полу блестел выпавший из руки кэпэгэшника пистолет, под потолком перекатывалось эхо единственного прозвучавшего вслух выстрела. Через какое время соседи вызовут милицию?... Через какое время пьяные по случаю Нового Года менты откликнутся на вызов?... Эрик отвинтил от своего пистолета глушитель, завернул все вместе в валявшуюся на полу наволочку и сунул в боковой карман дубленки; потом подобрал пистолет кэпэгэшника, поставил на предохранитель и сунул во внутренний карман. (Сквозь стены, потолок и пол квартиры не проникало ни звука. Кот сиял на своего хозяина преданными зелеными глазами.) Эрик посветил на бесформенную груду мертвеца -- в лучах фонаря костюм действительно казался серым. Брызги крови на костюме казались темно-бордовыми, почти черными. Кэпэгэшника следовало обыскать -- преодолевая страх и отвращение, Эрик приблизился к убитому и быстро проверил его карманы, но нашел лишь удостоверение со смутно-знакомой фамилией Седов. Верхняя часть головы кэпэгэшника -- от глаз и выше -- превратилась в кровавое неразборчивое месиво, подбородок пересекала длинная ссадина. По стене над трупом стекали длинные красные потеки. Эрик обтер фонарь куском простыни и положил его на пол. Потом подхватил невесомого Кота (судя по всему, тот ничего не ел со дня Эрикова ареста), подобрал свою шапку и вышел в переднюю. Встроенный шкаф для верхней одежды был, конечно же, разорен... Эрик зажег свет и несколько секунд обследовал пол -- а, вот он!... Он подобрал котовий респиратор и нацепил зверю на морду -- несчастный зверь настолько ослабел, что даже не сопротивлялся. Эрик сунул Кота под дубленку, вышел на лестничную площадку и вытер рукавом дверную ручку. Он вдруг ощутил неумолимо бежавшие секунды, на какой-то миг паника захлестнула его... Придерживая за пазухой Кота, он через три ступеньки бросился вниз по лестнице. Пятый этаж... четвертый... третий... Внизу хлопнула входная дверь, потом дверь лифта... что это, милиция?... Второй этаж... первый... С показным спокойствием Эрик прошагал последние несколько ступенек и оказался в подъезде. Лифтерша уже вернулась в свою каморку. "Здравствуйте, молодой человек". -- "Здравствуйте, Мария Оскаровна". Он надвинул на лицо респиратор и вышел на улицу. Цепочка сугробов обрамляла пустынный двор, начинавшаяся метель сдувала с верхушек нежно-зеленые облачка. Эрик выбежал на Оружейный переулок; обегая немногочисленных прохожих, промчался до улицы Горького. Часы на гостинице "Париж" показывали 6:45 -- он торопливо зашагал в направлении метро. (Город вокруг него суетливо готовился к новому 1985-му году. Законопослушные граждане и гражданки волочили авоськи с покупками в семейные гнезда. Ожидавшие их жены, мужья и дети сидели у семейных очагов с радостными, но немного равнодушными лицами. Около памятника Маяковскому стояла украшенная портретами товарищей Романовых огромная елка.) Эрик спустился в метро и сел в поезд, шедший в сторону Каховки. Пассажиров было мало -- он опустился на крайнее сиденье, прислонился к стене вагона и закрыл глаза. Голод, только что полученные удары по затылку и поглощенные вчера спиртные напитки напоминали о себе чудовищной головной болью, тошнотой и дрожащими коленями. Распиханные по карманам пистолеты и запрещенная литература кололи тело страхом и неуверенностью. Пошатываясь от головокружения и слабости, Эрик вышел из поезда на Площади Свердлова и выбросил в ближайшую урну книгу и завернутый в тряпку пистолет. Какая вероятность, что очищающие урны служители заметят необычно тяжелый сверток?... А, плевать... Эрик махнул рукой и направился к переходу на Проспект Маркса. Он чуть не сбил с ног какого-то старичка, потом столкнулся с расфуфыренной девицей и чуть не упал сам. Наконец он достиг лестницы и стал медленно подниматься. Уже после первых ступеней у него перехватило дыхание, а сидевший под дубленкой Кот непосильной ношей потянул к центру Земли. Сердце Эрика колотилось то в горле, то в желудке, то в паху. Правую щеку свел нервный тик, глаза слезились. Он преодолел последнюю ступеньку, протащился еще метров десять и встал у стены (в этом месте коридор расширялся, так что прохожим Эрик не мешал). Держать глаза открытыми он был не в состоянии. Думать тоже. В ушах нарастал странный гул -- будто неподалеку взлетал реактивный самолет. Сила тяжести почему-то изменила направление, так что для сохранения равновесия Эрику пришлось накрениться вправо и прислониться к стене. Что он здесь делает?... Зачем он сюда пришел?... Почему ему не удалось прожить жизнь спокойно и счастливо, как остальным миллионам граждан?... Не находившие ответов взбешенные вопросы бились внутри, сотрясая грудную клетку. Где-то глубоко, среди перекрученных судорогой кишок зияла сосущая пустота -- как у больного раком, которому вместе с опухолью пришлось удалить часть жизненно-важного органа. "Человек В Сером Костюме мертв... Человек В Сером Костюме мертв..." -- монотонно шептал в уши кто-то невидимый. Тяжелые валы ошеломляющего, неуправляемого чувства освобождения раз за разом захлестывали Эрика и перекатывались над его головой, не давая вдохнуть полной грудью. Прошло около пяти минут. Ничего не происходило. Через какое время он уже не сможет противостоять желанию сесть на пол?... Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, Эрик раскрыл глаза. На него в упор смотрела смутно-знакомая молодая женщина. Он изо всех сил зажмурился, потом раскрыл глаза еще раз. -- Эрька!... -- позвала женщина хриплым шепотом и шагнула вперед. -- Я так и знала!... я знала... -- у нее перехватило дыхание, а из глаз брызнули слезы, но голос был полон ликующего торжества. -- Я знала, что ты вспомнишь о нашем шуточном уговоре!... ____________________________________________________________________________ 1 января На горизонте маячили снежные верхушки гор. Далеко внизу была видна заполненная тропической растительностью долина. Эрик изменил положение рук, и сделанные из тончайшего шелка и бамбука крылья затрепетали в ровном потоке воздуха. Долина стала медленно поворачиваться, открывая глазу голубую реку и большой белый дом под красной черепичной крышей. Сидевшая в шезлонге на лужайке перед домом женщина подняла голову и помахала рукой. (Она была босиком, одета в легкое белое платье, глаза закрыты солнечными очками, пышные каштановые волосы шевелились на слабом ветру.) Эрик слегка повернул прикрепленные к рукам крылья и без усилия заскользил вниз... * * * Теплая дружественная темнота заполняла комнату. Тишина по-братски обнимала все предметы. Позади оконного стекла медленно планировали изумруды снежинок. На другом конце огромной многоспальной кровати беззвучно спала Лялька. Промытые ею ссадины на затылке Эрика напоминали о себе тупой несильной болью. Нежный аромат смешанных с тишиной духов витал под потолком. На почти неразличимом столе неразборчиво мерцала серебряная обертка на горлышке шампанского. -- Эрька, ты спишь? -- Нет. -- Я тоже, -- Лялька завозилась, устраиваясь поудобнее. -- Давай, поговорим? Эрик протянул руку за лежавшими на тумбочке очками. Из темноты выступили два стула со сложенной одеждой, белые тарелки на обеденном столе, дверь в переднюю. -- Вы с Мишкой когда догадались, что мне удалось бежать? -- А как стали эти идиоты вопросы задавать -- кто мол у него друзья, да у кого он может спрятаться... Ровно гудел кондиционер. Аквариум на фоне окна казался матовым темно-голубым кубом. -- Что ты собираешься делать? -- нарушила молчание Лялька. -- Ты уже спрашивала. -- Ты не ответил. -- Ну-у... не знаю... Выжду несколько дней -- пока Бабошинские родственники не вернутся. Потом попробую уехать из Москвы... куда-нибудь в Сибирь. -- Как ты там устроишься без документов? -- Там видно будет... Из кухни доносились мерные звуки капель, падавших из плохо закрученного крана. -- Если ты будешь вести себя, как раньше, то долго в живых не продержишься. -- Я знаю. -- И?... Прежде, чем ответить, Эрик сделал паузу, прислушиваясь к себе. -- Я могу измениться, но переделать себя -- не могу, -- он помолчал, не в силах выразить сказанное более ясными словами. -- Как и любой человек, я могу стать другим лишь под воздействием... -- Я поняла, -- перебила Лялька. Тяжелая бархатная штора еле заметно колыхалась в такт дуновений кондиционера. Стрелки стенных часов светились в темноте. -- Ты помнишь свою мать, Эрька? -- Да. -- Сколько тебе было, когда она исчезла? -- Четыре года. -- Ты похож на нее или на отца? -- Не знаю... у меня не осталось их фотографий. Эрик закрыл глаза, наслаждаясь чистотой, теплом, сытостью, чувством безопасности и почти полным отсутствием боли. -- Ты думаешь, надежда есть? -- вновь нарушила тишину Лялька. -- У кого? -- У нас, у всех -- у тебя, у меня, у Мишки... у наших будущих детей... Прежде, чем ответить, Эрик помолчал. -- Думаю, что нет. -- Почему? -- Мне кажется, что систему разрушить невозможно. Во всяком случае, изнутри и снизу. -- А если наверху появится желающий изменений человек? -- Откуда?... Вероятность положительной мутации в династии Романовых равна нулю... разве что, через много-много лет... -- Эрик помолчал. -- Мне кажется, что наша задача -- это просто выжить... желательно, не потеряв человеческого достоинства. И передать гены следующему поколению. Наступила тишина. Маячивший за решеткой оконной рамы уличный фонарь казался узником совести. Видневшаяся в проеме туч полная луна наводила на мысль о волках-оборотнях. -- Что-то ты не очень стараешься выжить, -- Лялька негромко рассмеялась. -- Да и передать свои гены тоже... Снова наступила тишина. Маленькая искуственная елка блестела в углу комнаты мишурой игрушек. Насупленный Дед Мороз стоял возле нее на часах и строго глядел бессмысленными пуговичными очами. Детское, как мир, новогоднее волшебство пропитывало и исцеляло раны всех душ на свете. -- Ты помнишь, как мы с тобой познакомились? -- отголоски Лялькиного шепота эхом прошелестели по темной комнате. -- В Университете, после отборочного тура на Всесоюзную математическую олимпиаду. -- А когда встретились в следующий раз? -- В начале первого курса, на дискотеке... я пригласил тебя танцевать. Невидимая в темноте, Лялька засмеялась. -- Мне показалось тогда, что ты вот-вот полезешь целоваться... -- Правильно показалось. -- Так чего же не полез?... -- Не осмелился. Испугался, что ты меня оттолкнешь. -- Правильно испугался. Я тогда была пухлая и чопорная... -- Ты и теперь пухлая. -- Эрька, я сейчас буду тебя убивать! Возникшая из темноты Лялькина рука легонько шлепнула Эрика по губам... и так и осталась лежать на подушке, слегка касаясь его щеки. -- Помнишь, как мы после первого курса всей группой ездили в Крым? -- Помню. -- А после второго курса -- на Памир? -- Помню. -- Как хорошо тогда было -- несмотря на комсомольские собрания, ленинский зачет, политинформации и всю эту ерунду!... Почему мы не можем так сейчас?... -- Возраст, -- Эрик помолчал, а потом добавил: -- Мы потеряли главный ингредиент счастья -- молодость. Лялькина ладонь рядом со щекой Эрика чуть шевельнулась. Стало слышно, как где-то далеко едет поезд. -- То, что у тебя со Светкой, -- серьезно? -- Нет. -- С твоей стороны или с ее? -- Она думает, что с моей, но на самом деле -- с обеих. Ей нужен муж -- умный, привлекательный и престижный... не я. -- Почему ты никогда не заводил ни с кем серьезных отношений? Шум поезда затих вдалеке. Тиканье часов, гуденье кондиционера и капель кухонного крана возобновили свою неустанную работу. -- Сначала я сам был несерьезным. А потом понял, что отмечен... что могу принести только несчастье... -- он замолчал, чувствуя, что его слова высокопарны, непонятны и слепы. -- Я понимаю, -- сказала Лялька. Ее рука невесомо провела по щеке Эрика, потом погладила по волосам. -- А ты знаешь, что я... -- Лялька кашлянула, маскируя смущение и нерешительность, -- ...что я... -- она замолчала. -- Знаю. -- Знаешь что? -- Что ты в меня влюблена, -- Эрик помолчал. -- Начиная с поездки на Памир... может, даже раньше. -- Намного раньше, -- на этот раз голос Ляльки прозвучал ровно и спокойно. -- Я влюбилась в тебя с первого взгляда... вернее, с первого слова... на том самом отборочном туре олимпиады, -- она усмехнулась. -- А когда на Всесоюзную не прошла, то месяц рыдала -- думала, не увижу тебя больше... Ее рука возле щеки Эрика вздрогнула и исчезла в темноте. -- Значит ли это, что, если б я полез-таки целоваться тогда на танцах, то ты бы меня не оттолкнула? -- Нет, не значит. Они рассмеялись. Лежавший под одеялом у Эрика в ногах Кот завозился и недовольно мяукнул. Наступило долгое молчание. -- А ты?... -- неожиданно хрипло спросила Лялька. -- Ты меня... -- она запнулась, не решаясь произнести бесповоротное слово. -- Да, -- коротко ответил Эрик. -- С каких пор? -- С тех же, что и ты, -- с самого начала. Лялька издала странный звук -- будто вынырнула на поверхность моря после затяжного пребывания под водой. -- Так какого же черта?!... -- она захлебнулась и начала снова. -- Почему ты... -- слов не хватило, и она замолчала в беспомощной ярости. Прежде, чем ответить, Эрик помолчал. -- Сначала я боялся, что ты меня оттолкнешь. Потом думал, что еще успею... А когда понял, что отмечен, -- не хотел тащить тебя за собой. Он взял Лялькину ладонь и приложил к своей щеке. Вздрогнув, Лялька вырвала руку. -- Как ты смел?... -- спросила она страшным шепотом. -- Как ты смел так со мной поступить?... -- она привстала на локте, и ее волосы буйным ореолом заметались на фоне окна. -- Из-за твоего идиотизма у меня не осталось ничего... ни воспоминаний, ни детей! -- она упала на подушку и закрыла лицо руками. Потревоженный Кот вылез из-под одеяла, спрыгнул с кровати и бесшумно растворился во тьме. -- Лялька! -- позвал Эрик. Ответом были всхлипывания. -- Я ничего не мог поделать. -- А спать с этой развратной толстомясой сукой ты мог?! -- Лялька отбросила одеяло и села на постели по-турецки. -- Знаешь, сколько я мучилась из-за твоих баб? -- она яростно натянула на колени подол ночной сорочки. -- Я... -- Эрик поискал подходящее слово, но не нашел, -- ...не связывался с тобой ради твоего же собственного блага!... -- он почувствовал, что объяснения бессильны. -- И, кстати, ты тоже не святая -- вспомни хоть проходимца Петровского или этого... как там его?... Пападжианопулоса... -- Петровский не был проходимцем! -- Лялькина сорочка распахнулась, обнажив ложбинку между грудей. -- Если хочешь знать, Петровский был... -- Перестань, -- тихо сказал Эрик, садясь на постели. -- Нам просто не повезло... Несколько секунд Лялька молча смотрела на него, потом протянула руку и погладила по плечу... потом по щеке... потом обхватила за шею... Эрик обнял ее за талию -- и удивился, насколько та оказалась тонкой. Сердце его заколотилось в горле, дыхание перехватило. Теплое и податливое тело Ляльки покорно таяло под его руками, пушистые волосы нежно щекотали лицо и плечи. На какое-то мгновение он почувствовал себя ее полным и нераздельным властелином... нет, властелином целого мира! -- огромного, удивительного и прекрасного мира, состоявшего из двух ранее независимых, а теперь слившихся, половин. На какое-то мгновение Эрику показалось, что у них еще остался шанс к спасению.