льно поинтересовался Петя. - Нельзя. - Почему? - юнец наглел с каждой минутой. - Потому что нельзя! - жестко отрезал Смммонс. - Огнинск устраивает? - Далеко! - взмолился техник. - Наро-Фоминск? - Солнцево можно? Мне оттуда рукой подать до дома. - Можно, - согласился Симмонс и стал настраивать времят- рон. - Какое время лучше? Утро, день, вечер? - Вечерком сподручнее. - Иди, встань рядом. Секунду спустя в коридоре никого не было. В Хиву на прием к Мухаммадрахимхану они отправились вдво- ем с Эльсинорой. Отправились палегкз. Симмонс хотел было захватить с собой синтезатор, но супруга его отговорила. - Нет так нет. - Симмонсу и самому не улыбалось таскаться с чемоданом. Он взял времятрон, сверил настройку и они пере- неслись в Хиву на неделю назад. В доме Соура Юсупа - доверенного лица "Дюммеля и Кo" в Хиве - намечалось, по-видимому, какое-то торжество. Гостей было еще немного, они сидели на курпачах в тарс-айване * пе- ред живописно разбросанными по дастархану испеченными на траве исфанд * лепешками, блюдами со сладостями и фруктами, слушая Пашшо-халфу, которая, вперевалочку прохаживаясь по кругу, пела, аккомпанируя себе на сазе. Увидев входящих в ворота Симмонса и Эльсинору, Соур Юсуп сорвался с места и, угодливо кланяясь, повел в мехманхану с окнами на тарс-айван. Окна были огромные - от пола до потол- ка, застекленные, но по летнему времени открыты настежь. По- ка Симмонс разговаривал с хозяином, Эльсинора окинула взгля- дом комнату, сплошь застланную и завешанную коврами я, по- дойдя к окну, с нескрываемым любопытством стала наблюдать на халфой. Зрелище было действительно незаурядное: вздрагивая могучими формами, певица приплясывала, то и дело закатывая единственный глаз и изображая подобие сладострастной улыбки на изрытом оспой лице. * Летняя веранда с козырьком от солнца. ** Рута. Было во всем этом - в пении, ужимках и гримасах - однов- ременно что-то отталкивающее и притягательное, что-то гипно- тизирующее, заведомо порочное и влекущее, как сама жизнь. - Как тебе это нравится? - спросил подошедший Симмонс. - Мило, не правда ли? Шансонетка-соловей! "Шансонетка" кончила петь и произнесла какую-то фразу совсем другим - низким хрипловатым голосом. Один из гостей встал с места и подал ей пиалу чая. Она осушила пиалу, вы- терла губы ладонью и снова взялась за саз. Эльсинора зябко поежилась и отвела глаза. - Нам не пора идти, Эрнст? - Грех уходить из дома, ничего не отведав, - сохраняя на лице серьезное выражение, ответил Симмонс. - Хозяин обидит- ся. К тому же он пошел во дворец с запиской, в которой я прошу хана об аудиенции. - Это так просто? - удивилась она. - Для Симмонсов - да. - Ты уверен? - Когда и в чем можно быть уверенным до конца? - ответил он вопросом на вопрос. - Подожди, увидим. - "Поживем, увидим", - ты хочешь сказать? - Ну, поживем. Не придирайтесь, мадам. Извольте омыть ру- ки перед трапезой. Прибор для умывания подан. В дверях в самом деле маячил человек с тазиком а кувшином в руках. Едва они успели поесть, как появился запыхавшийся Соур Юсуп и сообщил, что хан Мухаммадрахим ждет их к себе немед- ля. До дворца Таш Хаули было рукой подать, но возле ворот их ждала карета. Через несколько минут они вышли из нее у рас- пахнутых настежь резных карагачевых ворот, где их ожидал кушбеги * Ислам Ходжа - импозантный с окладистой бородой мужчина средних лет в каракулевой папахе и ярком халате, пе- рехваченном по талии широким поясным платком. Он вежливо поздоровался с ними на довольно чистом русском языке и, мягко ступая обутыми в ичиги ногами, повел по кры- тым запутанным переходам в куцрынышхану - место для офици- альных аудиенций. Двор, * Второе после хана лицо в государстве. через который они прошли, был пуст, хотя в расположенных в два яруса комнат явно чувствовалось чье-то присутствие. Зал с троном у противоположной от входа стены тоже был пуст, но почти одновременно с их приходом отворилась боковая дверь и вошел осанистый, широкоплечий, чуть грузноватый человек в опоясанном шелковым платком халате из темно-вишневого барха- та поверх вышитой по вороту белоснежнойбатистовой рубахи и в коричневой каракулевой папахе. Взгляд выразительных, чуть навыкате глаз на обрамленном густой, аккуратно подстриженной бородой лице был снисходителен и чуть ироничен. Симмонс встречался с Мухаммадрахимханом лично впервые, но много слышал о нем от Дюммеля, который был о хане весьма вы- сокого мнения, и теперь глядя на умное, властное лицо прави- теля, понял, что в восторт женных характеристиках, на кото- рые не скупился барон, содержалась немалая доля истины: хан и на самом деле производил внушительное впечатление. Ислам Ходжа представил гостей правителю, они обменялись приветствиями, и хан, подчеркнуто игнорируя трон, пригласил супругов сесть на стоявшие вдоль стен обтянутые бархатом стулья. "Демократ", - усмехнулся про себя Симмонс. Беседа была короткой и носила чисто светский характер. Затем Мухаммадрахимхан через Ислама Ходжу предложил гостям совершить совместную прогулку в Чодру - одну из своих заго- родных резиденций. Симмонс вопросительно взглянул на супругу, та кивнула, соглашаясь, и они вчетвером пошли через дворы и крытые пере- ходы. Посреди одного из дворов виднелось высокое в рост че- ловека, круглое, словно гигангский пень, возвышение, выло- женное из жженого кирпича. - Лобное место? - тронула супруга за руку Эльсинора. Тот молча пожал плечами. - Как вы сказали? - переспросил кушбеги. - Здесь, по-видимому, казнят преступников? - спросил Сим- монс. - Нет. - Ислам Ходжа улыбнулся. - В Холодное время года здесь устанавливается юрта для его величества. В комнатах, как ни топи, бывает прохладно. А в юрте тепло держится луч- ше. - Оригинально, - рассмеялась Эльсинора. - И экономно... - ...и ближе к предкам, - с ехидцей досказал Симмонс. Шедший впереди Мухаммадрахимхан, не оборачиваясь, произ- нес какую-то фразу. - Что он говорит? - поинтересовался Симмонс, хотя отлично понял смысл фразы: хана задело упоминание об экономии и бли- зости к предкам и он в довольно резкой форме дал понять, что экономить ему незачем, что же до предков - то они у него ни- чем не хуже, чем у гостей. "А ведь переводчик-то ему и не нужен вовсе! - мысленно усмехнулся Симмонс. - Русский не хуже своего кушбеги понима- ет. Интересно, как этот бедолага переведет? Реплика-то не из вежливых!" Однако Ислам Ходжа, с заминкой, правда, но вышел из поло- жения: - Его величество отдают должное проницательности вашей супруги, господин Симмонс. "Вот тебе и дикий Восток! - восхитился Симмонс. - Уж что-что, а свое дело кушбеги знает, в грязь лицом не уда- рил". Судя по довольной усмешке, примерно то же подумал Мухам- мадрахим-хан. Они подошли к воротам, которые охраняли два звероподобных нукера с шашками у пояса и секирами в руках. При виде хана, они угодливо изогнулись в поклоне и кинулись распахивать ворота. За воротами на мощенной каменными плитами, стиснутой глу- хими кирпичной кладки стенами улочке приплясывали оседланные кони, позвякивала отделанная золотом и серебром сбруя. Чуть поодаль стояла карета, в которой приехали Симмонсы. Мухаммадрахимхан кивком указал им на карету. Двое слуг подвели ему жеребца, один поддержал стремя, и хан с неожи- данной легкостью вскинул в седло свое грузное тело. В то же мгновенье оглушительно затрубили карнаи, залились одновре- менно десятки сурнаев, грянули дойры, и кавалькада тронулась под мелодию "хан гяльды" - своеобразного выходного марша хи- винских правителей. Вокруг загарцевали на конях нукеры двор- цовой охраны. Усаживаясь в карету, Симмонс заметил, как первая группа нукеров тронулась с места и возглавила прэцессию. Вторая группа горячила коней позади кареты. Только теперь Симмонс увидел музыкантов: продолжая изо всех сил дуть в свои инс- трументы, они торопливо выбегали из боковой двери дворца и усаживались на лошадей. - Вот уж никогда не думала, что когда-нибудь Суду участ- вовать в таком шествии! - звонко расхохоталась Эльсинора, расправляя подол пышного белого платья. Кортеж прокатился по улицам Хивы, под куполообразными сводами Ата-дарвазы, где еще совсем недавно оживленно торго- вали рабами, мимо ремесленных рядов в сторону Хазарасп-дар- вазы. Застигнутые врасплох горожане падали ниц и оставались лежать до тех пор, Пока кортеж не проехал мимо. Того, кто осмеливался поднять голову, нукеры хлестали плетьми. Возле Хазараси-дарвазы музыканты отстали, а кортеж прос- ледовал дальше по пыльной обрамленной тутовыми деревцами до- роге. В Чодре гостей разместили на верхней площадке четырехэ- тажной глинобитной башни, каждый ярус которой представлял собою айван, обращенный открытой стороной в определенную сторону света. С этажа на этаж вели крутые, почти вертикаль- ные деревянные лестницы без перил. С непривычки подниматься по ним было довольно затруднительно, хотя слуги сновали по ним вверх и вниз с поистине обезьяньей ловкостью, тем более удивительной, что руки у них были заняты дастарханами, умы- вальными принадлежностями, блюдами с виноградом, фруктами, всевозможными лакомствами. От нечего делать супруги отправились прогуляться по саду. Он был великолепно ухожен - огромный фруктовый сад, где урюк и абрикос уживались рядом с айвой и вишней, слива соседство- вала с молодыми деревцами граната, а вдоль уходящего вдаль глиняного дувала чередовались огромные деревья японского ту- товника и аннап-джиды. Мутная, тепловатая на ощупь вода, еле слышно журча, струилась по арычкам, в густо разросшейся под деревьями, люцерне жужжали пчелы, пряно пахло инжиром, ви- ноградными листьями и каким-то неведомым разнотравьем. Единственная аллея, увитая виноградными лозами и посыпан- ная лимонно-желтым песком, вела от ворот к башне и хозяйс- твенным пристройкам. Здесь под гюджумами, окружавшими не- большой хауз, прохаживались на привязах великолепные бой- цовские бараны. Характерные горбоносые головы с круто закру- ченными рогами придавали им свирепый воинственный вид, а массивные, тяжелые курдюки дополняли картину, создавая впе- чатление грозной таранящей силы и мощи, что в общем вполне соответствовало действительности: разъяренный бойцовский ба- ран мог с разбега ударом головы разнести в щепки толстенные дубовые ворота. В дальнем конце аллеи скрипнула калитка и показался стройный худощавый юноша в легком летнем халате и традицион- ной папахе из серебристого каракуля. Он шел по аллее непри- нужденной танцующей походкой, помахивая небольшим узелком, напевая какой-то веселый мотив и прищелкивая в такт пальцами правой, свободной руки. Симмонс всмотрелся в незнакомца и тронул Эльсинору за ру- ку. - Обрати внимание на этого человека, Люси. У юноши были не по-азиатски светлые глаза на удлиненном, расширяющемся к вискам лице, аккуратно подбритые щегольские усики и курчавящаяся чуть рыжеватая бородка. - Кто это? - негромко спросила Эльсинора. - Менестрель. - Кто-о? - Ну, вагант, если хочешь. - Перестань дурачиться! - А я и не дурачусь! На хорезмский манер, конечно, но все-таки менестрель. И место в истории литературы ему обес- печено. Хочешь знать, как его зовут? - Артюр Рембо! - Не угадала, - рассмеялся Симмонс. - Хотя они современ- ники. И даже в чем-то близки по духу. - Тоже коммунар? - Напрасно ехидничаешь. Он, возможно, и не слышал о Па- рижской Коммуне, но будь он там - наверняка пошел бы на бар- рикады. - Ты сказал "возможно"? - Я не оговорился. Парень достаточно хорошо образован и даже понимает по-русски. - Вот как? - Эльсинора с интересом взглянула на юношу. Он был уже рядом и тоже с любопытством разглядывал их. - И как же его зовут? - Меня зовут Аваз Отар-оглы, - ответил юноша за Симмонса. - Вы это хотели знать? - Да, - кивнула Эльсинора, стараясь скрыть смущение. - А в узелке у вас, надо полагать, письменные принадлежности? Или, может быть, бомба для тирана? - Ни то, ни другое, - рассмеялся Аваз. - Бритвенные при- надлежности. - Даже так? - удивилась она. - Забавно. - Ничего забавного. Мой отец - цирюльник хивинского хана. Но сегодня отец приболел и мне пришлось его заменить. - И хан, не моргнув глазом, подставит вам свою шею? - Уже подставил, - усмехнулся юный брадобрей. - Откуда ему знать, что у меня в голове? А стригу и брею я не хуже отца. Увидите его величество, - убедитесь сами. Симмонс, не вмешиваясь, молча наблюдал за их разговором. В одно из своих посещений Хивы первой четверти XX века он уже видел Аваза, и знал, какая страшная участь его ожидает. И теперь, глядя на его юное лицо, испытывал странное ощуще- ние раздвоенности: рядом с веселым жизнерадостным юношей ме- рещился заросший клочьями неопрятной седой бороды изможден- ный старик с фанатично горящими глазами в рубище, которое было когда-то бязевыми штанами и рубахой, босой, прикованный цепями к огромному нарвану * на белом от январского снега загородном кладбище. "Судьба... Рок... - подумал Симмонс с нарастающие ожесто- чением. - Какого черта! Ведь в конце концов это всего лишь слова! И все, наверное, можно изменить. Несправедливо, чтобы человек прошел через весь этот ад физических и духовных мук, униженный и оскорблений только за то, что по молодости лет писал бунтарские стихи!" - Аваз, - негромко позвал он. - Да, таксыр? - удивленно оглянулся юноша. - Ты давно сочиняешь стихи? - С тех пор, как себя помню, а что?.. - Скажи, что тебе дороже - стихи или... работа? Он хотел сказать: или жизнь. - Странный вопрос. - Юноша пожал плечами. - Ремесло это мой хлеб. А стихи... - Он задумался. - Стихи дают мне ра- дость. Иногда они причиняют боль. Но это - хорошая боль. Она очищает душу. А почему вы спрашиваете? * Разновидность вяза. - Ты хочешь узнать свое будущее? - спросил Симмонс, не ответив на вопрос. - Конечно, - не задумываясь, ответил юноша. - А вы что - пал мин? - Это неважно. Я могу показать тебе, что тебя ожидает. Но при одном условии. - Говорите, я слушаю. Теперь роль безмолвного наблюдателя перешла к Эльсиноре. - Ты сделаешь для себя вывод и будешь жить так, чтобы ни- чего плохого с тобой не случилось. - Ну разумеется! - рассмеялся Аваз. - Иначе зачем загля- дывать в будущее? "Он убежден, что я его разыгрываю, - подумал Симмонс. - Бедняга..." Он обернулся к Эльсиноре. - Ты отправишься с нами, Люси? Она молча кивнула. - Подойди ближе, Аваз. Не пугайся, что бы ты ни увидел. Помни, это - будущее. И ты можешь его изменить. - Хорошо, - улыбнулся юноша и шагнул к Симмонсам. Тоскливое, затянутое пеленой серых облаков небо низко на- висло над кладбищем. Дул резкий, пронизывающий ветер, сек лица мелкой снежной крупой. По заледенелой дороге от кладби- ща к видневшейся в отдалении крепостной стене торопливо возвращалась разномастная толпа: дервиши и каландары в ост- роконечных меховых шапках, драных постунах, с кубышками на груди и посохами в руках, дородный мулла в чалме и стеганом ватном халате, несколько закутанных до самых бровей женщин, калеки, безучастные ко всему худолицые ремесленники, купец в меховой шубе и малахае с малиновой от мороза рожей. С холма над дорогой было слышно, как они перебрасываются между собой скупыми репликами: - Надо же, и холод его не берет!.. - Джинни *, одно слово... - А все равно жалко. Цепи руки-ноги изъели... - А глаза-то, глаза!.. Так и горят! - Говорю же, джинни... * Одержимый бесом. - Поделом бунтовщику! Ишь чего выдумал: на хана замахи- ваться! - Тебя бы самого так, кабан красномордый! - Но-но! Ты потише там!.. Толпа поспешно, словно уходя от погони, прошла мимо. - О ком они говорят? - хрипло спросил Аваз. - Сейчас увидишь, - ответил Симмонс. - Пойдем. Они спустились с холма и зашагали по заросшему турангилом и камышом кладбищу. Здесь было тише. Ветер качал верхушки деревьев и монотонный посвист его нагонял тоску. В центре кладбища, у старого, полуразвалившегося мазара возвышался огромный нарван. Могучая густая крона его имела правильную шарообразную форму, нижние ветви почти касались земли. Симмонсу почему-то вспомнилось бытовавшее в Хорезме по- верье о том, что несколько раз на протяжении многовековой жизни нарвана ветви его опускаются до земли, и тогда в роду того, кто его посадил, кто-нибудь умирает. "Чушь какая-то!" - подумал он и поежился от холода. Они зашли с наветренной стороны и остановились в нескольких ша- гах от дерева. Теперь мазар, да и большая часть кладбища бы- ли скрыты его гигантской кроной. Дерево росло на возвышении, и ветер здесь гуляя вовсю. "Надо поторапливаться, - решил про себя Симмон и опять зябко поежился. - Так и пневмонию подцепить недолго". - Смотри, Аваз, - негромко произнес он и протянул руку. В широком просвете между ветвями, во весь рост, прижавшись спиной к стволу дерева, стоял человек. Ледяной ветер трепал клочья длинной седой бороды и лохмотья одежды, сквозь кото- рые проглядывало тощее серое с желтизной тело. Человек стоял, раскинув руки и низко опустив голову. - Кто это? - почти неслышно ахнула Эльсинора. Аваз несколько мгновений вглядывался в человека под дере- вом, беззвучно шевеля побелевшими губами, к вдруг сорвался с места, обнял старика, припал лицом к его груди. - Ата! - звонкий рыдающий голос проникал в самую душу. - Что они сделали с тобой, ата?! Старик медленно поднял голову. Блуждающий взгляд воспа- ленных глаз скользнул по незнакомцам, остановился на Авазе. Зазвенели цепи, которыми были прикованы к дереву руки и ноги несчастного. - Ата? - глухо повторил старик. Качнул головой. - У меня нет детей. У меня никого нет. Были стихи, песни... Асфандияр сжег. Глупец! Как будто песню можно сжечь или повесить... Их все равно поют! Он рванулся, загремел цепями, то ли закричал, то ли запел хриплым, дребезжащим голосом: - Асфандиер хон болды, Багрымыз кара кан болды!.. * Симмонс взглянул на Эльсинору. Она плакала, дрожа всем телом в своем тоненьком летнем платьице. "Черт меня дернул затеять все это! - подумал он с досадой и запоздалым раская- нием. - Знал ведь, что здесь холодно!" - Хо-ой, молла Аваз! - послышался рядом чей-то гнусавый насмешливый голос. Симмонс стремительно обернулся: неизвест- но откуда взявшийся пожилой священнослужитель в чалме и сте- ганом халате злорадно улыбался, опираясь на длинный, до блеска отполированный ладонями посох и не сводя глаз со ста- рика. Юный Аваз его явно не интересовал. - Хой, молла Аваз! Опять людей баламутишь! Не боишься аллаха, мусульман посты- дился бы, богохульник! Отступник! Покайся! Пади в ноги их величеству Асфандияр Богадурхану! Моли о помиловании, гор- дец! На старика страшно было смотреть. Скованный целями, он весь напрягся, величественно вскинул голову, неистово сверк- нул глазами. Пораженный внезапной переменой, Аваз отступил на несколько шагов, не сводя глаз с прикованного к дереву безумца. - Пошел прочь! - загремел яростный голос старика. - Прочь, раб! Прочь, дерьмо! - Я - дерьмо?! - возмутился священнослужитель. - Я - шейх святого мазара Иморат-бобо - дерьмо?! - Проклятье подлому роду твоему до седьмого Колена! - не- истовствовал старик, гремя цепями. - Замолчи! - взвизгнул шейх и, вскинув над головой посох, ринулся на обидчика. Аваз стремительно шагнул вперед, схватил шейха за ворот халата и рванул на себя. * Асфандиярхан на престол вступил, Черной кровью наши сердца затопил! Шейх крутнулся вокруг своей оси и рухнул на четвереньки. Покатилась, разматываясь на ходу, чалма. Шейх схватился ру- ками за плешивую голову и, взвыв дурным голосом, бросился теперь уже на юношу. Аваз отвесил ему звонкую оплеуху, но тот вцепился в его халат и, падая, увлек за собой. Со стороны мазара послышались чьи-то встревоженные голо- са. Нельзя было терять ни минуты. Симмонс взял Эльсинору за руку, шагнул к дерущимся и, обхватив их свободной рукой, кивнул жене: - Включай времятрон, Люси! Появление их не осталось незамеченным: шарахнулись, всхрапнув, бараны возле хауза. Один - коричневый, казахской породы - сорвался с привязи и неуклюжими скачками помчался вокруг водоема. Удалявшийся по аллее. Ислам Ходжа оглянулся и в изумлении сдвинул на затылок папаху. - Откуда вы взялись? Клянусь аллахом, только что вас тут не было. Говори, Аваз! Юноша оттолкнул от себя продолжавшего цепляться шейха, тот шлепнулся на зад и оторопело завертел плешивой башкой: - Где я? - А это еще кто? - строго поинтересовался кушбеги. - Как ты сюда попал, вор? - Где я? - продолжая таращиться, плаксиво повторил шейх. - Позвольте я вам все объясню, кушбеги, - шагнул вперед Симмонс. - Кушбеги? - продолжая сидеть, дурашливо хохотнул шейх и икнул. - Ислам Ходжа? Не может быть. Того давно земля погло- тила. В фаэтоне возле самого дома зарезали, ночью. Своими глазами видел, как хоронили. - Что бормочет эта свинья? - угрожающе ощетинился кушбе- ги. - Не обращайте внимания. - Симмонс взял Ислама Ходжу под руку. - Так вот, я с супругой прогуливался по саду и случай- но встретил здесь этого молодого человека. - Он - сын ханского брадобрея, - кушбеги все еще метал в шейха злобные взгляды. - Знаю, - кивнул Симмонс. - Мы уже успели познакомиться. Обаятельный юноша и начитан, должен сказать. - Еще бы! - Кушбеги поправил папаху на голове. - Он и по- эт превосходный. - Это делает ему честь, - кивнул Симмонс. - Но послушай- те, что было дальше. На этом вот самом месте выскакивает вдруг, - Симмонс огляделся по сторонам, - вон из-за того ви- ноградника этот придурок и набрасывается на мою супругу. - Он?! - усы у Ходжи Ислама встали торчком, как у разъ- яренного тигра. - На вашу супругу?! Между тем шейх уже оправился от первого потрясения, встал с земли и с явным интересом прислушивался к разговору, кивая головой и саркастически посмеиваясь. Сзади к нему подошел сорвавшийся с привязи баран, принюхался, задрав голову, фыркнул и начал пятиться. - Аваз, конечно же, схватил негодяя, - продолжал Симмонс, - завязалась потасовка, и тут подоспели вы, кушбеги. Не об- ращайте внимания на его болтовню, он явно помешанный. Вы только взгляните, как он одет! Разве нормальный человек ста- нет ходить летом в ватных штанах и стеганом халате? Баран продолжал пятиться, уставившись в одну точку, и точка эта находилась ниже поясницы ничего не подозревавшего шейха. - Ты, вонючая скотина, посмел оскорбить гостей его вели- чества!! - зарычал кушбеги, надвигаясь на шейха. Надо отдать шейху должное - любой спасовал бы перед таким натиском. Шейх не спасовал. Шейх вытянул вперед руку, сложил пальцы в кукиш и завертел им перед носом остолбеневшего от такой неслыханной наглости кушбеги. - А вот это видел? Самозванец! "Его величество, его вели- чество!" Да я, если хочешь знать, каждую неделю с Асфандияр Богадурханом вижусь. С глазу на глаз, не то, что другие. Да мы с ним... - Что он мелет? - Ислам Ходжа все еще не мог опомниться от изумления. - Вы слышите, что он болтает? Асфандияр - хан? Асфандияр - тура *, ишачья твоя башка! И мой зять! - Хи-хи! - шейх злорадно прищурился, и, продолжая вертеть дулей, погрозил Исламу Ходже указатель- * Сын хана. иым пальцем левой руки. - Хочешь мне голову заморочить? Не выйдет. Пойди на Сарайбазаре дурака поищи. Асфандиярхан пра- вит в Хиве с тех пор, как Мухаммадрахимхан Второй Феруз, царствие ему небесное, покинул этот мир. Любой девана * тебе его мавзолей укажет. - Да тебя за такие разговоры!.. - задохнулся Ислам Ходжа и, круто повернувшись, хлопнул в ладоши. - Эй, стража!! Баран между тем, продолжая пятиться, ткнулся курдюком в ствол карагача, замер на мгновенье и, стремительно набирая скорость, рванулся вперед, выставив перед собой крутые рога. Таранящий удар пришелся точно в цель: взбрыкнув руками и ногами, шейх птицей взвился в воздух и оседлал шею стоявшего перед ним кушбеги. Тот повалился на спину, а шейх со всего размаху плашмя грохнулся наземь, пропахал по инерции метра два и неподвижно распластался на дорожке аллеи. Все это произошло в считанные секунды. Симмонс успел лишь заметить краешком глаза коричневую молнию, которая ударила шейха в зад и, как по волшебству, превратилась в барана. Ба- ран торжествующе мемекнул и, как ни в чем не бывало, трусцой отправился к своим сородичам под карагачи. - Вот это номер! - покачал головой Симмонс и расхохотал- ся. Залилась звонким смехом Эльсинора. Аваз хохотал, зажав рот ладонью, однако быстро опомнился и, оценив обстановку, счел за благо поскорее унести ноги: быть свидетелем конфуза кушбеги ничего хорошего не предвещало. Юноша подобрал узелок с бритвенными принадлежностями, кивнул продолжавшим корчить- ся от смеха Эльсиноре и Симмонсу и скрылся за углом башни. Первым пришел в себя Ислам Ходжа. Медленно, озираясь по сторонам, встал с земли, поднял и нахлобучил папаху. - Как он у меня на шее оказался, негодяй? - удивленно, вполголоса произнес кушбеги. - Крылья у него выросли, что ли? Он подошел к шейху и, без особого, впрочем, ожесточения, вяло пнул того в бок. - Дод! - пронзительно заверещал шейх. Из-за башни, запоз- дало бренча оружием, выбежали двое нукеров. - Уберите эту падаль! - величественно распорядился кушбе- ги. - Надавайте по шее и выбросьте за ворота! * Юродивый. Нукеры с рычанием набросились на шейха, подхватили под руки. - Не трогайте, да не покинет вас счастье! - продолжал орать шейх. Не обращая внимания на вопли, нукеры поволокли шейха прочь. Ислам Ходжа подождал, пока они не скрылись из виду, и обернулся к гостям. Теперь его лицо выражало вежли- вую учтивость и чувство собственного достоинства. "Силен, - весело подумал Симмонс. - Такой с коня свалится, а в седле усидит!" - Его величество хан Сайд Богадур Мухаммадрахим Второй, - раздельно выговаривая каждый слог, отчеканил кушбеги, - про- сит своих гостей оставаться в отведенных для них покоях. К трапезе я вас приглашу сам. Ислам Ходжа отвесил легкий поклон и величественно удалил- ся. - Тебе не кажется, что наш визит несколько загянулся? - спросила Эльсинора, когда они умылись и привели себя в поря- док. - Ты решала, ехать сюда или не ехать, - напомнил Симмонс. - Разве не так? - Так, - кивнула она. - Но, во-первых, я и представления не имела, где эта самая Чодра, а, во-вторых, откуда я могла знать, что тебе взбредет в голову блажь отправиться с Авазом на его Голгофу, и, в-третьих, насколько я поняла, особого желания говорить о делах в Таш Хаули у его величества Мухам- мадрахимхана не было. Мне даже показалось, что каким-то об- разом он догадывается о цели нашего визита. - Ну это уже из области фантастики! Ты забываешь, что мы вернулись на неделю назад. У твоего Джумы пока все в поряд- ке. А ханкинскому беку и в голову не приходило с ним распра- виться. - Не скажи, - возразила она. - Эти местные князьки, ко- нечно же, самодуры и самоуправы, но что касается Джумы, то тут бек вряд ли сам решился бы на расправу. - Ты думаешь, расправа санкционировалась свыше? - Да, - ответила она. - Я так думаю. Больше того, я почти уверена. - Может быть, ты и права, - покачал головой Симмонс. - Одно дело прикончить какого-то бедолагу-арбакеша или спалить дом дехканина за неуплату налога, совсем другое - распра- виться с человеком, который внезапно и необъяснимо набрал силу. - И пользуется расположением людей еще более необъяснимых и влиятельных. Ты недооцениваешь хана, Эрнст. Возможно, ох- ранки как таковой у него и нет, но в том, что глаза и уши есть всюду, можешь не сомневаться. Ему, конечно же, доклады- вают и о нас, и о тех, с кем мы имеем дело. - Ты права, - повторил он. - И что из этого следует? - А то, что выколотить у хана фирман о назначении Джумы ханкинским беком будет труднее, чем тебе кажется. - Казалось, - поправил Симмонс. - Теперь уже не кажется. - Тем лучше. И что ты намерен делать? - Купить фирман. Предложить его величеству столько золо- та, что у него глаза на лоб полезут. Но у тебя, по-моему, какие-то свои планы? Не зря же ты отговаривала меня брать с собой синтезатор. - Я просто подумала, что хан поверит тебе и на слово. - Кто его знает? - Симмонс почесал переносицу. - С налич- ными чувствуешь себя как-то увереннее. Посмотрим. На лестнице показался Ислам Ходжа и в изысканных выраже- ниях сообщил, что его величество приглашает гостей вниз. Симмонс заверил, что они не заставят себя ждать. Кушбеги кивнул и скрылся. - Тебе, наверное, лучше говорить с ханом тет-а-тет, - сказала Эльсинора. - Если этот тип будет увиваться рядом, я возьму его на себя. Симмонс усмехнулся и покачал головой. - Ты что-то имеешь против? - Нет. - Тогда в чем дело? - В лексиконе. Есть в нем что-то от преступного мира. - Дорогой мой! - рассмеялась она. - То, для чего мы с то- бой сюда приехали, в любом обществе квалифицируется как преступление. Так что бог с ним, с лексиконом. Уговорить хана, вопреки опасениям, оказалось нетрудно. Стоило Симмонсу предложить венценосцу два мешка золотых мо- нет, согласие было получено, а еще час спустя фирман о наз- начении Джумабая Худайбергена правителем Ханкинского бекс- тва, скрепленный подписями и печатью, был торжественно вру- чен супругам. Обговорив детали и формальности и условившись о сроке вступления в должность новоиспеченного бека, Симмон- сы простились с ханом и кушбеги и под охраной трех нукеров отправились в Хиву. Карета, упруго покачиваясь на рессорах, катилась по пыль- ной дороге. Садилось солнце. Небо за окном кареты приобрета- ло оранжево-золотистый оттенок. Путники, издали завидев ка- рету и нукеров, спешили свернуть с дороги и переждать где-нибудь в стороне, а если это не удавалось, - падали ниц и оставались в этом положении, пока карета проезжала мимо. Лишь один всадник, ехавший в ту же, что и они, сторону, оглянулся и продолжал свой путь. - Скажите на милость, какой храбрец! - удивилась Эльсино- ра, когда они уже почти поравнялись с ним. - Этот-то храбрец мне и нужен, - пробормотал Симмонс, вы- сунулся из кареты и окликнул всадника: - Аваз! - Да, таксыр? - Юноша подхлестнул свою лошаденку, и она затрусила вровень с каретой. Лицо Аваза было задумчиво и спокойно. - Пересядь к нам, - предложил Симмонс. Аваз кивнул. Каре- та остановилась. Юноша передал поводья своей лошади одному из нукеров, открыл дверцу и сел напротив супругов. Карета тронулась. Солнце опустилось за горизонт. Вполнеба полыхал закат, и в его желтоватых призрачных отсветах лицо юноши ка- залось выточенным из янтаря. - Я уже решил, что мы тебя не нагоним, - сказал Симмонс. - Нукеры бросили шейха посреди дороги. Я помог ему дота- щиться до ближайшего дома. Он совсем плох. - Ты уверен, что поступил правильно, оказав ему помощь? - Человеку надо помогать в беде. - Даже если этот человек враг? - Шейх просто глуп. Его злоба - от невежества. Эльсинора смотрела на Аваза с нескрываемой жалостью. - Может быть, ты и прав, Аваз. - Симмонс похлопал себя по карманам, но сигарет не было. Он сплюнул за окно и отер губы платком. - Что ты намерен делать, мой мальчик? Теперь, когда ты все знаешь? Прежде чем ответить, юноша долго смотрел в окно. Быстро темнело. Проплывали изуродованные стрижкой тутовые деревца вдоль дороги. Где-то далеко-далеко сверкнул огонек. - Там... Под деревом на кладбище... Был я? - спросил Аваз не оборачиваясь. "Он даже не сомневается в подлинности того, что видел!" - удивленно подумал Симмонс. - Да, Аваз. Это был ты. - Сначала я решил, что это отец... Только потом... Скажи- те, - Аваз обернулся и пристально вгляделся в Симмонса, по- том в Эльсинору. - Я так и умру там, на кладбище? - Нет, мой мальчик, - Симмонс покачал головой. Он и в са- мом деле испытывал к этому юнцу что-то похожее на родитель- ские чувства. - Больного, разбитого параличом, тебя принесут домой. Ты проживешь еще несколько лет и умрешь в нищете и одиночестве. Подумай, Аваз. Еще не поздно. Ты еще можешь все изменить. Юноша сидел сгорбившись, глядя на свои колени. Когда он снова заговорил, голос его был еле слышен. - Я... - Он медленно повел глазами куда-то в сторону ок- на. - Тот, умирающий... Отрекусь от своих стихов, да?.. Симмонсу страшно хотелось сказать "да", но он вздохнул и отогнал искушение: - Нет, Аваз. Ты до конца останешься верен себе. До самого последнего вздоха. Аваз Отар-оглы некоторое время продолжал сидеть молча, осмысливая услышанное. Потом выпрямился. Медленно набрал полную грудь воздуха. В полусумраке кареты огнем полыхнули его глаза. И было в них что-то безумное, что-то сатанинское, как у того старика на кладбище Иморат-бобо. - Значит, все правильно! - Голос юноши снова обрел силу и звонкость. - Значит, ничего не надо менять!! Копыта коней гулко застучали под сводами ворот Хазара- си-дарбаза. Мелькнул фонарь в руках стражника. - Вы великий палмин, - Аваз наклонился к Симмонсу, отыс- кал в темноте его руку. Крепко пожал. - Спасибо вам за то, что вы не скрыли от меня правду. Теперь у меня чет больше колебаний. Я знаю, как мне жить дальше. Прощайте! Он распахнул дверцу, соскочил на ходу. - Прощайте, ханум, - донеслось из темноты. - Вы самая красивая женщина из тех, кого мне довелось видеть. Будьте счастливы! Будьте счастливы оба! В доме Соура Юсупа несмотря на поздний час продолжалось гуляние, но супруги, сославшись на усталость, уединились в отведенной для них комнате. На следующий день хозяин долго не решался потревожить сон гостей, а когда, уже ближе к полудню, постучался в дверь, она оказалась незапертой и в комнате никого не было. Соур Юсуп забил тревогу, перевернул вверх дном весь. дом, опросил всех домочадцев и в панике помчался в Ново-Ургенч сообщить Дюммелю об исчезновении Симмонсов. По дороге он с ужасом думал о том, какая кара ожидает его за то, что он не уберег хозяев, и приготовился к самому худшему. Не доезжая до Кармана фаэтон, на котором он ехал, порав- нялся с крытой арбой, направлявшейся в Ново-Ургенч под охра- ной десятка казаков из приданного хану для охраны казачьего полка. Арбакеш был Соуру Юсупу знаком и из разговора с ним Соур узнал, что тог послан к Симмонсу за каким-то очень важ- ным грузом. Доверенный "Дюммель и Кo" отчетливо представил себе, какой поднимется переполох, когда арбакеш с казаками явится к Симмонсу, окончательно пал духом и, отдав себя на волю провидения, пристроился к арбе и до самого Ново-Ургенча шепотом молился аллаху, хотя в душе не очень-то надеялся на его помощь. Каково же было его удивление, когда первый, кого он уви- дел, подъезжая к дому Симмонсов, был его хозяин, разгуливаю- щий возле фонтана в полотняном костюме и соломенной шля- пе-канотье. Не веря своим глазам, Соур Юсуп выскочил из фаэ- тона, подбежал к хозяину и склонился в поклоне. Тот поздоро- вался с ним за руку. Рука была как рука, вполне материаль- ная, холеная, с ухоженными ногтями и пахла дорогим одеколо- ном. Соур Юсуп даже к лицу ее прижал от избытка чувств, мыс- ленно возблагодарил всевышнего и дал обет построить в благо- дарность возле своего дома минарет, каких в Хиве еще не бы- вало. Но не зря говорят, что дорога в преисподнюю вымощена бла- гими намерениями; со временем религиозный экстаз поостыл, и скуповатый Соур Юсуп, правда, построил минарет, но высотою всего каких-нибудь четыре метра, и несколько лет спустя вы- махавший рядом карагач скрыл минарет-заморыш от досужих глаз под своей могучей кроной. Джума проснулся от дикой головной боли. Ломило поясницу, ныли руки и ноги, голова буквально раскалывалась на части. Не открывая глаз, он мысленно восстановил все, что произошло за вчерашний день, и застонал сквозь стиснутые зубы. Вспомнился разговор с Симмонсом и Эльсинорой, их обещания сделать его беком. Какой там бек! Он провел ладонями по лицу и глубоко вздохнул. Сегодня будут хоронить Гюль, а он здесь. Надо ехать в Ханки. Даже если его там убьют нукеры, все рав- но надо ехать. Проводит ее на кладбище, а там будь что бу- дет. Он открыл глаза и поднялся с курпачи. В окно ярко светило солнце. Джума потянулся, разминая затекшие члены, и замер: рядом с его изголовьем на кошме были аккуратно сложены воще- ный полосатый халат, батистовая рубаха, суконные брюки, алый поясной платок и мохнатая каракулевая папаха. Поверх одежды лежала кривая сабля на перевязи. Возле двери тускло отсвечи- вали голенища новеньких яловых сапог. "Что это? - пронеслось в его голове. - Откуда? Зачем? Не- ужели то, о чем они говорила ему вчера, - правда? Ведь это одежда бека. И сабля..." Он зажмурился и снова открыл глаза. Все осталось, как есть, и одежда, и сапоги, и сабля в. поблескивающих начищен- ной медью ножнах. Значит, правда? Значит он, Джума, действи- тельно станет ханкинским беком?! Ну, держись, Нураддин! Голова мгновенно прошла. Джума торопливо сполоснул лицо и переоделся. Он застегивал перевязь, когда в дверь без стука вошел Симмонс. - Готов? Молодец! Поторапливайся, там тебя уже ждут. - Кто... ждет?.. - выдохнул Джума. - Как кто? Нукеры, чиновник из ханской канцелярии. Поез- жай принимать дела, бек. Желаю успеха! И тут Джума сплоховал. Ему бы держаться с достоинством, чинно поблагодарить, а он повалился на колени, схватил руку хозяина, зарыдал глухо, словно залаял. - Встань, - резко приказал Симмонс и отобрал руку. - Тоже мне, бек! Будь мужчиной, черт бы тебя побрал! - Буду! - Джума скрипнул зубами, вскочил на ноги. - Кля- нусь, буду! - Ну вот и прекрасно! - Симмонс пристально вгляделся в раскрасневшееся лицо бывшего фаэтонщика. Поджал губы. - А теперь пойдем, я тебя твоей свите представлю. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ У самого синего моря Растаяла в облаке поднятой копытами коней пыли кавалькада во главе с жаждущим мщенья Джумой. Мелодично журчал фонтан перед домом. В саду звонко перекликались птицы. Симмонс достал из кармана сигарету, покатал между большим и указательным пальцами. Щелкнул зажигалкой. Струйка белесо- го дыма потянулась вертикально вверх в неподвижном воздухе. Симмонс опустился на мраморную ступеньку, одернул на коленях светлые элановые брюки. Усмехнулся, мысленно представив се- бе, как Джума врывается в деван * не подозревающего о своем низложении ханкинского бека. * Канцелярия. - "Бошат!" Убирайся! - петардой взрывается короткое апо- калиптическое, зловещее для Нураддина слово. Нураддин снача- ла обалдело таращит глаза, потом становится пунцовым от гне- ва, но тут на сцене возникает ханский служка, оглашает фир- ман. Нураддин белеег, как полотно, по знаку Джумы нукеры, всхрапывая от усердия, хватают опального бека под руки и во- локут на расправу, награждая пинками и затрещинами. Джума садится в кресло, кладет на колени саблю... - Д-да... - сквозь зубы процедил Симмонс. - Не хотел бы я сейчас быть на твоем месте, бек Нураддин... Он затянулся и щелчком послал недокуренную сигарету в сторону фонтана. На душе было тревожно и неуютно. Симмонс тщетно пытался понять, откуда накатывается это гнетущее беспокойство, стремление любой ценой замести следы, уничтожить все, что связывало его с реальностью XXIII века. Странный инцидент в лавке ювелира? Но именно после него-то они с Эльсинорой и совершили бросок сюда, в этот забытый бо- гом и людьми уголок планеты. Подозрительный тип, увивавшийся возле Эльсиноры на откры- тии узкоколейки? Но с того дня прошла целая вечность, а тип больше не давал о себе знать. Головокружительная метаморфоза Джумы? Но парень заплатил за нее такой страшной ценой, что не приведи господь; и те- перь, отбросив манеры цивилизованного человека, с чисто фео- дальной кровожадностью сводит счеты с обидчиками. При чем тут XXIII столетие? Не то. Все не то. Но что же тогда? Чем мучительнее искал Симмонс ответ, тем больше запутывался, пока, наконец, вопре- ки здравому смыслу и человеческой логике, ответ не пришел сам собой, неожиданный в своей ошеломляющей простоте: Эльси- нора! Она и только она могла быть связующим звеном между Симмонсом и его подлинной реальностью! Та-ак... Симмонс машинально закурил. Значит, Эльсинора... Он вдруг поймал себя на мысли о том, что догадка, которая, казалось бы, должна была перевернуть в нем все, - нисколько его не тревожит. Значит, Эльсинора... Ну что ж, подозрения на этот счет возникали у него и прежде. Но он гнал их прочь. С Эльсинорой многое сложно и необъяснимо. Взять хотя бы ее поведение на вчерашнем балу. И этот трюк с "Аидой" в