ться об этом самостоятельно. Бр-р! Какое-то время я тряс головой, пытаясь сообразить, что к чему. До сих пор я жил, не особо разбираясь в юридических тонкостях, и неплохо жил. А теперь вдруг оказывается, что соблюдение прав и реализация права - это отнюдь не одно и то же, если я правильно понял этого механического дурака, и из одного вовсе не вытекает другое. Ладно, пусть, дураку виднее, - но как же мне в этих условиях прикажете реализовать свое право не одиночество, если я не могу задушить Рыбу-Кита или хотя бы оглушить его на время? Если в багажном отсеке и имеется хлороформ, вряд ли мне удастся его найти. Заткнуть себе уши? Нет уж. Связать Рыбу-Кита и соорудить из чего-нибудь кляп? Но ведь это будет нарушением права человека на свободу передвижения... Я не успел додумать - Рыба-Кит подобрал с пола свой фолиант с иероглифами и спрятал его в портфель. Взамен он достал "Практическое руководство по ясновидению" Р.Х.Бауха. Я отвернулся и сжал зубы, чтобы не взвыть. На третий день пытка повторилась. Рыба-Кит нашел в моем лице незасеянную почву и с жаром продолжал ее обрабатывать. Он мешал мне ухаживать за конусоидами. Он не дал мне заполнить дневник наблюдений. К концу дня я был похож на мученика инквизиции, подвергаемого изнурительной пытке и мечтающего только о том, чтобы палач как-нибудь поскользнулся и свернул себе шею. Может быть, мне удастся удавить его прежде, чем вельбот меня обездвижит? Вряд ли. Но если полет продлится еще неделю, думал я обреченно, - я, пожалуй, попробую... На четвертый день мы сели. Спасательная планета - вот она, под ногами, - это, как правило, планета земного типа, способная дать приют терпящим бедствие. Ни одна мало-мальски протяженная космическая трасса не считается сданной в коммерческую эксплуатацию до тех пор, пока вдоль нее не оборудовано необходимого количества спасательных планет. На этих планетах прежде всего уничтожаются потенциально опасные для человека микроорганизмы, атмосфера насыщается кислородом до нужной кондиции, и в большинстве случаев работа на этом считается завершенной. Спустившийся на планету вельбот включает радиомаяк, а пассажиры терпеливо ждут, когда их заберут спасатели, и между делом вдыхают аромат внеземной экзотики. Конечно, спасательная планета отнюдь не курорт и лишь в первом приближении годна для жизни человека, потому-то и не рекомендуется значительно удаляться от вельбота, обеспечивающего дополнительную защиту. Но я не был намерен следовать рекомендациям, а при каждом взгляде на Рыбу-Кита только укреплялся в своем решении. Будь что будет. Нас чуть качнуло - вельбот коснулся поверхности планеты, вплавился в грунт заостренной нижней частью, выпустил где-то там, в глубине, фиксирующие лапы и укоренился. Теперь он стал нашим домом, из него можно было выйти в любой момент и почувствовать, наконец, вожделенную свободу. Нет, насчет свободы, это я, пожалуй, хватил. Кое-какую свободу передвижения - назовем это так. И с оглядкой: кроме микроорганизмов на чужих планетах встречаются и организмы покрупнее. Рыба-Кит, радостный и потный, уже колотился всем телом в люк и рвался на волю. Не тут-то было: прежде всего вельбот пожелал ознакомить нас с "инструкцией по краткосрочному пребыванию на спасательных планетах", каковую и прочел нам все тем же скучным голосом. В инструкции особо подчеркивалось, что обеспечиваемый вельботом радиус зоны защиты от местной флоры и фауны составляет восемьсот метров, а на большем удалении "права человека, входящие в гарантированный минимум, не могут быть соблюдены в полном объеме". На случай же стихийных бедствий (ураганы, извержения, лесные пожары) пассажирам давался мудрый совет искать спасения в вельботе. Вот и вся инструкция. Как только голос замолк, люк откинулся сам собой и Рыба-Кит выпал наружу. Почти сразу после стука его падения до меня донесся торжествующий вопль: планета, по-видимому, была что надо. Тогда и я не заставил себя ждать. Под моими ногами стелилась мягкая трава, а над головой синело небо. Вельбот стоял на невысоком холме, поросшем кое-где редким кустарником, вокруг простиралась ковыльная степь, невдалеке блестела река и по склонам речной долины спускался к воде лес. И по ту сторону реки - даль степи до самого горизонта. И желтое солнце, клонящееся к закату. И легкий ветерок, играющий ковылем. И ни одной хищной твари, способной оскорбить величие природы в ее стремлении к совершенству. И воздух... У меня закружилась голова. Это почти Земля, подумал я ностальгически. Это даже больше, чем Земля, это такая Земля, какой она должна быть и какой ее уже никто, по всей вероятности, не увидит. Здесь нельзя жить. Сюда нужно приезжать умирать, чтобы в конце жизненной гонки насладиться единением с природой, а с последним вздохом вспомнить настоящую Землю и подумать о том, что потерял, в сущности, не так уж много... И такой мир прозябает в ранге спасательной планеты! Тут мои мысли заработали в другом направлении. Спасательная, значит, планета, так? А ведь Рыба-Кит пророчествовал, что спасательная планета окажется неподалеку и что это будет хорошая планета. Совпадение это или случай ясновидения - вопрос второй, а первый и главный: ведь он же меня теперь совсем замучает! И непременно выставит свое удачное "предсказание" в качестве неколебимого и исчерпывающего аргумента - а что делать мне? Я задумался. Гм, а ведь я знаю, что мне делать! Багажный отсек вельбота был велик и чего в нем только не было, но я упорно искал то, что мне было необходимо, и нашел. Палатка - раз. Рюкзаки - из них я выбрал самый большой - два! Спальный мешок с химическим подогревом - три. Туристский топорик с фонариком в рукоятке - четыре! Консервы, посуда, тренога для котелка - пять! Все-таки над оснащением вельбота поработали и психологи: люди, оказавшиеся на спасательной планете, не должны ощущать себя несчастными пассажирами, потерпевшими бедствие. Они должны хоть в малой степени чувствовать себя первопроходцами, а свой лагерь - передовым форпостом земной цивилизации, и благодаря этому они должны крепче сплотиться между собой. Как бы не так. На сборы ушло менее десяти минут - я торопился. Оба горшка с конусоидами были со всей возможной осторожностью пристроены в самой сердцевине рюкзака и обложены одеждой от тряски. Управившись с рюкзаком, я осторожно выглянул из люка. Рыба-Кит, устав кувыркаться в траве, бежал теперь с пригорка к реке, подпрыгивая на бегу, как резиновый мячик. Пока что ему было не до меня, и я знал, что другого такого шанса мне вряд ли дождаться. Я осторожно спустился на землю и, нервно оглядываясь, двинулся к лесу. Кажется, Рыба-Кит ничего не заметил. Он вовсю наслаждался полнотой жизни и вел себя как нормальный человек, это потом он приступит к самососредоточению, познанию Абсолютной Истины, общению с астральными силами, а может быть, даже к пению мантр. Но без меня. Мягкая трава обнимала мне ноги, но не путалась в них. Стараясь идти плавно, чтобы не тряхнуть горшки, я отсчитал тысячу шагов. Потом еще сто. Если вельбот не наврал, то где-то здесь должна проходить граница зоны защиты. Что-то я ее не вижу. Фью-у-уу-у...Бац! Что-то со свистом пролетело над моим ухом и шлепнулось на землю шагах в десяти впереди меня. Я подошел поближе. Ничего особенного, просто небольшой металлический ящичек, похожий на коробку для обуви. При моем приближении он вскочил на паучьи ножки и отряхнулся, как собака. Наверное, это был механический поводырь, вельбот выпустил его мне вслед, чтобы я не потерялся. А может быть, вовсе и не поводырь. Может быть, полицейский. - Чего тебе? - спросил я. - Внимание! - заверещал ящик и замигал красной лампочкой. - Вы опасно приблизились к границе зоны защиты, обозначенной моим настоящим местоположением. Если вы немедленно не повернете назад, спасательный вельбот будет вынужден снять с себя всякую ответственность за вашу жизнь! - Так иди за мной и охраняй меня, - буркнул я, перешагивая через ящик. С этого шага я был предоставлен самому себе, если, конечно, этот пауко-собако-ящик не вцепится в меня и не потащит обратно силой. - Внимание!.. - снова заверещал ящик мне вслед и в точности повторил все, что я уже от него слышал. Дурацкий и никчемный механизм, не о чем с ним разговаривать. В лес я вошел с большой опаской, держа наготове топорик. Сколько я ни искал, более серьезного оружия в вельботе не нашлось. Впрочем, съедят меня звери или не съедят - это еще вопрос, это мы еще посмотрим, зато оставаясь наедине с Рыбой-Китом вплоть до прибытия спасателей, я наверняка сойду с ума. Это точно. Я шел и радовался. Крупных зверей мне не попадалось, следов их тоже, а несколько мелких зверьков, замеченных мною в траве, выглядели вполне миролюбиво. Планета была добра и благожелательна к людям. Она была спасательной в самом высоком смысле: она спасала меня от общества Рыбы-Кита! И свершилось чудо: я вновь обрел способность думать! Я шел в глубину леса, перешагивая через выпирающие из-под земли корни, и мучительный шум в голове, не покидавший меня все последние дни, мало-помалу исчезал сам собой. Мои мысли текли легко и плавно, теперь я мог думать даже о Рыбе-Ките, не испытывая острой головной боли, и был счастлив. Безусловно, Рыба-Кит не был утонченным садистом, сознательно стремившимся довести меня до умоисступления, как не был он и глубоким знатоком предмета, о котором прожужжал мне все уши. А был он, если я правильно понял, просто новичком, ринувшемся в неведомую область зажмуря глаза и стремящимся в неофитском азарте объять необъятное, начинающим адептом-фанатиком, мечтающим, скорее всего неосознанно, через возвеличивание своего предмета возвеличить самого себя. У таких, как он, по моим наблюдениям, чрезвычайно развит инстинкт пророка, они просто не могут без того, чтобы не наставлять других на путь истины, они просто неспособны понять, как это у людей могут быть интересы, отличающиеся от их собственных, - и не поймут, пока их увлечению не исполнится год или два. Со временем одни из них становятся серьезными специалистами в выбранной ими области, а другие без всякой видимой причины бросают все и начинают собирать марки. И очень не любят, когда им напоминают о том, с каким жаром они еще так недавно вербовали себе сторонников... Странно, правда? Да нет, ничего странного. Человек, конечно, не конусоид, но и он достаточно сложен. Я поставил палатку на лесной поляне, рядом с родником, наполненным восхитительной свежей водой, и подальше от деревьев, ибо не хотел, чтобы ночью на меня вдруг свалилась какая-нибудь живность. Солнце садилось. Лес тихо шумел на вечернем ветерке, и кричали в сумерках мелкие животные. Не спеша поужинав подогретыми на костре консервами, я последовательно заполз сначала в палатку, а потом в спальный мешок, и уж совсем было собрался уснуть, но не тут-то было. Как только наступила темнота, я немедленно ощутил жгучий укол в лицо и в ту же секунду изменил свое мнение о благосклонности этой планеты к человеку - еще и теперь вздрагиваю, вспоминая. Вторая раскаленная игла вонзилась в веко. А затем воздух под полотняной крышей вдруг загудел, задвигался, и в палатке стало очень тесно. Сначала я вскрикнул. Потом заорал. У меня было открыто только лицо, и в мгновение ока на нем не осталось живого места. Вероятно, кровососущие твари набились в палатку через открытый вход, пока я ужинал, нежась у костра. Впредь наука дураку! Чертыхаясь и мотая головой, как припадочный, я вытянул из тесного мешка руки и принялся ожесточенно лупить себя по щекам и по лбу, но добился этим лишь того, что насекомые облепили не только мое лицо, но и кисти рук. Было ужасно больно, и я, продолжая что есть силы себя бить, чувствовал, как по лицу, испещренному укусами и раздавленными насекомыми, стекают капельки крови. Хуже всего было то, что я не мог дать себе свободы действий, а если бы начал кататься по полу палатки, оглашая окрестности воем и нелитературной бранью, как, вероятно, поступил бы на моем месте любой несчастный, терзаемый такой мукой, то наверняка опрокинул бы горшки с конусоидами, стоящие у меня под боком. Оставалось терпеть. При свете фонарика мне удалось хорошо разглядеть этих кровососов. Это были самые настоящие рыжие комары или москиты, я не силен в их классификации, - но величиной с небольшую стрекозу, быстрые и увертливые, как реактивные истребители на противоракетном маневре, и безжалостные, как пираньи. Они пировали на мне вовсю, а насосавшись до отказа, секунду или две сидели, перебирая лапками, как бы в глубокой задумчивости, после чего отваливались и, трепыхнувшись раз-другой, замертво падали на пол. "Ага! - ликовал я, содрогаясь от жгучей боли. - Вот вам! Не нравится?" Очевидно, моя кровь была для этих кровососов чистейшим ядом, но кровососам было невдомек, и они не оставили меня в покое, пока последний из них не упал мертвым. В мечтах я строил фантастические прожекты: объявить набор добровольцев-доноров, собрать как можно больше крови и опрыскать ею лес, не пропуская ни одного кустика, ни одного пня, пока последний рыжий упырь не задергает лапками в агонии. Разве не благородная цель? Чужие планеты должны доставаться кровью, и это правильно. Скажете, преувеличение? Ничуть. Если подобные москиты обитали на Земле в меловом периоде, тогда я знаю, отчего вымерли динозавры. Обессиленный, я кое-как обтер свое уже начавшее опухать лицо, выключил фонарик и сделал вторую попытку уснуть. Напрасно: не прошло и пяти минут, как я явственно услышал невдалеке шорох ветвей и громовой треск сухого валежника. Какой-то зверь лез напролом, подбираясь все ближе к моей палатке, и если у этого зверя такой же нрав, как и у местных комаров, думал я, - то с ним шутки плохи. Я осторожно вылез из мешка и ощупью нашел топорик. Бежать было бессмысленно, да и некуда - леса я не знал. Оставалось драться. Треск валежника прекратился: зверь вышел на поляну. Слабый свет коснулся деревьев - по-видимому, шкура зверя фосфоресцировала. Пора, решил я. Нет смысла сидеть и ждать, когда инопланетная тварь сожрет меня вместе с палаткой. Нужно принять бой снаружи, и пусть у меня мало шансов, но и зверюге не поздоровится... Я крепче сжал рукоять топорика и тихонько выскользнул из палатки. В мою кожу немедленно впились тучи комаров, а в глаза ударил свет. Зверь подошел ко мне вплотную и произнес знакомым голосом: - Вот вы где, оказывается! А я вас ищу, ищу... - Уберите фонарик, - прошипел я, лупя комаров и кривясь от боли. - Кстати, как вы меня нашли? Вельбот дал биопеленг? - Дал, - нехотя признал Рыба-Кит. - Но я бы вас все равно нашел, - добавил он, воодушевляясь, - ведь, как известно, поиск людей методами биолокации не более чем элементарная задача для подготовленного человека, пробудившего в себе естественные экстрасенсорные способности... О боже! - А почему вас не кусают комары? - перебил я, приплясывая. - Или они не едят экстрасенсов? Вот что, бросьте дурить и давайте сюда репеллент... К тому моменту, когда мы вернулись в вельбот, я совсем опух от укусов и все тело невыносимо чесалось. Без репеллента меня бы просто съели. Следовало признать, что моя попытка к бегству провалилась самым жалким образом, и я это признал. Как признал и то, что мой мучитель оказался более крепким орешком, чем мне представлялось: ведь надо же - идти одному в кромешную ночь по незнакомым внеземным чащобам, подвергая свою жизнь опасности только лишь затем, чтобы вытащить из леса другого человека - на это, согласитесь, способен не каждый. Но он спасал не человека, мрачно думал я, продолжая мучительно чесаться. Он спасал своего слушателя, свою жертву, будущего подвижника новой веры, парапсихологии или как ее там. Это не подвиг, потому что подвигов из эгоизма не бывает... И Рыба-Кит блестяще подтвердил мое умозаключение тем, что до глубокой ночи читал мне лекцию о биолокации и таящихся в ней неисследованных возможностях. По чистой случайности мне удалось заснуть. Наутро я нашел в багажнике мазь от укусов и смазал фасад, а как только Рыба-Кит, бросив нудить, удалился "предаться самососредоточению", пристал с расспросами к вельботу. Вельбот давно меня раздражал. - Так это ты меня выдал? - спросил я, с трудом сдерживаясь и внутренне кипя. - Ты, железо старое? - Не понял вас, - скучно ответил вельбот. - Если вас не затруднит, уточните запрос. Вежливый, паразит! - Какого лешего ты дал этому маньяку мой пеленг? - повысил я голос. - Я тебя просил об этом? - В мои обязанности входит соблюдение гарантированного минимума прав человека, - заявил вельбот. - В том числе и права на информацию. - На правдивую? - механически поинтересовался я, соображая, как лучше подойти к главному вопросу. - На любую, - сухо ответил вельбот. У меня пересохло в горле. Одно из двух: либо вельбот слишком глуп, либо глуп я. Право на ложную информацию - как вам это нравится? - Уточни, - потребовал я. - Абсолютно правдивой информации не существует, - пояснил вельбот, - поскольку средства сбора информации всегда ограничены, а сам критерий правдивости размыт и не ясен. Любая информация является субъективной вне зависимости от того, собрана ли она человеком, либо машиной, и, следовательно, содержит определенный (чаще - неопределенный) процент недостоверности. Помимо этого, человек имеет право и на заведомо неверную информацию, находящую свое выражение в некоторых видах искусства, устного творчества и литературы. До меня, наконец, дошло. Вельбот был прав, такие механизмы всегда правы. Искусство - это конечно... И литература. Выбросьте вымысел, например, из исторического романа - и в лучшем случае получите плохой учебник. Согласен, без права на заведомо ложную информацию жизнь была бы скучна: ни тебе розыгрышей, ни хорошей книги... Впрочем, это к делу уже не относится. - А твой гарантированный минимум прав, - попытался поддеть я, - это стопроцентно достоверная информация? Вельбот молчал несколько секунд. Видимо, эта мысль никогда прежде не приходила в его кристаллические мозги, и теперь он переваривал ее, переворачивая так и эдак. У меня появилась надежда. - Нет, - ответил вельбот, - поскольку человечество постоянно работает над расширением своих прав. В частности, за последнюю сотню лет в гарантированный минимум были добавлены три новых пункта и еще восемь подверглись переформулировке. Но в случае любого изменения я должен руководствоваться прежним гарантированным минимумом прав до тех пор, пока мне не будет сообщен новый. Так. И здесь - мимо. Наивно было и думать о том, что можно как-то обмануть этого стража порядка. Я по-прежнему был в клетке, хотя и на воле. Из этой клетки было невозможно убежать, Рыба-Кит в два счета найдет меня по пеленгу. И тут мне показалось, что я нашел блестящий выход. - Эй, железо, как тебя там... - начал я. - Модернизированная модель мозгового механизма... - завел он. - Вот-вот. Слушай меня внимательно. Если, как ты утверждаешь, я имею право на информацию вообще, значит я имею право и на информацию о том, как вывести тебя из строя... - Безусловно, - ответил он, подумав самую малость. - Но хочу предупредить вас о том, что любая попытка повреждения спасательного средства будет являться посягательством на права обоих спасаемых пассажиров, и, следовательно, такая попытка будет мною пресечена. - Обездвижишь? - спросил я. - Обездвижу. Это был тупик, и свет, забрезживший было впереди, погас. - Но я хочу всего лишь реализовать свое право на одиночество! - закричал я в отчаянии. - Ведь мне больше ничего не нужно, слышишь! - Реализуйте, - равнодушно сказал вельбот. - "Реализуйте"! Как??! Нет ответа. То ли машина не хотела за меня думать, то ли в самом деле не видела здесь противоречия. Но как я могу реализовать свое законное право на одиночество, если Рыба-Кит рвется реализовать свое не менее законное право на общество? В режиме разделения времени? День так, а день эдак? Я бы, пожалуй, согласился, но ведь Рыба-Кит не согласится ни за что. Но должен же быть хоть какой-то выход! Право на свободное волеизъявление? Гм-м... Я могу сколько угодно изъявлять свою волю, это ничего не изменит. Не то. Право на отдых? Но, с точки зрения вельбота, мы только и делаем, что отдыхаем. Не то. Право на ненасилие над личностью? Чепуха, такого права не существует. Что такое насилие над личностью - ударить личность по голове? Не только. А дисциплина и единоначалие, присущее, скажем, космофлоту, - это не насилие над личностью? Будет ли сладок без кнута пресловутый пряник? А государство? А воспитание ребенка - не насилие над его личностью? Терпим же. Сколько угодно насилия над личностью - и ничего, живем и будем жить. Не то. Я оставил эту мысль там, где она лежала. Правда, несколько позже выяснилось, что она все же пустила во мне кое-какие корни. - Ладно, - сказал я, решившись начать сначала. - Ты можешь перечислить все права, которыми любой человек вправе воспользоваться? - Право на жизнь, - начал вельбот. - Это основополагающее право, поэтому оно стоит первым пунктом в перечне гарантированных прав. Хотя, строго говоря, по закону все права равноценны и ни одно из них не может быть доминантно над другими. - Дальше, дальше, - поторопил я. - Не болтай лишнего. Если понадобятся комментарии, я спрошу отдельно. - Пункт два: право на труд как средство существования, - продолжил он. - Пункт три: право на труд как источник наслаждения; пункт четыре: право на рекреацию, пункт пять: право на здоровье... Я терпеливо слушал. Примерно на пятидесятом пункте у меня заболела голова, а еще через полчаса я, вероятно, был похож на марафонца в конце дистанции и остро завидовал пещерным охотникам, косматым пращурам человечества, имевшим только одно право: жить, пока не съели звери. Я чувствовал себя опутанным правами по рукам и ногам. - Пункт двести восемь, - тягуче тянул вельбот, - право на эстетические ценности как средство самосовершенствования. Пункт двести девять: право на продление жизни домашнему животному как средству сохранения душевного спокойствия человека... - А домашнему растению? - спросил я с некоторой надеждой. - Такого пункта нет. - Ясно. Давай дальше. К концу перечня я совсем ошалел. Человечество поработало не зря: триста семьдесят семь гарантированных прав охватывали, казалось, все. В перечне нашлось даже право отказаться от выбора способа смерти для человека, замыслившего самоубийство. Решительно не представляю себе, как это можно осуществить. - Это все? - спросил я. - Перечень исчерпан, - подтвердила машина. - Что-нибудь непонятно? - Да, - сказал я, собирая в кучу растрепанные мысли и ища соломинку, за которую можно ухватиться. - Непонятно. Объясни мне, пожалуйста, каким таким образом мне здесь обеспечивается право на здоровье, если Рыба-Кит жужжит у меня над ухом каждую минуту? Он мне надоел и действует на нервы. А ведь нервничать вредно для здоровья, не так ли? - Поясняю, - сказал механизм. - Человек, желающий избежать опасности для здоровья, может удалиться от источника этой опасности либо уничтожить его. В случае, если источник опасности не может быть уничтожен, поскольку также является человеком, и если он преследует человека, человек может удаляться непрерывно, сохраняя между собой и источником опасности безопасное расстояние... - Да ты соображаешь, что говоришь! - закричал я. - Это что же, мне придется все время от него бегать? - Физическая активность приносит пользу здоровью человека, - сообщил механизм. Я задохнулся. - Второй человек, являющийся источником опасности для здоровья первого, преследуя его, также реализует свое право на здоровье. - Ну вот что, - ядовито сказал я, сдерживаясь из последних сил, - скажи тогда: как мне в этих условиях реализовать свое право на хобби... то есть... это... на время, материалы и условия для занятия деятельностью... в общем, пункт двадцать семь? А? Подумай и скажи, да смотри не задымись от натуги. Умник. - Какой род деятельности имеется в виду? - последовал вопрос. - Выращивание конусоидов, - ответил я, предчувствуя свой триумф. Это растения. Растут в горшках. - Поясняю, - немедленно ответил механизм. - Человек, удаляющийся от источника опасности, может взять горшки себе под мышку... Позднее я понял, что был неправ, машина не способна на преднамеренную издевку. Но в тот момент, когда я прыгал на одной ноге и массировал другую, отбитую о борт вельбота, мне было не до логики. А тут еще явился Рыба-Кит и сказал, что я неправильно дышу, что мой случай (вы подумайте - мой случай!) очень запущенный и что ничего не поделаешь, придется ему заняться мною с самых азов, но это ничего, ибо если правильно заложить основы, развитие парапсихологических способностей пойдет дальше уже само собой. Я впал в отчаяние и весь остаток дня просидел на траве, тупо уставясь в одну точку и согласно кивая, когда мой гуру останавливался, чтобы перевести дух. Мне было все равно. Решение - и, как мне показалось, удачное, я нашел на следующее утро, когда Рыба-Кит еще спал. Оно показалось мне таким простым и ясным, что я чуть не подпрыгнул от радости. Река! Как-то раз Рыба-Кит сознался, что не умеет, к сожалению, плавать. А по-моему - к счастью! Осторожно, чтобы не разбудить спящего, я снял одно из пассажирских койко-кресел вельбота. Вельбот молчал: видно, решил, что я имею на это право. Кресло было пухлым и легким - вспененная пластмасса, - но на всякий случай я отделил металлические крепления. Плотик был готов. Стараясь не производить ни малейшего шума, я собрал свои пожитки, нашел палатку и тихонько вынес вещи из вельбота. Через полчаса на берегу реки высилась скромная горка моего имущества и я раздумывал, что перевезти на тот берег в первую очередь. Разумеется, не конусоиды - их нужно везти последними, мало ли что. А вот палатку, обувь и часть баллончиков - можно. Раздеваясь, я услышал позади крики и обернулся. С пригорка по направлению ко мне со всех ног бежал Рыба-Кит. Ему не хотелось оставаться одному, он кричал и на бегу отчаянно размахивал руками. Сочувствия во мне он не вызывал. Я усмехнулся, спустил плотик на воду и поплыл. Вода была теплая, ленивое течение медленно сносило меня в сторону. Внутренне я ликовал и даже начал было напевать что-то бодренькое, но тут же глотнул воды, закашлялся и решил ликовать молча. Плаваю я неважно, а тут еще приходилось толкать перед собой довольно-таки нескладный плотик. Кое-как проплыв около трети ширины реки, я оглянулся. Рыба-Кит был уже на берегу и что-то кричал мне вслед, обильно жестикулируя, судя по жестам - умолял вернуться. Нет уж, дудки. Обидно то, что ко второму заплыву мне, судя по всему, придется готовиться, выслушивая его упреки в бессердечии с самого близкого расстояния, а может быть - как знать? - даже нейтрализуя определенное физическое противодействие - но разве цель того не стоила? Ничего не поделаешь, думал я, работая ногами и отфыркиваясь. Придется быть жестоким. Он останется один - ну и что с того? Я тоже буду один, по крайней мере до тех пор, пока Рыба-Кит не придумает, из чего сделать плот. Несколько дней одиночества - это именно то, что мне сейчас крайне необходимо. Нет, я не уйду далеко - кто знает, на что можно напороться на незнакомой планете? Мы будем жить у реки: я на одном берегу, Рыба-Кит - на противоположном. Но на ночь я буду отходить от реки подальше, ночью над водой очень уж хорошая слышимость... Фью-у-уу-у...Плюх! Знакомый уже пауко-ящик приводнился впереди меня с фонтаном брызг, развернулся против течения и заработал лапками, как жук-плавунец. Обычно ящики умеют плавать только по течению, а этот очень старался и пенил воду, как танкер, силясь выгрести, но необтекаемая форма сводила на нет все его потуги. Его медленно сносило. Навряд ли он оказался бы способен меня спасти, начни я тонуть. Наверняка вельбот, как и в прошлый раз, выплюнул его мне вдогонку не затем, чтобы меня спасать, а затем, чтобы реализовать мое право на информацию. - Внимание, - завел свое ящик булькающим голосом. Вероятно, в голосовое устройство попала вода. - Вы опасно приблизились... К чему я опасно приблизился, я так и не услышал. В нескольких метрах от меня зеркальная поверхность реки вдруг вспучилась горбом, и из воды, разбрасывая кольцевые волны, высунулась отвратительная треугольная морда размером с три моих плотика и внимательно оглядела меня выпученными, как у лягушки, и такими же холодными глазами. Ящик замолк и повернул к берегу, бестолково шлепая лапками по воде. Я все еще держался за плотик, не осознавая ситуации, когда лягушкоглазая тварь, видимо, удовлетворившись осмотром, взволнованно зевнула, показав глоточные зубы, и без спешки заскользила ко мне, раздвигая воду, как волнолом. Тогда я бросил плотик и поплыл назад что было сил. Если бы не говорящий ящик, я бы погиб - тварь плавала явно быстрее. Но именно он подвернулся ей первым, и это меня спасло. Оглядываясь назад между взмахами, я видел, как ящик перед самой пастью зарыскал по воде туда-сюда, потом был подхвачен, вздернут над поверхностью реки и бестолково замолотил лапками. Чудовище перехватило ящик поудобнее и, запрокинув морду, по-жабьи глотнуло. Ящик исчез, и чудовище какую-то секунду пребывало в неподвижности, прислушиваясь, очевидно, к внутренним ощущениям, - затем его холодные глаза уставились прямо на меня. Я выбивался из сил. Рыба-Кит на берегу истерически визжал, словно в воде находился он, а не я. Что касается меня, то мне визжать было некогда. Планета, может быть, была и спасательная, но и на спасательных планетах люди гибнут точно так же, как и на всяких других. Какое мне было дело до того, что чудовище, закусив мною, вероятнее всего сдохнет, как те комары, если я этого уже не увижу? Мне было все равно, умрет эта жаба или не умрет. Я не хотел умирать сам. И - нащупал ногами отмель в тот момент, когда уже казалось, что все кончено: чудовище раскрыло пасть, как тоннель, в полуметре от моих ступней. Если бы оно догадалось втянуть в себя воду, эти записки, по всей видимости, остались бы ненаписанными. Ни один пингвин, спасающийся от морского леопарда, не вылетал из воды с такой прытью, с какой вылетел я. Течение отнесло меня в сторону, за границу зоны защиты. Скорее назад, к вельботу! Вернее, к конусоидам! До сих пор не знаю, умела ли эта тварь передвигаться по суше - во всяком случае, она не стала преследовать нас на берегу. Оглядев на прощанье меня, а заодно и Рыбу-Кита пустым, ничего не выражающим взглядом, треугольная морда скрылась с поверхности, и через минуту вода в реке текла так же спокойно, как прежде - захлопнувшийся вхолостую капкан вновь был готов к употреблению. Так еще более бесславно окончилась моя вторая и последняя попытка найти уединение. Река неторопливо уносила перевернутый плотик. Я потерял палатку, добрую половину питательной смеси для конусоидов и свои ботинки. Пересчитав в уме оставшиеся баллончики, я ужаснулся. А Рыба-Кит вертелся рядом, как заводной, и кричал: - Вы видели! - Он даже подпрыгивал от восторга, и лысина его сияла. - Вы видели! Попробуйте теперь утверждать, что парапсихология это чушь! Вот вам - доказательство реальности психофизического воздействия! Я мысленно приказал этой жабе нырнуть, и она нырнула! - Заткнитесь, - сказал я. (А что я мог еще сказать?) Он не обратил на мою грубость никакого внимания. Что было делать? Я угрюмо подобрал одежду, взял горшки и поплелся назад, даже не огрызаясь - у меня не было сил. И потянулись мучительные дни. Рыба-Кит не отходил от меня ни на шаг. Порой мне казалось, что он принадлежит к какой-то тайной сектантской организации, каждый член которой обязан обратить в истинную веру не менее десяти непосвященных, а поскольку я тут всего один, мне достается десятикратная доза. Заставить его замолчать я так и не сумел. Изредка мне удавалось на несколько минут избавиться от его присутствия, и тогда я шел к вельботу задавать новые вопросы. Ответы были различны, но сводились к одному: помочь мне вельбот не мог. Или не хотел. Иногда мне хотелось заложить под него фугас в полтонны весом. Это были мечты. Во-первых, вельбот бы этого не позволил, во-вторых, у меня не было фугаса, а в-третьих, повреди я вельбот, мы лишились бы радиобуя, по которому нас ищут спасатели, и, скорее всего, застряли бы здесь на веки вечные. А у меня не было уверенности в том, что эта планета имеет достаточные размеры, чтобы я мог на ней скрыться от своего сотоварища. Вот что я писал в своем дневнике: День двенадцатый. С утра, пока еще было можно, занялся измерениями. У первого конусоида вита-индекс 0.87; у второго - 1.02. Если биотестер не врет (а с чего бы ему врать?), то первый росток в самом ближайшем будущем причинит мне немало хлопот. Второй, пожалуй, выкарабкается, ему достаточно обычного ухода, насколько он здесь вообще возможен. В 7 ч. 00 м. проснулся Рыба-Кит и сразу же попытался втянуть меня в разговор об экстрасенсорной сущности всего живого, исключая, может быть, простейших. Втянул, конечно. Я говорил "да-да" и "само собой", потому что спорить с ним себе дороже, а Рыба-Кит воодушевлялся с каждой минутой, а потом потребовал перейти к практическим приложениям теории. Велев мне сидеть прямо и смотреть ему в глаза, он заявил, что будет мысленно внушать мне НЕЧТО. Ничего, кроме отвращения, он мне не внушил, но вряд ли он имел в виду именно это. Очень неприятные у него глаза - выпученные и какие-то ОБВОЛАКИВАЮЩИЕ, как кисель. Я плюнул и сослался на мигрень, надеясь отвязаться, - и был немедленно награжден лекцией о лечебных возможностях парапсихологии, продолжавшейся с минимальными перерывами до самого вечера. И вечером тоже было что-то такое, отчего голова в самом деле разболелась ни на шутку. Впрочем, к головной боли я уже привык; если бы конусоиды так же легко адаптировались к местным условиям, ничего лучшего нельзя было бы и желать. День тринадцатый. Весь день не отходил от конусоидов. Первый мне не нравится: с ним творится что-то неладное, я бы сказал, что он УСТАЛО выглядит. Мне показалось, что нижние листья начинают желтеть по краям. Может быть, попробовать питательную смесь "Супер-Ультра"? Нет, пожалуй, подождем один-два дня, а там посмотрим. Зато второй росток, по-видимому, чувствует себя великолепно: пустил два новых листа, а почка на стебле вздулась и вот-вот готова лопнуть. Если в таких условиях распустится цветок, это будет первый случай за всю историю конусоидоводства, а уж если мне удастся получить семена - им цены не будет! Неужели мне выпадет счастье вывести новый сверхустойчивый сорт? Не могу поверить. Рыба-Кит откопал какой-то корень. Говорит, что корень этот - мать всего сущего, содержит трансцендентальные начала, расширяет парапсихологические способности человека, а по части целебных свойств даст сто очков вперед любому женьшеню. Но при чем тут я? Казалось бы, откопал корень, похвастался - так уйди с глаз и жуй свое сокровище где-нибудь вне поля зрения. Так нет же. С самого утра Рыба-Кит сидит неподалеку на травке, свесил слюни веревочкой и чавкает. При этом продолжает обращать меня в свою веру даже с набитым ртом - и ведь не подавится! Я удачно запустил в него порожней консервной банкой, и он отстал, однако настроение было уже испорчено на весь день, тем более что через десять минут Рыба-Кит вернулся, зашел ко мне с другой стороны и с видом благодетеля сообщил, что оставил кусочек своего корня специально для меня и надеется, что я, как цивилизованный человек, отброшу наконец ложную скромность и займусь пробуждением в себе скрытых возможностей. Кончилось тем, о чем стыдно вспоминать: я жалобно просил его оставить меня в покое и позволить моим скрытым возможностям оставаться скрытыми, сколько им заблагорассудится. Просил, разумеется, напрасно. У первого конусоида начал деформироваться один из периферийных листьев, а желтизна по краям стала видна отчетливо. Очень грозный признак! - чувствую, что мне предстоит беспокойная ночь. День четырнадцатый. Росток гибнет, это ясно. Утром, одурев от бессонницы, я не выдержал и через клапан защитного колпака ввел в завязь стимулятор роста, потом провел общую дезинфекцию и подсоединил к горшку баллончик с "Супер-Ультра". Не знаю, насколько это поможет, но иного выхода не видно. Плохо, что баллончиков с "Супер-Ультра" осталось всего два, и если спасатели не явятся в течение ближайших двух недель, росток заведомо погибнет. Зато второй конусоид продолжает меня радовать. Почка треснула, и, значит, цветок будет! Рыба-Кит ходит кругами вокруг меня и наконец-то соизволил обратить внимание на конусоиды. Минуты три он смотрел на них во все глаза и даже слушал мои пояснения, а потом брякнул, что, дескать, не худо бы попробовать укрепить жизненную силу ростков, направив на них сконцентрированную латентную энергию. Я его прогнал и до завтрака наслаждался относительным покоем - он не решался приблизиться и вещал издали... Катастрофа разразилась на пятнадцатый день, утром. Как правило, я недосыпал, стараясь встать раньше Рыбы-Кита, чтобы без помехи заняться ростками и уделить им хотя бы часть того, что обязан был им уделить, - но в то утро я преступно проспал и открыл глаза никак не раньше восьми утра. Конусоидов в вельботе не было! Не было в нем и Рыбы-Кита. Связать одно с другим было секундным делом. С протяжным воплем я выскочил из вельбота и остолбенел. Потом онемел. Потом у меня потемнело в глазах. Защитные колпаки конусоидов небрежно валялись на траве, а над обоими горшками рыхло, как туча, нависал Рыба-Кит и таращился на них, как на ископаемое. Ростки, мои хрупкие беззащитные ростки впитывали в себя гибельный воздух чужой атмосферы, а этот потный идиот с вытаращенными глазами и ухом не вел! Я сжал зубы. Потом сжал кулаки. - А, это вы, - приветливо обратился ко мне Рыба-Кит, продолжая совершать над ростками сложные пассы растопыренными пальцами. - Как спали? А я, как видите, решил воплотить вчерашнюю идею, подкачать, так сказать, ваши цветочки своей психоэнергией. А и утомительное же дело, уверяю я вас... - Мерз-завец! - зашипел я сквозь стиснутые зубы. - С-скотина!! - Ну что вы, - ничуть не обиделся он. - Поверьте мне как специалисту: подпитка ваших цветочков психоэнергией была совершенно необходима - вы только посмотрите, как они сейчас выглядят. Не то что раньше, а! Небольшое психофизическое воздействие - и полюбуйтесь, как у них теперь замечательно прослушивается биопсихополе!.. Он продолжал свою блестящую речь, глядя на меня выпуклыми честными глазами, и поэтому не видел то, что видел я. Его рука задела один из ростков. Конусоид рассыпался так легко, как будто был слеплен из песка. В одно мгновение растение превратилось в черную пыль, изгадившую горшок, в котором еще побулькивал насосик, подающий к омертвевшим корешкам уже совсем не нужную питательную смесь. Конусоиды были мертвы, неведомые вирусы убили их в считанные минуты после того, как с горшков были сняты защитные колпаки, я это понял сразу, как только увидел ростки, понял, но не захотел поверить. И вот - поверить пришлось. Нет, ни один конусоидовод не посмеет упрекнуть меня в том, что растения погибли по моей вине, напротив, мне будут сочувствовать, сопереживать, говорить глупые утешительные словечки. Но разве мне нужно чье-то сочувствие? Или чья-то жалость? Ростки погибли, да. Но Рыба-Кит был еще жив. Мало того - он с пафосом закончил свою речь, убедительно доказав, что