огда я последний раз получал известия
от тети. И он хотел знать, как мое возвышение к месту епископа Меары может
помочь делу восстановления меарской независимости."
"Это вряд ли является секретом,"--сухо сказал Креода.-- "Ладно, хорошо.
Мы должны принять во внимание, что в будущем он будет еще осторожнее, что
просто подтверждает мое предчувствие, что Вы должны знать как можно меньше о
наших остальных планах, пока они не осуществлены. Вы согласны?"
"Мне кажется, что у меня нет выбора."
"Да, у Вас его нет. Поэтому я пока советую Вам дожидаться своего
времени, поддерживая Истелина... и держаться подальше от Моргана и остальных
Дерини. Их чересчур много вокруг."
Джудаель склонил свою голову в знак согласия.
"Хорошо. Я думаю, что Вам было бы лучше вернуться теперь к
себе,"--продолжил Креода.-- "И оставаться там сколько сможете. Никто не
увидит в этом ничего странного, если Вы останетесь наедине с собой в течение
нескольких дней. Я слышал, что король ожидается назад завтра или
послезавтра, и я думаю, что вскоре после этого куча народу отправится в
Ратаркин для введения Истелина в должность. Я надеюсь, что вскоре после
этого мы будем готовы."
"Я покоряюсь Вашему решению, Ваше Преосвященство,"--прошептал Джудаель,
опускаясь на колени, чтобы поцеловать перед уходом кольцо епископа и
получить его благословение.
Когда Джудаель ушел, Креода посмотрел на своего секретаря.
"Посыльный от Горони все еще ждет в соседней комнате?"-- спросил он.
"Да, Ваше Превосходительство."
"Очень хорошо. Тогда попросите, чтобы он вошел, и принесите ваши
чернила и пергамент. Нам надо кое-что сделать."
Два дня спустя король вернулся в Кулди. Делегация епископов встретила
его у городских стен и со всеми положенными почестями проводила к зданию
капитула, где ему был официально представлен Истелин как избранный епископ
Меары. По нескольким дорогам были посланы гонцы, чтобы перехватить короля и
проинформировать его о решении епископов, так что Келсон смог высказать свое
королевское одобрение сразу. Вечером он ужинал с Истелином и несколькими
приближенными, затем, уединившись с Морганом и почти выздоровевшим Дунканом,
чтобы выслушать подробности произошедшего за время отсутствия Келсона. На
следующее утро король со свитой выехал в Ратаркин, чтобы принять участие в
церемонии введения Истелина в должность, которая должна была состояться на
следующий день.
Однако, в эту ночь, пока король и двор отдыхали в Ратаркине, а новый
епископ вместе с несколькими братьями молился в часовне монастыря
поблизости, по тихим коридорам другого монастыря на морском побережье на
далеком северо-востоке шел человек в монашеской рясе. Пленник обители
Святого Иво нетерпеливо мерил шагами свою келью, прислушиваясь к
раздававшемуся по другую сторону двери звуку подбираемых к замку ключей и
опасаясь при каждом скрипе или щелчке, что этот звук может поднять тревогу.
Лицо, встретившее его, когда дверь, наконец, распахнулась, было лицом
монаха, который исповедовал его несколькими днями ранее, проповедника
Джеробома, которого он ждал, как ему было сказано. Джеробом склонил голову,
чтобы получить благословение Лориса, затем знаком приказал тому снять
сандалии. Их босые ноги ступали бесшумно, пока они спускались по винтовой
лестнице башни.
Это было час между всенощной и заутреней, когда вся обитель спала.
Только в этот час они могли надеяться, что, идя по коридорам обители, они
никого не встретят. Когда они огибали лестницу, ведущую к дортуару, Лорис
старался даже не дышать. Пройдя лестницу, он смог вздохнуть, но их путь
превратился в лабиринт незнакомых поворотов и переходов. Он понятия не имел,
где они находились.
Еще одна лестница вывела их в пологий коридор, потом -- в туннель,
высеченный в камне, а потом -- в выходящую к морю пещеру, из которой
пришлось спускаться по утесу на веревке в ожидавшую лодку. Когда лодка вышла
из бухты и направилась через вздымающиеся волны, Лориса кидало из стороны в
сторону, и он непрерывно молился до тех пор, пока из тумана не показалось
судно, почти незаметное в темноте. Когда Лорис стал взбираться на борт,
капитан втянул его за волосы наверх и дал беззвучный сигнал команде
выгребать.
"Да благословит Господь Ваше Преосвященство на Вашем пути,"-- глухо
сказала расплывчатая тень, опускаясь на колени, чтобы схватить вновь
пришедшего за руку и поцеловать ее.
"Горони?"-- прошептал Лорис, поднимая человека, чтобы рассмотреть, а
затем обнять его.-- "Горони, Горони, я боялся никогда не увидеть Вас снова и
никогда не оказаться на свободе! О, я очень доволен такой услугой!"
Довольно улыбаясь, Горони отодвинулся, чтобы склонить голову в
благодарности.-- "У меня были могущественные союзники, мой господин. Но,
боюсь, они недостаточно могущественны, чтобы помешать Вашим врагам
попытаться осложнить выполнение нашей задачи. Лорд Джудаель не был избран
епископом Меары. Завтра утром в Ратаркине, в присутствии короля и
большинства придворных, Брейден и Кардиель введут Генри Истелина в
должность."
"Истелин? Проклятье!"--Ударив кулаком по ладони, Лорис пошел к носу
судна. Когда судно вышло из-за утесов, ветер посвежел, и парус, поднятый
командой, зашелестел и захлопал, ловя ветер.
"Вы знаете, как это случилось?"-- спросил Лорис, когда ему удалось
подавить свой гнев.
Горони пожал плечами.-- "Без подробностей, Ваше Преосвященство, но все
считают, что к этому приложил руку Дерини МакЛейн. Кстати, должен Вас
огорчить -- наше покушение оказалось неудачным. МакЛейн еще жив и на Пасху
будет сам посвящен в епископы, чтобы прислуживать Кардиелю."
"Эта гадюка в епископате!"--Лорис неистово ударил по поручню.-- "Что
насчет нашего агента? Он заговорил?"
"Очевидно нет. МакЛейн убил его во время нападения. К счастью, даже
Дерини не могут заставить мертвых говорить -- особенно с мерашой в теле."
"А, значит, парень сумел ранить его."
"Да, но недостаточно глубоко, чтобы нанести какой-то серьезный вред:
просто чиркнул по ладони, насколько я слышал. Похоже, Морган смог исцелить
его, правда, из-за мераши, не сразу. МакЛейн смог появиться на мессе на
следующий день, и не выказывал никаких признаков ранения."
"Проклятый еретик-Дерини! И он собирается стать епископом!"-- Он шумно
выдохнул, затем, уже более мягко, поглядел на Горони.
"А как это может изменить наши планы, друг мой? Вы сотворили достаточно
чудес, чтобы просто вытащить меня из Святого Иво, но мы никак не сможем
попасть в Ратаркин вовремя, чтобы предотвратить возведение Истелина в
должность."
"Вы правы, мой господин. Однако, когда мы сможем добраться до
Ратаркина, король и его двор будут по пути назад в Ремут. Всю зиму нового
епископа Меары будет охранять только его гарнизон, а большинство из него
присягнуло на повиновение Епископу Кулдскому или самому Джудаелю."
"Правда?"--выдохнул Лорис.
"Да, и даже больше, мой господин,"--ответил Горони, улыбаясь.-- "И
Епископ Креода не считает, что все должно кончиться с Вашим освобождением.
Он предлагает помочь Вам сместить Истелина и посвятить Джудаеля вместо него.
Если все пойдет как следует, то король не узнает про это в течение
нескольких недель, а снег сделает практически невозможными любые попытки
предпринять что-либо до весны. К тому времени Вы и Принцесса Кайтрина должны
стать твердыми союзниками."
Переварив информацию, Лорис кивнул.-- "Креода тоже неплохо послужил
мне. У нас есть третий епископ, чтобы законность посвящения Джудаеля была
неоспоримой?"
"Мы надеемся... м-м-м... "убедить" Истелина помочь нам,"--осторожно
сказал Горони.-- "Его помощь помогла бы нам завоевать доверие городских
роялистов, и, может быть, облегчить наше положение зимой. Если это не
получится, Мир Кирни и несколько других странствующих епископов будут в
пределах досягаемости из Ратаркина. Как только город будет под контролем, у
Вас не будет недостатка в епископах, чтобы реализовать Ваши планы."
"Сколько?"-- спросил Лорис.
"Пока, наверное, семь, не считая Джудаеля и Вас. У троих из них есть
свои епархии."-- Горони помолчал.-- "Я должен добавить, что никто из них не
знает, что, помимо Креоды и Джудаеля, Вы тоже принимаете в этом участие,
хотя дело освобождения Меары связывает их всех. Однако, я думаю, что их
будет легко убедить поддержать Вас, как только они узнают, что Вы
собираетесь защищать Принцессу Кайтрину."
Лорис тихонько фыркнул, затем, прежде чем посмотреть на Горони,
оглянулся вокруг.-- " Горони, Вы что, в самом деле думаете, что она меня
волнует хоть на йоту? Я хочу вернуть свою епархию... и хочу получить Дерини,
отобравшего ее у меня. Я ужасно хочу этого."
"Я думаю, что Вы сможете получить что хотите, мой господин,"--Горони
улыбнулся.-- "Вы увидите, что эти епископы гораздо более послушные, чем их
предшественники... а начав с объединения Меары, ничто не помешает Вам
посвятить дополнительных епископов, которые будут поступать так, как Вы им
скажете. Меара может быть только первым шагом.
"Ах, Горони, Вы хорошо все понимаете, не так ли ?"--тихо сказал Лорис с
одобрением в голосе.-- "Обещаю Вам, что я не забуду этого."-- Он поглядел на
пустынное море перед ними и вздохнул.-- "Когда мы будем на берегу? Я хочу
побыстрее заняться делом."
"Завтра на рассвете. Оттуда -- два или три дня пути до Ратаркина.
Сопротивления не ожидается. Почему бы Вам не отдохнуть, милорд?"
"Спасибо. Я думаю, что мне действительно надо отдохнуть. Я могу даже
поспать теперь."
В обители Святого Иво, напротив, никто не спал, а аббат впервые за
тридцать лет задержал начало службы. Старый монах, стоящий на коленях перед
аббатом и братьями, торопливо собранными в пустой келье Лориса, дрожал и
почти рыдал, его голос был еле слышен, несмотря на то, что аббат уже
освободил всех находящихся в келье от правила ордена разговаривать во время
службы только шепотом.
"Я не могу это объяснить, Отец Аббат. Он просто исчез. Он попросил
разрешения посетить Вечерню, чтобы послушать как проповедует брат Джеробом,
и сам я запер его дверь, когда он вернулся. Вот ключ."-- Не поднимая глаз,
он протянул его обеими руками.-- "Я готов поклясться на любых святых
реликвиях, что ключ всегда был у меня."
Другой монах вышел вперед и опустился на колени около обезумевшего
человека.
"Это правда, Отец Аббат. Ключ был у брата Венчеслава, когда он вернулся
от сопровождения отца Лориса обратно в его келью. Он и я молились в часовне
Богородицы до вечерней трапезы. Мы оба наблюдали за отцом Лорисом, прежде
чем уйти, но он, казалось, спал, а он частенько пропускал утренние службы.
Мы не могли проверить на месте ли он до тех пор, пока не пришли будить его
на молитву."
Растрепанный и взъерошенный аббат в сутане, торопливо наброшенной на
ночную рубашку, устало опустился на табурет и вздохнул.
"Значит, он может отсутствовать уже многие часы,"--прошептал он.-- "Как
это могло случиться? Брат Венчеслав, поверь, я не считаю тебя виноватым, но,
может быть, был второй ключ?"
Монах, изучавший замок при свете свечи, которую держал другой монах,
еле слышно воскликнул от досады и, покачав головой, поглядел на аббата.
"Отец аббат, я сомневаюсь, что был еще один ключ. На замке явные следы
вмешательства, может, это был один из мастеровых, бывших у нас недавно,"--он
помолчал несколько секунд.-- "Или какой-то незнакомец. Я не думаю, что
кто-то допрашивал брата Джеробома?"
Аббат несчастно покачал головой.-- "К несчастью, мне сказали, что брат
Джеробом тоже отсутствует. Увы, мне кажется, что он не был добрым
проповедником. То, что мы не распознали его, не вина членов нашего Ордена,
но факт остается фактом: заключенный, переданный под наш присмотр, сбежал.
Мы не справились со своими обязанностями."
Когда он вздохнул еще раз, собравшиеся братья виновато опустили головы.
"Ну, все, что мы можем сделать -- это сообщить королю, и король должен
знать об этом, хотя у мое сердце обливается кровью от позора."
"Мы все опозорены, отец аббат,"--прошептал один из монахов.
"Да, да."-- Аббат покачал головой и вздохнул в третий раз.-- "Ищите в
последний раз, братья мои. Может, мы найдем, что-то, что объяснит нам как
это произошло. Я тем временем напишу письмо королю. Брат смотритель, мне
будет нужен посыльный, который на рассвете отправится в Ремут. Позаботьтесь
об этом."
"Хорошо, отец Аббат. "
В тот же день, праздник Святого Андрея, во время полуденной мессы
Преподобный Генри Истелин Ремутский был официально объявлен Епископом
Меарским и ему были вручены символы его должности. Возведенный на престол в
соборе Святого Уриеля и Всех Ангелов, окруженный архиепископами и
братьями-прелатами, он, в присутствии короля Келсона, он принял присягу
верности и повиновения всех присутствующих священников Меары, самым
элегантным и подобострастным из которых был Джудаель. Король был первым, кто
попросил нового епископа о благословении, поскольку он вспомнил о лояльности
Истелина во время Торентской кампании, и он и его близкие приближенные
встали на колени, склонив головы, когда произносились слова, испытанные
временем. Вечером же в епископском дворце было торжество.
Местные казались достаточно довольными их новым прелатом, но только для
того, чтобы обеспечить себе мирную зиму. Келсон оставил Истелину отряд из
двадцати человек из собственного отряда; Кардиель выделил примерно столько
же из епископской стражи. Они должны были увеличить гарнизон, оставшийся со
времени умершего епископа Карстена, и который был уже увеличен с помощью
епископа Креоды. Сам Креода решил остаться в Ратаркине на несколько недель,
чтобы помочь Истелину спокойно принять власть. Это был жест доброй воли,
который ни у кого не вызвал подозрений.
Но ухудшающаяся погода не позволила королю задержаться надолго.
Поскольку Истелин уверенно чувствовал себя на своей новой должности, Келсон
был должен возвратиться в Ремут, чтобы продолжить управление остальной части
своего королевства. В течение наступающей долгой зимы могли возникнуть
какие-нибудь неприятности, но король чувствовал, что его новый епископ более
или менее сносно защищен. Покидая следующим утром городские стены Ратаркина,
он был весел, и он, и его свита были в хорошем настроении, несмотря на
моросящий дождь. Несколько епископов, прибывших из Кулди на церемонию,
решили ехать вместе с королем, пока не настало время возвращаться в их
владения, так что поездка была почти торжественной. Поскольку кавалькада
отправилась на юг, чтобы пройти горные перевалы возле Култейна прежде чем
плохая погода вынудит ехать более длинным путем, ни люди, ни Дерини,
сопровождавшие короля даже не помышляли ни о заговоре, готовящемся в городе,
который они только что оставили, ни о другом заговоре, затеваемом в
нескольких днях пути к северу.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Уста их -- мягче масла, а в сердце их -- вражда; слова их -- нежнее
елея, но они суть обнаженные мечи
-- Псаломы 55:21 (54:22)
В предутренней тишине следующего дня, лодка, везущая бывшего и будущего
Примаса Гвинедда отчалила от судна, стоящего у берегов Транши, и безмолвно
заскользила к тихой бухточке. Хрупкая лодчонка, раскачиваясь, прошла между
волноломами к берегу, и два пассажира, пытаясь укрыться от ледяных брызг
глубоко завернувшись в тяжелые накидки, тревожно вцепились в планшир. Когда
под килем зашипел песок, два моряка прыгнули в прибой, чтобы задвинуть лодку
подальше на берег. В утреннем тумане появились факелы, освещавшие одетых в
темное вооруженных людей. Где-то, еле слышно за шумом прибоя, фыркнули
лошади и зазвенела сбруя.
"Эй, на лодке,"-- раздался негромкий голос среди факелов.
Когда Лорис несколько неуверенно поднялся на ноги, лодку качнуло
прибоем.
"Брайс?"
В тот же момент глава отряда и один из несших факелы отделились от
остальных и вышли вперед.
"Добро пожаловать на свободу, Ваше Преосвященство,"-- сказал Брайс
Трурилльский. Он помог Лорису вылезти из лодки и склонился к его руке.--
"Надеюсь, что ваше путешествие не было чересчур утомительным."
Когда ноги Лориса коснулись земли, он слегка пошатнулся на мокром
песке, но Брайс подхватил его под локоть, и вместе они преодолели крутой
подъем на берег. Сопровождавший Брайса помог Горони выбраться из лодки. Как
только оба были на берегу, моряки умело погребли обратно. Вдали, на
ожидающем судне, мелькнул огонь.
"Благодарю за помощь, сын мой,"-- пробормотал Лорис, слегка задыхаясь
после подъема.-- "Ваша служба не останется без награды. Все в порядке?"
"Все в порядке, Ваше Преосвященство. Мы преднамеренно оставили ваш
эскорт маленьким, чтобы избежать неуместного внимания, но Гендон смог найти
несколько из ваших бывших стражников из Валорета. Мы все присягнули служить
Вам."
Он подал знак своим товарищам, которые ждали в темноте, сидя на
волнующихся конях, и они, как один, склонили головы в знак подчинения.
Довольно кивнув, Лорис поднял свою правую руку в благословении и пробормотал
соответствующие слова. Брайс и Гендон тоже склонили головы, чтобы получить
его. После этого, один из людей вывел пару лошадей. Брайс, одев шлем с
вытесненной на нем баронской короной, сам придержал стремя мятежного
архиепископа, чтобы тот мог сесть в седло.
"Куда мы направляемся?"-- спросил Лорис, сев в седло и взяв в руки
уздечку.
Сев на коня, Барон Брайс Трурилльский улыбнулся.
"Мы едем в Ратаркин, Ваше Преосвященство, где нас ждут наши союзники."
Единственным ответом, который позволил себе Лорис, пока остальная часть
отряда садилась на коней, была мрачная ухмылка. Когда люди один за одним
швырнули свои факелы в прибой, их темные фигуры снова растаяли в
поднимающемся тумане. Звон сбруи был еле различим на фоне шума прибоя, когда
они отъехали от берега и направились к югу. Судно, отходя от берега, на
мгновение остановилось, качаясь на высоких волнах, подобно призрачной
морской птице, а потом скрылось в тумане. Вскоре единственным признак
предутренней встречи осталась россыпь погасших факелов, медленно относимых
течением в море.
Но отъезд не остался незамеченным. Пара бородатых людей, лежащих на
животе на утесах, возвышавшихся над берегом, наблюдала за одетым в темное
отрядом почти с полуночи. Присутствие вооруженного отряда на земле Транши
само по себе являлось бы причиной для подозрений, а эти вдобавок явно
пытались скрыть кто они и, безусловно, находились здесь без разрешения
предводителя клана МакАрдри. Прибывшее судно только увеличило подозрения
наблюдателей. Один из них смотрел на высадившихся в длинную подзорную трубу
и зашипел сквозь зубы, когда увидел, как один из прибывших, тот, что был
повыше, поднял руку в благословении.
"Я не знаю, кто он, но мне не нравится то, что я чувствую,"--прошептал
он, передавая напарнику подзорную трубу.-- "Что думаешь?"
Другой хмыкнул и поднес к глазу подзорную трубу, молча наблюдая
несколько секунд прежде чем ответить.
"Наверняка это не к добру. Надо сообщить барину."
"Согласен".
Пока отряд, привлекший их внимание, не уехал, они продолжили наблюдать,
отмечая количество людей, направление, и прочие детали, которые они могли
заметить со своего наблюдательного пункта. Вскоре и они исчезли в утреннем
тумане, быстро отправившись назад к замку Транши.
"Я не заметил, чтобы они носили мундиры или какие-то опознавательные
знаки, но хорошо вооруженный отряд без штандарта или знамени заставляет меня
думать о предательстве,"--докладывал часом позже в зале, где предводитель
МакАрдри и его наследник прервали свой завтрак с некоторыми членами своего
клана, более крупный из наблюдателей.-- "Готов спорить, что это были
меарские заговорщики."
"Хм-м, заговорщики. Допустим,"--проворчал старый Колей.-- "Но,
Александр, почему меарские? У тебя есть доказательства?"
Александр покачал головой. --"Никаких доказательств. Только ощущения. И
кое-что еще. По меньшей мере один из высадившихся был священником. Перед тем
как они уехали, он благословил сопровождавших. Зачем священнику тайно
встречаться с ними?"
Дугал МакАрдри протер заспанные глаза и поглядел на своего отца. Старик
явно плохо спал. В течение некоторого времени никто уже не ждал от больного
предводителя какого-то фактического руководства, а этим утром Колей еле-еле
мог следить за беседой -- и понимал это. Когда отец и сын обменялись почти
незаметными кивками, Дугал встал, залпом допив остатки своего утреннего эля.
"Я думаю, что мы должны выяснять, кто это был,"--сказал он, вытирая
рукавом губы.-- "Так, говоришь, они направились к Каркашалю?"
"Да , если только они не повернули на восток у Колбейна, в чем я
сомневаюсь."
"Значит, мы тоже отправляемся в Каркашаль. Кабалл, сколько людей мы
можем собрать вовремя, чтобы перехватить их?"
"Может, дюжину,"--ответил кастелян его отца.-- "Я бы дал больше, но два
патруля уже вышли, и многие отправились на зиму по домам. Сейчас плохое
время года, парень."
"Ты прав, но это нам не поможет. Придется отправляться с тем, что
есть."--Дугал вздохнул.-- "Томас, Александр, я хочу, чтобы вы присоединились
к нам, как и Сайард. Кабалл, займешься этим??"
"Да, Дугал."
Когда люди отправились выполнять его распоряжения, оставив в зале
только старого предводителя со своим наследником и волынщика клана с бардом
Кинкельяном, Дугал снова повернулся к отцу. Взгляд старика был тревожным, и
не только от физической боли, когда он схватил Дугала за руку.
"Мне кажется, парень, что что-то не так. Мне это не нравится. Прошлый
месяц священники и епископы собирались в Кулди. Что могло заставить еще
одного тайно приехать сюда. И прибыть сюда морем, в это время года..."
Дугал кивнул, поджав губы, сбрасывая килт и льняную рубаху, и одевая
кожаный костюм и легкий доспех, принесенные слугой.
"Мне это тоже не нравится, Па. Если бы король знал об этом, он бы
сказал мне. Это попахивает изменой. Но все равно у нас нет иного выбора,
кроме как выяснить, что происходит."
"Да, выбора у нас нет. Но... будь поосторожнее, парень. Клану нужен
предводитель."
Сжав руку старика, Дугал заставил себя улыбнуться.
"Я не хочу больше слышать про это, Па. У клана есть предводитель, и
будет еще много лет, если на то будет воля Господа. А кроме того, ты еще не
закончил учить меня."
Старик кивнул и улыбнулся, когда Дугал отошел, чтобы Сайард помог ему
окончательно вооружиться, но оба знали, что слова Дугала были только
словами. Дугал притворился, что он подтягивает застежки своего доспеха, пока
Сайард одевал ему через плечо перевязь меча и застегивал на горле тяжелый
плащ, подбитый мехом.
Затем Дугал надел кольчужные перчатки и вышел из зала, подняв руку в
окончательном прощании. Несколько минут спустя отряд Транши выехал из ворот
замка, направляясь к Каркашалю.
Два часа спустя Дугал и его отряд осадили своих косматых приграничных
пони, перекрывая Каркашальский перевал -- эта позиция не позволяла
приближающимся чужеземцам узнать о присутствии отряда из Транши прежде чем
они подойдут на десяток метров. Дугал держался в центре строя, слева от него
был Сайард с его личным штандартом, а справа -- Кабалл со знаменем Транши..
Шелк знамен казался кричаще ярким на фоне серого декабрьского неба.
С наблюдательного пункта наверху пришел сигнал. Когда Дугал вынул свой
меч из ножен и поднял его, ему ответил звук дюжины вынимаемых мечей. Он
поправил обитый кожей щит на своей руке и подобрал уздечку своего пони.
Когда первый из одетых в черное незнакомцев остановился, заметив поджидающий
их отряд, Дугал подал своего пони немного вперед.
"Именем короля, остановитесь и изложите свое дело!"--сказал он, слегка
опуская свой меч на левое плечо.-- "Вы нарушили границу земель Графа
Транши."
Но люди перед ними не были склонны вести переговоры. Как только Дугал
понял это и повернул своего пони, чтобы занять свое место в строю, они
пришпорили коней, переходя с рыси на галоп, прикрывая двух безоружных людей
в середине своего отряда и вынимая мечи по мере своего приближения.
Дугал подал своим людям команду рассеяться, веря, что быстрота его пони
и знание местности позволят ему, по меньшей мере, сбежать. Однако,
приближавшиеся не старались преследовать всех подряд. К удивлению и ужасу
Дугала, люди во главе отряда направились прямо к нему, отбиваясь от его
более легко вооруженных людей с ужасающими результатами.
"МакАрдри, ко мне!"-- закричал он.
Его люди попытались сплотиться. Сайард был отделен от него человеком на
здоровом и мерзком гнедом жеребце, который лягался и пытался куснуть
кого-нибудь, а отставший Томас, отчаянно пытался догнать и прикрыть его. Но
незнакомцы походя сразили дозорного и направили своих лошадей на пони
Дугала, сбивая того с ног. Дугал тяжело рухнул на землю. Он потерял свой
шлем, но, когда он поднялся на ноги, в руке у него все еще оставался меч. Он
неистово огляделся вокруг и понял, что он окружен врагами.
Он отбросил свой щит. Схватив одного из нападавших за уздечку, он
дернул и заставил коня упасть на колени, сбрасывая своего всадника наземь,
пока он отражал удар мечом другого нападавшего.
Но замеченная им эмблема Трурилла на плаще упавшего не позволила ему
немедленно пойти на прорыв, и, секундой позже, копыто коня другого
нападавшего ударило его в бедро с силой, достаточной, чтобы переломать ему
кости. Когда он шумно вдохнул от боли, пытаясь не упасть, чтобы не быть
затоптанным, другой всадник ударил его в грудь, сбивая дыхание и ломая
ребра. Как в тумане, он узнал в напавшем на него трурилльского сержанта,
которого он встретил всего две недели назад.
"Гендон!"-- выдохнул он, ошеломленный.
Отчаянно пытаясь вздохнуть и чувствуя себя преданным, он склонился в
седле, но смог нанести лишь неверный, хотя и пустивший кровь, удар еще
одному нападавшему, будучи раненным, он оказался слишком медлителен, чтобы
избегнуть копыт еще одной лошади, удар которых сбросил его наземь, и не смог
сопротивляться удару рукояткой меча по темечку, после которого сам барон
Трурилльский схватил его за ворот кожаного доспеха и бросил его поперек
седла. Сквозь туман боли, окутавший его, он пытался сопротивляться, но его
пальцы, сжимавшие рукоять меча, разжались, меч упал на землю, а боль,
казалось, росла с каждым биением сердца.
"Отойдите или я убью мальчишку!"--ревел схвативший его, рывком поднимая
его перед собой и кладя свой меч поперек горла Дугала.-- "Вряд ли ваш
предводитель поблагодарит вас за мертвого наследника! Клянусь, я убью его!"
У Дугала поплыло перед глазами, он почувствовал как горло его сжимается
от горечи, а к вместе с болью накатилась тошнота. Казалось, что даже при
простом вдохе в его груди разливается огонь, а его слабая попытка
сопротивляться привела только к тому, что его сломанные ребра сильнее
прижали к седлу. Смутно он слышал как стихают звуки сражения, и затем
отчаянный голос затаившего дыхание Кабалла.
"Именем Короля Келсона Гвинеддского, отдайте нам своего пленника, сэр!
Вы напали на королевский отряд без причины."
"Король-еретик!"--закричал сердитый голос позади Дугала.-- "И у
король-еретик лишился всех своих прав, призвав еретиков в союзники. Отойди в
сторону и дай нам пройти, или мальчишка умрет!"
Дугал слабо попытался сопротивляться, несмотря на боль, возникшую из-за
этого. Он не мог думать ясно, но инстинктивно ощущал, что этих людей надо
остановить любой ценой, пусть даже ценой его собственной жизни.
"Нет!"-- сумел крикнуть он.-- "Не дайте им..."
Но прежде чем он закончил, рукоятка меча снова врезалась ему в голову,
и он почувствовал как мир вокруг него темнеет, а тело отказывается
повиноваться. Он еще успел узнать боль, когда, услышав боевой клич отряда
МакАрдри, пытавшегося выполнить его команду, захвативший подвинул его
поперек седла и ударил рукой в латной перчатке по спине.
Но тут сознание покинуло его, и он уже ничего не замечал.
Кабалл МакАрдри и остатки отряда Дугала добрались обратно к стенам
замка Транши только в сумерки. Они привезли с собой два мертвых тела, и
никто из живых не вышел из боя невредимым. К седлу протестующего пони Дугала
был привязан единственный пленник, которого они смогли захватить, да и то
лишь потому, что он был слишком тяжело ранен, чтобы держаться в седле. Если
бы они не надеялись, что смогут допросить его, Кабалл без лишних церемоний
просто перерезал бы ему глотку.
В течение всего медленного и болезненного пути от Каркашаля Кабалл,
чувствуя себя опустошенным, раздумывал о том как он скажет старому Колею,
что его сын захвачен в плен. В конце концов, он решил, что отсутствие Дугала
скажет все само за себя. Он не смел встретиться со стариком глазами, когда
он и пятеро оставшихся в живых опустились на колени перед креслом
предводителя в большом зале замка. Колей напрягся, когда его слезящиеся
глаза, взглянув на шестерых, стоявших перед ним на коленях, не обнаружили
среди них Дугала.
"Мы встретили их под Каркашалем, сэр,"--негромко сказал Кабалл, пытаясь
зажать пальцами, сквозь которые сочилась кровь, рану на правом плече.--
"Брайс Трурилльский вел их. Он стал изменником."
"Что с моим сыном?"-- сумел выговорить Колей.
"Пленен,"-- это было все, что смог прошептать Кабалл.
Он хотел сказать Колею, что, по их мнению, Дугал еще жив, хоть и ранен,
и что Кабалл собирается зажечь сигнальный костер, чтобы собрать весь клан и
послать его в погоню -- но известие уже нанесло последний удар по и без того
хилому здоровью Колея. Не произнеся ни звука, старик схватился за сердце и
обмяк в своем кресле, глаза его закатились. Через несколько секунд он умер
на руках барда Кинкельяна, и его сородичи ничего не смогли поделать с этим.
Онемев, не реагируя на происходящее и ослабев от ран, Кабалл нашел в
себе силы, чтобы поднять тревогу и созвать в большой зал оставшихся членов
клана -- большей частью мальчиков и стариков, к которым присоединились
несколько женщин, чтобы заняться ранеными. Когда все собрались, Кабалл,
раздетый до пояса, чтобы можно было позаботиться о его собственных ранах,
сел на табурет рядом с обмякшим телом бывшего предводителя, одной рукой
вцепившись в край стола от боли. Будучи кастеляном и следующим наследником
после Дугала, он был должен принять руководство кланом на себя до тех пор,
пока они не узнают, что случилось с Дугалом. Он вздрогнул, пытаясь не
обращать внимания на обеспокоенное ворчание барда, когда его жена и
Кинкельян начали промывать его рану.
"Наш предводитель теперь молодой Дугал,"-- сказал он собравшимся
людям,-- "если он еще жив. Я не знаю, что с ним будут делать те, кто его
схватил, но поскольку они не убили его, как угрожали поначалу, мы должны
надеяться, что он все еще жив."
"Мы должны идти за ним!"-- проревел один из солдат.-- "Если молодой
Дугал еще жив, он должен быть спасен, а если он мертв, то отомщен!"
"Да, а где пленник?"-- спросил другой. --"Прежде, чем мы отправимся в
погоню за рыцарями-мятежниками, надо выяснить с кем мы имеем дело."
"Сайард, приведи его,"-- приказал Кабалл, взмахом руки отослав тех, кто
заботился о его ране, когда слуга с другим приграничником отправились
выполнять его распоряжение.
Лицо пленника было бледным как сыворотка, его правая рука была в лубке
и привязана к груди, но он сумел остаться на ногах, когда его грубо
проводили к помосту. Несмотря на то, что под черной мантией он был раздет до
шерстяной фуфайки, штанов и сапог, на голове у него еще оставался
заржавленный шишак. Он подавил стон, когда его пинком поставили на колени
перед Кабаллом, но он только слегка оперся на свою здоровую руку.
"На колени и обнажи голову перед победителями!"--пролаял Сайард,
сдергивая с пленника шишак и пригибая его голову к полу.
Длинные волосы человека были подстрижены как у большинства солдат, но
макушка была выбрита. Увидев тонзуру и оценив ее значение, Кабалл схватил
пленника за волосу и рывком поднял ему голову, чтобы заглянуть в лицо, не
обращая внимания на кровь, текущую из своей раненной руки.
"Господи, да он священник, но пришел к нам с мечом!"--выдохнул Кабалл.
--"Видите тонзуру! Как тебя зовут, поп? Кому ты служишь, что он посылает
вооруженных попов на королевские земли?"
Человек только передернулся и закрыл глаза, когда Кабалл дернул его за
волосы.
"Говори, поп! У меня сегодня мало терпения."
"Мне нечего сказать,"-- прошептал человек.
"Не трать время на этот мусор, Кабалл!"--прорычал один из членов клана.
--"Он предатель. И с ним надо обращаться как с предателем."
"Да, Кабалл, повесь его."
"Только троньте меня, и ваши земли попадут под Интердикт как только мой
хозяин узнает о этом!"--ответил пленник, вызывающе открыв свои голубые
глаза.-- "Он отлучит всех вас от церкви. Я заявляю о своих духовных
привилегиях и праве требовать церковного суда. У Вас нет полномочий судить
меня."
"Интердикт?"-- пробормотал один из солдат, некоторые перекрестились.
Кабалл еще раз сильно дернул человека за волосы.
"Поп, придержи язык! Твой хозяин-предатель не сможет спасти тебя здесь!
Говори. Кто ты?"
На лице человека промелькнул ужас, но тем не менее он упрямо покачал
головой.
"Я не обязан отвечать вам."
"Нет, но ты очень даже можешь захотеть,"-- ответил Кабалл, отвешивая
человеку пинок, от которого тот растянулся на полу стонущей массой. --"И
кое-кому тебе придется ответить."
Шатаясь, Кабалл отошел и прислонился к краю стола, и, позволив своей
жене и Кинкельяну вернуться к их занятию, встретился взглядом с Сайардом.
"Сайард О Рвейн, как приближенный нашего молодого помещика, я даю тебе
поручение сообщить о происшедшем королю. Как говорили в старину, не жалей ни
себя, ни коня чтобы как можно быстрее добраться до Ремута. Если короля там
сейчас нет, подождешь там, поскольку он скоро прибудет."
"Слушаюсь, Кабалл."
"Что касается пленника,"--улыбнулся он угрожающе, обратив свой взгляд
на неповинующегося пленника,-- "то завтра ты под надлежащим конвоем
отправишься в Ремут. Мы оставили тебе жизнь только для этого, поп. И знай,
что король -- кровный брат нашему молодому предводителю, и будет очень
разгневан, если тому причинят вред. Так что тебе лучше помолиться, чтобы
твой хозяин не поступил необдуманно. Уведите его."
Когда пленника рывком подняли на ноги и, в сопровождении мрачного
Сайарда, не слишком вежливо вывели из зала, Кабалл почти упал на край стола.
Слуга, стоявший позади него, передал Кинкельяну раскаленную железку, конец
которой был обернут тряпкой.
"Девлин, зажги сигнальный костер, чтобы вызвать семерых
вождей,"--сказал Кабалл менестрелю клана, вышедшему вперед, услышав свое
имя.-- "И пусть волынщики играют похоронную песнь, чтобы помочь МакАрдри на
его пути в небеса."-- Он замер, когда Девлин и кто-то еще подошли и схватили
его, чтобы Кинкельяну возможность сделать свое дело..
"И пусть женщины подготовят тело МакАрдри к его последнему
отдыху,"--продолжил он.-- "Пока мы не услышим иного, наш новый предводитель
-- молодой Дугал, и я буду руководить кланом только пока его..."
Шипение горячего железа, сжигающего плоть, оборвало его речь, и тело
Кабалла выгнулось в судороге, хоть он не произнес не звука. Он провалился в
милосердную бессознательность прежде, чем это произошло, и он не слышал как
одинокий волынщик заиграл плачущую песнь о своем мертвом предводителе, и как
запричитали женщины, собравшись вокруг тела, чтобы забрать его и унести.
Однако, те, кто уезжал с новым предводителем, слышали это, как и Сайард
О Рвейн, который, садясь на лошадь, чтобы отправиться в Ремут, изо всех сил
надеялся, что похоронная песнь звучит только по старому предводителю и не
имеет отношения к молодому.
В течение нескольких дней Дугал МакАрдри воспринял бы поминальную песнь
волынщика как вполне подходящую для него, хотя он упрямо отказывался
умирать. Он помнил угрозы убить его, когда его захватили, но, в то же время,
он чувствовал, что те, кто захватил его, считали его достаточно ценным
заложником. Когда он пришел в сознание в первый раз, они перевязали ему
голову, но не сделали ничего с его сломанными ребрами.
Он опять вырубился, когда его поставили на ноги, чтобы усадить на
отдельную лошадь, и в течение нескольких дней он то терял сознание, то снова
приходил в него. Даже когда он приходил в себя, раскачиваясь в седле, голова
его пульсировала от боли, а сломанные ребра, казалось, вспыхивали огнем с
каждым вдохом или толчком. Иногда он терял сознание от одной только попытки
сосредоточиться на окружающем мире.
Поначалу потеря сознания было чем-то вроде везения, поскольку у него
болело все тело. Он не мог упасть с лошади, потому что его ноги были
привязаны к стременам и связаны под животом лошади, но всякий раз, когда он
обмякал в седле, что случалось слишком часто, его и так уже разбитое тело
повисало на веревках, что заставляло болеть измученные мускулы снова и
снова.
Но хуже всего дело обстояло с его головой. Как только во время нечастых
привалов его ставили на ноги, он снова терял сознание. Вне зависимости от
того, что он думал, это означало серьезное сотрясение мозга, и единственным
лекарством от него мог быть только отдых. И, пока захватившие его продолжали
продвигаться неизвестно куда, он знал, что должен просто терпеть.
Так прошло несколько дней со дня его пленения -- четыре, насколько он
смог вычислить. Он узнал, кто были те люди, которых сопровождали захватившие
его, но это радовало не больше чем его состояние. То, что печально известный
Архиепископ Лорис сумел каким-то образом сбежать из своей окруженной морем
тюрьмы, заставляло его холодеть. Он задавался вопросом, знал ли об этом
Келсон. Он подозревал, что побег Лориса был как-то связан с проблемами в
Меаре, о которых беспокоился Келсон, но он никак не мог совместить их
вместе. Его голова снова начинала болеть, стоило ему только подумать об
этом.
Пока они ехали через вьюгу в тот, четвертый, день, его беспокоили
голова и Лорис. Первая метель сезона обрушилась на них с первым проблеском
утренней зари, и он дрожал от холода, несмотря на то, что его завернули еще
в одну накидку. Пока они ехали через метель, он, измотанный, в полубреду, с
запястьями, растертыми в кровь от езды с руками, связанными впереди,
цеплялся пальцами за гриву своей лошади и пытался сконцентрироваться, чтобы
оставаться в сознании. Когда скачка замедлилась, и он поднял голову, чтобы
увидеть причину, он увидел, что они приближаются к призрачной черноте
городских стен.
Поначалу он думал, что это Кулди, потому что стражники носили мундиры
отряда епископа Кулди. Но как только он подумал об этом, он понял, что это
не может быть Кулди, потому что люди в Кулди были лояльны Келсону, и Лорис
никогда бы не отправился туда. Они ехали на юго-запад. После некоторых
раздумий, он решил, что это, наверное, Ратаркин.
Казалось, они часами ехали по тихим улочкам, пока не оказались наконец
в затемненном дворе, где его бесцеремонно стащили с лошади и то ли отнесли,
то ли отволокли в грозно выглядящее каменное здание. Его поддерживали под
руки, но ребра испытывали мучительную боль, а боль в голове была еще хуже.
Когда его повели вниз по узкой полутемной лестнице, он потерял сознание.
Следующее, о чем он узнал, было тепло огня рядом с ним и игра пламени
на его веках. Он лежал, согнувшись, на левом боку, а его связанные руки
частично прикрывали лицо. Под собой, помимо своего подбитого мехом плаща, он
чувствовал шкуры. Где-то на заднем плане глухо гудели голоса, иногда он мог
расслышать отдельные слова и фразы, прерываемые приглушенным звоном оружия и
шорохом сб