, два) и усыпив их бдительность. Оставалось подумать, кто такие они. Определенные выводы могли повлиять в том числе и на правила поведения, на правила игры. Белка насчитала, подытожив свои рассуждения, три основные гипотезы и одну дополнительную. Они могли оказаться: мафиозной группировкой, зарубежной разведкой или своей госбезопасностью (в широком понимании этого слова). Дополнительная версия предполагала все же действительное убийство Мишки, и потому Белке не хотелось всерьез ее разрабатывать. В сущности, они могли оказаться просто ментами. Ведь у нас в отделениях забивают насмерть не только лиц кавказской национальности. А потом, когда нужно скрыть преступлеление что стоит подбросить в морг какой-нибудь левый труп. Скучная версия. Про вербовку в ЦРУ думать намного интереснее. Только к разговору с Патлатым нужно как следует подготовиться. Вряд ли его заинтересуют сказки про ЦРУ. Скорее всего Патлатый вообще говорить с ней не захочет. Кто она такая? А он - для своего мира - примерно в ранге министра. Пусть не говорит. Все, что от него нужно на самом деле, - это координаты Шайтана. Их можно получить в обмен на другую ценную информацию. Нужны как минимум два факта: один, чтобы заинтересовать и другой - чтобы выудить нужные сведения авансом. Белка нашла такие факты. Первый - это то, что Миху не так давно таскали в КГБ. Официально - по поводу романа а на самом деле -- кто ж его знает. И второй - главный - что Белка не опознала наверняка тело своего мужа. Нет она не скажет этому бандиту про шрам, про странных санитаров, вообще не скажет ничего конкретного, просто направит его мысли в нужное русло. Был и еще один факт. Однако о нем Белка решила молчать до конца. Пистолет. Который пропал. О котором никто нигде не упоминал. Ни Майкл, ни майор с Петровки. Но, что бы ни случилось с Михой, ему уже все равно, а она, если признается, автоматически подпадает под статью. Вот такая была теория. А практика началась в четверг, на следующий день после похорон. Белка числилась в отпуске, да и вообще по новым неписаным правилам в некогда полурежимный НИИ теперь можно было являться только в день зарплаты. В последние два года Белка оставалась на работе не ради денег (пятьдесят долларов в месяц - это не деньги), а так - ради компании, на других посмотреть, себя показать, в общем, чтобы не закиснуть в домашних заботах, благо родители - в основном, разумеется, мама - могли Андрюшку взять на себя. Словом, институт был чем-то вроде клуба. В нем и остались-то преимущественно такие же скучающие и более или менее обеспеченные тетки. А немногочисленные мужчины почти все прокручивали всевозможные сделки прямо в стенах родного учреждения. Белка решила выйти на работу на два дня раньше просто от тоски. Но была и тайная цель. В отделе все уже знали о ее горе. Очевидно, Женечка позвонила кому-то из общих знакомых еще в тот день. Ведь двое сотрудников даже пришли на похороны. Сейчас заговаривать на больную тему никто не решался. Только начальник в своей обычной бесстрастной манере высказал соболезнования и пообещал материальную помощь. "Какая от них помощь! Как же, - подумала Белка. - Получки месяцами не дождешься. Все ждут оплаты каких-то актов". И когда среди своих стало совсем безрадостно Белка отправилась к подружкам в другой отдел, где еше ничего не знали. Покурила, потрепалась как ни в чем не бывало, сделала два звонка: Женечке и... Количу. Даже если это КГБ, не могут же они все на прослушку поставить! Колич разговаривал вполне приветливо. Сама-то Белка знакома с ним была шапочно, но старый друг Михи Майкл, по понятиям Колича, явно был в авторитете. Вообще Майкл - толковый биохимик, талантливый программист и лихой коммерсант Михаил Вербицкий - представлял своего рода феномен: бесконечно далекий от уголовного мира по происхождению и воспитанию, он в годы всеобщей криминализации крупного, среднего и даже мелкого бизнеса быстро стал среди бандитов своим на правах "законного" консультанта. Колич хотел было сразу дать Белке телефон Патлатого с правом ссылаться на него, Колича, но Белка резко возразила против такого варианта. Ей нужно было, чтобы Патлатый, будь он хоть лидер всех московских группировок вместе взятых, позвонил ей сам, обязательно завтра, точно в двенадцать и именно по тому телефону, который она сейчас назовет. Скромный боец Колич (шесть лет на простой зоне за простой грабеж и два года работы в группировке с постепенным, но явным приближением к шефу), почуяв шпионские страсти, вновь проникся важностью дела и обещал. - Девчонки, - сказала Белка подругам, - я тут одному мужчине ваш телефон дала. Завтра опять приду. А то наши бабы не дадут нормально поговорить. --Все понятно, - улыбнулись подружки, и одна другой прокомментировала назидательно: - Вот видишь, у Ольги муж и ребенок в отъезде, так она времени не теряет, а мы... Патлатый позвонил минута в минуту. - Вы можете сейчас подъехать? - спросила Белка. - Это так важно? - Очень важно. - Хорошо, диктуйте адрес. Вот так. Разве от милиции подобного понимания дождешься? Никакой грубости, никакой фени - все интеллигентно и вежливо. Но в ту же секунду Белка испугалась. С чего он так подхватился? Ведь большой человек... Может, сам Патлатый и ведет всю эту игру? И теперь приедет, чтобы убрать Ольгу с дороги как мелкую раздражающую помеху? Или он действительно рассчитывает на очень важную для себя информацию? А она ему ничего интересного не сообщит Что тогда? За ложный вызов в этой среде тоже полагается смертная казнь? Однако при первом же взгляде на Патлатого все страхи странным образом рассеялись. Грозный авторитет вполне соответствовал своей кличке: волосы носил до плеч. Одет был хорошо, но не броско, черты лица имел благородные и внешне походил больше всего на провинциального актера. Однако под плащом, не случайно очень свободным, скорее всего болтался в кобуре какой-нибудь серьезный автоматический пистолет. Они курили, стоя возле урны в застекленном переходе между институтом и опытным заводом, и беседовали под ровный шумовой фон ближайшего цеха. В таком месте что-либо подслушать физически невозможно, а съемку снаружи вести бессмысленно: яркий боковой свет и мутные грязные окна. Патлатый очень внимательно выслушал Белку. Координаты Шайтана, вопреки ожиданиям, дал сразу и только пояснил, что ничего нового у тверского лидера пока нет. Слово за слово они перешли на "ты", Белка с ужасом ощутила даже определенную симпатию к этому человеку: все-таки он ей помогал, и в данный момент практически бескорыстно. Платить придется после - об этом она тоже знала, но не хотела думать. Ей было уже все равно. А Патлатый будто угадал ее мысли. - Ольга, - сказал он на прощание, - ты теперь с нами. Так будь с нами до конца. И не бойся ГБ. Сегодня и там уже есть наши люди. Подмять эту систему под себя для нас вопрос времени. Не бойся никого, если ты с нами. Подумай, я могу выделить тебе охрану. Связь держи через меня. Если что-то переменится, мы дадим тебе знать. А Шайтаном можешь встречаться, когда захочешь: он мне не начальник, и я ему тоже. Адье. И он зашагал красивой походкой спортсмена, на ходу давая по телефону распоряжения своей охране или водителю. У проходной его ждал наверняка шикарный "Мерседес" или "БМВ", а дальше - роскошный офис где-нибудь в самом центре... "Новый русский", хозяин жизни, не признающий никаких законов: ни воровских, ни государственных, ни Божьих. Белка не хотела быть с ним, но, кажется, от нее уже ничего не зависело. Она вспомнила похороны. Там таких не было. Народу вообще собралось немного - лето. Со старой Мишкиной работы никого - слишком давно это было. С последней фирмы - тоже никого: слишком недавно поругались. Ну, из "Текста", конечно, пришли, и вообще больше всего было народу из писательской тусовки. Многие спрашивали про Майкла. Он тоже когда-то ходил на семинар фантастов, там и познакомился с Михой. Пришлось сказать, что Майкла нет в Москве. Это была правда - ведь он отсиживался на даче, чтобы не дразнить гусей. Здесь, на похоронах, Белка с некоторым удивлением обнаружила: бывшие молодые писатели еще не окончательно утратили чувство солидарности друг с другом. Была, конечно, и компания фэнов - этих вездесущих любителей фантастики, некогда, в перестройку, объединенных в могучие клубы, а сейчас влачивших унылое существование, как, впрочем, и вся интеллигенция. Пришел Егор Стульев, давно переключившийся с фантастики на детективы и ставший почти автором бестселлеров. Пришел Додик Саидзе, писавший теперь очень эстетскую и никому не нужную прозу. Пришел Олег Зарайский, сменивший фантастику на горячие будни газетчика еще при Горячеве. Очень, очень разные люди, но все они помнили Разгонова, все были когда-то вместе. Мечтали о коммунизме по Стругацким и о победе над коммунизмом по-советски описывали в своих произведениях романтические звездные войны и на дух не принимали войны земные, придумывали галактические сверхцивилизации которые помогут людям, и надеялись в жизни только на себя. А теперь был глухо закрытый гроб и много цветов. Лето. Людей летом мало, а цветов много. Когда садились в автобус на Николо-Архангельском к ней подошел Олег Зарайский и стал прощаться. Во-первых он приехал на своих колесах, а во-вторых, на поминки уже не успевал - работа. Стал теперь штатным корреспондентом "Московского комсомольца" и пахал, пахал, пахал. - Помнишь, как здорово было на семинаре? - сказал вдруг Зарайский, и Белка даже вздрогнула от такого совпадения их мыслей. На семинар она приходила только два раза, а обо всем остальном знала исключительно со слов Михи. - Еще бы, - ответила Белка, едва сдерживая слезы. - Ты звони, Олежек. Ладно? Звони иногда. Теперь, стоя в переходе между заводом и институтом и глядя сквозь немытые стекла на бесконечную стройку внизу, она вспомнила этот разговор и подумала: "Зарайский. Вот кто может провести неформальное журналистское расследование. Олежек всегда рвался делать что-нибудь недозволенное. А к тому же - "МК". Газета политических скандалов, газета, которая никого и ничего не боится. Это идея. Только информацию надо передать Зарайскому так, чтобы об этом никто не узнал. Самой звонить плохо, даже из института, негоже судьбу два раза испытывать. А Олег вряд ли позвонит, закрученный он там, как сто китайцев. Значит, будем выходить через общих знакомых... Ну, ладно. Время обеда кончилось, пора показаться на рабочем месте". А Зарайский все-таки позвонил. Глава девятая Теперь Шайтан, конечно, догадался, что за конверт такой передал он Золтану в середине августа. Конверт принес тогда человек, назвавшийся охраной Высокого Шефа, сбежавшим от него в тверскую группировку. Очень странный пассажир. Кто ж это от таких солидных людей убегает к простым "группировщикам"? Словом все это сильно пованивало провокацией. Забрав конверт, Шайтан громко сказал при свидетелях: - Предатели нам не нужны. И выстрелил связному в лицо. Потом Шайтан немножко жалел, что так поторопился - даже не попробовал выяснить, кто же на самом деле прислал этого фраера? Но, с другой стороны, красивое убийство всегда добавляет авторитета среди своих, а начнешь сопли жевать - момент упустишь. И кто его знает, что бы там еще наговорил этот фельдъегерь. Уж слишком он много знал для вольно ходящего человека. После того, как четверо бойцов Шайтана выпали из блатного мира навсегда, после того, как на него повесили неведомо кем заделанную на его территории дурную мокруху, после того, как Золтан запоролся под Тверью и тоже исчез бесследно, - после всего этого случайностям места уже не осталось. Действительно, с какой стороны ни посмотри. Лучшие ребята Шайтана бездарно обстреливают машину подразделения РИСК по заданию Высокого Шефа. И конверт для Золтана тоже приходит как бы от Высокого Шефа. При этом сам Шеф об убитом связнике ничего не спрашивает. Золтан убивает начальника пресловутого РИСКа (информация от Высокого Шефа), и он же встречает этого начальника живым. Где? Да все тут же, на тверской территории, подконтрольной Шайтану. Почему вдруг вся российская политика клином сошлась на его губернии? Что-то тут не так, чуял Шайтан. Точно - нитку рвать пора. Надо только успеть бабки из Будапешта в Лозанну перевести. В Будапеште-то их сразу накроют, если что. А с Высоким Шефом ему все равно не справиться - весовая категория не та. Сам Высокий Шеф, помощник президента Альберт Ларионов, разгадывал примерно те же загадки. Правда, информации было у него существенно больше. Например, он знал не только, как зовут всех убитых, но и как они выглядели перед смертью. И когда на стол ему легли две фотографии - Малина и Разгонова Ларионов надолго задумался. Эти контрразведчики, соперничая друг с другом до того все запутали, что, наверно, уже сами не знают, который из двоих жив. Во всяком случае, Ларионов разобраться в этом пока не смог. Если остался Малин, не совсем понятно, будут ли его выдавать за Разгонова в ближайшее время, а вот если остался Разгонов, его уже выдают за Малина. Что ж, старо как мир. При "отце народов", рассказывают, каждому члену Политбюро по рангу полагался двойник. На всякий случай. Но самое интересное, понял вдруг Ларионов, что лично ему по большому счету наплевать, Малин сейчас в Лондоне или его двойник. Ведь служба РИСК разыгрывала эту пьесу не для Кремля, а скорее для ФСБ и мировой общественности. И комитет (так было привычнее называть ФСБ) устроил охоту на Малина не ради того, чтобы перед ним, Ларионовым, выпендриться. Никто из них о настоящей роли Ларионова не знает, не догадывается, и мышиная возня, развернувшаяся между Григорьевым и Горбовским, лишний раз подтверждает это. Наверху он все организовал чисто, даже параллельная проверка через агентуру германской БНД свидетельствует о полной секретности его замыслов, а через мафиозные структуры утечка информации тем более невозможна. Там люди умеют молчать не хуже, чем в комитете, а главное - там намного проще убивать тех, кто молчать не умеет. Никаких легенд не нужно, для МВД существует магическое слово "разборка": произнесешь его, и дело можно закрывать. Ларионов давно поставил на криминальные структуры. Силища за ними огромная. Добавить чуть-чуть порядка, организованности, и никакая армия, никакая тайная полиция им не страшна. Что ж, пусть пока две спецслужбы погрызутся, жаль, не удалось еще и ГРУ подключить к этой сваре. Или уже удалось? Да, вот есть данные, что два офицера с Ходынки выезжали в тот день в Раздоры. Прекрасно! Ну просто замечательно! Может, еще кого пришьют. Легче будет доедать оставшихся. "А ведь я их все равно доем", - подытожил Ларионов. Странное ощущение возникало: словно кто-то ворожит кто-то огромный, сильный, кто-то нездешний. Или это уже бред пошел от общей усталости и нервотрепки? Кто может быть сильнее его? В этой стране - никто. А там, в какой-нибудь Америке... Да им же наплевать: Жириновский войдет в Кремль, законно избранный, или Ларионов въедет на танке. И главное, чтобы здесь оружия побольше производили и погромче кричали о войне. Не станут они ему оттуда ворожить. А все-таки ворожит кто-то, да так загадочно, так непонятно, что страшно делается; сегодня ворожит - и ты на коне, а завтра перестанет - и где окажешься? То-то и оно, что в этой самой, как говорят любители эвфемизмов, яме. Ну, что еще нехорошо? Поддержка Малина резидентурами Международной службы контроля? Так ведь репетиция с убийством прошла успешно: где эта поддержка, где она? Где почтенные старцы Базотти, Балаш и Спрингер? Балаш, кажется, помер, но это неважно. Все международные организации - дерьмо собачье. Никто в эту страну не полезет: ни МСК, ни Интерпол, ни Международный валютный фонд... А внутри России ему уже нет равных. Почему так решил? Да вот хотя бы последний случай. Золтана в Завидове накрывает РИСК под видом ФСБ и при участии МВД. Великий неуловимый Золтан наконец в ловушке. Он уже бросил оружие, через минуту сдастся, но в руках у него трубка сотовой связи. Кому он звонит? Нота бене: не зная, чей был заказ, не зная, кого он убил и кто теперь его вяжет! Кому звонит Золтан в этой ситуации? Куликову, чтобы посрамить ФСБ? Барсукову, чтобы посрамить МВД? Может быть, Черномырдину - главному миротворцу? Нет. Даже не Коржакову. Он звонит Высокому Шефу, причем не догадываясь, что это и есть Ларионов. Звонит по номеру, которого сам не знает, который набрал Шайтан с выводом на секретную кнопку. Золтан звонит и сообщает: "Объект жив. Я убил кого другого. Я арестован при участии объекта". А потом выбрасывает батарейки, стирая номер из памяти телефона. Успевает сообщить самое главное, потому что надеется на помощь. И это правильно. Если Ларионов не спасет --уже никто не спасет. Но Ларионов тоже спасать не будет. Прощай, Володя Сигалихин! Мы неплохо отдыхали вместе, но это было давно... Высокий Шеф вдруг почувствовал, что в горле у него пересохло, и нажал специальную клавишу, чтобы принесли чаю. Глава десятая Зарайский позвонил уже в сентябре. - Слушай, - начал он с места в карьер, - что нового известно об убийстве Мишки? Я хочу заняться этим делом. Белку аж в холодный пот бросило. В первую секунду хотелось закричать: "Дурак! Нас же слушают!" Потом она смекнула, что позвонил-то Олег, инициатива его - да ведь такой отвлекающий маневр нарочно не придумаешь! И после паузы ответила нарочито печальным голосом: - Не надо, Олежек. Это все бесполезно. - Как это бесполезно? - возмутился Олег. - Я понимаю, Разгонов - не Листьев и даже не Холодов, но, извини, нас уже отстреливают средь бела дня, милиция разводит руками, а мы, по-твоему, должны молчать? Нет уж! Я-то знаю, любую бодягу можно распутать, если вытащить кое-кого на свет Божий. - Олежек, правда, не надо. Я не хочу. Понимаешь, я не хочу, чтобы ты этим занимался. Мишки все равно уже нет. "Классный получился диалог!" - подумала Белка. Она представила себе молодых офицеров в наушниках, и ей даже захотелось сесть рядом с ними, открутить назад пленку и еще раз послушать эту сценку из спектакля. Зарайский сразу тактично переключился на другую тему. - В субботу, - поведал он, - будет клуб. У Феди Лукошкина. Знаешь, где его книжный магазин? - Конечно, знаю. - Ну вот, он теперь решил возрождать былые традиции. Будет уже пятое заседание. Писатели, издатели, фэны, критики - в общем, все, кто еще жив и не забьи, что такое фантастика. - Ты сам-то там бывал? - спросила Белка. - Один раз. Но мне понравилось. Юность вспомнил. Так придешь? В шесть часов начало. - Я постараюсь. Ситуация складывалась идеально. Большая шумная компания, где все свои: внедрить агента безумно сложно, я незаметно передать информацию Зарайскому, чтобы никто ничего даже не запомнил, - пара пустяков. Белка хорошо подготовилась к той субботе, десятого сентября. Изложила подробнейшим образом все, что знала, и на компьютере получилось пятнадцать килобайт текста. В конце приписала инструкцию для связи: "Информацию получил и согласен работать - извести звонком с предложением мне сотрудничать в вашей газете. Вообще звони не часто, по телефону - только треп, о фантастике и прочем. Встречи назначай на улице в людных местах и в целом имитируй ухаживание". Действительно, уютно было у Лукошкина. Белка давно сюда не заходила. А Федя сотворил заведение нового типа: магазин-кафе - и книжки можно полистать, и коньячку попить. Этакий московский Монмартр. Приглашались известные в своем кругу авторы. Фэны и братья-литераторы задавали им вопросы, авторы радовались вниманию к своей персоне - одним словом, разворачивалась игра под старорежимным названием "вечер-встреча". При старом режиме много было известных писателей. Теперь же знаменитостями делались только политики и звезды шоу-бизнеса. Писатели довольствовались аплодисментами на скромных кулуарных тусовках. А Разгонов и до этого не ДОЖИЛ... "То есть, тьфу, о чем это я?" - прервала Белка поток собственных мыслей и снова отыскала глазами Зарайского, стоявшего у стойки с чашкой кофе в одной руке и крохотной рюмочкой в другой. При встрече она лишь сказала му "здрасте" и тут же принялась высматривать других знакомых, ведь много было и новых для нее лиц. Все-таки от последние пару лет они с Мишкой сильно оторвались от общества. Выступал Владик Севостьянов. Парень хороший но писал всегда скверно, Белка его не читала. Сейчас Владик лепил со страшной скоростю космические боевики, и его активно печатали. Когда официальная часть закончилась и публика разбилась на группки, Белка как бы невзначай с бокалом шампанского в руке подошла к Зарайскому, стоявшему в компании трех известных ей по прежним временам и потому вполне надежных людей, и некоторое время слушала их разговор. Об издательской политике, об оформлении обложек, о книжном рынке. В момент наибольшего увлечения спором она шепнула Олегу: - Я ухожу. Павлик передаст тебе книгу. Это очень важно. Пока. И затем, когда Зарайский скрылся во внутренних помещениях магазина, отловила Павлика Дугина, фэна, которого знала вся Москва, и всучила ему толстый том Булычева. - Просили Зарайскому отдать, а мне уже некогда. Не забудешь? - Хорошо, - сказал Павлик-- Кто просил? - Неважно. Олег знает. Все. Кажется, операция прошла чисто. Дискету-пятидюймовку она вложила в книгу и конвертик аккуратно подклеила у корешка, чтобы случайно не выскочил. Кто и что мог видеть? Домой поехала на такси, потому что в городском транспорте чувствовала себя теперь очень неуютно. Все стоящие и сидящие напротив казались филерами. Однако выявить настоящий "хвост" Белке не удалось. "Жигуленок" с битым подфарником, так напугавший Майкла, остался единственным за все эти дни признаком слежки. Олег позвонил в понедельник из редакции. И предложил работу. Вспомнил-де, что Белка когда-то редактором подрабатывала. Белка вежливо отказалась: - Спасибо, Олежек. У меня с деньгами пока нормально. Со временем хуже. Спасибо. А сердце прыгало у нее в груди как мячик. Вот если бы КГБ мог по телефону пульс замерять - тогда все, считай, попалась! После этого Зарайский исчез надолго. Белка уже беспокоиться начала. Но звонить нельзя. Нельзя, черт возьми! Даже через общих знакомых выяснять не стоило. "Старуха, наберись терпения", - говорила себе Белка. Уже удалось выгодно, за триста пятьдесят баксов, сдать однокомнатную квартиру Мишкиной матери на Преображенке и начать долгое оформление документов на право наследования. Уже вернулась из ремонта разбитая Михой "шестерка". Уже миновал тот день, когда она все-таки решилась остаться у Геннадия... Плохо без мужика? Ну конечно, плохо. Только еще сильнее было желание поквитаться. Миха-то ее бросил, и сейчас - она просто уверена была -- сейчас он с кем-то. Может, и вспоминает ее, но он не один. Что она, Миху не знает! Ох, какая тоска навалилась в тот вечер! А Геннадий... Геннадий был давно готов. Он к Белке клеился еще в девяностом, когда у нее с Разгоновым случился неожиданный нормальский всплеск романтической страсти. И тогда Геннадий был ей смешон. Однако среди всех общих знакомых именно он всегда казался самым сексапильным. На ком же еще могла теперь Белка остановить свой выбор? Получилось все вроде нормально: выпили, поговорили, музыку послушали. Геннадий, в прошлом издатель (кто у нас только не издатель?), теперь торговал фармацевтикой с гораздо большим успехом. Подарил Белке новейшие противозачаточные таблетки и упаковку ее любимого спедифена от головной боли. Очень трогательно. А вот наутро стало грустно-грустно. И зачем это все? Какой-то вдовий секс. Для настроения? Настроение не улучшилось. Для здоровья? Ну разве что для здоровья... Странно, но они встречались еще два раза. Потом перестали. Уже неделя, как не звонили друг другу. Уже неделя. И десять дней, как приехали родители с Андрюшкой. Конечно, с сыном веселее стало: с ним не соскучишься и вообще хороший он у нее. На Миху похож. В первый же день она сказала Андрюшке: - Папа в командировке. - А когда приедет? - Через год. - Через год? - Мальчик попытался представить себе этот огромный срок. -- Так долго... А письмо нам напишет? - Обязательно, - сказала Белка. - Он, наверно, в Африку уехал, - предположил сынишка. - Нет, Рюшик, в Америку, - зачем-то придумала Белка. Вот бы они удивились, если б узнали, что оба правы. Родители не одобряли Белкиного вранья. Особенно отец возмущался: - Парень совсем большой. Он же догадается скоро. Или кто-нибудь из знакомых скажет. Ты соображаешь, что делаешь? - Наплевать, - говорила Белка. - Я так хочу. А Зарайский все не звонил. Объявился он в начале октября. Белка отвела Рюшика в сад и скучала на работе. - Ну вот что, - сказал Олег, едва поздоровавшись. - Ты там работаешь, что ли? Только не лги мне, что у тебя масса неотложных дел и строжайший режим на проходной. Я тут неподалеку оказался. Погода отличная -- айда гулять в Измайлово! У проходной стоял Олегов старый мятый "Москвич", и до парка они доехали, хотя пешком было минут пятнадцать. Рассказывать он начал еще в машине: - В общем, так, Софья Андревна, очень может быть, что твой Левушка Толстой действительно жив. История раскручивается необычайно интересная. И для прессы, и для тебя. Петровка по делу Разгонова получала инструкции от Лубянки. Это я выяснил точно. То есть следствие ведет госбезопасность, а милиция и прокуратура просто делают вид, что работают, - схема стандартная, потому и разгадывается легко. Слушай дальше. Труп в больницу МПС привезли через час после обнаружения в Старице, если верить милицейскому протоколу. Верить ему, разумеется, нельзя. Не сходятся концы с концами. Время доставки в морг я узнал случайно, но абсолютно точно. Так что здесь уже чистой воды головотяпство милиции и ФСБ. Присутствие ФСБ в больнице тоже ощущается, хотя доказать это наверняка не удалось. Съездил я и в Старицу. Это самое интересное. Весь наряд милиции -- обрати внимание, весь!-- выезжавший в день убийства на место преступления, меньше чем через неделю был отправлен в Чечню. Отправлен вроде бы в плановом порядке, по документам никаких нарушений, но я пообщался с семьями двоих из той семерки, - для людей это полнейшая неожиданность и, конечно, беда. Уже тема для газеты. Но слушай дальше. Тракториста, обнаружившего труп, застать не удалось. Уехал к матери под Питер, будет на днях. Беседовал с его женой. Говорит, затаскали беднягу по кабинетам: то в милицию, то в прокуратуру, то еще куда-то. А один раз к ним человек приходил, расспрашивал. Книжечку показал, а что там написано -- разве разглядишь сразу-то. Но и это еще не все. Местные жители говорят в один голос, что Шайтан со своей бандой крутит в области и администрацией, и органами правопорядка. РУОПом он пока еще не крутит, но и не боится его. Боится Шайтан только ФСБ, особенно какого-то нового спецподразделения, как я понял, созданного в помощь МВД и наводнившего своими агентами весь Тверской регион. Последнее рассказал мне уже сам Шайтан. Я легко его нашел, и на контакт он пошел легко. А вот Центр общественных связей ФСБ на контакт идет с трудом. Я и не совался туда, есть у нас для этого люди посолиднее. И солидным людям вполне официально заявили, что никаких мероприятий ФСБ в Тверской области не проводит и не планирует. Теперь о твоем "самом страшном человеке". Вот уж где действительно заговор молчания. Все, что удалось узнать от московских авторитетов: Золтан сидит по делу, косвенно связанному с тверяками, да так сидит, что проникнуть к нему абсолютно невозможно. Вообще же специализируется он на политических убийствах, и Шайтан. Делает вид, что Золтана никогда не знал. Кажется, все. Ну и последнее. Пару дней назад позвонил аноним и пригрозил: "Не занимайся старицким делом, Зарайский. Не занимайся". Угроза не конкретная, и я на нее плюнул. Нам к подобным штучкам не привыкать. Вот пока все. Извини, что пропал надолго. Хотелось побольше фактов нарыть. Теперь о планах. В Чечню и Питер решил пока не ездить, а вот в Старицу еще разок мотануть надо обязательно. Жаль, "москвичонок" мой совсем сдох. По городу езжу, а дальше пятидесяти километров не рискну. Братья-журналисты все жмоты, машину не дадут. Может, ты мне доверенность на свою "шестерку" оформишь? - Не надо никакой доверенности, - сказала Белка. - Я с тобой поеду. -- Потом спохватилась: - Ой! Мне же нельзя. "Хвост" за собой потащим. - Не глупи, - возразил Олег. - Неужели ты думаешь, что я до сих пор не засветился? И пойми, если нас задержат, это будет лучше всего. Прекрасный финальный аккорд для большого материала в газету. Представляешь, законов никаких не нарушаем, а нас задерживает ФСБ - красота! В демократической стране накануне выборов. - А если нас убьют? - спросила вдруг Белка. - Кому мы нужны? А впрочем... Если боишься, я же говорю, напиши доверенность. - Никого я не боюсь, - обозлилась Белка. - Когда поедем? Глава одиннадцатая Довольно скоро выяснилось, что охрана объекта ноль-ноль-два - это явная перестраховка. Образ жизни и круг связей Разгоновой Ольги Марковны существенно не изменился. В отчетах отмечались особо Михаил Вербицкий, имевший знакомых в криминальной среде, Константин Полозов, занимавшийся достаточно серьезным бизнесом, и Олег Зарайский, известный своими газетными статьями на тему организованной преступности. Но все трое прямого отношения к делу не имели. Нападений на Ольгу и угроз по телефону отмечено не было. Никто, кроме РИСКа, за ней не следил. Петровка согласно легенде вела расследование вяло, жену убитого ни в чем не подозревала, а потому интереса к ней не выказывала. А "криминальные спецслужбы", если использовать терминологию, введенную Осокорем, около Разгоновой и близко не появлялись. Одним словом, уже после двадцатого сентября "наружка" по распоряжению Тополя была снята, Ольга перестала именоваться объектом ноль-ноль-два, превратилась просто в Белку, а Еремееву вменялось теперь в обязанность лишь раз в неделю информировать руководство о роде ее занятий и местонахождении. Золтан отказался подписывать протокол своих признаний в бессознательном состоянии. Зато неожиданно решил поведать о работе на КГБ еще при советской власти под кличками Петер и Буйный. Однако в баранниковском МБ отношения Буйного с руководством несколько напряглись, а степашинская ФСК и вовсе его забыла. Скорее всего, разговорившись, Золтан надеялся потопить одних, угодить другим и призвать последних на помощь. Но попытка была наивная. Тополь в прошлых его делах не обнаружил связи с днем сегодняшним, уж скорее они представляли интерес для исторических исследований Вербы в поисках Седого. Завидовскую дачу со всеми ее "скороходами" и правительственной связью Золтан просто купил за деньги, а с людьми из Кремля и правительства просто дружил, потому что в последние годы сделался человеком светским. Во все это трудно было бы поверить, если б Тополь не знал еще доброго десятка подобных же персоналий. Теперь, когда Золтан оказался так крупно замазан, все бывшие друзья отвернулись от него навсегда. И что удивительно, что возможно только в России, эти высокопоставленные чиновники не отрицали бы знакомства с киллером в интервью какому-нибудь бойкому журналисту, но помогать попавшему в тюрьму - это фи, это табу. Золтан стал фигурой, вышедшей из игры, и с ним теперь разрешалось делать все, что угодно. Впрочем, Тополь большого разнообразия вариантов не видел. Так что посидел Золтан в Твери еще месячишко, никто на него не клюнул, да и отправили одного из лучших в мире киллеров в одну из лучших в мире тюрем - досиживать остаток жизни на Южных Сандвичевых островах. Сандвичи там подавали не часто, ничем южным в нашем понимании даже не пахло, зато до Антарктиды недалеко. Но и к пингвинам в гости господину Сигалихину путь был заказан. Погуляет во дворике, подышит морозным воздухом, найдет на небе Южный Крест, про который только из книжек, прочитанных в детстве, помнил, и обратно в камеру. Увязать убийство Дуба с московскими и свердловскими событиями не удалось. Кедр буквально по полочкам разложил все моменты палестино-израильского конфликта, в который так основательно влез Валерка. Зря он, получается, старался. Все равно через месяц убили Рабина, а еще через четыре началась кровавая вакханалия терактов. А вот нападение на Разгонова в Лондоне стало прямым следствием разработок Дуба. Дотошные арабы установили причастность московского резидента Гладкова к ИКСу и, не размениваясь на мелочи, решили сразу похитить шефа российского филиала международной службы. Полковник милиции Корягин пытался бежать на торговом судне, следовавшем в Саппоро, и был убит японскими пограничниками. Глупость несусветная. Пальма приехала с Дальнего Востока в глубоком шоке. Оказывается, за три часа до смерти Игорь сам позвонил ей в гостиницу в Находке и сказал всего несколько фраз, не слушая ответов: - Люба, не ищи меня. Это бесполезно. Чайки летают над морем и машут крыльями. Для меня все кончено. Уезжаю навсегда. Он произвел впечатление человека, насмерть запуганного, загнанного, окончательно сломленного. Особенно гнетущее ощущение осталось у Пальмы от этих "чаек над морем". Игорь уехал навсегда. Туда, откуда не возвращаются. Вскрытие показало, что организм Корягина сильно отравлен наркотиками. В течение минимум двух последних недель он кололся героином. На этом фоне даже не сразу удалось разглядеть следы совсем недавно введенного новейшего препарата, подавляющего волю. После этого случая, встретившись в Москве вшестером, без уполномоченных по регионам, они отказались от идеи общего сбора РИСКа, предполагавшего участие сотрудников Первой и Второй категорий причастности. Таких насчитывалось более сотни, и теперь представлялось слишком опасным дать врагу шанс уничтожить их всех одним ударом. Григорьева на пенсию не отправили. Прислушались к мнению службы РИСК. Он по-прежнему сидел в своем неприступном для многих кабинете. И Верба, вдруг вполне освоившаяся в коридорах Лубянки и даже полюбившая их "странною любовью", в чем призналась Тополю, однажды ввалилась к Григорьеву, пренебрегая робкими вскриками секретарей и референтов, и попросила всех, кроме самого, удалиться. Старый генерал, в душе которого чудом сохранились жалкие остатки офицерской чести и мужского достоинства, продублировал просьбу Лозовой, но от первых же ее слов чуть не залез под стол со страху. - Не удивлюсь, - рассказывала потом Татьяна, - что после нашего разговора ему пришлось менять штаны. Да, на Лубянке знали, что Причастные не убивают, но после случая с Курдюмовым - а Григорьев был в курсе той истории, - формулировка неписаного закона звучала несколько иначе: "Причастные, как правило, не убивают". Замечательное русское выражение - "как правило". Кажется, Горбачев очень любил его. А Верба так и сказала: - Ты знаешь, паскуда, мы, как правило, никого не Убиваем. После этой фразы она сделала внушительную паузу, которой вполне хватило бы на удовлетворение основных естественных потребностей, а потом продолжила: - Твоя поганая жизнь мне не нужна. Шайтан раскололся, и мы все про тебя знаем. Но мне нужен не ты, а Седой. - Кто? - хрипло спросил Григорьев. - Не прикидывайся идиотом, генерал. И передай Седому, что я все равно до него доберусь. Лучше бы ты помог мне в этом. Если же я найду Седого сама, а ты будешь еще жив, я тебя подвешу за яйца вот на этой площади, вместо бывшего памятника Железному Феликсу. Понял, Ублюдок? Бывай здоров! И не забудь позвонить Седому. Блеф был слишком грубым, особенно про Шайтана. Шайтан не мог расколоться: он ничего о Григорьеве не знал. Ничего. Старый контрразведчик гордился такой тонко выстроенной комбинацией. Подробную инструкцию для Золтана по устранению Малина передавал Шайтану со вкусом подобранный связной. Бывший сотрудник "девятки", а ныне заурядный киллер, он должен был в разговоре с Шайтаном сослаться на Высокого Шефа. К сожалению, Григорьев не знал, кто это, но, по агентурным сведениям, авторитет так называемого Высокого Шефа был непререкаем среди новых лидеров преступного мира. Связного отправляли к Шайтану как бы для "проверки на вшивость", и Шайтан должен был сам убить его. Таким представлялся идеальный вариант, и он сработал. Вот чем гордился старый генерал. Так что Шайтан ничего не мог знать о Григорьеве. Врет Лозова. И про Железного Феликса тоже чересчур. Тем более что не вяжется с первым утверждением о его поганой жизни. Но Григорьев все-таки позвонил Седому. - Успокойся, старик, - сказал тот. - Эта девица размахивает моей кличкой уже тринадцать лет, но совершенно не представляет, кто я такой и где меня искать. И он рассмеялся, почти как Фантомас. Потом продолжил: - Ты ее боишься, старик, я чувствую. Ты боишься, что она убьет тебя? - Боюсь, - ответил Григорьев. - И еще боюсь укола, после которого расскажу все. - А вот этого, старик, ты допустить не имеешь права, - сказал Седой ласково. - Яд всегда при тебе? Помни: от яда умирать легче. А девчонка, кстати, пытать не станет, да и не убьет она тебя. Не убьет. Слышишь? - Я жить хочу, - жалобно заныл Григорьев. - Так и живи пока, - разрешил Седой. - Жизнь у тебя интересная. Не соскучишься. Правда, нервная - это да. Но по ночам все-таки можно расслабиться. Хочешь, порнушку новую пришлю? С Илоной Сталлер хочешь? И Седой положил трубку. "Откуда он узнал, сволочь, откуда? - мучился Григорьев. - Это не человек - это дьявол!" Глава двенадцатая - Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить пренеприятное известие. Дедушка говорил не по-русски, и Тополь не взялся бы утверждать, что он цитирует классика по общеизвестному переводу - как-то не доводилось читать Гоголя на английском или смотреть "Ревизора" на Бродвее. Но перевести эту первую фразу иначе у гостей из Москвы не получилось. Тем более что Дедушка в последнее время любил щегольнуть знанием русской культуры. "Да, - подумал Тополь, - подобный зачин не случаен. Зачем же он шутит в такое время? Зачем? Ведь не смешно". - В России зреет заговор против нас, - вот какое известие преподнес Дедушка соратникам после паузы. - Как только погиб Сергей Малин, мне сообщили об этом независимо друг от друга две агентуры. Для продолжения работы мы должны прежде всего с особым вниманием отнестись именно к России. И поэтому кажется логичным выслушать сейчас наших московских представителей... Внеочередной общий сбор службы ИКС проходил в небольшом польском городке Зелена Гура - центре одного из западных воеводств, известном в прежние времена по ежегодным фестивалям советской песни. Приезжали все поодиночке, никаких встреч у вокзала, никаких автобусов, машины припарковали на платных стоянках, а Татьяна просто бросила взятый в прокате "Опель" на окраине, и они все четверо прогулялись пешком по чистым старинным улочкам, мимо ратуши, мимо высокого красивого костела, мимо рынка - к площади в новой части города, где и был арендован небольшой конференц-зал в типично райкомовском сером здании напротив универмага "Центрум". Их было четверо: Верба, Тополь, Платан и нео-Ясень. При общем количестве участников в сорок восемь человек. Такой небывало представительный состав московской делегации уже сам