с никого не удивишь... И здесь среди рожденных будет несколько меньше, чем среди умерших, хотя возродятся все. Возродятся... если жители ваших планет действительно готовы к этому... -- Каммерер, наверное, уже речь готовит... -- Уно встряхнул головой, и прядки его прически разлетелись в стороны... -- А я бы, наверное, засмущался бы... А скажи -- людены тоже станут Странниками? -- Нет, Уно... -- Но это... Это же несправедливо! -- выкрикнул мальчишка. -- Почему одни обретут бессмертие, а другие -- нет? Чем прогневили вас людены -- тем, что пошли не вашим путем?! -- Нет, Уно... Они не прогневили... И никто не отказывает им в бессмертии. Просто людены -- не люди, они -- совершенно другая цивилизация. Да, они имеют с людьми Земли общих предков, но они уже сколько лет идут своим путем, непохожим на ваш... Если кто из люденов возжелает присоединиться к Странникам -- мы никому не откажем, а учитывая, что людены -- цивилизация единиц, а не сообщество, то готовы рассмотреть каждого поотдельности, стоит им только пожелать... Но ведь сами-то они этого не хотят, Уно, их вполне устраивает их нынешний Путь... Всему свое время... Возможно -- когда-нибудь и они придут в какой-нибудь янтариновый город, чтоб обратиться к нам... И мы выйдем навстречу... -- Вы... Ваш дар бессмертия -- как спасение от старого, очень старого зла... Когда-то у нас в мире ученый и лекарь Будах написал такие строки: Теперь не уходят из жизни, Теперь из жизни уводят. И если кто-нибудь даже Захочет, чтоб было иначе, Бессильный и неумелый, Опустит слабые руки, Не зная, где сердце спрута И есть ли у спрута сердце... А теперь -- благодаря вам вернутся все, кого увели насильно, вернутся, чтобы допеть, долюбить, дорадоваться жизни... Странник взглянул в глаза мальчишке из Арканара. Сказал задумчиво: -- Сколько миров, а боли все схожие... Когда-то в моем мире один хороший человек написал такие стихи: Мы все сиротеем на нашем пути, Закон расставаний царит над планетой. Дай, Боже, нам в будущей жизни найти, Кого потеряли мы в этой. За миром галактик и звездных зарниц Даруй нам, о Господи, с милыми встречу: Ведь память о них не имеет границ И голос любви нашей вечен. Тогда это был лишь крик души... А спустя века, уже после Рокласовского Кризиса, наш представитель впервые встретился со Странниками... И затем, войдя в Союз Странников, мы действительно встретились с теми, о ком скорбели, кого лишь мечтали вновь увидеть... Но я с ужасом думаю: а что было бы, не пожелай тогда наша Земля присоединиться к Странникам? Ведь тогда так и остался бы главной силой мира Закон Расставаний... -- Ты боишься, что... -- Да, Уно, да... Я слышу споры на Земле, слышу их у тебя на родине... У вас есть те, кто кричат, что нельзя дать вторую жизнь тем, кто убивал их дедов и прадедов. На Земле изобретают аргументы потоньше, поразнообразнее, но суть-то их от этого не меняется... Боюсь -- оба ваши мира решат отказаться... Ну -- ничего страшного, не расстраивайся, Уно. Когда-нибудь ваши миры, может быть, и надумают... И если это будет позднее, чем... лет так через сто-двести, то ты все равно воскреснешь... И Антон-Румата... И остальные... Ты все равно увидишь бессмертную жизнь, стоит лишь подождать... -- Они боятся, что с восставшими из мертвых восстанут и похороненные, как казалось, навсегда, тайны, -- вздохнул Уно. -- Они как испуганные ребята, обманувшие кого-то и боящиеся, что их обман вдруг раскроется... Боюсь, что так будет и дальше, и никогда, никогда не наступит светлый момент, если даже среди Полдня есть те, кому есть что скрывать... -- Ты говоришь, будто слышишь их слова и их мысли... -- Но... я их действительно слышу! -- И давно это у тебя... так? -- осторожно спросил Странник. -- Нет, минуты... А что? -- Да так, ты мне просто напомнил одного человека, жившего совершенно в другие времена... Но -- нет... Видимо -- показалось... -- А он был... из нашего мира? -- Не уверен... Давно это было... Под Хармонтом... Да ладно, забудь, я же говорю -- показалось!.. -- Эх, вляпались мы, как ракопаук в янтарин! -- до неприличного громко сказал вдруг Загорский. -- Наши бюрократы, как всегда, на высоте! Собирается Всеобщий Совет, готовится совместное заседание всех трех КомКонов и скоропостижно реанимировавшейся ГСП! Не знаю, как там покойнички вообще, но одного вы уже воскресили -- Группу Свободного Поиска! Похоже -- только они и готовы ратовать за ваше предложение! Остальные пока сомневаются, будут заседать, взвешивать все "за" и "против"... Кстати, Мак, мне жутко интересно, как это Второй и Третий КомКоны собираются заседать без своих шефов! Или они будут ждать нашего возвращения на Землю, а? -- Похоже -- без нас им только удобнее спорить! -- буркнул в ответ Каммерер. И отвернулся, уставившись в тусклую желтизну стены. Уно вскочил и выкрикнул, не столько к присутствующим, сколько к аппаратуре Загорского, стараясь докричаться до землян: -- Ну нельзя же так! Зачем вновь ссылаться на Бромберга? Что значит "Человечество будет разделено на две неравные части по неизвестному нам параметру, причем меньшая часть форсированно и навсегда обгонит большую, и это свершится волею и искусством сверхцивилизации, решительно человечеству чуждой."?! Сколько можно наслаждаться этим непостижимым понятием чуждости? Раньше лепили его к люденам, сейчас вообще еще сами толком не понимаете, к чему это цитируете! Зачем прикрывать свои мелкие боязни громкими словами, претендующими на правильность, как Рэба на ангела?! Что значит "Неторопливо обсудить, взвесить все за годик-другой?!" Ведь каждый в душе за жизнь вечную, но почему-то готов отказать в ней другому, кого считал своим врагом или просто противником! Ну почему, почему на все готовы ввести ограничения?! Ведь если счастье -- то оно должно быть для всех, даром! Его нельзя дарить одним и отнимать у других! Странник как-то странно посмотрел на Уно и мотнул головой, словно отгоняя наваждение. Арканарский мальчишка с досадой плюхнулся рядом, прямо на пол, и зло и растерянно сказал, ни к кому не обращаясь: -- Не пойму... Не могу их понять... Высокое и низменное -- в одном сплаве... Он замолчал, и тишина висела в зале минут десять... Тем временем, повинуясь воле Странника, часть стен превратилась в экраны, транслирующие заседания с двух планет-кандидатов... Глупые, пустые заседания... Уно отвернулся от изображения. -- А как все началось бы, если бы наши миры согласились, а? Расскажи? Просто любопытно: а то вряд ли я увижу, как все это будет по-правде. -- Сперва я поставил бы посреди зала Шар, -- сказал Странник. И, повинуясь ему, посреди зала возникла рыже-золотистая сфера. -- А затем тот, кто возьмет на себя ответственность объявить Принятие и Воскрешение, коснется этого Шара, запуская Музыку Миров, Музыку Мироздания... И произнесет слова, которые встретят воскресающих... Скорее всего -- слова из какой-то местной религии, приличествующие моменту... Произнесет... Произнес бы... Кажется -- ваши миры хотят отказаться... Странник сделал жест, желая убрать Шар, от которого в спешке отсели все остальные, едва он появился, но Уно остановил его. -- Подожди... Я, кажется, уже видел этот Шар... Воспоминания смазанные, как плохо запомнившийся сон... Я бежал в какой-то карьер, громко щелкая каблуками и все боясь, что в такой обуви сорвусь и полечу вниз, и что это будет неприлично... А внизу лежал Шар. Этот самый, или точно такой же... Я был уверен, что он выполнит любое желание. Любое-любое... Я бежал к нему и кричал во весь голос, чтобы он услышал меня... Кричал, и голос отражался откуда-то и возвращался ко мне моими же словами: "Счастье для всех!.. Даром!.. Сколько угодно счастья!.. Все собирайтесь сюда!.. Хватит всем!.. Никто не уйдет обиженный!.. Даром!.. Счастье! Даром!.." Я бежал к Шару, а потом что-то подняло меня в воздух, скрутило... Было очень больно, но я понимал, что это надо стерпеть. Ведь чтобы всем стало хорошо -- кому-то должно стать очень плохо. Так пусть одному, пусть мне... Как еще раньше, в одном очень счастливом городе, где я видел, как все жители живут счастливо и радостно лишь оттого, что мне в моем подвале плохо и неуютно... А потом я увидел, как с моей ноги сорвался башмак, и почему-то полетел не вниз, а вверх, в пыльное небо... И тогда меня скрутило так, что я все забыл от боли... И очнулся уже в Арканаре... А все это вспоминал, как сон. Выходит -- не сон, а, Странник? -- Не сон... Тогда тебя звали Артур Барбридж... Это и было под Хармонтом... Значит -- не показалось... Но я и не думал, что в Омеласе -- это тоже ты... Может -- и малыш Тробо -- твоя жизнь, одна из многих? -- Это когда злой колдун развалил норку, и пришлось скитаться по свету, ища справедливости? Кажется, я читал когда-то такую сказку... -- Уно, Уно... Сколько же сюрпризов в тебе, малыш... -- совсем как Румата сказал Странник. Он казался настолько удивленным, что совершенно позабыл про Шар. Прошло какое-то мгновение, и вдруг Уно вновь вскочил. Громко и звонко, напористо и торжественно выкрикнул: -- Я понял! Вы просто боитесь взять ответственность на себя! Каждый ищет бессмертия, счастья, полноты жизни, но хочет в случае неудачи иметь того, на кого можно сказать, что это он виноват. Ну что же -- должен найтись кто-то, кто возьмет ответственность на себя! Уно отвернулся от камер Загорского и, взглянув на Странника, сказал: -- Извини, может, это не по правилам, но я это сделаю! И с этими словами он положил руку на золотой Шар. Повернулся к камерам. -- Если Вы ищете, кого потом можно обвинить -- знайте: меня! Я беру на себя ответственность этого решения, ведь я знаю, чувствую, что в душе каждый из вас стремится к счастью. Так пусть оно будет -- для каждого! Для всех! Навсегда! Странно колыхнулось Пространство, и из ниоткуда полилась тонкая, хрупкая мелодия, дарующая Свет... x x x В Союз Странников входили две новые планеты. Входили не младшими, но равными среди равных. И Слова говорил тот, кто первый посмотрел на Странников по-человечески. И среди сияния и Музыки Мироздания, немного смущаясь, Уно произнес: -- Приветствую. С возвращением в мир живых! Записи привел в читабельный вид Владимир Талалаев, бывший Прогрессор князь Артагорт дол-Эндорский, ныне -- Странник Дороги.