были о своем долге перед страной. Я выполнял приказ, и если мне прикажут еще тысячу раз - слышишь, тысячу раз - убрать Моррисона, я теперь, даже зная, что он сотрудник Интерпола, сделаю то же самое, не задумываясь. Закройте дверь! - крикнул он одному из своих работников, привлеченному сюда громким разговором. В каюте наступила тишина. Луиджи придвинул к себе стакан. - Чертов дурак, - пробормотал он устало. - Вот это уже лучше. - Кларк наполнил оба стакана до. краев виски. - Твое здоровье. - Пошел ты к... - Минелли залпом опорожнил стакан. Кларк последовал его примеру. Лица обоих, еще не остывшие от ссоры, после выпитого алкоголя покраснели еще больше. - Ну ладно. Пошумели, и будет. Может быть, я все-таки могу быть чем-то полезным? - Голос Кларка был извиняюще примирительным. - Ты уже помог. Спасибо. - Нет, серьезно. - Ничего. Ты сделал свое дело. Как всегда, грязно и подло. - Луиджи встал. - Прощай. Кларк протянул руку. - Прости, я ведь не думал, что... - Он замялся. Минелли не заметил протянутой руки. Открывая дверь, он обернулся. - Иногда мне становится стыдно за нашу страну и нашу демократию. Мне стыдно, что мои соотечественники занимаются такими грязными и подлыми делами. Стыдно и больно. Прощай. Амстердам. Канал Нордзе - Что там? - Полицейский фонарик высвечивает два неподвижно лежащих тела. - Как всегда, господин комиссар. Убрали двух перекупщиков. Опять триада. - Героин? Из Джакарты? - Да, господин комиссар. Это матросы с сингапурского судна. Сегодня утром их видели в китайских кварталах. - Снова опоздали. Уже в третий раз. - Мы не успели, господин комиссар. - Вижу. Результаты вскрытия доложите мне утром. Это не к спеху. - Тела отправить в морг? - Да. И пришлите ко мне капитана этого судна. Пусть подпишет протокол опознания. И еще, Иоганн, не избудьте передать сообщение в Париж, в Интерпол, отдел по борьбе с наркоманией. Перекупщики убиты. Мы опять не успели. - Открытым текстом, господин комиссар? - Хоть телеграммой. Этим уже ничего не страшно. Для них все позади. Поищите внимательнее, может быть, что-нибудь найдете среди одежды. Проверьте их каюты. Я не думаю, что вы найдете следы, но все-таки поищите. Вдруг попадется хоть какая зацепка. x x x СООБЩЕНИЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО КООРДИНАТОРА ЗОНЫ ГЕНЕРАЛЬНОМУ КОМИССАРУ АЗИАТСКОГО ОТДЕЛА "Ньюген-Хэнд" переводил крупные суммы на покупку кораблей и яхт в Голландию, Бельгию, Италию, США, Францию. Купленные суда переправлялись в Джакарту, а оттуда в Баликпапан, на остров Калимантан. Вероятно, лаборатории триады находятся в этом районе. Часть судов затем бесследно исчезала. Две яхты были задержаны у берегов Калифорнии и Тайваня с грузом героина на борту. Проверка подтвердила - все счета оплачивались отделениями "Нъюген-Хэнда". Установлены подробности гибели третьего члена группы Фогельвейда - Джона Моррисона. Он стал жертвой случайного нападения. Просим затребовать через правительство Индонезии тело Моррисона для его захоронения на родине. "М-17". Джакарта. День семнадцатый Прошло уже около часа, но Мигель еще ничего не придумал. В камеру уже падали первые лучи предутренней зари. Варианты, которые он выбирал, были слишком рискованными и нереальными, и после долгих раздумий он отбрасывал их один за другим. Но вот наконец он встал и, потрогав запекшуюся на груди .кровь, мучительно улыбнулся. Что-то уже прояснялось. Мигель понимал, второго шанса у него не будет. Все должно получиться с первого раза. Он оторвал еще несколько полос от рубашки и перевязал грудь. Затем застегнул оставшиеся полосы на все пуговицы и надел пиджак. Движения причиняли боль, и он глухо застонал. Сел на кровать и осмотрел свой костюм. Хорошо, хоть следов крови на нем нет. Пиджак скрыл все изъяны его рубашки, и общий вид был довольно сносен. Может быть, его дерзкий план и удастся. Гонсалес привстал и, сделав мучительное усилие, наклонился к трупу глухонемого. Человек лежал, широко раскрыв глаза и разбросав обе руки в стороны. Мигель подтянул тело к окну так, чтобы на него падал свет. Приподнявшись, он с сожалением посмотрел на убитого. Гонсалес отлично сознавал, что убил этого человека, лишь защищая собственную жизнь, но в душе его шевелилась жалость к этому заблудшему. Он забарабанил по двери. Послышался шум шагов и недовольный голос надзирателя. Заскрипели засовы. Едва открылась дверь, как полицейский, увидев тело, бессознательно сделал шаг вперед. Сильный удар, и он, как подрубленный, валится на пол. Мигель испуганно прильнул к его груди. Слава богу. Дышит. А то можно и переборщить. Теперь быстро посмотрим его карманы. Так. Пистолет ему не нужен. Записная книжка. Пошла к черту. Ага. Вот ключи от соседних камер. Он торопливо вытащил связку ключей и, оставив дверь настежь открытой, выскользнул в коридор. В дальнем конце послышались шаги. Видимо, другой надзиратель. Гонсалес осторожно, прижимаясь к стене и стараясь не выдать себя ничем, сделал несколько шагов... Вот и соседняя камера. Пустая. Он предварительно посмотрел в глазок. Точно! Тихо, стараясь не шуметь, он отпер дверь. Засовы негромко звякнули. Хорошо. Теперь в камеру. Быстрее. Дверь захлопнулась. Расчет Мигеля был дерзок до безумия. Никогда и нигде бежавший из камеры заключенный не искал убежища в соседней. Никто в здравом уме не станет нападать на надзирателя, убивать заключенного для того, чтобы запереться в соседней камере. Это так нелогично, так нелепо и глупо, что в такое никто не поверит. План Гонсалеса был основан именно на этой глупости. В сочетании с дерзостью она должна привести к успеху задуманного дела. Прошло минут десять. Все тихо. Надо им помочь. Он громко закричал, отскакивая в глубь камеры. Раздались шаги. Ближе. Вот они уже рядом. Мимо. Гонсалес перевел дух. Конечно, надзиратель спешит к открытой камере. Чей-то громкий крик. Два безмолвно лежащих тела вызвали такой вопль у кричавшего, что казалось, и их сила передалась ему. Через несколько секунд взвыла сирена и за дверью послышалось уже множество шагов, голоса людей, бряцанье оружия. В тюрьме была объявлена общая тревога. Мигель внимательно смотрел в глазок камеры - хорошо еще, что глазок так устроен. По коридору туда-сюда носились чьи-то тени. Прекрасно. Все идет как надо. Через пять минут появились санитары. А теперь они будут выносить тела. Время. Наступает самый важный момент. Надо быть очень внимательным. Он настороженно всматривается. За дверьми его камеры никого нет. Спокойно. Чуть приоткроем дверь. Чуть-чуть. Осторожнее. Посмотрим. Что это так сильно бьется? Ну и удары. Ах да, это его сердце. В голове отдается молоточком. В соседней камере уже толпились люди, спиной к нему стояли несколько полицейских. Так. Спокойно. Кажется, на него никто не обращает внимания. Сейчас самое важное. Быстро. Рывок. Он за дверью. Сердце стучит уже в горле, и он с трудом проглатывает слюну, скопившуюся во рту. Все заинтересованы происходящим в соседней камере. Никто даже не поворачивает головы. Спокойно. Пошел. Ну, была не была. С размаху он начинает протискиваться сквозь толпу, довольно бесцеремонно расталкивая полицейских. Расчет был правильным. Среди них не оказалось допрашивавших его следователей, находившихся в этот предутренний час наверняка у себя дома. Санитары уже укладывали тело надзирателя, все еще не пришедшего в себя. Мигель услужливо подхватывает носилки. Один из санитаров удивленно косится на него, но охотно уступает. Стараясь унять дрожь в пальцах, Гонсалес крепко впивается в металлические ручки. Они несут носилки по длинному коридору. Первый санитар идет впереди, почти не оборачиваясь. Второй идет сзади. Лишь в проходах он чуть подхватывает носилки, помогая протиснуть их сквозь эти проемы, огороженные решетками или дверьми. Кажется, он закурил. Сигаретный дым почему-то успокаивает Гонсалеса. Первую линию охраны они миновали благополучно. Вот и вторая. Спокойно. Секунды тянутся невыносимо медленно. Полицейский, стоящий в проходе, что-то спрашивает, обращаясь к Мигелю. Он холодеет. Катастрофа. Сейчас его узнают. Второй санитар недовольно бурчит, и надзиратель, наклонив голову, открывает дверь. Гонсалес незаметно переводит дух. Пронесло. Они идут дальше. Какие удары, прямо в голову! Кровь как будто гонят большим насосом. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Не надо нервничать. Осторожно. Они выходят из здания, идут по двору. Мигель успевает отметить путь к наружным дверям. Они двигаются к больнице. Входят в большой серый корпус. Санитар сзади дотрагивается до плеча Гонсалеса, показывая, что идти надо налево. Еще несколько шагов, и его могут разоблачить. Мигель, пожав плечами, недовольно показывает: возьми, мол, носилки. Санитар подхватывает их, и Гонсалес благоразумно отстает. Санитары скрылись за углом. Все. Первая часть задачи выполнена. Он оглядывается, чуть переводит дух. Если учесть, что он совершенно не говорит на их языке, то его положение незавидное. Теперь куда? Там в конце, кажется, туалет. Быстрее. По дороге он открывает одну из дверей. Не туда. Он открывает еще одну. Ему нужен белый халат. Здесь полно людей. Его о чем-то спрашивают. Черт. Нет, так не пойдет. Быстрее к туалету. Пятнадцать шагов, и он уже на месте. Огляделся. Никого. Что дальше? Здесь долго не просидишь. Рискованно. Кто-то идет. Быстрее в кабину. Двое. О чем-то оживленно беседуют и смеются. Прошла минута. Неужели минута? А может быть, и целых десять? Нет, все-таки минута. Это время течет так медленно. Так. Кажется, первый из них вышел. У него в запасе несколько секунд. Ему нужен халат. Он стремительно распахивает дверцу кабины и делает шаг в сторону индонезийца. Проклятие! В помещение входят еще двое. Санитар, только что вымывший руки, поворачивает голову, смотрит на Гонсалеса и выходит, тихо прикрыв дверь. А может, это и не санитар, а врач, впрочем, не все ли равно. Черт побери. Он снова заходит в кабину. Здесь у него ничего не получится. Не надо волноваться. Будь у него белый халат, он бы сумел влезть в одну из санитарных машин, стоящих у здания больницы, и потом, спрятавшись там, постараться выехать вместе с шофером из тюрьмы, заставив последнего ехать туда, куда он ему укажет. План безумный, но выполнимый. А теперь... Что делать теперь? Теперь надо что-нибудь придумать. Ждать нет времени. Он снова выходит из кабинки. Никого. Огляделся вокруг. Что это? Ах, это халат, очевидно, уборщицы. Решение принято мгновенно. Сдирая с себя пиджак, он напяливает на себя этот вонючий халат, превозмогая отвращение. Посмотрим в зеркало. Кровь на рубашке не так видна. Ну и вид. От отвращения может стошнить. А запах, запах! Теперь пиджак в бачок, быстрее. Его там долго не найдут. Выходим. Все в порядке. Если память ему не изменяет, у входа он видел кучу старых ржавых труб. Это как раз то, что ему надо. Он направляется к выходу из больницы. Вот и тюремный двор. Уже рассвело. Число полицейских удвоено. Всюду идет проверка. Конечно, они считают, что он уже убежал. Отовсюду доносятся крики. Наклоняемся, берем эту железку. Ну, если бы кто-нибудь из знакомых его увидел. Несмотря на весь трагизм ситуации, он улыбается. Какой гомерический хохот поднялся бы. Эта мысль почему-то успокаивает его, и он почти спокойно проходит по двору. Его никто не останавливает. У ворот всех проверяют. Что будет? Терять ему уже нечего. Пошел. Несколько человек прямо у ворот. Автоматы наготове. Гонсалес медленно движется к ним. На плече тяжелое железо. Эта чертова труба будто весит несколько тонн. Мигель не брился со вчерашнего дня. Его черная щетина производит отталкивающее впечатление, еще бы! Знали б они, что бреется он два раза на дню - утром и вечером. Правда, это было давно. Растрепанные волосы, грязный халат и особенно эта труба служат тем пропуском, перед которым должны распахнуться тюремные двери. Это азы психологии. Увидим. Вот и ворота. На него смотрят сразу несколько охранников. Что будет? Ну, еще один шаг. Его никто не останавливает. Полицейские равнодушно отворачиваются от человека, несущего большую железную трубу. Представить себе, что это может быть человек, бегущий из тюрьмы, невозможно. Слишком уж открыто и бесстрашно идет. Еще немного. Еще. Неужели прошел? Ворота тюрьмы позади. Сзади какой-то выкрик. Мигель даже не поворачивает головы. Кажется, это не к нему. Все спокойно. Все хорошо. Иди медленнее, медленнее. Первые пятьдесят шагов он еще не верит, что вырвался. Заворачивает за угол. Переводит дыхание. Неужели вырвался? А что теперь? В кармане нет ни одной рупии. Взять такси и подъехать к явочной квартире? Об этом нельзя и думать. Он не имеет права нарушать конспирацию. А куда еще? Идти туда пешком? Если он не ошибается, это километров десять. А что делать? Он не может даже позвонить. Подозрительно одетый иностранец, не говорящий на местном языке и прямо тут рядом, у тюрьмы, клянчащий монеты для телефонных аппаратов, может привлечь, естественно, внимание полиции. Мигель вспомнил, что у него на плече труба. Он с грохотом опустил ее прямо на тротуар и выпрямился, оглядывая себя. Вид великолепный. Можно идти по улицам Джакарты и собирать милостыню. У него опять сильно заныла грудь. И этот проклятый халат не снимешь, все сразу увидят кровь на его груди. Черт, об этом он даже не подумал. Он может внести инфекцию в рану. Так тебе и надо. Не надо было засыпать там, в тюрьме, чертов дурак. Все-таки придется идти в таком виде. И идти далеко. Чувствуя на себе взгляды прохожих, Мигель вздохнул и зашагал в сторону центра. Это как раз тот случай, когда рассчитывать можно только на свои ноги. Джакарта. День семнадцатый Никакие уговоры не помогли. Дюпре и Луиджи хохотали как сумасшедшие. Увидев пришедшего на явочную квартиру Мигеля, они сначала даже не поверили своим глазам и, разобрав, кто перед ними, скорчились в таком смехе, что добрых пять минут их не могли остановить. - В этом виде ты можешь стоять на паперти! - кричал Луиджи. - Да, - говорил Мигель, оглядывая себя, - я, конечно, приношу извинения миссис Дейли за свой вид. Прошу меня простить, но там не было лучшей одежды, - вздохнул Гонсалес. - Ничего, ничего, - миссис Дейли улыбалась, - мы не знали, как вас выручить. Чанг утром хотел ехать в тюрьму. Рассказывайте, как вам удалось вырваться оттуда? - Не буду, - неожиданно упрямо выпалил Мигель. - Почему? - Пока не побреюсь и не переоденусь, не скажу ни слова, хоть пытайте. Дюпре рассмеялся. - Луиджи, проводи его в ванную. Мы подождем, но не больше пятнадцати минут. Через пятнадцать минут вся группа "Дубль С-14", генеральный координатор и ее помощник расселись вокруг стола, и Мигель начал свой рассказ. В течение всего рассказа Дюпре не раз перебивал его, задавая короткие, быстрые вопросы. - Итак, - подвел итог Гонсалес, - я установил, что приказ убрать Таамме был получен от господина Муни. У меня просто руки чешутся встретиться с этим негодяем. Тем более что это ему я обязан теплым приемом в тюрьме, когда меня едва не отправили на тот свет. - Вы перебинтовали рану? - спросила миссис Дейли. - Да. Все в порядке. Не беспокойтесь. Я даже успел принять лекарство. Думаю, ничего страшного. - Значит, господин Муни? - спросил Дюпре. - Да. - У вас есть что-нибудь на него? - обратился Шарль к Чангу. - Я знаю его. Это крупный банкир, коммерсант. Он несколько раз проходил по делам контрабанды, но в каждом случае умудрялся выйти сухим из воды. - Ну на этот раз не умудрится. Чанг, пожалуйста, более подробно: кто, что, чем занимается. - Понятно. - А вот мне непонятна одна деталь, - вмешалась миссис Дейли, - почему, потеряв из виду Хун Сюня, вы поехали в публичный дом, решив, что он приедет туда. Откуда такая уверенность? - Я просто догадался, - пошутил Мигель. - И все-таки. Мне интересно. Каким образом? - Ну... видите ли... Простите, миссис Дейли, но вы женщина, и я не могу при вас... - Вы меня абсолютно не шокируете. Рассказывайте. Я все-таки генеральный координатор зоны. - Вы женщина. - И все-таки. - Это так обязательно? - Нет. Но мне интересно. Почему вы решили, что он будет там? - Я заранее прошу меня простить. - Ну, не тяните. - Видите ли, я же говорил вам, что следил за ним, однажды он подъехал к этому дому и пробыл там десять минут. - Ну... - Он пробыл там десять минут. - Ну и что? - Простите, миссис Дейли, но мужчина не приезжает в такое место на десять минут. Ему нужно для этого хотя бы полчаса. Громкий хохот потряс комнату. Даже невозмутимый Чанг улыбнулся. - Редкая проницательность, - заметил, давясь от смеха, Луиджи. Сообщение Мигеля всем пришлось явно по душе. Когда смех несколько поутих, Гонсалес обратился к Луиджи: - Узнал что-нибудь о Моррисоне? Луиджи, заметно помрачнев, кивнул головой. - Они и его?.. - Хуже. - Не понял. Минелли отвернулся. - Объясни ты, Шарль. Дюпре посмотрел на Луиджи. - Видишь ли, Мигель, произошла ошибка. Его приняли за иностранного разведчика и... Словом, его убрали люди ЦРУ. - Ошибка? - Да, - сурово произнес Дюпре, - ошибка. Назовем это так. - Неужели нельзя было все проверить? Они что там, ненормальные? - Они и проверяли. - Идиоты. Какие идиоты! Минелли мрачно взглянул на Гонсалеса. Встал со стула и вышел из комнаты. - Что с ним? - Мигель недоуменно посмотрел на всех. - Что случилось? - Не трогай его. Он американец. Офицер АНБ. - Луиджи? - Да. Он сам рассказал нам это. Мы его не просили. Он сам рассказал и попросил у Элен адрес семьи Моррисона, чтобы заехать к ним после выполнения задания. - Смешно. - Мигель передернул плечами и вышел вслед за Луиджи. Минелли курил на балконе. Гонсалес неслышно подошел к нему. - Извини, я не знал. - Ничего. - Луиджи даже не обернулся. - Это я должен извиняться перед детьми Моррисона. - Ты тут ни при чем, - возразил Мигель. - Да. Наверное. - Не надо так переживать. - Скажи мне честно и откровенно, Мигель, - Луиджи поднял на него глаза, - как ты считаешь, если бы ЦРУ знало, что Моррисон работает на ООН, то его не тронули бы тогда? Только честно. Гонсалес растерялся. - Не знаю, - прошептал он после минутного колебания, - не знаю. - Вот и я не знаю. Послышались чьи-то шаги. На балконе появился Дюпре. По его лицу оба помощника поняли - случилось что-то непредвиденное. - Только что передало индонезийское радио: сегодня ночью в Джакарте вырезана семья Куусмууджи. Все до единого. Даже маленьких детей не пощадили. Полиция считает, что триада отомстила ему за арест Хун Сюня. Сам Куусмууджа найден повешенным в своей камере. Вот так, Мигель... Не тебе одному приготовил ночной "подарок" господин Муни. Можешь считать, что тебе очень повезло.  * ЧАСТЬ III *  "БЕЛАЯ СМЕРТЬ" ЛИКВИДАЦИЯ ГРУППЫ "С-14" Согласно последним данным, полученным агентами "голубых", и специальному расследованию, проведенному в Индонезии, постепенно выясняются все новые, более страшные подробности гибели членов группы "С-14". По имеющимся на сегодняшний день материалам и фактам мы попытались восстановить картину происшедшего. А) Макс Фогельвейд - командир группы "С-14", региональный инспектор зоны. Самолет Париж - Джакарта совершал свой обычный рейс. На борту тихо звучала музыка, многие пассажиры спали, в конце лайнера группа молодых людей о чем-то оживленно беседовала со стюардессами. Фогельвейд взглянул на часы. Через двадцать минут посадка. Он еще раз мысленно перебрал в уме все детали предстоящей операции и, когда стюардесса попросила пристегнуть ремни, спокойно щелкнул замком. Самолет сел плавно. Фогельвейд не спешил. Сначала он пропустил группу молодых людей. Наверное, студенты. Уже у самого выхода огромная, не правдоподобно толстая негритянка с множеством ярких пакетов попыталась обойти его, и он благоразумно посторонился. Ослепительное солнце сразу ударило ему в глаза, и он непроизвольно поднял руку, словно пытаясь защититься от его лучей. Он еще сумел сделать шесть шагов по трапу, когда просвистела пуля. Фогельвейд не успел даже понять, что произошло, а его тело, уже начало падать, опрокидываясь с трапа самолета. Истошно завизжала негритянка. Громко закричала стюардесса. Макс лежал на земле, и на левой стороне груди расплывалось большое красное пятно. К сожалению, полиции так и не удалось установить, откуда прозвучал этот роковой выстрел. Б) Джон Моррисон - член отряда "С-14", первый помощник регионального инспектора. Он почувствовал слежку еще на Мадуре. За ним постоянно увязывались двое, а то и трое парней. Моррисон несколько раз проверял - никаких сомнений, следят именно за ним. В вагоне он обратил внимание на сидевшего напротив попутчика. Что-то в его облике насторожило Моррисона. Он сам, много лет проработавший в английской контрразведке, знал, как обычно выглядят громилы из их ведомства. Этот молодчик был меньше всего похож на члена триады. И все-таки следил он именно за Моррисоном. Джон уже в этом не сомневался. На вокзале в Богоре он все же успел положить шифровку, когда обратил внимание, что круг сужается, а число его преследователей астрономически растет. Их было уже трое или четверо. Моррисон двинулся обратно к вокзалу, но обнаружил, что его преследователи откровенно блокируют его. Это означало одно - они пойдут на самые крайние меры и даже в центре города. Моррисон попытался оторваться. Он применил несколько обычно срабатывающих приемов, однако преследователи не отстали. Это уже удивило его. Неужели триада использует профессионалов? Моррисон и сам не заметил, как вышел на окраину города. Одиноко стоявшие дома, разбросанные повсюду, нагнетали тоску. Опасность он почувствовал каким-то шестым чувством, когда сразу три человека выросли перед ним. Моррисон был достаточно профессиональным разведчиком, чтобы не применить оружие. Удар, еще удар. Сзади раздаются шаги. Джон перебрасывает через себя третьего и успевает нырнуть в сторону, когда раздаются первые выстрелы. Что-то мешает ему достать свой пистолет, он еще надеется, что все объяснится - возможно, это ребята из полиции. Выстрелы раздаются совсем близко. Он прыгает еще, но на этот раз не так удачно. Левая нога задета. Черт. По направлению к нему бежит еще один из преследователей. Раздумывать некогда. Джон стреляет в ногу нападающего и, кажется, только легко ранит его. - Подождите! - кричит он на английском. - Кто вы? Что вам от меня нужно? В ответ раздается рев. - Выходи, сукин сын, сдавайся, - непристойности следуют одна за другой. Моррисон, выстрелив несколько раз в воздух, переползает к одному из домов. Неужели оторвался? Он устало вытирает пот и вдруг замечает в проеме между домами еще две фигуры. Моррисон успевает выстрелить всего один раз, когда несколько выстрелов с разных сторон повергают его наземь. Подбежавшие люди находят лишь его простреленное тело. Джакарта. День восемнадцатый Полуденное солнце пробивалось сквозь плотные шторы, и Мигель с раздражением пересел на другое место. Уже второй день он "законсервирован" в этой чертовой дыре. Приехавший после него Чанг объявил, что его разыскивают и вся полиция поднята на ноги, а фотография Хосе Жозефа Урибе роздана во все отряды полиции, и самое лучшее для Гонсалеса - на время исчезнуть. Исчезнуть до той поры, пока наконец не появится возможность переправить Мигеля в Европу. Как профессионал, Гонсалес понимал - так и должно было быть, но это вынужденное бездействие все равно выводило его из себя. Уже второй день Шарль и Луиджи ведут наблюдение за господином Муни, а он вынужден сидеть в четырех стенах, не имея возможности помочь им. Он не имеет права даже покинуть эту заброшенную виллу в семидесяти километрах от Джакарты, куда его привез Чанг. Мигель взглянул на часы. Второй час дня. Чем бы заняться? Он сел за стол и почему-то принялся чертить ровные полосы на чистом листе бумаги. Довольно скоро ему это надоело. Чертыхнувшись, он швырнул ручку и, перейдя в другую комнату, бросился на диван лицом вниз. Мда-а... события последних дней и вспомнить страшно. И двое убитых. Угораздило же его. Один там, в публичном доме, другой в тюрьме. Правда, стрелял и убивал он оба раза, защищая собственную жизнь, но все-таки... Мне это может понравиться. Что со мною? Я становлюсь патологическим типом. Маньяк-убийца. Да нет, наверное, нет. А все-таки страшно. Как вспомню ту ночь в тюрьме... Одни кошмары снятся, все время вижу эту надвигающуюся физиономию и не успеваю проснуться. Нашли же такого. Ему бы в цирке выступать. Сукин сын. Хоть бы разбудил. Так нет - спящего прирезать хотел. Подонок. Животное. Те ребята в публичном доме хоть были мужчинами - не побоялись идти на меня, хотя прекрасно знали, что я вооружен. А этот... До сих пор грудь болит. Хорошо еще, что не опасно. В этой чертовой экзотической стране можно ждать всего. Я бы не удивился, узнав, что его нож пропитан ядом. Эти мерзавцы на все способны. Хотя, честно говоря, это я перегнул. Это уже из области детективов. Спящего можно зарезать и простым перочинным ножом, а то и просто придушить. Ах, господин Муни, господин Муни, считайте, что вам очень повезло. Я бы с удовольствием перед отъездом прострелил бы вам вашу поганую рожу, даже если меня выгонят из "голубых". Гонсалес вспомнил детские лица, выглядывающие из-за дверей в квартире Куусмууджи, и сжал кулаки. Ведь это господин Муни приказал "простить предателя и его семью". Термин-то какой сволочной придумал - "простить". "Я бы тебя простил", - Мигель вспомнил фотографии, которые ему привез Чанг. Без содрогания на них невозможно было смотреть. А я еще раскисаю. Убийца. Да таких вешать мало. Он перевел дыхание. Ничего, ничего, господин Муни, не я, так другие. За твоей головой уже начата охота. Это если не считать конкурентов и полицейских. Рано радуешься. Рано. А вот Фогельвейда убили, снова вспомнил Гонсалес. И Роже тоже. И Таамме. Кто? Кто мог сообщить о них? Кто их выдал? Элен Дейли? Миловидный генеральный координатор - предатель? Нет! Если даже предположить невозможное, то тогда были бы провалены все наши агенты на линии, а этого не произошло. Значит, отпадает. Чанг Са? Невозмутимый индонезиец? Ему, конечно, легче найти общий язык с людьми триад. Но он ничего не знал о группе Фогельвейда, во всяком случае, об их прибытии. Ему был известен лишь Таамме. Он тоже отпадает. Генеральный комиссар или региональный? Глупо. Глупо подозревать людей, которые руководят нашей операцией. Глупо и смешно. Значит, кто-то из их окружения. Дюпре говорил, что знали о группе Фогельвейда только трое. Трое, не считая генерального комиссара зоны. Как их зовут? Видно, Иуда притаился среди них. Интересно, сколько "стоят" его "тридцать сребреников"? Сука. Ну ничего. И до тебя очередь дойдет - дай только время. Хотя... Очень может быть, что и господин Муни не знает, кто является его осведомителем. Такие дела очень часто обделываются без свидетелей. Как правило, личные встречи исключены. Мигель потянулся, развел руками. А грудь все же до сих пор болит. Не везет ему. Всего лишь третий год работает, а уже третий шрам. Первый он получил еще во время подготовки. Их, целую группу молодых новичков, привезли на остров К..., где они и проходили двухмесячную "особую подготовку". И вспомнить страшно. Изнурительные марш-броски, стрельба из любых положений, прыжки с низко летящих вертолетов без парашюта, лингафонные кабинеты - все это были только "семечки". А чего там только не было. Вот тогда он и умудрился получать первый шрам. Их пятерых выбросили в приграничный район боевых действий. Почти боевых, ибо пограничные районы в этой азиатской стране приравнивались к районам боевых действий. Перед ними стояла только одна задача: целыми и невредимыми дойти до столицы, где их ждал специальный представитель Интерпола. Благополучно дошедшим ставили удовлетворительные отметки и переводили в разряд профессионалов. Этот двухнедельный поход стоил двух лет жизни. Правда, они дошли. Все. Все пятеро, но уже на следующий день трое из них заболели какой-то редкой азиатской болезнью. Экзамен был ему зачтен. Но домой он возвратился в страшном состоянии. Друзья и близкие не узнавали его. Голова, брови, плечи были покрыты какой-то влажной массой, и отдаленно не напоминающей волосы. Почти повсюду на теле волосяной покров гнил и выпадал. Когда поползла левая бровь, он решил обратиться к врачам. Несмотря на все усилия лучших профессоров, волосы продолжали гнить. На задней части головы образовалась уже большая гнойная рана, когда наконец-то врачи нашли противоядие, остановившее этот процесс. Все лечащие его врачи дивились лишь одному - такая болезнь в их стране еще не была зарегистрирована. Это была редкая азиатская экзема, и было совершенно непонятно, каким образом Гонсалес заболел ею. Мигель с улыбкой вспомнил, как врачи оживленно и радостно кружились у его головы, обсуждая научные аспекты этого вопроса. Как бы там ни было, его наконец вылечили, и он приступил к работе. За два с лишним года он уже трижды участвовал в операциях "голубых", правда, в первый раз в качестве технического исполнителя. Во второй раз тоже не было ничего особенного, если не учесть, что, прыгая со второго этажа, он умудрился вывихнуть себе ногу и порезаться о стекло, выбив оконную раму. И вот теперь уже третье, "боевое", если можно так пошутить, ранение. Впрочем, Мигель не имел оснований жаловаться на судьбу. Она и так была слишком благосклонна к первому помощнику регионального инспектора. Хотя бы тем, что он до сих пор жив. Гонсалес неохотно поднялся с дивана и, налив себе фруктовой воды, уселся перед видеомагнитофоном. Чанг оставил его специально для Мигеля, чтобы тот особенно не скучал. Он нажал кнопку на дистанционном пульте. С экрана послышались выстрелы. Боевик, разочарованно отвернулся Мигель, так я и думал. Он выключил магнитофон. Посидев несколько минут в тишине, передумал. Все равно делать нечего. А фильм может быть интересным. Посмотрим, кого там убивают. На экране снова показались фигуры. Полицейские. Они кого-то ловят. Нет, это все-таки неинтересно. Поставим другой. Через минуту он уже смеялся. Секс-фильм. Какая прелесть. После стрельбы в Джакарте ему сейчас очень нужен секс. "Любимец публики", "герой публичных домов", кажется, так его назвали Дюпре и Минелли. Даже Элен пошутила: "Вы не могли бы повторить на бис?" Он с отвращением вспомнил женские лица этого заведения. А запах! Запах! Господи, после этого и жить не хочется. Неужели люди могут находить удовольствие в таких вот местах? К черту! Он решительно щелкнул переключателем, доставая кассету. Поставим другую. А что это? Звездная война? Впрочем, нет, не похоже. Вот и экипаж корабля. Что-то знакомое. А это, очевидно, неисследованная планета. Он же видел этот фильм! Ну да, "Восьмой пассажир" или что-то в этом роде. Надо же. Гонсалес улыбнулся. Когда он смотрел его в первый раз? Вспомнил. В июле 1980 года. В Польше. В Варшаве. Именно в Варшаве. Они пошли в кинотеатр большой группой, молодые парни и девушки. Причем билеты они купили у спекулянтов по сто злотых за каждый. На протяжении всего фильма зрители ахали и охали, молодые девушки сжимали ладошки друг другу, и даже он, не выдержав, так дернул ногой в один из особо драматических моментов, что ударил рядом сидящего соседа. Да, да. Это был тот самый фильм. И смотрели они его там, в Варшаве, как раз за несколько дней до памятного всем и печального для поляков августа 1980 года. Потом, после фильма, они допоздна гуляли по городу. Он вдруг отчетливо вспомнил те дни, ночную Варшаву, пьяного поляка. Выйдя из бара, какой-то парень едва не упал, так сильно он был пьян. Но его поддержала девушка. Она была высокого роста, светлая, красивая. И, видимо, что-то сказала своему кавалеру насчет его состояния. Поляк кивнул головой и вдруг, наклонившись, поднял ее на руки. Зрители этой сцены буквально ахнули. Он шагнул со своей ношей прямо на магистраль. Кавалер был вдребезги пьян, его драгоценная ноша качалась из стороны в сторону, иногда делая довольно опасные наклоны и повороты, но парень прошел через всю магистраль, ни разу не споткнувшись, поставил бережно девушку на ноги и, встав на колени, поцеловал ей руку. Он был сильно пьян, да и его подруга была не в лучшем состоянии, но этот жест тронул всех присутствующих. Потом был Краков. Один из красивейших городов Европы. Гонсалес вспомнил, как они вышли к Висле, подошли к воротам старинного Краковского замка и кто-то из их группы предложил читать стихи. В ночной тишине зазвучали строки любимых поэтов. Когда очередь дошла до Мигеля, он вдруг поднял голову, посмотрел вверх и, не говоря ни слова, принялся взбираться по довольно крутому склону. Товарищи недоуменно смотрели на него. Он взобрался наверх, и в мертвой тишине раздались строки Шекспира. Он читал монолог Ричарда III, который король произносит, лежа в постели, когда перед его мысленным взором появляются тени убитых им людей. Брат, жена, племянники, друзья, близкие. А король один, совсем один. Страшно. И ночная тишина, и ночные воды Вислы, и величественные стены замка лишь дополняли этот страх, который он внушал своими словами. Когда он спустился вниз, все долго молчали, и лишь на обратном пути один из его друзей заметил, что в нем гибнет "великий актер". Тогда он превратил все в шутку. На экране мелькали кадры, а он вспоминал, вспоминал. Наша память ведь удивительна. Иногда достаточно самого ничтожного повода, самой тонкой ниточки для мощного клубка воспоминаний. Клубок начинает стремительно разматываться, и уже ничто не в силах остановить его или помешать. И, может быть, самое дорогое, самое ценное, что в конечном итоге остается у человечества и у человека, - это память. Память со всей ее болью, радостью, изменой, грузом несбывшихся надежд и исполненных желаний. Нью-Йорк. Парк Каннингем Листья, клумбы, деревья. Высокий, уже начинающий седеть мужчина с резкими чертами лица, в светлом длинном плаще и большой широкополой шляпе медленно прогуливался вдоль аллеи. Он шел не спеша, очевидно, эта прогулка доставляла ему удовольствие. Редкие в это время дня прохожие быстро сновали мимо. Внезапно за его спиной послышался топот и звук. Он оглянулся. Трех - или четырехлетний карапуз, растянувшись в пяти метрах позади него, безуспешно пытался подняться, перекатываясь с боку на бок. Мужчина усмехнулся, подошел к ребенку и помог маленькому человечку встать на ноги, отряхнул его одежду от листьев и, наклонившись еще раз, протянул лежавшую рядом игрушку - красную машину, отлетевшую в результате падения. Малыш серьезно посмотрел на своего спасителя, не спеша, с большим чувством собственного достоинства сказал "спасибо" и стал сосредоточенно разглядывать машину. К ним уже бежала молодая, довольно миловидная женщина. - Большое спасибо, сэр, а ты поблагодарил мистера? - строго спросила она малыша. - Да, - сердито ответил ребенок, продолжающий изучать свою игрушку. - Не стоит, мадам, - мужчина улыбнулся уголком рта. - А это тебе, малыш, - он достал из кармана большую розовую конфету и вложил ее в моментально протянутую детскую ладошку. - А спасибо? - снова напомнила мать. Малыш, уже развернувший конфетку, засовывал ее в рот. - Спасибо, - пробормотал он чуть внятно, пережевывая конфетку. И снова переключил свое внимание на машину. - Спасибо вам, - еще раз поблагодарила женщина и, взяв ребенка за руку, заспешила к выходу. Большая красная машина двигалась сзади них на веревочке. Мужчина долго смотрел им вслед, пока наконец они не скрылись за поворотом. Затем, резко повернувшись, пошел в противоположную сторону. Часы показывали ровно три часа тридцать минут по местному времени. Впереди появилась фигура человека. Она медленно приближалась, обретая конкретные черты. Они сошлись. - Мистер Дершовиц? - Да, - подтвердил мужчина, не вынимая правой руки из кармана. - Мне поручено проводить вас. - Пароль? - раздался угрожающий шепот. Правый рукав чуть дернулся. - Пожалуйста, - подошедший протянул маленький календарь с изображением Мэрилин Монро. - Все в порядке. - У меня здесь машина. - Хорошо. Больше не было произнесено ни слова. Они вышли из парка и сели в стоявший неподалеку "Линкольн". - Мы будем на месте через несколько минут, - успокоил гостя хозяин автомобиля. Ответом ему было молчание. Вскоре машина затормозила на перекрестке. - Перейдите вон туда и сядьте рядом с шофером. Не оглядывайтесь. Вон тот черный "Роллс-Ройс". И снова в ответ одно молчание. Короткий кивок, и неслышно хлопнула дверца машины. Он шел не спеша, стараясь двигаться как можно спокойнее. Краем глаза успел заметить, что "Линкольн" почти тотчас скрылся за поворотом. Передняя правая дверь распахнулась. Когда он уселся в машину, водитель, даже не взглянув на него, включил зажигание. - Мистер Дершовиц? - раздалось у него за спиной. - Да. - Нам говорили о вас как об опытном специалисте. Он снова промолчал. - Надеюсь, что это так... - Я слушаю. - Хорошо, обойдемся без предисловий. Итак, тридцать тысяч долларов за успешную операцию. - Кто? - Их трое. - Плата за троих? - Нет, за каждого. - Способ? - Любой. Какой вам удобен. - Их квалификация? - Профессионалы, и довольно высокого класса. - Они связаны друг с другом или действуют отдельно? - Связаны. - Группа? - Да. - Они прошли специальную подготовку? - Да. - У вас есть точные сведения, где они находятся? - Вам передадут всю имеющуюся у нас информацию. - Срок? - Максимально короткий. Чем быстрее, тем лучше. При необходимости можете обращаться в филиал банка "Чейз Манхэттен". На ваше имя будет открыт счет. - Куда сообщать? - Способ передачи тот же. Только добавите, что азиатский грипп уничтожен. И все. Деньги поступят к вам в 24 часа. - Я пришлю человека. - Вы работаете не один? - Я вылетаю завтра, - он проигнорировал явно ненужный вопрос. Его собеседник все понял. - Да, да. Информацию получите вечером. - Он позволил себе расслабиться. - Я буду ждать в семь тридцать на прежнем месте. Джакарта. День девятнадцатый Роскошный "Шевроле-Каприс" остановился у дверей банка. Выскочивший водитель предупредительно распахнул заднюю правую дверь. Из машины показался мужчина лет пятидесяти, чуть располневший, с крупной седой головой, резкими чертами лица, внешне довольно респектабельный, в темно-синем костюме и белоснежной сорочке. Неторопливо, припадая на правую ногу, он направился к дверям банка. Водитель, очевидно, выполняющий по совместительству и роль телохранителя, так же неторопливо двинулся следом. - Они, - шепотом произнес Луиджи. - Вижу. Дюпре бросил взгляд на часы - три часа дня. Господин Муни очень пунктуален. Вчера он приехал в свой банк точно в это же время. Финансовые операции к этому часу большей частью заканчивались, и он мог спокойно беседовать с особо доверенными клиентами, не опасаясь, что его побеспокоят. Несмотря на ведущуюся уже второй день слежку, ничего подозрительного обнаружить не удалось. Да и немудрено. Всего два неполных дня. Лишь слишком дюжие шофер и привратник, охранявшие дом господина Муни, живущего закоренелым холостяком, вызывали удивление. И только. В остальном все было совершенно естественно. Им бы не