о он получил сильную дозу облучения и каждый, кто видел этого человека, должен сообщить в полицейское управление. К этому времени труп Сухарева уже находился в морге финской анатомической лаборатории, а полицейские искали всех, кто мог с ним контактировать. Затем объявления прекратились, и вместо этого начались туманные намеки на ядерное оружие соседей, которое может угрожать Финляндии. И тогда Хорьков понял, что нужно уезжать. Сергей Хорьков, сорокапятилетний бизнесмен, был не просто богатым человеком. Он был одним из самых богатых людей в России, сумев сделать себе состояние в те "золотые годы", когда разница между внутренними и внешними ценами на нефтепродукты составляла фантастическую цифру. Его компания сумела получить лицензии на внешнеэкономическую деятельность и вывозила нефтепродукты. Прибыль иногда получалась просто фантастической, до десяти тысяч процентов. Нигде в мире не могло быть такой. Если учесть, что до середины девяностых годов никто не требовал никаких налогов, и их, разумеется, никто не платил, то состояния создавались на ровном месте. Состояние Хорькова по разным оценкам достигало ста пятидесяти миллионов долларов. При этом сюда входили роскошный дом в Хельсинки, вилла в Италии и большое поместье под Москвой. И это не считая квартир в Москве и Нью-Йорке. Поначалу все шло хорошо, но потом начались проверки, различные комиссии, появились докучливые налоговые инспектора. Капитал стремительно сокращался. Хорьков никогда не скрывал, что основную часть доходов ему обеспечивали нефтепродукты, но он никому не говорил, что зачастую получал их, запугивая руководителей и директоров боевиками из своей команды, которая к тому времени обрела несокрушимую уверенность в своих силах. Имевший судимость за хищение, Хорьков располагал неплохими связями среди криминальных элементов. Они и помогли ему встать на ноги. Он был очень богатым человеком, но, когда его состояние стало стремительно таять, так, что капитал за два с небольшим года сократился почти вполовину, он начал задумываться. К этому времени он уже был знаком с Машей. Они познакомились в каком-то ресторане. Она часто прилетала в Москву, изголодавшаяся по хорошим ресторанам, роскошной жизни, уверенным мужчинам, красивым женщинам, по всему блеску и размаху столицы. Когда она как-то однажды появилась в ресторане, он сразу обратил внимание на ее фигуру и послал к ее столику официанта с шампанским. В эту ночь они стали близки. Она была очень приятна в общении и пользовалась своим великолепным телом как хорошим инструментом. Они провели вместе несколько дней, а потом она улетела в свой сибирский поселок. Вскоре он неожиданно почувствовал, что скучает по ней, и послал человека, который должен был разузнать о ней как можно больше. К его удивлению, это оказалось совсем нелегко. Тогда Хорьков лично отправился к матери Маши, и та сразу все поняла и дала домашний телефон дочери в Чогунаше. После этого Маша еще дважды прилетала к нему, и он щедро оплачивал ей дорогу, с удовольствием встречаясь с этой красивой и породистой самкой. Однажды она под большим секретом рассказала ему, чем именно занимается ее муж в далеком сибирском поселке. Они вместе посмеялись над незадачливым мужем Маши, и она снова улетела в Сибирь. Хорьков же отправился на свою виллу в Италию. Именно там он встретился с синьором Ревелли, с которым и раньше вел некоторые коммерческие дела. Когда Ревелли начал осторожно заговаривать о ядерной мини-бомбе. Хорьков был уже готов к подобному разговору. Ревелли объяснил, что у него имеются данные о том, что подобное оружие уже есть в России, а за его мини-бомбу очень многие солидные клиенты готовы заплатить колоссальные деньги. Когда Ревелли назвал сумму, Хорьков чуть не упал со стула. Она равнялась тому, что он заработал за много лет, и превышала его самые смелые ожидания. При разговоре присутствовал человек Ревелли, неплохо знавший русский язык. Это был итальянец из Триеста, отошедшего после второй мировой войны к Югославии. Итак, сумма была фантастической. Именно поэтому он не поленился вылететь в Москву, откуда позвонил Маше и потребовал, чтобы она немедленно приехала к нему. Маша, очевидно, была внутренне готова к такому повороту в своей судьбе. Разругавшись с мужем, она улетела в Москву к Хорькову. Когда знаешь, что у тебя есть надежное обеспечение, как-то решительнее и спокойнее идешь на конфликт. Вдвоем они тщательно продумали все детали предстоящей операции. Маша предложила привлечь к ней заместителя начальника службы безопасности. По ее словам, он был безумно в нее влюблен и готов ради нее на все. После этого Хорьков дважды встречался с ним, обговаривая все детали. О том, что надо устранить свидетелей, первой заговорила сама Маша. Она твердо и спокойно объяснила мужчинам, что нельзя доверять ни такому шалопаю, как Эрик Глинштейн, ни такому размазне, как ее муж. Она все время употребляла именно это слово: "размазня". Очевидно, она не только не любила, но и совсем не уважала своего мужа. Все было обговорено, и все было решено. Потом Хорьков с Машей уехали в Финляндию. Десятого июня груз был вывезен. Все прошло гладко и дальше развивалось по разработанному ими плану. Одиннадцатого июня автомобиль с двумя молодыми учеными свалился в овраг и загорелся. Маша выехала на похороны и стояла у гроба бледная от волнения. Ее глаза были полны слез. Она казалась воплощением скорби. Вернувшись с похорон, она поразила даже Хорькова. В ту ночь она была столь страстна и столь дерзка, как никогда раньше, словно смерть мужа окончательно освободила ее от всех условностей. Эта была незабываемая ночь и для Хорькова. Он понял, что отныне связан с Машей навсегда. Ребенка она обычно оставляла у матери, чтобы он ей не мешал. Казалось, все вдет так, как они и задумали. Несколько дней назад груз должен был пройти границу. Хорьков сам звонил всем, требуя точной проверки. Он не сомневался, что груз прибудет нормально и его можно будет сразу отправлять в Данию, откуда его перегрузят в ящики и переправят дальше - в Германию и Францию. Но неожиданно все получилось иначе. До места назначения дошел только один ящик. Второго в вагоне не оказалось. Сопровождавший грузы человек из его боевиков ничего не мог объяснить. Даже итальянец, который пересек границу вместе с этим проклятым грузом, и тот ничего не знал. Ясно было лишь, что произошло невероятное. И один из людей Сирийца похитил ящик. Это было неправдоподобно, невозможно, немыслимо, но это случилось, и они начали поиск исчезнувшего Сухарева по всей стране. Первый ящик благополучно достиг Дании и был перегружен для отправки в Германию и дальше. Второго ящика нигде не могли найти. Рассерженный синьор Ревелли звонил в Хельсинки по двадцать раз в день. И еще по стольку же раз сам Хорьков звонил Законнику в Санкт-Петербург, требуя немедленно найти ящик. К этому времени он уже знал, что все причастные к похищению груза были жестоко наказаны. Погибли Сириец и его боевики, застрелился Сухарев, но груза по-прежнему не было. Наконец появилось это сообщение об облученном Сухареве. И Сергей Хорьков понял, что случилось самое, страшное, что только могло. Груз исчез окончательно, и найти его теперь нет никакой возможности. Следовало исходить из того непреложного факта, что итальянцы захотят получить половину своих денег, переведенных ему в качестве оплаты за эти ящики. Деньги придется возвращать, да еще и платить колоссальную неустойку, как было условлено в случае нарушения договора. Плюс выслушивать постоянные упреки синьора Ревелли. Рассудив, что это слишком большая плата за неприятности, Хорьков решил продать свой дом в Хельсинки и переехать на постоянное место жительства в Россию. Он был убежден, что там его итальянцы не посмеют потревожить. В конце концов, он и так сделал почти невозможное, сумел обеспечить им доставку одного ящика. Четырнадцатого августа он вернулся из Хельсинки в Москву, заказав два билета первого класса для себя и Маши. В аэропорту их уже встречала обычная когорта его охранников и телохранителей. А его длинноногая секретарша сразу сообщила ему о том, что в Москву уже трижды звонил синьор Ревелли. Нужно было набраться смелости и поговорить с ним. Хорьков решил сделать это не откладывая. Именно поэтому он позвонил своему итальянскому компаньону прямо из "Мерседеса", который на полной скорости мчался домой. Маша сидела рядом, глядя в окно. Она уже знала, что операция удалась лишь наполовину и из двух ящиков дошел только один. Напротив, на просторном сиденье лимузина, сидела секретарша, хорошо знавшая английский язык. Хорьков попросил ее позвонить Ревелли. Когда тот ответил, он обменялся с ним парой-другой расхожих слов, которые знал, и передал телефон секретарше. - Мистер Ревелли спрашивает, когда прибудет груз? - сказала девушка, взглянув на шефа голубыми глазами. Сидевшая рядом Маша повернула голову. - Скажи, что груз исчез, - пояснил Хорьков. - Он просит объяснений, - озадаченно произнесла секретарша. - Каких объяснений? - разозлился Хорьков. - Передай, что в нашем деле всякое случается. Один ящик дошел до места назначения, вот и хорошо. Это и так очень неплохо. Девушка перевела, а потом выслушала Ревелли и сказала: - Он говорит, что это плохо. Он спрашивает, где второй ящик? - Тупой сукин сын, - не выдержав, выругался Хорьков. - Объясни ему, что нет ящика. Его нет. Ты поняла? Так и объясни. Она снова перевела и снова услышала какой-то ответ, после чего испуганно взглянула на Хорькова. - Он ругается. Спрашивает, где деньги? - Какие деньги? - разозлился, в свою очередь, Хорьков. - Они заплатили ровно половину, и я им послал половину груза. Значит, мы с ним в расчете. Так ему и передай. Скажи, что на остальную половину денег я не претендую. А он пусть не ищет второй ящик. И мы будем в расчете. - Нет, - через некоторое время сказала девушка, - он с этим не согласен. - А я чихал на его согласие, - разозлился Хорьков. - Скажи, что груза нет и я ничего не могу сделать. - Он просит заплатить штраф. Ругается, говорит, что вы его сильно подвели. - Скажи, что он кретин. Что его никто не подводил. Что это форс-мажорные обстоятельства. Что никто не виноват. Скажи - произошла накладка на границе. Секретарша все добросовестно изложила по-английски, а Маша вдруг сказала: - Чего этот макаронник хочет? Он что, не понимает, что мы не нарочно? - Он кричит, что вы должны возместить ему ущерб, - пояснила секретарша, - вернуть все деньги. Хорьков непроизвольно сложил пальцы в кукиш. - Вот это ему вместо денег, - выдавил он, бешено вращая глазами. У него были круглые карие глаза. Он был немного лысоват и очень переживал из-за этого, тратя огромные деньги на остатки шевелюры. Крупный мясистый нос, полные щеки, большие уши, прижатые к голове. Хорьков показал кукиш, сунув его под нос девушке. - Что ему сказать? - спросила она. - Дай-ка мне. - Он вырвал у нее трубку и, услышав ненавистный голос итальянца, начал ругаться. Он выкрикивал все известные ему русские, итальянские, английские ругательства, когда Ревелли повесил трубку. Хорьков зло сжал телефон и неожиданным ударом по ручке дверцы автомобиля разбил его вдребезги. Секретарша вскрикнула. Маша холодно улыбнулась. - Я ему покажу, - продолжал бушевать Хорьков. - Он думает - я дешевка и со мной можно так разговаривать. Я ему покажу. Я сегодня пошлю к нему человека. Не пожалею ста тысяч, но двоих пошлю. Он думает, что он крутой. Я ему покажу, кто из нас крутой. Маша осторожно сжала ему локоть, и он удивленно посмотрел на нее выпученными от бешенства глазами. Потом, вспомнив, что именно он говорил, заставил себя замолчать. Конечно, про киллеров не стоило говорить при секретарше, впрочем, девочка уже давно все понимает, не маленькая. Ей было двадцать пять лет, и Хорьков держал ее для особо важных дел. Он не спал с ней, вопреки сложившемуся мнению. Она была красивой, но слишком стройной, худой. Ему совсем не нравились такие. Другое дело - Маша. У нее была упругая сильная фигура с очевидной склонностью к полноте, с которой она успешно боролась. Но самое главное, что он уже знал все про собственных секретарш. Стоило поддаться минутному увлечению, пойти на более близкий контакт, чем того требовала работа, и вся дальнейшая деятельность девушки в этой должности становилась бессмысленной тратой времени. Поэтому он научился строго разделять личные и деловые отношения. Обломки телефона полетели на пол салона, а он все еще никак не мог успокоиться. Ревелли заплатил ему ровно половину. Половину всех денег - и получил ровно половину товара. По всем законам произошла справедливая оплата груза, а теперь этот паршивый итальяшка вообразил, что может диктовать ему свои правила. Нет, так этого оставлять нельзя. Приехав к себе на дачу, где он жил все последнее время. Хорьков позвонил Законнику. - Это я, - раздраженно сообщил он своему собеседнику, - прилетел сегодня в Москву. Из-за тебя звонят, ругаются. Требуют вернуть все деньги обратно. - Как это вернуть деньги? Мы ведь получили только половину, - резонно возразил Законник. - Это ты им будешь рассказывать. Из-за тебя и твоих ублюдков мы всю операцию провалили, - заорал Хорьков. Потом, чуть успокоившись, предложил: - Найди мне срочно хромого Диму. Ты меня слышишь? Срочно найди. - Понял, - сразу отозвался Законник. - Он к тебе приедет через час. Ты мне лучше скажи, как там первый ящик? - С первым все в порядке. Если бы ты второй не ... - снова последовала отборная ругань. Маша, поморщившись, ушла в свою спальню. А там встала перед зеркалом и поглядела на себя. Холодные, широко расставленные глаза, тяжелые русые волосы, холеное белое лицо. Никита думал, что она может жить в этот вонючем Чогунаше. Жить в бараке. При воспоминании о бывшем муже чуть кольнул укор или совесть, она не знала, как это называется. Но она быстро заставила себя успокоиться. Вполне достаточно и того, что она прожила с этим типом столько времени. Даже поехала за ним в Сибирь. Он был неудачник. Мало того, он заражал своим несчастьем и ее, и ребенка. В конце концов, она думала и о ребенке. Теперь он будет гораздо лучше устроен и материально обеспечен. Разве можно сравнить Сергея Хорькова с этим неудачником Никитой? Она посмотрела еще раз на себя в зеркало. Подняла правую руку, на которой сверкало кольцо с крупным бриллиантом. Чтобы купить такое кольцо, Суровцеву пришлось бы работать всю свою жизнь. И еще лет двадцать после смерти. Да, она все сделала правильно. Жаль, что ребята погибли, но по-другому было нельзя. Она знала своего бывшего мужа. Он мог напиться и в пылу откровенности рассказать все своим друзьям. А это был бы крах всего, что она задумала. И хотя в душе по-прежнему оставалось неприятное чувство, она не считала, что ее мучит совесть. Скорее это было сомнение, правильно ли она поступила. И не слишком ли радикальный путь избрала для решения этой проблемы. Дверь открылась, и в спальню вошел Хорьков. Он подошел к ней сзади, обнял за шею. - Ты позвонил? - Она знала, кому и зачем он звонил. Она все знала о его делах. - Да. Он скоро приедет. - Хорьков попытался ее поцеловать, и она равнодушно подставила ему щеку. Но когда он нетерпеливо повернул ее к себе, пытаясь на этот раз поцеловать уже в губы, а затем схватил обеими руками ниже спины и прижал к себе, она легко вырвалась. - Нет, - уклонилась она, - у тебя важная встреча. - Они приедут через час, - хрипло сказал он. - Нет. Я должна принять душ. Он отпустил руки, и она отошла к шкафу. В конце концов, ему совсем не обязательно знать, что он ей противен физически. Конечно, Сергей Хорьков сильный мужчина, он может обеспечить ей достойное существование - это она оценила еще в первый день, точнее, в первую ночь их знакомства. Но не более того. Он всего лишь мешок, к которому можно удобно прислониться. Ей не нравились ни его запах, ни его вечно жирная кожа, ни его жесткие, короткие пальцы. Она позволяла ему ласкать себя, заставляя не думать ни о запахе изо рта, ни о других неприятных мелочах. Но сама понимала, что никогда не будет его любить. Для этого у него слишком много денег. Очень богатых не любят. Их всего лишь терпят рядом с собой. И чем мужчина богаче, тем более терпеливы к нему женщины, не позволяющие себе замечать его недостатки. Но где-то в душе каждая из них очень точно понимает всю степень своей зависимости от этого мешка и сознает, что в жизни может наступить удобный момент, когда можно будет, использовав возможности мешка, найти человека и для души. Маша легко оттолкнула от себя Хорькова и пошла в ванную комнату. Он вернулся в свой огромный кабинет, похожий на поле небольшого стадиона. Достал бутылку коньяка, налил себе в рюмку. Сел на диван. Ему казалось, что все будет так всегда. Красивая женщина, которая ему очень нравилась, будет рядом с ним. Деньги, успех, удача. Что еще нужно мужчине? Он подумал, что теперь, после смерти мужа Маши, они могли бы и пожениться. И поспешил в ванную, где она принимала душ. Он вошел туда, не спрашивая разрешения. Подошел к ней, отдернул занавеску. Она стояла, великолепная в своей наготе, как гневная богиня. Повернувшись, она взглянула на него. - Что случилось? - Она собрала волосы, откидывая их назад под теплыми струями воды. Она уже привыкла не стесняться его и привыкла к этому блеску в его глазах. - Я подумал... - нерешительно сказал Хорьков. - Может быть... может быть, нам пожениться? Она усмехнулась. Хорошо, что эта мысль пришла в голову именно ему. Он протянул руки и прижал ее к себе, жадно покрывая поцелуями ее мокрую грудь. Она не сопротивлялась. В конце концов, нельзя отказывать мужчине, который только что сделал ей предложение. Она равнодушно позволяла целовать себя, глядя на него сверху вниз. Он, не прерывая поцелуев, влез в ванну. Еще мгновение, и он уже стоял под струями воды. Дорогой шелковый коллекционный галстук, брюки, рубашка - все намокло. Он продолжал ее целовать, а потом потянул вниз. Она деловито отключила воду и позволила ему это. Урча от желания, он начал раздеваться. Маша чуть заметно улыбнулась. В ванной не так чувствуется его запах. Он нашел наконец ее рот и стал целовать со страстностью жадного зверька. Видимо, еще его подстегивало и чувство опасности, возникшее сразу после разговора с Ревелли. Он начал стаскивать с себя брюки, а она глядела на зеркальный потолок ванной и думала о том, что именно попросит у него в качестве свадебного подарка. Он даже не спросил, согласна ли она, не сомневаясь в ответе. Она не для этого прошла через столько преград, чтобы отказать ему. Она же не дура, это Сергей Хорьков знал точно. Но он не знал, что в этот момент, когда он прижимал ее все сильнее, мысли ее были далеко. В конце концов, какое ему дело до ее мыслей? ПОСЕЛОК ЧОГУНАШ. 14 АВГУСТА Они вылетели утром четырнадцатого августа на двух вертолетах. Дронго сидел рядом с Волновым. После вчерашнего признания тот не сказал больше ни слова. Земсков, напротив, был чрезвычайно словоохотлив. Он уже предвкушал, как их будут встречать в Москве. В кратчайшие сроки удалось не просто раскрыть сложнейшее преступление, но и найти непосредственного убийцу и одного из главных организаторов происшедшего хищения. У генерала имелись все основания быть довольным своей многодневной поездкой в этот сибирский поселок. В свою очередь, генерал Ерошенко тоже улетал довольным и счастливым. Они сумели доказать непричастность к этому преступлению военнослужащих. Гибель Мукашевича была трагической случайностью, а не результатом измены прапорщика. И уж тем более он не был причастен к хищению. Удалось доказать, что во всем виноват офицер ФСБ. Это больше всего радовало представителя военного министерства. Накануне поздно вечером, когда Дронго уже находился в здании, переоборудованном под небольшую гостиницу, послышался стук. К нему пришел академик Финкель. Дронго, читавший газету, вскочил с кровати, на которой сидел еще одетым. - Простите, - смущенно сказал академик, - кажется, вы уже отдыхали... - Нет, - улыбнулся Дронго, - садитесь, Исаак Самуилович. Я много про вас слышал. Говорят, что вы четвертый титан науки после Эйнштейна, Бора и Резерфорда. - По-настоящему великим был наш учитель Ландау, - ответил Финкель, - а мы все лишь его ученики и последователи. - Я знаю, - кивнул Дронго, - он был моим земляком. Но я его никогда не видел. Садитесь, пожалуйста. - Вы закончили свое расследование? - спросил Финкель, усаживаясь на стул. - Кажется, да. Теперь мы знаем все, что могли тут узнать, и попытаемся найти второй похищенный заряд. - Я все время об этом думаю. Если он попал в руки неуравновешенных людей... Вы даже не представляете, какой опасности мы все подвергаемся. Я и раньше был против производства ЯЗОРДов, но разве тогда нас кто-нибудь слушал? Мне всегда казалось опасным производство вот такого оружия, которое в отличие от баллистической ракеты может легко попасть в руки террористов. - Мы найдем второй ЯЗОРД, - уверенно произнес Дронго. - Дай Бог, - пожелал Финкель, - но я пришел не за этим. За несколько дней вы продемонстрировали феноменальные способности при разгадке этого преступления. Мне интересен сам тип вашего мышления. Ваше умение находить связь даже там, где это не столь очевидно. Я помню вашу блестящую обвинительную речь. Признаюсь, я очень беспокоился за Кудрявцева. Мне казалось, что в конце своего обвинения вы укажете именно на него, а это ведь мой ученик. Он прекрасный ученый. Ему предлагали фантастические гонорары и все условия для работы в других странах. Но он предпочел вернуться, чтобы довести свои разработки до конца. Если хотите, он фанатик идеи. - Я это понял, - кивнул Дронго. - Впрочем, я с самого начала исключил Кудрявцева из этого списка. С его зрением нельзя так метко выстрелить в колесо автомобиля. К тому же в тот день шел сильный дождь, я об этом уже говорил. Нет, я исключил его с самого начала. - Да, вы показали блестящий образец логического мышления. Безупречной логики, - старик вздохнул. Потом спросил: - Зачем вы этим занимаетесь? С вашей головой вы могли бы работать в науке, а пошли на работу в ФСБ. - Я не работаю в ФСБ, - грустно улыбнулся Дронго. - Простите, я не понял. Как это не работаете? - Я всего лишь эксперт, которого иногда приглашают для решения сложных аналитических задач. Всего лишь нанятый по договору эксперт. Но я не являюсь штатным сотрудником ФСБ и, надеюсь, никогда не буду работать в контрразведке. - Извините, если я вас оскорбил. - Нет, конечно. Только очень недалекий человек может считать, что работа в разведке или контрразведке может унизить человека. Нравственные критерии всегда важнее всего. В конце концов, государство должно иметь свои спецслужбы по обеспечению нормальной деятельности самого механизма функционирования столь сложного организма, каким является любая форма правления. И я с большим уважением отношусь к сотрудникам спецслужб, часто рискующим собственной жизнью ради других людей. Просто я не принадлежу к ним в данное время, вот и все. - Странно, я думал, что вы их штатный сотрудник. - Нет. Просто много лет назад, когда существовала еще такая страна, как Советский Союз, а мне было гораздо меньше лет, чем сейчас, у меня еще сохранялись какие-то иллюзии, или идеалы, назовите их как хотите. Я тогда был рекомендован на работу в специальный комитет экспертов ООН, сотрудничал с Интерполом. Формально в те годы Советский Союз не входил в Интерпол, и мы скрывали наши связи. А потом страна распалась... И я остался не у дел. Стал никому не нужен. К тому же меня серьезно ранили в конце восемьдесят восьмого года. Мне до сих пор кажется, что если бы я нормально мог работать в конце восьмидесятых, то не произошло бы развала страны. Это, конечно, просто мальчишеский бред. Что мог сделать один человек против целой системы, которая начала разрушаться? Но у меня такое чувство, что в этом есть какая-то доля и моей собственной вины. После распада Советского Союза я уже не был нужен никому. Вы же помните, какая тогда поднялась вакханалия. Сносили памятники, переименовывали города, изгоняли коммунистов. Кому был нужен бывший эксперт ООН, представлявший канувшую в Лету страну? А на моей родине начался шабаш. Там к власти пришли националисты, которые вообще считали, что таких людей, как я, нужно уничтожать в первую очередь. И тогда я переехал в Москву. Впрочем, и там меня никто не ждал с распростертыми объятиями. Нужно было устраиваться на работу. У меня гуманитарное образование, я заканчивал юридический факультет, но кому нужно было мое образование в те годы? Я стал сначала консультантом, а потом экспертом. Меня все чаще приглашали на консультации по разным сложным вопросам. Вот так я оказался в роли эксперта. И этим теперь зарабатываю на жизнь. - У вас сложная судьба, - согласился Финкель. - Так получилось. Меня даже награждали в закрытой комнате без окон и дверей. Мне показали мою награду, а потом ее забрали, пообещав вернуть. Но до сих пор не вернули. Осенью девяносто первого меня отправили в командировку, а женщина, которую я любил, в это время погибла. - Я, кажется, вызвал у вас неприятные воспоминания. - Нет. Наоборот. Я вам благодарен, что вы пришли. Иногда существует потребность высказаться, а я уже много лет живу один и не имею такой возможности. Говорят, что незнакомым людям легче исповедоваться, чем близким. Наверно, так оно и есть на самом деле. - Я думал, вы специалист в области ядерной физики, - улыбнулся Финкель. - Здесь многие офицеры ФСБ бывшие выпускники технических вузов. - Нет. Я ничего не понимаю в ваших делах. Я дилетант настолько, что могу не отличить ЯЗОРД от обычного автомобильного мотора. Финкель рассмеялся. - Это действительно интересно, - сказал он. - Впрочем, вам это и не обязательно. Зато вы умеете очень неплохо разбираться в людях. Это тоже талант, который дается с рождения. - Мне просто повезло, - признался Дронго, - стечение обстоятельств, некоторые догадки, некоторые факты. Если бы дети не нашли погибшего водителя, мне бы никто не разрешил продолжить расследование до конца. Чистое везение. Так иногда случается. - Когда вы будете в Москве, заходите ко мне домой, - вдруг предложил Финкель, - я тоже живу один. Дети и внуки навещают меня, но иногда и у меня возникает некая потребность в общении. Мне кажется, у нас мог бы получиться интересный диалог, как вы считаете? - Спасибо. - Дронго был тронут предложением старого ученого. - Знаете, вы чем-то напоминаете мне моего отца. - Он жив? - Да. И ему много лет, уже за семьдесят. Мы с ним очень дружим. - Это прекрасно, - сказал, вставая, Финкель. - Дай Бог ему здоровья. И не забудьте о моем предложении. Вот моя визитная карточка. Он ушел, а у Дронго еще долго сохранялось хорошее настроение. Ночью он заснул и видел во сне родителей. А рано утром они вылетели в Москву, и он сидел рядом с убийцей Волновым. Когда вертолеты долетели до аэропорта, где у них была первая пересадка, Дронго спросил у Волнова: - Сколько лет супруге Суровцева? - Не знаю, кажется, двадцать пять. А почему вы спрашиваете? - Просто так. Странно, что она в столь юном возрасте уже мыслит столь безнравственными категориями. Волнов усмехнулся. Теперь на руках у него были наручники. Он наклонился к Дронго и тихо прошептал: - А вы моралист, да? Никогда не спали с чужой женой? И никогда не поступали против совести? - Спал, - честно признался Дронго, - и не всегда поступал по совести. Но никогда никого не предавал. И не убивал. Во всяком случае, невиновных людей. - Кто невиновный? - разозлился Волнов. - Эти двое молодых ублюдков, которые согласны были за деньги продать ядерное оружие, подставить тысячи других людей? Или этот Сиротин, который знал, для чего нужна защита от ЯЗОРДа, не мог не знать, но все равно разрабатывал для нас защиту. Кто из них невиновный? Может, они больше виноваты, чем я. Они ведь знали, как можно применить это оружие. - А Мукашевич, которого вы хладнокровно зарезали в кустарнике? А жена Сиротина, которую убили ваши люди? Они-то в чем были виноваты? В чем виноваты их дети, внуки? Не нужно изображать из себя ангела возмездия. Вы убийца, Волнов, обыкновенный убийца. И предатель. Подполковник отвернулся и пошел к самолету. Дронго направился следом. К нему подошел Машков. - О чем вы спорили с этим подлецом? - Я все время думаю о жене погибшего Суровцева. Какая чудовищная изощренность. Продумать все так, чтобы подставить собственного мужа, чтобы убить отца своего ребенка. Вам не кажется, что здесь есть нечто гениальное? - В каком смысле? - Она гениальная злодейка. Ведь совсем молодая женщина, ей двадцать пять лет. И такое сознание. Мне будет ужасно интересно с ней поговорить. - Вы что, коллекционируете такие типы людей? - Нет, я их изучаю. Должен был произойти какой-то внутренний сдвиг у этой молодой женщины, если она продумала все в таких подробностях. Идемте к самолету, мы опаздываем. Они поспешили к самолету. Следующая пересадка была через полтора часа. Вечером, в семь часов, они прилетели в Москву. Волнова увезли в изолятор ФСБ, а Дронго поехал домой. На прощание он выслушал прочувствованную речь генерала Земскова и пообещал утром приехать. Он сильно устал, и слова генерала почти не доходили до его сознания. МОСКВА. 14 АВГУСТА Хромой Дима приехал ровно через час, как и обещал Законник. К этому времени Сергей Хорьков уже успел переодеться и принял гостя в своем кабинете. Он знал, что этот внешне малоприметный, хромой и нелюдимый седой человек был организатором многих громких преступлений в городе. У него были хорошие связи, и многие киллеры выполняли его заказы, доверяя ему быть посредником между ними и заказчиками. - Здорово, - сказал Хорьков, когда гость вошел к нему в кабинет. - Сколько лет тебя знаю, а ты не меняешься. - А чего мне меняться? - спросил гость, усаживаясь на диван без приглашения. - Нога все та же, голова тоже. Я уже поменялся один раз двадцать лет назад. С тех пор так и хожу. - Что будешь пить? Коньяк? - Ты же знаешь, не люблю заморскую выпивку. Я, кроме водки, ничего не пью. - Какую хочешь? - Никакой. Ты ведь по делу меня позвал, вот и говори. А пить я буду на свои деньги, которые ты мне сегодня заплатишь. - Ишь ты, какой догадливый, - усмехнулся Хорьков, - с чего ты взял? - А у тебя всегда так. Когда срочно зовешь, значит, случилось что-то важное. Ну, говори, зачем позвал. - Мне нужны два человека, - сразу сказал Хорьков. - Дело есть, важное дело, но сложное. - Понятно. Почему двое? - Трудное дело. И чтобы один из них знал английский язык. Или итальянский, или французский, все равно. - Тебе, значит, нужны интеллигентные киллеры, - усмехнулся хромой Дима. - Опять куда-то пошлем? Зачем со знанием языка? Чтобы пришить человека, язык не обязателен, а у меня есть толковые специалисты. Только вот сложность бывает с оружием. Но ребята уже умеют и ее решать. - Нет. Мне нужен со знанием языков. Мочить будем не нашего, - деловито сообщил Хорьков. - Иностранец, что ли? - недоверчиво спросил Дима. - Чего тебя на них потянуло? - Это мое дело. Сумеешь найти двоих ребят? - Поищу. Когда нужны? - Сегодня. - Это трудно. Но завтра найти смогу. - Тогда не позже, чем завтра. Двоих ребят, и обеспечишь их оружием. У тебя ведь хорошие связи в Германии остались? - Там да. Нужно будет в Германию лететь? - Нет. Но пусть они получат оружие в Германии и летят дальше, во Францию. Или в Италию, я скажу куда. Их все равно там проверять не будут. - В Италии будут, - сказал Дима, ~ я точно знаю. Шенгенская зона Италию не включает. - Уже, - усмехнулся Хорьков, - уже с Италией. Отстаешь от жизни, Дима, стареть начинаешь. У меня в Италии вилла, я точно знаю. - У меня там виллы нет, - рассудительно ответил Дима. - Ладно, - кивнул он, - я найду двоих ребятишек, которые толково знают языки. У меня есть на примете одна пара. Сколько заплатишь? - Как обычно. Двадцать пять им и столько же тебе. - Нет. Пятьдесят им и столько же мне. - Почему так дорого? - За знание языков, - явно издеваясь, сказал Дима. - У нас ведь виллы нету. Нам ее еще заработать нужно. - Хорошо, - кивнул Хорьков, - черт с тобой. Получишь сколько просишь. Он открыл ящик стола, достал пять пачек долларов и положил их на стол. - Бери, - сказал он, кивая на деньги, - но чтобы завтра у меня были твои люди. - Будут, - уверенно ответил Дима, - только ты нам адресок точный дай. И имя. Чтобы ребята ничего не перепутали. - За такие бабки они могут и сами найти адресок, - зло заметил Хорьков. В комнату вошла Маша. Она была в длинном черном шелковом халате. Было заметно, что под халатом у нее ничего нет. Она прошла к столу, увидев на нем деньги. Дима встал с дивана, хромая, подошел, забрал пачки и, не считая, положил их в небольшую сумочку, которую держал в руках. - Давай имя и адрес, - сказал он, - я им все передам. - Ты же сказал, завтра, - удивился Хорьков. - Это когда ты один сидел. А когда вас двое... - показал на женщину Дима. - Ты ведь знаешь мои правила. Никому и никогда не верить. - Хам, - громко сказала женщина, - наглый хам. - Напрасно ругаешься, - миролюбиво заметил Дима. - Если бы не мои принципы, ты бы сейчас в Бутырке сидела. - Гнида, - она отвернулась. - Хорошо, - согласился Хорьков. Он достал из ящика стола визитную карточку Ревелли. - Вот его телефоны и адреса. В Риме и в Париже. Запомнишь или перепишешь? - Может, карточку подаришь? - Не подарю, - угрюмо ответил Хорьков. - Я не меньше твоего никому не верю. Он увидел одобрение на лице Маши, которая кивнула ему головой. Дима понял, что попал в собственную ловушку. - Давай перепишу, - хрипло предложил он, - потом сам сожгу. - Бери, - протянул визитную карточку Хорьков, - только не забудь потом бумажку выбросить. Дима усмехнулся, взял ручку, бумагу и старательно переписал все незнакомые буквы и цифры на бумагу. Внимательно сравнил. Потом удовлетворенно кивнул головой, убирая бумагу. - Срок какой? - спросил он у хозяина дома. - Чем раньше, тем лучше, - быстро ответил Хорьков, - но чтобы без дураков. Сам проверь. Чтобы наверняка, без промаха. - Когда у нас промахи бывали? - повернулся к дверям Дима и, хромая, пошел к выходу. Потом повернулся к Хорькову. - Когда все сделают, сообщу. Прощайте, дамочка, - улыбнулся он Маше и вышел из кабинета. - Грязное быдло, - передернулась Маша, - и с такими типами тебе приходится общаться. - Он нужный человек, - задумчиво заметил Хорьков. Она подошла к дивану, где сидел гость. Взглянула и прошла дальше, усаживаясь в кресло. - Он слишком много о тебе знает, - вдруг сказала она, выразительно глядя на Хорькова, - это опасно, Сережа. - Он надежный человек, - не очень уверенно произнес Хорьков. Она покачала головой. - Надежных не бывает. Ему кто-нибудь больше предложит, и он сразу тебя сдаст. Ты ведь знаешь, что я права. - Чего ты хочешь? - не понял Хорьков. - Когда они закончат с Ревелли, нужно будет решать и его проблему, - хитро улыбнулась Маша. - Зачем тебе такой свидетель? Он ведь и у Сиротина дома был. Хорьков с удивлением посмотрел на молодую женщину. Он вдруг подумал, что совсем ее не знает. ПАРИЖ. 15 АВГУСТА В августе Париж бывает переполнен туристами, но здесь почти не остается служащих, которые дружно отправляются на приморские курорты в разные концы Франции. И Елисейские Поля заполняются приехавшими гостями, которые бродят густыми толпами по городу, скупая все подряд. В этот день было особенно жарко, и Ревелли, включивший в своем автомобиле кондиционер, все время чувствовал, как ему не хватает воздуха. Он приехал в "Крийон" рано утром на встречу с Абделем и позвонил снизу, от портье, сообщив о своем приезде. Они ничего не стали говорить по телефону, и Ревелли, отойдя в сторону, начал нервно прогуливаться по небольшому залу, где обычно принимали гостей. Прибывших встречали за двумя столиками и оформляли им номера. Вся процедура занимала не больше минуты, гости "Крийона" не должны были ждать. Но и это бывало достаточно редко. Здесь останавливались высшие руководители государств, для которых сотрудники посольств готовили все заранее. Ревелли увидел спустившегося Абделя и рванулся к нему. - Доброе утро, - хмуро сказал он, - у вас есть время? Я бы хотел, чтобы мы куда-нибудь уехали из отеля. - Хорошо, - кивнул Абдель, - поедем. Я скажу, чтобы из гаража взяли мой автомобиль. Или вызову водителя. - Не нужно, - возразил Ревелли, - моя машина рядом с отелем. Пойдемте. Они направились к машине Ревелли. Рядом с отелем "Крийон" в нескольких десятках метров с левой стороны, если смотреть с площади Конкорд, находилось американское посольство. Выходивший из отеля Абдель зло обернулся на посольство и передернул плечами. Ворота посольства охраняли морские пехотинцы. - Что-нибудь случилось? - спросил Абдель, едва усевшись на сиденье. - У нас все в порядке, - сказал Ревелли. - Вы можете переводить оставшуюся часть денег. Следующий груз придет через пять дней. - Как через пять дней? - чуть не задохнулся от гнева Абдель. - Я ведь предупреждал вас, что мы не успеем. Нам они нужны уже сегодня. - Вы получили первый ящик, - успокаивающе заметил Ревелли. - Послушайте, Ревелли, - разозлился Абдель, - вы не понимаете, что делаете. Вы напрасно тянете время. Если у вас нет второго ящика, так нам и скажите. - У нас есть второй ящик, - невозмутимо заявил Ревелли, - через пять дней вы его получите. - Но он нам нужен сегодня. - Ничего не могу поделать. Нас подвели русские. С ними невозможно работать. - Остановите машину, - приказал Абдель, - я не хочу ехать с вами. Ревелли мягко затормозил. Абдель вышел из машины, сильно хлопнув дверцей. Потом обернулся, наклонился к своему собеседнику. - Мне говорили, что вы можете подвести, но я не думал, что настолько серьезно. - Через пять дней, - угрюмо повторил Ревелли. - Если ровно через пять дней ящик не будет в Париже, если вы опять нас подведете, то можете не рассчитывать на оставшуюся часть денег. Выборы состоятся двадцать третьего. Вы доставите его двадцатого. Хотя нет, подождите... - Он задумался, потом быстро спросил: - Вы сможете доставить его на Сицилию? Хотя бы на это у вас хватит времени? - Конечно, - усмехнулся Ревелли. - А почему именно на Сицилию? - Так нужно. Я надеюсь, что там у вас не будет проблем с русскими или со скандинавами. Ровно через пять дней второй ящик должен быть на Сицилии. Успеете? - Да. - До свидания. - Абдель резко повернулся и пошел по улице. Ревелли завернул за угол, прибавил скорость. Потом достал мобильный телефон, набрал одной рукой номер. Телефон был установлен с таким расчетом, что он мог говорить, не трогая сам аппарат. Кто-то взял трубку. - Френваль, это ты? - быстро спросил Ревелли. - Да. Что случилось? - Я уговорил его на пять дней. Только пять дней, ты меня понял? Значит, у нас четыре дня. Двадцатого груз должен быть на Сицилии. - Где? - Неважно. У нас есть всего четыре дня. Ты меня понял? - Не успеем. - Больше не получилось. Нужно успеть, иначе все пропало. Мы обязаны успеть, Френваль. - А что говорят русские? Ревелли громко выругался по-итальянски. Потом зло сообщил: - Они уже ничего не говорят. Даже не хотят возвращать наши деньги. - Я все понял, Ревелли. Постараюсь успеть за четыре дня. - Четыре, - еще раз сказал он, снова сворачивая на какую-то улицу. - Я надеюсь, что хоть ты меня не подведешь. - Все понял. До свидания. Ревелли отключил телефон. На его губах промелькнула усмешка. Он снова прибавил скорость, и его "Альфа-Ромео" обогнала идущий впереди "Ситроен". МОСКВА