счет отпусков. В августе в Париже не остается ни один мало-мальски уважающий себя руководитель. - Психолог, - покачал головой Машков. Они приехали в комиссариат, и Жерар действительно принял их. Он оказался добродушным, рыхлым пятидесятилетним человеком. Комиссар внимательно выслушал своих неожиданных гостей и разрешил им ознакомиться с протоколами вчерашних событий. Он даже не очень вникал в их документы и командировочные удостоверения, а также письма, подписанные руководством Интерпола. Его не интересовали подобные мелочи. Переводчик долго и обстоятельно переводил протоколы французских полицейских. Выяснилось, что оба киллера были убиты выстрелами из одного и того же оружия, причем сходного с тем, какое было у них самих. При этом один из убитых получил две пули в спину, а второй, напротив, две пули в грудь. В карманах убитых были обнаружены авиационные билеты Берлин - Париж, адрес дома, у которого они были убиты, пачки долларов и франков, расчески, пистолеты с глушителями, ножи, гостиничные карточки отеля "Норд", спички из отеля "Крийон", зажигалки, сигареты, часы. Переводчик перечислял все добросовестно, французский полицейский, сидевший рядом и вслух читавший протоколы, сонно кивал, а Машков и Дронго внимательно слушали. Далее следовало описание белья покойных, характер их ранений, действия каждого из обнаруживших трупы полицейских. - Так мы ничего не узнаем, - сказал Машков. - По-моему, мы зря потратили время. Эти ребята явно приехали за Ревелли - Конти и здесь их кто-то ждал. Видимо, у Конти есть свой телохранитель. - Который успел выстрелить раньше двух профессионалов? - с сомнением спросил Дронго и продолжал, поясняя свою мысль: - Все четыре выстрела были сделаны из одного пистолета. Каким бы суперменом ни был человек, стрелявший в киллеров, он не смог бы сделать четыре выстрела из пистолета с глушителем менее чем за три-четыре секунды. Я уж не говорю о секунде, которая ему понадобилась, чтобы перевести оружие с одного на Другого. Итого четыре-пять секунд. Обрати внимание, что соседи не слышали выстрелов. А это значит, что стреляли из пистолета с глушителем. Такого же, какой был и у убитых. Единственный вывод из этого может быть очень конкретным. Киллеры знали человека, который стрелял в них, и сами не стреляли в него, пытаясь осознать, что случилось. Кто мог быть этим человеком, который точно знал, что они приедут к Ревелли, и поджидал их именно здесь? Не понимаешь? Хорьков и Суровцева арестованы. А упало, Б пропало, что осталось на трубе? - улыбнулся Дронго, вспомнив детскую считалку. - Связующее их И, - пояснил он. - Этим человеком мог быть только Полухин, который неизвестно каким образом оказался во Франции. - Зачем тогда ему убивать своих людей? Он бы скорее помог им. Здесь что-то не сходится. - Для чего? - спросил Дронго. - Почему он должен был помогать им? Во имя кого? Хорьков уже сидит в тюрьме и не заплатит положенного гонорара. Сам Полухин вряд ли хочет вернуться в Россию. Ему нужно закрепиться здесь. И единственный выход - сделать своим должником такого человека, как Ревелли - Конти. Он все рассчитал правильно. Это был он. Это был сам Полухин. - Похоже, ты прав, - задумчиво сказал Машков. - Но это ничего не меняет. Даже если мы знаем, что с Ревелли был он. - Нужно затребовать его фотографию из Москвы и попросить комиссара Жерара раздать ее парижским полицейским. У Полухина есть одна яркая примета - он хромает, и это сразу заметно. Черт возьми, как обидно, что у нас совсем нет времени. - Ты думаешь, что они могут устроить взрыв? - Они могут устроить все что угодно. Ты помнишь, когда мы гуляли на Елисейских Полях, ты обратил внимание, что там нет мусорных урн? Так вот, их убрали оттуда после того, как произошло несколько взрывов. Взрывчатка закладывалась именно в мусорные ящики. - Нужно предупредить Жерара, - согласился Машков, - и связаться с Москвой. Давай обратно к комиссару. На все следующие действия у них ушло еще около четырех часов. Пока ждали фотографий из Москвы, они втроем, вместе с офицером-переводчиком, в один голос проклинали французских и российских чиновников, которые не могут и не хотят работать быстро и оперативно. Они уже собирались выйти из комиссариата, но тут наконец пришла фотография Полухина. Комиссар внимательно рассмотрел ее, положил на стол, достал трубку, вытащил спички и закурил. Дронго невольно обратил внимание на спичечный коробок. Он был большой и плоский. Он задумчиво взял спички. Какая-то мысль пришла в голову. - Эти спички я покупаю специально для трубки, - пояснил Жерар. - Вообще-то они предназначены для сигар. - Спички, - повторил Дронго, - спички из отеля "Крийон". Нужно немедленно проверить телефон на той квартире, где жил исчезнувший постоялец. В доме, рядом с которым убили двух киллеров. Немедленно проверить все телефоны в доме и все телефоны в отеле "Крийон". И если хотя бы один совпадет... Он не договорил, ибо комиссар вскочил и спросил: - Почему вы считаете, что именно в "Крийоне" нужно проверять телефоны? - Они первый раз в жизни попали в Париж и остановились в дешевом отеле "Норд" у Северного вокзала, - пояснил Дронго. - Посмотрите их билеты. Прошли только сутки, как они прилетели в Париж. Посмотрите даты на билетах, когда они прилетели из Берлина. Прошу вас, комиссар, быстрее проверяйте телефоны. Эти парни не могли просто так оказаться в "Крийоне". Там ведь, кажется, рядом американское посольство. Проверяйте телефоны, - закричал он, теряя терпение. Переводчик переводил все очень добросовестно и даже, в свою очередь, тоже закричал. Комиссар бросился к дверям. Еще через полчаса никаких сомнений уже не оставалось. За последние несколько дней из квартиры внезапно исчезнувшего жильца, походившего по описанию на Ревелли - Конти, звонили несколько раз в отель "Крийон", в номер пятьсот десять. Там проживал некий мистер Абдель, приехавший из Алжира. - Алжир, - побледнел Жерар, - только не Алжир! - Мусорные ящики, - кивнул Дронго. - Это они, Машков, мы нашли тех, у кого находится наш первый ящик. Это они. Но почему они так торопились? Почему именно в августе? Почему в августе?.. Что будет в августе в Алжире, комиссар? Вспомните, может, там что-нибудь состоится? Какое-нибудь событие или какой-нибудь важный визит. А может, что-нибудь важное произойдет в Париже? - В августе в Париже ничего не может произойти, - усмехнулся комиссар. - Вся Франция в отпуске, и весь Париж отдыхает на море. А вот в Алжире - да. Там двадцать третьего августа должны состояться выборы. Об этом пишут все наши газеты. Разве вы не знаете? - Двадцать третьего августа... - Дронго посмотрел на Машкова. - У нас всего четыре дня. Немедленно в "Крийон". Комиссар, я прошу вас немедленно арестовать мистера Абделя. Немедленно. Это чрезвычайно важно. У нас есть все основания подозревать, что он причастен к готовящемуся террористическому акту. - Не нужно торопиться. - Комиссар поднял трубку, набирая номер отеля. - Сначала я узнаю, проживает ли он еще в этом отеле. Вы не были в этом отеле? Это произведение искусства. А какой там ресторан, - восторженно сказал комиссар. - В нем работает сам господин Бушэ! В ресторане "Лез Амбассадор". Алло, мсье, это говорит комиссар Жерар. У вас проживал мистер Абдель из Алжира. Прошу вас, проверьте, не выехал ли он из вашего отеля... Да, господа. Там такой ресторан. Вы обязательно должны сходить туда. Гусиная печень, консервированная в собственном жиру. А какие там запеченные омары! Это потрясающе. Комиссар, очевидно, был гурманом. Машков и Дронго переглянулись, с трудом сдерживая улыбки. - Что, мсье? Он выехал сегодня днем? Очень хорошо. Какой билет он заказывал? Рим - Палермо? Прекрасно. - Комиссар положил трубку. - Ну вот, видите, все выяснилось. Он улетел сегодня в Италию, но зарезервировал за собой номер на двадцать третье августа. Он вернется в Париж, и вы сможете его допросить. - Когда состоятся выборы в Алжире? - переспросил Дронго. - Двадцать третьего, - улыбнулся комиссар и, вдруг осознав, почему именно один из его гостей задал этот вопрос, тревожно повторил: - Двадцать третьего августа. - Нужно срочно передать в Интерпол, чтобы они связались с итальянской полицией. И с корпусом карабинеров. Нужно арестовать Абделя в Палермо или хотя бы найти его. - Я позвоню. - Комиссар вынул трубку изо рта. Он начинал понимать, что его посетители действительно могут оказаться правы и у него могут возникнуть крупные неприятности. - Вы думаете, они решатся на крайние меры? - спросил он, взглянув на гостей. Оба молчали. Их проблема была намного сложнее. Они должны были сделать все, чтобы обнаружить первый похищенный ЯЗОРД еще до того, как террористы воспользуются им. Хорошо еще, что только как средством шантажа. А если... Но об этом им даже не хотелось думать. Даже офицер ФСБ, переводивший им слова комиссара, и тот встревожился. - Передавайте сообщение в Интерпол, комиссар, - тихо попросил Машков, - и позвоните мистеру Корню. Через полчаса они возвращались в отель. На площади Конкорд автомобиль сделал круг, чтобы повернуть на Елисейские Поля, проехал мимо отеля "Крийон" и находившегося рядом американского посольства. - Американское посольство, - показал на здание Дронго. - Я знаю, - подавленно кивнул полковник. И, чуть помедлив, признался: - Даже страшно подумать, что может случиться, если они попытаются что-нибудь сделать в центре Парижа. - Они попытаются, - убежденно сказал Дронго, - они обязательно попытаются. И я теперь знаю, почему им нужны были именно два заряда. Один будет установлен во Франции, второй в Алжире. В самом лучшем для нас случае они попытаются отменить или сорвать выборы. И под угрозой шантажа заставят мир признать первые выборы, которые у них состоялись до этого и на которых триумфально победила исламская партия. В худшем - они применят оружие, не раздумывая. Хотя я не знаю, что для нас хуже или лучше. В любом случае это катастрофа. - Цивилизованный мир не может признать таких методов, - дернулся Машков. - Неужели? - немного удивленно спросил Дронго. - Неужели вы действительно верите в какие-то нравственные критерии западного мира? Здесь все давно построено на чистом прагматизме, на политике двух стандартов. Абсолютно все, полковник. Когда в Алжире законно, по всем стандартам демократии, победила исламская партия, военные совершили переворот и заявили, что не признают итогов выборов. И весь так называемый цивилизованный западный мир приветствовал это решение. Политика двойных стандартов настолько очевидна, что примеров можно привести сколько угодно. В Турции наибольшее число голосов на выборах получила исламская партия Эрбакана. Но опять военные под сильным давлением Запада отстраняют от власти демократически избранное правительство. И никто в мире не протестует. Это считается нормальным. И, наконец, вспомни, что произошло в девяносто третьем году в Москве. Нарушая собственную Конституцию, явно попирая все существующие на тот момент нормы права, Президент расстрелял законно избранный парламент из танков, и весь мир промолчал. Весь мир словно воды в рот набрал. - Это разные вещи, - не выдержал Машков. - Нет. Я вспоминаю знаменитую историю о карточных игроках, которую читал у Джека Лондона. Один парень видит во время игры, что шулер сдал себе четыре туза. Он подходит к другому игроку и шепчет ему на ухо о нечестности первого. К его изумлению, тот реагирует абсолютно спокойно. Когда наивный молодой человек спрашивает, почему он не протестует, второй игрок поворачивается к нему и говорит: "Ничего ты не понимаешь, парень. Сейчас же его сдача. Все правильно". - Смешно, - мрачно кивнул Машков. - Сейчас сдача западного мира, - продолжал Дронго, - и все, что хорошо, по их стандартам, навязывается всему остальному миру. Если бы на выборах девяносто шестого в России победили бы коммунисты, а их противники снова бы расстреляли их из танков и вообще запретили бы деятельность коммунистической партии, весь мир приветствовал бы это решение. Политика двойных стандартов, полковник. Это и есть современный прагматизм западного мира. - Сегодня ты настроен агрессивно, - заметил Машков. - По-моему, это на тебя так подействовали наши неудачи. - Я всегда так настроен. - Дронго смотрел прямо, словно разговаривая сам с собой. - В восьмидесятом году я был в Польше. Тогда я еще учился на юридическом факультете и был в этой стране в качестве обычного туриста. Там тогда начинались забастовки "Солидарности". Когда через год президент, обрати внимание, законный президент Польши Войцех Ярузельский, решил ввести военное положение, весь мир встал на дыбы. Его и до сегодняшнего дня считают диктатором, тираном, убийцей, палачом. Каких только ярлыков на него не вешают. Так вот, во время введения военного положения в сорокамиллионной Польше погибло девять человек. Это тоже трагедия, но давай сравним с Чили, где генерал Пиночет совершил переворот, сверг законно избранного президента Альенде и уничтожил в десятимиллионной стране, физически уничтожил, двадцать тысяч человек. Надеюсь, ты не сомневаешься, что пытки и убийства, о которых говорил весь мир, это не советская пропаганда. Так в чем дело? Почему Ярузельский, спасший свою страну от советских танков Устинова, - палач и убийца, а настоящий палач Пиночет - спаситель нации? - Мне не нравится твой обличительный тон, - спокойно заметил Машков. - Я согласен, что существует политика двойных стандартов, но так уж получилось, что в мире на каждую ситуацию сегодня торжествует западная точка зрения. И с этим уже ничего не поделаешь. - Ну да, все правильно. Нужно быть прагматиком и циником, что они и делают. Нужно приспосабливаться к окружающему миру. - Дронго повернулся к Машкову. - А для меня всегда неприемлемы разные стандарты. Если человек порядочен, то он порядочен до конца. А если нет... Хотя бывают случаи, когда порядочный человек идет на небольшую сделку со своей совестью, и тогда он гибнет... - Дронго замолчал. - Мне ведь не так много лет. Мы с тобой ровесники. И оба выросли на фильмах одного очень известного советского, а сейчас российского режиссера. Как все мы любили его фильмы. Я до сих пор считаю их киноклассикой советского периода жизни. Один из его фильмов каждый раз показывали на Новый год, и мы привыкли к его героям, появлявшимся в наших домах как раз в канун новогоднего праздника. Я до сих пор считаю, что ничего лучше, острее, честнее никто не снимал. Некоторые его фильмы становились просто символами. И сам он был обаятельным и глубоко симпатичным человеком. - О ком ты говоришь? - Какая разница, как его фамилия. Повторяю, он был для меня человеком, достойным всяческого уважения. Я считал его просто примером гражданина. И прекрасного режиссера, ставшего классиком нашего кино. - К чему ты это рассказываешь? - В девяносто третьем, когда в России должен был пройти референдум, он отправился к Президенту и снял катастрофически позорный, верноподданнический фильм. Я пытался понять его позицию. Возможно, он считал, что это правильно и нужно помочь ему в противостоянии против левых. Я даже хотел оправдать его позицию. Но когда увидел, что он снимает откровенную ложь о "котлетах, покупаемых в магазине" для Президента, когда увидел эти кадры, я понял, что все. Настоящий художник не пошел бы на такой компромисс. Чем это закончилось, известно всем. Он измельчал, перестал снимать хорошие фильмы. Однажды изменив себе, он уже не смог держаться на высоком уровне. Двойной стандарт губителен для человека и для всего общества. Разве ты со мной не согласен? Я по-прежнему его очень люблю, я по-прежнему обожаю смотреть его фильмы, но что-то сломалось в душе. В его и в моей. И этого уже никогда не склеить. - В результате твоей яркой речи я понял, что ты оправдываешь методы террористов. Может, нам стать пацифистами и уехать из города на несколько дней, чтобы Ревелли - Конти, Полухин, Абдель, все эти Хорьковы, Волновы и прочие творили бы свои бесчинства? - гневно спросил Машков. - Ты к этому призываешь? - Добро должно быть с кулаками, - задумчиво сказал Дронго. - Мне всегда нравилась эта поговорка. Нет, я не призываю уезжать. Просто речь у нас зашла о двойных стандартах и о компромиссах. Те, кто стоит за Абделем, не пойдут на компромисс, можешь не сомневаться. Однажды против них применили силу. Значит, теперь они готовятся применить силу в ответ. Это закон действия и противодействия. У нас нет другого выхода, кроме конкретной задачи - найти ящик до двадцать третьего августа. Найти во что бы то ни стало. Иначе потом действительно будет поздно для всех нас. - Полетим в Италию? - предложил Машков. - У тебя в группе есть люди, владеющие итальянским? - Нет, но... - В том-то и дело, что но... Я говорю по-итальянски, но там может возникнуть масса непредвиденных ситуаций. Я уже не говорю о том, что у нас командировочное удостоверение выписано во Францию, и в случае чего очень трудно будет объяснить итальянской полиции, почему туда прилетело столько вооруженных офицеров российских спецслужб. - Что думаешь делать? - Не знаю, - честно ответил Дронго. - Думать. Прежде всего нужно продумать, как нам быть дальше. Если уже не поздно... Автомобиль развернулся, направляясь к отелю. Дронго взглянул на Машкова. - Нам нужно лететь вдвоем, - сказал он, - и как можно быстрее. Сразу в Палермо. Но утром мы должны еще раз навестить этого Корню, чтобы он предупредил о нашем появлении сотрудников Интерпола в Италии, и комиссара Жерара, чтобы тот послал аналогичное сообщение в полицию Палермо. - Не успеем, - засомневался Машков. - В том-то все и дело. Конечно, не успеем. Абдель и Ревелли, если они там, уже завтра покинут Сицилию. Но лететь нам все равно нужно. Может, узнаем что-нибудь интересное на месте. Понимаешь, полковник, у нас с тобой нет другого выхода. СОРТИНО. СИЦИЛИЯ. ИТАЛИЯ. 20 АВГУСТА Они с понятным интересом следили, как к ним приближается микроавтобус. Ревелли стоял на холме рядом с Абделем и от волнения покусывал нижнюю губу. Почему-то было довольно прохладно, и он мерз в легком пиджаке. Или ему казалось, что ему холодно. Чуть ниже стоял Полухин, внимательно следивший за Ревелли. Они кое-как объяснились. Во всяком случае, Ревелли знал, что этот опасный русский бандит спас ему жизнь от наемных киллеров, присланных Хорьковым. Полухин объяснил, что Хорьков уже арестован и вряд ли когда-нибудь выйдет на свободу. Ревелли решил оставить рядом с собой этого типа, который умеет так быстро и жестоко расправляться с людьми. Хорьков мог послать следующую пару даже из тюрьмы. Или Абделю могла прийти в голову подобная мысль. До тех пор, пока все не будет сделано и деньги не будут получены, следовало проявлять осторожность. Именно поэтому вместе с двумя итальянцами у развилки дороги, ведущей на Сортино и дальше на Лентини, находился и прилетевший вместе с Ревелли Полухин. Неподалеку стояли два автомобиля, в которых сидело восемь боевиков Абделя, готовых принять груз. Машина медленно и осторожно спускалась с холма. Дорога после прошедшего дождя была скользкой и мокрой. Ревелли сдержал улыбку. Френваль всегда был молодцом. Он знает, как нужно подать товар, чтобы убедить заказчика. Абдель нетерпеливо взмахнул рукой, глядя на часы. - Если они не поторопятся, мы не успеем. У нас мало времени. Яхта уйдет через полтора часа. - Отсюда до порта Аугусты полчаса езды, - успокоил его Ревелли, - не волнуйтесь. Вы успеете получить свой товар и выйти в море. Только будьте предельно осторожны. - Почему они так медленно спускаются? - разозлился Абдель. - Они могли бы поторопиться. - Вы же знаете почему, - укоризненно произнес Ревелли, - разве не видите, какая скользкая дорога. Хотите, чтобы машина перевернулась? Вы представляете, что с нами случится тогда? Я уже не говорю про всю Сицилию, про Италию. Не нужно так нервничать, мистер Абдель, все будет в порядке. Деньги у вас с собой? - Сначала мы проверим груз. - Обязательно. Но раз мы доставили вам первый ящик и там все оказалось в порядке, зачем нам обманывать вас со вторым? - спросил Ревелли. Его собеседник отвернулся. Сделал несколько шагов по направлению к автомобилю, который уже был совсем близко, и снова вернулся к Ревелли. - Десять миллионов наличными, как обещали, - кивнул Абдель, - они в нашем автомобиле, в чемодане. Надеюсь, второй ящик с тем же грузом, что и первый? - Конечно, - улыбнулся Ревелли, - наши русские друзья поставили нам такой же груз. Они гарантировали, что с ним все нормально. - Признаюсь, я не верил до последней секунды, - признался Абдель. - Наши эксперты осмотрели первый ящик и были поражены. Суметь вывезти подобное из страны, для этого нужно больше, чем везение и расчет. Вы счастливчик, Ревелли. Я думаю, что они сейчас рыщут в поисках своих ящиков по всему миру. - Я тоже так думаю, - кивнул Ревелли, - но мы дали слово, и мы его сдержали. Сегодня, между прочим, двадцатое августа, мистер Абдель. Автомобиль наконец подъехал и остановился около них. Из кабины водителя выпрыгнул сидевший рядом с ним Френваль. Увидев Абделя, он строго кивнул ему и предложил: - Принимайте груз. Абдель взволнованно поднял руку, и несколько его людей поспешили к микроавтобусу. Они осторожно выгрузили ящик. К ним уже спешил невысокий эксперт, намереваясь осмотреть содержимое ящика. Груз осторожно поставили на землю, один из людей Абделя принес инструменты, чтобы открыть ящик. И в этот момент раздался громкий звонок мобильного телефона Френваля. Тот достал телефон и быстро заговорил по-итальянски. Боевики Абделя начали открывать ящик. В этот момент Френваль закончил говорить и бросился к Ревелли. - Уходим, - закричал он, - быстро уходим. Скоро здесь будет полиция. Они уже выехали. Мне позвонил наш друг из комиссариата. - Что случилось? - растерялся Абдель. - Несите свой ящик в автомобиль и скорее убирайтесь отсюда, - продолжал распоряжаться Френваль. - Сейчас здесь будет полно полицейских. - Но мы должны проверить, - нерешительно настаивал Абдель. - Вы же уже проверяли первый ящик, - разозлился Френваль. - Это такой же груз. Или вы хотите, чтобы нас всех забрали с этим ящиком? Уезжайте быстрее. Дорога каждая секунда, пока можно проехать в порт и погрузить его на вашу яхту. - Но мы хотели проверить... - Тогда оставайтесь и ждите, когда вас арестуют, - закричал Френваль. - Это же все равно половина оставшейся суммы, - сказал Ревелли, - а еще десять миллионов вы останетесь нам должны. Давайте быстрее деньги, Абдель, у нас мало времени. Тот, уже не раздумывая, что-то гортанно крикнул по-арабски. Чемоданчик с деньгами вынесли из автомобиля, а ящик, наоборот, погрузили в салон. Абдель протянул чемоданчик Ревелли: - Это ваши деньги. Остальную сумму переведем в банк, как договаривались. - Где мы увидимся? - уточнил Ревелли, видя нетерпеливое желание своего собеседника поскорее уехать. - В Париже двадцать третьего августа, - усмехнулся Абдель, - если к вечеру город все еще будет существовать. Он побежал к своему автомобилю, сел рядом с водителем. - Поехали, - приказал он. Ревелли, Френваль и их люди также сели в машины. Автомобили разъехались в разные стороны. Полухин, видя общее смятение, успел влезть в машину, на заднем сиденье которой устроились сам Ревелли и его компаньон. Чемоданчик был помещен в багажник автомобиля. Они проехали метров пятьсот, стремительно удаляясь от места их встречи, когда Френваль начал громко смеяться. Ревелли - Конти оглянулся назад и, не увидев автомобилей клиентов, тоже залился смехом. Водитель улыбался, а Полухин изумленно глядел на них, не понимая, чему они так радуются. - Получилось, - радостно заливался Френваль, - все получилось. Он довольно подмигнул своему компаньону. - Надеюсь, там нет ничего опасного? - спросил Ревелли. - Обязательно есть. Большой заряд взрывчатки. Если начнут рыться, то она рванет. Взрыв получится грандиозный. Правда, он не будет столь мощным и радиоактивным, как в случае с настоящим грузом, но это уже проблемы качества. Мы же не можем удовлетворить все капризы наших клиентов. Случаются некоторые недоработки. Они снова залились смехом. До Полухина стало наконец доходить, что эти двое провели арабов, всучив им другой товар. Все было разыграно как по нотам. Долгая задержка в пути, медленный спуск с холма, неожиданное известие по телефону и страх Френваля перед приближающимися стражами порядка. Все было разыграно как по нотам. - Если они захотят проверить, то взлетят на воздух вместе со своей яхтой, - продолжал хохотать Френваль. - Надеюсь, что так и случится, - поддержал его Ревелли. - Это избавит нас от утомительной процедуры объяснения с этими придурками. - Куда сейчас? - Быстрее в Палермо. Мой самолет уходит в Амстердам через два с половиной часа. Насчет денег ты знаешь, что делать. Передай Симиону, чтобы все сделал чисто. Деньги нужно провести через банковские счета уже завтра утром. Потом может быть уже поздно, если эти типы действительно решат, что нужно все проверить, и сумеют при этом не взлететь на воздух. - Нужно было и с первым ящиком сделать то же самое, - с сожалением сказал Френваль. - Нет. Тогда они не поверили бы во второй, - рассудительно ответил Ревелли. - Сейчас важнее сбежать куда-нибудь, чтобы нас не нашли, ведь через три дня на рога встанет вся полиция Европы. И эти ребята, если останутся в живых, тоже. - А вдруг они применят оружие? - спросил Френваль. - Ведь первый ящик настоящий. - Нет, - убежденно сказал Ревелли, - не посмеют. Они же не психи. Им нужно получить то, что они хотят. Зачем им устраивать побоище? - Ну а если они психи? - продолжал настаивать Френваль. - Я не знаю, - разозлился Ревелли. - Что ты у меня спрашиваешь? Мы сделали свою работу. Мы стали богатыми людьми, очень богатыми. А ты спрашиваешь меня о каких-то глупостях. Конечно, они могут сделать все что угодно. Но это не наше дело. Если я продаю пистолет человеку, то это не значит, что я должен бегать за ним по всем городам мира и следить, чтобы он не убил из этого пистолета своего врага. Во всем мире торгуют оружием. Это самый прибыльный бизнес на земле, Френваль. И ты об этом знаешь гораздо лучше меня. Откуда мне знать, зачем им это оружие? Может, они его действительно хотят применить, но это не мое дело. - Мы никогда не торговали таким оружием, - напомнил Френваль. - Значит, теперь будем торговать, - крикнул Ревелли. - И если завтра будет еще более опасное оружие, то мы будем продавать и его. Это не наше дело - зачем им такое оружие. Наше дело его продать. - Ладно, - примирительно сказал Френваль, - не нужно кричать. Я просто подумал, что, если в Париже что-нибудь случится, это может докатиться и до Италии. А у меня ведь в Милане семья. - Они не посмеют, - убежденно заявил Ревелли. - Ведь они не захотят выглядеть убийцами в глазах всего мира. Зачем им устраивать такую бойню? Они не посмеют. - Он достал платок, вытер лоб и добавил: - А свою семью ты можешь увезти хоть на Гавайи, хоть на Багамы. Ты теперь миллионер, Френваль, а это самое главное. ПАЛЕРМО. СИЦИЛИЯ. 20 АВГУСТА - Я совсем по-другому представлял себе Сицилию, - признался Машков. Они сидели в летнем кафе. - Ну да, - кивнул, улыбаясь, Дронго, - расхожие штампы. Ведь считается, что здесь живут только бандиты и мафиози. Полиция находится в осаде, все боятся друг друга. А на самом деле - патриархальная обстановка, сонные полицейские и еще более сонные пастухи. Я и сам был поражен, когда впервые попал на Сицилию. Конечно, здесь есть и мафия, и преступники, но не до такой степени, как показывают в кино и пишут в романах. - Нужно было взять кого-нибудь из Рима, - проворчал полковник. - Твой итальянский не настолько хорош, чтобы втолковать им, чего именно мы хотим. - Боюсь, что, если бы я знал его в совершенстве, они тоже ничего бы не поняли, - возразил Дронго. - Который час? - спросил Машков, отодвигая чашечку кофе. - Уже пятый. Минут через двадцать нас будут ждать. Надеюсь, они все-таки что-то найдут. - Не уверен, - пробормотал полковник. - Ты видел их сонные лица? Вообще, я понял одну истину. Нельзя приезжать в Европу по делам в августе. Все в отпуске, а у оставшихся сонное отпускное настроение. Боюсь, что наш визит на этот остров станет всего лишь туристической прогулкой. - У них должны быть свои осведомители, собственная агентура, наблюдатели. Ну хоть что-то знать они должны. И потом, я очень рассчитываю на Полухина. Он наверняка будет сопровождать Ревелли в его поездке на Сицилию. Если, конечно, они прилетели на Сицилию. У Полухина очень запоминающаяся внешность. К тому же он не знает языков и сильно хромает при ходьбе. Не заметить такого невозможно. - Если мы все рассчитали правильно, - возразил Машков. - Но, может быть, киллеры, которых он убрал, просто случайно вошли в отель, а мы на этом основании сделали ложные выводы. - Нет, - возразил Дронго, - такого совпадения не может быть. Ведь из квартиры, которую снимал Ревелли в Париже, кто-то звонил в "Крийон", именно в тот самый номер, где жил этот самый Абдель. - А ты обратил внимание, что ни у Интерпола, ни у полиции на него ничего нет? Я считал, что они работают лучше. - Они просто расслабились. Эра великих террористов кончилась. "Красные бригады", ультралевые и ультраправые безумцы. Все это было хорошо в полярном мире, когда можно было при малейшей опасности скрыться по ту сторону "железного занавеса". Сейчас занавеса нет, великих террористов не осталась. Конечно, если они не поддерживаются мощными религиозными или государственными организациями. - Неужели они пойдут на такое? - задумчиво спросил Машков. - Обязательно пойдут. Вспомни, как их обмакнули с выборами, когда они фактически победили, а у них отняли победу. Если так называемый цивилизованный мир не придерживается общих правил игры в демократию, то почему мы должны требовать соблюдения этих правил у Абделя и его товарищей? - Пойдем в комиссариат, - поднялся полковник, - ты опять начинаешь рассуждения на отвлеченные темы. А у нас конкретная задача. Они поднялись и вышли из кафе. В Палермо было прохладно, ночью прошел дождь, и было приятно наслаждаться почти деревенской идиллией после судорожно-пыльного августовского лета в Париже. В комиссариате их принял Даниэль Бове, молодой комиссар полиции. Сначала они решили, что и он всего лишь исполняющий обязанности или заменяющий самого комиссара в его отсутствие. Но затем выяснилось, что Бове прибыл сюда из Неаполя и работает здесь уже второй год. Он был действительно молод, не больше тридцати пяти. К тому же он замечательно молодо выглядел. Буйная шевелюра, смущенная улыбка, какой-то молодой задорный взгляд, несмотря на опасную и сложную работу. Словно этот молодой человек еще не потерял способности улыбаться и любить жизнь, не превратился в циника, замкнувшегося в своей грязной работе. Едва гости вошли в комиссариат, как Бове выскочил им навстречу. У него было радостное лицо, словно он только что одержал некую победу. - Мы нашли вашего соотечественника, - закричал он с порога. - Когда я передал сообщение в аэропорт, выяснилось, что на самолет, следующий в Рим, действительно сел тот самый человек, чью фотографию вы мне показывали. Хромой, седой и не знающий итальянского языка. - У него билет в Рим? - спросил Машков. Дронго перевел его вопрос. - Нет, - ответил комиссар, - у него билет на маршрут Рим - Амстердам. - Опять перелеты, - зло прошептал Дронго и спросил у комиссара: - Он был один? - Этого мои люди не заметили. Но на него обратили внимание, когда он проходил к самолету. Он, очевидно, не знает ни английского, ни итальянского языков, так как прошел мимо указателей и едва не попал на другой самолет. - В Амстердам, - повторил Дронго, - значит, нужно лететь в Амстердам. Когда у него пересадка? - Он уже в Риме. Сейчас должен пересесть на самолет, вылетающий в Амстердам. Мы можем дать указание в Рим, чтобы его остановили. - Нет, - быстро возразил Дронго, - он наверняка не один. Если полицейские его остановят, то сбежит другой, тот, который нам так нужен. Я думаю, Ревелли вместе с ним. - Вряд ли, - улыбнулся комиссар, - он бы не рискнул приехать на Сицилию. Здесь его хорошо знают. Пойдемте ко мне в кабинет. Они прошли в кабинет, комиссар сел прямо на стол и спросил: - Что вы предлагаете делать? - Искать мистера Абделя, - ответил Дронго, - искать по всему острову. Он обязательно должен быть где-то здесь. - Вы представляете, какой у нас остров и как здесь легко спрятаться? - спросил комиссар. - Даже если бы у нас было достаточно людей, мы не смогли бы прочесать все города и селения Сицилии. Это нереально. Мне нужно знать конкретное место, где может быть ваш Абдель. Я уже разослал его фотографии по всему острову. Но все равно его вряд ли найдут. - Не будем терять времени, - согласился Дронго, - ваша задача - постараться хотя бы обнаружить следы этого типа здесь. А нам нужно срочно отправляться в Амстердам. И желательно попасть туда быстрее, чем убийца со своим спутником. - Значит, он обвиняется в убийстве? - переспросил комиссар. - А вы говорите, чтобы мы его не трогали. - У нас мало времени, синьор Бове, - напомнил Дронго. - Узнайте, сможем ли мы попасть в Амстердам раньше, чем они. - Это невозможно, но я сейчас попытаюсь узнать. - Комиссар поднял трубку. Через пять минут они уже знали, что для того, чтобы попасть в Амстердам примерно в одно и то же время с Лопухиным, им нужно через двадцать минут вылететь в Турин, а там успеть на рейс в Амстердам. - Быстро в аэропорт, - закричал комиссар, - иначе вы не успеете. Не раздумывая, они бросились к выходу. Комиссар спешил впереди. Он взял полицейскую машину, стоявшую во дворе, и, приказав водителю включить сирену, велел ему как можно быстрее доставить их в аэропорт. Машина понеслась на полной скорости. - Вы не взяли своей охраны, синьор комиссар, - напомнил водитель автомобиля. - Передай им, чтобы приехали в аэропорт, - крикнул комиссар и, обернувшись, сказал Дронго: - Ваши вещи остались в отеле. Может, успеем заехать за ними? - Отправьте их в Париж, в отель "Бел Мон", - отмахнулся Дронго. Комиссар улыбнулся. - Вы мне нравитесь, - крикнул он. Они успели к самолету, буквально вбежав по трапу в последний момент. Самолет уже должен был выруливать на полосу. Комиссар что-то кричал им вслед. - Что он кричит? - спросил Машков. - Кажется, обещает позвонить в Турин, чтобы задержать самолет на Амстердам, - улыбнулся Дронго. - А ты еще говорил, что они все сонные. Вот тебе и сонный комиссар. - Он, по-моему, единственный не сонный, - засмеялся Машков. Через полтора часа они уже были в Турине. Самолет на Амстердам действительно задержали на двадцать минут. Теперь все зависело от их собственной расторопности в Амстердаме. - Десять минут, - вспомнил Дронго, - у нас с ними разница в десять минут. Они прилетят раньше нас и могут уехать из аэропорта еще до того, как мы приземлимся. - За десять минут они не успеют никуда уехать, - усомнился Машков. - Пока будут проверка документов, таможня, граница - ничего не будет, - возразил Дронго, - это же Шенгенская зона. Никаких границ, никаких паспортов, никаких документов. Мы можем не успеть. - Ничего не поделаешь, - философски заметил Машков, - мы же не можем выпрыгнуть из самолета раньше времени. - Я пойду поговорю с пилотами, - поднялся из кресла Дронго, - может, они попытаются прилететь в Амстердам чуть раньше. Я думаю, это не так уж невозможно. - Ты думаешь, это автомобиль, просто взять и прибавить скорости? - Господи, если бы ты только знал, как я ненавижу самолеты, - наклонился к полковнику Дронго, - но у меня нет другого выхода. Приходится каждый раз влезать в это чудовище. Он двинулся к кабине пилотов. У самых дверей его остановила стюардесса. - Туда нельзя, синьор, - улыбнулась она Дронго. - Передайте пилотам, что я из полиции, у меня очень важное дело, - попросил Дронго, - важное сообщение, - поправился он. В Италии не принято шутить на тему полиции. И тем более в воздухе. Девушка бросилась в кабину пилотов и уже через минуту открыла дверь. - Входите, - пригласила она Дронго. - Синьор командир, - сразу начал Дронго, - у нас очень важное дело. Из Рима в Амстердам сейчас летит самолет, в котором находится опасный преступник. Нам нужно опередить тот самолет хотя бы на несколько минут. Мы не могли бы приземлиться в аэропорту на десять минут раньше, чем этот самолет? - Вы сказали, что вы из полиции, - мрачно спросил командир лайнера, - у вас есть документы? Он почувствовал по акценту, что говоривший иностранец. И это его насторожило. - У меня есть командировочное предписание, - попытался объяснить Дронго, - есть письмо в Интерпол. - Вы не гражданин Италии? - уточнил пилот. - Нет, - признался Дронго. - И не служите в итальянской полиции? - Нет, - он уже понимал, что его затея с треском провалилась. - Выйдите из кабины, - приказал пилот, - это не частный самолет. И мы не выполняем заказов наших пассажиров. Самолет прибудет в Амстердам точно по графику. Если у вас есть очень важное дело, вы можете оплатить разговор кредитной карточкой и позвонить в полицию Амстердама прямо из самолета. Ничего другого я вам предложить не могу. Уходите, синьор, здесь запрещено находиться посторонним. - Что и следовало ожидать, - уныло сказал Дронго, выходя из кабины. Он вернулся на свое место. Сел рядом с Машковым. - Ну, что? - спросил полковник. - Получилось? - Спрашивали, где мои документы, - признался Дронго, - и, выяснив, что я не итальянский полицейский, прогнали из кабины пилотов. Машков усмехнулся. - Так тебе и надо, - сказал он, - привык все решать кавалерийским наскоком. Ничего не получится, они сядут все равно точно по графику. - Как это не получится? - вдруг спросил Дронго. - Еще как получится. Он снова поднялся и, достав свою кредитную карточку, прошел к телефону, установленному между салонами самолета. Вставив карточку, он быстро набрал номер и минут пять с кем-то оживленно разговаривал. Потом снова вернулся на свое место. - С кем ты говорил? - поинтересовался Машков. - Сейчас узнаешь, - победно улыбнулся Дронго, - минут через десять-пятнадцать. Полковник кивнул и не стал больше задавать вопросов. Ждать пришлось долго, минут двадцать, пока в салоне авиалайнера не раздался голос командира экипажа. - Мы совершаем полет по маршруту Турин - Амстердам. Вниманию пассажиров, наш самолет прибудет в аэропорт Схипхол на десять минут раньше срока. Температура в аэропорту плюс восемнадцать градусов. Благодарю за внимание. - Как это тебе удалось? - изумленно спросил Машков, когда Дронго перевел ему сообщение командира экипажа. - Очень просто. Я позвонил в Палермо комиссару Бове. Он позвонил в Рим, а оттуда уже позвонили в Турин и связались с самолетом, подтвердив мои полномочия. Теперь мы прилетим в столицу Голландии почти одновременно с Лопухиным и людьми, которые находятся с ним в лайнере. Наша задача - не упустить его в Амстердаме. Машков ошеломленно смотрел на Дронго. Потом признался: - Чем больше я с тобой общаюсь, тем больше убеждаюсь, что ты уникальный человек. Для тебя не существует барьеров. Никаких барьеров. Я могу тебе только позавидовать. АМСТЕРДАМ. 21 АВГУСТА Они действительно прилетели в Амстердам на десять минут раньше срока, и командиру даже пришлось запросить разрешение на незапланированную посадку. Их посадили у другого терминала, и хотя они первыми выскочили из самолета и бегом добирались до другого выхода, все же потеряли несколько минут. Они