а камеру. Как только можно будет зажечь свет, я
подсоединю камеру к видику и мы на него посмотрим, - произнес Джонатан.
Я подошла к окну и отодвинула немножко занавеску, вглядываясь в
темноту. Непосредственно перед домом были ухоженные газоны, вдоль которых
шла проезжая часть, а за ней открывался довольно большой паркинг для машин
жильцов этого дома. Слева и справа от паркинга были кусты, деревья, в
которых прятались детская площадка, лавочки, а может быть, и наш
обольстительный джинсовый брюнет...
- Я боюсь, - сказала Шерил.
В ее голосе не было страха, она, должно быть, приложила все свое
немалое самообладание, но меня оно не обмануло. Я бы на ее месте тоже
боялась. Я даже начала потихоньку бояться на своем месте. Эйфория
приключения прошла и, запертая в квартире, не зная, что происходит за ее
пределами, я уже была далеко не такая храбрая. Следить за неким объектом и
самой быть объектом слежки - это, скажу я вам, совсем не одно и то же...
- Я останусь с тобой до утра, если хочешь, - предложил мужественный
Джонатан.
В моем сердце что-то дрогнуло. Уж не ревность ли?
- Я тоже, - поспешила заверить их я.
- Спасибо... Так что же получается у нас в конечном итоге? Этот
молодой, выходит, что-то вроде технической службы?
- Видимо, - ответил Джонатан. Во-первых, это не может быть простым
совпадением: дважды после вашего телефонного разговора он шел в указанное
Олей кафе. Во-вторых, у него в машине лежит что-то вроде маленького плеера с
наушниками, из которого торчит антенна... Думаю, что эта штука может быть
телефонным перехватчиком. Учитывая, что у тебя радиотелефон, это задача
совсем несложная.
Шерил передернулась.
- А откуда ты все это знаешь, Джонатан? - спросила я настороженно. -
Как выглядит перехватчик, как он действует и прочее?
Джонатан было раскрыл рот, чтобы мне ответить, как в кустах что-то
шелохнулось и я напряглась, прижавшись к занавеске. Шерил заметила мое
движение и прошептала, словно ее могли услышать: "Он там?" Я тоже ей
ответила шепотом: " Не знаю. Что-то шевельнулось, а что - не знаю..." И
вдруг я подумала - я где-то про такое читала - а что если у него есть
аппаратура, которая ловит даже речь через стенки? Тогда он слышит все, что
мы говорим сейчас!
Свистящим от напряжения шепотом я поделилась своими опасениями.
Джонатан помычал и выговорил, наконец: "Сомневаюсь. Для такого прослушивания
нужна техника посолидней. Специально оборудованная машина и электронный
стетоскоп на окнах или хотя бы на стенах..."
Он и это знает, отметила я, - на этот раз про себя. Какая
образованность в вопросах подслушивания!..
Мы замолчали. Я вглядывалась в полутемный двор. Проезжая часть была
хорошо освещена, но остальная часть двора была погружена во мрак и лишь
редкие машины разъезжающихся гостей или возвращающихся жильцов
проскальзывали по нему фарами. Тот парень, если и торчал где-то под нашими
окнами, ничем своего присутствия не выдавал.
- Интересно, давно они прослушивают мой телефон? - сказала задумчиво
Шерил. - Могли они засечь наши с тобой разговоры?
- Могли, - сказала я, - только что с того? Я им не нужна. Или не буду
нужна, как только они поймут, что твоя деятельность не имеет ко мне ни
малейшего отношения. А вот ты... За тебя я волнуюсь, и даже очень.
- Заметьте, девочки, что телефон Шерил прослушивается не через сеть, а
через специальный прибор, который работает в определенном радиусе. Из чего
следует, что они могли слышать только те разговоры, которые...
- ...ты вела, когда машина стояла здесь!
- Но мы не знаем, когда она стояла, кроме этих двух вечеров, - добавила
Шерил.
- Ты вела за последние дня какие-нибудь важные разговоры, которые
касаются твоей экологической деятельности? - заговорил было Джонатан, как
вдруг телефон, предмет наших обсуждений за последние сорок минут, взорвался
оглушительным звоном.
Мы окаменели.
- Кто это? - снова шепотом спросила Шерил. В голосе ее слышался ужас.
- Это ты у нас спрашиваешь? Тебе кто-то может звонить в такое время...
- Джонатан покрутил запястьем, ловя слабый луч света, падавший в окно, - в
одиннадцать вечера* ?
- Не думаю, - снова прошептала Шерил. - Снять трубку?
- Раз мы сделали вид, что тебя нет дома, давай уж делать его до конца,
- предложила я.
Мы молча созерцали орущий аппарат. Наконец, он угомонился. Я снова
встала и подошла к окну.
- Вообще-то это логично, - сказал Джонатан. - Он не дождался никого в
кафе, вернулся во двор и увидел погасшие окна. У него два возможных вывода:
ты спишь или тебя нет. Вот он и решил проверить. Должно быть, ему досадно,
что он тебя упустил, и теперь он гадает, как это могло получиться...
- И у него есть номер твоего телефона! - добавила я.
- Он есть, по-моему, у всех возможных спецслужб, хотя я в Красном
списке.
- Это он! - шепотом заорала я, втираясь в занавеску. - Он смотрит на
твои окна.
Шерил с Джонатаном тихо подкрались к окну и встали с обеих сторон,
аккуратно вытягивая шеи, чтобы увидеть спортивную фигуру, крепко стоящую на
тротуаре под нами.
- Не узнаешь? - прошептал Джонатан.
- Нет, темно, - прошептала в ответ Шерил. - Я лучше пойду сяду. У меня
коленки ватные.
- Скажи-ка мне, Шерил... - медленно и в голос заговорил Джонатан. - У
тебя какие замки на дверях?
- Какие "какие"? Я в них не разбираюсь, не понимаю, что ты хочешь о них
узнать?
- Засов есть?
- Есть, даже два. А почему ты спрашиваешь?
- Это хорошо, - ответил Джонатан, отходя от окна. - Потому что он вошел
в твой подъезд.
"Что делать? Что делать?" - заметалось по комнате полное ужаса
восклицание. Однако, даже самый неподдельный страх не помешал мне осознать,
что мы с Шерил повели себя совершенно одинаково: обе схватились за лица и
завопили себе в ладони этот вопрос, причем совершенно риторический,
поскольку ответа на него не имелось. У нас с ней, по крайней мере. Но,
кажется, у Джонатана голова работала лучше, потому что он на нас прикрикнул:
- Замолчите вы, наконец, курицы! Слушайте внимательно! Сейчас я тихо
выйду из квартиры и стану звонить в вашу дверь. Вы мне не открывайте и не
шумите тут в квартире. Разыгрываем сцену под названием "никого нет дома". Я
буду звонить долго и настойчиво...
- А если этот тип переждет, пока ты не уйдешь, и начнет сам сюда
звонить?
- В крайнем случае, я сделаю вид, что ухожу, потом вернусь. Ему вы,
естественно, тоже не открывайте и зубами громко не стучите от страха. Все! Я
пошел.
- А это не опасно? - спросила я ему вслед.
Джонатан только махнул мне рукой, не оборачиваясь. Его жест означал,
что я должна закрыть рот.
Он бесшумно приоткрыл дверь и выскользнул наружу, неслышно прижав дверь
обратно. Палец Джонатана вдавился в кнопку звонка одновременно с шумом
раскрывающихся дверей лифта. У нас над головой оглушительно зазвенел звонок.
Я припала к глазку.
Джинсовый тип, не выходя из лифта, спросил у Джонатана, какой это этаж.
Получив ответ, что четвертый, он чертыхнулся, что-то пробормотал, двери
лифта закрылись и лифт поехал наверх.
- Девочки, - зашептал через дверь Джонатан, - он поехал вверх. Видимо,
хочет убедиться, что Шерил мне не откроет дверь. Будет пережидать, пока я не
уйду, и не исключено, что потом спустится сюда снова, чтобы, - слышишь,
Шерил? - тебя подстеречь, полагая, что рано или поздно ты придешь домой... -
шипел он через дверь. - Эй, слышите? Кажется, у меня есть другая идея!
Шерил, открывай осторожно дверь и выходи. Мы с тобой тихо спустимся - он шум
лифта услышит, но не догадается, что мы вдвоем и подумает, что это я ушел.
Потом мы с тобой поднимемся вместе, будто ты только пришла, а я на тебя
наткнулся, выходя.
Джонатан снова настойчиво позвонил к нам в дверь. "Шерил, - позвал он
не очень громко, - ты меня слышишь? Это я, открой! Шерил!"...
Мы тихо отвели щеколду, приоткрыли дверь и Шерил через мгновение была
рядом с Джонатаном.
- Закрой дверь на все замки, - прошептала мне Шерил, в то время как
Джонатан снова заорал "Шерил, ты дома?" и даже легонько постучал в дверь.
Сделав небольшую паузу, Джонатан вызвал лифт.
Оставшись одна, я испугалась. Они должны были вернуться через каких-то
пять минут, но я все же испугалась. Не отходя от дверного глазка, я
пробежала рукой по всем замкам и все их позакрывала и задвинула, стараясь не
шуметь. Когда на световом индикаторе над дверьми лифта высветился первый
этаж, я услышала шаги по лестнице. Джинсовый тип спускался.
Меня словно пригвоздило к дверям, к глазку - я боялась от него
оторваться, думая, что что-то может измениться в его внутреннем освещении и
он может догадаться, что в квартире кто-то есть. И я осталась стоять,
отделенная от него лишь весьма ненадежной дверью, через которую, казалось,
он мог слышать мое учащенное дыхание. В связи с чем я едва дышала.
И вдруг с другой стороны глазка ко мне придвинулся его глаз. Меня
охватила такая паника, что я чуть не помчалась прятаться под кровать. Может
ли он видеть мой глаз, как я вижу его? Или с другой стороны нельзя
рассмотреть? Ох, надеюсь, что нет... Как всегда бывает в таких случаях, ноги
сразу затекли, стоять было неудобно, страшно хотелось сменить позу и дышать
нормально. Но мне было страшно шелохнуться. Он все еще смотрел с другой
стороны в глазок.
Наконец, он отодвинулся от него. Уф - сказала было я себе с
облегчением, как над моей головой взорвался звонок. Я стояла, прилепившись к
двери, без малейшего движения, и только мои барабанные перепонки содрогались
от звона.
Должно быть, мне все-таки удалось его убедить, что дома никого нет.
Потому что в замке стал поворачиваться ключ. А может и не ключ, мне не
было видно, может это была отмычка. Но что бы это ни было, оно
поворачивалось где-то в области моего пупка, вызывая крайне неприятные
ассоциации и ощущения. Кажется, у меня снова начинались спазмы.
Он поворочался в двух замках и легонько нажал ручку двери. Я примерзла
к ее шероховатой поверхности при мысли, что она сейчас откроется.
Но она не открылась. Два засова, которые я закрыла вместе с остальными
замками, надежно удерживали ее.
Кажется, парень удивился и стал разглядывать дверь. Сейчас он
догадается, что на двери есть засовы, и что они открываются только изнутри,
и что, следовательно, в квартире кто-то есть...
Слава Богу, лифт тронулся с первого этажа и поплыл наверх. Скользнув по
индикатору глазами, парень быстро закрыл замки обратно, повернулся и
бесшумно скрылся на лестнице, ведущей вверх. Из лифта вышли оживленные
Джонатан и Шерил.
- Я так и не поняла, - говорила Шерил, - вроде это был ее голос, но она
вряд ли бы стала так шутить... Должно быть, кто-то разыграл меня.
С бьющимся сердцем я тихо-претихо отодвинула засовы. Шерил отперла
замки и они с Джонатаном шумно вошли в квартиру и зажгли свет. Я прижалась к
стенке на случай, если бы этот тип подглядывал с лестницы, и молча смотрела
на них, слегка прищурившись после темноты. Щелкнув замками, Шерил глянула на
меня внимательно и по моему белому от страха лицу поняла, что что-то за это
время случилось.
- Ты хочешь кофе? - крикнула она громко Джонатану, который стоял рядом
с ней.
- Хочу! - крикнул в ответ Джонатан.
Шерил погасила в прихожей свет и осторожно заглянула в глазок. "Никого
нет", - прошептала она мне и, взяв меня за руку, повела на кухню.
- Рассказывай, - велел Джонатан.
Кофе и в самом деле был нужен нам всем. Мой рассказ о попытке
джинсового попасть в квартиру поверг нас всех в глубокое молчание. У меня на
нервной почве разыгрался аппетит и Шерил приготовила мне бутерброд. Сама она
есть не стала, только тихо помешивала ложечкой свой кофе. Джонатан стоял у
темного окна гостиной, и его кофе стыл в черной чашке.
- Джонатан, - позвала я его, - или сюда, черт с ним, с этим типом. Рано
или поздно он уйдет отсюда, не будет же он ночевать на лестнице...
Джонатан, помешкав еще у темного окна, присоединился к нам.
- Он хотел проверить, ушла ли я действительно? - спросила его Шерил.
- Наверное...
- Или его что-то интересовало в моей квартире?
- Не знаю, Шерил.
- Я вот что хочу понять: а если бы я не ушла, если бы он на меня
наткнулся дома, что бы он тогда стал делать?
У меня у самой на языке крутился этот вопрос. Только у нас на него не
было ответа. Ни у кого.
- Джонатан, - сказала я жалобно, - скажи, что ты об этом думаешь? Ты же
у нас умный...
- Я Ги позвоню, - заявила Шерил, видя, что Джонатан молчит.
- Ему можно звонить в такое время? - удивилась я. Я уже знала, что во
Франции звонить после десяти вечера считается неприличным, а уже была
практически полночь.
- Он один живет, снимает студио...
- Ему нельзя звонить, - сказал Джонатан. - Твой телефон прослушивается,
ты забыла? И тип этот в джинсах, если не сидит в своей машине, то, возможно,
до сих пор торчит возле твоего дома или даже у тебя под дверью.
- Господи, ну что ему надо от меня?!
Шерил отчаянно звякнула кофейной ложкой.
Джонатан спокойно допил свой кофе, отставил чашку.
- Из всего из этого - сказал он, - я делаю один вывод: тебе надо срочно
переезжать отсюда.
- Мы как раз собираемся это сделать, - сообщила я. - Уже квартиру
нашли.
- Они меня все равно выследят, - возразила Шерил. - Они знают, где я
работаю. Не менять же мне работу?
- Возьми отпуск, хоть на недельку. Сможешь? А мы за это время подумаем,
что делать. Не нравится мне все это...
В обеденный перерыв следующего дня мы сидели в "Птичке на ветке"
вчетвером - четвертым был, естественно, Ги - и обсуждали вчерашние события.
- Все очень просто, - говорил Ги, жуя, - один у них обычный "хвост",
который следит, куда ты пошла и зачем. Другой же, молодой - специалист по
твоим телефонным контактам - если, конечно, можно доверять заключению
Джонатана, - съязвил он слегка. - Он должен засечь твои телефонные контакты
и, по возможности, их проверить. Когда он потащился в это кафе и никого там
не нашел, он заподозрил, что его водят за нос и вернулся, чтобы убедиться...
- А зачем он хотел войти в мою квартиру? - нервно воскликнула Шерил. -
Если он действительно подозревал, что я вожу его за нос, то он мог же
предположить, что я дома сижу, затаившись. И тогда бы он на меня наткнулся
и... что бы он сделал?!
- Не паникуй. Ничего бы он не сделал. Он, скорее всего, рассчитывал,
что если ты дома, то забеспокоишься, испугаешься, когда услышишь звук
открывающегося замка, окликнешь, типа "кто там?", выдашь как-то свое
присутствие. И тогда он бы просто повернулся и ушел - ушел бы уже точно
зная, что он засветился. Вот и все.
Мы с Шерил переглянулись. Ги был - похоже на то - прав. Уф! Отлегло от
сердца. Вот уж воистину, три головы хорошо, а четыре - лучше.
- Да! - сказала я, - Наверняка, так оно и есть. Но что он должен был
подумать, когда увидел, что дверь не открылась?
- Что на двери есть засов и в квартире кто-то есть, - сказал Джонатан.
- Или, - рассудительно посмотрел на него Ги, - что он что-то не так
сделал своими отмычками.
- Какой ты умный, Ги, - сказала я и посмотрела на Джонатана. Ага, уело!
Так ему и надо, нечего нас пугать.
- Но Джонатан прав, - веско добавил Ги, одарив англичанина, наконец,
одобрительным взглядом, - переезжать надо. И придумать, как быть с работой.
Вернее, как уйти от слежки. Иначе они в первый же рабочий день "поведут"
тебя прямо от твоего офиса до дверей новой квартиры.
- Я отпуск взять не могу.
- Надо, - сказал Джонатан.
- Я придумала лучше. В понедельник я пойду к врачу и нажалуюсь на кучу
недомоганий. И на следующую неделю у меня будет освобождение от работы. За
это время мы что-нибудь придумаем.
- Гениально. Когда переезд?
- В субботу, - ответила я. - Я уже переехала, квартира уже
оплачивается, дело только за Шерил.
- Это неосмотрительно, - сказал Джонатан. - Мы не знаем, следят ли за
Шерил по выходным.
- Зачем она им нужна? Даже члены экологических обществ отдыхают по
выходным, правда, Шерил? - выступил Ги. - И шпионы тоже люди, им тоже надо
здоровья поднабрать, у них работа вредная.
- Не следят. Я в прошлые выходные уже наблюдала.
- Я вам помогу, девочки, - сказал Ги. - У моего приятеля есть
фургончик, я возьму. В котором часу приехать?
- Я приду, помогу вам грузить, - несколько хмуро предложил Джонатан.
По-моему, ему не понравилось, что Ги его опередил.
- Спасибо, мальчики, - заулыбались мы с Шерил ангельскими улыбками. -
Это очень мило. Приходите сразу после обеда, вас устроит?
- Значит, в субботу, в 13.30. Да, Джонатан? - весело сказал Ги,
вставая.
Джонатан кивнул без улыбки.
- А сегодня я предлагаю подежурить в мою очередь. Я останусь у тебя
ночевать, Шерил. Ведь надо же тебя охранять!
- Хорошо, - просто согласилась Шерил. И покраснела.
Самое смешное, что и Ги покраснел.
Мы с Джонатаном незаметно улыбнулись друг другу.
Вечером в пятницу я должна была ночевать у Шерил, чтобы помочь ей со
сборами. У меня был ключ от ее квартиры и я должна была к ней приехать
заранее, чтобы ее "хвосты" меня не засекли. Наши рыцари обещали быть в
боевой готовности и ринуться нам на помощь по первому звонку.
До вечера, однако, у меня было свободное время и я решила послоняться
по магазинам в поисках нужных мне для нового жилья вещей. И только выйдя из
метро у коммерческого центра я вдруг поняла, что Игорь мне так и не
позвонил, а я ему так и не дала свой новый номер телефона.. Во мне поднялась
паника. Я заметалась в поисках сигаретной лавки, чтобы купить телефонную
карточку, нашла, купила, ворвалась в первый же автомат и набрала наш номер.
Телефон не ответил. Я долго слушала гудки, потом набрала еще раз. Его не
было дома.
Что, в общем-то, было совершенно нормально. Днем его и не должно быть
дома. Он ведь работает, мой Игорек, деньги зарабатывает, на которые меня и
балует... Нужно просто позвонить ему попозже вечером. Но вечером я буду у
Шерил, а от нее - мы договорились - больше никаких звонков. Не хватало еще
только французскую разведку озадачить связями Шерил с "новыми русскими"!
Значит, надо будет позвонить ему часов в семь по Москве...
Но его не было дома и в семь.
Подходя к дому Шерил, я внимательно осматривалась по сторонам,
останавливалась у витрин, вглядываясь в отражения позади меня, пряталась в
выступах стен - в общем, вела себя примерно так, как ведут себя шпионы в
кино. Собственно, другого опыта, кроме киношного, у меня не было. Я не
заметила никого. Должно быть, прав Ги - у "хвостов" уже начался уик-енд.
Вечер прошел спокойно и тихо. Мы упаковывали вещи Шерил в коробки и
сумки. Мы никого не заметили под нашими окнами и никто не пытался проникнуть
в нашу квартиру. Я бы сказала, что мы успокоились, если бы я успокоилась. Но
я нервничала. Я думала об Игоре. Меня раздирало желание позвонить домой и
проверить, там ли он. Звонит ли он в мою пустую прежнюю квартиру в надежде
меня там застать? Волнуется ли, как я? Или?...
Первое, что я сделала наутро в субботу, - это кинулась звонить домой.
Игоря не было.
Что ж, снова дождусь вечера.
В ожидании наших добровольных грузчиков, мы решили перевезти часть
вещей сами. Загрузив до отказа машину Шерил всем тем, что было не-мебель, мы
поднялись за последними сумками. Шерил взяла две самых тяжелых. "Закрой
дверь, - сказала она мне, - и спускайся. Я пока разверну машину".
Я заперла дверь и, подхватив три объемистых пакета, вошла в лифт. Меня
охватила непонятная тревога, словно наш переезд на новую квартиру должен был
начать собой какой-то новый этап моей жизни - плохой ли, хороший ли, я не
знала, но внутри меня поселился какой-то холодок. Скорее, неприятный...
Выходя из лифта, через стекло подъезда я увидела Шерил, протирающую
лобовое стекло нетерпеливо урчащей машины. Она повернула голову и улыбнулась
мне - так легко и радостно, что тревога тут же отпустила меня.
Шерил оторвалась от своего занятия и пошла навстречу мне, чтобы
придержать для меня тяжелую дверь подъезда.
И вот тогда невозможное, неправдоподобное, ярко-оранжевое пламя
взвилось столбом, раскидывая горящие осколки металла вокруг...
Не помню, куда я бросила сумки. В них что-то звякнуло и разбилось,
глухо и тихо, поглощенное оглушительным взрывом. Я бежала к Шерил, к дверям,
а стекла двери, рассыпаясь на тысячи острейших осколков, летели на меня...
И тело Шерил черной дугой сквозь огненные брызги.
И все.
ПАРИЖ-ЛОНДОН
ПОЧТИ СОСТОЯВШЕЕСЯ УБИЙСТВО.
Свет режет глаза.
Сразу всплывает: свет, ослепительный свет. Резанул по глазам, и, спустя
мгновение, по лицу, по коже, по всему телу. Свет состоял из пламени и
осколков стекла... И из оглушительного, сотрясающего все тело грохота,
который вместе с пламенем и осколками отшвыривают меня назад, на каменный
пол...
Потом всплывает: сквозь огненный вихрь - Шерил, подброшенная в воздух,
вместе со стеклами и пламенем влетающая в подъезд...
Потом ужас: где Шерил? Что с ней?!
Потом страх: а что со мной?!
Холодея, прислушиваюсь к телу.
Тело отвечает: больно. Не очень понятно, где именно, - но понятно, что
очень.
Очень больно.
ОЧЕНЬ БОЛЬНО!!!
Паника.
Не могу понять, все ли на месте.
Кричу.
Никто не идет. Никто не идет. Никто не идет!
Но где-то же должен быть звонок?!
Повернула голову. Увидела. Дотянулась, нажала...
Ура! Я дотянулась - руками! Есть руки! В бинтах, но есть!
Спокойно, спокойно, надо взять себя в руки, тем более, что они есть.
Выясним теперь про ноги. Эй, ноги, вы где?
Пошевелила.
Шевелятся.
Нет, мне это не кажется, движение одеяла подтверждает, что под ним -
мои ноги.
Что ж, уже лучше. Ничего не оторвалось. Голова тоже на месте, а то чем
бы я думала про свои конечности?
Вот только странно, что ощущение такое, будто у меня ничего нет.
Это потому, - догадываюсь я уцелевшей головой, - что все болит. И
голова тоже болит. И лицо. И все какое-то стянутое...
Я ОБОЖЖЕНА!
Боже мой, я обожжена, я изуродована!
Руки тянутся к лицу. На лице бинты.
А что под бинтами?... Дайте мне зеркало! Немедленно к зеркалу, встать,
идти, себя увидеть!
Что-то не пускает. В вене игла. Капельница.
Господи, - падаю я на подушку, - за что?!
Дверь впустила пожилую женщину в белом переднике.
- Вот как хорошо, ты проснулась... - улыбается мне она, - вот и
прекрасно, сейчас будем кушать...
Я еще ничего не успела спросить про свои ожоги, как в мою палату снова
вошел человек, на этот раз лысоватый полный мужчина в белом халате. Ласково
глядя на меня, он присел на край моей кровати и начал выяснять, кто может
заплатить за мое лечение.
Кто? А я откуда знаю, кто? Я не знаю, что есть на моем счету во
Франции. Я не знаю, сможет ли Игорь заплатить за мое лечение. Да-да,
страховка у меня есть, но я не имею ни малейшего понятия, покрывает ли она
несчастные случаи... А Шерил как же? Что с ней?!
ЧТО С ШЕРИЛ?!!
- А вы ей кто? Ах, подруга...
И тут я холодею. Раз они не заметили нашего сходства, значит... Лица
наши разглядеть трудновато...
Ее?!
Мое?!
Оба?!!!
- А родственники у нее есть, не знаете?
Есть, есть, в Америке, но что же с ней, скажите, наконец!!! Почему
родственники, неужели дело так худо?!..
- Ваша подруга в коме.
Жива. Значит, жива. Но в коме. Значит - пока жива. Цела?
- Она... она покалечена?
- Нет, к счастью. Но взрывная волна вызвала контузию головы и в данный
момент...
- Она выживет?
- Мы на это надеемся.
Собаки. Никогда прямо не скажут.
- У нее нет серьезных повреждений, ожогов там или чего?..
- Ожоги имеются... Но это все вполне в пределах компетенции современной
медицины, единственно, чего нам не хватает на данный момент - это ее
сознания. Залог успеха операции, понимаете ли, прежде всего в сознательном
желании больного выздороветь...
- А я?
- Что вы, мадемуазель?
- Что со мной?!
- Все в порядке, вам не о чем беспокоиться. Небольшие ожоги и порезы...
Небольшие? Что он мне голову морочит, у меня все так болит, что я себя
не чувствую!!!
- Мне больно... - сказала я жалобно, и подумала о Шерил. Стыдно
сказать, но я была рада, что не оказалась на ее месте.
- Через пару дней танцевать будете, - сказал, вставая, врач. - А пока
вам укольчик обезболивающий сделаем. Вам принесут поесть, а потом - спать.
- Сначала зеркало, - сказала я. - Все остальное потом.
Зеркало размером с детскую книжку было вручено в мои забинтованные руки
со словами: - "Вы все равно ничего в нем не увидите, но расстраиваться не
надо, через недельку повязочки снимем, вот тогда и посмотрите"...
Забинтованное чучело смотрело на меня круглыми глазами, торчал нос,
совершенно целый и даже не поцарапанный, нижняя губа была порезана и под
бинты уходил краешек аккуратного шва. Глаза у чучела немедленно покраснели и
наполнились слезами.
- И много у меня еще таких? - указала я на шов, шмыгнув уцелевшим
носом.
- Немножечко совсем, - уклончиво сказал врач. - Еще парочка-троечка, не
больше... Но они все пройдут бесследно, я вас заверяю, - вас оперировал сам
доктор Шован!
- "Сам доктор Шован" - это значит хорошо?
- Еще как!
- А почему у меня тогда вся голова забинтована?
- У вас несколько небольших ожогов и множество мелких, совершенно
незначительных порезов - осколки, знаете ли, как занозы впились в кожу, -
все это не оставит следа, но пока что повязки совершенно необходимы...
- И на голове тоже?
- Частично... - кивнул доктор. - Волосы пришлось, извините, состричь...
Волосы! Мои красивые, мои распрекрасные волосы, моя гордость, предмет
зависти всех подружек! И снова - мысль о Шерил и стыд за собственные
мелочные страдания.
- Я к Шерил пойду, - села я на кровати.
- Что вы, что вы, - испугался доктор, - вам нельзя. Вам ходить нельзя
пока, вам под капельницей лежать нужно, и потом, вы так напичканы
успокоительными и обезболивающими средствами, что ваши ноги вас не
послушаются! В первый раз надо будет вставать обязательно с медсестрой, у
вас обморок может случиться, вы ведь уже третий день в постели...
- Третий день?!
- И потом, к вашей подруге нельзя. Она в коме, я вам сказал.
Послушайтесь меня, моя дорогая, поешьте спокойно, потом поспите - это самое
лучшее, что вы можете сделать в данной ситуации для себя, а для вашей
подруги предоставьте нам сделать все необходимое, ладно?
Доктор похлопал меня по забинтованной руке, которая немедленно
отозвалась болью, и встал.
- Какой сегодня день?
- Понедельник, 11 декабря.
- Я что, была без сознания?
- Некоторое время, да. Потом под влиянием наркоза - вас оперировали - и
успокоительных средств.
- Мне нужно в Москву позвонить.
В дверь постучали. Врач подошел к ней и распахнул. В комнату задвинулся
полицейский в форме.
- Мне сказали, что я могу поговорить с мадемуазель?...
- Поговорите, - кивнул врач. - Только не утомляйте больную. Ей нужен
покой. А в Москву... - он повернулся ко мне, - по этому аппарату вы можете
звонить в Москву, - кивнул он на зеленый телефончик, стоявший на тумбочке у
кровати, - но вам нужно будет сначала заплатить за пользование им, тогда его
вам включат...
С этими словами он покинул мою палату, оставив меня наедине с
полицейским.
- Комиссар Гренье, - представился он.
Это был очень большой и плотный мужчина с темно-рыжими коротко
стриженными волосами. Форменная рубашка туго натягивалась на обширной груди,
крупные белые руки были покрыты рыжеватыми волосками и веснушками.
- Постарайтесь вспомнить как можно подробнее все, что предшествовало
этому взрыву. Каждая деталь важна, вы же понимаете...
Я постаралась. Я рассказывала про предыдущие покушения на Шерил, про
взрыв и про двух мужчин, которые следили за Шерил, и меня постепенно
охватывала ненависть, от которой я начинала задыхаться. По какому праву они
распорядились нашей жизнью, здоровьем, красотой? По какому праву?!!
- Вам плохо? - испуганно спросил комиссар.
- Нет. Мне отлично. Только найдите их. Поскорее найдите этих сволочей,
пожалуйста.
- Постараемся, мадмуазель, - кивнул полицейский. - Что-нибудь еще
вспомните?
- Меня удивило вот что: почему и как они узнали о нашем переезде? Они
следили за Шерил только после окончании работы, в выходные слежки не было -
мы специально проверяли. А тут пришли днем, в выходной, и пришли со
взрывчаткой, и заложили ее в машину... Как они узнали?
- "Они"?
- Ох, не знаю, пусть будет "он". Вы знаете, сколько их было?
- Пока я не знаю ничего. Ваша подруга ежедневно пользуется машиной?
- Нет. Только вечером - и то не всегда - и в выходные. На работу она
ездит на метро из-за пробок.
- Следовательно, машина могла быть заминирована в любой рабочий день и
должна была взорваться только тогда, когда ее завели. Ваше присутствие
оказалось несчастливой случайностью. Не в курсе, когда мадемуазель Диксон
последний раз до этого взрыва пользовалась машиной?
- Наверное, в прошлый понедельник - у них, у экологистов, было какое-то
важное собрание.
- Взрыв произошел в прошлую субботу... Следовательно, бомба могла быть
заложена в любой день прошлой недели. Механизм приводился в действие через
пять минут после включения мотора.
- Скоты, - пробормотала я.
- Тем не менее, нельзя исключить гипотезу, что кто-то заранее знал о
вашем намечающемся переезде. Попытайтесь вспомнить, кому вы говорили о нем
говорили.
- Никому. Кроме Джонатана и Ги, разумеется.
- Этих молодых людей мы уже допросили, - кивнул следователь. - Есть ли
у вас основания подозревать кого-то из них в желании убить Шерил?
- Бог мой, конечно нет! К тому же Джонатан знает ее каких-то две
недели...
- А вас?
- Что меня? - не поняла я.
- А вас он давно знает?
- С тех пор, как начались занятия в Сорбонне, с начала октября...
- И какие у вас с ним отношения?
- Дружеские... Вы что, подозреваете, что Джонатан хотел убить - меня?
Я аж подскочила на кровати от такого предположения, забыв про боль,
которая, впрочем, тут же напомнила о себе.
- Я рассматриваю возможные версии, только и всего... Значит, вы
полагаете, что у этого англичанина нет никаких причин, чтобы желать вашей
смерти или смерти Шерил?
- Послушайте... Это до такой степени нелепое предположение... Это
просто невозможно!
- На вашем месте я не был бы так уверен.
- Это почему еще? У вас есть подозрения?
- Нет, пока нет. Но не стоит так безоговорочно доверять малознакомым
людям и так категорично настаивать на том, что вам, на самом деле, мало
известно. Что вы знаете об этом юноше?
- Ну хотя бы то, что я ему нравлюсь. А почему вы не задаете подобных
вопросов насчет Ги?
- С ним проще - он француз. Про него мы уже немало знаем и, нам
представляется, что он по всем характеристикам не наш клиент. Англичанин же
- темная лошадка. Оснований подозревать его у нас нет, но надо будет еще
справиться на его счет в английской полиции...
- Меня удивляет, что ваше следствие приняло такой странный оборот. Я бы
на вашем месте искала среди реальных врагов Шерил, которым она серьезно
мешает своей экологической деятельностью.
- Возможно, что никому. Это мог быть террористический акт. Вы знаете,
последнее время исламисты...
- При чем тут они? Это же совершенно очевидно, что покушались именно на
Шерил! Исламисты взрывают бомбы в общественных местах, а ее двор - это вовсе
не общественное место, вы что, не понимаете?
Комиссар улыбнулся.
- Скорее всего, вы правы. Но исключить эту гипотезу мы пока не можем.
Что-нибудь еще вспомнили? А то я оставлю вас отдыхать, и так уж, должно
быть, замучил... Доктор говорит, что вы легко отделались. Я рад за вас.
- Знаете что... - заговорила неуверенно, потому что мысль моя не была
мне самой ясна до конца. - Что-то в этом парне в джинсах меня насторожило.
- Что именно? - быстро навострил уши следователь.
- Какая-то странность, особенность... Как будто он... Как будто он не
француз, а иностранец. Вот вы сейчас говорили: Ги - француз, Джонатан -
англичанин... Понимаете, и того, и другого видно за сто километров: вот идет
француз, а вот идет англичанин. Я в Сорбонне учусь, там одни иностранцы... Я
это научилась улавливать: кто иностранец, а кто нет.
- И почему вы считаете, что этот тип в джинсах - иностранец?
- Сама не могу понять. Лицом он скорее на итальянца похож, да ведь
такими лицами во Франции никого не удивишь... Тут другое. Тут вот что! -
воскликнула я, - он джинсовый костюм носит!
- Ну и что? - удивился следователь.
- У вас дети есть?
- Есть, - ответил он ошарашено. - И что с того?
- Сколько лет?
- Восемь и двенадцать.
- Они носят джинсовые костюмы? Не джинсы, а именно костюмы, с курткой?
- Носят. Не пойму, что вы в этом странного нашли.
- А парню этому под тридцать, не меньше. В этом возрасте практически
никто не носит джинсовые костюмы, только джинсы, но не джинсы с куртками.
Это как бы признак дурного тона.
- Вы сильно преувеличиваете. У нас и так носят, и сяк, - кому как
нравится. А насчет тона - так он, может, из такой среды, в которой
дурной-недурной тон никого не волнует?
- Может... Не знаю я. Но все-таки... Что-то в нем есть нефранцузское...
- Он, по вашим словам, произнес фразу из лифта: "это какой этаж?"
Акцент у него был?
- Не обратила внимания.
- А если бы был - обратили бы!
- Но три слова можно произнести без акцента! Когда я говорю
по-французски, люди не сразу замечают мой акцент, потому что несколько
коротких и несложный первых слов его не выдают! Потом, я его не очень хорошо
слышала, через дверь, он у Джонатана спросил. И потом - я русская, Джонатан
англичанин, нам не так легко распознать акцент в неродном французском!
- Допустим. Но все же ваше заключение насчет джинсовой куртки уж очень
натянуто выглядит...
- Нет! Я поняла в чем дело: не в куртке! А в каскетке!
- Французы, по-вашему, каскетки не носят?
- Задом наперед, на американский лад!
- Ну, знаете, у нас молодежь тоже...
- Этот тип - американец!
- А что, ваша подружка и американцам насолила?
- У нее международная деятельность...
- Ну ладно, возьму ваши соображения на заметку, хотя они мне кажутся,
не скрою, сомнительными, мадемуазель. Но - как знать, как знать, может и
пригодятся. Спасибо, мадмуазель. Выздоравливайте!
Рыжий комиссар поднялся, подергал затекшими ногами и вышел из моей
палаты.
Разговор меня все-таки утомил. Вспоминать все это было тяжело и
болезненно, боль за Шерил меня не отпускала, как и моя собственная,
физическая боль.
Поев без аппетита, я задремала и проснулась уже в сумерках, когда в мою
дверь снова постучали. Первыми в двери показались цветы - круглый, как
блюдо, букет коралловых роз, убранных по окружности колосьями и какой-то
зеленой травой. За букетом появился Джонатан.
- Джонатан! Джонатан... - сказала я и заплакала.
Он подошел, наклонился ко мне, заглянул в мои мокрые глаза и поцеловал
меня в покрасневший нос.
- Я люблю тебя, - сказал он тихо.
Я перестала плакать от удивления. Я удивилась, конечно, не тому что он
меня любит, я это и так знала, а тому, что он это сказал. Поймав мой взгляд,
Джонатан, словно пожалев о вырвавшихся словах, сменил тон и тему:
- Ты хорошо выглядишь, - сказал он ровно-светским голосом, и
спохватился: - Во всяком случае, твой нос...
Джонатан заплатил за мой телефон и мне его включили. Первым делом я
позвонила домой. Игорь не отвечал. Он не отвечал вечером, он не отвечал
утром, он не отвечал ни в какое время дня и ночи. Но не мог же он быть на
работе круглосуточно! И он не мог уехать так надолго, не предупредив меня!
Я терялась в догадках. Он мне был очень нужен, очень. Особенно сейчас,
когда мне было так плохо, так одиноко. Особенно сейчас, когда я так
нуждалась в его помощи и совете.
Особенно сейчас, когда Джонатан сказал "я люблю тебя"...
И оттого, что он так безнадежно куда-то запропастился, мне было
страшно.
Так страшно, что я боялась даже позвонить маме. Кроме того, мне не
хотелось ей говорить, что со мной произошло. Это тоже было слишком страшным.
По ночам мне снилась сверхтемпераментная брюнетка в постели с Игорем.
Она раскрывала, как рыба, огромный красный рот и всасывала его в себя, а его
тело, извиваясь, как червяк, постепенно исчезало в ее ненасытной утробе...
Я искала объяснение его исчезновению. Я искала объяснение моим снам. Я
стала думать, что никогда не удовлетворяла Игоря по-настоящему как женщина.
Он был моим первым мужчиной, он научил меня всем премудростям секса, но в
ответ я могла ему дать только то, чему он меня научил... В нашей интимной
близости мы не были партнерами, мы не были дуэтом, поющим на два голоса
песню страсти: был всего один голос - Игорь и его эхо - я.
И теперь он завел себе другую женщину.
Я просто перестала звонить в Москву. А маме позвоню, когда снимут
повязки и я увижу, что с моим лицом.
Со страховкой все утряслось, за мое лечение обещали заплатить и мой
врач повеселел. Он мурлыкал каждый день, навещая меня: вот-вот, мур-мур,
снимем повязочки и вы увидите, мур-мур, какая вы красавица, мур-мур...
Каждый день я спрашивала, как Шерил, и каждый день получала ответ, что
она все еще в коме. Каждый день я просила разрешения ее увидеть и каждый
день получала отказ...
В среду мне разрешили встать. Под руку с медсестрой, шатаясь от
слабости, я прошлась по коридору, высматривая, где может находиться дверь,
за которой лежит Шерил. Кажется, я ее вычислила. Во всяком случае, табличка
"интенсивная терапия" должна означать, что именно за ней пытаются вернуть к
жизни тех, кто уже одной ногой покинул ее...
На следующий же день, сразу после завтрака, я направилась к этой двери.
Я чувствовала себя хорошо, слабость почти прошла и на ногах я держалась
вполне крепко. А на их запреты - плевать я хотела. Я должна была увидеть
Шерил.
... Наверное, это была она. В этой спеленутой бинтами мумии нельзя было
вообще узнать никого. Даже нос ее был покрыт повязками, и бледные,
бескровные веки прикрывали глаза. Я приблизилась.
Да, это была Шерил. Я узнала эти нежные, полупрозрачные, синеватые
веки. У них была такая же форма, как у меня...
Белая мумия была вся в проводах, которые шли к ее носу, к ее рукам, к
ее груди. Подвинув один из них, я осторожно присела на край кровати.
- Шерил... - позвала я.
Она мне не ответила. Ничего не изменилось, веки не дрогнули.
- Слышишь, Шерил, это я, Оля... Слышишь? Слушай меня, внимательно
слушай, сестричка: ты не должна умирать. Ты обязана выжить. Пусть твой мозг
работает, пусть твое сознание вернется на землю, ты вылечишься, у тебя все
на месте, только ожоги, но они заживут, вот увидишь, от них даже следа не
останется, слышишь? Надо только, чтобы ты вернулась. Ко мне... Я не могу
тебя потерять, понимаешь? Я тебя только нашла... Я... Мне без тебя будет
очень плохо, Шерил, понимаешь? Ты не можешь так со мной поступить, ты должна
вернуться, ты должна выздороветь, и мы с тобой будем снова похожи, и будем
жить вместе, и никогда не расстанемся, и будем очень счастливы, слышишь,
очень...
Бледные веки дернулись. Совсем чуть-чуть, лишь ресницы шевельнулись.
Она не открыла глаза, она не посмотрела на меня, но я знала, что она меня
услышала!
В палату вошла недовольная женщина в белом халате и открыла было рот,
чтобы меня обругать, но я ее опередила:
- Она меня слышала! Понимаете, она меня слышала! Она мне отве