обой! Подумаешь, ФСБ... Как
его зовут? Бог мой, да мы же с ним сто лет как знакомы! Ну конечно! Дайте
его мне.
Снова пауза.
"Слава, так ты этим делом занимаешься? Слушай, ну зачем нам в
официальной обстановке... Потом, если надо будет, сделаем все официально,
зафиксируем, подпишем - как скажешь. А сейчас у меня тут чай стынет... Да я
не хитрю, бог с тобой! Э-э, ты даже не можешь представить, что у меня в
руках! И даже не в руках, а у меня дома. Не гадай, мой друг, все равно ни за
что не догадаешься. Давайте ко мне, да побыстрее!"
МЫ ЕДЕМ ИХ БРАТЬ!
Спустя полчаса за нашим столом прибавилось два гостя. Оба были в
штатском. Один, мешковатый, невысокий и коренастый, буркнул не слишком
приветливо: "Сигаев Юрий Николаевич, следователь." Второй, высокий, с
проседью на висках и зелеными игривыми глазами, галантно поцеловал руки
Зазориной, пожал нам с Джонатаном, прошел в гостиную, распространяя запах
отличной туалетной воды, сел, небрежно откинув полы хорошо сшитого пиджака,
закинул ногу на ногу, обнажив дорогие носки и улыбнулся обаятельно:
"Вячеслав Сергеевич".
Он положил перед собой магнитофон, оба мужчины приготовили блокноты и
Вячеслав Сергеевич снова обаятельно улыбнулся: "Рассказывайте. Кто начнет?"
Спустя еще два часа все голоса окончательно сели от беспрестанного
говорения. Магнитофон, наконец, выключили, ручки скрылись в карманах
пиджаков, и оба гостя, извинившись, вышли в другую комнату.
До нас доносились голоса: недовольный Юрия Николаевича, спокойный и
примирительный Вячеслава Сергеевича.
Вернувшись в гостиную, Юрий Николаевич, глядя на часы, проворчал: "Вот
пришли бы к нам, как положено, на телефоне бы сэкономили. А теперь уж, не
обессудьте, от вас звонить будем."
Звонок отправился в Париж, к комиссару Гренье.
- Дайте мне его, - пританцовывала я вокруг телефона, по которому, на
очень хорошем французском, говорил Вячеслав Сергеевич, - пожалуйста, дайте!
- Чего пляшешь? Писать хочешь? - насмешливо проговорил ФСБ-шник. -
Света! Подгузников не запасла для дочурки? А то я могу прислать тебе ящик
"Памперсов" в подарок!
- Дайте мне поговорить с комиссаром! - сердито воскликнула я.
Получив нагретую трубку в руки, я закричала:
- Это Оля! Самарина! Конечно, жива! И совершенно здорова! Я их нашла! Я
всех нашла, господин комиссар! Мы едем их брать! Как там Шерил?
- Шерил пришла в сознание!
- Я так и знала! Я была уверена, мне во сне приснилось! Слышишь,
Джонатан, Шерил пришла в сознание!
- И Джонатан там? - удивился комиссар.
- Конечно! Как вы советовали, он меня охраняет! Господин комиссар,
миленький, скажите Шерил, что я нашла нашу маму! И что мы скоро к ней
приедем! Все вместе!
Про то, что я и отца нашего невзначай нашла, я предпочла умолчать...
- Я вас целую, мой дорогой комиссар!
Кажется, он от меня совершенно обалдел и даже не нашелся, что ответить.
Я вернула телефон Вячеславу Сергеевичу.
- Вуаля, - сказал он в трубку. - Она немножко сумасшедшая, ваша
клиентка... Да, верно, теперь уж наша... Я, значит, подробности вам завтра
отфаксую, а вы нам все подготовьте. И Качашвили будем забирать... Да,
спасибо.
Повесив трубку, Вячеслав Сергеевич обернулся ко мне и сказал строго:
- Что это значит - "мы едем их брать"? Кто это "мы"?
- Ну, мы...
- Вы лично, девушка, туда не едете. Вы сидите дома и вышиваете гладью,
как положено молодой девице из приличной семьи. Света, - повернулся он к
Зазориной, - пристегни дочурку-то к юбке... А то ишь, прыткая какая!
- Это кто такой - Качашвили? - поинтересовалась я.
- Что, он тебе не представился? Киллер твой, Дима...
Волна отвращения накрыла меня с головой. Я зажмурилась.
- Ты чего? Тебе плохо? - удивился Вячеслав Сергеевич.
- Да что вы, мне хорошо! Отлично просто! Приятно вспомнить, как он меня
убивать ходил...
- Понравился? - усмехнулся мой собеседник как-то двусмысленно. Я не
поняла, отчего. Я ни словом не обмолвилась в своем рассказе о его
отвратительной попытке меня изнасиловать... Возможно, он что-то знал о Диме
по его прежним делам? Или Дима на допросе рассказал? - Красивый малый... -
продолжал Вячеслав Сергеевич. - Негодяй тот еще. За ним четырнадцать убийств
уже. Скажи спасибо Джонатану, - мотнул он головой в его сторону, - что
пятнадцатое не состоялось.
- И уже не состоится, - угрюмо добавил Юрий Николаевич. - Уж мы ему
вышака организуем.
- Мальчонка того достоин, - склонил голову, соглашаясь, Вячеслав
Сергеевич.
Снова оба гостя что-то обсуждали и куда-то звонили. Уточнялись адреса.
Вызывались, как я поняла, отряды спецназа, которые должны были отправиться в
одновременно в двух направлениях: к Сереже домой и на дачу к Василию
Константиновичу.
Мы с Джонатаном набросали план дачи. Вернее, я провела кривые линии, а
Джонатан твердой рукой перечертил это все на чистом листе.
- Я не все видела, там три этажа, - сказала я, отдавая план.
- И на том спасибо, - буркнул Юрий Николаевич, разглядывая чертеж. -
Это что, второй выход?
- Да, в сад.
- Все, мы пошли. Дела ждут.
Он направился к дверям.
Вячеслав Сергеевич снова склонился к ручкам Светланы. Затем посмотрел
на меня:
- Впрочем, вместо вышивания, вы можете начать сочинять роман. У вас
сюжетик в руках - чистое золото!
- Я не знаю, где живет Сережа, - вместо ответа сказала я ему. - Но я
знаю, где живет Василий Константинович.
- Я тоже, - усмехнулся он, - уже знаю.
- Но я, в отличие от вас, еще знаю, как туда проехать. Мы там бывали с
Игорем много раз, и я вас уверяю, что найти эту дачу непросто!
Вячеслав Сергеевич посмотрел мне в глаза. Он колебался. Он глянул на
часы - было около восьми, - и за темное окно, где стыл морозный зимний
вечер.
- Нарисовать сможете?
- Нет. Но могу узнать из окна машины.
Он снова поглядел на окно. Потом на угрюмого Юрия Николаевича.
- Нет, спасибо, - сказал он, поборов искушение получить в моем лице
проводника. - У нас есть карты.
- У него при въезде на дачу сторожка. В ней живет сторож Саша с
овчаркой Джеком, который слушается только его.
- Кто там еще живет, кроме самого Василия Константиновича?
- Домработница, беженка из Таджикистана. Скромная женщина лет под
сорок, бывшая воспитательница детского сада, у которой погибла семья в
какой-то перестрелке - сын и муж. Ее зовут Юлия и у нее, кажется, своя
комната на втором этаже.
- Это все?
- Больше я никого не видела.
- У него два телохранителя, - вставила Зазорина. - Я их у него возле
кабинета видела. Но они могут быть и на даче.
- Ограда какая? - поинтересовался Юрий Николаевич.
- Металлические прутья.
- А ворота?
- Тоже. Закрываются на ключ. Когда мы приезжали, Саша нам открывал.
- Что ж, спасибо за ценную помощь. Пишите романчик, девушка. Я вас
порекомендую в издательствах, у меня есть связи. Так что успехов в
творческом труде. А вы нам тоже пожелайте успеха.
- Ни пуха ни пера! - произнесла Светлана.
- К черту! - донеслось из-за закрывающейся за ними двери.
- Позвоните, как только будут результаты! - крикнула Светлана вдогонку.
Едва щелкнул за ними замок, как я развернулась к Джонатану:
- Едем!
- Может, ты сначала объяснишь мне, куда?
Я объяснила.
- И зачем? - спросил Джонатан.
- Я хочу это увидеть. У меня слишком много чувств к этому человеку. И
все, по случайному совпадению, отрицательные.
Светлана все это время стояла рядом, что-то обдумывая.
- Я с вами, - произнесла она. - У меня тоже много, и тоже все
отрицательные. Едем!
- Это опасно, в конце концов! - воскликнул Джонатан. - Вы что, не
понимаете? Когда берут преступников, может случиться самое непредвиденное! Я
не могу вам этого позволить. Светлана, будьте же благоразумны! Ну зачем,
скажите, вам туда ехать?
- Может, удастся еще раз рожу исцарапать этой сволочи... - Светлана
мечтательно прикрыла глаза. - У тебя ногти длинные? - спросила она меня и,
увидев, кивнула удовлетворенно. - А если еще и вдвоем!...
- Вы обе сумасшедшие. Что мать, что дочь!
- Ты нас отвезешь, Джонатан? Или нам машину вызывать? -
звонко-распорядительно произнесла Светлана и я вдруг отчетливо представила
ее задорной комсомольской активисткой. Кажется, из нас двоих Шерил
унаследовала ее общественный темперамент...
- Нет, - твердо ответил Джонатан. - Я вас никуда не повезу. И вы никуда
не поедете. А будете хулиганить - к батарее пристегну.
И он для пущей убедительности вытащил из кармана наручники и покачал
ими на весу.
Мы переглянулись. Джонатан, кажется, не шутил.
- Пошли чай пить, - распорядился он. - Наливайте, Светлана.
Удивленные и разочарованные, мы поплелись на кухню.
Я попросила разрешения позвонить маме. Светлана кивнула на телефон и
деликатно вышла из комнаты. Я набрала номер и тут же повесила трубку.
Маме нельзя звонить. Вернее, можно и нужно, но только тогда, когда
вслед за звонком я выйду, чтобы ехать к ней. Иначе она не будет спать, будет
нервничать, волноваться, плакать.
А я не могу выйти к ней. Не раньше, чем их возьмут. Не раньше, чем я
буду уверена, что за мной больше не идет по следу новый убийца. Не приводить
же его к маме!...
- Правильно! - одобрили ход моей мысли Светлана и Джонатан. - Позвонишь
завтра с утра. Если, Бог даст, все уладится...
Никому, однако, не сиделось. Я бродила по комнате, Джонатан стоял у
окна, Светлана ушла на кухню и гремела там посудой.
Неожиданно грохот прекратился и она возникла на пороге гостиной с
сияющим лицом.
- У меня идея! Давайте позвоним Шерил!
- Да, но куда мы ей позвоним? - опешила я.
- В больницу! Там разве нет телефонов?
- Есть, конечно... Но...
Привыкнув, что Шерил в коме, я даже не подумала, что теперь она, как
все "нормальные" пациенты, должна находиться в нормальной палате с
телефоном.
- Но у меня нет ее телефона...
- Позвоним в справочную больницы!
- А телефон больницы где мы возьмем?
Светлана посмотрела вопросительно на Джонатана. Своим женским и
политическим чутьем она быстро уловила в нем человека, способного найти
выход из затруднительного положения.
Джонатан ответил на ее взгляд:
- Оля, я помню твой больничный номер. Позвони по нему и спроси
человека, который занимает теперь твою палату, телефон приемной. Сейчас, -
он посмотрел на часы, - еще не поздно, приемная должна быть открыта.
Я все еще колебалась. Мы ведь не знали, в каком состоянии Шерил.
Говорит ли она? Ходит ли? Двигает ли руками, чтобы взять трубку?
- Если Шерил не может пользоваться телефоном, то тебе об этом скажут в
приемной, - уловил Джонатан мои сомнения.
Решено. Под диктовку Джонатана я набрала французский номер. Мужской
голос был любезен и через минуту, пожелав ему здоровья, я уже звонила в
приемную.
- Кто ее спрашивает? - поинтересовалась девушка. И, услышав, что это
сестра Шерил, сообщила: - Вам повезло, всего лишь час назад полиция сняла
запрет на информацию об этой пациентке. Записывайте...
Я записала и приготовилась уже было набрать следующий номер, но
остановилась и посмотрела на Светлану.
- Ты хочешь с ней поговорить?
Она кивнула, сглотнув. Приблизившись к аппарату, она нажала на кнопку
громкоговорителя. Я набрала номер и по всей большой квартире Светланы гулко
разнеслись гудки. Неожиданно для всех мужской голос произнес: "Алле?"
"Бонжур"... - сказала я растерянно. Я уж было решила, что не туда
попала, и начала бормотать извинения, как вдруг мужской голос спросил:
"Оля?"
- Ги! - заорала я. - Ги, это ты?
- Я, я. Чего ж так кричать-то? Это уж мне, скорее, надо было бы! Куда
же это ты пропала? Ни весточки, ни звоночка! Шерил волнуется! Комиссар ее
утешает, как может, но она все равно волнуется! Тем более, что после комы ее
нервы не очень в порядке... А ты, как свинья, пропала...
- Я не как свинья, Ги, я как конспиратор!
- Да знаю, знаю! Комиссар звонил сюда, рассказал про твои подвиги.
Поздравляю! Ты потрясающая девушка! Джонатан с тобой, как я понял?
- Со мной!
- Привет ему!
- И тебе от него. Ги... А Шерил, она как?
- Вполне прилично. По тебе скучает. Вот смотрит на меня и надеется, что
я, наконец, передам ей трубку. Аж подпрыгивает на кровати от нетерпения.
- Погоди... Она двигается?
- Потихоньку. Ей приходится заново учиться. Но все идет успешно.
- Она может говорить?
- Еще как! Уже заговорила комиссара: где Оля да что с Олей! Ну, я даю
ее тебе. Только ты не тараторь, ей нужно время...
"Олья!" - горячий выдох в трубку и молчание. Я тоже молчу: рыдания
перехватывают горло.
Шерил справилась первой.
- В-все к-кончено?
Она заикается. Ну ничего, это пройдет. Господи, спасибо уже за то, что
она говорит, ходит, живет!
- Шерил, моя дорогая Шерил... Пока еще не кончено, но скоро, очень
скоро закончится, я тебя уверяю!..
- Я т-тобой г-горжусь... К-комиссар Г-гренье сказал, что ты в М-москве?
И Джонатан с т-тобой?
- Да! Шерил, наша мама... Она рядом со мной... Ее зовут Светлана.
- Д-дай мне ее! - сказала Шерил.
Светлана схватила трубку вспотевшей, трясущейся рукой.
"Але " - ее голос предательски осекся.
В трубке наступило молчание.
- Але? - повторила Светлана. - Шерил?
И вдруг по громкоговорителю разнеслось на чистом русском языке:
"З-здраствуй, мама"...
Светлана заревела в трубку. Шерил захлюпала на том конце провода.
Джонатан стоял с умиленным выражением лица и повлажневшими глазами. И только
я, шмыгая вместе со всеми носом, в то же время грустно позавидовала этому -
"мама"... У Шерил никого нет и ей так легко отдать это слово Светлане!... А
я не смогла. И уже не смогу...
- Я учу рус-ский язык, - продолжала по-русски Шерил.
- Девочка моя, - кричала Светлана в телефон, - я приеду к тебе
немедленно! Как только освобожусь! Но очень скоро!
- Но я еще м-мало уч-чила рус-ский язык, - сказала Шерил и перешла на
английский, - и я ничего не поняла! Ты говоришь по-английски?
Светлана тоже перешла на английский и мы с Джонатаном отошли от нее,
чтобы не мешать. Минуты через две трубку взял Ги и сообщил, что Шерил устала
и ей нужен отдых.
Пообещав звонить каждый день, Светлана положила трубку на место и
мечтательно погладила ее пластмассовую прохладную спинку. А может быть, она
просто стерла с нее свои слезы...
- Как только я закончу самые неотложные дела по выборам, мы поедем к
ней все вместе! - светясь от счастья, как новогодняя елка, она уселась в
кресло,.
- Вместе с моей мамой, - сухо сказала я. - Она имеет на Шерил не меньше
прав, чем ты!
- Конечно! - торопливо кивнула Светлана. - мы с ней познакомимся завтра
же, да?
- Быть может... Посмотрим.
Ох, не просто это будет, ох, не просто!.. Ни для Светланы, ни для
мамы... Ни для меня. Одна только Шерил может полностью и без малейших
угрызений воспользоваться всеми мамами, всехней любовью...
И я снова позавидовала.
Светлана, меж тем, высчитывала, когда она сможет поехать в Париж.
- Зря вы все усложняете, Светлана, - заметил Джонатан. - Если все
сегодняшним вечером пройдет благополучно, то с завтрашнего дня вы можете
уезжать куда угодно, хоть на Канарские острова отдыхать. Эта история
поработает на вас и вместо вас - вам уже не понадобятся ни встречи с
избирателями, ни слова убеждения. Вам понадобится только парочка резвых
журналистов, которые распишут эту историю в средствах массовой информации,
выдавив максимум слез из читателей-зрителей. И ваши места в Думе вам
обеспечены!
Светлана посмотрела серьезно на Джонатана.
- У тебя голова варит... Чем ты занимаешься, скажи пожалуйста?
- Уф! Какой вопрос... Я еще не решил.
- А все-таки?
- У меня много планов...
- Назови хотя бы один!
- Пойти еще где-нибудь поучиться. У меня уже два диплома, почему бы не
сделать три?
- Какие?
- Политические науки и школа управления.
- Так-так... И что же еще в планах, кроме учебы?
- Ну... - Джонатан усмехнулся ее напору, а я с интересом слушала и
открывала для себя то, чего не знала. - Например, открыть частное бюро
расследований.
- Сыскное, что ли?
- Примерно.
Уж не при дядиной ли конторе? - подумала я. - Заниматься официальной
шпионской деятельностью, как он мне сказал, ему претит, а вот поучаствовать
в расследованиях - это было вполне в духе Джонатана...
- Ну, а еще что? - напирала Светлана.
- Ладно, выкладывайте ваши предложения, - сказал Джонатан.
Она опешила.
- Как ты догадался?
- Надо быть младенцем, чтобы не понять...
- Мне нужны такие люди, как ты. И я хорошо плачу.
- Я не люблю политику.
- Я тебе найду без политики. У нас в России и у меня в частности
столько еще свободных сфер для применения талантов! Выбирай на вкус: бизнес,
организаторская деятельность в некоммерческих и неполитических ассоциациях,
то же бюро расследований... А?
- Я буду иметь ввиду ваши предложения, - любезно ответил Джонатан. -
Но, не скрою, у меня много других, не менее заманчивых...
Его слова были похожи на отказ, но Светлана не огорчилась или не подала
виду. Со светским видом она предложила еще чаю.
- Я бы предпочла алкоголь, - сказала я. - У тебя есть что-нибудь
крепкое?
- А как же! Выбирайте: водка, джин, виски, коньяк...
- Водка, - сказала я.
- Виски, - сказал Джонатан.
Себе Светлана налила коньяку. Лихо отхлебнув из рюмки, она лукаво
посмотрела на Джонатана.
- А ведь ты согласишься, - сказала она. - Ты - искатель приключений,
авантюрист и философ. А где же ты найдешь лучшее применение всем этим
талантам, как не в России? Никакое другое место на этой планете не способно
выдержать сравнения с этой страной! Не так ли, друг мой?
Джонатан лишь загадочно улыбнулся ей в ответ.
Возбуждение прошло. Разговор не клеился. Светлана расспрашивала меня
про маму, про мою детскую жизнь с ней. Я ей отвечала, не то, чтобы неохотно,
но мысли мои были заняты другим...
Мысли мои были там, в дачном поселке, где бравые парни из спецназа
окружали дачу, вжимаясь в белый снег, где овчарка вострила уши и тихо
рычала, и сторож Саша беспокойно оглядывал забор, за которым хорошо
просматривались все подъезды и подходы к даче, ничем не заслоняемые, кроме
двух жалких кустов по бокам ворот.
Конечно, этим ребятам ни Саша, ни его овчарка - не препятствие. Забор -
они перелезут, двери и замки - взломают, и Василию Константиновичу отходить
будет некуда. Второй выход ведет в сад - ну и что ему даст, этот сад? Там он
прямиком в объятия спецназа попадет!
Стоп!!!
Стоп, стоп, стоп!
Я забыла!
Я забыла важную, важнейшую вещь!!!
- Джонатан! - заорала я! - Света! Там есть еще один выход! Из подвала!
Ах, как же я могла забыть, как же я не предупредила!
- Перестань причитать! - прикрикнул на меня Джонатан. - Объясни толком!
- Василий Константинович прокопал у себя на даче подземный ход!
... Василий Константинович похвастался нам с Игорем прошлым летом. В
метрах ста от его забора протекала река. Он хотел было построить на ней
частную пристань - но не тут-то было: дачный совет воспротивился.
Дачники-соседи были люди с положением, с деньгами и связями, и не считаться
с ними Василий Константинович не мог. И он, не сумев получить официальное
разрешение, решил обойти всех хитростью. В берегу, поросшем бурьяном, был
прорыт подземный канал и теперь Василий Константинович мог, через дверь в
подвале, спуститься на несколько ступенек к крошечной пристани, сесть в свою
моторку и выплыть прямо в реку! Тут уж никакой дачный совет ему был не
помеха: закона о правах на подземные недра не было, и никто не мог ему
запретить иметь свой ход, пролегающий под коллективной землей...
Джонатан со Светланой смотрели на меня, открыв рты. Первым закрыл
Джонатан.
- ...Тогда... Едем?
- Едем! - откликнулась Светлана.
- Едем! - вскочила я.
- Но при одном условии: мы встанем поотдаль и вы из машины не выходите.
Подзовешь кого-нибудь, объяснишь про канал, и мы уезжаем обратно. Пообещайте
мне.
- Обещаем! - дружно закричали мы.
- Возьмите фонарик! - распорядился Джонатан.
- Зачем? - спросила я, но поздно.
Он уже выскочил, чтобы разогреть машину.
НЕ РЫБНАЯ ЛОВЛЯ В ХОЛОДНОЙ ВОДЕ.
Когда мы с Игорем ехали к Василию Константиновичу на дачу в первый раз,
я выполняла роль лоцмана: смотрела на план, который он для нас составил, и
говорила Игорю, куда повернуть. Именно этот опыт и выручил меня сейчас: даже
в ночной черно-белой графике заснеженных полей и непроглядного массива
лесов, я узнавала местность и указывала нужные повороты.
Дачный поселок, раскинувшийся на высоком берегу Клязьмы, был, на первый
взгляд, спокоен и безмолвен. Горело несколько фонарей, светилось несколько
окон - одиннадцать вечера не такое уж и позднее время. Мы остановились в
центре поселка, заглушив мотор и, погасив фары "Нисана", прислушались.
Стояла тишина. Даже собаки спали в этом поселке. В конце улицы, домах в
пяти от нас по левой стороне, виднелся особняк Василия Константиновича. В
верхних этажах света не было, нижние окна не были видны из-за соседних
домов.
Где же милицейские машины? Где же отряд спецназа? Где мигалки-сигналки?
Они еще не приехали или уже уехали? Кому и как тогда я буду сообщать о
подземном выходе к реке?
Посовещавшись с моими братьями по оружию - то есть со Светланой и
Джонатаном, - я выскользнула тихо из "Нисана" и осторожно двинулась по
улице. Вот уже и решетка сада стала видна, вот и нижние окна открылись...
В "каминной" горел неяркий свет, слабо падавший на заснеженные клумбы -
летом у Василия Константиновича на участке трудились научные работники
Ботанического сада, умело и искусно выращивавшие диковинные сорта цветов.
Значит, он дома. Милиция, видать, еще не подоспела. Что ж, есть смысл
мне вернуться в машину и ждать их приезда.
Я развернулась, чтобы идти обратно.
И тут же вернулась назад: что-то попало в поле моего зрения, что-то
такое, что выпадало из белого и черного цвета. Припав к решетке ограды, я
разглядела троих людей в белых плащах, которые были чуть серее, чем снег.
Они лежали на снегу, метрах в десяти от окон.
Они уже здесь! Операция уже началась! Но как же мне их позвать? Или не
их, а кого-то другого, кто руководит захватом дачи? Я же должна
предупредить, что там есть еще один выход! Но где он, этот
другой-ответственный? Где его найти? Перед воротами? Нет! Иначе бы Джек уже
подал голос... Так что же делать, бог мой, что же предпринять?
Я топталась на углу ограды, махала руками, подпрыгивала, пытаясь
привлечь к себе внимание размытых силуэтов, слившихся со снегом. Я боялась
произнести хоть слово, чтобы не разбудить овчарку Джека. Я уже было
собралась лезть через решетку...
Как вдруг раздался легкий хлопок. Фигуры отсоединились от снега - я
увидела еще несколько других, сбоку, - и бросились к окнам и двери,
выходящим в сад. Что делалось со стороны главного входа, мне не было видно,
но там, наверное, происходило примерно то же самое.
Я решила бежать к воротам, туда, откуда донесся легкий командный
хлопок.
И в этот момент морозный воздух взорвался остервенелым собачьим лаем,
на который немедленно отозвались другие собаки, и несколько секунд спустя
поселок захлебывался в собачьем гавканье, тявканье, вое и лае.
Я пришла в полную панику. Я уже не знала, куда бежать, что делать, где
собака, где люди. Мне сделалось страшно, я раздиралась между желанием
сбежать обратно, в теплую и безопасную машину и чувством долга, который
требовал, чтобы я сообщила стратегически важную информацию. Взяв себя в
руки, я снова направилась бегом в сторону ворот, думая совсем не к месту,
что сними меня кто в кино в этот момент, я выглядела бы более чем комично,
со всеми этими подпрыгиваниями, приседаниями, кручением на месте и
бестолковым бегом в разные стороны.
И вдруг собачий лай и вой перекрыл грохот выстрела. Загремели
взламываемые двери, захлопали соседские двери и ставни. Больше у меня
времени не было. Развернувшись обратно прыжком, я помчалась к машине.
Ворвалась, запыхавшись, плюхнулась на сиденье, и произнесла, едва
переводя дух:
- Мы опоздали. Поехали к реке. Сами перекроем выход.
Джонатан врубил мотор, сделал задний ход, выехал с улицы и стал
объезжать дома, чтобы приблизиться к реке.
Я говорила скороговоркой: "Река замерзла, так что выйти они могут
только пешком. Проехать там нельзя, берег крутой. Все, что мы можем сделать,
это выбраться по берегу на уровень его дачи и спуститься пешком на лед, к
выходу из его подземного канала."
- Ты останешься в машине, - сообщил Джонатан через плечо. - Выйду я
один.
- Нет, Джонатан, - сказала Светлана, - ты ведь даже не сможешь его
узнать! А вдруг оттуда кто-то другой появится?
- Тогда возьму и другого, - спокойно ответил он. - Какая разница? В
такой ситуации берут всех.
Как вам нравится это "берут всех"? Произнесенное небрежным тоном
профессионала? И кто же это будет "всех" брать? Джонатан ? В одиночку?
То ли он себя переоценивает, то ли я еще далеко не все о нем знаю...
"Бюро частных расследований"... Наверное, чтобы открыть такое бюро, надо как
раз уметь "брать"? Он забыл упомянуть, отвечая на вопросы Светланы, что он
еще прошел и школу карате, школу бокса, школу восточный философий и еще,
может, много чего, о чем я не знаю и не догадываюсь? Он полон загадок, этот
красавчик-англичанин...
И вдруг я подумала, что никогда нам не быть с ним вместе. Слишком он
непостижим для меня, слишком неожидан, слишком сложен.
Мне не по зубам.
Как только мы заглушили мотор, мы услышали, что в доме идет самая
настоящая перестрелка.
- Что там происходит, хотела бы я знать, - процедила Светлана.
- Я не понимаю... Впечатление такое, что там идут бои... Кого с кем?
- У Васьки должна быть охрана, - снова сквозь зубы выговорила Зазорина.
- Охрана - да, но не армия же!
- От этого подонка всего можно ожидать...
Джонатан, тем временем, уже был снаружи и рассматривал спуск на
замерзшую реку. Спохватившись, мы тоже выскочили. Берег был невысок, но
покрыт глубоким снегом. Придерживаясь рукой в перчатке за выступавшие
кустики, Джонатан стал спускаться, по пояс увязая в снегу. Я было двинулась
за ним, но он зашипел: "Ты мне обещала!"
Мы со Светланой остались стоять наверху. Уже на льду, Джонатан прошелся
вдоль берега, всматриваясь, и, наконец, махнул нам: "Нашел"! Он постоял,
склонив голову набок, и вдруг пропал из виду.
- Он туда пошел, - обернулась я к Светлане, которая опасливо держалась
подальше от края. - Я не могу сидеть в машине. Я спускаюсь.
Она схватила меня за рукав.
- Оля, тут не кино снимается, девочка! Тут настоящий бой идет, ты не
слышишь?
Я только махнула: "Оставайся здесь", - и заскользила по снегу вниз.
Черная непроглядная впадина подземного Васиного канала мне показалась
пастью дракона. Джонатана не было видно. Я в отчаянии вглядывалась во тьму.
Кажется, стояла тишина, если можно было об этом судить, учитывая грохот,
раздававшийся наверху.
- Джонатан! - зашептала я. - Джонатан!
Я вздрогнула от неожиданности, когда в черном проеме прямо передо мной
возникла его высокая фигура.
- Я так и знал, что ты заявишься... Так ты держишь свои обещания?
- Там что, Джонатан?
- Ничего. Пока тихо. Но если раздастся малейший шорох, ты отсюда
молниеносно испаряешься. Поняла?
В его голосе звучали необычные нотки. Обычно сверхвежливый,
сверхвнимательный, чуткий, готовый всегда помочь, позаботиться, оказать
поддержку и потом деликатно уйти в тень, сейчас Джонатан вдруг сделался
властным, и даже слегка грубоватым.
- Поняла, - сказала я смиренно, опустив для пущей убедительности
голову.
Я постояла, изучая снег и черные ботинки Джонатана.
Моего лица коснулась рука в холодной перчатке. Он взял меня за скулу,
приподняв мое лицо, рука его скользнула мне за ухо, под волосы, крепко
обхватила мой затылок. Он властно притянул меня к себе, наклонился и нашел
мои холодные губы.
Его были горячи. Его были обжигающи. Он целовал меня так, что у меня
голова шла кругом. У меня подкашивались ноги. Мне стало жарко. Сам снег,
казалось, начал плавиться вокруг меня. Возбуждение, разогретое еще и
чувством опасности, было настолько сильным, что я была готова упасть прямо
на белый снег у черного тревожного провала подземного канала и опрокинуть на
себя Джонатана...
Я стонала. Я теряла сознание. Я мчалась, как космическое тело, сквозь
другое измерение, где не было снега - и ночь была непроглядно черна, где не
было перестрелки - и ночь была непроницаемо безмолвна, и только разноцветные
искры взметались фейерверком, колдуя и чаруя, пьяня и сводя с ума...
Колдовскую пляску искр нарушил какой-то посторонний звук. Пришлось
вернуться из космических высот... Губы Джонатана все еще бродили в моих,
язык еще жадно исследовал топографию моего рта, но мое зрение уже
восстановилось: снег и туннель; но слух напрягся: в туннеле раздались
голоса.
Я оторвалась от Джонатана. Прислушалась. Слова были непонятны,
переговаривались негромко и отрывисто, но один из голосов удивил меня: он
был женский.
Домработница Юлия?
Джонатан оттолкнул меня от прохода.
- Уноси отсюда ноги, немедленно! - зашипел он.
Я послушно побрела в сторону.
Джонатан прижался к стенке туннеля и мгновенно растворился внутри его
черной утробы.
Как только он исчез, я остановилась. Постояла, прислушиваясь, несколько
секунд и тихонько вернулась обратно, к туннелю. Я не могла стоять на месте,
я не могла идти к машине - я бы умерла в бездейственном ожидании! Я страшно
трусила, но ноги сами вели меня вслед Джонатану. В конце концов, в такой
темноте меня надо еще заметить, и, если что начнется серьезное, - я успею
сбежать!
Я медленно пробиралась вперед наугад, проверяя ногой поверхность, на
которую надо было ступить. Джонатана не было видно, не было видно ничего,
ровным счетом ничего, кроме светлевшего квадрата входа, оставшегося позади.
Шаг за шагом я погружалась в непроглядную тьму, и страх начал остужать жар
поцелуя... Я вся сжималась, думая, что сейчас эту тьму и тишину взорвут
выстрелы. Я даже втянула голову в плечи, представив это себе...
... И тишина взорвалась.
Тишина взорвалась воплем.
Отчаянным мужским воплем и всплеском воды.
Ему ответил истошный женский голос: "Держись!!!"
Вспыхнул луч фонарика и я увидела Джонатана, бегущего по направлению к
голосам. Кричавших людей не было видно, их скрывала тьма, которую слабый
лучик фонарика не в силах был разогнать, но черная проплешина воды отразила
свет...
Вода в канале, хорошо укрытая и защищенная от мороза толстым слоем
"коллективной земли", не промерзла до конца!
Я прибавила шагу. Находясь в ледяной воде, человек, даже и вооруженный,
вряд ли представляет собой опасность, и я расхрабрилась. А то, может, если
повезет, мы выловим из воды самого Василия Константиновича и преподнесем
его, замороженного, органам нашей славной милиции и госбезопасности - то-то
будет потеха!
Спина Джонатана уже маячила в нескольких шагах впереди меня. За ней мне
ничего не было видно, но зато я услышала снова, причем на этот раз
совершенно отчетливо, как женский голос прокричал:
"Держись, Игорь!"
Что-о-о? Игорь?! Я не ослышалась?
Я остановилась, как вкопанная. Джонатан впереди меня осторожно лег на
снег, положил рядом фонарик, направив его луч на воду, и стал ползти. Поверх
него мне открылась картина: в воде барахтался мужчина в дубленке, совершенно
промокшей и тяжело пропитавшейся водой.
И этим мужчиной был Игорь.
На противоположной от нас стороне, на ступеньках спуска, металась
молодая женщина в пятнистых штанах, обхватив себя как-то странно руками
поверх такой же пятнистой куртки. Ей, должно быть, холодно, подумала я.
Женщина приседала на последней ступеньке, пытаясь протянуть руку Игорю.
И это была не Юлия.
Проплешина воды была длиной в метров двадцать, и Игорь оказался
довольно далеко от женщины и ступенек. Впрочем, от Джонатана тоже. Он,
видимо, не ожидал, что здесь вода, - у них, в отличие от нас, фонарика не
было - и свалившись в полной тьме в ее обжигающий холод, запаниковал.
Джонатан полуобернул голову ко мне (откуда он знал, что я пошла за
ним?) :
- Скажи ему, чтобы сбросил дубленку! Она тащит его вниз. И чтобы плыл
сюда.
Я крикнула:
- Сбрось дубленку, Игорь! И плыви сюда!
Игорь, вместо того, чтобы сделать вышеуказанное, стал вытягивать
голову, пытаясь рассмотреть меня. Он не мог меня видеть: я стояла позади
луча света; но голос мой он узнал и, должно быть, не поверил ушам своим.
Что ж, понятно, меньше всего он ожидал встретить в подобной обстановке
- меня. Я впрочем, тоже меньше всего ожидала здесь увидеть - его.
Женщина закричала нам: "Вы кто? Вы из милиции?
- Нет, - ответила я, ступив вперед, в светлое пятно. - Мы из...
знакомых. Плыви сюда Игорь!
Игорь вытянул шею, посмотрел на меня и - ушел под воду с головой.
Джонатан соскользнул со снега столь незаметно, что я поняла, что его
нет, лишь увидев одинокую куртку и черные ботинки на бережке этой проталины.
- У-уфф! - услышала я его возглас из ледяной воды.
Через несколько секунд фырканья, уханья и ныряния его голова возникла
на поверхности. Джонатан греб к бережку, где стояла я, таща за собой ворот
дубленки, в котором безвольно моталась голова Игоря.
- Что с ним? - донеслось до меня со ступенек.
- Кажется, без сознания!... - посмотрела я на безжизненное тело в
мокрой дубленке, распростертое на снегу. - Не волнуйтесь, откачаем!
Я поборола искушение спросить, кто она такая.
Джонатан был мокрый насквозь и в данный момент надевал свои ботинки -
единственная, кроме куртки, сухая вещь, которая у него осталась. Мороз был
небольшой, градусов в шесть - но этого было вполне достаточно, чтобы, как
минимум, заболеть. Кроме того, надо было приводить Игоря в чувство.
- Давай скорей, - поторопила я Джонатана, - скорей в машину!
Я склонилась над Игорем и стала хлопать его по щекам.
- Может, ему надо искусственное дыхание сделать?
- Сейчас посмотрим. Кого это я выловил? Это Вася?
- Нет.
- А кто? Ты его знаешь?
- Это Игорь...
Если бы здесь было посветлее, я бы посмотрела Джонатану в глаза, чтобы
увидеть, какие чувства в них отразятся. Но здесь было слишком темно. И я, не
поднимая взгляда, продолжала хлопать Игоря по щекам.
- Отойди.
Джонатан был уже обут. Я подвинулась. Он зажал Игорю нос и выдохнул в
его рот. На третий раз Игорь помотал головой, на пятый - приоткрыл глаза.
- Все в порядке, - крикнула я девушке на другом берегу. - Вы можете
возвращаться! Я думаю, там уже все успокоилось! Не бойтесь, там милиция!
Я рассудила, что раз они здесь одни, без Василия Константиновича, то
вряд ли они с ним заодно...
Мы повернулись, чтобы идти. Игорь смотрел непонимающими глазами.
- Ты можешь встать? - наклонилась к нему я.
"Оля..." - выдохнул он. "Ты здесь... Ты жива..."
- Жива, жива. Тебя это не радует?
- Ты что! Я, наоборот, так боялся...
- Теперь это не имеет значения. Ты можешь идти?
Он кивнул. Попытался встать и тут же рухнул обратно. Только сейчас я
заметила, что ноги его босы. Мокрые джинсы тут же заморозились и стояли
колом, а ноги были босы, даже носков не было. Обувь его была, видимо, не
зашнурована и соскочила с ног в воде...
Джонатан меня отстранил, взял Игоря за шиворот и потащил по снегу,
словно детские санки. Игорь закрыл глаза. Мне показалось, он потерял
сознание. Но все, что мы могли сейчас сделать для него и для себя - это
поскорее добраться до тепла и сухости.
Я нагнулась, чтобы подобрать фонарик, как вдруг услышала громкий бултых
в воду.
- Подождите, я с вами! - кричала девушка, барахтаясь в воде.
Джонатан обернулся, увидел ее и, вздохнув, бросил ворот дубленки Игоря,
сел на снег и принялся снова расшнуровывать ботинки.
Но не успел он их снять, как девушка уже выбралась на нашу сторону. Ее
промокшая, потемневшая от воды пятнистая куртка распахнулась и я увидела,
что под ней ничего не было - ни свитера, ни майки, ни даже лифчика. Большие
голые груди белели в полумраке. Она спохватилась, запахнула мокрую куртку и
снова обняла себя вокруг талии. То ли на куртке пуговиц не было, то ли петли
были слишком тугими, но так или иначе, шум в доме явно поднял ее с постели и
она не успела ни одеться, ни застегнуться толком...
- Я с вами, - повторила она, громко стуча зубами и задыхаясь от
обжигающего холода. - Подождите!
Странное шествие вышло из подземного канала. Открывала его я, вполне
одетая и вполне сухая, а за мной следовали трое мокрых насквозь людей, с
которых все еще лила, замерзая и превращаясь в сосульки вода, один из
которых при этом волочился за Джонатаном по снегу, словно мешок, оставляя за
собой широкий след...
Увидев нас, Светлана остолбенела. Она слезла по сугробам навстречу нам,
запричитала и осеклась внезапно:
- Да это же Игорь!
Я кивнула молча.
- А вы кто? - спросила Светлана девушку.
- К-к- катя, - выговорила та, отбивая дробь зубами.
Для расспросов был явно не лучший момент. Посему, Светлана просто
протянула ей руку и помогла залезть наверх, к машине, а я ухватилась вместе
с Джонатаном за ворот Игоря и мы втащили его на высокий берег.
Я сняла пальто и протянула Кате:
- Снимайте вашу куртку. И штаны хорошо бы тоже. В машине тепло.
Она покачала головой. Но пальто взяла, и, не стесняясь нас, вывернулась
из своей оледеневшей пятнистой шкуры, натянула на себя мое пальто и молча
забралась на заднее сиденье.
Джонатан стащил с себя мокрый свитер и рубашку и надел свою куртку,
оставшуюся сухой, на голое тело.
- Его тоже надо переодеть, - кивнул Джонатан на Игоря и, подумав, снял
свою куртку обратно.
- Наденешь это на него.
Я запротестовала. Светлана стала расстегивать свою норковую шубу:
- Это лучше куртки, его укроет целиком.
Джонатан снова влез в свою куртку, а мы со Светланой принялись
расстегивать задубевшие пуговицы Игоревой дубленки.
Под ней, как и у девушки Кати, ничего не было. Ни майки, ни рубашки -
голая грудь с русой мокрой шерстью...
Я начала расстегивать джинсы Игоря. Катя выпрыгнула из машины:
- Давайте, я!
Это почему еще, собственно, она? Но я не успела додумать мысль, потому
что из-под молнии джинсов появилась русая и курчавая, как на груди, мокрая
шерсть. Тут до меня дошло, отчего Катя не хотела стащить с себя пятнистые
брюки - там, под ними, по всей видимости, было ровно столько же, сколько под
джинсами Игоря.
Я разогнулась, оставив Кате эту работу. В конце концов, раз ей так
хочется... А мне, под взглядом Джонатана раздевать Игоря... Пусть она.
И только когда Катя, снова забравшись на заднее сиденье, устроила
голову Игоря у себя на груди, до меня окончательно дошло, что эти двое,
разбуженные шумом и перестрелкой в доме и решившие воспользоваться
неразберихой и сбежать - спали вместе.
Выезжая из поселка, мы увидели позади сигнальные огни милицейских
машин. Я дернулась было:
- Остановись, Джонатан! Надо все же сказать, что там канал!..
Джонатан стал притормаживать.
- Успокойся, - строго сказала мне Светлана. - Васька наверняка знает,
что там вода. И вряд ли у него есть привычка принимать ванны со льдом.
- Но у него где-то есть лодка!
- Сомневаюсь, что у него было время стаскивать ее на воду, - сказал
Джонатан. - К тому же, - не слышишь? - перестрел