ас она возьмет себя в руки, вспорхнет с независимым видом, сошлется на что-нибудь и выпроводит его, чтобы положить конец неудачному и несостоявшемуся разговору. И потому, обмирая от собственной наглости, тихо произнес: - Ты хотела мне предложить некий... Скажем, альянс? Сейчас ответит: совсем спятил, старина? Я да ты? Какой альянс, очнись! Александра приподнялась на локте, вскинула на него удивленные глаза. С легкой усмешкой повела головой, чуть пожала левым плечом. Это означало примерно следующее: "Ты прав; но как ты догадался? Ведь мужики такие тупицы..." Александра неуверенно кивнула ему в ответ, как будто никак не могла выбрать между "да" и "нет". - Зачем тебе? - спросил Кис еще тише и немного грустно. Она перевернулась, спустила ноги на пол, тряхнула волосами, будто отгоняя внезапно нахлынувшую на нее робость, столь непривычную для нее. - Алеша, ты классный мужик, понимаешь? Мне с тобой невероятно хорошо, мне хочется, чтобы ты был чаще рядом, мне хочется... Ладно, откровенно так откровенно: с тех пор у меня ни разу не было мужчины. Я не хотела, я думать не могла об этом. Но вот постепенно тело стало выходить из летаргического сна, душа тоже, кажется... Стали появляться желания... - "Чего-то хочется, а кого не знаю"? Так что ли? - Не смей мне хамить! Я знаю! И чего, и кого! - Я так должен понимать, что меня? - Тебя, Кис. У него мгновенно закружилась голова, как от бокала шампанского натощак. Но самолюбие упрямо гнуло свое: - Ты меня не любишь. Правда же? - Алеша, зачем тебе это? Не играй в юного пионера, пожалуйста. - Ты меня выбрала, да? - Ну, если хочешь... - То да. Ты выбираешь из тех, кто тебя любит... Это очень удобно, никаких дополнительных усилий не надо... И меня ты выбрала, потому что тебе со мной хорошо душевно, тебе со мной легко, комфортно. Мы друзья. Ты мне доверяешь. Ты знаешь, что я тебя никогда не обижу и не предам... Я, как старый халат, - дешевый и не самый красивый, зато самый удобный... И почему бы нам не добавить к этому еще и постель... Тем более, ты знаешь, - я люблю тебя... И знаешь давно - с тех самых пор, когда мы познакомились; и знаешь это даже лучше, чем я сам... Я прятал от себя, я даже не надеялся... И теперь я должен быть счастлив, что мне вдруг такое обломилось... Так? Александра смотрела на него с угасающей улыбкой. Она не знала точно, к чему ведет Кис, она потеряла нить управления их сегодняшним разговором, который планировала провести совсем иначе - кокетливо и легко соблазнить мужчину, который должен был, преисполнившись счастливой благодарности, просто лечь ковриком у ее кровати... - Ну, так... Или почти так. Я стала очень брезглива после той истории... Ты - единственный мужчина, к которому я смогу прикоснуться. Александра вдруг прищурила глаза и произнесла, почему-то зло: "Ты - чистый, Алеша... Как ты догадываешься, это вопрос не ежедневного душа, а души". - Ты злишься оттого, что раз в жизни сделала комплимент? - попытался разрядить атмосферу Кис. Но Александра взорвалась. "Черт возьми, как только скажешь доброе слово, так тебя запишут либо в дураки, либо в льстецы! Ты что, Кис, не привык к искренности? Или к добрым словам не привык?" - Я не привык их слышать от тебя... - склонил голову набок Алексей, разглядывая ее. - Но если ты будешь делать это почаще, то я смогу, пожалуй, и пристраститься... - Он улыбнулся. Но Александра не ответила на его улыбку. - Ответь! - потребовала она. Алексей молчал. Забытая на лице улыбка зависла в лучших традициях Чеширского Кота*. - Я устала, Алеша, - произнесла Александра грустно. - Устала быть одна. Ложиться в холодную постель... Отбиваться от разных придурков... Женщине нужен мужчина, так устроено природой. Нужно чувство защищенности, нужна ласка, нужно... Многое нужно. А мужчине нужна женщина... Собственно, ты скажи мне прямо: тебя это не устраивает? - Нет. - Все или ничего? - Никогда не принадлежал к экстремистам. Но в данном случае, пожалуй, можно сказать и так. В душе вдруг стало пусто. В джинсах тоже. Кис повернулся к столу и допил холодный кофе. Александра молча наблюдала за ним. Алексей неловко встал, собираясь уходить: "Я... Прости... Дела..." - Конечно. Кис вышел в коридор. - Ты обиделся? Даже не поцелуешь меня на прощанье? - Неожиданно прозвучал за спиной тихий, смиренный голос Александры. Он виновато вернулся, подошел, прикоснулся к душистым волосам, вдохнул умопомрачительный аромат духов. Александра поймала его руку и положила себе на белый шелк - туда, где просвечивала под ним округлая линия белого кружева. Шампанское натощак. Тесные джинсы. - Саша, - сказал он, едва дыша, - ты напрасно эту игру затеяла. Так нечестно... - Еще как честно! - засмеялась она. И его рука, ведомая ее тонкими и сильными пальцами, проскользнула под разрез застежки на теплую кожу. Алексею показалось, что он умирает. У него давненько не было женщины; а сейчас этой женщиной была Александра - столь желанная и столь недосягаемая, мучившая его по ночам вот уж больше года... Голова так не кружилась и при его первом в жизни мальчишеском свидании; голос пропал. - Я тебе говорил, что ты стерва? - хрипло произнес он, чувствуя, что сдает позиции. - Разумеется. Ты никогда не упускаешь этой возможности.... Ее рука, цепко державшая его кисть, соскользнула глубже, уже под кружево. Кис собрал последние силы. Плохо работавшая голова все же что-то подсказала ему - что-то из области мужского самолюбия и гордости. И он осторожно, не желая обидеть ее резким жестом, высвободил свою руку. - Я позвоню, - он чмокнул Александру в щеку и подумал, что после сегодняшнего им будет очень трудно созвониться и вообще увидеться... И что он делает большую глупость... "Поигрались". Эй, кто еще не видел дураков? Приходите, посмотрите: вот он я, Кисанов Алексей, частный детектив и самый что ни на есть круглый и квадратный, самый дурацкий дурак на свете! Отказаться от такого? Не-е-т, - мысленно простонал Кис, - пойдите поищите, другого такого недоумка не найдете! Александра его больше на порог не пустит, - и правильно сделает, между прочим, так ему и надо!.. Так размышлял Кис с утра пораньше в четверг. Утро выдалось свободным, и он, наконец, выспался и неторопливо принял ванну вместо обычного скорого душа. В холодильнике обнаружились готовые блинчики, которые накануне купил Ванька, и, надо признаться, что жгучее самобичевание не помешало детективу позавтракать со здоровым аппетитом. Впрочем, настроение никак нельзя было назвать хорошим, а когда позвонила Галина, так оно и вовсе испортилось. Она регулярно позванивала Кису, каждый раз с робкой надеждой спрашивая, как продвигаются дела. Но каждый раз дела были исключительно никак: всякая новая ниточка, на которую надеялся Кис, с удручающим постоянством вела в новый тупик. - Может быть, сегодня что-то удастся прояснить - пытался утешить ее Кис, - я жду новостей... Он и в самом деле ожидал новостей от Ваньки, который умчался на свидание с каким-то транссексуалом, обещавшим добыть нужную информацию. Транссексуал Катя, по Ванькиным словами, горячо откликнулся на просьбу помочь, поскольку "рад отомстить за нас, за женщин". Что ж, в добрый час - за женщин так за женщин! Лишь бы помог выйти на нужных людей... - Муж вспомнил, где мы видели Стасика, - всхлипнула Галя. - Расспросил мою подругу, установил его личность... Они его объявили в розыск, квартиру опечатали... А я как раз хотела за чистым бельем к нему съездить... Повесив трубку, Кис направился к компьютеру. Попозже, вечером, Кис намеревался посетить Веру Лучникову, а пока что хотел в сладостной неспешности перечитать и обновить свои записи по делу "зомби", как он окрестил его. Перечитав и сделав пометки об уже выполненных пунктах, Кис задумался. С самого начала во всех этих делах его интриговал один момент, да все никак не хватало времени задуматься об этом всерьез. Но сейчас время было, и Кис принялся усиленно размышлять: почему это мужчинам рот заклеивали, а женщинам - нет? Почему мужчины были связаны липким скотчем, а женщины - веревками? Скотчем - быстрее и надежнее. Выбраться из него без посторонней помощи практически невозможно. А из веревок, если они не слишком туго затянуты, выбраться можно, что собственно и произошло в четырех из пяти случаев. Не связали только Лучникову. У него смутно брезжили кое-какие соображения на сей счет, но их следовало проверить. И потому, глянув на часы, он решил съездить к последней потерпевшей, которая звалась Натальей Константиновной. Выбор пал именно на нее по двум причинам: во-первых, жила она близко, в центре, во-вторых, он уже встречался с ее падчерицей Мариной, у которой при упоминании мачехиного имени скисало лицо, оправдывая фамилию Кисловская. Вот Кис и решил глянуть заодно, что ж там прокисло у этих женщин. Кис, как водится, поехал без звонка: зачем лишние переживания по телефону? Вспоминать об изнасиловании, понятное дело, потерпевшей не хочется, рассказывать постороннему - тем более. Кис мог рассчитывать только на встречу, на личное обаяние, на свое умение вести разговор. Оно у него было, это умение, особенно с женщинами. Будучи человеком старомодным, он женщин уважал априори: слабый пол. Конечно, он понимал, что слабый пол не такой уж слабый, и что в бархатных лапках острые коготки водятся, которые иной раз куда опаснее примитивного мужского кулака и неповоротливой и наивной мужской психики... Но, полагал Кис, коготки потому и ранят иной раз смертельно, что слабый пол вынуждают быть сильным нерадивые мужики. Те самые закомплексованные слабаки и нюни, которые себя не уважают - и других, естественно, тоже. Кого можно уважать, если сам себя не уважаешь? Кого можно любить, если себя не любишь? Разве может быть щедрым нищий? То-то... Короче, в разговорах со слабым полом Кис обычно был терпелив, внимателен и деликатен. Это у него и называлось умением вести разговор, на него он и полагался. ... Не то, чтобы детектива подвело это самое умение, но встреча с Натальей Константиновной изрядно поколебала его рыцарские наклонности, оставив у Алексея мерзкое ощущение, словно его выдержали полчаса в ванне с липким сахарным сиропом. Слащаво-кокетливая, фальшивая до невозможности, она, как плохая актриса, закатывала глазки, дабы выразить запредельность произошедшего, и двусмысленно улыбалась, произнося душным шепотом: "ну, это... сами понимаете...", не забыв при этом обрисовать групповое изнасилование в деталях, о которых деликатный Кис вовсе и не спрашивал. Причем на лице ее отражалась некая мечтательность, как если бы она вспоминала не более чем об утреннем эротическом сне. Кис, как это свойственно людям, судил о других в меру своего понимания, а именно - в меру понимания самого себя. Он хорошо знал, что момент насилия в любовной игре - весьма пикантная приправа, он и сам не прочь; что сцена насилия, допустим, в кино может возбуждать зрителя. Но он также отлично понимал, что в реальности, где уже нет зрителя, комфортно смакующего под чаек-кофеек эротические сцены, а где есть только жертва один на один с насильником - это уже совсем, совсем другая история: история поругания души и тела, ничего общего с эротизмом не имеющая. И беглая сладостная улыбочка Натальи Константиновны, ее мимолетное сытое потягивание при воспоминании о групповом изнасиловании удивило его неимоверно: все это шло полностью вразрез с его представлениями. Он честно попытался пошарить в закоулках своего подсознания, на донышках самых старых и пыльных ящиков своих воспоминаний, - но ничего, что могло бы пролить свет на столь неожиданную реакцию изнасилованной женщины, ему обнаружить не удалось. Не то, чтобы Алексей считал свою душу эталоном для всех человечьих душ, - нет, разумеется нет! Он, к примеру, никак не сумел бы обнаружить в себе даже бледной тени того позыва, который заставляет некоторых ублюдков мучить и убивать... И все же поведение Натальи его насторожило. Возможно, тут что-то другое... Или нет? Может, она просто законченная потаскуха? И Кису этого постичь не дано? Но ведь даже проститутки не любят, когда их насилуют! Отложив эту загадку на потом, он приступил к беседе с Натальей Константиновной с особой внимательностью, втайне порадовавшись своему случайному выбору, павшему именно на эту свидетельницу: слишком она примитивна и самодовольна, чтобы заметить подвох в его вопросах. Оказалось, что, как Кис и предположил, от веревок было освободиться не так уж и трудно - после минут десяти кручения-верчения кистями, веревки ослабли и сами соскользнули с рук. - Почему, как вы думаете? - простодушно спросил Кис. - Ну, это ж ясно! - удивилась Наталья Константиновна недоумию детектива. - Они же насиловать пришли, а не мучить! Если бы падчерица не явилась, я бы что, по-вашему, сутки должна была лежать связанная? Ни пописать, ни попить? А так они чуток связали, чтобы я милицию не смогла вызвать, пока они не уйдут, и все - дальше им уже никакой нужды не было ... - Они вам это сами объяснили? - еще простодушней удивился Кис. - Нет, ну вы странный какой-то! Ничего они не объясняли! Это ж понятно и так! - То есть, вы убеждены, что бандиты позаботились о том, чтобы вы могли попить и, извините, пописать? - Ну они ж тоже люди! Дело сделали, поигрались, и пошли себе! Что ж дальше-то над женщиной издеваться? Право, забавная дамочка! Она это называет "поигрались"! Интересно... - А супруг ваш от этого зрелища умер, - неожиданно сменил тон Кис. - И до инфаркта его довели эти, как вы выразились, игрушки. И ваши редкостной доброты и заботливости бандиты видели, что человек умирает, но не остановились, врача не вызвали, - жестко прокомментировал он. - Ну... - Наталья Константиновна растерялась. - Ну-у... - снова завела она, - это ж мужчина, другое дело. Им, может, мужчин не жалко. Они даже говорили, что вот мол, нехорошо старому мужу с молодой женой... Даже самой легкой тени не набежало на ее лицо при упоминании о смерти мужа. Положительно, она еще и дура: ума не хватает хотя бы сыграть некое подобие скорби... Оставалось только удивляться, как это ухитряются вроде бы приличные мужики вляпываться в отношения с такими особями, как Наталья Константиновна... - Ага, вот оно что... - Кис, разумеется, спорить не стал. - Я вот никак не соображу, - вернулся он к простодушному тону, - всем мужьям заклеивали рты куском скотча. А женам - нет. Почему? Может, вы догадались? - Конечно, - снисходительно ответила Наталья Константиновна. - Для минета оставили свободным. Алексею показалось, что на его щеках проступила краска. Однако лицо его собеседницы оставалось безмятежным. - А кричать, на помощь позвать - вы не пробовали? Не все же рот был занят... - Ну как же, я звала! Только никто не пришел. Что верно, то верно: никто из соседей криков не слышал... - Бандиты, насколько мне известно, ограбили вас. Взяли ценные вещи и деньги. - Ужас просто! - затараторила Наталья, - взяли кольцо с рубином, с брильянтом... - На общую сумму в двадцать тысяч долларов, я в курсе, - поморщился Кис. - А вы мне вот что скажите: вещи и деньги, которые они взяли, лежали на своих обычных местах? - Ну да! - Они их быстро нашли. Вы что, - не имеете привычки прятать ценности? - Ну... Кто же мог подумать! У нас квартира на сигнализации! Если бы они меня не втолкнули, когда я открывала дверь, они бы не смогли нас ограбить! - Где именно находились деньги? Наталья Константиновна задумалась. И думала довольно долго. - В ящике серванта, - наконец, промолвила она. Ага, интересно. А в деле записано - в ящике письменного стола. - А драгоценности? - В шкатулке. А шкатулка стояла на тумбочке в спальне. - Она и сейчас там стоит? Можно посмотреть? - Зачем? - нахмурилась Наталья. - Она... Сейчас ее там нет. Я ее на ключ заперла, в тумбочке. - Так где же ее обычное место? - Ну, раньше я ее на тумбочке держала... А теперь, после этого, запирать стала. - Бандиты не все вынесли, верно? - Я не понимаю, почему вы... С какой стати вы интересуетесь? - Пытаюсь понять. Я бы на месте бандитов взял шкатулку и высыпал все ее содержимое себе в карман, к примеру. А не стал бы разбирать, что взять, а что оставить. А эти добряки, насколько я понимаю, вас пожалели и с вами по-братски поделились! - С чего вы взяли?! - С того, что вы закрыли шкатулку на ключ. Значит, есть что хранить. - На что вы намекаете?! - Ни на что, господь с вами. Просто радуюсь, что вам такие славные бандюги попались. Вряд ли ваш супруг согласился бы с этим определением, да супруга-то уже нет. Так что его мнение нам узнать не удастся, - позволил себе издевку Кис и быстро распрощался, оставив Наталью Константиновну в полном недоумении. Ну и отлично, пусть недоумевает. Не заметила, как прокололась! Не могла точно сказать, где лежали деньги - скорее всего потому, что солгала в первый раз, а теперь не помнит, как именно. И с драгоценностями он удачно провел свой пас - наверняка они не все забрали, как она заявила в милиции. Кис был страшно доволен. Рассказ "потерпевшей" ему весьма понравился. Он так мысленно и поставил слово "потерпевшая" в кавычки. И эти кавычки его сильно заинтриговали. Теперь для полноты картины ему требовалось поговорить с Верой Лучниковой - единственной, кого бандиты не связали. От слова "любовь". Он прибыл на Сокол около восьми вечера, разумно предполагая, что человек днем на работе, и вечером его застать легче. Расчет оказался верен, и Вера, рассмотрев его удостоверение, пропустила Алексея в гостиную. Она была в бархатном, вишневого цвета халате, наброшенном поверх брючек и свитерка - мерзла. Красивая женщина, - отметил про себя Кис. Благородные и строгие черты; русые волосы, небрежно подобранные на макушке, открывают грациозную шею, по которой струятся две выбившиеся пряди; серые глаза лучатся умом и едва заметной, мягкой иронией... Полная противоположность Наталье Константиновне с ее яркой, но дешевой панельной внешностью. В то же время Вера Лучникова показалась ему бледной, какой-то изможденной, вяловатой - словно замороженной. Кис отнесся к этому сочувственно: видать, последствия перенесенного шока. На вопросы Вера отвечала вежливо, но неохотно и скупо. Детективу приходилось переспрашивать и уточнять. - Я прошу вас понять, Вера Игоревна, насколько важна каждая деталь, даже самая малюсенькая, - терпеливо пояснял Кис. - Каждое слово, жест, интонация - все очень важно, понимаете? Постарайтесь вспомнить! - Знаете, я была в таком состоянии, что... - Вера посмотрела на него каким-то отстраненным, нездешним взглядом: должно быть тамошним, в воспоминаниях... - Все смазалось в памяти. - Я понимаю, понимаю! - горячо заверил ее Кис. - Но все же... А чаю нельзя у вас попросить? - вдруг улыбнулся он. Не то, чтобы он так уж хотел чаю, хоть оно и было бы весьма кстати, - просто Кис надеялся за чаепитием создать более непринужденную обстановку, растормошить, растопить немножко эту заснеженную женщину. - Разумеется. Вера, зябко кутаясь в халат, пошла на кухню. Алексей проследовал за ней и некоторое время молча следил за тем, как Вера ополаскивает кипятком заварочный чайник из синего фарфора. - Давайте попробуем сделать так: я буду задавать наводящие вопросы, - наконец, произнес он. - Может, они помогут вам вспомнить что-то важное... Хорошо? - Он посмотрел Вере в глаза. Вера ответила ему таким же прямым взглядом и улыбнулась: что-то было в этом детективе располагающее. Глаза светло-карие, чуть зеленоватые, умные, спокойные; во взгляде есть глубина, перспектива, в которой угадывается прочувствованная и осмысленная жизнь; хороший мужской подбородок, говорящий о наличии характера, но без излишней жесткости; буйная шевелюра намекает на темперамент, а жестокая стрижка, попытка обуздать непослушную растительность, - на волю; голос приятного тембра, интонация не фальшивая, искренняя. Он несуетен; пожалуй, немного стеснен, но не зажат, - для Веры черта важная: она не доверяла людям, не умеющим справиться со своими комплексами. Комплексы - это ядовитая радиоактивная грязь, покрывающая и разлагающая любые хорошие качества в людях... Короче, детектив Алексей Кисанов был оценен, скорее, положительно, Вера в его присутствии чувствовала себя непринужденно и сочла, что его можно удостоить откровенной беседы. Он не станет ухмыляться за спиной, вспоминая доверенные ему пикантные подробности, - он деликатно сотрет их из своей памяти, уважая чужую душу и чужую беду... - Давайте, - легонько улыбнулась Вера. - Вы, наверное, знаете, что всего таких изнасилований было пять? И во всех остальных случаях пострадавшими были жены. Законные супруги, я имею ввиду, - смущаясь, уточнил Кис. - Только вы не имели этого, так сказать, статуса. А теперь подумайте: по-вашему, преступники приняли вас за жену? Или они знали, что вы на тот момент не являлись женой... - путался в словах Кис. Вера помогла ему: "Что я была любовницей?" - Да, - обрадовался поддержке Алексей. - Между прочим, зря вы стесняетесь этого слова, - заметила Вера, наливая кипяток в синий чайник. - Оно красивое, от слова "любовь". Любовница - это та, которую любят. А жена - это что-то непонятное. На старинном русском - просто женщина. И не факт, что любимая. - Верно, - удивился Кис, - никогда не об этом задумывался. Но вы совершенно правы... В общем, как вам кажется, бандиты знали, что вы не жена? - Нет. Толя назвал меня женой при них, и никто никак не отреагировал. - Вера прикрыла чайник "бабой" и вернулась в гостиную. Кис не отставал. - Кроме того, они, уходя, назвали меня "хозяйкой". - "Хозяйкой"? Это в каком же контексте? Так водопроводчики говорят, получая свою десятку! - Я тогда тоже удивилась... Но мне было не до того. А вот сейчас припоминаю: они сказали очень странную фразу... Что-то по поводу Сбербанка... Погодите... Вера отвернулась к окну, и Кис на некоторое время получил возможность полюбоваться ее строгим профилем. - Вот как они сказали: "Все, хозяйка, как в Сбербанке. Бывай!" Это было тогда, когда они набили свои пакеты ценностями. Словно они их не выносили, а напротив, принимали в банк на хранение... Или что-то в этом роде... Я так и не поняла. Кис вскочил и забегал по гостиной. "Извините, - пробормотал он, проносясь мимо Веры, - когда думаю, люблю ходить..." Вера усмехнулась и отправилась на кухню разливать по чашкам чай. Когда она принесла дымящиеся чашки и тарелку с каким-то экзотическим печеньем, Кис уже сидел, помахивая нетерпеливо ногой, закинутой на другую ногу. - Это чрезвычайно интересная деталь, - проговорил он возбужденно. - Чрезвычайно! А еще что-нибудь, Вера Игоревна, не вспомните? Подумайте, прошу вас! Что-нибудь такое, что могло вас удивить, показаться странным... А? Вера снова легонько улыбнулась и придвинула детективу чашку: "Прошу вас". Кис послушно затренькал ложечкой, размешивая сахар, с нетерпением поглядывая на Веру. Она думала. Опустив глаза в чашку, она тоже кружила ложкой янтарную жидкость, хотя сахару там было всего пол-ложечки, и он давно уже растворился... - Вспомнила. - Вера подняла глаза от чашки. - Вот еще что: когда Толе стало плохо, я закричала. Мне уже было все равно, что у них пистолет, я уже не могла думать ни о чем, кроме Толи... - Простите, Вера, я хотел бы уточнить: вы кричали громко? - Изо всех сил. - А до этого - почему не кричали? Не пытались позвать на помощь? - Из-за Толи. Чтобы не сделать ему еще хуже. - Я понимаю... Но продолжайте, я вас перебил. - Я закричала; и где-то подсознательно ждала удара, если не выстрела. И знаете, как они отреагировали? Они меня спросили: "что, так больно?" И вдруг разом меня отпустили. Честно говоря, я никогда не слышала, чтобы бандиты страдали повышенной чувствительностью к чужой боли... - Так-так-так, - пропел Кис довольно. - Добренькие бандиты. Это очень, очень любопытно... - Вот еще что удивительно: они пользовались презервативами. То ли брезгливы, то ли... - Ну, это скорее всего для того, чтобы не оставить генетических следов. - А-а, об этом я не подумала... И все же, они вели себя относительно, если можно так выразиться, деликатно: перед тем, как меня изнасиловать, они пытались меня... - Вера слегка запнулась, но быстро взяла себя в руки, - меня возбудить. Мне это тоже показалось странным - разве насильникам не все равно, что чувствует их жертва? - Невероятно, - произнес Кис. - Есть у меня одна престранная мыслишка... Но скажите мне вот что: во всех остальных случаях, кроме вашего, шайка оставляла женщин связанными, хоть и не очень сильно - практически всем удавалось освободиться от веревок самостоятельно. И, заметьте - веревок! Связывали не скотчем, от которого невозможно избавиться без посторонней помощи, а веревками! И рты женщинам не заклеивали. Вы следите за моей мыслью? - Не очень, честно говоря, - призналась Вера. Она немножко разрумянилась от горячего чая, глаза оживились и заблестели, и она стала необыкновенно хороша. Кис посоветовал бы ей почаще пить чай... И иметь приятных собеседников, конечно. - Ну как же, - удивился он, - картиночка складывается прелюбопытная: со всеми женщинами преступники обращались исключительно щадяще, если, конечно, не считать самого процесса изнасилования, который был из разряда жесткого порно... Но ни одна женщина не была избита, никаких иных жестокостей не было; веревочки надели почти для красы... Рот ни одной не заклеили, - что, на самом деле, было бы логично: хоть и зима, все окна закрыты, да и по вечерам в каждой квартире свой гвалт стоит, а все же риск имелся, что соседи услышат крики о помощи... Вас это не наводит ни на какую мысль? - Вы хотите сказать, что эти изнасилования... Что не сами женщины и не секс был их целью... Что они были подстроены специально, чтобы довести до инфаркта мужей? - Вера, - можно я буду вас звать по имени? - Вера, это же очевидно! Это с самого начала было ясно, стоило только сопоставить дела... Но теперь тут еще кое-что наклевывается... - Погодите! Если это так... Если это было рассчитано на инфаркт... То значит, это вовсе не изнасилования, а убийства?! - Убийства, - кивнул Кис, - и весьма возможно - заказные. Да вы успокойтесь, Вера, прошу вас, а то я начинаю чувствовать себя виноватым, что разбередил в вашей душе раны... - Нет-нет, ничего... Продолжайте. Вера со вниманием прилежной ученицы уставилась на Киса. - Вы единственная, кого они не связали. Почему, как вы думаете? - Я его просто-напросто отпихнула, - того, кто полез ко мне с веревкой. Я его кулаками по спине вытолкала из комнаты! Они даже удивились... Помнится, я еще тогда подумала: трусы! Если б я сразу об этом догадалась! Я под дулом пистолета совсем растерялась, мне и в голову не могло прийти, что с ними можно женским кулачком управиться! А если бы я оказалась посмелее, если бы не растерялась, - ничего бы не случилось, и Толя остался жив... Ее голос задрожал, и Вера провела пальцами по глазам, судорожно сглотнув. Кис дотронулся до ее плеча. - Не корите себя. Вы ни в чем не виноваты. И дело вовсе не в том, что они трусы... - А в чем? - совсем тихо спросила она. - Я думаю, что они просто приняли вас за заказчицу. Сценарии обговаривались заранее, но ваше поведение было ими воспринято как изменения в некоторых сценах. И потому были так неожиданно послушны вашей воле: хозяин-барин. Кто платит, тот и заказывает музыку. - Простите, не поняла! Как они могли принять меня за... - Дело не в вас, - мягко произнес Кис, останавливая ее жестом. - Давайте рассмотрим на эту гипотезу. Щадящее обращение со всеми женщинами - раз. Все жены остались молодыми богатыми вдовами - два. Ни одна из четырех пострадавших жен не сумела предоставить следствию ни одной конкретной детали, за которую можно было бы хоть как-то зацепиться, - три. Только вы описали голос, вспомнили слова; только вы рассказали мне, что насильники, проявили к вам - скажем так, - участие; только вы не дали себя связать, только вы закричали изо всех сил... Остальные, я думаю, вели себя весьма смирно, только тихо "повизгивая", как выразился муж одной из потерпевших, оставшийся в живых после инфаркта... И только вы попытались вызвать "Скорую" и ухитрились сдернуть маску с лица одного из них... И вы - не жена. Алексею показалось, что его слова вжали Веру в кресло, как при резком старте автомобиля. Голова откинулась назад, пальцы до побеления вцепились в подлокотники. - Так вот оно что... - проговорила она, - вот что вы имеете ввиду... Поэтому они со мной так разговаривали... Не зная, что я не жена... Значит Ирина... - Вы догадались, какой напрашивается вывод, верно? - То есть, заказчицы в этих убийствах - жены, - подытожила Вера. - Именно. И "ограбления" - скорее всего, являлись заранее обговоренной платой за доведение до инфаркта. Уж очень резво бандиты все находили - видимо, заранее знали, где и что взять... Скажите-ка, те дорогие штучки, которые в вашем случае бандиты вынесли - они лежали на прежних местах, куда их положила еще супруга Анатолия Кочеткова, или вы уже успели навести в квартире свой порядок? - На прежних. Я не хотела ничего трогать до их развода. И, кстати, утром того дня Ирина зачем-то заезжала домой к Толе... Выходит, она пришла, чтобы подготовить плату? Положить все на условленные места?... Боже, какое ничтожество, какая низость!... - И, полагаю, вас нарочно подставила - самой не хотелось оказаться в роли жертвы изнасилования. Ведь, насколько я знаю, в то время она практически не жила с мужем, а поселилась у любовника... Так? Выходит, это не случайная ошибка: на вас навели как на жену... Бандиты явно не знали, кто вы на самом деле, и, со своей стороны, удивлялись вашему поведению... Но подчинились, считая вас заказчицей. Вера молчала, обхватив себя за зябкие плечи. - Послушайте, Вера... Вы меня слышите? - Слышу... - эхом откликнулась она. - Скажите, чем я могу вам помочь? Может, какую таблетку вам дать? Слышите, Вера? Что я могу сделать для вас? - Уйти. Вера встала, прошла к двери и распахнула ее. - Одну секундочку... К вам никакой журналист не наведывался? - Нет. - А других странных встреч... - Простите. Мне надо побыть одной. Кис, растерянно потоптавшись на пороге, подчинился. Виктор обрадовался, увидев, что Вера ест сама, без его настойчивых напоминаний, - она нажарила полную сковородку мяса с картошкой и, не дождавшись его со смены, уплетала ужин со здоровым аппетитом. Он даже насторожился: столько времени боролся с ее анорексией, а тут вдруг... - Все в порядке, Веронька? Вера кивнула с набитым ртом. Она поставила ему тарелку, положила вилку с ножом и показала жестом: сядь. Виктор присел, но беспокойство не отпускало его. Вера была сильно возбуждена и он испугался, не "угостили" ли ее новой дозой наркотика. Но Вера развеяла его сомнения, прикончив, наконец, свой кусок мяса с жадностью оголодавшего тигра. Она рассказывала о визите частного детектива и о роли жен в этих делах, и все время нервно посмеивалась. - Что с тобой, Веронька? Ты так возбуждена, так оживлена... Чему ты радуешься? - Я больше не собираюсь кончать жизнь самоубийством! - Это отлично, очень здравая мысль... - Я собираюсь, ровно наоборот, уничтожить ее! - Кого - ее? Ирину?! - Я с ней разделаюсь! - Ты хочешь... В каком смысле? Не может же быть... Что ты задумала? Вера, опомнись! - Ах, как мне сразу стало весело жить! Я должна ей отомстить за смерть Толи, за свое унижение! Ты знаешь, что нет ничего, что успокаивало бы душу сильнее, чем месть? - Вера, очнись, приди в себя! Что ты несешь! Тебя послушать, так прямо исламист-фундаменталист, а не женщина! Вера рассмеялась. - Да я же не убивать ее собираюсь! - Правда? А я уж было подумал... И как же ты собираешься мстить? - В тюрьму ее! За заказное убийство! Я помогу милиции это доказать! - Как, Верочка? Что ты можешь сделать? - Пока не знаю... - Вера немного притихла. - Но я сделаю все! Раз это правда, - значит, где-то существуют и доказательства! - Веронька, родная... Ты очень перевозбуждена. Давай я тебе налью немного красного вина, смотри, я хорошее купил... Вера выпила бокал вина залпом, как водку. И затихла окончательно, уставившись невидящим взглядом в пространство. Виктор снова наполнил бокал: в данном случае немного алкоголя ей будет весьма кстати. Налил и себе. - Вера... - позвал Виктор, подвигая бокал, - давай, за твое здоровье... Ты рассказала этому детективу о подозрительном докторе, вколовшем тебе наркотик? - Нет... - А о слежке? - Зачем? Это все происки Ирины! За это я ей тоже отомщу! - упрямо произнесла Вера, но в ее глазах показались слезы. Она немного захмелела после второго бокала. Виктор взял ее за руку. - И все же надо ему об этом рассказать, если ты действительно собираешься помогать следствию. Завтра же, слышишь?... Он тебе оставил свой телефон? Вера протянула визитку. - Только он не из милиции, он частный детектив. - Но ведь он тоже ведет расследование! Вера налила себе третий бокал и выпила его так же залпом. - А я бы и впрямь с удовольствием ее убила! Купила бы пистолет и застрелила! - Но ты этого не сделаешь, правда? - Почему? - с вызовом спросила Вера. - Потому что мы цивилизованные люди и не занимаемся самосудом... Вера разрыдалась в голос. "Мы цивилизованные, да! Мы образованные, добрые, умные, интеллигентные! И поэтому всякое дерьмо нас уничтожает одним щелчком, как клопов! Им это просто, - они не цивилизованные! А мы не можем ответить тем же, нас внутренняя культура, черт подери, не пускает! Мы ждем, пока нищая и продажная милиция вместе со свежеиспеченными безграмотными детективами нас защитит! Но нас, Виктор, не защитит никто, кроме нас самих! И мы сами - мы тоже не защитим себя, цивилизованные идиоты!" Рыдания сотрясали ее плечи. "Нервная система очень ослаблена, - подумал Виктор. - Надо этот разговор заканчивать, да в постель ее уложить, баиньки". - Веронька, зачем ты так говоришь? Детектив этот, - он посмотрел в визитку - Кисанов, - вполне толковый мужик. Смотри, как он схему вычислил! Ты бы сама сроду не догадалась, если бы он тебя не навел на эту мысль, правда? Да и в милиции не одни дураки сидят, я с ними иногда сталкиваюсь по работе, и знаешь, там есть отличные ребята, честные и ... Вера вдруг обняла его за шею и ткнулась губами в скулу. - Ты хороший парень, Виктор... Знаешь, без тебя я бы не справилась... Спасибо тебе. - Какие-то глупости говоришь, право, - проворчал Виктор, скрывая охватившую его радость. Вера, не разнимая рук, притихла где-то под мочкой его уха. - Верочка, - он осторожно положил руку на ее волосы, - Верочка, ты в порядке? - А знаешь что? - она оторвалась от шеи Виктора и посмотрела на него с торжествующим видом. - Я сама найму этого детектива, Кисанова! Пусть он и найдет доказательства! И Ирина сядет за заказное убийство! Надолго! Не знаешь, сколько у нас за это дают?... Кража. Марина проснулась рано и с трудом заставила себя выпить кофе. Она подрагивала от возбуждения, и Слава накинул ей на плечи поверх халата большую шаль, мамину. Последние дни он ночевал у Марины: утром расходились по конторам, вечером встречались в ресторане, потом ехали к ней. В какой-то момент Марина вдруг подумала, что он ни разу не пригласил ее к себе, и она так и не видела его квартиру... Но не успела она толком додумать мысль, как Слава сказал: - Ты знаешь, я все время по вечерам у тебя, днем на работе, и мне так до сих пор и не удалось навести порядок в моей холостяцкой квартире. Вот закончим наше мероприятие, и я съезжу, наконец, к себе, приберусь! А потом приглашу тебя торжественно в гости. Придешь? Он спросил это с такой надеждой, что Марина растаяла, а вместе с ней и легкие облачка сомнений. Но в самый неподходящий момент вдруг всплыли новые. Она уже заводила машину, и Слава сидел рядом с ней на пассажирском сиденье, и его красивый профиль неясно вырисовывался в сумраке, и тут Марина подумала, что ехать "на дело" на ее машине крайне неосторожно, серебристо-голубой Фольксваген многие соседи знают; следовало бы ехать на Славиной... И вот тут неприятно кольнула мысль о том, что и его машину она ни разу не видела, все разъезжают на Марининой... - Слав, послушай... - Марина волновалась: к утреннему возбуждению прибавилась эта неприятная мысль, и ей хотелось поскорее развеять свои сомнения. - Это неразумно, что мы едем на моей машине. Ее знают все соседи! Мы об этом не подумали, но надо было ехать на твоей! У тебя же есть машина? Марине стало неловко, ей показалось, что в вопросе прозвучало подозрение, которого она не сумела скрыть. Какое именно подозрение, она толком не знала; когда что-то неясное, нелогичное, странное происходит, в голову начинают лезть всякие глупости: "А вдруг он просто жиголо? Что я о нем знаю? Может, никакой машины у него и вовсе нет? Глупости, глупости: какой жиголо будет тратить ежевечерне такие суммы на ресторан! А вдруг он все-таки хочет воспользоваться мной и отобрать у меня мамино колье с моей же помощью? Этого Виталика я в глаза не видела, а вдруг он настоящий бандит?! Колье возьмут, меня чем-нибудь по голове..." - Конечно, есть! Мне просто не удалось до сих пор тебе ее показать, - глупо же таскаться повсюду на двух машинах... Черная Тойота, четырехприводная, со всякими прибамбасами - мальчишество, конечно. Но только я думаю, что не стоит ее брать: она привлечет к себе куда больше внимания, чем твоя малявка; все окрестные мальчишки к ней сбегутся, и у нас обнаружится целое стадо свидетелей... А нам они вовсе ни к чему. Твой Фольксваген просто поставим подальше и пройдем к подъезду пешком, по возможности незаметно... Но если хочешь, Маринка, то давай съездим за моей! Она недалеко стоит, в гараже на Белорусской! У Марины немедленно отлегло от сердца, и она ответила весело: - Ты, Славка, как всегда прав! Едем на моей! И напряжение улетучилось окончательно, когда ее плечи ощутили приятную тяжесть его руки. Виталик оказался довольно сумрачным и малоразговорчивым человеком. Марине показалось, что к ней он отнесся как-то неприязненно, и она сразу замкнулась: осуждает ее, наверное... Плевать! Это не его дело, и нечего было тогда соглашаться! Тоже мне, морализатор нашелся! Впрочем, что именно думает Виталик, - может, он просто плохо выспался в эту ночь, или с женой поссорился, или с начальством в конторе... - Марина этого так и не узнала, поскольку все произошло стремительно быстро. Она не простояла и двух минут в пролете между этажами, наблюдая, не пойдет ли кто по лестнице, как ее тихонько окликнули. Марина поднялась: дверь была уже открыта. Тихо охнув, вошла. Быстро отключила сигнализацию, огляделась. Колье она нашла быстро: оно оказалось на своем прежнем месте, в папином сейфе, - гадкая Наташка, додумавшись сменить замки на двери, не сообразила сменить код на сейфе. Торжествуя, Марина помахала темно-синей бархатной коробочкой Славе, ждавшему ее деликатно в прихожей; Виталик стоял на лестнице, "на стреме". - Ура