л Нильфгаард и теперь пожинает плоды. А я вовсе не тороплюсь помирать за Венгерберг. То, что творится в Аэдирне, - не наши проблемы. - Не наши? Да что вы, сто тысяч чертей, плетете? То, что нильфгаардцы уже в Лирии и Аэдирне, на правом берегу Яруги, что нас отделяет от них только лишь Махакам, вы называете не нашими проблемами? Надо не иметь ни крупицы разума, чтобы... - Прекратите, - остановил Виллимер. - Ни слова больше. Король идет. Двери залы отворились. Члены королевского Совета встали, отодвигая стулья. Многие стулья пустовали. Командующий наемными войсками и большинство командиров были при подразделениях в Долине Понтара, в Махакаме и у Яруги. Пустовали также стулья, обычно занятые чародеями. Чародеи... "Да, - подумал жрец Виллимер, - местам, которые занимают здесь, при королевском дворе в Вызиме, чародеи, долго оставаться незанятыми. Как знать, не навсегда ли?" Король Фольтест быстро пересек залу, остановился у трона, но не сел, только наклонился, оперся руками о сиденье. Он был очень бледен. - Венгерберг осажден, - тихо произнес король Темерии, - и падет с минуты на минуту. Нильфгаард безостановочно идет на север. Окруженные полки еще бьются, но это уже ничего не изменит. Аэдирн потерян. Король Демавенд бежал в Реданию. Судьба королевы Мэвы неизвестна. Совет молчал. - На нашу восточную границу, то есть на устье Долины Понтара, нильфгаардцы выйдут через несколько дней, - продолжал Фольтест так же тихо. - Хагга, последняя крепость Аэдирна, долго не продержится. А Хагга - это уже наша восточная граница. И на нашей южной границе произошло нечто очень скверное. Король Эрвилл из Вердэна присягнул на верность императору Эмгыру. Открыл ворота и сдал крепости в устье Яруги. В Настроге, Розроге и Бодроге, которые должны были защищать наш фланг, теперь размещены нильфгаардские гарнизоны. Совет молчал. - Благодаря этому, - продолжал Фольтест, - Эрвилл сохранил королевский титул, но его сюзереном стал Эмгыр. Так что формально Вердэн все еще королевство, но практически он - нильфгаардская провинция. Вы понимаете, что это означает? Ситуация изменилась на обратную. Вердэнские крепости в устье Яруги - в руках Нильфгаарда. Я не могу приступить к форсированию реки. И не могу ослабить стоящую там армию, формируя корпуса, которым следовало бы вступить в Аэдирн и поддержать армии Демавенда. Я не могу этого сделать. На мне лежит ответственность за страну и подданных. Совет молчал. - Император Эмгыр вар Эмрейс, - продолжал король, - предложил мне... заключить пакт. Я принял предложение. Сейчас я изложу вам, в чем суть этого пакта. А вы, выслушав меня, поймете... Признаете, что... Скажете... Совет молчал. - Скажете... - закончил Фольтест, - скажете, что я принес вам мир. *** - Итак, Фольтест поджал хвост, - буркнул ведьмак, переламывая пальцами очередной прутик. - Стакнулся с Нильфгаардом. Бросил Аэдирн на произвол судьбы... - Да, - подтвердил поэт. - Однако ввел войска в Долину Понтара, обложил и занял крепость Хаггу. А нильфгаардцы не вошли на перевалы Махакама и не пересекли Яругу в Соддене, не напали на Бругге, который после капитуляции и действий Эрвилла взяли в клещи. Несомненно, такова была цена нейтралитета Темерии. - Цири была права, - прошептал ведьмак. - Нейтралитет... Нейтралитет, как правило, бывает подлым. - Что? - Ничего. А Каэдвен, Лютик? Почему Хенсельт из Каэдвена не поддержал Демавенда и Мэву? Ведь у них был союз, их объединял пакт. А если даже Хенсельт по примеру Фольтеста наплевал на подписи и печати на документах и пустил по ветру королевское слово, то, надо думать, не по дурости? Разве он не понимает, что после падения Аэдирна и пакта Нильфгаарда с Темерией придет его черед, что он - следующий в нильфгаардском списке? Ведь ясно же, что Каэдвен должен поддержать Демавенда; В мире уже нет ни веры, ни правды, но ум-то, надо думать, еще остался? А, Лютик? Есть еще в мире ум? Или остались лишь подлость и презрение? Лютик отвернулся. Зеленые фонарики были близко, окружали их плотным кольцом. Он не заметил этого раньше, но теперь понял: дриады прислушивались к его рассказу. - Молчишь, - сказал Геральт. - Значит, Цири была права. Значит, Кодрингер был прав. Значит, все были правы. Только один я, наивный, анахроничный и глупый ведьмак, был не прав. *** Сотник Дигот по прозвищу "Полгарнец" откинул полотно палатки, вошел, тяжело сопя и зло ворча. Десятники повскакивали с мест, приняв армейскую стойку и нагнав на лица подобающие случаю выражения. Зывик ловко накинул кожушок на стоящий между седлами бочонок водки, прежде чем глаза сотника успели привыкнуть к полумраку. Не то чтобы Дигот был таким уж ярым противником выпивок в лагере, просто надо было спасать бочонок. Прозвище сотника родилось не на пустом месте - все знали, что при соответствующих условиях он был способен лихо и чуть ли не мгновенно выхлебать полгарнца самогона. Казенный солдатский кубок емкостью в кварту сотник опустошал как пол-квартовку одним махом и редко когда проливал хоть каплю на усы. - Ну и как, господин сотник? - спросил Бодэ, десятник лучников. - До чего там договорились благородные командиры? Какие приказы? Переходим границу? Говорите же! - Щас, - буркнул Полгарнец. - Ну и жарища, забодай ее комар... Щас все выложу. Только для начала дайте чего напиться, не то глотка высохнет вконец. И не трепитесь, мол, нету, потому как самогоном несет от палатки за версту. И знаю, откедова несет. О, из-под того вон кожушка. Зывик, бормоча под нос ругательства, добыл бочонок. Десятники сбились в плотную кучку, забренчали чарки и оловянные кружки. - Аааа! - Сотник отер усы и глаза. - Уууух, крепка, забодай ее... Лей еще, Зывик. - Ну же, говорите, - поторапливал Бодэ. - Приказы-то какие? Идем на нильфов аль дале будем торчать на границе, словно грачи на заборе? - Горит вам в драчку, что ль? - Полгарнец надолго раскашлялся, сплюнул, тяжко присел на седло. - Так уж и тянет за рубеж, в Аэдирн? Подпирает, э? Ярые волчишки, ничего не скажешь, клыками так и клацаете. - А как же, - холодно сказал малыш Сталер, переступая с ноги на ногу. Обе, как у всякого старого кавалериста, были кривыми как дуги. - А как же, господин сотник. Пяту ночь в обувке спим, в готовности, стало быть. Вот и хочим знать, чего будет-то. То ль битва, то ль обратно в форт. - За рубеж идем, - кратко сообщил Полгарнец. - Завтра на заре. Пять хоругвей. Бурая - передом. А теперь слушайте, скажу, что нам, сотникам и хорунжим, велели комес и благородный господин маркграф Мансфельд из Ард Каррайга, напрямки от короля прибывши, передать. Наставьте ухи, потому как дважды говорить не стану. А приказы те непростые. В палатке стало тихо. - Нильфы перешли через Доль Ангру, - сказал сотник. - Прихлопнули Лирию, за четыре дня дошли до Альдерсберга, там после генерального боя разбили армию Демавенда. С марша после неполных шести дней осады предательством взяли Венгерберг. Теперича резко прут на север, теснят войска из Аэдирна к долине Понтара и к Доль Блатанна. Идут к нам, в Каэдвен. Потому приказ для Бурой Хоругви таков: перейти рубеж и быстро двигаться на юг, прямо к Долине Цветов. За три дни надо нам стать у речки Дыфни. Повторяю, за три дни, стало быть, на рысях идти будем. За речку Дыфню - ни шагу. Ни шагу, повторяю. Вот-вот на том берегу покажутся нильфы. С ними, слушайте как следует, в бой не вступать. Никоим разом, понято? Даже ежели они где-нито захочут речку перейти, то только показать им, знаки, стало быть, дать, чтобы знали - это мы, каэдвенское войско. В палатке стало еще тише, хотя казалось, тише уже быть не может. - Это как же ж так? - бухнул наконец Бодэ. - Нильфгаардцев-то не бить? На войну идем или как? Как же ж так, господин сотник? - Приказ такой, стало быть. Идем не воевать, только... - Полгарнец почесал шею. - А с братской помочью. Переходим границу, чтобы дать защиту людям из Верхнего Аэдирна... Не, чего я... Не из Аэдирна, а из Нижней Мархии. Так сказал благородный господин маркграф Мансфельд. Так, мол, и так, говорит, Демавенд понес поражку, откинул копыта и лежит, потому как дрянно правил и политикой, стало быть, подтирался. Значит, с ним уже конец и со всем Аэдирном тоже. Наш король Демавенду много грошей одолжил, пришел час возвернуть с процентом. Не можем мы такоже позволить, чтобы наши земки и братья из Нижней Мархии попали к нильфгаардцам в полон. Должны мы их, того, высвободить. Потому как это наши извечные земли, Нижняя, стало быть, Мархия. Когда-то под скипетром Каэдвена земли те были и ноне под тот скипетр возворачиваются. Аж по самую речку Дыфню. Такой вот пакт заключил наш милостивый король Хенсельт с Эмгыром из Нильфгаарда. Но пакт пактом, а Бурая Хоругвь должна у реки встать. Понятно? Никто не ответил. Полгарнец скривился, махнул рукой. - А, забодай тя комар, ни хрена вы не поняли, вижу. Да и ладно. Потому как и я сам тоже. Для понимания существуют король, графья, комесы и благородные господа. А мы - войско! Наше дело - приказы слухать: дойти до речки Дыфни за три дни, там стать и стоять стеной. И все тута. Плесни, Зывик. - Господин сотник... - робко начал Зывик. - А чего будет, ежели, к примеру, аэдирнская армия сопротивляться почнет? Дорогу загородит? Ведь с оружием через ихнюю страну идем! Как тогда? - Ну да, а ежели наши земки и братья, - язвительно подхватил Сталер, - те, которых мы высвободить вроде бы должны... Ежели они примутся из луков бить, каменьями кидать? Э? - Должны мы за три дни стать у Дыфни, - с нажимом сказал Полгарнец. - Не позжей. Кто нас захочет задержать, тот, стало быть, неприятель. А неприятеля на мечи поднять надыть. Но внимание и смирно! Слушай приказ! Ни сел, ни халуп не палить, у людей имучество не отбирать, не грабить, баб не трогать! Вбейте себе и солдатам в мозг: кто тот приказ нарушит, пойдет на шибеницу. Комес десяток раз это повторил: идем, забодай тя комар, не с нашествием, а как бы с братской помочью! Ну чего зубы скалишь, Сталер? Приказ! А теперь бегом в десятки, поднять всех на ноги, кони и снаряжение должны гореть как в полнолуние! Перед ужином все хоругви выстроить, сам комес будет проверять с хорунжими. Ежели за какую-нито десятку стыду наберуся, попомнит меня десятник, ой, попомнит! Выполнять! Зывик вышел из палатки последним. Щуря ослепшие от солнца глаза, поглядел на царящий в лагере балаган. Десятники спешили к своим подразделениям, сотники бегали и лаялись, корнеты, знать и пажи путались под ногами. Латники из Бан Арда носились по полю, вздымая тучи пыли. Жарища была страшенная. Зывик пошел быстрее. Миновал четырех прибывших вчера скальдов из Ард Каррайга, сидевших в тени богато разукрашенного шатра маркграфа. Скальды занимались тем, что загодя слагали балладу о победоносной войсковой операции, о гениальности короля, расторопности командиров и мужестве простого солдата. Как обычно, делали это авансом перед операцией, чтобы не терять попусту времени. - Ох, встречали нас братушки да хлеебом-солью... - начал на пробу один из скальдов. - Избавителей встречали да хлеебом-солью... Эй, Графнир, подкинь-ка какую-нибудь рифму к "соли". Новую. Неизбитую. Другой скальд подкинул рифму. Зывик не расслышал, какую. То ли "фасоль", то ли "антресоль". Расположившиеся среди верб у пруда десять солдат вскочили, увидев своего командира. - Собирайсь! - рявкнул Зывик, останавливаясь достаточно далеко, чтобы источаемый им перегар не повлиял на морально-боевой уровень подчиненных. - Прежде чем солнце на четыре пальца подымется, все на смотр! Все должно блестеть как энто самое солнце, оружие, амуниция, конь тожить! Будет маршировка, ежели из-за кого перед сотником стыду наберуся, ноги тому сукинсыну повыдергиваю! Живо! - В бой идем! - догадался конник Краска, быстренько запихивая рубашку в брюки. - В бой идем, господин десятник? - А ты че думал? На пляски по случаю начала жатвы? Или как? Рубеж переходим. Завтра на заре двинется вся Бурая Хоругвь. Сотник не сказал, в каком строю, но токмо наша десятка передом пойдет, как завсегда. Ну живее, подымайте жопы-то! Кру-у-гом! Скажу сразу, потому как опосля времени верняком не достанет. Никакая это не будет обнаковенная бойня, парни. Какую-то дурь надумали благородные, мать их так. Какое-то вызволение, или как там ее. Не идем ворога колотить, а на эти, ну на наши изувечные, не - извечные земли, с этой, ну как ее, братской помочью. А теперя смирно! Чего скажу-то: людишек из Аэдирна не трогать, не грабить... - Это как же так? - раскрыл рот Краска. - Как же так-то - не грабить? А чем коней кормить, господин десятник? - Фураж для коней грабить, боле ничего. Но людишек не сечь, халуп не палить, посевов не травить... Закрой пасть. Краска! Это тебе не вече, это войско, мать вашу так! Приказы слушать, иначе на шибеницу! Сказал: не убивать, не палить, баб... - Зывик осекся, задумался и докончил после минутного раздумья: - Баб трахать без шуму и штоб никто не видел. *** - На мосту через реку Дыфню, - докончил Лютик, - они обменялись рукопожатиями. Маркграф Мансфельд из Ард Каррайга и Мэнно Коегоорн, главнокомандующий нильфгаардскими войсками из Доль Ангры. Пожали друг другу руки над кровоточащим, догорающим королевством Аэдирн, закрепляя тем самым бандитский раздел добычи. Самый отвратный из жестов, какие только знала история. Геральт молчал. - Раз уж мы остановились на отвратности, - немного погодя сказал он неожиданно спокойно, - то что с чародеями, Лютик? Я имею в виду тех, что из Капитула и Совета? - С Демавендом не остался ни один, - начал поэт. - А Фольтест всех, кто ему служил, вытурил из Темерии. Филиппа - в Третогоре, помогает королеве Гедвиге наводить порядок в том бардаке, который все еще царит в Редании. С ней Трисс и еще трое, имен не помню. Несколько в Каэдвене. Многие сбежали в Ковир и Хенгфорс. Предпочли нейтралитет, потому что Эстерад Тиссен и Недамир, как ты знаешь, нейтралитет сохраняли и сохраняют. - Знаю. А как Вильгефорц? И те, кто при нем? - Вильгефорц исчез. Предполагалось, что он вынырнет в захваченном Аэдирне в качестве наместника Эмгыра... Но от него ни слуху ни духу. От него и всех его подельников. Кроме... - Говори, Лютик. - Кроме одной чародейки, которая стала королевой. *** Филавандрель аэп Фидаиль молча ожидал ответа. Королева, заглядевшись в окно, тоже молчала. Окно выходило в сады, еще недавно бывшие гордостью и красой властелина Доль Блатанна, наместника тирана из Венгерберга. Убегая от Вольных Эльфов, идущих в авангарде войск императора Эмгыра, наместник-человек успел вывезти из древнего дворца эльфов большую часть ценных вещей, даже часть мебели. Но садов забрать не мог. Он их уничтожил. - Нет, Филавандрель, - сказала наконец королева. - Еще рано, еще очень рано. Не надо мечтать о расширении наших границ, пока мы не знаем даже, где они точно проходят. Хенсельт из Каэдвена и не думает соблюдать договор и убираться с Дыфни. Шпионы доносят, что он отнюдь не отказался от мысли о нападении. Он может ударить в любой момент. - Значит, мы не добились ничего. Королева медленно протянула руку. Бабочка аполлон, влетевшая в окно, уселась на ее кружевном манжете, сложила и раскрыла заканчивающиеся остриями крылышки. - Мы добились больше, - сказала королева тихо, чтобы не спугнуть бабочку, - чем могли ожидать. Спустя сто лет мы наконец получили обратно нашу Долину Цветов... - Я бы не называл ее так, - грустно улыбнулся Филавандрель. - После того как здесь прошли войска, она скорее Долина Пепла. - Мы снова получили свою собственную страну, - закончила королева, глядя на бабочку. - Мы снова - Народ, не изгнанники. А пепел удобряет. Весной Долина Цветов расцветет вновь. - Этого слишком мало. Маргаритка. Все еще слишком мало. Мы сбавили тон. Еще недавно мы похвалялись, что столкнем людей в море, с которого они прибыли. А теперь сузили наши границы и амбиции до Доль Блатанна... - Эмгыр Деитвен подарил нам Доль Блатанна. Чего ты от меня хочешь, Филавандрель? Требовать большего? Не забывай, что, даже принимая дары, следует соблюдать умеренность. Особенно это относится к дарам Эмгыра, ибо Эмгыр ничего не дает даром. Земли, которые он нам даровал, мы должны удержать. А наших сил едва хватит, чтобы удержать Доль Блатанна. - Вернем бригады из Темерии, Редании и Каэдвена, - предложил белоголовый эльф. - Вернем всех скоя'таэлей, борющихся с людьми. Теперь ты королева, Энид, они выполнят твой приказ. Сейчас, когда у нас наконец-то есть собственный клочок земли, их борьба потеряла смысл. Теперь их обязанность - вернуться и защищать Долину Цветов. Пусть сражаются как вольный народ, обороняя свои границы. А они гибнут как разбойники по лесам! Эльфка опустила голову. - Эмгыр на это не согласен, - шепнула она. - Бригады должны продолжать борьбу. - Зачем? Во имя чего? - Филавандрель аэп Фидаиль резко выпрямился. - Я скажу больше. Мы не имеем права поддерживать их и помогать. Таково условие Фольтеста и Хенсельта. Темерия и Каэдвен признают нашу власть над Доль Блатанна только в том случае, если мы официально осудим борьбу "белок" и отречемся от них. - Дети умирают, Маргаритка. Умирают ежедневно, гибнут в неравной борьбе. После тайных договоров с Эмгыром люди накинутся на бригады и уничтожат их. Это наши дети, наше будущее! Наша кровь! А ты заявляешь, что мы должны от них отречься! Que'ss aen me dicette, Enid? Vorsaeke'llan? Aen vaine? Бабочка взлетела, затрепыхала крылышками, устремилась к окну, закружилась, подхваченная потоками горячего воздуха. Францеска Финдабаир, именуемая Энид ан Глеанна, некогда чародейка, а отныне королева Aen Seidhe, Вольных Эльфов, подняла голову. В ее прекрасных голубых глазах стояли слезы. - Бригады, - повторила она глухо, - должны продолжать борьбу. Нарушать порядок в человечьих королевствах, затруднять военные приготовления. Таков приказ Эмгыра, а я не могу противиться Эмгыру. Прости меня, Филавандрель. Филавандрель аэп Фидаиль взглянул на нее и низко поклонился. - Я-то прощаю, Энид. Но вот простят ли они? *** - И ни один чародей не продумал все случившееся заново? Даже после того как Нильфгаард убивал и жег все и вся в Аэдирне, ни один из них не бросил Вильгефорца, не присоединился к Филиппе? - Ни один. Геральт молчал долго. Наконец очень тихо сказал: - Не верю. Не верю, чтобы никто не отрекся от Вильгефорца, когда истинные причины и последствия его предательства вылезли наружу. Я, как всем известно, наивный, неразумный и анахроничный ведьмак. Но я по-прежнему не верю, чтобы ни у одного чародея не проснулась совесть. *** Тиссая де Врие поставила тщательно отработанную, замысловатую подпись под последней фразой письма. Подумав, добавила рядом идеограмму, означающую ее истинное имя. Имя, которого никто не знал. Имя, которым она не пользовалась очень-очень давно. С тех пор как стала чародейкой. "Жаворонок". Отложила перо. Старательно, ровненько, точно поперек исписанного листа пергамента. Долго сидела неподвижно, уставившись в красный шар заходящего солнца. Потом встала. Подошла к окну. Какое-то время глядела на крыши домов. Домов, в которых в это время укладывались спать обычные люди, утомленные своей обычной человеческой жизнью и трудами, полные обычного человеческого беспокойства о судьбах, о завтрашнем дне. Чародейка взглянула на лежащее на столе письмо. Письмо было адресовано обычным людям. То, что большинство обычных людей не умело читать, значения не имело. Остановилась перед зеркалом. Взбила волосы. Стряхнула с буфов рукава несуществующую пылинку. Поправила на декольте ожерелье из шпинели. Подсвечники у зеркала стояли неровно. Видимо, служанка трогала их и переставляла во время уборки. Служанка. Обычная женщина. Обычный человек с глазами, полными страха перед наступающим. Обычный человек, затерявшийся в полотнищах времен презрения. Обычный человек, пытающийся обрести надежду и уверенность в завтрашнем дне в ее, чародейки, словах... Обычный человек, доверие которого она не оправдала. С улицы донеслись звуки шагов, стук тяжелых солдатских сапог. Тиссая де Врие даже не вздрогнула, не повернула головы. Ей было безразлично, чьи это шаги. Королевского солдата? Прево с приказом арестовать предательницу? Наемного убийцы? Палача, подосланного Вильгефорцем? Ее это не интересовало. Шаги утихли в отдалении. Подсвечники у зеркала стояли неровно. Чародейка подровняла их, поправила салфетку так, чтобы угол оказался точно посредине, симметрично четырехугольным подставкам подсвечников. Сняла с рук золотые браслеты и ровненько положила их на разглаженную салфетку. Глянула критично, но не нашла ни малейшего изъяна. Все лежало ровно, аккуратно. Как и должно было лежать. Она отворила ящик комода, вынула из него короткий стилет с костяной ручкой. Лицо у нее было гордое и неподвижное. Мертвое. В доме стояла тишина. Такая тишина, что можно было услышать, как на столешницу падают лепестки увядающего тюльпана. Красное как кровь солнце медленно опустилось на крыши домов. Тиссая де Врие села на стоящее у стола кресло, задула свечи, еще раз поправила лежащее поперек письма перо и перерезала себе вены на обеих руках. *** Утомление от полного дня езды и впечатлений дало о себе знать. Лютик проснулся и понял, что заснул, скорее всего захрапел на полуслове во время рассказа. Пошевелился и чуть не скатился с кучки веток - Геральта уже не было рядом, и он не уравновешивал подстилки. - Так на чем... - Лютик откашлялся, сел. - На чем же я вчера остановился? Ага, на чародеях... Геральт? Где ты? - Здесь, - отозвался ведьмак, едва различимый в темноте. - Продолжай. Ты собирался сказать об Йеннифэр. - Послушай. - Поэт точно знал, что о названной персоне не имел ни малейшего намерения упоминать даже мимоходом. - Я, верно, ничего... - Не ври. Я тебя знаю. - Если ты меня так хорошо знаешь, - занервничал трубадур, - то на кой ляд добиваешься, чтобы я говорил? Зная меня как фальшивый шелонг, ты должен знать также, почему я промолчал, почему не повторяю дошедших до меня сплетен! Ты должен был бы додуматься, что это за сплетни и почему я хочу тебя от них избавить! - Que suecc's? - Одна из спящих рядом дриад вскочила, разбуженная его возбужденным голосом. - Прости, - тихо сказал ведьмак. - Ты тоже. Зеленые фонарики Брокилона уже погасли, лишь немногие еще слабо тлели. - Геральт, - прервал молчание Лютик. - Ты всегда утверждал, будто стоишь в стороне, будто тебе все едино... Она могла поверить. И верила, когда вместе с Вильгефорцем начала эту игру... - Довольно, - прервал Геральт. - Ни слова больше. Когда я слышу слово "игра", мне хочется кого-нибудь убить. Давай свою бритву. Надо же наконец побриться. - Сейчас? Еще темно... - Для меня никогда не бывает темно. Я - монстр. Когда ведьмак вырвал у него из руки кошелек с туалетными принадлежностями и направился к реке, Лютик почувствовал, что сонливость как рукой сняло. Небо уже начинало светлеть. Поэтому он отошел в лес, осторожно проходя мимо спящих, прижавшихся друг к другу дриад. - Ты к этому причастен? Он вздрогнул и обернулся. У опирающейся о ствол дриады волосы серебрились, это было видно даже в утреннем полумраке. - Отвратительная картинка, - сказала она, скрещивая руки на груди. - Человек, который все потерял. Знаешь, певун, это любопытно. В свое время мне казалось, что всего потерять нельзя, что всегда что-то да остается. Всегда. Даже во времена презрения, когда наивность может отыграться самым чудовищным образом, нельзя потерять все. А он... Он потерял несколько кварт крови, возможность нормально ходить, частично власть над левой рукой, ведьмачий меч, любимую женщину, чудом найденную дочь, веру... Но, подумала я, но ведь что-то должно было у него остаться? Я ошибалась. У него уже нет ничего... Даже бритвы. Лютик молчал. Дриада не шелохнулась. - Я спросила, ты причастен к этому? - продолжила она после недолгого молчания. - Но, видимо, спросила напрасно. Конечно, причастен. Ты же его друг. А если у тебя есть друзья и все-таки ты все теряешь, значит, виноваты друзья. В том, что сделали, и в том, чего не сделали. В том, что не знали, что следует сделать. - А что я мог? - шепнул он. - Что я мог сделать? - Не знаю. - Я сказал ему не все... - Это так. - Я ни в чем не виноват. - Виноват. - Нет! Нет! Я не... Он вскочил, раскидывая ветки лежанки. Геральт сидел рядом, растирая лицо. От него шел аромат мыла. - Не виноват? - холодно спросил он. - Интересно, что тебе приснилось? Что ты - лягушка? Успокойся. Ты не лягушка. Что ты - олух? Ну в таком случае это мог быть провидческий сон. Лютик оглянулся. Они были на поляне совершенно одни. - Где она... Где они все? - На опушке. Собирайся. Тебе пора. - Геральт, я только что разговаривал с дриадой. Она говорила на всеобщем без всякого акцента и сказала мне... - Ни одна из этой группы не говорит на всеобщем без акцента. Тебе приснилось, Лютик. Это Брокилон. Тут многое может присниться. *** На опушке их ожидала одинокая дриада. Лютик узнал ее сразу - это была та, с зеленоватыми волосами, которая ночью приносила им свет и уговаривала его спеть еще. Дриада подняла правую руку, приказывая остановиться. Левой она держала лук со стрелой на тетиве. Ведьмак крепко сжал трубадуру руку. - Что-то случилось? - шепнул Лютик. - Да. Стой тихо, не шевелись. Плотный туман, заполняющий пойму Ленточки, заглушал голоса и звуки, но не настолько, чтобы Лютик не услышал плеск воды и похрапывание лошадей. Реку переходили конные. - Эльфы, - догадался он. - Скоя'таэли? Бегут в Брокилон, верно? Целая бригада... - Нет, - проворчал Геральт, всматриваясь в туман. Поэт знал, что зрение и слух ведьмака невероятно чувствительны, но не мог угадать, оценивает ли он сейчас слухом или же зрением. - Не бригада. То, что осталось от бригады. Пятеро или шестеро конных, три лошади без седоков. Стой здесь, Лютик. Я иду туда. - Gar'ean, - предостерегла зеленоволосая дриада, поднимая лук. - N'te va, Gwynbleidd! Ki'rin! - Thaess aep, Fauve, - неожиданно резко ответил ведьмак. - M'aespar que va'en ell'ea? Пожалуйста, стреляй, А если нет, то замолчи и не думай меня запугать, потому что меня запугать нельзя. Я должен поговорить с Мильвой Барринг и поговорю, независимо от того, нравится тебе это или нет. Останься, Лютик. Дриада опустила голову. Лук тоже. Из тумана проступили девять лошадей, и Лютик увидел, что действительно только на шести из них сидели наездники. Заметил он и фигурки дриад, появившихся из зарослей и направлявшихся навстречу, заметил, что трем наездникам пришлось помогать слезть с лошадей и поддержать, чтобы они могли дойти до спасительных деревьев Брокилона, Другие дриады словно привидения промчались по бурелому и береговому откосу и исчезли во мгле, затягивающей Ленточку. С противоположного берега раздался крик, ржаиие, плеск воды. Поэту почудилось, что он слышит свист стрел. Впрочем, уверен он не был. - За ними гнались... - проворчал он. Фаувэ повернулась, держа руку на луке седла. - Ты петь такая песня, taedh, - проворчала она. - N'te ch'aent a'minne, не о Эттариэль. Любить - нет. Время - нет любить. Теперь время - убивать, да. Такая песня - да! - Я, - пробормотал он, - не виноват в том, что творится... Дриада минуту помолчала, глядя в сторону, потом быстро проговорила: - Я - нет тоже. - И быстро скрылась в чаще. Ведьмак вернулся примерно через час. Привел двух оседланных лошадей - Пегаса и гнедую кобылу. На чепраке кобылы видны были следы крови. - Это лошадь эльфов, верно? Тех, что перешли реку? - Да, - ответил Геральт. Лицо и голос у него были чужие и незнакомые. - Это кобыла эльфов. Однако временно она послужит мне. А представится случай - обменяю на коня, который умеет нести раненого, а если раненый упадет, останется рядом с ним. Кобылу этому явно не научили. - Уезжаем? - Уезжаешь ты. - Ведьмак кинул поэту поводья Пегаса. - Ну бывай, Лютик. Дриады проводят тебя версты три вверх по течению, чтобы ты не налетел на солдат из Бругге, которые, вероятно, все еще крутятся на том берегу. - А ты? Остаешься? - Нет. Не остаюсь. - Узнал что-то от "белок"? О Цири, да? - Бывай, Лютик. - Геральт... Послушай... - Что мне слушать? - крикнул ведьмак и вдруг осекся. - Ведь я ее... Я же не могу оставить ее на произвол судьбы. Она совсем одна. Ей нельзя быть одной, Лютик. Ты этого не поймешь. Никто этого не поймет, но я-то знаю. Если она будет одинока, с ней случится то же, что когда-то... Что когда-то случилось со мной... Ты этого не поймешь... - Я понимаю. И поэтому еду с тобой. - Да ты спятил! Знаешь, куда я еду? - Знаю. Геральт, я... Я не сказал тебе всего... Я чувствую свою вину. Я не сделал ничего. Не знал, как следует поступить... Но теперь знаю. Я хочу поехать с тобой. Сопровождать тебя. Я не сказал тебе... о Цири, о слухах, которые кружат. Я встретил знакомых из Ковира, а те, в свою очередь, слышали сообщения послов, которые вернулись из Нильфгаарда... Догадываюсь, что эти слухи могли дойти даже до "белок", и ты уже все узнал от тех эльфов, которые перешли через Ленточку. Но позволь... мне... мне самому рассказать тебе... Ведьмак долго молчал, безвольно опустив руки, наконец сказал изменившимся голосом: - Прыгай в седло. Расскажешь по дороге. *** В то утро во дворце Лок Грим, летней резиденции императора, царило необычное оживление. Тем более необычное, что всякие оживления, возбуждения и волнения были абсолютно не в обычаях нильфгаардской знати, а проявление беспокойства либо любопытства считалось признаком незрелости. Такое поведение нильфгаардскими вельможами почиталось столь предосудительным и недостойным, что выказывать оживление или возбуждение стыдилась даже недозрелая молодежь, от которой, кстати, мало кто ожидал приличного поведения. Однако в то утро в Лок Гриме молодежи не было. Молодежи нечего было искать в Лок Гриме. Гигантскую тронную залу дворца заполняли серьезные и строгие аристократы, рыцари и дворяне, все как на подбор затянутые в черную придворную одежду, оживляемую лишь белизной брыжей и манжет. Мужчин сопровождали немногочисленные, но столь же серьезные и строгие дамы, которым традиция разрешала освежить чернь одежд минимумом скромной бижутерии. Все прикидывались благопристойными, благовоспитанными, серьезными и строгими. А меж тем были невероятно возбуждены. - Говорят, она некрасива. Худа и некрасива. - Но вроде бы королевских кровей. - От незаконного брака? - Отнюдь. Легального. - Стало быть, взойдет на трон? - Если император пожелает... - Разрази меня гром, вы только гляньте на Ардаля аэп Даги и князя де Ветта... Ну и физии... Словно уксуса наглотались... - Тише, граф... Тебя удивляют их мины? Если слухи подтвердятся, Эмгыр даст пощечину древним родам. Унизит их... - Слухи не подтвердятся. Император не женится на этой найде! Он не может так поступить... - Эмгыр может все. Следите за словами, барон. Следите за тем, что говорите. Бывали уже такие, кто утверждал, будто Эмгыр не может того, сего. Кончали на эшафоте. - Говорят, он уже подписал декрет о пожаловании ей земель. Триста гривен ренты, представляете себе? - И титул принцессы. Кто-нибудь из вас ее уже видел? - Как только она прибыла, ее тут же отдали в руки графини Лиддерталь, а вокруг дома поставили гвардейцев. - Ее поручили графине, чтобы та научила девчонку хотя бы началам хороших манер. Говорят, ваша принцесса ведет себя как девка из коровника... - И что странного? Она с севера, из варварской Цинтры. - Тем невероятнее слухи о браке Эмгыра. Нет, нет, это абсолютно невозможно. Император, как и планировалось, возьмет в жены младшую дочь де Ветта. Он не женится на узурпаторке! - А пора бы уж наконец жениться. Ради продолжения династии. Самое время завести маленького великого князя... - Так пусть женится, только не на этой бродяге! - Тише, без экзальтации! Ручаюсь, милостивые государи, этому союзу не бывать. Какая цель может быть у такого марьяжа? - Политика, граф. Мы ведем войну. Такой союз имел бы политическое и стратегическое значение... Династия, из которой происходит принцесса, имеет законные титулы и подтвержденные ленные права на земли в Долине Ярры. Если она станет супругой императора... О, это был бы удачный шаг. Только взгляните на послов короля Эстерада, как они шепчутся... - Похоже, князь, вы одобряете столь странное поведение? А может, даже и присоветовали его Эмгыру, а? - Мое личное дело, маркграф, что я советую и одобряю, а что нет. А решения императора я не рекомендовал бы вам подвергать сомнению. - Стало быть, он уже принял решение? - Не думаю. - Значит, ошибаетесь, если не думаете. - Что вы этим хотите сказать, милостивая государыня? - То, что Эмгыр удалил от дворца баронессу Тарнханн. Приказал ей вернуться к мужу. - Порвал с Дервлей Трыффин Бруаннэ? Не может быть! Дервля была его фавориткой три года... - Повторяю: удалил со двора. - Это правда. Говорят, Золотоволосая Дервля страшно скандалила. Четверо гвардейцев силой заталкивали ее в карету... - Вот муж обрадуется... - Сомневаюсь. - Великое Солнце! Эмгыр порвал с Дервлей? Порвал с ней ради этой найды? Дикарки с севера? - Тише... Тише, черт побери... - Кто за этим стоит? Какая партия поддерживает? - Я же просила тише. На нас смотрят... - Эта девка... Я хотел сказать, принцесса... Кажется, некрасива... Когда император ее увидит... - Думаете, он ее еще не видел? - Некогда было. Он только час назад прибыл из Дарн Руаха. - Эмгыру никогда не нравились тощие. Айна Дер-мотт... Клара аэп Гвиндолин Гор... А Дервля Трыффин Бруаннэ - это же писаная красавица... - Может, и найда со временем похорошеет... - Если ее отмыть. Княжны с севера, кажется, моются редко... - Следите за словами. Возможно, мы говорим о будущей супруге императора... - Она же еще ребенок. Ей не больше четырнадцати. - Повторяю, это будет политический союз. Чисто формальный... - Если б так, Золотоволосая Дервля осталась бы при дворе. - Найда из Цинтры политически и формально уселась бы на трон рядом с Эмгыром... А по вечерам Эмгыр давал бы ей забавляться тиарой и играть коронными драгоценностями, а сам шел бы в опочивальню Дервли... По крайней мере до того времени, пока соплячка не достигнет того возраста, когда уже можно безопасно рожать. - Хм... Да... В этом что-то есть. Как ее зовут... эту "прынцессу"? - Ксерелла или как-то так. - Да нет же. Зирилла. Да, кажется, Зирилла. - Варварское имечко. - Тише, дьявольщина... - И серьезнее. Вы ведете себя как дети! - Следите за словами! Следите за тем, чтобы я не почел их за оскорбление! - Желаете сатисфакции? Вы знаете, где меня искать, маркграф! - Тише! Спокойнее! Достойнее! Император... Герольду достаточно было одного удара жезлом о паркет, чтобы украшенные черными беретами головы аристократов и рыцарей склонились словно колосья под порывом ветра. В тронной зале повисла тишина, такая, что герольду не потребовалось чрезмерно напрягать голосовые связки. - Эмгыр вар Эмрейс, Деитвен Аддан ын Карн аэп Морвудд! Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов, ступил в залу. Прошел вдоль рядов знати своим обычным быстрым шагом, энергично размахивая правой рукой. Его черная одежда ничем не отличалась от одежд дворян, разве что отсутствием брыжей. Темные волосы императора, как всегда, не уложенные в прическу, удерживало в относительном порядке узкое золотое кольцо, на шее поблескивала императорская цепь. Эмгыр довольно небрежно присел на трон, стоящий на возвышении, уперся рукой в подлокотник, а подбородок положил на ладонь. На другой подлокотник трона ногу не забросил, а это означало, что соблюдение церемониала по-прежнему обязательно. Ни одна из склоненных голов не приподнялась ни на вершок. Император громко, не меняя позы, кашлянул. Придворные перевели дыхание и выпрямились. Герольд снова ударил жезлом по паркету. - Цирилла Фиона Элен Рианнон, королева Цинтры, княжна Бругге и Соддена, наследница Инис Ард Скеллиг и Инис Ан Скеллиг, сюзеренка Аттре и Абб Ярра! Глаза присутствующих обратились к дверям, в которых стояла высокая и преисполненная достоинства Стелла Конгрев, графиня Лиддерталь. Рядом с графиней шла носительница всех только что перечисленных весьма внушительных титулов. Худенькая, светловолосая, невероятно бледная, сутуловатая, в длинном белом платьице. В платьице, в котором она чувствовала себя явно неуютно и скверно. Эмгыр Деитвен выпрямился на троне, а дворяне незамедлительно согнулись в поклонах. Стелла Конгрев незаметно подтолкнула светловолосую девочку. Обе они шествовали вдоль шеренги аристократов, представителей первых семей Нильфгаарда. Девочка семенила неуверенно и как бы окоченев. "Сейчас споткнется", - подумала графиня. Цирилла Фиона Элен Рианнон споткнулась. "Неловкая и тощая, - подумала графиня, приближаясь к трону. - Неловкая и в придачу недоразвитая. Но я сделаю из нее красотку. Сделаю из нее королеву, как приказал ты, Эмгыр". Белое Пламя Нильфгаарда рассматривал их с высот своего трона. Как всегда, глаза его были слегка прищурены, на губах блуждала едва заметная насмешливая улыбка. Королева Цинтры споткнулась снова. Император уперся локтем в подлокотник трона, коснулся рукой щеки. Улыбнулся. Стелла Конгрев была уже достаточно близко, чтобы разгадать его улыбку. И обмерла от ужаса. "Что-то не так, - испуганно подумала она. - Что-то не так. Полетят головы. Ох, Великое Солнце, полетят..." Она быстро взяла себя в руки, поклонилась, заставив сделать книксен и девочку. Эмгыр вар Эмрейс не поднялся с трона. Но слегка наклонил голову. Придворные затаили дыхание. - Королева, - проговорил Эмгыр. Девочка съежилась. Император не глядел на нее. Он глядел на собравшихся в зале. - Королева, - повторил он. - Я рад возможности приветствовать тебя в моем дворце и в моем государстве. Ручаюсь словом императора, что близок тот день, когда все принадлежащие тебе по праву титулы вернутся к тебе вместе с землями, которыми ты законно, легально и неоспоримо владеешь. Узурпаторы, хозяйничающие в твоих владениях, развязали против меня войну. Они напали на меня, заявив при этом, будто защищают твои права и власть. Так пусть же весь мир знает, что ко мне, а не к ним ты обращаешься за помощью. Так пусть же весь мир знает, что здесь, в моем государстве, ты обретешь вновь надлежащие сюзерену почести и королевское имя, в то время как для моих врагов ты была лишь изгнанницей. Так пусть же весь мир знает, что в моем государстве ты в безопасности, в то время как мои враги не только отказывали тебе в короне, но и пытались подвергнуть опасности твою жизнь. Взгляд императора Нильфгаарда остановился на послах Эстерада Тиссена, владыки Ковира, и на посланниках Недамира, короля Лиги из Хенгфорса. - Пусть правду узнает весь мир, в том числе и короли, которые делали вид, будто не ведают, на чьей стороне истина и справедливость. И пусть весь мир узнает, что помощь тебе будет оказана. Твои и мои враги будут повергнуты. В Цинтре, в Соддене и Бругге, в Аттре, на Островах Скеллиге и в устье Ярры вновь воцарится мир, а ты, к радости и ликованию твоих земляков и всех почитающих справедливость людей, обретешь трон. Девочка в белом плат