у утихающий вой. Ведьмак наклонился к поэту, стоящему на коленях на песке. - Лютик? Ты жив. Лютик? Черт тебя побери! Что с тобой? Поэт замотал головой, замахал руками и раскрыл рот для крика. Геральт поморщился и прикрыл глаза - у Лютика был хорошо поставленный, звучный тенор, а при сильном испуге он мог достигать невероятных высот. Но то, что вырвалось из горла барда, было едва слышным скрипом. - Лютик! Что с тобой? Ну не молчи же! - Х-х-х...е-е-е...кх...кх-х-уррва! - Тебе больно? Что с тобой. Лютик? - Х-х-х...к-к-ку-курррва... - Замолчи. Если все в порядке, кивни. Лютик сморщился, с превеликим трудом кивнул, перевернулся на бок, скорчился, и его тут же вырвало кровью. Геральт выругался.  2 - Боги милостивые! - Стражник попятился я опустил фонарь. - Что с ним? - Пропусти нас, добрый человек, - тихо сказал ведьмак, поддерживая скорчившегося в седле Лютика. - Ты же видишь, мы спешим. - Вижу, - сглотнул стражник, глядя на бледное лицо поэта и его заляпанный черной запекшейся кровью подбородок. - Ранен? Это скверно выглядит. - Я спешу, - повторил Геральт. - Мы в пути с рассвета. Пропустите нас, пожалуйста. - Не можем, - сказал другой стражник. - Через ворота можно входить только от восхода до заката. Ночью не можно. Приказ. Не можно никому, разве что со знаком короля аль ипата. Ну и еще, если гербовый вельможа. Лютик захрипел, скорчился еще больше, оперся лбом о гриву коня, затрясся, дернулся в сухом позыве. По шее лошади, изукрашенной засохшими "извержениями", потекла очередная струйка. - Люди, - сказал Геральт как можно спокойнее, - вы же видите, ему плохо. Мне нужен кто-нибудь, кто его вылечит. Пропустите нас, прошу. - Не просите. - Стражник оперся на алебарду. - Приказ есть приказ. Пропущу, а меня поставят к позорному столбу и выгонят со службы. Чем я тогда буду детей кормить? Нет, милостивые государи, не могу. Стащите друга с коня и отведите в сторожевую башню перед крепостной стеной. Там есть комната. Мы его перевяжем, до рассвета протянет, ежели на роду написано. Ждать осталось недолго. - Тут перевязать мало, - скрипнул зубами ведьмак. - Нужен знахарь, жрец, способный медик... - Такого ночью все равно не добудитесь, - сказал второй стражник. - Все, что мы можем сделать, это не заставлять вас перед воротами до рассвета торчать. В доме тепло и найдется, куда положить раненого, легче ему будет, чем в седле. Давайте поможем стащить с коня. В комнате сторожевой башни действительно было тепло, душно и уютно. Огонь весело потрескивал в камине, за которым истово пел сверчок. За тяжелым квадратным столом, заставленным кувшинами и блюдами, сидели трое. - Простите, уважаемые, - сказал поддерживавший Лютика стражник, - ежели помешали... Чай, не будете супротив... Этот рыцарь, хм... Ну и второй, ранен, ну, я подумал... - Правильно подумал. - Один из мужчин повернул к ним худощавое, угловатое лицо, встал. - Давайте кладите его на лежанку. Мужчина был эльфом. Как и второй, сидевший за столом, на что указывала их одежда, являвшая собой характерную смесь человеческой и эльфьей моды. Оба были эльфами. Оседлыми. Прижившимися. Третий мужчина, на вид постарше, был человеком. Рыцарем, о чем говорила его одежда и седоватые волосы, постриженные так, чтобы можно было надеть шлем. - Я Хиреадан, - представился более высокий из эльфов, тот, что с выразительным лицом. Как обычно с представителями Старшего Народа, его возраст определить было невозможно. Ему с равным успехом можно было дать и двадцать и сто двадцать лет. - А это мой родственник, Эррдиль. А вон тот вельможа - Вратимир. - Вельможа, - с надеждой буркнул Геральт, но внимательный взгляд на герб, вышитый на тунике, развеял его надежды: разделенный на четыре части щит с золотыми лилиями был наискось пересечен серебряной полосой. Вратимир был не только незаконнорожденным, но более того - ребенком от смешанной человеческо-нелюдской связи. И как таковой, хоть и гербовый, не мог считаться полноправным вельможей и явно не пользовался привилегией прохода в город после наступления сумерек. - Увы, - от внимания эльфа не ускользнул взгляд ведьмака, - и мы тоже вынуждены ждать рассвета. Закон не знает исключений, во всяком случае, для таких, как мы. Присоединяйтесь, милсдарь рыцарь. - Геральт из Ривии, - представился ведьмак. - Я ведьмак, не рыцарь. - Что с ним? - Хиреадан указал на Лютика, которого тем временем стражники уложили на топчан. - Похоже на отравление. Если так, могу помочь. У меня есть хорошее лекарство. Геральт сел, потом кратко и осмотрительно изложил события у реки. Эльфы переглянулись. Седовласый рыцарь сплюнул сквозь зубы и поморщился. - Невероятно, - сказал Хиреадан. - Что бы это могло быть? - Джинн из бутылки, - буркнул Вратимир. - Прямо как в сказке... - Не совсем. - Геральт показал на скорчившегося на топчане Лютика. - Не знаю ни одной сказки, которая бы кончалась так. - У бедняги повреждения явно магического характера, - сказал Хиреадан. - Боюсь, мои медикаменты вряд ли пригодятся. Но облегчить страдания могут. Ты уже давал ему какие-нибудь лекарства, Геральт? - Противоболевой эликсир. - Пойдем, поможешь. Поддержи ему голову. Лютик жадно выпил смешанное с вином лекарство, поперхнулся последним глотком, раскашлялся и оплевал подушку. - Я его знаю, - сказал второй из эльфов, Эррдиль. - Это Лютик, трубадур и поэт. Когда-то я слушал его при дворе короля Эгайна в Цидарисе. - Трубадур, - повторил Хиреадан, глядя на Геральта. - Паршиво, очень. У него повреждены мышцы шеи и гортань. Начинаются изменения в голосовых связках. Необходимо как можно скорее прекратить действие чар, иначе... Это может быть необратимо. - То есть... Он что, не сможет говорить? - Говорить сможет. Но петь - нет. Геральт, не произнеся ни слова, сел на стул, опустил голову на стиснутые кулаки. - Колдун нужен, - сказал Вратимир. - Лекарство или лечебное заклинание. Ты должен отвезти его в какой-нибудь другой город, ведьмак. - Это почему же? - поднял Геральт голову. - А здесь, в Ринде? Нет, что ли, колдуна? - Во всей Ринде плохо с магами, - сказал рыцарь. - Верно, господа эльфы? После того как король Эриберт наложил разбойничий налог на чары, магики бойкотируют столицу и города, которые рьяно выполняют всякие королевские распоряжения. А советники в Ринде, я слышал, славятся своим усердием. Верно? Хиреадан, Эррдиль, я прав? - Прав, - подтвердил Эррдиль. - Но... Хиреадан, можно? - Даже нужно, - сказал Хиреадан, глядя на ведьмака. - Незачем делать тайну из того, что и так вся Ринда знает. В городе, Геральт, временно обитает одна чародейка. - Вероятно, инкогнито? - Не совсем, - усмехнулся эльф. - Особа, о которой я говорю, большая оригиналка. Пренебрегает и бойкотом, который совет чародеев объявил Ринде, и распоряжением городских советников, и чувствует себя прекрасно, ибо в результате здесь возник крупный спрос на магические услуги. Конечно, чародейка никаких налогов в казну не платит. - Городской совет терпит? - Волшебница живет в доме крупного купца, торгового фактора из Новиграда, и одновременно титулярного советника. Никто не смеет ее там тронуть. Она пользуется правом убежища. - Скорее домашний арест, чем убежище, - поправил Эррдиль. - Практически она там в заключении. Но на недостаток клиентов не сетует. Богатых клиентов. На советников демонстративно чихает, устраивает балы и пирушки... - А советники злятся, подзуживают против нее кого только могут, всеми способами подрывают ее репутацию, - добавил Хиреадан. - Распускают о ней отвратительные слухи, надеясь, что высший богослужитель из Новиграда запретит купцу предоставлять ей убежище. - Не люблю лезть в такие дела, - буркнул Геральт. - Но выбора у меня нет. Как кличут того купца-посланника? - Бо Берран, - ведьмаку показалось, что Хиреадан поморщился, произнося имя фактора. - Что ж, действительно, это твой единственный шанс. Вернее, единственный шанс того бедняги, твоего дружка. Но захочет ли чародейка помочь... Не знаю. - Будь внимателен, когда пойдешь, - сказал Эррдиль. - Шпики ипата наблюдают за домом. Если задержат, сам знаешь, что делать. Деньги открывают любые двери. - Пойду, как только откроют ворота. Как зовут волшебницу? Геральту почудилось, что на выразительном лице Хиреадана заиграл легкий румянец. Но это мог быть и отблеск огня из камина. - Йеннифэр из Венгерберга.  3 - Хозяин спит, - повторил привратник, глядя на Геральта сверху. Он был на голову выше и почти в два раза шире в плечах. - Ты что, оглох, бродяга? Спит хозяин, говорю. - Ну и пусть его спит, - согласился ведьмак. - У меня дело не к твоему хозяину, а к даме, которая у вас... квартирует. - Дело, значит. - Привратник, оказывается, был человеком скорым на шутки, что при такой фигуре и внешности было удивительно. - Ну так иди в бордель и удовлетворяйся. Пшел вон! Геральт отстегнул от пояса мешочек и подкинул его в руке, не выпуская ремешка. - Меня не купишь, - гордо произнес цербер. - А я и не собираюсь. Привратник был слишком громоздок, чтобы обладать рефлексом, позволяющим уклониться или закрыться от быстрого удара обычного человека. А от удара ведьмака он не успел даже зажмуриться. Тяжелый мешок с металлическим звоном саданул его в висок. Он рухнул на дверь, обеими руками хватаясь за створку. Геральт оторвал его ударом в колено, толкнул плечом и хватил мешочком еще раз. Глаза у привратника помутнели и разбежались в комичном косоглазии, ноги сложились, как два складных ножика. Ведьмак, видя, что дылда хоть уже почти потерял сознание, но все еще пытается размахивать руками, приложил ему с размаха в третий раз, прямо по темечку. - Деньги, - буркнул он при этом, - открывают любые двери. В сенях было темновато. Из-за двери слева доносился громкий храп. Ведьмак осторожно заглянул туда. На разобранной лежанке спала, выводя носом затейливые рулады, толстая женщина в ночной рубашке, задранной выше бедер. Картина не из самых изысканных. Геральт затянул привратника в комнату и запер снаружи дверь на засов. Справа располагалась следующая дверь, полуоткрытая, а за ней каменные ступени, ведущие вниз. Ведьмак уже собирался было пройти мимо, когда снизу долетело невнятное ругательство, грохот и сухой треск бьющегося сосуда. Помещение оказалось большой кухней, заполненной сильно пахнущими травами и смолистыми дровами. На каменном полу, меж черепков глиняного кувшина, низко наклонив голову, ползал на коленях совершенно нагой мужчина. - Яблочный сок, мать твою, - произнес он так, что трудно было разобрать, крутя при этом головой, как баран, который по ошибке боднул крепостную стену. - Сок... яблочный... желает... Где слуги? - Чего желаете? - вежливо спросил ведьмак. Мужчина поднял голову и икнул. Глаза у него были тупые и красные. - Она желает яблочного сока, - сообщил он и, с трудом приподнявшись, уселся на прикрытый овчиной сундук, опершись о печь. - Надо... отнести ей наверх, а то... - Я имею удовольствие разговаривать с купцом Бо Берраном, фактором и посланником? - Тише, - болезненно поморщился мужчина. - Не верещи. Слушай, там, в бочонке... сок... яблочный. Налей во что-нибудь... и помоги мне подняться по лестнице, лады? Геральт пожал плечами, потом сочувственно покачал головой. Сам он по возможности избегал алкогольных приключений, но состояние, в котором пребывал купец, не было ему совсем уж чуждо. Он отыскал среди сосудов кувшин и оловянный кубок, зачерпнул из бочонка сока. Услышал храп и повернулся. Голый мужчина спал, свесив голову на грудь. У ведьмака появилась дурная мысль облить его соком и разбудить, но он тут же раздумал. Взял кувшин и вышел из кухни. Коридор оканчивался тяжелыми, инкрустированными дверями. Он осторожно вошел, раскрыв их ровно настолько, чтобы можно было проскользнуть в комнату. Было темно, пришлось расширить зрачки. И тут же скривить нос. В воздухе висел тяжелый запах прокисшего вина, свечей и перезрелых плодов. И чего-то наподобие смеси аромата сирени с крыжовником. Он осмотрелся. На столе посреди комнаты громоздились кувшины, графины, кубки, бокалы, серебряные блюда и вазы, тарелки, вилки и ножи с ручками из слоновой кости. Помятая, сползшая набок скатерть, твердая от воска, стекавшего с подсвечников, была залита вином, пестрела фиолетовыми пятнами. Апельсиновая кожура блестела словно цветы среди косточек слив и абрикосов, хвостиков от груш и обобранных от ягод виноградных кистей. Один кубок был перевернут и разбит. Другой цел, наполовину полон, и из него торчала индюшачья кость. Рядом с кубком стояла черная туфелька на высоком каблуке. Туфелька была сделана из кожи василиска. Дороже материала для обуви на свете не существовало. Вторая туфелька валялась под столом на небрежно брошенном черном платье с белыми оборками и шитьем на тему растительных мотивов. Геральт постоял минуту, нерешительно, борясь с чувством неловкости, желанием развернуться и уйти. Но это означало бы, что цербер в сенях получил свое напрасно. Ведьмак не любил делать что-либо напрасно. В углу комнаты он заметил винтовую лестницу, на ступеньках которой лежали четыре увядшие розы и салфетка, испачканная вином и карминовой губной помадой. Запах сирени и крыжовника усиливался. Лестница вела в спальню, пол которой покрывала большая косматая шкура. На шкуре валялась белая рубашка с кружевными манжетами и несколько белых роз. И черный чулок. Второй чулок свисал с одного из четырех резных столбиков, поддерживавших балдахин над ложем. Рельефы на столбиках изображали фавнов и нимф в разных позах. Некоторые позиции были весьма любопытными. Другие - идиотски смешными. Многие повторялись. В принципе. Геральт громко кашлянул, глядя на обилие черных локонов, выбивающихся из-под дамастового одеяла. Одеяло пошевелилось и застонало. Геральт кашлянул громче. - Бо? - невнятно вопросило обилие черных локонов, - Принес сок? - Принес. Из-под черных локонов возникло бледное треугольное лицо, фиалковые глаза и узкие, слегка кривившиеся губы. - О-о-ох... - губы скривились еще сильнее. - О-о-ох... Умру от жажды... - Прошу. Женщина села, выбравшись из-под одеяла. У нее были ладные плечи и красивая шея, на шее - черная бархотка со звездообразным, искрящимся бриллиантами украшением. Кроме бархотки, на женщине не было ничего. - Благодарю. - Она взяла кубок, жадно выпила, потом подняла руку и дотронулась до виска. Одеяло сдвинулось еще больше. Геральт отвел глаза. Тактично, но без особого желания. - Кто ты, собственно говоря, такой? - спросила черноволосая женщина, щуря глаза и прикрываясь одеялом. - Что тут делаешь? Где этот баран Берран? - На который вопрос следует отвечать в первую очередь? Он тут же пожалел об иронии. Женщина подняла руку, из пальцев выстрелила золотая лента. Геральт рефлекторно отреагировал, сложив ладони Знаком Гелиотропа, выхватил чары уже перед самым лицом, но разряд оказался настолько сильным, что его отбросило назад, на стену. Он сполз на пол. - Не надо! - крикнул он, видя, что женщина поднимает руку снова. - Госпожа Йеннифэр! Я пришел с миром, без злых намерений! От лестницы послышался топот, в дверях возникли фигуры слуг. - Госпожа Йеннифэр! - Уйдите. - спокойно бросила волшебница. - Вы больше не нужны. Я плачу вам за то, чтобы вы охраняли дом. Но если этот тип все же сумел войти, я займусь им сама. Передайте это господину Беррану. А для меня подготовьте баню. Ведьмак с трудом выпрямился. Йеннифэр, прищурившись, молча глядела на него. - Ты отбил мое заклинание, - сказала она наконец. - Ты не волшебник, это видно. Но отреагировал невероятно быстро. Говори, кто ты, незнакомец. И советую, говори быстро. Йеннифэр перевесилась с кровати, ухватив вырезанного на столбике фавна за неплохо для этой цели приспособленную анатомическую деталь. Не спуская глаз с Геральта, подняла с пола халат с меховым воротником. Плотно обернувшись, встала. Не спеша налила себе еще сока, выпила одним духом, откашлялась, подошла. Геральт незаметно массировал крестец, который минуту назад довольно болезненно соприкоснулся со стеной. - Геральт из Ривии, - повторила чародейка, глядя на него из-под черных ресниц. - Как ты сюда попал? И зачем? Надеюсь, ничего плохого Беррану не сделал? - Не сделал. Госпожа Йеннифэр, мне нужна твоя помощь. - Ведьмак, - проворчала она, подходя ближе и плотнее закутываясь в халат. - Мало того, что ты вообще первый ведьмак, какого я вижу в натуре, так к тому же еще и знаменитый Белый Волк. Наслышана, а как же. - Представляю себе. - Не знаю, что ты себе представляешь, - зевнула она и придвинулась совсем близко. - Ты позволишь? - Она коснулась рукой его щеки, заглянула в глаза. Он стиснул зубы. - Зрачки автоматически приспосабливаются к освещению или ты сужаешь их по желанию? - Йеннифэр, - спокойно сказал Геральт, - я ехал в Ринду целый день, не останавливаясь. Я ждал всю ночь, пока раскроют ворота. Я дал по черепу привратнику, который не хотел меня впускать. Невежливо и нахально нарушил твой сон и покой. И все потому, что моему другу нужна помощь, которую в силах оказать только ты. Окажи ее, прошу, а потом, если пожелаешь, мы поболтаем о мутациях и аберрациях. Она отступила на шаг, некрасиво скривила губы. - О какого рода помощи идет речь? - О восстановлении магически пораженных органов. Горла, гортани и голосовых связок. Поражение такое, словно его вызвал пурпурный туман. Либо что-то похожее. - Похожее, - повторила она. - Короче говоря, не пурпурный магический туман поразил твоего друга. Так что это было? Ну говори, когда меня будят на рассвете, у меня нет сил и желания зондировать твой мозг. - Хм... Лучше будет, если я все начну сначала... - О нет, - прервала она - Если все так уж сложно, то немного повремени. Во рту противно, волосы взлохмачены, глаза слипаются, да и другие утренние заботы сильно ограничивают мои способности воспринимать сказанное. Спустись в баню и подожди. Я сейчас там буду, и ты мне все расскажешь. - Йеннифэр, я не хотел бы показаться нахалом, но время уходит. Мой друг... - Геральт, - прервала она, - ради тебя я вылезла из постели, хоть и не собиралась делать этого до обеда. Я готова отказаться от завтрака. Знаешь почему? Потому что ты принес мне яблочный сок. Ты спешил, ты страдал из-за мучений друга, ты ворвался сюда силой, колотя людей по черепам, и, несмотря на это, уделил внимание жаждущей женщине. Тем самым ты расположил меня к себе, и, возможно, я тебе помогу. Но от воды и мыла не откажусь. Иди в баню. Прошу. - Хорошо. - Геральт? - Да? - Он задержался на пороге. - Воспользуйся оказией и искупайся тоже. По запаху я могу определить не только породу и возраст, но и масть твоего коня.  4 Она вошла в тот момент, когда Геральт, сидя нагишом на маленькой табуретке, ополаскивался из ушата. Он кашлянул и скромно отвернулся. - Не стесняйся, - сказала она, кидая охапку одежды на вешалку. - Я не теряю сознания при виде голого мужчины. Трисс Меригольд, моя подружка, говаривает, что если ты видела одного, значит, видела всех. Он встал, обернувшись полотенцем вокруг бедер. - Прелестный рубец, - улыбнулась Йеннифэр, увидев его грудь. - Что это было? Попал под пилу на лесопилке? Он не ответил. Чародейка продолжала его разглядывать, кокетливо наклонив голову. - Первый ведьмак, которого мне удалось рассмотреть вблизи, к тому же совершенно раздетого. Ого-го! - Она наклонилась, прислушалась. - Как странно бьется твое сердце! Очень медленный ритм. Ты можешь регулировать выделение адреналина? Ах, прости, профессиональное любопытство. Похоже, тебя раздражают разговоры о свойствах твоего организма. И ты привык эти свойства называть словами, которых я очень не люблю, и при этом впадаешь в патетический сарказм, которого я не люблю еще больше. Он не отвечал. - Ну довольно. Моя ванна остывает. - Йеннифэр сделала такое движение, словно хотела скинуть халат, но замялась. - Я буду купаться, ты будешь рассказывать. Сэкономим время. Но... Не хочу тебя смущать, к тому же мы почти незнакомы. Поэтому, следуя правилам приличия... - Я отвернусь, - неуверенно предложил он. - Нет. Я должна видеть глаза собеседника. У меня есть идея получше. Он услышал, как она произнесла заклинание, почувствовал, как задрожал медальон, и увидел черный халат, мягко падающий на пол. А потом услышал плеск воды. - Теперь я не вижу твоих глаз, Йеннифэр, - сказал он, - жаль. Невидимая волшебница, фыркнув, заплескалась в бадье. - Рассказывай. Геральт прекратил борьбу с брюками, сел на табурет. Застегивая пряжки ботинок, излагал приключение у реки, сокращая до минимума описание борьбы с сомом. Йеннифэр не походила на человека, интересующегося рыболовством. Когда он дошел до того места, где существо-облако выбралось из кувшина, большая губка, намыливавшая невидимостъ, замерла. - Так, так, - услышал он. - Любопытно. Джинн, запертый в бутылке. - Какой там джинн, - возразил он. - Какая-то разновидность пурпурной мглы. Какой-то новый, неизвестный ее вид... - Новый и неизвестный вид заслуживает того, чтобы его как-то назвать, - произнесла невидимая Йеннифэр. - Джинн - название ничуть не хуже других. Продолжай, пожалуйста. Мыло в бадье пенилось в ходе его повествования, вода плескалась через край. В один из моментов что-то привлекло его внимание, он пригляделся и заметил контуры и формы, проявленные мылом, покрывающим невидимость. Контуры и формы так увлекли его, что он онемел. - Рассказывай! - подстегнул его голос, исходящий из ничего поверх контуров и форм. - Что дальше? - Это все, - сказал он. - Я прогнал этого, как ты говоришь, джинна... - Каким образом? - Черпак поднялся и вылил воду. Мыло исчезло, формы тоже. Геральт вздохнул. - Заклинанием. - Каким? - Черпак снова вылил воду. Ведьмак принялся следить за действиями черпака, ибо вода, хоть и ненадолго, тоже кое-что проявляла. Он повторил заклинание, ради безопасности заменяя гласную "э" вдохом. Думал понравиться чародейке знанием этого принципа и сильно удивился, услышав из бадьи дикий хохот. - Что тут смешного? - Твое заклинание... - Полотенце сплыло с вешалки и принялось вытирать остатки контуров. - Трисс лопнет от смеха, когда я ей расскажу! Кто тебя научил, ведьмак? Этому... заклинанию? - Одна жрица из храма Гулдры. Это тайный храмовый язык... - Кому тайный - тому тайный. - Полотенце хлестнуло о край бадьи, вода плеснула на пол, следы босых ступней обозначили шаги волшебницы. - Никакое это не заклинание, Геральт. И не советую повторять его в других храмах. - Если не заклинание, так что? - спросил он, наблюдая за тем, как два черных чулка создают из воздуха одну черную ножку за другой. - Шутливое выражение. - Трусики с оборками охватили нечто ласкающим глаз образом. - Хоть и не совсем цензурное. Белая блузка с большим жабо в форме цветка порхнула вверх и сотворила формы. Как ведьмак заметил, Йеннифэр не пользовалась никакими штучками с китовым усом, которые так любят женщины. Ей это было ни к чему. - Какое выражение? - спросил он. - Давай не будем об этом. Из стоявшей на столике четырехгранной хрустальной бутылки вылетела пробка. В бане запахло сиренью и крыжовником. Пробка описала несколько кругов и прыгнула на место. Чародейка застегнула манжеты нижней рубашки, натянула платье и материализовалась. - Застегни, - повернулась она спиной, расчесывая волосы черепашьим гребнем. У гребня, как заметил Геральт, был длинный заостренный конец, который в случае нужды мог заменить кинжал. Он расчетливо медленными движениями, пряжка за пряжкой, застегивал платье, вдыхая аромат ее волос, черным каскадом ниспадающих до половины спины. - Возвратимся к твоему "бутылочному" существу, - сказала Йеннифэр, вдевая в уши бриллиантовые серьги. - Конечно же, не твое смешное заклинание обратило его в бегство. Скорее всего, он просто разрядил ярость на твоем дружке и улетел, поскольку это ему надоело. - Правдоподобно, - угрюмо согласился Геральт. - Не думаю, чтобы он полетел в Цидарис укокошить Вальдо Маркса. - Что еще за Вальдо Маркс? - Трубадур, который считает моего друга, тоже поэта и трубадура, бесталанщиной, потакающей низменным вкусам толпы. Чародейка обернулась, странно блеснув фиалковыми глазами. - А твой друг успел высказать желание? - Даже два, и оба до крайности глупые. Почему ты спрашиваешь? Ведь очевидная же нелепица: исполнение желаний гениями, д'йини, духами лампы... - Очевидная нелепица, - усмехнувшись, повторила Йеннифэр. - Конечно. Вымысел, глупая, бессмысленная сказка, как и все легенды, в которых добрые духи и ворожейки исполняют желания. Такие сказки придумывают несчастные простачки, которые даже и не помышляют о том, чтобы свои многочисленные желания и мечты исполнять собственными силами. Приятно знать, что ты не из их числа, Геральт из Ривии. Поэтому ты близок мне по духу. Я, если чего-то хочу, не мечтаю, а действую. И всегда добиваюсь того, чего желаю. - Не сомневаюсь. Ты готова? - Готова. - Волшебница подтянула ремешки туфелек и встала. Даже на каблуках она была не слишком высока. Тряхнула волосами, которые, несмотря на активное расчесывание, сохранили красочно-взвихренный и вьющийся беспорядок. - Есть вопрос, Геральт. Печать, которая закрывала бутылку. Она все еще у твоего друга? Ведьмак задумался. Печать была не у Лютика, а у него, к тому же сейчас. Но опыт учил, что волшебникам не следует говорить слишком многого. - Хм... Думаю, да, - помедлив, ответил он. - Да, пожалуй, у него. А что? Эта печать так важна? - Странный вопрос, - резко сказала она, - для ведьмака, специалиста по сверхъестественным чудовищам, которому следовало бы знать, что такая печать достаточно серьезна, чтобы к ней не прикасаться. Он стиснул зубы. Удар был точным. - Ну что ж, - проговорила Йеннифэр немного мягче. - Видимо, ведьмакам, как простым смертным, свойственно ошибаться. Ну, можно идти. Где твой друг? - Здесь, в Ринде. В доме некого Эррдиля. Эльфа. - У Эррдиля, - скривила она губы, внимательно посмотрев на него. - Знаю, где это. Полагаю, там же находится и его брат, Хиреадан? - Верно. А что... - Ничего, - прервала она и, прикрыв глаза, подняла руки. Медальон на шее ведьмака задергался, рванул цепочку. На влажной стене бани разгорелся светящийся квадрат, обрамляющий фосфоресцирующее молочно-белое ничто. Ведьмак тихо выругался. Он не любил порталов и перемещений с их помощью. - Разве обязательно... - кашлянул он. - Здесь недалеко... - Я не могу ходить по улицам, - отрезала она. - Здесь меня не любят, могут оскорбить, закидать камнями, а то и чем-нибудь похуже. Несколько человек портят мне реноме, думая, что это сойдет им безнаказанно. Не бойся, мои порталы безопасны. Геральт был свидетелем того, как однажды сквозь безопасный портал пролетела половина человека. Вторую так и не нашли. Он знал несколько случаев, когда люди входили в порталы, и о них больше никто никогда и ничего не слышал. Волшебница в очередной раз поправила волосы, пристегнула к поясу расшитый жемчугами мешочек. Мешочек казался маловатым, чтобы вместить что-либо, кроме горсти медяков да губной помады, но Геральт знал, что это необыкновенный мешочек. - Обними меня. Сильнее, я не фарфоровая. В путь? Медальон завибрировал, что-то сверкнуло, и Геральт погрузился в черное ничто, в пронизывающий холод. Он ничего не видел, не слышал, не чувствовал. Холод был тем единственным, что регистрировали органы чувств. Он хотел выругаться, но не успел.  5 - Уже час, как она туда вошла. - Хиреадан перевернул стоящую на столе клепсидру. - Начинаю волноваться. Неужто с горлом Лютика все настолько плохо? Как думаешь, не заглянуть ли к ним? - Она явно не желает этого. - Геральт с трудом допил кубок с травяным настоем. Он ценил и любил оседлых эльфов за ум, выдержку и специфическое чувство юмора, но их вкусов, касающихся пищи и напитков, не понимал и не разделял. - Я бы не стал мешать, Хиреадан. Магия требует времени. Пусть на это уйдут даже сутки, лишь бы Лютик выздоровел. - Ну что ж, ты прав. Из соседнего помещения доносился стук молотков, Эррдиль жил в заброшенной корчме, которую купил, намереваясь отремонтировать и въехать вместе с женой, тихой и неразговорчивой эльфкой. Рыцарь Вратимир, который после совместно проведенной в кордегардии ночи пристал к компании, добровольно предложил Эррдилю помощь в ремонтных работах. Вместе с супругами он взялся обновлять панель сразу же, как только прошло замешательство, вызванное неожиданным и эффектным появлением ведьмака и Йеннифэр, выскочивших из стены в блеске портала. - Если честно, - начал Хиреадан, - не думал, что у тебя так здорово пойдет. Йеннифэр не из тех, кто жаждет оказывать помощь. Заботы ближних не очень-то ее волнуют и нарушают сон. Короче говоря, не слышал, чтобы она когда-нибудь кому-нибудь чем-нибудь помогла бескорыстно. Интересно, ради чего она взялась помогать тебе и Лютику? - Ты не преувеличиваешь? - усмехнулся ведьмак. - Она не произвела на меня такого уж скверного впечатления. Превосходство, верно, любит показывать, но по сравнению с другими колдунами, со всей их наглой сворой, она прямо-таки ходячее обаяние и доброжелательность. Хиреадан улыбнулся. - Твои слова звучат так, - сказал он, - словно ты считаешь, будто скорпион красивее паука потому, что у него такой прелестный хвостик. Будь внимателен, Геральт. Ты не первый, кто так о ней думает, не зная, что из своей красоты и доброжелательности она сделала оружие. Оружие, которым пользуется весьма ловко и беспринципно. Что, разумеется, отнюдь не умаляет того факта, что она на удивление красивая женщина. Думаю, не возражаешь? Геральт быстро взглянул на эльфа. Ему уже второй раз показалось, что он замечает на лице Хиреадана след румянца. Это удивило его не меньше, чем слова. Чистокровные эльфы обычно не восхищаются женщинами людей. Даже очень красивыми. Йеннифэр же, хоть на свой манер и привлекательная, красавицей считаться не могла. Вкусы вкусами, но в действительности мало кто называл колдуний "красавицами". В конце концов, все они происходили из тех общественных слоев, в которых Предназначением дочерей было исключительно замужество. Кто подумает осуждать дочь на годы кропотливой учебы и пытку соматическими изменениями, если ее можно просто удачно выдать замуж? Кому захочется иметь в родне колдунью? Несмотря на уважение, которым пользовались магики, родители чародеек не получали никакой выгоды, потому что к тому времени, когда девушка завершала учебу, ее переставало что-либо связывать с семьей, в расчет шло только братство таких же, как она. Поэтому чародейками становились, как правило, дочери с нулевыми шансами на замужество. В противоположность священникам и друидкам, которые неохотно брали на воспитание некрасивых или уродливых девушек, чародеи принимали любую, которая проявляла предрасположенность. Если же ребенок проходил сквозь сито первых лет обучения, в дело вступала магия - выпрямляющая и выравнивающая ноги, исправляющая сросшиеся кости, латающая заячьи губы, сглаживающая рубцы, шрамы и следы перенесенной оспы. Молодая чародейка становилась "привлекательной", потому что того требовал престиж профессии. Результатом были псевдокрасивые женщины со злыми и холодными глазами дурнушек. Дурнушек, неспособных забыть о своей некрасивой внешности, прикрытой магической маской, причем не для того, чтобы их осчастливить, а исключительно ради упомянутого престижа. Нет, Геральт не понимал Хиреадана. Его глаза, глаза ведьмака, замечали слишком много деталей. - Нет, Хиреадан, - ответил он на вопрос. - Не возражаю. И благодарю за предупреждение. Но сейчас дело исключительно в Лютике. Он пострадал при мне, в моем присутствии. Я не сумел его уберечь, не смог помочь. Если б я знал, что это его вылечит, я уселся бы на скорпиона голым задом. - Этого-то ты и должен опасаться больше всего, - загадочно усмехнулся эльф. - Потому что Йеннифэр знает об этом и любит использовать свое знание. Не доверяй ей, Геральт. Она опасна. Геральт не ответил. Наверху скрипнула дверь. Йеннифэр стояла на лестнице, опершись о поручни. - Ведьмак, можешь на минутку заглянуть? - Конечно. Волшебница прислонилась спиной к двери одной из более-менее обставленных комнат, в которой поместили страдающего трубадура. Ведьмак подошел, молча взглянул. Он видел ее левое плечо, немного более высокое, чем правое. Нос, немного длинноватый. Губы, немного узковатые. Подбородок, скошенный чуть больше, чем следовало бы. Брови, не очень правильные. Глаза... Он видел слишком много деталей. И совершенно напрасно. - Что с Лютиком? - Ты сомневаешься в моих способностях? Он продолжал смотреть. У нее была фигура двадцатилетней девушки, хотя ее истинного возраста он предпочитал не угадывать. Двигалась она с естественной, непринужденной грацией. Нет, невозможно было угадать, какой она была раньше, что в ней исправили. Он перестал об этом думать, не было смысла. - Твой талантливый друг будет здоров, - сказала она. - Его вокальные способности восстановятся. - Я благодарен тебе, Йеннифэр. - У тебя еще будет оказия это доказать, - улыбнулась она. - К нему можно? Она чуть помедлила, глядя на него со странной улыбкой и постукивая пальцами по дверной раме. - Конечно. Входи. Медальон на шее ведьмака начал резко, ритмично дрожать. В центре пола лежал светившийся молочной белизной стеклянный шар размером с небольшой арбуз. Шар отмечал середину девятилучевой звезды, точнейшим образом вырисованной и касающейся лучами углов и стен комнаты. В звезду была вписана нарисованная красная пентаграмма. Концы пентаграммы были обозначены черными свечами, укрепленными в подсвечниках странной формы. Черные свечи горели также в изголовье постели, на которой лежал укрытый овечьими шкурами Лютик. Поэт дышал спокойно, уже не стонал и не хрипел, с его лица сбежала гримаса боли, теперь ее сменила блаженная улыбка идиота. - Он спит, - сказала Йеннифэр. - И видит сон. Геральт присмотрелся к изображениям, начертанным на полу. Ощущалась заключенная в них магия, но он знал, что это была магия дремлющая, неразбуженная. Она была все равно что дыхание спящего льва, но в ней ощущался и скрытый до поры до времени львиный рык. - Что это, Йеннифэр? - Ловушка. - На кого? - В данный момент на тебя. - Волшебница повернула ключ в замке, покрутила его в руке. Ключ исчез. - Итак, меня поймали, - холодно сказал он. - И что дальше? Начнешь покушаться на мою невинность? - Не льсти себе. - Йеннифэр присела на край кровати. Лютик, все еще кретински улыбаясь, тихо застонал. Это, несомненно, был стон блаженства. - В чем дело, Йеннифэр? Если это игра, я не знаю правил. - Я говорила, - начала она, - что всегда получаю то, чего хочу. Так уж случилось, что я захотела иметь то, чем владеет Лютик. Я заберу это у него, и мы расстанемся. Не бойся, я не причиню ему вреда... - То, что ты устроила на полу, - прервал Геральт, - служит приманкой для демонов. Там, где вызывают демонов, всегда кому-то приносят вред. Я не допущу этого. - ...у него волос с головы не упадет, - продолжала чародейка, не обращая никакого внимания на его слова. - Голосок у него станет еще красивее, и он будет весьма доволен, даже счастлив. Все мы будем счастливы. И расстанемся без сожаления, но и без обиды. - Ах, Виргиния, - застонал Лютик, не открывая глаз. - Прелестны твои груди, нежнее лебединого пуха... Виргиния... - Спятил, что ли? Бредит? - Он видит сон, - усмехнулась Йеннифэр. - Его мечта сбывается во сне. Я прозондировала его мозг до самого дна. Не очень-то много там оказалось. Чуточку хлама, несколько желаний, уйма поэзии. Ну да не в том дело. Печать, которой была запечатана бутылка с джинном, Геральт. Я знаю, что она не у трубадура, а у тебя. Попрошу отдать ее мне. - Зачем она тебе? - Ну как бы тебе сказать? - Волшебница кокетливо улыбнулась. - Может, так: не твое это дело, ведьмак. Такой ответ устроит? - Нет, - тоже улыбнулся Геральт. - Не устроит. Но не бичуй себя за это, Йеннифэр. Меня нелегко удовлетворить. До сих пор это удавалось только лицам более чем среднего уровня. - Жаль. Стало быть, так и останешься неудовлетворенным. Что делать. Изволь печать. И не ухмыляйся так. Это не идет ни к твоей красоте, ни к твоей прическе. Если ты еще не заметил, то знай, что именно сейчас начала исполняться благодарность, которой ты мне обязан. Печать - первый взнос за голос певуна. - Гляжу, ты разбросала цену на множество взносов, - холодно проговорил он. - Хорошо. Этого можно было ожидать, и я ожидал. Но пусть это будет честная торговля, Йеннифэр. Я купил твою помощь, и я заплачу. Она скривила губы в улыбке, но ее фиалковые глаза оставались холодными. - Уж в этом-то, ведьмак, не сомневайся. - Я, - повторил он, - а не Лютик. Я забираю его отсюда в безопасное место. Сделав это, вернусь, выплачу второй взнос и последующие. Что же касается первого... - Он сунул руку в секретный кармашек на поясе, достал латунную печать со знаком звезды и ломаного креста. - Пожалуйста. Но не как первый взнос. Прими это от ведьмака как знак благодарности за то, что хоть и расчетливо, но ты отнеслась к нему доброжелательней, нежели это сделало бы большинство твоей братии. Прими это как доказательство доброй воли, призванное убедить тебя, что, позаботившись о безопасности друга, я вернусь сюда, чтобы расплатиться. Я не заметил скорпиона в цветах, Йеннифэр. И готов расплачиваться за свою невнимательность. - Прекрасная речь, - колдунья скрестила руки на груди. - Трогательная и патетическая. Жаль только, напрасная. Лютик мне нужен и останется здесь. - Он уже однажды столкнулся с тем, кого ты намерена сюда приволочь. - Геральт указал на изображения на полу. - Когда ты закончишь и притащишь сюда джинна, то независимо от твоих обещаний Лютик пострадает, возможно, еще больше. Ведь тебя интересует то существо из бутылки, верно? Ты намерена завладеть им, заставить служить себе? Не отвечай, я знаю, плевать мне на это. Делай что хочешь, притащи хоть десяток демонов. Но без Лютика. Если ты подставишь Лютика, это уже не будет честной сделкой, Йеннифэр, и ты не имеешь права за таковую требовать платы. Я не допущу... - Он осекся. - Меня интересовало, когда же ты наконец почувствуешь, - хихикнула чародейка. Геральт напрягся, собрал в кулак всю свою волю, до боли стиснув зубы. Не помогло. Его словно парализовало, он вдруг превратился в каменную статую, во вкопанный в землю столб. Не мог шевельнуть даже пальцем в башмаке. - Я знала, что ты сумеешь отразить чары, брошенные открыто, - сказала Йеннифэр. - Знала также, что, прежде чем что-либо предпринять, ты постараешься расположить меня к себе красноречием. Ты болтал, а нависший над тобой заговор действовал и понемногу ломал тебя. Теперь ты можешь только говорить. Но тебе уже нет нужды мне нравиться. Я знаю, ты красноречив. И не надо продолжать, это только снизит эффект! - Хиреадан... - с трудом проговорил он, все еще пытаясь бороться с магическим параличом. - Хиреадан поймет, что ты что-то замышляешь. Сообразит быстро, заподозрит в любой момент, потому что не доверяет тебе. Он не до