ей учения об электричестве, ученого,
которого звали Вольта.
В вольтовой дуге, как и в пламени керосиновой лампы или газовой
горелки, светит накаленный уголь. Разница только в том, что здесь уголь
накаливается не огнем, а электрическим током. Сама дуга дает очень мало
света.
О своих опытах Петров написал книгу. Книга эта, по обычаям того времени
(дело было в 1803 году), носит длинное название:
"Известия о гальвани-вольтовских опытах, которые производил профессор
физики Петров, Василий Владимирович, посредством огромной наипаче батареи,
состоявшей иногда из 4200 медных и цинковых кружков и находящейся в
Санкт-Петербургской Медико-Хирургической Академии".
В этой книге Петров так рассказывает о вольтовой дуге:
"Если приближать угли один к другому, то является между ними весьма
яркий белого цвета свет или пламя, от которого оные угли скорее или
медлительнее загораются и от которого т е м н ы й п о к о й д о в о л ь н о
я с н о о с в е щ е н б ы т ь м о ж е т".
Так было сказано первое слово об электрическом освещении.
Но это слово никем не было услышано. В отсталой, крепостной России мало
кто интересовался наукой. А за границей трудов русских ученых попросту не
читали и не знали.
Через тринадцать лет после Петрова вольтову дугу во второй раз открыл
английский ученый Дэви. За большие заслуги перед наукой Дэви получил звание
баронета и стал называться сэр Гемфри Дэви. Открытия Дэви прославили его имя
на весь мир.
Не такова была судьба нашего замечательного физика. Его открытия никем
не были замечены. А сам он был внезапно и без объяснения причин уволен, как
какой-нибудь неисправный чиновник. Последние годы своей жизни он провел на
положении "ученого в отставке".
Опять мудреные лампы
Сначала вольтова дуга была только интересным научным опытом. Применить
ее к освещению было невозможно, потому что уголь сгорал очень быстро.
Только лет через тридцать один ученый заменил древесный уголь твердым
коксом. Кокс -- это остаток, который получают на газовых заводах при
добывании светильного газа из угля.
Кокс сгорал медленнее, чем уголь. Но для того чтобы дуговая лампа
горела хорошо, нужно было еще придумать какое-нибудь приспособление, чтобы
сближать палочки. И вот опять в лампе появляется часовой механизм. На этот
раз он понадобился для того, чтобы постепенно и равномерно сближать концы
углей.
Дуговыми лампами с часовым механизмом пробовали освещать улицы в
Париже. Осветили одну площадь, но затея эта обошлась так дорого, что
пришлось ее бросить.
Немецкий ученый Гефнер Альтенек придумал еще более хитрый способ
сближать палочки. Его дуговая лампа так сложно устроена, что объяснять ее
было бы слишком долго и трудно. Суть в том, что он поместил в лампу магнит,
который притягивал, когда это нужно было, железную планку, соединенную с
одним из углей. Расстояние между углями уменьшалось, и лампа продолжала
работать.
"Русский свет"
Лет шестьдесят тому назад электрическое освещение называли "la lumiere
russe" -- "русский свет". Это потому, что первые дуговые фонари для
освещения улиц были изобретены русским -- Яблочковым.
Яблочков сообразил, что угольные палочки надо расположить не одну над
другой, а рядом, параллельно. А чтобы расстояние между концами палочек не
менялось, он стал пропускать ток то в одну, то в другую сторону. Тогда то
одна палочка становилась положительной и сгорала быстрее, то другая. Обе
палочки уменьшались одинаково быстро.
Такая пара сложенных вместе палочек сгорала равномерно, как свеча.
Разделены были палочки между собой слоем глины или гипса, который постепенно
испарялся: настолько сильный жар давала свеча.
"Свечи" Яблочкова горели красивым розоватым или фиолетовым светом. В
1877 году ими была освещена одна из главных улиц Парижа.
Лампы без пламени
Было время, когда люди ломали голову над тем, чтобы сделать лампы хоть
немного ярче.
Прошло несколько сот лет, и изобретателям пришлось поработать над
противоположной задачей.
Дело в том, что дуговые лампы были слишком ярки.
Лампу в шестьсот свечей не поставишь на письменный стол. И ослепнуть
можно, да и дорого! Стали думать, как бы сделать свет электрических ламп не
таким ярким.
Тут сообразили, что электрическим током можно накаливать уголь гораздо
проще, без всякой вольтовой дуги.
Если пропускать ток по тонкому угольному стерженьку, стерженек
нагреется. Когда температура дойдет до 550 градусов, он начнет светиться.
Свет будет сначала красный, а потом будет становиться все белее, пока
наконец, при очень высокой температуре, не станет совсем белым. Одним
словом, произойдет то же самое, что было с нашей кочергой, когда мы ее
нагревали в печке.
Вот и попробовали пропускать ток через угольный стерженек. Но стерженек
сразу сгорал, и лампочка гасла. Чтобы этого не случалось, нужно было сначала
выкачать из лампочки воздух или же наполнить ее каким-нибудь газом, который
горения не поддерживает, например азотом.
Керосиновой или масляной лампе воздух нужен, как человеку. Без воздуха
не может быть горения.
В электрической лампочке наоборот -- воздух только мешает, потому что
никакого пламени, никакого горения не нужно. Ведь уголек в электрической
лампочке накаливается не пламенем, а током.
Обыкновенно считают, что первую хорошую лампочку с угольной нитью
придумал знаменитый американский изобретатель Томас Альва Эдисон.
Так думал и сам Эдисон. Сообщая репортерам американских газет о своем
открытии, Эдисон заявил:
-- Когда мир узнает сущность моего способа освещения, он будет поражен
изумлением, как такая простая вещь не пришла до сих пор никому в голову.
Но Эдисон ошибался. Был такой человек на свете, который за пять лет до
Эдисона изобрел электрическую лампочку накаливания.
Это был студент Петербургского университета Александр Николаевич
Лодыгин.
Происшествие на Песках
В 1873 году в городе Петербурге, на Песках (теперь это район Советских
улиц), случилось необычайное происшествие. Дело было вечером. Улицы были
пустынны и тихи. На деревянных столбах с перекладинками мигали и трещали за
мутными стеклами желтые огоньки керосиновых лампочек.
Кое-где огонек лампочки вытягивался узким язычком вверх, как будто для
того, чтобы ярче осветить улицу. Но чем выше огонек вытягивался, тем быстрее
покрывал он копотью пузатое ламповое стекло, и без того давно не чищенное
фонарщиком. А от этого вокруг фонаря делалось еще темнее.
И вдруг на одном из этих фонарей, которые так похожи были на
кладбищенские кресты, вспыхнул веселый, яркий, белый, почти дневной свет,
словно загорелось на улице маленькое солнце.
Остановился прохожий и замер от удивления. Мальчишка из лавки, который
брел куда-то с корзинкой на голове, подхватил корзинку обеими руками и
помчался по направлению к невиданному свету.
А свет продолжал гореть все так же ярко, освещая лица людей, которые
столпились внизу.
Так впервые в 1873 году керосиновая лампа в уличном фонаре была
заменена для опыта электрической лампочкой накаливания, которую изобрел
Лодыгин.
Но лампочка погорела недолго -- она не дожила и до конца вечера. Дело в
том, что она была плохо закупорена, в нее проник воздух, а от этого
перегорел уголек.
Опыт удался, да не совсем.
Лодыгин опять принялся за работу. Он изменил устройство лампочки.
В 1875 году новыми, усовершенствованными лампочками Лодыгина был
освещен магазин Флорана на Большой Морской. Это был первый в мире магазин с
электрическим освещением. Новые лампочки Лодыгина были долговечнее прежних:
они прослужили целых два месяца. Но их недостатком была большая сложность
устройства.
В каждой лампочке было четыре уголька. Когда перегорал один уголек, его
место заступал другой.
Более простую и долговечную лампочку изобрел Эдисон.
"Свет Эдисона"
Эдисон поместил в лампочку не угольный стерженек, а волосок из
обугленного бамбукового волокна. Чтобы волосок не сгорал при накаливании,
Эдисон выкачал из лампочки воздух гораздо тщательнее, чем это делал Лодыгин.
Чтобы понять, как он -это сделал, надо посмотреть на электрическую
лампочку.
Тот хвостик, который мы видим у нее,-- это остаток стеклянной трубочки,
через которую воздух выкачивают насосом. Когда воздух выкачан, на трубочку
направляют сильное пламя. Трубочка разрывается, и кончик ее, оставшийся на
лампочке, запаивается.
Вот этим-то способом Эдисону и удалось довести продолжительность жизни
своих лампочек до восьмисот часов: это значит, что его лампочки могли
гореть, не перегорая, восемьсот часов.
Впервые "светом Эдисона" был освещен пароход "Колумбия".
А вскоре после этого прибыла в Европу первая партия электрических
лампочек -- тысяча восемьсот штук.
Война газа с электричеством
Когда появились электрические лампочки, все стали говорить, что газу, а
керосину и подавно, пришел конец.
В самом деле, электричество не коптит, не портит воздуха, свет дает
яркий, белый.
Если проводка в порядке, пожаров от электрического освещения не бывает.
Но главное было то, что электричество стоило в два-три раза дешевле
газа.
Люди, которым невыгодно было закрытие газовых и керосиновых заводов,
стали искать выхода -- стали думать, как бы улучшить свои лампы, чтобы
выдержать борьбу с электричеством.
Бороться с электричеством они стали его же оружием.
Угольная нить в электрической лампочке светит так ярко потому, что ее
очень сильно накаливают.
Значит, все дело в накаливании.
Вот и придумали сторонники газа и керосина надеть на пламя сеточку из
материала, который плавится только при очень высокой температуре.
Сеточка накаливалась и светила ярким белым светом.
Сеточки эти называются по имени изобретателя Ауэра ауэровскими.
На несколько лет газ победил. Газовое освещение стало вдвое дешевле.
Отчего же это произошло?
Оттого, что газовые горелки стали ярче гореть, чем прежде.
Там, где раньше нужны были две лампы, теперь стало довольно одной.
Расход газа уменьшился.
Но сторонники электричества тоже не дремали.
Они решили добиться еще более яркого, а значит, и дешевого света.
Для этого было только одно средство -- накаливать нить еще сильней.
Ведь чем выше температура, тем ярче и белее свет. Вспомните нашу кочергу.
Но тут была маленькая загвоздка. Если угольную нить накалить посильнее,
она превратится в пар -- "перегорит", как обыкновенно говорят.
Надо было искать другой материал, думать, чем бы заменить уголь.
Пришлось позаимствовать кое-что у сторонников газа.
В новых газокалильных лампах свет давал не накаленный уголь, как в
прежних горелках, а сеточки Ауэра, сделанные из тугоплавкого материала,
который не боится сильного жара. Почему бы и в электрических лампочках не
заменить угольную нить тугоплавкой проволочкой?
Сначала попробовали делать нити из осмия. Это очень тугоплавкий металл.
Но осмиевые волоски оказались недостаточно прочными. Попробовали другой
металл -- тантал -- и, наконец, вольфрам.
Из всех металлов вольфрам самый тугоплавкий. Его температура плавления
3390 градусов.
Так родилась наша электрическая лампочка.
Любопытно, что каждая новая лампочка брала все лучшее у своих соперниц
-- старых ламп.
Газовая и керосиновая лампы берут у масляной горелку Арганда.
Электрическая угольная берет у газовой и керосиновой накаленный уголь.
Тогда газовая выбрасывает уголь из пламени и заменяет его сеточкой
Ауэра.
В ответ на это электрическая лампа тоже отказывается от угольного
волоска.
Появляется экономическая лампочка с металлической нитью.
Так один ученый-изобретатель продолжает дело, начатое другим.
В ценах на газ, керосин и электричество отразилась вся история
освещения.
Дороже всего обходится освещение старыми газовыми горелками
(разрезными). Более молодые, круглые горелки обходятся немного дешевле.
Втрое дешевле освещение керосиновой лампой. Но дешевле всего обходятся
появившиеся последними электрическая, газокалильная и керосинокалильная
лампы.
Что же лучше -- газ или электричество?
Газ обходится не дороже электричества, свет дает яркий, белый. Зажигать
его тоже просто. Для этого вовсе незачем взбираться по лестнице под самый
потолок и зажигать газ спичкой.
Теперь в газовых горелках имеются электрические зажигатели (и тут не
обошлось без электричества!).
Газом можно пользоваться не только для освещения, но и для отопления и
приготовления пищи.
И за границей и у нас есть уже удобные газовые плиты, печи, ванны.
Существуют и электрические приборы для приготовления пищи --
электрические кастрюли, чайники, сковороды.
Электричество во многом лучше газа.
Если где-нибудь в газовой проводке течь, газ проникает в комнату и
может отравить всех, кто в ней находится.
Может произойти еще большее несчастье.
Если газа вытечет много, получится взрывчатая смесь газа с воздухом.
Тогда достаточно будет зажечь спичку, чтобы взорвать целый дом.
При электрическом освещении ни отравлений, ни взрывов не бывает.
Даже тогда, когда все в порядке, газ портит в комнате воздух. И не
только газ, а всякая лампа, в которой происходит горение.
Ведь для горения нужен воздух. В лампу входит свежий воздух, а выходит
испорченный, который больше для горения не годится.
То же самое происходит, когда мы дышим: мы вдыхаем свежий воздух, а
выдыхаем испорченный.
Керосиновая лампа в двадцать пять свечей расходует за один вечер
килограммов двадцать пять воздуха. А человек за это время вдыхает только
килограмма три. Значит, одну лампу нужно считать за восемь человек.
А ведь ясно, что чем больше в комнате народа, тем труднее дышать,
потому что свежего воздуха становится все меньше и меньше. Другое дело --
электричество.
Мы все говорим по привычке, что электрическая лампочка "горит".
На самом деле никакого горения в электрической лампочке не
происходит,-- значит, нет и порчи воздуха.
Есть у электричества еще одно очень большое преимущество.
Ток можно по проволоке передать очень далеко -- на сотни километров.
Одна большая электрическая станция может осветить целую область.
Не мудрено, что электричество проникает сейчас всюду. И самые большие
победы одерживает оно в стране социализма. За двадцать лет Советской власти
выработка электрической энергии выросла в семнадцать раз. Одна только
Днепровская гидростанция дает больше энергии, чем вся царская Россия.
Электричество освещает наши дома и улицы, электричество помогает нам
работать.
Во многих наших деревнях, где еще двадцать лет тому назад горела
лучина, светит теперь лампочка Ильича.
Электрическая лампочка, которую зажигали лучинкой
Еще до изобретения экономической лампочки один ученый, Нернст, придумал
очень интересную лампу.
Вместо угля он взял не металлическую нить, а стерженек из магнезии.
Магнезия -- это вещество, которое не горит, значит, воздуха не боится.
Это и было нужно.
Но беда была в том, что магнезия проводит, пропускает электрический ток
только тогда, когда она нагрета.
Первые лампы Нернста приходилось поэтому зажигать лучинкой, как
керосиновую лампу.
Потом Нернст придумал приспособление для более удобного зажигания.
Лампы Нернста употребляются очень редко, потому что они дорого стоят.
Самая большая лампа в мире
Недавно один ученый построил электрическую дуговую лампу в два
миллиарда свечей.
Если эту лампу поместить на высоте тридцати километров над землей, она
будет светить так же ярко, как полная луна. Даже если бы она находилась от
нас на таком же расстоянии, как луна, она все-таки видна была бы в виде
звездочки, различимой невооруженным глазом. Угольные стержни в этой лампе
накалены до 7500 градусов, то есть горячее солнца, температура которого на
поверхности равна 6000 градусов.
Поперечник лампы -- целых два метра.
ЗАВОЕВАТЕЛИ СВЕТА
Борьба с теплом
Когда-то в древности один и тот же очаг служил людям и печкой, и
лампой, и кухонной плитой.
Но это было, конечно, неудобно и невыгодно.
Положим, вам хочется света.
Пожалуйста. Но зато извольте сидеть летним вечером в жарко натопленной
комнате. Да и дров немало нужно, чтобы осветить таким способом жилище.
Люди всегда ищут нового и лучшего. Много тысяч лет мирились они с
недостатками очага, пока наконец не поняли, что свет нужно отделить от,
тепла, лампу от печки.
Вместо того чтобы разводить огонь на очаге, стали зажигать лучину.
Лучина грела меньше, чем очаг. Но и она давала слишком много тепла.
Отделить свет от тепла оказалось совсем
не так просто. Над этим люди работали много тысяч лет, работают и
теперь.
Наша электрическая лампочка, как и простая первобытная лучина, не
только светит, но и греет.
Правда, от электрической лампочки в комнате жарко не станет, но стоит
приложить к ней руку, чтобы убедиться, что она сильно нагрета.
Отчего же это нам никак не удается отделить свет от тепла?
Причина очень простая.
Чтобы получить свет, нужно что-то накалить. В электрической лампочке мы
накаливаем угольный или металлический волосок, в газокалильных фонарях --
сеточку Ауэра, в керосиновой и масляной лампе -- кусочки угля в пламени.
Но всякий накаленный предмет, все равно -- волосок электрической
лампочки или простая кочерга, дает не только видимые, световые, но и
невидимые, тепловые, лучи.
Чтобы избавиться от ненужных нам. тепловых лучей, нам пришлось бы
устроить настоящую революцию в освещении: получать свет не накаливанием,
которое всегда дает тепловые лучи, а как-нибудь иначе.
Но нужно ли бороться с тепловыми лучами?
Ведь электрическая лампочка греет еле заметно. Никаких неудобств от
этого для нас нет.
Дело тут совсем не в наших удобствах или неудобствах, а в том, что
тепловые лучи, которые нам совершенно не нужны, обходятся чересчур дорого.
Если бы электрические лампочки давали только световые лучи и совсем не
давали тепловых, освещение обходилось бы нам во много раз-дешевле, чем
сейчас.
На электрических станциях мы сжигали бы во много раз меньше топлива.
Свет обходится дорого не только потому, что несовершенны электрические
лампы, но и потому, что электрические станции еще очень плохо устроены. И в
паровом котле, и в паровой машине, и в генераторе электрического тока, и в
проводах теряется безвозвратно драгоценная энергия. До лампочки доходит
только пятая часть той энергии, которая была в топливе. И из этой пятой
части превращается в свет только сотая часть. Выходит, что, когда мы тратим
угля на пятьсот рублей, света получаем всего лишь на рубль.
Лучший в мире фонарик
Есть один фонарик, который дает только световые лучи и не дает
тепловых.
Этот лучший в мире фонарик вы не раз находили, вероятно, летней ночью в
траве.
Это -- фонарик светлячка. Не удивительно ли, что маленький червячок
светит не только лучше наших ламп, но и лучше самого солнца?
Солнце дает в пять раз больше тепловых лучей, чем световых, а светляк
дает только световые. Его свет -- холодный. Если бы светляк давал не
холодный, а горячий свет, он бы сгорел. Но светляк перещеголял солнце и в
другом: его свет гораздо приятнее солнечного.
Солнечный свет или свет электрической лампочки кажется нам белым. А на
самом деле он состоит из смеси разноцветных лучей -- красных, оранжевых,
желтых, зеленых, голубых, синих и фиолетовых.
Иногда солнечный луч рассыпается на отдельные цветные лучи.
Всем нам приходилось видеть, как он дробится, проходя через край
зеркала: на стене тогда получается разноцветная полоска.
Радуга -- это тоже раздробившийся солнечный луч.
Не все лучи одинаково приятны и полезны для зрения. Красный свет
кажется нам тусклым. Поэтому при красном свете никто не работает.
Глаз гораздо чувствительнее к зеленому цвету. Поэтому абажуры рабочих
ламп делают зеленого цвета.
При накаливании всегда получается много красных лучей.
Когда мы накаливали кочергу, она давала нам сначала красный цвет, потом
к нему прибавлялись другие цвета, пока наконец мы не доходили до белого
цвета -- смеси всех цветов.
Чем сильнее накаливание, тем меньше красных тусклых лучей по сравнению
с другими.
Поэтому, чтобы сделать свет лампы ярче и ярче, изобретатели старались
как можно сильнее накаливать волосок в электрической лампочке, сетку Ауэра
-- в газовой и т. д.
Свет экономической лампочки белее и ярче света угольной, потому что
металлическую нить мы сильнее накаливаем,
чем угольную, а угольная лампочка светит приятнее керосиновой, и так --
вплоть до красного света костра.
Но и экономическая лампочка дает все-таки много красных лучей. Недаром
вредно долго работать при электрическом свете.
Чтобы избавиться не только от тепловых, но и от красных световых лучей,
нужно отказаться от накаливания.
Светляк дает свой свет без всякого накаливания. Красных лучей он почти
не излучает. Поэтому его свет так приятен.
"Холодным" светом светятся и многие рыбы в глубине океана. Будущим
изобретателям придется учиться у этих рыб и у светляка.
Если удастся выведать у светящихся животных их тайну, освещение будет
гораздо лучше и дешевле, чем сейчас.
Кое-что ученые уже выведали. В одном журнале промелькнуло сообщение,
что химикам удалось добыть из тела светляка два вещества -- люциферин и
люциферазу,-- которые начинают светиться, когда их смешивают вместе. Кто
знает, может быть, в будущем удастся добывать эти вещества в большом
количестве. И тогда у нас в комнатах будут не лампы, а искусственные
светляки.
От костра до электрической лампочки
Над изобретением лампы, при свете которой мы проводим вечера, работал
не один человек, а множество людей в разных странах и в разное время.
Разве мог бы один человек проделать такое громадное число опытов, все
время меняя то горючий материал, то устройство лампы, то самый способ
добывания света?
Эта огромная работа велась не одним человеком, а тысячами людей.
Один опыт тянул за собой другой, одно изобретение наталкивало на
другое, и все они вместе вели к одной цели.
А цель была -- яркое, дешевое и удобное освещение.
Началась эта работа очень и очень давно. Ученые думают, что человек
научился добывать огонь двадцать пять тысяч лет тому назад.
Много тысяч лет тому назад человек впервые попробовал заменить солнце
огнем -- нашел способ добывать искусственно свет и тепло. А поддерживать
огонь он научился еще раньше. Найдя на лесном пожарище тлеющую головешку, он
приносил ее в пещеру и потом годами поддерживал огонь в очаге, не давая ему
погаснуть.
Способ получать свет был найден -- горение. Но вопрос был в том, что
именно сжигать, чтобы свет был дешевый и яркий.
И вот начались поиски горючего материала,
В смолистой лучине вся суть в смоле.
Поэтому дерево отбрасывают -- остается смола.
Человек зажигает первую смоляную лампу. Но смола горит плохо. Пробуют
жечь сало и, наконец, растительное масло.
Но и масло горит не так уж хорошо, а лучшего горючего материала пока
нет.
Начинается работа над устройством лампы, чтобы заставить хорошо гореть
то, что по природе горит плохо.
Изобретают самые мудреные лампы -- с насосами, часовыми механизмами, со
множеством всяких хитростей.
Дальше идти некуда, а масляные лампы горят еще неважно: коптят, чадят и
гаснут через два-три часа после того, как их зажигают.
Опять принимаются за поиски горючих материалов, находят способы
добывать газ, стеарин, керосин, которые горят лучше масла и сала. При
хорошем горючем материале не нужны никакие хитрости.
Лампа упрощается -- все эти насосы, часовые механизмы выбрасываются
вон.
Но цель все еще не достигнута. У керосина и газа -- свои недостатки:
копоть, порча воздуха, пожары.
И все беды оттого, что для получения света зажигают огонь.
Перед завоевателями света -- новая задача: смастерить лампу без
пламени. Ведь пламя нужно для накаливания, а накаливать можно не только
пламенем, но и электрическим током.
И опять все начинается сначала: нужно найти подходящий материал для
накаливания.
Сначала пробуют уголь.
Но уголь нельзя накаливать добела.
Чтобы добиться более яркого света, пробуют накаливать
металлы, которые не плавятся даже при очень высокой температуре--
осмий, тантал, вольфрам.
Но ясно уже теперь, что на электрической лампочке завоевание света не
остановится.
Задача в том, чтобы как можно больше энергии превращать в свет и как
можно меньше энергии терять в виде тепла. Но для этого надо отказаться от
высоких температур. Надо выбросить накаленную нить: от лампочек накаливания
перейти к лампочкам без накаливания.
Такие лампочки уже есть.
Это длинные стеклянные трубки, наполненные разреженным газом. Когда
сквозь трубки пропускают ток, они начинают светиться мягким, приятным
светом. Никакой нити здесь нет, светится не накаленная нить, а газ. Азот
дает золотистое свечение, водород -- розовое, углекислый газ -- белое,
аргон-- лиловое, неон -- красное.
Из таких трубок делают буквы, знаки, рисунки для светящихся реклам и
плакатов, ими украшают здания. На улицах Москвы горит везде над станциями
метро красная надпись "Метро" из газосветных трубок. Ночью фасад,
обрисованный светящимися линиями, теряет свою дневную тяжеловесность: на
черном небе он кажется легким и стройным чертежом. И этот чертеж можно как
угодно перестраивать.
Дома будущего будут строиться не только из железа, стекла, камня, но
еще и из света. Такой светящийся дом строится у нас в Москве. Это Дворец
Советов. По ночам он будет вспыхивать сотнями ярких линий.
Но светящиеся трубки будут не только освещать и украшать города.
В виде сигнальных огней и надписей они будут указывать дорогу судам и
аэропланам, дирижировать движением, поездов и автомобилей. Красный свет
неоновых трубок проникает сквозь самый густой туман. Светящиеся трубки во
многих случаях удобнее, чем лампочки накаливания.
Но выгоднее ли они?
Первые светящиеся трубки были плохо устроены -- брали много энергии. Но
чем дальше, тем они делаются лучше и лучше. Теперь уже есть трубки, которые
берут в несколько раз меньше энергии, чем лампочки накаливания с такой же
отдачей света. Эти трубки наполнены парами натрия. Свет они дают
лимонно-желтого цвета.
Недавно появилась натриевая лампочка не в виде трубки, а в виде
колбочки. По форме она почти ничем не отличается от обыкновенной лампочки.
Только сразу бросается в глаза, что нет нити.
Натриевая лампочка в пятьсот свечей берет не больше энергии, чем
лампочка накаливания в сто свечей.
Электрическая лампочка со светящимся газом, "газосветная" лампочка,--
серьезная соперница нашей лампочки накаливания. Газосветными лампочками
освещены уже многие магазины, кинотеатры, выставки.
На Кройдонском аэродроме в Англии трубки уложены в канавку, окаймляющую
посадочную площадку. Сверху канавка закрыта небьющимся стеклом. По ночам
площадка кажется обведенной огненной чертой. Таким же способом можно писать
на земле надписи, видимые с летящего аэроплана.
Лет через сто трудно будет узнать нашу темную, несветящуюся планету.
Уже сейчас строят длинные "световые коридоры" для аэропланов. В будущем
такими дорогами покроется вся земля.
Земной шар будет светиться не отраженным, а своим собственным светом,
словно новое солнце.
КОТОРЫЙ ЧАС?
Рассказы о времени
РАССКАЗ ПЕРВЫЙ
Шумным бьет крылом петух,
День встречая пеньем...
Жуковский, "Светлана"
Что было бы, если бы не было часов?
Как много значат в нашей жизни эти две маленькие стрелки, которые
бегают по кругу как будто без всякого толку!
Представим себе, что завтра во всем мире сразу испортятся все часы.
Какой страшный беспорядок это вызовет!
На железных дорогах произойдет множество крушений, потому что без
расписания нельзя управлять движением поездов, а расписание без часов
бесполезно.
В море корабли потеряют дорогу, потому что без часов ни один капитан не
сможет определить, где находится его корабль.
На заводах работа станет невозможной -- ведь машины на заводе работают
по точному расписанию. Изделия непрерывным потоком движутся от станка к
станку, от рабочего к рабочему.
Весь завод работает, как одна огромная машина, состоящая из сотен
машин. И всеми этими большими, сильными машинами командует крошечная
машинка, помещающаяся в кармане,-- часы.
Остановятся часы -- и сразу же начнется разнобой: одни станки отстанут,
другие убегут вперед.
И через короткое время вся огромная заводская машина разладится и
остановится.
А в школах? Учитель математики, увлекшись своим предметом, продержит
вас в классе не сорок, а сто сорок минут, пока у вас не зайдет ум за разум.
Если вам вздумается вечером пойти в театр, вы придете слишком рано и
застанете перед неосвещенным еще зданием толпу товарищей по несчастью. Или,
наоборот, вы явитесь только для того, чтобы полюбоваться на публику, берущую
с боя вешалки.
Но предположим, вы решили лучше провести вечер дома и позвали к себе
гостей. Вы ждете их, как вам кажется, час, другой, третий. Чай уже давно
остыл, веки у вас слипаются. Наконец вы ложитесь спать в полной уверенности,
что гости не придут,-- в полночь никто в гости не ходит. А через несколько
минут вас будит отчаянный трезвон и стук в дверь. Это ваши гости. По их
мнению, сейчас часиков десять, не больше.
Можно бы еще много порассказать и веселого и печального о том, что было
бы, если бы часов не было.
А ведь когда-то часов и в самом деле не было -- никаких, ни с
пружинами, ни с гирями.
И все-таки люди не могли обходиться без распределения времени и как-то
его измеряли. Чем они его мерили?
Лавка антиквара
Я уверен, что, прежде чем приняться за чтение этого рассказа, вы
пересмотрели все картинки -- от первой до последней. Так поступаем мы все,
чтобы при первом же знакомстве узнать, интересна ли книга.
Не знаю, что вы подумаете о самих рассказах, но картинки, должно быть,
вас немало озадачили.
И в самом деле, что это за куча предметов, у которых, на первый взгляд,
нет между собой ничего общего и которые собраны в этой книге вместе так же
случайно, как вещи в лавке старьевщика.
На одной странице посох индийского брамина, изрезанный древними
письменами.
На другой -- позеленевший от времени бронзовый колокол с рельефными
изображениями святых.
А вот какая-то старая книга с застежками. Ее переплет из толстой кожи,
каких теперь не делают, пробит во многих местах как будто гвоздем.
Это работа крыс, которых уже давным-давно нет на свете.
Дальше-- масляная лампа, непохожая на теперешнюю, керосиновую. Нет ни
стекла, ни горелки. Фитиль, сделанный из тростника, чадит и заволакивает
стены паутиной черной копоти.
Рядом -- китайская безделушка в виде лодочки с головой дракона.
Восковая свеча, разделенная полосками на двадцать четыре части. Два амура,
стоящие у подножия колонны: один из них плачет, а другой указывает палочкой
на что-то, начертанное на колонне.
И, наконец, среди всего этого старого хлама, которого давно уже не
касалась человеческая рука,-- петух, настоящий живой петух, хлопающий
крыльями и горланящий:
-- Кукареку!
Что все это значит?
Лампа, дракон, посох, книга, свеча -- все это часы, которые показывали
людям время, когда не было еще настоящих часов с пружиной или гирями.
История одного монаха
Вряд ли загадочные картинки, нарисованные в этой книге, показались вам
менее загадочными после такого объяснения.
Палка, книга, лампа -- да разве это часы?
В том-то и дело, что мерить время можно миллионом разных способов.
Все, что продолжается сколько-нибудь времени, может быть мерой времени,
как все, что имеет длину, может быть мерой длины.
Чтобы прочесть эту страницу, вам нужно некоторое время. Значит, вы
могли бы мерить время числом прочитанных страниц. Вы могли бы сказать,
например, что пойдете спать через двадцать три страницы или что ваш брат
зашел в комнату две страницы тому назад.
Вот и объяснение одной из загадочных картинок. Толстая книга в
изъеденном крысами переплете -- псалтырь, который принадлежал брату
Августину, монаху Бенедиктинского ордена. Этот монах был у себя в монастыре
звонарем. Каждую ночь, через три часа после полуночи, он должен был ударами
колокола будить братьев к заутрене. А как ночью узнаешь время, когда часов
нет? Ведь дело было около тысячи лет тому назад, когда не было ни карманных,
ни столовых, ни башенных часов.
Брат Августин мерил время просто. С вечера начинал он читать свои
псалмы и как доходил до слов: "Начальнику хора Идифумова. Псалом Асафов",
так и бежал на колокольню.
Правда, случился с ним один раз грех -- заснул он над книгой. А когда
проснулся, солнце уже было на небе. Досталось же ему от отца Дезидерия,
настоятеля!
Ясно, что книга -- часы неточные. Вы, например, читаете быстро --
страниц двадцать в час, а ваш брат и двух за это время не одолеет. У вас
будет одно время, а у него другое. А нужно, чтобы у всех время было
одинаковое.
Вот почему из миллиона способов измерять время только очень немногие
хороши.
Часы на небе
История монаха Августина еще не кончена.
Дело в том, что по удару его колокола вставали не только монахи, но и
жители городка, около которого расположен был монастырь.
В это утро ткачи, красильщики, торговцы сукнами, продавцы пуговиц и
четок, башмачники, которые жили около монастыря, так и не дождались
колокольного звона. Проснувшись от ярких солнечных лучей, некоторые из них
подумали сперва, что свершилось чудо -- солнце встало посреди ночи. Но,
придя в себя, они сообразили, что солнцу можно верить больше, чем брату
Августину, ибо солнце вина не пьет, а за братом Августином этот грех
водится.
Но не только тогда, а и во все времена люди считали солнце самыми
верными часами.
Задолго до того как день был разделен на двенадцать часов, люди
узнавали время по солнцу. Мы и сейчас еще, вместо того чтобы сказать "в
таком-то часу", говорим: на рассвете, в полдень (то есть когда солнце выше
всего на небе), на закате, в сумерки, после захода солнца.
Когда-то, когда городов и фабрик еще не было, люди не чувствовали нужды
в точном измерении времени.
Но когда там и сям повырастали города, запестрели ярмарки и базары,
застучали молотки в мастерских ремесленников, потянулись по дорогам
купеческие караваны, небесные часы стали казаться людям неточными.
В самом деле, разве можно сколько-нибудь правильно определить на глаз
путь, который солнце успело пройти после восхода? А как точнее определить
этот путь?
Самое простое было бы вымерить его шагами, как это люди привыкли делать
на земле. Но ведь небо -- не земля, на него не вскарабкаешься. .
. К счастью, всегда находились на свете люди, которые делали возможным
то, что другим казалось невозможным.
Как в наше время люди научились летать по воздуху, плавать под водой,
разговаривать, находясь в разных городах, так в старину люди решили другую
неразрешимую задачу -- научились мерить время шагами.
Как люди мерили время шагами?
В комедии, которая была написана греческим писателем Аристофаном две
тысячи триста лет тому назад, есть такое место. Афинянка Праксагора говорит
своему мужу Блепиросу: "Когда тень будет в десять шагов, умасти себя
благовониями и приходи ужинать".
Нужно отметить, что в то время люди заботились о своем туалете очень
странно: вместо того чтобы смывать грязь с тела, ее замазывали всякими
благовонными мазями и маслами, лишь бы не видно было и пахло хорошо. Но дело
не в этом. Что значит это выражение: "тень в десять шагов"?
По-видимому, недалеко от дома, в котором жили Праксагора и Блепирос,
стоял столб или памятник. В солнечный день (а в Греции почти все дни
солнечные) памятник отбрасывал тень. Чтобы узнать, сколько времени, прохожие
мерили тень шагами.
Утром она была длиннее, в полдень становилась совсем коротенькой, а к
вечеру опять удлинялась.
Вот вам и ответ на вопрос, как люди мерили время шагами.
Как всегда, разгадка кажется настолько же простой, насколько загадка
казалась сложной.
Фокус индийского факира
Столб, которым пользовались как часами, назывался гномоном.
Конечно, гномон был очень неудобными часами. Мало того что он показывал
время только в солнечный день и очень неточно,-- его нельзя было брать с
собой в дорогу. А ведь часы в дороге необходимы.
Индийские нищенствующие монахи -- факиры -- решили задачу просто и
остроумно: они превратили в часы обыкновенную дорожную палку.
Отправляясь в далекое путешествие, в священный город Бенарес, факир
брал с собой посох особенного устройства.
Посох этот не круглый, как наши палки, а восьмигранный. Наверху в
каждой грани высверлено отверстие, в которое вставляется маленькая палочка.
Чтобы узнать, который час, факир поднимает свой посох, держа его за
шнурок.Тень, падающая от палочки на грань отвесно висящего посоха,
показывает время..
Длину тени здесь не приходится каждый раз мерить, потому что на грани
вырезаны черточки, обозначающие часы. Но зачем нужно столько граней?
Казалось бы, достаточно и одной.
дело в том, что в разное время года видимый путь солнца различен.
Поэтому и тень, которая во всем зависит от солнца, ведет себя летом и зимой
неодинаково. Летом солнце поднимается на небе выше, чем зимой; оттого тень в
летний полдень короче, чем в зимний.
Вот почему посох сделан многогранным. Каждая грань размечена для одного
какого-нибудь времени года и не годится для другого.
Положим, дело происходит в начале октября. Факир втыкает палочку в ту
грань, на которой начертано древнее слово "Ариман" -- название месяца,
который продолжается с середины нашего сентября до середины октября.
Вы легко можете сами сделать такие часы.
Достаточно будет трех граней -- для летних месяцев, которые вы
проводите за городом. Зимой вам посох не понадобится, да и солнце бывает
редко.
Чтобы разметить часы, вам придется затратить три дня -- по одному на
каждый месяц. Утром, когда вы встанете, положим, в семь часов, воткните
палочку в одну из граней и сделайте зарубку в том месте, где кончается тень.
В восемь часов сделайте вторую зарубку, и так до самого захода солнца.
Часы с циферблатом, но без стрелок
Во времена наших старых знакомых Праксагоры и Блепироса в Греции можно
было уже кое-где встретить новые часы, гораздо более удобные. По преданию,
новое изобретение пришло в Грецию из Азии, из города Вавилона, который давно
уже славился учеными.
Вавилон в те времена был одним из самых больших городов мира. Шумное
движение на улицах; отряды солдат, проходящие в стройном порядке; торговцы,
продающие благовонные мази, сладости, украшения; щеголи с искусно завитой
бородой, с перстнями на пальцах и с тростью, украшенной золотым
набалдашником; и над всей этой пестрой восточной толпой -- высокие
многоэтажные здания,-- таков был Вавилон две с половиной тысячи лет тому
назад. Не удивительно, что и наука процветала в этом богатом и многолюдном
городе.
Вавилоняне научили греков многому, подобно тому как нашими учителями
были во времена Петра голландцы и шведы. Вавилоняне научили греков делить
время на равные промежутки-- часы, а от греков это деление перешло через
много лет к другим народам Европы. Они же, говорят, научили греков строить
новые часы -- первые часы с циферблатом. Правда, надо сказать, что у этих
часов не хватало одной безделицы -- стрелок.
"Стрелок? -- сп