Лисовский поинтересовался: -- Котов, ты в порядке? Играть сможешь? -- Не понял, -- с вызовом ответил Котов. -- А что случилось? Осипов и Лисовский переглянулись и пожали плечами. Вскоре распорядитель сообщил, что обязательная торжественная часть закончилась и теперь, пока гости закусывают, можно поиграть что-нибудь спокойное, для фона. Пятидесятилетних, кое-где с проседью, музыкантов он называл ребятами, а они по привычке не обижались. "Ребята" вышли на сценку, взяли инструменты и с отсчета заиграли "Странников в пути" -- медленную, комфортную тему из репертуара Фрэнка Синатры. Гостям это понравилось: галдеж и женский смех зазвучали громче, активнее зазвякала посуда. Попурри из спокойных, переходящих из одной в другую мелодий продолжалось еще с полчаса, лишь изредка прерываясь для произнесения необязательных, но глубоко прочувствованных каким-нибудь созревшим для этого гостем тостов. Котову запомнились только обрывки вроде того: "Дядя Гоша дал нам все... ", "Больше, чем своего мужа..." и "Если хоть одна падла скажет про него плохо..." Постепенно атмосфера праздника становилась все более непринужденной: сидящие за столами перекрикивали друг друга, несколько пар и один пьяный вышли танцевать на площадку перед оркестром. Вскоре танцевала уже половина гостей, репертуар стал более знакомым и ритмичным, Лисовский запел. Музыкантам посыпались заказы, сопровождаемые щедрыми чаевыми. Подошел распорядитель и сделал особый заказ. -- А сейчас, -- провозгласил он в полной тишине, -- любимая песня дяди Гоши! Жующие сделали умиленные лица и отложили вилки. Над подернутой табачной дымкой гладью бассейна полилось нежное органное вступление "A Whiter Shade Of Pale". "Он всегда плачет, когда слушает эту песню", -- предупредил распорядитель, и "ребята" старались как могли. Дядя Гоша действительно прослезился, смахнул платком слезу и, когда музыка стихла, в возникшей на несколько секунд вежливой тишине похлопал в сухонькие ладошки. Выжидательно смотревшие на него гости развернулись к оркестру и шумно зааплодировали, выкрикивая "браво!" Потом, в перерыве, распорядитель рассказал, как однажды дяде Гоше не понравилось исполнение песни, и он велел вырезать вокалисту гланды. И это почти случилось, и только заступничество одной дамы спасло несчастного, который после этого потрясения совсем уже никогда не мог петь. Выслушав эту историю, Вадик Лисовский, хотя и обладал абсолютным слухом, во втором отделении сходу взял фальшивую ноту. Но это была уже другая песня и другая программа. Дядя Гоша удалился к себе в офис, находившийся в "деловой" части комплекса, чтобы кое-что кое с кем обсудить. А публика начала гулять по-настоящему. Гости скинули смокинги дамы переоделись в купальные костюмы, и все попрыгали в воду. Оркестр вдарил рок-н-роллы, шум и визг поднялись невообразимые. Ближе к утру кто-то наклонился и начал блевать прямо в бассейн, и воду пришлось менять. Когда старую воду слили, из душевых со смехом и визгом выбежала преследуемая кавалером подвыпившая дама и с разбегу нырнула в пустой бассейн. С множественными переломами ее унесли в "скорую", а в вымытый через шланг резервуар снова пустили воду. Во время одного из перерывов, пока его товарищи угощались на трибуне, все еще трезвый как стекло Котов отправился искать туалет. Душевая, через которую он проходил, состояла из нескольких рядов кабинок, в каждой из которых было в полу сливное отверстие. Чтобы не усложнять себе задачу. Котов зашел в одну из кабинок и расстегнул ширинку. Но едва только он начал осуществлять задуманное, как рядом в проходе послышались голоса. -- Этого не будет, раз сказал -- все, -- говорил один. -- Как говорят фраера, лучше платить налоги и спать спокойно. Я устал, больше не могу. Передай дяде, что я выхожу из игры. -- А ну стой, -- тихо сказал второй. -- Не торопись в ментовку, Спортсмен, надо еще поговорить. -- Не о чем мне с тобой говорить, Бек. Лучше посторонись, пока я не размазал тебя по стене как поганку. -- Ладно, иди, -- примирительно заговорил Бек. -- Я и сам уже устал от всего этого. Мне бояться нечего, я сам в этих делах почти не путался. Если про меня спросят, скажи, что я тоже вышел из игры. -- Правильно, Шамиль, -- подхватил Спортсмен, -- хватит уже лизать пятки этому психопату. Честную жизнь начинать никогда не поздно. Ты ведь правда, еще не по уши увяз в этом дерьме? -- Правда, правда, парень. Проходи вперед, а я за тобой... Подождав немного, Котов выглянул в проход, и волосы у него встали дыбом. Здоровенный парень, наверное тот самый, которого называли Спортсменом, стоял на коленях, неуклюже привалившись лицом к стенке душевой кабины, а над ним стоял худощавый тип с изрытым оспинами бледным лицом и вытирал окровавленный нож. Из раны убитого струйкой пульсировала кровь и уходило в сточное отверстие. Убийца потянулся к крану и пустил воду из душа. Дрожа всем телом, Котов метнулся к выходу. -- Ах, черт, -- прошептал Бек, подставлявший руки под струи воды, -- этот лабух из оркестра... он все видел. 4 Гномики не хотят сдавать позиции. Дядя Гоша хочет быть уверен, что заплатил за товар правильные деньги В шесть часов утра распорядитель заплатил музыкантам оговоренную сумму, и они с облегчением покинули это сумасшедшее место. После эпизода в душевой Котов все-таки выпил грамм сто пятьдесят, поэтому на душе у него было хорошо и спокойно. "Мало ли, -- думал он, -- бывает разборок у этих уголовных... А я уже забыл и ничего не помню. И человечков больше не будет, потому что я пить бросил. Еще не совсем бросил, но постепенно..." Велев таксисту притормозить у круглосуточного магазина, Котов купил несколько больших фирменных свертков продуктов. Наверное, гораздо больше, чем было нужно. Он щедро расплатился с водителем, поднялся к себе и разложил продукты на кухонном столе. Тут же что-то разорвал, вскрыл, попробовал, но глаза разбегались, а есть еще не хотелось и он, выкурив сигаретку, отправился спать. Часа через три Котов вышел в полусне в туалет, и ему показалось, что на кухонном столе, среди банок и пакетов, шевельнулось что-то живое. Было светло, стол освещало солнце, и Котов был абсолютно трезвый. Он понял, что это никакая не галлюцинация, и ему стало с одной стороны радостно, но с другой -- тревожно. Радостно оттого, что белая горячка оказалась все-таки страшилкой, а тревожно из-за того, что в его квартире поселились гномики. Котов медленно приблизился к столу, взял нож и стал боязливо, кончиком лезвия, переворачивать и передвигать свертки и коробочки. Разумеется, что человечки уже разбежались, но на одном из пакетов с чипсами он обнаружил небольшой аккуратный надрез -- ровно такой, чтобы можно было вытащить кружок. И сам чипс, обломанный крошечными ручками и обгрызанный крошечными зубками, лежал тут же рядом. Котов достал из холодильника баночку лимонада, пшикнул колечком и стал пить. Отставив пустую банку, взял веник и подмел в кухне пол. Больше в этот день ничего странного не произошло, хотя Котов, трезвый и выспавшийся, заметно нервничал. У него появилась манера резко оборачиваться или внезапно возвращаться в комнату, откуда только что вышел. Но гномики своего присутствия не выдавали. Остаток дня Котов валялся на кровати, грыз чипсы пил лимонад и читал книгу, время от времени поднимаясь и прохаживаясь по квартире. Вечером он отправился на работу в ресторан. Рассчитавшиеся с долгами и надежно обеспечившие свои семьи на ближайшие месяц-два, "ребята" были в ударе и слегка навеселе. Один только Котов снова был трезв и сосредоточен. Друзья решили, что у него проблемы с личной жизнью, и не приставали с вопросами. Медленные и ритмичные мелодии сменяли одна другую, публика охотно танцевала, и Котов не замечал в зале одного типа, сидевшего спиной к нему в стороне от сцены, у стойки бара. Того самого худощавого бледного мужчину с изрытым оспинами лицом. Тип пару раз обернулся на Котова, поговорил с барменом, расплатился и вышел. В тот же день, несколько раньше, неприятный мужчина сидел в приемной директора оздоровительного комплекса с бассейном, в котором происходило ночное мероприятие. Секретарша сняла трубку, сказала "Да, Георгий Луарсабович" и кивнула мужчине: -- Асланбеков Шамиль. Дядя Гоша сидел за письменным столом в просторной комнате. Он говорил по телефону, и только небрежным жестом указал вошедшему на кресло. Это был плохой знак. Отложив трубку, он устало произнес: -- Садись, Бек. Садись и рассказывай, что случилось. -- Я постою, спасибо. -- Садись, я сказал. Говори. -- Короче, этот новенький, Спортсмен, хотел пойти и всех заложить. -- Да, нехорошо, неприятно. А почему это нужно было делать здесь, у меня в гостях? Ты взял и изгадил мне праздник, Бек. Изгадил еще хуже того уже-очень-не-здорового-человека, который наблевал в мой бассейн. -- Спортсмен мог позвонить прямо оттуда, с трубки. Дядя Гоша закурил и некоторое время обдумывал сказанное. -- Хорошо, -- сказал он наконец. -- Ты все правильно сделал, Бек. Кто еще кроме нас в курсе дела? -- Хромой помогал рыть могилу. Место надежное, сроительный котлован. Завтра зальют цементом. Дядя Гоша поднялся, неторопливо подошел к сейфу, достал из пачки несколько крупных купюр и протянул Беку: -- Хорошо, я тобой доволен. Вот, возьми себе на мелкие расходы. Бек не пошевелился. Дядя Гоша спрятал деньги в карман и снова сел за стол. -- Что еще. Бек опустил глаза: -- Кажется, один лабух, из оркестра, может быть, что-то видел. -- Кажется или видел? -- Да, он видел. -- Он тебя видел, а ты не убил его до сих пор? Опустив голову, Бек молчал. -- Он знает, что ты знаешь? -- спросил дядя Гоша. -- Нет. -- Тогда забудь, он будет молчать. -- Лучше я его все-таки кончу. Если вы не против, дядя Георгий. -- Я не против. Если это твое личное дело, Бек, а не дело Семьи... -- дядя Гоша что-то соображал. -- Ты вот что, Бек. Сделай одно дело, так, заодно, даже самому интересней... И он достал из сейфа упаковку одноразовых зажигалок, самых дешевых, китайского производства. -- Я знаю, Бек, что у тебя есть хорошая, золотая зажигалка. Но тот парень из оркестра, он не побрезгает и этой. Парень чиркнет зажигалкой и взлетит на воздух вместе со своей квартирой. Сделай так, чтобы он нашел ее у себя в кармане, на столе или на лестничной площадке. Обрати внимание на черный ободок у самого донышка -- это чтобы не спутать. Парень взлетит на воздух, а я буду знать, что заплатил за товар правильные деньги. -- Хорошо, дядя Гоша, я все понял. Бек взял зажигалку, поцеловал перстень на сухом пальце старика и вышел. 5 Как Петя Огоньков стал белой горячкой. Первый рабочий день секретного агента Яблочкина. Что такое "ходить на жмура" и насколько приятнее "лабать Мендельсона" Потеряв сознание от спиртовых паров, Петя очнулся только часа через два, когда спирт из бутылки выветрился, а на дне осталось только несколько капель горьковатой на вкус воды. Бутылка стояла на столе в незнакомой комнате, а хозяин сумки, которого Петя сразу узнал, спал на кровати. Надо было как-нибудь выбираться наружу. Петя отстегнул от пояса моток веревки, привязал к концу лазательный крюк и стал подбрасывать крюк, пытаясь зацепить его за край горлышка бутылки. И тут он вдруг увидел, что хозяин не спит, а смотрит на него в упор широко раскрытыми глазами. Петя забарабанил по стеклу и закричал: "Эй! Выпустите меня! Выпустите меня отсюда немедленно!.." Но мужчина повел себя более чем странно. Некоторое время он смотрел на мальчика в упор, а затем отвернулся к стене. Возмущенный таким поведением взрослого человека, Петя начал подбрасывать крюк с удвоенной энергией, и уже с третьего раза добился удачи. По веревке он легко поднялся наверх, подтянул свое снаряжение, сбросил на стол и спрыгнул сам. Потом он спустился со стола на пол, добрался до кухонной раковины и смог наконец напиться вволю воды из капающего крана. Вечером хозяин оделся, взял свой инструмент и вышел. А Петя начал обследовать квартиру, в которой оказался по причине собственной неосмотрительности. Прежде всего он разыскал телефон; необходимо было срочно связаться со Славиком и Маринкой, которые хотя и трусливо сбежали из музея, бросив его на произвол судьбы, оставались пока его единственной ниточкой связи с окружающим миром. Увы, телефон в квартире Котова был старый, с вращающимся диском. Такой диск Петя самостоятельно накрутить не мог. С помощью крюка и веревки ему удавалось набрать пару коротких цифр, но дальше следовали нули и девятки, справиться с которыми не представлялось возможным. Он пробовал сконструировать что-то на манер лебедки из найденной под диваном пустой катушки и проволочного замка от шампанского, и один раз ему даже удалось набрать все цифры, но на другом конце было занято, и Петя готов был плакать от досады. Скорее всего, в два часа ночи номер не был занят; просто медленный, почти по минуте на каждую цифру, набор не срабатывал, и где-то происходил сбой... Промучавшись до рассвета, Петя обессиленный залез в сервант и заснул в пустой фарфоровой чашке. Проснувшись в десять часов утра, Петя увидел, что хозяин уже дома и спит. На кухонном столе появилась целая куча продуктов -- пакеты, консервы, банки, бутылки, свертки... Некоторые хозяин уже вскрыл, и Петя смог наконец полноценно поесть. Он даже надрезал своим перочинным ножиком пакет с чипсами, вытащил пару кругляшей и обгрыз. Внезапно появившийся хозяин его чуть не застукал, но Петя, словно Тарзан, скользнул на пол по стрелке зеленого лука и юркнул за батарею. Когда хозяин снова улегся и захрапел, Петя решил обследовать возможные пути выхода из квартиры. Он вышел через приоткрытое окно на залитый солнцем узенький наружный подоконник и огляделся. К сожалению, дом оказался блочной конструкции и не имел подходящих для ходьбы выступов и карнизов. Другое окно, находившееся в комнате, было и вовсе наглухо закрыто. Оставалось дожидаться, когда хозяин опять соберется куда-нибудь выйти, и попытаться прошмыгнуть наружу через дверь. Этим утром лейтенант Яблочкин проснулся другим человеком. Куда подевалась его беззаботная веселость? Почему сегодня он не напевал или не насвистывал, проделывая комплекс упражнений утренней гимнастики? Не понимала этого и его мама, которая даже потрогала ему лоб, подавая на завтрак чай, бутерброды и клубничное варенье. Уж не зазнался ли ее сын после шумного успеха, выпавшего вчера на его долю?.. Конечно, откуда ей было знать, что ее сын больше не милиционер, а секретный агент с особыми полномочиями, и даже сам полковник Громыхайло теперь не может ему ничего приказывать. А секретному агенту с особыми полномочиями, каким его представлял себе Яблочкин, не пристало свистеть, говорить лишнее и улыбаться. Даже у себя дома. Яблочкин разыскал в ящике темные очки, в которых отдыхал прошлым летом в Ялте, надел, молча постоял перед зеркалом и также молча вышел из квартиры. Мама, провожавшая его с раскрытым ртом, едва хлопнула дверь, закрыла рот и твердо решила вечером выдрать своего сына ремнем, не взирая на его приближающееся двадцатидвухлетние. Выйдя из дома, Яблочкин дождался троллейбуса и поехал в Эрмитаж. Работа сегодня предстояла тяжелая -- опрашивать сотрудников на предмет необычайных явлений, ведь мальчик мог все еще находиться в здании музея. Прибыв на место, Яблочкин поговорил с директором и приступил к работе. Еще ночью, провозившись допоздна с видеозаписью, он сделал фото маленького Пети Огонькова и теперь начал показывать карточку всем, кто мог его видеть. Ну, не конкретно маленького мальчика-с-пальчика, а вообще что-нибудь необычное. С первых же встреч Яблочкин почувствовал себя не секретным агентом, а полным идиотом. "Вам это что-нибудь напоминает?" -- спрашивал он, показывая фотографию. "А что это такое?" -- интересовались в свою очередь сотрудники, разглядывая темное размытое изображение человечка, сидящего верхом на креплении карниза. Яблочкин ничего не объяснял, но продолжал спрашивать, не показалось ли кому-нибудь вчера или сегодня чего-нибудь необычного... Заинтригованные сотрудники продолжали расспрашивать Яблочкина, и тот был вынужден придумывать отговорки. Вроде того, что он из передачи "Очевидное-невероятное" и делает сюжет на тему дворцовых привидений. Такая версия всех устраивала, и Яблочкин оставлял каждому номер своего телефона -- на всякий случай, если все-таки что-нибудь увидят. Только в конце дня он спустился в реставрационные мастерские и встретился с Юриком. Внимательно посмотрев на фотографию наметанным взглядом художника, Юрик сказал: -- А ведь находятся еще чудаки, которые не верят в привидения. Это что -- проводок от сигнализации? Карниз-то вроде из выставочного зала. Где алмаз украли. Так вы думаете, это привидение? Маленькое уж больно, барабашка какая-то... Кстати, молодой человек, а я вас раньше здесь, в музее, не мог видеть? Только без темных очков и в милицейской форме... Поскольку беседа начинала принимать нежелательное направление, Яблочкин распрощался с Юриком, оставив на верстаке бумажку с телефоном. А Юрик еще долго качал головой и недоверчиво бормотал что-то себе под нос. "Очевидное-невероятное"... А сам из милиции... Засекретили все что можно..." Огорченный полным отсутствием результатов первого дня работы в качестве секретного агента, Яблочкин отправился домой. На звонки сотрудников музея он не очень рассчитывал, поэтому на следующий день собирался познакомиться поближе с Маринкой Корзинкиной и Славиком Подберезкиным. Кто знает, может быть дети подскажут ему, как лучше действовать в сложившейся обстановке. Если для секретного агента Яблочкина рабочий день закончился, то для саксофониста Дмитрия Ивановича Котова он только начинался. Вечером и ночью в ресторане отмечалось несколько юбилеев, поэтому оркестр закончил работу только под утро. К одиннадцати, а это была уже пятница, предстояло играть на похоронах, а затем, в 17.00, -- на свадьбе. Разъезжаться из ресторана по домам не имело смысла. Оставшиеся до похорон несколько часов коллектив похрапывал в кладовке за сценой. Ровно в десять прибыл микроавтобус с траурной лентой. Музыканты, с заспанными опухшими физиономиями, нахлобучили на головы цилиндры и похиляли, выражаясь на их профессиональном языке, лабать жмура. Инструменты для похоронной музыки были, конечно, не те же самые, что для танцев. Барабанщик бил по большому барабану с тарелкой, Котов влезал в медный лаокоон басовой трубы, тромбон играл на тромбоне, а остальные двое дули с грехом пополам в валторну и кларнет. С похоронами в этот раз не повезло. Усопшим был директор продовольственной базы, которого хоронили почему-то в закрытом гробу. После произнесения речей стали играть, но тромбон с первого такта дал отчаянного петуха, барабанщик ударил невпопад по тарелке, гроб не удержали на веревках, он сорвался в яму и затрещал. Потом хлынул дождь, и музыканты, махнув на оплату, позорно бежали с кладбища. Мокрые и продрогшие вернулись в ресторан, переоделись и проспали в своем чуланчике еще несколько часов, пока не настало время ехать на свадьбу. Привыкшие ко всему и даже битые, друзья погрузились в две машины такси и, не теряя бодрости духа, поехали лабать Мендельсона. С Мендельсоном в этот день повезло больше, тут уж нечего говорить. Веселая, радушная компания гудела в арендованном зале Дворца культуры. Оплаченный буфет ломился от напитков и закусок, но никто не напивался и не буянил. Каждый из брачующихся вступал в брак не в первый и даже не во второй раз, поэтому атмосфера была естественной и непринужденной. Музыканты играли на подъеме. В один из перерывов Котов познакомился с миловидной улыбчивой дамой лет не больше сорока, с яркой, кокетливо поязанной на шее косыночкой. -- Вы подруга невесты? -- поинтересовался он, прикуривая от ее сигареты. -- Я свидетельница, -- произнесла дама с достоинством. Пока еще было трудно понять, как она настроена. Котов затянулся и сделал глоток вина. -- Что для вас сыграть? -- Для меня? -- дама оценивающе посмотрела на собеседника. К своим пятидесяти годам Котов выглядел молодцом: у него была приличная осанка и подернутая сединой густая шевелюра, несколько длиннее, чем принято у людей, не имеющих отношения к искусству. Даме хватило доли секунды, чтобы оценить его достоинства и мысленно проиграть несколько возможных сценариев дальнейшего развития событий. -- Для меня? Вы не шутите? Ну хорошо, сыграйте эту... "Хоровод любви". Знаете, это где... -- Не трудитесь, я помню. В следующем отделении прозвучал "Хоровод любви" -- "специально для дамы с красной косыночкой, свидетельницы брачующихся". В перерыве дама сама подошла к Котову. Судя по выражению ее лица, она была польщена. -- Между прочим, могли бы спросить имя, -- заметила она. -- Что это еще за "косыночка". -- Зачем знать имя? Ведь мы с вами больше не увидимся. -- Вот как? Ну... а если это все же произойдет? Вы женаты? Выдержав паузу, Котов ответил небрежно и рассеянно: -- Нет, я не женат. -- Вот видите, а я замужем. Котов давно не пытался искать логики, а иногда и здравого смысла в поведении женщин; тут следовало бросать весла и смотреть, как все сложится само собой. -- Между прочим, меня зовут Альбина, -- дама протянула руку. -- Дмитрий, -- Котов легонько пожал пальчики и колечки. Замужество Альбины все значительно упрощало. -- Хотите выпьем за знакомство? -- предложила дама, озорно улыбаясь. Глядя в ее глаза по возможности тускло и невыразительно, Котов протянул свой бокал. Когда-то ему приходилось трещать без умолку, чтобы познакомиться с девчонкой, заболтать ее и подбить на свидание. Теперь зрелые сорокалетние львицы решительно брали инициативу в свои руки, стоило ему только обозначить первый шаг навстречу. Дальше и до самого конца они буквально все делали за него. 6 Убийца следует по пятам своей жертвы. Чем занимаются взрослые, когда дети не могут их видеть Хорошенько разглядев Котова в ресторане и поговорив с барменом, мужчина с неприятным лицом сел в машину и поехал в Озерки. Припарковался недалеко от котовской парадной, погасил огни и стал ждать. Чтобы скоротать минуты, а затем и часы ожидания, Бек выходил из машины и прогуливался вдоль дома разминая ноги. Район, к сожалению, оказался не очень спокойным: то и дело приходилось вступать в перебранку с владельцами собак, а один раз подвыпившая компания малолеток отобрала у него сигареты. Он мог в два счета перестрелять сопляков, как пустые бутылки в тире, но теперь, во время работы, был вынужден, скрежеща зубами, терпеть обиды. Наступило утро. Жители района потянулись к станции метро. Котова все еще не было. В девять Бек позвонил в ресторан и спросил, закончил ли работу оркестр. Уборщица сказала ему нецензурное и бросала трубку. Бек перезвонил и решительно потребовал кого-нибудь из начальства. Подошел заспанный барабанщик оркестра и, приняв собеседника за заказчика, объяснил, что сегодня они уже заняты -- сначала на похоронах, а потом на свадьбе. Осторожно выведав, где и в какое время будут похороны, Бек откинулся на сидение пару часов подремать. В двенадцать он был на кладбище и долго стоял, пристроившись позади к группе сослуживцев усопшего, дожидаясь, когда закончится торжественная часть с произнесением речей. Еще в ресторане он приметил, что Котов пользуется точно такой дешевой зажигалкой, какую дал ему шеф. Попросить прикурить и подменить зажигалку казалось ему делом несложным. Но едва только речи закончились, и он уже подобрался вплотную к музыкантам, внезапно хлынул проливной дождь, и оркестр позорно бежал с места погребения. Промокший насквозь Бек прибежал к своей машине, намереваясь вернуться к котовскому дому, но забуксовал и был вынужден толкать ее, стоя по колено в кладбищенской грязи. Только поздно вечером ему снова удалось засечь объект. Разыскав Дворец культуры на окраине и банкетный зал, Бек топтался под окнами, дожидаясь, когда мероприятие подойдет к концу. Но тут снова возникла непредвиденная трудность: вместе с Котовым в такси уселась какая-то женщина, и это совершенно не укладывалось в схему. Бек следовал за машиной такси до самых Озерков, где смог убедиться, что эта парочка не намерена сегодня расставаться. Подвыпившая дама, держась за локоть своего спутника, зацокала вместе с ним в парадную. Ругаясь шепотом не по-русски, Бек снова припарковался неподалеку, погасил огни и стал ждать. Весь этот день Петя Огоньков промучился, снова пытаясь накрутить все нужные цифры на диске хозяйского телефона. В конце концов он решил открыться во всем хозяину квартиры, если тот придет домой не слишком пьяный. Хозяин явился поздно ночью, навеселе, да еще и не один. Вконец расстроенный, Петя залез в сервант и начал сердито наблюдать за происходящим через стекло. -- Какая у вас тут... богемная обстановка, -- сказала дама, оглядывая комнату, заставленную пустыми бутылками. -- Жизнь артиста -- не только внешний блеск и мишура, -- Котов достал из серванта два фужера налил в бокалы вина, и они с гостьей чокнулись. -- Это мучительный творческий поиск, нередко сопряженный с неустроенностью быта и одиночеством. -- Да, да, я вижу, быт у вас не очень устроен, -- согласилась дама, присаживаясь на кровать рядом. -- Но ведь это не главное. Знаете, у моего мужа, можно сказать, миллионы. А самого главного... вот этого самого... творческого поиска и неустроенности... он этого лишен. А самое главное... Вы знаете, что самое главное?.. -- Нет... -- Чтобы вы, вы не страдали от одиночества. Они взглянули друг другу в глаза и осушили налитые до краев бокалы до дна. -- Он думает, -- продолжала дама, очевидно имея ввиду своего мужа, -- что если эта размалеванная малолетняя шлюшка (его новая секретарша, вы меня понимаете?..), на которую он тратит черт знает сколько денег, если она делает ему... все удовольствия прямо в кабинете... Как это по-вашему? Скажите, скажите! На жену, на законную супругу -- можно не обращать внимания? -- Он просто ничтожество. -- Нет, не говорите так, он все-таки много для меня сделал. -- Осторожно, я наливаю. Все равно, он вас не достоин. -- Это другое дело. Конечно, он не достоин. Хозяин и гостья снова выпили фужеры до дна. -- А я? -- многозначительно сказал Котов. -- Что -- вы? -- Я -- достоин? -- Вы?.. Вы -- достойны. Хозяин вдруг повалил гостью спиной на кровать, и они стали целоваться. Увидев такое, Петя вздрогнул, дернулся, залез в чашку, высунулся, посмотрел, сел на дно и зажмурил глаза. От волнения у него перехватило дыхание и вспотели ладошки. Ему было любопытно и страшно одновременно. Он знал, конечно, о тех неприличных секретных отношениях, в которые вступают взрослые люди, и которые для детей находятся под страшным запретом. Но чтобы увидеть такое собственными глазами... Он про это читал и кое-что такое видел в кино, однако наяву это, как ему казалось, не должно было существовать столь явно и бесцеремонно. Ведь должны быть какие-то ухаживания, разговоры, вздохи и прикосновения; бессонные ночи, муки ревности, разрывы и примирения; цветы, подарки, знакомство с родителями, предложение руки и сердца наконец... Такое беспардонное поведение в самом начале знакомства полностью переворачивало представления Пети об окружающем мире. Ему ужасно захотелось посмотреть как это бывает на самом деле, но в то же время ему было совестно подглядывать. Ведь эти двое, какими бы они ни были, не знали о том, что в комнате есть еще и третий... Этот последний довод взял верх над любопытством. Петя опустил голову, зажал уши ладонями и зажмурился. Теперь одно только сердце сумасшедшим набатом стучало у него в висках. Время шло, и постепенно волнение сменилось усталостью. Петя заснул, уронив голову на колени. 7 Слесарь в ботинках за тысячу долларов. Петя раскрывает мошенничество и восстанавливает статус кво. Юрик стоит как громом пораженный Утром Котов поехал провожать до дома свою новую пассию. Альбина жила, как выяснилось, неподалеку от Дворцовой площади. На прощание она потребовала, чтобы "котик всегда был готов к внезапному звонку или даже визиту". Котов распрощался, с удовольствием вдохнул полной грудью свежий весенний воздух и прикурил сигарету. Потом он купил несколько бутылок пива и, потягивая одну из них уже на ходу, направился в Зимний дворец, в мастерскую к Юрику. Слушая последние новости из личной жизни приятеля, Юрик выпил бутылочку, но от второй отказался: надо еще работать. -- Я тоже немного подзавязал, -- признался Котов. -- На такой работе как у меня недолго допиться и до чертиков. -- Чертей видел? -- Чертей еще не видел... Гномиков видел. -- Серьезно? И как они? Чего говорят? -- Да я, вообще-то, с ними еще не разговаривал. Он в бутылке сидел. -- Прямо в водке, что-ли? -- Нет, в пустой. Что-то кричал, ручками размахивал. Во-от такой маленький. -- А ты? -- А я подумал, что у меня уже белая горячка, расстроился. -- Нет, до белой горячки ты еще не созрел. Но звоночек был. -- Ладно, пойду. Вечером лабаем в мексиканском консульстве, надо быть в форме -- помыться, побриться... Приятели распрощались, и Котов поехал на метро к себе домой. О том, что случилось в душевой оздоровительного комплекса, он не рассказывал и вообще старался не думать. Вернувшись домой, он едва успел прибрать постель, как в дверь раздался звонок. На площадке, спиной к свету, стоял мужчина в ватнике и с потертым чемоданчиком, какой обычно бывает у водопроводчиков. На глаза его была надвинута кепка, а лицо скрывала повязка, под которой оттопыривался флюс. -- Ленгаз, -- прозвучало магическое слово-пропуск, и Котов безропотно открыл дверь. -- А что случилось? -- Пока ничего, плановая проверка на предмет утечки. Теперь лицо слесаря показалось Котову знакомым; наверное, он не раз встречал его в своем квартале. -- Зуб болит? -- сочувственно поинтересовался он из вежливости. -- Да, зуб, что б его... Обувь разувать? -- Нет, вам не надо... И тут Котов удивился: еще ни один слесарь в его жизни не спрашивал, надо ли снимать сапоги или ботинки. Их не думали даже вытирать, уверенно топая вперед и оставляя следы на коврах и паркетах. Так было принято. И вообще, что это были за ботинки -- явно очень дорогие, из фирменного магазина. Брюки тоже... Как будто у слесаря под ватником дорогой костюм... -- Плита не барахлит? Запах газа не чувствуете? -- Нет, все в порядке. А вы у нас давно работаете? -- Я с соседнего участка, попросили подменить вашего. Зажигалочку дайте... Котов пошарил по карманам и протянул слесарю зажигалку. Тот почиркал горелками, постучал ключом по трубам и положил зажигалку на стол. -- Все в порядке у вас, хозяин, распишитесь. Сигареткой не угостите? Котов положил на стол мятую пачку сигарет. Слесарь рассеянно пошарил по карманам и достал зажигалку. -- О, моя нашлась... И он положил свою зажигалку рядом с котовской. Они выглядели совсем одинаково, только у одной, возле донышка, был тоненький черный ободок. Хозяин чиркнул своей, и оба закурили. -- Колонку посмотрите? -- сказал Катов. -- Какую колонку, хозяин? -- не понял слесарь. -- Газовую, которая в ванной, водогрей. -- А! -- хлопнул себя по голове слесарь. -- Водогрей! Показывай, где. Задержавшись на мгновение, слесарь ловким движением наперсточника поменял две зажигалки местами. Петя вылез из чайной коробочки с прозрачным окошечком, из которой наблюдал за всем происходящим. Отряхнулся от чаинок и злобно забормотал: -- Ребятушки, козлятушки, ваша мама пришла... Никакой он не "Ленгаз". Все, хватит, пора отсюда выбираться. Мужик в кепке ему сразу не понравился: едва хозяин отвернулся, как тот пальцем поправил за щекой мокрый комок бумаги. Зуб у него не болел, а повязка нужна была для того, чтобы закрыть лицо. А для чего поменял зажигалки? Петя назло передвинул зажигалки на прежние места. С какой зажигалкой пришел, с такой и уйдет. Может, его зажигалка вообще не работает, вот пусть сам ею и пользуется. Пришел, посмотрел, а потом квартиру обворовали. Пора отсюда сматываться. Когда этот виртуоз Москвы будет уходить, залезу в футляр с саксофоном... Тем временем слесарь постучал по трубам ключом, сказал техническую несуразность и, заторопившись, удалился. Не забыв прихватить чужую, как он думал, зажигалку. В конце рабочего дня, собираясь домой, Юрик заметил на верстаке бумажку с телефоном. Разом все вспомнив и сопоставив, он замер, как громом пораженный. "Во-от такой маленький... ручками размахивал..." -- проухали у него в голове слова Котова, а перед глазами возник его жест, как будто он держит между большим и указательным пальцами спичечный коробок. -- Ах ты черт, -- забормотал он, -- очевидное-невероятное... Надо позвонить ему... Нет, лучше сначала Котову... Но дома уже не было ни того, ни другого. Оба они, по странному стечению обстоятельств, находились в одном и том же месте -- в Мексиканском консульстве. 8 Секретный агент Яблочкин идет по следу. Путешествие на антресоли, сопряженное с риском для носа Весь предыдущий день, пятницу, Яблочкин не стал одеваться в шпионской манере, а вышел из дома в джинсах и легкой курточке. Хотя наступил первый день лета, и светило солнце, было еще немного прохладно. Сначала он зашел к Маринке Корзинкиной, которая рассказала ему, что в тот день, когда Петя Огоньков появился маленьким у нее в комнате, она носила его к целительнице Эльвире. Яблочкин сходил к этой Эльвире, вернее сказать, Тосе Табуреткиной, но не застал ее дома. Не было уже и медной таблички на ее двери. Ее престарелая мамаша сообщила, что дочка наконец-то взялась за ум и устроилась работать посудомойкой. Яблочкин сходил в кафе и попытался с ней поговорить, но ничего не добился. Тося упорно от всего отказывалась. Твердила, что она свое отсидела, и больше знать ничего не хочет. Что никаких гномиков она не видела и что у нее в мойке завал работы. Потом она заплакала, и Яблочкин ушел ни с чем. Потом он встретился со Славиком Подберезкиным, и тот с перепугу проговорился об участии Пети в морском бое. Яблочкин не знал, что модели судов стреляли из своих орудий по-настоящему, а Славик, само собой, этого не уточнил. Пожурив мальчика за рискованное для Пети баловство, Яблочкин отправился в судомодельный кружок, чтобы поговорить с Иваном Кузьмичом Мореходовым. Он тоже мог что-то заметить, а любая деталь в этом необычном деле могла стать решающей. В кружковой комнате все ребята столпились в одном углу, возле нового компьютера. Губернатор сдержал слово: в понедельник сюда привзли это чудо, а инструктор из фирмы уже третий раз приходил проводить занятия. Самого Мореходова можно было заметить не сразу: Иван Кузьмич сидел в сторонке за верстаком и неторопливо обтачивал маленький деревянный шпангоут. Вся эта суета вокруг нового компьютера, была от него далеко. Он недолюбливал электронику, полагая, что в ней нет души. С вырезанной и отшлифованной своими руками деревянной деталькой он делился частичкой своей. Он, кстати говоря, и линейкой-то редко пользовался, предпочитая делать все "на глазок", и этот удивительный "глазок" еще ни разу еще его не подводил. Яблочкин представился как сотрудник милиции и напрямик спросил у Мореходова, не заметил ли тот чего-нибудь странного и необычного во время морского боя. Иван Кузьмич внимательно посмотрел на Яблочкина поверх очков. -- А что вы, собственно, имеете ввиду, молодой человек? -- Ну если бы, допустим, вот этот мальчик, -- Яблочкин показал фото Пети Огонькова, -- управлял во время соревнований подводной лодкой. -- Что значит "управлял"? С берега, что ли? -- Нет, изнутри. Лицо Ивана Кузьмича начало багроветь. Он погрозил пальцем, лицо его задергалось и он с надрывом заговорил: -- Послушайте... я старый больной человек... Зачем, зачем вы говорите мне такие вещи. Конечно, да, может быть, я уже не в своем уме, но разве вас это касается? Зачем вы пришли, чего вам от меня нужно? Оставьте меня в покое, я устал, я больше не могу... В комнате стало тихо, все повернулись. У Ивана Кузьмича на глазах появились слезы. Яблочкин растерялся, торопливо показал свое удостоверение работника милиции, извинился и выбежал на улицу. "Несомненно, несомненно он что-то видел, -- бормотал он про себя. -- Все, кто его видел, ведут себя так же странно. Видел, но ни за что не признается. А то, что я знаю, что он тоже видел, это важно". Напоследок, уже под вечер, Яблочкин зашел к родителям Пети и попытался их, как умел, успокоить. -- Не волнуйтесь, граждане, -- сказал он бодро, по-военному. -- Живым или мертвым, а вашего сына мы непременно разыщем. После этих слов с мамой сделалось плохо, и папа бросился отпаивать ее валерьянкой, но тут же разбил стакан. Озадаченный такой реакцией, Яблочкин хотел распрощаться, но его взгляд упал на расположенные под потолком в коридоре антресоли -- каменную нишу, уходящую непонятно куда за пределы квартиры. Со слов Пети, Славик и Маринка рассказывали ему о зеркальной комнате, в которую можно попасть через антресоли, и с которой все якобы началось. -- Послушайте, -- сказал Яблочкин папе, аккуратно отведя того в сторону, -- а вы хорошо осмотрели квартиру? Папа растерялся: он подумал, что милиционер намекает на то, что его сын может до сих пор прятаться где-нибудь в квартире. -- Я имею ввиду, -- пояснил Яблочкин, -- не осталось ли где-нибудь вещей или записки, которых прежде не заметили и которые могли бы навести нас на след мальчика. Папа развел руками: -- В его вещах я порылся, но ничего такого... -- А на антресолях смотрели? -- На антресолях? Я уже и забыл, что у нас есть антресоли... Там барахло какое-то от прежних жильцов, мы ведь скоро переезжать собирались... -- Так вы не против, если я слазаю? Папа пожал плечами: -- Полезайте, если не боитесь перепачкаться. Яблочкин молча снял курточку, приставил лестницу и полез наверх. Кое-как он пролез, прополз, перевалился через барахло, чувствуя, как под его весом что-то трещит, хрустит и ломается, и, наконец, оказался перед округлой дырой в стене. Дрожа от волнения, Яблочкин чиркнул спичкой и просунул голову в дыру. Увы, это оказался всего-навсего узкий простенок, зачем-то отделенный от капитальной стены картонной перегородкой. Возможно, раньше здесь был тайник, но теперь только пыль да паутина... Но что это? Яблочкин заметил лежащий на полу фонарик. Подобрал его, включил и осмотрелся. Дыра была вырезана недавно, вот и следы детских рук и ног на пыльных поверхностях... В это мгновение перед ним вдруг возникла почерневшая от времени, покрытая резьбой деревянная дверца. Дверца со скрипом отворилась, и из-за нее высунулась голова карточного джокера в дурацкое колпаке с бубенцами. -- Здорово, -- хмуро сказал джокер. У Яблочкина пересохло вдруг в горле, и он ничего не смог ответить. -- Ты чего здесь делаешь? От пыли Яблочкин закашлялся. Джокер высунулся дальше и огляделся. -- Один здесь? Яблочкин кивнул. -- Ты больше сюд