олело, затянулись нарывы в разных частях тела, ушли в темное прошлое чирьи. Обиталищем Воропаева была яйцевидная полость с жесткими, но теплыми стенками. Пол скрывало что-то похожее на обрезки лент и веревок. Эластичные тросы пробегали помещение вдоль и поперек, уходили вверх, к круглой дыре в потолке -- там, очевидно, был вход-выход. К большой полости примыкало и несколько пещерок помельче. Одна смахивала на камеру хранения. В ней на полочках подрагивали мягкие комочки. А вот в другой, более студеной, в ячейках вылеживалась густая золотистая масса. Воропаев, которому отступать было некуда, макнул в это добро грязный палец и тщательно его облизал. Вкусно... Набрав полную консервную банку необычной вкуснятины, Воропаев вернулся в главную полость, горделиво прозванную им "гостиной", уселся по-турецки на полу и стал, часто купая палец в еде, рассуждать о сытной будущности. Неожиданно поток мечты был прерван хрустом и треском. Воропаев вскочил -- силы уже накопились -- и подумал, что придется сейчас давать за все ответ. Бомж ухватился за первый попавшийся трос и попробовал ускользнуть из объятий зла, но тот не выдержал приращенного жратвой веса и лопнул. Воропаев рухнул вниз, как прыгун-неудачник, с проклятьем на устах. Тем временем, в духе наихудших предчувствий, кусок стены вылетел, пустив легкую пыль, и в проем один за другим вползли пятеро. Червяги обнюхали шелуху, оставшуюся на память от их товарища, и встали полукругом напротив вжавшегося в угол Воропаева, как бы для зачтения приговора. Человек упал на колени. Но не для того, чтобы вымаливать прощение, а намереваясь самого "широкого в плечах" зверя угостить по затылку. Человек хотел, чтобы твари его не мучили, а кинулись бы скопом и превратили мигом в фарш. Однако, "ударенный" червяга, казалось, был не от мира сего. Он, и заодно его товарищи, испуганно поджав усы, стравили уже известную "творожную массу". С торжествующим смехом Воропаев набрал полные ладони "творога" и, давясь не от голода, а от ощущения победы, стал жрать. Твари с почтением сложили головы на пол и наблюдали. Воропаев, когда пихать было некуда -- столбик жорива дошел до низу -- взревел, извергая изо рта потоки. Как же иначе, раз присутствующие здесь твари провозглашают его вожаком, может, даже вождем... Спустя три месяца мало кто мог нарывающего, гноящегося бомжа признать в элегантном господине Воропаеве. Он теперь заводно смеялся двумя рядами сияющих золотых зубов, а из "кадиллака" ему отзывалось эхо девичьих звонких голосков. Как выпускник петербургского финансового института господин Воропаев обладал соответствующей коммерческой хваткой. Cтада домашних червяг -- мясные, медовые, творожные -- стали приносили быструю прибыль господину Воропаеву. Фермы в окрестностях города и за границей, фармацевтические фабрики, лаборатории. И везде у господина Воропаева контрольный пакет акций... Андрей Иванович Воропаев был лишь одним из многих, кому червяги и КСБЗО ООН принесли счастье. Неприхотливость в еде, самообеспечение жильем, а также целебность мяса, панциря, слюней, слизи, прочих выделений и отправлений составили такую рекламу домашним червягам, что овцы, коровы и всякие свиньи перестали кого-либо интересовать, за исключением чудаков-аристократов и извращенцев. Бедные страны благодаря червягам навсегда завязали с голодом и нищетой. "Гадов, гадов",-- единственнное, что требовал народ у властей, угрожая в случае отказа превратиться в неуправляемое стадо. Да и в богатых странах домашние червяги стали лучшими друзьями человека -- поводырями для слепых, няньками для детей и стариков, сигнальщиками для глухонемых, собутыльниками для пьющих. Судя по всему этому, на Землю, так сказать, с шипением вползал Золотой Век...