ика какая-то. Сколько вас, кретинов таких, на Меркурии? Я всегда говорил, что жить на этой планете нельзя. Солнце слишком близко, баламутит голову. - Кончай балаболить, шеф-повар, - остановил я мутный поток измышлений. Кажется, все космонавты были достаточно деморализованы мной и я по-хозяйски раскинулся в кресле около переборки. - Срочно выведи на ближайший экран ту часть борта, по которой топают мой и твой товарищи. Видеокамеры выхватили Кравца и бортмеханика, которые плыли-плелись словно жуки в киселе по мостику где-то в районе пупырчатых топливных баков. Шериф для скорости тыкал неповоротливого борт-механика дулом плазмобоя в копчик. Заодно приходилось продевать страховочный конец сквозь скобы, приваренные к мостику. Компьютер показал, что наш корабль сейчас подставляется всем бортом станции "Меркурий-3" (продольная ось смотрит на "пятнадцать часов"). - А порезвее нельзя ли развернуться, мастер? У меня ребра зудят от такой неудобной позы. - Молодой человек, вы не в кровати. И вообще, вам раньше-то приходилось пилотировать космические корабли? - капитан вложил максимум ненависти и презрения в свой вопрос. - Только меркурианские трактора. - Ну так не гавкайте лишний раз. - При девушке-стюардессе капитан старался выглядеть бодрым, и я простил ему грубость. - Я бы не зарычал ни разу, если бы вы учли наши общие теперь проблемы. Спутник угрожает нам, во-первых, крупнокалиберными плазмобоями, во-вторых, гамма-лазерными установками, в третьих, торпедными аппаратами. Если бы мы развернулись к "Меркурию-3" кормой, сделали какой-нибудь форсаж, да еще выбросили часть груза, который потянулся бы у нас в хвосте, первые две угрозы стали бы более жалкими. - Они не станут стрелять по судну с пассажирами на борту, не дикари же, - с апломбом заявил капитан. - Смешной ты, дядька, - оставалось сказать мне. - Срочно меняй продольную и поперечную ориентацию корпуса по отношению к курсу, чтобы площадь обстрела была минимальной. Несколько бортовых толчков показали, что капитан все же послушался меня без зуботычин. И тут локатор отметил быструю точку, отделившуюся от пятна "Меркурия-3". Значит, именно торпедой и сунули нам. - Вот суки, - капитан произнес, наконец-то, правильное слово. - Есть на борту пассивные или активные системы защиты? - вопросил я. Капитан замялся. - Ну, давай же быстрее. Видишь, они не стали вызывать корабль военно-космических сил. Им надо побыстрее уничтожить нас, потому они не пожалели и вас, невинных. Ну что, похожи мы разве на обыкновенных уркаганов?.. Мне хоть девушку стало бы жалко, старый ты козел. Вон у нее какая попка. А ножки - поэзия... - Скажите ему, Василий Лукич, - пискнула от борта стюардесска, - сделайте хоть что-нибудь. Капитан сплюнул, он сплюнул дважды. - Ну, есть, есть у любого гражданского судна кое-что оборонное согласно мобилизационному плану! - выкрикнул своей доброй душой капитан Лукич и набрал код на какой-то панели, которая с немелодичным писком откинулась и открыла тумблер - эту штуку бывший руководитель судна немедленно дернул. Из ниши выехал ящичек с кнопками, которыми капитан и стал орудовать. Торпеда была уже видна без увеличения - похожая на огонек спички. В стереоскопе эта штука являлась черной безглазой колобашкой. Тут четыре искорки выскочили из нашего борта и, немного вихляя, понеслись по спиралевидной траектории навстречу вражескому фугасу. На какое-то мгновение мне показалось, что защитники пронеслись мимо него. Однако, что-то рвануло и полетело в разные стороны светящимися космами, которые опять-таки взорвались, там и сям, и совсем рядышком. Корпус тряхнуло. Интересно, задели нас заряды из кассетной боеголовки торпеды или нет? Впрочем, через секунду на экране все угомонилось - корабль вроде остался целеньким, бортовые системы не стращали нас чрезвычайными сведениями и предсмертными уведомлениями. - Для гразерного луча у нас приличный отражатель припасен, - не удержался от хвастовства капитан, разворачивая паруса дефлектора. И тут я, отойдя от азартной игры в "промах-попадание", заметил, чем закончилась для шерифа первая прогулка в космос. Он, борт-механик и Шошана свалились с покореженного мостка и беспризорно улетали в пространство. Наверное, каким-то шальным осколком перерезало и страховочный конец. Причем, если мужики елозили конечностями, то фемка после транквилизатора и кислородного голодания - возможно после контузии или ранения - вовсе не шевелилась. Единственное, в чем я был уверен - что она жива - хоть и не мог услышать через борт слабенькие сигналы ее Анимы. - Если тебе и не жалко своего механика - я понимаю, много таких - то у меня народ ценный. Мне требуется аварийный робот! - зарычал я на капитана. - Да не могу я заниматься одновременно и маневрированием, и ловлей "блох", - как всегда засопротивлялся капитан Лукич. - Вон какое сложное управление у аварийщика. Космонавт злобно ткнул пальцем в панель с множеством рычажков. - Обойдемся без твоих занятий, ты, главное, рули. И я взялся руководить аварийным роботом. Монитор показывал, как, слушаясь неловких моих команд, спасатель, выбирается из бортовой ниши, где стоял до поры-времени на манер статуи Аполлона. Где вы человекообразные роботы, про которых столько понапачкано фантастами? Красавчик этот оказался по внешности чем-то вроде радиолярии, с двигателями, толкающими в шести направлениях. Но и при достаточно удобном управлении отловить три одновременно разлетающихся объекта, казалось делом безнадежным. Одним глазом я пялился на экран общего обзора с координатной сеткой, другим - через окуляры самого робота, а ухом, наверное, приглядывал за капитаном и стюардесской, чтоб не стали самовольничать. Вначале мало что получалось, я уж собирался переключиться на одну лишь Шошану. Но тут, как встарь, проклюнулся во мне пространственный полюс, который своими вихрями-вихрами быстренько обшарил окрестности. Должно быть, осознал я нужные симметрии, которые охватывали меня, этих трех беспризорников, парящих в ночи, робота, корабль, даже капитана и стюардессу. Я стал работать на пределе. Без споры Плазмонта и Шошаниной подмоги. Однако, от страха возбудилось еще несколько полей. Разметавшись косматыми вихрями, они заставляли резонировать родственные энергии в трех летучих голландцах. Пульсации устойчивости, притяжения, отталкивания, пространственного искривления и всякий такой кал стали взаимодействующими кусками одного целого. Я даже попросил стюардессу пересесть в другое кресло, а как всегда вредничающего капитана несколько изменить продольную ориентацию корабля. В этих танцах участвовали все. А в итоге удалось так разветвить каналы-пульсации, что сложилась структура-ловушка. Три живых предмета перестали разлетаться и даже потянулись друг к другу, словно были кучками мусора, которые я веником сметал в одну большую кучу. Первого, как ни противно, но пришлось цеплять бортмеханика. Стюардесска по моему приказу поманипулировала конечностями робота и довольно ловко зацепила своего товарища. Потом еще более элегантно уловила Шошану и, наконец, бомбу-Кравца. Шериф даже вскинул руку, празднуя победу. Ну, можно отвлечься, робот на автопилоте дотащит этих трех везунчиков до бортового шлюза. Теперь пора космическому зайцу проверить работу космического волка. Капитан вроде полностью отвернул от спутника, и мы летели прочь от "Меркурия-3", только неизвестно куда. - Ну, кэп, мы продемонстрировали друг другу обоюдное мастерство, так что будем взаимно вежливы и предупредительны. - Мне, по крайней мере, ясно, что ты хитрая бестия - здорово заловил этих летучих мышей, - отозвался капитан, - но что тебе толку в моей вежливости. Все равно тебя распылят за пиратство. - Если меня распылят, я попаду в Валгаллу. А вас всех сожрут живые нитеплазменные сопли. Еще узнаешь, что это такое. Тут в рубке показались бортмеханик и Кравец с Шошаной на руках. Оба мужика выглядели неважнецки. Я выхватил фемку из рук шерифа, скинул шлем, расстегнул застежку скафандра. Лицо у Шошаны белое, ни кровиночки. "Фем", - ахает капитан, а стюардесса просто изумляется донельзя. Тут я понимаю, что не дышит подружка, и тело холодное, и зрачки на свет не реагируют. А ее Анима сообщает, что отсутствуют сердечные и мозговые ритмы. Я ведь все перекрушу, если Шошану оживить не удастся! Стал делать искусственное дыхание, но от каждого примыкания к ее губам ужас продирает. От того, что ледышки они, и от мысли, чего Шошка натерпелась в багажном отсеке, когда и кислорода под завязку, и нормальный обогрев скафандра закончился, и даже не пошевелиться ей никак. Она же заживо похороненная была... пока я тут борова-капитана разгонял и ускорял. Стюардесска человеком оказалась, мигом наладила кибердоктора, который, вколов реанимал, стал кровь через себя прокачивать, вводя в Шошану питание и кислород. Потом электроды прилепил. Только после второго удара током Шошанкина жизнь дала о себе знать. Была она похожа на несколько пульсов, которые уже порядком от ее тела удалились, словно паутинка, уносимая ветром. А я ухватился за них своими щупальцами-пульсациями, стал назад тянуть и укреплять, будто это рвущиеся ниточки. Наконец, сердце ее встрепенулось. Еще электростимуляция, укол реанимала. Возвращается жизнь в Шошанкино бренное - как это сейчас понимаешь - тело. Жизнь вышибает пробки из синапсов, впрыскивает горючее, АТФку, в ионные насосики мускульных волоконцев. Сужаются зрачки у Шошаны, и вот уже расправляется гармошка легких, делая первый судорожный вдох и выдох с раскатистым кашлем. - Есть тут одеяло с вибромассажем и подогревом? - окликаю я членов экипажа. - Сейчас-сейчас, - с готовность отзывается стюардесска. Мы окончательно стаскиваем с Шошаны скафандр. Марсианочка заворачивает фема в теплую дрожащую ткань. Дивится она фемке, которая внешне как марсианская дамочка, показывающая модели, только выше на полголовы, стриженая, как зэка, и мышцы хоть и не бугрятся рельефами да барельефами, но зато туго накручены на тело. Впрочем, и стюардесска ничего оказалась девчонка, жалостливая - а какие у ней трусики с кружавчиками и гладкое пространство повыше чулок... Ну, в общем, понятно, о чем думаю я, о чем размышляет стюардесса; может, и в Кравце мысли вроде моих шевелятся. Бортмеханик ни о чем не размышляет, повалился на кресло, прижав шприц-пистолет к шее и зажмурив глаза. А капитан, скривившись, думает, наверное, что лучше бы мы передохли от дизентерийного поноса - столько ему боли головной устроили. Я попытался разобраться с траекторией нашего удаления от Меркурия. Мы как раз выскочили на солнечную сторону планеты, обшивка разогрелась до нескольких сот градусов, и вовсю фурычила система охлаждения. Назойливый Ярило белым пятном загораживал большую часть экрана, дающего обзор с левого борта. - Ты, капитан, по-моему, двигатели бережешь. Ты бы о себе побеспокоился, мы тебе больше неприятностей устроим, чем Солнце и все звезды вместе взятые, - стегнул я космонавта. - Да какой с солнечной стороны разгон, световое давление мешает, - вяло огрызнулся капитан и сплюнул прямо на панель управления. - Забыл что ли, разбойничек, нет у меня ядерной установки - покапай в мозги фосфором, он, говорят, помогает от амнезии. Хочешь, чтобы вдобавок ко всему и эмиссионная камера гикнулась? - Есть же резервы. Твой груз нам не ахти как нужен. - А ну, не бузи, - испуганно рыкнул капитан. - У меня материальная ответственность в отличие от тебя. Шутка ли, десять тонн гафния и сто тонн ванадиевого концентрата... Ладно, злодейчики, от чего вы собственно драпаете? Наверное, решил перевести разговор на другую тему. Однако, я сразу включился и вкратце поведал правду, особенно выделив то, что относилось к удвоению тел, случившемуся в подвале производственного сектора "Дубков". Капитан выслушал с кислой физиономией и в качестве эпитафии сказал: - И ты хочешь, чтобы я поверил в эту оглушительную чушь? - Ну, а зачем нас хотели угробить вместе с твоей посудиной, даже не попытавшись вступить в переговоры-уговоры? Ты же видишь, с собой нет у нас каких-то ценных минералов, деталей сверхмощных компьютеров, пробирок с секретными растворами. - Этого и не надо. Вы же путчисты-бунтовщики, анархисты, понимаешь. Ты же сам рассказал, чего там натворили ваши так называемые двойники - или это все-таки были вы сами? - Это я-то анархист-путчист? Да я полжизни пробегал с электрошоковой дубинкой за всякими дуралеями... И тут бортмеханик, имевший сейчас озадаченное, если не сказать глупое, лицо, что-то зашептал капитану: - Объяснитесь, сударь, что происходит? Зачем вы шушукаетесь при посторонних, ведь это неприлично! - вклинился я в их бормотание. - И этот наглый тип имеет дерзость рассуждать о приличиях... У нас неполадки с аварийно-маневровыми движками, которые из-за вашей очумелости использовались как маршевые ионные двигатели, - загундосил толстощекий капитан. - Ну, что за неполадки, Лукич? Почему вас все время надо тянуть за язык? Я ведь могу и за нос дернуть. - Вы же простой угонщик и ничего не понимаете в ионных двигателях. Их на тракторах не бывает... Ну, скажем так: падение тяги на сеточных электродах. А, значит, проблемы с формированием ионного пучка. - Лукич, я надеюсь, что у вас действительно четыре двигателя, а не четыре сортира. Эти ионные электростатические - одни из самых надежных. Может, рабочее тело с примесями? И потому разрядная плазма фиговой получается? Ну, наморщите же лоб и лобные доли мозга заодно. - Мы, товарищ пират, ртуть не на базаре покупали... В любом случае мы теряем ускорение. Я тут, наконец, обратил внимание на акселерометр. Действительно, все сказанное капитаном - гнусная правда. И вдруг впервые подала голос Шошана, завернутая в одеяло и распушившаяся трубками капельниц. - Это ОН. Я чувствую его силу. Это - Плазмонт. - Я весьма рад, что наша барышня опомнилась и желает вступить в беседу, - отозвался саркастически (как ему казалось) капитан. - Это еще кто? - просыпался щебенкой сухой Шошанин голос. - Господин капитан того самого судна, которому очень не повезло с нами. Или, наоборот, повезло. Во всяком случае, я пытаюсь обратить его в нашу веру. Тут Лукич, несмотря на уважительное слово "господин", снова заерзал. - Обратил меня или не обратил, а все равно пират ты и разбойник. И будешь так называться, пока суд или правительство не обзовут тебя иначе. Во-первых, ты меня не убедил. А во-вторых, даже если ты меня и убедил, зачем мне все это надо? Зачем рисковать собой, грузом, пассажирами? - Ты меня здорово задел. Да будь все нерискующими вроде тебя, старого бюрократа, отрубили бы мы от Космики дурную грязнулю Землю, одолели бы плутонов? Нет, мы бы сейчас сидели - дебилы дебилами - на поводке у кибероболочек, на привязи у Земли. Или вовсе отсутствовали бы на свете, а средства, благодаря которым мы появились в инкубаторах, Земля бы спустила на какую-нибудь шизофрению, вроде борьбы с эпидемией гонореи среди обезьян в районе Африканских Рогов или сексуально-освободительное движение некрофилов. А если бы после Войны за Независимость никто не рисковал, мы бы остались чингисхановой ордой... Меня слегка понесло, это сказалась привычка к проработке арестантов, упеченных в камеры за всякие мелкие провинности. - Мы, друг Лукич, создали общество, где, в отличие от землянских демокрутий и тоталитарий, ценится доблесть, у кого бы то ни было. У воина, ученого или купца-старателя... - У трескуна вроде тебя, - покачал головой капитан, - особо ценится хреноплетство. - Так вот, - упрямо долдонил я, - доблесть не определяется голосованием или указанием начальства. Поэтому мелкий недостойный люд не держится наверху - мы ведь все перед космосом как на ладошке, он нас всех через свои ситечки просеивает. Мы, природные космики, воюем не против того, у кого глаза поуже, чем у нас, или морда почернее. Даже не против того, у кого в кармане побольше звенит. Мы деремся с паразитом и хищником Плазмонтом. Знаешь, сколько вкусных, сочных и глупых граждан он уплел с наслаждением, а потом выдавил то, что получилось, из-под хвоста? И назвал эти фекашки Новой Жизнью. - Заткнитесь вы все, - Шошана облокотилась на одну руку. - Где моя одежка? Не надо никаких приборов, чтобы сказать - ускоряемся мы теперь совсем в другую сторону, поэтому скоро вернемся на Меркурий. - Она права? - уточнил я у капитана. - На данный момент права, - пожал плечами тот, - ты мне своей блистательной речью не давал слова вымолвить. - Действительно, переменилось как ни странно само рабочее тело, - наконец разобрался бортмех. - Это больше не ртуть, а что-то с намного меньшей атомной массой. Масса и сейчас продолжает уменьшаться. - Тьфу, черт, - капитан выдохнул. - Как в цирке, ничего не скажешь. Шошана учительственно пояснила ему. - Масса - это лишь количество устойчивых зарядов, а представьте себе заряд не крутящимся облачком, а нитевидный, текучий. Мы валимся на Меркурий, потому что один его обитатель со звучным именем Плазмонт конвертирует материю в принципиально иной вид, нитеплазменный. И дело уже не в бывшей ртути - можете выключить примус, оставшийся от вашего ионного двигателя - просто масса корабля стекает в сторону планеты. Значит щупальца Плазмонта накрепко прилепились и не оторвались от корабля, даже когда тот рванулся в космос. - Ну зачем мне этот зоопарк... эти фемы... эти Плазмонты... - тяжело выдохнул космический волк. - Может, наша новая знакомая - от старых мы уже порядком приустали - поведает нам, когда и куда мы стечем или протечем? Было видно, что и в самом неприятном сне капитан не оказывался в подобном положении. Ведь всю сознательную жизнь продрейфовал он на самых вялотекущих меркуро-марсианских рейсах. - Вы мне разрешите воспользоваться вашим компьютером? - решила быть культурной Шошана. - Да что теперь спрашивать. Ваши товарищи всем тут уже попользовались, - сказал грустно капитан, а Кравец приклеил взгляд к стюардесскиной попке. Девушка как раз суетилась, доставая пиво по его настойчивому требованию. Шошана оторвала от себя все капельницы и, задрапировавшись одеялом, лишь изредка спотыкаясь, подошла к пульту. - Вот так, - свистнул капитан, - клиническая смерть будто у меня приключилась, а вовсе не у этой большой девушки. Шошана потыркала клавиши и невозмутимо произнесла, словно заговорила о насморке. - Если ускорение - надеюсь, уже все усекли, в какую сторону оно направлено - будет меняться так же, как и сейчас, мы воткнемся в поверхность планеты через сорок восемь минут, где-то в районе моря Старательские Слезы. Причем с немалой вертикальной скоростью. - Батюшки, Ньютон грозит костями из гроба... - всплеснул руками капитан. - Ты нам Ньютоном не тычь. Слышь, отдели взлетно-посадочный модуль, выдай струю из его жидкостно-реактивного двигателя, сядь на нее и попробуй оторваться от Меркурия, - прогудел Кравец в красное капитанское ухо. - У нас ракетного топлива какие-то капли остались, - развел руками бортмеханик. - Все равно придется отделять взлетно-посадочный. А потом стараться выписать наиболее пологую траекторию снижения, чтоб посадка получилась хотя бы средней мягкости. Возьмите для расчетов мои параметры нитеплазменной тяги, - распорядилась боевая фемка. - Остальное вы и без меня знаете. Она обернулась ко мне. - Поблизости нет ничего, что попробовало бы взять нас на буксир? - Мы гордо откажемся от любой помощи, разве что ее предложит корабль, подчиняющийся непосредственно Адмиралтейству. Впрочем, поблизости ничего такого, что могло бы искушать нас своими услугами. Капитан Лукич, немного воспряв под Шошаниным взглядом, занялся баллистикой. Затем мужественным, как ему показалось, голосом проквакал по интеркому остальным членам экипажа об аварийной посадке, чтобы они быстренько перебрались из основного модуля во взлетно-посадочный. Члены экипажа пытались вякать, но начальник отключил прием жалоб. Стюардесса Люся ворковательно-развлекательным голоском оповестила пассажирские салоны, что из-за мелких неполадочек с лазерными станциями разгона придется на пару минуточек вернуться в Васинский космопорт. Вскоре члены экипажа недовольно пробубнили, что заняли свои места во взлетно-посадочном модуле, а заодно попробовали выяснить, садится ли судно на Меркурий, потому что капитан захворал, или это космические пираты постарались? - Попрошу не морочить мне задницу. С такими мозгами, как у вас, надо без помощи корабля летать, - отозвался Лукич. - Космические пираты не садятся на Меркурий, они с Меркурия драпают. Стыковочные блоки просигналили, что взлетно-посадочный модуль отделился от основного. Впрочем, пагубное ускорение от этого не уменьшилось, а даже скакнуло. - Гафний и ванадий возвращаются туда, откуда они взялись, - мрачно подытожил капитан. - Как бы и нам не вернуться туда, откуда мы все взялись, - подыграл Кравец. И тут меня осенило. Никто нас, конечно, на буксир не возьмет. А просто пообщаться с какими-нибудь приличными людьми, нельзя ли? - Мастер, послушайте, с кем еще можно связаться, не считая постылых меркурианцев и околопланетных спутников. Вообще-то мне нужна метрополия; центральный департамент полиции, ведомство верховного прокурора, Адмиралтейство, на худой конец Совет Уполномоченных - правительство наше драгоценное. - Нам только выделена линия дальней связи с управлением рейсовых перевозок нашей судоходной компании, - отозвался капитан. - Но там сочтут ваш печальный рассказ пиратским бредом и скоренько спустят его в сортир. А что касается ближней связи, то пробуйте сами, не мороча голову другим. Лукич врубил автонастройку радиостанции с уровнем вызова "крайняя необходимость" и переключился на пилотирование, все более заливаясь потом. Да и тревожные глаза Шошаны получше индикаторов показывали, что вертикальная скорость становится донельзя грозной. Вдобавок мы рыскали и вихляли даже на таком скверном курсе, Плазмонт был как всегда щедр на подвохи. Однако мне было покамест не до того. С тремя или четырьмя кораблями не получилось устойчивой связи, хотя один из них, судя по матерным требованиям убраться с частоты, был военным. И вдруг в секторе с полярными координатами 01-67-52 отозвалось грузовое судно какой-то занюханной компании, но зато фобосской приписки. Отозвавшийся был вахтенным штурманом, который лопотал мало того, что по-английски, вместо русского, еще и на прегадком австралийско-марсианском диалекте, где спасу не было от трифтонгов. Пришлось общаться без "аудио", в режиме бегущей строки, что еще укорачивало оставшийся у меня лоскуток времени. Штурманишка на удивление спокойно воспринял мой казалось бы душещипательный словесный выброс, а когда связь уже стала теряться во мраке космической ночи, отстучал - спасибо за фантастический рассказ, вы изрядно поразвлекли меня в конце вахты. So funny и good bye. Пока я там выступал в роли народного сказителя, компьютер сочувственно дал знать, что даже полумягкая посадка нам не светит. Плазмонт явно хотел всех поголовно угробить, чтобы члены экипажа вкупе с пассажирами не тарабарили о странностях Меркурия на всех углах Космики. Сесть, вернее рухнуть, мы должны были в районе сто на сто километров, где-то на плато с говорящим именем Свинячья Шкура. Большей определенности посадочной траектории из баллистических программ выжать не удавалось. Борткомпьютер только бранился и требовал: "Установить постоянный курс... стабилизировать ориентацию корабля относительно курса... взять постоянные пеленги..." А потом и вовсе шизанулся вместе с остальными думающими устройствами. Капитан пытался, несмотря на нехватку топлива, сбавлять вертикальную скорость жидкостно-реактивными двигателями модуля, задирая нос и садясь на корму. Но вначале полыхнул один из ракетных двигателей (компьютер едва успел отключить подачу топлива), затем стал кашлять второй. Я чувствовал, что Шошана пытается защитить его, как самую распоследнюю нашу надежду - ведь в тщедушной атмосфере Меркурия не спланируешь. Внизу уже была заметна торосистая местность, которую я опознал как Свинячью Шкуру собственной персоной. Дюзовые рули не откликались на команды, приборы несли всякую ахинею, покинула пазы только одна посадочная лыжа, в глазах и то потемнело. Лишь тупо устроенные тормозные бустеры исправно сработали. - Ставлю на то, что нас будут соскребать бритвочкой со скал и затем измерять в погонных метрах, - гаркнул в каком-то раже Кравец и принялся молиться немыслимым святым, которых в космотеизме точно нет. Я тоже подумал о вере, отчего вдруг возникло убеждение, что "опупея" не должна так бестолково закончится, ведь кроме нас притормозить демона некому! Попутно левым глазом замечал, как на сигнальных панелях замельтешили огоньки, рапортуя о том, что от усталости расползается металл обшивки. А потом меня словно взяли за шкирятник и встряхнули. Пробудившись, засочился силой полюс устойчивости. Мои пульсации стали развеваться, как волосы кудесницы Медузы Горгоны. И это даром не прошло, меня охватили самые вредные ощущения: что вместо шпангоутов трещат мои собственные кости и торосистая терка вместо корабельной обшивки шкрябает мою собственную шкуру. Мы вдвоем - или втроем - стали своими пульсами скреплять рвущиеся энергетические жилы планетолета. Словно бы перебрасывать их вибрации в более устойчивые русла. Но вскоре стало не до такой благотворительности. Космолет забило-зашвыряло, мы сделались как картофелины в мешке, который волочет по брусчатке гоночный автомобиль. Особенно пожутчало, когда отвалилась последняя лыжа. У меня не то что потемнело в глазах - спасаясь от чумовой тряски, душа стала куда-то вылетать на стрекозиных крылышках. Эта тряска длилась вечность плюс еще какой-то довесок времени. Но все-таки когда-то, в далеком будущем, мы остановились. Минуты три не было слышно ничего, кроме каких-то утробных урчаний и скрипов. Потом стало ясно - бортмеханик хрипит оттого, что у него поломаны ребра. Капитан Лукич оглянулся разбитой физиономией, по которой стекала кровь. Шошана подала голос, чуть менее каменный, чем обычно: - В пневмопроводах бывало и хуже. - Глисте в канализации тоже несладко приходится, - поддержал я. Прорезался голос и у Кравца, какой-то потончавший петушиный. Он выпустил полумертвую от переживаний пигалицу-стюардессу из своих горилльих объятий. - Я сохранил ей жизнь, но так обнимал, что, кажется, у нас будет ребенок. А изрядно помятая стюардесса Люся вдруг нашла возможность хихикнуть. Интерком молчал, бортовые системы не давали о себе знать, за исключением автономного жизнеобеспечения рубки, питаемого аккумуляторами. Не было слышно жужжания даже аварийного генератора. Оставшиеся на ходу блоки компьютера грустно долдонили, что потеряна связь со всеми датчиками за пределами носовой части. Из всех навигационных и обзорных модулей остался только монитор, показывающий унылое пространство перед нами, прочие спали вечным сном. Капитан Лукич протер влажной бактерицидной салфеткой свое раздрипанное лицо. Шошана наложила протекторы на сломанные ребра бортмеханика и вручную сделала уколы - кибердоктор разбился вдребезги. Стюардесса подтянула чулки, поправила юбку, сбившуюся из-за объятий Кравца, и причесалась. Мы с капитаном одели скафандры, нахлобучили шлемы, и, убедившись, что шлюз как таковой существует и, может, даже работает, вступили в него. Внутренний люк за нами закрылся, контрольный блок показал герметичность. Ну, пора. Открылся с некоторым скрипом внешний люк. За ним ничего не было. Ни девятнадцати пассажиров, ни четырех членов экипажа. Остался только остов, ребра шпангоутов, куски обшивки, рваная волосня проводов, обломки аппаратуры. Все люди вылетели из салонов и кают вместе со своими креслами и были перетерты торосам в пюре. Впрочем, к этому моменту совершенно точно они являлись неживыми телами. 21 Обычное дело - связь не фурычила из-за поганой пыли. По траектории падения и линиям естественного магнитного поля мы вполне научно установили, что нашли пристанище (хорошо бы не последнее) на плато Свинячья Шкура. Где-то на куске территории в пятьдесят на пятьдесят километров. Впрочем, об этом можно было догадаться, просто оглянувшись на окружающую местность с мелкой щетиной острых камней. Когда среди корабельного мусора выискался октант, то благодаря слабо мутнеющему глазу нашей луны, удалось разобраться с долготой. Это вызвало недолгий интерес. В любом случае ближайшие прииски и стойбища старателей - далеко-далеко за горизонтом. Собственно, можно было порадоваться, что нет ни с кем никаких связей. В Васино меня вместе с товарищами только одно ожидало - трибунал и виселица. Или в порядке помилования - мгновенная аннигиляция под милосердным лучом мощного гразера. Нет, такое "помилование" одному лишь Кравцу светит. Нам с Шошаной совсем другое улыбается - все-таки заставит нас Плазмонт помучиться. Кто-то из работников эшафота рассказывал мне, что, когда человек отходит в петле, у него почему-то случается эрекция. Выходит, не даром смертушка - женского рода. В любом случае, от этой дамы лучше держаться подальше, поэтому нам нет резона высвистывать спасителей-погубителей. Можно, конечно, попытаться укрыться среди старателей, но без имперок, без вездехода мы будем слишком зависимы. Да никто и не захочет слишком усердствовать с опекой - зачем наживать лихо с властями, "Дубками" и "Вязами"? Даже в долине Вечного Отдыха. Если там кто-то и уцелел. В любом случае, нам туда не пробраться. Сплошной набор "но" и "если". Однако задача выбора упрощалась тем, что пока его и не было. Мы оказались заточенными в рубке, которая со всеми своими закоулками, нишами и шкафами, составляла собой одну не слишком большую комнатенку. Соответственно скандальность ее жильцов была повышенной, что могло кончиться плохо для кого-нибудь из них. И сексуальность в атмосфере праздности росла по параболе, кое у кого даже по экспоненте, что тоже предвещало дурное развитие сюжета. Это не касалось раненого бортмеханика, и пока что застрессованного капитана, но Кравец вскоре решил отличиться на сомнительном поприще. Тем более, что никаких лозунгов для укрепления гражданственности я не придумал ни к обеду, ни к ужину. В первую ночь (по корабельному времени) шериф еще раскочегаривал аварийный электрогенератор, который должен был работать на остатках водородного геля, и чинил камеры кругового обзора. Но во вторую спальную смену у этого паршивца сильно зачесался "гондурас". Шериф поднялся со своего места у пульта, около которого отдыхала вся тройка мужчин, глянул начальственным взором на обзорные мониторы - вокруг была тишь да гладь. Затем пристально посмотрел на встроенный шкаф, где на сваленных скафандрах богатырским сном почивала Шошанка, но решил не рисковать. И направился за импровизированную занавеску, где в нише из-под чисто выметенного кибердоктора находился будуарчик стюардессы Люськи. Кравец накануне ей это гнездышко на отшибе и устроил. Дескать, остальные люди тут грубые, перебьются без удобств, а Люси де Флориньяк (почти коньяк), марсианской француженке, комфорт и уют потребны больше, чем всякому быдлу. Видно и эта пигалица очаровалась нашим заботливым кабаном, потому что уже через пять минут после начала свидания послышались страстные девичьи вздохи. - Да не наваливайся ты так. Cravets, Cravets, cesse tes brusqueries, salle cochon. (Кравец, отвяжись, Кравец, ты - форменная свинья.) И голос шерифа сквозь работу. - Я не свинья. Я просто иначе не умею. Меня хорошим манерам не учили. И снова девичье: - Cochon, cochon... Ой, больше не могу, отстань... Капитан нарочито захрапел и вздохи мигом сдохли, но потом, осмелев, вошли в прежнюю громкость. Через пару часов Кравец, домучив девушку, наконец угомонился. Сделал вид, что вернулся из сортирчика, где провел все это время, и как ни в чем не бывало улегся на свое холостяцкое место. Наутро, само собой, капитан, возбудившийся из-за половых деяний Кравца, принялся бухтеть по-злому. - Из-за трех болванов у нас уже отрицательное сальдо в двадцать три человека. Сколько вам еще требуется для самоутверждения, молодые люди? - Слушай, папаша, не нервируй меня дополнительно, - выступил я с пламенной речью. - Мы на эти дела пошли и подставились под вражеские энергии не из-за своих прихотей. Тоже могли выжидать, авось пронесет мимо наших задниц, и радоваться жизни, каждый по-своему. И эти двадцать три, понимаешь, они - наши люди, пали за правое дело, пускай даже сами того не понимая... Что касается проявления низменных инстинктов со стороны некоторых наших общих знакомых... так ведь не секрет, чем ты сам, уважаемый, занимался после капитанских коктейлей с веселыми пассажирками. Уж тем более - куда ты заваливался в квартале Полного Кайфа где-нибудь в Мерритауне, там ведь каждая плитка на мостовой издает возбудительный всхлип. И это было, когда тот же Кравец жарил свое срамное место на газовом реакторе. Надеюсь, и наш доблестный шериф не воспримет мою защитную речь как призыв к дальнейшим свершениям... Ладно, я на разведку, хотя и здесь по идее неплохо - кислорода на три месяца, жрачки на четыре. Но вдруг пофартит, влезу кому-нибудь веселым попутчиком в вездеход или найду что-то вдохновляющее, пещерку благоустроенную, например. Может быть, все удобства в километре отсюда. Ну, кто отважно со мной? - Я, - рапортовала справная девка Шошанка. Но затем наступило тягостное молчание. - Куда мне бежать? - по-сиротски протянул капитанишка. - Ведь получится, что космолет упал, а пилот смылся, опасаясь порки. - Ну, я, я, - сказал разочарованным голосом Кравец, - не оставаться же мне с этим занудой. - И он зарезал взглядом капитана. - Молодец, шериф, - одобрил я. - Наконец ты стал различать пользу дела и пользу тела. - Moi aussi, - неожиданно поддержала Кравца новая подружка. По-моему, она решила, что мы торопимся на ближайшую остановку общественного транспорта. - Очень мило. Мы все уйдем, а эти космические волки запрутся и не впустят нас обратно... Поэтому, Шошана, ты исключаешься из состава разведгруппы, а ты, межзвездный скиталец, назначаешься, - обратился я к капитану Лукичу. - Кошмарнавты, вперед! - Я не останусь, - сделала твердое заявление возмущенная Шошана. - Розыскники из Васино первым делом найдут эту драную металлическую птицу. И катись ты в попу со своими распоряжениями. Понял, мент? - Сама ты мурка-наводчица... Да, дисциплина - именно то, чего нам порой не хватает. Хорошо, давайте решим полюбовно. Идут все, за исключением сломанного механика. Ему мы пропишем укол глубокого сна. Само собой, я предполагал через пару часов отправить вечно бодрого Кравца и измотанных капитана со стюардесской назад - лишь бы донесли некоторые припасы до точки, где можно обустроить тайничок. Затем я намеревался вместе с Шошаной порыскать более основательно. Итак, механика, не испрашивая согласия, погрузили в глубокий целительный сон, а группа, состоящая из пяти человек (трое "своих", двое "сомнительных") выступила в поход. Кислорода и питания захватили столько, чтобы пятерым на сутки хватило, а двоим - на три дня. Естественно, по ходу дела девицу де Флориньяк от ноши пришлось освободить по причине хрупкости, да и жирняга капитан жидким оказался, поэтому основная тяжесть навьючилась на "своих". Космолет лежал в довольно глубокой впадине, метров по пятьсот в длину и ширину, поэтому мы карабкались вначале в гору. Когда поднялись, перед нами открылась долина куда большая, и малышка Люси вдруг заявила, тыкая пальчиком в низину, едва подсвеченную мутным глазом меркурианской луны: - Je vois les maisons. Un grande ville, en realite. (Гляди-ка, дома, большой город, в натуре.) - Ерунда, киса, здесь не может быть ничего такого. На худосочном Меркурии полностью отсутствуют секретные города и даже деревушки. Это вам не Марс, - выразился Кравец голосом солидного мужчины, покрывающего залипухи своей маленькой глупынди. Однако я сразу засомневался. Это как раз на Меркурии не исключены любого сорта сюрпризы. Наши "Дубки" с "Вязами" или какая-нибудь богатая марсианская контора вполне могли отличиться и воздвигнуть тут что-нибудь для тайного величия, хотя бы общественную уборную или рюмочную-закусочную. Спустились мы еще пониже, метров на сто. Теперь всякий видел скалистую гряду. А взбудораженная личность могла объявить эти скалы чем-то похожим на дома. Или на кучи великанского дерьма. Когда мы углубились в проход меж двух утесов, скалы были все-таки каменными глыбами. Однако, метров пятьдесят спустя, я не мог ручаться, что здесь не стоят оплавленные и потекшие от большой температуры постройки. А чуть погодя нельзя было с чистой совестью отпихнуть утверждение, что все вокруг - не вполне естественного происхождения. Хотя и в таком случае большим искусством тут не пахло. Да, окрестности смахивали на исторический город. Вроде тех, что кое-как уцелели на Земле со времен царя Гороха. Демонометр, между прочим, не кивал на присутствие нитеплазмы. Конечно, на фабрике в Васино мы встретили много всякого кала из видимой нитеплазмы, на которую демонометр тоже не реагировал. Однако там все-таки изделия из нее лепили с помощью специального оборудования и куда в меньших масштабах. А если "городище" это не плазмонтово, то чье тогда? По зубам ли такой секретный проект "Дубкам", "Вязам", кому бы то ни было? И зачем он? Вот мы уже вступили на улочки подозрительного города. Стены "домов" были щербатые, какие-то невнятные, без всякой лепоты, будто очень древние, вместо окон - темные проемы а-ля глазищи черепа. Но пыль уже не стояла столбом, а, словно из почтения, висела пеленой чуть выше крыш. И хоть она казалась более плотной, чем раньше, мрак не сгустился, напротив, пространство меж "домов" было подмазано легким светом. - Cette ville est construite par les anciens mercuriens [Город воздвигли древние меркурианцы, больше некому], - выдвинула "гипотезу" глупындя Люся. - Это очень похоже на правду, учитывая, что через несколько месяцев он попадет на солнышко и пропечется до приятной температурки в тысячу градусов. А особо благоприятное воздействие на архитектурный стиль окажет солнечный прилив... - возразил я милым голосом, хотя собирался заорать "хрена с два". - В любом случае, рано или поздно мы найдем какую-то ловушку или хитрость на свою задницу, поэтому бродить нам здесь бесперспективно. Давайте перенесем знакомство с достопримечательностями на другое время и другую планету. - Все-то он знает, - хмыкнул в мой адрес седовласый капитан Лукич. - Может, городок этот из такого материала, что его ни жара, ни холод, ни прилив с отливом не берут. - А кто тогда в нем жил-то, седовласка? Товарищи со стройным телом из керамики и огнеупорных сплавов? - отрубил я, но вспомнил Петю Мутного с его железными деталями. - Чем дальше мы пробираемся, тем приличнее сохранились дома. Может, тут какое-то защитное поле до сих пор действует? - отразил выпад капитан. - А раньше, допустим, оно не в пример мощнее было. Я отколупнул несколько кусочков от стены и сунул их в походный анализатор - который убедительно показал,