лады. Через час я встал, вынул из-под головы вещмешок, в
который уже засунул плитку шоколада, пару консервов, открывашку -- чтобы не
повторить несчастной судьбы героев Джерома и Ликока -- и двинулся к люку, по
дороге подхватывая гаечный ключ и какие-то тряпки. Я знал, что произойдет,
если кто-то проснется -- взрывная реакция с моей стороны, а затем автоматное
очередь прямо в мое брюхо. Как говорится, съем последний обед.
Чтобы открыть бортовой люк, надо было повернуть две ручки. Одна из них
страшно заскрипела, и в ответ товарищ подполковник жалобно застонал и
внушительно бзднул из-за избытка отравляющих веществ внутри себя. Я на
минуту замер, слушая стуки своего сердца; да, пожалуй, надо было глотнуть
немного люминального чайку -- для успокоения. Наконец, люк поддался, и я
высунул голову.
Коля Маков сидел на краешке машины и клевал носом. Я аккуратно подложил
тряпку, когда выпроставшись наружу, закрывал люк. Ну, сработает у Баранки
спинное чутье или нет? Нужно успеть врезать пока не сработало. Я снова
понял, что убивать умею только с пылу, с жару. Хоть была дорога каждая
секунда, стал заматывать гаечный ключ второй заначенной тряпкой. По счастью,
крепко сморило нашего Николая.
Вот коротким резким движением я прикладываю гаечный ключ к правой
половине его затылка. Угощайся, дорогой.
Прапорщик беззвучно валится с машины физиономией вниз. Целует островную
грязь взасос. Я подбираю автомат, выпавший из размякших рук детины, отцепляю
от его ремня штык-нож. Можно двигаться дальше. Теперь уж Колино дело, как
достать свою голову из дерьма.
И все же не смог я так просто отчалить -- вспомнил какие гадости терпел
бессловесный Баранка от ушлого Сереги, вынул физиономию сибиряка из грязи и
прислонил его спиной к колесу. Теперь -- спи-отдыхай. Все-таки мы почти
земляки: Коля из Тюменской области, а я родом из Свердловской.
Я подошел к срезу островка, за которым начиналась вода без внятного
конца и края. Пора из майора ГБ переоформляться в кикимору болотную. Воздев
повыше автомат и вещмешок, съехал на заднице в мутную жижу. Да, оказалось
поглубже, чем я ожидал. Почти по грудь залило. Ну, не будем сразу дрейфить.
Просто в ямку попал. Может, подальше грунт выровняется. Я двинулся через
потоп в ту сторону, откуда сияла мне Полярная звезда. Как Ной, но только без
ковчега. Ага, пункт из Фиминой тетрадки. "Ной" -- одна из точек, образующих
энергетический канал. Нет, я не собираюсь этим пачкать себе мозги. Отвяжись,
тетрадка.
7.
Я бы не возражал против содействия кляксы-рожи, но она прочно
затихарилась, видимо, не хотела тратить драгоценных потусторонних сил на
общение со мной. Однако интуиция работала. Лишь этим объяснялось то, что я
десять раз не утонул и не захлебнулся по ходу своего водного туризма. Ведь
ни звезд, ни луны, сантиметрах в двадцати-тридцати ниже подбородка
начинается другая среда -- густая и текущая. А под ногами, которые ищут
чего-то твердого и надежного -- лишь грязь, скользкая, тянущая и наводящая
тоску. Еще время от времени что-то утыкается тебе в спину или гладит бок,
где все болезненно стягивается и замирает, а подкорка услужливо
подсказывает: это кобра хочет пообщаться, а то, должно быть, подплыл весело
скалящийся трупак.
Пожалуй, даже не интуиция меня выручала, а способность ощущать
пульсирующую ауру. Она была особенно тревожной вокруг опасных мест --
пощипывала и покалывала, проникала сквозь кожный покров, заставляя
трепыхаться приемники-нервы. Может, это действовали какие-то лихие
электромагнитные волны, способные влиять на диэлектрики. Может, я стал
антенной для самого Ф-поля. (Во всяком случае, спасибо за такие странности
адресовать надо Борееву, который растормошил мой организм своими смелыми
опытами.) Поскольку мне далеко до точного прибора-осцилографа, то я ощущал
одни пульсации как тяжелые и редкие, другие - как быстрые и острые. Когда я
двигался совсем не туда, куда нужно, неприятное напряжение распространялось
по позвоночнику и даже кишкам. Словом, я научился довольно прилично
пеленговать опасности.
Однако, при всех достижениях, тело мое промокло и продрогло до самых
хромосом, даже ДНК отсырела. Плюс тоскливой болью отзывались руки. Я
пользовался то левой, то правой, чтобы придерживать на плече автомат и
вещмешок, но от непрестанного статического напряжения выдохлись, насытившись
молочной кислотой, мышечные волокна.
Я знал, что ночь надо потратить с толком и отвалить как можно дальше.
Во мраке бывшие товарищи не пустятся за мной в погоню, но вот утром надуют
лодку, наладят двухтактный моторчик и понесутся по расходящейся спирали.
Пару раз я отрубался и продолжал пересекать водные просторы на
автопилоте, то есть спал на ходу. При этом видел под сомкнутыми веками
фиолетовые и багровые сполохи, наблюдал то ли лучи, то ли нити, голубоватые
и зеленые, трепещущие, дрожащие и даже жужжащие. Иногда они рассыпались
ворохом искр, а порой какие-то светлячки, слетевшись, образовывали новые
ниточки. Во сне я пытался двигаться вдоль канатика, получившегося из
наиболее густого их сплетения. Если же отклонялся в сторону, то неминуемо
спотыкался, хлебал полный рот тошнючей жижы и - с радостным пробуждением
вас. Кстати, первым делом приходила мысль, что сон продолжается, только стал
еще кошмарнее. А вторая мысль -- что не зря все-таки в сказках поминается
добрым словцом путеводная ниточка, проводившая Иванушку-дурачка сквозь
мглистую местность.
Наступило утро, но ясности оно не прибавило. Над водами клубился туман.
Как выразились бы граждане столетней давности -- поднимались вредоносные
болотные миазмы. Из-за тумана пейзаж искажался и размазывался. Я не понимал,
где тут островок или кочка, а где просто густая водяная взвесь. Несмотря на
неудобства, я был туману весьма признателен: ведь зыбкость и мнимость
очертаний мне на руку и во вред тем, кто пытается напасть на мой след и
накрыть сачком.
Вскоре уровень воды снизился -- или, может, уровень почвы повысился --
заодно сгустились заросли тростника, вначале довольно измятые паводком, а
потом и вполне кондиционные. Тростник добросовестно скрывал мою фигуру, и я
был ему за это премного благодарен. Я мог уже повесить автомат на шею и
закинуть вещмешок на спину, заодно снять куртку, рубаху и выжать их, прежде,
чем напялить снова. Ерунда, но приятно, да и рукам отдых, вернее, телесное
блаженство. "Помидоры", правда, по-прежнему мокли в воде, но оставалось
надеяться на их влагоустойчивость. Впрочем, скоро природный фактор
окончательно смилостивился, и воды стало столько, что человек в высоких
рыбацких сапогах мог пройти, как говорится, не замочив носок.
Тростник шелестел где-то уже над моей головой, там и сям попадались
водяные лилии. Впечатление создавалось такое, что бандитский паводок этот
уголок и не тронул вовсе. Туман немного разрядился, край неба подкрасился
розовым -- это солнце с усилием проталкивало сквозь влагу свои лучи. Еще
немного, и я увидел кочку, если точнее -- сплетение стеблей, покрытое илом,
и к тому же почти сухое.
Я с радостью возложил на кусочек суши свою задницу, приговаривая, что
она этого заслужила. Потом уместил и спину, дабы расслабилась. А там и ноги
втянул наверх, ведь по теории в горизонтальном положении они возвращают свои
силы гораздо быстрее. В конце концов, убедил я себя, если ненадолго
отключюсь -- минут на пять-десять -- то серьезного ущерба никому не нанесу.
Когда я продрал зенки, солнце давно уже выползло из своего ночного
логова и светило из дымки, довольно приятно, не обжигая кожи, не ослепляя
сетчатки. Верхний слой одежды неплохо просох и превратился на радостях в
грязную корку.
Мне не стало грустно за потерянное время, скорее наоборот. Я напоминал
себе то самое существо, которое, появившись из грязи, вначале имело вид
пластилинового мультяшного человечка, а потом получило гордое имя Адам и
райский сад во владение. Ага, проклюнулось в башке, точка "Адам" -- одна из
тех, что, согласно Фиминой тетрадке, также создает энергетический канал...
Ну, отвяжись ты, надоедливая ерунда, не до тебя сейчас.
Зрительное внимание впервые привлекла жизнь животных: водомерок,
похожих на каких-то чудаковатых конькобежцев, здоровенных стрекоз,
смахиващих на геликоптеры с десантом инпланетян, некой голубоватой ящерки,
приникшей в охотничьих целях к тростниковому стеблю, рыбки, высунувшей
глазок-перископ для наблюдения надводной действительности. Я повернул голову
в другую сторону и увидел фламинго. Они, в количестве трех штук, высоко стоя
на голенастых ногах, запустили свои головы в воду и выискивали там какие-то
корма -- лягушек, может быть. Солнце мазало в сияющий розовый цвет их перья.
Было красиво.
Минуту спустя одна из птиц вынула свою голову и большую часть шеи
из-под воды. Ну, бля! Шея и голова были змеиные, спокойно изгибающиеся во
все стороны. Змеиная голова как раз заглатывала лягушку, и заметно было
движение жертвенной тушки по пищеводу. Покончив с этим приятным делом,
змеептица посмотрела в мою сторону и радостно зашипела.
Неужели это наяву? Может, я успел заснуть? Та-ко-го не бы-ва-ет. Я
твердил себе это, прорываясь сквозь тростник, потому что сорвался с места со
скоростью катера на воздушной подушке. Хоть мог скосить птицегадов из
автомата, однако сработали совсем другие эмоции. Ужас меня обуял. Самый что
ни на есть первобытный, закодированный в спинном мозгу.
Существует тысяча причин, по которым такого гибрида не может
существовать на свете -- твердил я себе для успокоения. Это же просто
галлюцинация спросонок. Просто сон, совместившийся с реальностью по вине
усталости, ошаления и стресса. Наконец я остановился. Потому что барабанные
перепонки уловили какой-то шум, смахивающий на гул мотора. Впрочем, когда я
замер, и водичка прекратила с журчанием огибать мои ноги, шум напрочь
пропал. Опять показалось. Рановато стали сдавать нервные узелки.
Я вскрыл одну из консервных банок, в ней оказалось сгущенное молоко.
Сладкая гуща, пройдя через пищеварительный тракт в кровь, несколько
успокоила меня и разогнала страхи. В почти умиротворенном состоянии я
двинулся вперед. Вскоре и вода опустилась до уровня лодыжек, а потом нашелся
довольно приличный островок, предлагающий свои услуги в согревании озябших
членов. Уцепившись за какой-то куст, я вскарабкался на этот плотный большой
кусок подсохшей грязи и застыл. Посередке куста, вернее под корнями,
расположилась некая тварь.
Ничего подобного в жизни не видел. Если точнее, видел что-то подобное в
книжке. Сколопендра или фаланга со множеством ножек. Только эта тварь
вымахала в длину метра на полтора. Сейчас великаншу терзали какие-то
сомнения. Она елозила под корнями, цеплялась за что попало, тужилась. Злится
или страдает запором? "Давай дружить, ходить друг другу в гости, я тебе и
клизму поставлю", -- примирительно произнес я. А она взяла и разорвалась на
три сегмента! Обрубки потрепыхались на одном месте, но вместо того, чтобы
навеки погибнуть, вдруг побежали в разные стороны, занимаясь каждый своим
делом.
Получившая самостоятельность передняя часть сразу ухватила
полуруками-получелюстями какого-то здоровенного кузнечика, бешено
замолотившего ногами, после чего скрылась в норе.
Задний сегмент устремился ко мне. Наверное, надо было стрелять или
колоть-резать штык-ножом, но я просто обалдел от такого природного дива.
"Задница" была оснащена головой, красивыми фасеточными глазами,
руками-челюстями, ртом, который раскрывался сразу в четырех направлениях, и
несколько меньшим числом ножек, чем у исходной твари. Юркий обрубок
пробежался по моей ноге, бедру и соскользнул в воду. Никогда не забуду
прикосновения этих двадцати когтистых лапок, которые словно крючочками
цепляли брюки.
Средний сегмент не имел головы, он повертелся по кругу на месте и
неожиданно лопнул. Раздирая хитиновые покровы, на свет явилось сразу с
десяток мелких, блестящих, вертлявых, длиной где-то с дециметр,
сколопендрок, которые бросились врассыпную.
Такого зрелища, несмотря на его бесплатность, я уже не смог выдержать
и, спрыгнув с островка, пошлепал по воде, куда глаза глядят. И, кстати,
глядели глаза правильно. Потому что воды мне уже стало по щиколотку. Буйные
заросли тростника сделались еще гуще, их дополнял камыш, я порадовался даже
нескольким ярким цветам. Может, они тоже из разряда аномалий? По крайней
мере, когда я поднес руку к одному из прекрасных творений природы, волоски
на коже неожиданно оттопырились, а потом проскочила искорка, довольно
чувствительная даже для меня. И вполне достаточная, чтобы оглушить, а то и
угрохать мелкую пташку или крупное насекомое, которое сверзилось бы вниз.
Прямо на широкие склизкие листья с желобками, что уходили внутрь толстого
стебля.
Я как раз заметил там несколько прилипших стрекозиных крылышек и
птичкиных перышек. Да, прекрасное творение промышляло охотой на другие
прекрасные творения.
А немного погодя я увидел большой зеленый камень, невесть как попавший
сюда -- не шумеры ли еще притащили? -- и захотел посидеть на нем. Неожиданно
камень съежился по бокам и снова принял прежние размеры. Ну, жаба -- даже не
жаба, а Жаба. Циклопических размеров! Мисс "Жабья красота". Просто царица.
То, что мне показалось зеленой окраской, было, как выяснилось, слизистой
обмазкой. У царицы-жабы снова двинулись бока, обозначив дыхательный процесс,
и заколыхалась глотка, отчего послышался очень низкий звук. Примерно такой
же проникает в вас и тормошит вашу подноготную, когда вы стоите рядом со
здоровенным динамиком, на который выводится звуковая дорожка бас-гитары.
Инфразвук, наполовину, наверное, не услышанный мной, заставил содрогнуться
сердце и заскреб печенку.
После короткой басовитой арии со всех сторон к царице заторопились
жабки помельче. По дороге они ловили насекомых длинными язычками, срывали
цветочки и почему-то приклеилось у меня к ним звание "ухажеры". Когда они
оказались в непосредственной "интимной" близости, богатырка растворила пасть
и жабята стали запрыгивать в ее бездонную утробу. Через полминуты процедура
успешно завершилась. Это было засвидетельствовано движением нижней части
живота и выделением из клоаки дурно пахнущей каки. Что же произошло?
Коллективное самоубийство или брачный ритуал, совмещенный с обедом? То есть,
самцы, перевариваясь, отдают себя на производство нового жабьего поколения?
Ну-ну, проявитесь, биологические познания. Допустим, семя мужских мелких
особей, оставаясь нерастворимым, проникает по каким-то канальцам из желудка
царицы прямо к ее царственным яйцеклеткам.
Я поймал себя на том, что стал доказывать правдоподобие находящейся
передо мной картинки. Так, может быть, и змеефламинго вовсе не фокус
заторможенного или чересчур расторможенного сознания? В конце-то концов,
птицы и рептилии самые близкие родственники. По счастью, мне они не родня. И
полутораметровая сколопендра тоже, выходит, не приснилась, а надежно
является реальностью. Правда, при таких размерах ей приходится, наверное,
часто менять хитиновые панцири. И не годятся ей для дыхания ни трахеи, ни
примитивные легкие членостоногих. Но можно иметь несколько иную систему
газообмена, а две головы, вернее, два крупных нервных узла, весьма удобны
для "раздваивающейся" жизни этой твари. Вот будет чему порадоваться
энтомологам. (Если они, конечно, когда-нибудь займут мое место.)
Что уж говорить о цветке, накапливающем статические электрические
заряды и имеющем разрядные органы. Бог милостив, раз до сих пор такие дары
природы не разрослись на лужайках Подмосковья.
Наверное, задумавшись, я слишком близко подошел к беременной от многих
женихов зеленой даме, отчего она харкнула. Естественно, что защищая свою
честь. За мгновение до плевка я как-то почувствовал близкую неприятность и
заслонил глаза рукой. Ядовитая слюна прилипла к тыльной стороне ладони. Я
бросился прочь, пытаясь смыть следы "воздушного поцелуя", но вредная гадость
пристала крепко, и пришлось ее отскабливать штык-ножом. После чего на ладони
остался багровый след, как будто ее ошпарили кипятком или обработали
кожно-нарывным ОВ. Представляю, что могло бы случиться с моими заплеванными
гляделками -- они бы просто превратились в две аппетитные клубничины.
Когда башмаки уже не шлепали по воде, а просто выжимали влагу из мокрой
почвы, я снова воспринял гул мотора. Совершенно явственно. Потом гула не
стало, но спустя какое-то время послышались выстрелы. Кто-то дал очередь. И,
похоже, не из автомата, а с пистолет-пулемета. Загавкал хасановский "Ингрэм
М10", который перекочевал к Сереге Колесникову? А все-таки быстро бывшие
товарищи меня достали. Видно, хорошо напряг умник Дробилин аппаратуру и свои
мозговые доли, чтобы вычислить мое наиболее вероятное местоположение.
Справится наш инженер с любой задачей, даже если прикажут ему сделать,
например, автоматическую гильотину, которой можно сразу по пять головок
отрезать.
Я отшлепал еще сотни три шагов и оказался на крохотной полянке,
образованной несколькими кривыми тамарисками. Тут различил следы чьих-то
башмаков. Это было просто -- следы, накопив воды, уже перешли в разряд
лужиц. Похоже, по полянке шастало три или четыре упитанных человека -- я
даже узнал вмятины от Маковских тапок сорок пятого размера. А затем
ознакомился с той мишенью, которой предназначена была недавняя очередь.
Здоровенная ящерица с боком, прошитым сверхскоростными пулями сорок пятого
калибра THV, имеющими повышенный радиальный эффект. Потроха, от такого
угощения, почти полностью вывалились из невезучей рептилии, а на трех ее
головах медленно меняли цвет - с фиолетового на багровый -- шесть
полусферических глаз. Меж торчащих наружу треугольных зубов еще проскакивали
время от времени искорки. В общем, первая фаза распада сопровождалась
оптическими эффектами.
Потом потроха активно зашевелились, словно начиная новую
самостоятельную жизнь. Однако тут же выяснилось, что они показывали чужую
активность -- из них стали выбираться на свет здоровенные личинки,
одновременно лихо пожирая и растаскивая свое бывшее жилье. Почему раньше эти
мальки-паразиты не трогали бедную ящерку, почему скромно предпочитают
падаль, было не слишком понятно. Брэма бы на мое место. Может быть, они
держали себя на самой умеренной диете из чувства уважения к
рептилии-носительнице, которую считали малой родиной? Или же этот молодняк
вовсе не чужой ящерице, а ее родное потомство?
Впрочем, Брэму -- Брэмово, но другой куда более важный вопрос болел все
сильнее и сильнее: кто кого возьмет на мушку. Я своих экс-товарищей, или
экс-товарищи мою особу? Впрочем, если подходить логично, то раз их трое,
значит и шансами они втрое богаче.
Мне бы еще догадаться, как они станут залавливать меня. То ли ходить
кучей, пытаясь напасть на мои следы, а затем зажать и взять в плен, то ли
разделятся и будут пробираться от засады к засаде, чтобы поймать меня на
прицел и хлопнуть. Второе было бы более профессиональным.
Оторваться от недавних товарищей я не мог, они превосходили меня не
только числом, но и скоростью передвижения, и свежими силами -- как-никак
моторка всего за час доставила приятелей-неприятелей туда, куда я перся
целую ночь. Однако работа по второму, "рассыпному", варианту устраивала и
меня. Ведь их следы я приметил раньше, чем они мои.
Я отправился вдоль влажных ямок, проштампованных вражескими башмаками,
выискивая цепким взглядом кустики и кочки, за которыми могли прятаться
недоброжелатели. Не исключено, что эти естественные укрытия при нехорошем
раскладе пригодятся и для моего укрытия. Местность была достаточно высокой,
и отпечатки башмаков покамест хорошо пропечатывались, но примерно спустя час
блужданий, я заметил, что выездная тройка "ревтрибунала" стала распадаться.
Две цепочки следов уходили в лядину, заросшую каким-то кустарником и залитую
водой. Третья, похоже остапенковская, -- только у него были остроносые
офицерские хромовые "балетки", -- пока еще прослеживалась. Я двинулся вдоль
нее, хотя тревожное ощущение в затылке уже появилось. А что, если та
отделившаяся парочка вырулит и зайдет мне в спину? Тревожно заныли позвонки.
Я снял автомат с предохранителя и положил взведенный палец на спусковой
крючок.
Все вокруг заросло травой, которая с каждым шагом делалась выше и гуще.
Следов я практически уже не различал, а брел там, где стебли были примяты
сапогами впереди идущего. И вдруг... проклюнулось... воздух пронзили
взбудораженные пульсации, словно заиграли бесконечные и неслышные струны. И
пульсации своими неприятными напряжениями посоветовали мне не двигаться
вперед или вправо. Дальше прогулка стала веселее.
Я словно прошел через волну сильных пульсаций, напоминающую... да,
завесу.
Меня так расстрясло, что наверное с минуту я ничего не соображал.
Однако на фоне полного отупения проявился некий центр, все сознающая и все
наблюдающая частица.
Она взлетела как искра от костра и я увидел всю местность сверху -
странным взглядом насекомого. Пейзаж украшали два багровых силуэта. Идущие
за мной?
Я снова, собравшись воедино, занял прежнюю человеческую позицию и
задумался до скрипа в мозгах. Неужели надо бросить след из-за какого-то
видЕния? И все-таки я решил послушаться своей экстрасенсорики -- она мне
дорогого стоила, если учесть страдания в Бореевской клетке. Как-никак,
только первосортная шиза позволила мне недавно повторить подвиг Ноя и
преодолеть воды мини-потопа.
Когда я резко свернул влево, то уловил сзади шелест. Ветерок дунул? Или
кто-то, опустив нос, держал все это время мой след, обозначенный смятой
растительностью, и когда я отвалил в сторону, тоже припустил за мной, отчего
трава стала хлестать преследователя по ногам?
Я постарался стать незаметнее и дальше припустил в полусогнутой
неудобной позиции. Шелест сзади стал отчетливее. Точно, за мной кто-то бежит
с полной резвостью. На мгновение я остановился и, распрямившись, глянул
назад. Тут же ударили очереди, пули пропели совсем рядом. Стреляли двое,
Маков и Колесников, подгоняя свинцовые стежки к моей фигуре. Я эти личности
сразу распознал. Вот так, использовали товарища подполковника вместо живца и
зашли мне в тыл. Не откажешь им в охотничьей изобретательности. Или просто
Серега использовал отработанный в Долгопрудном приемчик? Небось, охотились
там друг за другом на "продленке".
Все это я обмысливал на бегу, после того, как выпустил три или четыре
пули по преследователям -- такая скудость определялась тем, что рожок-то
имелся всего один. А бывшие товарищи, почти не пригибаясь -- знали, гады,
про дефицит у меня патронов -- гнались следом чуть ли не с криком "ура".
Один частил из пистолет-пулемета пулями сорок пятого калибра THV, -- я
"Ингрэм" по темпу стрельбы опознал, -- второй за милую душу садил из
"Калашникова". А я был фактически на ровной местности, трава иногда
прикрывала меня от пронзительных взглядов, но не от свинца. Кроме того,
расстояние между мной и догоняющими здоровяками все более сокращалось. Еще
немного, и останется последнее -- кинуться навстречу врагам, пытаясь
задушить их носками.
Эта крайняя мера не понадобилась, потому что я заметил кусты с двумя
обломанными ветками. Какой-то местный дорожный знак? Типа "снизить скорость
до трех километров в час"? Только не написано, послушаются ли его
преследователи. А может, знак указывает, что поблизости ресторан или
танцплощадка?
Проблема выбора практически не стояла. Я мигом обернулся, выпустил
короткую очередь в сторону Сереги, а когда мои охотники ненадолго
побеспокоились о своей безопасности, юркнул в те самые помеченные кустики.
Помню только, что когда стал продираться через них, полетел какой-то пух.
Особенно много его оставалось позади меня, целое облако образовалось, но
кое-что залетело и в мою носоглотку. Отчего вначале стало горько, а затем
обидно, потому что все поплыло перед глазами, принялось растягиваться или
расплываться. Мои ножки показались мне коротенькими и тоненькими как две
спички, здоровенные ботинки -- кукольными тапочками, руки же, напротив, --
похожими на два бревна. Я помню, что тянулся на брюхе, пытаясь не
отключиться, ноги стали смахивать на хвост тюленя, потом на волокушу, а
автомат -- на пушку "Большая Берта". Я видел самого себя, ползущего как
подстреленный крокодил, в метре впереди; сзади тоже трепыхалась моя
измученная фигура. Образовалась из двигающихся по-пластунски майоров
фроловых целая цепочка, соединяющая прошлое и будущее.
В итоге, тот передовой двойник, который находился в будущем, все-таки
поднялся на ноги, и я с трудом последовал его примеру.
Я все-таки взгромоздился на такие тоненькие гнущиеся ножки, и снова
побежал, причем почва пыталась взлететь то вверх, то вбок, то обогнуть меня
со всех сторон. Сколько это продолжалось -- неясно; наконец я рухнул
окончательно и бесповоротно. Облака стали мазать меня какой-то манной кашей,
а земля выворачиваться и превращаться в огромный горшок, ноги же длинными
зелеными корнями тянулись куда-то в его центр.
Потом все застыло и медленно растаяло, меж прищуренных век забрезжил
свет нормального дня, где вещи занимали положенный объем и находились на
своих штатных местах. Я глянул на циферблат. Прошло минимум два часа после
того каверзного куста, который мгновенно подействовал на меня, как ЛСД.
Интересно, а какое влияние он оказал на моих бывших товарищей? Стали они еще
вреднее?
А вообще, все здесь какое-то особенное -- и флора, и фауна. Мутация на
мутации, обстановка, прямо скажем, агрессивная. Представить только
какой-нибудь наш парк, заросший вот таким ЛСДэшным кустарником, или тех
самых сколопендр, вылезающих погреться из подвала дома на вашу кухоньку. Да
водись такое "добро" по всей Земле, мы бы состояли до сих пор в
дикарях-троглодитах, из своих нор не вылезали бы даже нужду справить. А то
бы и вымерли от наркомании. Но судьба нас миловала.
А здесь, на этом кусочке пространства, что же, свернулась колечком
другая судьба? Может, это заповедник, куда сунули особо активные матрицы,
чтобы они баловались мутациями, уродствами и всякой такой дичиной, но не
лезли в обычный мир с его рутиной и четкими правилами?
Когда я снова поднялся на ноги, голову кружило, а туловище шатало.
Вообще было так паршиво, что казалось, пристрели меня кто-нибудь сейчас, то
услышал бы в ответ только "спасибо". Однако я проверил, все ли месте.
Автомат был при мне, -- хорошо, что зацепился за шею, -- и вещмешок, из
которого я выудил кусок шоколада. Вкуса его не почувствовал, но несколько
полегчало от перемещения еды вовнутрь меня и вдоль организма. Я собрался
было в путь, как вдруг послышалось.
-- Эй, подожди, поговорить надо, да.
Пальцы мои автоматически потянулись к ручке автомата и спусковому
крючку, но тут раздался недвусмысленный звук - так щелкает взводимый курок.
-- Не надо резких движений, товарищ майор.
Я как услышал эти слова "нэ нада рэзких двыжэни, таварыш маиор", так
сразу многое понял. Но все-таки чуть обернул голову и скосил глаза. На
кривом низкорослом деревце сидел Хасан, уставя на меня пистолет -- кажется,
"Детоникс" сорок пятого калибра.
Вот так изъятие оружия. "Слона" у Абдаллы и не приметили. Впрочем, если
Хася непринужденно таскал "Ингрэм М10" под плащом, то что уж говорить о
короткоствольном пистолете?
Хотя, что я думаю о какой-то дребедени. Кажется, настал конец света --
конкретно для меня. Хасан недурно разыграл всю эту историю с моим побегом, в
конце которого меня встретил черный глазок его пистолета, готовый посмотреть
на мои мозги.
-- Эй, Хася, ты сюда пришел по объявлению, вывешенному подполковником
Остапенко? Дескать, пропал майор серого вида, грязного цвета, без усов.
Хочешь вернуть меня владельцу? Или, может, в знак подтверждения нерушимой
советско-иракской дружбы достаточно принести только мои уши?
-- Зачем уши? Я бы взял голову, у меня как раз полиэтиленовый пакет
имеется. Повесь автомат на эту ветку, он нам мешает.
Когда я выполнил указание, Хася спрятал свой "Детоникс" в карман.
Однако, ему дотянуться до оружия будет во всяком случае проще, чем мне.
-- Ну, о чем ты собрался пообщаться со мной, Хасан?
-- О Гильгамеше и Энкиду.
-- Ого, значит дальше мы станем путешествовать вместе.
Интересно, как распределятся роли. Кто будет царем города Урук, а кто
дикарем?
Где-то вдалеке раздались звуки, похожие на выстрелы. Кто в кого палит?
В лучшем случае, кто-то из моих прежних коллег опять стреляет ящериц.
Впрочем, эти звуки не особо заинтересовали моего собеседника.
-- Вах, не торопись распределять роли. Пока что ты, майор Глеб,
отправишься один. В эту ДВЕРЬ каждый проходит самостоятельно. Ты будешь
первым -- Яхья отметил тебя. Учти, все, что происходит с тобой сейчас -- это
еще цветочки. Ты пока в ПРЕДДВЕРЬИ.
-- Что должен я, вернее я с тобой, там достать? Траву бессмертия?
-- Почти. Источник познания и жизни. Манда-ди-Хайя. Он неподалеку, я
уже улавливаю его благоухание...
На секунду Абдалла принял обалделый вид, как будто крепко затянулся
гашишным дымком. Я уже прикинул, как мне взять на излом руку арабского
товарища, сжимающую "Детоникс".
Но Хасан быстро воспрял и, сверкнув глазом, произнес:
-- А теперь посмотри вот на тот красивый куст.
Когда я в точности исполнил приказание этого шизика, а потом тихонько
вернул зрачки на прежнее место, то понял, что Хасана вместе с его
"Детониксом" поблизости нет. А вот мой автомат по-прежнему висит на ветке.
Так что я забрал его обратно с большим удовольствием. И вообще, в результате
чудесного избавления апатия испарилась, вернулись радость и аппетит. Уже
двинувшись в путь, я мигом уплел все, что лежало в обертке с надписью
"шоколад". Чуть было не бросил скомканную бумажку на траву-мураву, а потом
вспомнил -- это именно та небрежность, которая требуется ищейкам. Серега и
Коля, наверное, уже очухались, да и бравый Илья Петрович, скорее всего, не
дремлет, а топорщит свои усы, хищно втягивая воздух.
Я миновал островок и вновь зашлепал по воде -- так легче было замести
следы. Добросовестно удивился, заметив, что тут смело произрастают вполне
плакучие российские ивы. А потом попал в заросли высоченного камыша,
который, как и многое в этих краях, прямо-таки дребезжал и звенел от
насыщенности жизненной силой. Воды было всего по щиколотку, однако то и дело
попадалась трава, похожая на нашу осоку, только более острая, с каким-то
синеватым отливом, словно бы металлизированная, с утолщенным книзу стеблем.
Я старался с этой паскудной растительностью дела не иметь. Особенно не
топтать ее башмаками. А когда я все же случайно давил ее в воде, она
выпускала стайки пузырьков. Газированная она, что ли? Кстати, тут и там
гнили тушки погубленных этой сволочной травой насекомых, птичек и лягушек.
По воздуху слабо раскатился звук "эрр". Странный, не наш звук. Я
несколько раз шагнул навстречу этому "эрр". В атмосфере запорхали и другие
звуки. Имеющие отношение к чужому языку. Еще пяток шагов, и я стал
раздвигать стебли, мешающие дальнобойному взгляду.
По воде, метрах в сорока от меня, проплывала довольно большая надувная
лодка, в которой сидело трое человек и переговаривалось по-английски с
американским акцентом, я бы даже сказал с акцентом Новой Англии --
Массачуссетса или, допустим, Вермонта.
Причем один голос явно принадлежал бабьему рту. Бостонские врачи? То
есть цэрэушники. Впрочем, какое мне дело, ни сдаваться им в плен, ни дружить
с ними я не намерен.
Неожиданно я заметил, что рука измазана в крови. До чего же осточертела
такая ботаника! Трава запросто рассекла кожаный покров, а мне хоть хны, как
будто она заботливо подпустила в ранки анестизирующие средства. Причем те
острые стебли с зубчиками, что собственноручно меня раскромсали, из
синеватых стали красноватыми. И трава, оказывается, вампирить умеет. Я то с
праведным гневом посматривал на упырьские стебли, то на свою ладонь, которая
не желала заживать и все сочилась кровью. Поэтому не заметил, что
плавсредство заложило поворот, и моя фигура стала видна тем, кто составлял
экипаж.
Мы засекли друг дружку практически одновременно. И сразу один из людей,
сидевших на корме, стал наставлять на меня какой-то предмет. Судя по
металлическому блеску, его можно было смело отнести к категории "оружие".
Вернее, к подкатегории "короткоствольные пистолет-пулеметы".
-- Эй, вы чего там задумали, засранцы? -- мощно вылетело из моей
глотки, -- не надо мне ваших долларов... я вас не знаю, вы меня... да,
катитесь вы... fuck you...
Однако вид окровавленной руки в чем-то окончательно убедил американцев,
и над моей головой свистнуло несколько пуль. Я выстрелил наудачу, -- но
по-моему даже попал в лодку, -- и бросился наутек. А по дороге соображал,
что чекисты с цэрэушниками уже, наверное, поцапались. Не зря же я слышал
гавканье стреляющих стволов. Напрасно я поднял руку, окропленную красным.
Наверное, штатники решили, что именно меня они подранили в недавней стычке.
Вот так, меня теперь желают подстрелить как советская, так и
американская команда. Может, им вообще соревнование устроить с моей
продырявленной черепушкой в виде главного приза? Хоть какая-то замена
скисшей олимпиаде.
Я попытался изгнать обиду, чтобы смогли родиться и как-нибудь помочь
мне полезные мысли.
Во-первых, где я нахожусь? Доподлинно известно лишь то, что, едва
выбравшись из Василисы, я стал двигаться на северо-запад. Остальное или
неизвестно, или не доподлинно. Судя по тому, где встало солнце и куда оно
переместилось, я уклонился к северу. Затем я долгое время метался, как
броуновская частица. Сейчас солнце движется к земле, хоть оно и в дымке, но
лоб жарит весьма прилично. Значит, где-то четыре или пять вечера. Пора
завести часы, которые отдыхают с ночи... Кажется, я теперь напоминаю старика
Авраама, у которого ноги умнее, чем голова... Стоп, еще немного, и я начну
сверять свою жизнь с тетрадкой Фимы, где про вышеупомянутый персонаж кое-что
чиркнуто... Ой, до чего никудышные мысли.
Надо сосредоточиться и определить, где находится юго-запад. Должен же
он где-то находится. И двигаться туда, в сторону озера Эль-Хаммар. Самым
идеальным было бы добраться водой на какой-нибудь корытине до Басры. А там
хоть и река, но уже морской порт, можно договориться с капитанишкой попроще,
греком или пакистанцем, которому требуется матросик на говняную работу, или
попробовать сунуться в Кувейт. Тридцать долларов у меня в кармане, продам
еще массивное обручальное кольцо, часы "командирские" и автомат. Все эти
средства помогут мне расплатиться с перевозчиками и договориться со
служивыми людьми -- полицейскими или таможенниками. Надеюсь, конечно.
Главное -- не попадаться иракским органам безопасности. От них прямая дорога
на Лубянку. И при первой же возможности надо будет напялить на себя местный
прикид. Серые, и просторные для гуляния воздуха, портки, длинную
рубаху-дишдашу, на голову -- платок-яшмаг. Еще физиономию слегка грязью
подмазать для имитации смуглости. Арабский у меня, конечно, не безупречен,
особенно разговорный, но можно назваться курдом или черкесом. Среди них,
все-таки, голубоглазые почаще попадаются. Ага, не забыть еще, что я буду
считаться суннитом, то есть ни в коем случае не цитировать шиитский ахбар.
А что касается погони, то, может быть, мои бывшие коллеги и господа
цэрэушники успешно перетрахают друг друга. Ребята, разве вы не хотите занять
свои мужественные силы настоящей дракой?
Я уже держал путь на запад, ноги научились почти бесшумно ходить по
мелкой воде, глаз стал выделять приметы чужого присутствия. Где возится
среди тростника цапля, где пробрался зверь покрупнее, вроде кабана, слегка
примяв стебли и вызвав череду пузырьков на воде. Уши теперь различали
далекие и близкие, всполошные или спокойные крики птиц, определяли по
жужжанию, где находится облако гнуса, а где тревожно или же из-за радости
общения расквакались лягушки. Все это происходило в автоматическом режиме, а
незанятые лобные доли могли предаваться чему-нибудь другому. Например,
осмысливанию ранее не примеченных подробностей..
Тот женский голос с новоанглийским акцентом, что послышался с надувной
лодки, возможно, принадлежал Лизе Розенштейн, Лиз Роузнстайн. Хотя
начальство, -- то, что в Лэнгли, -- могло со времен прошлой поездки уже
поменять одну даму на другую. Надеюсь, во всяком случае, что я своей пулькой
не угостил особу женского пола. Наверное, это все-таки был Лизин голосок --
кажется, я опознал сочный тембр. Да и вряд ли среди коренных американок
найдется много охотниц побродить в компании пяти мужиков, да еще в болотах
южной Месопотамии. Между прочим, сомнительно, что цэрэушное начальство
направило бы в составе своей оперативной группы даму. Из этого вытекает, что
Лиза, скорее всего, просто доктор-доброволец, и таким вот рискованным
образом пытается устроить себе хоть какую-нибудь карьеру на новой родине.
Вот я уже и засомневался в версии родного руководства, что мы, не не
жалея своего и чужого живота, боремся с командой цэрэушников. Впрочем,
раньше я и не проверял соображения начальства на логическую крепость. Мне
было совершенно все равно, против кого мы проводим операцию -- против
западных шпионов, врачей-добровольцев или, например, десанта марсиан.
Главное состояло в другом - в СЛУЖБЕ большому делу, в ВЕРНОСТИ нашей
системе.
Верность и преданность. Вот что на самом дело держало всегда меня
вместо ног. Мне было плевать, эффективно или неэффективно, качественно или
некачественно наша система родит буханки, телевизоры, ботинки и трусы.
Главное в другом -- она была мощна, величественна, по-своему красива, и
могла взять то, что не получалось сделать самой, она всегда прет вперед и не
угомонится, пока на красном Марсе не появится планетный комитет КПСС. Рим
тоже прославился не своими философами, торгашами и работягами, но своими
солдатами, своим военным мастерством, своим напором и неукротимым духом.
Но сейчас я остался без системы, как самурай без своего господина.
Сюзерен отказался от меня, а я не смог устроить себе маленькое харакири и
решил жить по собственным приказам. Способен ли волк, оставшийся без стаи,
охотиться в одиночку? Во всяком случае, "сивильник" не врал, новые
насыщенные волей стремления пробили для моей жизни новое русло.
Внезапно моя недремлющая подкорка просигналила: напрягись, тут недавно
побывало что-то крупное, вроде медведя. Однако медведи, насколько мне
известно, в этих краях не водятся. Так может, тут прогулялось несколько
медведеподобных сограждан? Я взял автомат наизготовку, ладонь легла на
скобу, указательный палец опустился на спусковой крючок, а большой поставил
переводчик огня на одиночные выстрелы. Расходовать патроны попусту мне
противопоказано.
Я шагнул вперед и внезапно упавшая завеса, раздробив меня, разбросала
брызгами по воде. Я словно расстелился по ее поверхности, стал легким
течением, рябью, силой поверхностного натяжения, надводным ветерком,
водорослями и водомерками. Всем сразу.
Ощущения были такими разнополярными, что я чуть не расспался на куски.
Но они сами стеклись к одному центру и здоровенный кусок пространства
замкнулся и съежился до размеров аквариума.
Я почувствовал какие-то две пары ног, которые опускались на меня и
разбивали, давили, крушили. Варвары, жлобы! Я, будучи водной поверхностью,