забудь подавиться, -- в сердцах посоветовал я, оправившись от первого потрясения. Что не было исполнено по техническим причинам. А имечко "Цербер" к животному приклеилось -- оно на него нормально отзывалось. К тому же вело себя смирно и источало флюиды благожелательности, те самые, что и зомби-Серега, когда вручал мне пистолет-пулемет. Похоже, я снова имел дело с сознательной сущностью, с демоническим существом Апсу. Чтобы там не говорили атеисты и популяризаторы научного метода, с этим фактом придется мириться. Кстати, надо отметить, Апсу становится все скрытнее и закодированее. Может, это связано с тем, что владения Отверженных все ближе, и траектория судьбы уверенно ведет меня именно туда. И при такой-то уверенности лично я в сомнениях и в раздрае. Возвращаться назад, в тростники? Стоит ли? Я выглянул из камышовых зарослей и заметил с той стороны мостков какие-то не слишком решительные фигурки. Кто-то, не найдя другого подходящего пути, также собирался переться на островок. Не исключено, что hydra frolovis направляет ко мне свое склизкое отродье. Но, скорее всего, там готовятся к переправе создания не из экзотической слизи, а из вполне прозаичных белков, жиров и углеводов. То есть, люди, товарищи и господа. Коли так, шествовать обратно в чащу мне сейчас неуместно. Можно напороться брюхом на автоматную или пулеметную очередь. И, кроме того, если отсутствует видимый ход на вторую, желанную сторону озера, то, допустим, имеется где-то в наличии незримый подземный, устроенный еще древними шумерами? Тогда археологам и не понадобилось устраивать переправу наверху. Значит, мне как бы пора сунуться в раскоп. Даже если будет облом с подземным лазом, то, по крайней мере, получу одно преимущество перед теми, кто торопится по моему следу. Я их буду видеть, а они меня нет. Что касается господина Апсу, то здесь он явно тоже был в гостях. Когда я соорудил подобие факела и двинулся на исследование внутренностей холма, Цербер потрусил за мной, жалостно поскуливая. Видно, что дрейфит -- может, тех самых Отверженных. Несколько шагов вглубь раскопа, и я увидел какое-то малоприятное каменное изваяние, похожее на полустатую - полугоршок. По крайней мере, у него были дырки глазниц и ноздрей, подходящие для выпускания пара. Внизу, под ножками, имелось пространство для подкладывания дровишек, а сама емкость казалось достаточной для варки немалого количества мясных продуктов. Кстати, неподалеку от сохранившегося зольника валялось то, что можно было назвать костями, в том числе -- человеческими: берцовыми, тазовыми и так далее. В общем, туристская радость. Но кто же тут забыл свои скелеты? Может, сами археологи не поделили этот полугоршок, перекрошили друг друга и успешно превратились в мусор? Я сделал шаг, из-за чего земля вдруг поехала под ногами, и мое тело куда-то провалилось. Летел я недалеко, упал на свои вещмешки, поэтому не ушибся, а испугался. Когда вновь запалил факелок, то обнаружил, что свалился в неглубокую шахту, на дне которой начинался самый натуральный подземный ход. А потом чуть ли не на голову мне рухнула тушка Цербера. Я думал, сейчас он разозлится и искусает Серегину голову. Нет, обошлось. Видимо, мой компаньон Апсу экспериментировал на шакалах довольно давно, поэтому Цербер лишь отряхнулся. Не обиделся и тогда, когда я отпихнул его от себя, ведь эти зверьки и бешенство, и чуму подарить могут. Ладно, родню и товарищей не выбирают. Вход в неведомую, возможно, кошмарную мглу был бесплатным -- что ж, посмотрим, каким окажется выход. Часть 3. ЖИЛИЩА БОГОВ 8. (Южный Ирак, апрель 1983 г.) Дыра оказалась оригинальным входом в гробницу. Естественно, древнюю. Сейчас вам такую, разве что по великому блату, устроят. Поскольку приходилось мне почитывать -- и не только по долгу службы -- книжульки об археологических достижениях, то, спустя несколько минут, я стал узнавать обстановку. Во-первых, уложили тут казначея или эконома бога -- в такой должности официально числились правители шумерских и вавилонских городов. Захоронили со всеми почестями, чин - чином. Эх, на мое бы место профессионала, чтобы полновесно восхищался! Просто музей-могила здесь, поставь кассу да стриги купоны с посетителей. Наверное, более целой гробницы во всей Месопотамии не сыщешь. Урки - ворюги ее не тронули, да и западные археологи не успели ничего хапнуть. Допустим, западники успели только сделать раскоп, а потом их вспугнули какие-то события. Например, иракские начальники сообщили, что заберут себе львиную долю добычи, "чтобы народ не обиделся". Тогда ушлые археологи и решили отложить свое гробокопание до лучших времен. А вход в раскоп забыли заделать. Правдоподобно? Не слишком. Но, может, во время паводка вполне залепленный вход размыло мощными потоками? Да и вообще, зачем я должен себе лишние вопросы задавать? Оставим это счастье другим инстанциям. Вначале под ногами активно хрустели черепа и костяки. Этих экспонатов в музее-могиле было предостаточно. Судя по неплохо сохранившимся бронзовым шлемам, боевым топорам и наконечникам копий, некогда они принадлежали солдатам и матросам. Кто их всех порешил? Неужто, это войско дало себя перебить только для того, чтобы сопровождать на тот свет представителя бога и своего богоданного начальника? Какое же божество играло тут первую скрипку? Судя по клинописи, гробница была посвящена Нергалу, чьим пронзительным глазом являлся красный Марс. Насколько припоминается, ничего от этого шумерского Кощея нельзя было дождаться, кроме смерти в различных вариантах - от просранной войны до кровавого поноса. Впрочем, будучи крайне вредным для посюстороннего земного существования, Нергал, наверное, хорошо годился для обеспечения сносной загробной жизни. Вот даже стоят горшки и кувшины, в которых оставляли кое-что выпить и закусить переселенцам на тот свет. Или это опять угощения для Кощея? Похоже, у него нет проблем с аппетитом. В нишах стены сохранились черные угольные пятна и зола -- масляным фитилям предстояло обеспечивать яркое освещение во время погребальных работ. Потом я увидел полурассыпавшиеся костяки какой-то скотины, которая тоже пала на боевом посту. А также нечто, смахивающее на колеса, спицы, ободья и прочие остатки гужевого транспорта. Похоже, тягловая сила здесь присутствовала в количестве, достаточном для приличных выездов по загробным полям. Только кому предстояло кататься? Вдоль стен рядками лежали десятки черепушек -- дамских, исходя из размеров и остатков украшений. Певички, музыкантши и прочие деятельницы эстрады? Опасная была у них работенка когда-то, не сравнить с нынешнем временем. Медь и бронза, правда, иззеленели до невозможности, но золотые кольца для больших ушей и носов, серебряные височные подвески, а также браслеты и гривны сохранились прилично. На них даже узор удавалось разглядеть при хилом свете зажигалки -- шестигранники и свастики, представляющие то ли банальное солнце, то ли осеменяющий свет небесный. А также там прокарябаны были какие-то орлы, наверное, посредничающие между небом и землей и курсирующие вдоль мирового древа. В его корнях колупался змей подколодный, представляющий темное начало, но, кажется, по-своему ухаживающий за столь серьезным растением. Типичный сюжет всех без исключения мифологий. Кстати, друг Цербер сочувственно заурчал, глядя на змея. Наверное, он и себя принимал за дракошу. Вспомнились строки уличного поэта: "Везде следы распада и говна". Впрочем, на базе этих находок я мог, наверное, пробиться в состоятельные личности. Однако сочетания слов "грабитель могил" и "майор КГБ" мне мешали. Наверное, действовали душеспасительные россказни из книжек про светлоликих и чисторуких чекистов. Поэтому я сунул в карман всего несколько колец с камушками. Скажем так, для музея. Или, чтобы добраться до такой страны, где можно будет раствориться без остатка для советской и американской разведок. А потом я добрался до ряда погребальных камер, где, кажется, отдыхали останки кого-то из шумерского руководства. Когда я входил в одну из таких комнат "вечного отдыха", мне показалось, что там, на каменном лежаке, находится почти целое и даже дышащее тело. Что колышатся лазуритовые бусины на груди. Что поворачивается ко мне голова, увитая золотой лентой Естественно, озноб пробрал. Но вблизи с наваждением было покончено, костяк как костяк. Цербер для убедительности даже пописал на прах веков. И никакого золота. Кости ржавчиной усеяны. Данишевский рассказывал, что железо считалось металлом, отпугиваеющим злых духов. Еще из Данишевского: древние месопотамцы были уверены, что единственное их предназначение - служить высшим силам без особых размышлений. Люди от главного эконома до последнего работяги, не более чем орудия труда у высших существ. Соответственно, чем удобнее и полезнее инструмент, тем лучше с ним обращаются "верхи". А еще всплыло на поверхность моей помоечной памяти, что у древних жителей этих краев не было представлений о посмертном кайфе и загробном времяпрепровождении. Значит, людей и скотов, воинов и певичек резали тут даже не ради сопровождения в лучший мир начальства, а лишь на потребу кощею Нергалу. Я прошел мимо погребальных камер, и на этом подземный коридор не закончился. Но моего затылка коснулся нарастающий шорох. Так по крайней мере мне показалось. Я резко обернулся. Да и мой Цербер отреагировал. Потом я заматюгался, а шакал гневно зарычал. ОНИ встали. Не все, правда. Но активистов хватало. Воины, волы, храмовые певички и главные экономы чумного бога встали в строй. Легкое свечение позволяло разглядеть их в кромешной тьме. Я поднял ствол "Ингрэма" и, ни на что не надеясь, но с воплем "суки, призраки!" выпустил в нечистую силу длинную очередь. Какая-то гильза, отскочив от стены, обожгла мне руку и я осознал: что строчу в пустоту. На самом деле никто из "сук" не встал и даже не сел. Просто померещилось. Из-за приступа клаустрофобии. Все местные лежат спокойно на своих законных местах -- и черепа, и кости, и прочий бесполезный утиль. Я как будто успокоился и двинулся вперед. Но что-то все же зудело и тревожило. Казалось, если обернусь назад, то снова увижу ИХ, стоящими и даже летящими следом. Трусливые мысли дополнялись неприятными ощущениями в спине. Словно антенна позвоночника улавливала чье-то близкое присутствие, чьи-то буравящие пульсации. Плюс звон колокольчиков и словно попискивания. Пока что это поддавалось объяснению. Самовнушение и все тут. Потом я вспомнил, как ощущал кое-что подобное, сидя в бореевском институте, между четырех ЭВМ "ЕС-1040" -- когда мощные электромагнитные колебания, словно бомжи в мусорном баке, ворошили что-то внутри меня. Здесь, в подземельи, вряд ли работает подпольный вычислительный центр. Но, может, имеется какой-то другой источник сильного поля? Радар. Мазер. Оборудование ЦРУ? Мазер ли радар ли, но впечатление такое, что кто-то скребет меня изнутри. На краю поля зрения я опять заметил ИХ. Теперь ОНИ скромничали и старались не попадаться на глаза. Они были не от мира сего. Они принадлежали миру затмения, который наплывал волной на наш мир. Озноба сейчас я не чувствовал, скорее жар и сильное утомление. Я просил незнамо кого, чтобы он поставил барьер между мной и ними. Шакал заскулил. Дальнейшее, наверное, не имело никакой связи с этим скулежом. Окружающее пространство начало кристаллизовываться. Я увидел грань между нашим миром и миром затмения. Она была похожа на водопад, огромный как Ниагара, только без шума и без брызг. Но, кажется, от этого только страшнее было. Но эта граница не защищала меня. Представители нечистой силы, упыри, серые бесформенные тени порциями пролетали сквозь "водопад" и дальше передвигались непостижимым молниеносным зигзагом. От страха я просто выпал в осадок. Ощущения, наверное, были такие же как на тонущей подлодке или в падающем самолете. Но потом из этого осадка выделилась точка спокойствия и разумности, мой психический электрон. "Электрон" исследовал кристаллическое пространство между мирами. Упыри прыгали из одного его узелка в другой, с каждым скачком набирая плотность и яркость. Я снова дал очередь, потом стал стрелять прицельно по упырям, залипающим в узелках пространственной решетки. Когда пуля попадала в цель, та становилась ненадолго светлее, но, затем исчезала с легким пшиком. Значит, пробирает астральных гадов нашенский свинец! Значит, материальны они. Или по, крайней мере, становятся материальными. Приятное научное открытие. Впрочем, все эти умности забрезжили в голове, когда, наконец, наступила тишина, в которой стучала лишь кровь, протекающая через виски. Я потрогал штаны - не обмарался с натуги, значит герой. Мы переглянулись со шакалом-драконом -- кажется, неплохо я сработался с господином Апсу. Еще откроем совместное предприятие и все доходы от бурной деятельности пополам. Стоп! Лоб мой снова увлажнился от страха -- вдруг упыри посягнули на ту материю, из которой состоят мои валютные запасы? Я судорожно засунул руку в карман... худшего избежать удалось, баксы не подверглись вероломному нападению. И вдруг перед мной возник упырь в обличие шумерского воина, он ударил меня копьем и прошел насквозь. Линия невидимого фронта была прорвана. На меня шла тяжеловооруженная шумерская фаланга. Щитоносцы, над ними лес копий, впереди снуют пращники и лучники. С тыла доносится бой барабанов. Слышатся приказы из грубых односложных слов. Они пришли взять энергию, которая предназначена для жизни людей, чтобы отдать своему предводителю Нергалу, божественной бронзоволикой машине, олицетворенному алгоритму с красными губами. Цербер поддержал меня скулящим воплем, мой позвоночник стал твердым как алмаз и ударил в кристалл, соединяющий миры. Кристалл треснул, распался на миллиарды осколков, которые с оглушительным звоном упали в образовавшуюся между мирами пропасть. И я упал вместе с ними. Спустя пять минут, а может и пять тысяч лет, отчаянное падение сменилось каким-то орбитальным движением. Осколки и я вместе с ними скачками переходили с орбиты на орбиту, излучая лишнюю энергию. Наконец, все остановилось. Это было приземление. Вот и слух заработал. "Нергал, витязь Энлиля, великий воин, питающийся победами, поразивший змея Апсу у корней мирового дерева, жаждет овладеть вашими душами и вашей плотью. Он вдохнет жар из ваших ноздрей и разум из ваших ушей. Он тот, который живет во всех членах и жилах вашего тела, который таится в глубине ваших мыслей и помыслов. Придите к нему, черноголовые, чтобы он не обратил свой гнев против ваших домов и ваших семей..." Значит, Нергал -- действительно тот Кощей, из-за которого шандарахнули и сунули сушиться в гробницу целый музыкальный коллектив. Я обрел зрение. Дорога, что тянется меж двух стен, украшенных лазуритовой плиткой и мозаикой, которая умело изображает драконов. В конце дороги трехступенчатая пирамида -- башня-зиккурат, на ее вершине красный храм с серебряными рогами "всех насажу" по углам и золоченым идолом посередке. Опять Нергал. Осточертел он уже мне. Черные гипнотические окошки глаз, раскрашенное яркой киноварью лицо, алые властные губы, ожерелье из человеческих ушей. Таков прикид и макияж -- в общем, заявка на большую круть. В храме трое жрецов творят молитвы. Их голоса доносятся до меня, и я понимаю значение слов. "Энлиль отдает витязю своему Нергалу свое владение в теле твоем -- голову. Лик твой не увидит больше полдня, его скроет тьма. Ураш -- дух твой хранитель -- направляет тебя сегодня к стопам Нергала. Небесные боги больше не властны над тобой. Их образы больше не живут в твоем теле. Шею твою отдает Нергалу Нинлиль. Лугальэдинна вручает ему твою грудь, а Латарак -- колени. Мухра отказывается двигать твоими ногами. Отныне они принадлежат Нергалу..." Хозяин Храма Нергал собирает урожай. Хорошо управляемый коллектив людей послушно предает закланию своих членов. По процессионной дороге -- вдоль линии общей судьбы - вполне самостоятельно движутся живые граждане древнешумерской национальности, которым вскоре предстоит стать трупным веществом. И не потому, что "лучше нету того света", а оттого, что так надо. Принципиально идут воины с копьями и щитами. Тащатся, изнемогая от страха и звеня браслетами, певицы и танцовщицы. Ступают волы, жалобно помукивая в память о зеленых лужайках. Впереди протащили гроб-носилки нергаловского главного эконома и генерального секретаря, чья душа сама захотела к божеству. Умащенное благовониями тело уже проносят по коридору-дромосу в погребальную камеру. У подножия пирамиды стоит алтарь, окруженный смрадно дымящими огнями. На черном отполированном камне одни люди сноровисто и ответственно режут других людей -- никаких лишних движений. С жертвуемых воинов падают шлемы с начинкой из голов. Работники мрачной сцены протаскивают откупоренные тела по дромосу, усыпанному цветами и зернами. Мясники ухватывают грязными руками остывающие от мыслей головы за уши, волосы или рты, чтобы кинуть в большую корзину. Лично я для этих целей использовал бы щипцы и резиновые перчатки. Совсем немного внимания уделяется певичкам и танцовщицам, правая рука мясника хватает даму за пучок волос, левая гладит лезвием по горлу. Свалив по три-четыре штуки на носилки, уносят культработниц по коридору смерти. Волов закалывают длинными копьями и, зацепив крючьями, буксируют в подземелье. Все, кто движутся в похоронном строе, знают, что правдивы слова жреца, что их души и тела заберет себе Нергал, ничего не давая взамен, ничего не обещая, потому что Верный -- имя ему. Он питается нашей жизнью, чтобы не погиб город его. Чтобы гнев сильных во зле не обрушился на страну, не поразил ее гладом и мором, не залил гнилой водой поля, не натравил орды иступленных врагов, которых порождает пустыня и горы, не иссушил посевы, не извел скотину. Город жертвует малой своей частью ради спасения большей. Теперь самое неприятное. Я ведь тоже движусь в этом строе, скоро настанет и мой черед угодить под топор. Такая перспектива мне вовсе не улыбается, хотя Энки, гнездящейся в моей душе, нашептывает, что не стоит переть против мудрого порядка вещей. На веревке завязываются и развязываются узелки. Мы - это всего-лишь узелки, веревка - это сама жизнь. Вот впереди зашатался от страха какой-то парнишка, которому и шлем-то велик, съезжает на ухо. Но его быстро обкурили кадильницами, и бедолага двинулся вперед с песней-стоном. Еще два шага и меня встретит плечистый жрец с топором. Мудрый порядок вещей не будет нарушен, большое дело не пострадает, город и семья останутся довольны, а шумерский Кощей сделает еще один вклад в свое черное пузо. Это с одной стороны. С другой... А я сам не могу распорядиться энергией, я сам не могу превратить ее в творческие силы? Мы построили такую цивилизацию на болотах, наши мелирационные системы... "Шумеры, опомнитесь. Вы же умные, хорошо образованные, тонкие люди, не то, что древние египтяне." Лозунги лозунгами, а бойня бойней. Хищные матрицы требуют дани свирепому богу, вкушает он жертвы под моления о милости, ведь ему заботиться о городе и Шумере. С большим подъемом работают жрецы. У главжреца энтузиазм уже перешел в экстаз, божественная сила, как пожар, пылает в его крестце, поднимается вверх, наполняя сладкой испариной хребет, заволакивая красным туманом мозг и чуть ли не отрывая тело от площадки храма. По краям дороги стоят стражники, они умело обрамляют картину заклания. У них бронзовые топоры и мечи-кинжалы, туловища защищены куртками из кожи речных зверей, на которые нашиты внахлест металлические пластины. Вот, обгоняя свалившийся шлем, покатилась голова струсившего парнишки, пару раз дернулись ноги в кожаных сандалиях и пролилась струйка мочи. А мне остался один шаг до ката-жреца. Сделаю ли я его? Всепонимающий Энки уверяет: да. Другой, имени которого я не знаю, шепчет: нет, нет. Я протестующе кричу в зенит: "Разве можно столь негигенично убивать людей, топор-то неточенный, плаха грязная, вся в надписях." И вдруг импульс, толчок, превращение потенциальной энергии в кинетическую. Угощаю пяткой по пузу жреца-крепыша -- того, что весь вечер с топором на мрачной арене. Потом двое стражников с мечами бросаются на меня с обоих боков. Я падаю на колено и делаю подсечку одному из них, заодно выдергивая его щит. Второму нападающему колоть неудобно, и он рубит сверху, но лезвие соскальзывает по плоскости щита. Когда я приподнимаюсь, оборонительное средство плашмя обрушивается на морду стражника. Что-то хряснуло и первый раунд завершился. Можно оглянуться. Сзади, на дороге, вершители церемонии уже образовали двойную цепь. В одиночку там не прорваться. Я оглядываюсь на остальных -- сограждан-сомучеников, предназначенных к закланию. Однако ни тени понимания моих планов, только ужас из-за совершенного мной святотатства. Какая-то певичка дрожащими губами проклинает меня. Тогда остается только путь наверх, на вершину пирамиды, к храму Кощея. Подхватив обороненный обмякшим стражником меч, я тороплюсь по лесенке. Куда, зачем? К самому божеству. Там меня встречает зверским хрипением главжрец в алой мантии: "Святотатец, Владыка Красной Планеты раздерет твою душу на части, но еще раньше я сниму с тебя кожу!" Сейчас такая угроза уже не пройдет. Коротким движением я втыкаю лезвие под пятое ребро злыдня. С красными пузырями на губах номенклатурный работник катится вниз по лестнице. Обгоняя его тело, торопятся прочь от безумца, то есть меня, два других жреца. Все, конец пути. Сейчас стражники поднимутся снизу и прирежут меня, в том случае, если я буду здорово сопротивляться. В противном случае с меня заживо сдернут кожицу -- умело, как кожуру со спелого банана. Неожиданно я вижу как воинов Нергала сменяют солдаты в мощных панцирях и появляется человек в пурпурной мантии. Похоже, правитель города или царь-государь. Особенный человек. Так светла тиара на его голове. -- Как слуга святой владычицы Иштар, создавшей этот город и свой храм в нем, я спрашиваю, что толкнуло тебя на столь безумный поступок? Он обращается ко мне! По крайней мере, показывает пальцем на меня. Что же ответить умного? Что я здесь оказался по недоразумению? Что я майор КГБ, явившийся из светлого будущего? С неба, то есть. И готов предложить свои услуги по совершенствованию системы госбезопасности? Но я нахожу совсем другие слова. -- Так ведь... святая владычица Иштар спустилась в преисподнюю, во владения злобной старушатины Эрешкигаль, и вернулась оттуда, не отдав жара своего сердца. Сохранил и Утнапишти живую душу, когда переплыл великий потоп, насланный владыкой Энлилем. Кто искал другую судьбу, тот нашел ее. По-моему, правильные слова подобрал. Верные. Для данной публики. Правитель взял паузу словно бы на обдумывание, затем поднял царский жезл, напоминающий змею, которая, казалось, вздремнула на древе. И весомо обратился ко внимательным жрецам в алых мантиях. -- Я убедился, что безумие внушено ему владычицей Иштар. Не может человек одними своими слабыми силами противиться воле Нергала. Святым именем нашей повелительницы призываю отдать мне этого безумца, я должен показать его очам богини. Это говорю я, правитель города Урук Гиль Га-Меш... А вы продолжайте церемонию, закон будет соблюден... Я не опустился вниз; я видел глаза людей, которых сейчас должны были благопристойно зарезать, они уже надеялись, замышляли, планировали, но моя личность уходила в отрыв и делала им ручкой. Я взлетал, вначале плавно, потом скачками, и, наконец, рванулся, отчего весь ум-разум был расплющен, словно плохо надутый мячик. Красномордая клякса встречала меня наверху, как орбитальная ракета с запасами топлива, потом начался крутой подъем на пятой космической скорости. Я очнулся от собственного кашля, кто-то не слишком аккуратно лил на меня воду -- прямо в дыхательные пути. Хасан. "Игрэм", вернувшись к своему первоначальному владельцу, болтался у него шее, но зато "Детоникса" не было заметно. Впрочем, как и Цербера. Хорошо, что я смог сорваться из опостылевшего Древнего Шумера, как в свое время Авраам. Елки, опять-таки пункт из Фиминой тетрадки -- "Авраам-Ур", точка, образующая энергетический канал. Ладно, не будем зацикливаться на тетрадке, это вредно для мозгов. -- Хася, ты тут шакала не видел? -- Шакала -- нет. Только его тут не хватает. Зато вижу много гильз. По кому стрелял, майор? Джинны навещали, да? -- Что-то в этом роде. Во всяком случае, они мне не вручали визитных карточек. А может, с недосыпа привиделось... Ну что, будем на пару искать Источник Познания и Жизни? Я поднялся, и Хасан швырнул мне ФМГ, в знак доверия. Вроде бы, иракский коллега был настоящим человеком, а не зомби или заколдованным зверем, но все равно ощущал я, что рядом присутствует известный мне смутьян Апсу. Знакомые дружественные пульсации. Может, он теперь воспользовался матрицей моего иракского приятеля? А вот костяки и черепа лежат себе смирно, упыри замазались и не возникают, как будто изменилась программа их поведения. Показалось даже, что я вижу сквозь завесу тоннель, по которому шумерские души, поверив в самостоятельность и бессмертие, торопятся к ослепительному свету. -- Нам пора, Хасанище, здесь слишком долго не проветривали... Или погоди, опять какой-то артефакт. При свете Хасановского факела я заметил у стены скрюченное тело, похоже, что довольно свежий труп. По крайней мере, на многотысячелетнюю давность он не претендовал. -- Хася, этот тощий с тобой пришел? Ты, что ль, его кокнул? -- Он сам пришел, -- коротко отозвался Абдалла.-- Это один из американцев. Я приблизился и произвел опознание. Джоди Коновер, можно идентифицировать по куртке из Левиса-Страуса, рыжей волосне и кое-каким чертам физиономии. Мистера-твистера будто лишили всей жидкости. Не просто выкачали кровь мотопомпой. Он высох как после многодневного выпаривания, стал твердым и коричневым, словно колбаса сервелат. 9. И таки да. Подземный ход провел на другую сторону озера, которая встретила нас влажным субтропическим лесом. Там и сям росли тамариски, магнолии, деревца, похожие на дикие мандарины и лимоны. Имелись тут здоровенные растения, имени-отчества которых я не знал вовсе. Хасан упоминал арабские названия, которые мне мало что говорили, тем более, что и сам иракец раньше встречал этих древесных здоровяков лишь гораздо южнее, в районе Басры. Несмотря на весеннюю пору, здесь уже вовсю порхали увесистые бабочки размером с птицу и какие-то мелкие пернатые не больше бабочки. Плюс кругом все цвело и пахло -- и деревья, и кусты, и травы. Вдобавок ,пейзаж пестрел желтыми, алыми, фиолетовыми и голубыми мазками. Из-за обилия влаги было полным полно лиан -- тоже, кстати, украшенных цветочками. Тут южный регион изумлял натурой. Чисто киношное место. Снимай без лишних трат фильмы про Адама и Еву, Тарзана и Читу, Герасима и Муму, Ромео и Джульбарса. Такой кусочек земли был особенно в кайф после предшествующей болотно-кикиморной жизни. Мелькали тут и представители фауны, например, лани, однако ни одной из них я бы не обидел и не лишил бы жизни, памятуя о своем, по прежнему тяжком, вещмешке и недавно приснившемся жертвоприношении. И еще, на земле после нас оставались цепочки отменных следов, причем от двух пар ног. Неплохая наводка для тех, кто рыщет по мою душу -- озверевшего Остапенко и охреневшего Макова. Уверен, что они преодолели полосу подземных препятствий после того, как я отвадил упырей. Это мешало расслабиться. Да и сам Хасан не внушал доверия. Понял я, что придется нынче дрыхнуть, поглядывая сквозь сон одним глазом на спутника. Между прочим, солнце-Ярило-Шамаш заканчивало сегодняшний земной путь, опускаясь в подземную купель на помывку, и небеса прибарахлились в ультрамарин с зеленоватыми и алыми полосками. Для ночлега мы нашли небольшой овражек, в котором можно было беспрепятственно развести огонек и добавочно подкоптить пострадавшую лань, которой я, в основном, старался угощать напарника -- не хватало мне еще такого внутреннего врага, как понос. Сам же в полный рот налегал на безопасные американские продукты. Умяв баночку с форелью, откинулся на охапку веточек посуше и стал пускать дымок "Уинстона" в небо. В ту ночь звездное оно было, глазастое. Вот Луна, -- у вавилонян она мужского рода, и этот серьезный мужчина зовется Син. Тот красный глазок -- Марс, родная планета душегуба-ежовца Нергала. Вон там Энлиль, который имеет космическое имя Юпитер. А эта пухлая звездочка -- Венера, небесное тело сексапильной Иштар. Судя по словам Бореева, каждая из ближних планет излучает на какой-то длинной радиоволне и тем самым капает нам на мозги. А по самым современным представлениям -- это все матричные сверхорганизмы, способные брать под контроль поведение и формировать потоки событий. Чу... как принято было говорить в прошлом веке. Вроде покрикивает кто-то. Я сел. Тут же проснулся и Хасан, схватившись вначале за свои яйца, а потом уже за "Ингрэм". -- Спокойнее, Хася. Нашей жизни ничто пока не угрожает. Но где-то вдалеке кого-то не то кушают, не то насилуют. -- Девушку, да? -- оживился Абдалла. -- Кто уж попадется под елдак. Если серьезно, то я схожу на разведку. -- Я с тобой, -- твердо произнес подозрительно верный друг. Спустя пять минут я был уверен, что крики действительно имеют отношение к особе женского пола. Мы с иракским напарником заторопились, поскольку дама в нашей чисто мужской компании вызывала законный интерес. Потом я еще прибавил ходу, потому что в этих криках слышалось столько искреннего отчаяния, полнокровного ужаса и еще чего-то знакомого по тональности. Субтропический лес -- это, конечно, не джунгли, однако ночью он был начисто лишен всякого флера. Просто какие-то помехи-ветки, которые хлещут тебя по лицу и норовят выщербить глаза, какие-то помехи-корни, что пробуют зацепить тебя за ногу или устроить подсечку. В общем, все хотят сделать побольнее. А потом крики вдруг стихли, и мне самому стало жутко от предстоящей моему обозрению сценки. Совершенно неожиданно мы с Хасаном выскочили на полянку, где сновал человек с фонариком и ножом в руке -- плюс нечто малопонятное, похожее на огромную тощую обезьяну. На моих глазах нож воткнулся в обезьяну и остался в ее туловище, впрочем, та отреагировала неадекватно, то есть схватила человека и стала душить. Тут уж я сделал рывок и всадил очередь ей в башку. Тварь даже не отпустила удушаемого. Тогда я взял на излом ее две конечности, одновременно всаживая колено в твердый бок. Рычаг излома все-таки сработал, и добыча выскользнула. Однако, агрессивный противник тут же взметнулся на меня. Я дал очередь в упор. Обезьяну шатнуло, но не больше. Это же пули сорок пятого калибра! Останавливающее действие у них специально рассчитано на самых напористых! Я, чуть ли не уткнув ствол в странного неприятеля, выпустил еще одну порцию свинца, и тут он, наконец, свалился. Вот тебе и обезьянка. У меня из потока мыслей получился какой-то гоголь-моголь. Я никак не мог взять в толк, откуда в дружественном Ираке взялись обезьяны такого размера и такой живучести. Тем временем чужая добыча судорожно уцепилась за мою руку и я услышал ее прерывистое дыхание. -- Ну-ну, не стоит благодарности. Все образуется. Образовалось! Я получил удар в ухо, наверное, от того гада, которого уложил очередью, схлопотал, словно дубиной или большой костью. После чего свалился на землю и наблюдал, как тощая тварь, слегка наклонившись, опускает мне на живот свою волосатую острую ногу, а из дырок на ее груди сочится противная густая жидкость. Первый раз мне удалось увернутся, потому что я почувствовал упругие едкие волны, идущие от нервных узлов странной обезьяны. Но еще немножко, и вражеская нога расплескала бы мои потроха. Однако, в предпоследний для меня момент, тварь куда-то взлетела, и я понял, что Хасан успел накинуть ей на шею веревку и вздернуть, используя в виде рычага толстую ветку. Тут уж я до неприличия остервенело принялся рубить повисшую фигуру своим штык-ножом. Густая вязкая жидкость так и брызгала на меня, соплями застывая на лице, куртке, штанах. Когда иракец отпустил веревку, и тощая тварь упала на землю в совершенно дохлом виде, я успокоился, с помощью глубокого выдоха выведя из себя лишнее напряжение. Затем стал знакомиться с дохляком. Джоди Коновер, убитый в подземелье, выпитый упырями, вновь оживший и искромсанный нынче на куски. Впрочем, Коновером его можно было назвать лишь условно. Жировая прослойка в теле отсутствовала начисто, кишечник высох, и живот практически прилип к позвоночному столбу. Какой-то кощеев отпрыск. Кожа была не просто коричневой и морщинистой, а напоминала шкуру крокодила. Там, где я орудовал ножом и пулями, имелись рваные дыры, некоторые из них успели затянуться веществом, похожим на каучук. А еще можно было заметить, что в этом человеке нового типа не было крови и кровеносных сосудов, полости тела заполняла какая-то другая жидкость, которая, очевидно, переносила энергонасыщенные вещества. Однако, перекачивалась она не сердцем, а, возможно, сокращением брюшных мышц. Узнал я и человека, спасенного от насильника столь мощными усилиями. Врачиха Розенштейн. -- Лиза, это твой ухажер, надо понимать? Чего ж ты отказывалась гладить его по позвоночнику? На удивление доктор Роузнстайн откликнулась не слезами, не истерикой, а смешком. -- Тот, прежний ухажер, которого ты отвадил, выглядел куда аппетитнее. -- Уж нет, Сючиц и в подметки не годится Коноверу. Как этот Джоди к жизни тянется и к тебе... Пошли отсюда, пока он не ожил со словами: "а это еще все цветочки." Сжечь-то мы его все равно не сумеем, остальные же меры, боюсь, подействуют неадекватно. Покинутую стоянку мы искали битый час, в течение которого я бережно вел американскую докторшу за плечи или за руку. Друг Хасан, поглядывая на нас, завистливо вздыхал вместо того, чтобы высматривать дорогу. Мне и в самом деле было приятно прогуляться со старой знакомой, которую благодаря мне не съели, не трахнули, не пустили на удовлетворение каких-то других надобностей. По дороге я вспоминал разные интересные эпизоды из нашего совместного времяпровождения. И в итоге почувствовал то, что не должен чувствовать разведчик на работе. Наконец, мы расселись на своих долгожданных местах у красноглазых остатков костра, после чего я протянул давней подружке шоколадку и бутерброд с колбаской. -- Закуси, тем более, что мне это ничего не стоит. Все равно, харчи у другого твоего приятеля одолжены, Хулиани, Жулиани, или как там его. Лиза неожиданно всхлипнула. Довольно горестно. Но как-то чересчур поспешно. -- Коновер с ним что-то сделал. Джордан прошел через подземелье первым, затем мы с Тимом. В лесу Джоди дал условный знак. Тим ничего не ожидал, когда Коновер бросился на него с дерева... И просто вырвал ему горло... а потом стал хлебать кровь... -- Фу, какой невоспитанный! -- гневно откликнулся я. Я видел, что она уже готова зареветь -- с истерикой, с подвываниями. Поэтому коснулся ее спины. И опять эта проклятая волна -- стоило почувствовать ладонью Лизину кожу и хрупенькие позвонки. Я постарался отогнать все лишнее, заводное и настроиться на нежность и сочувствие. -- Но, ты с Коновером, можно сказать, сама управилась. Ничего себе дамочка. Минимум полчаса с чудищем сражалась практически на равных. Десять раундов без ринга и рефери. Да, точно, у тебя с ним была крепкая ничья... Кстати, скажи, словно врач Беляничкова в передаче "Здоровье", почему таким крепким оказался ваш психованный ирландец? Как он нынче устроен? Отчего так старался твой пациент? Тебе ведь хватило времени его поразглядывать. Голос доктора Розенштейн сразу перестал дрожать и насытился профессиональными обертонами. Прозвучал почти отчет. -- Внутри него циркулирует не кровь, а зеленая гемолимфа -- похоже, кислород переносится соединениями меди, а не железа. Обращение гемолимфы производится с помощью волнообразных движений подкожной мускулатуры. Температура тела пониженная -- очевидно, метаболизм сильно изменился, и в холодное время Коновер должен впадать в оцепенение или спячку. -- Желательно вместе с дамочкой, -- неуклюже пошутил я. Все натянуто хохотнули, а потом улеглись. Лиза посередке, а по бокам, так сказать, кавалеры и паладины, христиане и сарацины. Утром получилось узнать поточнее, на что похожа гемолимфа. Лиза была в ней испачкана, но особенно я представлял своей персоной какое-то мерзкое отродье. -- Мне надо срочно умыться и переодеться, -- заявила миссис Роузнстайн. -- Такое впечатление, будто кто-то долго и упорно испражнялся на меня с высокого потолка. -- Наверное, ручеек в этой водянистой местности обнаружится быстро, а вот авоська с твоими чистыми вещичками вряд ли бросится в глаза. Впрочем, у меня еще осталась одна стиранная футболка от Джулиани. Хотя на ней надпись неприличного содержания, жертвую в пользу испачканной дамы. Когда мы уходили на поиски воды для умывания, Хасан мне сверкнул вдогонку завистливым взглядом, отчего даже показалось, что следом полетит пуля сорок пятого калибра. И почему южане демонстрируют полную всеядность в отношении баб, причем охотятся и на сдобненьких, и на худеньких? Обилие солнца, надо полагать, ослабляюще действует на мозг и укрепляюще на срамные органы. Метрах в двухстах мы с дамочкой нашли какую-то проточную воду, по крайней мере она была не такая бурая, как всякая стоячая жижа. -- Мне кажется, что здесь мы сможем стать несколько чище, -- предрек я и швырнул Лизе футболку. -- Давай, смывай с себя Джоди Коновера. -- Ты не пялься тут, а отправляйся вот за те кусты, -- рявкнула женщина, -- тебе тоже неплохо бы подраить физиономию. Она сейчас напоминает никогда нечищенную сковородку с полковой кухни. Пришлось исполнять. Впрочем, обилие хороших манер не мешало мне подсматривать сквозь ветки. Вот Лиза, стянув замурзанную майку и лифчик, решительно швырнула их на землю. Свежие лучи солнца, пробивающиеся сквозь листву, превращали общий вид в импрессионистскую картинку. Правда, Ренуар предпочитал дам потелеснее. Но надо отметить, Лизин бюст все-таки сделался повесомее, хоть и сохранил хорошую аэродинамику. Ну, а талия с попкой по-прежнему соотносились в необходимых пропорциях. Тут я вспомнил, что мне тоже необходимо поплескаться да поскрестись для возвращения обаяния, и когда я закончил это мучительное дело, Лиза уже направлялась к стоянке. Я подхватил выброшенные ею лифчик с майкой и сунул в карман. -- А что советские майоры, как правило, половые извращенцы? -- поинтересовалась она. -- Не берусь представлять всех майоров, но как офицер разведки я, во-первых, следую генеральной линии секса, во-вторых, проявляю внимательность. По этим твоим аксессуарам нас легко найдет не только оживший Джордан, но и пара наших чекистов, которые будут пострашнее любых зомби. Футболка местами прилипла к влажному телу Лизы и "яблочки" ее так и перли мне в глаза. -- Чекисты ведь в первую очередь охотятся за тобой, Глеб. Ты хочешь отвалить на Запад? -- Я хочу уйти от пуль, от крепких мозолистых рук своих товарищей и скорого гнева своего начальства. Не более и не менее того. -- Это как-то связано со мной, Глеб? -- Это связано с нами, вернее,