ммы работают. Страх поступать не так, как делают все, позволяет обществу существовать, как организму. Избавиться от этого страха и разрушить социальные программы в сознании нелегко, но еще труднее преодолеть генетическую запрограммированность, которая позволяет нам выживать как виду. Здесь задействован инстинкт самосохранения, пойти вопреки ему - значит изменить наш генетический код. Поскольку возможность этим программам работать дает страх, он является неотъемлемой составляющей жизни и процесса выживания. Но на каком-то витке эволюции он становится тормозом дальнейшего развития, а мы как раз на этом витке и находимся. Общество предохраняет себя с помощью разнообразных внушенных гражданам страхов: от наказания до изгнания. Природа, с другой стороны, контролирует нас страхом перед неизвестным. Чтобы преодолеть эту обусловленность или, другими словами, распрограммироваться, нужно сделать две вещи: во-первых, осознать факт того, что ты несвободен. Невозможно сбежать из тюрьмы, если ты не понимаешь, где находишься. Во-вторых, необходима качественно иная модель действий, которую я называю "непредсказуемое поведение". -- Ты имеешь в виду стать непредсказуемым для других или для самого себя? Тоша нахмурил брови. -- Если ты сам не знаешь своего следующего движения, каким образом о нем могут знать другие? Но это же абсолютное безумие! Именно так. Без-умие, - констатировал Тоша, как бы смакуя это слово. Я не знал, что ему на это сказать. La Disa immortale , - добавил он. Что это? Это по-итальянски. Диса бессмертна. Глава 28 Давным-давно жили два друга. Их деревни находились на берегу большой реки на расстоянии нескольких дней пути одна от другой. Как-то один из друзей собрался навестить своего товарища. Он приготовил подарки, снарядил лодку и отправился в плавание. Пройдя половину пути, путешественник вдруг понял, что его желание увидеть старого друга исчезло. Без тени колебания он повернул лодку назад и вернулся домой. Пошел второй месяц, как мы жили лагерем. Однажды все, как обычно, сидели вокруг костра, стояла звездная майская ночь. Мы были в каком-то особенно приподнятом настроении, много пели и смеялись. Даже Тоша взял гитару, чего за ним раньше не замечалось. Чувствовалось, что наша группа обрела реальную силу, - месяцы непрерывных занятий не прошли даром. И единственным человеком, кто мог эту силу сконцентрировать и направить, был Тоша. Он сидел у огня, прихлебывал чай и посмеивался над только что рассказанным кем-то анекдотом. Я наблюдал за начальником, пытаясь представить себе наше будущее. У меня не было на это однозначного ответа. То мне казалось, что нам предстоит совершить что-то невообразимо прекрасное и удивительное, то по сердцу пробегал холодок сомнения. Переведя взгляд на вершину холма, темной массой нависавшего за кошарой, я вдруг увидел того, кого я хотел бы видеть меньше всего в мире. Там, на освещенной луной вершине, стоял Князь мира сего. Меня как будто окатило холодным душем. Из опыта моих предыдущих встреч с Князем я знал, что для его прихода должна иметься серьезная причина, и, понятное дело, он не сулил ничего хорошего. На этот раз Князь, однако, пришел не ко мне, а к Тоше. Я почувствовал какую-то непонятную мне связь, существовавшую между ними. Никто, кроме меня и начальника, не знал о приходе Князя, все, включая самого Тошу, продолжали хохотать и веселиться. Мне же было уже не до веселья. Я внимательно посмотрел на нашего мастера и вдруг, к своему ужасу, заметил, что черты Князя просвечивают сквозь Тошино лицо. Это было чистое наваждение! Не веря своим глазам, я протер их кулаком. Но наваждение не исчезло - именно Князь смеялся сквозь Тошу. Или это галлюцинация? Подсев к начальнику, я тихо сказал ему: Князь здесь. Я знаю, - спокойно отреагировал Тоша. Он, казалось, ни в коей мере не был этим обеспокоен. Я продолжал пристально изучать его лицо, озаренное вспышками пламени. Проступившие в Тоше черты Князя были обстоятельством несравненно более ужасным, нежели его могущественное ледяное присутствие там, на холме. Тогда я еще не знал, что с этого момента в моей жизни начинается новая полоса, что предо мной разверзлась пропасть неверия и отчаяния. Сидя у костра в тягостном раздумий, я всеми силами гнал от себя сомнение. Я прекрасно понимал, каким искусным обманщиком может быть Отец лжи. Сбить меня с толку, заставить сомневаться в Тоше и отколоть от группы было бы, с его стороны, вполне разумно. Но ведь пришел-то он не ко мне, и Тоша знал об этом! Как это объяснить? И, кроме того, это устрашающее сходство в чертах, пусть всего на одну минуту и в неверном свете костра. Что, если меня не заморочили и это правда? В таком случае, группе угрожает серьезная опасность. И, поскольку я приложил руку к тому, чтобы собрать вместе этих людей, стало быть, я был в такой же степени ответствен за них, как и Тоша. Что мне делать в этой ситуации, я не знал. Взрыв хохота прервал ход моих мыслей, по телу пробежала холодная дрожь. Я обвел взглядом сидящих. Нет, кроме меня и Тоши никто не подозревал, кто стоит на холме. Чутье подсказывало мне, что я должен разрешить эту загадку сам, без посторонней помощи. Я встал и ушел в свою палатку. Медитация была моим последним прибежищем, я вошел в нее с искренним желанием разобраться в происходящем. Но чем дольше я медитировал, тем становилось тревожнее. Чувство, что над группой нависла серьезная опасность, усиливалось. Я крутил ситуацию и так, и эдак, но, в конце концов, отступился. Мне не хватало ни проницательности, ни опыта, чтобы разобраться в сути Тошиных отношений с Князем. Кроме того, я так и не мог понять, пал ли я жертвой внушенной мне иллюзии, или нет. Я позвал в палатку Нелю и рассказал ей, что со мной происходит. Когда до нее дошел смысл моих слов, она изменилась в лице, и ее стала бить нервная дрожь. Она призналась, что у нее тоже было ощущение, что в команде происходит что-то не то, и, возможно, я прав в своих опасениях. Но сказать что-то наверняка мы не могли. Нужно было просить помощи. Остаток ночи мы провели в палатке, обращаясь к Богу за советом и поддержкой. В Армении мы начали забывать о ленинградских столкновениях с демонами, на природе ничего такого не происходило. В эту ночь, однако, мы не могли ни спать, ни выйти наружу - вокруг палатки в дьявольском танце кружился хоровод адских существ, обдавая нас своим ледяным дыханием. Наутро пришло ясное понимание того, что нужно уходить. Ощущение нависшей над командой опасности превратилось в уверенность. Мы не просто должны покинуть лагерь, надо убедить как можно большее количество людей уйти вместе с нами. То есть сделать нечто противоположное тому, чем я занимался раньше. Надо развалить группу. Как выяснилось гораздо позже, Тоша это предвидел. За два дня до этой злополучной ночи он, глядя на облака, сказал Джону: "Скоро Беляев начнет мутить команду". Неля пошла в деревню, чтобы забрать Анну. Я провел день, разговаривая с каждым, за исключением Сережи и Джона. Оба были настолько преданы Тоше, что говорить с ними было бесполезно. Я уговаривал людей уйти, но делал это с тяжелым сердцем. Столько сил и времени было потрачено на то, чтобы собрать всех вместе, - и теперь все разрушить! Впрочем, никаких сомнений по поводу того, что я делаю правильно, у меня не было. К вечеру появилась Неля с дочкой, за ними бежал щенок кавказской овчарки - подарок Мартына. К моему удивлению, шесть или семь человек согласились покинуть лагерь вместе с нами Мы решили уйти утром и вечером у костра объявили об этом Тоше, который весь день где-то пропадал. Он отреагировал очень спокойно. "Делайте, как хотите", - сказал он. Отдав должное его хладнокровию, я, однако, недооценил его силу: решил остаться на ночь в лагере, чтобы еще раз все проверить. Это было ошибкой, нужно было уходить немедленно. Тоша не убеждал никого остаться. Он забрал Джона, и они провели ночь вне лагеря, сделав что-то такое, в результате чего все те, кто уже собрался уходить, отказались, кроме Нели. Я понимал, что это Тошино искусство внушения на расстоянии, но ничего поделать с этим не мог. На рассвете мы с Нелей собрали рюкзаки, Тоша выдал нам нашу долю из общих денег, которые он хранил в рукавице, и четверо: я, Неля, Анна и безымянный пока щенок, - покинули лагерь под молчаливыми взглядами наших товарищей. Мог ли я еще два дня назад представить, что в этой истории мне придется сыграть роль Иуды! Мы долго спускались по лесной тропе к станции. Свет мягко струился сквозь листву огромных тополей и осин. Лес был легким и прозрачным, солнечные блики танцевали под ногами и на стволах деревьев. К нашему удивлению, мы с Нелей испытывали огромное облегчение, как будто тяжелый груз свалился с наших плеч. И нас захлестнуло ошеломляющее чувство свободы. Глава 29 В сердце солнца не задержится солнечный луч. Когда мы пришли на станцию, как раз прибывал скорый "Ереван-Москва". Билетов, конечно, не было, но за бакшиш нам немедленно отдали в распоряжение целое купе. Когда мы разместились, и поезд тронулся, я взглянул на проносившиеся за окном горы и понял, что самая странная страница моей жизни перевернута. Теперь мы были абсолютно свободны делать со своей жизнью все, что захотим. И чего мы действительно в этот момент хотели, так это есть. Мы отправились в вагон-ресторан, а поскольку поезд был армянским, в меню было что выбрать. Мы решили разговеться после нашей лагерной вегетарианской диеты и заказали шашлык, сациви и что-то еще. Как все это было вкусно! Щенок вполне разделял наши гастрономические восторги и норовил залезть прямо на тарелку. Нам не хотелось сразу возвращаться в Ленинград, и мы решили сойти с поезда где-нибудь на берегу Черного моря. Ранним утром мы вышли в Новом Афоне, маленьком абхазском городке возле Сухуми. Мне уже приходилось бывать там раньше. Главными достопримечательностями Нового Афона были православный монастырь, огромные подземные пещеры и могила апостола Симона Канонита, проповедовавшего в этих местах. Монастырь был превращен в санаторий, но пещера, где жил Симон, оставалась нетронутой. Пещера находится в дивной красоты ущелье, сразу за станцией, и людской ручеек к ней течет уже две тысячи лет. Мы сняли пару комнат неподалеку от берега у старичков-белорусов и, немного отдохнув, отправились в пещеру. Оборванный полуслепой старик за милостыню показывал пещеру и рассказывал историю жизни Симона. Что-то привлекло меня в этом старике; было в нем нечто, отличавшее его от обычного нищего. Вечером мы пили крепкий кофе по-восточному, сваренный в горячем песке, на веранде прибрежного кафе. Неожиданно кто-то окликнул Анну по имени. Обернувшись, я увидел старика. Он жестом подзывал Аню к себе. Пусть подойдет, - сказал я Неле. Откуда он знает, как ее зовут? - спросила она Возможно, мы называли ее по имени в пещере? Нет, я точно помню. Между тем, Анна сама подбежала к деду и вернулась с подарком. Старик подарил ей раковину. Я взял раковину и осмотрел ее. Ничего особенного, обычный рапан. Мы вернулись с моря поздно, просидев на берегу до темноты. Поток не прекращался, несмотря на наше бегство, и, казалось, прорубленное Тошей окно никогда не затворится. Мы уже собирались ложиться, когда я взял раковину и стал вертеть ее в руках. Я чувствовал, что это не просто подарок, но не знал, что с ним делать. Протянув раковину Неле, я сказал полушутя: "Послушай ее". Неля легла на кровать, приложила рапана к уху и закрыла глаза. Пролежав так довольно долго, словно в трансе, она, наконец, открыла глаза и тихо сказала: Как здорово! Что? В море под водой живут люди. Я привскочил на кровати. Какие еще люди? -- Я вижу их, - сказала Неля в полузабытьи. - Они живут на дне внутри огромного прозрачного коло кола, наполненного каким-то газом, которым можно дышать, но это не воздух. Эти люди ушли под воду очень давно. Они сохраняют семена человеческой расы и населяют землю заново после катаклизмов. Последний раз это случилось после Потопа. Не исключено, что это может произойти и в будущем. Это место называется Каллис. Оно связано с Шамбалой, но выполняет другую функцию. Шамбала ведет непрерывную битву, направляя и охраняя духовное развитие человечества. Каллис - заповедник, подводный инкубатор, где созданы оптимальные условия для человеческого развития. Там, на дне, живет более девятисот человек. Продолжительность их жизни не ограничена. Они живут столько, сколько хотят. Трупы тех, кто решил уйти, помещают в клетки снаружи этой сферы, и их поедают рыбы. Изредка обитатели Каллиса забирают к себе людей с земли. Не все из тех, кто утонул, умерли. Некоторым удается попасть туда по своей воле, но для этого они должны выдержать испытание. Если земные люди попадают в Каллис, они уже не могут вернуться обратно. Им делают что-то вроде операции на легких, после чего дышать атмосферным воздухом становится невозможно. Подводные люди обладают огромными знаниями, часть из них они открывают некоторым людям земли. Для этого не обязательно уходить под воду. Учиться можно телепатически. Конечно, это возможно только для тех, кто владеет телепатией, но бывают и встречи на берегу. Структура Каллиса иерархическая, однако дисциплина им не нужна, поскольку нормальное состояние сознания там - счастье. Ох, какие же они красивые! Неля открыла глаза. Взгляд ее блуждал где-то далеко. Она все еще была там, под водой. Раковина лежала рядом с ней на подушке. Постепенно Неля начала приходить в себя. Все, - сказала она наконец. - Как только я увидела их лица, все исчезло. Возможно, Каллис - это то место, куда забирают людей в Бермудском треугольнике? - предположил я. - Не знаю. Я видела что-то вроде огромной воронки на поверхности воды, но не уверена. Когда я рассказывала, у меня все время было такое чувство, будто кто-то говорит через меня. Прошло несколько дней. Мы еще несколько раз ходили в пещеру в надежде встретить старика, но он бесследно исчез. Как-то раз я ушел один далеко по берегу и, отыскав безлюдное место, сел на гальку между волнорезами. Волны мягко плескались о берег, вдали ссорились и кричали чайки. Я закрыл глаза и погрузился в мерцающий сумрак своего я. Поток продолжал идти, и, стоило мне немного сосредоточиться, как он подхватил и понес меня. Для полета в потоке не нужно совершать никаких усилий. Скорее, наоборот, - все отпустить и полностью отдаться пронизывающему тебя светлому ветру. До встречи с Тошей я много сил и времени потратил на борьбу с собственными мыслями в медитации, пытаясь их остановить. В конце концов, стало ясно, что попытки эти совершенно бесполезны, и искать нужно в другом направлении. Я пытался контролировать свои мысли с помощью мысли же, но это было так же бессмысленно, как бесконечно переливать воду из одного сосуда в другой. Мне казалось, что должно существовать нечто огромное и могущественное, но совершенно конкретное и осязаемое, чему можно было бы отдаться, следовать и расти в нем. Такой вещью оказался поток. Для переживания его никакой остановки мысли не требовалось. Наоборот - насыщенная энергией мысль проникала в суть вещей гораздо глубже и приводила к состоянию ясности, когда ни в чем не остается и тени сомнения. Возможность познания и понимания мира и себя таким образом неизмеримо возрастала. Хотя поток пришел через Тошу, сам по себе он был абсолютно безличной силой, лишенной каких-либо атрибутов. Будучи световым ветром, пронизывающим все миры, поток оказался мостом, эти миры связывающим. Неожиданно в медитации я увидел человека, выходящего из моря. Открыв глаза, я продолжал видеть то же самое. Это был мужчина средних лет, с правильными чертами лица, одетый в облегающую одежду серебристого цвета. Приблизившись к берегу настолько, что вода доходила ему до колен, он остановился и жестом велел мне следовать за ним. Затем повернул назад и вскоре скрылся под водой. Волны по-прежнему безмятежно плескались о камни, вдали кричали чайки, и случившееся казалось бесследно растаявшим миражом. Хотя что-то говорило мне, что человек не ушел, а ждет меня там, в глубине, я не был уверен, что виденное мною было реальностью. Но если даже я и находился под властью видения, настало время испытать мою веру. Я встал и медленно вошел в море. Ощущение, что человек ждет меня в глубине, не проходило. Когда вода дошла мне до груди, я остановился, не зная, что делать дальше. И тогда услышал его призыв. Он обращался ко мне телепатически: чтобы следовать за ним, я должен погрузиться с головой и вдохнуть воду. Это и было то испытание, о котором говорила Неля! Далее человек сказал, что он не один, - там, под водой, меня ждут другие. После того, как я сделаю первый вдох под водой, они придут на помощь и не дадут утонуть. После чего заберут к себе. Наступило молчание. Он ждал моего ответа. Меня захлестнула волна страха. Если все происходившее - галлюцинация, значит, я неизбежно утону. А что, если все это правда? Я продолжал в нерешительности стоять по грудь в воде. Почувствовав мой страх и сомнения, человек сказал: "Ты еще не готов. Возвращайся к нам, когда изживешь страх. - Помолчав, добавил: - Можешь привести с собой и других. Если произойдет катастрофа, с нами вы будете в безопасности". Как узнать о ее приближении? - спросил я. Мы дадим знак, - сказал человек, и ощущение его присутствия растворилось в морской глубине. Я выбрался на берег, выжал одежду и пошел по берегу в сторону города. Мы прожили в Новом Афоне две недели; деньги были на исходе, и мы сели в поезд, идущий в Ленинград. Вернуться к городской жизни после кавказского приволья оказалось нелегко. Горы снились и звали назад. Через полтора месяца из Армении вернулся Андрей, - у него в городе были какие-то дела. Он сказал, что после того, как мы уехали, Тоша наложил вето на любые разговоры о нашем уходе. Кроме того, начальник отрубил энергетический канал моей связи с ним. "Полностью?" - спросил я. "Он сказал, что оставил чуть-чуть, чтобы ты не подох", - разъяснил Андрей. Этого, впрочем, можно было и не говорить. Поток, еще шедший вовсю на Черном море, в Ленинграде стал постепенно сходить на нет и через месяц вообще иссяк. Все мои внутренние усилия вернуть его ни к чему не приводили. Ни медитация, ни молитва, никакие техники и практики - ничто не работало. Я не мог в это поверить. Жизнь в потоке стала настолько естественным состоянием, что, казалось, она никогда не кончится. Хотя я знал, что поток - это дар, я настолько с ним свыкся, что воспринимал его как свою собственность. Я еще не знал, что мне придется долгие годы бороться за этот дар. Я не мог ни спать, ни есть и чувствовал себя, как рыба, выброшенная на берег. Поток стал так же необходим для меня, как воздух, я задыхался. Жизнь из многоцветного и многомерного чуда опять превратилась в бессмысленную серую рутину. Окно в настоящую жизнь, чуть приоткрывшись, наглухо захлопнулось, оставив меня у разбитого корыта. Это была моя плата за измену. И все-таки я не испытывал ни малейших угрызений совести по поводу нашего ухода и был уверен, что мы поступили правильно. Теперь нужно было как-то выбираться из энергетической ямы, в которую я попал, но как это сделать, у меня не было ни малейшего понятия. Лишь оставшись наедине с самим собой, я осознал, насколько я слаб. Пир силы закончился. Глава 30 Вода принимает форму сосуда, в котором находится. Команда вернулась в Ленинград в середине лета. Лагерь засекла местная милиция, и, поскольку армянской прописки ни у кого не было, ребятам посоветовали убираться подобру-поздорову. Иногда я виделся с Наной, она держала меня в курсе происходящего в группе, которая продолжала расти. Вскоре после возвращения из Армении она насчитывала уже двадцать пять человек. Тошина звезда восходила. Вскоре было решено организовать другой лагерь в лесах Карельского перешейка под Ленинградом. Тоша провел на Карельском много времени, живя один в палатке, и знал неподалеку от маленького поселка Кировское место, подходящее для большого лагеря. Накануне отъезда Тоша захотел увидеться со мной. После некоторого колебания я согласился на встречу. В конце концов, благодаря ему мне открылись вещи, до которых я вряд ли дошел бы сам, да и потребность в гуру убить нелегко. Желание вернуть поток, впрочем, было сильнее моей привязанности к Тоше. Своими силами я ничего не мог сделать, а он был единственным человеком, которому был дан ключ. За право обладания этим ключом я отдал бы очень многое. Кроме того, я был уверен в том, что за Тошину душу идет битва, и во мне теплилась слабая надежда, что я как-то смогу ему помочь, - если только он станет слушать. Наше рандеву состоялось у Нели, которая по этому случаю сварила нам крепкий кофе. Тоша выглядел уверенным, хотя и немного уставшим. После обмена несколькими ничего не значащими фразами он спросил: -- Хочешь попробовать еще раз? Его голос был, как обычно, спокоен, но звучал очень сдержанно. Я посмотрел Тоше в глаза. Его взгляд был непроницаем и сосредоточен. Я ничего не ответил и задумался. Тоша давал мне второй шанс, ни словом не упомянув о предательстве. Должен ли я вторично принять его вызов, и, если да, нужно ли просить прощения за бегство? Или надо отказаться, поскольку я не мог теперь доверять Тоше полностью? Я не знал, что делать, и решил протянуть время. -- Ты знаешь, почему мы ушли? - спросил я. Думаю, да, - ответил он. Ты, конечно, решил, что я струсил. Положим, что так. Но за группу мне было страшно гораздо больше, чем за себя. -- Страх - не лучшая мотивация для действия. Я решил взять быка за рога. -- Почему приходил Князь? Он приходил к тебе, я в этом уверен. Какая между вами связь? И вообще - что все это значит? Тоша осклабился и сказал: -- Я его младший брат. На секунду мне показалось, что по Тошиному лицу скользнула знакомая мне тень, и я вздрогнул. Часто невозможно было понять, говорит Тоша серьезно или нет. Он предоставлял слушателю возможность докапываться до истины самому. Так было и в этот раз. Я счел за благоразумие отказаться от комментариев. После недолгой паузы Тоша отпил кофе, затянулся сигаретой и сказал: -- Что ты хочешь услышать? Что толку в словах? Что бы я ни сказал тебе, ты не поверишь мне до конца, пока сам в этом не убедишься. Почему бы тебе самому не разобраться, если это тебя так волнует? Тут меня прорвало. -- Какого черта ты водишь меня за нос? - накинулся я на него. - Я видел стоявшего на холме Сатану также ясно, как вижу тебя. Он - тот, с чьей армией ты учил нас сражаться, а теперь говоришь, что ты его младший брат! Как прикажешь это понимать? На мою тираду Тоша и бровью не повел. Он ответил с легкой иронией, продолжая попивать кофе: -- Во-первых, большое знание несет в себе и большую опасность. Иногда лучше жить в неведении, чем знать и погибнуть. Я не советую тебе разбираться в моей генеалогии, слишком еще рано для тебя. Во-вторых, я не люблю разговоры о нечистой силе - темные тут же начинают слетаться. Твои эмоции по этому поводу говорят о том, что ты все еще не избавился от их влияния. Любое страстное отрицание чего бы то ни было свидетельствует о скрытой склонности к этому. Твое негодование по поводу сил тьмы - обратная сторона твоего очарования ими. Только став безразличным и утратив к ним всякий интерес, ты освободишься от их влияния. Ты кормишь их своим страхом и любопытством. Но дело вовсе не в этом, а в том, хочешь ли ты опять быть в команде или предпочитаешь идти своим путем. Тоша кинул на меня оценивающий взгляд. В этот момент я вспомнил, как в самом начале моего ученичества мы играли с Тошей в шахматы. Я играл лучше, и начальник был близок к проигрышу, как вдруг он посмотрел на меня долгим загадочным взглядом, который привел мои мысли в полное смятение. После этого Тоша сумел увернуться от почти неизбежного мата и вскоре выиграл партию. Тогда я еще не знал его штучек и не догадывался, что пропустил энергетический удар, но теперь проигрывать я не собирался. Я уже испытал на себе, что значит быть отрезанным от потока и от мастера, у которого еще много чему было поучиться. Никаких шансов раскрыть все секреты начальника, будучи вне группы, у меня не было. Тоша вряд ли стал бы со мной общаться по-приятельски, я был нужен ему для продолжения его работы. Таким образом, он предлагал мне честную сделку, и я согласился. Мы договорились, что я присоединюсь к группе в лагере. Судьба, однако, распорядилась иначе. На следующий день я слег с высокой температурой и провалялся месяц с корью. События в лесу на Карельском, тем временем, развивались по неожиданному сценарию. Привезя людей на место и организовав лагерь, Тоша бесследно исчез, не сказав никому ни слова. В лагере пошел слух, что Тошу арестовали, но никто не мог сказать ничего наверняка. В группе начались упаднические настроения, и несколько человек вернулись в город, несмотря на то, что Джон и Андрей вели в лагере регулярные занятия. Обо всем этом мне рассказала Неля, навестившая меня во время болезни. Она, как и я, решила вновь присоединиться к команде. Услышав о Тошином исчезновении, я не мог удержаться от смеха. По-моему, это был очень сильный ход со стороны шефа. Неля, впрочем, не разделяла моего восторга и через какое-то время вернулась из лагеря в город. Обезглавленный и обезлюдевший лагерь продержался, однако, до поздней осени. О Тоше по-прежнему ничего не было слышно, и среди многочисленных слухов наиболее популярным был тот, что начальник ушел в Шамбалу. Жизнь в лагере, впрочем, была совсем не плоха. Занятия довольно быстро завяли, и оставшийся народ просто жил на природе в свое удовольствие со смутной надеждой на возвращение шефа. Стало ясно, однако, что без Тоши никакая серьезная работа невозможна. К сентябрю люди стали уезжать, и лишь горстка самых преданных продержалась до октября. Как выяснилось, не напрасно - дождливым октябрьским вечером Тоша неожиданно появился в лагере и приветствовал немногих оставшихся: "Вот вы-то мне и нужны". После этого Тоша прервал большинство своих контактов и начал вести очень уединенную жизнь, поддерживая связь лишь с несколькими ближайшими людьми. Я в этот узкий круг допущен не был и надолго потерял Тошу из вида. Группа, в том виде, как она была, прекратила свое существование. Глава 31 У одного хасидского учителя было много учеников. Однажды, когда учитель куда-то отлучился, ученики стали играть в шашки и, увлеченные игрой, не заметили, как наставник вернулся. Застигнутые врасплох, ученики смутились и бросили игру. -- Ничего, ничего, - ободрил их учитель. - Продолжайте играть. Только, пожалуйста, объясните мне правила игры. Ученики смутились еще больше и пребывали в молчании. -- Ну что же, - сказал наставник, - тогда мне придется объяснить эти правила самому. Их всего три. Первое правило - шашка может ходить только вперед. Второе - можно делать только один ход за раз. И третье - дойдя до конца доски, шашка становится дамкой. Долгие годы после описанных событий я размышлял о причинах провала Тошиной миссии. К моменту развала группы ему было всего двадцать четыре года. Ответственность, которую он взял на себя, была бы тяжела и для освобожденного человека. Тоша же был нашим старшим братом в духе, мастером, искателем, ушедшим вперед, но еще не достигшим цели. Карма его не была полностью изжита, и для завершения своей внутренней работы Тоше нужно было время и уединение Из недолгого опыта существования нашей команды мне стало ясно, что работа с сознанием людей - тяжелейший труд, абсолютное самопожертвование и полный отказ от себя. Кроме того, Тоша всегда был бездомным. "Однокомнатная квартира - мечта идиота", - однажды признался он мне. Но ни квартиры, ни комнаты у него никогда не было, и жить ему приходилось либо по знакомым, либо в палатке. Тоша был лесным человеком и по месяцам жил в одиночестве в лесу, в том числе и зимой. Распустив группу и оставив возле себя лишь Джона и Сережу, Тоша удерживал поток довольно долгое время, но поскольку принцип служения и расширения потока был нарушен, в конце концов он иссяк и для них. Нарушать иерархические законы не дано никому. Всех последствий своего отказа от групповой работы Тоша не предвидел. Он думал, что пришло время для решения его собственных проблем. Но сделанная им ставка оказалась слишком высока, чтобы просто смешать карты и выйти из-за стола. Я несколько раз пытался встретиться с ним, но вычислить его было сложно, он постоянно менял квартиры, да и на контакт шел неохотно. Однажды все-таки мне удалось с ним увидеться. Мы просидели всю ночь в молчании. Говорить было не о чем, да и не хотелось. Тоша стал другим. Он был погружен в свои внутренние пространства и реагировал на меня скорее как на предмет мебели, чем как на своего бывшего ученика. От прежней близости и духа единства не осталось и следа. Для меня это было печальным открытием. Уйдя от Тоши под утро, я окончательно осознал, что помощи и поддержки больше ждать неоткуда. Теперь каждый был сам по себе. Мне понадобился год для того, чтобы прийти в себя, и этот год стал самым трудным в моей жизни. После той встряски, что устроил нам Тоша, жизнь приходилось начинать заново. Тошины практики дали и открыли многое, но потока, бывшего ключом к ним, больше не было. Обычные радости жизни потеряли всякий смысл и привлекательность. Поток оказался подобен сильнейшему наркотику, и теперь, когда он ушел, началась ломка. Окружающий мир виделся мне теперь намного более пустым, холодным и враждебным, чем до встречи с Тошей. Я знал оккультный закон, согласно которому в начале пути неофиту чуть-чуть приотворяют дверь, чтобы он ощутил аромат божественного, после чего дверь захлопывается, и отворить ее вновь он должен уже сам. Знание этого, увы, не облегчало моей жизни. Какая-то часть меня знала, что все закончилось, но другая часть продолжала жить воспоминаниями о потерянном рае и надеялась на чудо. Я чувствовал себя бесконечно одиноким и потерянным. Люди, включая меня самого, казались мне ходячими трупами, обреченными до конца своих дней на бессмысленную суету. Жизнь воспринималась как простое отправление физиологических функций; тягостная череда серых, похожих друг на друга дней была невыносима. Я жил механически - ел, спал, работал, и жизнь эта была подобна смерти. Надежды выйти из этого состояния оставалось все меньше, и я погрузился в тяжелую депрессию. Особенно меня убивало то, что, несмотря на все мои отчаянные попытки пробиться к Свету, никакого ответа сверху не приходило. Люк был наглухо задраен, и все мои вопли о помощи оставались без ответа. Однажды, мглистым зимним вечером, я отправился на прогулку в Михайловский сад, мой самый любимый из всех городских парков. Пребывая в обычном мрачном настроении, я шел по темным заснеженным аллеям. Я размышлял о том, как я обычно поступал в состоянии депрессии. Типичной реакцией было отвлечься. Переключить внимание на что-то внешнее, лишь бы забыть о свербящей боли внутри, - простейшее средство, к которому я чаще всего прибегал. Таким средством могло быть все, что угодно: сходить в кино, почитать книгу, забежать к кому-нибудь в гости, просто позвонить по телефону, - все это давало пусть недолгое, но облегчение. Это было бегством от себя и своего страдания, что, конечно, противоречило всем принципам внутренней работы, но другого способа унять боль у меня не было. Неожиданно мне пришло в голову, что вместо того, чтобы бежать от депрессии, следует сделать нечто прямо противоположное. Нужно остановиться, повернуться к своей боли и, встав с ней лицом к лицу, посмотреть ей в глаза. Так я и сделал. И в ту же секунду увидел свою депрессию - темное облако, повисшее над моей головой, чуть спереди. Это облако было живым сгустком темной, почти черного цвета энергии, питавшееся моим унынием и отчаянием не только с тех пор, как я лишился потока, но всю мою жизнь. Невидимый враг был обнаружен, и то, что произошло дальше, случилось как-то само собой. Не спуская глаз с облака, я открылся на него и впустил его в себя. В мгновение ока меня накрыло черной волной. Моя душевная боль стала настолько пронзительной, что превратилась в физическую. Ничего подобного я никогда не испытывал. Боль продолжала усиливаться, я ощущал ее уже всем телом. Так продолжалось несколько минут, после чего, достигнув своего пика, боль стала спадать. Наконец она ушла совсем, и наступило состояние пустоты. Все стало пустым - и внутри, и снаружи. Мое тело, продолжающее шагать по аллее, зимний парк, фонари, подсвеченное здание дворца сквозь голые деревья, снег, город вокруг воспринимались нереальными декорациями в фантастическом спектакле. Все окружающее было кажущимся и иллюзорным - лишенный собственной реальности мираж, который, на самом деле, был пуст. Пустота распространялась повсюду и была всепро-низывающей, но это не было черное ничто. Она обладала качеством прозрачности и ясности. И вот эта пустота начала заполняться. Она заполнялась пульсирующим светом, который, становясь все более и более интенсивным, затопил, наконец, всю вселенную. Этот сияющий, распространяющийся во всех направлениях океан смыл не только мою боль, но и меня самого, как накатывающая волна смывает каплю на прибрежном камне. Ощущение было ошеломляющим. Только что унылый и безрадостный мир вдруг преобразился в искрящуюся сверкающую симфонию, где свет и радость были сплавлены в одно. И звучала эта симфония в пустоте. Глава 32 Река жизни течет к своему истоку. Это - океан, откуда нет возврата. Этот вечер стал поворотным пунктом в моей жизни. Я чувствовал, что натолкнулся на какой-то фундаментальный принцип внутреннего действия, овладение которым было выходом из моей ситуации, и ухватился за него, как утопающий за соломинку. Я понял, что внутренняя остановка и принятие ситуации такой, какая она есть, как бы плоха она ни была, - ключ к преодолению депрессии, мучившей меня с ранней юности. То, что я отдался паразитирующему на мне черному облаку и впустил его в себя, оказалось единственно верным ходом в ситуации внутреннего мата. Черное облако было моей собственной энергией, разрушавшей меня, поскольку я отделил себя от нее. Эта сила работала против меня еще и потому, что я не видел ее. Невозможно сражаться с врагом, находящимся у тебя за спиной. В моей психоэнергетической системе существовало неправильное подсоединение, и естественное течение энергии было нарушено. Как только я нашел неисправный контакт и переключил его, угнетавшая меня сила оказалась в моем распоряжении. В этот вечер я избавился от депрессии навсегда. Поняв, как использовать энергию отчаяния, я из жертвы превратился в охотника. Вместо того, чтобы бежать от угнетавших меня ранее ситуаций, теперь я стал их искать. Я встречался и проводил время с людьми, которым раньше и руки бы не подал, ходил по злачным заведениям, вызывавшим у меня неприязнь, сознательно провоцировал в себе негативные мысли, которые теперь разбегались от меня, как зайцы, и так далее. Но как я ни старался загнать себя в прежний тупик, его больше не было. Теперь я знал секрет: вместо того чтобы противостоять ситуации, нужно просто сдаться и принять ее, не стараясь никак изменить. Все негативное, болезненное, отвратительное и ужасное оказалось, на самом деле, золотой жилой невостребованной энергии. Замок открывался так просто! Воодушевленный этим открытием, я продолжил свои изыскания. Довольно скоро выяснилась любопытная вещь, а именно: глубоко во мне существовала тенденция убегать не только от негатива в жизни и в себе, но и от всего положительного. Фактически, я постоянно находился в состоянии неприятия действительности и бегства от нее. И в силу инерции этого движения я не жил в настоящем. Это было убегание от настоящего момента в будущее или прошлое, которые являлись не реальностью, а всего лишь моими фантазиями на тему будущего или прошлого. Единственная доступная мне реальность - переживание настоящего момента - все время ускользала от меня. Это было радикальное постижение. Я осознал, что, не принимая жизнь такой, как она есть, и убегая от нее, я находился в состоянии постоянной войны с миром и самим собой. Я сражался с ветряными мельницами, поскольку воевал с созданными мною же самим фантомами. Глубоко неудовлетворенный собой и тем, что меня окружало, я всегда желал чего-то другого, большего, не того, что было. В результате, я находился в состоянии постоянного бегства от себя в поиске перемен. Непрекращающийся поиск чего-то лучшего являлся черной дырой, куда безостановочно утекала моя жизненная энергия, а это приводило к состоянию обесточенности и переживанию жизни как несчастья, к поиску черной кошки в темной комнате, где ее нет. Состояние войны с миром и собой было, на самом деле, борьбой с Богом и Его творением и неприятием Его воли. Воля же эта выражается в том, что есть. Слово истина происходит от старого русского слова естина - то, что есть. Казалось бы, что может быть глупее борьбы с Богом? И все же, как выяснилось, я только этим и занимался. Конечно, человеческий мир и мы сами далеки от совершенства, но совершенство это достигается не изменением мира и нас самих как части мира, а изменением точки зрения. В индийской мысли существует пример, когда одну и ту же реку обитатели разных миров воспринимают совершенно по-разному: демонам она видится наполненной гноем и кровью, богам - потоком божественной амриты, для людей - это просто река. Для трансформации видения требуется огромная энергия. Я же, вместо того чтобы сберегать и накапливать ее, тратил все силы на бессмысленное противостояние миру. Природа вещей спокойна и тиха, но я не мог осознать ее из-за бесконечной конфронтации с тем, что есть. Великая тайна жизни дышала рядом, но дыхание это было настолько нежным и незаметным, что я его не слышал. Воля Творца проявляется в его творении. Мы, какие мы есть, и все, что мы видим вокруг себя, является манифестацией этой единой Воли. Чтение этих слов - такое же проявление Воли, как и создание или разрушение бесчисленных вселенных. Все, что происходит в этих вселенных и наших судьбах, происходит именно так потому, что этого хочет их создатель. Я относился к ткавшей мою судьбу силе не как к другу или помощнику, а как к коварному тирану, и это отношение делало меня рабом обстоятельств, вместо того чтобы учиться у них. Я не понимал, что, противостоя предвечной Воле, я заранее обрекал себя на неудачу. Эта Воля не знает препятствий, как не знает препятствий человек, сознательно сливший свою волю с Ней. Такой человек растворяется в происходящем, и в результате все силы вселенной оказываются в его распоряжении. И путем к этому было смирение. Как одиночный акт, смирение несложно. Гораздо труднее смириться в действии и сделать этот процесс постоянным. Если мы смиряемся с какой-то ситуацией или обстоятельством, мы выхватываем лишь кадр из фильма нашей жизни. Но по-настоящему работает только непрерывное смирение, принятие ситуаций такими, каковы они есть от момента к моменту. Когда мы достигаем такой непрерывности, такого постоянства, противоречие между нашей волей и желаниями, с одно