цами, прилежно выслушиваете замечания о том, что ваш язык почему-то весь черный, после чего в течение трех недель пьете сладкую микстуру и здороваетесь с доктором на улице. Одним словом, он выглядел как добропорядочный семейный врач. А еще он выглядел напуганным. Медсестра стояла сбоку от своего патрона, прикрывая левый флаг. Я не сомневался, что она готова при малейшей необходимости пустить в ход свою металлическую пластинку с документами. Я бы даже не удивился, узнай, что по вечерам она затачивает кромку. Доктор Мак-Нейр стоял за своим огромным письменным столом, и, взгромоздись он на него сверху, не стал бы казаться от этого выше. Франсуаз нависала над ним, как статуя правосудия в центральном парке над парой голубей. -- Добрый вечер, мистер Мак-Нейр, -- улыбнулся я. -- Прекрасный вечер. -- Кларенс Картер действительно лечится у меня, -- вновь водопроводным краном забулькал доктор. -- Но какое это имеет отношение... -- У вас большие неприятности, мистер Мак-Нейр, -- произнесла Франсуаз, и всем в комнате стало ясно, что именно мы с ней и являемся главными неприятностями в жизни доктора. Произнеся эти слова, моя партнерша откинула корпус назад и сложила руки на груди, чем окончательно добила несчастного доктора. -- Вы должны немедленно объяснить свое поведение, -- резко произнесла медсестра, плотно прижав к телу металлическую пластинку. -- В противном случае я вызову полицию. -- Поведение женщин нельзя объяснить, -- устало сказал я, поближе придвигая стоявшее в углу кресло. Оно выглядело неудобным, но других в кабинете я не заметил. На чем сидел сам доктор Мак-Нейр, мне видно не было. -- По крайней мере, рациональными методами. Как вы считаете? -- Уесли Рендалл втянул вас в опасную авантюру, -- строго произнесла Франсуаз, не обращая внимание на то, что медсестра пытается флиртовать со мной. -- Вы выдали ложное заключение о состоянии здоровья своего пациента. Но неужели вы думаете, что независимая экспертиза не изобличит вашего обмана? -- Бульк, -- возразил доктор Мак-Нейр. -- Я, э, нет, что вы такое говорите, бульк. Пламенная тирада доктора не произвела должного впечатления на Франсуаз, прошедшую напряженную шлифовку своего ораторского таланта в Йелльском университете. Я понимал, что она выглядит глупо, что не надо было сюда приезжать, и что вместе с ней глупо выгляжу и я, но не мог же я просто вынести ее оттуда на руках. Я же не хотел надорваться. Поэтому я продолжал сидеть. -- Уесли Рендаллу угрожает обвинение в предумышленном убийстве, -- Франсуаз продолжала напирать, ее голос поднялся на октаву. Медсестра открыла рот, желая что-то сказать, но при словах "предумышленное убийство" щетинистые створки ее рта вновь сошлись. -- Первым же делом прокуратура потребует проверки вашего заключения. Как вы думаете, каким будет результат? У вас есть только один шанс, мистер Мак-Нейр. Вы должны рассказать правду прямо сейчас. И вот тут доктор Мак-Нейр меня удивил. Нет, он не стал выше ростом. Он даже не стал казаться выше ростом. Его маленькие очки в тонкой оправе все так же неавторитетно блестели, а маленькие ручки теребили толстый, граненый карандаш с синим стержнем. Но голос Мак-Нейра неожиданно выровнялся и окреп, и в глазах засветилось неожиданное уважение к самому себе. -- Я лечу мистера Кларенса Картера, и готов пригласить какого угодно врача для подтверждения моего диагноза, -- резко произнес доктор. -- Я не знаю, кто вы и откуда пришли, но вам лучше убираться обратно со своими безумными обвинениями. Если это какой-то шантаж, то я на него не поддамся. Убирайтесь. Вы мне не поверите, но Франсуаз замолчала, опустила руки и, не прерывая, слушала доктора, пока он говорил. А ведь мне было хорошо известно, что ее вокальных данных с лихвой хватит для того, чтобы переговорить и его, и стоявшую сбоку медсестру, даже заговори они хором. Однако я видел, как длинные крепкие пальцы моей партнерши, которые теперь были скрыты от доктора краем его стола, в бешенстве сжимаются и разжимаются. Я пожалел, что не вижу ее лица, но через мгновение нашел, что так гораздо лучше. Зазвонил телефон. Франсуаз резко обернулась ко мне, в серых облаках ее глаз сверкали молнии. Доктор Мак-Нейр потянулся к своему аппарату, но короткопалая в белом рука медсестры остановила его. Я вынул из кармана свой сотовый телефон и открыл крышку. -- Надеюсь, вы не возражаете? -- я вновь улыбнулся доктору Мак-Нейру и поднес трубку к уху. Несколько минут я слушал молча, и мрачное удовлетворение Кассандры согревало мою израненную душу. Дослушав до конца, я кратко ответил "Да", и сложил телефон, уже поднимаясь на ноги. -- Мы уходим, дорогая, -- обратился я к Франсуаз. -- Скажи доктору "до свидания". -- Я постарался не встречаться с ней взглядом и повернулся к Мак-Нейру. -- Простите меня, это целиком моя вина. Маленький человечек в позолоченных очках беспомощно поднял на меня глаза. Глядя на него в тот момент, никто бы не мог предположить, что этот испуганный и подавленный доктор вообще способен кому-нибудь приказать убираться, а уж тем более двум людям, каждый из которых явно превосходил его физически. Но к тому времени я уже знал, на что он способен, и не дал себя так просто обмануть. -- Мне сказали, что вы крупный специалист по психическим расстройствам, -- как можно мягче пояснил я. -- Поэтому я привел к вам свою жену. Но теперь вижу, что уже поздно. Пожалуй, я помещу ее в какую-нибудь клинику. Еще раз простите. Мои ладони легли на талию Франсуаз, которую стоило бы назвать чувственной, так как она явно не является осиной, и плавными, но энергичными движениями выпихнул ее в приемную, а потом и в сумрак предфасадного сквера. В темноте она пару раз споткнулась, но не потому, что я ее подпихивал, а от ярости. Когда я осторожно свел ее вниз по лестнице, Франсуаз обернулась ко мне. Я знал, что она хочет мне сказать -- все слова были написаны на ее лице. Но моя партнерша считает себя слишком хорошо воспитанной, чтобы держать в своем лексиконе подходящие для таких случаев слова, поэтому я знал, на этот раз ей сказать нечего. -- Мы возвращаемся домой, -- сказал я. -- Полчаса назад застрелили Роберта Картера. 13 Где-то далеко заиграло радио. Быстрая веселая мелодия, щедро разбавленная бодрым подвыванием певца, родилась где-то вдалеке и начала медленно приближаться. Я думал. Немедленно убирайтесь отсюда, сказал нам доктор Мак-Нейр. А ведь он не мог не понимать, что обмануть назначенного судом врача не в его силах. Роберт Картер получил пулю прямо в центр лба. Его племянник Джонатан был ранен дважды, оба раза несерьезно. Полиция ищет Юджина Данби в течение уже пяти часов, и безуспешно. Я пнул пальцем кнопку телефона, встроенного в приборную панель, и отрывисто произнес: -- Гарда? Дона и немедленно. Музыка заиграла громче, машина приближалась. Теперь я мог разобрать слова. Серые глаза Франсуаз были прищурены, зубки прикусили нижнюю губу. -- Дон? Я хочу, чтобы ты немедленно выяснил, служил ли когда-нибудь Юджин Данби в армии. Если да, то где. Если нет, то имел ли дело с оружием -- в спортивном клубе, охота, я не знаю. Да. Это срочно. Пусть твои люди сядут на хвост доктору Бано и не отпускают его даже в том случае, если ему взбредет в голову вернуться к себе в Азию. Ты понял? Дон побубнил немного относительно того, что он, дескать, только что мне звонил, и я мог бы передать все поручения сразу, а не дожидаться, пока он, наконец, сможет задремать на кушетке, но ежели мне некуда девать деньги, то я могу обращаться к нему и дальше. Я сидел, постукивая пальцами по рулю. Я насчитал ровно одиннадцать ударов, прежде чем из динамика вновь раздался голос Дона Мартина. -- Юджин Данби не служил в армии, Майкл. И если ему и приходилось держать в руке пушку иначе как пластмассовую в возрасте пяти лет, то об этом нигде не упоминается. Двое моих парней сейчас направляются к мотелю, в котором остановился доктор Бано. Что-нибудь еще? -- Позвони мне, когда они прибудут, -- буркнул я. Я знал, что они никого не найдут, и не мог понять, радует меня это или нет. Я не заметил, когда смолкла музыка. На этот раз я не стал считать, сколько раз мои пальцы ударили по шершавой поверхности руля. Окна в соседнем доме погасли, думать было уже не над чем, оставалось ждать. Мне хотелось верить, что я умею ждать. -- Этот тип покинул мотель несколько часов назад. Адреса не оставил. Искать его? -- Да. Я завел мотор, и машина медленно тронулась с места. В это время ночи автомобилей бывает немного, но почти в каждом доме, мимо которого проползал мой вайпер, горело хотя бы несколько окон. Лос-Анджелес никогда не засыпает полностью. Я мог не бросать детективный бизнес и не открывать колледж. Я оказался прав. Оставалось только надеяться, чтобы и следующий шар вошел точно в лузу. Я все еще хотел спать. -- Насколько я могу понять, Майкл, с тебя уже сошло озарение, -- голос Франсуаз напомнил мне, что в салоне кроме меня сидит еще один человек. -- Тебе не кажется, что кому-то следует извиниться? Лос-Анджелес никогда не спит полностью, и тем, кто лишается нормального сна почти каждую ночь, чаще всего оказываюсь я. А возможно, я просто становлюсь брюзгой. Стрелки моих часов показывали половину одиннадцатого, когда я затормозил автомобиль перед домом Уесли Рендалла. Должен признать, что при свете звезд он выглядел ничем не хуже, чем днем. Несколько окон все еще горело, я вышел из машины и позвонил. Франсуаз подошла ко мне сзади, и я почувствовал на шее ее горячее дыхание. Становилось холодно. Дверь медленно двинулась ко мне, я сделал шаг назад. Яркий свет холла ударил мне в лицо, заливая небольшое пространство перед домом. На лице Уесли Рендалла улыбки не было. -- Почему не в городе, Уес? -- я аккуратно отодвинул его плечом и прошел внутрь. -- Говорят, у Родни сегодня неплохое шоу. Я ожидал, что при этих словах мой новый друг широко улыбнется, как это было ему свойственно, но он не стал этого делать. Очевидно, добродушие медленно оставляло его, и мое сердце сжалось от острой боли при мысли, что я несу за это ответственность. Несмотря на позднее время, он был полностью одет. -- Я как-то не привык ходить по борделям в компании незнакомых парней, -- буркнул Уесли за мой спиной. -- В этом есть что-то извращенное. -- Вижу, мои люди мешают тебе спать, -- я остановился посредине холла и задрал голову вверх, пытаясь понять, сколько лампочек ввернуто в люстру. Мои глаза быстро устали смотреть прямо на свет, и я вновь повернулся к Рендаллу. В тот момент я мог смело держать пари, что знаю его самую большую мечту. Он хотел увидеть люстру, падающую на мою голову. -- У нас есть к вам несколько вопросов, мистер Рендалл, -- резко произнесла Франсуаз, несколькими широкими шагами проходя вглубь комнаты. Решительное заявление, если учесть, что она не знала, о чем пойдет речь. Небольшие потаенные глаза Уесли исподлобья смотрели на меня. -- Так какие же у тебя возникли вопросы, дружище Майкл? -- будь он в состоянии угрожать мне, в этих словах звучала бы угроза. Он не был. -- Видишь ли, -- я понял, что так и не дождусь от него приглашения опуститься на диван, и проделал это сам. -- Я вот тут подумал, -- я скривил губы и склонил голову набок. -- И мне показалось, что с тобой обошлись немного несправедливо. Столько хлопот, трудов, с трупом пришлось возиться. -- Я провел пальцами в воздухе. -- Много расходов и большой облом в конце. -- У тебя благородная душа, Майкл, -- Рендалл присел напротив. По его голосу я понял, он не верит в то, что говорит. Это меня расстроило. -- По крайней мере, я набрался опыта и могу смело наниматься в похоронное бюро. Алые губы Франсуаз были слегка приоткрыты, серые глаза пристально следили за мной. Я неискренне улыбнулся. -- Похоронная контора -- это мрачно, Уес. У меня вот тут возникли некоторые идеи на твой счет, относительно, так сказать, твоего будущего. -- В зрачках Рендалла мелькнуло беспокойство, я продолжал. -- И понял я, друг мой, что будущее это -- в твоих руках. Деньги от тебя уплыли, верно, но ведь такие вещи легко исправить. Ты знаешь, связи у меня большие. Про способности твои рассказывать мне тоже не надо. Ты улавливаешь мысль? -- Я подожду, пока она подойдет чуть ближе, -- хмыкнул Рендалл. Он сидел, согнувшись и уперев локти в колени. Волевой подбородок опирался на сцепленные пальцы. Я откинулся на спинке дивана и продолжал: -- Все зависит от того, как ты станешь двигать фишки на этот раз, Уесли. Подвинешь правильно, -- мы сыграем с тобой вместе, и тебе будет, на что залатать крышу в этом пряничном домике. Если нет, -- ты останешься ни с чем, а остаться ни с чем в Лос-Анджелесе -- это грустно. -- Итак? -- я почувствовал, что в голосе Рендалла было больше резкости, чем он хотел в него вложить. Он тоже это почувствовал, и его голова наклонилась чуть ниже. -- Мне нужно доказательство твоей дорой воли, Уес, -- я слегка нахмурил брови, но мои губы продолжали улыбаться. Это всегда производит впечатление, по крайней мере, я так считаю. -- И тогда мы доиграем эту партию вместе. Деньги будут большие, перспективы -- еще больше. Я помолчал, но потом счел нужным пояснить: -- Шантажировать доблестными джи ай, оскорбленными в лучших чувствах, тебя больше никто не будет. Этот счет ты оплатил, и забудем об этом -- в знак серьезности наших дальнейших отношений. Итак, Уес, перед тобой выбор -- играть дальше с нами или пасовать. Но тогда пирог будут делить уже без тебя, -- извини. Мне было видно, что сцепленные пальцы Рендалла сжались чуть сильнее, но глубоко в его глазах загорелись огоньки. Пока что они были очень далеко от меня, как Рождество в новогоднюю ночь, но с каждой секундой становились все ближе. На лбу Уесли появилось несколько глубоких складок. -- Прекрасное введение, -- хмыкнул он. Его губы сложились в то, что могло бы со временем стать улыбкой, но он еще не знал, стоит ли. -- И что же я должен сделать? Я склонил голову набок, внимательно рассматривая его. Мне определенно нравилось, какой оборот принимает наш разговор. -- Мне нужна история, -- ответил я, и улыбка на моем лице погасла. -- История об императорских реликвиях. Особой миссии. Секретном грузе. Джейсоне Картере. И человеке, который называет себя доктор Бано. Рендалл забыл сложить губы в улыбку. Он тяжело распрямился, его рот был приоткрыт, а в глазах читалось искреннее изумление. -- И это все? -- спросил он. -- Пока все, -- я кивнул. Сбоку от меня раздался легкий скрип. Франсуаз элегантно переложила ноги и слегка откинулась назад. Это была ее единственная реакция на мои слова, серые глаза ничего не выражали. Но меня-то она не могла обмануть. Рендалл полностью выпрямился. Он чувствовал себя уже более уверенно, но все еще не знал, куда девать руки. После секундного колебания он положил их на колени, соединив кончики пальцев, это ему не понравилось, и он заложил руки за голову. -- Ты и так знаешь всю историю, Майкл, -- его голос звучал почти так же, как и в день нашего знакомства. -- Зачем тебе слушать ее еще раз? -- Я люблю подробности, -- хмыкнул я. -- Разные такие подробности. Некоторые из них я знаю, и это позволяет мне понять, слушаю ли я правду. Итак? Как насчет небольшой сказочки на ночь? Однажды давным-давно жил-был человек по имени Уесли Рендалл? -- Отлично, -- впервые за вечер довольная улыбка пробилась через плотный грунт напряженных размышлений моего собеседника. Он расправил плечи и потянулся. -- Я хочу остаться в деле, хотя и плохо представляю, какого рода дело вы оба затеяли. Но это не имеет для меня значения. Хотите выпить? 14 В дипломатических кругах это называется сломать лед, и я поздравил себя с тем, что уроки хорошего тона не прошли для меня даром. Джеймс вошел в комнату столь же незаметно, как и всегда, и опять я не смог уловить момента, когда Рендалл вызвал его. На подносе стояло несколько бокалов, хозяин дома принял один из них из рук Джеймса и произнес: -- Это началось с того времени, когда я служил в армии. -- Он ухмыльнулся, как будто находил в этом нечто забавное. -- Я был на хорошем счету, вы знаете, и командование дорожило мной. Он пригубил бокал и продолжал. -- Обратной стороной этого были разные поручения. За время службы я сменил несколько командиров, но каждому из них было известно, что лейтенант Фокс умеет делать всякие разные полезные вещи, на которые обычный солдат просто не способен. Нечто вроде дрессированной собачки, которая умеет жонглировать мячом. В конце концов, мне все это надоело, я бросил армию и сменил имя. Но это было потом. Поручения, которые мне приходилось выполнять, были самыми разными. Чаще всего они имели мало общего с обычной гарнизонной жизнью. Помню, однажды мне пришлось вламываться в местный бордель и отыскивать там наградной пистолет. Одна пьяная шлюшка ради смеха умыкнула его у заезжего полковника. Забавная была история. Рендалл весело улыбнулся своим мыслям, но в этой улыбке не было тепла. В Рендалле вообще не было тепла. -- Но далеко не все поручения были такими легкими. Чаще всего мне доставалась какая-нибудь дрянь, где одновременно требовалось быть и умным, и смелым. Такое сочетание встречается редко, а среди военных особенно. Однажды меня вызвали к командиру, -- я только что получил капитана после одной истории с пьяным сержантом, разбившим полковой грузовик. Погибло двое штатских, и дело улаживал я. Мне сообщили, что я немедленно вылетаю в одну богом забытую страну в Юго-Восточной Азии. Я знал, что официально мы не вели там никаких боевых действий, но мне также было хорошо известно, что фактически мы их там ведем. Это меня не удивляло, когда служишь в армии, то перестаешь чему-нибудь удивляться. Странным было другое -- почему меня вообще посылают в эту страну. Полк, к которому я был приписан, стоял расквартированным в Северном Техасе и проводил бесконечные учения. Мне не было позволено взять с собой кого-нибудь из тех, кого я знал и кому мог доверить. Я просто должен был лететь в джунгли, принимать под командование черт знает кого и в срок, проявив отвагу и доблесть, выполнить черт знает что. Уесли Рендалл невесело усмехнулся, и я подумал, что эта усмешка, с разными оттенками, сопровождала авантюриста на протяжении всей его неспокойной жизни. -- Я понял одно, -- продолжал Уесли. -- Мне предстояло сделать что-то такое, о чем никто не должен был не только знать, но и догадываться. Что-то, в тоже время очень важное, раз для его выполнения вызывают меня с другого конца света... Тогда я был гораздо менее скромен, чем теперь. Перелет был коротким, но донельзя изматывающим. Меня запихнули в маленький убогий самолетишко, который наверняка числился списанным еще лет десять назад. Нас трясло и болтало всю дорогу. Я сидел на ящиках с какими-то боеприпасами и понимал, что если нас подобьют повстанцы, выбраться из самолета уже не сможет никто. Можете мне не верить, но тогда я не боялся. Я был храбрым, самоуверенным, и мне было плевать. Это теперь я привык к богатой жизни, стал скромным и трусливым. Я старательно смотрел сквозь Уесли Рендалла и старался, чтобы мое лицо ничего не выражало. Выслушивать боевые воспоминания отставного вояки входило в мои планы меньше всего, но я понимал, лучше его не прерывать. -- Прибыв в часть, явился к местному полковнику, прожженному вояке, его кожа давно стала желтой от тропического солнца, а затылок не просыхал никогда. Он прекрасно знал, что вокруг него происходит, и еще лучше создавал впечатление полного неведения, потому как происходящее шло вразрез с его представлениями о воинской чести. Забавная эта штука, представления о чести... На первый взгляд, миссия была крайне простой. Мне придавалось несколько солдат, даже меньше взвода, а вместе с ними -- их сержант. Это было хорошо, так как он знал ребят и имел представление о том, на что способен каждый из них. Но это было и плохо, так как у отряда оказывалось два командира сразу, а это всегда плохо. В бою особенно. Но изменить я ничего не мог. Наша задача состояла в том, чтобы отконвоировать груз -- большой, тяжело нагруженный ящик -- из расположения части к морскому берегу. Это составляло два дня пути. Пустяк, но не в том случае, когда твой путь лежит сквозь лес, наполненный партизанами. Рендалл небрежно взболтнул содержимое своего бокала, медленно опустошил его и на мгновение замер, глядя на стоящую на столике перед ним бутылку. Придя к отрицательному решению, он отставил бокал, и продолжал: -- Вы, конечно, спросите, почему нельзя было переправить этот чертов ящик на самолете. Я тоже хотел это знать, и сразу после разговора с полковником немного поболтался по части, расспрашивая помаленьку то там, то здесь. Солдаты очень любят разбалтывать военные тайны, если вы умеете правильно задавать вопросы. Так я узнал, что где-то неподалеку находилась база ВВС, захваченная повстанцами еще в самом начале мятежа. Базу строили Советы, и на ней все еще находилась всякая советская техника. Говорили, что там стоят около двадцати флэнкеров, а летает на них оттренированный этими же советскими экипаж. Может, это были и пустые разговоры, но каждый третий наш самолет, что пролетал над теми джунглями, сбивали к чертям. Так я узнал, что мне повезло попасть в первые два. Очевидно, груз, который мне предстояло конвоировать, был слишком ценным, и начальство не хотело им рисковать. По собственному опыту я знал, что в непобедимой армии США нет ничего, заслуживающего таких предосторожностей. В конце концов, у нас же куча миллионов налогоплательщиков, на деньги которых Пентагон может купить все, что угодно. Было ясно, что на этот раз наша доблестная армия обслуживает частный заказ. В кабинете полковника нас было четверо. Я, вытянутый в струнку, перед столом командира, да крепкий сержант с пышными усами подле меня. Его звали Сэмом Роупером, и вы встречались с ним. А позади стола полковника, чуть в тени, сидел в кресле высокий сухой старик с мрачным лицом -- в штатском. Я сразу же решил, что это и есть наш клиент, и до сих пор думаю, что не ошибся. После того, как полковник объяснил нам, чего на этот раз требует от нас присяга, он отпустил сержанта, а мне велел остаться. Именно поэтому Роупер впоследствии решил, что мне все известно о нашем грузе. Но он ошибся -- ничего особенного полковник мне так и не сообщил, лишь еще раз подчеркнул, что груз должен быть любой ценой доставлен на борт корабля. Тогда я не знал, что именно находится в ящике, да и сейчас могу только строить догадки на этот счет -- правда, догадки вполне обоснованные. Но в те дни я знал об этом грузе так же мало, как и мои солдаты. Должен признать -- полковник с пожелтевшим лицом отобрал для меня хороших парней. Сержант знал свое дело, а ребята знали его. Роупер мне понравился, и я был уверен, что выполнить задание мы сможем. Мы вышли из расположения гарнизона и углубились в лес. Такие ребята смогли бы пройти это расстояние самое большее за полдня. Но нас сдерживал чертов ящик, приходилось быть осторожным. Дважды я видел над головой советские самолеты. Так до сих пор и не знаю, увидел ли нас один из летчиков, или нам просто не повезло. 15 Довольно долго нам удавалось идти незамеченными. Партизаны не могли предположить, что кому-нибудь из гарнизона придет в голову отправиться в небольшую прогулку по их лесам. Я уже начал надеяться, что мы избежим столкновения. Но уже перед самым берегом мои ребята наткнулись на патруль. Роупер шел впереди, с еще одним солдатом, фамилии которого я сейчас не могу вспомнить. Оба повстанца были убиты, но мои люди также получили ранения, поэтому мы стали идти медленнее. Я понимал, что очень скоро пропажа патруля будет обнаружена, и на поиски бросятся все повстанцы в округе, а их там было немало. Я тогда даже не знал, из-за чего началась эта война. Да и никто из солдат, что шли со мной тогда, пожалуй, тоже этого не знал. Меня удивило, что корабль оказался не военным. Я полагал, это будет кто-то из ВМС, может, даже подлодка. Но в тот момент я подумал, что, раз груз принадлежит гражданским, они могли самостоятельно увозить его по морю. Одним словом, тогда я не придал этому значения. На корабле не было флага. До сих пор я помню одну цифру -- пятьсот пять. Я считал секунды, пока не увидел его. Пятьсот пять секунд, примерно это восемь минут. Лес находился прямо позади нас, и мне было страшно. Наверное, именно в тот момент я перестал быть храбрецом. С корабля спустили шлюпку, в ней сидели трое. Я почувствовал неладное, когда увидел их. Вернее, одного, он был у них за главного. Я его не знал, я никогда не был в Юго-Восточной Азии, но мне уже не раз доводилось встречать типов, подобных ему. Это не были военные в штатском, но и штатскими они тоже не были. Это были местные пираты. Такие люди, как они, всегда вертятся там, где что-то происходит. Мятеж и последовавшая за этим война -- прекрасная приманка для такого рода людей. Для того, чтобы перевезти свой таинственный груз по суше, заказчик прибег к помощи американской армии. Для транспортировки по воде он нанял пиратов. Символично, вы не находите? Рендалл вновь незаметно ссутулился, его взгляд блуждал где-то далеко. Он снова переживал тот день, и мне показалось, что он находит в этом какое-то извращенное наслаждение. -- Я должен был следовать за грузом вплоть до американских берегов, -- произнес Уесли. -- Поэтому я сел в шлюпку вместе с ними. Я знал, что Роупер сумеет проконтролировать ситуацию до тех пор, пока шлюпка не подойдет к берегу во второй раз. -- Но шлюпка так и не вернулась? -- тихий голос Франсуаз скорее не спрашивал, а констатировал. Рендалл поднял на нее глаза. Меня удивила промелькнувшая в них боль. -- Я должен был это предвидеть, -- его голос звучал почти спокойно. -- Им заплатили, чтобы они доставили груз. Это все. Они не хотели оставаться у берега лишние несколько минут только затем, чтобы подобрать шестерых парней в военной форме. Эти ребята не входили в контракт. Я понял это только в тот момент, когда они начали поднимать на борт шлюпку. Я посмотрел на берег. Сержант все еще был уверен, что спасен. И все остальные тоже. Я подошел к капитану и приказал ему забрать их. Тогда я умел говорить командирским голосом, -- Уесли вновь усмехнулся, и это была самая горькая улыбка, которую мне когда-либо приходилось видеть. -- Капитан вытащил пистолет и приставил дуло к моему лбу. "Я могу доставить этот ящик вместе с тобой, белоручка, -- сказал он. -- А могу и без тебя. Выбирай". Я сказал, что в те дни был храбрецом. Но не героем. Не помню, что я ему ответил. Но в то мгновение я решил, что обязательно узнаю все об этом чертовом грузе и нашем нанимателе. Как раз в этот момент нас тряхнуло. Кто-то выстрелил с берега. Не знаю, кто. Возможно, повстанцы -- они уже почти догоняли нас, когда мы вышли к морю. А может быть, кто-то из солдат попытался остановить корабль. У меня не хватило сил обернуться. Рендалл провел рукой по лицу, затем неожиданно резко встал и прошелся по комнате. -- Потом я вышел в отставку, -- сказал он, и его голос изменился. -- Получил неплохие деньги и стал жить в свое удовольствие. Помог опыт иметь дело с чужими неприятностями, и некоторое время мне удавалось проворачивать дельце то там, то здесь. Но я не забывал об истории с этим ящиком. Я читал газеты, расспрашивал людей -- словом, пытался вести собственное расследование. Тайна всегда раскрывается быстрее, если этим займется мошенник ... Я узнал следующее. Императорский режим в той проклятой стране существовал уже несколько тысяч лет и уступал по своей древности только разве что китайскому. Древние восточные традиции живы там до сих пор. И, тем не менее, появились люди, которым надоело жить по-старому, выращивать рис, жить в грязных лачугах и платить непомерные налоги. Произошел мятеж, который возглавило движение за свободную республику. Само собой, их поддерживали Советы. Местный император был стар, глуп и уже начинал впадать в маразм. Но кто-то из его окружения догадался обратиться за помощью к великой американской нации. В то время ситуация в мире не позволяла нам в открытую столкнуться с Советами. Поэтому войти в ту страну официально мы не могли. Но значительное число подразделений все же было туда переброшено. Мне стало интересно, чем расплачивался императорский режим за дружескую услугу? Эта маленькая страна не имеет ни полезных ископаемых, не контролирует стратегически важных путей -- она вообще никому не нужна. А дядя Сэм никогда не восстанавливает справедливость бесплатно. Я продолжал наводить справки, и вскоре выяснил, что в самом начале мятежа из столицы были вывезены древние императорские реликвии. Эти безделушки стоят довольно дорого, а если учесть, сколько им лет, то цена возрастет в десятки раз. Доподлинно известно, что вывозили их преданные императору гвардейцы-фанатики. С того дня след сокровищ теряется, однако спустя всего месяц в американском гарнизоне на побережье появляется таинственный ящик. Я провел несколько дней, занимаясь подсчетами. Могу поклясться, что вес и объем реликвий в точности соответствует нашему ящику. Само собой, это никакое не доказательство, но для меня его хватило. Тем временем война закончилась. Нашим воякам надавали плюх, и они с позором возвратились в свои гарнизоны по эту сторону Тихого океана. Мятежники основали свою свободную республику, и всем было хорошо. Но сокровища так и не появились. Народно-демократический режим новоявленной республики открыто обвинил свергнутого и давно уже покойного императора в том, что он продал священные реликвии американским собакам. Скорее всего, при помощи этого лозунга они смогли одержать больше побед, чем оружием Советов. Как я уже сказал, старик к тому времени был мертв, а те его соратники, что смогли сбежать и эмигрировали кто куда, до сих пор стыдливо отмалчиваются. Такова первая часть этой истории. Вторая же состоит в том, что на третий месяц моего пребывания на Западном побережье я купил газету. Одна статья в ней рассказывала о международном финансовом конгрессе, проходящем в Л.А. На одной из фотографий я узнал высокого сухого старика, который сидел в тот день в кресле позади стола полковника. Это был Джейсон Картер. Остальное оказалось просто. Банк Картера, подобно другим крупным финансовым конгломератам, имеет тесные связи, как с Пентагоном, так и с ведущими производителями оружия. Это известно всем, но все делают вид, что ничего не знают. В точности как тот полковник с пожелтевшей кожей -- люди везде одинаковы, что в мокрых джунглях, что здесь. Мне оставалось только сложить два и два, и я это сделал. Возможно даже, именно Джейсон Картер финансировал военное вторжение в ту чертову страну. Для него это так же просто, как заказать себе пиццу по телефону. Он владеет миллионами, а ворочает миллионами миллионов. Он банкир. Война -- такой же бизнес, как и все другие, только государство имеет на него монополию. Но это не мешает ему раздавать патенты тем, кто хорошо заплатит. Джейсон Картер внес свою долю, и получил в качестве дивидендов уникальные безделушки. Если у тебя столько денег, что ты можешь купить весь мир, -- куда их деть? Почему бы не выбросить парочку миллионов и не стать единственным в мире обладателем редчайших и древнейших сокровищ мира? Как говорится, выше этого -- только звезды. И тогда я задумался, что могу предпринять. Не хочу сказать, будто в те дни мною двигало стремление отомстить банкиру за ребят, погибших тогда на морском берегу из-за его приказов. Но вот отплатить ему за то, что он подставил меня, я хотел. И еще мне были нужны деньги. Они мне и сейчас нужны. Итак, я знал, что где-то в подвалах банка Картер тщательно охраняются ценности, полученные если и честным, то далеко не чистым путем. Но этого знания было мало, и я стал искать людей, которые захотят эти сведения купить. И я нашел их. Я уже упоминал о народно-демократическом режиме, который был установлен в той стране после победы повстанцев. До сих пор время от времени они поднимают вой об утраченных национальных реликвиях. Я поразмыслил и пришел к выводу, что мне нужны именно они. С того времени, когда я носил погоны, у меня остались старые связи. С тех пор, как я не ношу мундира, я обзавелся новыми. Через третьих лиц я вышел на представителей режима и вкратце обрисовал им обстановку. Я надеялся, что, маневрируя между ними и Картером, смогу получить неплохие деньги и навсегда уйти на покой. Тем временем я постарался сблизиться с Лизой и Кларенсом. Я действовал сразу в двух направлениях, так как не мог знать наверняка, где именно мне улыбнется удача. Остальное вы знаете -- после того, как началось расследование, все пошло наперекосяк. Я никогда не слышал о докторе Бано, но полагаю, что это и есть эмиссар режима, присланный сюда по моей подсказке, чтобы вытрясти из старика Картера вывезенные им ценности. Но к тому времени, когда этот человек приехал в Лос-Анджелес, вокруг меня уже крутились вы и полиция, и хитрец решил обойтись без меня. Об остальном я могу только догадываться. Думаю, этот человек пригрозил Картеру, требовал вернуть вывезенные ценности. Не удивлюсь, если окажется, что он фанатик. Банкир послал его к черту. Потом начались эти убийства. Знаете, когда вы воюете в джунглях, и это ваши родные джунгли, а не какое-нибудь вонючее болото, куда забросил вас дядя Сэм -- тогда вам нужны снайперы. Убивать младшего Картера этот Бано наверняка не хотел, это было просто первое предупреждение. Банкир снова посылает его к черту -- и во второй раз доктор стреляет на поражение. Хотел бы я знать, что решил старый Картер теперь. Уесли Рендалл продолжал стоять, взгляд его был направлен в окно. Я встал. -- Значит, доктор Бано не пытался связаться с вами? Рендалл отрицательно покачал головой. Когда я, сделав знак Франсуаз, направился к выходу, он все еще продолжал стоять, направив взгляд в свое прошлое. 16 Я уже начинал жалеть, что мы взялись за это дело. Его завязка была довольно проста -- обычное убийство голливудской проститутки, заурядное мошенничество с подтасовкой улик и вымогательством. Но стоило нам разобраться с этой историей, как вслед за ней вставала новая, и за второй -- другая, и мне начинало казаться, что мы так никогда и не избавимся от Картеров и их семейного банка. Нам удалось найти небольшой ресторанчик, который все еще оставался открытым, и где отыскался свободный столик. Я заказал себе три ростбифа с кислой капустой, чем навлек на себя осуждающий взгляд Франсуаз. Но я был голоден. Она заказала яйца по-каталонски. Я мог бы держать пари, что здесь не подают ничего подобного, но промолчал. Это было правильно, так как заказ вскоре принесли. Через прозрачную стену ресторанчика я видел освещенную афишу кинотеатра напротив. Шла какая-то комедия. -- Итак? -- стальные серые глаза Франсуаз были направлены на меня. Я расправил салфетку и энергично расковырял ростбиф вилкой. Сегодня я мог позволить себе есть так, как мне нравится. Франсуаз аккуратно отделила специальным ножом кусочек яйца и произнесла: -- Мне кажется, теперь настало время объяснить, почему ты выставил меня дурой перед этим доктором, а потом наобещал золотых гор мистеру Рендаллу. Она не назвала его блондинчиком, и это должно было что-то обозначать. -- Видишь ли, -- я принялся расковыривать второй ростбиф. -- Профессиональный боксер, Френки, не может быть снайпером. Ее брови в недоумении взметнулись вверх, и я взмахнул вилкой, призывая ее к молчанию. Кусочек мяса упал на скатерть, я сделал вид, что не заметил этого. -- Ты скажешь, это не доказательство, и логической связи здесь нет. Ты права. Однако я никак не мог поверить в то, что профессиональный боксер, с его крепкими руками-поршнями и чугунными кулаками может удержать в руках винтовку и тщательно прицелиться. Во всяком случае, это казалось мне малоправдоподобным. Поэтому я решил проверить, служил ли наш подозреваемый в армии и имел ли когда-нибудь дело с оружием. Ты сама слышала ответ на эти вопросы -- никогда. С другой стороны -- сам Юджин Данби. Кто он такой? Обычный профессионал, время от времени дерется в подпольных матчах, на которые делают ставки -- ничего особенного в спортивном плане из себя он не представляет. Он спит с дорогой проституткой только потому, что ей это нравится. Воображает, что влюблен в нее, но позволяет ей продолжать заниматься своим ремеслом. Надеется, что когда-нибудь разбогатеет и увезет ее. Куда, спрашивается. Я никогда не встречал этого парня, но уверен -- в его голове лишь одна извилина, прямая и широкая, и единственное, что раскатывает по ней взад и вперед -- это пара бильярдных шаров. Мог ли подобному человеку прийти в голову план с винтовкой, стрельбой и прочим? Это абсолютно не его стиль, не его метод. Он мог бы подраться, покричать, -- словом, вести себя так, как принято в дешевых барах. Впрочем, именно так он себя и повел, не так ли? Когда ему взбрело в голову искать справедливости, он вломился в дом к банкиру и устроил скандал. После появления охранника наш герой поджал хвост и смылся. Все это показалось мне заслуживающим внимания еще днем, после покушения на Джонатана Картера. Но тогда я не придал особого значения своим подозрениям и решил оставить их проверку на потом. Ведь Джонатан был только ранен, значит, рассудил я, стрелок вовсе не снайпер и не умеет стрелять. А это, на первый взгляд, подтверждало теорию о стрелке-непрофессионале. Но после того, как я узнал о гибели Роберта -- картина приобрела совершенно иное освещение. Неизвестный всадил человеку пулю прямо в лоб в тот момент, когда рядом с жертвой стояли двое полицейских. Для этого надо было быть не только умным и хладнокровным, -- а наш приятель Данби явно не отвечает этому описанию -- но еще и первоклассным стрелком. Скорее всего, военным. Тогда я задумался, кто в нашей истории был солдатом. Оставалась, конечно, вероятность совпадения. Я не мог полностью исключить того, что покушение никак не связано с нашей историей. Однако подобное представлялось мне маловероятным. Итак, кто же был солдатом. Сэм Роупер. Но он мертв, застрелен в упор из пистолета, -- возможно, нашим снайпером, возможно, кем-то другим. Его товарищи. Все они мертвы, кроме одного, но и тот -- безногий инвалид. Скрыться с места преступления с винтовкой в руках для него было бы невозможно. Уесли Рендалл тоже был военным. Но он все время находился под нашим наблюдением, как, впрочем, и Джеймс. И тогда я вспомнил о докторе Бано. Конечно, он представился доктором философии, но это ничего не доказывает. Мало ли кто может изучать философию. А ведь доктор приехал из тех же мест, где произошла история с таинственным ящиком. Это одна сторона проблемы. Вторая же состоит в том, что другой доктор, доктор Мак-Нейр, с неожиданной твердостью стоял на поставленном им диагнозе. И это при реальной угрозе судебного разбирательства и независимой экспертизы. Неужели он -- сумасшедший? Или твердо уверен, что Рендалл вытащит его из любой переделки? Или собрался бежать? Я достаточно повидал людей и был уверен, что доктор Тодорик Мак-Нейр не принадлежит к той категории людей, которые способ