о себя понял, что ведь действительно, он уже
давно любит эту прекрасную девушку, и тотчас же решил завтра просить ее
руки2.
Но, чем больше он об этом думал, тем отчетливей всплывало в памяти
молчание Танцовщицы, ее холодность и неприступная сдержанность. "Да уж, -
подумал Солдатик, - она видно действительно из знатных, живет во дворце, а у
меня только и есть, что коробка, да и то нас в ней набито двадцать пять
штук. Но попробовать все же стоит!"
Наутро ему удалось выбрать момент и, оставшись с Танцовщицей наедине,
рассказать ей о своей любви, но она лишь мило улыбалась в ответ и продолжала
свой вечный танец. От ее молчания, от этой вежливой улыбки нашего Солдатика
прошиб холодный пот, и, смущенный и растерянный, он постарался уйти подальше
от дворца, от восковых лебедей плавающих в зеркальном озере.
Он пришел в себя только стоя на подоконнике и разгорячено дыша. Нет, он
не собирался покончить с собой или уходить прочь из этого дома. Ему, всего
навсего, был нужен маленький тайм-аут, чтобы прийти в себя. Но то ли
подоконник был слишком скользким, то ли его коварно толкнул в спину чей-то
злорадный взгляд, то ли это был просто сквозняк, но уже в следующее
мгновение Солдатик - только воздух в ушах свистел, - стремительно падал вниз
с третьего этажа.
Он не слышал горестного "Ох!", вырвавшегося у Танцовщицы, не видел
смертельного ужаса, застывшего в ее глазах и не знал о том, как оказывается
легко слетает с ее лица маска равнодушия и отвлеченности. Но зато он твердо
знал, что ему во чтобы-то ни стало необходимо вернуться назад, ведь кто же
кроме него сможет лучше охранять Танцовщицу долгими темными ночами.
Возвращение домой было для Солдатика не столь легким, как описал его
Ганс Христиан Андерсен. Много раз лишь память о прелестной Танцовщице
заставляла его вновь и вновь подниматься, вызывая на бой всех и вся. Но
молитвами Танцовщицы и своей Любовью он все же сумел вернуться в тот самый
дом. Солдатик застыл у белой громады дворца, перед которым танцевала его
любимая.
- Здравствуй! - спокойно и даже как-то холодно поприветствовала она
Солдатика и тотчас же отвернулась прочь, чтобы скрыть огоньки безудержного
счастья, вспыхнувшие в ее глазах.
"Вот так вот, просто "Здравствуй" и все! - это был страшный удар. В
мечтах, в том страшном аду, которым стала для Солдатика дорога домой, в
конце этого мучительного тоннеля, он всегда отчетливо видел слезы радости,
страстные объятия и жаркие поцелуи, а на самом-то деле - всего навсего
"Здравствуй".
Все то, что стало для него смыслом жизни взорвалось в это мгновение
обидой и разочарованием, наполнив его до самых глазниц горькими, солеными
слезами. Но он был солдат и не имел права плакать. Стойкий оловянный
солдатик четко, как на параде, развернулся кругом и пошел прочь от дворца,
судорожно пытаясь сдержать рвущуюся наружу боль. И поглощенный этой борьбой
он не почувствовал, каким жарким и полным любви взглядом проводила его
Танцовщица.
Он стоял на краю стола, делая вид, что смотрит на пляшущий в камине
огонь. А в это время его самого съедало, плавило изнутри не менее жаркое
пламя отвергнутой, как ему казалось, любви. Вся беда заключалась в том, что
он действительно по настоящему любил Танцовщицу. Жар этой любви, не нашедший
выхода, разгорался все ярче и ярче, расплавляя все вокруг. А может быть к
нему добавился и страстный взгляд Танцовщицы? Не знаю ... Только вот
наступило мгновение, когда, не выдержав этого страшного жара, расплавилось и
потекло олово, и единственная нога Солдатика предательски подогнулась. И
нелепо кувыркнувшись в воздухе, он рухнул вниз, прямо в горящий камин. В
падении Солдатик успел-таки бросить последний взгляд на прекрасный дворец
своей возлюбленной и с изумлением увидел, как метнулась вслед за ним легкая
фигурка в батистовой пачке с яркой розеткой на груди.
Их руки встретились и переплелись, и они вспыхнули, как самая яркая
звезда прежде чем их коснулись языки настоящего живого пламени. Огонь
поглотил их, оставив миру лишь почерневшую как уголь розетку и маленькое
оловянное сердечко.
1
-
Смотри "Сказку о том как стойкий оловянный солдатик потерял ногу."
2 -Не забывайте, что
Солдатик-то оловянный!
31
Громко звякнув, массивный кованный ключ острым металлическим скрежетом
безжалостно отсек от мастерской все лишнее. Теперь безграничность Вселенной
сосредоточилась всего лишь в одной глыбе розового мрамора покоящейся на
подиуме. И только Мастер знал что скрывает в себе этот безжизненный на вид
камень. Всю свою долгую жизнь Мастер посвятил тому, чтобы однажды
освободить, выпустить из него на волю ту, которая уже многие годы заполняла
все его помыслы. И вот наконец-то это время пришло, и первые мраморные
крошки посыпались на дощатый пол...
Он увидел ее еще мальчишкой. Как-то раз, катаясь на льдине, Мастер,
бывший в ту пору безусым юнцом, зазевался и уже через мгновение оказался в
обжигающих объятиях вешней реки. А потом, спасенный друзьями, мучительно
долго метался в жарком бреду, изредка разрываемом ледяным полотенцем. И вот
где-то там, на самой границе жизни и смерти, сквозь колышущееся марево
призраков он вдруг отчетливо различил ее силуэт. Она была божественно
красива, а ее невесомые прикосновения столь блаженны, что Мастер замер в
восхищении. Замер и забылся пусть еще и бесконечно тяжелым, но уже глубоким,
выздоравливающим сном. С тех самых пор он и посвятил свою жизнь тому, чтобы
когда-нибудь вернуть ее в мир людей. Бесчисленное количество раз он, не щадя
себя, приступал к работе, пытаясь возродить любимый образ. Но, в самый
последний миг, Она неизменно ускользала, оставляя Мастера наедине с мертвой,
податливой глиной. Шли годы, но Мастер не отступал, вновь и вновь начиная
сначала. Он работал до полного изнеможения, пока не выпадал из обессиливших
рук инструмент, и предательски навалившееся забытье не уводило его в
таинственный мир снов. Туда, где безраздельно царила Она. Там, окруженный ее
искренней любовью и заботой Мастер, как губка, впитывал в себя то ощущение
безграничного счастья, которое он переживал во сне. Но неизбежное
пробуждение безжалостно вспарывало грядущим одиночеством паутину призрачной
радости. Каждый раз, прежде чем уйти, он звал Ее с собой, но Она лишь лукаво
улыбалась, протяжно отвечая: "Не-е-ет!" и исчезала вместе с остатками сна.
Мастер просыпался и, стиснув зубы, снова пытался обмануть судьбу, приступая
к работе. Он ваял, а перед глазами непрерывно мелькали густые переливающиеся
волны ее волос, чудный стан, бесконечно родная улыбка, а в ушах безраздельно
властвовал ее чарующий голос. Творения Мастера уже украшали лучшие музеи
мира, выставки неизменно собирали толпы восторженых почитателей, но сам-то
он твердо знал, что все это - лишь прелюдия.
Но вот наконец-то сошлись воедино в своем апогее мастерство скульптора,
страсть мужчины и жизненый опыт. И замерло, растворившись в восхищении
время, потрясенно наблюдая, как под чуткими руками Мастера, под резцами его
души и молотом сердца рождается каменное чудо. Уже отложены в сторону все
инструменты и теперь лишь мозолистые ладони полируют холодный безжизненный
мрамор. Они скользят, отдавая ему нежность и заботу, ласку и силу, доброту и
верность, все, что только может отдать женщине мужчина. Ведомые сердцем,
руки без устали гладят камень, и он, в ответ, словно бы наливается изнутри
таинственным жизненным светом. А опыт, точно подсказывает тот самый
критический момент, когда нужно пересилить себя, чтобы не остановиться в
изнеможении на пол дороге.
Так продолжается до тех пор, пока друзья, обеспокоенные долгим
отсутствием Мастера, не взламывают двери его мастерской. И потрясенно
застывают перед густо краснеющей обнаженной красавицей, растерянно
прикрывающейся старым рванным фартуком. А рядом, уронив морщинистое лицо на
ставшие вдруг такими непослушными руки, сидит, мастерски высеченный из
розового мрамора, безмерно уставший старик.
32
"Ваше Высочество!
Не милости и пощады прошу у Вас, за все мной содеянное, ибо даже если
Вы и даруете мне прощение, сам себя я простить не смогу. Молю лишь ободном -
не велите искать меня или высылать вслед погоню, ибо мое единственное
желание сейчас - искупить все то зло, которое я принес тем, кто был мне
дороже всего. И ничто не в силах остановить меня.
Вы видимо в недоумении, о чем это пишет ваш друг детства? Теперь-то я
могу рассказать сколь черную роль я сыграл в судьбах той которую я любил
больше всего на свете и Вашей собственой.
Я не поэт, а всего лишь простой башмачник и не смогу описать чем Она
была для меня. Да, в общем-то, всем. Она захватила, заполонила собой все,
едва я увидел ее в первый раз. С ее именем я не расставался ни на секунду,
ее образ был со мной когда сон сковывал мои глаза, и он же будил меня
поутру, напоминая, что где-то рядом в этом мире живет Она. Я любил ее. Она
была чудесной девушкой, да Вы впрочем и сами это знаете. Правда ей не
повезло с мачехой, но она никогда не унывала, и за это я ее тоже очень
любил. Однажды, чтобы хоть немного порадовать ее, я сделал ей подарок, да
будь он трижды проклят! Если бы я только мог тогда предположить, как
искалечит он наши судьбы...
Вы-то знаете, что я хороший мастер и, думаю поймете, что те туфельки,
которые я сшил для нее были особенные. Я вложил в них все свое умение, всю
любовь и нежность к этой несчастной девушке, и они мне действительно
удались. Это были чудесные туфельки оттороченные драгоценным серебристым
мехом.1
И каково же было мое изумление, когда вскоре после этого Вы пришли ко
мне с одной из этих туфелек! Вы сказали мне, что ее потеряла ваша невеста,
что она... Впрочем, Вы пожалуй и сами это все хорошо помните. А потом Вы
попросили меня рассказать Вам все, что я могу об этой туфельке: кто шил,
где, когда и так далее. Я заявил тогда, что это не так просто и Вы оставили
мне туфельку, сказав, что прийдете за ней через час. А через час туфелька-то
была не совсем та, На глаз не заметно, а вот размер уже другой, не зря же
меня называли Мастером.
Вы конечно же не могли этого знать, и преспокойно женились на той,
которой она пришлась в пору и, на сколько я знаю, не так уж и несчастливы с
ней. Я радовался тому, как ловко обвел всех вокруг пальца, сохранив для себя
свою возлюбленну. Но потом я понял, что она-то всерьез в Вас влюбилась и эта
женитьба убила ее. Она медленно угасала и ничто не было в состоянии ее
утешить. И вот вчера она умерла, и как это не страшно, я главная тому
причина. А посему я ухожу искать волшебный родник живой воды и не появлюсь
здесь, пока не найду его.
Прощайте и, если сможете, простите.
Башмачник."
1
- В
оригинале у Ш.Перо Золушке подарили не хрустальные туфельки, а туфельки,
оттороченные мехом.
33
Тихая тенистая заводь большого лесного озера была любимым убежищем
Марьи-царевны. Именно сюда приносила она свои девичьи печали и, вдали от
чужих глаз, давала волю слезам. Да и то дело, было от чего плакать: все
подружки уж давным-давно свадебки сыграли, а ей, ну просто беда, все никак
не везет! И ладно бы страхолюдиной была, аль убогой какой, так ведь нет же -
видная девка, ладная. Только вот кокетству совсем не обучена. Как
какого-нибудь царевича-королевича увидит, так сразу же, как мак алый,
краснеет. А язык, так и вовсе на корню сохнет. От того-то и капали горькие
слезы в темную воду, разгоняя бестолково суетящихся водомерок.
Вдруг рядом что-то плеснуло и прямо перед Марьей-царевной плюхнулась на
камень большая зеленая лягушка. Царевна отпрянула в испуге и едва не
закричала от страха, она жуть как боялась всю эту болотную живность. Но визг
замер на устах, сменившись изумлением: голову лягушки венчала изящная
золотая корона. Много раз слыхивала Марья-царевна про такие чудеса, да
только полагала, что все это просто байки для малых детишек. Ан нет! Живая,
скользкая и противная лягушка с царской короной сидела прямо перед ней и не
моргая смотрела прямо в лицо.
- Не ква-а-алнуйся, не съе-ем! - молвила лягушка человеческим голосом.
Ошарашенная царевна переборов внутреннюю дрожь присела на самый краешек
валуна.
- А ты... заколдованная царевна?
- Кве-е-ет! Я заква-а-алдоква-а-анный царевич.
Сердце оборвалось, и кровь отлила от щек. Заколдованный царевич! И если
она поможет ему сбросить это мерзкое заклятие, то... В жар кинуло
Марью-царевну, и теперь уже ее лицо пламенело, как закатное солнце. Руки
сами потянулись к лягушке, но когда царевна представила, что прийдется
дотронуться до холодной, пахнущей вязкой тиной лягушачьей кожи, омерзение
сковало все тело.
- Кто ж это тебя так? - только и смогла выдавить царевна.
- Да-а-вняя история. Расква-а-алдуй меня, не пожа-а-алеешь!
- А чем же я помочь-то могу?
- Поцелу-у-уй меня и про-о-очь падут злые ча-а-ары. - проквакал
царевич-лягушк.
Марья-царевна просто в ужас пришла. Но не бросать же несчастного
царевича в беде! Долго не решалась она прикоснуться к нему, мучилась, себя
изводила. Но потом, собрала всю волю, ведь как-никак - царская дочь, и, вся
внутренне сжавшись, посадила лягушку в ладони и поднесла в губам. А потом
зажмурилась и, дрожа от страха и нетерпения, прижала свои коралловые губы к
мокрой холодной коже.
Сверкнула молния и грянул гром. Вихрь пронесся над озером.
Марья-царевна вдруг ощутила страшную тяжесть в руках, ладошки сами собой
разошлись в стороны, раздался громкий всплеск и ее обдало брызгами. Царевны
открыла глаза и увидела, стоящего по колено в воде, высокого пригожего
царевича в дорогом кафтане. Он с недоверием смотрел на свои руки, то и дело
поднося растопыренные пальцы к лицу, на собственное отражение в темной воде,
а потом радостно закричал на всю округу: "Ура-а-а!"
Марья-царевна даже не ожидала увидеть такого славного мо'лодца и
прямо-таки зарделась вся от смущения. Капли воды текли по ее лицу, и она
попыталась вытереть их рукавом, но, к своему изумлению, вместо яркого
сарафана увидела лишь блестящую лягушачью кожу. И только сейчас заметила,
что смотрит на царевича снизу вверх и сидит, скрючившись на камне. Она в
ужасе закричала и метнувшись прочь, шлепнулась в темную воду.
- Ква-а что-о?
34
(Грустные сказки о любви)
35
Сказка первая.
Он знал, что рано или поздно это должно было случиться. Никогда не
угадаешь заранее, что будет тому причиной, и, потому, готовым к этому нужно
быть всегда. Сколько он себя помнил, он ждал этого предательского момента,
за которым лишь краткий миг полета, страшная вспышка боли и бездонная
темнота, поглощающая тебя целиком и навсегда.
И потому, когда канат неожиданно провис и перед глазами поплыли
изумительные оранжевые круги, Канатоходец отчетливо осознал, что сейчас он
сорвется.
Он не испугался, не закричал и не впал в панику, ведь он давно уже был
готов к этому. Канатоходец закрыл глаза, бесполезные в этой бешеной
круговерти запрокинутых лиц, жадно глядящих на него и доверился своему
чутью. Один взмах шестом, другой, ну где же канат? Он сконцентрировал все
свое умение и опыт, и, балансируя на старой гнилой веревке, отвоевывал у
смерти секунду за секундой. А когда Канатоходец окончательно понял, что
удержаться уже не удастся, он широко открыл глаза, чтобы в последний раз
взглянуть на обтрепанный купол шапито. В какую-то мельчайшую долю секунды,
отделявшую его от падения, вместились и трагическая тишина внезапно
умолкшего оркестра, вскрики друзей, и сотни глаз, ожидающих увидеть такое
экзотическое зрелище. И именно эти жадные липкие взгляды, безжалостные и
злорадные, устремленные к нему со всех сторон, должны были стать последним
толчком, отделявшим Канатоходца от гибели.
Но судьбе было угодно распорядиться иначе. Чем же еще объяснить, что
срываясь вниз, он поймал на себе один совершенно необычный взгляд огромных
девичьих глаз. Ужас и страх за Канатоходца, боль и жалость, любовь и
нежность, а главное, желание помочь и даже взять на себя ту дикую боль, что
ворвется в его тело через секунду - сплелись в этом взгляде в диковинный
клубок. И, еще не успев ничего осознать, Канатоходец интуитивно поверил
этому взгляду и словно оттолкнувшись от него, успел перевернуться, и
вцепиться руками в канат. Публика разочарованно ахнула и сплюнула, злобно
выругавшись.
Потом были объятия друзей, выволочка от хозяина шапито и неуемное
желание узнать кто же та девушка спасшая его. В краткий миг падения он
разглядел лишь ее глаза, точнее их выражение. Но пойди найди в этом мрачном
городе девушку, если помнишь только то, как она смотрела на тебя. И
пробродив всю ночь по пустынным улицам и площадям, пугая случайных прохожих,
и ускользая от ночной стражи, Канатоходец к утру вернулся в свой фургончик.
А вечером было новое представление и он опять шел по тонкому
ненадежному канату. Только на этот раз он смотрел не вперед, как обычно, а
вниз. Так идти было намного сложнее и он с трудом сдерживал головокружение,
но зато вся публика была перед ним как на ладони, и он мог ее как следует
рассмотреть. Канатоходец уже отчаялся найти свою спасительницу, внимательно
оглядев всю галерку, партер и ложи, когда вдруг вновь окунулся в этот
удивительный и волшебный взгляд. А окунувшись и проследив за ним, едва опять
не сорвался вниз. Он покачнулся и даже выронил шест, - этот взгляд полный
любви и тревоги исходил из королевской ложи, где сидела девушка в
серебристой полумаске. Канатоходец закрыл глаза и заставил себя успокоиться.
А потом, когда сердце уже не выпрыгивало из груди, а внезапно вспотевшие
ладони были тщательно вытерты об трико он взглянул вниз, в эти спасительные
глаза. И когда их взгляды встретились, и девушка из ложи покраснела, увидев,
что он все понял, Канатоходец только для нее одной сделал двойное сальто
назад. Публика была в восторге, а незнакомка отблагодарила его таким
взглядом, что ему захотелось спрыгнуть к ней вниз немедленно.
Так продолжалось довольно долго. Каждый вечер девушка в полумаске
занимала свое место и затаив дыхание следила за Канатоходцем. А тот,
выполнив обычный набор трюков останавливался, и бросив долгий и внимательный
взгляд на королевскую ложу, проделывал нечто такое, что никто и представить
себе не мог. И за все время этого удивительного романа во взглядах,
Канатоходец не разу ни повторился.
Я не знаю точно, встречались ли они помимо этих ежевечерних
представлений и было ли известно Канатоходцу кто она, девушка из ложи. Хотя,
думаю, что он все знал, иначе не вышел бы на арену в тот последний вечер,
когда цирк оцепили королевские жандармы. Видимо кто-то донес королю, что его
дочь увлеклась уличным шутом из балагана. Местный король, вообщем-то, был не
то чтобы очень жесток, но честь семьи ценил превыше всего. А посему,
Канатоходец нисколько не удивился, когда в один из вечеров его друг клоун
предупредил, что канат подрезан и порвется, едва Канатоходец на него ступит.
Он знал, что рано или поздно это должно было случиться. Конечно же он
мог бы бежать, но ведь тогда он вряд ли когда-нибудь еще увидит этот
чудесный взгляд, так много ему давший и столькому научивший. И он вышел на
арену. Он старался быть предельно осторожен идя по канату, но, дойдя до
середины, Канатоходец разглядел место надреза и понял, что это конец. Канат
и так-то был не ахти, а теперь вообще держался на двух тонких нитках. И
последний раз взглянув в эти ставшие такими родными глаза, он крепко
зажмурился и шагнул вперед. Он ясно ощутил как лопнул под ногой канат. Внизу
заорали: "Ух-ты!", и предсмертная легкость окутала тело. Но падение было
столь кратким, что Канатоходец даже не успел его почувствовать. Не успел
потому, что под ногами ясно прощупывался другой канат! Боясь поверить в это
чудо, не открывая плотно зажмуренных глаз, он ощупью пошел по этому
неизвестно откуда взявшемуся канату.
А обалдевшая публика, разинув рты, во все глаза глядела, как между
двумя болтающимися обрывками каната по тонкому лучику взгляда уверенно шел
Канатоходец.
36
Сказка вторая.
Случилось однажды так, что одна маленькая прелестная девочка, ну просто
загляденье что за ребенок, сама того не ведая расстроила планы одной старой
колдуньи. И та, желая отомстить обидчице, прокляла ее. Нет, конечно же она
могла бы превратить ее в лягушку, змею или даже в крысу, но поскольку эта
девочка была любимой дочкой самого влиятельного в округе короля, то сами
понимаете... Тут надо быть осторожней, могут принцы всякие понаехать, ответ
за злодейство держать прийдется, а это, знаете ли, чревато! И поскольку
колдунья эта была совсем не глупа и слыла большим знатоком всех душевных
напастей и хворей, то для принцессы Ати она придумала особенную месть.
Как-то раз, в ночь перед Рождеством, Колдунья явилась к ней и, закутавшись в
черную мантию, объявила со зловещей усмешкой.
- Прийдет день и ты станешь взрослой. На большом празднике встретишь ты
своего суженного и полюбишь его, но на следующий день после вашей встречи я
уведу его от тебя в дальний и долгий поход. Многие годы он будет вдали от
тебя и каждый день, каждый час, каждую минуту я заставлю его вспоминать о
тебе. И живя только этими воспоминаниями, он создаст в своем воображении
дивных Хрустальный образ своей возлюбленной. Этот образ будет таким, каким
он захочет его увидеть. Это будет образ идеальной возлюбленной и именно
ее-то он и полюбит по настоящему. Только после этого я позволю ему вернуться
к тебе. А когда вы, наконец-то, встретитесь я разобью эту стеклянную игрушку
и он увидит тебя такой, какая ты есть на самом деле. Вот тогда-то я вдоволь
и посмеюсь!
И сказав это, колдунья исчезла.
Долго гадали и мать и отец Ати, как спасти любимую дочь от этого
черного проклятия, да так ничего и не решили. Шли годы, Ати взрослела,
постепенно превращаясь из очаровательного ребенка в прелестную девушку. И
вот однажды, когда ей едва минуло шестнадцать она встретила своего
суженного.
Это случилось на Большом королевском турнире. Молодой иноземный Царевич
победив всех известных рыцарей не устоял перед ее очарованием и, пользуясь
правами победителя, выбрал Ати Королевой турнира. И сидя рука об руку во
главе праздничного пиршества в свою честь они не могли отвести друг от друга
глаз. К исходу этой волшебной ночи, наполненной безудержным весельем и
вместившей в себя и забавную пикировку, и задушевные беседы - они поняли,
что влюблены друг в друга. Но едва лишь успели прозвучать слова признаний,
как к Царевичу прибыл с тревожными вестями гонец - полчища врагов вторглись
в его земли и Царевич должен немедленно возвращаться домой.
Началось сбываться проклятие старой колдуньи. И суток не минуло с
момента их знакомства, а они уже расстались друг с другом.
Судьба была сурова с Царевичем, хотя удача никогда и не покидала его.
Он закалился в битвах, ум его стал гибок и быстр, тело было подобно стали и
ничто не могло устрашить его в бою. И как бы, порою ему не приходилось
тяжело, в сердце его всегда жил образ Ати. За годы странствий и бесчисленных
мытарств этот образ нисколько не потускнел и не потерял своей свежести, а
даже наоборот - окреп и обрел силу и глубину. А как же иначе, ведь отдыхая
вечерами в палатке, затаясь в засаде или трясясь в седле в бесконечных
переходах он, незаметно для всех, вел нескончаемые беседы со своей
возлюбленной. Ведь им о стольком хотелось поговорить! И как это не
удивительно они не просто беседовали, нет, они порою даже ожесточенно
спорили и ругались между собой, соглашались друг с другом и как малые дети
радовались этому, и ежечасно признавались друг другу в любви. Это совсем не
значит, что они монотонно твердили друг дру-гу: "Я тебя люблю, я тебя люблю,
я тебя люблю!", отнюдь нет. Просто каждым своим действием, каждым поступком
они признавались в любви и когда Ати просыпалась, она всегда находила у
изголовья чудесную вазу с прекрасными плодами, заботливо принесенную
Царевичем. А тот, в свою очередь, был уверен в том, что всегда обнаружит Ати
рядом с собой когда ему будет нужна ее поддержка и участие. И когда ему
бывало плохо и тоскливо, Ати клала его голову себе на плечо и шептало на
ухо: "Я тебя никому не отдам!". И от этих тихих слов на душе у Царевича
сразу же становилось легко и спокойно, и к нему вновь возвращались силы и
мужество, и он был готов к новым битвам и походам. Конечно же, все это было
лишь плодами его воображения, но он не мог жить без них, ведь это были мысли
об Ати. С годами эти беседы, встречи и мечты о счастье слились в один
чудесный и потрясающе прекрасный Хрустальный образ его любимой. Образ этот
сиял миллионами волшебных граней и они ярко озаряли такой непростой путь
Царевича. И скоро он сам уже не всегда даже мог определить точно, что же
произошло на самом деле, а что было лишь миражом и мечтами.
Но, в конце-концов, затянувшийся поход завершился полной победой. Враг
бежал, ничто больше не угрожало подданным Царевича и его землям, и, бросив
все свои дела, он стремглав помчался к возлюбленной.
А Ати с ужасом ждала этого желанного момента встречи, ведь согласно
проклятию Царевич покинет ее едва погибнет тот Хрустальный образ любимой,
который он создал в своем воображении. И страшась этого, она сама стала
искать способ как удержать суженного. Для начала она решила узнать какими же
качествами должна обладать идеальная возлюбленная. Она прочла все доступные
рыцарские романы, переговорила со всеми странствующими рыцарями, которые
заезжали в их края. А собрав воедино все черты идеальной возлюбленной Ати
просто пришла в ужас, так строги и противоречивы были мужские требования и
так многому ей предстояло еще научиться, чтобы не потерять Царевича. Не
забывайте, что Ати была наследной принцессой и ей вообще ничего не положено
было делать самой. Но она знала и то, что если ей не удастся стать идеальной
возлюбленной, то Царевич покинет ее навсегда. И Ати принялась за дело. Она
училась готовить, шить, стирать, убирать, воспитывать детей, вязать, петь,
плясать, поддерживать в доме чистоту и порядок, создавать уют, и развлекать
гостей светскими беседами, и еще многому, многому другому, что должна уметь
делать хорошая хозяйка. А когда Ати известили, что война закончилась и
Царевич возвращается к ней с победой, она даже удвоила свои старания, спеша
научиться всему, что только мог придумать вдали ее милый.
Но, конечно же, она не успела, ведь Царевич так торопился к ней на
свидание. И когда он, опережая всех слуг и гонцов, ворвался в тронный зал,
где Ати, по локти в муке, училась вымешивать тесто для плюшек, она едва не
лишилась чувств. А в тот же миг, позади Царевича, возник в окне зловещий
черный силуэт колдуньи. Тотчас же зал осветился каким-то мерцающим волшебным
светом и между Царевичем и Принцессой повис в воздухе сияющий Хрустальный
образ. Ати в ужасе отпрянула - так прекрасна была та, в хрустале. Даже
богини не могли бы сравниться с ней по красоте! Солнечные лучи падающие из
окон украшали ее мириадами крошечных ярких радуг, придававших ей ни с чем не
сравнимое очарование. Видение это было настолько прекрасно и обворожительно,
что все замерли не в силах вымолвить ни слова. В повисшей над залом тишине
явственно прозвучал восхищенный вздох Царевича. Тот час же эта волшебная
сияющая богиня рухнула на пол. Звонко разлетелись по всему залу бесчисленные
сверкающие осколки и перед Царевичем предстала настоящая, живая Ати. Она
была вся перемазана в муке, ее пышные непокорные волосы убраны под платок и
лишь одна прядь своевольно выбилась и прилипла к вспотевшему лбу. Вместо
праздничного наряда, давно уже приготовленного для этой минуты, на ней было
повседневное платьице к тому же еще подвязанное кухонным фартуком. За
последние дни Ати так устала, стараясь все успеть, и сейчас усталость эта и
тревожное ожидание предательской синевой легли под глазами, и она знала об
этом. А тут еще в зал ворвались вечно спорящие между собой учителя поэзии и
танца и, не разобравшись что к чему стали наперебой звать ее на свои уроки.
Все это было так ужасно, но всего ужаснее было растерянное лицо Царевича,
удивленно глядящего на нее. И не выдержав этого взгляда, Ати разрыдалась.
Все напряжение этих сумасшедших дней, отчаяние и обида, боль и страх слились
воедино в этом горьком, безудержном плаче.
- Что это? - недоуменно спросил Царевич.
- Я..., - Ати сделала последнюю попытку и лихорадочно глотая слезы,
путаясь в словах, пыталась объяснить ему все, сейчас же, пока он еще не
ушел, - я хотела..., - слезы мешали ей говорить, - для тебя... идеальной. Ты
же выдумал все, а я... я так старалась стать..., - и не в силах продолжать
дальше она закрыла лицо руками и дала волю слезам.
Царевич был молод, но долгие годы походов не прошли даром и он уже
успел многое повидать, и понять в этой сумасшедшей шутке, называемой жизнью.
И сейчас, внимательно оглядев безутешно рыдающую принцессу и растерянную
свиту, стоящую рядом, он улыбнулся и медленно подошел к Ати. Царевич бережно
взял ее лицо в свои ладони и заглянув в глаза, спросил:" А разве тебе не
говорили, что самое главное для идеальной возлюбленной - это любить своего
избранника?".
И мягко улыбнулся, увидев растерянность и надежду вспыхнувшие в глазах
Ати. А потом он крепко поцеловал ее в соленые от слез губы.
37
Сказка третья.
Ожидание затягивалось и Королева стала нервно прохаживаться по залу, то
и дело бросая нетерпеливые взгляды на дверь. Положение складывалось совсем
не ахти, соседи в который уж раз грозили войной, нашествие крыс уничтожило
почти все запасы зерна и голодные толпы осаждали дворец в ожидании чуда.
Чуда, которое по их разумению должна была сотворить она, Королева, их
единовластная правительница и защитница. А она ведь всего-навсего женщина,
волей судеб оказавшаяся так высоко и с трудом удерживающая на своих хрупких
плечах эту тяжкую ношу власти.
Подойдя к окну Королева глянула вниз на бурлящий водоворот подданных и
с грустью подумала о тех чудных временах, когда ничего этого не было и в
помине.
Это было ужасно давно, может быть двадцать, а может и все тридцать лет
назад. Она была тогда совсем еще юной девушкой, любимой и единственной
дочерью могущественного Короля. И будущее было столь лучезарно и безоблачно,
что она даже никогда и не задумывалась о нем. Действительно, зачем, если все
уже предопределено заранее. Все, включая и то, что в положенный срок ей
предстоит выйти замуж, жить в достатке и роскоши, окруженной всеобщей
любовью, заботой, избавленной от всяческих тревог и волнений. И она
действительно свято верила в это, пока не повстречала Шута. Точнее, ей
подарили его на семнадцатилетие. Он был чуть старше своей хозяйки, но
проворен как обезьянка, и главное, что называется от Бога, наделен талантом
смешить и развлекать. И в тот день, когда юная Принцесса впервые увидела
Шута, она до самого вечера хохотала над его проделками. Он был так мил и
забавен, что Принцесса не пожелала с ним расставаться и с тех пор всегда и
везде ее сопровождал Шут. Но больше всего поразило Принцессу то, что ее
родители, такие умные и образованные, зачастую до слез хохотали над многими
его шутками, которые она зачастую даже не понимала. Правда со временем,
повзрослев, она стала замечать в этих остротах и розыгрышах скрытый от
посторонних смыл, и поразилась насколько они порой были точны и глубоки. И
неожиданно Принцесса открыла для себя то, что общение с Шутом ей во сто крат
милее чем визиты всех ухажеров вместе взятых. А осознав это она ужаснулась:
"Какая банальная и пошлая история - влюбиться в собственного шута! Это
она-то, Принцесса, по которой сходят с ума сотни знатнейших женихов со всего
света, та, которая должна свято беречь фамильные традиции и ни на йоту не
уронить чести королевской семьи!" Это горькое и страшное открытие потрясло
Принцессу и она в растерянности не знала, что же ей теперь делать. Открыться
Шуту она не могла, у любых стен есть уши, да и потом воспитание не позволяло
сказать, пусть даже лучшему из шутов:" Я люблю тебя!" Тогда она решила
избавиться от этого чувства, отослав Шута в Охотничий домик и запретив себе
даже думать о нем. Но только лишь две недели разлуки смогла вынести
Принцесса. Всего четырнадцать дней полных слез и бесцельных метаний по
дворцу, срывания злости на слугах и нескончаемого тоскливого ожидания хотя
бы случайной встречи, которая, конечно же, ну никак не могла произойти. А
потом, не выдержав этой пытки, она приказала вернуть Шута во дворец. И когда
он вошел, весело позванивая бубенчиками и сопровождаемый взрывами смеха, его
новые шутки не смогли обмануть Принцессу. Все дело в том, что всего на
какое-то краткое мгновение, но ей удалось заглянуть ему в глаза и увидеть
там такую же невысказанную тоску и безграничную радость встречи, которую она
испытывала сама. Принцесса обмерла от неожиданно нахлынувшего счастья и
тревоги, и спрятала свой сияющий взгляд, что бы никто не смог прочесть в нем
то, что теперь стало ее главной тайной.
Но она была принцесса знатного рода, а он - потомственный королевский
шут и еще его прадед веселил прадеда Принцессы. А потому оба они хорошо
знали что дозволено простому шуту, а чего он не должен делать ни при каких
обстоятельствах. И потому единственное, что позволил себе Шут когда они
остались наедине, был взгляд наполненный любовью и нежностью. Их глаза
встретились и все рассказали друг другу. Так зародилась их любовь. Как ни
странно, но они были счастливы просто будучи рядом, хотя ни одним поступком,
ни единым жестом или взглядом они не могли рассказать друг другу о своих
чувствах. Они довольствовались тем, что просто были вместе, они научились
любить издалека, без слов, цветов и пылких объяснений.
Но даже и такое куцое счастье было недолговечно. Принцесса повзрослела
и пришла пора выбирать из осаждающих ее женихов одного единственного. И как
не обманывали сами себя Принцесса и Шут, втайне друг от друга придумывая
десятки способов избежать этого, день помолвки настал. Конечно же, она
выбрала достойнейшего из всех, но разве же он мог сравниться с ее Шутом!
Выбор дочери так понравился родителям, что они не стали долго тянуть со
свадьбой и сыграли ее вскоре после помолвки. А после шумного пира, уже став
Королевой, она отправилась вместе с мужем в его земли оставив Шута дома.
Королева старалась быть примерной женой и всячески ублажать своего
избранника. Надо сказать, что он был очень доволен, только лишь с
недоумением и беспокойством следил за тем, как день ото дня чахнет его
любимая. Ничто не могло развеять ее грусти, все старания мужа были напрасны.
Молва об этом докатилась до ее родового замка. И то ли родители ее давно уже
все поняли, то ли так вышло случайно, но только на годовщину свадьбы они
прислали ей Шута. И второй раз за время их тайного "романа" они обменялись
взглядами дарящими нежность и безграничное счастье встречи.
Но так уж вышло, что приезд Шута начисто разрушил тот тихий и спокойный
мир в котором жила Королева. Буквально на следующий же день лавина Больших
войн, налетевшая на их коро-левство, лишила ее мужа - и вся тяготы правления
разоренной страной легли на нее. Но как не странно она с честь вышла из
этого трудного положения. То были тяжелые времена, особенно для нее, еще
вчера избалованной девчонки, а сегодня уже единственной правительницы
огромной страны. Но Королева показала себя достойной дочерью своего мудрого
отца. Но только-только все вошло в свою колею, едва она смогла перевести
дух, как новые напасти обрушились на ее голову. Как-то надо унять толпу
беснующуюся перед входом во дворец и успокоить воинственных соседей. А у нее
уже, сказать по чести, совсем не осталось никаких сил для этого. Слуги еще
совсем разленились и она вынуждена уже целых десять минут ждать пока они
удосужатся выполнить ее распоряжение! И не в силах сдержаться, благо никто
не видит, Королева заплакала от собственного бессилия.
В этот момент позади нее скрипнула дверь и Королева услышала мелодичный
перезвон. Желая скрыть слезы и сохранить достоинство королевы она подавила в
себе жгуче желание повернуться и, забыв обо всем, броситься к вошедшему
Шуту, которого наконец-то соблаговолили позвать эти лентяи. Она стояла не
оборачиваясь, каждой клеточкой своего тела впитывая в себя волшебное тепло
его любящего взгляда, чувствуя как он возвращает ей силы и былую уверенность
в себе. Украдкой смахнув слезинки Королева обернулась, ответив Щуту долгим и
внимательным взглядом. Господи, сколько же раз за последние годы эти глаза
удерживали ее от падений и поражений, подсказывали выход из самых
безнадежных ситуаций. Они служили ее надежным пристанищем, последней
соломинкой за которую она хваталась и которая еще ни разу не подводила. Вот
и сейчас, глядя в эти добрые и любящие глаза она нашла в них тот
единственный правильный ответ этой неразрешимой задачи, которую задала ей
судьба. Мысленно поблагодарив Шута и расцеловав, конечно же тоже мысленно,
каждую морщинку на этом бесконечно дорогом лице, она настежь распахнула
двери и вышла на балкон к своему народу.
38
Сказка четвертая.
Моему соавтору с любовью и нежностью.
Создатель Музыки, а именно так мы будем называть его, сидел в своей
комнате за роялем и наигрывал что-то тихое и печальное. Честно говоря,
комната - это слишком сильно сказано, так, пыльная и темная каморка на
чердаке, где кроме кипы старых газет, заменявших постель, и рояля ничего не
было. Но уж зато рояль... Это действительно было нечто замечательное!
Огромный старинный инструмент, сработанный древними мастерами, отделанный
красным деревом и увенчанный двумя замысловатыми бронзовыми канделябрами.
Правда, на два канделябра была лишь одна свеча, но и ее трепещущего света
хватало для того, чтобы записывать рождающуюся в этой убогой комнатенке
музыку на полях старых газет. Создатель Музыки был очень беден, хотя вряд ли
он сам догадывался об этом, ведь кроме Ее Величества Музыки для него не
существовало ничего. И прикрыв глаза, он бережно ласкал черно-белые клавиши
и рояль благодарно отзывался нежной и таинственной мелодией. Создатель
Музыки был с