е уже ушло, превратилось в прошлое, а будущее нам недоступно. Особенности нашей конструкции, не более. Мы оперируем только собственными ощущениями, иначе говоря, иллюзиями. Нам только кажется, что мы воспринимаем мир в динамике. На самом деле мы оперируем статичными фантомами, которые с некоей дискретностью, определяемой быстродействием и разрешающей способностью мозга, поступают к нам из прошлого. Иллюзия динамики создается по принципу кинематографа: двадцать четыре раздельных кадра в секунду сливаются в непрерывное зрелище, опять-таки благодаря инерции, присущей мозговой деятельности. -- Я вас все-таки не понимаю. Почему именно инерция? -- Это наш с вами способ существования и одновременно -- восприятие мира. Все вокруг -- движение и торможение, то есть проявление одной силы инерции. Так, во всяком случае, видится через нашу щель. Это, между прочим, даже не двери восприятия, скорее, театральный бинокль. Мы и воспринимаем мир только лишь потому, что он инерционен и фиксируется сознанием. У нас есть возможность накапливать и интерпретировать ощущения -- опять-таки благодаря инерции. С нашего угла зрения на реальность предметы и явления сохраняют относительную продолжительность во времени, поэтому опознаются, отделяются от других, классифицируются. А что есть инерция, как не продолжительность во времени? Она -- неотъемлемое условие нашего существования, нашей механики познания. Для нас объекта, не имеющего инерции, попросту не существует,-- он не фиксируется сознанием, вы ничему не можете его сопоставить. Да и само существование можно определить как наличие инерции. Если уж говорить о совершенном внешнем мире, не зависящем от наших ощущений, мире по-настоящему реальном, то это нечто, не имеющее инерции, то есть мир потенциальный, непроявленный..." Несколько страниц было вырвано. "... двери для того и запечатаны, чтобы никто не пробовал их открыть. Но нет же,-- обязательно отыщется какой-нибудь авантюрист, который захочет провинтить в них дырочку или подобрать отмычку, будто за ними его обязательно ожидает невероятное открытие. Однако все, что он увидит в замочную скважину,-- это трудно объяснимые, отрывочные, бессвязные фрагменты совершенно инородных явлений (для того, кстати, они спрятаны за прочной дверью), адекватно воспринимаемых только существами с другой организацией, так сказать, с другой пропускной щелью. Двери плотно закрыты, не пытайтесь их взламывать! -- Но как же относиться тогда к тем, кто родился с некими особенными способностями, с даром ясновидения или целительства, например? Они же не виноваты в своем таланте? -- Конечно, нет. Как физиономии и фигуры у всех разные, так и щель восприятия колеблется в ту или иную сторону,-- незначительно, естественно. Вы и в изуродованном обрубке-калеке всегда опознаете человека, аналогично вариации этой щели не приводят к тому, что личности, имеющие особые отклонения в восприятии окружающего мира, то есть с сильно смещенной щелью восприятия, уж очень разительно отличаются от всех остальных. Они не чудотворцы, не боги и не демоны. Они необычны только в глазах окружающих -- вы сами приписываете им невероятные способности, чаще всего связанные с гаданием, ясновидением или лечением. То есть, они уникальны ровно настолько, насколько им удалось произвести впечатление на своих современников, а их способности обычно сбалансированы изъянами,-- если что-то дается с избытком, то пропорционально отнимается в другом месте. Человек -- это емкость со строго фиксированным, одинаковым для всех объемом (я не имею в виду объем желудка или кровообращение, естественно). Мы все отштампованы по одному шаблону, но в его пределах возможны некоторые отклонения. Если что-то выпирает, то где-то соответственно убавлено. Красавчик всегда оказывается дураком. Интеллектуала можно соплей перешибить. Гений -- обычно сифилитик или половой извращенец, если не успевает умереть от туберкулеза. Кстати, последние лет двести гении перевелись полностью -- очевидно, в связи с триумфом антибиотиков. Ясновидящие склонны к истерикам, хроническим недомоганиям, да и вообще их предсказания носят чаще всего настолько туманный характер, что гарантированно сбываются. Эти люди с особыми склонностями представляют собой аномалию. Поэтому живут они недолго и несчастливо, если только им не удается вовремя избавиться от своих уникальных дарований,-- тогда они могут дотянуть до почтенного возраста. Причуды ума -- это явно не то, ради чего нас создала природа или какой-нибудь там высший конструктор. Основная масса населения ведет полурастительное -- в интеллектуальном плане -- существование, вполне этим обходясь. Все равно траектория одна и та же -- от родильной палаты до кладбища. Не забывайте, что жизнь в основном уходит на обслуживание собственного организма, а не на умственные забавы, философствование, поиски неведомого. Если подсчитать, сколько усилий забирает у вас поддержание в рабочем состоянии собственного тела и удовлетворение его всевозможных потребностей, то, согласитесь, вывод напрашивается один: вы существуете только ради вашего тела. Ваши мозговые функции природу мало интересуют: крокодил не замрет в восхищении перед выдающимся умом профессора астрономии, а запросто его скушает, тогда как мускулистый дикарь от крокодила убежит. Поэтому проявление выдающихся умственных способностей и особые таланты -- не более чем разные узоры на лепестках миллионов цветов, растущих на одном лугу. Вам ведь совершенно все равно, какую ромашку общипывать при гадании? А вдруг на ней было тридцать лепестков и она считалась гением среди остальных ромашек, имеющих десять-пятнадцать лепестков? А ромашка с буро-коричневой серединой была мессией, в отличие от остальных, с желтой серединой? -- Давайте предоставим ромашкам самим выбирать себе гениев и вернемся к людям. -- Пожалуйста. Я сейчас изложу свои сугубо субъективные умозаключения, а ваше дело -- соглашаться с ними или отвергать. -- По-моему, вы только занимаетесь тем, что излагаете ваши глубоко личные гипотезы. -- Если бы было наоборот, вы не сидели бы рядом со мной в этой камере и не записывали мои разглагольствования на диктофон. Философскими сочинениями завалены полки книжных магазинов -- берите, читайте. -- Да, но не всех философов приговаривают в наше время к высшей мере наказания. В вашем деле есть медицинско-психологический аспект. Судебно-медицинский, выражаясь точнее. -- Вы ошибаетесь, если думаете, что за оставшиеся несколько дней сумеете составить мой психологический портрет -- ради вашей диссертации или на потеху студентам-юристам. Те полудетские схемы, которые вы применяете в ваших исследованиях, никогда не позволят вам подступиться к тому, что творится у меня в голове. -- Для криминалистических целей той малости, что мы о вас сможем узнать, будет вполне достаточно. Ваша персона не настолько значительна, чтобы посвящать в детали наших бесед широкий круг лиц. Папка с расшифровками магнитозаписей будет представлена начальству, которое вряд ли пролистнет ее дальше первых трех страниц, затем отправится в архив, где покроется пылью или плесенью, а впоследствии, к концу срока хранения, будет сожжена. -- Значит, с таким же успехом мы можем обсуждать погоду. Не вижу смысла..." Здесь в книге опять отсутствовало несколько листов. "... воспользуюсь очередным сравнением, которое, естественно, немного оглупляет саму идею. Уподобим человека теннисному мячику, с той лишь разницей, что внутри, в самом центре этого мячика, находится некая воспринимающая сердцевина. На эту сердцевину падает свет сквозь дырочку, проделанную в боку мячика. Эта дырочка -- та самая щель восприятия (возможно, через нее мяч еще и накачивают). Она может находиться немного в другом месте,-- тогда на сердцевину спроецируется другая картинка. Щель может иметь различные размеры у разных мячиков, и в этом случае кто-то из них окажется шизофреником, кто-то -- пророком, поэтом или прорицателем. Но, помните, главное: диаметр у всех мячиков строго фиксирован. Шаблон одинаков -- на фабрике их всех делали по одной схеме, при этом стремились добиться определенной упругости, прыгучести, прочности и износостойкости. Умственные способности вообще не учитывались, их появление у мячиков, скорее всего,-- досадная случайность. А если мячик захочет увидеть окружающий мир таким, каким он есть, весь и сразу, а не через узкую щель, то тогда необходимо взять нож и полностью срезать у мяча всю оболочку. Естественно, от мяча тогда ничего не останется, одни лохмотья, которыми в теннис не сыграешь. Поэтому и дырочка такая маленькая, чтобы мячик прыгал, выполняя свои сугубо теннисные задачи, а не восторгался (или ужасался) окружающим миром..." Он немного задремал и выронил книгу, которая, соскользнув по одеялу, упала на пол. Нагнувшись, он поднял ее, раскрыл на первой попавшейся странице и продолжил чтение. "... сплошные дефекты. Если бы существовала всеобъемлющая наука о законах мироздания, ее следовало назвать дефектологией. Земля: пример тотального абсурда. Хотите сказать, мне недоступен высший смысл творения? Почему? Я -- часть самого творения, разве у меня может быть иная, противоречащая логика? Если да, то неизбежно следующее: придется признать, что я неподконтролен Богу, иначе говоря, принадлежу какому-нибудь совершенно другому создателю или попал сюда случайно, из другой Вселенной. Но таких, как я, были и будут, наверное, миллиарды. Впрочем, по логике старых религий, человек давно уже вышел из повиновения, и обескураженный Бог вынужден мягко призывать его к заключению контракта: будь хорошим мальчиком (девочкой, евнухом), тогда попадешь в рай. Что мешало тебе с самого начала сделать всех хорошими? Собственное неумение? Но зачем в таком случае сваливать на человека свои ошибки? Почему мы должны за все расплачиваться? И, кстати, что такого замечательного в этом раю? Если предлагаете контракт, то, будьте добры, озвучьте ваши предложения, а не заставляйте доверчивый народ гадать, что его ожидает по выполнении всех условий. Так не ведут дела даже в самой захудалой туристической фирме. Казалось бы, чего проще: устройте вселенское шоу в доказательство своего существования, предъявите вашу продукцию -- рай -- потенциальным заказчикам, однако нет, мы будем кокетливо прятаться от глаза человека. Говорите, всем в раю будет хорошо? Всем никогда не бывает одновременно хорошо вместе. Изготовитель Адама и Евы с проклятиями изгоняет их из рая потому, что его собственная разработка оказалась уязвимой от козней им же самим созданного пресмыкающегося. Говорят, до Евы была Лилит. Куда она делась? Бог сжигает Содом и Гоморру, где спроектированные им люди развлекались, как могли, в силу своих конструктивных особенностей. А устройство Потопа? Не стоит удивляться, что люди обладают многочисленными изъянами: строить человечество на столь скудном генетическом материале, как Ной с потомством,-- даже дети знают, что кровосмешение ведет к вырождению. Да что говорить о людях? Бог не в состоянии управлять своими ближайшими ассистентами. Ангелы стали путаться с дщерями земными,-- пришлось их кастрировать. Зачем-то понадобилось придумывать дьявола: очевидно, по извечному принципу создания трудностей себе самому, дабы было что мужественно преодолевать. Кстати, сатана во многом оказался более преуспевающим менеджером и оброс многочисленной клиентурой. Задвинутому на второй план дьяволом Богу перепадает лишь то, что всласть нагрешившее население раз в неделю, или того реже, вспоминает его в церкви. Тщедушная попытка напомнить о себе Иисусом, которого, не успел он раскрыть рот, благодарный народ приколачивает гвоздями к столбу. Зато сколько потом удобных поводов для пьянства и чревоугодия: Рождество, Пасха. А бред о непорочном зачатии? Любое зачатие порочно, поскольку человек -- в полном соответствии с Божьим проектом -- насквозь порочен и дефектен. Сама идея размножения пропитана идиотизмом. Самец, утомительно окучивающий самку, делающую вид, что секс ей ни к чему, хотя хочется ничуть не меньше. Механика полового акта вообще анекдотична: всякую честную девицу в первую брачную ночь тянет на рвоту при виде того, что в нее собираются ввести. Девять месяцев беременности, во время которых беспомощная самка деформируется до безобразия, после чего с муками исторгает из себя еще более беспомощный и бесформенный продукт. Дети, любить которых невозможно, но все почему-то стараются: так принято. Как можно любить эти неуправляемые, бессмысленные, зловонные образования? Простой тест на пригодность человека к существованию: роди ребенка и оставь его в поле или лесу. Что от него останется через пару дней? Хорошо, что семья рухнула: это был вынужденный союз двух калек, знающих, что поодиночке -- в силу своих дефектов -- они не управятся. Дети вырастают и уезжают от родителей подальше, навещая их только в минуту финансовых затруднений. Сейчас хоть смерть приняла благообразные формы, а раньше? Ходячие трупы, лишь по ошибке задержавшиеся в этом мире, вызывающие омерзение у любого встречного. Почему Бог не выбрал модель образцового однополого общества, где каждый индивидуум размножается почкованием, умирая в полном расцвете сил в строго отмеренные, неизменные сроки? Почему человек настолько зависит от малейших капризов природы того самого земного шара, куда его целенаправленно поселили? Зачем необходимо каждый год организовывать все новые эпидемии, изобретать все новые болезни, чтобы миллионами косить свое собственное произведение? Неужели нельзя было встроить какие-нибудь ограничители, а не заставлять каждого самца выделять за свою жизнь миллиарды сперматозоидов и содержать его в постоянной готовности наброситься на любую желающую подругу? Дефекты, дефекты; везде -- непродуманность, ошибки, абсурд. Может, кто-то скажет, что пребывание в человеческой шкуре -- временное и главное путешествие начинается после смерти? Но я уверен, в иных мирах -- точно такой же бред, беспорядок и бессмыслица. Да и зачем нас морить здесь? Неужели нельзя было спланировать мироздание так, чтобы обойтись без инкубатора и скотомогильника? Боженька, наверное, скрытый садист, если решил, что особо ценные для него качества можно получить только от всласть намучившегося населения. А эта угроза Армагеддона? Бред какой-то: Бог прямым текстом признает наличие неподчиняющихся ему сил, то есть, иначе говоря, собственное бессилие, и намерен в ходе большой драки (где он все равно победит,-- непонятно, впрочем, тогда, зачем эту драку устраивать) уничтожить почти всех созданных им детей земных, вся вина которых в том лишь, что они не нравятся родителю. Богу мало, что люди всю жизнь мучаются в сотворенном им питомнике. Он должен еще устраивать среди них прополку, тем самым признавая свои никудышные способности сеятеля. Человек инстинктивно ощущает свою дефектность и льнет к стаду. Но стадо также само по себе беспомощно и вынуждено искать себе главаря -- мерзавца по определению, потому что, будучи ничуть не лучше, ставит себя выше таких же, как он, калек. Затем группы мерзавцев сами собираются в свои руководящие стада и выбирают себе поводырей, поводыри -- своих начальников, и так до тех пор, пока не теряется смысл этой иерархии, и остается тупое подчинение толп дефективной воле, проявляемой сборищем высокопоставленных подонков. Однако правящие подонки тоже страдают от дефектов, и, чтобы подавить комплексы неполноценности и доказать свое право содержать стадо в узде, регулярно устраивают бои друг с другом, единственным итогом которых становится причинение своим подчиненным массам еще большего урона. Для этого, между прочим, было придумано насквозь лживое понятие "родины". "Родина" -- это всего лишь эвфемистическое обозначение национальной бюрократической машины, которую положено всем стадом защищать от внешней угрозы. После очередной бойни искалеченные толпы, неспособные самостоятельно устранить новообразованный ущерб, вновь с надеждой взирают на повелителей. Смена поводырей происходит только тогда, когда их дефектность станет вопиющей и значительно превысит средний уровень идиотизма по стаду. Я глубоко уверен, что любой политик непременно состоит из трех слагаемых: вора, негодяя и идиота. -- Но как же в таком случае быть с популярностью, которой эти деятели, очевидно, пользовались у народа? -- Очень просто. Населению свойствен еще больший идиотизм. Любые так называемые "демократические" процедуры эпохи позднего средневековья -- выборы, референдумы -- всего лишь фиксировали массовое кретиническое сознание. Заметьте, что всякий свежевыбранный вождь, дорвавшись до власти, тут же начинал вести себя в соответствии с доминирующей слагаемой. Если президент или премьер -- идиот, то счастлив просто дурачиться перед любой аудиторией, дома и за рубежом, а вместо него казнокрадством и аферами занимаются другие. Если он -- вор, то занят хищениями, и ему некогда паясничать перед избирателями. Если вождь -- негодяй, то давит соперников, а заодно и избравшее его население внутри страны, строя завоевательские планы, но не забывая при этом поворовывать. Впрочем, у политиков к одной слагаемой так или иначе подмешиваются две другие. Наиболее распространено сочетание вора и негодяя, обеспечивающее государственным мужам максимум выживаемости. -- Надо сказать, у вас весьма пессимистичный взгляд на вещи. -- Точнее будет сказать -- циничный. Я еще и мизантроп в придачу. Вся наша история -- недоразумение. Возьмите любую детскую энциклопедию, пролистайте исторический раздел. Сплошные массовые убийства, казни, пытки. Груды тел заложников, эпидемии, мародерствующие армии. Уместен ли здесь оптимизм? У меня часто закрадывается подозрение, что человечество -- неудачная курсовая работа какого-нибудь межгалактического студента, и скоро строгий преподаватель, проверив ее, в гневе отправит на уничтожение. -- Но не все же так безрадостно. Ведь были, очевидно, какие-то светлые пятна. Возьмем, к примеру, искусство -- живопись или музыку. Какой полет мысли! Какие возвышенные чувства! Вы слушали третью симфонию Вагнера? -- Вагнер не писал симфоний. -- Как так -- "не писал"? У меня есть каталог... -- ... составленный фирмой звукозаписи, которая сама же и соорудила всю эту вавилонскую фонотеку с помощью бесхитростных компьютерных программ под названиями "КиберМалер", "ТехноМоцарт Турбо", "Хачатутрис" и так далее. К вашему сведению: когда запасы классической музыки несколько десятков лет назад оказались исчерпаны, их решили пополнить, учитывая спрос, именно таким способом. Сначала в каталогах указывали на отличие между авторскими опусами и, скажем так, производными, но впоследствии все смешалось,-- средний потребитель все равно не ощущает разницы. Я уверен: вы -- счастливый обладатель всех шести опер Бетховена, десяти ораторий Стравинского и полного цикла балетов Шуберта. Не стоит по этому поводу огорчаться. Некоторые образцы машинного искусства ничуть не хуже оригиналов. Да и какая разница, в конце концов: музыка -- тот же товар, если он вам нравится, пользуйтесь на здоровье, не спрашивая, что да откуда. Из стоящих у вас дома на полке альбомов по живописи более двух третей -- фальсификации, однако это не помешало вам наслаждаться "полетом мысли" художника. Картины Малевича и Мондриана компьютер генерирует вообще без участия человека, со скоростью пятьдесят полотен в секунду. Любое проявление человеческой деятельности, будь то наука или искусство,-- всего лишь бесплодные попытки преодолеть свои изъяны, но при этом количество дефектов нарастает лавинообразно. Наука бодро плодит новые изобретения, призванные облегчить жизнь, но лишь увеличивающие смертельную опасность: средства передвижения сталкиваются, падают и взрываются; бытовые предметы при малейшей неосторожности могут покалечить или убить кого угодно; лекарства помогают от одного недуга (может быть), но распахивают организм для сотен других болячек, внося непредсказуемые изменения; "улучшенные" продукты питания разъедают тело изнутри; а истинным триумфом цивилизации можно считать созданный для защиты населения необъятный арсенал средств уничтожения населения. Искусство -- попытка подняться над ужасами повседневности, но попытка ущербная, хотя бы в силу того, что лучшие произведения созданы гениями, то есть особями, дефектными по определению. Да и назначение искусства весьма сомнительно и сводится лишь к поставке наслаждений для ищущего отдушину человечества. Да, именно наслаждений: не надо изображать из себя эстета, имитирующего необходимость приобщения к неким возвышенным идеям. Скажите просто: я ощущаю экстаз от лосося на пару, бокала шампанского, Марселя Пруста и симфоний Моцарта. Другому на вашем месте будет приятно от отбивной с кровью, хорошей дозы секса, вестерна по "ящику" и рок-н-ролла. Даже самые мучительно сложные, трагические и безнадежные сочинения предназначены доставлять наслаждения -- публике с мазохистским уклоном. Да и благородный смысл искусства как-то теряется, когда какой-нибудь сержант, начитавшись комиксов и нажравшись пива, после громовой отрыжки нажимает на кнопку и отправляет посылку с ядерным содержимым рвануть над городом, где рафинированный профессор под звуки Баха в своем кабинете упоенно размышляет над судьбами человечества. Бог -- любого определения и классификации -- явно недоработал. В последнее время он даже стал, руками человека, сводить свое творение на нет. Наивные экологи полагают, будто злые и недалекие люди уничтожают природу. Как будто человек существует отдельно от нее или сам приобрел функции божественного распорядителя! Нет, гибель природы заложена в самой системе, а мы -- всего лишь тупое орудие в руках неумелого строителя. Вот, пожалуйста, скоро с природой будет покончено, и везде заплещется океан. Можно попытаться меня убедить, что только наша планета не удалась, а в остальной Вселенной дела обстоят на редкость удачно. Я должен скакать от восторга на одной ножке, воздавая хвалу Богу из-за того, что, хотя вся моя жизнь -- вымершему коту под хвост, где-то, в какой-нибудь занюханной галактике, цивилизация папоротников развивается гармонично, делая необычайные успехи? Тем более, что никто не спешит по этому поводу с доказательствами. Зрелище кучи тускло светящихся звезд не вдохновляет на молитвы во славу Господа. Все равно их всех засосет очередная черная дыра -- еще одно доказательство Божьей сметливости, в соответствии с которой, нужно все долго строить, чтобы тут же отправить на переработку. У Бога все убого, вот вам дежурная присказка..." Старые философы для Стива были наилучшим снотворным. Он всегда брал с собой на ночь в кровать что-нибудь из груды прочных, но слегка потрепанных книг, оставшихся в кабинете от прежнего владельца. Вот и на этот раз, прихватив старинный том с бесконечными диалогами живших много лет назад мудрецов, он пролистал несколько страниц, зевнул пару раз и вскоре крепко заснул. Желудок его больше не беспокоил. *** Стив и Густав курили, выпуская такое количество дыма, что в гостиной только угадывались контуры предметов, а люпус даже поинтересовался, не случился ли в доме пожар. Автоматика уборки уже в который раз всасывала дым и освежала воздух, но интенсивно продуваемые толстенные мексиканские сигары неизменно брали верх. -- Мне кажется, все приличия давно уже нарушены. Он мог бы заранее связаться с нами по холофону и отменить встречу, а не опаздывать таким вопиющим образом. Впрочем, если он не придет, это следует рассматривать просто как нежелание с нами общаться или своеобразную манеру прощания. Кто знает, возможно, наша компания не пришлась ему по душе. -- Вчера ничто на это не указывало. Напитки ему определенно понравились. -- И ты, конечно, просветил его насчет устройства интерферотрона? -- Ну, разумеется, он сам проявил интерес. -- Который мог угаснуть после полутора или двух часов объяснений. Надеюсь, лекция не была особенно затяжной? Густав вздохнул, скрывшись в табачном облаке. Его разъяснения действительно могли оказаться утомительными -- перебирая в голове события вчерашнего вечера, Эшер вспомнил, что, как ему показалось, Богенбрум пару раз всхрапнул во время его монолога. Перспектива коротать дни в компании резонера и архивариуса, пусть даже и владеющих волшебным сезамом напитков,-- вряд ли это кого-нибудь прельстит. Богенбрум мог с утра пораньше, оседлав велосипед, скрыться в неизвестном направлении. -- Даже если бы мой рассказ ему наскучил, Богенбрум не из тех, кто стал бы безропотно терпеть. Мне он показался достаточно энергичным и прямым человеком. Да и бунгало ему пришлось по вкусу. Кроме того, он сам говорил, что нуждается в нескольких днях отдыха после перехода через горы. -- Скорее, он больше нуждается в нескольких десятках миль, которые надежно отделили бы его от нашего общества. Я советовал бы тебе аннулировать его регистрацию бунгало -- кто знает, может, домик еще понадобится очередному пришельцу с гор. Только давай договоримся, что в следующий раз ходом светских бесед буду управлять я. -- По-моему, мы делаем поспешные выводы. А вдруг с ним что-нибудь случилось? -- Ради бога, Густав, что может произойти с человеком за эти несколько часов в нашей глуши? Попробуй связаться с ним по холофону, не исключено, что он после вчерашней передозировки проснуться не в состоянии. Эшер вызвал на связь бунгало, где заночевал Богенбрум, однако с того конца никто не ответил. -- Вот видишь, Густав, наш гость попросту предпочел без лишних церемоний исчезнуть. Придется тебе теперь топать к домику и заниматься регистрационными делами. Могу составить компанию, если ты не против. Густав не возражал, и вскоре они стояли у порога бунгало. Макналти чертыхался -- по дороге он поскользнулся на тропинке и упал в жидкую грязь. Теперь поневоле пришлось бы заходить в дом, чтобы привести себя в порядок. Густав поднес руку к пластине вызова и услышал, как внутри бунгало холовизор громко оповестил о появлении гостей: "Господин Богенбрум, к вам пожаловали господа Макналти и Эшер". Никакой реакции или звуков после этого изнутри не последовало. -- Похоже, Стив, там действительно никого нет. Отойди, пожалуйста, я открою дверь. Процедура снятия регистрации требовала участия только одного человека, чтобы новый пароль случайно не попал в чужие руки. Хотя эта церемония происходила совершенно безмолвно, к тому же, Густав сделал лишь несколько легких движений головой, требования безопасности диктовали, чтобы в радиусе десяти ярдов не было посторонних. Стив скрылся за толстым стволом секвойи. -- Готово! -- воскликнул Эшер, и дверь бунгало открылась. К его удивлению, велосипед Богенбрума стоял в прихожей в том же самом положении, в котором он его оставил накануне. Густав проследовал дальше в гостиную, затем зашел в спальню. Здесь он увидел раскрытый рюкзак Франца и его вещи на прикроватном столике. Самого хозяина не было. -- Ау, Франц! -- присоединился к поискам Стив. Вдвоем они спустились в подвал, но там было совершенно пусто. Затем они обошли бунгало вокруг, но никаких следов Богенбрума не обнаружили. -- Ну и загадка! Куда же он мог подеваться? Вещи на месте, значит, он не уехал и далеко уйти не мог. Может быть, соседи знают? -- предположил Стив. -- Вряд ли. Ближайший заселенный дом отсюда в минутах десяти ходьбы. Впрочем, если предположить, что Богенбрум отличается повышенной общительностью и любознательностью, то нельзя исключать его пребывания в гостях где-нибудь рядом. Не думаю, чтобы он именно сейчас предпочел морские ванны нашему обществу, поэтому придется совершить обход окрестных домов. Богенбрум мог еще попытаться осмотреть какую-нибудь бесхозную виллу и пострадать от охранной автоматики. Или споткнуться по дороге, упасть, сломать ногу, руку, шею. Так или иначе, придется исследовать окрестности. -- Давай сначала запросим люпус,-- предложил Стив.-- Может быть, Франц оставил какие-нибудь указания. -- И то верно,-- согласился Густав. Он вдвоем со Стивом задал через холовизор несколько вопросов с разнообразными формулировками, но ответ на них всех свелся к тому, что "господин Богенбрум вышел из дому в 6 часов 52 минуты утра, не оставив никаких указаний". -- Ранняя пташка,-- заметил Стив.-- Итак, куда направим наши стопы? Обойдем для начала все ближайшие бунгало? -- Пожалуй. Только приведи себя в порядок. -- Ах да, я забыл. Одну минуту. Густав вышел во двор, а вскоре дверь бунгало закрылась за вычищенным Стивом. Приятели подошли к следующему дому, находившемуся в сотне ярдов, но при их приближении сработала сигнализация: виллу окружила непроницаемая силовая стена, пружиной отбросившая непрошеных гостей далеко в сторону. -- Я думаю, Богенбрум вполне мог получить контузию или потерять сознание, если его швырнуло на какое-нибудь дерево,-- сказал Густав, потирая ушибленное колено. Стив приземлился в зловонную лужу застоявшейся дождевой воды и вновь измазался в грязи. Осмотрев себя, он заметил, что Франца можно было бы попробовать поискать по запаху, так как луж вокруг полно, и поинтересовался, много ли еще вокруг таких защищенных домов. -- Не больше десятка,-- ответил Эшер.-- Только не могу сказать точно, где есть защита, а где нет. У тебя сегодня удачно получаются прыжки и падения. Решил на старости лет заняться акробатикой? Они обошли силовой барьер по кругу, но никаких следов своего нового знакомого не увидели. Следующая вилла оказалась более гостеприимной, позволив пройти внутрь благодаря примененному Стивом ключу-"вездеходу". Здесь на полу возвышалась куча зеленоватой пыли -- вероятно, останки предыдущих хозяев. Признаков пребывания Франца по-прежнему не было заметно. Густав и Стив обошли еще несколько домов, но поиски были безрезультатны. -- Послушай, Густав, может, сведем пока розыск к обитаемым домам? Где тут ближайшие соседи? -- выйдя из ванной, поинтересовался Стив. Они проникли внутрь небольшого псевдорыцарского замка и решили тут немного передохнуть, тем более что Макналти явно нуждался в очередной чистке одежды. -- Кажется мы упустили из виду еще одну возможность,-- сквозь клубы сигарного чада задумчиво произнес Густав. Он сидел в грандиозном кожаном кресле, засунув ноги в камин, где полыхало безопасное декоративное пламя.-- Франц встал очень рано, еще семи не было. А вдруг он пошел к океану купаться и попал в пасть какому-нибудь монстру? -- Или был похищен драконом. Взорван мухомором. Съеден хищными огурцами. Шансов пропасть без вести в наше спокойное послевоенное время -- пруд пруди. У меня есть идея. Предлагаю тебе продемонстрировать действие твоего гениального прибора в конкретной розыскной ситуации. Раскинь датчиками, авось что-нибудь да прояснится.-- Стив бодро опорожнил бокал бренди. Густав задумался. Он уже давно не запускал интерферотрон и не был уверен, что после длительного перерыва устройство сохранило работоспособность. -- Видишь ли, Стив...-- начал было Густав, но тот его перебил. -- Прекрасно все вижу и понимаю твои сомнения. Обещаю, что если ты потерпишь фиаско, никому об этом не расскажу. Замечу только, что давно хотел попросить у тебя практического подтверждения всем твоим увлекательным историям. Я этого заслужил на правах постоянного и безропотного слушателя. Небольшая демонстрация безграничных возможностей интерферотрона придаст мне новый запас сил, чтобы по очередному кругу слушать твои рассказы. Мне также не хочется больше упражняться в сальто и кульбитах,-- для клоунской карьеры я уже староват. Густава слегка задели саркастические интонации Стива, и он решил утереть ему нос. -- Хорошо, если ты так настаиваешь, давай прогуляемся ко мне домой за прибором. Много времени это не займет. -- Я почти готов, только обсохну еще чуть-чуть. Предлагаю по дороге сделать небольшой крюк и наведаться в бунгало, где ночевал Франц. Вдруг он объявился, но не может туда попасть? Богенбрума возле бунгало не оказалось, не было его и возле дома Макналти, куда на всякий случай наведались приятели. Вскоре они прибыли к особняку Эшера. Войдя в дом, друзья сразу направились на кухню, где была дверь в подвал. Открыв ее и спустившись по невысокой лестнице, они оказались в маленьком помещении с занавешенными книжными стеллажами, гимнастической стенкой, гирями, штангой, какими-то коробками и образцами антиквариата, которые не смогли увезти с собой предыдущие владельцы коттеджа. Густав направился в дальний угол и, отдернув занавеску, достал с полки чемоданчик. -- А вот мои "бесплодные усилия любви". -- Я представлял его себе более компактным. Вид у твоего интерферотрона довольно архаичный, надо сказать. -- Зато это выделяет его на фоне всей современной техники. И ветром не унесет. Миниатюризация должна иметь свои пределы. Густав откинул крышку и провел пальцем по панели. Экран интерферотрона тускло засветился. -- Ого, жив курилка! Теперь остается найти датчики, если удастся вспомнить, куда я их засунул. Густав пошарил на полке, извлек оттуда две небольшие пирамидки, затем запустил руку на соседнюю полку. Уколов там палец о какой-то кусок хлама, он достал еще один датчик и небольшой кубик -- музыкальный бокс. -- Еще одна пара, и мы полностью готовы к работе. Остальные датчики Эшер найти так и не смог, хотя осмотрел все стеллажи, залезал по гимнастической лестнице на верхние полки и открывал все коробки. -- Вот незадача! Неужели я их забыл в Оливаресе? -- сокрушался Густав на обратном пути к бунгало. -- Но аппарат ведь работоспособен? -- поинтересовался Стив. -- Да, что-нибудь он обязательно высветит, просто разрешение, скорее всего, будет низким, или в показе событий окажутся разрывы. -- А сколько времени тебе понадобится, чтобы смастерить недостающие датчики? -- Около часа. Надо еще вспомнить, как это делается, залезть в инструкцию, которую, между прочим, мы с собой не взяли. Попробуем пока обойтись имеющимися средствами. Итак, нам известно, что Богенбрум вышел из дому без восьми минут семь. С этими словами Эшер, не обращая внимания на предупреждения люпуса о недопустимости вторжения в частный дом, поставил интерферотрон возле порога бунгало, открыл крышку и поводил пальцами по внутренней плоскости. Прибор ответил розоватым свечением экрана. -- Стив, отойди, пожалуйста, чуть-чуть в сторону,-- обратился к приятелю Густав.-- Мне понадобится место для ритуала. Макналти послушно отошел на несколько шагов. Эшер достал из кармана музыкальный кубик, повертел его руках, затем потер его ребро. Заиграла какая-то восточная музыка,-- как показалось Стиву, североиндийская рага "билашкани тоди", исполняемая дуэтом ситара и сарода. Густав уселся на траву рядом с интерферотроном и начал немелодично подпевать, размахивая в воздухе руками. Стив послал запрос люпусу, желая узнать, какую именно хореоматическую последовательность применяет Эшер. Оказалось, что Густав использует стандартную процедуру из учебника, лишь немного изменив музыкальный аккомпанемент -- сократив рагу минут на пять. На следующий направленный Макналти запрос люпус ответил, что в данной точке не обнаружено возмущений психосферы. Впрочем, чрезмерно доверять подобной информации не стоило,-- люпусы оперировали старыми данными. Но Стив был готов к неожиданностям, прихватив с собой на всякий случай стандартное инженерное приспособление: дудочку. Экран интерферотрона был виден Стиву неполностью -- Густав закрывал его плечом. Но вот Эшер вскочил, сбросил обувь и стал босиком выплясывать вокруг интерферотрона. Картинка на мониторе изменилась: появились разноцветные концентрические круги, пересекаемые яркими линиями. Густав продолжал танец еще несколько минут, пока экран не заполнился пульсирующими серыми разводами, после чего достал из кармана датчики и подбросил их в воздух. Пирамидки упали на землю, а монитор погас. Эшер выругался и выключил музыку. -- В чем дело, Густав? Не хватает датчиков? -- сочувственно поинтересовался Стив. -- Нет, это только моя оплошность. Разучился их правильно метать. Придется заново начинать всю церемонию. Надо только сбросить психическую настройку среды, чтобы не вышло казуса. Дудочка у тебя с собой? -- Да, здесь,-- Стив достал из-за пазухи небольшую продольную флейту, вырезанную из слоновой кости. Густав вынул такой же инструмент, только потяжелее, сделанный из черного дерева. -- Начнем на счет "три". Готов? Раз, два, три! Они вдвоем начали дуть в свои инструменты, издавая звуки, которые неспециалисту могли бы показаться шумом. Однако это была научно разработанная додекафоническая пьеса, применявшаяся для снятия излишнего психического возбуждения, или, как говорили хореоматики, для "обнуления среды". Несмотря на кажущуюся хаотичность мелодии, Эшер и Макналти играли в четкий унисон -- знание этой процедуры было обязательным для выпускника любого университета. Закончив музицирование, они прикрыли глаза и некоторое время стояли неподвижно, как бы прислушиваясь к чему-то внутри себя. -- Что скажешь, Стив? Вроде бы чисто. -- Кто его знает. Может, еще подудим? Так, на всякий случай. -- Давай. Осторожность не помешает. Стив и Густав приложили флейты к губам, в точности повторив обнуляющую пьесу. Сочтя состояние психосреды на этот раз вполне благоприятным, Эшер вновь принялся активизировать интерферотрон. По законам хореоматики, в одном и том же месте до заката солнца нельзя было использовать одинаковую комбинацию. Поэтому Эшер переключился на шаманское топтание, сопровождаемое смесью из эскимосских напевов и записей песен китов. Стив вновь наблюдал за процедурой на отдалении. В отсутствие шаманского бубна Густав хлопал себя флейтой по ягодицам, издавая гортанные возгласы. Когда на мониторе показались серые пульсации, Эшер запустил датчики, но на этот раз по-иному: нагнувшись низко, лицом чуть не упираясь в пах, и метнув пирамидки из-под зада обеими руками, просунув их между расставленных ног. Датчики немного покачались в воздухе и начали кружиться над интерферотроном. Густав поманил рукой Стива. -- Взгляни на экран. На дисплее серая рябь постепенно собиралась в небольшие комочки, соединенные между собой тонкими нитями. Эшер комментировал происходящее. -- Сейчас ты видишь формирование событийной сетки, где сгруппировано все, что происходило на этом месте за последние три месяца. Сфокусируем аппарат на сегодняшнем утре,-- с этими словами Густав начал чертить какие-то фигуры на пластине интерферотрона,-- кажется, этот пучок относится к нему. Выделим некоторые зависимости. Так, эта ячейка, судя по всему, ведет к Францу. Координатные показатели в углу говорят, что действие происходило между пятью и девятью часами. Уберем некоторые посторонние наводки. Густав продолжал манипуляции. -- Между прочим, Стив,-- обратившись к Макналти, Густав увидел, что тот зачарованно смотрит в экран и на его слова не реагирует.-- Эй, Стив, очнись! Самое интересное -- впереди. Макналти вздрогнул и помотал головой, приходя в себя. -- Прости, Густав. Я немного задумался. -- Так вот, Стив, искусство владения интерферотроном заключается в том, чтобы знать, каки