в именно в том виде, в каком она была изъявлена. В конце концов, самые высшие силы настолько необъятны и необъяснимы, что их подчиненные, каждый на своем уровне, могут только предполагать, чего именно желает начальство, трактуя эти желания сообразно собственному разумению. При спуске руководящих указаний вниз по командной лестнице их содержание неизбежно извращалось, зачастую доходя до конкретного исполнителя в совершенно противоположном виде. Классическим примером подобных курьезных аберраций были так называемые священные книги, якобы надиктованные людям свыше. Содержание этих книг неизменно веселило знакомых Мориса, гораздо более посвященных в механику принятия космогонических решений, чем самый возвышенный земной пророк или мессия. Промежуточная зона, в которой находились Морис и братья, сменилась видом Юпитера с расстояния в несколько сотен тысяч миль. Поскольку поверхность планеты была покрыта жидким водородом, земляне осваивали ее спутники. -- Вот и наш текущий объект,-- пояснил брат Фил, указывая на Ганимед.-- Основную массу работы мы уже выполнили. Иерархи потребовали, чтобы образ планеты был избавлен от вмешательства чужеродной психики. На спутниках было несколько крупных -- по земным понятиям, естественно,-- колоний, поэтому даже израсходовав четверть астероидного пояса, окончательно уничтожить следы людей не удалось. Они как зараза, как чума. От них никогда нельзя избавиться до конца. Ты же знаешь, как было на Земле -- потопы, обледенение, эпидемии, думаешь, ну вот, все, очистка закончена, а глядишь -- они опять размножились. За каждой щелью, в которой они прячутся, не уследишь. -- Я давно говорю, что у них где-то есть покровитель, агент вражеских сил,-- убежденно добавил брат Ояма. -- Перестань, ради бога. Ты уже всем надоел со своей шпиономанией,-- поморщился Якоб. -- Ради какого бога? -- ехидно спросил Ояма. -- Не цепляйся к словам. Ради куратора, если хочешь,-- ответил Якоб. -- Угомонитесь вы! -- призвал братьев к порядку Фил.-- Так вот, Морис, нам приказали полностью очистить окрестности планеты от следов человеческой деятельности. Мы носимся над Ганимедом уже битый час -- то там метеорит швырнем, то тут, землетрясение организуем, а все равно какое-то шевеление происходит. Это последний участок на Юпитере остался, все остальные уже вычищены. Ты среди нас -- самый большой мастер по обнаружению человеческих сознаний. У тебя врожденный локатор лучше всех. Помоги, пожалуйста! Сроки уже поджимают, а нам еще Венеру с Марсом астренизировать. У иерархов какие-то планы в отношении всей системы, но нас в них, само собой, не посвящают, только требуют, чтобы все было быстро и аккуратно. Морис задумался. Он старался избегать участия в астренизации (астральной ассенизации), так как вполне обоснованно считал, что после своей земной смерти успеет вдоволь натаскаться космического мусора. Кроме того, оставался непроясненным один вопрос. -- Скажи, Фил, а что, неужели эти внеземные колонии были настолько плохи? -- Ты имеешь в виду... -- Да, основное людское предназначение,-- договорил за брата Морис. Как-то на одном из совещаний куратор вскользь намекнул, для чего вообще была затеяна вся эта история с разведением человечества на Земле. Когда ему задали несколько уточняющих вопросов, он уклонился от ответов и больше эту тему в разговорах не затрагивал. Однако братья для себя сделали вывод, что люди представляли для иерархов интерес своими сновидениями, причем не всеми, а, как выразился куратор, "системообразующими". Содержание этих системных сновидений определялось многими факторами, но в наибольшей степени -- психикой Земли. Массовое переселение людей на другие планеты не привело к тому, что снов стало меньше, просто качество их изменилось. Ведь каждая планета Солнечной системы имеет свою психосферу, отличную от земной. Даже элементы выстроенной людьми периодической таблицы своими психическими и физическими качествами отличались от, казалось, точно таких же атомов и молекул, с которыми человечество привыкло иметь дело за годы развития земной техники. Эту горькую истину первыми усвоили передовые межпланетные отряды хореоматиков. Их тревожные сообщения были, однако, проигнорированы земными властями, стремившимися поскорее эвакуировать население прочь с угасающей, изуродованной войнами планеты. Такое пренебрежительное отношение имело печальные последствия. После начального триумфального, как думалось пришельцам, освоения чужих миров прошла полоса необъяснимых катастроф и загадочных эпидемий (Морис и братья были уверены, что космические силы к этому непричастны -- все объяснялось психическим сопротивлением планет), отбросившая колонистов далеко назад, на средневековый уровень. Кое-где население даже опустилось до полуживотного существования. Впрочем, это были сугубо людские проблемы, мало волновавшие космические инстанции. Галактические силы более заботило то обстоятельство, что просочившаяся за пределы своей колыбели и оказавшаяся во враждебной психосфере цивилизация стала генерировать не системообразующие, а системоразрушающие сны. Это было недопустимо. -- С точки зрения иерархов, хуже некуда,-- ответил Морису Фил.-- Поэтому и комиссия нагрянула сюда вне плана, и в рамки нас вогнали очень жесткие. Сказали, что мы на Земле околачивались долго, местную специфику знаем, нам и карты в руки. Впрягайся, брат. Мы на тебя надеемся. Ты нам их только покажи внизу, а дальше мы сами все сделаем. -- Ладно,-- согласился Вейвановский. Он заметил, как астральные коконы остальных братьев радостно засветились. Морис пару раз приходил к ним на помощь в таких делах, но сейчас, похоже, дело было особо срочное. Вейвановский отделился от братьев и немного снизился над поверхностью Ганимеда. Даже быстрый психический анализ показал, что спутник сильно утомлен пребыванием пришельцев. Стало понятно, почему иерархи всячески препятствуют встречам разных цивилизаций -- небесные тела нервно реагируют на появление чужеродных элементов, а это нарушает общий психический баланс в галактике. Вокруг Юпитера колонии были почти полностью разрушены: от огромных городов остались развалины; силовые поля, защищавшие колонистов от неприветливого космоса, были пробиты и уже никого не могли спасти. Уцелевшие горстки людей забаррикадировались в нескольких сохранившихся подземных сооружениях, не предпринимая попыток выйти наружу. На Ганимеде Морис оценил их численность в человек пятьдесят-шестьдесят. Он еще больше сконцентрировался; спутник предстал перед ним как совершенно гладкое синее поле, на котором видны были несколько десятков светящихся бугорков -- сознания колонистов. Эта картина немедленно стала достоянием всех братьев. -- Спасибо, Морис! -- Вейвановский почувствовал несколько благодарных прикосновений к своей оболочке. -- Спасибо, брат! Мы -- твои должники! -- Сейчас мы их, мерзавцев, всех до одного! Воспоминаний не останется! -- мимо промчался возбужденный брат Ояма. Братья выстроились в линейку, готовясь к скоординированной атаке на последние очаги земной цивилизации вокруг Юпитера. Морис же почувствовал какую-то неясную тревогу -- что-то должно было вот-вот произойти на Земле, прямо в его особняке, и ему необходимо было срочно туда возвращаться. Братья тоже это ощутили: -- Морис, мчись скорее назад! Он очнулся на коврике и услыхал, как на крышу что-то с грохотом упало, покатившись вниз. В слуховом окне промелькнули человеческие ноги, и Морис подумал, что ему больше никогда не следует давать соседям напрокат старинные транспортные средства. Похоже, Филомела Венис ошиблась с расчетом траектории: трекболид ожидал ее в другом месте. *** "... нет ничего более эфемерного, чем земные науки -- точные или любые иные. За кажущейся надежностью расчетов, формул и теорий кроются зыбкие допущения, гипотезы. Здание науки стоит на очень шаткой, вернее, несуществующей, основе. Одну из таких основ представляет собой точка, самая призрачная из всех абстракций. Та или иная наука на каком-то этапе неизбежно начинает оперировать математико-геометрическими понятиями, иными словами, принимает как данность существование точки, а за ней -- линии, кривой или прямой, отрезка, окружности, остальных геометрических фигур, множеств, функций, синусоид, парабол и так далее. Любая, самая сложная или простая фигура представляет собой множество точек. Так как точка аксиоматически не имеет измерений, иными словами, ничего из себя не представляет, то и фигуры, состоящие из множества ничего, на самом деле не существуют. Чтобы потрогать фигуру, необходимо также иметь возможность потрогать точку. Как может существовать нечто, на самом деле состоящее из ничего? Объем определяется плоскостями, плоскости -- линиями, линии -- опять-таки точками, иначе говоря, несуществующими понятиями. Хорошо, согласимся с существованием точки как с рабочей гипотезой. Но существуют ли в реальном физическом мире прямая или кривая так, как они описываются математикой? Вы не найдете их. Поднесите увеличительное стекло к любой идеально вычерченной на бумаге линии и вы увидите, что она имеет толщину, и при желании ее можно было бы острым скальпелем аккуратно разрезать вдоль на две или три такие же линии. Кроме того, согласно утверждениям точной науки, той же физики, любой объект состоит из атомов, между которыми имеются промежутки. Таким образом, линия в физическом мире представляет собой пунктир, или условно выстроенную траекторию между молекулами. Естественно, у такой линии (или у более толстой) края неизбежно окажутся шероховатыми, с зазубринами, образованными молекулярными или атомарными выступами..." -- Ну что, нашел? Джейн уже в который раз задавала этот вопрос. Комнату опять тряхнуло, с потолка посыпалась пыль. -- Не торопи меня, пожалуйста. Я этим никогда не занимался, и мне нужно хоть немного разобраться,-- Джон листал страницы "Рассуждений о хореоматике". -- Джон, я боюсь! -- Она опять скривила лицо в плаксивой гримасе. -- Потерпи. Еще чуть-чуть. Мы его обязательно откроем! -- Джон посмотрел на непроницаемую поверхность телепортера и подумал, что, скорее всего, они останутся здесь навсегда. "... все числа втиснуты в пространство между нулем и бесконечностью. Более того, подразумевается, что между двумя любыми целыми числами может существовать бесконечное число дробей. Мы имеем еще два понятия, принятые, как и точка, для удобства, но совершенно лишенные смысла: ноль и бесконечность. Начнем с последнего. Я не призываю вас представлять в уме бесконечность -- так недолго потерять рассудок. Однако есть ли в окружающем нас мире хотя бы нечто, приближающееся к ней? Вы скажете -- Вселенная? Я отвечу: нет, она безусловно конечна. Небо должно сиять от бесконечного числа звезд, однако этого не наблюдается. Выдвигается оговорка: небо будет сиять при равномерном бесконечном заполнении. Но это нонсенс: как может быть бесконечность равномерной или неравномерной? Может ли она вообще иметь какие-либо качества? Бесконечность должна вмещать в себя беспредельное число всех возможных вариантов: иными словами, небо должно сиять от бесконечного числа звезд и одновременно быть совершенно темным от безразмерной тьмы. К тому же, здесь наступает парадокс: должно быть нечто, вмещающее в себя эту бесконечность, затем еще что-то, где располагается это нечто, после чего опять нечто, где должно быть это что-то -- и так до бесконечности (которая, в свою очередь, тоже должна в чем-то находиться). А как быть с числами? Они, что же, должны представлять собой часть бесконечности? Но каким образом можно поделить бесконечность? От ее деления образуется опять-таки бесконечность. Иными словами, числа, которыми оперирует наука, и ею же придуманное понятие бесконечности между собой никак не соотносятся и находятся в глубоком противоречии. Существует еще один парадокс -- только что, кстати, я употребил понятие "один". А возможно ли существование такого понятия? Когда мы говорим, что предмет существует сам по себе, то мы всегда подразумеваем его в сопоставлении с другими предметами. Один предмет сам по себе не может существовать -- всегда должно быть рядом нечто, на фоне чего или по сравнению с чем данный предмет определяется как таковой. Иначе говоря, напрашивается вывод, что может существовать ноль или не менее двух предметов. Если вернуться к бесконечности, то должно обязательно быть нечто, по сравнению с чем или на фоне чего она определяется как бесконечность. Я называю это парадокс "плюс один". Но поскольку одного предмета не может существовать, то не существует и множества предметов, состоящих, как мы знаем из отдельных -- одних -- предметов. Не существует предмета одного; не существует предметов нескольких или многих, состоящих из множеств одного предмета. Иными словами, не существует ничего". -- Чушь какая-то,-- вырвалось у Джона. Отбросив книгу в сторону, он потянулся за следующей из стопки. Удары астероидов не прекращались, но стали немного слабее. Аддиману даже показалось, что они стали уходить в сторону. Джейн, до сих пор неподвижно сидевшая на полу в углу комнаты, вдруг вскочила, подбежала к телепортеру и изо всех сил замолотила по нему кулаком: -- Дрянь! Мерзость! Ты откроешься когда-нибудь?! А?! Джон схватил ее в охапку, успокаивая и предостерегая: -- Будь умницей, Джейн, успокойся, ты молодец, хорошая девочка, но если ты его поломаешь, то убьешь и себя, и меня. Телепортер -- наш последний шанс. Еще совсем немного осталось, потерпи, я сейчас обязательно что-нибудь придумаю. Джон Аддиман и Джейн Эветт застряли на глубине ста тридцати ярдов под поверхностью Ганимеда в небольшом помещении, бывшем частью крупного хранилища устаревшей техники. Все это оборудование накапливалось здесь долгие годы колонизации и планировалось к использованию в недалеком будущем, когда должен был состояться массированный рывок на Тритон. Появлению в хранилище Джона и Джейн предшествовали следующие обстоятельства. Джон Аддиман, по профессии художник, прибыл на Ганимед с Марса. До этого он успел побывать на Венере и Ио, гастролируя по колониям с выставкой своих абстрактно-аморфных анимированных картин (вернее, едва успел бежать, прежде чем там ввели карантин в связи с эпидемией непонятной болезни). Искусство Джона особого успеха нигде не имело -- потенциальные покупатели проявляли больший интерес к реалистическим поделкам его конкурентов или антиквариату земного происхождения, а космогонический размах произведений Аддимана чаще всего вызывал у публики смятение. Выставка в ее последнем варианте являла собой разновидность парка аттракционов, поскольку Джон был убежден, что зажравшееся человечество нуждается в хорошей встряске. Посетитель, забредший на экспозицию, подвергался суровым испытаниям: войдя в зал и полагая увидеть на стенах картины, он поначалу не обманывался в своих ожиданиях. "Я вывешиваю приманки. Обыватель, как тупое животное, повинуется рефлексам: видит красивую картинку и ползет к ней, чтобы насладиться искусством",-- раскрывал Джон в интервью (единственном за всю биографию) тайны своей творческой кухни. Однако зрителя, приблизившегося к какому-нибудь невинному пейзажу или натюрморту, ожидал неприятный сюрприз. Пол под ним проваливался, и он оказывался в кромешной тьме, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой или же позвать на помощь (Джон, воздействуя особой комбинацией волн на спинномозговой модуль, вызывал у жертвы частичный паралич). В кабинке, куда попадал любитель изящных искусств, также была полная тишина. Так продолжалось секунд двадцать-тридцать. Затем раздавался чудовищный грохот, и вспышка света ослепляла зрителя. После того, как к нему возвращалось зрение, он обнаруживал, что окружен плотным, как вата, темно-серым туманом, застилающим глаза, рот и нос и не дающим дышать. Асфиксия продолжалась полминуты, затем начинал дуть ужасающей силы ветер, готовый, казалось, сорвать кожу с тела; сверкала молния, и душераздирающий гром вновь испытывал на разрыв барабанные перепонки (некоторые дамы по окончании просмотра выгружались из кабинки лишь в небольших фрагментах одежды; на полу часто оставалось пропитанное мочой нижнее белье). Обычно к этому моменту зритель уже пребывал в бессознательном состоянии, поэтому следующим этапом Джон предусмотрел воду -- много воды, притом очень холодной. Обреченный посетитель, быстро придя в себя, с ужасом замечал, что вследствие извергающихся со всех сторон потоков кабинка начинает стремительно заполняться. Вскоре уровень воды устанавливался ровно на два дюйма выше макушки (друзья Джона, разрабатывавшие всю автоматику выставки по его заказу, сделали так, чтобы учитывался рост каждого посетителя). Оказавшись как бы внутри аквариума, зритель -- если глаза его все еще были открыты -- замечал, как на дно начинают опускаться сгустки вещества мутно-белого цвета. Тут же всю толщу жидкости пронизывало несколько бодрящих электрических зарядов, вода начинала спадать, и посетитель обнаруживал, что его заливает нестерпимо жаркий свет и что он весь облеплен засыхающими сгустками. Температура внутри кабинки достигала 95 градусов по Цельсию, сохраняясь такой в течение пяти минут (иначе бы сгустки не окаменели до требуемой твердости, лишь немного уступавшей граниту). Затем к зрителю возвращались двигательные и речевые функции; мощным ударом поршня под финальный аккорд громов с молниями его выбрасывало за пределы музея. Джон предусмотрел, чтобы выход из выставки находился на достаточном отдалении от входа, и побывавшие в кабинке жертвы своим видом, напоминавшим коралловый атолл, не отпугивали следующих любителей живописи. Описанное выше действо, названное Аддиманом "Происхождение молекулы", было лишь одним из пятнадцати зрелищ выставки. Менее удачливые посетители могли провалиться в кабинки с названиями "Колодец и маятник", "Жернова судьбы" или "Вспышка сверхновой", где их ожидали совершенно незабываемые впечатления. Но, как ни странно, никто не жаловался, не подавал на художника в суд и не караулил его за углом, чтобы выяснить отношения. К XXV веку искусство успело пройти через все мыслимые и немыслимые эксцессы, да и, по большому счету, уже мало кого волновало. Холовизор правил бал. Продолжая, тем не менее, несмотря на равнодушие толпы, свои творческие поиски, Джон решил заглянуть на склад законсервированной техники, чтобы взять в аренду некоторые образцы для своего штурма-суаре под рабочим названием "Галактический ретроскоп". В блужданиях по многочисленным лабиринтам хранилища его вызвалась сопровождать Джейн Эветт, сотрудница бухгалтерии, о которой сказать можно лишь то, что она была обычной девушкой 230-летнего возраста. Они взяли с собой сумки с аптечкой и пайком, как того требовали правила безопасности, и отправились в поход. Верхние уровни, где была складирована относительно свежая техника, Аддимана не удовлетворили, и они опускались все ниже, пока не достигли, наконец, последнего подземного этажа. В последний раз нога человека ступала здесь лет сто назад. Джон остался весьма доволен, отобрав несколько аппаратов, а в полный восторг привела его одна изъеденная межзвездной пылью капсула-скафандр,-- он живо представил, как в нее можно было бы кого-нибудь невзначай захлопнуть, а затем подвергнуть изысканным испытаниям. Пытаясь найти к ней документацию, Джон и Джейн перешли в другое помещение, где были свалены всякие бумаги. В этот момент на Ганимеде начался метеоритный дождь. Склад оказался наглухо запертым -- сработала защитная автоматика. По внутреннему холофону пленники связались с центральной конторой, однако там уже царила паника -- сквозь окна офиса было видно, как астероиды, пробивая силовое поле, превращают остатки колонии в пыль. Затем холофон погас. Люпусы на Ганимеде также прекратили существование -- Джон и Джейн сразу это почувствовали и бросились к аптечкам, где хранились гиперконсерванты. В сумках обнаружились фонарики, света которых хватило бы на несколько суток. Это было кстати, так как одновременно с вентиляцией выключилось освещение; дверь, однако, оставалась прочно запертой, не поддаваясь никаким усилиям со стороны Джона. Введя консерванты, Аддиман и Эветт тут же от боли потеряли сознание, но очень быстро очнулись от метеоритных толчков, сотрясавших всю комнату даже сквозь толстый слой грунта. Оценив ситуацию, они поняли, что оказались в западне и обречены долго и мучительно умирать, в случае если космическая бомбардировка утихнет, или же погибнуть очень скоро, если астероиды обвалят верхние этажи. Последний вариант выглядел более вероятным. Осознание этого вызвало у них полную апатию -- до тех пор, пока взгляд Джейн, в состоянии прострации бродившей между шкафов с бумагами и книгами, случайно не упал на небольшой ящик, стоявший возле дальней стенки. На крышке его было написано: "Телепортер TX-65/78F. См. инструкцию". Внутри действительно был телепортер, сжатый и упакованный для длительного хранения. Очевидно, в эту комнату он попал по ошибке. Это был шанс, хотя весьма слабый. Во-первых, инструкции к телепортеру не прилагалось. Во-вторых, ни Джейн, ни, тем более, Джон не имели никакого хореоматического образования, а без последовательности строго определенных ритуалов машина не запустилась бы (с учетом гибели всех люпусов им пришлось бы прилагать дополнительные усилия). В-третьих, радиус действия телепортера и, соответственно, пункт прибытия были неизвестны. На принимающем конце должен был находиться аналогичный действующий аппарат, что представлялось почти нереальным: по окончании межпланетных переселений телепортеры этого поколения, отработавшие свой ресурс, были повсеместно ликвидированы. Но у Джона и Джейн не было иного выбора, кроме как стремительно освоить азы хореоматики. Старых справочников в шкафах было более чем достаточно, но никак не удавалось найти подходящее руководство, которое позволило хотя бы разжать телепортер до рабочих размеров -- в своем теперешнем виде он представлял собой небольшой твердый кубик. -- Попробуй еще раз просмотреть, вдруг найдется,-- уговаривал Джон рыдающую Джейн. -- Я уже все посмотрела на той полке, где хореоматика,-- там ничего нет,-- сквозь всхлипывания отвечала она. -- Ну еще разок. Вдруг опять повезет. Загляни в другие шкафы, я чувствую, что инструкция где-то рядом. Тебе же не хочется здесь погибнуть? Джейн, естественно, не хотелось умирать, но поиск руководства к телепортеру представлялся непростой задачей: размеры комнаты были двадцать на тридцать ярдов, а шкафы и полки уходили под самый потолок, плотными рядами занимая почти все пространство. С тяжким вздохом, утирая слезы, она отправилась опять перебирать бумаги, а Джон принялся листать очередное пособие под многообещающим названием "Хореоматика для начинающих". "Необходимо четко представлять, что хореоматическое воздействие возможно только на объекты, обладающие законченными психическими свойствами, т. е. имеющие сформированный набор элементалов. Объекты, лишенные психической составляющей, или лишь частично ею наделенные, на такое воздействие не реагируют, независимо от состояния окружающей психосреды. Не представляется также возможным силами хореоматика создать требуемый набор элементалов или каким-либо иным образом его дополнить. Подобные технологии выходят за рамки рассматриваемой дисциплины, более того, на современном этапе развития науки пока носят сугубо экспериментальный характер". Джон посмотрел на телепортер и подумал, что уж этот кубик явно наделен прочной психикой. "Оккультные исследования, на которых в значительной степени основывается хореоматика, показывают, что характеристики психосреды существенным образом изменяются в зависимости от географического расположения (здесь, естественно, не имеются в виду аномальные психические возмущения, суть которых разъясняется ниже). Следует полагать, что вне пределов Земли психосреда будет обладать такими свойствами, которые сделают работу хореоматика крайне затруднительной или вообще невозможной. Первые опыты на Луне выявили наличие элементалов, выходящих за рамки известных классификаций и реагирующих на хореоматическое воздействие совершенно непредсказуемым образом". Аддиман пропустил дальнейшие теоретические разъяснения и перешел к разделу, озаглавленному "Первые практические опыты". Здесь он обнаружил главу "Архивация и деархивация предметов". -- Вот оно! Ура! -- Джон помчался к Джейн, чтобы похвастать своей находкой. Та, вскарабкавшись по лестнице почти под самый потолок, ворошила кучи каких-то загадочных технических наставлений. Услыхав радостные возгласы Аддимана, она недоверчиво спросила: -- Все, мы уже можем отправляться? -- Да нет пока,-- Джон смутился.-- Я только нашел описание, как разжать эту штуку. -- А-а,-- разочарованно протянула Джейн.-- Позовешь, когда запустишь. Я буду искать дальше. С этими словами она с ногами забралась на просторную полку, откуда стала яростно швырять книжки на пол. Аддиман удрученно вздохнул и вернулся к телепортеру. Относительно деархивации книга содержала следующие наставления: "Данная стандартная хореоматическая операция предполагает наличие типовых предварительных настроек психосреды, в настоящее время повсеместно обеспечиваемых локальными юнитами психосферы". Джон остановился. Люпусы здесь уже не работали, следовательно, насколько он понимал, психосреду придется создавать с нуля. В оглавлении он не нашел ничего по этому вопросу и вернулся к предисловию, где, к его огорчению, говорилось следующее: "Настоящее руководство не ставит своей целью обучить читателя хореоматике во всем ее разнообразии. Это -- новая и развивающаяся дисциплина, обладающая столь широким спектром возможностей, что овладеть даже малой их толикой под силу лишь хорошо обученному специалисту, прошедшему многолетний курс обучения. Особо отмечаем, что все приведенные во второй части книги практические рекомендации и опыты основаны на типовой настройке психосреды в районе Гринвичской обсерватории. Авторы не несут никакой финансовой, юридической или иной ответственности за любой материальный и моральный ущерб, который может последовать в результате несоблюдения указанных в книге правил". -- Джон! Джон! Скорее иди сюда! -- в голосе Джейн чувствовалось ликование. Аддиман поспешил к ней. Джейн высунула голову из шкафа, крикнула "лови!" и бросила вниз увесистый том. Джон еле успел отпрыгнуть в сторону; книга шлепнулась на пол, подняв кучу пыли. Подняв ее, Аддиман прочитал на титульном листе: "Изделие TX-65/78F. Руководство по эксплуатации". -- Молодчина, Джейн! Теперь у нас все пойдет легко и быстро! Давай, слезай! Эветт стремительно спустилась по лестнице, и вдвоем они помчались к телепортеру. Аддиман, бегло пролистав инструкцию, воскликнул: -- Вот оно! Мы спасены! "2.6. Расконсервация изделия Прежде чем приступить к расконсервации, убедитесь в сохранности наружной и внутренней упаковки, отсутствии внешних повреждений и комплектности изделия. Изделие поставляется и хранится в компрессированном виде. Перед началом эксплуатации необходимо произвести декомпрессию изделия. 2.6.1. Декомпрессия изделия 2.6.1.1. Декомпрессия изделия в условиях подготовленной психосреды Декомпрессия изделия в условиях подготовленной психосреды производится при помощи комплекта инструментов, прилагаемого к изделию". -- Так, это нам не совсем подходит,-- Аддиман перевернул еще несколько страниц.-- Ага, вот, кажется, то, что нужно. "2.6.1.2. Декомпрессия изделия в условиях неподготовленной психосреды Декомпрессия изделия в условиях неподготовленной психосреды производится при помощи комплекта инструментов, прилагаемого к изделию". Джон бросился к ящику, где был упакован телепортер, и вытряс из него крошечную пластинку. Повертев ее в руках, он опять схватил инструкцию. "Комплект инструментов поставляется и хранится в компрессированном виде. Перед началом работы с инструментом необходимо его предварительно декомпрессировать, используя стандартную процедуру". -- Джейн, ты случайно не помнишь, как начинается стандартная последовательность декомпрессии? Я что-то подзабыл,-- деловито осведомился Джон. Джейн развела руками: -- Нас этому не учили. Джон заскрежетал зубами, отшвырнул инструкцию и начал кругами ходить по комнате. -- Что-то не так? -- поинтересовалась Джейн. -- Да нет! Все прекрасно! Только вот совершенно непонятно, что с этой хреновиной дальше делать! Ну что за идиоты пишут эти инструкции! -- Джон в отчаянии отправился крушить шкафы в дальнем углу. Джейн Эветт подобрала брошенную им книгу и раскрыла на той же странице. "Перед началом декомпрессии изделия следует произвести настройку психосреды. Для этого необходимо начертить на горизонтальной поверхности окружность диаметром один ярд и вписать в него пантакль таким образом, чтобы три луча пантакля смотрели вверх. Разместите изделие внутри пантакля таким образом, чтобы оно находилось на точке пересечения биссектрис, исходящих из каждого луча пентаграммы. Метка N на корпусе компрессированного изделия при этом должна смотреть точно на верхний луч пантакля, а боковые риски -- соответствовать остальным лучам пентаграммы. Став лицом к пантаклю на расстоянии двух футов от его нижнего луча, совершите прыжок на высоту одного ярда, развернувшись при этом в воздухе на 180 градусов. Повторите указанный выше прыжок три раза. В момент соприкосновения с землей при последнем прыжке начинайте произносить следующую формулу: "Беральд, Бероальд, Бальбин, Габ, Габор, Аагаба, Аризе, Аризе, вызываю вас и повелеваю вам! Кольприциана, Оффина, Альта, Нестера, Фуаро, ко мне!" Изделие при этом должно окраситься в ярко-желтый цвет". Джейн похлопала себя по карманам комбинезона: в правом нагрудном оказалась ручка. Опустившись на колени, она стала чертить окружность, высунув от усердия язык. С четвертой попытки у нее получилась вполне приличная фигура, в которую она вписала пантакль. Затем Джейн переписала формулу на клочок бумаги, оторванный от инструкции, и поставила кубик телепортера точно в центре пентаграммы. Отмерив два фута, она завертелась в воздухе. Все это время из дальнего угла склада доносился грохот -- Аддиман продолжал громить мебель, сгоняя злость. Приземлившись после четвертого витка, Джейн начала по бумажке призывать декомпрессирующие элементалы, хотя от прыжков буквы у нее перед глазами слегка кружились и путались. Произносимые ею заклятия услышал Джон, который, перестав терзать мебель, прибежал посмотреть на происходящее. Джейн, услыхав его топот, обернулась и вместо объяснений торжествующе показала на кубик, перекрасившийся в желтый цвет. -- Неужели получилось? -- Аддиман не поверил своим глазам. -- Не совсем, то есть, не до конца. Я решила просто попробовать -- так, на всякий случай,-- Джейн скромно улыбнулась.-- Давай посмотрим, что там дальше по инструкции. Далее инструкция гласила: "После того, как изделие приобретет устойчивую окраску, необходимо произнести следующую формулу: "Омгрома, Эпин, Сейок, Галлиганон, Зогоген, Ферстифон, разожмись!" и, пользуясь входящей в комплект инструментов дудкой, издать сигнал частотой 2000 Герц, продолжительностью 6 секунд". *** -- Сворачиваемся, ребята! Время истекло! -- Фил подгонял остальных братьев.-- Тут все закончено? -- Вроде бы да,-- ответил брат Якоб.-- Ояму спроси -- он знает точнее. Брат Ояма сосредоточенно вслушивался в поверхность Ганимеда: -- Сидят где-то, сволочи. Зарылись на глубину. У них же там катакомбы, целый подземный город. Фил обратился к брату Розенкранцу: -- Ты с элементалами договорился? -- Да,-- неуверенно пробормотал тот. -- Точно? -- угрожающе спросил брат Фил. Розенкранц ничего не сказал. -- Понятно. Наш Розик опять все завалил. Ребята, аврал! -- Но Филимон... -- попытался возразить проштрафившийся Розенкранц. -- Ты -- первый кандидат на разгребание самого залежалого дерьма на Луне. Усвоил? -- грозно сказал брат Фил. -- Усвоил,-- покорно ответил брат Розенкранц. -- Внимание! Отрабатываем вариант номер три! Землетрясение, вулканы, трещины в коре -- все как обычно! Иоганн! Командуй элементалами в ядре! Вильгельм! Договорись с духами гор! Франц! За тобой -- все жидкости, что там есть. Якоб! -- Да, Фил. -- Астероиды еще есть? -- Что-то было в резерве. -- Кидай их всех туда! Ну что, готовы? Тогда начали! Вперед! На штурм! *** Как только Макналти и Эшер сделали первый шаг на территорию Сапалы, погода мгновенно изменилась. Сверху свалились мощные сиреневые тучи, подул порывистый ветер, ударил гром. Приятели переглянулись и опустили на шлемах полупрозрачные забрала -- изготовленные из специального материала, они позволяли правым глазом видеть обитателей астрального мира. Как и следовало ожидать, после столь радикального ухудшения погоды где-то вдалеке раздался волчий вой, а колокол на церкви Святого Обрезания Господня, стоявшей за горой, хрипло прозвонил один раз. -- С чего начнем, Густав? -- вынул из рюкзака намагниченный жезл, Стив взмахнул им вокруг себя. Жезл оставил светящуюся траекторию -- фрагмент неиспорченного солнечного дня, царившего за пределами Сапалы. Этот яркий след был тут же поглощен клубами тьмы. Эшер задумался. Перед ними был широкий простор для деятельности. По каждой стороне улицы, уходившей в гору за поворот, было около тридцати коттеджей. Кроме этого, в Сапале со старых времен остались здания ресторана, казино, пиццерии, спортивного салона, небольшого супермаркета и уже упоминавшиеся церковь с кладбищем. Маловероятно, чтобы Богенбрум решил подыскать себе здесь новое жилище и отправился осматривать особняки, заключил Густав. Поиски следовало начинать, скажем... -- С пиццерии,-- Эшер вынул из ножен меч и решительно шагнул направо, к неказистому домику, стоявшему неподалеку на облезлых куриных ногах. Вывеска гласила: "Птицца-Хат". Внизу мелкими буквами было написано: "От нас еще никто не уходил..." Последнее слово было смазано. Пиццерию окружала плетеная изгородь, на которой висело невнятное меню; по периметру забора на торчавшие палки были насажены отрубленные человеческие головы. Подойдя ближе, Макналти и Эшер увидели, что изгородь слегка шевелится (так как свита из змей), а головы -- все девичьи -- приветливо улыбаются и строят глазки. -- Привет, красавицы! -- поздоровался Стив.-- А что у нас сегодня на обед? -- Мы рады, мы рады, мы рады вас видеть. Заходите, заходите, мы вас пиццей угостим,-- хором пропели головы. Языки у них раздваивались, из-за чего девушки слегка присвистывали. -- Непременно зайдем. А вы друга нашего не видели случайно? -- поинтересовался Густав. -- Это такой в спортивных трусах и майке, с веточкой в руках? -- спросила девушка, прикрепленная у самого входа. -- Да, он самый,-- обрадовался Стив. -- Нет, не видели,-- ответила голова.-- А может, и видели, да не упомнили. Место тут бойкое, народу много ходит. Вы бы зашли на огонек, а мы с подругами, глядишь, поднатужились и вспомнили бы, как отобедаете. -- Что скажешь, Густав? Зайдем? Девушки приглашают, неудобно отказывать,-- Стив воинственно покрутил жезлом. -- Почему бы и не зайти,-- ответил Эшер, шагнув за изгородь. Стив последовал за ним. Краем глаза Густав увидел, как та самая голова, с которой они только что беседовали, отпружинила от забора на длинной и ребристой, как гармошка, шее и, широко раскрыв рот с неожиданно выросшими длинными клыками, собралась вонзиться Стиву в плечо. Макналти, не оборачиваясь, хлопнул ее по лбу жезлом. От удара она звонко раскололась на две половинки и, вспыхнув сиреневым пламенем, исчезла. -- Постой-ка, Стив,-- Густав вернулся к забору, сорвал еще одну хористку, и не обращая внимания на протесты дамы, швырнул ее в закрытую дверь пиццерии. Поверх входа с лязгом соскользнул огромный нож гильотины, на лету рассекший скандалившую голову. -- Гостеприимный домик,-- прокомментировал Стив. Вдвоем они поднялись по нескольким скрипучим деревянным ступенькам, ведшим к двери, ударом ноги ее распахнули и, перешагнув через лезвие гильотины, оказались внутри домика. Интерьер не воодушевлял. Заведение было оформлено в рустикальном стиле середины XVIII века, причем из особо гнилых, заплесневелых сортов дерева. Ближе ко входу стояло два замызганных стола с несколькими покосившимися табуретками; в глубине прокопченной комнаты у печки, где, похоже, происходили кулинарные таинства, спиной к посетителям хозяйничало существо непонятного пола и очертаний. Элементом дизайна было большое количество летучих мышей, гирляндами развешенными под потолком. Мыши подрагивали и нервно шевелили крылышками. Углов комнаты не было видно из-за толстого слоя паутины, а по полу что-то бегало, шурша. -- Хозяин! Принимай гостей! -- зычно крикнул Эшер. -- Ой! Как вы меня напугали! -- существо отшатнулось от печи и оказалось крайне скверного вида старушкой, которой, не опасаясь, можно было дать минимум лет семьсот. Кончик ее носа украшала грандиозная перламутровая бородавка.-- Одну секундочку, я сейчас, переоденусь только! Старушонка скрылась куда-то за печку, через мгновение вернувшись в виде длинноногой и слегка косоглазой блондинки, одетой в микроскопическое платьице с исключительным по своей глубине декольте. На носу фосфоресцировала небольшая родинка. -- Присаживайтесь, гости дорогие,-- хрипловатым контральто произнесла хозяйка пиццерии. Эшер и Макналти скептически осмотрели мебель, а Густав поднес к одной из табуреток острие меча. Табуретка, взвизгнув, отбежала в сторону. -- Ну что же вы делаете! -- укоризненно сказала бывшая старушка.-- Эдак вы мне всю обстановку распугаете! -- Не волнуйтесь, мы просто пошутили,-- успокоил ее Стив. Посетители присели за стол, который им показался наименее загаженным, сняли шлемы и рюкзаки. Густав вложил меч в ножны, чтобы не нервировать даму. -- Что будем заказывать? -- девица достала из-за уха карандаш, послюнила его и приготовилась записывать в обшарпанный блокнотик. -- А на меню можно взглянуть? -- поинтересовался Густав. Перед ним на столе тут же возник листик бумаги. Взяв его в руку, Густав начал читать вслух: -- Так, "пицца с грибами"... "пицца с бледными грибами"... "пицца ложная с пятнистыми грибами"... "пицца Борджиа"... "пицца с бройлерами"... Бройлеры -- это те, что под потолком висят? Хозяйка оживленно закивала головой: -- Самые лучшие, откормленные. Свежее не найти. Экологически чистый продукт. Без генетических модификаций. Последние две фразы, выговоренные медленно, чуть ли не по слогам, дались ей с большим трудом. Густав продолжил чтение: -- "Пицца в красных тонах"... "хот-дог Баскервиль"... А это тут при чем? Девица опустила глаза: -- Для ассортимента. Народ ныне испорченный, все им фаст-фуд подавай. Не ценят штучную кулинарию. -- "Лазанья Виктория"... В этот момент одна из летучих мышей, висевших над головой Эшера, решила опорожниться. Продукт мышиного метаболизма громко шлепнулся прямо на меню, образовав широкий круг,