ть копытами; похоже, груз был тяжелый, но что именно лежало в повозке, Макналти не видел, так как поклажу по бокам обтягивала черная клеенка. Под ногами у Стива булькнуло. Опустив взгляд, он увидел, что провалился в жижу еще сильнее. "Похоже на трясину",-- подумал Стив и закричал вознице: -- Одну минуту! Стойте! Помогите! Тот никак не отреагировал. Повозка неторопливо удалялась, с нее что-то капало на дорогу. Сзади клеенка не была закреплена, и когда ее задрало порывом ветра, Стив увидел, что из телеги торчат головы, синюшные пятки и руки. Повозка была вся уложена трупами, отчего Макналти тут же расхотелось звать кучера на помощь. Проехав несколько ярдов, телега налетела на колдобину, от толчка с нее свалился мертвец, но возница, не заметив этого, только сильнее подхлестнул лошадей. Покойник, полежав немного в дорожной пыли, встал, отряхнулся, догнал повозку и запрыгнул под клеенку. Стив заметил, что в спине у мертвеца зияла рана, сквозь которую виднелись дорога с телегой. Поскрипев на удалении, повозка исчезла, будто провалившись. Трясина хлюпнула, и Стив ушел в нее по пояс. Он беспомощно огляделся: вокруг никого не было, влево и вправо уходила дорога, а остальной пейзаж скрывал край канавы. Никаких строений и растительности видно не было. Стив посмотрел вверх, на негостеприимное серое небо, и оказался на берегу океана. Он лежал на мокром песке, по грудь в воде. Обочина превратилась в волну, медленно накатывавшую на Стива, но никак не хотевшую упасть. Наоборот, она все сильнее подымалась, вбирая в себя воду и обнажая дно. На песке, оголенном вздыбившимся прибоем, хлопали хвостами рыбы, валялись морские звезды, слева подползал осьминог, хищно глядя на Стива. Ему стало жутко. Он попытался вскочить, убежать от этого свинцового вала, вознесшего на невероятную вышину, однако ноги у него оказались парализованными, и, едва сумев перевернуться на живот, Макналти стал еле-еле на руках отползать от воды, жалобно мыча, будто лишившись заодно и речи. К тому же в руках у него оказались игрушечные совок с ведром, очень мешавшие, но бросить которые он никак не мог. Стив боялся даже обернуться, на своей спине ощущая холодное дыхание волны, готовой вот-вот всем своим колоссальным весом обвалиться и расплющить его. Он почувствовал, как кто-то крепко обхватил его за руку,-- повернув голову, Стив увидел огромного паука с лицом, напоминающим Франца Богенбрума, и торчащими изо рта длинными желтыми клыками. Морской берег исчез; Стив оказался окружен совершенно ровной, бесцветной плоскостью, расчерченной в квадраты тонкими линиями. Паук отпустил его и, словно по льду, отъехал вбок. -- Паутина времени! -- сказал он, назидательно подняв вверх указательный палец (Стив заметил, что его лапы заканчиваются пальцами).-- Мы все у времени в плену! А ну-ка, попробуй, сдвинься с места! Стив попробовал и не смог выйти за пределы квадрата, в который был утоплен по пояс. -- То-то же! -- торжествующе заявил паук.-- Сидишь тут, как цветочек в горшке. Растешь, зреешь. А потом -- бац, и увял! Если кто раньше не сорвет -- чтоб понюхать или съесть. Ха-ха! Или градом побьет. Тебя как зовут? -- Стив. -- А меня -- Архелай. Будем знакомы,-- паук подкатился к Макналти и стал совать для рукопожатий все свои конечности по очереди.-- Очень рад видеть на нашем ярусе. Надеюсь, пребывание будет приятным и запомнится. Всегда рад услужить. Готов ответить на любые вопросы. -- Что это за ярус? -- Густав же тебе все объяснял. Ты разве забыл? Он их еще слоями называл. -- Ах, эти слои. -- Ну да. -- Они у него другие были. -- Может быть. Я сам не видел, не знаю. Тут они вот такие,-- паук обвел все пространство лапой.-- И наверху их полно, и внизу. И все между собой связаны, да еще и поперек ярусы идут, только их отсюда не видно. А я тут катаюсь взад-вперед. Как по рельсам. Архелай для наглядности проехался перед Стивом по линиям, несколько раз резко повернув под прямым углом. -- Вот так. Как старый трамвай. Фокус показать? Не дождавшись ответа, паук бросил перед Стивом несколько камешков. -- А ну скажи, сколько их? -- Десять,-- присмотревшись, ответил Стив. -- Точно? -- Да. -- Теперь мы их аккуратно делим пополам,-- Архелай отодвинул пять камешков в сторону.-- Сколько их теперь? -- Десять. Два раза по пять. -- Прекрасно! Ты уверен? -- Ну да. -- То есть, если пять умножить на два, то будет десять, да? -- Да. -- Теперь смотри,-- паук аккуратно сдвинул камешки в одну кучку.-- Считай. Стив аккуратно пересчитал камешки. Их было девять. -- Девять. -- Отлично! Повторяем все сначала. Делим кучку пополам. Сколько камней? -- Тут пять, и в этой куче -- пять. Всего десять. -- Так, а теперь опять их складываем. Сколько их? -- Восемь. Не может быть,-- Макналти опять внимательно всмотрелся в камешки.-- Действительно, восемь. В чем тут фокус? -- А ни в чем. Сам попробуй,-- Архелай подвинул камешки ближе к Стиву.-- Начни с четырех. Дважды два и все такое. Стив выбрал четыре камня и отложил два в сторону, потом опять их смешал. Камешков оказалось пять. Стив повторил свои действия, на этот раз камней стало три. -- Ну что? Сколько будет дважды два? -- ехидно спросил паук. -- Не знаю,-- растерянно ответил Стив. -- А ты еще что-нибудь попробуй, вдруг получится. Макналти смешал все камни и пересчитал их: было десять. Он отнял семь, и в оставшейся кучке оказалось четыре. Затем Стив сделал три кучки по три камешка, смешав их, он получил восемь. -- Вот так! -- гордо сказал Архелай.-- Вся ваша математика -- чушь. На самом деле никогда ничего одинакового не бывает. Оно все разное, только равно всегда одному числу. А ну, посчитай камешки. Сколько их? -- Семь,-- ответил Макналти, тщательно, по одному, пересчитав камни. -- Правильно, семь. Если правильно считать, всегда семерка выходит. У тебя семь отверстий, ты знаешь? -- Какие это? -- Рот -- раз. Уши -- два. Глаза -- три. Нос -- четыре. Ниже пояса -- пять и шесть. И самая главная дырка, закрытая,-- это пупок, семь. У тебя на руках и ногах по семь пальцев на самом деле, знаешь? Стив с недоверием посмотрел на свои руки. На них действительно было по семь пальцев. -- Видишь, я правду говорю,-- вздохнул Архелай.-- Только мне почти никто не верит. Ты хоть мне веришь? -- Пока -- да. -- Молодец! Я тебе один секрет скажу,-- паук подкатился вплотную к Стиву и зашептал ему на ухо.-- Это твое первое и последнее, седьмое воплощение. -- Что, неужели их тоже семь? -- удивился тот.-- А говорят, что карма... -- Ой-ой-ой! Карма! Слова-то какие! -- Архелай громко расхохотался.-- Запомни, воплощений всегда семь! Даже у тебя, хотя твое -- первое и последнее. Впрочем, сами виноваты, нечего с природой экспериментировать. А насчет кармы -- смотри внимательно. Он подцепил ногтем край одного из квадратов, и тот, как крышка, откинулся в сторону. Из дырки по пояс выскочила человеческая фигура и неподвижно замерла. Ее раскрытые глаза в упор глядели на Стива невидящим взором. -- Хоп! -- прокомментировал Архелай.-- Словно чертик из табакерки. Узнаешь? Макналти признался, что фигура ему незнакома. -- Ну как же, как же,-- заволновался паук.-- Последний великий тиран и диктатор из тех, что зачаты, как положено: мамой и папой. Великий сын Латинской Америки, знаменитый Сифас Мендоза. Отпрыск Солнца, божий посланник, отец нации и все такое. Полконтинента залил кровью. Умер в 93 года. Теперь узнал? Стив ответил, что теперь вспомнил. -- Отлично! Раскрутим его,-- с этими словами Архелай, взяв фигуру за ухо, встряхнул ее так, что она размоталась в длинную макаронину, кольцами улегшуюся вокруг паука.-- Перед тобой -- жизненный путь Сифаса Мендозы со всеми воплощениями. Видишь участки разного цвета? Их всего семь. Это и есть инкарнации. Архелай, стоя на двух задних лапах, остальными начал быстро перебирать размотанного диктатора. -- Вот, Стив, смотри,-- паук поднес макаронину к носу Макналти.-- Здесь явственно просматривается связь. Правда, видно? Стив, внимательно вглядевшись, сознался, что ничего не видит. -- Ах да, совсем забыл, что вы в этом отношении -- совершенно слепые,-- Архелай в огорчении уронил Мендозу и задумчиво почесал себе затылок.-- Ну ладно, сейчас что-нибудь придумаем. Ага! Один момент! Перед пауком возникла древняя пишущая машинка, на которой он принялся с бешеной скоростью тарахтеть всеми конечностями, так что с каретки быстро сполз длинный рулон бумаги. Оторвав его, Архелай вручил свиток Стиву. На бумаге крупными каллиграфическими буквами был выписан текст следующего содержания. "Рассказ о неудачной карме. Сифас Мендоза был классическим, врожденным, неисправимым злодеем. С раннего детства он проявлял садистские наклонности, был лжив, труслив, завистлив и жесток. Эти качества обеспечили ему стремительную политическую карьеру, в течение которой он полностью раскрылся как тиран, загубивший миллионы жизней. Свой утренний завтрак он начинал с того, что выпивал стакан крови свежезамученного младенца. Сексуальные потребности Сифаса, начавшись с копрофагии в подростковом возрасте, переросли в зрелые годы в разнузданную зоофилию. Ежедневно специальным самолетом к нему в дворец доставлялось из Африки какое-нибудь экзотическое животное, с которым он вступал в противоестественную связь. Мендоза был столь омерзителен, что от него зачала даже самка ехидны. Умер он, растоптанный ревнивой бегемотихой, с которой накануне занимался эротическими забавами и у которой на глазах имел неосторожность приласкать молодую мармозетку. Смерть Мендозы вызвала глубокую скорбь у всей нации: в народе его любили. "При Сифасе всегда дисциплина была",-- с горечью потом говорили старики, глядя на ужасы демократии. Диктатора оплакивали не только люди: после смерти Мендозы в его резиденции был открыт обширный зоопарк, по загонам которого бродили животные -- исключительно самки -- с грустным выражением отсутствующего женского счастья на мордах. У непросвещенного ума может создаться впечатление, будто своей смертью Сифас Мендоза только начал или, в крайнем случае, продолжил последовательность реинкарнаций, которые впоследствии давали бы ему шанс искупить свои злодеяния и придти к достойному финалу, очистившись от скверны. Действительно, если исходить из того, что гнусные черты характера, глупость, уродство -- признаки первичного воплощения в человеческой оболочке, то в те далекие времена можно было с оптимизмом и надеждой смотреть на подавляющее большинство населения по обоим полушариям, зная, что все хорошее у него впереди. Однако подобный взгляд -- поверхностный. Мы имеем возможность изложить все воплощения Сифаса Мендозы в строгой (земной) хронологической последовательности, так что проницательный исследователь сам будет в состоянии сделать правильные выводы. Инкарнация первая. Сифас поначалу был явлен миру в середине XVII века в виде придорожного камня, расположенного на не очень оживленном торговом перекрестке. Им часто пользовались как уборной и люди, и звери. От многочисленных меток он почернел и покрылся мелкими трещинами, но за почти что двести лет сумел сохранить свою целостность. Изредка на нем появлялись надписи, чаще всего похабного содержания, или же сделанные с целью увести неопытного путника в неверном направлении. Конец первого воплощения Сифаса Мендозы наступил, когда двое бродяг разожгли на нем костер, намереваясь поджарить украденного кота,-- неожиданно обрушившийся ливень расколол камень на куски, лишенные психических свойств. Инкарнация вторая. Это была осина, выросшая в неудачном месте: на верхушке каменистого холма, где всегда не хватало воды. Похоже, что и это воплощение Сифаса располагало к нему людей,-- всякий прохожий непременно норовил на него помочиться. Последние десять лет полузасохшая осина использовалась для приведения в исполнение смертных приговоров, и, по самым скромным подсчетам, на ней было повешено свыше двухсот человек. Внезапный удар молнии сжег дерево дотла. Инкарнация третья. Сифас имел большой, хотя и кратковременный, успех в виде чумной палочки. Организмы, в которые он попадал, всегда бурно реагировали на его присутствие, стремясь как можно быстрее поделиться ним со своими знакомыми и родственниками. Мендоза стал крайне популярен в одной из азиатских деревень, однако умышленно устроенный пожар прервал его триумфальную поступь. Инкарнация четвертая. Едва обзаведясь телом головастика, Сифас тут же был съеден прожорливой рыбой. Инкарнация пятая. Мендозе повезло в том отношении, что он оказался в утробе молодой, здоровой девушки, имея, таким образом, хорошие шансы для выхода в свет. Однако девица эта совершенно не собиралась предаваться радостям материнства: спустя всего лишь шесть недель после зарождения Сифас был по частям извлечен наружу хирургическими инструментами зловещего вида. Инкарнация шестая. Первое состоявшееся воплощение Мендозы в человеческом облике, но, следует заметить, не вполне удачное. Родители Сифаса сочетались браком в уже довольно зрелом возрасте. В молодые годы каждый из них употребил невероятное количество всевозможных химических веществ, призванных сорвать с петель двери восприятия. Отец Мендозы был поклонником крайне ядовитых кубинских сигар, дым которых он ежедневно после обильного обеда гасил бутылкой бренди. Мать Сифаса курила очень легкие дамские сигареты -- не более трех пачек в день -- и предпочитала водку с тоником. Оба регулярно баловались марихуаной. Первые шесть попыток зачатия были неудачными: предшественники нашего объекта исследования не держались в чахлых материнских органах. На помощь были призваны все возможности современной медицины, и после поглощения нескольких флаконов таблеток, прохождения разнообразных процедур и лечения на дорогих курортах Сифас закрепился внутри своей матери, которой к этому времени уже исполнилось сорок девять лет. Беременность, естественно, проходила в обстановке хронического токсикоза, что не помешало, однако, будущей маме поправиться на шестьдесят фунтов. Когда Сифас наконец-то появился на свет, даже привыкшие ко всему акушеры содрогнулись. Младенец представлял собой девочку, одаренную синдромом Дауна, церебральным параличом, заячьей губой, волчьим небом, микроцефалией и фантастически расходящимся косоглазием. Родители безумно любили своего первенца, которого нарекли Киренхаппук. Существовать она могла, правда, только внутри стерильного бокса, напичканного сложнейшей аппаратурой жизнеобеспечения. Любое соприкосновение с окружающим миром представляло для нее смертельную опасность: у ребенка полностью отсутствовал иммунитет. Сифас за свою недолгую жизнь в облике Киренхаппук так и не узнал ласкового прикосновения материнских рук. Когда девочке исполнилось семнадцать и она научилась самостоятельно шевелить мизинцем правой ноги, родители решили взять ее в путешествие в Новую Зеландию на своем реактивном самолете, который был специально переоборудован, чтобы вместить бокс со всеми вспомогательными агрегатами и обслуживающий персонал в количестве двадцати одного человека. До конца первого часа полета оставалось одиннадцать минут, когда с самолетом, следовавшим на высоте семи миль, произошел невероятный случай: в земную атмосферу вторгся крупный астероид (из тех, что именуются Персеидами) и пробил корпус воздушного судна именно в том месте, где находился бокс с Киренхаппук. Даже если бы дитя и смогло перенести прямое попадание в голову космического тела, последовавший затем взрыв топливных баков не оставил ему никаких шансов. Инкарнация седьмая, заключительная. Сифас был двадцать восьмым ребенком в дружной семье рабочего на плантациях опиумного мака. Мать свою он не помнил; она его -- тоже. Когда Сифасу исполнилось два с половиной года, отец его пропил: за бутылку текилы отдал воспитанником в школу юных головорезов при вооруженной охране местного наркобарона. В четыре года юный Мендоза уже попадал с расстояния сто ярдов в пикового туза, как смогли убедиться в этом его наставники, прилепившие карту ко лбу проштрафившегося Мендозы-старшего. В семь лет он стал командиром отделения, а в десять -- командиром полка "Заря надежды", занимавшегося карательными операциями среди непокорного крестьянского населения. В четырнадцать лет он интригами занял место правящего наркобарона, которого скормил аллигаторам в одной связке со своими соратниками, помогавшими Сифасу прийти к власти. В шестнадцать Мендоза возглавил созданный им "Демократический централизованный фронт народного освобождения имени Трухильо Рамиреса" -- полувоенную организацию, развернувшую по всей стране кампанию террора, причем особый упор делался на истреблении католических священников. По мнению Сифаса, ничто так не способствовало укреплению авторитета его фронта, как зрелище взорванного епископа в полном парадном облачении. После двадцати месяцев затяжных боев с правительственными войсками силы Мендозы заняли столицу, по случаю чего устроили революционные празднества с казнями чиновников, раздачей наркотиков, текилы, а также взрывами оставшихся католических храмов. Сифас провозгласил себя временным президентом, оставаясь в этой должности семьдесят пять лет. Для повышения тонуса нации он регулярно устраивал захватнические войны, неизменно завершавшиеся поражениями и вместе с регулярными репрессиями уменьшившие численность населения в три раза. Уцелевшие жители, как отмечалось выше, его обожали. Полный перечень злодеяний Сифаса Мендозы скучен и банален, представляя интерес разве что для историков и психиатров. Нас в данном случае интересует совершенно другой вопрос: обусловлено ли каждое последующее воплощение Сифаса его предыдущим грузом кармы? Даже поверхностный взгляд на инкарнации Мендозы дает основания утверждать, что каждое его новое появление было ничуть не лучше предшествующего и что по неизвестным причинам он с самого начала вынужден был страдать и мучиться. Если рассматривать путь Сифаса исключительно в хронологической последовательности, то мы вынуждены будем признать, что карма ему с самого начала досталась некачественная, а роковое стечение обстоятельств, над которыми он не имел никакой власти вплоть до своей финальной реинкарнации, не позволяло ему эту карму улучшить. Действительно, как могут поправить свою судьбу невинная чумная палочка, эмбрион или головастик? Состоявшись лишь на седьмом этапе как сознательная личность, Сифас Мендоза был обречен -- вследствие невыразимых и незаслуженных мучений в прошлых жизнях -- стать безумствующим злодеем. Неужели кармический закон столь слеп и безжалостен? Пример Сифаса, взятый в традиционных временнх рамках, не позволяет нам сделать иного вывода. Но так ли это на самом деле? Мы не сомневаемся, что проницательный исследователь уже пришел к другому заключению, позволяющему представить весь путь Сифаса Мендозы в ином свете". -- Надеюсь, все понятно? -- спросил Архелай, внимательно следивший за тем, как Стив читал бумагу. -- Не очень. Наверное, я недостаточно проницателен. -- Караул! -- паук в отчаянии заломил несколько лап.-- Ведь это же так просто! Смотри! Архелай схватил Мендозу-макаронину и стал сматывать его себе на локоть, затем несколькими ловкими движениями утрамбовал его до размеров небольшого брикета. -- С ним ничего не случится? -- поинтересовался Стив. -- Конечно нет! Это всего лишь наглядное пособие, он свое уже отжил. Видишь, какой он стал полосатый? -- Да. Действительно, все разноцветные воплощения Сифаса перемешались, и он стал похож на мозаику или калейдоскоп. -- Так вот,-- Архелай вновь назидательно поднял палец,-- все дело в том, в каком виде его рассматривать. Допустим, ты бы жил параллельно с ним, со всеми его воплощениями, и имел возможность за ними наблюдать. Так как ты продвигался бы во времени вместе с Мендозой, то тебе бы казалось, что каждая его новая реинкарнация определяется предыдущей. Правда? Стив согласился. -- Но вот он лежит у тебя на ладони весь, целиком. Ты видишь его издалека, из будущего -- или из прошлого, со стороны, одним словом; фактор времени отсутствует, и ты можешь выстраивать совершенно другие зависимости. Приблизительно в таком духе: некий проступок в седьмом воплощении привел к тому, что Сифас стал чумной палочкой в третьем. То, что он уморил целую деревню, вызвало его мучительную гибель в пятой реинкарнации,-- но это так, условно, чумные палочки сами по себе ни в чем не виноваты. Скажу тебе больше: на самом деле все его появления нужно рассматривать в обратной последовательности. Его седьмое воплощение по земной хронологии -- первое. А закончил он свой путь мудрым камнем. Так что в следующий раз остерегись говорить о карме легкомысленно! Архелай скомкал Мендозу, швырнул его в открытое отверстие квадрата, после чего, захлопнув крышку, продолжил свою речь. -- Люди крайне легкомысленно относятся к понятиям, выходящим за рамки их непосредственного восприятия. Я уж не говорю об антропоморфности богов, которых наделяют чувствами любви, гнева, прощения -- иными словами, эмоциями, хотя эмоции -- это удел животного мира. Коты и собаки полны чувств, люди тоже, но почему высший разум должен быть подвержен подобным изъявлениям? То же самое можно сказать и о космических законах в их человеческой интерпретации. Во-первых, эти законы сформулировали сами люди, основываясь на своих эмпирических наблюдениях, так что даже говорить о них как об универсальных безосновательно. Во-вторых, люди отягощены спецификой своего восприятия. Они все видят сквозь призму времени, причем наивно полагают, будто время течет везде так, как это им кажется, хотя кругом полно существ, для которых время имеет совершенно иной ход. Архелай набросился на пишущую машинку, и вскоре перед Макналти лежал новый свиток. "Рассказ о неудачной карме (продолжение). Авторы опрометчиво полагали, что взору проницательного исследователя откроется более достоверный порядок явления Сифаса Мендозы в его воплощениях. К сожалению, ограниченный кругозор аудитории не позволил ей сделать даже первый шаг на пути к раскрытию данной проблемы. Мыслитель с непредвзятым подходом, очевидно, рискнул бы поставить под сомнение традиционный хронологический взгляд на реинкарнации. Действительно, может ли космический закон кармы (если таковой существует) быть ограничен временнми пределами, установленными для одного биологического вида на Земле? Рассмотрим для наглядности -- по необходимости вкратце -- некоторые смежные воплощения объекта, здесь обобщенно именуемого Сифасом Мендозой. Одна из начальных инкарнаций. Установить в точности, какое именно воплощение Сифаса было в действительности первым, не представляется возможным. Вернее, можно указать на определенное множество инкарнаций, но определить главную из них в кармическом отношении крайне затруднительно; допустимо лишь говорить об общем кармическом балансе. Как известно, каждое воплощение семерично: Мендоза возник параллельно с еще шестью особями. Поскольку эти особи существовали (а, может, по земным меркам, еще и существуют) в других временнх условиях, то оку земного наблюдателя они недоступны. Сразу оговоримся -- речь идет исключительно о Земле. Все упомянутые выше особи теоретически могут одновременно занимать одну точку в пространстве, но не совпадать друг с другом, имея разные направленности и характеристики временнго вектора. Мы даже допускаем, что в момент своего появления на свет семеричный набор особей под общим условным наименованием "Сифас Мендоза" действительно первое мгновение находился в единой точке, но затем был растаскан по семи разным направлениям различными временнми векторами. Доступное нашему пониманию и описанное выше существование Сифаса в виде диктатора примем как воплощение Особи А (что вовсе не означает ее приоритета, а делается для удобства). Остальных обозначим В, Г, , Е,  и . Временной вектор Особи В находился под углом в 45,87 градуса по отношению к вектору Особи А. Описание условий ее существования и деятельности не представляется возможным ввиду отсутствия соответствующих понятий в мире людей; оценить же итоги ее жизненного пути для выяснения доли кармического наказания или вознаграждения можно лишь чисто условно. В рамках данного исследования будем считать, что в целом Особь В показала себя положительно. Вектор Особи Г был перпендикулярен к вектору Особи А. Опять-таки, ничего внятного о ее существовании земным языком мы сказать не можем, как, впрочем и о всех остальных составных частях набора "Сифас Мендоза". Отметим только, что Особь Г была выдающейся личностью, почти святым. Вектор Особи  находился почти параллельно вектору Особи А, отходя всего лишь на 0,0000358 градуса, но имел совершенно противоположную направленность. Естественно, глазами человека мир Особи  не воспринимается и увиден быть не может. Данная особь также была выдающейся, исключительно благородной (в понятиях своей цивилизации) личностью. Вектор Особи Е имел пунктирный характер, но зато необычайно долгий, уходящий назад, в глубь веков. Человеку Особь Е и аналогичные являются периодически, на что указывает следующий характерный диалог: -- Будь здоров! -- Чего это ты? -- Ты же чихнул? -- Я? Вовсе нет. -- Извини, мне показалось. Ложное чихание и есть манифестация Особи Е и ее соплеменников в человеческом мире. Данная конкретная особь ничем не отличилась. Вектор Особи Z имел зигзагообразный характер. Аналогичные ей индивиды ни до, ни после на Земле не встречались, и так как эта особь ни с кем взаимодействовать в силу своих особенностей не могла, общий ее кармический итог нулевой. Особь Н имела мнимый вектор; на ее существование указывают лишь косвенные признаки. Сделать какие-либо выводы в ее отношении не представляется возможным. Таким образом, мы располагаем весьма невнятным кармическим балансом. Маловероятно, чтобы святость Г смогла компенсировать мерзостность А. К тому же, остается невыясненным вклад Н. А с точки зрения наблюдателя-человека, скованного своими временнми рамками, возникает ряд парадоксов. Так, например, смерть всех особей, входящих в рассматриваемую обойму, происходит в совершенно разное время: для Особей  и Е -- раньше рождения, для Особи Г -- одновременно с рождением, а у Н смерть имеет мнимый характер. У Особи Z в силу зигзагообразности вектора смерть несколько раз пересекается с жизнью. В силу вышесказанного однозначно утверждать, что страдания Киренхаппук, появившейся на свет в 1986 году, обусловлены жуткими преступлениями Сифаса Мендозы, родившегося среди благоухания опиумных маков семнадцатью годами позже, было бы, по меньшей мере, предосудительно. Возможно, что Особь Е-1 (нумерация -- условная), кармически связанная с Особью Е и появившаяся на свет по христианскому летоисчислению в 1569 году (если спроецировать ее вектор на человеческий), приняла на себя основной удар от Сифаса. С таким же успехом это могли быть Особи Г-2, -5, Z-7 и так далее. Как бы то ни было, любая особь из обоймы передает общий кармический баланс в следующую обойму, имеющую опять-таки семеричный характер, но свой, совершенно неповторимый, набор психически целостных объектов, определяемый моментом и местом их появления на свет. Каждый такой комплект условно можно представить в виде семиконечной звезды, лучи которой связаны с другими подобными звездами. Кармическое наказание Сифаса Мендозы, таким образом, через два воплощения тяжелым грузом легло на 343 особи из разных (но, подчеркнем еще раз, земных) миров, расползшись по всевозможным временнм направлениям. Взятые вместе, эти звезды образуют колоссальный (но не бесконечный) взаимосвязанный комок всех особей, фигурирующих на планете Земля. И поскольку кармические наказания, переливаясь от одной звезды к другой, заполняют по сообщающимся сосудам их всех, то можно утверждать, что все уже изначально наказаны. А первое воплощение Мендозы в 2003 году кажется первым только человеческому наблюдателю, неизбежно ограниченному рамками собственного восприятия. В появлении Сифаса участвовало огромное количество семиконечных звезд из всех миров и, по логике сообщающихся сосудов -- сам Сифас, принявший кармический груз от других, но передавший его им сам. Следовательно, с полным основанием можно утверждать, что любое воплощение на Земле -- уже наказание. Существовать -- это нести кару за чужие коллективные проступки, к которым данная конкретная особь, возможно, отношения не имеет. Независимо от того, был ли Сифас отъявленным мерзавцем или святым, родилась Киренхаппук уродом или красоткой, съели головастика или нет,-- все они наказаны, даже за те плохие поступки, которые они еще только совершат в будущем, но кара за которые по сообщающимся сосудам уже вернулась к ним бумерангом при рождении". -- Глянь-ка, Стив,-- Архелай вновь выудил из-под крышки цветастый брикет Мендозы и вертел его между лапами.-- Вокруг все такое ровное, в клеточку, и вверху, и внизу, правда ведь? -- Да,-- согласился Стив, осмотревшись по сторонам. -- Но не все так просто, как кажется на первый взгляд,-- и, размахнувшись, Архелай изо всех сил швырнул брикет об пол. Мгновенно все плоскости, квадраты, линии, смешались в разноцветную движущуюся мозаику, в которой растаял и сам паук. Вихрь стремительного калейдоскопа завертел Стива, и, кроме яростного цветного мелькания, больше он не видел ничего. *** -- Как он? -- Вейвановский осторожно просунул голову в дверь спальни, где Филомела и три медсестры-фантома, низко согнувшись над кроватью, пытались вернуть раненого к жизни. -- Уф! -- разогнула спину Филомела.-- Очень тяжелый случай. Идите сюда, я вам покажу на табло. Как, кстати, те двое? Морис ответил, что с ними никаких изменений не произошло. -- Ну и хорошо, лишь бы хуже не стало. Вот, смотрите. Как вам должно быть известно из основ анатомии, в мужском организме три самых главных модуля -- это модуль простаты, затем желудочно-кишечный, а потом -- мозга. Я их перечислила по степени важности. У этого больного почему-то оказался поврежден, причем достаточно давно, ключевой орган. На табло Морис увидел несколько разноцветных квадратиков внутри контура тела. Один из них, находившийся в голове, был ярко-красного цвета да еще выделен восклицательным знаком в сопровождении длинного пояснительного текста. Остальные фигурки были зеленые, за исключением окрашенного в апельсиновые тона квадрата, расположенного в паху. Пробежав глазами сопутствующий комментарий, Морис из обилия органотехнических терминов понял одно: модуль простаты на грани гибели. -- А без него,-- продолжала Филомела,-- невозможна корректная работа желудочно-кишечного, не говоря уже мозгового модуля. О какой-либо полной регенерации не может даже быть и речи. Мы бьемся над ним -- сколько уже? полчаса? -- а он остается практически трупом. -- Сколько времени у вас осталось, прежде чем вы...-- Морис замялся в поисках подходящего выражения. -- Прежде чем мы от него откажемся? От силы час. Но даже если его удастся запустить, он вряд ли придет в сознание. -- Может, не стоит и пытаться? -- У вас превратные представления о врачебной этике,-- сухо сказала Филомела.-- В войну удавалось вытаскивать людей с того света буквально по частям. И ничего, жили дальше. Мы должны и ему дать шанс. Он может проваляться в коме полгода, год и неожиданно из нее выйти. Конечно, от прежних умственных способностей ничего не останется. А если вас волнует вопрос о том, кто будет за ним смотреть после этого, то не беспокойтесь: я беру уход на себя. -- Но они же, как вы сказали, мои гости. Из-за них ваш дом превратился в госпиталь. Я тоже чувствую свои обязательства по отношению и к ним, и к вам. -- Ладно,-- улыбнулась Филомела.-- Будете младшим медбратом. А когда двое других очнутся, то и их привлечем к дежурствам. Мы, между прочим, как-то совершенно упускаем из виду, что они тоже могут предъявить свои права на этого раненого и увезти его туда, откуда появились. -- Сейчас моя помощь требуется? -- Нет, спасибо, мы с сестрами пока справляемся. Тем более что тут особо развернуться негде. Идите, присмотрите за теми двумя. Уходя, Морис мельком взглянул на раненого. Тот плавал внутри темно-зеленой, маслянистой на вид жидкости. Грудная клетка его была разворочена, и из нее торчала масса металлических иголок. Голову окутывал плотный слой ткани, вокруг которой змеились трубки и провода. Вейвановский подумал, что раненому было бы лучше умереть. *** -- С возвращением в лимбо! Надеюсь, вам сейчас не очень тесно? Густав взвесил свои ощущения и пришел к выводу, что стало немного просторнее, хотя особого комфорта по-прежнему не чувствовалось. -- Нет, не очень. А что произошло? -- Небольшая чистка в ваше отсутствие. Вам повезло. Где-то что-то сработало, и часть прибывших убрали. -- Этим кто-то специально занимается? -- Конечно. На каждом участке есть свой смотритель или уполномоченный. -- И много таких уполномоченных? -- Невероятно много. Естественно, я говорю только о том, что существует на Земле. Может, в других звездных системах дела обстоят иначе. Хотя нет, вряд ли. Судя по тому, что мне рассказывали, везде все выглядит более-менее сходно. -- Вы разговариваете между собой? -- Да, если удается найти общий язык. -- Мне показалось, вы напрямую обмениваетесь мыслями. -- Это так. Просто склад мыслей у всех разный. К тому же, я могу говорить только с теми, кто более-менее равен мне и со своим начальником. -- Интересно. У вас, оказывается, есть начальство. -- А как же. Мир устроен по бюрократическому принципу. У меня есть даже несколько подчиненных. -- С ними вы тоже обмениваетесь мыслями? -- Нет, у них отсутствует способность к мышлению. Они больше подобны автомату, слушающемуся моих команд. Еще я ими питаюсь. -- ? -- Вы, наверное, не вполне меня поняли, когда я сказал, что мир устроен по бюрократическому принципу. Старшие едят младших; младшие, если им удается, не прочь урвать от старших; равные грызутся между собой. Не подумайте только, что мы тут все с клыками и когтями. Речь идет о приобретении энергии. Это у животных и у людей получение энергии идет более сложным способом, у нас она изымается непосредственно у слабых или тех, кто зазевался. -- Жестоко. -- Не более жестоко, чем борьба за существование в растительном и животном царстве. Или, по-вашему, мы тут все должны с голоду помирать? -- Нет, конечно. -- Ну а откуда тогда брать ресурсы для существования? Только за счет имеющейся рядом энергии. Для меня таким источником выступают подчиненные. -- Они догадываются, что вы их едите? -- Как я уже сказал, у них нет мыслей, поэтому, во-первых, они не знают что находятся у меня в подчинении, а, во-вторых, что ими кто-либо питается. Они -- как трава, но выполняют здесь специфические функции, объяснять которые я вам не стану. -- Вы сами можете использовать энергию тех, кто попадает в лимбо? -- Непосредственно -- нет, они для меня несъедобны. -- Вас тоже могут съесть? -- Запросто. Когда я вам говорил, что меня уничтожат после закрытия лимбо, то подразумевал поглощение моей энергии. -- А тех, кто над вами, тоже могут съесть? -- Само собою. Даже самая крупная космическая сила неизбежно стареет, дряхлеет, и, когда оказывается уже совершенно неспособной к самозащите, на нее набрасывается стая хищников, разбирающая ее по кускам. Это вполне естественный кругооборот. -- Вас могут поглотить прямо сейчас, во время нашего разговора? -- В принципе, да. Но я пока хорошо защищен. Мой непосредственный начальник так просто меня съесть не может,-- требуется санкция более высоких инстанций. -- Мне представлялось, что в ваших сферах будут иные порядки. -- Видите ли, любезный, так все придумано, причем не нами. Я вовсе не утверждаю, что существующий вариант -- лучший из всех возможных, просто с этим ничего нельзя поделать. -- Если здесь такой бюрократический устрой, то вас, условно говоря, могут съесть и по службе. Тут у вас не возникает трудностей? -- Лично мне в моей, так сказать, работе, никто не вредит. Кого интересуют мусорщики? Но в других сферах -- да, там бывают всяческие противостояния и даже бои. Однако это не подсиживание коллег или борьба за теплое местечко, а давний вселенский конфликт, отражающийся в том числе и на Земле. -- Кто с кем борется? -- По человеческим понятиям -- добро со злом, хотя данное определение совершенно не отражает сути происходящего. Это -- вечный и неизменный процесс, все равно что битва двух полюсов на одном магните. -- И кто побеждает? -- Существует постоянная динамическая ничья. -- А силы равны? -- Конечно. Правда, бывает иногда тяжело уследить, кто на чьей стороне. Постоянно перебегают из одного лагеря в другой. -- Неужели их принадлежность к той или иной стороне не откладывает на них отпечаток? Это разве не черное и белое? -- Ну что вы, таких контрастов в реальном мире не бывает. Все представляет собой оттенки серого. Тем более что противники действуют почти одинаковыми способами. -- Чем же они тогда отличаются? -- Затрудняюсь вам ответить. Некоторыми энергетическими нюансами -- не настолько, впрочем, крупными, чтобы помешать перебежкам в противостоящую армию. Возможно, только самые высшие силы обозначены более-менее четко, но я их сам наблюдать не могу, только догадываюсь. -- А в чем смысл борьбы? -- Номинально -- завоевание пространства. Но поскольку все эти процессы следует рассматривать с позиций приобретения и потери энергии, а она небесконечна, то стоит только одной стороне захватить какой-нибудь участок и, соответственно, ослабить свою энергию на другом, как тут же противник завоевывает уязвимый кусок территории. Это подобно двум несмешиваемым разноцветным жидкостям в одном сосуде: их можно все время взбалтывать, но содержимое никогда не окрасится в цвет одной из них. В сферах, о которых я вам говорю, такое сотрясение происходит постоянно. -- Значит, смысла, по большому счету, в борьбе нет. -- Выходит, что так. -- А сами противники осознают, что их конфликт бессмыслен? -- Осознавать могут далеко не все. Это мы с вами на нашем уровне можем оперировать такими категориями. В космической бюрократии способностью мыслить обладает небольшая прослойка, причем не самого высокого пошиба. Высшее начальство участвует в грандиозных процессах, постоянно действует, ему некогда думать. На противоположном крае мелкие силы лишены такой способности просто потому, что они ничтожны и это им ни к чему. Мышление располагает к рефлексии, а в большинстве ситуаций раздумья вредят. -- Неужели высшие силы действуют совершенно бездумно? -- Не совсем так. Просто для них действие -- способ мыслить. -- Все это похоже на какой-нибудь древний механизм с массой бесцельно вращающихся шестеренок. -- Возможно. Хочу, правда, з