за сорт? -- Самый обычный. Но с тройным содержанием кофеина,-- хихикнула Венис. -- Понятно. Все продумано, осечек не произойдет. Когда мне вас будить? -- Без пяти три. У вас теперь -- как это называется? Собачья вахта? -- Нет, собачья вахта будет следующей, с трех до пяти. -- Действительно. Я уже подзабыла, хотя сколько раз сама дежурила. Ну ладно, я пошла. -- Приятных вам снов. -- Спасибо. В спальне фантомы немного изменили свои позиции, да рядом с кофейником, полным свежего напитка, появилась горка бисквитов. Надо будет потом поблагодарить Филомелу за заботу, подумал Морис, углубляясь в роман. Инспектора Кагосиму, накормленного ядовитой рыбой фугу, обмотанного по рукам и ногам колючей проволокой, с камнем на шее и дымящейся динамитной шашкой в зубах злобные гангстеры поставили на краю разверстого канализационного люка, внизу которого, на глубине двухсот ярдов, плавали белые, голубые и просто голодные акулы. Морис, дойдя до конца страницы, полагал на следующей узнать, каким образом Кагосима выпутается из этих мелких неприятностей, но неожиданно ощутил внутри головы знакомое прикосновение. Неужели его вызывали на связь? Очень некстати. Морис посмотрел на медсестер -- они, конечно, не смогут нажаловаться Филомеле, даже если он наплюет на все и отправится домой спать. Просто будет очень неудобно перед хозяйкой, если поутру она обнаружит в своих комнатах двух больных, лежащих на полу, а в третьей палате -- дежурного, в глубоком трансе валяющегося среди зеленой пыли. Хотя, подумал Морис, с другой стороны, можно будет отключиться буквально на мгновение, извиниться перед братьями за невозможность встречи и тут же вернуться назад. Вейвановский отложил книгу в сторону и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Однако не успел он войти в требуемое состояние, как в голове раздался голос куратора: -- Приветствую вас, Младший Брат No 20! Первый этап операции прошел успешно. Выражаю вам благодарность. -- Какой операции? -- не понял Морис. -- Неважно какой. Главное, что гости прибыли и размещены. Теперь ваша задача -- связаться с тем, кто лежит в коме. -- Я, конечно, готов, но как? Морис действительно ни разу не общался с полутрупами. -- Объясняю порядок. Один вы все равно многого не добьетесь, поэтому вам будет оказана помощь извне. Продолжайте погружение в состояние глубокой медитации. Там получите сигнал, как действовать дальше. -- Да, но... -- Все это займет не более десяти земных минут. Мы знаем, что вы на дежурстве. В экстренной ситуации тут же будете возвращены назад, не беспокойтесь. Начинайте! Вейвановский глубоко вздохнул -- то ли от обреченности, то ли для углубления медитации -- и отключился от внешнего мира. *** Густаву показалось, что его пинком вытолкнули наверх из зыбучего песка. Он смутно помнил обрывки длинных бесед, которые велись где-то между этим и тем светом. Единственное, что хорошо отложилось у него в памяти -- разнообразные мучительные ощущения, страдание и полное отсутствие надежды. Вынырнув из беспросветной ямы, он с удивлением обнаружил, что находится внутри комнаты с постелью необычной конструкции, возле которой стоят две женщины. В углу помещения в кресле сидел незнакомый Эшеру мужчина со странным, оцепенелым выражением лица. Густав посмотрел вниз, ожидая увидеть свои ноги, но вместо этого увидел пол. Тела по-прежнему не было. Зато не чувствовалось никакого неудобства: Густава не сжимали, не трамбовали, не пропихивали в игольное ушко. Эшер понял, что он опять бестелесен. -- Здравствуйте! Перед Густавом в воздухе висел светящийся сгусток яйцевидной формы. -- Меня зовут Морис. -- Здравствуйте. Густав Эшер. -- А вы, оказывается, умеете обмениваться мыслями напрямую! Это превосходно. -- Где я нахожусь? -- Планета Земля. Анды. Тупунгато. Дом Филомелы Венис. Возле своего тела. Приглядитесь. Вид у него, правда, не очень аппетитный. -- Это я? -- Густав недоверчиво осмотрел куски демонтированного организма, опутанного трубопроводами. -- К сожалению, да. Вы находитесь без сознания, так как упали с большой высоты и получили тяжелые ранения. Почти несовместимые с жизнью. Эшер начал смутно припоминать, как кто-то ему уже говорил нечто подобное. -- Насколько несовместимые? Морису не приходилось до сих пор выступать в роли врача, приносящего плохие новости пациенту или его родственникам. Он задумался над тем, как бы не травмировать Эшера -- излишние переживания могут повредить выполнению задачи, которую возложил на него куратор. -- Вам повезло: рядом оказался квалифицированный органотехник. Вас буквально по кускам вытащили с того света,-- Вейвановский вовремя вспомнил формулировку Филомелы. -- А сейчас на каком свете я нахожусь? -- В параллельном с обычным и немного наслаивающимся на него. Поэтому вы видите земные предметы, но вас -- никто. Вы замечаете перед собой светящийся кокон? -- Да. -- Это я. Мое земное тело сидит в кресле. -- Как это у вас получается? -- Особые таланты и много тренировки. -- Это вы меня вытащили сюда? Морис решил, что не стоит посвящать Эшера в подробности его появления в астральном мире, организованного куратором при поддержке нескольких коллег. -- Нет. Такие вещи происходят совершенно непредсказуемо. -- По-моему, ничего непредсказуемого не бывает. Давно я в таком виде? -- Часов двенадцать. Может, вы расскажете, что с вами произошло? Здесь рядом лежат еще два тела. -- Можно на них взглянуть? -- Конечно. Вы можете перемещаться на небольшие расстояния совершенно свободно, стоит только пожелать. На всякий случай я буду рядом. Следуйте за мной. Они оказались в соседней комнате, где был раненый с перебитыми ногами. -- Это мой приятель, Стив Макналти. Вчера мы с ним пережили небольшое приключение, отправившись в Сапалу. -- Где это? -- По ту сторону хребта. Мы сами живем -- или жили -- в Кантабиле. К нам пожаловал гость из Оливареса, неожиданно решивший с утра пораньше прогуляться в зоне психовозмущений. Мы пошли искать его и, можно сказать, влипли. Последнее, что я помню,-- как нас завертело в каком-то смерче. -- Он вас отпустил с приличной высоты над моим домом. Вы все свалились на мой ангар, а перед этим сильно ударились о крышу дома. -- Как Стив? -- Нормально. Филомела говорит, что через месяц будет совершенно здоров. Его периодически заливают регенерирующей жидкостью. -- А что с Францем? -- Это третий? -- Да. -- Идемте, покажу. В третьей спальне Густав немного покружил вокруг кровати. -- Лица не видно. Но это, скорее всего, Франц Богенбрум. Он упал вместе с нами? -- Немного позже. -- Да, пожалуй, что он. Больше некому быть. А что говорит ваша Филомела по его поводу? -- Ему повезло больше вас обоих. Полагаю, недели через три будет в норме. -- Что у него на лице? -- Восстанавливающая маска. Он упал головой вниз. -- И не повредил мозги? -- Нет. Вы -- единственный с такой травмой. -- Давайте вернемся ко мне. Я хочу на себя посмотреть. В первой палате Эшер замер возле своего тела. -- Впервые вижу себя со стороны в таком оригинальном ракурсе, да еще и по частям, как вы выразились. Что говорит медицина? -- Взгляните на табло. -- Я ничего не понимаю в этих квадратиках. -- Красный -- это безнадежно поврежденный модуль мозга. Оранжевый -- модуль простаты. -- Я что, опять повредил модуль простаты? -- Нет, это ваша старая травма. Откуда она у вас, кстати? -- Производственное ранение. Давняя история, как-нибудь расскажу. Мы, надеюсь, еще встретимся -- хотя бы в параллельном мире? Морис не знал, предстоят ли им новые встречи, но решил подбодрить Эшера. -- Конечно. Я думаю, что мы еще много раз будем беседовать. -- Кто такая Филомела? -- Моя соседка. По счастливой случайности -- полевой органотехник с обширным опытом. Можете на нее взглянуть. -- Как это сделать? -- Нужно только пожелать. Ее спальня наверху. Поднявшись, они в сером, сумеречном освещении увидели сладко спящую Венис, обнимающую большого мохнатого медведя. -- Так какое все-таки у нее мнение по моему поводу? Есть хоть небольшая надежда? -- Она мне объясняла, но, честно говоря, я не до конца понял. Я не медик. Давайте спустимся вниз, в вашу палату, и там посмотрим вдвоем. -- Коэффициент жизнедеятельности -- одиннадцать процентов,-- после пристального разглядывания табло и собственного растерзанного тела произнес Эшер.-- Мало это или уже терпимо? -- Было меньше,-- подбодрил его Вейвановский.-- Определенный прогресс несомненен. -- Вопрос в том, продлится этот прогресс или же остановится. Надо полагать, я нахожусь в состоянии комы? -- Да. -- Из которой могу не выйти? -- Возможно,-- после небольшой паузы сказал Морис. -- Великолепно. Просто замечательно. На том свете меня тоже не ждет ничего хорошего. -- Вы там уже побывали? -- Такое ощущение, что да. Со мной тоже там кто-то разговаривал -- как мы с вами сейчас -- и особого оптимизма не вселил. Помню, что мне было там скверно, невероятно скверно. -- Что вы еще запомнили? -- А-а, вам интересно, что ждет вас после смерти? Морис прекрасно знал, чт ждет его после смерти. Их пути с Эшером и остальными землянами здесь резко расходились. Но необходимость получения от Густава определенной информации вынуждала идти на уловки: -- Конечно, интересно. То, что вы видели, похоже на описания из книжек? -- Ничуть. Это все мерзко и больно. -- Как? Неужели нет слепящего света? -- Совсем нет. Знаете, я не хочу даже пытаться об этом вспоминать. Мне это крайне неприятно. Извините. Оба замолчали. Морис прикинул, что они разговаривают уже минут семь и что вскоре ему придется возвращаться в свою телесную оболочку -- судя по всему, пока без результатов. Молчание нарушил Густав. -- Занятная ситуация. Из всех окружающих я могу общаться только с вами,-- благодаря вашим особым талантам, как я понял? -- Да. -- И лишь постольку, поскольку я нахожусь в коме? Если вдруг из нее выйду, то какова вероятность, что вновь стану нормальным человеком? -- Очень низкая. Из-за того, что у вас поврежден модуль простаты, не может быть регенерирован мозговой модуль. Вы будете представлять собой... -- Овощ. Мне, кажется, уже говорили. А так как запасных частей давно уже не выпускают, то надеяться не на что. У меня есть одна идея, подскажите ее этой вашей Филомеле. -- Какая идея? -- Используйте Франца Богенбрума в качестве донора. Выпотрошите его по полной схеме. Он это заслужил. -- Вряд ли Венис пойдет на такое. -- Понимаю, понимаю. Это я так сказал, со злости. Не обращайте внимания. Просто передо мной радужные перспективы: провалявшись в коме, стать идиотом и умереть, или же, провалявшись в коме, умереть. Так или иначе, попаду на тот свет, который меня совершенно не прельщает. -- Но, может быть, есть какой-нибудь выход? -- Какой? Избежать смерти? Повернуть время вспять? Морис не ответил. Он ждал, когда Густав Эшер догадается сам. *** Вейвановский, выйдя по окончании дежурства из дома Филомелы, прямиком направился в ангар. Внутри ангара он сквозным зрением бегло осмотрел кабриоджет и, убедившись в отсутствии неисправностей, вытолкал его во двор. Как только Морис сел в кресло пилота, приборная панель замигала огоньками, а вежливый механический голос произнес: "Здравствуйте. Выберите режим пилотирования". Морис выбрал ручной режим -- он знал, как управлять такими машинами, и через мгновение взмыл в небо. На высоте двух миль он начал облет горной цепи в поисках Кантабиле, ориентируясь по вырисованному на панели рельефу с условными значками. Бортовые устройства хранили в памяти старые земные карты с несуществующими уже странами и городами, поэтому Вейвановский сомневался, что кабриоджет покажет местоположение Кантабиле. Но, как ни странно, поселок оказался обозначен кружком, находившимся, к тому же, совсем недалеко от Тупунгато, которое на карте не фигурировало. Оба селения разделял всего лишь один горный хребет с вулканом Майпо посередине. Морис прибавил скорости, устремившись к Кантабиле, а затем начал снижаться. На высоте ста ярдов он облетел поселок, из нескольких десятков домиков пытаясь определить особняк, принадлежащий Густаву Эшеру. Хотя в конце их ночной беседы Эшер подробно описал свой дом и рассказал, как найти его по суше, поиски с воздуха были затруднены отсутствием тех ориентиров, которые с земли видны любому пешеходу. После третьего круга Морис уже подумывал над тем, чтобы оставить кабриоджет где-нибудь в горах, а самому спуститься по тропинке, когда внимание его привлек дом, расположенный отдельно от остальных, неподалеку от лагуны. Приземлился Вейвановский довольно неаккуратно: срезал верхушку секвойи, с шумом упавшую поперек дорожки, которая вела от особняка к океану. Выйдя из кабриоджета, Морис подошел к двери и обменялся с сигнализацией условными знаками, сообщенными ему Эшером. Внутри дома он сразу спустился в подвал, где, порыскав по полкам, извлек толстый томик с надписью на обложке: "Интерферотрон (прибор визуализации интерференционных событийных волн). Устройство и правила пользования". Через двадцать минут Морис уже сидел у себя дома в кресле и изучал инструкцию. Составленное Густавом Эшером руководство делилось на три части: в первой излагалась теория (с оглядкой на интеллектуальные возможности заказчика), во второй рассказывалось, как применять интерферотрон на практике, в третьей описывалось содержимое аппарата с перечнем всех узлов и используемых элементов. Собственно, Вейвановского пока интересовал именно заключительный раздел. Засунув книгу под мышку, Морис через кухню перешел в ангар и принялся сверять перечень деталей с тем, что могло оказаться в обширном хозяйстве запасных частей, доставшихся от прежнего владельца дома. Просматривая ящики насквозь, Морис доставал разнообразные блоки, которые, по его представлению, никак не могли функционировать вместе, однако же, гением Густава объединенные в один работающий механизм. Интерферотрон насчитывал свыше полутора тысяч элементов; по оценке Вейвановского, около недели уйдет только на то, чтобы собрать аппарат хотя бы на уровне макета. Кроме того, в устройстве предполагалось осуществить одну очень важную модификацию, на возможность которой в инструкции не содержалось даже намека. Морис понял, что ему в ближайшее время придется очень плотно общаться с изобретателем интерферотрона,-- по крайней мере, в этом он Эшера не обманул. Во время их ночного разговора Густав вкратце поведал о тех обстоятельствах, которые привели к пропаже единственного экземпляра интерферотрона. Вейвановский вызвался было отправиться в Сапалу, но Эшер быстро охладил его пыл: по сравнению с боевым опытом Густава и Стива Морис казался совершенным дилетантом. То, что поиски лишены смысла, Вейвановский убедился сам, когда вылетел из Кантабиле: сделав круг над развалинами Сапалы, он увидел, что от церкви Святого Обрезания Господня осталась лишь груда камней. Морис не имел особых технических знаний и к стоявшей перед ним задаче относился с трепетом. В ангаре он расчистил большой рабочий стол, оборудованный приборами, и начал выкладывать на него все добытые детали по перечню, помечая каждую. Сборка интерферотрона немного облегчалась тем, что отдельные узлы уже были объединены в стандартные блоки, уменьшая таким образом количество деталей до тысячи с небольшим. Аппарат состоял из следующих основных частей: датчики, приемное устройство, накопитель, панорамный преобразователь, модуль визуализации, элементы памяти и управляющий модуль. Эшер рекомендовал Морису пока что заняться сбором комплектующих или поиском аналогов, причем особое внимание уделить расширению памяти. О деталях, необходимых для внесения изменений в конструкцию, Густав обещал сказать позже. Вейвановский пока не столкнулся с трудностями: все необходимое на три четверти обнаружилось прямо в ангаре, а остальное он рассчитывал найти на чердаке или в подвале, где находилось еще около двух сотен ящиков и коробок. Первые триста деталей, поиск которых заполнил весь день, заняли в размеченной на столе сетке участок площадью полтора на полтора фута. Морис успел вписать в квадратики обозначения для нескольких десятков, прежде чем отправился спать перед очередной вахтой. Уходя, он прикрыл стол куском ткани: сквозняком могло сдуть самые мелкие части, кроме того, ему не хотелось посвящать в свою работу Филомелу. По счастью, она его в тот день не беспокоила. В одиннадцать часов вечера Морис вновь стоял на крыльце ее дома, и огонек сигареты все так же светился в дальнем углу. "Добрый вечер",-- сказал огоньку Морис. -- Добрый вечер,-- ответил тот, улетая в кусты. Вид у Филомелы был усталый, успел заметить Морис в освещенной прихожей. -- Как больные? Заставили понервничать? -- участливо спросил он. -- Да. Причем изрядно. -- Что случилось? -- Наш самый тяжелый чуть концы не отдал. Целый час откачивала. -- Как? Почему? -- Не знаю. Остановка сердца. Пришлось его опять немного разбирать. В то время как под руководством Густава Эшера собирается интерферотрон, его самого, словно старый будильник, свинчивают и развинчивают, подумал Морис. -- А как он сейчас? -- Более-менее стабильно. Вы следите за ним внимательно. Вдруг он среди ночи опять соберется помирать. -- Если что-то будет не так, я вас обязательно разбужу. Это медсестры подняли тревогу? -- Да. -- А что остальные пациенты? -- Пытались проснуться, но я им опять пустила снотворное. Дозы должно хватить до утра. У них, во всяком случае, понемногу все восстанавливается. В спальне, где лежал Густав Эшер, Мориса вновь ожидали то же самое кресло и крепкий кофе. -- Я смотрю, сегодня вы не настроены развлекаться детективами,-- сказала Филомела, прочитав название на обложке руководства, которое Морис бросил на сиденье кресла.-- Техникой интересуетесь? -- Да, немного. Для общего развития. -- Что-то мне не приходилось слышать о таком аппарате. Это какой-нибудь курьез из вашей коллекции? -- Нет. Этой штуки больше не существует, есть только ее описание. -- Вы планируете заняться ее реконструкцией? Морис внимательно посмотрел в глаза Филомеле. Была это женская интуиция или особая проницательность, он не знал и выяснять не собирался, памятуя о своем недавнем фиаско с анализом психики. Филомела смотрела на него спокойно и доброжелательно, без всякого подвоха. -- Возможно. Я еще не решил. Для начала хочу почитать теорию. Вдруг это выдумка сумасшедшего ученого, за которую браться не стоит. -- Ну что ж, приятного времяпрепровождения. Я пошла спать. Разбудите без пяти час. -- Хорошо. Спокойной ночи. Филомела обновила обстановку в палате Эшера и ушла в соседние спальни, а через минуту в коридоре послышались ее шаги, удалявшиеся в направлении лестницы. Морис взглянул на табло: жизненный тонус Густава Эшера установился на восьмипроцентной отметке. Придется поторопиться с интерферотроном, а то как бы уважаемый изобретатель не покинул нас раньше времени, подумал Вейвановский, устраиваясь в кресле с книгой. Для начала же действительно не помешало бы ознакомиться с теорией. "Действие интерферотрона основывается на том теоретическом допущении, что происходящие в окружающем мире процессы (включая мыслительные и прочие, традиционно относимые к сфере идеального) представляют собой внешне воспринимаемый продукт взаимодействия базовых элементарных событий, являющихся минимально возможными целостными единицами. Событие -- в учебных целях -- удобно представить в виде круга с поднятым и заостренным центром. Данный пик представляет собой точку актуализации события -- зону, где одиночное событие непосредственно, максимальным образом участвует в образовании явления. Остальная часть круга -- это потенциальный участок неопределенного диаметра, который, в зависимости от степени удаления от центра и положения по отношению к другим событиям, может тем или иным образом оказывать воздействие на другие формируемые явления. Описание события в виде круга с поднятым центром наводит нас на мысль о том, что сложение событий может быть представлено как волновое по своему характеру. Разработчики устройства в своей работе изначально исходили именно из этого допущения, ввиду чего прибор и получил свое нынешнее название: интерферотрон (согласно словарному определению, интерференция -- "явление, наблюдаемое при сложении когерентных волн: усиление волн в одних точках пространства и ослабление в других в зависимости от разности фаз интерферирующих волн"). Естественно, говорить о фазовых характеристиках применительно к событиям лишено смысла. Интерференция понимается здесь как реализация явления вследствие взаимодействия множества событий, причем в формировании одного явления может участвовать любое их количество (мы полагаем, что каждое явление определяется сложением всех событий, однако обоснование данной точки зрения выходит за рамки инструкции). Эти события непосредственно не представлены в нашем мире, находясь за его пределами, равно как и вне остальных любых миров. Интерференция событий приводит к образованию всей совокупности явлений, наблюдаемых в материальном (или идеальном, что одно и то же) мире. Таким образом, любое явление -- суть продукт наложения или взаимодействия различных опорных событий, которые сами по себе недоступны для непосредственного восприятия. Считаем необходимым в самом начале указать, что приводимые в данном теоретическом разделе описания имеют весьма приблизительный характер в силу хотя бы той простой причины, что здесь предпринимается попытка охарактеризовать сущности, находящиеся вне традиционных категорий. С целью облегчить практическое применение интерферотрона, мы неизбежно будем вынуждены несколько вульгаризировать те моменты, усвоение которых в полном объеме может представить трудности для пользователя, в особенности начинающего. Встречающиеся в тексте понятия "ячейка, круг, ярус, траектория" и прочие -- всего лишь грубая, далеко не адекватная передача имеющимся лексическим аппаратом намного более сложных понятий. Итак, в качестве условного изображения события мы приняли круг неопределенного диаметра с пиком в центре. Совокупность всех таких кругов представляет собой событийное клише. Будем считать, что данное клише состоит из множества взаимно пересекающихся слоев, расположенных во всех плоскостях, причем каждую точку внутри клише может пересекать любое количество слоев; иначе говоря, в каждой его точке может присутствовать произвольное количество событий. Событийный слой, то есть условно сгруппированное множество кругов, мы называем ярусом. Ярусы -- это как бы срез внутри клише, облегчающий дальнейшую задачу визуализации явлений. Клише содержит в себе колоссальное (но не бесконечное) количество ярусов и событий, аппаратная и программная визуализация которых потребовала бы огромных ресурсов космического масштаба. Даже скромный по любым меркам период в одну секунду, приложенный к небольшой точке на земном шаре, подразумевает участие в происходящих за данный отрезок времени явлениях такого числа событий, что его цифровое обозначение становится невозможным. События определяют все процессы окружающего мира, от субатомного до межгалактического уровней, в любом аспекте пространства. При этом важно понять, что сам событийный круг, как отмечалось выше, не обладает геометрическими атрибутами, то есть его нельзя измерить. У него нет ни высоты, ни толщины, ни диаметра. Строго говоря, каждый такой круг занимает все пространство внутри клише (также лишенного размеров), однако мы его условно объединяем вместе с другими кругами внутри яруса,-- опять-таки подчеркнем, с сугубо утилитарными целями. Любое явление окружающего мира реализуется вследствие прохождения им через некую последовательность событийных пиков. Эта линия прохождения названа нами траекторией. Каждое явление обладает своей уникальной траекторией -- именно неповторимость этой линии и обусловливает возможность отличать одно явление от другого. Но не следует, однако, понимать, будто это прохождение имеет временне характеристики: времени внутри клише нет. Время -- это субъективно воспринимаемые условия существования объекта (если он способен на такое восприятие), способ его реализации в материальном мире. (Можно выразиться и так: время -- это условная категория, первоначально предназначенная для обозначения неких количественных, но не материальных, затрат, возникающих при перемещения объекта из одной точки пространства в другую, или же изменений, с этим объектом происходящих). Для наглядности приведем следующий пример. Если рассмотреть биографию какой-либо выдающейся личности, жившей в далеком прошлом, то весь ее жизненный путь (иначе говоря, траектория) находится у нас сразу перед глазами. Листая биографическое описание, мы можем свободно перемещаться между страницами, сначала прочитав об обстоятельствах смерти, затем о рождении, потом об учебе в университете, рождении первого ребенка, женитьбе,-- в совершенно произвольном порядке. Мы видим траекторию данного объекта со стороны. Совершенно другое дело, если мы являемся ровесником этой выдающейся личности. Во-первых, в юные годы мы, скорее всего, не знаем, что эта личность впоследствии станет чем-либо знаменитой. Нам неизвестен год ее смерти (вполне вероятно, мы можем умереть раньше ее). Будучи ровесником, в возрасте, скажем, десяти лет, мы не знаем, с кем эта персона намерена сочетаться браком. Субъективность временнго фактора в том и проявляется, что не позволяет нам одинаково хорошо видеть прошедший и будущий участки траектории, создавая иллюзию течения времени, тогда как время -- всего лишь одно из свойств восприятия внешнего мира субъектом, заключенным в своей траектории и ею же являющимся. Поскольку конструкцией интерферотрона не предусмотрено применение за пределами земного шара, рассмотрим принцип траекторий (трасс) на примере нашей планеты. В самом общем плане Земля представляет собой сочетание колоссального количества трасс, ограниченных теми космическими границами, дальше которых она не оказывает какого-либо психического, физического или иного воздействия (хотя на самом деле, любой объект во Вселенной прямо или косвенно -- в силу взаимопроникновения событийных кругов -- влияет на любой другой объект, независимо от их пространственных и временнх характеристик). Это сочетание можно рассматривать как макропучок траекторий. Внутри этого основного пучка находится масса других траекторий. Так, скажем, трассы материков неизбежно ограничены пределами макропучка Земли. Аналогично, географические объекты (озера, леса, горы и пр.) своими траекториями входят в состав более крупного, материкового пучка. Однако, к примеру, событийная траектория реки не ограничивается пределами одного участка суши: в силу природных причин ее трасса не полностью совпадает с трассами морей, океанов, озер и материков. Точно так же человек, всю жизнь проживший в одном городе, будет входить своей траекторией в трассу города (с учетом ряда нюансов, о которых будет рассказано ниже), а человек, совершивший кругосветное путешествие,-- совпадать с траекториями материков и городов лишь некоторыми фрагментами своей трассы. Нахождение объектов или явлений вблизи друг от друга означает, что на каком-то участке внутри событийного клише их траектории проходят рядом. Наблюдаемый нами материальный мир -- всего лишь совокупное расположение трасс объектов вдоль незначительной части ярусов (хотя и огромного -- по любым меркам -- их количества). Всякая траектория, кроме того, захватывает еще и ярусы, непосредственно органами чувств и даже аппаратно не воспринимаемые. Так как интерферотрон предназначается для розыскной работы, иначе говоря, реконструкции преступлений, совершаемых людьми, то сузим приводимые примеры до человека и сферы его деятельности. Трасса любого человека представляет собой сложный ствол (названный нами так для того, чтобы отличать от пучка), проходящий, как указывалось выше, через множество ярусов. Процессы, происходящие с человеком в материальном мире, затрагивают один слой ярусов, в духовном -- другой. Любой аспект деятельности человека -- физические усилия, мысли, эмоции, сверхчувственное восприятие -- может трактоваться как расположение соответствующей части ствола вдоль определенного комплекса ярусов, формирующего данный аспект. В интерферотроне такое разделение представлено в виде горизонтальных хорд, пересекающих перпендикулярный срез ствола на разных высотах: молекулярные процессы, протекающие в организме, показаны как хорды, находящиеся внизу окружности, а высшие проявления психики и интеллекта -- самыми верхними хордами. Заметим, что подобное деление соответствует привычному пониманию: чем меньше размер хорды (независимо от того, вверху или внизу она находится), тем сложнее данный аспект для изучения. Если мы примем за эталон некоего стандартного здорового человека со средними умственными способностями, то срез его ствола выглядит как окружность, сбалансированная относительно всей массы ярусов, вдоль которых обычно проходят траектории Homo sapiens. У индивидуумов с отклонениями может наблюдаться как смещение среза вверх или вниз (что проявляется как особые способности или, наоборот, умственная отсталость), так и неправильная форма окружности (выражающаяся в болезнях, склонности к несчастным случаям, хроническом невезении и пр.). Срез ствола определяет индивидуальные, личностные черты. Протяженность ствола вдоль ярусов определяет продолжительность жизни человека. Сразу оговоримся, что внутри событийного клише нет траекторий с четко выраженными окончанием или началом. Зарождение жизни человека (имеется в виду традиционный естественный, а не фабричный, способ) выглядит как слияние двух ответвлений от стволов родителей. Конец траектории (смерть) представляет собой расщепление: ствол данного индивидуума распадается на несколько трасс, уже между собой не связанных. Некоторые из этих трасс устремляются вверх, к более высоким ярусам, часть же опускается вниз или сливается с другими траекториями. Заметим также, что в пределах одного нерасщепленного ствола можно вычленить отдельные трассы для каждого внутреннего органа (что теоретически позволяет использовать принципы работы интерферотрона в медицинско-диагностических целях), а относительная протяженность каждого сектора ствола, ограниченного хордами, способна указать на диспропорции в развитии личности, например, раннее умственное увядание или, наоборот, здравый рассудок при полном упадке физических сил. Конструкция данного экземпляра интерферотрона по необходимости сопряжена с некоторыми ограничениями: прослеживаются траектории только целостных в психическом плане сущностей. Следует также понимать, что внутри событийного клише ствол пересекается не только по горизонтали, но также огромным числом ярусов под самыми разнообразными углами. Все эти событийные круги участвуют в формировании объектов и явлений не только нашего, но и массы других (параллельных, как их когда-то называли) миров, существующих на нашей планете. В отличие от материального мира, где, согласно классическим догмам, в одной точке не может находиться более одного предмета, внутри событийного клише через каждый круг может проходить произвольное число самых разных трасс, принадлежащих объектам из разных пространств. Концепция событийного клише подразумевает еще одно важное обстоятельство: дискретность окружающего мира. Траектория в действительности представляет собой пунктир, проходящий от одного пика событийного круга к другому, иными словами, в интервалах между этими пиками предметы и явления не существуют, всякий раз возникая заново. Действие интерферотрона и основывается на регистрации данной дискретности. С помощью входящих в комплект устройства датчиков исследуемый объект или субъект анализируется на наличие промежутков между его манифестациями в материальном мире. Подобная единичная манифестация жестко привязана к событийному пику и представляет собой тончайший, минимально возможный срез траектории. По его характеристикам (обозначенным хордами) интерферотрон генерирует предыдущий срез и сравнивает его с имеющимся внутри событийного клише. В случае расхождений происходит коррекция. На основании полученного второго среза устройство генерирует третий, сравнивает его с фактически имеющимся и опять при необходимости осуществляет коррекцию. Так происходит формирование пакета из десяти срезов. В дальнейшем интерферотрон генерирует уже пакеты срезов, а при равномерном характере траектории -- и группы пакетов. Двигаясь к началу траектории, интерферотрон ее таким образом реконструирует -- до момента, определяемого оператором. Как только достигнута определенная точка в истории исследуемого субъекта или объекта, оператор ставит на ней метку и приступает к формированию поля визуализации. Поле визуализации представляет собой реконструкцию смежных по отношению к основной траектории объектов, создающих фон вокруг исследуемого предмета (отсутствие такого поля привело бы к тому, что предмет существовал бы на черном фоне). Упрощенно это поле можно представить как сферу фиксированного радиуса, захватывающую ближайшие к предмету трассы, которые имеют общую направленность с его траекторией вдоль анализируемого множества пиков. Оператор может при необходимости назначить до трех меток для различных объектов, расположенных на максимальной дистанции в пятьдесят ярдов друг от друга (если, например, требуется получить сведения о том, какие действия совершали двое человек, находившихся в одном здании, один из которых был вооружен ножом, а нож этот впоследствии был найден возле трупа другого). Аппаратные ограничения не позволяют пока добиться высокого качества визуализации, даже при подаче сигнала на холовизор, и, хотя начальный этап реконструкции проходит на основе регистрации минимальных временнх единиц, последующее представление воссозданных событий (в традиционном смысле этого слова) осуществляется с шагом в 0,00001 секунды. Данная версия интерферотрона предполагает осуществление ряда предварительных операций до того, как устройство путем анализа дискретности сможет воссоздать траекторию. Участок местности, анализируемый посредством датчиков, первоначально отображается на экране в виде сетки, представляющей собой условный общий ярус для всех предметов, находящихся в пределах этой территории. Оператору предстоит на свое усмотрение отобрать из множества разноцветных ячеек те, которые относятся к интересующему его объекту. Необходимость подобных манипуляций также обусловлена аппаратными ограничениями. Интерферотрон -- для удобства пользования -- предоставляет возможность устанавливать произвольное число меток на ячейках (в отличие от ограниченного их количества для траекторий). Каждая ячейка является условным представлением комплекса явлений. Теоретически устройство позволяет достичь разрешающей способности вплоть до индикации единичного события, однако для решения практических задач, стоящих перед заказчиком, по умолчанию принято следующее разрешение: 1 ячейка " 10999776599679987 явлений. Интерферотрон позволяет варьировать разрешение в небольших пределах, однако размеры сетки на мониторе остаются неизменными (в углу монитора указывается относительное отклонение от стандартной величины). Более подробные теоретические описания содержатся в Приложении (готовится к изданию). Рассмотрим варианты использования интерферотрона на нескольких условных примерах. 1. Задача: требуется установить картину происшедшего. Предположим, что имеется информация о совершении убийства в определенном месте несколько дней назад, причем за истекший срок труп, естественно, полностью разложился и уничтожен автоматическими средствами уборки. Оператор, прибыв на место предполагаемого преступления, получает на экране интерферотрона сетку с ячейками (100100). Отобрав требуемые ячейки, он получает траекторию для данного участка местности. С помощью курсора, ориентируясь по показаниям индикатора времени, оператор выделяет на траектории тот временной отрезок, внутри которого преступление могло произойти с наибольшей степенью вероятности. Установив курсор в начало отрезка, оператор дает команду на визуализацию и в режиме ускоренного просмотра анализирует -- через холовизор или с экрана интерферотрона -- все, что происходило на этом месте в указанный промежуток времени. Если перед ним предстанет картина убийства, оператор записывает ее с обычной скоростью в память интерферотрона для дальнейших следственных действий. 2. Задача: требуется установить причастность лица к совершению преступления. Предположим, что заказчиком задержано некое лицо, подозреваемое в совершении преступления, однако время и обстоятельства его неизвестны. Оператор, прибыв на место предполагаемого преступления...". Морис не планировал заниматься сыскной деятельностью, тем более что страдания и подвиги инспектора полиции Фумио Кагосимы произвели на него неизгладимое впечатление. Он пролистал руководство: теоретическая часть на этом завершалась, далее следовали подробные хореоматические указания. Вейвановский вполне справедливо посчитал, что, поскольку аппарат примет иной, отличный от первоначального, вид, то нет особой необходимости вникать в тонкости работы утерянного экземпляра и изучать нестандартные танцевальные фигуры. Теоретические рассуждения Густава Эшера вызвали у Мориса непреодолимый приступ зевоты. Ему показалось даже, что обе медсестры посмотрели на него осуждающе. Вейвановский срочно заглотнул две чашки кофе подряд и сверился со временем. Скоро предстояло идти за Филомелой. Он встал, потянулся и подошел к постели больного. Густав был радикально демонтирован, как будто на него напала стая хищных патологоанатомов. Но сердце, вынесенное, судя по всему, для удобного доступа прямо к краю постели, продолжало ритмично сокращаться, а тонус прочно держался на восьмипроцентной отметке. Точно в назначенное время Вейвановский постучал в дверь спальни Филомелы. "Иду",-- послышался бодрый голос, и через мгновение Венис уже была в коридоре. -- Вы не спали? -- спросил Морис. -- Нет. Взяла почитать дурацкую книжонку, из тех, что внизу, и не смогла оторваться. Типичная бабская мелодрама, но очень занимательная. Наверное, к старости я становлюсь сентиментальной. -- Боже мой, вам ли говорить о старости! Вы выглядите просто великолепно! -- осмелился на комплимент Вейвановский. Филомела пропустила комплимент мимо ушей, так как именно в это время, войдя в палату, приступила к внимательному изучению табло. -- Немного хуже, чем вчера вечером, но гораздо лучше, чем сегодня днем,-- суммировала она свои впечатления.-- Со сборкой пока повременим. Пусть полежит в виде макета. Судьбы изобретателей и их машин иногда поразительно совпадают, подумал Морис. -- Вы полагаете, у него опять может остановиться сердце? Венис пожала плечами. -- Все может бы