ранспортов -пару
истребителей ПЕ-3 лейтенанта Усенко и младшего лейтенанта Соловьева. Вместе
с тем он обращает наше внимание на то, что, кроме нас, охрану транспортов
несут истребители "чайка". Время несения патрулирования по два часа, наша
пара сменяет пару лейтенанта Устименко и Костюка.
И вот взлетает пара капитана Кузина, а за ней и мы с командиром звена
Соловьевым. Мы следуем к транспортам, которые были уже на подходе к горлу
Белого моря и охранялись парой истребителей "чайка" и парой ПЕ-3 лейтенанта
А.И. Устименко. Приняв смену, мы прошли по большому кругу и просмотрели
воздух и водную поверхность.
Оба транспорта следуют на сокращенной дистанции, и при выполнении
"восьмерки" с большими кругами видны и они и корабли охранения. Погода
позволяет выполнять боевую задачу на высоте 600-300 м при удовлетворительной
видимости. "Погода улучшилась и надо ожидать фашистских бомбардировщиков", -
сообщаю штурману, продолжая внимательно наблюдать за воздухом и водной
поверхностью. "Два самолета приближаются с юга!" -крикнул штурман, и я сразу
разворачиваю самолет и следую им навстречу. Это наши "чайки" идут нам на
смену. Так, за период нашего патрулирования они трижды менялись, дважды
выскакивали фашистские бомбардировщики Ю-88 из облаков, но оба раза мы не
дали им возможности прицельно сбросить бомбы по транспортам конвоя, которые
к концу нашей смены следовали уже по горлу Белого моря.
Сменила нас пара истребителей ПЕ-3, возглавляемая капитаном И.С.
Щербаковым. При следовании домой первый транспорт конвоя был уже на подходе
к Архангельску.
На следующий день майор В.П. Богомолов собрал весь летный состав и
сообщил, что сегодня ночью начали движение транспорты основного конвоя,
который сосредоточивался районе Новой Земли. Его охрану осуществляют
истребители 95-го авиапол-
105
ка, в помощь которым направляются экипажи И.С. Щербакова, А.Ф.
Шокурова, К.С. Усенко и А.И. Устименко. Сейчас пара истребителей ПЕ-3
капитана Щербакова и лейтенанта Шокурова вылетает и охраняет корабли и
транспорт, находящиеся у острова Мудьюг. В течение двух часов их сменяет
пара лейтенантов К.С. Усенко и А.И. Устименко и тоже после двухчасового
патрулирования обе пары следуют на аэродром Поной. Пару лейтенанта Усенко
меняет пара капитана Кузина, которого меняет пара лейтенанта СЕ. Костюка и
т.д. Я буду в ходе полетов уточнять порядок и очередность вылетов. Пара
истребителей младшего лейтенанта Соловьева и сержанта Иштокина находится в
резерве. Майор Богомолов предупредил, что вместе с нами будут все время
нести патрулирование истребители "чайка".
И вот мы с лейтенантом Устименко находимся над островом Мудьюг, возле
которого стоят два крупных транспорта в ожидании своей очереди разгрузки, их
охраняют эскадренные миноносцы и сторожевые корабли, пара истребителей
капитана И.С. Щербакова сдает нам смену и мы, совершая круги и "восьмерки",
внимательно наблюдаем за воздухом и водной поверхностью, чтобы не допустить
к транспортам вражеские бомбардировщики, торпедоносцы и подводные лодки. За
два часа всего дважды прорывался Ю-88, но, увидев наши истребители, сразу же
уходил.
После двух часов патрулирования нам на смену пришла пара капитана
Кузина. Мы последовали на Поной, где нас очень радостно встретили друзья из
95-го авиаполка, которые с большим перенапряжением выполняли задачу по
охране союзного конвоя. После доклада о выполнении боевого задания
подполковник А.В. Жатьков сообщил, что у нас здесь очень жаркие бои. "Сейчас
готовится к вылету четверка капитана И.С. Щербакова, после него пойдет
четверка капитана Пузанова, в которой следует капитан Л.Г. Пузанов в паре со
старшим лейтенантом И.Д. Сыроватко, и вы в паре с сержантом Макаровым.
Лейтенанту А.И. Устименко в паре с сержантом Свириденко быть в готовности к
вылету по усилению патруля". Один за другим выруливали и взлетали ПЕ-3
четверки капитана И.С. Щербакова.
Над конвоем непрерывно появлялись фашистские бомбардировщики и
торпедоносцы, с которыми постоянно шли воздушные бои, и пара капитана
Пузанова была направлена к конвою раньше намеченного планом времени. Нам с
сержантом Макаровым пришлось следовать к конвою самостоятельно. Погода
способствовала выполнению боевой задачи. Мы уже прошли мыс Канин Нос
106
и вышли в Баренцево море, и вот примерно через час я увидел слева
впереди подозрительное облако, которое своей чернотой отличалось от других.
Делаю разворот влево, следую прямо на облако и через 2-3 минуты вижу
впечатляющую картину: друг за другом двумя колоннами по морю шли одиннадцать
больших транспортов, из их труб шел черный дым, который и образовал огромное
дымовое облако. По обе стороны от транспортов на параллельных курсах
следовали боевые корабли. "Вот он, тот самый семнадцатый конвой!" - сообщаю
штурману, и как-то стало веселее, радостнее. Тут же нам навстречу летит
четверка ПЕ-3 капитана Щербакова. Имитацией самолета сообщаю: "Я свой". Они
тоже покачивают нам крыльями и покидают конвой. Я вступаю в подчинение
капитана Пузанова, и мы выполняем патрулирование над конвоем.
Вскоре я увидел, как корабли открыли зенитный огонь, и рядом с концевым
транспортом из воды вставали белые столбы. "Фашисты бомбят конвой", -
пронеслось в голове. Бросаюсь на поиски вражеских бомбардировщиков и сообщаю
об этом капитану Пуза-нову. В это время вижу бомбардировщик Ю-88, который
вынырнул из облаков. Двигаю до отказа сектор газа и следую ему наперехват.
Но фашист снова скрывается в облаках. Я посылаю вдогонку очередь, но
дистанция большая, и атака не достигла цели.
Более часа мы несли патрулирование над конвоем и больше не встретили ни
одного вражеского самолета. На смену нам прибыла четверка капитана К.В.
Володина из 95-го авиаполка. Я своей парой последовал вслед за парой
капитана Пузанова на Поной.
Конвой медленно приближался к мысу Канин Нос. На земле о выполнении
боевого задания подполковнику Жатькову доложил капитан Пузанов, а мне он
сделал свои замечания и дал рекомендации. После ужина мы уставшие пошли на
отдых.
Рано утром следующего дня подполковник Жатьков сообщил, что остатки
конвой PQ-17 прошли к острову Мудьюг и перед нами поставлена боевая задача:
обеспечить полную разгрузку транспортов конвоя. "Фашистская авиация
проявляет большую активность в борьбе с транспортами союзных конвоев,
которые мы обязаны тщательно охранять, для чего необходимо повысить
осмотрительность экипажей", - сказал подполковник Жатьков. Затем он подвел
итоги вчерашней боевой работы и отметил действия четверки истребителей
ПЕ-З-бис, возглавляемой капитаном К.В. Володиным, которая смело встретила
фашистские бомбарди-
107
ровщики, не дала им прицельно сбросить авиабомбы и сбила четыре
"юнкерса". В воздушном бою был ранен летчик А.Н. Сучков, который потерял
сознание, но штурман М.И. Корнилов снял руки раненого летчика со штурвала и
вывел самолет в устойчивый горизонтальный полет, привел его на аэродром, по
подсказке летчика произвел посадку и спас жизни летчику и себе, сохранив при
этом машину. Затем подполковник Жатьков сообщил порядок вылета четверок
истребителей.
Сразу же по постановке боевой задачи четыре экипажа во главе с майором
С.С. Кирьяновым направились к самолетам, взлетели и последовали к острову
Мудьюг.
Нашу четверку собрал капитан Л.Г. Пузанов, дал нам последние указания и
отпустил к самолетам. У самолетов я дополнительно обговорил наши действия с
сержантом Новиковым, который на выполнение боевого задания шел впервые.
После взлета мы собрались и последовали двумя парами. Погода позволяла
выполнять боевое задание, и летчик Новиков пилотировал машину смело и
уверенно. Прибыв к транспортам, майор Кирьянов и капитан Пузанов помахали
друг другу крыльями, и мы приняли смену, а четверка Кирьянова последовала на
Ягодник.
Капитан Л.Г. Пузанов свою четверку "пешек" повел по большому кругу,
просматривая воздух и водную поверхность на подходах к транспортам конвоя.
Кроме нас, патрулировали четыре истребителя "чайка", которые следовали
парами на большой дистанции. Я тоже отстал от пары капитана Пузанова и успел
сообщить Александру Гилиму: "Пока все спокойно". Однако, посмотрев на север,
вижу, как бомбардировщик Ю-88 вываливается из облаков и держит курс прямо на
транспорты конвоя. Я сразу же разворачиваюсь и следую на повышенной скорости
прямо навстречу "юнкерсу", противник скрывается в облаках. На обратном курсе
я снова увидел выход "юнкерса" из облаков. Минут через десять пара "чаек"
атаковала Ю-88, воздушный стрелок которого послал в переднюю "чайку" очередь
и сбил ее. "Юнкере" же в то время скрылся в облаках. Мы стали более
внимательными и намного строже стали нести свою вахту. Надо заметить, что
последний час патрулирования был поспокойнее, и вскоре нам на смену прибыла
четверка капитана К.В. Володина, в которую входила и пара ПЕ-3 лейтенанта
Устименко, а мы последовали на Ягодник на отдых.
Было еще темно, когда прозвучала команда: "Подъем!" По
108
этой команде летный состав следовал в столовую, а затем на аэродром, к
своим самолетам, а технический - сразу на аэродром.
И вот мы уже на острове Мудьюг. На темном фоне воды сереют неподвижные
громады транспортов, над которыми мы выполняем баражные "восьмерки" или
большие круги. Первыми показались "хейнкели" - одиночные, видимо, с
разведывательными целями, но, завидев "петляковых", немедленно поворачивают
обратно в облака. Однако один из "хейнкелей" стал вести себя загадочно и от
советских истребителей не удирал, как предыдущие, а даже шел на сближение,
приглашая гнаться за собой. Майор Богомолов приказал капитану Г.И. Кузину
подойти поближе. Я следую за майором Богомоловым в плотном строю и вижу, как
с севера в направлении острова Мудьюг под облаками крались два звена
бомбардировщиков Ю-88. Майор Богомолов вводит свой самолет в крутой вираж,
на котором я еле удержался в строю, и мы следуем на сближении с "юнкерсами".
"Там не шесть, а восемь "юнкерсов"", - уточняет лейтенант Гилим. Я начал
готовиться к атаке: включил тумблера электрического ведения огнем и чуть
увеличил интервал и дистанцию стоя, чтобы не сковывать маневры ведущего.
Майор Богомолов вызвал очередную четверку истребителей ПЕ-З-бис. Расстояние
между нами быстро сокращалось, воздушный бой вступал в решающую фазу.
Вражеские летчики не шарахались в облака, а уплотнили свой строй и выходили
на боевой курс, нацеливаясь на самый крупный транспорт. Майор Богомолов
пошел на сближение, чтобы увеличить скорость и атаковать бомбардировщики
снизу сзади, так как сверху мешали облака. Мы приближались к фашистским
бомбардировщикам. Были отчетливо видны черные свастики на килях, зловещие
кресты в белой окантовке. Возле хвостов в стеклянных полушариях торчали
головы стрелков с пулеметами, развернутыми прямо в нашу сторону.
Приблизившись к левому "юнкерсу", майор Богомолов резко поднимает нос
самолета вверх и ловит его в прицеле. Со всех сторон к самолету майора
Богомолова потянулись белые, желтые и красные цепочки трасс, которые
пронизывали его машину, но летчик с курса не сворачивал, продолжая
сближаться. Цепочки трасс потянулись и к моей машине, которую я нацелил под
желтое брюхо правого ведомого фашиста. В этот момент Гилим повернул голову,
и увидел, как из облаков вынырнула еще пара "юнкерсов" и сверху бросилась на
самолет Богомолова. Я резко развернул свою "пешку", пытаясь отрезать фашиста
от машины командира. В это время Саша открыл огонь, чтобы отпугнуть
109
врага. Открыл огонь и штурман полка капитан Серебряк, и гитлеровцы
взмыли вверх под облака. Майор Богомолов ударил в это мгновение из носовых
установок, прямо в фюзеляж "юнкерса", который взорвался, от него во все
стороны разлетелись дымящиеся обломки, которые, переворачиваясь, посыпались
в свинцовую гладь моря. Остальные "юнкерсы", освобождаясь от бомб, бросились
врассыпную. Я тоже еле отвернул свою машину от столкновения с хвостом
взорванного "юнкерса" и тут же устремился на ближайшего фашиста, но он
быстро спрятался в облака. Мне надо было занимать свое место в строю. Пара
капитана Кузина напала на второе звено "юнкерсов", и вскоре один фашист,
окутанный дымом, скрылся в морских волнах. Пристроившись к машине майора
Богомолова, я увидел, что она следует с большим креном. Нам навстречу летела
четверка ПЕ-3, возглавляемая комиссаром полка майором Л.В. Михайловым.
Богомолов приказал ему занять его место, так как машина имеет повреждение и
он возвращается на базу. Я продолжаю его сопровождать. Следуя домой, я
чувствовал себя в крайне неудобном положении, ведь я пропустил к ведущему
вражеский самолет. Не представляю себе, как буду объяснять боевым друзьям
случившееся.
На земле мы насчитали девять дыр в моей "семерке", а я ведь им - ни
одной, что еще больше омрачило меня. В таком состоянии я последовал
докладывать командиру авиаполка о результате выполнения задания и вдруг
слышу: "Усенко-о! Усенко-о!" Штурман полка капитан Серебряк подошел и
схватил меня за плечи, потряс: "Спасибо, брат! Я все видел и оценил твою
самоотверженность. Мы с Богомоловым обязаны тебе жизнью... А того, что
сбили, Василий Павлович сказал, чтобы записали на двоих..."
В тот же день фашисты предприняли еще несколько попыток атаковать на
рейде транспорты конвоя. Они группами, по шесть-десять самолетов внезапно
вываливались из облаков и устремлялись к транспортам. Но всякий раз путь им
преграждали пушечные трассы "пстляковых", других истребителей, мощный
заградительный огонь ПВО Архангельска, и "юнкерсы" бесприцельно сбрасывали
бомбы и спешили убраться восвояси.
Через несколько дней, приняв советские грузы, конвой под номером PQ-17
последовал в обратный путь. До предельного радиуса мы прикрывали его, он
благополучно, без единой потери, вышел из советской операционной зоны.
Закончился июль, полярное лето в разгаре. У летчиков насту-
110
пил вынужденный перерыв в боевой работе. Союзники, ссылаясь на большие
потери, отказывались посылать конвои. Мы перелетели на основную базу.
Началась серьезная учеба. Изучалось все, что следовало знать летному
составу. Мы получили снимки и таблицы с тактико-техническими данными
кораблей союзников и фашистов. Учились распознавать корабли по внешнему
виду, определять элементы движения - скорость и курс, а также походные
ордера конвоев, организацию их обеспечения и взаимодействие с ними.
Одновременно проводились учебные полеты по приборам. Мы готовились к
прикрытию очередных конвоев.
Дэвид Б. Крейг ДЕВЯТНАДЦАТЬ ГЕРОЕВ "ДОВЕР ХИЛЛА"*
В приложении к "Лондон газетт" за пятницу, 8 октября 1943 г. был
опубликован список из 19 имен офицеров и матросов торгового флота* пятеро
были удостоены Ордена Британской империи, и 14 королевской благодарности за
храбрость. Основание для награждения звучало очень просто: "За опасную
работу в условиях риска".
Описываю эту историю, как помню ее я, но пишу от имени 19 человек, так
как мы работали вместе и никто из нас не делал ничего такого, что не делали
бы и все остальные.
13 января 1943 г. я прибыл на судно, стоявшее на якоре у
Гуро-ка-на-Клайде Поступил туда на должность офицера радиста и, оказавшись
на борту, обнаружил, что мы направляемся в Северную Россию. Наш корабль был
тяжело нагружен самолетами-истребителями, танками, орудиями, грузовиками и
большим количеством снарядов и фугасных бомб. Палубный груз составляли
грузовики в контейнерах, танки "матильда" и бочки смазочного масла, укрытые
слоем мешков с песком, видимо, чтобы защитить их от трассирующих пуль. Нет
надобности говорить, что мы были не в восторге по поводу данного
обстоятельства.
Мы вышли из Клайда 23 января и 25-го прибыли в Лох-Ю, где встали на
якорь в ожидании других судов конвоя. Лох-Ю был летом очень красивым местом,
но в январе и феврале при сильном северо-западном ветре и дрейфующих на
якоре тяжело груженных торговых судах он выглядел совсем по-другому
15 февраля 28 торговых судов в конвое JW-53 при сильном охранении
отправились в штормовую погоду на север России. Эскорт состоял из трех
крейсеров, крейсера ПВО, эскортного авианосца, 16 эсминцев, двух тральщиков,
трех корветов и двух траулеров. Это был очень хороший эскорт, и, так как
светлое время дня становилось длиннее, такая защита была нелишней Поскольку
% ╘ Дэвид Б Крейг
112
Дэвид Б Крейг
приходилось соблюдать полное радиомолчание, офицеры-радисты стояли
вахту на мостике вместе со штурманами.
По мере нашего продвижения на север шторм превратился в ураган, и
корабли начали получать повреждения. У крейсера "Шеффилд" оторвало верхушку
передней башни, и он был вынужден вернуться на базу вместе с авианосцем
"Дашер" , который также получил повреждения. Были повреждены и вернулись в
Исландию шесть торговых судов. На нашем судне начал срываться с креплений
палубный груз. Мы не испытывали сожаления, видя исчезающие за бортом бочки с
маслом, когда же были разбиты и ушли на дно контейнеры с грузовиками, дело
стало приобретать неприятный оборот. Но нам удалось спасти танки и
продолжить путь сквозь шторм далее на север.
Я помню попытку использовать лампу Алдиса для передачи сигналов на
корвет. Это оказалось очень сложно, так как одно мгновение он был на виду,
потом проваливался к подножию волны, и все, что я мог видеть, - это верхушки
его мачт, затем он поднимался, а наше судно опускалась, и теперь перед
глазами бы-
113
ла одна вода. Но в конце концов мы все-таки передали сообщение. На
какое-то время конвой был сильно разбросан, но когда погода успокоилась,
военные корабли окружили нас, и вновь установилось какое-то подобие порядка.
Потеря нашего эскортного авианосца означала, что мы остались без
воздушного прикрытия, и, как и ожидалось, несколькими днями позже появился
немецкий самолет-разведчик. Ведя наблюдение, он все светлое время суток
висел над нами. На другой день конвой подвергся сильной атаке
бомбардировщиков Ю-88, в ходе которой наше судно было повреждено и ранен
наводчик орудия. Но мы продолжали упорно двигаться в направлении Северной
России. Эта часть перехода проходила через поля блинчатого льда, защищавшего
суда от атак подводных лодок. Дополнительным прикрытием служили снежные
бураны, укрывавшие нас от наблюдения противника.
Двумя днями позже, 27 февраля, мы подошли ко входу в Кольский залив,
который представляет собой длинный фьорд с сопками с обеих сторон и городом
Мурманском возле его оконечности. Мы не потеряли ни одного корабля от
действий противника. Здесь я должен отдать дань уважения хорошей работе
матросов королевского флота и артиллеристов морского полка на торговых
судах.
Из 22 торговых судов 15 имели пунктом назначения Мурманск, а остальные
семь - порты Белого моря близ Архангельска. Тогда мы еще не знали, что не
сможем покинуть Россию до конца ноября.
Корабли океанского эскорта, которые привели нас в залив, заправились
здесь топливом и отправились домой с порожними судами предыдущего конвоя.
По приходе все мы были очень усталыми, так как предыдущие несколько
суток большую часть времени проводили на вахте или боевых постах. После
принятия на борт русского лоцмана и самостоятельного входа в Кольский залив
мы мечтали хорошо выспаться, встав на якорь около Мурманска. Наши иллюзии
быстро развеялись, когда примерно в миле вверх по заливу прошли мимо
горящего торгового судна, команда которого садилась в спасательные шлюпки.
Когда мы спросили лоцмана об этом судне, как оказалось из предыдущего
конвоя, тот с веселой интонацией рассказал, что по пути к нам он видел, как
его атаковали самолеты. Это было, видимо, обычным делом. Теперь нам стало
понятно, почему мы были оснащены таким большим количеством зенитных орудий
типа "эрликон" и "бофорс".
114
После двух дней стоянки на якоре мы пришвартовались в Мурманске для
разгрузки. Порт подвергался довольно продолжительным бомбежкам. Одно из
наших судов "Оушн Фридэм" было потоплено у причала рядом с нами.
После разгрузки мы отошли на одну милю и встали на якорь. Стоянка
находилась у берега, ближнего к германским позициям, удаленным на расстояние
всего 10 миль. Истребители-бомбардировщики Me-109 регулярно атаковали нас,
выскакивая из-за вершин сопок. Они стремительно снижались, сливаясь с
берегом, проносились над мачтами и сбрасывали бомбы с высоты 20-30 футов.
Артиллеристы у нас были опытные и открывали огонь только тогда, когда
самолеты подлетали на дальность действенного огня.
Эти атаки длились не более минуты, но у нас были и убитые и раненые, а
суда часто получали повреждения. Мы сбили один самолет, а другому нанесли
повреждения. Он вышел из зоны нашего огня, прежде чем мы смогли добить его.
Судно, стоявшее на якоре за нашей кормой, открыло огонь, и самолет, получив
несколько попаданий, взорвался. Половина заслуги в его уничтожении
принадлежала нам, и нашу трубу украсили полторы свастики.
Сейчас мы приблизились к тому событию, из-за которого наши имена
оказались в "Лондон газетт".
В воскресенье 4 апреля мы стояли на якорной стоянке у мыса Мишуков в
нескольких милях севернее Мурманска. Я играл в шахматы в офицерской
кают-компании, когда раздался сигнал: "На боевые посты". Одновременно наши
орудия открыли огонь. Я прошел через буфет, выглянул в дверь и увидел высоко
в небе два бомбардировщика Ю-88, заходящих на нас с кормы. Под ними
разрывались снаряды наших "бофорсов", и, когда самолеты отвернули в сторону,
я решил, что мы отбили атаку, и вышел на палубу.
Я совершил глупость, так как не знал, что, прежде чем свернуть, они
сбросили бомбы. Четыре из них разорвались рядом с левым бортом, одна - с
правым. Меня сбило с ног. Когда я поднялся, ко мне спустился наводчик одного
из "эрликонов" и показал на большую круглую дыру в стальной палубе. Она была
всего в нескольких ярдах от того места, где я находился. Было ясно, что
шестая бомба прошла через грузовую палубу и твиндеки, проникла в угольный
бункер и не взорвалась.
Мы проинформировали об этой ситуации главного офицера британского флота
в Мурманске, и нам сообщили, что в Северной России нет британских
специалистов по обезвреживанию бомб.
115
Тогда мы поняли, что нам придется самим выкапывать бомбу, чтобы спасти
судно. Тральщик "Джасон" получил приказ встать на якорь и подойти к борту
для оказания помощи, если бомба взорвется.
Хотя "Довер Хилл" был всего лишь потрепанным старым торговым судном,
это был наш дом, и ни один немец не мог заставить нас покинуть его, пока он
был на плаву. Капитан построил всю команду на корме и вызвал добровольцев.
19 человек, включая капитана, сформировали отряд по обезвреживанию бомбы. У
нас не было никакого оборудования. Фактически, когда мы начали раскапывать
уголь, мы имели только несколько лопат, позаимствованных из котельного
отделения, и 19 отважных сердец.
Бункер был полон хорошего британского котельного угля, который мы
берегли для обратного перехода. Поэтому мы поднимали его на палубу при
помощи грузовой стрелы, рассчитывая потом загрузить обратно. Когда русские
власти узнали, что мы делаем, то, несмотря на большое количество
неразорвавшихся бомб в городе, они любезно предложили прислать
офицера-сапера, чтобы снять детонатор, если мы сможем поднять бомбу на
палубу.
На глубине примерно 10 футов показался стабилизатор, по размерам
которого мы решили, что это 1000-фунтовая бомба. К несчастью, немцы
обнаружили нашу деятельность и начали бомбежку, дабы взорвать бомбу, которую
мы откапывали. Из-за близких взрывов и сотрясений от стрельбы наших орудий
уголь сползал в выкопанную яму, и положение порой становилось трудным. Нам
пришлось копать на глубину около 22 футов, прежде чем добрались до бомбы.
Наконец-то после двух дней и ночей тяжелой работы мы подняли ее на главную
палубу.
Вместе с двумя своими товарищами офицерами я стоял на палубе, когда наш
русский друг начал отвинчивать стопорное кольцо детонатора. После нескольких
оборотов его заело. Тогда сапер взял маленький молоток, зубило и начал
постукивать по нему. Я честно могу признаться, что при каждом ударе
чувствовал, как волосы становились дыбом, упираясь в капюшон моего байкового
пальто.
После удаления детонатора и запала мы столкнули бомбу в Кольский залив,
где она, вероятно, лежит до сих пор. Затем мы отправились назад в Мурманск
для ремонта.
Из 15 судов, прибывших в Мурманск в феврале, одно было потоплено и 4
повреждены. 17 мая мы вышли из Кольского залива в
116
компании с тремя другими судами и направились в Экономию, в устье
Северной Двины. Там оставались до 18 июля, а затем переместились в Молотовск
(ныне Северодвинск). Наконец 26 ноября мы отправились домой вместе с 8
другими судами, часть из которых имела повреждения.
В это время года почти 24 часа в сутки было темно, и мы могли двигаться
с максимальной скоростью всего в 7 узлов. Мы пошли на север к кромке льда.
Зная, что направляющийся в Россию конвой проходил южнее нас, мы
рассчитывали, что немцы будут атаковать его, а нас оставят в покое. Так на
самом деле и произошло, и 14 декабря мы наконец-то прибыли в Лондон - как
раз вовремя, на Рождество.
Время, проведенное в районе Белого моря, было в основном мирным, и
нашей основной проблемой была нехватка продовольствия. Часть времени мы
страдали от недоедания, но все-таки выжили. Мне кажется, это не нанесло нам
вреда, так как заставило еще больше ценить мир, в котором мы живем сейчас.
Когда мы поднимались для списания команды вверх по Темзе к Серейским
торговым причалам с развевающимся красным флагом торгового флота и заплатами
на палубах и борту, мы так гордились нашим судном, как будто это входил в
порт щеголеватый военный корабль. В нашем красном флаге была дыра от снаряда
"эрликона", пробившего его во время боя, но это был единственный оставшийся
у нас флаг.
"Довер Хилл" закончил свои дни в качестве судна службы специального
назначения ВМФ и был затоплен как блокшив 7 февраля 1944 г., но я не знаю
где. Очевидно, это старое судно получило больше ударов, чем мы думали, и уже
было непригодно для выхода в море.
Закончу на личной ноте. Я был самым младшим в молодежном отряде,
спасавшим судно на Мишуковской стоянке: мне исполнилось 18 лет на пути в
Россию. Однако я уже был не новичок, так как впервые попал на судно в
Плимуте в 1940 г. еще будучи 15-летним кадетом. Из-за проблем со зрением я
не смог продолжить службу по штурманской части, списался на берег, поступил
в радиоколледж и вернулся на море в качестве радиста.
Вновь я побывал в Мурманске в 1980 г. - в основном для того, чтобы
найти могилу своего друга, который был убит осколком бомбы, пробившей его
каску. С помощью русских властей я это осуществил. Вместе с группой
ветеранов я вновь побывал там в 1985, 1987, 1990 и 1991 гг. К нам проявили
большую доброту и
117
дружбу жители Мурманска, высоко ценившие ту помощь, которую мы оказали
им во время войны.
В 1987 г. я узнал также, что русского офицера-сапера, помогавшего нам,
звали Панин и что он пережил войну, но умер за несколько лет до моего
предыдущего приезда туда. Было бы замечательно встретиться с ним после
стольких лет, но этому не пришлось случиться.
ПРИМЕЧАНИЕ:
Судно "Довер Хилл", водоизмещением 5815 брт было построено
Нортамбер-лендской судостроительной компанией в Ньюкасле и спущено на воду в
декабре 1917 г. под названием "Маенуэн" для компании "В.а.С.Т. Джоунз
Стимшин Ко" из Кардиффа. Еще до сдачи оно было приобретено компанией "Клан
Лайн" и получило наименование "Клан Маквикар". В 1936 г. оно было продано
компании "Каунтиз Шип манеджмент К0" из Лондона и переименовано в
"Довер Хилл", оказавшись в собственности компании "Довер Хилл Стимшип К╟".
После возвращения из Северной России оно перешло к министерству военных
перевозок (менеджеры компания "Дж.а.Дж. Денхолм К╟") и было затоплено в
Арроманше 9 июня 1944 г. вместе с другими судами для создания искусственного
порта во время высадки союзных войск в Нормандии.
О.А. Андреев ТАЙНА ФЕВРАЛЯ 1944 г.
На север я попал в конце 1943 г., когда с командой из шести человек под
началом главстаршины прибыл из Москвы в Мурманск.
Страшную картину в то время представлял город, особенно его главный
проспект - гордость мурманчан. Справа и слева и вдоль всего проспекта
торчали остатки стен с зияющими глазницами разбитых оконных проемов, а то
просто из кучи мусора, кирпича и каких-то искривленных металлических балок,
высоко в небо простирались обгоревшие трубы-дымоходы в переплетении
электрических проводов, и казалось, что это не проспект, а какой-то
изначальный хаос. Лишь один дом, каким-то чудом уцелевший, напоминал о
погибшей цивилизации. Таковы были действия немецкой авиации.
Наконец я в Полярном - главной базе Северного военно-морского флота. В
ожидании пришлось нести службу во флотском экипаже..
Помню, во время дежурства по камбузу, когда наступило затишье между
прошедшим завтраком и предстоящим обедом, когда коки только еще колдовали у
плиты, у меня выдалась свободная минута, и, стоя у столовой, я любовался
нижней частью города.
Изумительное впечатление производил Полярный: внизу бухта, далее
Екатерининский остров, местами покрытый снегом, справа и слева проходы в
Кольский залив и снова возвышающийся берег с различными морскими службами.
Левее по берегу стадион и штаб флота, справа за ним Дом культуры, а внизу
подо мной причал и циркульный дом, гордость Полярного. Все это находилось в
окружении заснеженных сопок на фоне сумрачного неба. Было очень серо, лишь
вода бухты черной плоскостью резко выделялась в этой красивой серости, да
несколько боевых английских кораблей с флагами расцвечивая еще больше
оживляли бухту. Неожиданно из-за пригорка со стороны нижнего города
* ╘ О А. Андреев.
119
раздалась непонятная мелодия: играл аккордеон, ему вторили рожки; и эту
музыку иногда глушила сирена. Но вот появилась группа ряженых. Впереди шагал
полураздетый человек, гордо поднявший голову в терновом венке из карликовой
березы, он был покрыт белой простыней-саваном. В правой руке держал высокий
посох-крест, и казалось, фигура эта не идет, а плывет по заснеженной дороге.
За ним вышагивали двое, тоже в белых простынях, а на спине у каждого были
крылышки. Очевидно, вся троица представляла Христа и ангелов. Далее, тяжело
переставляя ноги, двигался робот. Большие картонные коробки из-под пива были
надеты на ноги, туловище, руки, а коробка с прорезью для глаз венчала
голову. Вдоль туловища, по краям ящиков, были подвешены металлические банки
с пивом, которые он снимал с себя и угощал матросов. Следом шли музыканты:
аккордеонист в несуразной шляпе и двое рожечников в балахонах. За ними 10
человек, также ряженых. Заканчивал шествие пират в огромных сапогах и с
черной повязкой на правом глазу. Держа в руках переносные кузнечные мехи, на
конце которых была сделана сирена, он иногда, работая рычагами, заставлял ее
пронзительно выть. Англичане пели, плясали, веселились, что-то кричали и
потребляли баночное пиво.
Кок Володя, вышедший покурить, весело сказал: "Во, смотри, кореш, как
веселятся союзнички! У них сегодня Рождество, 25 декабря". Ряженые
постепенно приблизились к нам. Робот, кое-как сняв с себя несколько банок с
пивом, протянул их нам, при этом сказав что-то по-английски. Из его слов я
понял, что он предлагает выпить за победу и "Гитлер капут". Мы с Володей
воспользовались его тостом. Подошли еще четверо ряженых, и наша компания,
верная союзническому долгу, пила за победу и "капут Гитлер".
Музыка наигрывала что-то веселенькое, было приятно в рождественский
день отключиться от полыхавшей рядом войны. Англичане еще раз угостили нас
пивом и сигаретами и двинулись дальше. До позднего вечера они веселились,
прохаживаясь по городу, любезно угощали наших матросов пивом, дружески
хлопали их по плечам, приговаривая: "Гитлер капут".
В начале января, получив назначение на морскую батарею острова Кильдин,
я прибыл туда и приступил к службе комендором. Служба была напряженной,
часто по готовности No 1 находились подолгу у орудий, встречая и провожая
конвои.
В конце февраля 1944 г. (как установлено, 25 февраля) была сыграна
тревога, мы заняли у орудий свои номера, в это время большой караван судов
медленно приближался к Кольскому зали-
120
ву. Орудия заряжены. Арттелеграф держит стрелку "Товсь". Проходит часа
два, пока суда втягивались в Кольский залив, а когда оставались четыре
транспорта, как-то неожиданно сопровождавший их английский эсминец делает
отворот влево и через минуту на наших глазах разваливается, прорезанный
огромным столбом воды и пламени. Корабль стал тонуть, и за несколько минут
обе его половины исчезают в пучине Баренцева моря. Видно, накануне немецкая
подводная лодка пробралась через Кильдинскую салму и залегла, затаившись до
удачного момента атаки. Нападение было произведено на хвостовую часть
конвоя, чтобы легче было удрать.
Мы еще долго находились при орудиях и следили за тем, как наши
противолодочные корабли квадрат за квадратом бомбили большую акваторию входа
в Кольский залив, а когда последовал отбой, разгоряченные увиденным,
продолжали вести разговор о случившемся.
Прошло с час, как огромное пятно солярки прибило к острову, и бедные
птицы - чайки, нырки, крачки - жалобно попискивали не в состоянии взлететь,
так как пропитанные соляркой крылья не раскрывались. Потом на берегу мы
много находили их трупиков.
Глянув в окно кубрика, кто-то из нас заметил, что к берегу прибыло
несколько гофрированных металлических понтов, сорванных с эсминца.
Обследовав их, мы обнаружили банки с НЗ (неприкосновенный запас). Здесь же
были банки с питьевой водой. Нам, молодым, да и пожилым матросам, было
интересно, какое НЗ у англичан. Вскрыв банки, обнаружили галеты, шоколад,
какао с сахаром в брикетах и баночки с пимиканом (лососевое сушеное мясо с
орехами). К нашему однообразному матросскому пайку это было неожиданным
гостинцем, и как приятно по утрам позже было пить какао с пайковым хлебом,
намазанном пимиканом.
Мы сидели в кубрике и с наслаждением пили какао вприкуску с шоколадом.
Да, сладостей было много, но мы тогда на это не обращали внимания и не
слышали о "белой смерти", а если бы кто-то сказал нам о вреде сахара, то мы
его просто высмеяли бы, памятуя, что сахар для человека всегда составлял
радость.
Пришел командир огневого взвода и худощавый лейтенант. Пока он
раздевался и подсаживался к столу, пока вволю сыпал в стакан какао и мазал
пимиканом хлеб, мы стояли и ждали, когда лейтенант, насладившись угощением,
улыбнется, хотя по природе своей он был строго официален и редко бывал
добродушен.
Сейчас же он обратился к командиру первого орудия, назвав
121
его просто Саша, и приказал выделить пять человек матросов на КП, где
их будет ждать капитан-лейтенант из "Смерша".
Благодушие лейтенанта и "Смерш" - что-то для нас непонятное. Через
несколько минут мы пятеро, растянувшись цепочкой по узкой каменистой
тропинке у подножия мыса Бык, спешили и высказывали различные догадки, зачем
понадобились "Смершу". Капитан-лейтенант уже ждал нас. Мы поздоровались и
уже вшестером двинулись дальше. Пройдя КП и спустившись по камням и обломкам
скал к воде, мы оторопели: на волнах в небольшой лагуне бились о берег трупы
шести английских утонувших матросов. Лица их были обезображены синяками.
Страшные желто-синие разводы на замерзших лицах делали их какими-то
фантастическими. У двух были выпучены глаза, и смотрели эти двое в небо, как
бы призывая Всевышнего в свидетели. Судя по темным комбинезонам и широким
поясным брезентовым ремням, эти шестеро относились к машинной команде
затонувшего эсминца. С трудом вытащив их на прибрежные камни, мы долго
стояли и смотрели на наших союзников, таких же молодых парней, как и мы, и
кто знает, подумал каждый из нас, какова же наша судьба в дальнейшем.
Капитан-лейтенант приказал обследовать трупы. В карманах комбинезонов ничего
не было, но где что-то находилось - были широкие брезентовые пояса с
несколькими карманами. Кое-кто обнаружил английскую мелочь, авторучки,
спички и сигареты. Я же нашел у рыжеватого англичанина портмоне, где
находились три фунта и мелочь, да в рамке под прозрачной пленкой фотография
погибшего размером 5x7 см. На ней удалой матрос, его жена в красивой
подвенечной фате, далее родные и священник, выходящие из церкви, наверное,
бедолага совсем недавно женился. Трофеи наши никакой ценности не
представляли, так как не было ни стратегических, ни политических и
экономических данных, которые интересовали капитан-лейтенанта. Все найденное
он отдал нам. Так у меня оказалось портмоне со всем содержимым. По
возвращении домой я отдал портмоне брату. Мы, разобрав площадку под самым
мысом, выровняли ее с большим трудом, уложили трупы один к одному и заложили
камнями. Верхнюю часть могилы обсыпали мелким камнем, что создавало как бы
плиту, на которую положили две английски фуражки, чудом уцелевшие на головах
матросов, и по трое встали по краям могилы. Капитан-лейтенант достал свой
безотказный пистолет, поднял вверх, Леха Туркин взвел и поднял автомат, и
три очереди-залпа были поминками погибшим союзникам.
122
Прошло около 50 лет с того трагического события, для истории срок
небольшой, но для человечества - два поколения. И сегодня, когда
представилась возможность, я должен сказать о случившемся; о том
захоронении, где лежат без отпевания мои товарищи и союзники. Безгрешные их
души ждут своего часа предстать перед Всевышним. Два поколения не знают о
месте захоронения их отцов, сыновей, мужей и братьев. Пусть знают, что их
родные, прижавшись друг к другу, лежат заложенные камнями под мысом Бык
острова Кильдин, который был свидетелем гибели эсминца "Мах-ратта" и
является бессмертным памятником им.
Джон А.П. Кении СПАСЕНИЕ В ШТОРМОВОМ МОРЕ*
Я поступил добровольцем на военную службу в королевский флот в декабре
1941 г. в возрасте 19,5 лет шифровальщиком. После 12 недель обучения я был
отобран вместе с еще 11 шифровальщиками на крейсер "Эдинбург" в Скапа-флоу.
"Эдинбург" был одним из самых современных в своем классе: 10 тыс. т скорость
37 узлов, хорошо вооружен 12 шестидюймовыми, 12 четырехдюймовыми и
множеством более мелких орудий, четырьмя гидропланами "Валрус" и 6
торпедными аппаратами. Капитан Фолкнер был самым молодым командиром крейсера
на флоте, а крейсер был флагманским кораблем контр-адмирала Бонема Картера
(18-эс-кадра крейсеров). Его команда участвовала в боевых действиях против
"Бисмарка", в конвоях на Мальту и предыдущих конвоях в Россию.
Новая жизнь после поступления на корабль оказалась интересной: друзья,
распорядок. Каждый день приносил новый опыт. Даже скромные радости
увольнения на берег в захолустный Скапа-флоу и первый выход в море оправдали
мои ожидания. Вместе с двумя другими крейсерами и кораблями охранения мы
рассекали высокие, как горы, волны, чтобы встретить и сопроводить в Ска-па
крупные соединения американского флота, пришедшие на усиление Королевских
ВМС. Это плавание проходило в бурном море, причем американцы во время шторма
потеряли с борта авианосца "Уосп" своего адмирала Гиффена. Я же получил
большой практ