командор конвоя получил семафор: "Прошу занять свое место в походном ордере. Капитан "Старого большевика"". На командорском судне подняли флажный сигнал: "Восхищен мужеством вашего экипажа". Вскоре такой сигнал взвился на всех кораблях и торговых судах конвоя. Наступил момент, когда мы стали выходить из зоны сплошной низкой и плотной облачности. Все с тревогой ожидали новых атак фашистов. Многие с облегчением вздохнули, когда узнали, что подошли эскадренные миноносцы Северного флота. Их активные действия вызывали восхищение. Так, например, когда на горизонте появился вражеский самолет-разведчик, один из наших эсминцев из главного калибра обстрелял его разрывными снарядами. Фашистскому разведчику пришлось уйти от греха подальше. Когда же в воздухе появились краснозвездные самолеты-истребители, родилась твердая уверенность, что мы дойдем до пункта назначения. И мы дошли, доставив для нашей Родины необходимый груз. * * * Прошло уже почти полвека, но трагическая судьба союзного конвоя PQ-17 до сих пор волнует умы историков, военных и торговых моряков многих стран. В самом конвое я не участвовал, а вот в поиске уцелевших транспортов в июле 1942 г. пришлось. Подсчет судов, погибших в водах Баренца, показал, что при- 192 мерно десять транспортов уцелели, и они находятся в море. Но где именно, никто не мог сказать. Командующий флотом А.Г. Головко срочно собрал на совет ведущих офицеров штаба, где решили: суда необходимо искать в районе Новой Земли. Командующему ВВС флота было приказано немедленно подготовить к полету два гидросамолета типа ГСТ с максимальной заправкой горючим. Были определены и маршруты полета. Один самолет летит к Югорскому Шару и затем вдоль побережья острова Вайгач и Новая Земля до Маточкина Шара, другой - к Маточкину Шару, а потом вдоль побережья Новой Земли до мыса Желания. По первому маршу довелось лететь автору этих строк, а по второму - начальнику конвойной службы флота, бывшему подводнику капитану 3-го ранга А. Георги. Сборы были недолги. Штабной катер доставил нас в губу Грязную, где на якорях стояли два ГСТ с прогретыми моторами. ГСТ - гидросамолет транспортный. Это были двухмоторные металлические лодки с моторами воздушного охлаждения. Горючего хватало на 12 часов при скорости 180 км/час. Вооружены были двумя спаренными установками крупнокалиберных пулеметов и способны были подвешивать под плоскостями 10 противолодочных бомб ПЛАБ-100. Экипаж самолета, на котором я летел, возглавлял командир 118-го отдельного разведывательного полка майор Н. Павлов, другим командовал старший лейтенант С. Макаревич (погиб в 1943 г.). Штурман - старший лейтенант А. Живикин. Фамилий борттехника и стрелка-радиста, к сожалению, не помню. Оторвавшись от водной глади Кольского залива и набрав высоту, наш самолет лег на курс к Югорскому Шару. Море не штормило, наблюдалось легкое волнение. Летели на высоте 2-2,5 тыс. м почти в сплошной облачности. Примерно на полпути в разрывах облаков обнаружили летящий самолет неустановленного типа. Приняв его за фашистский "юнкерс", стали прятаться в более плотных облаках. Подлетев к проливу Югорский Шар, отделяющему остров Вайгач от материка, развернулись влево и легли на курс вдоль западного побережья Вайгача. Высота полета 500 м. Четко были видны даже мельчайшие изрезы берега. Преодолев Карские Ворота, стали обследовать все бухточки западного берега Новой Земли. Стрелок-наблюдатель зорко просматривал прибрежную зону, но транспортов не было видно. И вдруг мы услышали его радостный возглас: "Справа, десять градусов, вижу стоящее на якоре судно!" 7 Северные конвои 193 Отражение налета немецкой авиации на караван. 1942 г. Подбежав к нему, попросил бинокль. Внимательно осмотрев стоящее у берега судно, сразу узнал союзный транспорт типа "либерти". Чтобы избежать возможного применения против нас оружия, решили приводниться на довольно гладкую поверхность моря и вдоль берега стали подруливать к "незнакомцу". Когда мы обогнули один из мысков, то обнаружили, что вблизи судна на плаву находится самолет типа ГСТ. Вскоре выяснилось, что это самолет Героя Советского Союза Ильи Павловича Мазурука, который в свое время участвовал в высадке первой научной экспедиции на Северный полюс во главе с И.Д. Папаниным. Узнав от Мазурука, что они только что приводнились и подрулили к транспорту, мы выяснили, что это его самолет мы приняли за "юнкере", когда летели над морем. Обращаясь к нам, Мазурук сказал: "Странное дело. Мы кричим, кричим, а на судне никакого реагирования". Решили спустить на воду надувные шлюпки и подойти к берегу. Пологий песчаный берег у уреза воды постепенно поднимался до 5-7 м над уровнем моря. Каково было наше удивление, когда перед нашим взором возник "цыганский" палаточный табор, а его обитатели безмятежно играли в футбол. Установив контакт с моряками транспорта, завязали с ними "дипломатические" разговоры, из которых выяснили: перед нами моряки аме- 194 риканского судна. Его капитан преднамеренно посадил транспорт на мели и вывел из строя вооружение, несмотря на то что он не имел никаких повреждений. Поскольку для полного выполнения задания нам предстоял еще полет вдоль Новой Земли до Маточкина Шара, мы распрощались с экипажем Мазурука и американскими моряками и поднялись в воздух. Не обнаружив на трассе судов конвоя PQ-17, мы взяли курс к берегам Кольского залива. Вскоре мы узнали, что американский транспорт кораблями Северного флота был снят с мели и благополучно отконвоирован в Архангельск. Второму нашему самолету ГСТ повезло больше, чем нам. Экипаж обнаружил в районе мыса Желания три судна, уцелевших от разгромленного фашистами конвоя PQ-17. Так закончилась наша воздушная экспедиция по поиску союзных транспортов. 7* С.Н. Завизионов ТАК БЫЛО* На шестой день с начала немецкого наступления в Заполярье двум дивизиям горных егерей удалось продвинуться до реки Западная Лица. Это километров 30 на восток от государственной границы. На рубеже их остановили части нашей 14-й армии. Надежная связь с обороняющимися отсутствовала. Командование армии и флота, чтобы оперативно получать сведения о складывающейся обстановке на этом участке фронта, приняло решение установить в непосредственной близи от него, в губе Западной Лицы, дежурство катеров дивизиона морских охотников. Наш МО-123 под командованием энергичного лейтенанта Василия Лозовского впервые вошел в губу Западной Лицы 6 июля 1941 г. Вместе с катером МО-141 лейтенанта Владимира Гущина мы должны были установить связь с частями 14-й армии и заодно обстрелять противника, пытавшегося форсировать водную преграду. После удачно выполненного задания наш катер еще не раз побывал там с той же задачей. А потом принял участие в высадке десанта моряков на западный берег губы, в тыл наступавшему противнику. Может, потому, что нашему МО-123 чаще других приходилось дежурить в этом горячем районе, друзья Лозовского - командиры других катеров в шутку прозвали его "'старожилом Западной Лицы". Каждые сутки он по радио передал в штаб флота сведения об изменениях в положении войск. Для того чтобы получить такие сведения от армейских командиров, двое из нашего экипажа поочередно ходили на передовую. По запросам армейского командования МО-123 несколько раз подходил к самому устью реки и обстреливал позиции немцев. Однажды такой рейд чуть не закончился для нас печально. Разворачиваясь при отходе, катер попал на песчаную отмель, моторы заглохли. Пока мы, мотористы - старшина Иван Котляр, Яков За- 0x08 graphic * ╘ С.Ы. Завизионов 196 харин, Иван Федотов и я, - старались вновь запустить их, комендорам пришлось прямой наводкой вести беглый огонь по позициям горных егерей. Сноровисто действовали у носовой пушки старшина комендоров Александр Лазарев и Валентин Гладышев, в кормовом расчете - Иван Фомин и Владимир Белый. Короткими очередями били пулеметчики - боцман, ленинградец Борис Цы-бин и архангельский парень Александр Пуляев (после войны был капитаном плавбазы "Рыбный Мурман"). "Приключение" закончилось для нас благополучно. 19 июля в Западную Лицу пришла землеотвозная шаланда "Те-риберка" с пушками и снарядами для армейских частей. С разгрузкой ее почему-то не торопились, и немецкие бомбардировщики потопили у скалы Нерпичьей шаланду вместе с ценным грузом. Чтобы достать пушки и боезапас к ним из-под воды, пришлось здорово потрудиться водолазам. А нам поручили охранять их. Лозовский даже распорядился, чтобы был выставлен дозор, передовая от нас была всего в каких-нибудь 2 км. Числа 22 или 23 июля (точно уже не помню) в дозор отправились старшина рулевых Федор Рагушин (он из Архангельска и после войны плавал механиком грузового судна) и я. Вооружены мы были винтовкой и ручным пулеметом Дегтярева. Замаскировались в камнях. Ближе к вечеру смотрим: через кусты низеньких березок идет кто-то в черном. Сперва мы приняли его за своего - мы обычно ходили в черных кожанках. Но когда неизвестный подошел к нам ближе, то смотрим - это же горный егерь! Мы сперва даже опешили, но, оправившись от изумления, скомандовали ему: "Хенде хох! Бросай оружие!" Вздрогнув от неожиданности, почти двухметрового роста детина бросил автомат и поднял руки. Федор Рагушин сказал мне: "Забери оружие!", а сам - у пулемета. Я кое-как набрался смелости, вышел из засады и поднял автомат. А потом мы гуськом стали спускаться вниз, к катеру. Рагушин шел вперед, немец - посредине, а я замыкающим, с автоматом на плече и винтовкой, направленной в спину пленному. Я все. опасался, что этот громила опомнится и рискнет напасть на нас, сбросит обоих со скалы. Но он покорно шел по узкой крутой тропе, куда ему указывал старшина. В этот час, отужинав, вся команда катера собралась на перекур на корме. Мы подошли не замеченными вахтенным, с большим усилием втроем подтянули катер за носовой конец и поднялись на палубу. Увидев здоровенного живого немца, все оторопели. А по- 797 том посыпались вопросы: где его взяли и как удалось справиться с таким? Командир катера тоже изумлен. Старшина Рагушин доложил ему: "Вот пришел к нам закусывать. Напоили перед наступлением..." Лозовский распорядился, чтобы его накормили, и мы ужинали втроем. Немцу понравилась наша еда. А наши парни все разглядывали горного егеря, его нашивки на черной форме. Тем временем командир доложил по радио в штаб флота. Вскоре пришел катер и забрал от нас "трофейного" немца. А наш МО-123 остался в Западной Лице до памятных для всех нас дней 2 и 3 августа. Тогда враг в который раз предпринял попытку наступления. В небе висели бомбардировщики и истребители немцев. Второго августа комендоры нашего МО-123 отбили три ожесточенные атаки "мессершмиттов". Один истребитель мы сбили. Но из-за сильной и близкой бомбежки в один из моментов боя заборная вода через выхлопные трубы попала в цилиндры моторов, и мы никак не могли их завести. Мой правый мотор завелся было на предельных оборотах, но тут же захлебнулся. Старшина Иван Котляр доложил об этом трагичном положении командиру катера. Лейтенант Лозовский уже намеревался заминировать корабль и при необходимости взорвать. А экипаж должен был сойти на берег, предварительно сняв кое-что из вооружения. Но тут подошел "спаситель наших душ" - катер МО-121 под командованием лейтенанта Михаила Миронова (он уроженец Архангельска) и взял нас на буксир. Дал полный ход, и вода от скорости, через подводный выхлоп, сама вытянулась из моторов. Так наш "сто двадцать трети?" снова обрел ход и жизнь. Лозовский сердечно поблагодарил Миронова за братскую выручку. Вместе с другими катерами дивизиона наш МО-123 занялся снятием выполнившего свою задачу десанта с западного берега губы и переброской его на восточный. Потом мы приняли в кубрики и на палубу более 80 раненных и ушли в Полярное. Там нам дали "добро" на поочередной технический осмотр моторов. Когда же сняли крышку блока правого мотора как самого надежного, то было страшно смотреть на его выхлопные клапаны. Все они было точно изгрызены крысами. На других моторах вид клапанов был еще хуже. Но дошли же мы своим ходом до базы, и это было удивительно для нас и дивизионного механика. Так удачно закончились наши дежурства в губе Западная Лица. 198 * * * Десятого августа 1941 г. командиры четырех катеров - охотников за подводными лодками получили приказание: экипажам в полном составе отбыть в Мурманск. Сборы были недолгими, и вот мы уже в поезде. Выгрузились в Беломорске. У входа в Бело-морско-Балтийский канал нас уже ожидали четыре новеньких катера типа MO-IV. Поле проводки в шлюзах канала их оборудованием занимались рабочие Ленинградского судостроительного завода и разношерстные экипажи чуть ли не из участников Цусимы и краснофлотцев-первогодков во главе с мичманом Хачатурян-цем (до этого он был старшиной роты в Военно-морском училище имени М.В. Фрунзе). Приняв от них катера, мы своим ходом направились в Архангельск. Там довооружились: установили крупнокалиберные пулеметы ДШК взамен ШКАСов, погрузили запасные части для моторов, гребные винты и валы, взяли еще пулеметы ДШК для других катеров, поскольку на большей части их имелось только по одному крупнокалиберному пулемету. Особенно в Архангельске не задерживались - пошли в Полярное. С нашим прибытием на Северном флоте стало 18 катеров МО. Командование решило разделить их на два дивизиона. Командиром 3-го дивизиона судов охраны водного района Главной базы стал капитан-лейтенант Морозов. Три новых катера - наш 161, 162 и 163-й - лейтенантов Лозовского, Кравченко, Федулаева вошли в этот дивизион. Базировались мы в Тюва-губе, где раньше была база "тюлькина флота". Так называли северяне дрифтер-боты прибрежного лова объединения "Морлов". Утром 2 октября трем катерам -161, 162, 163-му - было приказано выйти в губу Порчниху, что близ Дальних Зеленцов. По данным разведки, там могла оставаться немецкая подводная лодка в ожидании проходивших мимо судов с военными грузами. Да и от постов наблюдения (СНиС) на побережье несколько раз поступали донесения о появлении в этих водах перископов и даже подлодок в надводном положении. Ранее в том районе в течение нескольких суток вел поиск подлодок врага МО-121. Только накануне нашего выхода он вернулся на базу для пополнения боезапаса и продуктов. Как докладывал его командир лейтенант Михаил Миронов, там ничего подозрительного за то время не было обнаружено. Зато экипажу МО-121 хватало стычек с немецкими самолетами, возвращавшимися после бомбежки Мурманска и аэродро- 199 мов. Катерники "сто двадцать первого" сбили один Ю-88 и совместно с МО-112 повредили истребитель Ме-109. И все же перед нами была поставлена задача найти и уничтожить подлодку врага. Еще перед выходом минеры предварительно подготовили серию глубинных бомб к сбрасыванию. И хотя катера проходили Кильдинской салмой при готовности "три", но все были готовы к встрече с любым врагом. Нам уже после всего передали, что береговые сигнальные посты Рынды и Териберки видели идущую на вест в надводном положении немецкую лодку. При подходе к Кильдину она погрузилась, и сигнальные посты потеряли ее след. Не зная этого, тройка наших катеров на средних оборотах спокойно шла проливом и уже приблизилась к восточному выходу из него. Одновременно к этому же месту подошла вражеская подлодка и, видимо для ориентирования в узкости, подняла перископ. Его-то и увидели с палубы нашего МО-161 старшина мотористов Иван Котляр и вышедший из рубки радист Александр Иванов. Пораженные такой неожиданной встречей с обнаглевшим подводным врагом, они все же не растерялись и буквально в один голос крикнули о перископе командиру лейтенанту Лозовскому. Реакция последовала моментально - прозвучали сигнал боевой тревоги и голос командира: "Атака подводной лодки!" Сигнал атаки отрепетовали на следовавших в кильватер катерах. Наш акустик Вячеслав Потемкин и его дублер - молодой краснофлотец (фамилию его я запамятовал) - быстро включили акустическую установку "Тамир" и сразу взяли пеленг на подлодку, уходившую на глубину. Лозовский торопливо, энергичным жестом показал и прокричал команду "сто шестьдесят третьего" лейтенанту Федулаеву, чтобы тот перекрыл курс лодке, а командиру "сто шестьдесят второго" лейтенанту Кравченко - начать атаку вместе. Наш старший минер Гоша Гольнев почему-то понял размашистые жесты и возгласы Лозовского как приказ начать бомбежку и поторопился выкатить за корму две большие глубинные бомбы. Командиру ничего не оставалось, как дать полный ход катеру и тут же сбавить его, чтобы не выскочить на берег. Опасно близкие взрывы глубинок даже подбросили катера, а внутри них все незакрепленное полетело вниз. Минеры МО-162 Алексей Корнеев и Василий Цебро, МО-163 Петр Зелинский и Федор Перепелица, а также нашего катера поочередно и теперь уже строго по сигналам командиров сбрасыва- 200 ли черные цилиндры бомб в бурлящую от взрывов воду. Израсходовав в этой стремительной атаке 14 больших и 24 малые глубинные бомбы, катера расположились полукругом возле места, где была обнаружена подлодка врага и застопорили моторы. Комендоры нашего катера во главе с Ликарионом Воронцовым были готовы открыть огонь, если бы лодка попыталась всплыть. Но акустики доложили, что она остановила моторы и залегла у берега Кильдина на песчаном грунте на глубине около 60 м. На успокоившейся поверхности моря стало видно, как из-под воды поднимаются пузыри воздуха и фонтанчиком бьет соляр. Потом стали всплывать и различные предметы. Минеры по-прежнему стояли у бомбовых стеллажей, готовые снова обрушить смертельные черные бочонки на лодку, если бы она попыталась уйти. Акустики сперва докладывали о стуке внутри нее. Видимо, немецкие подводники отчаянно вели борьбу за живучесть, пытались заделать пробоины, но потом все постепенно замерло. Лодка лежала без движения. Так проходил час за часом. С карауливших катеров смотрели на продолжавший вытекать из цистерн лодки соляр, широкую ленту которого уносило течением в море. Моторист Иван Федоров ради любопытства спустился на привальный брус и зачерпнул каской солярку. Подал ее товарищам: "Сохраните для подтверждения!'" Акустики продолжали нести свою безмолвную вахту. Несмотря на холод октябрьской ночи и утра, команды катеров соблюдали полнейшую тишину. Даже подмерзшие не позволяли себе согреваться стуча ногой о ногу. Утром же 3 октября прошли Кильдинской салмой катера МО-121 и МО-112 лейтенантов Миронова и Макковеева. Они снова направлялись в район к норду от острова Мало-оленьего для несения противолодочной и противовоздушной обороны. По просьбе лейтенанта Лозовского, придержавшего на всякий случай свои глубинные бомбы, эти катера сбросили по паре бомб на обвехованное место, где лежала вражеская лодка. Соляр забил сильнее, и опять стали всплывать какие-то предметы. "Сто двадцать первый" и "сто двадцатый" ушли в сторону Мало-оленьего. Не доходя до него, с катера Макковеева на берег высадили группу краснофлотцев. Они пошли к видневшемуся на краю долины подбитому бомбардировщику Ю-88. Экипажа "юнкерса" катерники не обнаружили, а на память выломали из приборной доски часы. Вероятно, по вызову этого экипажа и спешила к Кильдину немецкая подлодка, чтобы снять летчиков с этого участка неохраняемого берега. Операция не удалась: помешали катера. ДОКУМЕНТЫ РУССКИЙ СЕВЕР. СОЦИАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ С СОЮЗНИКАМИ Первый английский конвой в составе шести транспортов прибыл в Мурманск 31 августа 1941 г. С того дня сотрудничество государств Антигитлеровской коалиции с СССР стало осуществляться в практической сфере деятельности, и ее главными действующими лицами являлись уже не члены правительственных кабинетов и высокопоставленные чиновники, а моряки-союзники и население портовых городов. Надо признать, что взаимоотношения между ними на советской территории складывалось далеко не просто и подчас даже драматично. К сожалению, советская историография весьма однобоко и скудно освещала социальные контакты союзников. Почти 50 лет документальные материалы этой тематики хранились в архивах под грифом "секретно". Запрет партийно-идеологического аппарата на публикацию документов имел глубоко политическое значение, ибо в них как в зеркале отображалась вся гамма социально-политических противоречий двух государственных систем и жизненная трагедия людей в тоталитарной державе. Есть среди них материалы как официального, так и неофициального происхождения. Многие документы, пройдя в свое время руководящие инстанции на уровне констатации фактов, так и осели бесследно в архивных хранилищах. Иные же, более редкие, доходили до Кремля и удостаивались "заслуженного" внимания в правительственных кругах, а с ним получали соответствующий резонанс и имели определенные социально-политические последствия. Именно словами "заслуженного внимания" заканчивалось препроводительное письмо заместителя наркома иностранных дел С.А. Лозовского заместителю председателя ГКО и наркому иностранных дел В.М. Молотову к докладной записке корреспондента Совинформбюро, члена Союза советских писателей В.П. Беляева1, написанной в начале марта 1944 г. Что же вызвало озабоченность замнаркома в записке писателя? Слово автору: 202 Разгрузка союзных пароходов в Мурманске "Сообщаемое ниже ни в коей мере не может претендовать на полное освещение вопроса о союзниках, прибывающих в порты советского Севера. Единственными материалами, которыми я располагаю, были мои личные наблюдения, беседы с капитанами американских и английских пароходов, а также с работниками интерклубов - Мурманского, Архангельского и Молотовского2. Сплошь и рядом каждый советский человек, общающийся с иностранцами на Севере, слышит от них упреки в том, что они не встречают к себе должного дружеского отношения, что их чуждаются, что их боятся приглашать к себе домой подобно тому, как, скажем, англичане у себя на острове охотно зазывают домой русских моряков и армейцев. Английский капитан Питер Сквайр, проживший больше года в Архангельске, сказал мне: "С англичанами из русских может встречаться либо самоубийца, либо человек, тайно работающий в органах НКВД". Английский лейтенант (в прошлом журналист и фабрикант) Алекс Пэн неоднократно и систематически рассказывает о том, как дружески обращались русские моряки и англичане на борту 203 советской подводной лодки командира Братишко, стоявшей в Англии. Вместе пили, ходили сообща в гости к знакомым девушкам. Однако стоило лодке завершить свой долгий путь из Америки через Англию в Россию, как мгновенно связь между пришедшими на ее борт англичанами и русской командой оборвалась, будто кто-то ее рассек ножом. Советские военные моряки якобы прямо заявляют англичанам, что никакого личного общения, кроме служебного, у них в Советском Союзе с англичанами быть не может, так как это запрещается начальством свыше. Равным образом многие капитаны американских и английских транспортов все время жалуются, что "порядочные люди и в особенности представители советской интеллигенции общаться с ними боятся" и их удел - общение лишь с женщинами легкого поведения. В результате всего этого якобы имело место антисоветское обращение в зарубежную печать группы английских моряков, побывавших осенью 1943 г. в СССР. Они жаловались на советские порядки, запрещающие вовсе взаимоотношению с союзниками широкому населению. Лейтенант Алекс Пэн заявил мне: "90% моряков, побывавших в северных портах, вследствие местных порядков уезжает врагами советской власти и русского народа". Справедливы ли их упреки? Да, действительно особенно представители советской интеллигенции на Севере чуждаются связей с союзниками, не будучи уверены, каковы будут последствия отношений между союзными странами. Основным контингентом лиц, общающихся с союзниками в личной жизни, не по служебным заданиям, являются женщины и девушки, которые видят прежде всего личную выгоду. Американцы и англичане приносят в русские дома шоколад, продукты, сигареты - взамен этого довольно обнаженно они получают то, чего добиваются, и, ясно, уносят не очень лестное представление о таких женщинах, которых можно купить за две плитки шоколада. Довольно большое количество подобных экземпляров женского пола является частыми посетительницами интерклубов, не случайно поэтому в обиходе называют архангельский интерклуб "бардаком имени Черчилля". Вполне понятно, что время от времени органы НКВД и НКГБ делают изъятия наиболее разложившихся девушек, на мой взгляд совершенно правильные. Разве девушка, за две плитки шоколада поступающая на одну ночь в личное пользование иностранца, не 204 является разложившимся, аморальным и подчас социально опасным элементом? Привыкая к легкой жизни и заграничным продуктам, подобные лица могут служить и прекрасной питательной средой для действий агентов иностранных разведок. Однако каждый такой случай репрессирования вызывает необычный шум в иностранной колонии и используется ею как доказательство "большевистского террора" и вмешательства диктатуры даже в личную жизнь людей. Подобные сведения проникают и в зарубежную печать. Существует вместе с тем еще и такое положение: девушки, общающиеся с иностранцами короткое время, в случае их репрессирования заявляют, что они делали это потому, что были голодны, и тогда часто их оставляют в покое. Однако стоит девушке заявить, что она любит американского моряка, как это осуждается гораздо строже, благодаря чему среди англичан и американцев утвердилась точка зрения, что за проституцию советские власти карают менее строго, чем за нормальные отношению между людьми. Что бесспорно в жизни иностранцев на Севере? Несомненно, на всякий ли случай или заведомо точно они рассматривают Север как возможный плацдарм для вторжения англо-американских войск в Россию, как территорию, на которой прежде всего может быть повторена интервенция. В связи с этим и повышенная деятельность английской и аме риканской разведки и тщательное изучение "впрок" каждого рус ского человека, каждого явления общественной жизни и вообще всей обстановки. Отсюда стремление как можно глубже проникнуть в глубь со ветского народа, разузнать его действительные настроения, окутать себя мифом "благодетелей", абсолютно безупречных людей и т.д. Естественно поэтому, что никому из союзников, а в первую очередь представителям миссий, не нравятся те препятствия, кото рые чинят представители советской власти на пути общения с ни ми. Эти препятствия мешают разведчикам работать так же пра вильно, как, скажем, в Аргентине, и легко строить козни против советской власти. Однако это все вышесказанное и бесспорное не дает нам права оставлять широкие массы тружеников - американских и английских моряков, в симпатиях которых мы всегда были заинтересованы, людей, которые, рискуя своей жизнью, возят все-таки оружие в СССР, - за пределами нашего внимания, за своеобразной "китайской стеной". 205 0x08 graphic Нельзя, чтобы, уходя из СССР, они уносили представление о девушках СССР как о проститутках, которые только и требуют "дай, дай", или о мальчишках, которые, дергая их на улицах за куртки, кричат: "Инглиш, продай сигарет!" А так как благодаря существующему положению моряки предоставлены только такому контингенту людей, то такое превратное представление о русских людях как о попрошайках может у них сложиться. Мне кажется, что, имея в виду совершенно особую специфику Архангельска, Мурманска, Молотовска (пребывание подолгу команд иностранных пароходов на берегу, возможность их постоянно общения с советскими людьми украдкой в домах), следует время от времени разрешать вечера встреч советских, американских и английских моряков, вечера встреч моряков союзников с советской интеллигенцией, врачами, актерами, педагогами, инженерами и т.д. Надо коренным образом улучшить работу всех северных интерклубов, выделив их из системы ВЦСПС в самостоятельные единицы с весьма квалифицированным особым руководством. Инструкторский штат интерклубов следует отнести в снабжении к группам научных работников, чтобы эти наши люди с высшим образованием, беседующие с союзными моряками и по существу являющиеся главными и основными нашими пропагандистами, не голодали бы и не ходили в рваной одежде и стоптанных ботинках. Надо в системе интерклубов выделили комнаты для офицеров, подобно тому как это существует у нас. Следует раз и навсегда посчитаться с тем обстоятельством, что по Архангельску и Мурманску десятки тысяч прибывающих туда союзных моряков делают представление о всем Советском Союзе. Это представление делают не отдельные утонченные, брюзжащие дипломаты, а представители двух народов - кочегары, механики, рулевые и т.д., т.е. люди, которым у них на родине простой народ поверит без всяких. И вот, если такой кочегар у себя в Америке расскажет, как убивают русские люди в Архангельске друг друга, чтобы влезть в трамвай, или как толпы ребятишек атакуют на улицах Архангельска каждого иностранного моряка, чуть ли не силой требуя от него сигарет, то это мнение принесет плохую славу СССР и эти рассказы очевидцев в какой-то степени парализуют нашу пропаганду в союзных странах. Вот почему мне кажется, что города Севера давно пора сделать образцовыми городами СССР. Следует добиться того, чтобы зимой Архангельск не сидел половину вечеров без света, чтобы туда приезжали лучшие, хорошие 206 артисты, чтобы было в нем много бань и не ломали бы себе ноги прохожие на архангельских тротуарах и чтобы культурно работала архангельская милиция и т.д., и т.д. Мне кажется, что давно назрела необходимость доукомплектовать кадры ответственных работников такого города, как Архангельск, культурными, всесторонне развитыми работниками широкого кругозора, сделав это в порядке особой, единовременной партийной мобилизации. Но прежде всего следовало бы послать в города Севера полномочную комиссию с дипломатическими функциями, которая на месте бы выяснила, почему многие моряки прибывающих судов уносят враждебное мнение о Советском Союзе, которая не в общем централизованном порядке, относящемся ко всем городам, а именно в применении к городам Севера, учитывая их особую специфику, решила бы ряд вопросов о коренном улучшении жизни этих городов. Выводы такой комиссии были бы гораздо более конкретны и полны, чем это письмо, которое ни в какой степени не претендует на исчерпывающее освещение вопроса"3. Конечно же, докладная записка или письмо писателя было результатом его глубоких внутренних и гражданских переживаний. Вместе с тем вполне очевидно, свои мысли он преднамеренно излагал в двух плоскостях: непосредственно социальной и политико-идеологической. Отсюда все социально-политические суждения автора можно расценивать двояко: как плод его собственного сознания или как формальное прикрытие от возможных обвинений в "политической близорукости" и "притуплении пролетарской бдительности". Что ближе к истине, сказать трудно. Во всяком случае ярко выраженный идеологический аспект записки довольно ощутимо передает искусственно нагнетаемую "сверху" атмосферу политического недоверия к союзникам. По-видимому, именно политическая подоплека сообщения В.П. Беляева вызвала к нему повышенное внимание высокопоставленных должностных лиц. Для самого же писателя наиболее важным в смысловом отношении являлось, пожалуй, заключение письма, в котором он с дипломатической осторожностью давал понять адресатам, что социально-экономический кризис в портовых городах Севера гораздо глубже, чем это было описано, что для его разрешения необходимо серьезное вмешательство партийно-правительственных органов. Решение В.М. Молотова по докладной записке В.П. Беляева было немногословным: "Т.т. Вышинского и Косыгина прошу рас- 207 смотреть этот вопрос, посоветовавшись с т. Щербаковым. Надо исправить положение"4. В соответствии с резолюцией, как следовало ожидать, "исправление положения" в портовых городах осуществлялось также по двум направлениям и, естественно, с большим политическим креном. 12 мая 1944 г. Сталин подписал представленное председателем СНК РСФСР А.Н. Косыгиным постановление ГКО "О мероприятиях по улучшению городского хозяйства городов Архангельска и Молотовска Архангельской области". Однако даже полное выполнение правительственных требований не могло существенно изменить социально-экономическое положение населения двух наиболее бедствующих портовых городов. Тем более что постановление совершенно не касалось вопросов улучшения снабжения хлебом, продовольствием, одеждой и другими предметами широкого потребления. В числе главных оказались мероприятия по обеспечению городских электросетей необходимым оборудованием, светильниками и лампочками. Похоже, по мнению правительственных кругов, отсутствие электричества являлось одной из первопричин процветания распутного промысла. Впрочем, для надежности по просьбе заместителя наркома иностранных дел А.Я. Вышинского органы НКВД в течение мая и июня провели очередные "изъятия" наиболее активных проституток и социально опасных элементов в портовых городах. Спустя два месяца после выхода постановлено ГКО, 13 июля 1944 г., вступало в силу постановление ЦК ВКП(б) "О мероприятиях по улучшению массово-политической работы среди населения городов Архангельска и Молотовска", подготовленное аппаратом секретаря ЦК А.С. Щербакова. Выполнение программных установок этого документа заняло без малого пять месяцев. В итоговом отчете, представленном А.С. Щербакову в середине декабря 1944 г., заместитель начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) М. Иовчук сообщил следующее: "В своем письме на имя товарища Молотова писатель В. Беляев указывал на ряд серьезных недостатков в работе с иностранными моряками в городах Мурманске, Молотовске и Архангельске, а также на недостатки в постановке политико-просветительной работы среди населения этих городов. Для ознакомления с положением в гор. Архангельске и помощи в улучшении политической работы среди населения туда выезжал зам. нач. Управления пропаганды и агитации тов. Федоров. 208 После решения ГОКО от 12 мая... и решения ЦК ВКП(б) от 13 июля... Управлением пропаганды и агитации были проведены следующие мероприятия: Клубы иностранных моряков, являющиеся основным мес том работы с моряками, в указанных городах были переданы из ведения ВЦСПС в ведение ВОКС. В настоящее время можно от метить значительное улучшение в работе этих клубов - укрепле ны штаты инструкторов, улучшено оборудование и внеш- ниееоформление, улучшена постановка культурно-просветитель ной работы. В клубы направлено с августа по декабрь пять кон цертных бригад из артистов московских театров. В города Архангельск и Молотовск была направлена пропгруппа в составе т.т. Паешиной, Лебедевой, Пуховского, Ер- машева, Сорокина. Пропгруппа пробыла в указанных городах два месяца - с 29 июля по 29 сентября..."5 Далее в отчете обстоятельно описывались "трудодни" пропагандистов ЦК ВКП(б): совещания и семинары с партийным, советским и комсомольским активом, доклады и лекции по разъяснению военно-политической обстановки и о международном положении СССР. Последних на предприятиях, в госучреждениях и воинских частях было прочитано свыше ста с общим "охватом" 27 887 человек. Аналогичные мероприятия были проведены другой пропгруппой в Мурманске. В довершение выполнения постановления ЦК ВКП(б) в портовых городах Севера, "в порядке партийной мобилизации", прошла вербовка наиболее достойных партийных и комсомольских активисток в "шефские бригады" интерклубов. Примечательно, что в отчете Упропа ЦК ВКП(б) так и не были даже упомянуты подлинные причины социальных и политических изъянов в контактах населения портовых городов с моряками-союзниками. Впрочем, это ни в коей мере не отразилось на оценке признания "профилактической" работы Упропа на Севере. 18 декабря 1944 г. все распорядительные и исполнительные документы государственно-партийных органов вместе с письмом В.П. Беляева были сданы в архив. А вот как некоторые результаты выполнения постановлений ГКО и ЦК ВКП(б) выглядели со слов участника союзных транспортных конвоев в города Севера Ж. Блона6: "Из газетных статей военной поры известно, что девушки, представленные в клубе, были красивы, элегантны, хорошо танцевали и бегло говорили по-английски; моряки проводили поисти- 209 не "доброе время на славу", танцуя и обмениваясь взглядами со своих партнершами... На деле все было несколько иначе. Герлс "Международного клуба" не умели разговаривать по-английски и вообще не понимали этот язык, за исключением нескольких слов. Находясь под бдительным наблюдением компетентных органов, они даже улыбаться остерегались. Герлс вращались в танцах как "деревяшки", что обескураживало моряков. Зачем тогда советские власти открыли клуб? Союзные моряки этого не понимали, как и многое другое в поведении русских"7. Города-казармы - так называли моряки-союзники Архангельск и Мурманск, где неестественно показное благополучие с обилием изысканной снеди и русской водки в помпезных ресторанах интерклубов не имело ничего общего с действительным социально-бытовым положением населения. Сюда из-за границы прибывали десятки, сотни тысяч благотворительных посылок и крупные партии продовольствия, и отсюда руками изголодавшихся портовых рабочих, в основном женщин, они отгружались и отправлялись не только на военные склады - для фронта, - но и целевым назначением в запасники Наркомторга - для организации "литерного питания" в спецстоловых и для удовлетворения "нужд" номенклатурных работников. Именно здесь, в портовых городах Севера, социальное неравенство в сталинской иерархии потребления было особенно разительным, а гнет политического надзора авторитетного режима более чувствителен. Публикацию подготовил П.Н. Кнышевский ' Владимир Павлович Беляев - советский писатель, автор многих очерков, рассказов, повестей, киносценариев, а также книг "Украинские ночи", "Голос Тараса", "Залив в тумане", трилогии "Старая крепость" и др. Лауреат Сталинской премии (1952 г.). С лета 1941 г. корреспондент Совинформбюро в портовых городах Севера. 2 Молотовск - город и порт, ныне Северодвинск. 3 РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 235. Л. 44-48. 4 Там же. Л. 43. 5 Там же. Л. 49. 6 Жорж Блон - французский историк, писатель, моряк. Автор серии книг об изу- чении Мирового океана: "Великий час океанов", а также книги "Конвой в СССР" (1950). 7 Новое время. 1992. No 29. С. 37. АНАЛИТИЧЕСКАЯ ЗАПИСКА к отчету о работе Инженерного управления НКВТ СССР в г. Мурманске за период Великой Отечественной Войны 1941-1945 гг.* РАЗДЕЛ 1 1941-1945 гг. Мурманский торговый порт представляет собой пять самостоятель