будто Ленин никогда и не слыхал о базисе и надстройке - ключевом тезисе марксистской теории! Больше того:- с той же наигранной наивностью Ленин спрашивает: "В каких книжках прочитали вы, что подобные видоизменения обычного исторического порядка недопустимы или невозможны?" У Маркса и Энгельса прочитали да, кстати, и у самого Ленина - в его более ранних работах. Далеко должен был Ленин отойти от марксизма, чтобы написать в той же статье: "При общей закономерности развития во всей всемирной истории нисколько не исключаются, а, напротив, предполагаются отдельные полосы развития, представляющие своеобразие либо формы, либо порядка этого развития" [7]! Ведь общество, с марксистской точки зрения,- не сборище людей, а их общность, социальный организм, который, как и любой организм, проходит через совершенно определенные стадии развития от своего рождения до смерти. Говорить, что не исключается, а, напротив, предполагается изменение порядка такого развития,- это все равно что признать возможной и даже предполагающейся примерно такую последовательность в жизни человека: сначала стал студентом, затем пошел в детский сад, там умер от старости, тут же женился и, наконец, родился. На Маркса в подтверждение такого взгляда сослаться 557 невозможно, и вот классик марксизма Ленин ссылается на Наполеона: "Помнится, Наполеон писал: "On s'engage et puis... on voit". В вольном русском переводе это значит: "Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет" [8]. Все верно, Бонапарт так сказал. Только это бонапартизм вместо марксизма. Марксова же теория построена на принципе, что историю вершат не императоры и вожди, которые "ввязываются" во что-нибудь и затем смотрят, что получится, а вершит историю объективное развитие производительных сил общества. С такой точки зрения и рассмотрим вопрос: на какой стадии этого развития Россия, а затем и ряд других стран подошли к "пролетарской революции" и реальному социализму. Начнем с России. 3. НЕРАЗВИТОСТЬ КАПИТАЛИЗМА В РОССИИ Каков был уровень развития предоктябрьских лет? И в этот вопрос Ленин постарался внести неясность: ответы на него - в зависимости от того, что требовалось доказать,- он давал самые противоречивые. Царскую Россию Ленин объявлял то колонией (или же "полуколонией") европейского капитала; то страной империализма; то, наконец, неким "военно-феодальным империализмом", что вообще бессмыслица, так как высшая стадия капитализма (а именно так определял Ленин империализм) не может быть феодальной. Но в конечном счете Ленин поставил перед собой задачу - внушить тогдашним революционерам, что в России уже господствует капитализм. С этой целью Ленин (под псевдонимом Н. Ильин) опубликовал в 1899 году книгу "Развитие капитализма в России". Автор неустанно продолжал дополнять ее новыми данными и в последующие 10-12 лет[9], настолько важным считал он это произведение. Дело в том, что задачей книги было доказать - капитализм в России достиг столь высокой ступени развития, что можно ставить вопрос о пролетарской революции. Чтобы выяснить, доказал ли это Ленин, остановимся на его сочинении. В отличие от ряда последующих работ Ленина книга "Развитие капитализма в России" основана на изучении кропотливо собранного им фактического материала. Но подход к источникам - чисто ленинский: берется все, что можно как-то истолковать в поддержку его тезиса, и 558 объявляется неверным то, что этому тезису противоречит. Так, Ленин, не будучи статистиком, объявляет неудовлетворительной всю фабрично-заводскую статистику России последней трети XIX века. Он безапелляционно провозглашает, что "данными ее в громадном большинстве случаев нельзя пользоваться без особой обработки их и что главной целью этой обработки должно быть отделение сравнительно годного от абсолютно негодного" [10]. Фабрично-заводская статистика - основной источник по теме ленинской книжки - оказалась "абсолютно негодной" для цели этого сочинения: она показала не рост, а убыль числа предприятий в России. Объяснялось это, конечно, не регрессом в промышленном развитии страны, а определенным прогрессом в сторону кристаллизации небольшого капиталистического сектора в экономике - машинного производства. Но Ленин не мог принять такого объяснения. Он попытался доказать, будто в России на рубеже XX века рабочие составляют "около половины всего взрослого мужского населения страны, участвующего в производстве материальных ценностей",- 7,5 миллиона человек; если же сюда причислить работающих по найму женщин и детей, получается цифра около 10 миллионов рабочих. Правда, Ленин сам в подстрочном примечании пишет: "Оговоримся, во избежание недоразумений, что мы отнюдь не претендуем на точную статистическую доказательность этих цифр..." [п]. И верно: цифры дутые. Статистика свидетельствует, что в России было в то время всего 1,5 миллиона [12] промышленных рабочих, то есть явное меньшинство. Разумеется, соответствовало действительности именно приводимое статистикой число, а не ленинская пропагандистская цифра. Получил же ее Ленин весьма просто: он объявил, что все бедные крестьяне - безлошадные и однолошадные - являются пролетариями. При этом Ленин скромно упомянул, что среди рабочих эта "...большая, часть еще не порвала с землей, покрывает отчасти свои расходы продуктами своего земледельческого хозяйства" и образует "тип наемных рабочих с наделом" [13]. Речь идет, следовательно, не о рабочих, а о занимающихся отхожим промыслом в свободное от сельских работ время. Но ведь этот тип издавна существовал в разных странах и с капитализмом не связан. Да и сам Ленин признает, что, по теории Маркса, "капитализм требует свободного, безземельного рабочего" [и], а не крестьянина-отходника. Столь же неубедительно утверждение Ленина, будто 559 наличие зажиточных, средних и бедных крестьян в русской деревне - это "разложение крестьянства", плод капитализма. В действительности и на заре средневековья, и в античности были зажиточные и бедные крестьяне. Никаких доказательств того, что наличие различных групп в среде крестьянства - явление новое и прогрессивное, Ленин не приводит. Напротив, он сам замечает: "По вопросу о том, идет ли вперед разложение крестьянства и как быстро,- мы не имеем точных статистических данных..." Нет и неточных: "...до сих пор... не было сделано даже попытки систематически изучить хотя бы статику разложения крестьянства и указать те формы, в которых происходит этот процесс" [15]. Повисает в воздухе и категорическое заявление Ленина: в сельском хозяйстве России "...крестьянская буржуазия является безусловно преобладающей. Она - господин современной деревни" [16]. Ровно через 10 страниц автор не по-ленински смущенно берет его обратно: "Говоря выше, что крестьянская буржуазия есть господин современной деревни, мы абстрагировали... задерживающие разложение факторы... В действительности настоящими господами современной деревни являются зачастую не представители крестьянской буржуазии, а сельские ростовщики и соседние землевладельцы". Ленин оправдывается: "Подобное абстрагирование представляется однако приемом вполне законным, ибо иначе нельзя изучать внутренний строй экономических отношений в крестьянстве" [17]. Но дело-то обстоит как раз наоборот: именно такими приемами ничего нельзя изучать. Хорошо "абстрагирование" - объявить, что в деревне господствуют не помещики, а сельская буржуазия, зная, что господствуют именно помещики! Методом такого же "абстрагирования" выдвигает Ленин и другие доказательства успешного развития капитализма в России: наличие рынка, участие России в международной торговле, рост торгового и ростовщического капитала. Автор знает и даже цитирует положение марксистской теории, что ни торговый, ни ростовщический капитал не служат достаточным условием для возникновения капиталистического способа производства: "образование этого последнего "зависит всецело от исторической ступени развития..."...", причем чем сильнее развиты торговля и ростовщический капитал, тем слабее промышленный капитал, и наоборот [18]. Однако Ленин отождествляет эти два противоположных развития и из полученного ре зультата делает вывод об исторической ступени, на которой находится Россия. С той же легкостью, как от теории, "абстрагируется" Ленин и от истории. Рынок, как известно, существовал уже в глубокой древности, когда о капитализме и речи быть не могло., Международная торговля велась на территории Древней Руси уже в VII-IX веках, участвовали в ней славяне, норманны, арабы, византийцы, хазары. А открытие археологами в 1984 году затонувшего торгового судна бронзового века еще раз наглядно показало: уже в те далекие от капитализма времена велась международная торговля с заморскими странами. Под давлением фактов Ленин сам начинает порой говорить о слабости капиталистических элементов в тогдашней российской экономике. Отыскав уезд в Самарской губернии, где хозяйничали немцы-колонисты и русские хуторяне, предвосхитившие идею столыпинской реформы, Ленин пишет: "Эти наиболее свободно развившиеся колонии показывают нам, какие отношения могли бы и должны бы были развиться и в остальной России, если бы многочисленные остатки дореформенного быта не сдерживали капитализма" [19]. А на предпоследней странице книги автор находит мужество написать: "...развитие капитализма в России действительно придется признать медленным. И оно не может не быть медленным, ибо ни в одной капиталистической стране не уцелели в таком обилии учреждения старины, несовместимые с капитализмом, задерживающие его развитие..." [20]. Не смог Ленин доказать, что в России уже развился капитализм: это было недоказуемо. Если бы Ленин написал свою книгу не как пропагандистскую, а как научную, то должен был бы ее назвать: "Неразвитость капитализма в России". Экономическая Россия была сельскохозяйственной страной: 80% населения составляли крестьяне, 2% - рабочие. Социальная структура русского общества оставалась феодальной. Господствующим классом было дворянство. Только в 1861 году, за 56 лет до Октябрьской революции, в России было отменено крепостное право; в странах Западной Европы это произошло уже в XIII-XIV веках. Впрочем, и после реформы 1861 года российские крестьяне продолжали находиться пусть не в крепостной, но в феодальной зависимости от помещиков. Буржуазия пользовалась весьма незначительным политическим влиянием в государстве и еще не успела сконцентрировать в своих руках 561 такие богатства, которые были в распоряжении буржуазии в Западной Европе и в США. Максиму Горькому, приехавшему в Нью-Йорк, этот капиталистический город показался "городом желтого дьявола", где правило золото, а в России правили дворянство и тесно связанное с ним чиновничество. Рабочий класс не только составлял незначительное меньшинство населения, это был не кадровый пролетариат, а рабочий класс начального этапа капиталистического развития - класс крестьян, пришедших на заработки в город и готовых в любой момент вернуться к сельскому труду. Политическая структура России характеризовалась давно отошедшей в прошлое стран Запада абсолютной монархией. Традиционно государственный характер русской православной церкви придавал российскому абсолютизму теократические черты. В России не было ни парламента, ни легальных политических партий. Национальные окраины России сохраняли весьма архаические социальные структуры. Так, в составе империи находился Бухарский эмират - средневековое восточное государство. А на северных окраинах России существовало еще родовое общество. Так выглядела в экономическом и социальном отношении Российская империя на рубеже XX века. Что уж тут говорить об "империализме как высшей стадии капитализма"! Можно ли вообще утверждать, что Россия вступила к этому времени в эпоху капитализма? Сдвиг в сторону капиталистического развития в России наметился лишь после первого удара русской антифеодальной революции 1905-1907 годов. Он, естественно, проявился прежде всего в промышленности. В период между 1907 и 1913 годами резко возросли добыча угля, выплавка чугуна. Стал быстро укрепляться национальный капитал: доля иностранного капитала в русской промышленности сократилась с 50% до 12,5%. Развивалось и сельское хозяйство: продукция зерновых культур в России возросла к 1913 году вдвое по сравнению с последними годами XIX века. В урожайные годы доля России в мировом экспорте пшеницы составляла 40%, но и в неурожайные не падала ниже 11%. Именно это быстрое развитие в сочетании с рядом политических факторов подготовило второй удар антифеодальной революции, приведшей к падению монархии. Но феодальные структуры все еще оставались мощными: в 1913 году дворянам (1,4% населения) принадлежали 63 млн. десятин земли, 562 а крестьянам (80% населения) - 188 млн. десятин, то есть всего лишь втрое больше [21]. В целом Россия была и в Г917 году феодальной страной. Мы подошли к ответу на первый вопрос. На каком этапе общественного развития произошла в России большевистская революция? Не на этапе развитого и перезревшего капитализма, а в условиях феодализма и слабых еще ростков капитализма. Тем более это относится к подобным революциям в странах третьего мира, еще менее развитых, чем была Россия в 1917 году. "Социалистические революции" происходят не в наиболее высокоразвитых капиталистических странах, а в странах с докапиталистической структурой, в странах подходящего к своему концу феодализма. Эти революции должньг, казалось бы, занять место в ряду антифеодальных или, как их называет марксизм, буржуазных революций. Но какие же они буржуазные? И на словах, и на деле они направлены против буржуазии. Соответственно они именуются "пролетарскими революциями". Мы подошли ко второму вопросу: действительно ли "пролетарские революции" связаны с пролетариатом? Рассмотрим этот вопрос на особенно наглядном примере. 4. ВТОРАЯ СТРАНА СОЦИАЛИЗМА Советский Союз величественно именуется "первой страной социализма". Какая была вторая страна? Монголия. Была это до 1920 года страна примитивного кочевого феодализма - а стала вдруг страной реального социализма. Как же объясняется такая трансформация официальными советско-монгольскими идеологами? Такое объяснение давалось не раз, в частности в "Истории Монгольской Народной Республики" - объемистом совместном труде советских и монгольских историков[22]. Официальную версию мы находим в статье Жамбына Батмунха, тогда генерального секретаря ЦК Монгольской народно-революционной партии и Председателя Совета Министров МНР; статья опубликована в "Коммунисте", теоретическом и политическом журнале ЦК КПСС, под четким заголовком "К социализму, минуя капиталистическое рабство" [23]. Автор констатирует, что сегодня "рядом с реальным социализмом существуют и развитой капитализм, и ранне-капиталистические, феодальные и даже более архаичные 563 социальные структуры.-Он ставит вопрос:-Могут ли запоздавшие в своем развитии народы... сократить сроки своего национального, политического и социального развития? Обязательно ли для них, как это полагали теоретики II Интернационала, пройти по пути к социализму все ступени феодального, а затем и буржуазного развития?" [24]. "Теоретики II Интернационала" здесь, конечно, ни при чем, ибо так полагали уже Маркс и Энгельс. Поставленные же два вопроса друг с другом не связаны: одно дело - скорость движения по определенному пути, и совсем другое - можно ли пройти этот путь, не проходя отдельных его этапов. Человечество возникло в некую определенную эпоху, однако сегодня на Земле живут народы с различным уровнем общественного развития - от родового строя каменного века до развитого общества современной цивилизации. Это доказывает, что темп развития в разных странах различен. Значит, возможно его ускорение или замедление. Но этапы необходимо проходить все. Следуя по одному и тому же маршруту пешком, в поезде или на самолете, мы не минуем ни единого метра пути; грудной младенец не может превратиться в зрелого человека, не пережив всех этапов такого превращения. Вопреки этим очевидностям Батмунх объявляет, что Монголия успешно совершила "скачок" "через века - от кочевого пастушеского феодального хозяйства, страшной нищеты и почти поголовной неграмотности населения к социалистическому обществу", претендующему на то, чтобы быть высшей ступенью современного мира. По теории исторического материализма, сделать это невозможно - как невозможно человеку прыгнуть с подножия на вершину Эвереста. Поэтому Батмунх прозрачно намекает, что теорию Маркса здесь надо поправить. Он пишет: "...очень уместно напомнить слова К. Маркса: "Ни одна революция не может быть совершена партией, она совершается только народом". /.../ Но нельзя забывать и о том, что без руководства партии массы способны лишь на стихийные действия" [25]. Тут мы и обнаруживаем поворот в сторону, противоположную теории Маркса. Именно в этом пункте происходит разрыв ленинцев и сталинцов с историческим материализмом: революция рассматривается ими не как результат объективного глубинного процесса роста производительных сил и вызванного им развития общества, а как 564 захват власти удачливой партией профессиональных революционеров. Батмунх так и пишет: "Для начала у монгольских революционеров было главное - убежденность в необходимости революционных перемен, великий пример партии Ленина..." [26]. С наслаждением цитирует Батмунх ленинские слова: "...никто не поверит тому, что можно было этого достигнуть при таком ничтожном количестве сил" [27]. Как видим, подход явно антимарксистский, только слова остаются марксистскими: "пролетарская революция" и "диктатура пролетариата". Но в России рабочий класс, хоть малочисленный и отсталый, все же был, там можно было претендовать на роль "авангарда" этого класса. А как в Монголии, где вообще не было рабочих и, следовательно, даже претендовать было не на что? Ответить на такой вопрос теоретики "скачка", естественно, не могут. Поэтому Батмунх вместе с редакцией "Коммуниста" находят лишь пустопорожнюю отговорку: "Конечно, всегда найдутся мудрецы, которые скажут: создание партии, которая берется вести народ к социализму, то есть осуществлять историческую миссию рабочего класса в стране, где этого класса вовсе нет, алогично. Но без таких "алогизмов" нельзя представить себе 00 историю человечества и особенно нынешнего века..." . Если история человечества полна таких "алогизмов", то, очевидно, нетрудно привести примеры. Какие же? Бывала где-нибудь буржуазная революция без буржуазии? Было рабовладельческое общество без рабов и рабовладельцев? Доклассовое общество с классами или, наоборот, классовое без классов? И, конечно же, прекрасно можно себе представить историю любого века, в том числе и нашего, не как некую абракадабру, где следствия предшествуют причинам, а как нормальный, поддающийся исследованию при помощи законов логики процесс развития общества. Утверждения же о том, что авангард рабочего класса может существовать при отсутствии этого класса, что пролетарская революция и диктатура пролетариата возможны там, где нет пролетариата, право же, не заслуживают деликатно академичного названия "алогизм". Это попросту политическое шарлатанство. На таком шарлатанстве и построена вся теория "скачка" через эпохи. Последуем дальше за Батмунхом. По Марксу, революция - это объективный процесс. 565 А Батмунх сообщает: "Отсутствие промышленности, а следовательно, социально-классовой базы социализма в лице национального рабочего класса" привело к тому, что "как сам выбор прогрессивного пути развития страны, так и его реализация во многом зависели от субъективного фактора - от деятельности МНРП" [29]. МНРП захватила власть при советской помощи; III съезд МНРП в августе 1924 года утвердил "генеральную линию партии на развитие страны к социализму, минуя капитализм" [30]. А уже три месяца спустя Монголия была провозглашена "народной республикой", что якобы "окончательно закрепило революционно-демократическую диктатуру трудового народа" [31] - ввиду отсутствия пролетариата измененная ленинская формула о "революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства". Что же это было за "народное государство"? Бессмысленная с точки зрения марксизма, эта формула выражала лишь тот факт, что государство в Монголии имелось. О его характере формула не говорит ровно ничего. Неудивительно: как сообщает Батмунх, "народное государство в течение трех лет существовало в форме теократической конституционной монархии" [32]. Затем то же самое "народное государство" "постепенно стало выполнять функции диктатуры рабочего класса" [зэ], все еще фактически не существовавшего. Дальше - больше: "Социалистические производственные отношения примерно к 1960 году полностью победили во всех отраслях народного хозяйства" Монголии [34]. МНР, правда, еще не вступила в период строительства развитого социализма, а довольствуется пока "периодом полного построения социалистического общества". Однако почему-то "центральной задачей" этого периода является лишь "завершение создания материально-технической базы социализма". Звучит точно так же, как если бы было сказано: центральной задачей полного построения дома является завершение создания его фундамента. Не менее нелепо с марксистской точки зрения звучит торжественно объявленное сообщение: ныне, через четверть века после вступления Монголии в период полного построения социализма, еще только "крепнет рабочий класс - ведущая : сила монгольского общества" [35]. Очерк пути Монголии к социализму состоит не из одних нелепостей. Есть в нем вполне реальные черты: 566 создание "партии нового типа" и как всегда замалчиваемой номенклатуры; истребление ею усомнившихся в возможности "скачка"; замена крепостного права сплошной коллективизацией; "национализация" земли, то есть переход ее в коллективную собственность номенклатуры; я, понятно, выкорчевывание любых "зарождавшихся капиталистических элементов" [36] с целью "твердо ограничить возможности зарождения из среды зажиточных слоев аратства хозяйств эксплуататорского типа" [37]. Для завершения картины упомянем "официальное провозглашение на IV съезде МНРП тезиса о том, что партия в своей деятельности руководствуется учением Маркса, Энгельса, Ленина, а изучение марксизма-ленинизма является обязанностью каждого члена партии" [38], хотя все описанное выглядит как злобная насмешка над учением Маркса и Энгельса. Мы подробно остановились на примере второй страны социализма - Монголии потому, что он наглядно показывает: все "объяснения" того, как страна может миновать закономерные этапы своего исторического развития и очутиться сразу на его последующих этапах,- пустая болтовня. Она противоречит не только марксистской теории - это бы не беда! - но прежде всего здравому смыслу! Противоречит ему и результат. Ведь социалистическая МНР теоретически стала ныне передовой страной по сравнению с капиталистическими США, Японией, ФРГ и др. Вместе с тем очевидно, что Монголия - и сегодня отсталая страна и никакой рост поголовья верблюдов в очередную пятилетку не приближает МНР к уровню названных стран. Как объяснить это явное противоречие? Может быть, болтовня и то, что в Монголии построен реальный социализм? В том-то и дело, что нет. МНР действительно по всем признакам стала тогда страной реального социализма. Все на месте: правит номенклатура, на ее вершине царят директивные органы: Политбюро и Секретариат ЦК партии во главе с генеральным секретарем, на выборах в Советы разных уровней трудящиеся дружно отдают 99,9% голосов кандидатам блока коммунистов и беспартийных, выполняются и перевыполняются народнохозяйственные планы; доблестные вооруженные силы стоят на страже мира, и неустанно бдят органы госбезопасности. Лишь по 567 пропагандистской табели о рангах Монголии отведено было место страны, пока еще только строящей "полный социализм" ; а в действительности по своей структуре она ничем не отличалась от страны развитого социализма - СССР. Как и в России, реальный социализм в Монголии оказался налицо, но так же налицо оказалась отсталость Монголии от любой страны современного капитализма. То же относится к другим социалистическим странам третьего мира. Так уже не в сфере теорий и пропагандистских словес, а в подлинной жизни выступает намертво затянутый узел, казалось бы, неразрешимого противоречия между двумя очевидностями. Узел мгновенно распускается, если высказать гипотезу: реальный социализм не следует за эпохой капитализма, а предшествует ей. 5. РЕАЛЬНЫЙ СОЦИАЛИЗМ - НЕ КАПИТАЛИЗМ Предшествует? А может быть, реальный социализм просто сам является своеобразной формой капитализма? В таком случае нет нужды пересматривать широко признанную схему смены эпох в человеческой истории. Этот весомый аргумент действительно привел к возникновению теорий, согласно которым социализм - всего лишь разновидность капитализма или его замена. Распространено мнение, что социализм советского типа - это государственный капитализм. Действительно, роль государства при реальном социализме велика. Но ведь государство - всего лишь аппарат класса, в данном случае номенклатуры. Является ли она капиталистическим классом, выступающим через государство в качестве коллективного капиталиста? Ничто не свидетельствует об этом. Тот факт, что номенклатура присваивает прибавочный продукт, не относит ее непременно к буржуазии: так поступали все господствующие классы. А вот то, что номенклатура гонится прежде всего за властью, а не за экономической прибылью и охотно жертвует последней ради даже незначительного, вовсе не необходимого прироста своей власти, показывает: номенклатура - не капиталистический, а некий другой класс, основанный на власти, а не на собственности и соответственно действующий методом внеэкономического принуждения. Номенклатура - не "новая буржуазия", потому что она вообще не буржуазия. Герман Ахминов выступил в 1950 году с другой тео- 568 рией: социализм - это своеобразная замена капитализма для стран, отставших в своем развитии [39]. Но и эта теория вызывает возражение. Ведь социализм приводит к результатам, весьма отличным от результатов капиталистического развития: к экономике дефицита вместо экономики изобилия, к постоянному кризису недопроизводства вместо периодических кризисов перепроизводства и ко многим другим явлениям, чуждым капиталистическому обществу. Осознав это, Г. Ахминов уточнил позже свою идею: он высказал мнение, что социализм заменяет собой лишь ранний капитализм, имея в виду проводимую номенклатурой индустриализацию [40]. Однако и в такой форме теория остается неубедительной: в противоположность раннему капитализму социализм создает тяжелую промышленность для укрепления своего военного потенциала, а не для производства товаров с целью получения прибыли. Итак, хотя реальный социализм следует за феодализмом, за которым в нормальных условиях следует капитализм, и потому заманчиво объявить этот социализм некоей особой формой капитализма, такое объяснение приходится отвергнуть. Реальный социализм действительно, а не только на словах противоположен капитализму и по самой своей структуре враждебен ему. Реальный социализм по своей сущности не имеет ничего общего ни с предсказанным Марксом коммунистическим обществом, ни с капитализмом. Тем не менее он следует за феодализмом. Остается проверить еще одну возможность: не является ли реальный социализм продолжением феодализма в некоей специфической форме? Такое предположение дало бы объяснение тому факту, что он возникает только в странах, достигших стадии позднего феодализма. Поддерживает эту версию и то, что при реальном социализме царит типичный для феодализма метод внеэкономического принуждения людей к труду. В пользу такой версии говорят и строго иерархическая структура общества, социальный апартеид, наличие в обществе привилегированной правящей знати - новой аристократии. Видимо, учитывая эти факторы, Милован Джилас в последнее время высказывает мнение, что реальный социализм - это "промышленный феодализм" [41]. Однако он этот тезис ничем не обосновывает. Между тем обосновывать надо. В Эфиопии, Афганистане, Гренаде, Южном Йемене, Анголе, Мозамбике промышленности почти нет, да и Куба с Монголией не являются 569 индустриальными странами, а реальный социализм в них был установлен. Почему же это промышленный феодализм? Возникает и другой вопрос. При феодализме господствующий класс - феодалы, крупные помещики-землевладельцы. А при реальном социализме господствующий класс - политбюрократия, номенклатура. Заметим: политбюрократия, а не технократия. Конечно, в рамках феодализма класс феодалов изменялся: сначала это были родовая знать, боярство, затем - служилая знать, дворянство. Правда, экстраполяция такого развития приводит к предположению о возникновении еще более служилой формы феодального класса: чиновной правящей бюрократии. Но это экстраполяция, то есть предположение, а не реальность. Зато реальностью является одна особенность номенклатурного строя, на которой мы еще не останавливались. С поразительным упорством он претендует на то, чтобы считаться социализмом. Не может ли в этой претензии таиться след, ведущий к пониманию места номенклатуры в истории? 6. СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ УЧЕНИЯ Социал-демократы - даже в тех странах, где они давно находятся у власти,- считают "демократический социализм" процессом прогрессивного развития общества, а не его устойчивым состоянием, не социально-экономической формацией. Только диктатура номенклатуры претендует на то, чтобы считаться социалистическим государством. При этом реальный социализм объявляется воплощением "многовековой мечты человечества" о справедливом социалистическом обществе. Действительно, уже первое знакомство с историей социалистических учений поражает тем, что они начали возникать еще в глубокой древности. Идеи рабовладельческого, феодального и капиталистического обществ появились только в процессе созревания этих обществ; концепции же социалистического характера выступают в истории цивилизации как бы вне времени и пространства. Можно ограничиться лишь самым кратким - пунктирным обзором истории социалистических идей. Можно было бы расширять его чуть ли не бесконечно. Существуют многотомные издания этой истории. Однако и они, как и сделанная выжимка из них, приводят к одному результату: социалистические идеи не связаны с какой-либо определенной эпохой; они - выражение существовавшей 570 во все века у всех народов мечты о справедливости, всеобщем благоденствии и счастье. Эти учения отличаются от религии тем, что религия трансцендентна и видит возможность осуществления мечты о справедливости и счастье лишь в ином, потустороннем мире; социалистические же учения переносят эту возможность в наш мир и утверждают, что осуществить рай на земле и достигнуть его можно путем общественных преобразований. Эта противоположность создает объективную предпосылку для попыток замены религии социалистическими теориями. Древность социалистических учений показывает, что они не связаны ни с пролетариатом, ни с развитием или упадком капитализма. Они были, есть и, вероятно, будут, но они не являются порождением какой-либо определенной социально-экономической формации. Эта странная особенность отчетливо выступает в работах по истории социалистических учений независимо от отношения их авторов к идее социализма. Очень хорошо об этом свидетельствует известный коллективный труд социалистического направления "История социализма" [42]. Значит, социалистические учения не служат идеологическим выражением классовой борьбы внутри капиталистического общества и провозглашенной марксизмом исторической необходимости замены капитализма коммунистическим строем. Но ведь, как не без основания писал Маркс, "человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления" [43]. Поскольку материальных условий для решения задачи свержения капиталистического господства и построения социализма явно не существовало в Древнем Китае или в средневековой Европе, возникает вопрос: что же осуществимое в разных странах и в разные эпохи содержится в социалистических учениях? Если внимательно всмотреться в эти учения, то в них явственно прослеживаются общие черты желаемого авторами общества. Это прежде всего, конечно же, "разумное" и "справедливое", но непременно твердое управление обществом с жесткой регламентацией всей его жизни. Это, далее, обобществление, а то и прямое огосударствление всех имеющихся в обществе богатств - 571 или же производимый администрацией их раздел между членами общества. Это, наконец, возможно более полный коллективизм в обществе; сюда относятся все идеи о совместном жилище, общности жен, общественном воспитании детей и т. п. В целом же человек рассматривается не как неповторимая индивидуальность со своей собственной судьбой, а как человеко-единица, в соответствии с регламентом работающая, веселящаяся, негодующая и производящая потомство - все это под бдительным присмотром властей предержащих. Разумеется, нет недостатка в заверениях, что вот тут-то и наступит золотой век человечества, царство свободы, материального благоденствия и небывалого расцвета личности. Но ничто в сказанном этого не подтверждает. Наоборот, чем больше читаешь фантазий о том, как осчастливить человечество путем строгой регламентации жизни человеко-единиц, тем неотступнее впечатление: все это написано с точки зрения некоей элиты, которая сама себя причисляет отнюдь не к человеко-единицам, а к их правителям и регламентаторам, человеческое же поголовье созерцает деловитым оком животновода. Кто же эта элита, столь четко отделенная от простых смертных? При помощи какого механизма она управляет и регламентирует? В марксистских категориях такую правящую элиту можно идентифицировать как господствующий класс общества, а механизм ее управления - как государство, поскольку дело идет явно не об экономическом, а о внеэкономическом принуждении. Итак, сухой осадок, выпадающий из водянистых рассуждений социалистов-утопистов, таков: высоко стоящий над всей массой населения господствующий класс, детально регламентирующий человеко-единицы при помощи государства. Не будем спешить с оценкой. Может быть, это действительно делает людей счастливыми: ведь дети счастливее с воспитывающими их родителями, чем без них. Сосредоточим внимание на другом. Идет ли речь в данном случае об определенной социально-экономической формации, о явлении такого же порядка, как феодализм или капитализм? Если да, то возникает некоторая странность в такой формации: в противоположность феодализму и капитализму остается совершенно неясным характер господствующего класса и контролируемого им государства. Странно и другое: никто заранее не планировал и не описывал феодализм 572 и капитализм, но они сложились и существуют; напротив, социализм описывался в деталях на протяжении ряда веков, но остается спорным, возник ли он вообще. Странности исчезают, если предположить, что социализм - не социально-экономическая формация, а просто метод управления: господствующий класс управляет всей жизнью общества через государство [44]. Огосударствление всей политической жизни, экономики, культуры, идеологии возможно, по-видимому, в любой формации, всюду, где существует государство. Применение этого метода изменяет лицо общества, но не меняет его социальной сущности. Точнее, метод "социализма" - огосударствление накладывается на существующую формацию. Разрушает ли он ее? На этот вопрос может ответить лишь опыт истории. Такой опыт есть. Мы говорим в данном случае не о бесплодных, всегда проваливавшихся попытках создать экспериментальные ячейки социализма, вроде оуэнов-ских 16 колоний в Америке и 7 в Англии (наиболее известными были "Новая Гармония" в Индиане, Орбистон в Шотландии, Рахалин в Ирландии, Квинвуд в Хэмпши-ре) [45]. Неверно думать, будто лишь в некоторых странах реального социализма номенклатуре удалось, наконец, осуществить многовековые чаяния идеологов. История показывает, что в различных странах предпринимались довольно успешные попытки создания такого общества-муравейника. И что особенно важно: эти попытки восходят в такую историческую глубь, что опережают всех известных нам утопистов. Невольно задумываешься: не эта ли издали увиденная реальность и подтолкнула мысли авторов в русло утопического социализма? 7. "АЗИАТСКИЙ СПОСОБ ПРОИЗВОДСТВА" Во всяком случае, эта реальность не осталась незамеченной. О существовании регламентирования, деспотически управляемых обществ писали Монтескье, Адам Смит, Джеймс Милль. Вслед за ними обратился к этому факту и Маркс. В своей схеме развития классового общества путем следования через ряд социально-экономических формаций Маркс должен был найти место и для этих деспотий. Он нашел его в начале исторического пути человечества после возникновения классов. В "Критике политической 573 экономии" (1859 год) Маркс четко сформулировал свою схему: "В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации" [46]. Причину возникновения "азиатского способа производства" Маркс видел в том, что сохраняется общинная, то есть коллективная собственность на землю. Эта собственность, так и не превратившись в частную, переходит к возникшему тем временем объединению общин и, таким образом, к государству. Государство же олицетворяется деспотом, правящим при помощи своих ставленников, как мы теперь сказали бы - при помощи аппарата. Жители обращены в полную зависимость от государства, так как "государство непосредственно противостоит непосредственным производителям... в качестве земельного собственника и вместе с тем суверена" [47]. Итак, по Марксу, классовое общество знает четыре последовательно сменяющие друг друга формации - четыре способа производства: 1) азиатский, 2) античный, 3) феодальн