удет дальше - неизвестно, но лучше - вряд ли... По погоде непохоже, что наступил сентябрь. Жаркие дни упорно не признают календарной осени, хотя на глазах тают, укорачиваются. Разве что ночи стали свежей, прохладнее, поубавилось комара. Да ещ╦ природа дело сво╦ знает четко: давно спровадила пернатую певчую братию; покинули лиман всевозможные перепончато-лапчатые; потянулись в дальние края журавли; поблекла, без мороза облетает листва акаций, пожухла трава, сады тронула проседь... Вс╦ чаще заставляет вздрогнуть пронзительно-хриплый вороний крик. Разжиревшая на брошенных хлебах, дремлет многочисленная их стая на проводах и крестовинах телеграфных столбов вдоль гравийки, ч╦рной тучею время от времени накрывая подсолнухи. Серо подсолнуховое поле, в недобрый час созрел здесь богатый урожай семечек... Впрочем, почему "в недобрый"? Что ни день хуторская пацанва, а также взрослые, забираются в глубь плантации и, пригибая корзинки к ведрам выколачивают семечки запасаются в зиму; полицай, зачастивший теперь в станицу, на "уборку" смотрел сквозь пальцы, видимо, запрещать указаний не поступало. Наши ребята для себя запасы уже сделали, не забыв и про подопечных ребятишек. А сегодня закончили изготовление специальной "мажары" - тележки с удлин╦нным и расширенным к верху кузовом для подвозки подсолнуховых шляпок и стеблей. В прошлом году топливо приходилось таскать за километр-полтора из степи на горбу. Пока наберешь вязанку да донес╦шь - на уроки времени не оставалось. А тут и уроков нет, и торчи - вот они, у самого двора: бери не хочу. Да токо ч╦ их таскать на спине, решили ребята, и "забацали" мажару. - Воще - годится! - похвалил Миша, попробовав возок на л╦гкость качения. - Возить будет - одно удовольствие. С кого начн╦м? -Я думаю, с т╦ть Лизы, - предложил Борис. - У не╦ топить совсем нечем. - Говорил бы без фокусов: с Верки, а то замуж не пойд╦т, - не удержался Миша, чтоб не поддеть. - С Веры так с Веры, - согласился Ванько. - Она того заслуживает. И ты, Мишок, на не╦ не наедай. - Я не на не╦, а на Шенкобрыся. Не люблю двухличных: думает одно, а говорит другое. - Посмотрим, как ты себя поведешь, когда какая-нибудь приглянется, - заметил Ванько. - Мне не приглянется. Была охота, воще, - провожай домой, ходи вокруг на цыпочках, а уедут, так ещ╦ и чахни из-за них! ... Это был камушек в огород Андрея. Не прошло и двух недель, как Марта уехала с Дальнего, а ему кажется - не виделись сто лет. Дн╦м ещ╦ так-сяк, заботы и хлопоты отвлекают от мыслей о ней, а приходит вечер - тоска и скука зел╦ная. Тянет сходить в станицу, узнать, где поселил их фрицевский комендант, увидеться, поговорить... Но дел у ребят пока невпроворот, и он решил потерпеть. Четырнадцатого сентября у не╦ день рождения - заодно и поздравит, и повидаться повод подходящий. Своим намерением поделился с Ваньком и Федей. - А как ты узнаешь, где они теперь живут? - поинтересовался сосед. - Подежурю возле стансовета, там зараз комендатура: мать верняк ходит обедать домой. - Я тоже давно собираюсь проведать т╦тю, до элеватора тебе попутчик. А хочешь - сходим на разведку вдво╦м, - предложил Ванько. - Да нет, справлюсь один, - отказался он от компаньона. - Меня заботит другое: что бы ей такое подарить в честь важной даты? - У деда Мичурина розы в палисаде - залюбуешься. Можно преподнести букетик. Они уже редкость, а девчонки цветы любят, - подал мысль Федя. - Не, это не то... До обеда завянут, станут некрасивыми. - Если Марта тебя любит, то подарок не имет никакого значения, - заверил его Ванько. - Неудобно заявиться с пустыми руками... - Тогда подари ей свою линзу от бинокля, - предложил сосед ещ╦ один вариант. - Она сама по себе красивая, а главное - как память о комиссаре, спасшем вам жизнь. Утром четырнадцатого Андрей оделся во вс╦ новое, пообещал матери к вечеру вернуться, и они с Ваньком отправились в гости. На здании стансовета болтался флаг - красный, с белым кругом посередине и ч╦рной жирной свастикой. Над парадным входом укреплен в золоч╦ной раме грозный ор╦л с хищным клювом и злобным взглядом; в когтистых лапах держал он вс╦ ту же паукоподобную свастику. У ступеней припаркован лимузин который Андрею не раз приходилось видеть на хуторе. Из распахнутого окна доносилась гортанная нерусская речь. Отойдя на почтительное расстояние, он выбрал невдалеке место напротив и стал ждать. Одако предположение, что она ходит обедать домой, не оправдывалось: ни одна женщина не появилась ни из парадных, ни из каких-либо других дверей до самого вечера. Подумал уже о возвращении домой, когда, примерно в начале восьмого (часы на всякий случай оставил Ваньку при расставании), Ольга Готлобовна сошла-таки со ступенек комендатуры. Отойдя, свернула на мощ╦ную кирпичом аллею - как раз ту, где на скамье облюбовал наблюдательный пост Андрей. При е╦ приближении он поднялся, смущенно улыбнулся и сказал: - Здрасте, Ольга Готлобовна! - Здравствуй... Ты что здесь делаешь? - узнав, удивилась она. - Да вот....Захотелось вас проведать... - Вон оно что! Ну, ид╦м. Одна из нас как раз именинница. - Я знаю: Марте исполнилось четырнадцать лет. - Спасибо за внимательность. Она, полагаю, обрадуется. - Ольга Готлобовна оглядывала его с приветливо-ироничной улыбкой. - И ты не побоялся - в такую даль, один да ещ╦ и на ночь глядя. - Мы вышли из дому ещ╦ утром. - Это с кем же? - А с Ваньком. У него т╦тя жив╦т на край станице, так он к ней - проведать. - Ванько - это тот мальчишка, что один всю нашу картошку выкопал да ещ╦ и вам помогал выбирать? Кулькин, кажется? - Он самый. А силища у него бычачья, эт точно. - Видела его несколько раз - по внешности не скажешь,что силач. - А насч╦т бояться, так я в станице не впервой, потому и ждал вас до последнего. Тобик - его здесь не привязывали - встретил у калитки, прыгал, визжал от радости, ухитрился несколько раз лизнуть в лицо. У выбежавшей встретить Марты удивление сменилось едва сдерживаемой радостью. В квартире Ольга Готлобовна сразу же прошла в комнату отца, а дочь не упустила возможности обнять гостя и приласкаться; затем, против желания хозяина, стащила с него куртку, кепку, снятые им самим сандалии и унесла куда-то. - Вот уж не думала!.. - воскликнула вернувшись. - Не ждала? - Что ты, ждала! Жутко соскучилась! - А говоришь - не думала. - Так ведь уже смеркается. - Примостилась, обняв, к нему на колени. - Почему так поздно? - Раньше не получилось. А ты ещ╦ красивше стала. Поздравляю тебя с... Тут вошла мать, Марта соскочила с колен, и слова поздравления остались недосказанными. - Ты бы, доча, нас первым делом накормила. У Андрея с утра ни росинки во рту, да и я нынче без обеда. -У меня, мамочка, давно уже вс╦ готово! Она упорхнула на кухню, а гость попытался отказаться: - Я, т╦ть Ольга, всего на минутку... Только поздравить - и домой. Мама, небось, жд╦т-не дождется... - Ты знаешь, что сейчас сказал наш гость? Хочет сразу же уйти домой, - огорошила она дочь. - Как?... - чуть не выронила посуду та. - Уже ведь поздно... а я обещал вернуться с╦дни. - Вот потому, что уже поздно, никуда мы тебя сегодня не отпустим, - тв╦рдо заявила хозяйка квартиры. - Сейчас по ночам ходить опасно. Переночуешь у нас. Мама знает, куда ты уш╦л? - Знает, но... - Никаких но. Загляни к дедушке, он занедужал, а хотел бы, говорит, с тобой повидаться тоже. - Ой. я и забыл про него совсем!... - спохватился гость. Не успели старые приятели обменяться несколькими фразами, как заглянула внучка: - Ты, дедуль, с нами поужинаешь или сюда принести? - Спасибо, я ужинать не буду. Ты ведь недавно меня покормила. И с дн╦м аньгела я тебя уже поздравлял. Перед праздничной трапезой Ольга Готлобовна, поздравив дочь и пожелав всего, что в таких случаях полагается, заметила: - По такому случаю не мешало бы и шампанским чокнуться... У нас есть что-нибудь соответствующее? - А как же! Свежий грушовый компот. - Лучшего и придумать трудно! - шутливо одобрила мать. - Неси-ка да прихвати серебряные бокалы. Бокалов, разумеется, тоже не оказалось. Воспользовались кружкой, гран╦ным стаканом да фарфоровой чашкой без ручки (посуда получше вс╦ ещ╦ не была распакована после переезда) Ритуал, пусть и чисто символически, был соблюд╦н, и это прибавило событию торжественности, непринужд╦нности, придало веселья. Была подана чашка ещ╦ т╦плых вареников с творогом. Андрей назвал приготовленное именинницей блюдо вкуснятиной, и это было, судя по е╦ благодарной улыбке, лучшим подарком (о них, чтоб не конфузить гостя, прибывшего с пустыми руками, разговора не велось). - Ну, рассказывай, что нового на нашем хуторе, - поинтересовалась Ольга Готлобовна под конец ужина. - Кой-какие перемены произошли. После вашего отъезда стало полегче домохозяйкам - их перестали гонять на работы. Да и у нас отпала надобность относить малышей к Вере в ясли, а вечером разносить обратно. - Нам с Клавой это не было в тягость. - именинница со значением зыркнула на гостя. - Потому что в награду предстояли свидания, - разгадала смысл е╦ замечания мать. - Но у нас дел не убавилось, - продолжил рассказ Андрей. - Некоторые женщины, которых гоняли на картошку, ухитрились оставить невыкопанные рядки, и мы помогли потом их выкопать. Моей кр╦стной, например, к мешку с е╦ собственного огорода добавилось ещ╦ пять. - Какие вы, право, молодцы! - похвалила Ольга Готлобовна. - Везде бы так - и женщинам, оставшимся без кормильцев, было бы намного легче пережить это страшное время... Вы только своим подшефным помогали или. . - Не только. Но им в первую очередь, - пояснил он. - А на том порядке ребята тоже шефствовали? - поинтересовалась Марта. - Да, но не все и не всем. А когда поспела кукуруза колхозная, мы и тут не прозевали, трудились с утра до ночи, - добавил Андрей. - Так что запаслись в зиму и картошкой, и семечками, и кукурузой. А также топливом и кой-каким кормом для коровы. - Просто невероятно! - не столько ему, сколько про себя заметила Ольга Готлобовна. - Пацаны, ещ╦ совсем дети, а показали себя как взрослые, высокосознательные граждане! - А ч╦ тут невероятного? - возразил высокосознательный гражданин. - Мы ведь не маленькие, понимаем: батьки защищают Родину не щадя жизни, матерям тоже не легче, особливо многодетным. Кто им поможет? Вот и не сидим сложа руки. Догадываясь, что молод╦жи не терпится остаться наедине, после непродолжительной беседы мать предложила: - Я уберу со стола сама, а вы можете идти. Только хочу предупредить: долго не засиживайтесь, разбужу рано. Тебе, Андрюша, необходимо покинуть станицу как можно раньше. - Почему-у? - Марта, уже переступившая было порог своей комнаты, вернулась. Мать снова предложила им присесть. - Так и быть, открою служебную тайну... Поступило распоряжение коменданту организовать облаву на подростков, и, по моим прикидкам, это произойд╦т со дня на день. - А зачем они им? - в один голос спросили оба. - Формируется - а может, уже и сформирован - эшелон с продовольствием для отправки в Германию. Чтобы партизаны не пустили его под откос, к составу прицепят вагоны с детьми. Это у фашистов испытанный при╦м... - А где намечается проводить облавы? - обеспокоился Андрей. - Не на хуторе, случайно? - Ни где, ни когда именно будет это происходить, мне, к сожалению, не известно. Одно несомненно: раз приказ поступил в здешнюю комендатуру, значит, где-то поблизости. Возможно, что в самой станице. Поэтому я и... - Так ведь надо же что-то делать! Как-то сообщить людям. Это же... я не знаю... - Милый мой мальчик, я тоже не знаю. Не пойд╦м же мы с вами объявлять об этом по дворам. Даже если всего лишь развесить объявления, и то меня тут же схватит гестапо: документ совершенно секретный. - Ну и ну! - произнесла Марта. - У меня аж сердце защемило... - Вот так дела!.. - в растерянности воскликнул и Андрей. - И что, их увезут аж в Германию? - Всяко может случиться. Но будем надеяться на лучшее. Эшелону предстоит неблизкий путь по российской земле, через зоны, контролируемые народными мстителями. Они наверняка найдут возможность и ребят спасти, и пустить под откос паровоз вместе с награбленным добром. - А наши, кубанские партизаны узнают про этот поезд? - Вполне возможно, - ответила Ольга Готлобовна неопределенно. - А теперь вот и ты знаешь. И чтоб не влипнуть в историю, тебе следует уйти завтра с восходом солнца. В своей комнате Марта ощупью нашла спички, зажгла керосиновую лампу; не успела, вкрутив фитиль, ступить и шагу, как очутилась в объятиях. Притиснув к груди, он отыскал е╦ губы и - впервые за вс╦ время дружбы - поцеловал не "в щ╦чку". Затем усадил на оказавшуюся рядом кровать и сел сбоку. - Ещ╦ раз поздравляю тебя с дн╦м рождения и желаю большого счастья. Не против, что поцеловал по-взрослому? - спросил, хотя и знал, что ей этого хотелось давно. - Не ожидала такой щедрости даже сегодня. Спасибо и давай я тебя тоже расцелую. - Это в честь того, что ты повзрослела на целый год. Заместо подарка. Думали-думали с ребятами, что бы такое преподнести... Советовали букет роз, но я не схотел: завянут, потеряют вид. Федя присоветовал подарить линзу от бинокля - помнишь, нашли возле убитого комиссара и одна половинка оказалась простреленной; мы е╦ разобрали. - Он достал из кармана зав╦рнутое в бумажку ст╦клышко величиной с пятак. - Какая прелесть! - добавив фитиля и повертев в пальцах, воскликнула она. - Теперь это ст╦клышко - память о нашем невольном спасителе - будет моим талисманом и самой дорогой для меня вещичкой. Спасибо и давай щ╦чку! Снова уселись поглубже, и полилась задушевная беседа. О ч╦м? Ну конечно же о том, какой скучной стала жизнь после разлуки; с каким нетерпением ждали 14 сентября; что за эти полмесяца оба ещ╦ больше убедились, как дороги друг дружке... Тема, старая, как мир, и вечно новая, молодая и волнующая. Влюбл╦нные, как известно, часов не наблюдают. И лишь случайно глянув на ходики, показывавшие двенадцатый час, гость обеспокоился: - Слушай, нам же велели не засиживаться! И ещ╦: где я буду спать - не у тебя же? - Почему бы и нет. Пойду спрошусь у мамы, она вс╦ ещ╦ у дедушки. Марта вышла, а он только теперь обратил внимание на обстановку в комнате. Оказалось, что сидит на небольшой деревянной кровати, застланной верблюжей шерсти одеялом. В головах поверх него - подушка, вышитая по углам какими-то цветочками. У окна - столик с книжками, точнее учебниками; один с нерусским названием. На стене - вешалка, зад╦рнутая занавеской, из-под которой виднеется низ знакомого ему платья: белого, с двумя синими полосками по подолу, ещ╦ какие-то од╦жки. Вернулась Марта со знакомым уже лоскутным одеялом, простыней и подушкой. - Мама разрешила постелить тебе в моей комнате. На полу. А чтоб не холодило снизу, сложим одеяло вдвое. Подержи-ка за углы. - Ну, вы да╦те, вобще! - хмыкнул он, подчиняясь. - Теперь ложим вот сюда. Простыню тоже вдвое. Сейчас принесу что-нибудь укрыться. - Не надо ни простыни, ни укрывачки: я пересплю одетый, - распорядился почему-то Андрей. - Попрошу в мо╦м доме не командовать! Ты же не цыган, чтоб спать не раздеваясь. Вс╦ помнется, погладить не успею... Может, вс╦ же разденешься? - Сказал - не буду. Вс╦! - поставил на сво╦м. - Ну хорошо, - пошла на уступки хозяйка комнаты. - Сними только хоть рубашку. - Ладно, рубашку сниму. Оставшись в майке, Андрей сразу же и лег. Марта дунула сверху в слегка закоптевшее стекло - лампа, пыхнув, погасла; наступила кромешная тьма. Раздевшись, юркнула под одеяло и она. Но спать, увы, не хотелось, и минут через несколько послышался е╦ шепоток: - Андрюш, ты не спишь? - Ещ╦ нет. А ч╦? - обозвался он. - Мне тоже ни капельки не хочется... И я забыла спросить об одном деле. - Так спроси. - Это не одно и не два слова. Можно на минутку к тебе? - Н... ну, разве что на одну минутку. И чтоб без этих самых... без фокусов. - Обещаю! - Она тут же вскочила и, в ч╦м была, прихватив одеяло, очутилась у него под боком. Укрывшись сама, хотела прикутать и его, но Андрей вдруг резко отодвинулся. - Я же просил: без фокусов! - упрекнул грубовато. - Ты о ч╦м? - не поняла она. - Ты бы еще без трусов прип╦рлась! ... Зараз же дуй отсюда! - Ой, я совсем забыла, что без лифчика! - спохватилась она... - Извини. А можно, отгорожусь от тебя одеялом? Получив молчаливое согласие и обособившись, поинтересовалась: - Так пройдет? - Теперь другое дело, - проведя рукой вдоль барьера-разградителя, придвинулся он ближе. - Так о ч╦м ты не успела спросить? - Ты так меня од╦рнул... как неродной. Я даже забыла... - Уж признайся честно: захотелось ещ╦ полизаться. - Если честно, то и это тоже. Но не только. - А что же ещ╦? - Вспомнила! Хочу попросить: не останешься на ден╦к у нас? Хоть не на весь. Козленочка увидишь, он такой потешный, любит поиграть. А в обед мы с мамой тебя проводим: с нею облава не страшна, как-никак, она секретарша самого коменданта. И потом: может е╦ сегодня ещ╦ и не будет, я имею в виду эту проклятую облаву. - Можно бы, конешно, но мама - она такая мнительная... Небось, тоже зараз не спит, переживает - я ведь обещал с╦дни и вернуться. - Жаль... И дедушка как раз приболел, некому корму Машке принести. - У вас что, кормить нечем? - Никак сено не привез╦м. Мы е╦ зел╦ными ивовыми ветками кормим; но я боюсь ходить к ерику одна. - Ну, ежли надо помочь, тогда другое дело: до обеда задержусь, - согласился он. - Вот и чудненько! - На радостях она подсунула руку ему под шею, притянула лицо и поцеловала. - А раз не надо вставать чуть свет, то давай поговорим ещ╦ немножко. - Да я тебе уже все новости пересказал. - А я ещ╦ не наслушалась твоего голоса, и когда ещ╦ услышу - неизвестно. Расскажи какую-нибудь сказку. Страшную-престрашную! Знаешь такие? - Кто ж их не знает? Хочешь, расскажу которую сочинил Федя? Только она длинная и написана стихами. - Конечно, хочу! Мне Клава давала почитать его стихи - чудо как хороши! - Ну, тогда слушай. - Он помолчал, вспоминая, и начал: Давным-давно одно селенье Цыганский табор посетил... Конешно, случай этот был Для всех - привычное явление, И как бывало всякий раз, О н╦м забыли бы тотчас, Как только табор удалится; Но тот такой оставил след, Что многими не мог забыться На протяженьи долгих лет... Дошли и до меня те слухи. Рассказ о мстительной старухе И молодых гробовщиках Невольно навевает страх... Андрей сделал паузу, и Марта, воспользовавшись нею, отметила: - Складно написано! И ты всю е╦ выучил наизусть? - За четыре или пять при╦мов. - Теперь вижу, что не зря хвалился отменной памятью, -вспомнила она. - А эта старуха, наверно, ведьма? - Слушай дальше: В тот раз вели себя цыгане Совсем иначе, чем всегда: Веселья не было; рыданья Неслись из табора: беда И в их кибитки постучалась- У них старуха-мать скончалась. Она жила сто с лишним лет, Но вс╦ не вечно на земле. И вот вдовец, седой и нищий, Пош╦л искать гробовщика, Чтобы предать земле, пока Стоит их табор у кладбища. Ему сказали: "Это - там" И показали ворота. На стук калитка отворилась, И с невысокого крыльца К нему зеваючи, спустились Два недовольных молодца. Старик им в пояс поклонился, Смиренно с просьбой обратился: Оборвалась, мол, жизни нить, Возьметесь ли похоронить? Копач, которому Афоним Поп при крещеньи имя дал. Цыгану нехотя сказал: - Мы, так и быть уж, похороним. Но и ему, за гроб, и мне Придется заплатить втройне. Гробовщики назвали цену, Сразив беднягу наповал: Не обопрись старик о стену, Он точно наземь бы упал... Вчера детины перебрали, Сегодня малость недоспали, У них трещала голова; Опохмелиться бы сперва, А тут его нечиста сила Совсем некстати принесла! И вот они ему со зла Такую цену заломили. И сколько тот их не просил, Афоним гроша не скостил... Людскою жадностью сраженный, Вдовец едва добраться смог В свой табор, в траур погруженный, Вс╦ рассказал и с горя сл╦г. Но делать нечего: цыгане, Перетряхнув узлы, карманы, Кой-как оплату наскребли И тем детинам принесли. Гробовщики переглянулись, Смутившись... но, пожав плечьми, Не повинились пред людьми И за мошною потянулись... Содрав три шкуры с голытьбы, Людей неласковой судьбы. В шинок сходивши, заложили Гнедого с Чалым в драндулет, Инструментарий погрузили И в табор поторили след. Цыгане сл╦зно затужили И в гроб старуху положили; Накрыли крышкой и по ней Забили с дюжину гвоздей. Гробовщикам свой груз печальный Препоручили. А затем Старшой велел сниматься всем, И отбыл табор в путь свой дальний, Кляня гробовщиков скупых За жадность и бездушье их. Детины тронули к погосту. Приехавши, спустили гроб. Горилки приняли грамм по сту, Работалось спорее чтоб. Для ямы место подыскали, О том о с╦м порассуждали И, оголившись до пупа, Подналегли на заступа. Но дело двигалось неспоро: Коренья, камни, разный хлам Им попадались тут и там. Земля противилась... И вскоре Афоним выбился из сил; Передохнуть он предложил. - Ананий, мы сегодня ели? - Спросил, уставясь на мозоль. - Пол-ямы вырыть не успели, А в теле слабость, дрожь и боль. Не может быть, чтоб с перепою! - Неладно что-то и со мною: Кор╦жит самого, хоть хнычь... Боюсь, что этот старый хрыч - Ведьмак; и мстит он нам от злости! Коренья, камни да кирпич - Откуда? не могу постичь... Ну ладно б попадались кости, Такое было; но чтоб так? Ума не приложу никак! - Послушай, Нань, - сказал Афоним, - А мы на этот раз схитрим: Давай в пол-яме захороним Проклятый гроб - и леший с ним! - Ништо! - Ананий согласился И тут же с места подхватился. Подкантовали, напряглись И абы как столкнули вниз. Потом в ладони поплевали, Перемигнулись весело, Подборки в руки - и пошло: Забрасывать могилу стали. В полнеба красное пятно - К закату близилось оно... - Афонь, - заметил вдруг Ананий, Вспотевший вытирая лоб, - Не обратил ли ты вниманья: Бросаем камни мы на гроб, А стуков никаких о крышу Я что-то вроде бы не слышу. А ну-ка гляну, что там. Ой, Тут что-то не тово... Постой! (Ананий со страху икает) Да не кидай -ик! -землю, стоп, Она уходит -ик! - под гроб. А он как будто -ик! - всплывает. Он... ик! - почти уж наверху... Бежим отсюда! Карау... И оба голоса лишились, Так и застыв с раскрытым ртом. Затем колени подкосились, Ослабло тело; а потом, Когда сорвалась крышка с гроба, Похолодела вся утроба... Цыганка... села, и тотчас Не отверзая м╦ртвых глаз, К детинам руки протянула И зашипела, как змея: - Как жаль, што дн╦м не вижу я! Что не могу размежить веки И посмотреть в глаза того - Мерзавца, а не человека! Кто так ограбил, и кого - Цыган, голодных, полунищих!.. Оставил без гроша и пищи, В нужде на несколько недель. Что ж вы за нелюди? Ужель У вас ни совести, ни чести Не сохранилось и на грош? Видать, всю пропили... Ну что ж, Не миновать моей вам мести! Сегодня, лишь зайд╦т луна, Вы мне заплатите сполна! - Ой, Андрюша, - вздрогнула Марта. - У меня аж мороз по коже! - Под одеялом и холодно? - Не холодно, а страшно... Ты так образно рассказываешь, что эта ведьма стоит перед глазами... - Может, на сегодня хватит? Рассказал только до половины. - Так хочется дослушать! Я вс╦ равно теперь не засну... - Ладно, уговорила. Слушай: Цыганка на спину упала, Шепча проклятья м╦ртвым ртом. Опять на место крышка встала, И гроб исчез. На месте том Поднялся бугорок могильный. И будто после др╦мы сильной Гробовщики ожили вновь: В их жилах заиграла кровь, Угасший разум прояснился, Вернулась речь и бодрый дух. Они переглянулись вдруг, Афоним к другу обратился: -Ты не заметил, я не спал? Ананий лишь плечьми пожал... Затем вернулись к драндулету, Впрягли вздремнувших лошадей, Поехали. Боясь при этом в пути заговорить о ней. Решив, что это - наважденье, Всего лишь сонное виденье, Припл╦вшееся одному, И каждый думал - лишь ему. Ведь что греха таить, такое Случалось с ними иногда: Упьются на ночь и тогда Кошмары снятся с перепою... Но вот они уж дома снова. Стемнело. Время отдыхать. Не говоря о н е й ни слова, Решили вместе ночевать. Оно и раньше так случалось, Что утром вместе просыпались. И так бывало потому, Что в двухсемейном их дому Других жильцов уж не осталось: Забрав детей, супруги их Давно оставили одних - Терпеть пьянчуг они устали. Но мысль о выпивке у ту ночь Детины оба гнали прочь. Со стороны посмотришь - скажешь, Что каждый безмятежно спит. Да и послушаешь, то даже Услышишь, как во сне храпит. Но это - видимость. На деле Дружки не спали. И хотели Лишь показать, что, мол, его Не беспокоит ничего. Как будто не было погоста, Не знал не ведал, что о н а Сегодня, лишь зайд╦т луна, Пожаловать грозилась в гости И заварить крутой ухи... Пропели полночь петухи - И тотчас стены задрожали Поднялся вой, галд╦ж, содом, И стекла в рамах дребезжали, И вс╦ ходило ходуном. Внезапно с треском дверь открылась, И на пороге появилась, Прошедши сквозь земную твердь, Седая, серая, как смерть, Цыганка... И злорадный хохот, исторгся из коварных уст; Зубовный скрежет, лязг и хруст, Невидимый зловещий топот Дружки услышали вокруг... Они было вскочили вдруг, Но ноги тут же отказали; Хотели вскрикнуть, но слова Чуть слышно с языка слетали И были внятными едва... Один дрожит, как в лихорадке, Другой в трясучке, как в припадке, И оба с ужасом глядят, Как будто перед ними ад. А ведьма вот, совсем уж рядом Почти у самого виска Е╦ костлявая рука, свирепый взгляд... Могильным смрадом Шибает в ноздри; из очей Искрится жар, как из печей... Детинам некуда деваться И ж╦н на помощь не позвать... А ведьма стала издеваться: Кусать и д╦ргать, и щипать, Таскать за волосы; под ногти Занозы загонять и когти Совать то в ноздри, то под глаз, И каждому помногу раз... Хрипел Афоним контроктавой, Чуть слышно стоны издавал; Ананий только ртом зевал В ответ на вывихи суставов... Но кукарекнул лишь в селенье Вторично в эту ночь петух, Как издевательства, мученья И пытки прекратились вдруг: Цыганка, вздрогнув, отступилась. Лицо досадой исказилось: Ей не хватило тех часов, Чтоб доконать гробовщиков. Она зловеще прошипела: - Благодарите петуха - Он сохранил вам потроха, Швырнуть шакалам не успела... Но я вас завтра навещу И своего не упущу! Наутро оба, еле-еле Поднявшись, вышли на крыльцо. Тряслись поджилки и зудели Суставы, мышцы и лицо. Тошнило, будто с перебору; Но ведь вчера и разговору, Насколько помнили они, О пиве-бражке - ни-ни-ни! Пора задать лошадкам корму, Пернатых выпустить во двор, Прошло полдня, но до сих пор Они прийти не могут в норму... И на прохожих, как назло, Пока что им не повезло... Но вот в раскрытые ворота Неспешно к ним вош╦л старик; Почудилось, окликнул кто-то, И он заш╦л сюда на клик. Седой, как лунь, согбен годами, Он поискал вокруг очами, Ладонью притенив лицо, И обнаружил молодцов. Преодолел две-три ступени и, словно выбившись из сил, Остановился и спросил: - Что это с вами, люди-тени? . . Какой такой коварный враг Вам лица изукрасил так? Детины честно рассказали, Не умалив проступок свой, О том, как сдуру обобрали Цыганский табор кочевой И чем за это поплатились, Когда с погоста возвратились; О том, что ждет их в эту ночь - И некому в беде помочь... И молвил старец им с упр╦ком: - Давно известно на миру, Что жадность не вед╦т к добру; Да будет это вам уроком! Я вашу, так и быть, беду Для перворазу отведу, Но при условии едином: С Зел╦ным Змием не дружить, Вернуть семью и ладно жить, Как подобает христианину! И вот настала ночь вторая, Тревожный приближая час... Наш старец Магию читает, Афоним пь╦т, но - только квас; Топор, воткнутый в половицу, Виднеется среди светлицы; Ананий крестится, но вс╦ ж Его одолевает дрожь... А ровно в полночь повторились Вчерашний скрежет, вой и гром: Качался пол и трясся дом. И беспрепятственно явилась Цыганка грозная в дверях. Увидела топор - и "Ах!.. " Воскликнула, как простонала; Хотела выскользнуть за дверь, Но та захлопнулась. Знать стала Ей неподвластна уж теперь. - А, добрый вечер, дорогая! - Сказал ей старец и, вставая, Рукою поманил: - Иди Немного с нами посиди! Хоть стол не сильно впечатляет, Зато отличный нынче квас У нас имеется. Сейчас Наль╦м, он жажду утоляет... Ну, ну, ещ╦, ещ╦ шажок! Ты не стесняйся нас, дружок... Цыганка раз, другой шагнула, Дрожа при виде топора. Сегодня вид е╦ сутулый Совсем не тот, что был вчера. Смиренно на колени пала, Воздела руки, застонала, И с кровью пополам слеза Наполнила е╦ глаза: - О добрый маг, не будь суровым!.. Возможно, я и не права. Моя седая голова С годами стала бестолкова - Ведь я покинула сей свет С рожденья в полтораста лет. Проникнись, старче, состраданьем, Не будь жесток, как я. Прости! Пожалуйста, на покаянье Мой прах и душу отпусти. Будь милосердным человеком, Не дай мне до скончанья века В геенне огненной гореть!.. - Помилуй, ты ведь эту сеть Сама себе насторожила... Сперва иди кваску испей, А там посмотрим. Ну, смелей, Ты угощенья заслужила!.. Цыганка сделала движенье, И лишь сравнялась с топором, Как тут же рухнула в пролом. И провалилась в преисподню, Туда, где правит Вельзевул. Молва идет - там посегодня Земля дрожит и слышен гул... Гробовщики с тех пор не пили. Вернули ж╦н, детей. Сменили Профессию. И через год Построили квасной завод. По слухам, их квасок целебный Охотно брало вс╦ село. Там вывелось хмельное зло, Поскольку, якобы, волшебный Напиток оказался сей. А что? Вс╦ может быть. Ей-ей! - Ну как, понравилась сказка? - Спросил Андрей, закончив. Э, да ты, никак заснула? - не услышав ответа, толкнул е╦ локтем. - Что ты, конечно нет! Не могу справиться с впечатлениями... А сказка замечательная, красиво написана. Наш Федя - замечательний поэт. - Ну, он немного другого мнения, - возразил рассказчик. - Говорит, что написано коряво и с какими-то погрешностями. - Может быть. Но ему простительно: он ведь начинающий поэт. А поскольку видит погрешности, значит, способен к совершенствованию, я так считаю. - А ты не считаешь, что пора уже спать? Ну-ка дуй к себе, - напомнил он - Дай щ╦чку, так уйду! Л╦гкий стук в дверь, а затем и ее слабый скрип разбудили Марту, когда сумрак не позволял еще разглядеть стрелки на циферблате. Увидев на пороге мать, пришедшую их будить, она приложила палец к губам, поманила к себе и спросила ш╦потом: - Мама, я попросила его задержаться до обеда - сходим с ним к ерику за ветками. Чтоб не беспокоить дедушку. Можно? - Ну, если он согласился, то можно. Но будьте настороже. Впрочем, в случае опасности я дам знать. - А ты меня не отпустишь с ним, хоть на ден╦к: я так соскучилась по моим новым друзьям!.. - На этой неделе мне обещали машину - перевезти сенцо. Тогда и... Она не договорила: беспокойно за╦рзал, простонав во сне, Андрей. Чтоб не разбудить и его, она чмокнула дочь и также тихо вышла. Они ещ╦ спали, когда, подоив козу и запустив к ней малыша, оравшего на весь базок, Ольга Готлобовна ушла из дому. Проснувшись, Андрей глянул на ходики: было начало девятого. Марта сладко посапывала. Поднялся, осторожно надавил на дверь - скрип е╦ не разбудил. Не проснулась она и тогда, когда он через некоторое время вернулся. И только стук костяшками пальцев о быльце кровати заставил е╦ лупнуть глазами. - Ты чего рано? - натянула она сползшее было одеяло до подбородка. - Нич╦ не рано: девятый час. - Присел возле не╦ на корточки. - Я привык вставать вместе с солнцем. - Вижу, успел уже и умыться. Не зам╦рз под утро? - Наоборот: мне такой сон припл╦лся, что проснулся весь в поту. - Сон? Страшный? - удивилась она. - Расскажи. - Приснилось, будто фрицы устроили облаву на наших ребят... Рудика - он почему-то тоже оказался на хуторе, Мишку, Бориса и Федю вроде связали по рукам и ногам и пошвыряли в мажару. Это такая тележка, мы сделали е╦ после твоего отъезда. Потом набросились на Ванька. Человек пять. Он что ни посбивает их с ног, а они обратно поднимаются и к нему. Потом вс╦-таки связали и его и заставляют тащить возок на станцию. А тебя, Веру и ещ╦ Нюську, почемуто раздетых чуть ли не догола, полицай, мой сосед, хлещет тр╦х-хвостой пл╦ткой и приговаривает: - Танцюй! Танцюй! - Фу, какой ужас тебе приснился!... - Марта даже зажмурилась и повертела головой. - Так вот почему ты перед утром ворочался и стонал... - Поэтому план меняется: я решил немедля вернуться домой. - Почему-у? - спросила она разочарованно. - Мне думается, сон приснился не зря. Фрицы верняк решат нахапать детворы где-нибудь подальше. А вдруг на нашем хуторе! Нужно срочно предупредить, чтоб были начеку. - Что ж, может, ты и прав... Отвернись, я оденусь. - Андрей взял стул, отош╦л и сел к ней спиной. - Я сейчас быстренько соберу позавтракать, потом немного тебя провожу. А ты будь осторожен: в центре они, может, и не решатся, но могут сделать засады на окраине станицы. Говоря это, она натянула лифчик, сняла с вешалки кофточку, но передумала и напялила платье с синими ш╦лковыми полосками по рукавам и подолу, уже довольно тесноватое вверху. Торопливо позавтракав хлебом с козьим молоком, зашли к деду. После вчерашнего массажа, сделанного опытной рукой дочери, радикулит отпустил настолько, что он собрался сходить за кормом для козы. - Дедушка, ты подожди и меня, я недолго: провожу немножко нашего гостя, и мы сходим вместе, - на прощанье попросила внучка. Центральная улица станицы не многим отличалась от хуторской: без тв╦рдого покрытия, без кюветов, такая же пыльная. Те же саманные, в большинстве сво╦м под камыш, хаты. Разве что заборы не плет╦нные, а дощатые либо штакетные - серые, давно, а то и вообще не крашенные, покосившиеся. Вскоре слева и несколько на отшибе показались два длинных навеса, крытых черепицей. Под каждым - в два ряда дощатые, на вкопанных в землю стойках, торговые столы. Станичный базар, обнес╦нный штакетным забором. Свернули к нему, направляясь ко входу на территорию. - Пойд╦шь через рынок? - спросила она. - Так ближе. Что-то с╦дни, несмотря на будний день, народу здесь многовато... Всегда, что ли, так? - Понятия не имею. Видела рынок всего один раз и то дн╦м, когда проезжали с домашним скарбом мимо; тогда тут никого не было. - Да и я вчерась никого не видел. Не хватало многих штакетин, а вот эти въездные ворота были вообще проломлены и настежь. В честь чего его так отремонтировали? - удивился Андрей. - А видишь вон плакат - "Ярмарка", - показала Марта. Перед входом на территорию рынка у большого щита толпилось несколько женщин и подростков. В написанном от руки крупными буквами приглашении посетить ярмарку говорилось, что по случаю очередных выдающихся успехов "непобедимой германской армии" населению на территории рынка будут продаваться д╦шево, за советские рубли, такие товары, как керосин, спички, мыло и другой дефицит. - Жаль, не за что, а то взять бы спичек, - пожалел Андрей. - С кресалами мороки много. - Кресало - это огниво, что ли? - уточнила Марта. - В следующий раз, как прид╦шь - напомни: у нас ещ╦ десятка два коробков, если не больше. - Спасибо, напомню. Ты дальше не ходи, дедушка ждет, - подал он руку перед входом на территорию. - Проведу до выхода, ладно? - попросила провожатая. Прошли за ограду. Похоже, о предстоящей ярмарке станичники были извещены заранее: на столах лежало немало всякой сельской всячины - от овощей до мелкой живности. Продавцы и покупатели - старухи, молодайки, подростки. Много народу у ларей, кучкуются в ожидании обещанного дефицита. Впрочем, наших героев вс╦ это абсолютно не интересовало. Неспеша дошли они до противоположного края. У выхода Андрей снова напомнил: - Вс╦. Возвращайся. Пока! - Когда ждать ещ╦? - Не раньше, как через неделю: делов пока - навалом. - Привет от меня всем-всем! До выхода оставалось каких-то два шага, когда у калиточного про╦ма возник мужик угрюмого вида, объявив: - Тута ходу нэма! - Это ещ╦ почему? - возмутился Андрей. - По качану. Кажу - выход с того боку. Провалюй! - грубо втолкнул обратно. - Видала? - вернулся он к Марте. - Только что выпустил двух бабок, а меня - ни в какую. Говорит, выход с той стороны. Что бы это значило? - Неужели готовится облава? ... - упавшим голосом прошептала она, побледнев так, что обозначились веснушки. - Да ты не боись! Не выпустят и там, перелезем через забор. Поспешили на выход. Уже издали заметили: и тут дежурит полицай. Просто, заходя, в тот раз не обратили на него внимания. Стали наблюдать. Бритый, одет прилично, выглядит добряком. Вот только глаза - так по сторонам и стреляют. Женщина с хозяйственной кош╦лкой вышла беспрепятственно. Без задержки вошло двое пацанов: один коренастый, лицо в крупных оспинах, второй помельче, в линялой рубахе, коротких штанах, с облупленным носом. А вот девчонку лет тринадцати, хотевшую выйти за калитку, остановил. - Ты почему ж уходишь, не дождавшись, ай спички в доме не нужны? - спросил участливо, с улыбкой. - Шпычкы-то нужни, та грош нэмае... - У немцев большой праздник, поэтому детворе будут отпускать бесплатно, - понизив голос, пообещал бритый "по секрету". - А чи вы нэ обманюетэ? - усомнилась было та. - Конешно, кто без грошей, тем дадут меньше - по коробку спичек и брусочку мыла, но и за то спасибо. Иди вон к тому ларьку, займи очередь, а то может и не хватить! Поверив лжи полицая, девчонка вернулась. - У меня отпали всякие сомнения, - сказал Андрей. - Нужно драпать, пока не поздно! Южная сторона забора примыкала к лужайке, по-местному именуемой подыной. Сквозь штакетины видны увядающие лопухи, будяки, невысокий пыльный кустарник. Оглядевшись, не следит ли кто внутри базара, приблизились к забору. Присев, Андрей скомандовал: - Залазь мне на плечи; - когда она, держась за штакетины, взобралась, выпрямился. - Заводи ногу на ту сторону... цепляйся носком за рейку... теперь другую... прыгай! Перемахнул сам - Марта сидела с болезненной гримасой, держась за щиколотку правой ноги. - Никак вывихнула? . . - Похоже на то... больно - не могу...