Борис Житков, Б.Шатилов. Адмирал
---------------------------------------------------------------------
Книга: Б.Житков. "Джарылгач". Рассказы и повести
Издательство "Детская литература", Ленинград, 1980
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 9 июня 2002 года
---------------------------------------------------------------------
Было тихо, жарко. Над горячим песком и над морем волновалось марево.
Купальщики на пляже сняли с себя даже трусики. Щурясь и прикрывая головы кто
носовым платком, кто просто рубахой, они смотрели вдаль, в море. В море
что-то глухо бухало, а что, не было видно.
Голые купальщики изнывали от зноя, а старик - в черном пальто, в старой
адмиральской фуражке большим белым блином с огромным козырьком - как бы
вовсе не замечал и не чувствовал июльской духоты и зноя. Он взошел на
песчаный пригорок, расставил, словно укрепил, ноги в песке, подперся палкой
с резиновым набалдашником, надставил козырек стариковской рукой и маленькими
едкими глазками впился в море. Он знал, что это бухает, знал, куда надо
смотреть: недаром на голове у него была старая адмиральская фуражка с
ремешком на двух золотых пуговках.
На старика в черном пальто было жарко смотреть. Купальщики посмеялись
над ним и отвернулись от него. А ему и не надо было никого. Он сам с собой
разговаривал сиплым басом. Говорил он вот что:
- Тэк-с, это, конечно, двенадцатидюймовочкой ахнули. Тэк-с... А это
разрыв... - сказал он, увидев с пригорка то, что за маревом не видели
купальщики. Столб воды далеко у горизонта взлетел вверх, сверкнул на солнце
и рухнул. Через минуту долетел грохот разрыва. - Тьфу ты! Да неужто со
второго?
Старик заволновался, захлопал себя по карману пальто, а хлопать-то было
нечего: большой медный бинокль лежал на своем месте. Все продал старик в
голодные годы, не продал только вот этот бинокль. Этот бинокль подарил ему
когда-то отец, когда он окончил морской кадетский корпус, подарил и сказал:
"Ну, теперь гляди в оба!"
До адмиральского чина дослужился бинокль вместе с хозяином, и старик
тайком называл его "ваше превосходительство".
- А ну-ка, "ваше превосходительство", глянем!
Старик так и впился в море, спокойное, с легкой ласковой зыбью. Он
вертел ролик бинокля и с наслаждением пробегал глазами по сверкающей водной
равнине.
Вот уже 17 лет, с того самого дня, как сняли его с корабля матросы, он,
старый моряк, ни разу не взглянул на море.
На приморской даче, на которой он жил и зимой и летом, окно, выходившее
на море, он приказал завесить плотной занавеской еще раньше того, как он
въехал в эту самую дачу, и строжайше запретил ее трогать. Каждый день,
выходя на прогулку, он брал курс из дверей прямо от моря в берег, в сосновый
лес, а с прогулки возвращался всегда той дорогой, которую сплошной цепью
пересекали дачи и закрывали море. А сегодня вдруг лопнула старая тесемка, на
которой 17 лет болталась зеленая занавеска, занавеска упала, и море -
голубое, ясное - приветливо глянуло на старика в окно. Старик было
выругался, приладил занавеску, хотел задернуть, но встал у окна, посмотрел
на море да так и стоял с полчаса: оцепенело глядел не отрываясь.
Вдруг повернулся и стал поспешно одеваться, надел все, что висело на
вешалке, словно собирался уйти в море и никогда не возвращаться. Он туго
набил кисет табаком, сунул в карман щербатую "миледи" и "его
превосходительство" и торопливо зашагал к морю.
И вот он стоял и смотрел в бинокль и чувствовал, как море переливает в
него всю свою свежесть.
- Так и есть! Со второго прохлопали.
Старик ясно видел пробитый щит - плавучую брезентовую мишень, которую
тащил на буксире небольшой катерок.
- Это Васька! Васька Осипов! - забормотал он волнуясь. - Узнаю письмо
по почерку. Меня не надуете, дорогие товарищи! Комсомольцы-то у вас вроде
для фирмы, а мишени-то старые комендоры дырявят. Думали, без нас, стариков,
обойдетесь... А вот и не вышло-с. Ххе! Мелко плавали, дорогие товарищи! А
ну, "ваше превосходительство", разрешите покурить!
Отставной адмирал бережно положил бинокль в карман, а из другого
кармана вынул резиновый кисет и стал заправлять старую, выщербленную трубку.
Он купил ее когда-то в Ливерпуле. До адмиральского чина она не дослужилась:
годами не вышла, и старик называл этот деревянный огрызок "миледи". Адмирал
любил хорошее общество.
Закурил он быстро и сейчас же приставил к глазам "ваше
превосходительство". По горизонту маленьким черным прямоугольником плыл
второй щит, пока еще целый. Старик впился в него как астроном в звезду,
которую он только что открыл.
- Пошел, пошел! - хрипло шептал старик.
- Дедушка, прикурить можно?
Это спрашивал какой-то парень в синих трусиках, разминая пальцами
папироску.
- Весь пляж обошел, ни у кого спичек нет. Честное слово!
- Пошел, пошел! - бормотал старик, не отрываясь от черного квадратика в
море.
- Да чего же пошел-то? Что вам, жалко, что ли?
В это время раздался гул выстрела. Глухим вздохом доплыл он от
горизонта к пляжу. Старик подскочил, вытянулся, словно вырос, и в
самозабвении шепнул:
- А ну, вва-вва-вва... Тьфу! Чтоб ты пропал! - и старик плюнул в песок.
- Сумасшедший! - вскрикнул парень и невольно отшатнулся от старика.
Старик оглянулся.
- Да, да, сумасшедший! - закричал старик, размахивая биноклем. - С
первого, с первого, черт побери! Сумасшедший выстрел!
Ахнул разрыв. Он громче и ярче прокатился по морю. А старик совал в
глаза парню в трусиках свой заветный бинокль.
- Гляньте-ка, гляньте-ка, черт вас возьми! Там, у горизонта... Ну что?
Рамка?.. Рамка!.. Знаю, что рамка! А в рамке-то что?
- Да дыра никак.
- Дыра! Дыра! Так это все Васька Осипов! Он, негодяй! Меня не надуешь,
молодой человек. Пусть вам, сосунам, эти комсомольские басни рассказывают.
Двенадцатидюймовым калибром, да на такую дистанцию, да с первого удара - это
Васька Осипов. Можете мне голову оторвать, если это не он. И это не иначе,
как его коньяком обещали накачать наповал. Нет-с, старого ворона не надуешь,
не надуешь, молодой человек!
Старик вырвал из рук парня бинокль и так замахал им у него перед носом,
что парень в страхе попятился.
- Закурить все же можно? - робко спросил парень. Он с опаской смотрел
на старика и, держа в зубах папиросу, издалека, осторожно, словно боясь
обжечься, тянулся к адмиральской трубке. Старик порывисто ткнул в воздух
коробкой спичек. Парень закурил.
- Да-с, молодой человек, это бьет Васька Осипов, - сказал старик
раздумчиво.
- А очень просто, что Васька, - сказал парень между двумя затяжками. -
Если это с "Марата" бьют, так это факт - он.
- Ага! А я что говорил? И вам он тоже известен? - старик зацепил сухим
пальцем как железным крюком за резинку трусиков. - Вы, молодой человек, еще
вот в коротких штанишках щеголяете и не знаете, что этот Васька Осипов,
когда мы с немцами воевали, плавал на минном крейсере "Новик" и ведь что
каналья разделывал...
Парень раскрыл рот, хотел что-то сказать, но старик нахмурил брови и
закричал:
- Не перебивать, и извольте слушать, когда вам говорят, молодой
человек!
- Представьте себе: вечер, немцы напирают. У нас два корабля, а нам
надо изобразить, что у нас целая эскадра, и затянуть всех этих Михелей,
Бранденбургов да Кювенштюкеров - всех их, голубчиков, затянуть на минные
поля; а сверху мгла, туман как потолок навалился, им аэроплан бы послать
поглядеть, да не видать: мы под туманом, что мыши в подполье. Броненосец
"Слава" - не знаю, теперь он у вас, может, и "Позором" называется, а тогда
"Славой" назывался, - и вот "Слава" бьет двенадцатидюймовкой, бьет нарочно
так, чтоб у колбасников в ушах трещало, чтоб казалось им, что у нас тут
невесть сколько этих самых пушек. А они по "Славе" долбят, чугуном, что
водой, поливают. Ввязались в бой. "Слава" отступает, и ни одной трубы на ней
- все сбито, дым валит прямо на палубу. "Слава" сдает, запинается, а надо
бой показать, затянуть на минные поля. Слышите, молодой человек? Видели мины
- такие железные пузырьки под водой? Килем зацепишь - и... трах... все
разворотит, и сразу в подводное плаванье - раков ловить. Так вот-с, "Слава"
сдает, запинается, немцы могут расчухать всю ее хитрость и не идти за ней
всем табуном. Чего за ней идти, если она уж чуть-чуть ухает: артиллерии
недостает. От флагмана приказ "Новику": выйти вперед на расстоянии выстрела
и накачать немцам. "Есть! Пошли!" Осипов у орудия снаряды подает, он тогда
еще боцманом был. И вдруг - трах! - убивает комендора при орудии. Осипов на
его место. Как начал садить, тут и безрукий руками разведет. Понимаете!..
Старик совсем присунулся к парню и, ударяя его в голую грудь медным
биноклем, закричал:
- Понимаете, как пальцем тычет! Ни одного промаха! И это под огнем,
заметьте, в спешке!
Старик тряс биноклем над головой парня. Бинокль сверкал на солнце медью
и стеклами.
- Задним ходом отступаем, лавируем меж своими минами, и наконец ахнуло:
сел немец на нашу капусту. Справа опять рявкнуло - другой нарвался! Так, не
лазь в чужой огород! А Осипов гвоздит и гвоздит. Из боя мы вышли как ворона
с пожара: ни труб, ни мачт. Пришли домой - Осипова к командиру требуют.
- Никак нет, - говорят, - не может.
- В лазарете?
- Никак нет!
- Контужен?
- Никак нет!
- Да что же с ним, черт возьми! Конвоем его привести!
- Никак нет, - говорят, - невозможно! Можно только на руках принести:
пьян.
- Кто напоил?
- Самочинно, - говорят. - Разбил два шлюпочных компаса и спирт из них
выпил. "Только для этого счастья, - говорит, - я и жив остался".
Горчайший был пьяница! Ну что с ним поделаешь, произвели в комендоры.
Этого Осипова все у нас знали, да и немцам он дал себя знать. Вы перед ним
мозгляк, молодой человек! Громадина, в плечах полсажени, рыжий как таракан,
весь в веснушках, как клопами усажен; веснушки - во! Брови рыжие, и душа-то
у него была какая-то рыжая. Но стрелять, действительно, мог из пушки по
воробью, да еще и влет. Это он, Васька Осипов, садит сейчас по этим мишеням.
Он! Узнаю письмо по почерку. Нет, меня не надуешь!
- Да когда же Васька-то был рыжим-то? - сказал парень.
- Всегда, всегда! - нетерпеливо закричал старик. - И, я вижу, не знаете
вы этого Осипова. Понаслышке знаете.
Старик презрительно посмотрел на парня и отвернулся от него.
- А вон, никак, со стрельбы идут, - сказал парень.
Прищурясь, он смотрел вдаль: на горизонте показался дым. Он колыхался и
волновался в жарком мареве моря.
- Если это "Марат", то факт: это Васька стрелял. Он на корабле по этой
части спец, ударник. Дайте-ка глянуть.
Парень взял бинокль.
- "Марат" и есть. Так это Васька грохал. Честное слово, дедушка!
- То-то и есть, что Васька Осипов, - сказал старик, вырвал бинокль у
парня и навел его на корабль. - "Дедушка, дедушка", - ворчливо бормотал он.
- Все нами, стариками, держится. Нет-с, дорогие товарищи, без нас, стариков,
не обойдетесь! Пришлось Ваське Осипову поклониться, и мне еще поклонитесь!
- Да какой же Васька - старик? - сказал парень. - Он старше меня всего
на два года.
- Васька? Осипов?
- Осипов.
- Рыжий?
- Да нет, мы оба чернявые.
- Так не видал ты Осипова - и не ври.
- Да как не видал! Чай, он брат мой родной!
- Васька? Осипов Васька?
- Ну да.
- Это он бил по щиту?
- Факт - он.
- Тьфу!
Старик плюнул и с минуту молчал потерявшись.
- Пьет? - закричал он вдруг, в упор уставясь на парня.
- Что вы, дедушка! Там у них, на "Марате", все комсомольцы. И Васька -
комсомолец.
Старик плюнул в песок, словно камнем бросил.
- Тьфу!
И зашлепал от моря. В расстройстве он забыл спрятать в карман "его
превосходительство" и так и размахивал им до самого дома. А дома он швырнул
"его превосходительство" на дырявый диван, подошел к окну, смотревшему в
море, и рывком наглухо задернул занавеску.
Last-modified: Sun, 09 Jun 2002 19:01:08 GMT