что же нам теперь делать? Морган разгладил смятое письмо и, снова взглянув на него, оттолкнул, как если бы оно не содержало больше ничего, достойного внимания. -- А Толливер уже видел оригинал? -- Не думаю. Монсеньор Горони отплыл на борту "Рафаллии" два дня тому назад. Если мои расчеты верны, он, скорее всего, прибудет завтра. -- Да нет, похоже, он прибудет часа через три, когда наступит отлив, -- возразил Морган, -- Горони, должно быть, подкупил моих капитанов, и они сделают невозможное. Надеюсь, они хотя бы заставили его расплатиться сполна! -- Есть ли возможность перехватить письмо? Морган поморщился и покачал головой. -- Не думаю, Дункан. Сделав это, я нарушу неприкосновенность той самой церкви, которую я хочу сохранить в Корвине. Я не должен мешать Горони. -- Предположим, я опережу его и, показав Толливеру копию, объясню ему твою роль во всей этой истории, и он, может быть, согласится не принимать никаких мер еще некоторое время. Ко всему прочему, я не думаю, что ему очень нравится получать такие указания от Лориса и Карригана. Ни для кого не секрет, что они считают его деревенским простачком, который тише воды ниже травы. Мы могли бы сыграть на его самолюбии -- может быть, это поможет нам избежать отлучения. Как ты думаешь? -- Возможно, -- кивнул Морган. -- Иди, приведи себя в порядок и скажи Дерри, чтобы седлал для тебя свежего коня. Пока ты собираешься, я напишу Толливеру еще одно письмо, где попрошу у него поддержки. Хотя это не так-то просто. -- Он встал и направился к письменному столу, уже на ходу доставая чернила и пергамент. --Нужно найти верный тон, сославшись одновременно на герцогский авторитет, благочестие сына церкви и нашу старую дружбу, и постараться при этом не упоминать о Дерини, чтобы у него совесть оставалась спокойной. Через четверть часа Морган поставил свою подпись в конце этого важнейшего письма и особым росчерком удостоверил подлинность документа. Потом он капнул светло-зеленого печатного воска под своим именем и приложил к горячему воску перстень с грифоном. Он мог бы обойтись без воска -- печать Дерини можно увидеть и так. Но Морган понимал, что это вряд ли понравится епископу. Его высокопреосвященство Ральф Толливер ничего лично против Дерини не имеет, однако некоторых границ не следует переступать и Моргану. Использование даже в малейшей степени ужасной магии в этой ситуации может уничтожить то расположение, которого удастся добиться с помощью письма, каким хорошим ни было бы его содержание и с каким бы усердием ни было оно написано. Морган собрался уже поставить вторую печать, когда вернулся Дункан в тяжелом шерстяном плаще, накинутом на одно плечо. Его сопровождал Дерри. -- Ты кончил? -- спросил Дункан, подходя к столу и заглядывая Моргану через плечо. -- Почти. Он капнул печатного воска на сложенное письмо и быстро приложил печать. Подув на горячий воск, чтобы скорее остудить его, он протянул пакет. -- Другое письмо у тебя? -- Угу. -- Он щелкнул пальцами. -- Дерри, принеси мне его, а? -- Дункан указал на письмо, лежавшее на столике посреди комнаты. Подав конверт, Дерри внимательно наблюдал, как священник прячет письмо в складках пояса чистой сутаны. -- Вам нужен эскорт, отец мой? -- спросил Дерри. -- Нет, если Аларик не будет настаивать. Лично я считаю, что никто, кроме нас, знать об этом деле не должен. Ты согласен, Аларик? Морган кивнул: -- Удачи тебе, кузен. Дункан улыбнулся, торопливо кивнул и тотчас же скрылся за дверью. Дерри бросил на него прощальный взгляд и повернулся к Моргану. Герцог не двинулся с места; казалось, он ничего не видит, целиком погрузившись в свои мысли. -- Милорд? -- М-м-м? -- Морган вздрогнул, словно вспомнив, что молодой человек находится в комнате, хотя Дерри был уверен, что он об этом и не забывал. -- Сэр, можно задать вам один вопрос? Морган встряхнул головой и растерянно улыбнулся: -- Конечно. Ты, наверное, и не представляешь, что тут у нас творится. Дерри улыбнулся: -- Как-то неспокойно, нехорошо как-то, милорд. Может быть, я могу чем-то помочь? Морган внимательно посмотрел на молодого лорда, опершись подбородком на руки, потом понимающе кивнул. -- Может быть, и можешь, -- сказал он, выпрямившись в кресле. -- Дерри, ты со мной уже с давних пор. Не хочешь ли, чтобы я познакомил тебя с начатками магии? -- Вы же знаете, что хочу, сэр! -- ответил Дерри, сдерживая широкую улыбку. -- Ну хорошо. Перейдем-ка туда, к карте. Морган двинулся к шпалере, покрывающей всю ближайшую стену, на которой была выткана карта. Он провел ладонью по огромному голубому пальцу залива и, найдя наконец что нужно, заговорил. Дерри внимательно смотрел и слушал. -- Итак, вот Корот. Здесь дельта, образованная устьями двух рек. Вверх по течению западной реки, по которой проходит наша северо-восточная граница с Торентом, расположен Фатан, торентский торговый город и отправная точка всех набегов и вылазок Венцита на этом участке границы. Я хочу, чтобы ты проехал по течению реки до Фатана -- по территории Торента, сделал крюк на запад и вернулся сюда вдоль нашей северной границы. В твою задачу входит сбор сведений. Прошу тебя сосредоточиться на трех вещах: планы Венцита Торентского относительно войны на этой территории; все, что можно узнать об этом мошеннике Варине на севере; и, наконец, любые слухи об угрозе отлучения. Дункан ведь рассказал тебе об этом, не правда ли? -- Да, сэр. -- Очень хорошо. Решай сам, за кого ты себя будешь выдавать, но мне кажется, что лучше всего прикинуться торговцем мехами или охотником. Тогда в тебе труднее будет распознать воина. -- Понимаю, сэр. -- Хорошо. А дальше-то и понадобится магия. Морган нащупал на шее тонкую серебряную цепочку и достал ее из-под изумрудного плаща. Когда она показалась вся целиком и Морган снял ее, Дерри увидел, что к цепочке прикреплен какой-то серебряный медальон. Он немного пригнулся, чтобы Морган мог накинуть на него длинную цепочку, а потом с любопытством посмотрел на медальон, висящий теперь у него на груди. Казалось, это было что-то вроде амулета, хотя Дерри не смог как следует разглядеть ни фигуры в центре медальона, ни надписи по краям. Морган повернул медальон вверх лицевой стороной и прислонился к книжному шкафу, стоящему под картой. -- Ну а теперь мы с тобой попытаемся установить между нами особый вид связи, которым иногда пользуются Дерини. Эта связь сродни способности читать мысли -- ты много раз видел, как я это делаю, -- но не столь изнурительна, потому что ты продолжаешь себя контролировать. Теперь расслабься и попытайся полностью освободить свой разум. Уверяю тебя, это не так уж страшно, -- прибавил Морган, видя мгновенное замешательство Дерри. Дерри, сглотнув, кивнул. -- Хорошо. Теперь смотри на мой палец. Морган поднял указательный палец правой руки и стал медленно приближать его к лицу Дерри. Молодой человек не спускал с него глаз, пока палец не коснулся его переносицы, а после этого закрыл глаза. Он спокойно выдохнул и расслабился; рука Моргана покоилась у него на лбу. Примерно полминуты Морган стоял не шелохнувшись, затем наклонился и, сжав в другой руке медальон, тоже закрыл глаза. Еще через мгновение он отпустил медальон и, открыв глаза, убрал руку со лба Дерри. Тот вытаращил на него глаза. -- Вы говорили со мной! -- изумленно прошептал он. -- Вы... -- Он с недоумением посмотрел на медальон. -- Я вправду могу пользоваться этим для связи с вами всю дорогу до Фатана? -- Или с отцом Дунканом, если потребуется, -- подтвердил Морган. -- Однако запомни: это трудно. Я, Дерини, могу вызывать тебя, как только понадобится, это не отнимет у меня много сил. А тебе придется ограничиться теми вызовами, о которых мы договоримся заранее. Если же ты сам попытаешься связаться со мной, у тебя может не хватить на это сил. Поэтому следи за временем, это очень важно! Первый контакт я назначаю на три часа ночи, завтра. Ты к тому времени уже будешь в Фатане. -- Да, милорд. Значит, моя задача -- использовать эти чары так, как вы меня сейчас научили, чтобы связаться с вами. -- Он доверчиво смотрел на Моргана. -- Верно. Дерри кивнул и, прежде чем спрятать амулет в складках плаща, еще раз взглянул на него. -- А вообще, что это за медаль, милорд? Я не узнаю ни надписи, ни изображения. -- Так и знал, что ты спросишь. Это старый амулет Святого Камбера, сделан в первый год Реставрации. Мне его завещала моя мать. -- Медаль Камбера! -- вздохнул Дерри. -- А если кто-нибудь ее узнает? -- Если ты не будешь снимать плаща, никто не то что не узнает, даже не увидит ее, мой непочтительный друг, -- ответил Морган, потрепав Дерри по плечу, -- и чтоб на девушек в пути не заглядываться! Это дело серьезное. -- Ну, вам бы только посмеяться надо мной, -- проворчал Дерри, спрятал медальон под плащом, улыбнулся и, повернувшись, вышел. Уже стемнело и ночной холод спустился с гор в долину, а Дункан все еще гнал своего коня к Короту. Встречу с Толливером можно было считать удачной. Епископ согласился отложить свой ответ архиепископам, пока сам не оценит обстановки, и обещал, что сообщит Моргану о любых дальнейших действиях, которые последуют за его окончательным решением. Но, как Дункан и предполагал, Толливера беспокоило то, что касается магии Дерини. Епископ также предостерег Дункана от дальнейших занятий магией, если тот дорожит своим саном и заботится о своей бессмертной душе. Дункан плотнее завернулся в плащ и пришпорил коня, зная, с каким нетерпением ждет Аларик его возвращения. Помнил он и об ожидающем его званом вечере -- в отличие от своего сиятельного кузена, Дункан любил церемонии. Если он, выехав на главную дорогу, поспешит, то поспеет вовремя. Еще не так темно. Ни о чем особенно не задумываясь, Дункан миновал очередной поворот и вдруг обнаружил высокую темную фигуру, стоящую посреди дороги ярдах в десяти от него. В слабеющем свете трудно было отчетливо что-либо разглядеть, но он заметил, что путник одет в монашеское облачение, на голове его остроконечный капюшон, в руке -- посох. Что-то в нем, однако, настораживало. Неосознанное беспокойство заставило Мак-Лайна схватиться за рукоятку меча, висящего слева. Незнакомец повернулся к Дункану -- до него уже было не больше десяти футов, -- и Дункан, душа которого ушла в пятки, резко дернул поводья. Человек спокойно смотрел на него из-под серого капюшона, и Дункан узнал это лицо, лицо, которое он так часто видел в последние месяцы, но во плоти -- ни разу. Они с Алариком сотни раз всматривались в него, исследуя старинные фолианты в поисках информации о древнем святом Дерини. Это было лицо Камбера Кульдского. Прежде чем Дункан смог опомниться и хотя бы что-то сказать, незнакомец вежливо кивнул и поднял свободную правую руку в миролюбивом жесте. -- Стой, Дункан Корвинский, -- произнес он. ГЛАВА IV "И сказал мне ангел, говоривший со мною..."[4] У Дункана пересохло в горле и перехватило дыхание. Незнакомец назвал его именем, известным -- он в этом был уверен -- только троим: ему самому, Аларику и юному королю Келсону. Невозможно было представить, что кто-то посторонний знает, что Дункан -- наполовину Дерини и что его мать и мать Аларика -- сестры-близнецы. Эту тайну Дункан тщательно хранил всю жизнь. А этот человек, стоящий перед ним, обратился к нему, назвав его тайным именем. Откуда он его знает? -- Что вы имеете в виду? -- просипел он не своим голосом от волнения. Откашлявшись, он добавил: -- Я из рода Мак-Лайнов, хозяев Кирни и Кассана. -- Но также и Корвина, по священному праву, унаследованному вами от матери, -- мягко возразил незнакомец. -- В этом нет никакого позора -- быть наполовину Дерини, Дункан. Дункан замолчал и попытался собраться с мыслями, затем взволнованно облизал губы. -- Кто вы? -- спросил он, стараясь взять себя в руки, и отпустил рукоятку меча так же неосознанно, как ухватился за нее перед этим. -- Что вам нужно? Незнакомец дружелюбно засмеялся и покачал головой. -- А сам ты, конечно, не догадался, да? -- пробормотал он с улыбкой себе под нос. -- Вам нечего бояться, Дункан. Ваша тайна останется со мной. Но подойдите же. Слезайте с коня, прогуляемся. Я хочу, чтобы вы кое о чем узнали. Дункан некоторое время колебался, чувствуя себя немного неловко под спокойным взглядом незнакомца, потом решился, и тот важно кивнул. -- Можете считать эту встречу предостережением, Дункан. Я в самом деле ничем вам не угрожаю, все это для вашего же блага. В ближайшее время ваше могущество подвергнется тяжелому испытанию. Вновь и вновь вас будут вынуждать воспользоваться магическими силами в открытую, и тут вы либо признаете ваше родовое право и примете за него бой, как и должно, либо же вы потеряете его навеки. Вы поняли? -- Нет, не вполне, -- прошептал Дункан, прищурив глаза. -- Начнем с того, что я -- священник. Мне запрещено заниматься тайными искусствами. -- Что? -- тихо переспросил незнакомец. -- Мне запрещено пользоваться магией. -- Дункан почувствовал, как вспыхнули его щеки, и отвел глаза. -- Я по всем правилам принял духовный сан, я священник навеки, "по чину...". -- "По чину Мелькиседека", -- продолжил незнакомец. -- Я знаю, знаю, что сказано в Писании. Но священник ли вы действительно? Что произошло с вами два дня тому назад? Дункан с вызовом взглянул на него. -- Я просто лишен права служения. Меня еще не лишили сана и не отлучили от церкви. -- А еще вы говорили, что отстранение по-настоящему и не беспокоит вас, что чем больше вы пользуетесь вашим могуществом, тем меньше для вас значат ваши обеты. Дункан, раскрыв рот от удивления, невольно подвинулся ближе к незнакомцу. Его конь беспокойно замотал головой. -- Как вы об этом узнали? Незнакомец мягко улыбнулся и протянул руку к уздечке, успокаивая переступающего с ноги на ногу коня. -- Я знаю многое. -- Мы же были одни, -- пробормотал Дункан себе под нос, -- я могу поручиться за это жизнью. Кто вы такой? -- Могущество Дерини -- ни в коем случае не зло, сын мой, -- непринужденно промолвил незнакомец и, помахав рукой, медленно пошел по дороге. Дункан испуганно покачал головой и повел за собой коня, вслушиваясь в то, что ему говорят. -- ...Как и не обязательно благо. Благо либо зло в душе и помыслах того, кто пользуется этим могуществом. Только со злым умыслом можно использовать свое могущество во зло. -- Незнакомец обернулся, ловя взгляд Дункана, и продолжил: -- Я долго наблюдал за вами, Дункан, и нашел, что вы действуете достаточно рассудительно. У вас не должно быть никаких сомнений в том, правильно ли вы поступаете. Я понимаю, что вы вступили в борьбу, в которой испытанию подвергается сама ваша способность использовать ваш дар. -- Но... -- Никаких "но",-- сказал незнакомец, движением руки призывая к молчанию, -- теперь я должен вас покинуть. И прошу вас помнить о том, что вы сейчас слышали. Может, и к лучшему, если вас вызовут не так, как вы себе представляете. Подумайте об этом, и да пребудет с вами Свет. С этими словами незнакомец исчез, а Дункан остановился в замешательстве. Ушел! Ушел без следа. Он посмотрел вниз, на землю, на то место, где только что стоял его спутник, но не обнаружил его следов, хотя свои собственные хорошо видел даже в сгущающейся тьме от того самого места, с которого началась их прогулка, как видел в сырой глине и отпечатки подков своего коня. Но никаких иных следов он не нашел. Может быть, ему все показалось? Нет! Слишком все это было до дрожи осязаемо, угрожающе, чтобы быть лишь игрой воображения. Теперь он понял, что чувствовал Аларик, когда его посещали видения. Это чувство нереальности происходящего, и в то же время -- ясное ощущение соприкосновения с кем-то или чем-то. И это было настолько подлинно, насколько подлинно было то сияющее видение, что явилось всем Дерини по крови на коронации Келсона. Теперь, думая об этом, он понял, что это был тот же образ. А если так, то... Дункан пожал плечами, снова закутался в плащ и, забравшись на коня, пришпорил его. Он не собирался ломать над этим голову здесь, посреди пустынной дороги. Нужно скорее рассказать Аларику о том, что с ним случилось. У кузена бывали видения в переломные дни, когда назревали тревожные события. И все же Дункан очень надеялся, что сегодняшнее происшествие не является предзнаменованием. До двора Коротского замка оставалось всего три мили, а ему казалось, что все тридцать. Ночное празднество началось в Коротском замке сразу с заходом солнца. Как только сгустились сумерки, громогласные лорды в ярких одеждах и их блистательные леди начали заполнять герцогский зал, ожидая появления своего герцога. Лорд Роберт, верный своему слову, постарался превратить обычно мрачный главный зал в настоящий оазис света и ликования среди сырой безлунной ночи. Кованые бронзовые светильники, свисающие с потолка, сияли от сотен длинных свечей. Свет переливался в гранях прекрасных кубков из хрусталя и серебра, отражался от мягко мерцающих оловянных и серебряных приборов на темных столах. Дюжина пажей и кавалеров в блестящих зеленых ливреях суетились вокруг длинных столов, раскладывая хлеб и расставляя графины с выдержанным фианским вином. А лорд Роберт, стоя во главе стола и болтая с двумя прекрасными леди, следил тем временем всевидящим оком, не появится ли его господин. Пение лютни и флейты заглушалось болтовней гостей. Когда толпа приглашенных окончательно смешалась, появился лорд Рандольф -- врач и доверенное лицо Моргана. Он рассеянно переходил от одной группы гостей к другой, приветливо кивая и изредка останавливаясь, чтобы поболтать со знакомыми. Как и всегда в подобных случаях, он прислушивался к разговорам тех, чье мнение по тому или иному вопросу интересовало его господина, и позже рассказывал обо всем Моргану. Рандольф медленно продвигался вперед. -- Нет, я бы и гроша медного не дал за наемника из Бремагны, -- говорил один дородный лорд другому, провожая взглядом стройную брюнетку на другом конце зала, -- им вообще нельзя доверять. -- А как насчет леди из Бремагны? -- пробормотал второй, толкая собеседника под ребро и приподняв бровь. -- Ты думаешь, им можно доверять? -- А-а... Обменявшись понимающими кивками, они продолжали обсуждать вопрос о леди, не заметив едва заметной улыбки проходящего мимо лорда Рандольфа. -- А вот этого никак невозможно понять, -- говорил юный рыцарь со смышленым лицом. Впрочем, он выглядел достаточно взрослым, чтобы носить свои шпоры. -- Это же очень просто. Келсон знает, что будет дальше. Ведь скоро начнется оттепель. Почему же он до сих пор... "Да, почему же?.." -- подумал Рандольф, криво усмехнувшись. Все очень просто. Этот молодой человек, по-видимому, знает ответы на все вопросы. -- И не только это, -- говорила леди с ярко-рыжими волосами своей собеседнице, -- ходят слухи, будто он заходил, переоделся, а потом снова вскочил в седло и умчался бог знает куда. Я все же надеюсь, он вернется вовремя, к ужину. Вы его видели, не правда ли? -- М-м-м, -- утвердительно кивнула блондинка, -- конечно, видела. Какая жалость, что он священник. Лорд Рандольф округлил глаза, слыша такие речи. Бедный отец Дункан пользуется успехом у дам так же, как и сам герцог. Возмутительно! Другое дело, если бы священник поощрял их, но ведь нет же... Пожалуй, для него было бы лучше не возвращаться сегодня к ужину. Рассеянно оглядывая толпу, Рандольф заметил неподалеку троих вассалов Моргана, из приграничных владений, поглощенных каким-то серьезным разговором, и подумал, что герцогу наверняка интересно будет узнать, о чем они говорили. Но подойти поближе он не решался. Эти люди знают, что он -- доверенное лицо Моргана, и, несомненно, сменят тему разговора, если найдут свою беседу слишком откровенной для постороннего слушателя. Он приблизился к ним сколько мог, делая вид, что прислушивается к разговору двух немолодых лордов, обсуждающих своих соколов. -- ...Не надо делать путы у него на ногах слишком тесными, понимаешь, а? -- ...И тогда этот Варин приходит ко мне на двор и говорит: "Вам что, нравится платить налоги его светлости?" "Да кому же, -- говорю, -- это нравится, но ведь герцогские арендаторы имеют за свои денежки защиту, да и управляют ими неплохо". -- Ну да, -- проворчал второй, -- мне Хард де Блейк рассказывал, что какие-то мерзавцы спалили у него четыре акра яровой пшеницы. На севере-то, где у него земли, погода стояла сухая, зерно адовым огнем горело. Между прочим, Варин перед этим требовал у него дань, а де Блейк послал его к черту! -- ...Ну, сам-то я больше люблю небольшие ошейники, чтобы удобнее было правильно держать путы в руках... Третий собеседник поскреб подбородок и пожал плечами; Рандольф продолжал напряженно вслушиваться. -- Да, но в чем-то этот парень, Варин, может, и прав. Герцог-то наполовину Дерини, и не скрывает это. Может, он сговорился уже с Венцитом или с кем другим из той же шайки, чтобы устроить в Корвине второе междуцарствие? Я не хочу, чтобы мою усадьбу разгромили эти богомерзкие нехристи Дерини, если я не приму их еретической веры. -- Ну что ты, наш герцог ничего такого не допустит, -- возразил первый. -- Почему только на следующий день... -- ...Мой сокол... Мастер Рандольф одобрительно качнул головой и двинулся дальше, удостоверившись, что лорды ничего не замышляют, но просто обсуждают некоторые вопросы, как и многие другие, собравшиеся здесь в эту ночь. Несомненно, они имеют полное право посплетничать о том, что же там вздумал герцог, тем более накануне войны, готовясь к которой он собирает весь цвет корвинских мужей. Тревожили Рандольфа упоминания о Варине и его шайке. За последний месяц он столько раз слышал рассказы о бунтовщиках и их мятежном вожде, что запомнил это имя. Да, видимо эта загвоздка не из легких. Скажем, земли Хурда де Блейка лежат в тридцати милях от границы, что намного ближе тех мест, где, как слышал Рандольф, встречали Варина раньше. Похоже, все это много серьезнее, чем просто пограничный конфликт. Надо будет утром сообщить об этом Моргану. Рандольф оглядел зал и задержал взгляд на портьере, из-за которой должен был появиться Морган, ожидая легкого движения -- сигнала, что герцог готов и сейчас выйдет. Рандольф кивнул: занавеска дернулась еще раз, и он медленно пошел через зал. Морган отпустил тяжелую бархатную портьеру, зная, что Рандольф видел этот знак и сейчас подойдет. Позади него Гвидион опять спорил с лордом Гамильтоном тихо, но настойчиво. Морган оглянулся. -- Вы наступили мне на ногу, -- сердито прошипел маленький трубадур, показывая пальцем на свой изящный остроконечный башмак, на носке которого красовалась пыльная отметина. Гвидион был одет во все темно-фиолетовое и розовое, разных оттенков, и грязное пятно -- след неловкости Гамильтона -- отчетливо выделялось на дорогом замшевом башмаке. За спиной Гвидиона на золотистом шнуре висела лютня; широкая шляпа с белым значком была глубоко надвинута на его густые черные волосы; со смуглого лица сердито посматривали черные глаза. -- Прошу прощения, -- пробормотал Гамильтон и, не затевая спор в присутствии Моргана, нагнулся, чтобы отряхнуть его башмак. -- Не прикасайтесь ко мне! -- взвизгнул Гвидион, отпрянув от него с демонстративным отвращением. -- Дурак подслеповатый, вы же только еще больше размажете! Он наклонился, отряхивая башмак собственноручно, причем длинные фиолетовые рукава коснулись пола, так что пришлось потом отряхивать и их. Видя, что Гвидион обнаружил пыль на рукавах, Гамильтон почувствовал себя отмщенным и злорадно улыбнулся, но заметив взгляд Моргана, виновато кашлянул. -- Простите, милорд, -- пробормотал он, -- я нечаянно. Не успел Морган ему ответить, как портьера приоткрылась и в альков проскользнул Рандольф. -- Ничего особенного, ваша светлость, -- тихо сказал он. -- Много говорят об этом Варине, но ничего такого, что мы не знали сегодня утром. -- Очень хорошо, -- кивнул Морган, -- Гвидион, если вы с Гамильтоном уже разобрались, нам пора выходить. -- Господин мой! -- чуть не задохнулся Гвидион от возмущения. -- Не я затеял эту глупую ссору, а этот дурак. -- Ваша светлость, я не могу с этим согласиться. -- Ладно, вы, оба, я больше ничего не желаю слышать. Лорд-камергер вышел, привлекая к себе всеобщее внимание; зал затих, как только портьера сомкнулась за его спиной. Он несколько раз легко ударил по полу своим жезлом, и эхо гулко откликнулось в тишине зала. Лорд-камергер начал: -- Его светлость лорд Аларик Энтони Морган: герцог Корвинский, правитель Коротский, лорд-генерал королевских войск. Поборник его величества. Коротко протрубили фанфары, и Морган шагнул вперед, раздвинув портьеру, и остановился в дверях. Гул восхищения прошел по рядам собравшихся, все почтительно поклонились. Музыканты закончили играть, Морган легким кивком отдал им должное и в сопровождении свиты медленно прошествовал к своему месту за столом. Этой ночью Морган был во всем черном. Неприятные новости, привезенные Дунканом из Ремута, столь серьезно встревожили его, что он уже не мог следовать настойчивым указаниям постельничего; отбросив ярко-зеленый костюм, выбранный лордом Ратхольдом, он надел черный, и пусть думают что хотят. Рукава строгой рубашки черного шелка прикрывали его руки до запястий, поверх нее был надет великолепный черный бархатный камзол, украшенный янтарем, с высоким воротом, закрывающим шею, и короткими -- до локтей, широкими рукавами. Шелковые рейтузы были заправлены в короткие черные сапоги мягчайшей кожи. Костюм дополняли несколько украшений, которые Морган мог позволить себе в таком настроении: на правой руке перстень с изумрудным Трифоном, сияющим на фоне ониксовой печатки, на левой -- кольцо Поборника его величества с Золотым львом, поблескивающим на черном фоне. Золотая корона герцога Корвинского с семью тонкими чеканными зубцами венчала столь же золотую голову повелителя Корвина, Дерини. Он шествовал к своему месту во главе стола безоружный, так как по обычаю правителю Корвина не полагалось являться гостям, собравшимся на пир, при оружии. Однако под богатым облачением скрывалась кольчуга, защищавшая наиболее уязвимые места, а в рукаве прятался тонкий стилет в ножнах, закрепленных на запястье. И, как всегда, невидимой мантией окружал его, куда бы он ни шел, ореол магии Дерини. Сейчас он должен был играть роль радушного хозяина на этом праздном обеде, тогда как внутри у него все кипело от нетерпения. Морган недоумевал -- что же случилось с Дунканом? Уже совсем стемнело, когда Дункан наконец вернулся в Корот. Последние две мили его лошадь хромала, и он вынужден был пройти остаток пути пешком, преодолевая желание заставить понуканиями двигаться несчастное животное обычным шагом, превозмогая боль. Дункан сдержался: часом раньше он вернется или часом позже, значения не имеет, и не стоит ради этого портить одну из лучших скаковых лошадей Моргана. К тому же не по душе было Дункану мучить живую тварь. Когда Дункан и его измученный конь наконец притащились во двор замка, там не было ни души. Стражники открыли ворота без единого слова, заранее предупрежденные о его возвращении, но позаботиться о коне было некому, так как пажи и конюхи по приглашению герцога тоже пошли в замок, чтобы, стоя в дверях, послушать пение Гвидиона. Дункан все-таки нашел кому передать животное и прошел через двор ко входу в главный зал. Ужин, как он и предполагал, уже закончился, зато, протискиваясь между слугами, столпившимися в дверях, Дункан понял, что представление было в самом разгаре. Гвидион пел, сидя на второй ступени помоста в дальнем конце зала, слегка раскачивая в руках свою лютню. Дункан застыл, слушая его пение, -- трубадур достоин был той славы, что шла о нем во всех одиннадцати королевствах. Тихая, протяжная мелодия, родившаяся в горах Катмура, где Гвидион провел юность, была исполнена той печальной гармонии, что исстари присуща песням жителей гор. Чистый тенор Гвидиона плыл по замершему залу, выводя нежную и печальную балладу о Мэтьюрине и Дервегиле -- возлюбленных, погибших во времена междуцарствия от руки жестокого лорда Торента. Никто не шевельнулся и не издал ни единого звука, пока Гвидион пел: Какой же песней встречать рассвет И тех, кого еще в мире нет? Коль сердце разбито во цвете лет. Милорд Мэтьюрин пал. Оглядев зал, Дункан увидел Моргана, сидящего слева от помоста, на котором пел Гвидион. Еще левее сидел Рандольф в окружении двух прекрасных дам, которые, слушая пение, не спускали глаз с Моргана. Место справа от герцога, очевидно оставленное для него, пустовало. Он подумал, что мог бы туда пробраться потихоньку, не причиняя окружающим большого беспокойства, но не успел он сделать и шага, как Морган, заметив его, покачал головой, поднялся и пошел ему навстречу. -- Что случилось? -- прошептал он, оттеснив Дункана я колонну и оглянувшись, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. -- С Толливером, кажется, договорились, -- пробормотал Дункан. -- Восторга он не выказал, но согласился подождать с ответом Лорису и Карригану, пока сам не оценит обстановку. Нам он о своем решении сообщит. -- Ну хорошо, думаю, это все же лучше, чем ничего. А вообще, какова его реакция? Ты думаешь, он с нами? -- Ты знаешь Толливера, -- пожал плечами Дункан, -- он слишком боится всего, что связано с Дерини, но ведь это можно сказать о ком угодно. Кажется, сейчас он с нами. И еще одно... -- Что? -- Я... Ну, я думаю, что было бы лучше не говорить об этом здесь, -- сказал Дункан, многозначительно оглядываясь, -- на обратном пути я кое-кого повстречал... -- По... -- Морган расширил глаза. -- Что, он?.. Дункан спокойно кивнул: -- Поговорим в башне? -- Конечно, как только освобожусь, -- согласился Морган. Дункан направился к двери, а Морган глубоко вздохнул и, успокоившись, тихо вернулся на свое место, думая о том, когда же сможет вырваться отсюда, не нарушая приличий. В кабинете Моргана Дункан расхаживал взад-вперед перед камином, сцепляя и расцепляя руки и пытаясь успокоить расшалившиеся нервы. Он был смущен случившимся больше, чем ему сперва показалось. И сейчас, едва войдя в комнату, он снова вспомнил недавнюю встречу в пути, и его объяла сильная дрожь, как будто он стоял на ледяном ветру. Когда отпустило, Дункан, сбросив грязный дорожный плащ, пал перед маленьким алтарем на колени и попытался молиться, но не смог. Он не мог заставить себя сосредоточиться на привычных словах, которые пытался произнести, поэтому ему пришлось отложить на время это занятие. Он понимал, что и расхаживание из угла в угол ему не поможет. Остановившись у камина и подняв руку, он почувствовал, что все еще дрожит, хотя после дорожного происшествия прошло уже немало времени. Что с ним? Усилием воли взяв себя в руки, он подошел к письменному столу Аларика и налил из хрустального графина рюмку крепкого красного вина, которое Морган приберегал как раз на такой случай. Он осушил рюмку и вновь наполнил, поставил ее рядом с кушеткой, покрытой мехом, что стояла у стены слева. Расстегнув рясу до пояса, он откинул душивший его воротничок и прилег на кушетку с рюмкой вина в руках. Лежа на кушетке и потягивая вино, он заставил себя все же разобраться в случившемся и постепенно успокоился. К тому времени, когда отворилась украшенная изображением грифона дверь и вошел Аларик, он чувствовал себя уже намного лучше, хотя все еще не в силах был встать и, казалось, даже разговаривать. -- Ну как ты? -- спросил Морган, пересекая комнату и присаживаясь на кушетку рядом с кузеном. -- Думаю, что теперь уже выживу, -- сонным голосом ответил Дункан, -- хотя совсем недавно я вовсе не был в этом так уверен. Я просто потрясен. -- Мне это знакомо, -- кивнул Морган. -- Может, все же расскажешь мне об этом? -- Он был там. Я скакал по дороге, хотел сделать крюк в трех-четырех милях отсюда, а там меня ждал он, стоял прямо посреди дороги. На нем было серое монашеское одеяние, в руках -- посох, а лицо -- точь-в-точь как на тех портретах, что мы с тобой видели в старых требниках и книгах по истории. -- Он с тобой говорил? -- О да! -- вырвалось у Дункана. -- Точно так, как ты сейчас со мной говоришь. Больше того, он знал, кто я такой, и назвал меня титулом по линии моей матери. А когда я поправил его, сказав, что я Мак-Лайн, он возразил, что, мол, не только, что я -- Дункан Корвинский "по священному праву моей матери", так и сказал, я запомнил. -- Продолжай. -- Морган встал, чтобы налить себе стакан красного вина. -- Потом он сказал, что в ближайшее время меня ждет суровое испытание и я должен буду либо открыть свое могущество и пользоваться им, либо навсегда забыть о нем. Когда же я заметил, что как священнику мне запрещено им пользоваться, он спросил, священник ли я в самом деле. Он знал не только о моем отстранении от службы, но и все, о чем мы с тобой беседовали днем. Помнишь, я сказал, что отстранение это меня не так уж пугает и что чем больше я пользуюсь могуществом Дерини, тем меньше для меня значит мой обет? Аларик, я никому другому ничего подобного не говорил, ты тоже, я думаю. Как он об этом узнал? -- Значит, он знал о нашем разговоре? -- извинился Морган, снова садясь на кушетку. -- Дословно. И он вовсе не читал мои мысли, я бы это почувствовал. Что делать, Аларик? -- Не знаю, -- тихо сказал Морган, -- не знаю, понятия не имею. Со мной-то он никогда не был таким разговорчивым. -- Герцог прикрыл глаза и на минуту задумался. -- Скажи мне, на твой взгляд, это был человек? То есть был ли он реальным, как ты думаешь? Или только обман зрения, призрак? -- Мне он явился во плоти, -- ответил Дункан. -- Он схватился за поводья, чтобы я на него не наехал. -- Дункан помедлил. -- Хотя следов-то он никаких не оставил. Да, когда он исчез, было достаточно светло, чтобы разглядеть следы вдоль дороги, по которой мы шли. Мои следы были, а его -- не было. Дункан приподнялся на локте. -- Теперь я и вправду не знаю, Аларик. Может быть, его и вовсе не было. Может, он мне привиделся. Морган покачал головой и резко встал. -- Нет, что-то ты все-таки видел. Я не осмелюсь даже предположить, что именно, но думаю, все это неспроста. Он с минуту пристально смотрел в пол, затем поднял глаза на Дункана: -- И почему мы до сих пор не спим, а? Можешь оставаться тут, если хочешь. Кажется, тебе довольно-таки удобно. -- Если бы я хотел пошевелиться, то все равно не смог бы, -- улыбнулся Дункан, -- до завтра. Он проводил Моргана взглядом и, когда тот исчез за дверью с грифоном, наклонился и поставил рюмку рядом с кушеткой на пол. Что же он все-таки видел по пути в Коротский замок? Кто бы это мог быть? И к чему бы это? ГЛАВА V "Кто эта блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки под знаменами"[5]. Когда колокола Коротского собора пробили шесть, Морган нетерпеливо ерзал в кресле, украдкой сдерживая зевоту и стараясь придать своему лицу не такое скучающее выражение. Он изучал все те же отчеты, что и днем раньше, и лорд Роберт все так же прилежно трудился над свитком, лежащим перед ним на столе. "Лорд Роберт всегда работает необычайно прилежно", -- подумал про себя Морган. Может быть, и неплохо, что кто-то способен выполнять такую нудную работу. Казалось, Роберту никогда не надоест часами сидеть, погрузившись в непонятные записи, ничего не видя и не слыша. Впрочем, это его служба. Морган вздохнул и попытался заставить себя снова взяться за дела. Как ни крути, а это -- главная обязанность герцога Корвинского, когда он находится в своей резиденции: он должен выслушивать раз в неделю местные жалобы, должен рассматривать их. Обычно Морган занимался этим охотно, поскольку одновременно получал представление о том, что происходит в его герцогстве, и таким образом был в курсе событий, которые так или иначе могли иметь к нему отношение. Но последние несколько недель Морган чувствовал себя неспокойно. Вынужденное двухмесячное безделье, прерываемое только заботами, связанными с управлением Корвином, вгоняло его в тоску, и он жаждал действия. Даже ежедневные упражнения с мечом и пикой, случайные поездки по округе или охотничьи вылазки не могли полностью рассеять его тревогу. На прошлой неделе он с удовольствием выбрался в Кульд. Здоровая усталость после четырех дней, проведенных в седле, -- достойная замена той пышной, но безвкусной жизни, которую он вел последние два месяца. Как хотелось бы ему снова встретиться со старыми друзьями. А особенно он хотел увидеть молодого короля. Сейчас больше, чем когда-либо, Морган стремился быть рядом с ним, чтобы уберечь, защитить его от новых опасностей, назревающих в эти дни, -- Келсон был для него почти сыном. Его постоянно беспокоила мысль о том, как тревожно, наверное, было мальчику в последние дни. Морган неохотно вернулся к лежащим перед ним бумагам и небрежно подписал первую. Сегодняшняя работа тяготила его еще и потому, что дела, изучаемые им, были слишком просты в сравнении с теми действительно сложными вопросами, которыми герцогу приходилось заниматься. Так, например, только что подписанный им документ касался небольшого штрафа, наложенного на некоего Гарольда Мартина за то, что его скотина паслась на чужой земле. Как он понял, тот не считал себя виноватым и был недоволен решением суда. "Это еще ничего, дружище Гарольд, -- думал Морган. -- Вот погоди, когда Лорис и Карриган отлучат нас, тогда ты, пожалуй, узнаешь, что такое настоящая беда". А похоже, что отлучение в самом деле состоится. Вчера ^ утром, проводив гостей, он снова послал Дункана к епископу Толливеру, дабы узнать, что ему сказал курьер, доставивший ночью послание архиепископа. Дункан возвратился не скоро, вид у него был тоскливый и озабоченный, -- на этот раз епископ держался подчеркнуто сухо, в отличии от первого радушного приема. Очевидно, курьер чем-то сильно напугал Толливера. Как бы то ни было, Дункан ничего не узнал. Морган отодвинул документ в общую кучу. В это время раздался отрывистый, резкий стук в дверь, и в комнату вошел Гвидион с лютней за спиной. На невысоком трубадуре была простонародная домотканая коричневая куртка; его смуглое лицо было покрыто потом и пылью. С важным видом он прошел по натертому полу и отвесил Моргану короткий поклон. -- Ваша светлость, могу я отвлечь вас на два слова, -- он взглянул на Роберта, -- наедине? Морган обернулся и, отложив перо, испытующе посмотрел на Гвидиона. Обычно вздорный и фатоватый, сейчас этот тонкогубый человечек был непривычно серьезен. И в его поведении, и в его черных глазах было что-то такое, что не давало Моргану усомниться в полной серьезности вопроса, с которым пришел Гвидион. Взглянув на Роберта, он сделал ему знак уйти, но управляющий медлил, не двигаясь с места. -- Милорд, я протестую. Что бы там ни было, это может к- подождать. Нам осталось всего несколько бумаг, а после этого... -- Извините, Роберт, -- перебил Морган, оглянувшись на Гвидиона. -- Это уж мне судить, может дело подождать или не может. Я приглашу вас сразу же, как только мы кончим. Роберт ничего не сказал, но досадливо хмурясь, собрал свои бум