скрипом дерева по камню прежде, чем Дугал смог что-нибудь сказать.-- "Интересно, откуда происходит его сила?" Когда он встал и повернулся лицом к огню, Келсон положил руку на плечо испуганного Дугала. "Арилан, я не могу ничего ответить Вам, но я не думаю, что меня это сейчас волнует,"--многозначительно сказал король.-- "И я не думаю, что нам стоит выяснять это прямо сейчас. Он уже прошел через слишком многое для одного дня." "Я согласен, мой принц,"-- вслед за Келсоном сказал Морган.-- "Кроме того, мне кажется, что сегодня вечером мы собирались отпраздновать посвящение нового епископа." "Торжество, я думаю, начнется только после заката,"--кратко ответил Арилан.-- "У нас еще есть время, чтобы..." "У нас еще есть время, чтобы Дугал, если он хочет, мог немного отдохнуть перед торжеством,"-- сказал Келсон, поднявшись.-- "Сейчас это самое главное." "Но Совет захочет..." "Мы говорим не о желаниях Совета,"-- резко ответил Келсон, заставив Арилана открыть рот, а Моргана и Дункана -- обменяться ошеломленными взглядами.-- "И я не думаю, что сейчас подходящее время, как и место, чтобы говорить об этом, не так ли?" Арилан не мог ничего ответить на это, пока в комнате были посторонние. Когда король подал Дугалу руку, помогая тому встать, и они пошли к двери, Арилан небрежно поклонился. "Прошу прощения, если я показался слишком настойчивым, Сир." Келсон, остановившись в дверях, оглянулся и окинул взглядом всех троих. "Я принимаю Ваши извинения. Да, отец Дункан, я думаю, что Вам тоже стоило бы немного отдохнуть. У Вас был тяжелый день." Дункан пожал плечами.-- "Я не жалуюсь, Сир." "Вижу. Ладно, встретимся на торжестве. Морган, Арилан, Вы идете?" Морган хотел бы остаться, поскольку любопытство, донельзя раздразненное событиями этого дня, было гораздо сильнее, чем потребность в отдыхе, но если бы он остался, то Арилан тоже мог бы захотеть остаться, а если бы Арилан остался, то разговор рано или поздно опять свелся бы к старым спорам о Дерини-полукровках и Совете Камбера. Кроме того, слова короля прозвучали почти как приказ. Морган и Арилан вышли, епископ-Дерини что-то тихонько ворчал себе под нос. Когда они ушли, Дункан сел на стул, только что освобожденный Дугалом, и сжал в руке кристалл ширала, вспоминая детство и ту, что подарила ему этот камень. Ему было приятно вспоминать это, и он сидел перед камином, погрузившись в воспоминания, пока тени не удлинились, и не погас свет в янтарных стеклах у него за спиной. ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Оправдывающий нечестивого и обвиняющий праведного, оба -- мерзость пред Господом. -- Притчи Соломоновы 17:15 Известие о посвящении Дункана в епископы не были неожиданными для так называемого Меарского двора в Ратаркине. Креода предупреждал, что этого стоит ожидать. Для Кайтрины и Сикарда это известие стало просто еще одним поводом для войны, но Лорис и Джудаель были серьезно обеспокоены этим. Не стало неожиданностью и повторное требование Келсона Кайтрине явиться к его двору до Рождества, намекая на страшные последствия для заложников, если Кайтрина не подчинится или причинит дальнейший вред Истелину. Но послание от архиепископа Брейдена, сообщавшее об отлучении, которое Джудаель прочитал вслух с возрастающим недоверием и ужасом, вызвало настоящий шок. Лорис был настолько разгневан, что опрокинул свой стул, когда вскочил, чтобы подбежать к Джудаелю и выхватить документ у него из рук. "Как они смеют?"-- Он задыхался, его дыхание переросло в глухой хрип, когда он пробежал глазами по подписям и печатям внизу пергамента, брызгая слюной, падавшей на пергамент и его сутану, он проорал.-- "Да за кого они себя принимают?" Размахивание посланием, как если бы оно было настоящим оружием, Лорис медленно прошел через комнату к Кайтрине и Сикарду, стоявшим обнявшись у окна и глядящим в него невидящим взглядом, не в силах придти в себя от нанесенного им удара. Стоявший в нескольких шагах позади них побледневший Ител, нервно теребя завязки своего плаща, переводил взгляд с родителей на Лориса и Джудаеля, и обратно. "Как они смеют?"--повторил Лорис.-- "Отлучить! Меня! Мои бывшие подчиненные! Я разгневан! У меня нет слов!" "Непохоже,"--проворчал Сикард, но Лорис не услышал его, увлекшись обличением епископов из Ремута и всей династии Халдейнов. Сикард разделял молчаливое беспокойство своей жены и госпожи и замешательство своего сына. Когда Лорис, наконец, исчерпал свой запас ругательств и проклятий, Сикард отпустил штору, приподнятую им, чтобы посмотреть на утренний снегопад, и, развернувшись лицом к комнате, взял Кайтрину под руку, чтобы сопроводить ее обратно к их креслам перед камином. По его знаку Ител бросился поднимать стул, опрокинутый Лорисом. "Хватит болтать, причем всем нам,"--сказал Сикард, многозначительно глядя на Лориса и знаком подзывая Джудаеля.-- "Мы слышали ответ Гвинедда. Теперь нам надо решить, что нам надо с этим делать. Садись, дорогая." Стараясь успокоиться, Кайтрина села, тщательно разгладив складки отделанной мехом юбки и сложив руки на коленях. Когда она села, Сикард, положив руку на подлокотник ее кресла, опустился возле нее на одно колено, а Джудаель застыл в ожидании у него за спиной. Справа от нее сел Ител. Лорис, с плохо скрываемым раздражением тоном Сикарда, подошел к стулу, поднятому Ителом, но что-то заставило его не садиться, пока ему не предложат. "Моя королева,"--тихо сказал Сикард, прежде чем Лорис успел сказать хоть слово,-- "мы в полном Вашем распоряжении, как Вы хорошо знаете, но я боюсь, что удар, который нанес Халдейн, попал на этот раз в цель. Желаете ли Вы, чтобы мы продолжили начатое, зная, что мы прокляты Церковью?" "Прокляты не Церковью!"--бросил Лорис.-- "Прокляты кучкой епископов, нарушивших свою клятву повиноваться мне!"--Тут он опомнился и слегка поклонился в знак извинения.-- "Простите меня, Ваше Высочество, но не может быть и речи о сдаче из-за простого куска пергамента и воска. Вот что я про это думаю!" Широко размахнувшись, он бросил пергамент в камин, но, услышав испуганный вздох Кайтрины, Ител бросился к огню и вытащил документ из огня, сбив пламя с начавших гореть краев и тихонько выругавшись, когда ему на руку капнул расплавленный воск с печати. "Это не ответ,"--сказал Сикард, поднимаясь, чтобы подвинуть к креслу его жены стул с прямой спинкой.-- "И кусок пергамента с воском, как вы назвали это, кажется, напугал Вас, Архиепископ. К сожалению, от того, что мы не согласны с этим документом, он не перестанет существовать." Сев, он взял руку Кайтрины в свою, и погладил ее, тщетно пытаясь успокоить. Лорис нахмурился. "Это решение -- просто пустяк. Оно не имеет никакой силы,"-- сказал он.-- "Те, кто подписал его, не имели полномочий на это." "При чем здесь полномочия?"--прошептала Кайтрина.-- "Проклятие не требует никаких полномочий, а это именно оно и есть, несмотря на высокопарный язык. Мы, народ холмов, понимаем такие вещи, Архиепископ. И проклятье не так просто снять." "Тогда мы должны ответить на это так, как Вы сочтете правильным,"--сказал Лорис, опускаясь на стул позади него и внимательно глядя на них обоих.-- "Может, мне тоже проклясть их? Это принесло бы мне большое личное удовлетворение. Я могу отменить и отменю это решение, и отлучу Халдейнов и его епископов. Но Вы, Ваше Высочество, должны выполнить свою часть. Таким образом вы дадите королю тот ответ, который он заслуживает. Угрозы Халдейна не должны больше пугать нас." "Халдейн хорошо научился угрожать, несмотря на то, что он только-только вырос,"-- глухо ответила Кайтрина, беря в руки другую бумагу, сопровождавшую послание об отлучении -- ответ Келсона на ее последний вызов ему. -- "Он повторяет свое требование о моей сдаче, Архиепископ. И он все еще держит моих Лльювелла и Сидану в заложниках." "Две недели назад, Вы сами, Ваше Высочество, сказали, что они уже выросли. Они знали о грозящей им опасности. " "Но они - мои дети!"--сказала Кайтрина.-- "Разве я могу бросить их на произвол судьбы? Разве для того, чтобы я смогла носить корону, они должны страдать от гнева узурпатора-Халдейна и погибнуть?" Мрачный и решительный Лорис опустился перед ней на колени, просительно простирая руки. "А Вы не думаете, что они охотно отдали бы свои жизни, чтобы сохранить трон Меары для законной королевы?"--возразил он.-- "Эта земля слишком долго была под властью чужеземных принцев, благородная леди. Сто лет назад Малкольм Халдейн вырвал ее у законной наследницы, и с тех пор он и его наследники держат ее в черном теле, невзирая на стоны Вашего народа. У Вас есть возможность положить конец тирании Халдейнов. Вы не имеете права уклоняться от своих священных обязанностей." Побледнев, Кайтрина выслушала его, ее пальцы переплелись с пальцами мужа, рядом с ней сидел оставшийся сын, с обожженным свитком об отлучении от церкви, про который все забыли, в руках; ее племянник в своем лиловом облачении епископа тихо и подавленно стоял позади. Когда архиепископ закончил, Кайтрина склонила голову. Через мгновение ее слезы оросили ее руку, сжавшуюся вокруг руки Сикарда. "Кажется, я должна положить жизни своих детей на алтарь своих устремлений,"--сказала она наконец, горько покачивая головой.-- "Но Вы правы, архиепископ. У меня есть обязанности." Своей свободной рукой она взяла руку Итела и поднесла ее к своим губам, а затем прижала ее к своей груди и посмотрела на Лориса. "Очень хорошо. Послание будет переписано, а Вы проклянете Халдейна, его придворных и епископов. Что еще?" Лорис склонил голову в знак признательности и сложил руки на колене. "Вы должны ответить Халдейну так, чтобы не осталось ни малейших сомнений в Вашем решении, Ваше Высочество,"--сказал он.-- "И Вы должны осуществить свои угрозы." "Какие... угрозы?"-- с трудом прошептала Кайтрина. Сдерживая триумфальную улыбку, Лорис поднялся и снова сел в свое кресло, положив руки на подлокотники. "Истелин, мадам. Он должен быть казнен. Вы сказали, что сделаете так. Вы должны быть последовательны. Истелин -- изменник." Кайтрина побледнела. Ител задохнулся от ужаса. Сикарду явно стало не по себе. "Но он священник, епископ!"--прошептал ужаснувшийся Джудаель. "Он преступил свои клятвы и не может более считаться кем бы то ни было, кроме как предателем,"--отпарировал Лорис.-- "Если Вы хотите, я лишу его сана и заодно отлучу от церкви." "Разве можно так поступить с епископом?"--спросила Кайтрина. "Я -- наместник святого апостола Петра, которому дано право наказывать и отпускать грехи,"--сказал Лорис надменно.-- "Я посвятил Истелина в епископы. Что я породил, то я могу и убить." "Тогда он должен быть казнен как мирянин,"--сказал Сикард. "Как мирянин, отлученный от церкви."--Лорис перевел свой пристальный взгляд на Кайтрину.-- "Вы знаете, каково наказание за измену, Ваше Высочество?" Кайтрина стояла, слегка отвернувшись и ломая руки. "Должен ли он настолько страдать?"--прошептала она. "Он изменник,"--сказал Лорис.-- "А наказание за измену..." "Я знаю наказание за измену, архиепископ,"--сказала она твердо.-- "Должен быть повешен, выпотрошен и четвертован... я знаю." "И так будет?" Резко передернув плечами, Кайтрина Меарская нагнула голову в неохотном согласии. "Да будет так,"--сказала она тихим голосом.-- "И да спасет Бог его душу." Приговор был приведен в исполнение следующим утром, на рассвете. Убежденные Лорисом в необходимости наблюдения за казнью, чтобы подчеркнуть участь будущих предателей, члены правящей фамилии Меары наблюдали за происходящим из двери, выходящей на заснеженный двор замка. У подножия лестницы беспокойно стояли Лорис и его епископы. Шеренги солдат в мундирах Кулди, Ратаркина и Лааса выстроились под тусклым небом по периметру места казни. Четверка беспокойных лошадей и их конюхи стояли наготове позади шеренги, выстроившейся рядом с конюшней, лошади фыркали, дергали головами и перебирали копытами, звеня сбруей на морозном утреннем воздухе. Снег покрывал центральную часть двора, где одетые в черное палачи с лицами, закрытыми масками, ожидали своего часа возле наспех возведенного эшафота. Барабаны глухо зарокотали, когда в дверях на противоположном конце двора появился окруженный стражниками осужденный, который шел босыми ногами по снегу, щурясь от света. Холодный декабрьский ветер теребил его волосы и прижимал тонкую рубаху к телу. Руки его были связаны за спиной. Когда конвой повел его к эшафоту, он на мгновенье замешкался. Когда он шел к ожидавшей его участи, он казался бледным, но спокойным. Он был ошеломлен жестокостью приговора, вынесенного ему, но он не был удивлен им, поскольку знал, что из себя представлял Лорис. Он и не надеялся покинуть Ратаркин живым. Он помнил то краткое, разрывающее душу, отчаяние, которое он испытал, узнав, что его лишили сана, поскольку он надеялся, что ему оставят хотя бы это утешение, а последовавшее за этим отлучение от церкви только укрепило его в мысли о том, что претензии Лориса на статус епископа совершенно безосновательны. Вне зависимости от того, что Лорис может сказать или сделать, Генри Истелин навсегда останется священником и епископом. Те, кто схватил его, могут убить его тело, но его душа принадлежит только Богу. Он был слегка обеспокоен тем, что в эти последние предрассветные часы ему не будет дозволено поговорить с другим священником, чтобы в последний раз исповедаться и причаститься. Это была нормальная реакция любого набожного человека, стоящего перед смертью. Но он сурово напомнил себе, что это только внешние формы тех церковных таинств, которых они пытались лишить его. Перед самой зарей он, вспоминая свои поступки и каясь, он встал на колени и поцеловал земляной пол своей темницы в память о Теле Господнем и выпил растопленный снег в память о Его Святой Крови. После этого он спокойно сел, наблюдая за светлеющим небом и смиренно ожидая конца своей земной жизни. Он был спокоен, когда за ним пришли стражники, четыре крепких солдата и один из его бывших капитанов, не смевшие смотреть ему в глаза. Когда они связали ему руки, он перенес их грубое обращение без протестов и возражений, только вздрогнув, когда кто-то из них задел повязку на его правой руке, там, где он когда-то носил епископский аметистовый перстень. Лестница, ведшая наружу от его темницы, была скользкой от подтаявшего снега и грязи, но, когда он поскользнулся и чуть было не упал, его стража удержала его. Выйдя на двор, он почти не чувствовал ни снега под ногами, ни холодного ветра, пронизывающего его рубище. На эшафот и палачей, с их поблескивающими орудиями, он обратил только мимолетное внимание. На Лориса он обратил внимание, встретив холодный взгляд архиепископа с безмятежностью и даже состраданием, которое заставило Лориса сначала отвести глаза, а затем подать отрывистый знак страже. Кайтрина и Сикард тоже избегали его взгляда, а Ител выглядел смущенным, когда Истелин улыбнулся ему и покачал головой. Ступеньки эшафота были влажными и скользкими. Поднимаясь, он зашиб палец. Извинения, которые он пробормотал, смутили его стражников, и они поспешили удалиться как только поставили его в центре эшафота. Палач в маске, подошедший к нему, чтобы надеть петлю на шею, тоже старался не встречаться с ним глазами, и сам попросил прощения, осторожно затянув узел позади шеи пленника. "Делайте то что должны, сын мой,"--тихо сказал Истелин, мягко улыбнувшись.-- "Я прощаю Вас." Человек отступил в замешательстве, снова оставив Истелина одного в центре эшафота. Пока читали приговор, Истелин спокойно глядел в зимнее небо, едва ли замечая веревки, стягивающие его руки или петлю, затянутую на шее. "Генри Истелин, бывший прежде епископом и священником,"--зачитал герольд, когда барабаны еще раз глухо пророкотали,-- "поскольку ты был признан изменником, Корона постановила повесить тебя за шею, вынуть из петли до наступления смерти, отсечь конечности, вынуть из тебя внутренности и сжечь перед твоим телом, затем разорвать тело лошадями и послать голову и куски твоего тела для выставления напоказ в местах, которые определит королева. Все должны знать о той участи, которая ждет тех, кто изменит Меаре!" Не было сказано ни слова о спасении Господом души осужденного, поскольку отлученные от церкви считались недостойными этого. Истелин и не рассчитывал на это. Когда барабаны зарокотали вновь, стало ясно, что ему не будет дозволено никаких последних слов, да он и не рассчитывал на это. Он продолжал пристально смотреть в небеса, пока с него срывали одежду и проверяли надежно ли затянута петля у него на шее, и только сдавленный вздох сорвался с его губ, когда его ноги оторвались от земли, и мир начал темнеть. Он молился сколько мог. Смутно он еще почувствовал удар, когда перерезали веревку и распростерли его на снегу. Холод и шок милостиво сделали его недосягаемым для его мучителей, и он никогда не узнал ни о их ножах и огне, ни о храпящих, взбесившихся от запаха его крови лошадях, которые разорвали на куски его тело. Улыбка, оставшаяся на его губах даже когда от того, что осталось от его тела, отрезали голову, заставила содрогнуться сердца многих из тех, кто наблюдал за этим убийством по приговору. Всю следующую неделю в Ремут прибывали вассалы Келсона, чтобы, как обычно, отпраздновать Рождество с королем, никто в Ремуте еще не знал о судьбе Истелина. Келсон каждый день устраивал приемы для вновь прибывших, а Морган, Найджел и прочие старшие придворные тем временем продолжали планировать и готовить весеннюю кампанию. У епископов были свои дела, требующие их внимания, но каждый вечер, после ужина, они обменивались с королем и его главными советниками мнениями о том, что уже сделано и что еще надо сделать. По мере приближения Рождества напряжение росло, поскольку будущее всех их зависело от ответа Меары. Буркард Вариан, ставший два года назад, после окончания войны с Торентом графом Истмарчским, прибыл в середине недели в сопровождении генералов Глоддрута, Реми и Эласа, и с полудюжиной баронов и мелких дворян. Спустя еще несколько дней, прибыл граф Данокским, вместе с которым приехали еще два генерала армии Келсона -- Годвин и Перрис, а также молодой граф Дженасский, отец которого пал вместе с Джаредом МакЛейном в битве у Кандор Ри. Но никто не ожидал прибытия человека, который ждал Моргана возле его жилища, когда тот возвращался с мессы в сочельник. "Что за... кто там?"--требовательно спросил Морган, осторожно протягивая руку к рукоятке своего меча. Шон лорд Дерри, молодой дворянин, который был когда-то помощником Моргана, а теперь замещал его в Корвине, отошел от стены, к которой он прислонился в ожидании Моргана, и, вытянув руки и робко улыбаясь, склонил голову в знак приветствия. "С Рождеством, Ваша Светлость. Я надеюсь, Вы не обиделись, что мы не присоединились к Вам перед мессой, но мы приехали только в полночь." В его голубых глазах мелькнуло веселье от удивления Моргана, но, в то же время было видно, что он чего-то опасается. Когда Морган схватил его за плечи, чтобы рассмотреть его, он вздрогнул, но не отвел глаз. "Шон, что ты здесь делаешь?"--пробормотал Морган, начиная догадываться, что тот здесь делает.-- "И что ты имел в виду, говоря "мы"? Боже правый, ты что, привез Риченду?" Дерри, явно подражая своему бывшему господину, поднял брови -- "Ваша жена решила, что хочет провести Рождество со своим мужем, Ваша Светлость. Боюсь, что если бы я не привез ее, то она отправилась бы сюда сама." "О да, это она может,"--еле слышно пробормотал Морган.-- "Жаль, что тебе не удалось ее отговорить." "Вы думаете, я не пробовал?"--возмущенно спросил Дерри.-- "Я прекрасно знаю ваши распоряжения. Правда, не могу сказать, что был полностью с ними согласен. Думаю, что ей просто надоело в Короте." Морган вздохнул, вспоминая о проблеме, о которой он несколько недель не задумывался, находясь так далеко от своего дома. При том, что он был полностью доволен их браком с Ричендой, в их отношениях оставалось еще немало неурегулированных вопросов. Главным из них был вопрос о том, какой властью должна обладать его жена во время его слишком частых отсутствий, и это решение Морган не мог принять сам, несмотря на то, что он был герцогом Корвинским. При обычном ходе вещей, в первый же год после их свадьбы жена Моргана должна была стать хозяйкой Корота и править Корвином, когда он отсутствовал. Но Морган не позволил Риченде этого. Причиной этому было то, что многие из его людей не доверяли ей, и не потому, что она была Дерини, о чем никто в Короте даже не подозревал, и что все равно никого бы не взволновало, поскольку герцог Корвинский сам был Дерини, а потому, что ее первый муж предал короля. Они думали, что в ней тоже может таиться предательство, а, может быть, даже планы мести за смерть ее первого мужа. Будучи Вдовой графиней Морлийской, она, вместе со своим новым мужем, была опекуном молодого Брендана и фактически управляла землями и деньгами шестилетнего графа по своему усмотрению. Если бы что-то случилось с Морганом, Ее Светлость Вдовая герцогиня Корвина и Вдовая графиня Морлийская имела бы доступ и к богатой казне Корвина до тех пор, пока герцогиня Бриони не достигнет совершеннолетия. Ради такой власти и положения чего не сделает бывшая жена знаменитого предателя? Конечно, все это было полнейшей ерундой, но объяснить это другим, за исключением нескольких наиболее приближенных офицеров, оказалось гораздо труднее, чем Морган мог себе вообразить. Когда он меньше чем через год после смерти Брэна Кориса впервые привез свою невесту в Корот, он ожидал некоторой опаски и подозрительности, но он думал, что подозрения уменьшатся, по мере того как люди узнают ее и станут доверять ей. Этого не произошло. Они не доверяли ей, потому что они не знали ее. Они не знали ее, потому что, когда Морган был далеко, что случалось гораздо чаще, чем ему хотелось бы, она оставалась предоставлена сама себе, не имея в отсутствие Моргана никакой власти. Он не мог дать ей власть, потому что люди ей не доверяли, поскольку не имели возможности убедиться в ее лояльности своему новому господину. Это был замкнутый круг, и Морган не мог найти способ разорвать его. Таким образом, Риченда просто жила в его замке в Короте, придворные герцога обращались с ней учтиво, но к делам не допускали. Вначале это все объяснялось очень просто, Риченда сначала плохо знала Корот, а потом была беременна из первым ребенком -- и то, и другое были хорошими поводами для того, чтобы сенешаль Моргана и командир замкового гарнизона продолжали в отсутствие Моргана управлять от его имени, как это было в прежние года, но сейчас Бриони было уже одиннадцать месяцев, а Риченда была герцогиней Корвинской уже почти два года. Старые отговорки стали неубедительными, но Морган не мог заставить себя признать, что настоящая причина крылась в его жене. Неудивительно, что умная и одаренная Риченда все больше раздражалась неразумными ограничениями ее роли. "Дерри, ты же знаешь, в чем проблема,"--тяжело вздохнув, сказал Морган.-- "А у меня не было времени, чтобы что-то сделать с этим. Я не хочу расстраивать ее." Дерри потупил глаза и, покусывая губу, заложил большие пальцы обеих рук за пояс. "А Вы думаете, что ее не травмирует то, что Вы не допускаете ее к делам, не сказав ей почему?"--сказал он, вновь поднимая глаза на Моргана.-- "Простите, сэр, но за прошедший год я провел с вашей женой гораздо больше времени чем Вы. Она слишком хорошо воспитана, чтобы допытываться о причинах этого, хотя для нее это не составило бы труда, но она чувствует, что ей многие не доверяют. И если Вы не скажете ей, что не разделяете это недоверие..."--Он сглотнул.-- "Сэр, я... думал, что такие вопросы гораздо легче решить, будучи Дерини." "Иногда, это только усложняет проблемы, Дерри,"--прошептал Морган.-- "Но не тебе упрекать меня за это." "Извините, милорд." "Это не твоя вина,"--сказал Морган через несколько секунд.-- "Может быть, ее приезд даже к лучшему. Поскольку весенняя кампания стала практически неизбежной, я уже подумывал о том, чтобы попросить тебя привезти ее ко двору, как только позволит погода. Келсон ясно дал понять, что он хотел бы видеть ее, как регента Брендана, в своем Совете, я думаю, что ее присутствие вдвойне желательно теперь, когда у нас в заложниках есть Сидана Меарская." "Сидана?"--удивился Дерри.-- "Здесь? Как Вы умудрились? Он собирается жениться на ней?" Морган усмехнулся, несмотря на беспокойство, вызванное таким поворотом дел.-- "Странно, что это приходит в голову всем, кроме самого Келсона. Может быть, он женится на ней. Все зависит от ответа, который мы получим от Меары завтра." "А-а". "Я расскажу тебе подробно обо всем после завтрашнего приема, если к тому времени ты уже не узнаешь все сам,"--продолжил Морган.-- "Уверен, что, как только мы получим ответ от Меары, мы узнаем об этом. А пока, я думаю, тебе стоит немного поспать, а мне пойти поприветствовать свою жену. Да, кстати, Хамильтон и Хиллари справляются с делами?" "Да, милорд. А мелочами занимается моя мать." "Отлично. Сколько с Вами людей?" "Полдюжины... и горничная для Ее Светлости. Надеюсь, сэр, вы не сердитесь." "Нет, не сержусь."--Морган вздохнул, и, взявшись за дверную ручку, свободной рукой хлопнул Дерри по плечу. "Ладно, иди поспи. Увидимся утром. И, Шон, спасибо за то, что привез мою жену целой и невредимой." "Рад услужить Вам, милорд." Когда Дерри, явно успокоившись, слега поклонился и повернулся, чтобы уйти, Морган поднял засов и проскользнул в свое жилище, тихонько закрыв за собой дверь. Поначалу только свет от камина встретил его. Около закрытого портьерой входа в гардеробную он заметил несколько сундуков и чемоданов, которые раньше там не было, подбитый мехом плащ разложенный перед камином для просушки, но ни малейших признаков служанки, присматривающей за ними. Пройдя в смежную с комнатой спальню, он заметил свет свечи, пробивающийся из-за балдахина его кровати. Подойдя поближе, он, прибегнув к своим способностям Дерини, убедился, что в кровати именно Риченда, а не прячущийся убийца, и тщательно скрыл свои мысли о том, что он совершенно не желал обсуждать сейчас, в первую ночь, которую они проведут вместе после того, как не видели друг друга несколько месяцев. "Было слишком поздно идти на мессу,"--прошептал тихий неуверенный голос, когда Морган обеими руками раздвинул занавески,-- "но я помолилась самостоятельно. Не хотите ли прилечь, милорд?" Риченда лежала посредине широкой кровати, натянув меховое одеяло до самого подбородка, ее лицо казалось красным в свете свечей, установленных в головах ложа. Ее волосы, отливавшие золотом, полностью скрывали подушку под ее головой, а когда она поглядела на него, в ее глазах, которые были синее любого озера, отразилась смесь боли и неуверенности. Когда она подтянула одеяло, на руке у нее холодным огнем сверкнуло обручальное кольцо. Она явно нервничала. Он знал, что она ожидала увидеть его рассерженным. "Так что Вы делаете здесь, как Вы думаете?"--спросил он, его слова звучали холодно, но, по мере того, как ее ласкающая мысль касалась его разума, его глаза теплели. "И хватит думать, что я собираюсь ругать Вас." Скромно потупив глаза, она повиновалась, но, когда он приподнялась на локтях, чтобы опять посмотреть на него, одеяло немного соскользнуло, выпростав обнаженное плечо и поколебав его самообладание. "Я приехала, чтобы провести Рождество с моим господином и моим мужем,"--пробормотала она, еще раз касаясь его разума.-- "Мне не надо было приезжать?" После столь долгой разлуки контакт разумов вызвал удовольствие, которое было почти мучительным. Шумно выдохнув, Морган заставил свои экраны опуститься и рухнул на кровать, обнимая ее и жадно прижавшись своими губами к ее, когда она обняла его в ответ. Прикосновение ее плоти, усиленное прикосновением ее разума, казалось, заставило пылать каждый нерв Моргана. Когда она отстранилась от него, чтобы расстегнуть его пояс, он застонал, а когда она одной рукой отложила в сторону его меч, одновременно отстегнув его плащ, они оба застонали, ее губы осыпали жадными поцелуями его шею и горло. "Всю одежду, милорд,"--прошептала она, оторвавшись от поцелуев и развязывая шнурки его туники.-- "Прежде всего, ботинки. Я привезла из Корота наше белье и постелила его, так что мне не хотелось бы, чтобы Вы порвали его своими шпорами." Удивленный, он приподнялся, опираясь на локти, а, услышав ее, рассмеялся, вызвав тем самым ее ответное хихиканье, потом покачал головой и сел на кровати, продолжая улыбаться, огонь в его чреслах утих, но не угас, когда он подогнул колени, чтобы расстегнуть ботинки. "К счастью, я сегодня не ездил верхом, так что на мне нет шпор, и я могу сам справиться со своими ботинками.,"--сказал он, расстегнув все застежки.-- "Для того, чтобы позвать оруженосца, пришлось бы потратить много времени." "О, да,"--согласилась она, покорная и удивленная. Усмехнувшись, он стряхнул оба ботинка в направлении открытой портьеры и удовлетворенно услышал звук кожи, ударившейся о камень где-то за пределами спальни. Вскоре за ботинками последовала его туника. Она села, чтобы помочь ему справиться с кольчугой, но тут одеяло соскользнуло ей на талию, и это было чересчур даже для Дерини, привыкшего контролировать свои чувства, так что ему пришлось закрыть глаза и сделать несколько глубоких, дрожащих вдохов, пока она сдирала металл с его торса и плеч. Когда она попыталась снять с него одновременно тунику и кольчугу, то и другое запуталось, и он почувствовал ее веселье, когда его голова застряла. "Не двигайся, пока я не разберусь с этим,"--прошептала она. Когда она встала на колени, чтобы освободить его от одежды, он почувствовал прикосновение ее теплого тела к своей спине, а от прикосновения ее волос к плечу, казалось, заныл каждый нерв. Она потянула его тунику и что-то проворчала, когда раздался звук рвущейся ткани. Когда она чуть не оторвала ему ухо, он вскрикнул.. Еще немного возни со спутанной одеждой, ворчание, когда она, наконец, сняла с него кольчугу, и он освободился от одежды. Глубоко вздохнув, он сбросил кольчугу и скомканную тунику с кровати и повернулся к ней, глядя ей в глаза и стараясь подавить дурацкую ухмылку. "Спасибо,"-- тихо сказал он. Когда она кивнула ему в ответ, ее улыбка все еще была слегка неуверенной, но, когда ее рука скользнула вниз, расстегивая его штаны, ее глаза уже не отрывались от него. "Милорд, Вы уверены, что не сердитесь?"--тихонько спросила она. "Ты же знаешь, что я должен был бы рассердиться,"--сказал он, обнимая ее и нежно прижимая к постели. "Но я не сержусь. Это прошло, как только я увидел тебя здесь. Все, о чем я могу думать, это как же долго мы не спали вместе. Наверное, ты ведьма -- может быть, даже ведьма-Дерини." При этих словах она довольно рассмеялась и притянула его к себе, чтобы поцеловать, поначалу только слегка, а затем, когда их речь вышла за пределы просто слов -- медленно и страстно. Я ведь ведьма, не так ли?-- мысленно прошептала она ему.-- И, наверное, я околдовала тебя, любимый? Полностью и окончательно,--сумел ответить он прежде, чем полностью отвлечься на действия ее рук, расстегивающих его штаны.-- Боже, как я тосковал без тебя, Риченда! Несмотря на то, что их умы слились вместе, как и тела, он не был полностью околдован. Она понимала, что он знает кое-что, доверенное ему другими, и он не мог позволить узнать это даже своей жене без разрешения тех, кто доверил ему свои тайны. Но сам факт того, что он что-то скрывал от нее, раздражал Риченду, несмотря на то, что Морган старался не думать об этом. Чтобы дать ей немного расслабиться, он передал ей свое восприятие событий, случившихся после их последней встречи: общий фон и интриги, сопровождавшие заседание синода в Кулди, побег Лориса, покушение на Дункана, путешествие Келсона в Траншу, и Дугал со своими экранами. "Экраны?"--прошептала Риченда, отодвигаясь, чтобы посмотреть ему в глаза, несмотря на ментальный контакт между ними.-- "Он один из нас?" "Мы так считаем,"--ответил Морган,.-- "но мы не уверены. Никто не может пробиться через эти экранов, а он не знает, как опустить их. Большинство попыток считать его мысли были настолько болезненны, что он стал бояться всех... кроме Дункана. Прикосновение разума Дункан не делает ему больно, но даже Дункан не может пройти через экраны." "А Дугал хочет, чтобы его мысли считали?"--спросила Риченда. Морган пожал плечами.-- "Он говорит, что хочет, но не дает нам попробовать. Не у всех из нас была возможность попробовать. Может, ты придумаешь какой-нибудь новый подход к этому вопросу. Самым логичным выбором кажется Дункан, но он занят не меньше, чем любой из нас." Постепенно он рассказал ей остальное, что он знал про Дугала -- пленение Лорисом, смертельная опасность, нависшая над Истелином, отважный побег из Ратаркина, приведший к захвату заложников, и совершенно неожиданная реакция Дугала на посвящение Дункана -- и Риченда поняла, почему юный лорд из Приграничья вызвал столько проблем. "У меня уже есть кое-какие соображения,"--задумчиво сказала она.-- "Сделай так, чтобы завтра я встретила его при дворе." "Ты вряд ли сможешь избежать этого,"--хохотнул Морган.-- "Завтра его официально объявят графом Траншским. Вот когда начнется настоящая забава." "И завтра же мы получим ответ Кайтрины на ультиматум Келсона,"-- предположила Риченда. Морган вздохнул и кивнул.-- "Да. Поскольку никто не ждет, что она подчинится, это значит практически неизбежную войну весной и королевский брак между Келсоном и Сиданой накануне Крещения. " При этих словах Риченда напряглась и отвернулась, и Моргану оставалось только прижать ее к себе, пытаясь утешить, и, сожалея о необдуманности своих последних слов, подождать, пока она не успокоится. Он никогда не расспрашивал ее о первом замужестве, но он знал, что она хотела его не больше чем Сидана. Для дочерей из знатных семей замужество, продиктованное государственными интересами, было почти неизбежно, если только они не уходили в монастырь. Риченде было всего шестнадцать, когда ее выдали замуж за Брэна Кориса и даже не видела своего будущего мужа до дня свадьбы. "Да, я понимаю, чем вызван брак Гвинедда и Меары,"--сказала она наконец, снова поворачиваясь к нему. "Они воевали друг с другом несколько поколений. А свадьба может положить конец старому спору." Она тяжело вздохнула, прежде чем продолжить. "Но, Аларик, и Келсон, и Сидана -- люди, а не королевства. Я совсем не знаю эту девочку, но я знаю Келсона. Он -- добрый и великодушный парень, и я знаю, что он постарается сделать брак чем-то большим, чем просто формальный способ получения наследников, но... но..." "Но на самом деле ни у кого из них нет выбора,"-- сказал Морган, произнося то, на что она не решилась.-- "Я знаю. Мне это тоже не нравится. К сожалению, вместе с короной люди получают и такие вот обязанности." "Надо думать."-- Она долго молчала, спрятав свои мысли в дальних уголках ее разума, куда Морган даже и не подумал бы проникнуть, потом опять вздохнула. "Ладно, если свадьбе быть, то тебе придется позаботиться о Келсоне,"--сказала она.-- "Я не знаю, как мужчина воспринимает такие вещи, но очень хорошо знаю, что чувствует женщина. Сидана Меарская скорее всего станет нашей следующей королевой вне зависимости от того, хочет она этого или нет. В любом случае, она будет испугана, расстроена и несчастна, но я не вижу причин для того, чтобы она страдала от этого так, как это может быть. Я сама была в схожей ситуации, и, может быть, мне удастся помочь ей увидеть положительные стороны этого брака. Если Вы не против, я бы хотела стать ее фрейлиной... а если получится, то и подругой. Мне очень жаль эту девочку, Аларик." "Моя милая Риченда,"--прошептал Морган, обнимая ее.-- "Я так рад, что нашел тебя." Засыпая, он подумал, что заодно нашел и способ погасить раздражение своей жены, по крайней мере, на то время, пока она будет в Ремуте. Ранним рождественским утром дозорные доложили о меарском герольде, сопровождаемом латником, примерно в двух часах езды от Ремута. Паж сообщил об этом Келсону, сидевшему в комнатах Дугала, где король и лорд из Приграничья как раз обсуждали предполагаемый ответ Меары, пока Дугал одевался для утверждения его титула. Король был одет в придворную малиновую мантию, отороченную на запястьях и внизу горностаем, и с большими разрезами спереди и сзади, но не успел надеть ни корону, ни прочие символы своей королевской власти. "Лично мне это не нравится, а тебе?"--спросил Келсон, отпустив пажа и оруженосца и наблюдая как Дугал перетягивает свою тунику из серой шерсти узким ремешком.-- "Герольд и один рыцарь. Даже не делегация. Как ты думаешь, что это значит?" Фыркнув, Дугал встряхнул свой клетчатый плащ клана МакАрдри и накинул его себе на плечи, придерживая плащ одной рукой, другой он рылся в деревянной шкатулке, подыскивая подходящую застежку. Желто-черно-серый плащ резко контрастировал с грубой серой шерстью туники под ним. "Уверен, что не сдачу. Но мы ведь на самом деле и не ожидали ее, так ведь? Ты сам примешь ответ?" "Да... после того, как мы закончим с утверждением твоего титула. Думаю, им не повредит немного остыть. Ведь именно за герольдам и платят." "Думаю, что так." Когда Дугал продел через обе полы его плаща булавку тяжелой круглой застежки, Келсон вздернул бровь и наклонился, чтобы рассмотреть ее поближе, осторожно взяв покрытое гравировкой серебро двумя пальцами и поворачивая застежку к свету. "Изумительная вещь. Серебро Приграничья?" Дугал кивнул и вернул застежку на место, торопливо расправляя складки плаща на плечах. "Да. Это одна из реликвий клана МакАрдри. Она принадлежит нашему семейству уже несколько поколений. Думаю, что мне надо надеть еще и знак предводителя. Сайард сказал, что положил его на дно шкатулки. Посмотри, может, ты сможешь найти его?" Буркнув в ответ, Келсон обратил свое внимание на шкатулку. Он помнил этот знак. Он был на старом Колее, когда тот во время коронации Келсона вышел вперед, чтобы принести ему присягу верности. Внизу, под несколькими пряжками и перстнями, он нашел что-то, завернутое в кусочек белого кроличьего меха, что по размеру и форме было похоже на знак, который он искал. Когда Келсон вынул это из-под остальных вещей, из меха показались украшенные гравировкой головы лошадей, но Келсон передал это Дугалу, даже не посмотрев на них и продолжая рыться в шкатулке, рассматривая остальные вещицы. "Похоже, что Сайард привез тебе всю казну Транши,"--сказал он, вытаскивая кольцо, инкрустированное золотом.-- "А это что, печать Транши?" "Это? А, да. Транши, но не МакАрдри."--Дугал потер знак об рукав своей туники и надел его на шею, высвобождая свою косичку и поправляя плащ и воротник, чтобы они не перепутались.-- "Наверное, мне надо будет надеть кольцо вместе с остальными регалиями. Я думаю, что вместе с короной. У кого она?" "Наверно