Бенедикт Сарнов. Юра Красиков творит чудеса ---------------------------------------------------------------------- "Пионер", 1969, NN 8-10. OCR & spellcheck by HarryFan ---------------------------------------------------------------------- "ЗДРАВСТВУЙТЕ, Я ПАПА ЮРЫ КРАСИКОВА..." Черная "Волга" мчалась по Ленинградскому шоссе. Притормозила перед дорожным указателем, на котором было написано длинное непонятное слово "ВНИИФТХИУ", развернулась, вновь набрала скорость и полетела по узкой, прямой, асфальтированной дороге. Справа и слева темнел лес. Между деревьями показался фасад огромного современного здания. "Волга" скользила вдоль него, не тормозя. Автобус с надписью "Служебный" уже дважды останавливался, выпуская одних пассажиров и беря других, а здание все тянулось и тянулось... Проехав его из конца в конец, "Волга" остановилась. Высокий моложавый мужчина лет пятидесяти вышел из машины и скрылся в подъезде. Коридор был такой длинный, что по нему надо бы не ходить пешком, а ездить на мотоцикле. На массивной двери золотом по черному стеклу сверкнула надпись: "ДИРЕКТОР ВНИИФТХИУ, ДОКТОР ХИМИЧЕСКИХ НАУК, ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ ЧЛЕН АКАДЕМИИ НАУК СССР В.П.КРАСИКОВ". Человек, приехавший на "Волге", так решительно распахнул эту строгую дверь, что сразу же можно было догадаться: это он самый и есть - академик Красиков. - Аллочка, привет! - сказал академик хорошенькой секретарше. - Кто-нибудь звонил? - Елена Николаевна, - ответила Аллочка. - Просила позвонить, как только придете. Академик торопливо подошел к одному из телефонов, взял трубку, но тут же, раздумав, положил ее на место. - Ладно, потом, - сказал он хмуро, - вызовите ко мне Карташова и Феднера. Он прошел в свой кабинет, бросил портфель в кресло, подошел к столу. Вошли вызванные сотрудники. Один - почтенный, седовласый человек лет шестидесяти, другой - совсем молодой, с коротким ежиком светлых волос. - Ключ от семнадцатой лаборатории будет у меня в сейфе! - сказал академик седовласому. - Слушаю, Виктор Петрович, - почтительно поклонился тот. - Ампулу с веществом "Це" я забираю домой! - Хорошо, Виктор Петрович. - Вы распорядились, чтобы приготовили портативный контейнер? - Все готово, Виктор Петрович. Седовласый подал академику небольшую, но, как видно, очень тяжелую коробку. Виктор Петрович отпер сейф, достал оттуда стеклянную колбочку, наполненную прозрачной жидкостью. Проверив, хорошо ли завинчена металлическая крышка, он бережно уложил колбочку в контейнер, а контейнер спрятал в портфель. - Спасибо, Леонид Карлыч, у меня все. Еще раз почтительно наклонив голову, седовласый бесшумно вышел из кабинета. - Шеф, не томите! - сказал молодой. - Вся эта таинственность вам не к лицу. Говорите скорее: когда? Завтра?.. А может, прямо сейчас? - Вы с ума сошли, Коля! Такие вещи так просто не делаются. Я вообще сомневаюсь, имеем ли мы право... Он не успел закончить свою мысль, потому что дверь внезапно отворилась, и на пороге появилась хорошенькая Аллочка. - Виктор Петрович, возьмите городской! - Кто?! - раздраженный тем, что его прервали, резко спросил академик. - Елена Николаевна. Сразу сбавив тон, академик покорно взял трубку. - Да?.. Прости, Ляленька, никак не мог... Я был занят... Но я же все-таки на работе... О господи!.. Ну, и что я должен сделать?.. Об этом не может быть и речи!.. Ну, Ляля, ну, сама подумай, что ты говоришь! Завтра у меня ученый совет, потом министерство. А вечером... Ты с ума сошла! Как я могу отменить ученый совет?! Академик беспомощно отвел трубку от уха, как видно, пережидая какой-то очень темпераментный монолог, и страдальчески посмотрел на Колю. Переждав немного, он снова приложил трубку к уху и заговорил уже в другом тоне, обретя вдруг удивительное сходство с седовласым, который только что вышел из его кабинета. - Хорошо, Ляленька... Я что-нибудь придумаю... Да, Ляленька... Обязательно, Ляленька... Ну, конечно, Ляленька... Ну, целую тебя! Швырнув трубку на рычаг, Виктор Петрович мрачно объяснил насмешливо улыбающемуся Коле: - Опять мой Юрка проштрафился. Придется поехать в школу, ничего не поделаешь... Вот что, Коленька! Не будем комкать этот разговор. Тут в двух словах не скажешь. Приезжайте-ка лучше завтра вечером ко мне домой. Ладно? Договорились? Ну, вот и отлично!.. Постучав согнутым пальцем в невзрачную, обшарпанную дверь и услышав обычное "Войдите!", Виктор Петрович испытал вдруг какую-то робость. "Ну, погоди, мерзавец!" - подумал он, имея в виду своего сына Юру, непосредственного виновника предстоящего визита. Однако деваться было некуда. Виктор Петрович решительно отворил дверь и вошел. - Здравствуйте, я папа Юры Красикова! - волнуясь, сказал он полной женщине, сидящей за столом. И оттого, что впервые за много лет его фамилия прозвучала без имени-отчества, без привычного обрамления из уважительных эпитетов и высоких званий, волнение его усилилось. На миг ему даже представилось, что он больше не Виктор Петрович Красиков, академик, профессор, почетный член Британского королевского общества, доктор "Гонорис Кауза" Принстонского университета и все такое прочее... Он снова Витя. Ему тринадцать лет. Он получил двойку по алгебре и потерял дневник. Женщина, сидящая за столом, сказала: - Каждый день! Каждую минуту! Каждую секунду мы с ужасом ждем какой-нибудь очередной выходки Красикова! Услышав свою фамилию в таком необычном сочетании слов, Виктор Петрович испуганно втянул голову в плечи. Он уже окончательно забыл, что речь идет не о нем, а всего-навсего о его сыне, что Юрка - тоже Красиков. - Так трудно переводить школу на новые рельсы, - продолжала женщина, сидящая за директорским столом. - Это ведь был не обычный урок. Впервые в нашей школе урок географии на английском языке. Вела его практикантка, студентка из государства Зимбабве... И вот на этом ответственнейшем уроке ваш Юра берет в рот лезвие безопасной бритвы и делает вид, что хочет его проглотить!.. При этом сообщении Виктор Петрович в ужасе закрыл глаза. - Если бы это произошло на моем уроке или на уроке другого нашего учителя... Мы все знаем Юру, мы привыкли, что с ним постоянно надо быть настороже... У меня есть педагогический опыт, я бы нашлась, что-нибудь придумала... Но девушка-практикантка растерялась! В конце концов ее даже нельзя в этом винить. Она иностранка. Она вообще еще плохо ориентируется в жизни нашей страны... Она испугалась, завизжала... Короче говоря, урок был сорван. И все это исключительно по вине вашего сына. - Видите ли, Евгения Ивановна, я... - Ошеломленный Виктор Петрович попытался что-то сказать, умоляюще приложив руку к груди, но Евгения Ивановна не дала ему продолжать. - Да, я знаю, - сказала она. - Вы очень заняты, у вас совершенно нет времени, воспитанием сына занимается жена. Все это мне известно. Я уже не раз беседовала с вашей супругой, но, к сожалению, безрезультатно. У меня не было другого выхода. Я просто обязана была вызвать вас... - Дело в том... - сказал Виктор Петрович. - Поймите меня правильно, - снова перебила его Евгения Ивановна. - Так больше продолжаться не может. Это была последняя капля! - Я вас понимаю, но... - Вы скажете: "Но что я могу поделать?" Действительно, случай трудный. Но я не могу себе представить, чтобы интеллигентные родители не смогли как-то воздействовать на своего сына. Поймите и наше положение... Заглянув в лежащую перед ней записку, Евгения Ивановна стала перечислять: - Двадцать восьмого февраля Красиков принес на урок ботаники живую мышь... Третьего марта Красиков на уроке геометрии вытащил из парты живого котенка... Ну, что это? Вчера он принес мышь, сегодня кошку, завтра он приведет с собой в школу живого льва! Виктор Петрович подобострастно хихикнул этой незатейливой шутке, но Евгения Ивановна не склонна была шутить. - Необходимы самые крутые меры. Если в течение ближайшей недели Юра решительно не изменится к лучшему, я буду вынуждена поставить на педсовете вопрос о переводе его в другую школу. Она встала, давая понять, что разговор окончен. Растерянный Виктор Петрович тоже встал. В глубине души он был счастлив, что неприятный разговор позади, и изо всех сил старался изобразить на лице сознание максимальной родительской ответственности. У дверей школы Виктора Петровича ждала жена. Увидев его, она испуганно вскинула голову: - Ну? Что?! - Пытался проглотить лезвие безопасной бритвы! На уроке практикантки из государства Зимбабве! - Все это Виктор Петрович выговорил крайне раздраженным тоном, словно обвиняя жену: "Вот, пожалуйста, плоды твоего воспитания!" - Какой кошмар! - вскрикнула жена. - Ребенок мог покалечить себе все внутренности! - Ребенок! От этого ребенка стонет вся школа! Черт знает что! По меньшей мере двадцать лет я не чувствовал себя таким идиотом! Почтенный, во всем мире уважаемый ученый должен сидеть, как школьник, как мальчишка, и покорно выслушивать пошлые нотации: "Неужели вы, интеллигентный человек, не можете воздействовать..." - А кто в этом виноват? - перешла в атаку жена. - У мальчика переходный возраст. Моя власть над ним кончилась. Ребенку нужен отец! А ты ни о чем, кроме своей науки, знать не желаешь! В ее голосе задрожали слезы, и Виктор Петрович мгновенно струсил. - Ляля, успокойся, перестань. Ну, я прошу тебя! Ты же знаешь, что я бесконечно занят... У меня сейчас особенно трудный момент... - У тебя всю жизнь трудный момент! Когда мы поженились и я хотела поехать на две недели в Гудауту, у тебя тоже был трудный момент! Когда у Юрика была корь и я сходила с ума, у тебя был особенно трудный момент! Ты всю жизнь думаешь только о себе, о своих критических точках! Но пойми! Они же мертвые! А тут живое существо. Твой родной сын... Он гибнет! Если сейчас не вмешаться, будет поздно. Все будет кончено! Она заплакала уже по-настоящему, навзрыд. - Ну, Ляля, ну, перестань! Ну, я прошу тебя! - суетился вокруг нее напуганный неожиданной сценой Виктор Петрович. - Кто гибнет? Откуда ты взяла? Ну, хорошо, я обещаю тебе... Каждый вечер я буду играть с Юрием партию в шахматы... Мне будет трудно, но я постараюсь... Я выкрою время... - Две партии! - сказала жена, постепенно успокаиваясь. - И не только в шахматы... Ты должен беседовать с ним. О жизни... - Да, да, конечно, и беседовать тоже! - согласился Виктор Петрович, радуясь, что так дешево отделался. По давнему опыту он знал, что могло быть гораздо хуже. "ДЖИНН" ВЫХОДИТ НА СВОБОДУ Домашний кабинет академика Красикова напоминал обиталище средневекового алхимика. Стеллажи вдоль стен вместо книг были сплошь уставлены всевозможными колбами, пробирками, ретортами. Такие же колбы и реторты загромождали узкий и длинный стол на тонких металлических ножках. На другом столе, более массивном, разместилась всевозможная аппаратура: термостат, крохотные аптекарские весы, микроскоп. Виктор Петрович и Коля продолжали разговор, начатый в институте. - Если даже один процент подтвердится!.. Ого-го! - сказал Коля. - Какой там процент, что вы! Я не сомневаюсь, что все мои прогнозы подтвердятся полностью, - ответил Виктор Петрович. В то время как ученые вели этот, пока еще не очень понятный нам разговор, дверь кабинета отворилась, и на пороге появился Юра. Он был с шахматами. - Здрасьте, - сказал он, обращаясь к Коле. Отдав эту необходимую дань вежливости, Юра повернулся к отцу: - Мама сказала, что ты хочешь поиграть со мной в шахматы. - Я? Хочу?! - искренне удивился Виктор Петрович. - Ах да, верно... Я давно хотел поиграть с тобой в шахматы. Вот что, Юрий! Ты садись и расставь пока фигуры, а мы тут должны закончить один очень важный разговор... Юра сел на тахту - единственный предмет в комнате, на котором не было колбочек и приборов, - и неторопливо стал расставлять на доске шахматные фигуры. На лице его было написано: "Мне-то это ни к чему, но если вам с мамой так хочется, - что ж, пожалуйста, я могу и потерпеть..." К разговору взрослых он почти не прислушивался, тем более что весь этот разговор казался ему состоящим из многократного повторения одних и тех же непонятных слов: - Флюктуация... - Экстраполяция... - Сублимация... - Телепортация... Юра скучал. А разговор все продолжался, и Юра поневоле начал вслушиваться в этот разговор, сначала просто так, а потом все с большим и большим интересом. Особенно заинтересовала его одна Колина фраза. - Скажите, шеф, - спросил Коля. - Это случайно не вы пишете под псевдонимом братья Стругацкие? - Вы зря смеетесь, - ответил отец. - Все это вовсе не так уж фантастично. Науке давно известно о существовании отдельных индивидуумов, наделенных способностью простым усилием воли передвигать в пространстве различные мелкие предметы. - Ну да, телекинез. - Я находился под воздействием препарата каких-нибудь несколько секунд, но не дай вам бог пережить то, что пережил за эти секунды... Виктор Петрович отпер бюро, достал контейнер, открыл и вынул из него маленькую стеклянную колбу с завинчивающейся металлической крышкой. - Один глоток этой жидкости, - задумчиво сказал он, - и мы с вами стали бы чудотворцами в самом прямом, буквальном смысле этого слова... - Какого же черта мы ждем?! - взорвался Коля. - Надо срочно ставить эксперимент! - Я боюсь, - тихо сказал Виктор Петрович, ставя колбочку на стол. "Так я и знал! - с отчаянием подумал Юра. - Струсил! Эх! Ученый называется! Люди прививали себе чуму и не боялись. А тут... Чего испугался?!" - Я боюсь выпустить джина из бутылки, - сказал Виктор Петрович Коле. - Но это просто смешно! - возмутился Коля. - Проверить-то надо? Если вы боитесь доверить мне, выпейте сами! Себе-то вы доверяете? - В том-то и дело, что нет, - грустно сказал Виктор Петрович. - Как же вы не понимаете? Это такая штука, что я даже самому себе боюсь довериться... Последние слова Виктор Петрович произносил уже в передней, провожая Колю. Убедившись, что он остался в отцовском кабинете один, Юра подбежал к столу, на котором стояла заветная колбочка. Воровато оглянувшись, взял колбочку в руки и поднес ее к губам. - Вы представляете себе, насколько это опасно? - доносился из передней голос отца. - Абсолютная власть над миром! При слове "опасно" Юра отвел колбочку от рта и прислушался. Но, услышав про власть над миром, вновь решительно приблизил колбу к губам и единым духом проглотил все ее содержимое. Он хотел потихоньку поставить колбочку на место, но она вдруг выскользнула у него из рук. "Ой! Только не упади!" - успел подумать Юра. И тут случилось невероятное. НА ПОЛПУТИ К ПОЛУ КОЛБОЧКА ОСТАНОВИЛАСЬ И ПОВИСЛА В ВОЗДУХЕ. "Вернись обратно ко мне в руку!" - мысленно приказал Юра. И КОЛБОЧКА ПОСЛУШНО ВЫПОЛНИЛА ПРИКАЗ; ПЛАВНО ПОДНЯЛАСЬ И ТИХО ОПУСТИЛАСЬ НА ПРОТЯНУТУЮ ЮРИНУ ЛАДОНЬ. Крепко держа колбочку в руке, Юра взял со стола графин и наполнил колбочку самой обыкновенной кипяченой водой. Осторожно поставил графин на место, колбочку - на стол и тихо, на цыпочках, пошел к тахте. Когда Виктор Петрович, проводив Колю, вернулся в кабинет, Юра с самым невинным видом сидел за шахматной доской. Виктор Петрович поспешно подошел к столу и, взяв колбочку в руку, стал пристально разглядывать ее на свет. Убедившись, что с его сокровищем решительно ничего не произошло, он облегченно вздохнул и, проверив на всякий случай, хорошо ли завинчена крышка, бережно спрятал колбу в контейнер, а контейнер запер в бюро Ключ от бюро он спрятал в самый дальний ящик стола. Покончив наконец со всеми этими мерами предосторожности, Виктор Петрович, потирая руки, сел к Юре на тахту и приступил к шахматной партии. Виктор Петрович играл рассеянно, явно думая не о шахматах. Но тем не менее очень скоро на доске сложилась такая ситуация, что даже ничего не смыслящему в шахматах свидетелю этой игры сразу стало бы ясно: положение белых (а белыми играл Юра) безнадежно. Юрин взгляд скользнул по доске, перешел на груду разбросанных по тахте "съеденных" фигур, задержался на некоторых из них, скользнул дальше, наконец остановился, заметив "съеденного" белого ферзя: он застрял между диванными подушками и был еле-еле виден. Юра глянул на этого застрявшего ферзя, и внезапная мысль загорелась в его глазах. "Пусть мой ферзь окажется на доске, вон там!" - мысленно приказал Юра. И В ТОТ ЖЕ МИГ НА ДОСКЕ ПОЯВИЛСЯ БЕЛЫЙ ФЕРЗЬ. Юра, еще не привыкший к своему могуществу, не веря глазам своим, посмотрел на место соединения диванных подушек, где только что торчал белый ферзь: теперь никакого ферзя там не было и в помине. Тогда, все еще не очень уверенно, Юра протянул руку к ферзю на доске: - Шах! Ничего не заметивший, всецело погруженный в себя, Виктор Петрович автоматически сделал ход. - Еще шажок! - уже увереннее сказал Юра. Виктор Петрович, озадаченно хмыкнув, сделал следующий ход. - Мат! - как ни э чем не бывало, спокойно объявил Юра. - Смотри-ка! - ничего не подозревающий Виктор Петрович был искренне изумлен. - Зажал меня, зажа-ал... Главное, неожиданно как! Я и оглянуться не успел... Ну, а теперь спать! Время позднее... Только не забудь, шахматы собери... Юра скользнул взглядом по тахте. РАЗБРОСАННЫЕ В БЕСПОРЯДКЕ ШАХМАТНЫЕ ФИГУРЫ САМИ СОБОЙ ОКАЗАЛИСЬ В КОРОБКЕ. - Я собрал, - сказал Юра. - Уже собрал? - удивленно оглянулся Виктор Петрович. - Ну, молодец! А я и не заметил... Так и не проведя обещанную душеспасительную беседу о жизни, Виктор Петрович поспешно выпроводил сына из кабинета, и Юра остался наконец один на один со своим только что обретенным удивительным даром. Ровно в 7:30 утра зазвенел будильник. Елена Николаевна, Юрина мама, деловито подошла к двери Юриной комнаты, распахнула ее и привычно провозгласила: - Соня-засоня! Проснись! Опять в школу опоздаешь! Однако, к ее изумлению, Юра даже не думал спать. Совершенно одетый, он сидел за столом. Сна у него не было ни в одном глазу. Перед ним на столе стояли 15 пустых бумажных стаканчиков из-под мороженого. На полу валялись обертки от "Мишек" и "Трюфелей". Перед Юрой на кушетке, на столе, на стульях, просто на полу в беспорядке были разбросаны следующие предметы: коньки "Норвеги" с ботинками, две пары боксерских перчаток, духовое ружье, шпага, рапира, эспадрон, две маски для фехтования, спиннинг, великолепный охотничий нож. В руках у Юры был новенький, только что из магазина стартовый пистолет - предмет самых давних и самых страстных его вожделений. - Мам, ты проснулась? - радостно сказал Юра. - Вот здорово, что ты наконец проснулась! А я ждал-ждал, все боялся вас разбудить. Смотри! Он нажал спусковой крючок стартового пистолета, искренне желая продемонстрировать матери все достоинства этой прекрасной и в высшей степени полезной вещи. Раздался оглушительный выстрел. Комната наполнилась голубоватым дымом. Когда дым рассеялся, Елена Николаевна в полуобморочном состоянии сидела на Юриной кушетке. Юра стоял перед ней на коленях, всячески тормошил, стараясь привести в чувство: - Мам! Ну что ты? Ну очнись же, мам... Елена Николаевна открыла глаза и сразу, без перехода, приступила к допросу: - Юрий! Только не лгать! Откуда у тебя огнестрельное оружие? - Мам, ну что ты? Да успокойся ты! Ну какое же это огнестрельное оружие? Это стартовый пистолет. Его в "Динамо" продают кому хочешь. Каждый может купить, только справку нужно с места работы... - А где ты взял справку? И откуда у тебя финка? - Елена Николаевна взяла в руки охотничий нож и с неподдельным ужасом стала его разглядывать. - Мам, ну какая же это финка? Ты что, финки никогда не видела? Это охотничий нож. Его кто хочешь может купить, только по билету. По членскому билету общества охотников. Я давно хотел такой... - А откуда у тебя членский билет? И где ты взял деньги на мороженое? И на это? И на это? - говорила Елена Николаевна, указывая на боксерские перчатки, на спиннинг, на остальные вещи, в беспорядке разбросанные по комнате. Юра оглянулся на свои сокровища, и к нему постепенно вернулось чувство реальности. Он сообразил, что так просто не отвертится, что надо срочно, сию же минуту создать какую-то более или менее правдоподобную версию появления в комнате всех этих ценных вещей. Радость его мгновенно пропала. Тусклым, безжизненным голосом он пробурчал: - Мне подарили. - Кто подарил? Не отличаясь большой фантазией, Юра сказал: - Один мальчик. - Какой мальчик? Как его фамилия? И с какой это стати он решил делать тебе такие дорогие подарки? Тупо глядя в сторону, Юра молчал. - Ну, вот что! - решила Елена Николаевна. - Сейчас уже поздно, быстро иди завтракать - и в школу! Я не желаю, чтобы отца опять вызывали к директору. А вечером мы вернемся к этому разговору! Виктор Петрович Красиков сидел за столом у себя в кабинете. В руках у него была колбочка, наполненная самой обыкновенной водой. Но он этого не знал. Он даже не подозревал, что джинн уже вырвался из бутылки и весело разгуливает на свободе. Он спокойно разглядывал содержимое колбочки на свет и напряженно о чем-то размышлял. Наконец, тяжело вздохнув, он отрицательно покачал головой, словно отмахиваясь от какой-то назойливой мысли, и решительно запер коробочку в бюро. Ключ от бюро он тщательно спрятал в самый дальний ящик письменного стола. Распахнулась дверь. На пороге стояло Елена Николаевна. Едва взглянув на ее лицо, Виктор Петрович сразу понял, что его ждут какие-то новые неприятности. Но то, что он услышал, превзошло самые мрачные его ожидания. - Виктор! - сказала Елена Николаевна трагическим голосом. - Случилось самое худшее. Наш Юра связался с бандитской шайкой! А новоявленный член бандитской шайки в это время держал путь в школу. Несмотря на то, что времени у него было не так уж много, он не слишком торопился. Он зевал по сторонам, останавливался, заглядывался на прохожих, принимал активное участие во всех мелких уличных происшествиях. И вот в поле его зрения попал шикарный юнец в сверхмодных клешах на пуговичках внизу, с широченным кожаным поясом, с нелепой, скорее женской прической, которую московские подростки по недоразумению называют прической "под битлс". Судя по тому, какими глазами Юра посмотрел на этого красавца, он дорого бы дал, чтобы выглядеть так же шикарно. Вдруг Юру осенило. Он пошептал что-то себе под нос, пристально глядя на расклешенные брюки парня. И В ТОТ ЖЕ МИГ НИЧЕГО НЕ ПОДОЗРЕВАЮЩИЙ ЮНЕЦ ОКАЗАЛСЯ В ЮРИНЫХ ШКОЛЬНЫХ БРЮКАХ, А ЮРА - В ДЛИННЮЩИХ КЛЕШАХ С ПУГОВИЧКАМИ ВНИЗУ И ШИРОЧЕННЫМ КОЖАНЫМ ПОЯСОМ. Подметая тротуар этой прекрасной обновкой, Юра горделиво шел по улице Горького. Остановился на минутку перед витриной магазина ВТО. В витрине были выставлены книги, пластинки, ноты, грим, парики. Особенно привлекли Юрино внимание парики. Два парика были женские. Один - белокурый, другой - медно-рыжий. Оба с длинными и толстыми косами. Третий парик был жгуче-черный, непонятно, то ли женский, то ли мужской. Скорее всего это был парик для исполнителя роли Ленского в опере "Евгений Онегин". При виде третьего парика Юра замер. И ВОТ НА ВИТРИНЕ УЖЕ ОСТАЛОСЬ ТОЛЬКО ДВА ПАРИКА, А ТРЕТИЙ ОКАЗАЛСЯ У ЮРЫ НА ГОЛОВЕ. "Кудри черные до плеч", которые Владимир Ленский привез "из Германии туманной", на Юриной голове выглядели, конечно, довольно нелепо. Но в конце концов ненамного нелепее, чем прическа "под битлс", о которой Юра так мечтал. Проходя мимо парикмахерской, Юра остановился. Долго с удовольствием рассматривал свое отражение в зеркалах. Пошел дальше. На него оглядывались. Вполне удовлетворенный своим внешним видом, наслаждаясь впечатлением, которое он производит на окружающих, Юра неторопливо продолжал свой путь по направлению к школе. Тем временем Виктор Петрович Красиков, ведомый своей супругой Еленой Николаевной, вошел в Юрину комнату. Комната имела вполне благопристойный вид. Ни шпаг, ни рапир, ни боксерских перчаток, ни ножа, ни духового ружья, ни стартового пистолета тут не было и в помине. - Ничего не понимаю! - растерянно сказала Елена Николаевна. - Пять минут назад здесь был просто склад оружия. - Ляля, милая, тебе надо меньше думать о Юре. Так ведь недолго сойти с ума. Вот у тебя уже и галлюцинации начались... Ну о чем ты говоришь? Какой склад оружия? - Оставь, пожалуйста! Я не психопатка! Револьвер, финка и эти ужасные штуки для бокса... С собой он не мог все это унести... Виктор! Ты же знаешь! Во всем, что касается Юрия, у меня дикая интуиция. Поверь мне, мы теряем сына! - Ну, Ляля! Ну, опомнись! У тебя же нет решительно никаких фактов. А факты, как известно, - упрямая вещь. Ученый может верить только фактам... Пойдем, я тебе накапаю валерьянки... Юра в длиннющих клешах и в парике Владимира Ленского вошел в вестибюль своей родной школы. И тут ему сразу же представился случай убедиться, что, если уж человеку не везет, даже способность творить чудеса не поможет. Первый человек, которому Юра попался на глаза, был именно тот, кого Юра сейчас меньше всего хотел бы встретить: Евгения Ивановна, директор. - Это еще что за чучело? Конечно, Красиков? - сказала Евгения Ивановна, даже не успев еще толком разглядеть, кто скрывается в обличье Владимира Ленского. - И неужели ты думаешь, Красиков, что в таком виде я тебя допущу до занятий? Здесь советская школа, а не кафе "Аэлита"! Немедленно домой! Остригись и надень школьные брюки!.. Обескураженный Юра вышел за дверь, стащил с головы парик и запихал его в портфель. Долго, с неописуемым сожалением разглядывал он свои прекрасные клеши. Бесконечно жаль было ему с ними расставаться. Но выхода не было... ГИПНОЗ ИЛИ ДЖИУ-ДЖИТСУ? Юра Красиков в школьных брюках, в обычном своем виде, прыгая через две ступеньки, бежал вверх по лестнице. Лестница и школьные коридоры были пусты. Во всех классах уже давно шли уроки. Большие часы на этаже показывали без десяти девять. Юра посмотрел на них и быстро прошептал что-то себе под нос. МИНУТНАЯ СТРЕЛКА ЧАСОВ МГНОВЕННО ОТСКОЧИЛА НАЗАД, ТЕПЕРЬ ОНА ПОКАЗЫВАЛА 25 МИНУТ 9-ГО. ТО ЖЕ САМОЕ ПРОИЗОШЛО СО ВСЕМИ ШКОЛЬНЫМИ ЧАСАМИ: НА ДРУГИХ ЭТАЖАХ, В КАБИНЕТЕ ДИРЕКТОРА. ВСЕ ЧАСЫ 44-Й ШКОЛЫ, МАЛЕНЬКИЕ, БОЛЬШИЕ, СТЕННЫЕ И ДАЖЕ РУЧНЫЕ, ПОКАЗЫВАЛИ ТЕПЕРЬ 25 МИНУТ 9-ГО. Юра Красиков уверенно отворил дверь и появился на пороге своего класса, где уже довольно давно шел урок физики. Последнее обстоятельство было маленькой удачей в цепи постигших Юру неудач, потому что физик в отличие от других учителей 44-й школы относился к Юре без раздражения и без предвзятости. Он даже не раз защищал Юру на педсоветах, говоря, что именно из таких живых, любознательных детей и вырастают Ньютоны. - Ой, простите, Матвей Матвеевич, - сказал Юра физику с самым невинным видом. - Я не знал, что урок уже начался... - Садись на место, Красиков, и не болтай пустяков. Ты отлично знаешь, что урок уже приближается к концу! - ответил физик вполне благодушным тоном. Но Юра на этом не успокоился. - Почему к концу? - изобразил он на лице самое искреннее изумление. - Ровно полдевятого... Сорок пар глаз устремились на классные часы. (Прекрасные электрические часы в каждом классе были предметом особой гордости администрации сорок четвертой школы.) Часы действительно показывали половину девятого. - Я был о тебе лучшего мнения, Красиков, - сокрушенно заметил Матвей Матвеевич. - Остроумный человек может придумать не менее ста пятидесяти разнообразнейших причин своего опоздания на урок. Только самые неизобретательные и тупые дети ссылаются в таких случаях на отставшие часы. - Но часы вовсе не отстают, - сказал Юра. - Внизу тоже полдевятого! - И у меня полдевятого! - И на моих! - И у меня! - закричали обладатели собственных часов. Матвей Матвеевич пожал плечами и, всем своим видом показывая, что он готов считаться с общественным мнением, даже если оно отстаивает заведомую ерунду, вынул из жилетного кармана золотые мозеровские часы на цепочке. - Действительно, - озадаченно сказал он после небольшой паузы. - И на моих почему-то половина девятого... Ну что ж, поскольку мои часы не имеют обыкновения отставать, а кроме того, поскольку трудно допустить, чтобы самые разные часы вдруг отстали ровно на одно и то же время, остается предположить, что тетя Паша по какому-то недоразумению дала звонок раньше времени. Но даже если мы, к большому огорчению Красикова, начали урок на несколько минут раньше, чем нам полагалось, все лишние минуты уже ушли на выяснение этого печального обстоятельства. Посему будем считать инцидент исчерпанным и вернемся к нашим баранам. Ты можешь сесть, Красиков... Юра сел на свое место. Расстегнул портфель, достал учебники. Он был рад, что все обошлось, но, с другой стороны, ему вовсе не улыбалась перспектива томиться на уроке физики еще целых 45 минут, в то время как на самом деле пол-урока уже прошло. Взглянув на стенные часы, Юра беззвучно пошептал что-то себе под нос. И В ТОТ МИГ ВСЕ ЧАСЫ 44-й ШКОЛЫ, ВКЛЮЧАЯ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ МОЗЕР МАТВЕЯ МАТВЕЕВИЧА, СТАЛИ СНОВА ПОКАЗЫВАТЬ БЕЗ 10 МИНУТ ДЕВЯТЬ. Никто в классе этой манипуляции не заметил, потому что Матвей Матвеевич уже продолжал урок, а урок, надо сказать, был не совсем обычный и вопреки Юриным ожиданиям даже интересный. Матвей Матвеевич демонстрировал классу знаменитый опыт Отто Герике. - Итак, берем две полусферы, - говорил он, показывая два пустых металлических полушария, - и соединяем их. Вот так! Перед нами шар, полый внутри. Как видите, разъединить эти две полусферы не составляет никакого труда. Это может проделать каждый из вас... Пожалуйста! Прошу!.. А теперь мы выкачаем из шара воздух. Ну попробуйте теперь разъединить эти два полушария, - сказал физик. - Кто у вас самый сильный? В каждое полушарие было впаяно кольцо, к каждому кольцу была привязана довольно толстая, прочная веревка. Два самых сильных парня в классе долго пыхтели, тянули полушария каждый к себе, но у них ничего не получалось. Физик предлагал тянуть впятером, вшестером. Опыт превратился в веселую возню, напоминающую перетягивание каната. Когда все попытки разъединить полушария кончились крахом, Матвей Матвеевич утешил запыхавшихся силачей: - Ничего, друзья, не расстраивайтесь! Эта задача не под силу не только вам. Когда в 1654 году в городе Магдебурге Отто Герике впервые проделал свой знаменитый опыт, полусферы, из которых он предварительно выкачал воздух, не смогли разорвать восемь пар лошадей!.. Теперь вы поняли, какова сила атмосферного давления?.. Кто это там не понял? Ну, конечно! Красиков не понял! Пожалуйста, Красиков. Что ты хочешь спросить? - Нет, я ничего я все понял, Матвей Матвеевич! Я хотел с просить: можно, я попробую? - Красиков опять в своем амплуа! - иронически сказал физик. - Он не верит мне! Он не верит замечательному ученому XVII века Отто Герике! Он не верит своим товарищам! - Физик сделал выразительный жест в сторону пыхтящих силачей. - Он не вериг даже своим глазам! Ну что ж, Красиков, убедись на собственном опыте! Силачи, презрительно ухмыляясь, с шуточками и издевками отдали шар Юре. Юра взялся за кольца, и - раз!.. В МЕРТВОЙ ТИШИНЕ РАЗДАЛСЯ ЛЕГКИЙ ХЛОПОК, КАК БУДТО ПРОБКА ВЫЛЕТЕЛА ИЗ ЗАКУПОРЕННОЙ БУТЫЛКИ ШАМПАНСКОГО. Юра легко-легко, с подчеркнутой небрежностью, как фокусник - ап! - развел руки в стороны. В каждой его руке было по металлическому полушарию. Бледный физик вошел в учительскую, ни слова не говоря, сел в углу, вынул свои великолепные мозеровские часы и сосредоточенно начал считать у себя пульс. - Матвей Матвеевич, голубчик! Что с вами? Вам плохо! - испуганно спросила Евгения Ивановна. - Нет, ничего... Дело в том, что Красиков... - Как! Опять Красиков? Неужели он посмел явиться на ваш урок в этих ужасных брюках? Какие брюки? - слабым голосом спросил физик. - При чем тут брюки? Только что на моем уроке Красиков нарушил закон Ньютона... - Я так и знала, - сказала старенькая преподавательница пения. - Я все время твержу, что этого мальчика следует показать невропатологу. Как только прозвенел звонок и потрясенный физик вышел из класса, самый грозный из классных силачей, здоровенный верзила-второгодник по фамилии Поперечный, мрачно потребовал у Юры Красикова объяснений: - Так что ж, Красиков, ты, значит, теперь сильнее меня? А?.. И по привычке он уже совсем было собрался слегка смазать Красикова по лицу. Но тут произошло нечто уж вовсе не понятное. Не успев даже прикоснуться к Юриной физиономии, Поперечный внезапно отлетел в сторону и, потеряв равновесие, упал. Мгновенно образовался круг болельщиков, предвкушающих веселую потеху. Акции Красикова, никогда особенно высоко не котировавшиеся на этой бирже, вдруг резко пошли в гору. Поперечный, не пытаясь даже осознать причину своего внезапного падения, тяжело поднялся и медленно пошел на Юру, всем своим видом выражая презрение и полную уверенность, что от тщедушного противника сейчас останется мокрое место. Девочки завизжали. Поперечный схватил Юру за воротник рубашки. Рубашка затрещала, брызнули пуговицы. И вдруг - опять никто не понял, как это произошло, - толкаемый какой-то непреодолимой силой, верзила Поперечный отлетел от худенького, хрупкого Юры и тяжело рухнул на учительский стол. Стол опрокинулся. Лежавшие на нем физические приборы, ручка, чернильница, забытый физиком классный журнал и прочая школьная утварь разлетелись в стороны. Залитый чернилами Поперечный беспомощно барахтался на полу, пытаясь встать, но, толкаемый все той же непонятной и непреодолимой силой, против своей воли скользил все дальше и дальше, пока не оказался окончательно притиснутым к противоположной стене класса. - Джиу-джитсу! - сказал кто-то из болельщиков, пытаясь найти более или менее правдоподобное объяснение случившемуся. - При чем тут джиу-джитсу? Обыкновенный гипноз! - авторитетно разъяснил любимец учителей, эрудит и отличник Сашуня Парфенов, которого ребята звали "Паршуня", не столько имея в виду его моральный или физический облик, сколько просто так, по созвучию. - Ах, так? Гипноз? - азартно сказал Юра. - Давай, Паршуня, на тебе попробую! Узнаешь, какой это гипноз! Пробовать на себе, гипноз это или не гипноз, Сашуня не захотел и быстро юркнул за спины других болельщиков. Больше скептиков не нашлось. Таким образом, весь 6-й "В" поневоле вынужден был признать Юру Красикова самым сильным человеком в классе. А в учительской происходило нечто вроде стихийно возникшего педсовета. В повестке дня стоял один вопрос: как быть дальше с Юрой Красиковым? - Я думаю, товарищи, что вы все неправы! - взволнованно говорила самая молоденькая из всех учителей Анна Петровна. Анна Петровна недавно окончила институт. Но от всех остальных учителей она отличалась не только молодостью. На каждой из ее коллег лежала тяжелая печать учительской профессии. В каждой из них за версту можно было узнать педагога. А про Анну Петровну ничего такого не скажешь. Обыкновенная московская девушка. Очень хорошенькая. Модная прическа: начес, челка. - Нельзя действовать одними взысканиями! - убежденно восклицала Анна Петровна. - Это его только ожесточит и оттолкнет от нас! - А как же еще прикажете действовать? Они другого языка не понимают! - сказала пожилая математичка Олимпиада Васильевна, неодобрительно косясь на девушку. - Великолепно понимают! - горячилась Анна Петровна. - Вспомните Макаренко! Если Красиков почувствует, что мы в него верим, он сразу изменится! Поручите ему какое-нибудь важное, ответственное мероприятие, и вы увидите! - Ну хорошо, - задумчиво сказала Евгения Ивановна. - Попробуем воздействовать на Красикова. Звенел звонок. Быстро пустели школьные коридоры. Расходились по классам учителя. Евгения Ивановна остановилась перед дверью 6-го "В". Из-за двери доносился отчаянный топот, возня, громкие голоса. Евгения Ивановна решительно отворила дверь и вошла. Шум немедленно прекратился. Все ребята за партами, как ни в чем не бывало, стройно встали при ее появлении. Если бы не опрокинутый учительский стол, не разбитая чернильница, не валяющиеся на полу классный журнал и физические приборы, 6-й "В" можно было бы считать образцом порядка, прилежания, отличной дисциплины. - Что у вас происходит? Можно подумать, что здесь только что бесновалась стая диких зверей... Немедленно убрать! - распорядилась Евгения Ивановна, указывая глазами на следы разгрома, и спокойно пошла по проходу между партами, как человек, уверенный, что ему достаточно только приказать и вовсе нет необходимости следить за исполнением приказа. Не успела она дойти до конца класса и повернуть обратно, как по молчаливому велению Юры Красикова... ...СТОЛ, СТУЛ, ФИЗИЧЕСКИЕ ПРИБОРЫ, КЛАССНЫЙ ЖУРНАЛ - ВСЕ, ЧТО СЕКУНДУ НАЗАД В БЕСПОРЯДКЕ ВАЛЯЛОСЬ НА ПОЛУ, ТОТЧАС ЖЕ ОКАЗАЛОСЬ НА СВОИХ МЕСТАХ. - Ну вот, видите? - удовлетворенно сказала Евгения Ивановна, обернувшись и увидев картину полного благолепия. - Оказывается, в вас живет не только инстинкт разрушения. Я всегда говорила, что 6-й "В" все может... Стоит ему только захотеть! Она села за стол и сразу приступила к делу: - Сегодня у нас с вами большой и радостный день! Ребята изумленно переглянулись: они понятия не имели, чем сегодняшний день отличается от всех предыдущих. - Старейшему учителю нашей школы, - все так же торжественно продолжала Евгения Ивановна, - Марку Самсоновичу Лисовскому присвоено высокое звание заслуженного учителя республики. Сегодня в 4 часа Марк Самсонович ожидает у себя дома корреспондента из газеты, который будет писать о нем очерк. Естественно, это будет очерк не только о нем, но и обо всей нашей школе. Педагогический совет решил выделить группу учеников... Красиков, пересядь, пожалуйста, на первую парту... - Я больше не буду, - заученно сказал Юра. - Выделить группу наиболее достойных, - как ни в чем не бывало, продолжала Евгения Ивановна, - лучших учеников Марка Самсоновича, которые примут участие в этой встрече. Мы долго думали, кому из вас оказать это высокое доверие. И решили... Евгения Ивановна сделала эффектную паузу, после которой стала торжественно оглашать фамилии избранных: - В беседе с представителем печати примут участие ученики 6-го "В" класса Саша Парфенов... Сашуня встал. И он сам и все ученики 6-го "В" класса ни на секунду не сомневались, что уж кто-кто, но он-то безусловно окажется в числе избранников. - Лена Пыльникова... Встала за своей партой благонравная Лена Пыльникова. Она тоже ничуть не была удивлена тем, что именно на нее пал высокий жребий. Другая такая же благонравная девочка, наперед зная, что сейчас будет названа ее фамилия, старательно изобразила на своем лице приличествующие случаю равнодушие и безропотную готовность служить обществу. Но ее ожидало жестокое разочарование. - И Юра Красиков! - неожиданно для всех закончила перечень избранников Евгения Ивановна. Юра испуганно вскочил. На лице его отразилась растерянность, смешанная с подозрением: а нет ли во всем этом какого-то подвоха? Класс принял известие о включении Красикова в число достойнейших как величайшую сенсацию века. На него оборачивались, корчили ему комические рожи. Он тоже не оставался в долгу. - Вам троим, - уже непосредственно к избранникам обратилась Евгения Ивановна, - выпала великая честь представлять всю школу! Я уверена, что каждый из вас, - она пристально посмотрела на Юру; он мгновенно перестал комиковать и застыл под ледяным взглядом, - будет достоин доверия, которое мы ему оказали... "ВЕРНИТЕ МНЕ МОЕГО ЛЕНЮ!.." Марк Самсонович Лисовский был один из тех, о ком говорят: "Широко известен в узких кругах". На протяжении вот уже двух десятков лет его имя мелькало то в "Учительской газете", то в журнале "Литература в школе", то в журнале "