Оцените этот текст:Не читал10987654321
СодержаниеFine HTMLPrinted versiontxt(Word,КПК)Lib.ru html
Михаил Успенский. Там, где нас нет

---------------------------------------------------------------
 © Copyright Михаил Успенский
 (Там, где нас нет # 1)
 Библиотека "Азбука fantasy". Изд. "Азбука", СПб. 1999 г.
 OCR&SpellCheck - Serjio Killinger
---------------------------------------------------------------

     Читайте  эту  книгу в  светлое  время  суток, иначе  рискуете разбудить
хохотом отшедших ко сну соседей за стенкой. Перед вами  - то  ли  мастерская
пародия на "фэнтезийные" романы,  то  ли отточенная  "игра в  бисер",  от ли
идущее  от  скоморошества  лихое  славянское зубоскальство. А может,  и  все
вместе  -  и  что-то  еще  неопределимое,  что  только  и  делает   человека
талантливым. Итак. "Вороны  в тот день летели по небу не простые, а красные.
Примета была самая дурная..."
     Александр Бушков.

 * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ * 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

     Рекомендуется   сервировать   стол  одинаковыми   приборами  и  посудой
однообразного фасона и расцветок.
     Книга о вкусной и здоровой пище

     Вороны в тот день летели по небу не простые, а красные.
     Примета была  самая  дурная, да  что  с того: давненько  уж не бывало в
Многоборье добрых знамений. Если  у  кого  в печи убегала из горшка каша, то
непременно  в сторону  устья,  к  убытку;  кошки  даже в жару спали, спрятав
голову под  живот, - к морозам; вышедший ночью  во двор по нужде обязательно
видел  молодой месяц с  левой стороны.  У  многих чесалась левая же  ладонь,
предвещая новые налоги. Мыши в домах до того обнаглели, что садились за стол
вместе с хозяевами и нетерпеливо стучали ложками. Повадился ходить со  двора
во  двор  крепкий  таракан  Атлантий  - он безжалостно пенял людям,  что  не
сметают  крошек на пол,  и возразить  ему было нечего. В разгар  зимы корова
родила  теленка, доподлинно  похожего  на бондаря  Глузда. Бондаря, конечно,
поучили до смерти так не делать, да что толку бить по хвостам?
     Время  от  времени  выходили  из  боров  недобитые  отшельники-неклюды,
приговаривали  так:  вот, не слушались нас, то  ли еще будет,  захотели себе
начальной власти, терпите нынче и не вякайте.
     И не вякали: сами виноваты, крикнув себе князя.
     Князь Жупел родился не от благородных пращуров, а вышел непосредственно
из грязи. Дело  было летом, как раз  напротив постоялого двора старого Быни.
Там посреди дороги  вечно  держалась  лужа  - ни  у  кого  не  доходили руки
завалить ее песком  и щебнем.  И в  некоторый день  что-то в луже оживилось,
забулькало, а потом  начало и пошевеливаться.  На беду, в эти дни  по дороге
никто не промчался на коне  сломя  голову. "Шевелюга обыкновенная",  - решил
старый Быня,  и нет бы ему шурануть  пару  раз вилами  в грязь, так  он  еще
лужу-то огородил веревкой и привязал к ней красные лоскутки.
     Через какое-то  время  стало понятно, что это не  просто шевелюга, коли
можно различить у нее руки, ноги и даже голову. То и дело  по луже пробегала
мелкая  рябь.  К  постоялому двору, обычно  безлюдному, начал  подтягиваться
народ. Кое-кто  утверждал, что  это ночью чужой  проезжий пьяный  свалился с
телеги, а  теперь  вот мучается.  Решено  было поднести  несчастному  ковшик
браги.  Но  подноситель  и  сам пил  непробудную чашу,  руки и ноги  его  не
слушались, брага  пролилась  прямо  в  лужу.  Зашипело  и  забулькало  живее
прежнего  - должно быть, от дрожжей, - тело  обозначилось крупней и лучше, в
голове  даже   прорезались   глазки.  Глазки  были  небольшие,  зато  близко
посаженные,  белесые, с тоненьким  черным  и продольным зрачком.  Было  еще,
оставалось  время  навести порядок  все  теми же  вилами,  но всем  хотелось
поглядеть, что будет дальше.
     Дальше  тело засучило  конечностями  и попробовало подняться. Пособлять
ему никто  не  стал, страшась замараться. Тело заскрипело зубами и погрозило
всем пальцем. "Соображает!" - обрадовались  люди. Распахнулся большущий рот,
оттуда  раздались  ругательные слова,  да такие грозные, что росли, мнилось,
прямо из зубов. Слов этих здесь раньше не слыхивали.
     Тело встало на корточки, все облепленное черной грязью и мелкой зеленой
ряской,  и  выбрело из  лужи, по дороге перекусив ограждающую веревку. Народ
посторонился, доброхоты слетали к колодцу и окатили грязного студеной водой.
Он задрожал, но  показывал руками  -  давай, мол, еще.  Когда грязь  и ряска
сошли, из-под них показался небольшой человек в  золоченых одеждах. Голова у
него была совсем круглая, уши топориком, нос  морковкой,  брови  домиком,  а
каковы глаза и рот, все уже увидели. Волос  на голове водилось немного, зато
вокруг лба, висков и потылицы поднимались острые костяные выросты.
     - Да ты кто будешь? - спросил старый Быня.
     - На  же - не  признали! -  обиделся выходец из  грязи.  - Вы  глаза-то
бесстыжие протрите! Я же ваш прирожденный князь, грозный Жупел Кипучая Сера!
     Укрепляя его правду, в воздухе и впрямь завоняло.
     В  Многоборье никаких князей не знавали  и в  худшие времена -  от иных
земель было  оно  отделено,  как  всякому понятно  из  названия,  множеством
непроходимых боров.  Дань,  правда,  иногда платили  каким-то чужим князьям,
хотя,  может,  это  вовсе никакие  не  сборщики  дани приезжали,  а  свои же
разбойники  Кот и  Дрозд, только  переодетые и умытые. Но  ведь жили как-то,
неохотно слушаясь стариков и лесных неклюдов...
     - А на голове почему рога? - привязались люди.
     - Сами вы рога! Это княжеская корона!
     Потрогали корону пальцами -  твердая, и с  головы ее ничем не  собьешь,
разве что голову снести, пока не поздно.
     - А вы не верили... - усмехнулся князь Жупел Кипучая Сера.
     Многоборцы  стали  переглядываться,  перешептываться.   Не  может  ведь
человек,  хотя  бы  и с рогами,  ни с того  ни с сего объявить  себя князем!
Раньше ведь никто до такого не додумался, да и с какой радости?
     Старый Быня, видя  смятение, пригласил пройти к  нему  и заесть, запить
это дело. Споры продолжались и за столом. Брага  призвала к жизни целую кучу
народной мудрости.  Одни говорили, что  крепка рать  воеводою,  а  тюрьма  -
огородою,  другие - что без матки пропадут и детки, третьи - что без столбов
и забор  не стоит, четвертые - что без запевалы  и  песня не поется, пятые -
что без перевясла  и веник рассыпается, шестые - что тому виднее, у кого нос
длиннее,  седьмые  -  что  без  князя  земля - вдова,  восьмые - что князь -
батька,  земля - матка.  Тут,  правда, встряли девятые и  десятые:  дескать,
князь - не огонь, а близ него опалишься, и вообще от власти одни напасти. Да
только кто их слушать будет, девятых-то с десятыми!
     Тут,  за  столом,  Жупел  и  начал  княжить  над  Многоборьем -  сперва
незаметно, потихоньку, а потом и в полный разворот, так что стало тошно даже
непривередливым кикиморам,  а  бесстрашные по  причине размеров  и  глупости
братья-великаны Валигора, Валидуб и Валидол, когда им рассказывали о деяниях
князеньки, покрывались пупырышками величиной с голову младенца.
     ...Позже на этом самом постоялом дворе один приблудившийся мудрец-шатун
выслушал повесть о чудесном обретении князя из  зацветшей лужи, задумался  и
объявил,  что,  мол,  таков,  в  сущности,  генезис  любой  власти.  За  это
незнакомое, противное уму и слуху слово его  стали было бить, но ошиблись  и
просто напоили.
     Жупел,    прослышав   от   мгновенно   расплодившихся   ябедников   про
мудреца-шатуна,  разгневался  и  приказал  считать, что  это  сам Громовник,
пролетая над Многоборьем, изронил свое живоносное семя в лоно Матери - Сырой
Земли, отчего она и понесла на радость  людям. Старики  засомневались: зачем
бы такому почтенному богу тешить  себя в небе на сухую руку, когда  ему рада
любая туча?  Но старики как-то быстро перемерли, а  князь велел сложить  про
себя в народе песню с такими словами:
     Мы  видали все на свете, Кроме нашего  вождя,  Ибо знают даже дети, Что
вождя видать нельзя!
     И далее в том же  духе. С этой  песней многоборцы стали ходить в походы
на соседей. А соседей было множество:
     и проворные стрекачи;
     и  осмотрительные сандвичи, носившие  щит не только  на груди, но и  на
спине;
     и неутомимые толкачи; и говорливые спичи;
     и суровые завучи;
     и вечно простуженные сморкачи;
     и разгульные спотыкачи;
     и сильно грамотные светочи;
     и пламенные кумачи;
     и гораздые лечить скотину ветврачи;
     и гордые головане;
     и твердые чурбане;
     и расчетливые чистогане;
     и веселые бонвиване;
     и трудолюбивые котловане;
     и рудознатцы-колчедане;
     и рыболовы-лабардане;
     и огородники-баклажане;
     и разбойные жигане;
     и рассудительные старикане;
     и малочисленные однополчане;
     и строгие столбцы;
     и разнеженные шлепанцы;
     и бесчестные разведенцы;
     и обстоятельные порученцы;
     и хрупкие мизинцы;
     и коварные жгутиконосцы;
     и, наконец, шустрые мегагерцы!
     Много  их  было,  а ведь  всех  многоборцы  при  новом  вожде  примяли,
примучили,  принудили.  Потому  что  князь  Жупел  первым  придумал  военные
хитрости: нападать без объявления брани, жечь  дома  и целые города вместе с
обитателями, резать  сонного  врага на ночлеге... "Гляди-ка, так  и  вправду
ловчее  воевать!"  - радовались поначалу  многоборцы.  Они  думали,  что это
какое-то  новое  колдовство.  А  потом  стали  тяготиться  и  сомневаться  в
содеянном.
     Но Жупел уже не  больно  в них  нуждался -  было на  что нанять пришлых
бойцов, и они не замедлили явиться со всех концов света. Послужить у Кипучей
Серы считалось даже за доблесть. Он стал  уже поговаривать о дальних походах
-  в  Наглию, в  Бонжурию,  в  Неспанию,  в Дискобар,  а там,  глядишь,  и в
Кромешные Страны...
     Но сперва он решил жениться. Супругу же взял не в подчиненных землях, а
в заморском  Грильбаре  сосватал  дочь  старого  царя  Барбоза -  прекрасную
Апсурду. То есть это она  сама звала  себя  прекрасной, потому  что никто не
решался  сказать ей всю  правду про  ее рябое личико.  Апсурда  приловчилась
травить ядом  непочтительных,  даже  и  ближнюю родню. Князь Жупел на всякий
случай  ел из  ее  тарелки  и  пил  из  ее  кубка  -  и  то,  бывало,  живот
прихватывало. До  чего дошло -  даже зеркала боялись отразить ее в подлинном
виде, угодливо изгибались и лепили, как могли, красавицу. А когда стала  она
мужней женой,  Жупел сообразил, что рога у него на  голове выросли как бы  в
задаток...
     Но  все равно  они жили  вроде голубков. Апсурда  как  раз и  придумала
наречь самую большую многоборскую деревню  Столенградом - как будто у других
князей города не стольные!
     Дружину князь принужден был уважать  и пировать с ней за  одним столом.
Стол был длинный - иные из княжеских доброхотов уверяли, что три версты. Три
не три, но челядь валилась с ног, обнося богатырей питьем и едой.
     Что  уж в этот  день праздновал князь Жупел  - установить не получится.
Убили, поди, кого-нибудь - вот и праздник. Обычное застолье, сытое и пьяное,
с песнями про князя и плясками про княгиню, с прочими развлечениями.
     Одно развлечение  было самое главное  и любимое. Его уже давно придумал
княжеский старший похабник Фуфлей, и Жупел Кипучая Сера весьма одобрил, а уж
как княгинюшка  радовалась! А ведь проста была забава, немудряща, проще игры
в стукалку. И тратиться на нее не надо было.
     Вот она вся: одному из дружинников вместо полагающейся серебряной ложки
подавалась деревянная.

ГЛАВА ВТОРАЯ
     В холодном  сумраке покоя, Где  окружили стол скамьи, Веселье встречу я
какое В разгуле витязей семьи?
     Велимир Хлебников

     Есть с дерева  считалось  превеликим оскорблением для того, кто  привык
иметь дело с железом  и железом же добывать золото. Оскорбленному оставалось
в  поединке  отвоевать серебряную ложку  у  кого-нибудь из  товарищей,  либо
наложить на себя руки от сраму, либо...
     Князь довольно улыбался и старался разглядеть обиженного подслеповатыми
глазами  сквозь изумрудную линзу. Линза эта в свое время принадлежала самому
царю Навуходоносору, и вавилонский затейник завещал ее  тому, кто превзойдет
его в пороках и злодействах. Награда сквозь века нашла достойного без всяких
затруднений.
     Вот и липовая ложка нашла молодого Жихаря.
     "Поделом", - шептались  иные,  а многие  боялись, что детина вызовет на
бой именно его. А если не выберет, стерпит, то из дружинников пойдет прямо в
позорные подметалы...
     Княгиня тоже улыбалась. На случай, если богатырь проглотит  оскорбление
и воспользуется ложкой, она ее три дня вымачивала в яде семибатюшной гадюки.
     Жихарь неуклюже поднялся с  лавки  на  своем дальнем конце. У  него еще
борода  как следует не  выросла. Детина взял ложку  двумя пальцами и оглядел
самым внимательным образом. Потом наклонился и достал из-за голенища  другую
ложку - тяжелую, золотую,  почти  с ковшик -  и  показал ее всему  собранию,
подняв за  стебель.  По  стеблю вились  причудливые  узоры, на  черпале были
вырезаны  колдовские  руны.  Принадлежать сопляку  такая чудесная  ложка  не
могла, наверняка  где-нибудь  взял в  бою, а скорее всего - украл, но  не то
беда, что украл, а то, что осмелился не подарить владыке своему.
     -  Вот  чем  добрые-то  люди  хлебают!  -  провозгласил  Жихарь.  Князь
рассмотрел золотую  ложку и позеленел, как его изумруд: ложка была  побогаче
княжеской,  да  Жупел  и  не поднял бы такую.  - А деревянной -  сам  жри! -
крикнул Жихарь и метнул липовое орудие через весь стол.
     Стол  был, конечно, не три версты. Легкая ложка  не пролетела  бы такую
долгую меру. А тут Жихаревых сил хватило в самый раз.
     Ядовитая деревяшка, гудя и завывая в воздухе, пролетела над братинами с
вином, над  жареными лебедями и печеными поросятами, над могучими осетрами и
палевой стерлядью, над горами черной  икры, над заморскими бананами и родной
квашеной капустой,  над великанскими пышными пирогами двадцати  двух видов и
родов, над мисками с моченой брусникой, над редькою  в меду, над варенными в
пиве раками, над студнем  говяжьим, над  студнем свиным, над студнем куриным
(длинный, длинный был стол, чего уж там!), над жареной бараниной с гречневой
кашей, над карасями в сметане, над отварными  телячьими ножками, над гусями,
затаившими  в  себе  яблоки,  над  киселем из  пареной  калины,  над стогами
зеленого  лука, над  печатными пряниками, над кашей из сладкого сорочинского
пшена, над солеными огурцами, чей рассол  дожидался  завтрашнего  утра,  над
щами, борщами и ухой, над вареными языками, над томленой печенкой...
     Но  тут стол  все-таки кончился и начался грозный  князь Жупел  Кипучая
Сера. Летящий снаряд угодил ему черпалом прямо в лоб.
     Эх, зря  пожалел богатырь метнуть золотую ложку, та наверняка сумела бы
развалить  Жупелу голову,  а дружинники хвастались бы потом, что  на столе у
них сегодня были княжьи мозги.
     Лоб у князя был хоть и невысокий, но очень твердый, и  липа не сдюжила,
раскололась как раз  на  две половинки. Обе они были  немедленно похищены на
память ближайшими сподвижниками Жупела. Князь в это время  потерял сознание.
Жихарь  недобро  оглядел  приостановившийся пир, сел  обратно на  лавку  и в
наступившей тишине принялся золотой ложкой шумно хлебать тройную уху.
     Первыми,  на свою  голову,  опомнились  особые  ненавистники  Жихаря  -
Заломай  и Завид. Они вскочили и затеяли крутить товарищу руки, причем Завид
больше  старался насчет золотой диковины. Зато ему и  досталось больше,  чем
напарнику: улетел без памяти в угол и пропустил всю гулянку.
     К чести дружины надо сказать, что большая и лучшая ее часть в  пленении
преступника  пока не  участвовала,  но  желающих  все  равно хватило.  Щедро
обливаясь  кровью  и  метко плюясь  друг в  друга  выбитыми  зубами,  верные
соратники  все же совладали свалить Жихаря под лавку и этой  же самой лавкой
придавить к полу. Сверху на лавку уселись человек пятнадцать, и на  рожах их
тотчас же выразилась законная гордость.
     Жихарь чуть полежал, собрался с силами, подтянул ладони к груди и выжал
над собой лавку  со  всеми устроившимися. Потом подтянул и ноги (драгоценная
ложка была  уже за голенищем),  страшно крякнул и, напрягая спину,  вскочил,
продолжая удерживать лавку. Мало  того, он вытолкнул  ее над головой и стал,
перелагая  из  руки в руку,  раскручивать. Как заведено  по законам природы,
сперва полетели крайние, а потом и все остальные. Двое последних устремились
вместе с лавкой  над  застольем в сторону все того же князя, но не долетели,
грохнулись, поломав и столешницу, и не уберегшегося жареного осетра.
     Князь очнулся и встал. Его и без того лишаистое лицо все пошло красными
пятнами - то ли от гнева и стыда, то ли от яда, пропитавшего липовую ложку.
     Снова залегла тишина.
     - Кто сказал "позор Многоборья"? - прошипел Жупел.
     Вслух, конечно, никто этого  не говорил, но,  когда много людей  думают
враз одно и то же, получается все равно что вслух.
     - Взять его! - пожелал князь.
     Виновато  и  злобно  косясь друг  на  друга, еще  несколько дружинников
бросились к оскорбителю, среди них и  старший похабник князя Фуфлей. На полу
вышел целый курган из тел или, вернее сказать, вулкан, потому что из вершины
внезапно взметнулась золотисто-рыжая голова Жихаря.
     - Ты смотри -  сироту всякий норовит обидеть! - невнятно пожалобился он
неизвестно  кому  и  снова  скрылся, предварительно  выплюнув на пол  чье-то
неосторожное ухо.
     Княгиня  Апсурда, трепеща, надзирала за  схваткой и указывала, по каким
местам  следует  бить  поганца.  Князь  Жупел  с  великим  сожалением гладил
треснувший изумруд.
     Только старый  мудрый  варяг  Нурдаль Кожаный  Мешок  никуда  не лез, а
молчком сгребал все со стола в припасенный как раз для такого случая кожаный
мешок.  Ломти  осетрины летели туда заодно со ржаными ковригами и заливались
калиновым киселем: суровый воин Севера не без оснований полагал, что в брюхе
им все  равно  суждено соединиться.  На застольный грабеж никто  не  обращал
внимания.
     Наконец князь, визжа и ругаясь,  бросил в схватку и тех, кто до сих пор
воздерживался. Жихарь вздрогнул, увидев, как идут к нему, бледнея и краснея,
самые верные и надежные приятели, и сил у него сразу поубавилось.
     Княгиня   Апсурда  вытащила  спрятанный  промежду   грудей  отравленный
кинжальчик и,  щурясь, стала  целиться.  На мгновение  перед  ней  мелькнула
красная рубаха Жихаря;  кинжальчик помчался  на убой,  но вопреки  ожиданиям
княгини вонзился пониже спины мерзопакостному Фуфлею. Яд был  такой крепкий,
что Фуфлей мигом посинел, распух и больше не жил.
     -  Поддайся, Жихарь!  - уговаривали боевые друзья. - Все  равно сегодня
помирать!
     - Лучше вы сегодня, а я завтра! - сопел Жихарь.
     Но  сколько ни сопел, а скрутили его -  сперва  кожаными ремнями, а для
верности и цепями.
     У замучившейся  дружины не хватило даже сил дотащить пленника до князя,
пришлось грозному Жупелу самому вставать и ковылять на недлинных ножках.
     - А вот и суд  мой праведный идет! - обрадовал он всех  утончившимся от
пережитого голосом.
     Воины  разошлись  вдоль  стен,  стыдясь  глядеть друг  на друга. Только
старый мудрый варяг Нурдаль Кожаный Мешок жалобно глядел на все еще обильное
застолье - в мешок больше ничего не лезло.
     - Говори, дубина,  кто  надоумил тебя  оскорбить  княжеское величие?  -
пристал Жупел к богатырю.
     Жихарь подумал, сощурил и без того заплывший глаз.
     - Да княгиня твоя, - сказал он. - Изведи да изведи  постылого - зудила,
зудила каждую ноченьку...
     - Врешь,  -  сказал  князь, ибо доподлинно  знал, что как раз Жихарь-то
княгиней брезговал.
     -  Врешь,  - зашипела  и  княгиня.  -  Какой  ему суд,  когда и так все
понятно?
     - Верно, - сказал Жупел. -  Все и  так все видели. Словом, за  то,  что
зарезал  он  лучшего  друга, нашего  достойного  Фуфлея,  подлым отравленным
ножом, бросить Жихаря прямо в Бессудную Яму на острые осиновые колья!
     -  Слава!  Слава!  -  одиноко  вскричал  очнувшийся   Завид.  Остальные
недовольно молчали. Недовольна была и княгиня Апсурда - она недавно выдумала
новую отраву, настой бородавок на крысином молоке, и хотела ее на ком-нибудь
опробовать. Потом  подумала и  решила распустить слух,  что молодой  воин  и
вправду  был  казнен  за преступную  любовь  к  повелительнице:  может быть,
какой-нибудь дурак и поверит. И песню сложит.
     ...Столенград был обнесен  высоким  частоколом, и  на каждой его тычине
насажена человеческая голова. Это, по  замыслу князя  Жупела, должно на деле
показать  всем  добрым людям силу  и  мощь Многоборья  и связь  его с  иными
народами. Тут были воины всех соседних племен, да и отдаленных хватало.
     Далеко не  все эти головы были отсечены  в честном  бою.  Говорили, что
князь Жупел  рассылает  по отдаленным землям особых людей,  которые попросту
выкупают  это  добро  у  могильщиков.  Да  и  заморские  купцы,  приезжая  в
Многоборье по своим делам, хорошо  знали, что будет от владыки всякая помощь
и  поддержка, если поклониться  ему чьей-нибудь головой, желательно  редкого
вида: чернокожей  и толстогубой или, наоборот, желтой и узкоглазой. Почетных
и  желанных гостей  князь усердно водил вокруг страшной  смердящей ограды  и
долго,  с   отягчающими   подробностями  рассказывал,   где   и   при  каких
обстоятельствах заполучил  он  каждую голову,  о  нечеловеческой  доблести и
бешеном  сопротивлении  бывших головоносцев.  При этом  Жупел  сильно  махал
руками, пока не уставал. Если же гость-невежа указывал, что  вот эта голова,
несомненно, женская,  князь нимало  не  терялся  и  повествовал  о  свирепых
богатырках Бабьей Земли Окаянии, которые в бою стоят десятерых мужиков.
     Но голове Жихаря не  суждено было  украсить собой мертвую городьбу: что
за честь  держать тут  своего  же  подданного! Поэтому его с великим  трудом
выволокли через княжий двор на самую вершину горы Чернухи, к Бессудной Яме.
     Никто во всем княжестве не  знал, что находится на дне этой самой  Ямы.
Считалось, что туда вбиты острые осиновые колья;  да только кто бы  лазил их
туда вбивать? Раньше случалось, что подпившие дружинники, поспорив, пытались
спуститься в  мрачный провал на веревке, но обратно не вылез ни один, а сама
же веревка неизменно оказывалась пережженной.
     - Не мы тебя, Жихарь, ведем - судьба тащит! - оправдывались дружинники.
     -  Я вас  из-под земли достану! -  грозился Жихарь. И  могучие бородачи
ежились: несмотря на зеленые лета, слава  у Жихаря была  самая дурная. Много
всякого он успел натворить и в бою, и в пиру, и в девичьих светелках.
     - Прости, друг!  - приговаривали соратники, и многие при этом  исходили
честными слезами.
     На  краю  Ямы, возле  деревянного  кумира Владыки Проппа, остановились,
чтобы подождать коротконогого  князя. Кумир был вырезан грубовато, но умело:
всякий  враз  признал  бы  высокий  лоб,  добрый  взгляд, аккуратные  усы  и
крошечную  бородку.  Очи  Владыки обведены были двумя  кружками -  без  них,
верили, он плохо  будет  видеть. Поклоняться Проппу стали еще в незапамятные
времена, такие незапамятные, что никто и не помнил, что это за Пропп такой и
зачем ему следует поклоняться. Много чего знали про Белбога и Чернобога, про
Громовика и Мокрую Мокриду,  да  и  про  Отсекающую Тени рассказывали немало
лишнего;  некоторые самолично видели издалека Мироеда,  а  вот насчет Проппа
никто ничего определенного сказать не мог, у него даже жрецов своих не было.
Знали только, что жил он на свете семь  с половиной десятков лет и установил
все законы, по которым идут дела в мире. Законов  тоже никто не помнил, хотя
исполнялись они неукоснительно.
     Жихарь взглянул в лицо идолу, вздохнул:
     -  И  ты  такой же! Я  ли тебе не  жертвовал  - и  новеллы  сказывал, и
устареллы!
     Пропп ничего не  ответил, только вздохнул в ответ и, казалось, хотел бы
развести  деревянными руками,  да были они вытесаны  заодно  с  туловищем  и
ничего не вышло.
     Тут  и  князь  приковылял,  а уж за ним,  шатаясь под тяжестью вкусного
груза, старый варяг.
     Жихарь  с отвращением принимал объятия и поцелуи прежних  друзей, и так
детину при этом корежило и воротило, что два сыромятных ремня  порвались, да
и цепь стала подозрительно потрескивать.
     - Нечего рассусоливать, бросайте! - велел князь.
     Рыдая  в голос, богатыри раскачали Жихаря и метнули в черную бездну как
раз в  тот миг,  как  расскочиться  цепи.  Паскудный Завид  стоял  несколько
поодаль  и,  трепеща от радости,  разглядывал  украденную  все-таки  золотую
ложку.  Но  недолго  пришлось ему любоваться: поросшая сивым волосом  ручища
Нурдаля Кожаного Мешка вырвала добычу из дрожащих лапок.
     - Я первый взял! -  возмутился Завид. Не говоря ни слова, варяг  ударил
Завида в лоб, подошел  к  Яме, склонился,  подержал драгоценную добычу двумя
пальцами, потом разжал их.
     - Ни себе, ни людям! - завозмущались воины.
     Нурдаль нехорошо оглядел их  всех, считая князя, решительно поднял свой
кожаный мешок и отправил его вслед за Жихарем и ложкой.
     - Ты бы  еще  коня  его  туда скинул, - только и сказал князь. Никто не
хотел связываться с Нурдалем Кожаным Мешком,  даже сам  Жупел Кипящая  Сера.
Старый  варяг первым  пришел наниматься в дружину, лучше всех  знал воинское
дело, боевые обряды  и обычаи. Вот и сейчас получилось, что Нурдаль, хоть  и
не полностью, исполнил долг перед похороненным заживо бойцом.
     Тут и остальные усовестились,  окружили Яму, обняли друг друга за плечи
и завели погребальную песню:
     На красной заре  В Кромешной Стране  Летели  три  ворона, Ревели  в три
голоса:
     "Ты судьба, ты судьба, Ты прискорбная вдова! Мы не бедные  люди - У нас
медные клювы,
     Мы  не  как  остальные - У нас перья  стальные,  А заместо глаз  Красны
уголья у нас.
     Маемся смолоду От лютого голоду. Мы твои дети, Куда нам летети?"
     Отвечала судьба, Прискорбная  вдова: "Я вас,  дети, возлюблю, До отвала
накормлю:
     За земным за краем, За синим Дунаем На высоком холме В золоченой броне
     Тело белое лежит, Никуда не убежит, Вас дожидает, Глаз не закрывает.
     Ему  не на что глядеть,  Ему незачем терпеть, Ему не  о чем тужить, Ему
хватит жить..."
     Так примета насчет красных воронов и сбылась.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
     А  еще  один  не  известный,  но  заслуживающий полного  доверия  автор
повествует о том, как Рыцаря Феба в некоем замке заманили в ловушку; пол под
ним провалился, и он  полетел в глубокую яму, и там, в этом подземелье, ему,
связанному по рукам и  ногам,  поставили клистир  из  ледяной воды с песком,
отчего он чуть не  отправился на тот свет. И несдобровать бы бедному  нашему
рыцарю, когда бы в этой великой беде ему не помог некий кудесник, верный его
друг.
     Сервантес

     Жихарь слышал, что в смертную минуту  перед человеком проходит  вся его
жизнь, вся  как есть,  с мельчайшими подробностями, и надеялся,  что  успеет
припомнить начальную  свою пору, и родителей своих, и настоящее имя,  потому
что памятная его жизнь была коротенькая и непутевая, а Бессудная Яма  весьма
глубока, и  хватит ли ему  обычных  воспоминаний, чтобы долететь до  дна, не
станет  ли скучно  и тоскливо по дороге, не  завоет ли он в голос,  к вящему
удовольствию князя Жупела?  Орать было стыдно, молчать тяжко. Никаких картин
из  жизни  перед глазами не наблюдалось,  а  была  сплошная  чернота.  Время
растянулось, словно медовая капля, падающая из ковша, ничего не происходило,
и богатырь напугался: что, если  смерть такая вот  и есть - все понимаешь, а
сделать ничего не можешь?
     Тут он спиной ощутил какое-то встречное движение, легкие уколы, услышал
тихое  потрескивание, и  вот со  всех сторон охватила  его колючая  и душная
шуба, и стал  ожидать он последнего  страшного удара заостренных  кольев, но
так и не дождался. Тут уже не время замедлилось, а падение, скоро оно совсем
прекратилось, и молодца даже подбросило невысоко кверху, а потом гора сухого
сена окончательно приняла его.
     "Ты смотри - даже колья в яме нельзя оставить без присмотру!" - подумал
Жихарь,  и  тут его с великой силой ударило  по спине.  Жихарь схватился  за
ушибленное место, потом, к своему удивлению, нащупал знакомые изгибы золотой
ложки.
     -  Я вам  покидаюсь,  собачьи дети!  -  заорал он и  вовремя  сообразил
увернуться  -  на  его  место  тяжко  рухнуло  чье-то  тело.  "Должно  быть,
Фуфлея-покойника  бросили, - решил Жихарь.  -  Теперь людям  и вправду велят
говорить, что я его зарезал ядовитым ножом - срам какой..."
     Пошарил руками, и  оказалось, что  у чаемого Фуфлея нет ни рук, ни ног,
ни самой головы  и вообще это не Фуфлей, а кожаный мешок, от которого вкусно
пахло вареным, печеным и даже хмельным.
     "Зря старый  варяг снеди кинул - дольше буду  мучиться", - пригорюнился
богатырь, но, как всегда после опасности, в  животе  забурчало, он  развязал
мешок, взял прямо сверху жареного гуся и как-то  незаметно для себя обглодал
до последней  косточки.  Жить стало лучше,  жить стало  веселее.  Надо  было
как-то устраиваться,  а там,  глядишь,  и выбираться.  Над  головой  голубел
кружок неба. Да  и мрачная песня дружинников ласкала ухо - на своих поминках
побывать всякому лестно.
     На всякий  случай Жихарь издал несколько пронзительных смертных стонов,
громко пожаловался на  остроту кольев и соседство многочисленных мертвых тел
и разных  чудовищ. Конечно, проверить вряд ли  кто  осмелится, но если князю
заблажит...
     Потом темнота надоела богатырю, да и верные товарищи наверху разошлись.
"За стол, поди, вернулись, поминать будут", -  позавидовал Жихарь и  ласково
погладил варяжий  мешок. По бульканью он определил деревянную флягу с пивом,
достал  и приложился, поминая себя добрым словом. Питье надо беречь, вовремя
вспомнил он. Пора бы и оглядеться.
     Жихарь вытащил из-под  себя  пучок сена, скрутил  его  особым  образом,
зажал между  ладоней и  стал  сильно тереть.  Такое не всякому  по плечу, но
молодой  воин  долго этой  хитрости учился у Кота  и Дрозда в  глухом  лесу.
Мало-помалу сухая трава затлела, а потом и пламя показалось. Жихарь скатился
на землю - было довольно высоко - и удивился: кто же это заготовил тут такую
пропасть сена и зачем? Никаких мертвых тел и тем более чудовищ поблизости не
валялось.
     Яма  была  внизу  просторная, богатырь принялся  ходить  туда  и  сюда,
внимательно следя, не колыхнется  ли пламя. Ходить пришлось долго, то и дело
возвращаясь к  стогу за новой  долей сена. Сверху ведь его свалить не могли,
значит,  как-то  по-другому  доставили. Огонь  и дым устремлялись вверх,  но
наконец потянулись и в сторону.  Жихарь пошел, куда  тянуло, и  наткнулся на
решетку. Решетка закрывала  не  какой-нибудь собачий лаз,  а  добрую  дверь.
Жихарь покрутил в руке сорванный замок и сдвинул решетку. Из прохода  сильно
тянуло холодом.
     Сперва  он  хотел  на прощание поджечь  стог -  дым пойдет вверх, то-то
будет там страхов  и пересудов! Огненного змея заподозрят! Яма - она  и есть
Яма, недаром у далеких предков в жаркой стране за Зимними  Горами бог смерти
так  прямо и звался: Яма...  Да  князь Жупел  со  страху  убежит  к тестю  в
Грильбар!
     Но потом подумал: а как  не убежит? А как случится новому бедолаге сюда
лететь?  Жихарь  сплел толстый жгут  сена,  воткнул его в стенную  трещину и
зажег. Потом, не торопясь, разложил щедрые дары скопидомного варяга и честно
поделил пополам,  оставив долю грядущему бедолаге.  Может, князь  с княгинею
прямо сегодня сюда еще кого-нибудь ввергнут? Залез обратно на стог  и  взбил
сено,  чтобы мягче было падать. И сверху заметил, что колья тут все же были,
но кто-то их выдернул и рядком поставил к стене  - добрый десяток.  Богатырь
скользнул  вниз, выбрал  пару кольев:  один  для  факела, другой для  драки.
Обрывком железной  цепи подпоясался -  тоже  пригодится. Все  было  готово к
походу в неведомую тьму.
     Все, да не все. Ведь, если  заметят слабый дымок, если Жупел что учует,
он же спровадит  сюда всю  дружину - добивать  преступного обидчика.  А  они
увидят ход и кинутся в погоню. Придется погодить.
     Колдовать как следует Жихарь, конечно, не умел,  но кое-чего нахватался
у  тех же Кота и Дрозда. Разбойники без чар не живут. Он наковырял  глины из
стены и  с  сожалением  размочил  ее пивом. Из глины  он  как попало вылепил
человечка, стараясь,  чтобы тот походил  на него  самого,  но  человечек все
равно  получился  страхолюдным.  Указательным пальцем  лепила  проколупал  в
глиняной головке разинутый  рот. Потом  прокусил до  крови  мизинец и смочил
кровью лоскуток, не пожалев нарядной рубахи. Лоскуток он воткнул  болванчику
в грудь,  где полагается быть сердцу, слегка  полюбовался на свое творение и
подсадил его на верхушку стога.
     Болванчик, не чинясь,  начал отрабатывать свою недолгую жизнь: из дырки
во рту  полились  наверх жалобные  сетования  и  причитания,  перемежающиеся
проклятиями вероломным друзьям. Выражался глиняный при этом столь забористо,
что  многие  хулительные  слова не  были знакомы  и  самому  Жихарю.  Голос,
конечно, был мертвый и противный, но  чего и ждать  от человека, пронзенного
осиновыми кольями?
     - Не заткнется ведь, пока  не засохнет! -  похвалил Жихарь  сам  себя и
тронулся в путь.
     Коридор  был просторный,  не пришлось  даже  нагибаться.  Может, предки
многоборцев его выкопали в свое время на случай  осады, а потом забыли, хотя
вряд  ли:  уж такой храбрец, каков Жупел Кипучая  Сера, знал  бы  наверняка.
Значит,  не  старые люди рыли; во-первых,  за столько  лет  тут бы все давно
обрушилось и осыпалось, а во-вторых, разве под силу человеку проложить такой
ровный  и  круглый ход? Словно огромный  земляной червь  его проделал, вон и
бороздки на стенах...
     Искать его теперь никто не будет, а если и увидят, посчитают за умруна:
или за ходячего мертвеца,  или  за  живого  покойника, или, чего доброго, за
бойкий труп  примут. Потому что после смерти человеку,  если  он  не  желает
спокойно в  земле отдыхать, только в этих  трех видах  обретаться  и  можно.
Ходячий мертвец людям  без толку  и даже  опасен, потому что  его под землей
научили сосать  кровь; живой покойник неприятен, поскольку приходит по ночам
и  вещает самую  горькую  правду, а кому она  нужна; бойкий же  труп  обязан
указывать людям клады, а они, увы, не во всякой местности зарыты.
     Людей, конечно, не грех попугать лишний раз, чтобы  не возомнили о себе
лишку,  только  пугателей  и  без  Жихаря  хватает.   Молодому  бойцу  редко
приходилось сталкиваться с Замогильным Людом, но воспоминания остались самые
поганые... Надо было в сене-то порыться, найти сухую полынь, траву окаянную,
бесколенную, на всякий случай - умруны ее не терпят...
     Можно,  выйдя  на  свет, податься  на север  и сказать, что послал  его
старый  Нурдаль  Кожаный Мешок,  и  мешком в доказательство потрясти, только
ведь и там не  мед - зря, что ли, варяг поперся в такую даль искать службы у
лютого князя?
     Можно  податься и на  юг  - там, за  страшной высоты горами,  после той
самой битвы, в  которой  погибли  чуть  ли  не  все  люди  на  свете,  снова
поднимаются из руин древние державы, и умелому воину  всегда найдется  дело,
только ведь жарко у них, и сидеть придется, не по-людски скрестив ноги, и на
пупок свой пялиться, словно в нем есть что-то хорошее.
     Если же  пойти на юго-восток,  непременно уткнешься лбом в  бесконечную
стену из обожженного кирпича,  охраняющую  Чайную Землю. Перелезть через эту
стену -  полдела, только что  за  ней?  Раскосые  насельцы этой земли  ловки
драться без оружия, но  против доброго кулака не дюжат.  Скучно. В  один час
ложатся, в один час встают, детей зачинают по указу...
     А на западе, за чернолесьем, по берегам теплых морей, живет люд богатый
и гордый, все прочие племена  почитающий  дикими и подвластными. Вот туда бы
двинуться, обломать им рога.
     Но  для начала неплохо бы просто  выйти из-под  земли на белый свет, но
ход, как на беду, ведет все ниже и ниже...
     Плохо горит осина, а  все равно  Жихарь  разглядел впереди пару зеленых
огоньков. Не в добрый час помянул он про Замогильный Люд. И что удивительно:
пламени  эти  глазки  вовсе  не  отражают,  сами по  себе  светятся,  словно
гнилушки. Кто же это будет из троих возможных?
     Жихарь остановился и подождал,  пока умрун подойдет ближе.  Нет, это не
бойкий  труп:  у  того  из  носу  текут бесконечные сопли, и если утереть их
чистым  наговорным  платком, тут он тебе в благодарность покажет клад. И  не
живой покойник,  а то бы еще  издали начал перечислять пронзительным голосом
многочисленные Жихаревы грехи и преступления, пока не застыдил бы до смерти.
Стало быть, ходячий мертвец-кровопивец.
     Жихарь переложил  факел в левую руку, а правой крепко взял осиновый кол
острием вперед. Умрун  был  недавний, ядреный,  на нем  еще одежда не успела
истлеть;  вот оружия  не было и не могло  быть, к счастью  или  к сожалению.
Волосы белые, а лицо молодое и даже румяное, борода отросла до пояса, ногтей
под землей тоже никто не стрижет.
     Мертвец  и  сам  остановился  и  улыбнулся.   Зубы  у   него  были  уже
нечеловеческие, длинные  и широкие,  и непонятно  даже, как они в  этом  рту
помещались. Зубы располагались  в два ряда и ходили ходуном - слева-направо,
справа-налево. Такому хорошо грызть решетки и кандалы.
     Жихарь   сделал  легкий  выпад  колом.  Ходячий   мертвец  отпрянул   к
противоположной вогнутой стенке и как-то ловко принял телом ее изгиб.
     - Не любишь, - заключил  Жихарь, взял и  ткнул  колом повеселее  и чуть
вбок. Умрун скользнул  по стенке в сторону - туда,  откуда пришел  Жихарь. -
Иди-иди,  -  велел воин. - Все  равно  тебе там ничего  не  обломится. Нынче
умрунов кормить не велено - живым не хватает...
     Мертвец стремительно нырнул  головой вперед, норовя  перекусить кол, но
Жихарь  вовремя спохватился  и треснул его  колом по зубам,  основательно их
проредив. Умрун взвыл и отпрянул.
     -  Не любишь, -  повторил богатырь и  продвинулся  вдоль стенки вперед.
Потом замахнулся факелом. - Во, и огоньку не любишь? Так иди с миром.
     Жихарь знал, что ходячего мертвеца нужно, хоть  расшибись,  держать  на
расстоянии.  Он  втянул   живот,   цепь-запояска  ослабла  и  скользнула   в
подставленную руку с колом. Эх, нет у человека третьей-то руки, не нарастил!
     Зеленые  глазки замогильного  молодца внимательно  подстерегали  всякое
неверное  движение,  но  не  дождались. Точным  броском  цепь  легла поперек
прохода, отделив мертвое от живого непреодолимой для умруна преградой.
     - А железа-то  сильнее всего не любишь, - сказал Жихарь. -  Ну и ступай
прочь, видишь, я не добыча.
     Мертвец  согласно кивнул, повернулся и пошел себе дальше,  к  Бессудной
Яме - должно быть, случалось находить тем пропитание.
     Осиновый  кол  влетел  умруну  в спину  как  раз  против сердца. Ключом
брызнула едко  пахнущая кровь.  Мертвец  вскинул руки и  обернулся.  Зеленые
глаза гасли, выразив укоризну.
     - Ну, извини, - сказал Жихарь. - Бой по правилам - только для живых. Не
оставлять же тебя за спиной - люди узнают, станут дураком дразнить...
     Мертвец рухнул мордой вниз. Кол в спине дрожал. Жихарь подумал-подумал,
да  и выдернул оружие:  мало  ли  кто  встретится  впереди.  Хотя,  по  всем
правилам,  кол полагается  оставить  в  ране, чтобы не  зажила,  так  то  по
правилам...
     Умрун  в  последний  раз  содрогнулся   и  сдох.  Только  выбитые  зубы
подпрыгивали  на полу,  стремясь  к человеку,  но железная  цепь не пускала.
Богатырь подобрал цепь, зубы растоптал в прах коваными сапогами, привел себя
в порядок и пошел дальше, а на  ходу рассуждал  вслух, что в спину, конечно,
бить нехорошо, но для умрунов сойдет.
     Удаляясь,  он  нет-нет  да оглядывался.  Но  все  было  тихо.  Богатырь
ругательски ругал себя, что вовремя не вспомнил про цепь, а потом сообразил:
все правильно сделал, иначе бы не разошлись. Ход вел все вниз да вниз, и это
было  скверно. Наконец Жихарь воткнул совсем  уже коротенький факел в стену,
снял мешок, сел  и еще подкрепился, мысленно попрекнув Кожаный Мешок  за то,
что валил со стола  все  подряд, без выбора. Однако стало полегче.  Только и
второй кол пришлось зажечь от остатков  первого. Вся надежда  теперь была на
цепь да на золотую ложку в случае ближнего боя.
     Между  тем  глина, в которой проложен  был ход,  сменилась гранитом,  и
стало совсем уж непонятно, кто мог  продолбить себе дорогу в твердом  камне.
Никаких  следов живого присутствия  видно  не было, напрасно Жихарь искал по
стенам  зарубки или надписи.  Замогильный Люд  тоже не  мог  построить такое
диво, им из земли выкопаться - и то радость.
     "Э,  да уж  не  к Господину  ли  Земляное Брюхо я на обед  поспешаю?  -
опасливо подумал Жихарь. - Он ведь всякую дрянь ест, даже людей..."
     Видеть  Господина Земляное Брюхо вот уж точно никто не видел, а слышали
многие, особенно  рудокопы,  как  он там у себя  ворчит,  кашляет,  жалуется
невыносимым  голосом  на  голод  и холод,  распевает  дикие песни,  чавкает,
набредя  на  пласт  жирной  съедобной глины, устраивает  постирушки,  отчего
штольни заливает  водой, хрустит, разгрызая кости древних  чудовищ, а  когда
надумает   выколотить  из  этих  костей  мозг,  то   земля  трясется,   ходы
обрушиваются и рудокопы пополам с землей летят к Господину Земляное  Брюхо в
это самое брюхо. Справиться  с ним способны только горные карлы,  да и то не
справиться, а  отогнать, выкрикивая нарочито обидное слово,  и слово это для
человеческого языка никак не произносимо.
     Тут Жихарю  почудилось, что он  и сам слышит  где-то  глубоко под собой
невнятные стенания и пение.
     "Поймал,  должно  быть,  гулящего  умруна  или  моим  попользовался,  -
сообразил богатырь.  - Сейчас  переварит,  и  начнет  у него  брюхо земляное
пучить, распирать. Земля задрожит, и камень не удержится - тут мне и конец".
     Для храбрости герой замахал перед собой факелом и даже запел подходящую
к случаю песню, древнюю и жалостную, про  то, как погиб в бою единственный у
матери сын, а много лет спустя заехал  в ту деревню  странствующий чародей и
стал показывать за деньги живые картинки на белом полотне и как мать увидела
сына, размахивающего мечом, и как она потом убивалась...
     Дальше ходу не было.
     Прямо  перед Жихарем  весь  проход занимала  чья-то мохнатая задница  с
тоненьким  хвостом.  Шерсть была грубая, густая, отливала рыжим. Хвост то  и
дело молотил по стенам и потолку.
     "Не  понос,  так золотуха,  - печально подумал  дружинник. -  Надо  же,
напоролся на Индрика-зверя!"
     Зверя Индрика тоже мало  кто видел, а тем  более живого. Ведь известно,
что всю жизнь он проводит под  землей, умело прокладывая себе  ходы, а когда
вылезет на белый свет, то сразу же и  окаменеет. Поэтому Индрик показывается
наружу только темной ночью,  а если днем - то лишь когда  соберется умирать,
наскучив  долгим  веком.  Вот  каменных  Индриков многие  видели  на  крутых
обрывистых берегах северных рек. Северяне  зовут Индрика по-своему - Большая
Земляная Мышь, хотя от мыши, пожалуй, у него только хвостик и есть.
     Жихарь еще подумал, слазил в  заспинный мешок, сжевал  чуть не половину
осетра  и принял  решение.  Сперва он попробовал стегать  Индрика цепью,  но
зверь  не обращал  на  порку  никакого  внимания  и  продолжал  беспорядочно
отмахиваться хвостом.
     "От   меня  так   просто   не   отмахнешься!"  -   похвалил   себя   за
сообразительность Жихарь  и сунул  факел прямо в  шерсть.  Повалил удушливый
черный дым,  и богатырь чуть не задохнулся, покамест до чудовища  дошло, что
сзади творится  неладное. Хвост бешено  замолотил  по стенам, так что Жихарь
еле  сумел  схватить его  и намотать  на  руку.  Впереди что-то,  заухало  и
заскрежетало, и туша начала  двигаться вперед - сперва  еле-еле, а потом все
быстрее  и быстрее. Жихарь перешел на бег, стараясь не тянуть за хвост  (кто
его знает, чем оно кончится!), потом  хвост  все  же натянулся, вырываясь из
руки,  по стенам  вдоль прохода полетела каменная  крошка. Пришлось  бросить
факел и вцепиться  в  хвост  обеими  руками. Переставлять  ноги  тоже  стало
некогда,  Жихарь скользил  на пятках по каменному полу и радовался, что обул
на пир не нарядные красные сапоги с высокими каблуками, а грубые подкованные
бахилы. Да он и не мог явиться на пир в красных сапогах, поскольку пропил их
накануне.
     Индрик  несся  все  быстрее.  Из-под  сапог  летели  искры -  сталь  на
подковках была отменная. Дышать из-за дыма и каменной пыли было  невозможно.
Богатырь чихал и плакал, все крепче цепляясь за хвост.
     -  А  и славненький  же хвостик, жиловатенький,  - приговаривал  он  на
всякий  случай сквозь кашель переделанное на  скорую руку заклинание.  -  Не
износится наш хвостик, не истреплется...
     (Он едва успевал замечать, что  мимо них пролетают какие-то другие ходы
и пещеры,  а  в некоторых  даже виднеются  вроде человеческие фигуры. Фигуры
махали  руками,  то ли  угрожая герою,  то  ли приветствуя беспримерное  его
деяние.)
     Тут  огонь  добрался до  какого-то  уж такого чувствительного Индрикова
места,  что  зверь прибавил ходу,  подковки и подошвы  под  Жихарем сгорели,
черед был за ступнями богатыря, но внезапно все кончилось, и Жихарь со всего
маху врезался в пылающую тушу. От удара он отлетел  назад, хлопая опаленными
ресницами.
     -  Приехали,  - только и молвил герой, выпуская из  рук  разом обмякший
хвост. - До сих пор я только лошадей загонял...
     Печально догорели последние завитки шерсти, и Жихарь  оказался в полной
темноте.  Да  не такой  уж полной:  между  холкой чудовища и  потолком  была
скудная полоска  света. Жихарь по хвосту, как по веревке, поднялся на спину.
Индрик был еще теплый, но подозрительно быстро остывал.
     "Рыло  высунул  наружу,  каменеет,  скотина!"  -  сообразил  герой.  На
раздумья времени не  было. Он спрыгнул  на пол  и что было сил  уперся левым
плечом в копченый зад Индрика. Упираясь, он поминал Белбога, Мироеда, Проппа
и хитроумного Дыр-Танана. С ними и толкать было сподручнее. "Окаменеет весь,
тогда совсем  с  места не сдвину!" - страшился Жихарь,  а как подумал о том,
что придется возвращаться по этому бесконечному ходу, то и дело натыкаясь во
мраке  на всяческую  нежить, то  нашел у себя ровно столько силы,  что сумел
протолкнуть  тяжелевшую  с каждым мигом  тушу на  два шага.  Потом посмотрел
вверх и успокоился: "Живот поджать - пролезу!"
     Правда,  пролез,  только  мешок пришлось снять  и  тащить  за  собой. И
хорошо, что  протискивался с трудом,  а то бы с  разгона вылетел  и свалился
прямо в  реку:  по вековечной привычке Индрик-зверь вылез на белый свет  как
раз  посередине  речного обрыва. Окаменевшая шерсть  ломалась под  пальцами.
Голова  Индрика  была вывернута  и смотрела  в небо.  Громадные  полукруглые
бивни,  числом  четыре, иступились, истерлись о  гранит. Вот как, значит, он
под  землей ходит:  вращает башкой,  словно шея у него без  костей,  а бивни
выгрызают дорогу в земле и камне...
     На речном берегу лежали круглые серые валуны  - на них-то и  мог упасть
богатырь. Пришлось  осторожно спуститься  по  отвесному склону, цепляясь  за
малые трещины, щели, корни и стрижиные гнезда.
     Оказавшись  внизу,  Жихарь  задрал  голову  и  посмотрел  на  каменного
Индрика.
     - Загубил я тебя, брат, - сказал он. - Если бы не я, ты бы еще тыщу лет
землю буравил...
     Услышав его, каменный зверь подался вперед. Жихарь отбежал  подальше, к
самой воде. Индрик, словно получив сзади хорошего пинка, вылетел из прохода,
грохнулся  вниз  и  снова  обдал Жихаря  каменными осколками.  Только  бивни
остались целы.
     А из пещеры на обрыве высунулась голова на длинной шее. Голова вроде бы
человеческая, только очень большая, а шеи такой, конечно, у людей никогда не
бывает. Голова клацнула зубами в воздухе  и дико  завопила, зажмурившись: не
терпела, видно, солнца, хоть и на закате.
     - Вот и третья смерть меня миновала, - подытожил Жихарь.
     Ослепшая  голова  продолжала   раскачиваться  над   берегом.   Богатырь
подбросил камень получше и очень метко бросил. Чуть не выбил глаз, но хитрая
голова схватила камень на лету зубами и схрумкала. Жихарь приглядел еще один
камень,  лучше  прежнего,  но  голова  не  стала  его  дожидаться,  поспешно
втянулась в обрыв.
     - Вот так-то лучше, - заметил Жихарь.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
     Витязь
     Этот холод  окаянный, Дикий вой русалки  пьяной, Всюду визг и суматоха,
Оставаться стало плохо?
     Велимир Хлебников

     Если  долго-долго смотреть на  полный месяц, можно разглядеть там целых
двух человек  в довольно интересном положении. Один поднял другого на вилы и
задумался:  брякнуть  оземь  или  еще  так  подержать? Жители  Чайной Земли,
впрочем,  усматривают там  только жабу  и зайца, но  это, скорее  всего,  от
узости взгляда.
     Кто эти двое - в точности не известно, хоть некоторые и утверждают, что
родные  братья,  чего-то  там  не поделившие.  Таким образом, боги постоянно
напоминают  людям,  какие они, человеки, сволочи: двое всего останутся, и то
между собой передерутся. А  на другой стороне, говорят, зрелище еще похлеще,
только его до поры видеть не положено...
     Так   раздумывал   Жихарь,   уставившись   на  упомянутое   прискорбное
изображение, причем двойное: вода в реке текла ровно и спокойно, там и месяц
отражался,  и все прочие  ночные  светила,  даже беспокойная бродячая звезда
Зугель, которая в небе ходит не просто так,  а  носит вокруг себя  кольцо, и
разглядеть  его может только самый  зоркий  человек на свете. Многие кичливо
вызывались  потягаться за это высокое звание при  дворах  сильных мира сего:
расписывали, какие узоры на этом кольце,  какие тайные знаки выдолблены,  да
только зря. Те,  кому положено, знают, что кольцо  самое простое, каменное и
вовсе даже  не  целое, а  из отдельных  кусочков.  Дерзнувших  же похвастать
необыкновенной зоркостью и простого-то зрения лишают.
     При  полном  месяце  человеку ночевать под голым небом  негоже.  Всякая
нечисть и  нежить,  которая  и  белым днем не очень прячется, в  такую  ночь
распоясывается окончательно, не ставит ни во что ни охранительный чеснок, ни
окаянную  травку  полынь.  Она,  пожалуй, и  через  железную цепь  осмелится
перешагнуть. Вон как мавки-то в реке плещутся, скоро полезут на берег чесать
зеленые  свои  кудри  и  просить Жихаря  позычить  им  для этого  дела  свой
гребешок. Гребешок у него за тем же  голенищем,  что и ложка, но он пока еще
не золотой,  а все  равно жалко. Если  дать  его наглым и мокрым девкам, они
расчешутся  и вернутся в реку  с  миром, а гребень придется выбросить, иначе
потом облысеешь. Если же не дать, пожадничать, тут такое начнется...
     Мавки  вообще-то  красивые, такие  красивые, какими при жизни  сроду не
были. Иные страхолюдины как  раз для этого и  топятся.  Только  красота  эта
обманная. Бывает,  снаружи  дом весь покрыт резьбой, а  внутри  грязь, пыль,
плесень. Так и мавка. Повернется  к тебе спиной, и увидишь позеленевшие  без
воздуха  легкие,  небьющееся  сердце,  сопревшие  кишки   -  такая  гадость!
Находчивый парень от мавок, правда, может  отшутиться,  только на это вся  и
надежда.
     Костра Жихарь разводить не стал: уж лучше померзнуть, чем снова попасть
Жупелу в лапы. Но когда потянет с реки туман, то за ним могут поползти и все
как  есть лихорадки:  и  Трясея,  и  Огнея, и Ледея, и Гнетея, и  Грудея,  и
Глухея, и Ломея, и Пухнея, и Желтея, и Корчея, и Глядея,  и самая страшная -
Огнеястра-Невея.  Против  двенадцати  сестричек  имеется  крепкое,  надежное
заклинание: помянуть Белого Аспирина да Горького Трациклина, только это тому
помогает, у кого и так здоровье хорошее.
     Может  вылезти  погреться  под  светлым  месяцем  и  сам  царь Водяник.
Царского  в нем  только  борода,  а  так просто большая  лягушка. Тот  любит
донимать людей вопросами: "Что у нас без умолку? Что у нас безответно? Что у
нас без кореньев?  Что у нас чаще рощ? Что у нас выше лесу? Что у нас  краше
свету? Семь без четырех,  да три улетело - сколько  всего?" Ответы  известны
даже малым детям.
     А  самого  его следует  осаживать такой загадкой:  "Птица без голоса  в
гнезде из волоса, сама села, а  яйца наружу - кто такой?" Водяник устроен не
как человек и нипочем  не догадается,  от обиды навяжет на  шею  камень  и в
очередной раз утопится, ему не привыкать.
     Прогнать  всех  этих  речных  обитателей  можно  очень  даже  просто  и
недорого, если окажется под рукой обыкновенный козел. Козла они не любят, да
ведь и людям он не больно приятен. На всякий случай козла можно вылепить  из
глины, только духу в нем необходимого не будет...
     Но никто не лез на берег, не пускал из воды шумных пузырей, а мавку  по
плеску  не отличишь  от  сома или налима. Жихарь  задумался,  загляделся  на
светлый диск, который  покачивался  на воде...  Покачивался, покачивался, да
вдруг  и  сдвинулся  со  своего  места, словно лист  кувшинки  с  оборванным
стеблем,  и  поплыл,  поплыл  по  речному   стрежню,  пока   не  скрылся  за
поворотом...
     Жихарь помотал  головой, поглядел на небо. Все было на месте - и месяц,
и звезды. Звезды отражались и в реке, а вот месяц  куда-то подевался. Жихарь
затаил дыхание и на всякий случай взял в руку камень. Ничего не происходило.
Потом на  воде  появилось светлое пятнышко, стало потихоньку расти, расти  и
наконец достигло  положенного  размера. Жихарь облегченно вздохнул и положил
камень на место. Но  в  этот самый миг отражение снова оторвалось  от  своей
невидимой основы  и устремилось  вслед за  предыдущим  вниз по течению, в те
края, где Месяц называют Луной...
     Да,  место  он  выбрал самое дурное.  Хотя кто выбрал-то? Зверь Индрик!
Значит, будут не  мавки, не лихорадки и не царь Водяник, а будет нечто вовсе
скверное. Вверх  по  обрыву в  темноте карабкаться не станешь,  да  и  куда?
Обратно в Столенград? Верно говорят, что возвращаться - плохая примета:  сей
же час голову отрубят.
     Вода  уже теплая, и не раз  случалось Жихарю переплывать широкие  реки,
только не в ночь полного  месяца.  В воде он сделается слаб и беззащитен, и,
может статься,  очередной желтый круг, сорвавшись с  предназначенного места,
перережет ему шею или грудь...
     Правда, если опорожнить кожаный мешок и  покрепче его перевязать, можно
плыть и на  нем.  Но тогда  придется волей-неволей  доесть  все  припасы,  а
плавать на полное брюхо умные люди не советуют.
     "Никто  меня еще  пальцем не  тронул, а я уже  все  страхи  перебрал, -
укорил себя  Жихарь. - Сам ведь хвастался гулящим девкам, что царю  Водянику
бороду   оборвал,  и   речную  тину   в  доказательство  показывал.   Вот  и
нахвастался".
     Руки  как-то  незаметно для  него  потянулись  к мешку, достали  оттуда
здоровенный  печатный  пряник и  несколько  каленых  яиц.  Созревающие  луны
продолжали скользить  по  реке  одна  за другой, но уже было не так страшно.
"Знать бы, куда они  днем-то денутся  - пропадут или станут дальше  плыть, к
Соленому Морю?" - задумался детина. На всякий случай решил о виденном никому
не рассказывать,  чтобы не засмеяли. Потом вспомнил, что рассказывать никому
не придется, и загрустил. Грусть незаметно перешла в дрему, и ласковый голос
над  ним  запел колыбельную, только  напев  стал как-то  странно меняться, а
голос опускаться  все ниже и  ниже, и  знакомые слова  превратились в чужие,
рычащие и скрежещущие,  и начали попадаться  среди них  полузабытые  и давно
заклятые  имена истлевших  идолов и  околевших чудовищ, и от упоминаний этих
застыла кровь...
     "Варяги плывут,  -  сообразил во сне Жихарь.  - Только  вот  почему они
ночью  плывут,  не  дурное  ли  задумали?  Видно,  все  же  придется  наверх
корячиться, предупреждать людей..."
     Он  открыл  глаза, пришел в себя и  понял,  что поет  один-единственный
человек,  и  никакой лодки  с драконьей  головой на воде  нет, хотя что-то и
чернеется...  Детина  вскочил  и  отбежал под самый обрыв,  надеясь, что  не
заметят.
     Неведомый  певец плыл посередине реки, озаряемый  бледными лучами, плыл
он, стоя на стволе вывороченного с  корнем  дерева. Дивно, при этом он вовсе
не  перебирал  ногами, чтобы  удержаться,  - ведь  на  круглом-то  не  очень
поплаваешь. В руке певец держал не то посох, не то шест, которым он вроде бы
и отталкивался,  но этого никак не могло быть  - на стрежне  самая  глубина.
"Водяник",  -  подумал сперва  Жихарь, а  зря:  певец нимало  не  походил на
речного  царя. Был это высокий и  прямой человек в длиннополом плаще, и плащ
бился и развевался, хотя даже малого ветерка не веяло, да и двигалось бревно
не скорее, чем вода. Потом стало видно, что развевается не только плащ, но и
седые кудри, и длинная борода.
     Тут  Жихарь признал  и напев: жуткое  додревнее заклинание, поднимавшее
мертвецов из  земли, но не всех подряд,  а  только  проклятых, заклейменных,
голодных и  рабов, с  тем  чтобы  они  разрушили до основания  весь  мир,  а
затем...
     "Замолчи, сдурел ты! -  хотел, но не посмел крикнуть богатырь. - И  так
они спокойно не лежат, чего их будоражить?"
     Тут  страшная песня сменилась громовым  хохотом и необыкновенная  лодка
остановилась  в  воде  как раз  напротив  того  места,  где таился  отважный
дружинник.
     - Чего скрючился, плыви ко мне! - приказал певец, словно знакомому.
     "Хуже   не    будет",   -   мгновенно   решил   Жихарь,   но   все-таки
полюбопытствовал:
     - А ты кто?
     -  Неклюд Беломор! -  гордо ответил человек и как бы  в  доказательство
помахал посохом над головой.
     Жихарь похолодел, хотя,  казалось, холодеть было уже некуда. Знаменитый
волхв и чародей, звездослов и звездозаконник  лет сто уже считался  умершим,
как  и  братец  его, Черномор, и  юному богатырю  не  раз случалось во время
походов видеть  его могилу в  самых  неподходящих местах.  Грозного  неклюда
боялись и уважали  во всех землях, а восточные люди почтительно величали его
"Беломор-ханал", что означало "простирающий свою силу от  моря  до моря". По
рассказам   стариков,  неклюд   отличался   большой  чародейской   силой   и
непредсказуемым  нравом:  за  одно и то же  мог  и  щедро  одарить,  и  руки
поотрывать.  Другие  волхвы  и  кудесники  его  боялись и все время норовили
погубить, да вот, оказывается, не преуспели...
     - Сапоги скидывай, все равно подметки до дыр протерлись! - распоряжался
у себя на воде Беломор.
     "Откуда бы ему знать?" - удивился Жихарь,  но сапоги все же снял, набил
камнями  и  зашвырнул  подальше  от берега  -  пусть  уж  никаких  следов не
останется. Но вот с ополовиненным мешком расставаться никак не хотелось, тем
более что пришлось туда спрятать и пресловутую ложку, и охранительную цепь.
     В  воде  было  теплей, чем на  воздухе. Жихарь  сделал несколько шагов,
потом сообразил и прошел вдоль берега вверх по течению, чтобы снесло как раз
к Неклюдовой  ладье. Мешок за спиной нисколько не мешал, случалось лезть в -
реку и в боевом облачении.
     Жихарь плыл не  спеша, берег силы,  погружаясь  в воду  с макушкой, без
плеска,  фырка  и прочего шума: пусть  дед видит, с кем имеет  дело. Наконец
рука пловца ухватилась за толстый корень.
     - Не опрокинуть бы тебя, отец! - предупредил Жихарь.
     - Лезь, не бойся.
     И  в самом  деле,  когда  тяжеленький  богатырь вскарабкался на комель,
толстый конец дерева даже не огруз в  воду, да и  весь ствол  не шелохнулся,
будто это был добрый боевой корабль с хорошей осадкой.
     Жихарь все-таки воздержался разгуливать по стволу, пристроился  тут же,
между двумя корнями. Неклюд Беломор стоял к нему спиной и молчал.
     - Что же ты ветки-то не обрубил  - быстрей бы плылось? - сказал наконец
детина, чтобы хоть что-то сказать.
     - Потому  и не  обрубил -  спешить надо! - воскликнул неклюд,  взмахнул
посохом и заголосил.
     "То ли  у  него волосы  и  борода сами шевелятся?" - недоумевал Жихарь.
Песня была  другая, скорая  и складная. И в лад напеву  стали подниматься из
воды и опускаться необрубленные  ветви, словно весла. Да что ветви! Корни за
спиной  у Жихаря  зашевелились! Он  в испуге оглянулся. За комлем  оставался
глубокий  пенный  след. Весь  ствол сотрясала  мелкая-мелкая  дрожь.  Летели
брызги.  Скоро  скала,  пробитая  бедным  Индриком, осталась  позади. Жихарь
крепко вцепился в кору и  ждал,  что вот-вот улетит назад. Неклюд же Беломор
по-прежнему держался  прямо  и  ровно, только  плащ  его и  волосы почему-то
перестали развеваться, хотя как раз теперь-то и стал ударять воздух в  лицо,
а верхушка ствола даже начала подниматься из воды.
     Тут река затеялась делать поворот.
     - Не спи на руле! - приказал Неклюд. Песня меж тем продолжалась, словно
у старика было два горла.
     - А где руль?
     - В ручищах у тебя! - не оглядываясь, ответил дед.
     И правда, пальцы Жихаря сжимали ровную плашку. Он еле успел сообразить,
что  к чему, и еле успел сделать  необходимое, иначе ствол с разгону вылетел
бы на пологий берег.
     "На Индрике ездил, на сосновом  стволе  качусь, - подумал Жихарь. - Еще
бы на птице Ногай полетать!"
     - Тяжел ты для Ногай-птицы! - рассмеялся Беломор.
     Жихарь с тревогой ощупал голову: нету ли в ней какой лишней дырки, если
старик все мысли слышит?
     Неклюд  Беломор  на эту  думку  никак не  отозвался, продолжая  глядеть
вперед,  ловко  огрел  посохом  какого-то  речного  жителя,  по  любопытству
высунувшегося из воды.
     Стало  светать. Сосна, летевшая по воде, спугнула рыбаков, наладившихся
на  ранний  лов,  только рубахи  мелькнули. Остальные в редких  селениях  по
берегам еще спали. От воды начал подниматься туман,  но и на туман у неклюда
нашлась песенная управа - впереди все было чисто, белая пелена возникала уже
вдогонку, за спиной.  Побледнел и сгинул месяц. Жихарь затылком услышал, что
восходит солнце. Неклюд  Беломор  забеспокоился  и стал посохом подбадривать
утомившуюся сосну.  Пологий  левый  берег начал  ползти вверх,  воздвигаться
сперва холмами, а потом и  скалами, как противоположный. Впереди  послышался
шум. Берега медленно, но неуклонно сближались,
     - Пороги!  - закричал Жихарь,  только  голоса своего он уже не услышал.
Детина переложил руль вправо,  чтобы  пристать к берегу в обычном месте, где
все  приставали  и  волокли  легкие  суденышки  волоком.  Неклюд  обернулся,
погрозил кулаком  и  показал,  что надо  держать  прямо, на самую стремнину.
"Все-таки я в Яме напоролся  на  колья и умер, - решил богатырь.  - А неклюд
еще того давнее преставился  и теперь  везет меня  к себе в Навье Царство, в
Костяные Леса".
     Река перед порогом стала совсем узкой. Вода ревела немилосердно. Неклюд
Беломор взял посох в зубы и принялся выделывать руками всякие знаки.
     Что было потом, Жихарь  не мог  толком  вспомнить. Сосна  зависла между
двух камней над водопадом. Водяные брызги замерли в  воздухе, и ошалевший от
страха  Жихарь взял повисшую капельку  двумя  пальцами.  Она не растекалась,
оставалась прежней и на ощупь была мягкая, точно хлебный катышек.
     Сосна,  казалось,  застыла  на  месте  -  но  нет, все-таки  двигалась,
тихо-тихо, как больная. Жихарь опустил  руку вниз,  но пена не смочила руки,
она была  упругой,  вроде пленки на  киселе.  Комель  сосны, где пристроился
молодой  беглец,  поднимался  вверх.  Только   сейчас  детина  заметил,  что
наступила тишина. Древесный ствол вошел в струю водопада и встал в ней почти
отвесно. Жихарь  откинулся на спину и развел руки  назад, цепляясь за ствол;
руль он удерживал между колен, только это все равно уже не имело значения.
     Неклюд Беломор не изменил положения, как стоял, так и стоял,  не падал,
словно  вбитый  костыль, глядел туда, где прямо  под ним и перед ним  кипела
вода.
     Ствол по водопадной струе кое-как добрался до нижнего уреза воды и стал
погружаться в бело-зеленое месиво.
     - Воздуху глотни и рот покрепче запри! - посоветовал дед.
     Тугая  белая вода понемногу  подступила  к  горлу, дошла  наконец  и до
ноздрей. Жихарь  попробовал фыркнуть, выдохнуть  - не получилось.  Он закрыл
глаза. Вода была холодная, но не  мокрая. К счастью, воздуха в широкой груди
хватило  надолго,  и,  когда  сосна,  неторопливо  вынырнув, заняла  прежнее
положение, Жихарь смог сделать выдох и вдох.
     Тотчас  же загудело, заревело  за спиной, и сосна  полетела на открытую
воду. Жихарь сел прямо и потрогал себя. Голова была совершенно сухая.
     - Не спи на руле! - гаркнул неклюд. - Правь на остров!
     Сроду  не  слышал  Жихарь,  чтобы ниже порогов быть  какому-то острову,
однако же вот он: маленький, лесистый, нарядный, как по заказу слепленный.
     Жихарь умело шевельнул рулем, и сосна, совсем было собравшаяся вылететь
в быструю протоку, выскочила на остров, бороздя обломленными ветвями песок.
     Жихарь с  великим облегчением соскользнул  со ствола  и стал приседать,
разминая ноги.
     - Помоги сосне вылезти из воды, - распорядился неклюд.
     Богатырь выпрямился.
     - Отец, - сказал он, собрав всю скупо отпущенную ему природой кротость.
- Отец, может, я тебе задолжал чего?
     -  А как же! - обрадовался Беломор. - Как же не задолжал! Ты ведь живой
остался!
     -  Тому  сено  виной,  - с достоинством сказал Жихарь. - Куча  сена, да
слабый замок, да старый Нурдаль, да Индрик-зверь...
     -  Что  ты  думаешь,  трава  сама в яме  выросла, скосилась  и в  копну
сползлась? Замок сам себе дужку перегрыз? Старый разбойник по  доброй воле с
мешком расстался? А зверя Индрика соловьиная песня разбудила?
     - Сказать-то может любой... - не сдавался Жихарь.
     -  Вот как! Тогда ступай, плыви  на  берег,  отправляйся на все  четыре
стороны!
     Жихарь хмыкнул,  повернулся и  вошел в реку по колено. До  берега  было
совсем  недалеко. Но  из воды высунулись по  локоть чьи-то громадные зеленые
руки и гулко заплескали в ладоши.  Вода закипела, перед богатырем замелькали
склизкие  чешуйчатые  тела, засверкали  белесые немигающие  глаза, защелкали
черные зазубренные клешни, зашлепал по воде длинный хвост с шипами на конце.
Жихарь поспешно вышел  на  сушу, приладился  к  стволу и  стал  тащить  его,
кряхтя, стеная и ворча насчет того, что сироту нынче всякий норовит обидеть.
     - Ну, хватит с  нее, - сказал неклюд. - Дальше сама пойдет. А ты ступай
за мной.
     И двинулся напролом через заросли тальника. Вернее сказать, это  Жихарь
последовал  за   ним   напролом,  поскольку  перед   волшебным  дедом  кусты
почтительно расступались, а богатыря старались хлестнуть побольнее.
     Избушка,  пристроившаяся  за  тальником  под  сенью  высоченных  сосен,
непонятно  как  вымахавших  до такой  величины  на столь  малой земле,  была
довольно  убогая.  "Не пышно живешь", - с некоторым удовлетворением  подумал
Жихарь.  Над  порогом  была прибита  железная подкова  величиной  с тележное
колесо - о  копыте, для нее  предназначенном, и думать было  боязно.  Жихарь
переступил  порог  вслед  за  неклюдом.  Подкова  над  его  головой тревожно
дернулась.
     - Чует, что ты не с простым сердцем идешь, - заметил Беломор. - Она уже
не одному лиходею башку проломила.
     Жихарь  поежился и ежился потом еще  очень долго: внутри  избушка  была
куда больше, чем снаружи,  просторней княжеского  амбара, длиннее  княжеской
конюшни. Со  стен  свисали  пучки  трав,  связки лука, перца  и  чеснока.  К
потолочным  балкам подвешены были чучела странных  зверей, из которых Жихарь
мог узнать (и то по чужим  рассказам)  только  крокодила, василиска и Чудо В
Перьях. Василиск вовсе был как живой, даже глаза горели пронзительно. Хоть и
не каменил  его мертвый  взгляд,  все  равно  двигаться не  хотелось.  А  по
соседству с василиском уж не человек ли висел?
     Завершалась изба большущей беленой печью с  двумя устьями: в одном, как
положено, виднелись горшки и чугунки, возле другого стояла на столе странной
формы посуда, совершенно прозрачная и немыслимо тонкая на вид. Никогда бы не
поверил Жихарь, что из простого стекла можно сотворить такое.
     - Садись, завтракать будем, -  указал дед  на лавку.  Не желая прослыть
нахлебником, Жихарь снял мешок и  высыпал на  стол все,  что там оставалось,
включая  цепь и золотую ложку.  Цепь  и ложку  хозяин отложил в  сторону,  а
остальное месиво  брезгливо  смахнул  в  поганую  кадушку.  Кадушка,  тяжело
переваливаясь, направилась  к  выходу. Жихарь с большим уважением глядел  ей
вслед.  - Жрете  что попало, а потом болеете! - сказал Беломор про княжеское
угощение.
     Собственный его стол был  бедный,  если  не  сказать  - скудный: тертая
редька с квасом, огурцы, лук, еще какая-то толченая трава,  ржаные лепешки и
обширная миска меду. Жихарь шарил по  избе  глазами:  не  висит  ли где  чей
окорок?
     -  Ты,  видно,  отец,  без  хозяйки  обходишься,  -  заявил  он  вместо
"спасиба".
     - На здоровье, сынок, - отозвался неклюд. - Кто мою хозяйку увидит, тот
трех дней не проживет.
     -  Неужели  сама?.. -  Вымолвить имя  Жихарь  не  посмел. Дед  печально
кивнул. - Бывает, - важно сказал Жихарь.
     - Что бывает? - взвился Беломор. - Что бывает? Знаешь, каких трудов мне
стоило тебя выкупить? Да если бы ты сто лет подряд за жемчугом нырял - и  то
бы не расплатился!
     - Жаден князь без меры, - кивнул Жихарь.
     - Какой князь? При чем тут князь? Ты  что,  сущеглупый, не понимаешь, у
кого я тебя выкупил? Рожу-то не строй! Ты про книгу "Немая Строка" слыхал? А
про Коркиса-Боркиса?
     Богатырь побледнел. Мед из  недонесенной до рта золотой ложки капал ему
на штаны.
     - То-то, что слыхал! Теперь слушай и  покоряйся. Нынче ты  мой со всеми
потрохами.
     Жихарь совладал с  собой,  поймал очередную  золотистую каплю пальцем и
облизал его.
     - Думаю  я,  отец,  раз ты меня великой ценой  выкупил,  значит, я тебе
больше нужен, чем ты мне, - и спокойно потащил ложку в рот.
     - И кто тебя только взлелеял... - вздохнул Беломор.
     - Сирота я, - вздохнул в ответ и Жихарь.

ГЛАВА ПЯТАЯ
     Много дней спорили мастера о  том, как заставить колесо вращаться  само
по себе.
     Вилар де Оннекур

     "...И стали они подвигать каменную плиту в указанное место, и подвигали
весьма сильно, и гораздо замучились, и начали вопить, говоря:
     - Вот, понимаешь, подвигаем мы эту плиту уже три дня и три ночи, она же
пока не сдвинулась и на воробьиный скок. Горе нам, ибо не тянем мы эту плиту
во исполнение  воли  Светоначальника, и велит он нас обломить, и некому  нам
помочь, так как нет никого на земле, кроме нас и Пославшего нас подальше.
     Услышал Мироед, что кто-то гундит, и выехал к людям из норы на лыжах, и
стал смущать их, говоря:
     - Вот, понимаешь,  упираетесь, а пользы нет. Возьму и помогу вам во имя
свое. Согласны ли Колесу поклониться и Рычаг применить?
     Приступили они к нему и рекли:
     - Ей, начальник, ты наш отец, а мы твои чада, понял? Тела наши иссохли,
плита же ни с места, словно каменная. Колесу твоему поклонимся и Рычаг умело
применим, хоть и не ведаем, кто да что они такие, понял?
     И вынул Мироед  из бездонного своего загашника  Колесо,  и показал, как
оно получается, и снова спросил:
     - Согласны ли вы,  чтобы всякое дело в мире шло, как это Колесо катится
и вращается? И возрадовались они, и возгалдели:
     - Ей, начальник,  согласны мы на Колесе твоем катиться хотя  бы даже до
конца времен, понял?
     И культяпый  Мироед  возрадовался, ибо знал, что у кольца  нет конца, и
Рычаг даровал просто, в придачу.
     И встал обратно на лыжи, и уехал к себе в нору.
     Они же, ликуя, покатили плиту  в  указанное место,  и скоро там были, и
остановились, чая награды от Пославшего их подальше.
     И явился Светоначальник на Толстомясой  Птице в облаке мрака, и поволок
на них весь гнев свой, восклицая:
     - Вот, понимаешь, я послал вас подальше исполнять волю мою, вы же, силы
свои щадя, поддались на искус культяпого Мироеда!
     Люди же объяли себя большим страхом и отвечали:
     - Ей, начальник, мы о том ничего не ведали по своей простоте и до всего
своей головой и ногами дошли, понял?
     И запечалился Светоначальник, ибо  впервые услышал от них вместо прямой
правды кривую враку, и прорек, говоря:
     - Вот, понимаешь, отныне все в мире пойдет по кругу  да по кривой, я же
мнил  привести  вас к Сиянию своему путем прямым и кратким.  Горе вам, племя
ленивое и  стремное!  С  этого часа не  дождаться  вам Пятого времени  года:
придет за весной лето,  за  летом осень,  за осенью же снова будет вам зима,
ибо  не  оправдали  вы  высокого  доверия  моего,  козлы похотливые  и волки
позорные! Мало того, по прошествии лет снова сотворю я вас  из чего попало и
снова  пошлю  подальше  за каменной плитой,  и  опять  соблазнит  вас Мироед
проклятым Колесом, и  многажды,  многажды  это повторится, пока  не  родится
среди вас тот, кто все превозможет..."
     Жихарь  слышал  эту притчу и раньше сто раз -  правда, все  в  ней было
совсем  не так. Чтобы не выказать себя невеждой, он сплюнул на  пол,  растер
босой пяткой и сказал:
     - Ну и что?
     Старый Беломор скрипнул молодыми зубами.
     - Ты хоть что-нибудь, стыда ради, понял?
     - Чего ж не понять? Дело житейское, случай жизненный. Вот только зря он
козлами обзывался, за  такие  слова  можно и  по шее...  И не люблю я  этого
нового слога: "прорек", "вопросил"... Можно же по-старому, по-простому...
     Беломор долго вздыхал, потом решил:
     - Ладно. Давай по-другому. Нравится тебе этот мир?
     - Чего уж хорошего! - возмутился богатырь. - Ни за  что бросают  в яму,
потом кормят травой, и то не досыта...
     - Вот и  надо в  нем  все исправить! -  вскричал  кудесник, и глаза его
засветились,  что у  кота.  - Давно, давно пора! Ой, давно!  Давным-давно! И
древние  книги  о  том  твердят,  возьмем  хотя бы Коркиса-Боркиса того  же,
"Доктрину циклов"...
     Тут  он и в самом деле вытащил на стол небольшую  книгу, весьма ветхую.
Буквы в ней были мелкие, но такие ровные, что нынешним писцам нипочем так не
смочь.
     - "...За бесконечный период число вероятных сочетаний будет исчерпано и
Вселенная повторится, - горячился старец. - Ты вновь выйдешь из чрева, вновь
окрепнет твоя кость, вновь в твои, те же руки попадет та же  самая страница,
и ты вновь все переживешь, вплоть до своей немыслимой смерти..."
     "К   чему  лишку  смерть   поминать?  Шары   бы  повылазили  у   твоего
Коркиса-Боркиса,  - затосковал  Жихарь. - И  у тебя заодно. И страницы твоей
мне даром не надо, потому что надо мне вот что..."
     - Отец, а не найдется  ли маленько хмельного? -  робко и жалобно вякнул
он.
     - Мудрость веков  надлежит  постигать на  свежую  голову,  - огрызнулся
Беломор. - Так, теперь обратимся к  более свежим источникам. Вот что  гласит
Аркан  Четырнадцатый: "Люди  думают,  что  все вечно  встречается, что  одно
проистекает из прошлого, а другое - из будущего и что время -  это множество
кругов,  вращающихся в разные  стороны. Пойми эту тайну и  научись различать
встречные течения в радужной струе настоящего".
     "Жаль,  у  нас на  столе никаких  течений, никаких  струй",  - вздохнул
богатырь, а вслух сказал:
     - Отец, а когда пьяный мед подолгу стоит, он ведь и прокиснуть может!
     Беломор намека не понял,  да и  не услышал,  он не  на шутку разошелся,
книги сами летели  к нему в руки и раскрывались  в надлежащих местах. Мудрые
слова были Жихарю в  основном знакомы  - каждое  по отдельности, а собранные
купно, причиняли голове нестерпимую боль.
     - Познай  главную  тайну! - вскричал старец, и Жихарь навострил уши: "С
этого бы и начинал! Чего людей мучать?"
     А Беломор продолжал:
     -  "Мы не  знаем,  какое сокровище  мы  ищем: то, которое зарыто нашими
предками, или то, которое будет зарыто нашими потомками", - так гласит Аркан
Девятый...
     - Да хоть сто девятый, - сказал Жихарь. - Да хоть аркан, хоть петелька.
Какая разница? Если зарыли люди - значит, надо вырыть...
     -  И-эх,  ничего-то  ты  не  понял,  - простонал  Беломор. - Вот  из-за
таких-то нам  и суждено  вечно  бродить по  кругу,  будто  слепая лошадь  на
крупорушке...
     - Так  у тебя и крупорушка есть? - обрадовался Жихарь.  -  Давай  кашки
заварим,  пока печка теплая!  Ладно кашки-то  на  ночь  глядя  поесть, кишки
веселятся...
     - Бревно ты, бревно и есть, - чуть не заплакал Беломор.  -  Я же тебе о
судьбах Подвселенной толкую! А ты  про кашку да про брюхо свое! Неужели тебе
ничего в мире не чудно и не удивительно?
     Богатырь прикинул.
     - Да меня, отец, всего-то две вещи и удивляют на  всем белом свете. - И
показал два пальца, чтобы мудрец не  сбился со  счета. - Первое - это почему
на небе  горят  частые  звездочки.  А  второе  -  отчего  я  такой добрый  и
терпеливый  при моей-то  тяжелой жизни? Другой бы на моем месте  давно  всех
убил, один остался...
     - Глумись, глумись над Категорическим Императивом, - сказал кудесник. -
Доглумишься...
     - Да я и духа  с таким именем не знаю! - отрекся Жихарь, подумав: "Язык
наш - враг, а рот -  губитель!" И сделал, уж постарался, лицо глупое-глупое,
так что даже глаза из голубых стали пустые и прозрачные.
     Беломор поглядел в эту пустоту с последней надеждой, потом похоронил ее
там и махнул рукой.
     - Вижу, что у тебя в уме  закостенело все  от бездумья! Не обойтись нам
нынче без Мозголомной Браги - только наутро уж не плачь!
     "Как славно  тупорогим-то прикинуться  - непременно все, что  желается,
получишь!" - похвалил себя Жихарь.
     Мозголомная  Брага  жила в прозрачном сосуде и была такая крепкая,  что
даже  ужас.  Она  не то что из живота - прямо изо рта бросилась в  голову  и
стала кидаться там из стороны в сторону, ломая умственные подпорки и укрепы.
Каждое слово,  изреченное Беломором, она тут  же подхватывала  и укладывала,
словно кирпичик, на нужное место.
     Жихарь не стерпел и согласился на все сразу.
     - Поломаем Колесо Кармы! -  рычал он.  -  Заплещем  Змею  Мировому  все
бельма  Полуденной Росой! И пасть  порвем! И время выпрямим!  Эх, всех убью,
один останусь!
     - Вот и молодец, вот и умница, - приговаривал старик.
     Ободренный  похвалой,  богатырь  наклонился  к Беломору  и таинственным
образом спросил:
     - Дедушка, да ты знаешь ли, кто я? И, не  дождавшись ответа, отправился
врать. Тут и Беломору настал черед охать, ахать и дивиться. В самых страшных
и ложных  местах своего рассказа Жихарь  даже хватал кудесника за плечо - не
грохнулся бы старый с лавки от испуга.
     -  Ножки,  говоришь,  были  по колено  в  серебре, а ручки  по локоть в
золоте? - не верил Беломор.
     - Ага, а во лбу - светлый месяц, по затылку же - ясные звезды!
     - И куда же оно все делось?
     -  Злые  люди  ободрали,  -  заныл  Жихарь.  -  Сироту  всякий  норовит
обидеть...
     - Тебя обидишь, - хмыкнул старец.
     - Дедушка, - не унимался Жихарь. - А где же мой народ, родня-то моя вся
где?
     - А не было - ты их сам себе придумал.
     - Нет, не придумал! Нет, не придумал! Я проверял - все соседи на месте,
даже партизане, а моего племени нет, чужие люди кругом живут...
     - Вот видишь. - Беломор решил обратить Жихаревы домыслы себе на пользу.
- Это ОНИ у тебя все отняли!
     И во гневе указал долгим пальцем в самый темный угол избы.
     -  Кто? - Жихарь грозно уставился в обвиненное  место, ища  обрести там
своих  грозных обидчиков и немедля  покарать. Но в углу было темно и  пусто,
трепетал  один  клочок  набитой  пылью паутины,  а  сам  паук,  должно быть,
давным-давно подался отсюда, где ловить ему было решительно нечего.
     - Культяпый Мироед всех съел! - объявил старец.
     - Как же  так?  - растерялся  Жихарь. - Такая большая была земля... Как
это  в песне-то поется... А, хоть  три года скачи, ни до  какого  царства не
доскачешь... А народу-то, народу!
     - Вот Мироед с  вашего  края прикусывать  и начал, -  сказал Беломор. -
Скоро  и  до  всего остального доберется... Но ты ведь ему воспрепятствуешь,
так?
     - Истинно так! Истинно так! - подхватил Жихарь и начал воевать тут  же,
не покидая избы. Заговорили горшки, замелькали  ухваты.  Чучела под потолком
от страха сбились в кучу.
     - А ну, стой! - заорал старец,  видя разор. - Ко мне, сюда,  о Косорот,
Косогор, Филиал, Преднизолон!
     Протрезветь  богатырь  не протрезвел,  но слегка  очухался: "Нашел кого
призывать на ночь глядя!"
     Беломор достал кусок  мела и быстро, не глядя,  начертал на  столешнице
замысловатую  фигуру  на  пять  углов.  Белые линии засветились,  между ними
восстали  ниоткуда  маленькие,  но  очень  противные существа,  пучеглазые и
скалозубые.
     Богатырь  решительно полез под  стол  с твердым намерением  не даваться
живым.
     -  Успокойся, дурачок  глупенький, -  сказал кудесник и выволок  Жихаря
обратно на  лавку. - Наперед  помни: пугаться таких не следует, они плоские,
живут на две мерки, знают лишь  длину и ширину, а о высоте и  не помышляют и
даже нас с тобой не видят...
     - Мы-то их видим! - закрывался руками Жихарь.
     - Это уж проекция такая, - развел руками старец.
     Гадкие создания шипели, плевались и выкрикивали непонятные, но скверные
слова.
     - Станешь  много  пить, они  всегда  появятся! -  предупредил Беломор и
рукавом стер начертанное. Поганцы, обиженно визжа, вернулись в плоскую  свою
вотчину.
     Жихарь перевел дух, наполнил самовольно кружку, выпил и словно нырнул в
нее, в пустую.
     ...Утром-то он как  следует понял, отчего брага звалась мозголомной. Но
лечиться  привычным  способом  кудесник  не  разрешил,  а велел  вместо того
обежать остров ровно сто и один раз. И потом каждое утро заставлял бегать, а
после  этого купаться  в росе. Последнее считалось занятием красных девушек,
чтобы  стать еще краше. "Ничего,  ничего,  пригожесть в  дороге не лишняя, -
утверждал Беломор.  -  Красивому многие дороги открыты".  Что это за дороги,
куда они должны вести,  богатырь так  толком  и не мог  вспомнить, а  старик
только загадочно улыбался и ничего не объяснял.
     Жихарь спросил, надо ли по дороге  взывать к  богам,  а если надо, то к
каким именно.
     - Взывай, хуже не будет, - сказал волхв. - Но сильно на них не надейся,
время их выходит, будут только под ногами путаться...
     - Вот, к примеру, отец, Проппу-то надо жертвовать или не надо?
     Беломор  растолковал,  что вот Проппу-то как  раз жертвовать очень даже
полезно,  только  не  нужен  ему  ни  ягненок,  ни  цыпленок,  ни  ароматные
воскурения,  а ничем ты ему так не угодишь, как  сядешь  у подножия кумира и
расскажешь какую-нибудь сказку - новеллу или устареллу.
     - Только смотри, -  предупредил старец. - Пропп любит, чтобы все сказки
были на один лад.
     - Так, может, ему одно и то же излагать?
     - Нет, так нельзя, не полагается.
     - Так ведь и люди же не на один образец!
     - Люди, конечно, разные - и лицом, и статью, и возрастом. А вот скелеты
у них примерно одинаковые. Так и тут. Мясо разное, а костяк схожий - понял?
     Жихарь глубоко вздохнул - про мясо-то не поминать бы! От дедовых травок
и корешков он совсем было  окочурился, но как-то притерпелся, потерял жирок,
и все.
     - А уж если такую  устареллу вспомнишь, какой он не знает, -  продолжал
Беломор, - то он тут же обрадуется и поможет!
     - А тебе помогал? - сощурился Жихарь.
     - Бывало. Как ты думаешь, когда я родился?
     Жихарь подумал, загибая пальцы. Выходило много.
     - Время Бусово? - неуверенно предположил он.
     -  Нет, во  время Бусово  я уже змеям  головы отщелкивал,  - похвалился
старец. -  К слову сказать, возьмем тех же змеев - огненных и прочих. Откуда
они берутся, когда им, по всем правилам, полагается каменеть в земле? Век их
давно ушел, так давно,  что тогда и людей не водилось на свете. А вурдалаков
подымем?  Ведь они  получались, когда человек еще  себя от зверя отличить не
мог.
     - Мы гоняли однажды такого...
     - Страшно было?
     - Не то слово...
     - Это ты еще в вурдалачью  деревню не попадал! А волоты-великаны откуда
берутся,  чем живут?  Он же должен все живое  вокруг себя приесть и с голоду
помереть, если по науке. Значит,  куда-то они уходят, подкрепляются. Значит,
мало  того,  что время ходит по кругу, так оно еще и не по порядку идет. Это
как худая крыша в избе - сперва по капле, по капле, а потом  как хлынет... А
вот когда ты до Полуденной Росы дойдешь...
     - Как дойдешь? Богатырю положено ездить верхом!
     - С конями у меня пока плохо, - сухо сказал старец.
     Вскоре оказалось, что плохо у него не только с конями.
     Беломор  провел  богатыря  в  особую  клеть,  где,  по  мнению  старца,
хранилось оружие и доспехи, а по мнению Жихаря - ржавый хлам.
     - Смазывать же надо! - ревел Жихарь, пачкая руки в грохочущем железе.
     - Я больше на Масляное  Слово понадеялся, - впервые смутился Беломор. -
Кроме того, все доброе уже разобрали...
     Жихарь поднялся и худо на него глянул.
     - Слушай, отец,  - проникновенно сказал он. - Ты сколько человек народу
уже в эту дорожку наладил, а? Ты же меня на верную погибель посылаешь!
     - Может, и на погибель, - не сморгнул старец. - Только смерти никому не
миновать, а твою я уже однажды отсрочил. Что же касается  других, так ведь и
сеятель одного зерна в борозду не бросает.
     Еще  пару  дней богатырь приводил в порядок снаряжение  - выдерживал  в
масле, чистил, шлифовал, точил, из  двух кольчуг кое-как сладил одну,  много
мучился с мечом и  самострелом.  Меч был  ненадежный,  для  рукастого  воина
короткий. Жихарь тщательно  прощелкал его ногтем и услышал  ближе к  рукояти
явную  раковину. Должно быть,  нерадивый  кузнец  выбросил скверную работу с
глаз подальше, а дедушка Беломор, конечно, обрадовался и подобрал.
     Жихарь  даже стал  иногда покрикивать  на хозяина -  то принеси  да это
приготовь. Богатырские капризы Беломор переносил с необыкновенным терпением;
однажды только,  не прикладая  рук, поднял его на воздух и несколько раз там
перевернул.
     Доспехи  были безнадежно  малы. "Раньше  и  народ помельче водился",  -
отговаривался  старец. Взамен  же взялся обучить  Жихаря  неотразимому удару
мечом.
     Богатырь  и до того был  из первых  поединщиков в дружине, знал  всякие
приемы - и "щелчок с довеском",  и "на  здоровьице", и "как свиньи  спят", и
"громовой поцелуй", требовавший огромной силы, и "поминай как звали", и даже
редкий по сложности и смертоубийственности "стой там - иди сюда". Но все они
не шли ни в  какое  сравнение  с  тем, что  показал  дед Беломор. А всего-то
повернул Жихареву руку каким-то совсем не годящимся в бою образом, так никто
сроду и меч-то не  держал, и правый бок остается открытым, а вот поди  ж ты,
как ни крути - нет спасения от этого удара.
     Жихарь  сначала  не  поверил, снова изготовил из глины  болвана в  свой
рост,  внушил ему  этот  прием  и  вооружил палкой. Немало  синяков на груди
наставил ему болван, так что  с досады Жихарь перестал его поливать водой  и
разломал на куски. Волхв подивился волшебному умению богатыря, дал несколько
полезных советов.
     Жихарь  не  уставал напоминать ему про  коня.  Беломор кряхтел,  жался,
потом согласился. Откуда эта животина взялась на острове, богатырь понять не
мог. Должно быть, висела  на балке  среди  прочих страховидных чучел,  а дед
снял ее и  размочил живой водой, не иначе. Смущала и масть коня - не гнедая,
не вороная,  не  каурая, не соловая. У  хорошего яичного желтка бывает такой
цвет, с отливом в красное.
     - Ты вот тоже рыжий, - успокаивал волхв.
     - Хребтина переломится, - не соглашался Жихарь.
     - Выдержит, - утверждал дед. - Все равно я так понимаю, что тебе на нем
недолго ездить, это путь пеший...
     - Люди станут смеяться, - не сдавался богатырь.
     -  А ты  вспомни, что ответил отважный  муж древности Дыр-Танан,  когда
стал над ним пошучивать пособник коварного Координала!
     -  А!  "Смеется  над конем тот, кто  не  осмеливается  смеяться над его
хозяином!" - показал память Жихарь.
     - Вот видишь.  И на худших одрах, витязи катались, и ничего,  и вошли в
новеллы и устареллы так, что колом не вышибешь...
     Жихарь пригорюнился и погладил коня. Тот хрипло заржал.
     - Так и назову его - Ржавый!
     Вечером  Беломор  отступил  от обычных  своих правил и  устроил ужин со
свежим белым хлебом, гречневой кашей и бараниной - откуда что и взялось.
     Беломор взял у  витязя из рук золотую ложку, долго разбирал начертанные
руны, шевелил губами...
     - Есть охота, - напомнил Жихарь. Дед вернул ложку, потом сказал:
     - Береги ее, не прогуляй.  Не знаю  для  чего,  только она тебе  крепко
пригодится.
     Тут  за  ушами  у  вечно  голодного  Жихаря  затрещало.  Когда  наконец
последний треск затих в потолочных балках, он спросил:
     - Отчего же ты, премудрый  старец, нас  тут таких несколько не собрал и
враз, дружиной не отправил?
     - А оттого, сынок,  - ответил дед, - что  моя затея не  всем  по нраву,
особенно волшебникам и чародеям.  Когда поток  времени замутнен, в нем легче
рыбка ловится.
     - А ты честный, значит, - кивнул Жихарь.
     -  А  я, значит, честный, -  подтвердил  Беломор.  Он  еще наговорил  о
высоких и благих целях Жихаревого  похода,  только без Мозголомной Браги все
опять было непонятно. - Ладно, ума по дороге доберешь, - махнул рукой волхв.
- А одного спутника я тебе все же дам, с ним не соскучишься!
     И  старый  Беломор корявым пальцем правой руки начал  водить  по ладони
левой, словно бы объяснял ребенку,  как сорока-ворона  кашу  варила, поминал
злодейские силы: "О Агропром, Педикулез, Райсобес!"
     У порога послышалось легкое постукивание: цок-цок-цок! Так хорошие люди
не ходят!
     Жихарь обернулся. К столу подходил здоровенный, ростом с собаку, петух.
Глаза  у него  были с вишню, такие  же черные с кровинкой и блестящие, перья
красно-золотые с искрой, причем искорки бегали  туда-сюда, как живые, а лапы
такие  крепкие,  мохнатые  и  когтистые,  что  запросто этот  кочет  мог  бы
заполевать лису  или зайца,  если бы  захотелось ему  кровавой  пищи.  Гордо
посаженную  голову  венчал алый гребень,  зубчатый, словно княжеская корона,
алая же борода разделена надвое, по обычаю бывалых варягов.
     - Да, понаряднее коня Ржавого... - протянул Жихарь. - Э, погоди, что же
я за  витязь  буду  - с  петухом-то?  Того  и  гляди,  что курощупом  начнут
величать. Лучше бы верного пса вот с такой башкой!
     И показал обеими руками, какая  именно голова  у  предполагаемой собаки
его бы устроила.
     -  Вот сразу и  видно, как ты  глуп, - сказал Беломор. -  Пес, конечно,
хорош, спору нет, а  только возьмет  Мироед невзрачную  сучонку и пустит  по
вашей дороге - и ищи его свищи!  Птица же не человек и не собака, нипочем не
продаст. Будет  он твоим сторожем, способным поворачиваться  в  ту  сторону,
откуда врагу прийти. Своим пением он отгонит нечистую силу: та подумает, что
рассвет уже, да и сгинет.  Только после неурочного пения всегда  дождь идет,
уж такое неудобство потерпишь. Есть у петуха и еще одно достоинство. Хочется
тебе, к примеру, передать поклон своему князю?
     - Еще как хочется!
     - Тогда прикажи  ему:  снеси,  мол, Будимир - а его  как  раз Будимиром
звать, - снеси, мол, Будимир, мой поклон князю  Жупелу и княгине Апсурде. Он
и снесет. И к утру князь на погорелое будет собирать по миру.
     - Так он что... Красный Петух, что ли? Тот самый?
     -  Самый  тот.  Ну что, хочешь  его проверить? Жихарь  размечтался, как
будут гореть князь с княгинею, какие у них при этом глупые сделаются личики,
а потом и совсем сморщатся... Стало противно.
     - Ладно,  -  сказал  он. - Перед дальней дорогой  нечего животину зазря
томить. Вернусь, тогда и посчитаюсь с князем. К тому  же петух не сокол,  не
горазд летать...
     - Уж так-таки и не сокол?
     - Вестимо: курица не пти...
     Петух Будимир злобно скрипнул клювом.
     - А вот пойдем-ка наружу, там и поглядишь...
     Вслед за обидчивым петухом они покинули  избу. На дворе стояла глубокая
темная  ночь,  даже звезды попрятались  за  тучами. Старец произнес короткое
непонятное слово: "Пуск!"
     Петух,  громко хлопая крыльями, взлетел  с места и оказался над  избой,
словно облако искр вылетело из печной трубы. Птица сделала несколько  кругов
над поляной и круто пошла вверх. Восхищенный Жихарь сунул два пальца в рот и
заливисто засвистел. Дед Беломор двинул его посохом по затылку.
     - Не свисти - денег не будет!
     - Их и так не предвидится... - затосковал Жихарь.
     Петух,  вдоволь  накрасовавшись,  тяжело  рухнул  вниз.  Богатырь  даже
ожидал,  что  он, ударившись  о землю,  обернется  добрым молодцем  или  чем
похуже.  Но  Будимир остался самим собой.  Только  вот запах от него исходил
какой-то вкусный...
     - Он у тебя что - жареный? - страшным шепотом спросил Жихарь.
     Даже  в непроглядной  тьме было видно, как Беломор улыбается.  А самому
витязю стало не  до смеха: петух незаметно подобрался сзади и  что было  сил
долбанул его клювом, куда достал.
     - Вот теперь вы с ним породнились, - сказал в утешение старец. - Теперь
он тебя не покинет.
     Почесывая ударенное и уклюнутое, Жихарь вернулся в избу. Оказалось, что
со стола уже кто-то все убрал.
     - Ты  ложись и спи, - приказал хозяин, - а я буду тебе объяснять, что к
чему.
     - Во сне? - усомнился Жихарь.
     - Во сне. Во сне за одну ночь в голову человеку столько можно запихать,
что и за год учения не постигнешь. Пусть душа ночку полетает, постранствует,
а  когда вернется, обретет в пустой  твоей башке целый кладезь премудрости -
вот уж, поди, удивится! Да, еще запомни: чужой сон увидеть - не к добру...
     Но герой уже  храпел, и показывали ему сон отнюдь не чужой: будто сидит
Жихарь   на  самой  крыше  княжеского  терема,  оседлав  выступающее  резное
украшение - князек, и пилит он этот князек  острой-преострой пилой. Это само
по  себе неплохо и предвещает худое хозяину терема,  только сидит  Жихарь на
князьке лицом к дому и пилит перед собой.  А снизу неведомый человек кричит:
"Остерегись,  Жихарка,  грохнешься!"  -  "Проходи  своей  дорогой!  -  сопит
богатырь.  И  с последним  движением  пилы  летит  вниз,  в мягкую  пыль,  и
спрашивает у того неведомого человека неистовым голосом: - Да ты колдун, что
ли?"
     -  Не  колдун, а волхв!  - сердито  ответил Беломор. Оказывается,  орал
Жихарь  не во сне, а  на самом деле. - Разница такая же, как  между князем и
сельским старостой!
     Жихарь  осторожно  потряс  головой.  Обещанного  прибавления  в  уме не
наблюдалось, все как было.
     - Не торопись, пусть рассосется, - понял его сомнения дед.
     Солнце  стояло  уже довольно высоко. Петух Будимир при свете дня уже не
выглядел таким красавцем, но все равно был хоть куда. Глядя на коня Ржавого,
богатырь только вздыхал. Ржавый  был  нагружен столь основательно,  что  для
всадника, мнилось, уже не было ни сил, ни места.  Заботливый дед навьючил на
Ржавого и мешок с припасами, и торбу овса.
     Кольчуга, собранная из  двух,  все  равно была  коротка.  Когда  Жихарь
натягивал ее поверх белой  полотняной рубахи и ватной стеганки, проржавевшие
звенья  крошились  и  сыпались.  Закрывала кольчуга  только  низ  живота,  а
положено  ей свисать до колен. Ноги  же  пришлось защитить, как  заведено  у
степных коровьих  пастухов,  широкими  лентами из  толстой сыромятной  кожи.
Кажется, пустяк, но страшен с ней толико прямой удар, если чуть под  углом -
убережет.
     Вот  сапоги  были  ничего,  исправные и  по ноге,  разношенные.  Жихарь
призадумался над судьбой  их  бывшего  владельца,  но  Беломор  упредил  все
вопросы:
     -  Да  мои,  мои, не сомневайся.  Я  в них  еще под  Илион-город  ходил
воевать.  Позвал  меня  туда  Ахила,  Муравейный  князь.   Эх,  столько  лет
протоптались под стенами, столько народу положили. И  какой был  народ - про
любого песню складывай! Взяли город хитростью, в  которой побратим мой Улисс
не уступал самому додревнему Дыр-Танану... А из-за чего все затеяли - стыдно
и сказать, и вспомнить...
     Беломор сплюнул и тем покончил с воспоминаниями младости.
     Жихарь  с  неудовольствием  пристегнул  к  поясу  негодный клинок.  Вот
самострел был неплох, его можно было заряжать  прямо в седле, уперев в луку.
Хозяин предложил смазать стрелы страшным старинным ядом, но богатырь не дал:
в недобрый час и сам оцарапаешься.
     Все свои  боевые надежды  воин возлагал на кистень.  Кистень на востоке
зовется  буздыганом, на  западе - моргенштерном, а  тут,  посередке, как раз
кистенем. Жихарь изготовил  его собственноручно.  Древко вырезал из  крепкой
дубовой ветки. В круглый торец загнал железный пробой, предварительно продев
в  него  конец  той, княжеской, цепи - пригодилась  еще раз.  Концы  пробоя,
вышедшие из древка, тщательно загнул вверх и забил, да еще обмотал это место
для  верности  куском полосового железа. Примерился  для замаха  и  укоротил
цепь.  В  последнее  звено  продел  еще  один пробой,  разогнув его  концы в
стороны. Вырыл в глине круглую ямку, старательно разгладил ее изнутри. Потом
воткнул в  глину десятка два толстых чугунных осколков - это у деда Беломора
еще давно тому  назад простым водяным паром  разорвало котел. Что-то там дед
мастерил, но  вышла промашка. Конец цепи опустил в ямку. Выпросил  у хозяина
свинца, которым тот запечатывал в  сосудах всякую пакость. Растопил свинец в
котелке и  вылил в ямку, а когда свинец остыл, рывком поднял готовое оружие,
покрутил ежастый шарик над головой  и  остался доволен: таким запросто можно
проломить башку хотя  бы медведю.  Можно  и  товарищу,  и себе самому,  если
неумело обращаться. А  рукоятку,  чтобы  не скользила в руке, обернул куском
шершавой шкуры, тайно повредив одно из чучел.
     Шлем с  острым еловцем на конце никак  не  желал  налезать  на  голову.
Пришлось малость приплюснуть,  пожертвовав  красотой.  Жертвовать же буйными
кудрями не  хотелось.  Жихарь гладко зачесал их к затылку  и собрал  в рыжий
беличий хвостик, а хвостик пропустил между краями шлема и кольчужной сеткой,
прикрывавшей затылок. Получилась двойная защита, поскольку волосы, даром что
тоненькие, в пучке могут пустить вражеский удар скользом.
     Щит  был  простой,  легкий:  дубовая  доска  обтянута  кожей да  сверху
наклеено  несколько  железных блях.  У  ополченцев  такие  щиты  в  ходу,  а
дружиннику он неприличен.
     Жихарь  в  очередной  раз  вздохнул,  засунул  за  голенище гребешок  и
драгоценную ложку и, жалея Ржавого,  осторожно полез в седло. Ржавый,  к его
удивлению, даже  не присел.  "Он, верно,  только с виду хлипкий,  а внутри у
него такое творится!" - подумал  Жихарь. Потом тихонько  подъехал к берегу и
опасливо глянул в воду. Не было там, в воде, никакого первого щеголя на весь
Столенград, не было и опасного в бою молодца, а был  простой мужик-ковыряло,
напяливший выброшенные добрыми воинами доспехи, чтобы потешить  на  праздник
односельчан.
     Тут дело несколько поправил Будимир. Жихарь еще не успел подумать, куда
его пристроить - на плечо  или за спину, - а уж  красавец  петух без команды
взлетел к нему прямо  на шлем и смертельной  хваткой вцепился в  его гладкую
поверхность. Жихарь помотал головой, норовя согнать наглую птицу, но Будимир
держался твердо, словно его выковали заодно со шлемом.
     - А что? - сказал Жихарь. - Нарядно, а главное дело - ни  у кого больше
нету подобного султана!
     - Не на свадьбу едешь, - сварливо сказал Беломор. Чувствовал, наверное,
вину, что не смог по-людски снарядить парня.
     - Отец, а чему  же  ты меня  обучил во сне? -  спросил Жихарь. - Как не
знал я ничего, так ничего и не знаю...
     - Так задумано,  - ответил старец. - Всю мою науку ты будешь вспоминать
в надлежащее время.
     После чего приподнялся  в воздухе, обнял  всадника  и зашмыгал  толстым
носом.
     - Не доживу, не дождусь, - приговаривал он.
     - Дождешься, отец, - пообещал Жихарь. - Ты же хитрый.
     "А я хитрей",  - подумал он и, легонько стиснув коня коленями, направил
его в тихую и безопасную на этот раз протоку.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
     Вiн кинувся на мене,  кусаючись  i дряпаючись, поки  я,  приловчившись,
вдарив його обома ногами в груди.
     О.Соболь и В.Шпаков

     Видно, петух Будимир  действовал на речную нечисть не хуже козла: никто
из  воды не  выглядывал,  не  угрожал, не  манил.  А плестись  вдоль  берега
пришлось долго - ехать прямо не пускали скалы.
     "И  почему  я пологий-то  берег не  выбрал?" - удивлялся  себе  Жихарь.
Здесь, на узкой песчаной полоске,  любой недоносок мог сверху  зашибить  его
камнем, а потом спуститься и обобрать покалеченного.
     -  Давай-ка  поживее!  -  хлопнул он Ржавого  по  крупу и  добавил  для
порядка: - Волчья ты сыть!
     Ржавый затрюхал повеселее. Солнце встало в зенит, навалилась жара.
     "Будет  тебе  Полуденная Роса!  -  приговаривал Жихарь в  уме. -  Или я
дурак, не знаю, что никакой росы  в полдень не бывает? Тыщу лет  живешь и на
тыщу  вперед смотришь, а того не  понимаешь,  что никуда, не знаю куда, я не
поеду. Чего я там не  видел?  Разве что  то, не зная что? Мне бы до людского
жилья добраться, до первого постоялого двора. Там я этот поганый меч первому
же невежде  продам за булатный, а  деньги проем  и пропью. И дедово  серебро
пропью. И  сапоги. Да я и золотую ложку не пощажу!" - ярился он, измучившись
островным постом. Вчерашнее угощение только растравило богатырское брюхо.
     Поэтому  возле  первого  же  распадка,  где  в реку  впадал  ручей,  он
спешился, подкрепился хлебом  и повел коня по  ручью, хотя идти было трудно.
Но уж больно не хотелось двигаться вдоль берега.
     В каждом ручье, как известно, водится свой небольшой  водяной, и его-то
уж с виду нипочем не отличить от простой  лягушки, разве что сам скажет. Тут
стала  одолевать  мошкара,  и  петух  Будимир  выказал себя с  самой  лучшей
стороны.  Он  бойко  махал  крыльями, отгоняя  гнус и выхватывая  слепней из
воздуха, - оберегал человека и коня. А те взмокли.
     Не час  и не два прошло, прежде чем поднялись они из распадка на ровное
место.  Здесь   через  ручей   перекинули  полусгнивший   уже  мосточек,  и,
следовательно,  была  дорога,  точней, широкая  тропа.  Возле  дороги  стоял
деревянный кумир Проппа, краска на нем вся облезла и выгорела.
     Вместо  того   чтобы  рассказать  полагающуюся  сказку,   новеллу   или
устареллу, Жихарь мстительно прошипел:
     - Обойдесся! - и вскочил в седло.
     Лес по бокам  становился все реже и реже, пока  не сменился травянистым
лугом.  Пора  была  уже сенокосная,  но тут,  видно, на  этот  счет  еще  не
почесались.  Только  возле   самой   дороги   валялась  маленькая,  на  дитя
рассчитанная коса.
     Просто так косу никто не бросит - железо дорогое. Видно, зажиточный был
хозяин, если позволил себе выковать нарочитое орудие для наследника, или сам
он  карла? Коса лежала  не так чтобы давно, едва успела покрыться желтоватым
налетом. По дороге, должно быть, давно никто не проезжал,  иначе обязательно
подобрали  бы. Рука у Жихаря была длинная, он достал косу, не покидая седла,
- пригодится.
     Как  он и  ожидал,  впереди  показалась  деревня, окруженная  невысоким
земляным валом. Ворота заперты. Никаких дозорных не было, никаких мальчишек,
что выпрашивают приворотные гостинцы.
     Ленивый Жихарь  поддел засов концом меча и  сдвинул в  сторону. Ворота,
завизжав,  разъехались  внутрь.  Тишина.  Жихарь  постучал рукой по шлему, и
Будимир понял:  вытянул шею и закукарекал, мысля  получить ответ от  здешних
петухов. Но те то ли помалкивали, то ли вовсе не жили.
     Жихарь ехал вдоль  улицы. Дома  стояли  крепкие,  целые,  неразоренные.
Возле иных  сушились на кольях сети. Богатырь тронул одну рукой - пересохшая
бечева сломалась.
     "Зараза!"  -  похолодел  Жихарь.  Он  осторожно  отворил  мечом  ставню
ближайшей избы и заглянул. Там было пусто, на столе стояли  кринки и миски с
засохшей едой. А  так полный порядок, и непохоже, чтобы люди взяли и снялись
с насиженного места в страхе перед  мором или нашествием.  Во  дворах стояли
телеги,  на стенах сараев висела конская  упряжь.  Ни одной живой души  - ни
цыпленка, ни собаки, ни кошки...
     Самое большое строение было постоялым двором - об этом говорил висевший
над крыльцом треснувший кувшин. Горячий воздух переливался над трубой.
     "Хоть  кто-то  живой",  -  подумал  Жихарь и слез с  коня.  Дверь  была
распахнута настежь,  тянуло песней на незнакомом языке. Да какой там  язык -
так, тоскливо мычал кто-то.
     - Здоровы были, хозяева! - объявил себя богатырь.
     За длинным, крепким и пустым столом в горнице  сидели двое. Можно  было
бы  назвать их красавцами,  кабы не  плоские  круглые  глаза вроде  совиных.
Иссиня-черные бороды были тщательно заплетены в косички, волосы тоже торчали
во все стороны завитыми пучками. Одета парочка была в просторные балахоны из
зеленого шелка.
     -  У-у-у! - Они поднялись, и оказалось,  что каждый вдвое выше  и  шире
незваного гостя.
     - Хлеб да соль, -  растерялся Жихарь. Один из близнецов (а были они как
раз таковы) показал на совершенно пустой стол и покрутил пальцем у виска.
     - Проходи, коли  пришел, - сказал другой. Слова он произносил медленно,
с трудом, как будто отвык разговаривать. Первый захохотал, и у гостя отлегло
от  сердца: смеется  - значит, не  мертвяк. - Что бы тебе  завтра  прийти, -
продолжал другой. - Мы бы тебя так уж накормили...
     - Опомнись, - сказал первый. - Кто завтра явится, того уж и накормим.
     И  опять захохотал. Жихарь внимательно оглядел  себя: не расстегнуты ли
штаны, не болтается ли где какая завязка.
     -  Тогда я вас  угощу,  - радушно сказал он, доставая из  мешка  краюху
хлеба.
     Один из близнецов вышел из-за стола и прошлепал босыми ногами  к двери,
поглядел  на  Ржавого  с  Будимиром и вроде  бы остался доволен.  "Вернулся,
извлек из-за печки кусок пергамента и письменные принадлежности.
     - А, вы дорожное мыто собираете! - догадался Жихарь.
     - Да,  и мыто,  и  жарено, и парено...  С  этими словами оставшийся  за
столом близнец брезгливо смахнул краюху со стола.
     - Князья такого не едят! - объявил он.
     - А вы, что ли, князья?
     - Мы такие князья, что тебе и не снилось, - сказал один.
     - Мы Гога и Магога, - добавил другой и застрочил пером.
     Жихарь подобрал с  пола хлеб, обмахнул его рукавом, поцеловал и спрятал
в мешок. Может, кистень сходить взять?
     - Гога и Магога, - сказал он, - водились в прежние года, и то  их потом
Македонский под гору загнал.
     - Все верно, - сказал один, скорее всего, Гога. - Пришлось нам временно
отступить. Только недавно узнали мы, что  твой  Македонский надулся вина  со
снегом, застудил пузо и помер. Мы тоже кое-что соображаем.
     - А за что же он вас гонял?
     - Македонский-то? - оторвался от писанины Магога. - Конечно, за правду.
     - За нее, матку нашу, - подтвердил Гога.
     - Мы его в глаза мужеложцем именовали, - уточнил Магога.
     Все трое залились смехом.
     "Отчаянные ребята,  вроде меня, -  радовался Жихарь.  -  Вот  бы мне их
сманить в попутчики - с такими не пропадешь..."
     -  А переночевать  у вас можно? - спросил он, отсмеявшись. -  Дело-то к
вечеру...
     -  Нет, переночевать  уже не получится, не  дотерпим  мы  до завтра,  -
сказал Гога.  -  Понимаешь, у нас эта деревня вся кончилась, дочиста  - хоть
шаром кати. Так что пошли на кухню.
     От гнева у Жихаря даже хвостик на затылке встал дыбом.
     - Вы что думаете, я стряпать буду? Я, богатырь?
     -  Что ты, что ты! -  замахал руками  Гога.  - Богатыри сами никогда не
стряпают!
     - Вот иных богатырей самих, бывает, стряпают, - поднял голову Магога. -
Нам ведь для людей  ничего  не жалко, даже  самих  людей. Зато завтра путник
приедет - будет чем угостить!
     С этими словами он  развернул пергамент перед  Жихарем. Жихарь буквы-то
знал, а в  слова их складывать всегда ленился. Но тут  то ли страх помог, то
ли дедовы ночные уроки сказались, да и написано было крупно:
     СИВО ДНЯ ТРИ БЛЮДА
     шшы с добрава моладца
     канина пиченая
     питух жариный
     -  А завтрашнего путника угостим  - значит, и на послезавтра  пустые не
будем! - хвастал Магога. - И  послепослезавтра,  и на пятый день. А  как же!
Заведение закрывать нельзя, кушать-то все хотят...
     Гога крепко схватил богатыря сзади за руки. Жихарь пнул сапогом назад и
вверх, вырвался, кинулся к стенке и достал меч.
     - Только  подойдите! - сказал  он. - Кишки выпущу,  намотаю  на поганое
мотовило... И добавил растерянно:
     - Всех убью, один останусь...
     - А вот меч убери, - посоветовал Гога и пошел на него, широко расставив
руки.  - Ибо сказано,  что не  дано нам  погибнуть  от  руки человеческой...
Македонский не управился же...
     От  души прокляв  косорукого Македонского, Жихарь  зажмурился  и сделал
свой неотразимый выпад. Меч брякнул и переломился у самой рукояти: то ли под
зеленым балахоном были на Гоге латы, то ли сам Гога был не из людской плоти.
     Магога  между   тем  спокойно  сидел  за  столом  и  украшал  пергамент
затейливой рамочкой.
     Да, кистень остался  притороченным  к седлу,  при богатыре  был  только
недлинный нож. Но  и от ножа толку не было  -  Гога  лишь посмеивался, гоняя
гостя из угла в угол.
     - Ты бы лучше не бегал, - убеждал он. - А то невкусный станешь...
     - В уксусе отмокнет, - не глядя, отозвался  Магога. - Если ты,  подлец,
уксус не выпил...
     -  Как можно!  - опустил  руки  Гога.  Жихарь пырнул  его ножом прямо в
брюхо, но и брюхо было твердое. - Хватит, поиграли, - заключил Гога.
     Жихарь,  не соображая,  что творит,  метнулся от него к противоположной
стене, с разгону добежал до  половины, оттолкнулся ногами и полетел  головой
вперед. Заостренное навершие  шлема вонзилось Гоге в грудь  как раз напротив
сердца.
     Гога охнул, остановился и, причитая, начал крутиться по горнице. Жихарь
торчал  у  него  из  груди,  словно  кривой  нож-складень.  Чуть  голова  не
оторвалась, но вовремя лопнул ремень-подбородник. Оба  рухнули одновременно.
Шлем остался торчать в Гогиной груди.
     -  Сколько  можно возиться! - возмутился Магога,  поднял башку и увидел
кончающегося  братца.  Магога  опрокинул  стул  и бросился к  Жихарю. Жихарь
побежал к двери, Магога за ним. Жихарь спрыгнул  с крыльца,  слыша за  собой
тяжкое шлепанье.
     Конь  Ржавый испуганно всхрапнул и  метнулся в  сторону. Огромный кулак
ударил  богатыря в спину, он рванулся  лицом вниз и сомлел, словно княжеская
дочь, чтобы не  слышать, как его будут резать,  свежевать  и пихать в печку.
Все это он уже проходил в детстве, но тогда была всего лишь старая ведьма...
     ...Из тьмы его  вывел радостный  крик  Будимира. Жихарь  открыл глаза и
увидел траву.  Он подрыгал ногами и руками - все было на месте, только спина
болела. Жихарь сел и замотал простоволосой головой.
     Вовсе никакой не кулак  треснул его по хребту. Это была башка  великана
Магоги.  Жихарь взял  вражескую  конечность за волосы  и поднял.  Магога еще
успел показать ему язык, да тот так высунутым и остался.
     Богатырь поглядел  на крыльцо.  На ступеньках  валялось бывшей  головой
вниз  тело  Магоги,  и крови в этом  теле было столько,  что  конь Ржавый  с
отвращением поднимал копыта, сторонясь растекающейся лужи.
     Жихарь глянул  выше. На  навесе  крыльца сидел  петух Будимир, держа  в
когтях косу. Коса была красной.
     Ни Гога, ни Магога не погибли от человеческой руки, ведь нельзя назвать
рукой голову в шлеме, и Петуха с человеком не спутаешь.
     Жихарь долго сидел, где упал,  все еще не веря  в спасение. "Не  уважил
Проппа,  дубина,  вот и  влип!  -  казнил  он  себя.  - Только как  же  я  с
петушком-то теперь рассчитаюсь?"
     Он  тяжело  поднялся  и  вернулся в  избу,  захватив  на всякий  случай
кистень. Но Гога не подавал признаков жизни. Жихарь выдернул шлем из груди -
теперь  она была мягкая, человеческая. Вытер  шлем полой  зеленого балахона,
яростно пнул обломки меча-подлеца. Потом по-хозяйски прошел на кухню.
     Покойные князья  пренебрегали  не только  хлебом, но  и крупой.  Жихарь
нагреб  полное решето гречки и вынес на улицу.  Будимир  тотчас, не выпуская
своей  маленькой косы из лап, слетел вниз и весело стал клевать.  Жихарь еще
сходил   на  кухню,  нашел  ячменя   для   Ржавого.  Самому  есть  отчего-то
расхотелось.
     "У  них  ведь  и оружие  должно быть",  -  думал  он, шаря по  ларям  и
кладовкам.  Но  попадались только  тяжелые мясницкие ножи разных очертаний и
назначений. Их и в руки-то брать было противно.
     Жихарь  поставил   на  место  опрокинутый  стол.  В  глиняном  пузырьке
оставалось еще немного  чернил.  Жихарь  поднял  перо  и,  поражаясь  новому
умению, начертил на  оборотной стороне пергамента несколько строк. Подождал,
пока  чернила просохнут. С омерзением взял кухонный нож и отсек голову Гоге.
Кровь из людоеда уже почти вся вытекла.
     Жихарь вынес голову во  двор к самому  тыну и насадил на кол - все-таки
сказалась служба у князя  Жупела. Рядом пристроил голову Магоги, а  под ними
прикрепил пергамент с надписью:
     ЭТО БЫЛИ ГОГА И МАГОГА. ОНИ БОЛЬШЕ НЕ БУДУТ.
     В  небе загорались первые звезды. Жихарь схватил обезглавленного Магогу
за ноги и кое-как затащил в избу,  положив рядом с братиком.  Долго смотрел,
не  стоит  ли  чего  прихватить  с  собой,  и  решил,  что  не стоит.  Потом
спохватился и полез под печку.
     - Выходи, дедушка, не надо здесь жить... Но под печкой  молчали. Жихарь
нашарил в  пыли  что-то мягкое и  вытянул наружу. Домовой  был мертв. Жихарь
ласково погладил мохнатое тельце, тронул мозолистые лапки.
     -  Еще и глаза ему выкололи, скоты, -  сказал он и вышел  с домовым  на
руках прочь.  Уже почти стемнело. Жихарь положил замученного старого  малыша
под изгородь. - Посвети  нам, Будимир, - попросил он и подсадил отяжелевшего
от крупы кочета на крышу. Потом отвязал коня.
     Петух зашипел,  захлопал крыльями, раздувая  бегающие по  перьям искры.
Сухая  дранка скоро  занялась, весь  двор осветился. Через  мгновение  пламя
стояло столбом, и в этом столбе метался, катался, купался красный петух.
     Жихарь вырезал ножом пласт дерна, углубил ямку, положил в нее домового,
закрыл пластом и заровнял могилку.
     -  Следи,  чтобы другие  избы не  тронуло!  -  предупредил он Будимира.
Отважный  петух  послушно покинул сразу осевшее пламя и  принялся склевывать
самые бойкие искры на лету.
     Ночевал Жихарь в телеге, набросав туда прошлогоднего сена. Долго не мог
заснуть, глядел на пожарище.
     А когда отгорело, со  стороны  людоедского подворья послышались  плач и
причитания. Это другие домовые, дворовые, банники и овинники отпевали своего
товарища.
     Будимир не  стал  тревожить  их своим  кукареканьем,  пропустил  первую
побудку.  Они  поскорбели  и  разошлись  по  своим  дворам  и  домам,  чтобы
дожидаться старых хозяев или новых жильцов.
     Скверно было на душе - то ли из-за домового, то ли еще из-за чего.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
     Ваша светлость, я покойный дофин!
     Марк Твен
     Солнце  не  торопилось вставать над выморочной деревней, и если  бы  не
заголосил все-таки благородный Будимир,  то запросто могло бы так и застрять
за лесами и горами на вечные веки. Жихарь  протер глаза, поднялся и спрыгнул
с телеги. Хорошо, что в колодец проклятые братцы  не набросали  чего попало,
удалось и коня напоить, и самому умыться до пояса. Вытереться, кроме рукава,
было нечем, а брать полотенце в любой пустой избе не лежала душа:  пусть все
остается  как   есть.   Пришел  черед  и   отвергнутой   людоедами   краюхи.
Задерживаться здесь было ни к чему. Будимир уже привычно устроился на шлеме.
     Проезжая  мимо сожженного  подворья, богатырь  задержался. Выбраться из
пламени безголовые  Гога и  Магога никак не могли, а  вот поди  ж ты: поверх
почерневших бревен серый  пепел образовал две  фигуры с  раскинутыми руками.
Жихарь потревожил  пепел шаром  кистеня. Пепел загудел и стал  подниматься в
воздух, превращаясь в тучу неисчислимой мошки. Конь  Ржавый  отпрянул назад,
но мошка, покрутившись на высоте бывшей крыши, потянулась куда-то в сторону.
Жихарь с  досадой  вспомнил,  что  жечь таких злодеев огнем не следует, ведь
именно из-за этого мошка и пошла жить на свете.
     Головы Гоги и Магоги, торчавшие над плетнем, тоже не остались в прежнем
положении:
     Магога зубами вцепился в ухо, Гоге, словно бы казня брата за оплошность
в схватке.
     - Угомонитесь, изверги, - посоветовал близнецам Жихарь и поехал дальше.
     За деревней дорога была все такой же заросшей. Вот уже и запаха дыма не
слышно. Снова по обеим сторонам тропы поднимался ельник. Уныло и однообразно
засвистали  птицы.  Петух на  шлеме сидел  тихо, не  тревожился. Ржавый  шел
неслышным ровным шагом. Жихарь решил, что  по утренней-то прохладе  надо  бы
ехать побыстрей. Нагайки  у богатыря  не  было, да  и не  любил он  понукать
коней,  надеялся  только на верность и сообразительность. Он несильно тронул
бока Ржавого каблуками,  и тот послушно перешел на рысь. Следовало  миновать
лес до  вечера, если  только у чернолесья  вообще есть конец:  знающие  люди
говорят, что оно тянется до Соленого Моря.
     Ближе  к полудню  за поворотом выросло  очередное  изображение  Проппа.
Жихарь   учел  вчерашний  жестокий  урок   и  придержал  коня.  Ржавый  явно
обрадовался,  когда  всадник покинул  седло, и бодро занялся травой. Будимир
тоже решил размять лапы.
     Чтобы  жертва  была  верней,  Жихарь  помазал   Проппу  губы  медом  из
подаренного  Беломором горшочка и  только после этого,  усевшись по удобнее,
стал  рассказывать давнишнюю устареллу,  героем которой  был витязь  Как  по
прозвищу Закаленная Сталь.
     Витязь был  герой,  а  вот с князем  ему не повезло: злой  князь Матрос
давал ему поручения  одно  тошнее другого. Сперва  он велел Каку насыпать  в
тесто Подземельному  Батюшке  толченой  травы махорки, и  витязь  с большими
потерями это исполнил. Потом князь приказал построить к своему граду дорогу,
да не  простую,  а железную.  Как и этот приказ  выполнил,  заморив, правда,
работой почти всю свою  дружину. Но и этого было мало проклятому Матросу: он
выколол  витязю глаза  и  переломал спину,  после чего потребовал от бедняги
написать книгу - такую, чтобы от нее воины сами, своей охотой рвались в бой.
Как Закаленная Сталь справился и с этим делом, но умер, сказав напоследок:
     -  Жизнь дается  человеку один раз, и ту  ему по-человечески прожить не
дают...
     Жихарь  затосковал,  загорюнился  и  сам  над  судьбой  исполнительного
витязя, а тут сверху послышалось:
     - Простите, сэр, но я не вижу вашего собеседника!
     Богатырь поднял голову.
     Голос раздавался из черного ведра, венчавшего плечи  всадника на гнедом
жеребце.  Латы на всаднике  были  такие  чудные,  что  Жихарь  разинул  рот.
Туловище  его было закрыто сплошным панцирем,  как у степной черепахи.  Ниже
панциря болталось  что-то вроде юбки из  стальных полос. Руки  и ноги  воина
также были защищены железными гнутыми пластинами. Мало  того, доспехи сплошь
были покрыты искусной  золотой чеканкой: цветы, птицы и другие хорошие вещи.
Рога на  шлеме были Жихарю  не в диковину, такие  у  любого варяга есть.  За
спиной всадника виднелась рукоять меча -  должно  быть,  весьма  длинного, у
седла висело еще более длинное копье.
     "А ведь  запросто  мог в спину  садануть, что  же Будимир прозевал?"  -
подумал Жихарь и ответил:
     - А тебе-то что?
     -  Ничего, добрый сэр, просто я стараюсь узнавать нравы и обычаи стран,
через которые проезжаю.
     Жихарь понимал не все слова,  да и выговор был  необычный, но их языки,
как видно, не успели еще далеко разбежаться друг от друга.
     - Какой я тебе сыр? Я Жихарь...
     - Простите, но "сэр" - всего лишь обращение к благородному и уважаемому
человеку,  которым  вы,  сэр,  вне  всяких  сомнений,  являетесь.  Я  же,  к
сожалению,  до поры  лишен возможности  назвать свое  имя и  путешествую под
прозвищем Безымянный  Принц.  Вы видите,  что на щите моем нет вовсе никаких
знаков, но, поверьте, мое происхождение...
     -  Благородное  - тогда ладно. Тогда привет. Да сними ты котелок свой -
надо глянуть, что за человек.
     Безымянный Принц снял шлем  и оказался ровесником Жихаря, с каштановыми
волосами,  темными глазами  и начинающей бородкой. Нос  у него был прямой  и
тонкий, не Жихарева картошка.
     Богатырь поднялся и осторожно, не  поворачиваясь  спиной  или  боком  к
собеседнику, встал так, чтобы  между  ним и Принцем  оказался конь Ржавый  с
кистенем.
     -  Хорошо, -  сказал Жихарь. - А к  масти моего  коня  у  тебя  никаких
вопросов не будет?
     "Чего  тянуть-то? -  мыслил он.  -  Все  равно он у меня как-нибудь  да
нарвется..."
     Всадник задумался.
     -  Сэр  э-э... Джихар,  даю  вам  слово  чести: тот, кто однажды увидел
вашего скакуна, уж не забудет до самой смерти.
     Жихарь долго соображал,  это лесть или обида, но в конце  концов решил,
что Принц ссоры не ищет.
     -  Неказист конь, да  жиловат,  -  сказал он. - Твой красавец  на  мыло
изведется под вечер, а мой будет себе потрюхивать...
     И Принц не оскорбился:
     - Да, это  несомненное преимущество.  А  позвольте вас спросить, добрый
сэр, куда вы направляетесь?
     Жихарь показал вперед по дороге.
     - Странно, - сказал Принц. - Я полагал, что вы едете мне навстречу.
     - Что ж тут странного?
     -  Если мы едем в  одном направлении, значит, вы должны были ночевать в
ближнем селении, а оно недостаточно велико, чтобы нам не встретиться хотя бы
на постоялом дворе.
     - Ночевал... - проворчал Жихарь. - Тебе бы так ночевать.
     И забыл про Беломоровы наказы, рассказал первому же встречному  о  том,
что  произошло  на постоялом  дворе, и  не только рассказал,  но и  показал:
бегал, махал руками, заскочил даже на ствол сосны, чтобы наглядней объяснить
свой победоносный удар шлемом. Не присвоил он и заслуг Будимира, и сам петух
вышел из леса на дорогу похвастаться и косы не утаил...
     -  Удивительные  дела, - сказал  Безымянный Принц.  -  Значит,  Гога  и
Магога?
     - Гога и Магога, - подтвердил Жихарь.
     -  Дело в том, добрый сэр Джихар, - проникновенно произнес Принц, - что
я и сам ночевал на этом постоялом дворе и оставил его в исправном состоянии.
И заправляли там не мерзкие людоеды, воистину заслуживающие подобной смерти,
а предобрые старик и старушка. Совсем недавно у них произошел  поразительный
случай: пестрая курица (при этих словах Будимир внимательно склонил голову к
рассказчику) снесла очередное яйцо. И представьте себе  изумление  почтенной
пожилой леди, когда яйцо оказалось не простым, а...
     - Может, ты в другой деревне ночевал? - с надеждой спросил Жихарь.
     Они стали описывать друг другу поселение, убранство и утварь постоялого
двора,  и все совпало,  только у Принца деревня была полна  народу и жизнь в
ней била ключом.
     - А вот на изгороди действительно торчат две тыквы, - сказал Принц. - В
них  прорезаны дырки  там,  где  у добрых людей  располагаются глаза  и рот.
Вероятно, местные озорники  по ночам пугают  своих соплеменников,  используя
горящую свечу...
     "Хватит. Напросился", - решил богатырь.
     - Выходит, я вру, - сказал он, погладив рукоять кистеня.
     - Отнюдь, добрый сэр! - воскликнул Принц и вскинул стальные руки. - Мир
наш полон враждебных человеку сил, и  зачастую  бывает так, что  один  видит
одно, а другой - совсем другое.  Скорее  всего, в этой  деревне бесчинствуют
злые чары. Жаль, что они не решились потягаться со мной...
     "Хитер и  ловок,  но драться  не  хочет, - подумал Жихарь.  - И на  том
спасибо, нечего по пустякам силы тратить".
     - Это они на тебя морок навели: старик, мол,  и  старушка. А  я видел и
понимал все как есть.
     -  Кто  может  знать  наверное?  -  выкрутился Принц.  -  Но  дозвольте
спросить,  сэр  Джихар,  куда вы направляетесь?  Разумеется,  вы  вправе  не
отвечать, если это может нанести урон вашей чести...
     - Еду туда - не знаю куда, - хмуро отвечал Жихарь.
     -  Весьма  достойное направление,  подходящее  для всякого благородного
воителя, - одобрил Принц.  - Я и сам был бы рад побывать в этих достославных
краях, но прежде нам надлежит скрестить  мечи и  преломить  копья в  честном
поединке...
     - Вот те на!  Чего тянул-то? Мы ведь друг дружке тут много чего лишнего
наговорили.
     -  Тогда бы наш поединок был осквернен личной обидой  и предвзятостью и
всякий беспристрастный судья волен был бы подвергнуть его исход сомнению...
     - А без обиды чего и драться? - Жихарь поднял на Принца голубые глаза.
     - Вы меня не поняли, сэр Джихар, - терпеливо объяснял Безымянный Принц.
-  Я  еду  по дороге, нагоняю  своего  собрата,  благородного  воителя.  Так
мыслимое ли дело не скрестить с ним меча и не преломить копья?
     - У вас там что, все такие? -  спросил Жихарь. - Блаженный ты,  на тебя
срам руку воздвигать. К тому же меч мой сломался, копья и не было...
     -  Я всегда вожу с собой  запасной меч  на такой случай! -  обрадовался
Принц, отстегнул меч от седла и протянул Жихарю.
     Тот принял оружие, вытащил клинок из ножен и присвистнул.
     - Не жалко в чужие руки отдавать?
     - До сих пор он всегда возвращался ко мне. А собственный  мой меч носит
гордое имя - Деталь, и мудрые  друиды утверждают, что некогда он  был частью
чего-то большего. Но если вы настаиваете, мы можем и поменяться...
     - Та-ак,  -  сказал  Жихарь, любуясь узорами  на стали.  -  Ты,  Принц,
человек богатый: копье готов преломить. А ты на него заработал, на копье-то?
Ты  его с  бою взял?  Тебя небось в  дорогу отец  снарядил - вон  какое  все
дорогое.  А  я эту кольчугу  по  колечку  собирал, понимаешь? Для забавы  не
играют в смертную игру. Можно друг друга убить и покалечить. Давай-ка слезай
и решим дело на кулаках.
     - Отца своего я не знаю  пока и матери  тоже, -  сказал  Принц. -  Знаю
лишь, что были они королевской крови.
     - Выходит,  сирота,  как  и  я?  Так  слезай, слезай,  сиротка,  я тебе
скулы-то повыворачивавд...
     Безымянный  Принц  побледнел  и  с  неожиданной  для  закованного  тела
ловкостью соскочил с гнедого.
     -  Не ослышался ли я,  часом,  сэр Джихар?  Вы собираетесь бить меня по
лицу и еще похваляетесь этим?
     - Ну уж там куда придется...
     -  Да знаете  ли  вы,  сэр,  что  удар  по лицу  почитается  величайшим
оскорблением, искупить которое может только смерть, да и то не всегда?
     - Чудак ты человек, -  засмеялся Жихарь. - Если я  тебе  кулаком  скулу
сворочу,  так тем же кулаком и на место поставлю. Синяки можно свести травой
бодягой. А отрубленную руку без мертвой воды на место не приставишь, и дырку
в брюхе мехом не заткнешь... Значит, не желаешь на кулаках?
     - Об этом не  может быть и речи, сэр... Но тогда я не  знаю, как же нам
выяснить, кто из нас сильнее.
     - А, ты вот об чем?  Так проще  простого - померимся на руках.  Правда,
здесь стола нет. Тогда вон тот пенек сойдет.
     Жихарь  положил  меч, подошел  к  пеньку,  опустился на  одно  колено и
поставил на срез  согнутую в локте десницу. После некоторого колебания Принц
присоединился к  нему. Ладонь  у него  была поуже и  подлиннее Жихаревой, но
твердая и ухватистая.  Жихарь наскоро объяснил несложные  правила  и призвал
Будимира в чин судьи:
     - Который станет мошенничать, он глаз попортит!
     Пень  был  просторный, крепкий - видно, остался  с тех времен, когда на
месте сосен росли дубы,  навидался этот пень, поди, всякого. И дожить бы ему
до лучших времен, когда бы не эти двое. Столько силы было в их правых руках,
и так долго  никто никому не уступал, что  деревянное тело пня не выдержало,
треснуло и раскололось на  две половинки. При этом Жихарь  и  Принц со всего
маху столкнулись головами так, что потеряли сознание.
     Петух-судья подошел  и вежливенько тюкнул Жихаря в шлем. Богатырь сразу
открыл глаза. Из  носу текла  кровь. Не  лучше был  и  Принц,  того пришлось
петуху обмахивать крыльями.
     - Продолжим? - гундосо вопросил Жихарь.
     Принц замотал головой.
     -  Правильно.  Пока  ничья не  взяла. Гляди-ка, кровушка  наша на траве
смешалась - мы теперь побратимы!
     Принц с трудом приходил в себя.
     - По закону,  -  прохрипел он,  -  по закону, сэр Джихар, для  братания
кровь пускают из руки...
     - А нос-то чем хуже? Он даже главнее! Без руки жить неловко, а без носа
вообще стыд и позор... сэр, - добавил он после раздумья.
     - Никогда не слышал ни о чем подобном, но, похоже, вы правы, сэр  брат,
- сказал Безымянный Принц, протягивая  Жихарю руку.  Оба встали  и  умылись,
поливая друг другу из фляги.
     Потом проверили, что стреляет дальше - арбалет или  самострел, и  вышла
победа самострела.
     - Ничего, дорога длинная, ты  еще себя окажешь, - утешил Жихарь Принца,
когда  они  уже тронулись в путь  и  Будимир занял положенное ему  место  на
шлеме. - Кстати, растолкуй-ка мне, братка, как ты без имени-то остался?
     ...Жихарь не ошибся, дорога и в самом деле была длинная, зато повесть у
Принца короткая - некий король соблазнил чужую королеву, ребенка же от стыда
унесли  в лес,  где вместо волков его  нашли  и  воспитали  тамошние волхвы,
именуемые друидами. Старики нипочем не хотели говорить Принцу, кто его  отец
и мать, дескать, в свое время сам узнает, но воспитывали честь по чести, как
царское дитя.
     -  Видите ли,  сэр Джихар, на земле столько  королевств, что мудрено их
объехать  до  конца жизни, - жаловался  Принц. - Я знаю только,  что в  моей
вотчине есть такой особый камень. Когда на него воссядет  законный наследник
престола, то есть я, камень издаст громкий крик.
     - Не беда, найдем твой камень, как его не найти, - сказал Жихарь. - А я
просто  скажу - сирота я,  отца и матери не знаю, и племя  мое  даже  где-то
потерялось, и никаких  царей-королей я себе в родову  силком тащить не буду.
Воспитали меня  Кот  и Дрозд  в глухом лесу. Только  это не настоящие  Кот и
Дрозд. Хотя,  правду сказать, у Кота глаза были зеленые и зрачок стрелочный,
а  Дрозд при случае мог и полететь куда надо. И знаешь,  братка, -  оживился
он, - это даже хорошо, что мы с тобой сироты!
     Принц поглядел с недоумением.
     - Хорошо, хорошо. Мне  Дрозд объяснил, а  он  все книги превзошел и все
языки.  И  у  додревнего  мудреца  вычитал,  что  всякий  младенец, лелеемый
отцом-матерью, только  и  мечтает,  собака  такая,  как  бы батюшку  родного
порешить, а над матушкой нечестистым  образом  надругаться. Ну, у  чада руки
коротки  и все  остальное, мечты своей он  исполнить  не  может и  от  этого
страшно злобствует, а потом эта злоба в  нем живет до самой смерти... А  мы,
сиротки, добрые-предобрые...
     Принц изумленно покачал головой:
     - Вот уж не думал, что это учение дошло и до ваших краев...
     - Так у вас его знают? - разочаровался Жихарь.
     - Можно сказать, рехнулись на нем, сэр брат. Я верно подобрал слово?
     - Верно... Значит,  правду говорил Дрозд. Эх,  какие они  вояки  были -
самому Дыр-Танану под стать!
     -  О, и  вы  преклоняетесь перед  этим героем?  Кстати, сэр  брат, ведь
Дыр-Танан тоже  спервоначалу вызвал троих своих друзей  на поединок, а потом
на них напали воины злобного Координала, и дружба родилась в сражении...
     - Ну, сражений на нашу дорогу хватит, - сказал Жихарь.
     - Вы  говорите  так, словно это вас  не  радует, сэр брат. Но разве  не
прекрасно погибнуть на поле брани во имя высоких и благородных целей?
     - Верно, - сказал Жихарь. -  Лежишь на траве,  черева наружу, и голова,
заметь, отсеченная, со стороны на все это любуется... Куда как прекрасно!
     -  Но мудрецы древности учат, что красота может быть и не наружная, она
внутри человека...
     -  Внутри  человека  кишки,  -  мрачно  ответил Жихарь  и  загрустил от
бесспорной своей правоты.
     Неведомо, до каких высот любомудрия дошли бы всадники, если бы впереди,
прямо   на  дороге,  не  показался   большущий   серый   валун,   украшенный
полустершейся надписью:
     Прямо ехать - убиту быти.
     Налево ехать - женату быти.
     Направо ехать - коня потеряти.
     Дорога за камнем расщепилась натрое.
     - Хоть  бы  раз поймать  за руку  того,  кто  вот так вот  балуется  на
дорогах, - сказал Жихарь.  - Это ведь не  то что кусок мела  взял и  краткое
срамное слово начертал  для  смеху. Нет,  сидел  ведь, долбил не  день и  не
два...
     - Вы полагаете, сэр брат, что надпись не имеет никакого смысла?
     - Сам посуди,  - сказал Жихарь. - Долбили это в незапамятные времена. С
тех  пор,  поди, на  прямой  дороге  убивать  утомились, на левой  - невесты
кончились, на правой  - коней столько наотбирали,  что  их и  кормить нечем.
Давай пока лучше перекусим и подумаем.
     Они  слезли  с коней. Принц разостлал  на траве чистый вышитый  платок.
Достали припасы.
     -  Я и  говорю -  богатый ты, -  позавидовал Жихарь. -  Вон  даже яички
каленые, вино...
     -  Это мне  дали на дорогу  почтенные  старик  со старухой на постоялом
дворе.
     - Так эта еда, наверное, мнимая, - догадался Жихарь. - На тебя ведь там
Гога  с   Магогой  морок  навели.  Они,  должно  быть,  решили  одолеть  нас
поодиночке. Вот тебе  и  казалось,  что  все  хорошо,  пока  я  там насмерть
пластался...
     - А внучка? - спросил Безымянный Принц и покраснел.
     - Которая внучка?
     - Та,  что посетила меня на  сеновале. Весьма достойная  молодая  леди.
Если бы не верность данному обету, я бы сделал ее своей королевой...
     - А я в телеге всю ночь звезды просчитал, - завистливо вздохнул Жихарь.
     - Не подумайте дурного, сэр брат!
     -  Дурного  я не думаю,  а  думаю, что еда  все-таки мнимая:  ничего  в
желудке не прибавляется, сосет и бурчит.
     - А вино?
     Жихарь прислушался к поведению вина внутри себя.
     - Вино, кажется, правильное.
     Будимир  толокся  тут  же, возле платка, подбирал  хлебные крошки, а на
яичную скорлупу глядел с упреком.
     Прикончив  припасы,   оба   откинулись   на  траву  и  стали  бесцельно
рассматривать небо.
     -  Помимо  Дыр-Танана,  -  сказал Принц,  -  я очень люблю  устареллы о
подвигах  Биликида  и про  верный  его  меч  по  имени  Кольт.  Чарует  меня
превыспренний  старинный  слог:  "Заткни свою помойную  пасть,  вонючка Джо,
иначе мой верный Кольт  проделает в тебе семь симпатичных дырочек!" Умели же
красно говорить  воители  седой древности! Кстати,  обратите  внимание,  сэр
Джихар, какой большой орел!
     Жихарь пригляделся:
     - Где же там орел? Это Демон Костяные Уши!
     Принц поднес ко лбу ладонь:
     - Да, я, кажется, различаю руки и ноги...
     - Эх!  - мечтательно сказал Жихарь.  - Вот кому  позавидовать можно! На
воздусях пребывает! Прохладно живет! Они даже песню про себя сложили:
     Что нам, демонам:
     День работам - два летам!
     А  доводилось мне его и  вблизи видеть. Шел я  из  кабака вечером.  Всю
одежду,  конечно,  пришлось  там   оставить,   у  меня  такой  порядок.  Иду
переулочками, ладошкой прикрываюсь. Гляжу  - стоит. Руки скрестил  на груди,
нижнюю  губу отклячил и глядит на меня как  на  пустое место. Презирает! Они
ведь ни на что больше не годятся, только презирать мастера...
     - И как же вы поступили, сэр Джихар?
     - По всем правилам вежества: плюнул ему в шары и дальше пошел. Да  хоть
запрезирайся  ты!  Э, э,  давай-ка  с  открытого  места  уберемся и скатерку
побережем - как бы он нам на голову не нагадил в знак презрения!
     И точно - Демон у  себя на воздусях как-то  подозрительно задергался, а
действительность самым суровым образом подтвердила опасения богатыря, только
в кустах и спаслись.
     Безымянный Принц закипел гневом:
     -  Сэр Джихар, ваш арбалет,  вынужден  признать,  бьет дальше  и вернее
моего.   Позвольте  мне  позаимствовать  его  и   сообщить   сэру  Демону  о
недопустимости подобного поведения.
     Тяжелая  стрела с гудением ушла в небо. К счастью,  Демон  Костяные Уши
полностью  израсходовал  свой  боевой  припас  и  не  мог  ответить.  Стрела
вернулась  и вонзилась  в  дорогу, а вслед  за ней плавно опускались выбитые
перья.
     Потревоженный Демон тяжело и гулко замахал крыльями, стронулся с  места
и неторопливо полетел по своим делам.
     - На гору Кавказ направляется, - определил Жихарь.
     - Вы знаете это наверное?
     - Баба  у  него там, - досказал Жихарь. Принц подобрал с дороги десяток
очень пышных и нарядных перьев и принялся украшать ими свой рогатый шлем.
     - Дело, - похвалил Жихарь. -  Но все-таки жаль, что  ты ему  в пузо  не
попал. Поглядели  бы  тогда  на  Демона Поверженного.  Мне  такого  Дрозд на
картинке показывал: где голова, где ноги?
     Когда  же  Принц предложил честно  поделить  добычу  пополам,  богатырь
отказался, чтобы не обидеть петуха.
     Из-за окаянного Демона так и не решили, куда направиться.
     -  Поехали,  где коня потерять, -  предложил  Жихарь. - Вдруг на  левой
дороге все-таки женят всех подряд?
     - Дорогой  ценой дался мне конь, - сказал  Принц. -  Но и жениться,  не
обретя королевства, я не вправе. Может быть, все же следует поискать славной
погибели на прямой дороге?
     - А кинем денежку. Только женатая дорога, чур, не в счет!
     Так и поступили. Выпало коня потерять.
     - Неужто уступим  кому своих  лошадушек? - сказал Жихарь. - Да заодно и
проверим, чей конь резвее!
     На Ржавого он, конечно, не надеялся, но все-таки.
     Всадники  подтянули  подпруги,  закрепили переметные  сумы,  вскочили в
седла. Будимир занял свое место на Жихаре и голосом подал сигнал - его опять
назначили в судьи. Гнедой и  Ржавый рванулись с  места. Полетели по сторонам
елочки. Гнедой был хорош, но  и Ржавый старался - Жихарь  свистел, улюлюкал,
размахивал  кистенем над головой,  обещал всех убить, один остаться. Весь он
отдался было  бешеной гонке, как вдруг почувствовал, что летит в пустоте над
дорогой и со страшной  силой на эту самую  дорогу приземляется носом в пыль.
Будимир еле  успел соскочить со шлема и тоже не удержался на  лапах, ткнулся
клювом.
     - Ах ты, волчья сыть!  - зарычал богатырь  и оглянулся  на  вероломного
коня.
     Но  никакого  коня сзади не было, а неподалеку стоял на карачках Принц,
не только Безымянный, но и безлошадный. И Гнедой, и Ржавый вместе с седлами,
припасами и частью оружия исчезли. Остались только мечи, кистень и самострел
Жихаря.
     - Что это было, сэр брат? - спросил Принц, снимая за рога шлем.
     Жихарь задумался,  но в голове стоял  шум, и никаких мыслей нельзя было
расслышать.
     - Так ведь написано,  что коня  потерять, - сказал наконец он. -  У нас
зря не напишут.
     - Не хотите ли вы сказать, что кони исчезли из-под нас на полном скаку?
     - Да вот исчезли же...
     Богатырь встал и огляделся в поисках невидимого вора. Но вокруг был все
тот же  нечастый ельник, и  ни одна  верхушка нигде  не колыхнулась, ни одна
веточка не треснула. Жихарь внимательно потянул носом.
     - Чуешь? - спросил он и побагровел от злости.
     - Неужели снова Демон? - принюхался и Принц.
     - Дегтем воняет! Он всегда сапоги дегтем смазывает!
     - Кто смазывает?
     - Цыган Мара - первый конокрад на всем  белом  свете! Как же я про него
забыл,  не  подумал?  Вот  кто это,  оказывается,  Мара это,  а  никакое  не
волшебство... Есть против  него  заклятие,  сейчас  вспомню, хотя  что толку
теперь...
     - Но, сэр Джихар, такое  никак не возможно и неслыханно. Увести коня из
конюшни или на биваке - это одно дело, но чтобы на полном скаку...
     Жихарь сожалеюще поглядел на побратима.
     - Ты, братка, со скольки годов на мечах начал учиться?
     - Подобно славному Беовульфу - с пяти лет...
     -  А  Мара, - наставительно сказал Жихарь, - уже с трех лет  этим делом
промышляет. Было  время навостриться! Он, я думаю, и  у  отцов  наших  коней
уводил,  и у  дедов...  Да что там  у дедов! Когда человек впервые на лошадь
уселся, наверняка цыган Мара тут же ее и угнал!
     - Сколько же ему лет? - растерянно спросил Принц.
     -  Вот  и  считай!  - предложил  Жихарь.  -  Ему,  Маре,  чего не  быть
долголетку: никому не служит, в драку не лезет,  живет на вольном воздухе...
Правда, когда поймают, наверняка тут же  и  убьют, но поймать еще никому  не
удавалось. Так что готовься, на первой же ярмарке  придется у  него выкупать
жеребчиков наших за свои же кровные деньги - доказать-то ничего нельзя.
     Мало-помалу мысленная муть, поднявшаяся в  богатырской голове от удара,
стала оседать,  оставляя на виду очевидный  вывод: идти придется пешком! Эта
новость настолько потрясла Жихаря, что он  опустился на колени  и стал ни за
что ни про что молотить кулаками дорогу.
     Безымянный Принц совершенно спокойно стоял рядом и запоминал чудовищные
проклятия коварному цыгану: пригодится на будущее задирать врагов.
     Настрадавшись и оскудев ругательствами, Жихарь  тоже  успокоился,  лишь
временами из его широкой груди  самоходом прорывалось рычание. А ведь ему-то
было куда легче, нежели Принцу в его удивительных доспехах.
     - У тебя ноги-то хоть гнутся? - озаботился Жихарь.
     Принц присел несколько раз, попрыгал.
     -  Грохоту много, - поморщился Жихарь. -  Вдруг случится подкрадываться
тайком?
     -  Благородный  воитель  все  совершает явно,  -  возмутился Безымянный
Принц.
     - Эх, пропаду я с тобой, братка! Ну да пошли.
     Будимир легко вспорхнул на его голову, и они тронулись. Было уже далеко
за  полдень, но  жара не  спадала.  Принц тащил свое рогатое ведро  в  руке.
Жихарь  весь груз пристроил  за спину. Он тупо переставлял ноги и радовался,
что сапоги его сходили под Илион, не трут и не жмут нигде.
     Хорошо бы к ночи добраться  до  жилья.  Только вот почему-то  не видно,
чтобы в этих  местах было жилье.  На  дороге  ни конских яблок,  ни коровьих
лепех, ни кострищ по  обочинам. В ельнике раздается стук, но такой он ровный
и размеренный, какого нипочем не припишешь лесорубу. Принц шагал  ровно и не
жаловался.  Жихарь   собрался  было   запеть,  чтобы  укоротить  дорогу,  но
передумал, потому что места были нехорошие.
     -  Сказки  знаешь?  -  внезапно  спросил  он  Принца.  -  Новеллы  там,
устареллы?
     - Думаю, сейчас не время для сказок, сэр Джихар, - ответил побратим.
     -  Самое  время!  Видишь, снова  возле дороги  Пропп  стоит. Ему вместо
жертвы надо сказку рассказать. Это хорошо помогает. Я вот рассказал - и тебя
встретил...
     - Странно, - сказал  Принц, разглядывая потрескавшееся дерево и  пробуя
пальцем облупившуюся  позолоту.  -  Там,  где я рос,  в  жертву не Проппу, а
Фрэзеру  приносили, -  он  покосился на Будимира,  -  э...  некоторых  живых
существ.
     Будимир на шлеме тревожно переступил лапами.
     -  Птицу  резать  не  дам,  -  твердо  заявил  Жихарь.  -  Птица  наша,
правильная. Она иного человека стоит.
     - Я  вовсе не имел в виду сэра петуха,  - заоправдывался Принц. - Может
быть, подстрелить этого надоедного дятла?
     - И дятла зря не трогают. Говорю тебе - кумир сказки алчет.
     Принц явно обрадовался неожиданному привалу.
     Сказка его тоже  была  грустная, с восточным уклоном. Ее герой, славный
витязь   Бедол-Ага,   влюбился,   себе  на   беду,   в   луноликую   царевну
Культур-Мультур. И  даже дал по такому случаю обет  молчания, так что многие
считали  его  глухонемым.  Бедол-Ага  выполнял  самые  сумасбродные  желания
капризной  красавицы, даже,  случалось,  подметал  двор.  Однажды  луноликая
потребовала, чтобы витязь очистил ее царство от драконов. Бедол-Ага забрался
высоко в  горы и, не  говоря худого  слова, перебил  в пещере целый выводок,
пожалев  только  самого маленького дракончика.  Дракончик оказался верным  и
смышленым, бегал  за  витязем,  как собачонка,  быстро  стал любимцем  всего
двора.
     Но  жестокая Культур-Мультур потребовала,  чтобы приказ ее был исполнен
до  конца.   Верный   витязь  повздыхал-повздыхал,  накормил  последний  раз
дракончика в трактире, потом  пошел на реку, взял лодку, привязал дракончику
на шею камень и...
     - Лучше бы он  ее, сучонку, утопил! - зарыдал Жихарь.  Принц не ожидал,
что устарелла его возымеет такое действие, и  присоединился, чтобы побратиму
не плакать  в одиночку.  Даже  у деревянного Проппа, давным-давно высохшего,
пробились смоляные слезы!
     Утеревшись   рукавами,  они  встали  и  побрели   дальше.  Жихарь  стал
расписывать, как он,  Жихарь,  поступил бы на  месте  злосчастного  витязя и
какое надлежащее положение заняла бы при этом царевна Культур-Мультур.
     С некоторыми предполагаемыми действиями Принц не согласился и предложил
свои приемы. В жарком, но  дружелюбном споре они  и не заметили, как на пути
снова встал  серый  валун.  Жихарь обошел его и,  к своему  ужасу, обнаружил
читаную уже надпись. Слева и справа к валуну подходили еще две дороги.
     - Леший попутал, - уверенно сказал Жихарь. - Мы, оказывается, зря шли -
круг сделали. Вот болваны!
     -  Понапрасну, сэр брат, именуете  вы нас  болванами. Это совсем другой
камень. Вспомните  сами: там по бокам был жалкий  подрост,  а  здесь могучие
сосны. Там  дорога шла под уклон, а здесь поднимается в гору. И наконец, эта
надпись выполнена с многочисленными ошибками в отличие от предыдущей.
     - Ты приметливый, - похвалил Жихарь. - Все  верно. Тут над  нами кто-то
подшутил. Да это Мара все и устроил,  чтобы ловчее  было  коней воровать! Он
точно рассчитал:  никто по доброй  воле ни  помирать, ни жениться не пойдет,
рискнет  конем. Выбить первую надпись он нанял бродячего грамотея, а эту сам
наковырял, как уж там смог... Ну,  попадись ты мне, ромалэ! Я тебе чавалэ-то
в кровь разобью!
     - У иных племен,  -  сказал  Безымянный Принц,  -  умение  красть коней
почитается  величайшей  доблестью, так что  сэр  Мара по-своему  прав,  а мы
выказали достойную сожаления беспечность.
     Они  сели, прислонившись  к  валуну,  и стали  расписывать  друг  другу
величайшие  и достойные  восхищения  качества украденных  коней.  Жихарь,  к
своему удивлению, узнал от себя же, что Ржавый, к примеру, мог перескочить в
высоту любое дерево. Петух взлетел  на  вершину камня  и  тревожно обозревал
окрестности. Потом захлопал крыльями и пронзительно закричал.
     - Чует врага! - Жихарь вскочил с мечом в руке.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
     Что за пришелец? Что бледен твой лик? Не спал ли ты с трупом?
     Речи Альвиса

     По правой дороге к ним неторопливо приближалась довольно странная пара.
Вообще-то  странным был только один, и то - не весь, а наполовину, поскольку
половина  эта являлась  не человеческой, а конской, хотя и покрытой  шерстью
телесного  цвета.  У  полуконя  было  строгое  и  даже величественное  лицо,
обрамленное седыми волосами и  такой же  бородой, а торс  мускулистый, как у
молодого.
     Спутник его  отличался довольно плотным сложением, а длиннополое платье
его было  шито золотом. На черной гриве его  каким-то  чудом держался тонкий
венец, борода завивалась мелкими  колечками. Чернобородый подпирался тяжелым
посохом и шел  босиком,  перебросив связанные  сапоги через плечо.  Никакого
оружия у незнакомцев, кажется, не было.
     - Мир по дороге! - воскликнул Жихарь и убрал меч в ножны.
     - Привет вам, достойные сэры, - сказал Принц.
     - Шалом! - откликнулся чернобородый. - Куда собрались?
     - Бредем туда, не знаем куда, - честно признался Жихарь.
     - Радуйся, юноша, молодости своей,  - сказал человек. - И  в дни юности
твоей да будет сердцу благо, и ходи по путям, куда влечет тебя сердце...
     - Примерно туда и стремимся, - кивнул Жихарь.
     - Путники, кто вы, откуда и как ваше имя? - строго прогудел полуконь. -
Ложью язык ваш правдивый да не осквернится!
     - Это греческий кентаврос, - пояснил человек. - Он  всегда так говорит,
так что не удивляйтесь.
     - Врать нам  незачем,  - сказал Жихарь. - А  по молодости лет мы первые
назвать  себя должны,  это  он правильно заметил. Я  Жихарь,  был ратником в
Многоборье...
     - Я же зовусь  Безымянным Принцем, - сказал Безымянный Принц, - и прошу
не счесть эту скрытность за оскорбление.
     - Кентавроса в здешних местах именуют Китоврас, -  сказал чернобородый.
- А я всего лишь смиренный царь Соломон.
     -  Цари пешком не ходят!  - хмыкнул Жихарь. - То  есть ходят, но только
разве по нужде...
     -  Поставлена  глупость  на  высокие  посты,  -  сказал царь Соломон  и
похлопал Китовраса по крупу, - а достойные внизу пребывают. Видел я рабов на
конях и князей, шагающих пешком, как рабы!
     - Хорошо сказано, - вздохнул Жихарь. - Сколько я в  жизни начальства ни
видел - дурак на дураке. Вот и мы на своих на двоих...
     - Позвольте,  -  вмешался Принц. - Неужели вы  тот самый  царь Соломон?
Можно ли в это поверить?
     - Можно, - разрешил царь. - Меня  трудно с кем-нибудь спутать. Про меня
так  и  говорят:  "Подобного  тебе  не было  прежде  тебя  и  после  тебя не
восстанет". Ой, многих людей назовут потом Соломонами, но ни один  из них не
станет царем...
     - Отчего  же, сэр  царь, идете вы не  только пешком, но и без  обуви? -
почтительно спросил Принц.
     - Для уничижения, - ответил Соломон. - Смиряю гордыню. Однако разговоры
разговорами,  а надо двигаться, иначе будем ночевать под звездами...  А если
вам все равно, куда идти, тогда пойдемте с нами прямо в Иерусалим!
     - А Полуденная Роса в ваших краях имеется? - спросил Жихарь.
     - Вот он, - указал царь Соломон на Китовраса, - утверждает, что у них в
Элладе есть  буквально  все. Так я вам скажу, что это наоборот. Горькое вино
со смолой и маслины. Наша же земля течет молоком и медом...
     - Я про Полуденную Росу, - не уступал Жихарь.
     - Полуденная, шмуденная, - проворчал царь. - Зачем она  тебе,  безумный
юноша? Не расточай дни свои на поиски ее, и благо тебе будет... Ибо многие к
ней  устремлялись, но ни один не нашел. Вот есть у  нас  медвяная роса, есть
мучнистая - от нее садовники стоном стонут...
     - Мне бы Полуденную, - тосковал богатырь.
     - А  про твою Полуденную скажу  так:  живой  собаке лучше, чем мертвому
льву...
     - Сэр царь, мой друг и побратим сэр Джихар связан неким обетом, который
принял на себя  и я, хотя  и не постигаю  его целей, - сказал Принц. - Кроме
того,  я  не совсем  понял,  -  нахмурился  он,  -  кого  именно из  нас  вы
отождествляете с собакой...
     - Пока что вы вполне живые львы, - успокоил его царь. - Но на избранном
вами поприще  очень скоро сделаетесь  мертвые. Ай, такие  приличные  молодые
люди -  зачем вам какая-то Полуденная Роса? И Самсон во всей  силе своей  не
смог бы ее добыть.
     - Значит, есть она все-таки? - настаивал Жихарь.
     - Немножко есть,  - признался царь Соломон. - О ней написано  в древних
книгах.
     - Вот  и хорошо,  - сказал Жихарь. -  Ты,  премудрый царь,  покажи  нам
дорогу к ней, а мы будем охранять вас от лихих людей.
     Царь пожал плечами.
     - До  сих пор  мы с Китоврасом обходились своими  силами, - сказал он и
ловко подбросил  и  поймал заостренный снизу посох. - Но в компании веселее.
Как это я говорю: и нитка, втрое скрученная, не скоро порвется.
     Так и зашагали: впереди Принц и Китоврас, позади Жихарь и царь Соломон,
чтобы в каждой паре  был  человек при  оружии. Принц и полуконь толковали  в
основном о  лошадях и понятиях чести,  которые у  кентавроса  оказались тоже
весьма своеобразными, не хуже странного слога.
     Жихарь и царь толковали решительно обо всем,  поскольку  богатырь желал
все  знать,  а Соломон  уже здорово преуспел в этом деле и  утверждал, что в
многой мудрости много печали, так что  не стоит Жихарю стараться. Потихоньку
богатырь давай выпытывать, отчего и почему царя с Китоврасом занесло в такие
далекие  края. Соломон сперва уклонялся  от прямых ответов, а  потом  махнул
рукой (все равно уже слухи пошли во всему миру) и рассказал.
     Соломон затеял построить у себя в Иерусалиме храм,  равного которому не
было бы нигде  и  никогда.  Задача сама  по  себе трудная, но  и  того  царю
показалось мало: он поклялся,  что воздвигнет  храм,  не  прибегая  к помощи
железа. Ладно, кедровые  балки  можно обработать и бронзовым  теслом,  а вот
вырубать и  обтесывать каменные  блоки стало нечем.  Тогда и  выписал  он из
Эллады Китовраса, славного чародейным искусством. Сговорились насчет оплаты,
и полуконь вручил  царю особого червяка,  который  умел  прогрызать  твердый
гранит и мог точить его круглые сутки без всякой кормежки, потому что он как
раз этим самым камнем и питался.
     Камнеед оказался работящим и смышленым, строительство шло к завершению,
и  Китоврас  потребовал  положенную мзду.  Соломонова  казна к  тому времени
сильно поистощилась, царь начал придираться к мелочам и  всячески оттягивать
расчет.  Дело  в  конце  концов  дошло  до  рукоприкладства, и  разгневанный
кентаврос  так наподдал венценосному заказчику  копытом,  что царь улетел на
самый край света.
     Чтобы не произошло безвластия и смуты, Китоврас принял облик премудрого
царя и  начал, как уж мог, править.  Подданных очень тревожила новая  манера
владыки изъясняться, да и в судебных  делах он стал допускать подозрительную
нерасторопность,  а  ведь как  раз  судом  своим  и  славился  Соломон. И  с
особенным  ужасом  пожилой  полуконь  узнал, что  под  его  начало вместе  с
престолом перешел  и царский гарем, насчитывающий в  своих прекрасных  рядах
семьсот жен и триста наложниц...
     - Сил недостанет на то ни человечьих, ни конских! - обернулся Китоврас;
он, оказывается, не забывал прислушиваться к разговорам сзади. -  Справиться
с ними  не  смог  и тучегонитель Кронион! Жен  семиста  ему мало,  давай еще
триста наложниц!
     - А верно, Соломон Давидыч, ведь многовато, - сказал Жихарь. - Мы вот с
Принцем от левой дороги отказались, чтобы до срока в хомут не залезть...
     -  Он же дорогу избрал, на  которой сулили  женитьбу, - снова  вмешался
Китоврас, - так говоря про меня: мол, кому и кобыла невеста!
     Царь расхохотался над своей пошлой шуткой.
     - Э,  семьсот жен,  -  сказал  он.  - Если вокруг тебя столько племен и
народов, то лучше всего жениться на дочерях владык и вождей, чтобы сохранить
мир.  Шалом!  - Он  многозначительно  поднял  палец.  -  Когда  идет  война,
невозможно построить не только храм, а даже маленькое отхожее место.
     - Мир - дело благое, сэр Соломон, хотя и весьма прискорбное для  воина,
- обернулся Принц. - Но все-таки триста наложниц...
     - А триста наложниц, - снова поднял царь палец, - это чтобы выводить на
чистую воду всяких там самозванцев! - и указал на Китовраса.
     Расчет  хитрого  царя оправдался: полуконь  очень  скоро понял,  что от
такой  жизни откинешь копыта до  срока, и,  оставив царство на верных людей,
отправился якобы  в паломничество  по путям  Авраама. На  самом же  деле  он
бросился  на  розыск  улетевшего царя и  в  конце  концов нашел его,  как  и
рассчитывал, на краю света, где всякая земля кончалась и начиналась сплошная
соленая вода.
     Теперь сотрудники-соперники возвращались восвояси. Они вполне  бы могли
перенестись  в родные  края  чудесным образом,  но царю  Соломону  заблажило
наказать себя пешим и босым  хождением. Китоврас  решил сопровождать его  до
самого Иерусалима,  чтобы не  своротил  куда-нибудь в сторону. Жихарь  сразу
догадался,  что  владыка  израильский  избрал  такую дальнюю  дорогу,  мысля
отдохнуть от государственных и гаремных забот.
     Тут царь Соломон опустился до низменных потребностей и сказал:
     - А  если и не дойдем до жилья, все  равно  не беда: я из этого петушка
сделаю такое, чего ваша мама никогда не приготовит...
     Будимир на шлеме захлопал крыльями и заголосил.
     - Птицу резать не дам! - второй  раз за день заорал Жихарь. - Мог  бы и
догадаться, коли премудрый, что петух не простой...
     Царь стал извиняться, но Будимир не унимался, кричал и вытягивал шею.
     - Да не будет никто тебя есть, - сказал Жихарь.
     Но надрывался петух совершенно по другому поводу - впереди и с боков на
дорогу  выходили неведомые люди. Они были одеты в лохматые  шкуры, вооружены
короткими копьями и длинными ножами.
     - К  бою!  - рявкнул  Жихарь. Царь Соломон  заозирался, Китоврас  забил
копытами, Принц мгновенно достал из-за спины меч.
     Без долгих слов  один  из  лохматых метнул  копье  в кентавроса, видно,
посчитал его самым главным или самым опасным. Царь Соломон  крутанул посохом
и отбил копье далеко в сторону.
     "Ушлый  какой!" -  успел  подумать  Жихарь,  а больше  ничего не думал,
потому что в  схватке не  думают и надеются только на  выучку. Меч показался
ему слишком легким, и рука сама ухватила кистень. Несколько копий бесполезно
ударили в  Принца. Жихаревой голове  стало  легко - Будимир  слетел и принял
самое деятельное участие в бою. Колючее  ядро кистеня загудело и мягко вошло
в незащищенную голову врага.  Остальные отпрянули и попали прямиком под удар
задних ног Китовраса. Там им тоже пришлось тяжело. Засвистел меч Безымянного
Принца.
     -  Живых не отпускать - других приведут! -  скомандовал Жихарь. На него
бросился самый дюжий из лохматых, вмиг замахнулся и крепко ухватил за плечи.
Шар  кистеня ударил его по хребту, и  смертельный захват  ослаб.  Жихарь, не
глядя,  сразу отмахнул  вбок,  откуда подал голос Будимир, и угадал: сбоку к
нему  подбирался  один  с ножом.  Больно  ударило в плечо,  но  кольчуга  не
подвела.
     Тут под ноги Жихарю прикатилась чья-то голова, и он чуть не споткнулся.
В  руках  у  Китовраса  оказалась  нагайка, он ловко хлестал разбойников  по
глазам. По этой же  части промышлял и Будимир,  от  него так и пыхало жаром,
искры летели во все стороны, поганью шкуры затлели. Это испугало нападавших,
вышла  мимолетная  передышка.  Жихарь  увидел, что  царь Соломон  совершенно
спокойно беседует с четырьмя  лохматыми, тычет посохом  в небо и в землю,  а
они внимательно слушают. Но тут ему  стало  не  до  царя, набежали еще трое,
пришлось  взять  в левую  руку  меч.  Смертельный прием Беломора  действовал
безотказно.
     -  Бить в спину дурно, сэр негодяй!  - возмутился  кем-то Принц. - Ваша
рука недостойна держать оружие! Долой ее!
     Внезапно биться стало не  с кем. Жихарь  бросился на выручку царю, но и
там  все  было  кончено: четверо  Соломоновых  слушателей  лежали  на земле,
попарно пронзив друг друга копьями.
     Глаза у Жихаря сделались навыкате, как у самого премудрого царя.
     - А,  - пожал плечами  Соломон, сын Давидов. - Я им  немножко объяснил,
что  все в жизни  суета и не стоит продлевать бесполезную жизнь в этой юдоли
скорби. В сущности, так оно и есть.
     -  А  целое  войско  вот так уговорить сможешь?  -  с надеждой  спросил
Жихарь.
     - Надо  попробовать,  - отвечал Соломон.  Только тут богатырь  выдохнул
полной  грудью.  Китоврас исходил  своими  труднопонимаемыми  проклятиями  и
просил  перевязать руку и  поглядеть,  что там  с  копытом.  Будимир потерял
несколько хороших перьев  из  хвоста.  Один рог на шлеме  Безымянного Принца
угрожающе согнулся вперед.
     - Ну ты молодец, как бык дерешься, - сказал Жихарь. - Брат, хватит тебе
без имени шататься - за свирепость в бою нареку тебя Яр-Тур!
     - От всего сердца принимаю  в дар это имя, сэр брат, - поклонился Принц
Яр-Тур. - И родной  отец не нашел бы для меня имени лучше. С ним я  и взойду
на трон.
     Царь Соломон достал  из  складок одежды  маленькую деревянную  раму,  в
которую были заключены  костяшки, нанизанные на  стальные  прутики. Он ходил
среди павших и на каждого откладывал одну костяшку.
     - Герои врагов не считают, сэр царь! - мягко заметил Принц.
     - Враги счет любят, - возразил премудрый.
     - Ничего они больше не  любят, - проворчал Жихарь. - По-дурацки напали,
по-дурацки  и пали... Будимир!!!  - вдруг заорал он. - Не  клюй  очи - ты не
ворон!
     - Семнадцать! - провозгласил царь Соломон.
     -  Это, должно быть, подляне, они помалу не ходят, - сказал Жихарь. - В
этих  лесах,  говорят, их видимо-невидимо, а царицу их зовут Хватильда.  Они
давно  бы весь  мир  завоевали, да одна у  них беда:  никак  не  умеют коней
объезжать,  конницу  собрать.  Мажут  волосы  медвежьим  жиром,  а  того  не
понимают, что конь не терпит медвежьего  духа. Теперь надо уходить поскорее,
пока не подошли  остальные.  Против сотни  и нам  не выстоять.  Надо  только
поглядеть у них по сумкам, нет ли еды.
     Первым полез по сумкам Будимир и чуть не  поплатился: тот, самый дюжий,
оставил  в  себе малость жизни и  схватил петуха  за глотку.  Выручать птицу
бросились Принц и Соломон. Яр-Тур отсек страшную лапу, а царь вонзил в грудь
врага свой посох. Будимир хрипел и клонил голову набок.
     Занялись  ранеными. Жихарь оторвал  от подола рубахи ленту, царь достал
из  переметной  сумы  Китовраса целебную  мазь,  перевязали  полуконю  руку.
Остатком ленты Жихарь обмотал шею Будимира. Петуха кентаврос бережно посадил
себе на спину и предложил спутникам переложить на него часть груза.  Соломон
хотел  было пристроить  туда  и  свои  сапоги,  но  Китоврас  запротестовал:
уничижаться так уничижаться.
     - Давайте-ка,  господа дружина, бегом,  - сказал Жихарь. Его все как-то
незаметно  признали  старшим. -  Лучше нам с  себя  семь потов  согнать, чем
попасть подлянам в лапы.
     -  Ваши  подляне,  насколько  я понимаю, все-таки люди,  -  откликнулся
Яр-Тур.  -   Но  поглядите  внимательней  на   наших  покойных  противников!
Пересчитайте хотя бы у них  пальцы! Загляните им в глаза - если только можно
это назвать глазами!
     Царь  Соломон  охотно  извлек  свое  счетное устройство,  только Жихарь
запретил тратить время.  Солнце клонилось  на закат. Бежали легким  бегом, а
Китоврас  при  этом подбадривал  самого себя  нагайкой:  видно,  конская его
половина была себе на уме.
     - А  вы заметили, сэр брат,  - сказал на бегу  Яр-Тур, -  что из них не
вытекло ни капли крови?
     По спине богатыря забегали мурашки, и он прибавил ходу.
     ...Ночевать  пришлось  все-таки не под  крышей -  места  были не только
нежилые, а какие-то  запустошенные. Путники сошли с дороги и обосновались на
поляне,  надежно закрытой со всех сторон кустами.  Достали  скудные припасы,
пустили по кругу флягу с остатками вина - есть захотелось еще сильнее.
     -  Сэр царь  Соломон, -  сказал Принц. - Правда ли,  что  искать вашего
правосудия приходят не только люди, но также звери и птицы?
     - А куда же еще им прикажете идти? - удивился царь.
     - В таком случае, не могли бы вы призвать сюда хотя бы парочку зайцев?
     - Хорошенькое дело! - возмутился царь. - Вас вызывают на суд  и  вас же
тут сразу режут и едят... Да и по закону Торы нельзя мне кушать зайчика.
     - И костра нельзя разводить, - вмешался Жихарь. - И Будимира чем-нибудь
прикройте - чего он светится!
     Сторожить взялся Китоврас: он витиевато объяснил,  что его четырехногая
половина может  выспаться за двоих. Его кое-как поняли  и согласились.  Ночь
прошла теплая и  короткая. На рассвете  петух неуверенно,  хрипло, но все же
закричал.
     - Тихо ты! - тут же проснулся Жихарь. Вот говорят, что богатырский  сон
очень крепкий, а он вовсе даже чуткий.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
     Неспроста  же  говорят:  увидев  удивительное  -  не  удивляйся,  и оно
перестанет быть удивительным.
     Повествование о том, как три Суя усмирили нечисть

     Далеко-далеко  впереди  Красному  Петуху  откликнулись его обыкновенные
собратья.
     - Немного до жилья не  дошли, - сокрушенно сказал Жихарь. - Зато  здесь
уже никаких подлян не будет.
     Все  повеселели, а Будимир,  услышав  поддержку,  вспорхнул  на  голову
безответному Китоврасу и стал кукарекать в полную силу.
     - Сэр царь, - обратился Принц к Соломону, - может  быть, ваш знаменитый
суд определит между мной и сэром Джихаром сильнейшего?  Хотелось бы выяснить
это  до того, как мы  окажемся  снова  среди  людей, чтобы каждый из нас мог
вести себя соответственно своему рангу.
     - Извольте, -  сказал царь Соломон, словно век ждал этого  вопроса. - Я
так думаю, тот из вас сильнее, кто сможет дольше пронести меня по дороге.
     Китоврас тут заржал по-лошадиному.
     - Но почему именно вас, сэр царь?
     - А что, вы предпочитаете нести Китовраса?
     Жихаря такие  условия вполне устраивали. Метнули жребий. Первому выпало
Принцу,  меч  его  и арбалет переложили на  кентавроса.  Шлем  царь  Соломон
потребовал  оставить, потому что за рога ему  будет удобно держаться. Жихарь
вызвался считать шаги и пошел сбоку.
     Сидеть  на  железных  плечах  было,  конечно,  жестковато.  Одной рукой
премудрый царь  ухватился за  рог  шлема,  другую использовал для потрясания
посохом.  Китоврас с поклажей и Будимиром поскакал  вперед поглядеть, нет ли
опасности.
     "Это тебе  не на коне красоваться, -  думал Жихарь  про  Яр-Тура. - Тут
выносливость нужна".
     Богатырь рассчитывал без труда победить, потому что  Принцевы доспехи в
совокупности с рослым и  дородным царем составляли вес  немалый. Царь ударял
босыми пятками по панцирю, понукал. Но и без того  Принц двигался ходко. "Не
расчухал  еще", -  успокаивал себя Жихарь. Пыль из-под сапог Яр-Тура  вилась
столбом.
     "Двужильный он,  что  ли?" - удивлялся богатырь.  Царь Соломон  затянул
песню. Слова были незнакомые, но боевые.  Жихарь  понемногу освоился и  стал
подпевать:
     - Позади земля  родная, впереди пески Синая,  на  груди мой "могеншлом"
наперевес!
     Вернулся Китоврас, доложил, что все в порядке, и снова поскакал вперед.
Из смотровой щели в шлеме Принца повалил пар. Пар был горячий, и венценосный
седок подобрал ноги. Уже и богатырь налегке притомился, а Яр-Тур все топал и
топал. Пыхтел он так громко, что других звуков  словно бы и не существовало.
Но даже и птицы в лесу стихли, наблюдая состязание.
     Наконец,  к удовольствию Жихаря, шаги Принца стали реже,  а царь на его
плечах подозрительно  закачался. Яр-Тур  остановился, медленно опустился  на
колени и ткнулся рогами в пыль.
     Царь  перешагнул через его  голову,  отошел  к  обочине и вопросительно
поглядел на Жихаря.
     -  Совсем загнал парня, - торжествующе сказал  Жихарь. -  Привык там  у
себя, понимаешь, на людях ездить...
     -   Сколько   вы  насчитали,   молодой  человек?  Жихарь  разинул  рот.
Вразумительного ответа  он не мог дать  по двум  причинам: во-первых,  путал
всегда  пятьдесят и шестьдесят,  а во-вторых, все  равно сбился, отвлекаемый
размышлениями о своей неизбежной победе. Богатырь покраснел,  замычал и стал
что-то  объяснять  исключительно  на  пальцах.  Снова  вернулись Китоврас  с
Будимиром.  Принц Яр-Тур лежал  без  памяти и  не мог дать  дельного совета.
Наконец Жихаря осенило:
     - Раз так, я тебя назад потащу, тогда  и считать  ничего не надо будет!
Не ошибемся!
     Царь  попробовал было возражать, но Китоврас  закивал согласно головой,
да  и очнувшийся Принц простонал, что не к лицу  благородному воителю  знать
какие-то там числа, а дорога не обманет.
     Яр-Тура унесли  отлеживаться  в  кусты,  накрыли  плащом и  еще  сверху
набросали веток,  чтобы  никто  не  нашел  и  не  обидел  -  Жихарь принудил
отнекивающегося царя занять место  на богатырских плечах  и  бодро  потрусил
назад по  дороге. Поначалу все шло хорошо, но скоро он понял, что с  детства
таскать  такие доспехи, как  у  побратима, очень  даже невредно.  Потом  ему
показалось,  что правая нога  гораздо тяжелее левой, - это дала о себе знать
золотая ложка за голенищем.
     - Давай, давай, - печально поторапливал царь. На этот раз он уже ничего
не пел и,  когда  миновали  место ночлега,  тяжелехонько вздохнул,  но вздох
потонул в богатыревом сопении.
     Шесть-семь шагов у  соперника Жихарь все-таки  выиграл и  полетел лицом
вниз.  Царь Соломон вовремя  успел растопырить  ноги и  упереться  в  дорогу
посохом, а то бы совсем задавил беднягу.
     - Моя взяла, - прохрипел богатырь и закатил  глаза. Тут в очередной раз
вернулись челноки - Китоврас  и Будимир. Петуха царь взял на  руки, а Жихаря
перекинули через спину кентавроса.
     Почтенный полуконь легко  поскакал  вперед,  а царь Соломон огляделся и
маленько сжульничал  противу  своего  же  обета:  оседлал  посох и  невысоко
полетел над дорогой. Конец посоха чертил в пыли загогулины.
     - Если бы  на нас сейчас напали, - сказал царь, когда вся малая дружина
собралась возле  Принца,  -  то  нас бы  зарезали  все  равно как  маленьких
баранчиков. Так что впредь не стоит устраивать подобных состязаний,  ведь мы
в походе.
     Жихарь совсем было собрался поведать Яр-Туру, что победил, но почему-то
передумал:  "Будет  еще время  ему нос  утереть".  Соломон  и  Китоврас тоже
помалкивали: не хватало еще, чтобы двое главных бойцов передрались. При этом
царь придумал для Принца такой хитрый ответ, что и Жихарь в него поверил.
     На заставе перед  поселением  возникла  заминка, потому что там  стояли
стражники  и  требовали подорожный сбор,  или мыто. Выяснилось,  что  лишь у
Жихаря есть несколько монет, которые  он надеялся употребить  на  съестное и
хмельное.
     Кроме  того,  оказалось,  что  невозможно  определить  размер  мыта  за
Китовраса: кто он - конь или же всадник? Петух Будимир немедленно прикинулся
зарезанным - вдруг за живую птицу здесь особая плата?
     Жихарь сгоряча предложил стражникам вместо денег поубивать их на месте,
но стражники  возразили и разинули рты,  мня поднять тревогу. Вмешался  царь
Соломон и объявил, что Жихарь - блаженный дурачок, которого ведут лечиться к
известному  знахарю. Стражники  заметили, что  дурачкам мечей и  кистеней не
доверяют  в  руки. Один из  них  приглядел себе  и  потребовал  кольцо  царя
Соломона. Слышавший  кое-что об этом  кольце Яр-Тур взялся  было за  меч, но
царь, ядовито улыбаясь, снял с пальца украшение и протянул его стражнику.
     Лицо у царя сразу же  сделалось глупое-глупое, а у стражника, напротив,
осветилось  разумом неслыханной силы, и даже  невеличка голова его явственно
затрещала  от  непривычной умственной  работы. Помудревший внезапно мздоимец
представил  себе  неприятности,  бывающие  обыкновенно  от  большого  ума, и
поспешно вернул кольцо владельцу. Владыка израильский снова стал самим собой
и начал  яростно рядиться. Стражники робко возражали и хлопали глазами. Царь
наглядно  и  убедительно  доказал,  что в  данном случае  как раз они  сами,
стражники, должны еще приплатить путникам за вход в город.
     Потом царь смилостивился, подробно изучил расценки, достал свои  счеты,
пощелкал костяшками, велел всем садиться верхом на Китовраса и объяснил, что
за  трех  всадников  на  одном  коне  плата  получается  совсем  пустяковая.
Замороченные   стражники   обрадовались  и   одной-единственной  монетке,  а
стенающий от натуги Китоврас провез своих многопудовых наездников за ворота.
     За воротами был даже не поселок, а целый городок. Жители городка весьма
удивились,  что  три с  половиной  человека и  полконя заявились  к  ним  по
заброшенной дороге, ведь по ней умные люди отродясь не хаживали.
     Жили   здесь  хорошо,   крепко,  многие  дома   зижделись  на  каменных
фундаментах.  Посреди  маленькой  базарной  площади бил маленький же фонтан.
Струя обретала напор  при помощи волосатого детины, который неустанно двигал
вверх и вниз какой-то рычаг. К этому рычагу он был прикован толстенной цепью
- видно, за нехорошие дела.
     Китоврас  придал  своему  величественному  лицу   совершенно  лошадиное
выражение  и  начал  хватать  зубами  клочки  сена  с чужих  возов.  Соломон
притворно сердился на него, а любопытным отвечал: - Вы что, коня с руками не
видели? Если бы у вас была  такая жизнь, как у него, я бы  посмотрел,  что у
вас выросло!
     Купили лепешек,  сыра, копченостей, а Китоврасу сверх человеческой доли
еще и сена. Дети дразнили Будимира:
     - Петух с косой подавился колбасой!
     Но петух вовсе не давился, поскольку напластал косой свою часть тонкими
ломтиками.
     - Вот и прокорми такого! - возмущались взрослые.
     Путники спокойно поглощали купленное, запивая из фонтана. Жихарь черпал
воду  своей  золотой  ложкой,  вызвавшей всеобщее  восхищение.  Только  царь
Соломон пребольно ткнул богатыря пяткой.
     -  Из-за  этой  ложечки, между прочим,  нас  отсюда могут не  выпустить
живыми!
     Это верно, некоторые рожи в толпе были совершенно разбойничьи.
     Между  тем  два-три грамотея из местных признали  в царе  Соломоне царя
Соломона,  а для верности  сбегали к  мелочному торговцу и  притащили  лубок
"Соломонов суд".  Там царь был  изображен в профиль, но  с обоими глазами, а
все равно похож. Толпа загудела. Царь приосанился. Вперед выступил почтенный
старец и прокашлялся. Царь понимающе приложил к уху ладонь.
     - Здравствуй, премудрый царь. Верно ли мы слышали, что ты горазд судить
и рядить?
     Соломон величественно кивнул.
     - Ты насудишь, - проворчал Жихарь, но Будимир, Китоврас и Яр-Тур дружно
его одернули.
     - Значит, нам тебя сама  судьба  прислала, - сказал старец. На  груди у
него висела серебряная цепь  выборного человека. - Изволишь видеть,  у нас в
городе уже третий год  идет тяжба. Мы тут  пополам  поделились, скоро начнем
драться.
     - Послушаю вас, добрые люди, - кивнул царь.
     - Тому  два  года назад,  - начал старец, - у нас  умер богатый хозяин.
Остались после него два сына - Лутоня да Зимогор с Богодулом...
     - Постой, постой, - сказал царь. - Или два сына осталось, или три сына?
     - В том-то и  дело! Только у Лутони одна  голова, а у другого сына две:
Зимогор и Богодул. Они требуют себе две трети наследства...
     - А как  же! - заревели в  толпе две глотки. Горожане вытолкнули вперед
двухголового.  Головы  были  одинаковые.  Ни  одна,  ни  другая  доверия  не
вызывали.
     - Где же ответчик? - вопросил царь.
     - Хворает, - объяснил  староста-старец. -  Они  все время  между  собой
дерутся. Днем одна голова спит, а другая с братом воюет. Ночью Лутоня уснет,
а проспавшаяся голова его опять терзать начинает.  Скоро они  Лутоню изведут
совсем, тогда все само собой решится, да ведь не по закону...
     - Не по  закону,  - согласился  царь.  - Мало ли  у  кого сколько голов
вырастет! Так никаких наследств не хватит!
     - Да-а?  -  хором  возмутились  Богодул и  Зимогор.  - Нам ведь  и пищи
требуется вдвое!
     - Хорошо, -  сказал царь. -  Дело ваше я разобрал, сейчас буду судить и
рядить...
     Он поманил  к  себе  Жихаря  и Будимира  и что-то  нашептал  им. Жихарь
побежал по торговым рядам, Будимир почистил перья.
     Пока богатырь бегал, толпа успела разделиться надвое и ожидала решения,
чтобы  тут же признать  его  несправедливым  и затеять бой. Тут бы досталось
всем:  и двухголовым, и безголовым, и премудрым,  и  в перьях, и с  конскими
копытами.
     Подоспевший Жихарь протянул  царю  свою  добычу. Царь  подозвал к  себе
двухголового.
     - Вот ты кто? - указал он на левую голову.
     - Богодул. Зимогор, - ответили обе враз.
     - Так вот,  Зимодул, вот тебе смоляной вар. Возьми  его в рот, жуй и не
смей выплевывать, что бы ни случилось.
     В наступившей  тишине  двухголовый взял у царя  липкий  комок. Рука его
долго колебалась, в какой изо ртов отправить вар, но одна из голов победила,
а вторая  только  напрасно  щелкнула  зубами.  Заиграли  желваки  на  скулах
удачливой головы, и скоро варом ей накрепко склеило зубы.  Голова мучительно
замычала,  и тут по знаку царя Будимир  лихо взлетел вверх  и давай  долбить
онемевшую голову в самое темечко.
     Другая, свободная от  вара голова заорала  от  лютой  боли. Царь жестом
велел петуху прекратить и спросил:
     -  Все  видели?  Все  слышали?  Больно  только  одной голове, а  кричит
совсем-совсем  другая!  Это о чем  нам говорит?  Это нам говорит о  том, что
головы целых две, а душа таки одна! И доля на эту душу тоже полагается одна.
     - Верно! Верно! - закричали сторонники Лутони.
     - А ведь верно! - отозвались бывшие приверженцы Богодула-Зимогора.
     И бросились  друг на друга  - только  не с пинками и зуботычинами, а  с
объятиями и поздравлениями.
     Поклеванная голова кое-как  выковыряла вар  из зубов, и  обе завопили в
два голоса:
     - Нечестно! Калеку обидели! Царь Соломон поспешил утешить:
     - Зато я с вас и  судебные  издержки  как  с одного  и того же человека
взыщу!
     И назвал  пеню  -  такую,  что  головы  Зимогора-Богодула с  горя стали
колотиться друг о дружку.
     Решил внести свою лепту и Принц Яр-Тур:
     - Ежели сэры  Зимогор и Богодул договорятся  промежду  собою братски  и
полюбовно, я мог бы снести лишнюю голову, нимало не повредив другую...
     Таким образом в это  утро торжище на площади превратилось в судилище, а
судилище в свою очередь  - в гульбище,  но  никак не  в побоище, чего боялся
староста.
     На площади уже накрывали  столы, и Жихарь  надеялся,  что золотой ложке
будет нынче  большое заделье.  Староста предложил  наперед  сводить гостей в
баню, а  уж  потом, намывшись  и  напарившись, приступить к торжеству. Долго
думали, как быть в  этом случае с Китоврасом, но Соломон припомнил, что один
из владык славной западной державы  своей волей ввел не то что кентавроса, а
натурального  коня, и не то что в баню,  а в государственный совет. Это всех
убедило.
     Принц  Яр-Тур  воспитывался  в  тех краях,  где моются  лишь по великим
праздникам в медном котле с горячей водой, а у Соломона во дворце было сразу
несколько бассейнов, в том числе и с розовым маслом; ни про какие веники они
отродясь не слыхали.
     Баня  была  скатана  из  могучих  бревен,  полы  старательно отскоблены
добела. Сильно запросился в баню и Будимир. Ему толковали, что там станет он
не гордый кочет, но мокрая курица. Он все равно лез, махал крыльями - видно,
не хотел оставаться один. Решили посадить его в предбаннике стеречь одежду и
оружие. Старостины домочадцы пообещали свежее белье.
     Жихарь  плескал  золотой ложкой на каменку, Яр-Тур  шарахался от клубов
пара,  Китоврас распаривал копыта в четырех лоханях, а царь Соломон наглядно
объяснял  приятелям,  что такое обрезание  и  какая от  него великая польза.
Дошел черед и до  веников. Принц поначалу  счел действия Жихаря  за позорное
наказание розгами и полез было в драку.
     - Гляди!  -  кричал  богатырь,  орудуя двумя вениками зараз.  - Царю не
зазорно, а тебе, вишь, зазорно! Это же лечение!
     Временами  выходили охладиться в предбанник. Будимир вел  себя  как-то.
неспокойно,  бегал  по  углам,  тосковал.  "Хватит тебе,  дурной!" -  утешал
Жихарь. Париться новичкам понравилось всем, особенно Китоврасу - здоровье-то
у него было лошадиное. А вот царь начал хвататься за сердце.
     - Душно мне, - сказал он и принюхался. Тут и  Жихарь увидел, что сквозь
щели ползет потихоньку сизый дымок.
     - Это  что  еще такое?  -  возмутился он  и торкнулся в дверь.  Она  не
поддавалась.
     - Сэр Джихар,  - обратился к нему Яр-Тур, - вы не заметили, что за пища
была на праздничных столах, за которыми нас якобы ждут?
     -  Пища  как  пища,  -  ответил  Жихарь,  ударяя в  дверь  плечом.  Дым
становился гуще.
     -  Вы видели миски с кашей  из белого сарацинского пшена с изюмом?  Мне
как-то  довелось   отведать   этого   кушанья   на  тризне  степного  витязя
Одихмантия...
     - Ах, так они уже и поминки по нам готовят?! - заорал Жихарь, с разбегу
врезался в дверь и еще раз заорал.
     - Воистине, лучше пойти в дом  плача, чем  пойти  в дом пира,  - сказал
царь Соломон. - Никому верить нельзя, особенно людям.
     Китоврас отстранил  Жихаря  и стал выбивать дверь задними  копытами - с
тем же успехом.
     - Бревнами заложили, - прошептал Жихарь. - За что?
     Вместе  с  дымом  в  баню  проникли  и  тонкие  язычки пламени.  Дышать
сделалось трудно.
     - Что творите, изверги! - крикнул Жихарь,  а больше кричать  ничего  не
стал:  если уж  так постарались завалить  дверь, значит,  намерения у хозяев
самые серьезные и ни на какие крики они обращать внимания не собираются.
     Царь  Соломон  опустился на  лавку,  надел  золотой  венец  и,  кое-как
отмахиваясь ладонями от дыма, вещал:
     -  Порвется серебряный  шнур,  и  расколется золотая чаша, и разобьется
кувшин у ключа, и сломается ворот у колодца...
     Принц  Яр-Тур  молча  рубил  дверь  мечом.  Он  понимал,  что  старания
бесполезны, но сидеть без дела не мог.
     - Вот и сходили в баньку, - кашляя, подытожил богатырь.
     Будимир вышел на  середину  и стал  крыльями  показывать  людям,  чтобы
разошлись по сторонам. У Жихаря появилась надежда.
     - Слушайтесь его, слушайтесь, - сказал он. - Петух дело свое знает.
     Будимир  растопырил  крылья и  стал кричать  - только не по-петушиному.
Тотчас же  изо всех  щелей  потянулись, потекли тонкие  струи  пламени,  они
входили в  красные крылья, и  крылья становились золотыми.  Сделалось жарко.
Петушиные  перья  заискрились,  заиграли  всеми оттенками  огня.  За стенами
трещало. "Хворостом обложили", - догадался богатырь. Трещало и за дверью.
     -  Славны коварством своим обитатели града, - сурово молвил Китоврас. -
Гостя зажарить живьем - в этом ли доблести суть?
     Царь  Соломон  продолжал  рассуждать  про  печальную  участь  скотов  и
человеков.
     Пламя перестало бить  из щелей, но, судя по жару,  вокруг  них бушевало
вовсю. Дым,  подчиняясь  движениям  петушиных крыльев, убирался  обратно  на
улицу. Всякий огонек, проникающий  было внутрь, Будимир шугал назад, клевал,
костил лапами. И огонь явно его слушался.
     Загудело  и над крышей.  Жихарь  потрогал  потолочную  балку - она была
теплая, но  не горячая. Жихарь сел прямо на  пол и  обхватил  мокрую  голову
руками.
     Наконец  треск прекратился. Будимир  подбежал  к двери  и стал  долбить
дубовые  доски  клювом.  Китоврас  взял  своего  недавнего  седока  на руки,
развернулся и  еще раз попробовал ударить копытами. Дверь вылетела разом, за
ней взметнулся сноп искр.  Петух выбежал  первым, и  там, где  он  взмахивал
крылом, почерневшие, истончившиеся бревна, подпиравшие дверь, покорно гасли.
Воздух шел в баню горячий, но чистый.
     Кое-как оделись, натянув доспехи на отсыревшее белье, и побежали к дому
старосты. Будимир выразительно размахивал косой.
     Дверь в  Старостин дом  Жихарь выбил кистенем. Староста в горнице стоял
на коленях и бил поклоны деревянному идолу с настоящими костяными зубами. На
шум он даже не обернулся.
     Жихарь пнул  старосту так, что  тот полетел вперед, сшиб с ног  идола и
получил еще чурбаном по голове.
     - Жарко  топишь, хозяин,  -  сказал Жихарь. -  Чего с легким  паром  не
поздравляешь?
     Староста  опрокинулся  на спину. Идол  оказался у него  лежащим поперек
груди, словно бы защищал своего молельщика.
     - Надлежит иметь уважение к седине, - заявил Принц Яр-Тур. - Позвольте,
сэр Джихар, я попросту рассеку его надвое.
     - Мягкосердечен ты, братка! - восхитился богатырь.
     - Если бы в каком-нибудь из моих городов с гостями вот так поступили, -
сказал царь, - то я устроил бы там  веселое местечко вроде Содома и Гоморры.
Поминай, дедушка, отца моего, царя Давида, и всю кротость его!
     Принц выхватил меч  и  рассек  надвое  - только не старосту,  а  идола.
Будимир  же набросился на половинки и  когтями стал расщеплять их на  тонкую
лучину.
     "Видно, соперник ему", - подумал Жихарь и сказал:
     - Что это за бога ты себе, милый  человек, завел? У добрых людей такого
не водится.
     Староста ответил стуком зубов. Сквозь стук прорывались слова о каких-то
страшных,  могущественных  чародеях,  пришедших  издалека  и  велевших  всех
пришлых  и  приезжих  отдавать  в  жертву  огненному богу, терзаемому  нынче
Будимиром.
     -  Ладно, это все хорошо, ты белье давай! - потребовал Жихарь. - Только
помылись как люди, а тут сажа, копоть...
     Староста  понял, что  вот  прямо сейчас его убивать не будут, и крикнул
слуг. Слуги прибежали бодро, но, увидев гостей не  жареными, как-то сникли и
отводили глаза. Жихарь внимательно вглядывался в их лица.
     "Не  настоящие,  -  вдруг  подумал  он.  - Настоящих всех  перебили,  а
подменышей поставили..."
     Он рывком притянул старосту  к себе за ворот рубахи.  В каждом  глазу у
старосты было по два зрачка. Богатырь оттолкнул нелюдя.
     -  Уходим  отсюда скорее,  господа  дружина,  -  сказал  он.  - Тут все
обманное...
     Царь  Соломон развязал кошель, полученный в награду за  суд,  опрокинул
его и потряс. Посыпались глиняные черепки.
     - И белья  ихнего  не  надо, - сказал Жихарь.  - Свое забрали  -  и  то
ладно...  И-эхх!  - неожиданно для  себя  вскрикнул он  и  наотмашь  рубанул
старосту мечом.
     Хлынули  опилки,  которыми  была  набита  куча  тряпья,  а  никакой  не
староста. Вместо слуг стояли по стенам печные ухваты. С треском переломилась
над головой матица, посыпалась древесная труха.  Рыбий  пузырь, которым было
затянуто окно, щелкнул и расселся по краям рамы. В окно потянуло холодом.
     Погода  на улице  действительно  изменилась:  низко-низко  насели тучи,
имевшие вид побитых великанов; завыл  ветер и в печных трубах. Городище было
пустым. Ветер хлопал ставнями и незапертыми дверями.
     И на площади,  недавно  многолюдной,  не  было ни души. На  поминальных
столах стояли миски с лягушачьей икрой и откровенными нечистотами, дымился в
кубках страшный синий  настой, он бурлил и норовил выплеснуться,  как живой.
Фонтан-водомет оказался полуразрушенным зловонным  колодцем, а возле него на
цепи сидел скелет с плоским  и широким, словно лоханка, черепом. В глазницах
скелета  сверкали два большущих  смарагда, но трогать  их  было  совсем ни к
чему. Люди исчезли, только в огородах возле  каждого дома торчало по десятку
и  более пугал -  больших, поменьше и совсем маленьких. Одно  из  чучел было
двухголовое.
     Принц Яр-Тур тронул Жихаря за плечо.
     - Отныне верю вам, сэр брат, во всем, - сказал он.
     - То-то!  -  отозвался богатырь. -  Я тебе тоже  верю,  королевич. Прав
старый Беломор, пора со всем этим кончать...
     Тучи, сталкиваясь почти над самыми их головами, не давали  ни грома, ни
молний.  Среди  серо-черной  мглы  изредка  просверкивало  багровое  солнце.
Полетела мелкая водяная пыль.
     Ворота на выезде из  города оказались  сломаны и  перекошены, на досках
кое-как намалеваны мелом вооруженные стражники.
     Дождь усилился. Земля скоро раскисла, и счастье,  что дорога за городом
тоже сплошь заросла травой, а то идти было бы совсем трудно.
     Китоврас оставил  свою гордость и предложил  царю Соломону место у себя
на хребте - после бани  и пожара  премудрый стал совсем плох. Шли молча,  во
всякую минуту ожидая любой пакости. От Будимира поднимались струйки пара.
     Лес  по сторонам  дороги становился все выше и  чернее.  Да еще с левой
стороны  кто-то заухал.  Жихарь  повернул голову на  звук.  Почти  на каждом
дереве  на высоте человеческого  роста  сидели филин,  сова  или неясыть. Их
немигающие глаза тускло отсвечивали желтым. Жихарь замахнулся мечом, но хоть
бы одна пошевелилась.
     - Зря ты в Демона не попал, - попенял побратиму Жихарь. - У него крылья
знаешь какие большие и плотные? Шли бы сейчас сухие...
     - Я попал, - оправдывался Принц. - Но ведь высоко...
     Шагали, пока могли, шагали и сверх того - так хотелось подальше уйти от
проклятого  места. Но наконец и Китоврас начал  припадать  на передние ноги.
Было еще не поздно, но совсем темно. Будимир с грехом  пополам подсвечивал -
ему, мокрому, тоже приходилось несладко.
     Кое-как нашли в  лесу местечко, где ветви наверху сходились  поплотнее,
кое-как набрали хвороста и, если бы не Красный Петух, нипочем бы не  развели
костра.  Наломали еловых  лап, остатки вина  выпоили царю. Все трое  сбились
возле горячей птицы, накрывшись Принцевым плащом, а царский отдали Китоврасу
- он привык спать только стоя.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
     На  карте этот  остров  не  обозначен  -  настоящие  места  никогда  не
отмечаются на картах.
     Герман Мелвилл

     Больше  всего  на свете адамычи гордились древностью своего рода, хотя,
если разобраться, от Адама ведь и мы с вами произошли.
     Жили они в Нестьграде с незапамятных времен, но  сами эти времена очень
даже  хорошо помнили.  Пришли они сюда, в частые  леса,  из-за  непроходимых
Зимних Гор и не по доброй воле, а по причине потопа.
     Вот некоторые говорят, что радуга на  небе появилась только после того,
как воды  схлынули. Да  это неправда.  Радуга и тогда была, но располагалась
она  совсем  не в небе, а даже наоборот:  плавала  в Соленом  Море наподобие
длинного-длинного полотенца.
     А  на дне  Соленого Моря, как  известно,  пробита  большая дыра,  чтобы
лишняя  вода  сквозь  нее стекала. Вокруг  дыры  постоянно  держится  бурный
водоворот, и  умные корабельщики  его  оплывают  подальше,  не  считаясь  со
временем, а глупые и торопливые сами  виноваты. И вот радуга плавала-плавала
веками  до тех  пор,  пока не затащило ее в страшный водоворот. Этому  делу,
конечно, способствовал Мироед. Он прикинул, что насухую  ему мир  нипочем не
проглотить, вот Мироед и решил маленько замочить его.
     Радуга была большая и заткнула дыру. Вытекать воде стало некуда. Сперва
затопило побережье и  долины рек, но на помощь пришел огромных размеров  бык
по  имени Бугай. Он  совершенно безвозмездно предложил  племени переехать на
нем  в  безопасные  места.  Племя  вместе  с  пожитками  и  старыми  идолами
погрузилось  на спину быка и  поехало.  Вода настигала, и в отдельных местах
приходилось даже всем залезать на рога и отсиживаться там.
     С  едой заботы не было - Бугай такой  большой, что  от него мясо целыми
кусками  можно  отрезать, и  не почувствует. И  топливо было - те же  старые
идолы.
     Наконец  вода загнала быка  на самую высокую  вершину  Зимних  Гор, где
солнце было куда краснее, а небо куда синее, чем внизу. Пришлось померзнуть,
но это, говорят, лучше, чем захлебнуться.
     Тем  временем  наверху  сообразили наконец-то,  что  на  земле творится
неладное.  Как устроена земля, уже  никто толком не помнил, да  и обленились
высшие силы безмерно.
     На счастье, Морской Водяник хватился своего любимого водоворота, поплыл
проверить и убедился, что дырка-то заткнута. Донырнуть туда даже он не смог,
только  голову  зря  сплющил страшным  водяным давлением.  Но  и  сплюснутой
головой  додумался -  мозги  к  тому  времени еще не  совсем  засолились. Он
уговорил Рыбу Камбалу  достать затычку, наврав,  что  Радуга  очень вкусная.
Одураченная  Камбала  нырнула как следует, ухватила Радугу зубами,  никакого
вкуса не  почувствовала.  В свободную  дырку ее чуть саму  не уволокло,  еле
убереглась.
     Радугу  вывесили просушиться  на небо, да  там и  забыли.  А  культяпый
Мироед снова стал от злости грызть пальцы.
     Вслед  за  водами  спустился с  Зимних Гор  и  бык  Бугай со всем своим
населением. Адамычи у него на  спине решили не возвращаться в старые места -
вдруг поновее имеются? Бугай шел, проваливаясь по самое брюхо  в ил и грязь,
а наездникам его и тут не нравилось, и там казалось непригоже. Отощавший бык
терпел-терпел, да и лег там, где остановился.
     Пришлось адамычам  слезать и  обживаться. Потоп длился месяца два,  так
что работать руками они не разучились, осели на новом месте быстро и удачно.
А за  великую услугу решили наградить быка Бугая, принеся ему в жертву самое
дорогое,  что только было.  Добра они к тому времени  еще не накопили, людей
терять тоже не хотелось - их ведь и так осталось  всего ничего. Вот и вышло,
что самое дорогое - это как раз Бугай и есть.
     Из  мяса его  нарезали себе быков и коровок  помельче, кости истолкли в
муку - скотине же на подкормку, а шкуру напластали тонкими полосами, связали
их   воедино  и  получившимся  ремнем  опоясали  обретенную  землю.  Никакая
враждебная сила  не  могла переступить через  ременную границу - Бугай и  по
смерти  охранял своих подопечных от  всякой напасти. Себя тут же поименовали
адамычами, а возведенный  город - Нестьградом, в знак того, что нет на земле
града, подобного ему.
     Плодились адамычи  быстро, а  ременные межи оставались  прежними. Самые
смелые сбивались  в ватаги, уходили из  Нестьграда искать себе иные угодья и
так потихоньку снова заселили весь обезлюдевший было мир. Стало быть, всякий
пришелец приходился им родственником. Его и встречали, как родного.
     Никакой стражи  адамычи не выставляли и  твердо  верили,  что тот,  кто
беспрепятственно  перешел  границу,  вреда  им  не принесет.  Жихарь  и  его
спутники, появившись на  рубеже,  шатались  из стороны  в  сторону  и  несли
околесицу по случаю пребывания в жестокой лихорадке. Принц Яр-Тур утверждал,
что ему суждено получить смертельную  рану от родного племянника,  а какой у
него мог быть племянник? Царь Соломон рассказывал самые забавные истории про
свое правление, но  никто  не  смеялся. Жихарь, разумеется,  выбалтывал  все
сокровенные  тайны  своего поручения,  полученного  от  Беломора,  -  первые
слушатели оказались, по счастью,  недалеки  и простодушны. Одного  Китовраса
лихорадка не брала,  да ведь  и его  можно было  понять,  только внимательно
вслушиваясь и крепко задумавшись.
     Адамычи  бросились обихаживать и  жалеть  пришельцев, поить отварами  и
отмывать от  грязи  и ржавчины.  Пришельцы  не обращали  на заботы  никакого
внимания. С таким  же успехом  их  могли грабить  и  резать.  Но за ременной
границей хворобам воли не было, поэтому на третий день все пришли в себя.
     Хозяева, как и положено учтивым людям с такой древней родословной, ни о
чем  не  спрашивали и  не  дознавались.  Странники отъедались  и  отсыпались
молчком. Китоврас, насытившись за  столом, шел в конюшню, чтобы набить овсом
конский  желудок. Мало-помалу  он начал  рассказывать  конюхам  о  лошадиных
болезнях и о  том, как их лечить, ведь сама-то лошадь только плакать будет и
вздыхать, а  объяснить ничего и не может.  Будимир, едва  обсохнув, сразу же
подался по курятникам  -  учить уму-разуму петухов и ухаживать  за курами. К
царю Соломону воротился утраченный было по  дороге  живот.  Принц  и  Жихарь
после еды выходили во двор княжеского терема - поселили-то их не где попало,
а у самого князя  Микромира -  и там  упражнялись, перебрасывая  друг дружке
здоровенное бревно.
     "Не обманете, я ученый, - думал Жихарь. - Это все  мне только  кажется.
Не бывает на свете  никаких  адамычей, есть одни умруны из Костяного Леса. И
кормят небось какой-нибудь пакостью,  и князь Микромир - скелетина,  и дочка
его никаких таких прелестей в теле не имеет, глаза мне отводит..." Временами
ему казалось, что он все еще в Бессудной Яме.
     Сомнения его разделял и царь Соломон.
     - Это невозможно, чтобы  так все было хорошо, - говорил он.  -  Это нас
самих нашими же мечтами и морочат...
     Но мечты показались Жихарю какими-то куцыми  - жрать до  отвалу и спать
без просыпу. Да  и  Принц Яр-Тур  то и дело напоминал в  самых  неподходящих
случаях, что дело витязя - подвизаться, а не тунеядничать.
     Царь Соломон,  вдоволь откормившись и насомневавшись, предложил князю в
награду  за гостеприимство рассудить  всех по совести и  в  краткий срок. Но
выяснилось: судить здесь некого  и не за  что -  между адамычами не водилось
даже  семейных  ссор.  Все  здесь было  хорошо и ладно. На своих  пашнях они
ковырялись  едва-едва, а жито  перло из земли такое, что стороннему человеку
становилось дурно.
     "Отчего  же люди уходят  отсюда  на иные  земли?"  - задумался Жихарь и
вдруг понял - отчего. Баловаться с бревном надоело.
     - Княже, а не надо ли побить кого? - умоляюще вопрошал он хозяина. - Не
ходит ли вражина вдоль границ?
     - Вдоль всех границ ходит, - соглашался князь, - а переступить их никак
не может. Да вот сам погляди!
     В княжеской  светлице  лежал  на  столе земной  чертеж. Жихарь  и Принц
внимательно изучили его. Соседи у адамычей, прямо сказать, были незавидные -
лесные подляне, задиристая Наглия, бездумная Бонжурия, лихие степняки.
     Царь  Соломон,  поглядев  на  чертеж,  ахнул и без слов  начал колотить
Китовраса  посохом  по  спине.  Китоврас  вяло  отбрыкивался  и  отмахивался
хвостом.
     - Я с тебя за каждый лишний шаг вычту! -  приговаривал премудрый. - Это
же надо  -  шли  в  одну сторону, а попали совершенно в другую! Ты  забыл, к
которому дню нам надо в Иерусалим?
     Китоврас прогудел в том смысле,  что ременно обутые аргивяне  всю жизнь
этой  дорогой  пользуются  и  всегда   попадают  куда   надо.   И  что   муж
жестоковыйный, ложной премудростью тщась, сам себе ставит препоны.
     Царь успокоился, отложил посох, развел руками.
     - Где люди, где кони? - и закатил глаза.
     - Добрый у тебя чертеж, - сказал Жихарь князю. - Вот бы срисовать... Но
нет, нельзя. Тогда мы будем знать, куда идем, а это не по уговору...
     - Можно ли странствовать без цели?  -  удивился князь Микромир. Был он,
как все адамычи,  светловолос, дороден  и не склонен ни к каким странствиям,
тем более  бесцельным.  - Глядя на вас, опять  наша молодежь не усидит дома,
пойдет искать иных мест... А чего,  спрашивается, ходить?  У нас никакой рот
не лишний...
     -  Да, живете крепко, -  сказал Жихарь.  -  И отчего это  вам  так боги
благоволят?
     - Так они же все от наших и вышли! - всплеснул руками Микромир.
     Царь  Соломон  ухмыльнулся  -   у  него  на   этот  счет  имелись  свои
соображения.
     - Так оно и было, -  продолжал  князь. -  Однажды вышел  грозный витязь
Световит из дому по  малой нужде - поискать себе подвигов, сошел с крыльца и
только что сделал  шаг,  а  нога  на  землю  ступить не может -  застыла  на
полдороге, словно  под ней ступенька.  Он другой шаг сделал  - и другая нога
оторвалась от  земли. Иной бы плюнул и вернулся в дом досыпать,  но не таков
был  Световит. Он и  еще раз шагнул,  и  еще, а  перед ним как бы  невидимая
лестница.  Собрался внизу народ,  отговаривает, а  он топ да  топ. В  разные
стороны ходили наши богатыри, а вверх еще не случалось.
     Конечно, кое-кто за ним подался. Но только не у всех получилось. А день
был ясный-ясный.
     Ушло их  с десяток, как бы не больше. Световит впереди, все поднимается
и поднимается. Вот  уже птицы  рядом с ним летают. Обернулся, помахал рукой.
Потом побежал прыжками и скрылся с глаз. Остальные небоходы тоже попрощались
- и за ним. Люди, которые внизу, повалились на колени.
     Дня три  прошло. Люди совсем ничего не делали - только в небо смотрели.
А был среди нас один старец, который мог на  самое солнце глядеть не мигая -
все равно  слепой.  Но слепой-то слепой, а  разглядел на  солнце  Световита.
Сердится  на кого-то, строжится, кулаком грозит и  мечом  ужасно помахивает.
Потом  в ясном небе загрохотал  гром,  засверкало все  и  сверху  посыпались
неведомые существа.
     Высоко им довелось падать,  в лепешку поразбивались, а по одеждам видно
- не наши, и даже  головы у некоторых нечеловеческие.  Один  в кулаке молнию
зажал - должно быть,  не  успел метнуть. Тут мы, адамычи, и  догадались, что
наши  богатыри всех, кто  на  небе  водился, перебили.  С  тех  пор над нами
круглый  год  светит солнце и дожди  идут только  вовремя. Да ведь Световита
всякий знает, у  него еще прозвище было - Ярила, а Перун -  кузнец бывший, а
Олеля с Полелей...
     Царь  Соломон  закусил  губу,  живот  у  него  колыхался  от  нутряного
вежливого  смеха. Китоврас помянул  каких-то Космогонию и Титаномахию. Принц
Яр-Тур только мотал головой, собирался что-то сказать, да так и не собрался.
У Жихаря тоже  слов не нашлось,  боялся обидеть  хозяина:  может, все  это и
правда. Очевидцы-то все давно умерли...
     - Кузнеца Перю особенно жалко, - сказал князь Микромир. - До сих пор ни
у кого руки не  дойдут  коней  подковать.  Хотя и зачем -  земля  все  равно
мягкая...
     -  А если в поход? - спросил Жихарь.  -  Мы бы с Яр-Туром  взялись всех
перековать, да вы бы нам за это коней парочку...
     - Не выйдет, - вздохнул князь. - Кони наши по заклятию за рубеж не идут
- сразу дохнут. Тут и без коней молодежь не удержишь...
     Снова вернулись  к чертежу.  По  нему выходило, что царю с  Китоврасом,
если  мыслят  идти  в  Иерусалим,  надо  забирать влево  и  вниз, к  теплому
Островитому Морю.
     - Пойдем с нами, - снова стал  уговаривать царь Соломон. - Я сделаю вас
тысяченачальниками. А не понравится, дам самый лучший корабль из  настоящего
ливанского кедра,  и можете себе  спокойно грабить  страну Офир.  Что  такое
значит  Полуденная  Роса?  Тьфу,  и ничего  больше.  Подумаешь -  Полуденная
Роса...
     - Постой, постой, - сказал князь  Микромир и как-то  весь подобрался. -
Так вот что вы ищете?  Значит, старик  Беломор так и  не  отказался от своей
безумной затеи?
     - Это прямо  какие-то  дурачки, -  сказал Соломон.  - Может, хоть ты их
отговоришь, у меня уже нет никаких сил...
     - И то, - согласился  князь. - Зачем вам  эта Полуденная Роса? Солнышко
светит, девушки водят хороводы...
     - Птички  поют, - поддакнул Жихарь. - А время ходит и ходит по кругу, и
мы вместе с ним... - Тут он понял, что сболтнул лишнее.
     -  О!  -  воскликнул  царь  Соломон.  -  Значит,  надоело  вам, что род
приходит, и род уходит, и возвращается ветер на круги своя? Князь, есть ли у
тебя зеркало - вызвать старого колдуна на крупный разговор?
     Они с Микромиром переглянулись и  рассмеялись. Потом князь нахмурился и
велел Жихарю с  Принцем выйти из  терема и побегать с  девушками в том самом
хороводе и под тем самым солнышком, а когда понадобится, так их позовут.
     Девушки  племени  адамычей  действительно нашлись  не  в  огороде, а  в
хороводе,  хотя  пора  была  летняя.  Жихарь  спросил, кто же  будет сорняки
полоть, но  ему  ответили, что здесь  слова такого не  знают: чему  положено
расти, - то и растет.
     -  Сожалею я о  своей  молодости,  -  сказал  Яр-Тур.  - Только что нас
выставили из совета мужей, на котором, вероятно, решаются судьбы мира.
     - Чего зануд-то старых слушать? - удивился Жихарь.
     Покружились в хороводе, попели  песни,  а потом  и по  березнику решили
побегать в догонялки, так что княжеские слуги еле докричались разрезвившихся
молодцов.
     -  Не  подумайте  дурного,  сэр  Джихар,  -  уверил  Принц,  когда  они
возвращались  - к терему. - Будущая королева... Понятия чести...  Я соблюдал
себя...
     - Да я вовсе  ничего не думаю,  -  сказал Жихарь и понял, что мыслей  в
голове впрямь стало как-то маловато.
     На дворе темнело. В княжеской светлице горели толстые  желтые свечи. На
столе и  на лавках лежали старинные  свитки и  непонятные вещи. Царь Соломон
поспешно спрятал что-то за спину.
     -  Будимира  с вами нет? - спросил  он и, удостоверившись,  что нет,  с
облегчением  принялся догрызать  куриную  ногу.  - Петушок  и  тот лучше  их
понимает о жизни, - указал он косточкой на побратимов.
     Князь сокрушенно вздохнул.
     - Ничего  с  ними  не поделаешь, -  сказал он.  -  Потом они нас  же  и
проклянут...
     - Они проклянут нас в любом случае! - вскричал Соломон. - Нет человека,
властного над ветром,  умеющего удержать ветер, особенно когда этот  ветер в
голове.  Не хотят  слушать  старших - пусть  идут. Пусть хлебнут горя  своей
золотой ложечкой. Ай, ай, скажут они, а ведь старый Соломон был прав!
     -  Лишь одолением преград зиждется  доблесть  героя, - сказал Китоврас,
поднимая голову от чертежа. - Славным походом таким не пренебрег бы Геракл.
     - Вы правильно поняли нас, досточтимые сэры, - поклонился Принц Яр-Тур.
- Ни мой побратим, ни я не собираемся отказываться от своих намерений.
     - Да я и то смотрю, - сказал князь. Он разложил на столе три одинаковых
на  первый  взгляд  пергамента.  Телячьи  шкуры, на  которых  были  нанесены
очертания земель и держав, были выделаны до полной прозрачности. - Вот перед
вами  все  три мира - Явь, Правь и Навь, - сказал  князь. - В Яви живем мы с
вами.  В  Прави  обитают  боги и вообще высшее начальство. Навь,  или  Навье
Царство, находится у нас под ногами и населена умрунами...
     - Это мы знаем! - Жихарь махнул рукой. - Ты дело говори!
     -  Знаем,  знаем!  - рассердился  князь  и пребольно перетянул богатыря
своим княжеским жезлом поперек спины.
     - В  дороге будут учить  не палкой,  а острым железом,  - прибавил царь
Соломон.
     Удовольствовавшись воспитательным  действием,  князь дал подержать жезл
оторопевшему от науки Жихарю и наложил три чертежа один на другой.
     - Видите  - и тут река,  и  в небе река,  и  в Нави тоже  река,  только
называются они по-разному. Здесь город, и здесь город, и тут он же...
     Разговор начался  ученый, упоминали  и  Коркиса-Боркиса, и самого  Ваню
Золотарева,  и всякие непонятные  слова. Жихарь  прислушался: не скажется ли
ночной урок старого Беломора,  но понятнее не стало. А особенно обидным было
то, что в  споре принимал участие и побратим  -  он изредка и робко вставлял
словечко-другое, и мудрецы не поднимали его на смех.
     Разговор шел все  о  том же, о колесном  ходе времени.  Не без интереса
Жихарь узнал, что, оказывается, всякий город на земле воздвигнут на своих же
собственных  развалинах, а грозные заклинания и расклинания  станут детскими
считалками, чтобы со временем вновь  набрать  магическую  силу. Потом  князь
Микромир хватился какой-то точки и собрался ее вычислить.
     Для  этого  он,  кряхтя, нагнулся и  достал  из-под  стола нечто  вроде
сажени, которой  землю мерят, только поменьше. Рейка,  соединяющая обе части
устройства, была не  прямая, а полукруглая, да еще со  щелью и на винте, так
что одна из планок могла свободно ходить.
     - Циркулюс! -  похвастался познаниями Принц. Князь  одобрительно глянул
на него и стал прикладывать  циркулюс к чертежам и так  и эдак. Царь Соломон
досадливо крякнул  и  попытался отобрать  прибор  у князя  с целью  добиться
гораздо больших  успехов. Они  тянули каждый за свою деревяшку, осыпали друг
друга весомыми словами и стремительно падали в глазах молодежи и кентавроса.
Но тот не попустил, вырвал циркулюс у спорщиков, пока не сломали.
     - Тщетно пытаетесь вы обрести  надлежащую  точку, -  сказал он. - Зрите
же, как поступать славный Эвклидос учил!
     Ну, с Эвклидосом-то и  дурак точку найдет,  только оказалась она далеко
за пределами чертежей, на белой льняной скатерти.  Такой  итог заставил всех
разинуть рты, и совсем было хотели поднять Китовраса на смех, как в светлицу
влетел, распихав крыльями стражу, петух Будимир. Он в мгновение ока очутился
на  столе и стал долбить новообретенную точку. В скатерти образовалась дыра,
полетели деревянные брызги из столешницы.
     - Птица  врать не станет, - робко промолвил Жихарь и почесал наказанную
спину. - У нее голова маленькая, чтобы врать.
     - Совершенно верно, - сказал царь  Соломон.  -  Петух умен, а мы с вами
должны разодрать  одежды и посыпать  головы каким-нибудь  там  пеплом.  Ведь
кончилась-то не земля, а человеческое знание о ней!
     -  Меня учили, сэр царь и сэр  князь,  - сказал  Принц Яр-Тур, - что за
Чистым Морем лежит некая обширнейшая страна. Друиды установили это по полету
птиц. Какие-то кольца на лапках...  -  Он смешался. -  Впрочем, я всего лишь
воин...
     - Нурдаль Кожаный Мешок наверняка ходил туда в молодости, потому что он
везде  бывал, -  поддержал  Жихарь. - Но он помнит только  про то,  что  там
награбил,  а какая земля, кто на ней  живет - не добьешься. Уж кто-нибудь да
живет, коли  их  можно  грабить...  Миктлан,  - вдруг  сказал он и напугался
незнакомого слова. - Полуденная Роса в стране Миктлан, в Адских Вертепах...
     Откуда этот самый Миктлан объявился в голове, богатырь ведать не ведал.
Он  закрыл глаза  и явственно почувствовал, как нож вспарывает его  грудь, а
когтистая   рука  вырывает  оттуда  сердце.  Над  ним  склонилось  костистое
раскрашенное  лицо,  голова убийцы венчалась высокой причудливой прической -
волосы навсегда были скреплены засохшей кровью. Глубокий бас причитал:
     Полные печали, Остаемся  мы здесь, на  земле, Где та дорога, Что  ведет
пас в Миктлан, В место нашего спуска, В страну лишенных  плоти?  Есть ли там
действительно жизнь, В этой стране загадок?
     -  Вот  что  значит  бегать  за  девушками, вот  что  значит  проявлять
невоздержанность!
     Последние слова насчет девушек, впрочем, произнес не кровавый злодей, а
хозяин гарема  на тысячу голов. Царь  прикладывал  ко  лбу  Жихаря  холодную
мокрую тряпку, сам богатырь разлегся на лавке.
     "Только падучей мне и не хватало!" - опечалился он.
     - Как  вы  себя чувствуете,  сэр  брат?  - спросил  Принц. -  Мне бы не
хотелось  отправляться  в  страну  Миктлан  одному. Судя  по  тому,  что  вы
говорили, это довольно скверное место...
     Жихарь сорвался с лавки.
     - А что я говорил?
     - То и говорил, что нечего туда ходить, - строго сказал князь Микромир.
     -  А я так думаю, что нет  нужды ходить так далеко,  - сказал премудрый
Соломон. -  Спуски в  Адские Вертепы  встречаются и в других  местах,  нужно
только поспрашивать.
     -  Все-таки  в  стране Миктлан есть  где  разгуляться  доброму мечу!  -
воскликнул Яр-Тур. - Ваше видение вопиет! Мы отучим их мазать волосы кровью!
     - Так вы тоже это видели? - ужаснулся Жихарь.
     -  И видели, и слышали, -  сказал царь Соломон. - Такое сильное видение
было у тебя, что и нам немножко досталось.
     Он подумал и добавил:
     -  Вот как силен яд  Полуденной Росы.  Можно себе представить,  что там
творится! Истинно, ступайте со  мной - там вы спокойно проживете жизнь, а по
грехам своим попадете в случае смерти прямо в Шеол,  где тоже таки не сахар,
но все-таки... Ваш Мидгардорм еще не скоро проглотит себя целиком - вот чего
наш Левиафан никогда бы  себе не позволил! Зачем  вам брать на  себя то,  от
чего  давно  отступились и  мудрецы,  и  герои?  И  потом, если  у  вас  все
получится,  хорошо  я буду  выглядеть со  своими стихами про  возвращающийся
ветер...
     - Где наша не пропадала! - решил про себя Жихарь.
     - А я знаю, где  она не  пропадала? Вы спятили, гоим, и старый  Соломон
спятил вместе с вами... Ему хочется уже стать молоденьким царевичем, и чтобы
все  кричали:  "Самсон побил  тысячи,  а Соломон десятки тысяч!"  Только вот
почему-то  ему  еще хочется умереть в своей постели, а  до нее идти  и идти,
причем в другую сторону...
     Царь медленно осел  на лавку и погрузился в  бездну своей премудрости -
только часть головы над золотым венцом и была видна.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
     Мудрец, покидающий нас, лучше, чем примкнувший к нам дурак.
     Аль-Ахнар ибн Кайс

     Выспаться как следует не удалось - ни странникам, ни всему безмятежному
Нестьграду.
     Оказывается,  Будимир остался  сильно  недоволен  голосистостью здешних
петухов  и вздумал  дать им урок. Ученики тянулись за мастером и кричали как
резаные. "Задавить бы тебя", - неблагодарно думал Жихарь.  Даже Принц Яр-Тур
спросонья забыл о приличиях и произнес несколько бранных, по  его  понятиям,
слов. Царь Соломон зевал с завываниями, а князь Микромир и вовсе не ложился,
собирая гостей в дальнюю дорогу.
     По  счастью,  не  все мастера  у адамычей ушли  на небо,  нашлось  кому
починить кольчугу, выправить латы, наточить мечи, изготовить запас стрел.
     Хозяева  всячески извинялись  за  то,  что  не в силах дать  странникам
коней.
     - У  нас даже сам цыган Мара не умел угнать! - говорили они с известной
гордостью. - Уморить многих уморил, а угнать ни одного не вышло.
     Китоврас услышал славное имя, поведал о том, что знаком с цыганом и что
Мара, впервые  с  ним, Китоврасом,  встретившись,  чуть  не  тронулся  умом:
угонять,  или не угонять? Зайдет сзади - вроде  надо, зайдет спереди - какой
же это конь с бородищей-то?
     - Если по дороге цыган вам в руки попадется, - советовали знающие люди,
- так вы его не отпускайте и бейте, пока не откроет Главную Цыганскую Тайну.
Тому, кто ее  узнает, всегда  будет  удача и  достаток.  Только  упрям  этот
Мара...
     - Лишь бы на  нас  навернулся,  - мечтал  Жихарь. - Я у него  не только
тайну - порты последние заберу.
     На   прощание   князь   Микромир   провел  их   по   всему  Нестьграду,
расположенному  вокруг чистого озера,  сводил  в  храм Бугая -  у входа были
вкопаны в землю бычьи рога ростом в  пять человеческих ростов, настоящие, те
самые.
     - А в  храме, -  понизил  голос хозяин,  - сидит знаменитый отшельник и
пустынник Самамудра - он из тех, кто на Бугае приехал.
     - Так сколько ему лет? - ахнул Жихарь.
     - До сих пор терпит! - сказал князь. - Да вы сами гляньте.
     Отшельник  Самамудра  помещался  в стенной нише. Темно-коричневая  кожа
обтягивала  острые кости, глаза были залеплены пылью. В одной руке он держал
краюху хлеба, и давно,  видно, держал, так что ногти далеко проросли  сквозь
хлеб. В седых, торчком  торчащих волосах застряли пестрые скорлупки - кто-то
вывел у него прямо на голове  птенцов или змеенышей. Ноги у  отшельника были
переплетены не пойми как.
     -  Да он живой  ли?  -  усомнился Жихарь, с опаской  склонился к  груди
отшельника  и   послушал.   Слушал  долго,  шея  даже  затекла,  а  дождался
одного-единственного удара. Деда, деда! - зашумел богатырь. - Не время спать
- время вставать! Конец света проспишь!
     И собирался для верности хлопнуть отшельника по спине.
     Микромир перехватил руку.
     - С ума сошел - всех можешь  погубить! Ведь  во всей Подвселенной, если
по совести сказать, один только  этот гуру Самамудра и существует, остальное
же - и Явь, и Правь,  и Навь - ему только  снится. А  когда проснется -  вот
тут-то и будет конец света! Мы, то есть предки наши, его так на Бугае спящим
и везли. Так что пусть еще подремлет...
     - Пусть, - шепотом согласился Жихарь.
     -  Все никак  не соберемся  замуровать его от греха подальше,  - зевнул
князь.
     "Вы много чего не соберетесь", - подумал богатырь.
     Царь  Соломон  снял  свое  кольцо  и  долго   разглядывал  сквозь  него
отшельника, а Китоврас благоговейно опустился на передние ноги.
     - Вы берегите старичка-то!  - покровительственно заметил  Жихарь, желая
оставить за собой последнее слово.
     Князь фыркнул и погнал всех из храма на свет.
     - Что это у вас под глазом, сэр брат? - спросил Яр-Тур.
     - А что? - встревожился Жихарь и пощупал в указанном месте.
     - Кто-то... - Принц  поискал нужное слово.  -  Кто-то  ударил вас,  сэр
Джихар? И вы стерпели? Этого нельзя так оставить!
     На самом деле не выспался богатырь вовсе не из-за петухов, но,  куда он
бегал ночью и чем все это кончилось, он не хотел  говорить даже себе самому.
Можно было по  привычке ответить,  что  в  темноте ударился  о поленницу, но
беспечные адамычи вовсе не заготовляли дров, у них, поди, и зимы-то не было.
     - Это он,  - сообщил Жихарь Принцу на ухо и показал  большим пальцем за
спину, на храм. - Это дедушка сушеный меня своим незримым духовным кулачищем
поучил за дерзость.
     -  А я  уж  было подумал, что  местные витязи осмелились,  - облегченно
вздохнул Принц.
     "Из-за каждого  сарафана  мечами  махаться - мечей  не  напасешься",  -
подумал богатырь, но вслух почему-то заметил, что вкладывать в кулак железку
- последнее дело.
     На княжеском дворе их ждало еще одно испытание. Господа кузнецы, нимало
не  уставшие от  ночной работы, развлекались тем, что по-переменке били друг
друга  в  голову Жихаревым кистенем и громко смеялись  особо удачным ударам.
Чугунные осколки оставляли на кузнецовских головах только легкие царапины, а
вот свинцовый шар сплющился по бокам и стал похож на игральную кость.
     - Вы мне всю бирюльку сломаете,  - сказал Жихарь. - Я ее нарочно сделал
своему младшенькому на потеху - ему-то она как раз по руке.
     Смущенные кузнецы вернули кистень владельцу, а Яр-Тур вытаращил глаза и
сказал:
     - Сэр Джихар, я и не знал, что у вас есть наследники...
     - Кий,  Щек  и Хорив, - с ходу придумал имена мнимым сыновьям богатырь.
Он посмотрел на кистень и порадовался, что  адамычи встретили их с миром и с
миром же провожают.
     Несколько   молодых   воинов  с  юными  женами   и   невестами   решили
воспользоваться случаем  и покинуть  Нестьград  - дескать,  нужно  проводить
пожилых царя и кентавроса.
     - Да мы недалеко, - уверяли они князя Микромира.
     - Знаю я ваше  "недалеко",  - отвечал  он.  - Давайте  уж  как  следует
попрощаемся.
     - Места у нас жаркие, -  предупредил царь Соломон. - Вверх по Нилу-реке
есть  где  поселиться.  Но солнце там такое, что  вы же  совсем почернеете и
станете носить золотое кольцо в носу...
     -  А нам, адамычам, все равно -  что на жаре, что на льдине, - отвечали
отходчики. - Кабы мы не ходили, вся земля до сих пор пустая стояла.
     - Дело  хорошее, пусть проводят, - сказал Жихарь. - А то на дороге мало
ли кто привяжется: "Почему на четырех ногах? Почему нос горбатый?.."
     -  Ох,  слоники  наши, слоники, - вздохнул Соломон.  -  Ох,  львы  наши
рыкающие, вы совсем пропали...
     - Слоников не обижайте - оставляйте на развод! - велел Жихарь на всякий
случай, потом спросил, каковы слоники.
     Царь объяснил, показывая руками высоко и широко.
     - А слоники добрые? - спросил Жихарь.
     - Подобрее некоторых, - сказал Соломон.
     -  А я  еще добрее! - объявил Жихарь  и  протянул царю золотую ложку на
память. Но царь Соломон предпочел железный гребешок.
     - Когда вернусь в Иерусалим, жены и наложницы сразу же закричат:  а что
ты нам привез? А вот что, отвечу  я  и кину им  в  толпу  гребешок. Пока они
будут его делить, я успею как следует отдохнуть с дороги...
     - Они что, гребешков не видели? - удивился Жихарь.
     - Дорог не подарок, а внимание, молодой человек...
     Тогда богатырь предложил тот же дар князю Микромиру.
     Князь замахал руками:
     - Не приму,  не приму! Она вам еще пригодится, это не простая ложка: ею
любое горе можно расхлебать! Да потом кажется мне, что это вовсе не ложка...
Хороша ли она в деле?
     - Тяжела даже для моей  руки, - сказал Жихарь. - Течет, пузыри пускает.
Хлебать ей несподручно, держу только для славы или пропою.
     - Дай-ка я проверю, - ликующе сказал князь и по-молодому полетел к себе
в терем.
     Царь  Соломон  долго толковал с Китоврасом,  потом подошел  к Жихарю  и
протянул тростинку, заткнутую с обоих концов.
     - Мы тут посоветовались, - сказал он,  - и есть мнение: что это мы, два
первых  в  свете мудреца, будем ссориться  из-за какого-то червячка? Он свое
дело сделал. Камнееда зовут Шамир, и он прекрасно прогрызет  для вас стену в
любой темнице. Только по дороге не забывайте подкармливать и  следите, чтобы
Будимир его не скушал - тогда конец обоим...
     Вернулся князь Микромир.
     - Это что  угодно, только  не ложка, - сказал  он. - Я развернул стол с
чертежом так, чтобы восток совпал с солнцем, так стебель  стал показывать на
то самое место.  Теперь вам не о чем  беспокоиться:  поставили ее  на ровное
место и определили свой путь. Ложка  эта досталась  тебе неспроста, и я даже
не хочу спрашивать откуда.
     Жихарь  и  Яр-Тур,  не  сговариваясь, низко поклонились  своим  старшим
спутникам и князю, после чего увлечены были за стол - присесть на дорожку.
     Прощались  весело,  а расходились  в  печали.  Даже  Будимир  на  шлеме
нахохлился.
     - Скучно  без них  будет,  - вздохнул Жихарь.  В  животе  бодро бурчало
расстанное вино.
     - Не оглядывайтесь,  сэр  брат,  - сказал  Принц.  - Честно  говоря,  я
опасаюсь, не обман ли и это.
     - Да ты что! - И Жихарь полез на всякий  случай в суму. Золотые монеты,
лежащие там, таковыми и остались.
     - Эй, погодите! - раздалось позади. Их нагонял дюжий парнище из местных
в одной длинной  рубахе  до пят, даже штаны  ему надеть было  лень. Когда он
приблизился, стало видно:  нос у парнищи такой толстый и распухший, что даже
глаза вытянулись вперед и стали по бокам, как у лошади.
     Жихарь  потрогал  у  себя  под  глазом  и  удовлетворенно хмыкнул.  Они
обнялись как старые знакомые.
     - Ты  вернись, - предупредил  парнище.  -  Сделал  дело  и возвращайся.
Сестра сказала, что ждать будет.
     - А как же! - с превеликим жаром вскричал богатырь.
     - И вот еще что, -  сказал  парнище. - Как пойдете,  помните, что леший
наш  лют  и обидчив,  про него не  говорите плохих  слов  и  даже  вовсе  не
поминайте.  Иначе  он вас не то что в другое место заведет, а  куда  похуже.
Место, может, будет и  то самое,  только все в нем  станет по-другому. Тогда
возвращайтесь назад, след в след, винитесь - может, и простит.
     Он пожелал доброго  пути и умчался  в счастливый Нестьград, а  Жихарь и
Яр-Тур остались на месте.
     - Странный какой-то человек, - заметил Принц.
     - Странный, - кивнул Жихарь. - Сперва по роже бьет, а потом разбираться
начинает...
     - Что такое рожа, сэр брат? - насторожился Принц.
     - Растение такое, вроде льна. Его раньше бьют, потом треплют...
     -  Бить растение? - пожал плечами Принц. - А знаете, сэр  брат, что  за
мысль пришла мне в голову?
     - Не знаю, не ведун...
     - Вот  вы все  ищете свой народ, свое племя, как и  я. Так вот, здешние
жители кажутся мне до удивления похожими на вас...
     -  Что ж ты раньше молчал!  - ахнул  Жихарь. - Ну-ка, надо  вернуться и
спросить наверняка.
     - Дурная примета, - покачал головой Яр-Тур.
     - А мы сделаем вид, будто что-то забыли, - схитрил Жихарь.
     И  они  сделали несколько шагов  за  поворот и оказались  на  пустынном
берегу круглого озера. В озере  отражался блаженный Нестьград - высокие избы
светились не стареющими  и не темнеющими  бревнами,  уютный княжеский терем,
высоченные рога у входа в храм Бугая, где спящий отшельник держал своим сном
мироздание.  Отражаться-то  он отражался, а  вот  на земле-то его  не  было.
Адамычи бродили  вниз  головой  по  опрокинутым  улицам  и  не  обращали  на
пораженных странников ни малейшего внимания.
     - Вот  тебе и Нестьград, - выдохнул Жихарь.  - Не зря, значит, Китоврас
его по-своему Утопией называл. Утопия и есть.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
     Прогудели три  гудочка, Все  с работы  идут, А чекисты в это  время  На
облаву идут. В этой  маленькой облаве Пантелеев пропал. Окруженный мусорами,
Он в лягавку шагал.
     Песня

     Отдохнувшие  ноги  топали  бодро,  в звоне  доспехов обнаружились  даже
какая-то веселость и бесшабашность. Если  на  обочине показывалась  нарядная
шляпка мухомора, петух обязательно  слетал  с Жихарева  шлема  и срезал гриб
косой - были у него, видно, с этой отравой какие-то счеты.
     - Сколько же нам идти, сэр брат? - размышлял Принц.
     - Сорок дней и сорок ночей, - не раздумывая, ответил Жихарь.
     - А потом?
     - А потом далее тронемся! - захохотал богатырь.
     Яр-Тур призадумался.
     - Никак не могу определить, сэр Джихар, - сказал он, - когда вы шутите,
а когда говорите всерьез, и оттого не знаю - обижаться мне или нет.
     - Не обижаться, - посоветовал Жихарь. - На дураков не обижаются.
     - А разве вы... это самое?
     - А как же, дуракам  - счастье.  Ведь богам тоже  обидно,  если  кто-то
умнее их. Старый Беломор мне  так  и  сказал: посылал, мол,  я в эту  дорогу
многих умников,  только все  они на пути  стали задумываться  - куда, зачем,
почему. И  все пропали. Соломон-то Что  говорит? "В  многой мудрости  многая
печаль". То-то он и шляется по свету вроде нас, да еще босиком...
     - Да, к слову, - припомнил Яр-Тур. -  Я все  как-то не решался напрямик
спросить у самого сэра Соломона, все же он пожилой человек и тем более царь,
я боялся показаться неучтивым...
     - Выкладывай,  выкладывай,  - сказал  Жи-харь.  - Передо  мной-то  чего
крутить?
     -  Разумеется,  я  проникся  к  нему уважением,  равно  как  и  к  сэру
Китоврасу, но меня смущает одно обстоятельство. На первый взгляд это мелочь,
недостойная внимания, но когда вдумаешься...
     - Мечом ты шустрее орудуешь, - сказал Жихарь.
     -  Да  я, сэр  брат, попросту  хочу  обратить  ваше  внимание, что царь
Соломон жил и царствовал  еще в незапамятные  времена - и вот мы с ним делим
тяготы  похода и пожинаем  плоды  гостеприимства. Не  странно ли  это?  Да и
кентавросов, по  слухам, давным-давно истребил  перебравший хмельного добрый
сэр Геракл...
     -  Дерьма-то!  -  отмахнулся  богатырь.  -  Вот  еще  нашел  заботушку!
Во-первых, для того мы с  тобой и пошли в  поход, чтобы  всякому жить в свое
время. Во-вторых, когда бы ни жил  - лишь бы человек хороший  был... Да ведь
не покойники же они, не умруны: пьют, едят, смеются, спят. Ты, брат,  живого
мертвеца еще не видел?
     - Вот эта самая рука,  -  помахал упомянутым  членом Принц,  - исторгла
останки загробной жизни из четырех и более вурдалаков!
     - Вот видишь!  - нашелся  Жихарь.  -  Значит, сам должен  понимать. Они
вообще долго живут. Соломон, тот, наверное,  особую настойку принимает, да и
нам не мешает освежиться...
     Такое рассуждение  Жихаря  повергло Яр-Тура  в растерянность, и он безо
всяких выставил флягу.
     Освежились как следует на ходу.
     - А что, сэр брат, - оживился Яр-Тур. -  О какой опасности предупреждал
нас этот забавный здоровяк без штанов?
     - Насчет лешего. У вас что, в лесах никого не водится?
     -  В  лесах водится  всякое, сэр  Джихар,  простолюдины ходят в чащу  с
большой опаской, но к лицу ли воителю остерегаться простой лесной нечисти? К
тому же мы с ног до головы в железе.
     - А  хотя  бы и  в  железе. Леший  -  начальник над всеми  деревьями  и
зверями,  без  его разрешения в лес и заходить  не стоит. Но мы идем себе по
дороге, и ладно. Леший... Он перед зимой-то, знаешь, как бесится? Ой-ой!
     - И на кого же он похож?
     - Это  трудно  сказать. То он  ростом с  траву,  то высотой с сосну,  а
обычно - простой мужичок, только кафтан у него запахнут  на правую сторону и
обутка  обута наоборот.  Глаза  горят  зеленым  огнем. Встречному  старается
прикинуться человеком, но легко его разоблачить, когда  глянешь через правое
ухо коня. Да мы, на беду, пешие...
     -  Вы  боитесь его, сэр Джихар? - засмеялся  Принц и погрозил  богатырю
пальцем. Лицо у Яр-Тура было все в красных пятнах.
     "Пить-то не обучен", - вздохнул Жихарь, а вслух заорал:
     - Кто? Это я-то? Лешего-то? Мохноногого? Боюсь?
     - Похоже на то, сэр брат! - развел руками Принц.
     - Вот  как  я  его  боюсь! - С  этими боевыми словами  Жихарь сошел  на
обочину  и давай рубить  мечом  сосну. Так деревья не  валят,  и  меч  скоро
завязился в стволе, еле вытащили вдвоем. - Вот как я его боюсь!
     Будимир на шлеме предупреждающе затопал лапами.
     - Ты тихо там сиди, пока везут! - прикрикнул Жихарь. - Много вас таких,
любителей на  голову сесть! Топором, конечно,  сподручнее,  - обратился он к
Принцу. - Я к топору  да лесу привык с  малых  лет, знаю все законы. Бывало,
уйду  на деляну -  полдня пути, навалю  стволов  сто или больше и  домой,  в
избушку к  Коту и Дрозду.  А  топор, чтобы лишней тяжести не таскать,  ка-ак
кину вперед себя! Прихожу - он над дверью торчит...
     - А вы не боялись, сэр Джихар, зарубить таким образом своих приятелей?
     - Так они в избе  под лавку забились, наперед знают, что старший братец
возвращается...
     -  Удивительно, -  сказал Яр-Тур. - Раньше вы утверждали, что эти Кот и
Дрозд вас воспитали и взлелеяли...
     - Так ведь в жизни-то всякое бывает! - не растерялся богатырь.
     -  Это верно,  -  вздохнул Принц. -  Помнится,  мне мой  наставник тоже
как-то   велел  натаскать   побольше  воды,  так  поверите   ли,  что  самая
обыкновенная метла при надлежащем заклинании...
     Принц умолк, остановился и поднял что-то с обочины.
     -  Подкова,  что ли?  -  обрадовался  Жихарь. Яр-Тур протянул  открытую
ладонь.  На  ней  лежал осколок  зеленого  стекла.  Жихарь  взял  осколок  и
посмотрел  на свет.  Стекло было  такое  чистое  и  прозрачное, словно  и не
стекло, а смарагд.
     - А  вон  еще, - указал  Принц. -  Должно быть,  здесь проходил богатый
обоз. Как вы думаете, это серебро?
     Он поднял и показал богатырю тоненький  сморщенный  листочек, с виду  и
вправду серебристый.
     Жихарь не  поленился  опуститься на четвереньки и внимательно  оглядеть
дорожную пыль.
     - Чудной какой-то обоз, - сказал он. - Телеги-то, видно, волоком тащили
- дорога не ископычена. А колеса, колеса!
     Следы  колес были  шириной в  добрую пядь, к тому  же  покрыты узором в
елочку.
     - А это что такое?
     На  сей  раз в  руке  у Принца была  белая  палочка,  мягкая, словно из
бересты, обугленная с одного конца, набитая мелкой сухой травой  с противным
запахом.
     -  Ну, это волхвы жертвенный дым  воскуряли! - определил Жихарь,  а сам
подумал: "Кабы так!" Он уже сообразил, что начали сбываться  предостережения
возможного шурина, но виду показывать не хотел, потому что  вино внутри было
очень крепкое и бесстрашное. - Выбрось эту  дрянь, да  пойдем себе дальше, -
посоветовал он побратиму. - Или, может, боязно?
     - Другому бы дорого стоили эти слова, - сказал  Принц, выкинул странные
находки  и догнал  богатыря. Они шагали плечом к  плечу  и вовсе не обращали
внимания на то, что петух Будимир тревожно, по-орлиному клекочет...
     Вокруг становилось все хуже и хуже.  Вот  уже и сосенки начали расти не
как попало, а  ровными  рядами, и небо  внезапно потемнело,  из  полуденного
сделалось  вечерним,  и среди  деревьев замелькали подозрительные по яркости
огоньки. "Посмотрим, кто первый повернет!" - подбадривал себя Жихарь и вдруг
споткнулся - в ногу что-то пребольно кольнуло.
     -  Пожалел   добрых  сапог,  старый  сквалыга,  -  пожаловался  Жихарь,
остановился и подогнул ногу, чтобы посмотреть, велик ли обуви урон.
     На него  глянула босая  ступня, а  в  руке  остались истлевшие  кожаные
ошметки. Богатырь выпрямился. Стало как-то не по-хорошему легко и свежо.
     Еще  бы  не свежо - голому-то!  Да, стоял Жихарь нагишом и по колено  в
куче мусора, бывшей  вот только что  кольчугой,  одеждой,  сапогами,  мечом,
кистенем, припасами, самострелом. Будимир покинул  непокрытую рыжую голову и
слетел на дорогу  с  самым осуждающим  видом. Своей боевой косы  птица  тоже
лишилась.
     - Не празднуете ли вы труса, сэр брат? - донеслось спереди.
     Жихарь поглядел на побратима. Принц Яр-Тур тоже не имел на себе ничего,
кроме ржавчины, покрывавшей его с ног до головы.
     - Сироту всякий  норовит  обидеть,  - с достоинством  ответил  Жихарь и
отряхнулся. - А только  голяком я подвизаться не намерен. Это же надо, какая
подлость! Конечно, культяпый  Мироед прослышал о нашей непомерной доблести и
поберегся: похитил порты дорогие и мечи харалужные...
     Принц ничего  не  ответил,  и  Жихарю  показалось,  что побратим истово
молится  и  бьет поклоны  невидимому  богу. На  самом  же деле  он  рылся  в
окружающем ветхом барахле.
     - Вот  костяные пластинки  с  ножен, -  похвастался  он. -  Вот золотая
канитель. О, вот и фляга, целехонька!
     - Где фляга? - не поверил и подбежал Жихарь.
     Фляге  ничего не поделалось, только  смоляная пробка закаменела. Жихарь
отбил  ребром  ладони горлышко,  запрокинул глиняный сосуд, но  в глотку ему
посыпались только сухие бурые пленки.
     - Говорил же тебе - опростать надо, зла не оставлять, - сплюнул он. - А
ты - побережем, побережем! Ну, я им устрою!
     - Кому, сэр брат?
     - Ворам этим! Ноги выдерну!
     -  Боюсь, что  вам  придется,  сэр  Джихар,  выдергивать ноги у  самого
Времени, -  вздохнул Яр-Тур.  Он был чумазый, как степняк - тот ведь никогда
не  моется, страшась смыть  счастье. - Наши  вещи,  к  сожалению,  отнюдь не
исчезли.  Они  просто-напросто  состарились. Мне случалось  находить древние
клады... Да, что с вашей чудесной ложкой?
     - Небось золотая, - сказал богатырь  и вдруг всполошился: - Будимир! Не
трожь жуколицу - она полезная! Царь не велел!
     Камнеед  Шамир тем  временем выкарабкался  из  ржавых  лоскутьев и стал
доступен петуху. Будимир немедленно этим воспользовался  и  ухватил камнееда
клювом.  Отобрать Шамира богатырь уже не успевал, но  петух  бережно спрятал
червя под крыло и уставился на хозяина: чего, мол, базлаешь?
     - Повернем назад? - насмешливо спросил Принц.
     - Повернем, - неожиданно согласился Жихарь. - Потому что все равно  нас
леший заплутал.
     - Но ведь дорога-то никуда не исчезла!
     -  Дорога, верно, не  исчезла, только вот вспомни, нас же предупреждали
не обижать  лешего. Он и  завел... Повернем, но только  не  сразу, а пройдем
сначала вперед и добудем себе одежду и оружие - ограбим кого-нибудь.
     - Отчего же ограбим, сэр брат? Разве мы грабители? Разве прилично, если
впереди нас  побежит худая слава? Ведь золотые монеты невредимы! Мы попросту
купим все, что хотим, в первой же лавке...
     - Ай, ай, а ведь старый Соломон был прав, - сказал Жихарь. - Только как
же мы  выйдем к людям в одной  наготе? Нынче ведь не русалий день  - голышом
бегать...
     - Ну, мы скажем, что  нас раздели разбойники, - начал Принц и  прикусил
язык.
     - Срамись один, а я подожду.
     - Тогда  мы дадим  денег  какому-нибудь прохожему и попросим  сходить в
лавку его...
     - Вот еще дите на мою голову навязалось!  Так он и пойдет в лавку, твой
прохожий! Он  прямо в кабак пойдет  и все просадит  за наше здоровье!  Давай
лучше прикинемся погорельцами - их все жалеют и относятся с понятием.
     - Будь по-вашему, брат...
     -  Деньги-то  в лопух заверни! - наказал Жихарь, поманил к себе петуха,
взял  его на руки  и понес впереди себя, чтобы хоть как-то прикрыться. Ложка
примостилась под мышкой и не падала, словно прилипла к телу.
     Двинулись в сторону золотых огней.
     - Главное дело -  разговоров лишних  не  заводи,  - наставлял Жихарь по
дороге.
     Лес внезапно  кончился, и странники оказались перед  высокой крепостной
стеной из  желтого кирпича. Строений такой высоты видеть им  не  доводилось.
Только странной  казалась  крепость:  в ней было полно окошек чуть ли  не до
земли и  во многих окошках  горел яркий свет, а из  некоторых слышалась даже
удивительная музыка, гулко и часто бил барабан.
     - Гуляют люди, - вздохнул Жихарь. - Свечи, видно, здесь очень дешевые.
     - Никакие свечи не в состоянии... - Яр-Тур  стучал зубами - только вряд
ли от холода.
     - Во напились! - послышался откуда-то сверху старушечий голос.
     - Молчи, ведьма! - вскричал Жихарь, но тут же поправился: - А скажи-ка,
бабушка, нет ли поблизости лавки?
     -  Чего вы  шляетесь  в ночь-полночь? - не унималась наверху  невидимая
старуха. - Я вот сейчас позвоню куда следует...
     - Мы тихонько, бабушка! - испугался Жихарь. А то ведь сдуру начнет бить
в колокол и всех всполошит!
     - Мать на трех работах пластается, а они с дружком голые  бегают! Добро
бы с  девкой!  Последние  штаны  рады  пропить! Хоть бы  вас скорее в  армию
забрали, может, убьют там, и правильно сделают! Чего над петухом вытворяешь,
изверг?
     - Он мне жизнь спас! - возмутился Жихарь.
     - Вот и зря, что спас. Идите спите, срамцы, пока за вами не приехали...
     - Старая леди нас с кем-то путает, - сказал Принц.
     -  А,  толковать  с  ней,  -  махнул  головой  Жихарь. -  Сейчас найдем
настоящего человека и спросим...
     Только спросить было не у кого, возле дома не водилось ни души - должно
быть, по  случаю  позднего времени. Они  зашли за угол крепости. Земля здесь
была плотно убита и  напоминала серый  шершавый  камень.  Дорога пошла вниз,
мимо больших железных, судя по стуку, ящиков. Запах от  ящиков шел худой, да
там  и был  всякий пестрый мусор. По пути попалось еще  несколько крепостей,
только поменьше: не девять рядов окон, а только пять. Навстречу  кто-то шел,
но, увидев побратимов, шарахнулся в сторону и пропал в темноте.
     - Не  бойся, добрый  человек! -  взывал  Жихарь, но добрый  человек все
равно боялся.
     За строениями  тоже была  дорога, ровная и гладкая, и  по  этой дороге,
сверкая  глазищами,  промчалось нечто большое и страшное,  так  что они  еле
успели укрыться в тень.
     - Без копья такого не одолеть... - загрустил Принц.
     - Будет, будет тебе копье,  -  сказал Жихарь. - Тут людей живет  полно,
невозможно без лавки... Да вот не она ли?
     В небольшом домике без окон  и  с  железной дверью тихо и низко гудело.
Жихарь постучался в дверь. Ответа не было.
     -  Это  не  лавка, сэр  брат,  - простонал Яр-Тур. - Здесь обитает сама
Смерть! Вот ее знак!
     Жихарь поднял голову  - голые-то обычно глаза в землю прячут.  Рядом  с
дверью на стене прибили  тонкую  белую  дощечку,  а  на  дощечке красовались
черный череп, пересеченный красной молнией, и какие-то буквы.
     - На лавку не похоже, -  согласился богатырь. - Пойдем дальше. Вон  как
они тут  устроились, ты  гляди-ка...  Посадили  Курносую под  замок и  живут
всласть!
     Восхваляя отвагу  и сметку здешних  людей и ругательски их же ругая  за
разбросанные всюду осколки, Жихарь уверенно двигался вперед, словно  бегал в
эту самую лавку с детства.  Яр-Тур то и  дело оглядывался  на тюрьму Смерти.
Руки  его были заняты золотыми монетами, так что в случае нападения мог бы и
оплошать. Но нападения не произошло, а лавка нашлась.
     Это  было  невысокое сооружение,  обитое  голубой жестью, большие  окна
закрывались  жестяными же  ставнями,  оставалось лишь малое  оконце - голове
пролезть. Дверь закрывалась на задвижку, но эта мелочь не остановила Жихаря.
Задвижка внутри жалко крякнула и отлетела.
     Сидевший за прилавком торговец в испуге  вскочил, нагнулся и направил в
неожиданных гостей какой-то  причудливый  самострел.  Стрелы в нем  не было,
только две короткие трубки, соединенные вместе, глядели на витязей.
     Торговец двигался на редкость  неуклюже и медленно,  и Жихарь, отбросив
петуха  с ложкой, метнулся к нему  и отобрал чудной самострел.  Торговец  по
виду был ровесником пришельцев, с такой же беспорядочной бородкой и в ярком,
словно бы надутом изнутри, коротком кафтанчике.
     - Вы же на  той неделе  наезжали!  - возмущался  торговец.  Будимир уже
по-хозяйски расхаживал по углам, приценивался.
     - Не тревожьтесь, добрый сэр  лавочник, мы  заплатим,  - сказал Принц и
показал полные пригоршни золота.
     -  Форины! -  обрадовался торговец. - Золотишко хорошо, а зелень лучше!
Баксы есть?
     Потом попробовал монетку  на  зуб  и  остался доволен, сделался вежлив,
хотя и поминал матушку через слово. Начался торг.
     Почему-то всякий  товар в лавке  оказался ценою ровно в одну монету, но
хорошо  и  то,  что  одежда  нашлась всех  цветов и  размеров.  Предложенные
торговцем штаны Жихарь с негодованием отверг:
     - Ты их что, в трех щелоках варил?
     -  Варенка в натуре, -  отвечал  торговец.  Жихарь все-таки примерил  и
нашел, что слишком тесные, а мотня маленькая, в походе тяжело. Свой выбор он
остановил на просторных расписных портах  чуть ниже колена, потом  приглядел
тонкую черную рубаху в обтяжку, без ворота и с короткими рукавами. На рубахе
нарисованы страшный  мертвец и другие  мерзости. После богатырь велел подать
кожаный камзол, попробовал на разрыв и остался доволен.
     А вот  обуви пришлось перебрать достаточно. Обычные высокие сапоги были
безнадежно малы и предназначались для девок.  Впору Жихарю оказались  только
легкие белые  башмаки со  шнурками.  Он  с сомнением  повертел  один в руке,
пощелкал подметку, вздохнул и обулся. Ноге стало хорошо.
     - Годится! - решил Жихарь.
     Но торговец, как видно, решил выманить все золотые. Он предложил Жихарю
колпак  из мягкого  войлока с  широкими  загнутыми  полями и даже  подвел  к
зеркалу, какого не было и у княгини Апсурды.
     Пока Жихарь одевался, Яр-Тур бдительно следил за торговцем - не устроил
бы  какой пакости.  Потом  они  с богатырем  поменялись ролями. Принц выбрал
отброшенные  побратимом  вареные порты,  кружевную красную рубаху  ("Это  же
бабская!"  -  напрасно кричал  торговец) и такую же кожаную  одежку,  как  у
Жихаря. На голову ему приглянулась шапочка с большим козырьком.
     Жихарь понимал, что оделись они скорей не для похода, а для нарядности,
и деньги  кончаются,  а до  оружия  еще  дело не дошло.  Да и не было  здесь
оружия. Поломавшись для порядка, торговец  протянул им две рукояти от ножей.
Жихарь вопросительно и грозно глянул на него.
     - Вы с дурдома,  чо ли? - спросил торговец и нажал  на какой-то выступ.
Выскочило и лезвие - коротковатое.
     - Сойдет, - решил Жихарь. - Не нож бьет, а рука.
     Выманив две серебрушки, торговец смягчился и от себя добавил невиданной
красоты бутылку с зеленым зельем. Жихарь убрал бутылку в карман.
     - Разорили вы меня, - довольно приговаривал торговец.
     Отдавать ему самострел Жихарь не спешил.
     -  Я его лучше на крышу закину -  потом достанешь.  А то  знаю  я  вас,
купцов, вы мастера в спину стрелять.
     Он приложил самострел к плечу, направил его  в малое оконце и нажал  на
оба крючка - интересно же, что оттуда вылетит.
     Грянул гром, стекло разлетелось, на улице кто-то заорал.
     - Ну,  козел, - сказал торговец. - За стекло еще пару монет давай... А,
вон у петуха ложка! Плати ложку, дурила!
     Жихарь и Принц  опасливо  поднялись с  карачек. Жихарь швырнул громовое
оружие в угол и потянул побратима к двери. Торговец ругался вслед, но как-то
вяло, для порядка.
     - Ложку тебе еще, - ворчал богатырь. - Обойдесся!
     Свет, кинувшийся им в глаза, был такой нестерпимый,  что люди закрылись
руками, а Будимир  -  крыльями. Сияние исходило из двух небольших светил. Но
ведь и в лавке было светло, так что глаза быстро обвыкли.
     Прямо  перед  ними  стояло  давешнее чудовище,  промчавшееся по дороге.
Рядом с чудовищем ухмылялись двое  молодцев, облаченные  в серую одежду и  в
нелепых шапках. В  руках молодцы держали длинные  черные дубинки,  с пояса у
каждого свисали  маленькие  блестящие оковы  для  рук. Третий сидел прямо  в
голове у чудовища и что-то говорил непонятно кому.
     - Вы чего, чего? -  забеспокоился Жихарь. Драться было нечем, с ножиком
на такую махину не попрешь.
     -  Это здешняя  городская  стража,  -  прошептал  Яр-Тур. - Убьемте  их
поскорее, сэр Джихар, и угнетенные благословят нас...
     - Все бы тебе убивать, может, договоримся...
     Договориться  не пришлось,  хотя стражники вступили  в разговор  весьма
охотно. Один из них  был носатый,  другой - вовсе носатый. Только понять  их
было трудненько, особенно маленького, чернявого, с усиками.
     Маленький,  не спросив, отчего-то решил, что  богатыря  зовут  вовсе не
Жихарь, а Билят.
     -  Ты,  билят,  стрелял? - спросил он.  Билята Жихарь знал по  недолгой
дорожной  стычке.  Тот  был  младшим сыном чих-ордынского  хана  и никак  не
походил  на Жихаря: голова  что пивной котел и весом, как выяснилось в итоге
встречи, не меньше трех пудов. Богатырь на всякий случай отперся.  Маленький
напустился на Принца:
     - Ты, билят, стрелял?
     Это было и вовсе непонятно.
     - Негоже  простолюдинам  задавать  вопросы  без  разрешения,  -  сказал
Яр-Тур.  -  Ступайте  к  своему владыке  и скажите, что благородный  воитель
желает преломить с ним копье.
     И  протянул  руку  столь  повелительно,  что  стражники  чуть  было  не
помчались передавать гордый вызов, но вовремя опомнились.
     - Ну что, билят? - обратился маленький к своему напарнику. - Берем их?
     -  Берем,  билят!  -  радостно  закричал  другой,  и они  бросились  на
побратимов.  То есть  это стражникам показалось, что  они бросились, но  для
Жйхаря и Принца противники двигались чересчур неторопливо, как будто в воде.
Дубинки  скоренько  оказались в  суровых  руках побратимов  и  обрушились на
недавних владельцев.
     Маленький,  лежа на земле, добыл откуда-то из-за пояса совсем небольшой
самострел и прицелился в Жихаря. Но тот уже знал, какая это  опасная снасть,
кончиком  дубинки приложил  стражника  по  руке.  Носатый  завыл,  самострел
отлетел в сторону.
     Третий, прятавшийся  во  лбу чудовища, закричал и  задергался. Чудовище
взревело.
     - Сейчас убежит! - догадался Жихарь. - Братка, оно не живое, это просто
телега такая!
     Не сговариваясь, да  ведь  и  времени на то  не  было, оба подскочили к
чудовищу-телеге сбоку, подхватили,  крякнули  и с  грохотом  завалили набок.
Третий стражник внутри телеги грозил незнакомыми, но страшными именами, чуть
ли не самим Ваней Золотаревым.
     Вокруг стали собираться  какие-то  люди, но  никто  из  них  не  спешил
пособить  стражникам,   наоборот,   один  даже  принял  сторону  побратимов,
воскликнув:
     - Бей ментов поганых!
     -  А-а, так это поганые? - в гневе закричал Жихарь.  - Снова повадились
на нашу землю, пока Святогор отсыпается? Уж не  придется вам больше сиротить
малых детушек. Всех убью, один останусь!
     Он совсем уже  собирался добить  поверженных врагов, но Будимир взлетел
ему  на  шляпу и  сквозь  войлок замолотил  по  макушке.  Богатырь не  успел
обидеться - страшная мысль зародилась у него в мозгах и тут же вылезла ртом:
     -  Братка,  нам тут  нельзя оставаться! Это место  совсем чужое!  Бежим
назад по своему следу, а то пропадем!
     - Я  все  же  настаиваю,  сэр  Джихар, чтобы эти  ничтожества  доложили
здешнему королю о нашем прибытии...
     - Делай, как велю, сэр дубина! Командовать в своем  государстве будешь,
а здесь другие порядки. Бежим!
     Будимир вытянул  шею и грозно, хрипло закричал.  Принц внял кукареканью
разума.  Они помчались назад, в сторону  домов-крепостей и  леса.  Пробежали
мимо гудящей хоромины.
     "Вот выпустят по такому случаю  Курносую и пошлют за нами  в погоню!" -
думал Жихарь.
     -  Повторяй за мной: шел, нашел, потерял! -  приказал он Яр-Туру. - Так
всегда надо делать, когда леший заморочит...
     Несколько собак разных пород и размеров устремились за беглецами в лес.
Собаки, на счастье, не хватали за ноги, только  брехали почем зря. Жихарь на
ходу угощал их дубинкой - все же оружие, да какое ловкое!
     - Шел, нашел, потерял! Шел, нашел, потерял!
     Добежали наконец и до дряхлых лохмотьев на дороге. Жихарь остановился.
     - Батюшка лесной хозяин! - обратился он  в темноту. - Ты нас прости уж,
дураков!  Это  мы друг перед другом в  храбрости мерились после вина, а тебя
вовсе не хотели обидеть!
     В кустах что-то недовольно  заурчало - то ли собака, а то ли сам лесной
хозяин. Жихарь  опустился  на  колени и  побратима сильно  дернул  за  ногу:
винись!
     - Э-э... Воистину, добрый сэр Леший, мы были неразумны  и самонадеянны,
мы забыли о вашем возрасте и высоком положении, мы вели себя недостойно. Это
я  затеял глупый  спор,  а брат мой,  достойный сэр Джихар, просто не  хотел
уступать...
     - Не слушай его, батюшка: вина моя! Эх, не догадался я в лавке для тебя
красные штанища прихватить, ты ведь их любишь...  Но ты же и вино любишь! Мы
тут для тебя припасли, не побрезгуй нашим угощением...
     С этими словами богатырь достал красавицу бутылку и метнул ее  в кусты,
на урчание.
     Все же  это  была не  собака.  Собаке  нипочем бы  не  откупорить такую
бутылку и уж тем более не осушить из горлышка с громким бульканьем.
     - Кажись, хорошо пошла! - прошептал Жихарь. Бутылка вылетела из кустов,
сверкнула в  лунном  свете и упала в пыль.  Жихарь  достал ее, вытряхнул  на
ладонь несколько капель и лизнул.
     Потом пропел самым ласковым голосом:
     - Вкусно тебе было, батюшка?
     - Вку-усно... - прохрипело в кустах.
     - Можно нам пойти своей дорогой?
     - Мо-ожно...
     - Так и пошли!
     Они сделали несколько шагов, часто оглядываясь. Огни позади не исчезли.
     - Я не прощу  себе, коли не увижу сэра Лешего собственными глазами! - И
Яр-Тур устремился в кусты.
     - Куда, братка? Не серди его! - Жихарь побежал следом, желая остановить
дерзкого, но не успел. Принц  с великим почтением разглядывал валявшегося на
траве лешего.
     На  этот  раз  лесной  хозяин  прикинулся  не пнем-корягой,  не  добрым
стариком в зеленом  кафтане, а мелким мужичком-забулдыгой. Леший старательно
храпел,  рядом  с  ним  лежала  пара пустых  бутылок,  но  куда  им  было до
подаренной!
     - Дедушка, - тихонько позвал Жихарь. Леший не ответил, только переложил
себя  со спины на  бок и перестал храпеть. -  Значит, врут  про него,  даром
говорят, что он сорокаведерную бочку может осушить...
     Побратимы вернулись на  дорогу. Колдовские огни города все  еще были на
месте. Жихарю стало тревожно.
     -  Никогда  бы не  подумал, что лесной  хозяин  выглядит именно  так, -
сказал Принц.
     -  Точно. Зря  угощение стравили...  А  вот  поучу-ка  я его  дубинкой,
пьяницу!
     -  Вряд ли это поможет  вернуться нам на путь истинный, сэр брат. Лучше
повернемся лицом к  опасности  и приготовимся  встретить смерть  с оружием в
руках. Пусть это даже не мечи, а дубинки ничтожных хамов...
     Смерть неслась  им  навстречу  -  та  же  самая  или  другая,  подобная
волшебная  телега ревела,  ослепляла,  пылила. На  крыше повозки мигал синий
огонь, в воздухе стоял жуткий вой с переливами.
     - По кустам бегать не собираюсь, - сказал Яр-Тур.
     Жихарь  такое намерение  имел,  но  и  уступать побратиму  ни в  чем не
собирался.
     -  Обратаем  и этого. Бьем  по  глазам, потом  перевернем.  Сейчас  он,
конечно, осадит...
     Но  телега продолжала  мчаться прямо на них. Богатырь понимал, что пора
броситься  на  обочину, а Принц стоял как вкопанный  и бормотал  заклинания.
Жихарь  никаких заговоров против самоходных  телег со  стражниками не знал и
утешался так:
     - Ничего,  ничего, сейчас  все и кончится. Сейчас  мы очутимся по делам
нашим  среди славных  героев. Узрим  и Валигору,  и  Валидола, а повезет - и
самого Ваню Золотарева...
     Время для бегства еще оставалось, но гордыня превозмогла.
     А для смертного  часа  прибереглась у богатыря дума и вовсе не  глупая:
"Не навалить бы в новые штаны, а то на небо ни за что не пустят..."
     Мышцы  живота сжались до каменного состояния, а  удара  не последовало.
Колдовская   повозка   пронеслась  сквозь  отважных  побратимов,   мелькнули
перекошенные  лица  стражников.  Жихарь  мигом  повернулся  на  пятках.  Вой
прекратился. Повозка остановилась  и пропала.  Некоторое  время  помигал еще
синий огонек, но и он растворился в воздухе.
     - Вы трусы, добрые сэры! - кричал вслед Яр-Тур.-Немедля вернитесь, дабы
принять позорную смерть от благородной руки!
     - Чего с них  взять? Ты же слышал - менты поганые!  - сказал  Жихарь  и
почувствовал, что теперь-то  вот убежать в кусты никак не помешает, особенно
в новых штанах.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
     Страшно закричал мертвец и уже хотел было вонзить в парубка желтые зубы
свои, как вдруг неизъяснимая тишина снизошла на всю землю,  и, плача крепкою
казацкою  слезою, старый  Перебендя,  да  Явтух  Сиромаха,  да Чумаченко, да
Нетудыхата, да  другой  Чумаченко,  да и весь  незамаевский  курень обнялся,
свился  в клубок и,  славя  запорожское лыцарство, покатился так далеко, что
более никогда уж не возвращался.
     Неизвестный Гоголь

     Все-таки  правильно  мы дальше  не  пошли,  - рассуждал  Жихарь,  когда
страшные места оказались далеко позади. Отступать в легкой обуви было даже и
не обидно. Только ночевать все равно пришлось в лесу. Богатырь  отказался от
помощи Будимира и с  удовольствием показал побратиму свое умение  обходиться
без огня. Вскоре они уже безмятежно толковали у костерка.
     -  А я полагаю,  что  в сей неизвестной  стране мы смогли бы  совершить
немало  славных дел и посрамить маловеров, -  возразил  Принц. Дурацкая,  по
мнению Жихаря, шапочка была ему  тесна, он долго мучился, пока не разобрался
с ремешком на затылке.
     Жихарь лениво сдвинул свою шляпу на лоб.
     - Нет,  я  так не  думаю,  и вот  почему.  Ладно,  самоходная  повозка,
конечно,  дело  удивительное.  Такую  у  нас могут из  волшебников  устроить
человека два,  от силы три, да и у вас не  больше. Заметь, что нужно в  этом
случае волхву сразу несколько  заклинаний твердить:  чтобы колеса вертелись,
чтобы огни горели и чтобы вой  раздавался. Но кто в повозке-то сидел?  Разве
неклюды, умудренные сединой? Стражники  там  сидели,  а стражники, брат, это
народ, сам понимаешь, какой.
     - О да, увы и  ах! - сказал Яр-Тур. - Эти наемные мужланы таково  тупы,
что зачастую не  в  силах отличить доблестного  деяния от гнусного нарушения
законов. Они так и норовят ввергнуть благородного воителя в узилище, а потом
удивляются, недосчитавшись руки либо самой головы.
     -  Вот-вот. Если допустить, что все стражники там суть могучие колдуны,
то  каковы  же  волшебники?  О том и  помыслить  ужасно.  А  если  стражники
обыкновенные,  то  какой же дурак  им самоходные повозки  доверяет? Нет, сэр
брат, ну-ка  такую страну куда подальше. А дыробойные снасти вспомни! Это же
совсем срам! С такой штукой любая мразь может положить опытного бойца,  хотя
бы и нас с тобой. Одна радость, что ходят они, как вареные...
     -  Позвольте  добавить,  сэр Джихар.  Я  полагаю,  что  они там у  себя
просто-напросто  обленились,  утратили  способность двигаться скоро и ловко,
как  подобает  настоящему воину. Из-за повозок они разучились  бегать, а при
громовом оружии нет  нужды в боевых  искусствах. Темный ужас охватывает меня
при мысли о том, что случилось с нашей одеждой и поклажей... В таком случае,
должны были исчезнуть и наши обновы, ведь их еще не сделали...
     -  Или уже не сделали, - сказал Жихарь. - Для того и воюем, брат, чтобы
все годы и времена шли один  за  другим, а не  вперемешку. Но,  чур, об этих
делах лучше не говорить.
     Они еще крепко поспорили  насчет того, какой клинок лучше - листовидный
или  карпоязычный, потом Яр-Тур заявил,  что  Жихарь  в этой шляпе - вылитый
Биликид, только без меча Кольта.
     Заснули, не  заботясь  о  страже -  Будимир был птица надежная. Камнеед
угрелся у него под крылом, а может, они тоже побратались.
     Утром Жихарь спросил Яр-Тура:
     - Слушай, ты не знаешь, кто такая Салтычиха?
     - Скорее всего, леди...
     - Ясно, что не мужик. А точнее?
     - Мне не встречалась женщина с таким именем.
     - А мне сегодня во сне встречалась. Я не  орал?  Снилось  мне, что  эта
самая Салтычиха меня бьет, мучает, за косы таскает...
     - Простите, сэр Джихар, за что таскает?
     - За ко... А-а! Вот горе - чужой сон увидел!
     - Что ж  из того, сэр брат?  Причудливые видения  часто посещают спящий
разум, особенно в пути.  Мне, к примеру, нынче привиделось, что я еду верхом
на жалкой кляче, на голове у меня  вместо шлема какое-то  дурацкое оловянное
блюдо, оруженосец  мой  вообще сидит  на осле,  пьяный и пузатый, а  впереди
возвышается   сооружение   вроде   конической  башни,   украшенной  четырьмя
вращающимися лопастями... И я, представьте  себе, со всей  возможной яростью
мчусь на эту постройку с копьем наперевес!
     - Дивен твой сон, а  все равно не к добру... Но покуда все было хорошо.
Лес по обеим сторонам дороги был редок и не мог скрыть возможную засаду. Под
ногами не  валялись  больше  непонятные  вещи, облака не  омрачали  неба.  И
очередной  кумир Проппа у обочины  ласково улыбался,  словно бы таинственный
дедушка говорил: "Нуте-ка, батенька, послушаем, что вы нам тут наплетете..."
     Жихарь  причесался  пятерней, застегнул  одежную  обновку на  прехитрый
замок, как учил торговец, и приблизился к идолу.
     -  Это  было  давно  и  неправда, -  начал он, как  полагается,  но  не
постарался, а  стал излагать  первое, что  пришло в голову. К сожалению, это
оказалась  волына.  Волына вроде бы  похожа на устареллу или новеллу, только
длинная и  скучная.  Жихарь в свое время  купил ее  у бродячего рассказчика,
польстившись названием: "Битва в пути". Никакими битвами там и не  пахло, не
было  даже доброй драки, а просто  какие-то кузнецы и прочая  мастеровщина в
какой-то необъятных  размеров  кузнице клепали  то ли  бегучие плуги, то  ли
ползучие бороны и  все спорили, какую железку к какому месту приладить. Было
там и про любовь, но герою так ничего и не обломилось.
     На память Жихарь не  жаловался, помнил  имя даже  последней кладовщицы,
так что волына получилась особо длинная. Яр-Тур и Будимир попросту уснули, а
Пропп недовольно поскрипывал.
     - А кто слушал - молодец! - кое-как закончил повествование  богатырь  и
заискивающе поглядел на Проппа.
     Надеясь, что  всемогущий  слушатель пошлет  большую удачу  хотя  бы  за
величину  волыны, побратимы бодро  пошагали дальше. Завели  легкий и веселый
разговор насчет того, что борода плохо растет. К слову сказать, очутившись в
обществе Соломона и Китовраса, Жихарь, чтобы не показаться сопленосым юнцом,
прибавил себе число годов  до тридцати, и сделал это с такой страстностью  и
убедительностью, что даже честнейший Принц сломался и тоже чуть ли не удвоил
свои лета.
     -  Оттого у нас  с этим делом  беда,  что мы  бородового прогневили,  -
сказал Жихарь.
     - Это еще кто такой?
     - Как же ты не знаешь? В лесу главный - леший, в реке - водяной, в дому
- домовой, в бане - банный, в овине  - овинный, в поле - полевой, в любовном
деле - половой, во дворе - дворовой, в бороде - бородовой!
     - Первый раз слышу...
     -  Какие твои  годы! Бородовой, он  живет где? Да у тебя на  бороде! Он
мелкий, вот ты его  не видишь. Он вокруг каждого волоска ходит  с заступом и
окучивает,  чтобы  бодрее  рос, а  если  ему  угождать,  то вырастет  борода
кучерявая, как девки любят...
     - И как же он выглядит, сэр Джихар? Жихарь стал многословно и витиевато
объяснять строение, перечислил семь признаков и  девять качеств бородового и
сыпал пустыми словами до тех пор, пока  до Принца не дошло: толкует сэр брат
про самую  что  ни на  есть обыкновенную вошь, какие и по королевским кудрям
запросто хаживают. Яр-Тур сперва обиделся, но потом не выдержал и впервые за
время побратимства расхохотался.
     Пока Принц вытирал слезы, вылезшие  сквозь смех,  богатырь  углядел  на
дороге засохшую коровью лепешку и обрадовался ей, как дорогому самоцвету:
     - На-ка вот! Снова к людям идем! Прибавь шагу!
     Прибавить  прибавили, но других признаков  жилья больше не  попадалось.
Пели кое о чем птицы, пригревало солнышко, но не жарило, в  пыли  оставались
весьма приметные рубчатые следы нарядных обновок-обувок, а с обеих сторон на
дорогу  выезжали  из редколесья с копьями наперевес темнолицые большеголовые
всадники на мохнатых лошадках. Самое время было затянуть бесконечную песню о
том, как служили два товарища, и Жихарь набрал уже полную  грудь воздуха для
запева, но кто-то вместо него громко произнес:
     - А... А-а... А-а-а...
     И чихнул.
     "Вот все опять и кончилось", - подумал Жихарь.
     Пели  кое  о  чем  птицы, пригревало  солнышко, но  не  жарило,  в пыли
оставались весьма приметные рубчатые следы нарядных обновок-обувок.
     Чих-орда пошла в свой очередной набег.
     Числом  она заметно уступала другим кочевым племенам - и  Бабай-орде, и
Колупай-орде  и Держим-орде,  но была куда  грозней,  опасней и богаче  иных
степняцких полчищ. Это  про чих-ордынцев сложили поговорку:  "Видели, как на
коня  садился,  да  не видели,  как  ускакал". В  самом  деле, ни  живущие в
Многоборье,  ни обитатели Наглии, Бонжурии и Неспании  не могли  похвалиться
тем,  что  видели  Чих-орду  на  походе.  Как и каким  образом  преодолевали
невелички всадники  огромные расстояния, навсегда осталось загадкой. Сегодня
они осаждали Столенград, а  назавтра их  уже видели на побережье Островитого
Моря. Не  обременяли  себя чих-ордынцы ни запасными конями, ни  семьями,  ни
обозом - налетели, схватили и сгинули.
     Разумеется,  Яр-Тур  тоже увидел всадников, но  никакой  тревоги  перед
побратимом не выказал, не оглянулся, даже головы не повернул, сказал только:
     -  Замечу вам, достославный брат, что  добрый сэр Будимир бывает  порой
удивительно  беспечен  и  ненаблюдателен  для своего  высокого  положения  и
предназначения.
     -  Ладно  ему там,  на  новой шапке, угрелся, -  хладнокровно  оправдал
богатырь пернатого спутника, а шагу не сбавил. - Хорошо бы он там яйцо снес.
Из петушиного яйца, как известно, нарождается василиск. Мы бы его  выкормили
и ходили себе потом, врагов стращали...
     "А  чего дергаться-то?  -  думал он. - Ни мечей, ни доспехов. Любой  из
немытиков кидых копьем - и все".
     - Далеко этим клячам до моего Гнедого, -  рассуждал  Принц.  - Говорят,
впрочем, что они отличаются невероятной выносливостью, да  в нашем положении
не стоит привередничать...
     "Орел, - с гордостью помыслил о друге Жихарь. - Орлом и помрет - заодно
со мной".
     -  Богатыри с погаными  ведь  как  поступают? Главное дело  -  сдернуть
одного с коня. А там ухватил его за ноги и давай помахивать на  все стороны,
прокладывать улицы да переулочки.
     - Неплохо также выворотить с корнем могучее дерево,  лучше всего дуб, -
подхватил Яр-Тур. - Но здесь какой-то чахлый подлесок...
     Всадники впереди  все  выходили и выходили  на  дорогу, а что творилось
сзади  - неизвестно.  Все  они  держались молчком,  потому  что  в  Чих-орде
разговаривают только начальники.
     -  А  вон, гляди, белый шатер  ставят для  Чихана,  - показал Жихарь. -
Шатры  у них прочные  и такие тонкие,  что  влезают в  дорожную суму...  Вот
дознается Чихан, кто я такой, скажет:  а не тот ли это Жихарь, что убил сына
моего любимого, Билята, и  похитил  с  мертвого  тела алтын-хлебал - золотую
ложку?
     - Вы действительно убили его сына, сэр Джихар?
     - Не без этого...
     - Но, разумеется, в честном поединке?
     - Честнее не бывает...
     - В  таком  случае,  вам  не  о  чем  тревожиться! Наверняка  сэр Чихан
пожелает  сразиться с  вами самолично либо,  если он стар и немощен,  пошлет
другого сына. Случится славное ристалище, и вы, несомненно, одержите верх, а
ежели  воинское  счастье отвернется от  вас,  то  будет  кому  отомстить, не
сомневайтесь. Все не так уж плохо!
     - Да? У него этих сыновей как нерезаных собак! Хотя и не станет никто с
нами поединствовать - натянут тетивы и сделают из нас два ежика.
     -  Неужели это  племя так низко пало?  Не верю  и обращусь к их чувству
чести высоким слогом вызова героев седой незапамятной старины...
     Яр-Тур повернулся в сторону шатра и вскричал:
     - Ублюдки, педики, задницы, бычье дерьмо!  Вы имеете право не  отвечать
на вопросы, сделать один звонок и получить бесплатного защитника, если вы не
в состоянии нанять  его!  Чих-орда  не выказала никаких чувств. Жихарь  тоже
остался в недоумении:
     -  Какие-такие звонки,  защитники?  На что им защитники,  это  нам  они
нужны...
     - Не знаю, просто этот вызов передается из поколения в поколение...
     - С  ними не так надо. - Жихарь  распрямил плечи, приложил руки ко  рту
воронкой и заорал: - Вы что здесь, ребята? В баню поехали?
     Ни  звука  не  проронили  всадники, только ропот прокатился от скрежета
тысяч зубов: нет для степняка страшней оскорбления, чем  признать его едущим
в баню.
     Рядом с  белым шатром появилась тоненькая  фигурка в  золотой  шапке  и
прокричала несколько слов. Копья уперлись в спины побратимов.
     - Дубинки славные, но короткие, - сказал Жихарь. - Вот оно в  чем дело.
Они  на кого-то напасть хотят и побаиваются, а  нас  погонят  вперед,  вроде
передового полка. Степняки вообще бесстрашные, только  сильно всего боятся и
поэтому толкают впереди себя пленников...
     - Так мы пленники? Вот новость!
     - Они,  знать, торопятся: не  допросили нас, не обшарили, чуют  впереди
хорошую добычу. Значит, так -  когда покажется их  враг, нам нужно  что есть
сил рвануть ему  навстречу, чтобы раньше их стрел пробежать, а  от ордынских
уйти. Сумеешь?
     -  В таких башмаках, сэр Джихар, я обгоню любую стрелу. Но  прилично ли
показывать неприятелю спину?
     -  Так на  другого-то неприятеля мы  грудью  пойдем! Они ведь ничуть не
лучше.
     - А вдруг то благородные воители?
     - Лишь бы не ходячая крепость...
     Кочевники позади перестраивались в боевой порядок: раздавались короткие
команды,  ржали кони, звякало оружие.  Когда  Жихарь попробовал  оглянуться,
получил древком копья по шее.
     - Ну, золотой  гребешок, - сказал богатырь Будимиру,  - проспал  врага,
так держись крепче или улетай подальше...
     Будимир сердито заквохтал, как бы напоминая, что не покидал товарищей и
в худшие времена.
     Конница  за  спиной,  кажется,  урядилась, и  высокий  визгливый  голос
предводителя выбросил в небо грозный боевой клич орды, знакомый всему свету:
     - Мала-мала батурай!
     - Мала-мала батурай! - подхватили воины, и острия копий больно ткнули в
спины друзей, повреждая новенькие кожаные одежки.
     Бежали  долго,  до одышки. Дорога  начала подниматься в гору.  Никакого
противника впереди не было, и Жихарь уже решил, что степняки просто-напросто
хотят загнать их до смерти и растоптать копытами,  но тут из леса  на дорогу
выбежало такое, что копья погонял  враз опустились,  а  волосы  у  всех  без
исключения  поднялись  дыбом.  Будимир  яростно  заголосил,  но  видение  не
исчезло.
     В боях и походах Жихарю приходилось уже встречать и щетинистых Позорных
Волков,  и  пятнистого  Кайфоломщика,   и  безжалостное  Чудо  В  Перьях,  и
Треклятого Алгимея высотой с  терем,  да и  нынешний  поход  был богатым  на
опасные  столкновения.  Но  в  те  прошлые времена с  ним  всегда оказывался
кто-нибудь из старших товарищей, навыкших  обращаться со страшилищами. Уж на
что явился ужасен Всадник Белая Епанча, у которого  под  этой самой  епанчей
ничего  не было,  даже  тела, а  и  того  Дрозд ухитрился  проколоть  ржаной
соломиной.
     Но  нынешняя тварь  не походила ни на что. Вроде и  не такая большая, а
глядеть на нее не хотелось.
     Сначала Жихарь подумал, что  перед ним паук: шесть ног, по три с каждой
стороны. Но только  не ноги это были, а человеческие тела,  по пояс торчащие
из  мохнатого  туловища. Ловко перебирая по  земле руками, они двигали тварь
вперед.  А  то,  что  богатырь принял  за глаза,  оказалось  двумя  людскими
головами. Головы открывали рты и  показывали  длинные синие языки. Из пасти,
расположенной  под  глазами-головами, торчали  тонкие прозрачные  клыки.  По
краям  пасти  торчали  хватательные пучки  рук.  На  спине страхоила лежали,
образуя  косой  крест, два голых тела. Они шевелились,  но не падали,  будто
вросли в черную шерсть.  И хвост этой гадины тоже был человек, и человек тот
держал в руках здоровенный железный крюк и мотался туда-сюда.
     - Разбегаемся в разные стороны, - прошептал Жихарь.
     - Ни за что! - воскликнул Яр-Тур  и  сразу пояснил:  - Сэр брат, у меня
отнялись ноги.
     Лица  у тел, составлявших чудовище, были тупые, ни мужские, ни женские,
словно вылепленные кое-как из глины.
     "Оно их всех съело, но  не совсем, и вырастило себе  руки-ноги, - думал
Жихарь. - И нас проглотит и тоже использует. Куда же меня определят, в какие
части?"
     Он засмеялся и пришел в себя. И понял, что  нужно делать. Не напрасными
были ночные уроки деда Беломора. Старый неклюд, конечно, своих мозгов ему не
передал,  а  вот  собственную Жихареву память укрепил и  взбодрил  неведомым
способом. Жихарь начал раз  за  разом  повторять то же самое  слово, которое
повторял дед на водопаде. Медленное Слово, останавливающее все вокруг:
     - Рапид, рапид, рапид, рапид...
     Жихарь  плюнул и, когда слюна повисла в воздухе, сообразил: получилось.
Можно было  уже не  торопиться,  но  Принц,  взмахнув  ментовской  дубинкой,
бросился  вперед, на какой-то  миг закрыл от богатыря пасть чудовища и вдруг
осел на дорогу.  Жихарь приказал  себе сдержаться и повторил заклинание  еще
несколько раз. Потом достал из кармана выкидной нож и подошел к твари.
     Он не знал, где у чудовища сердце, где что. Поэтому пришлось резать все
подряд.  Для начала он обошел  замершую тушу, погружая  лезвие  поочередно в
спину  каждого из человеко-ног. Затем прикончил того, который был за хвостом
с  крюком.  Вернулся  назад, к бесчувственно  лежащему Яр-Туру,  и перерезал
глотки у глаз-голов. Секущими ударами по сухожилиям обезвредил руки-хваталки
- осторожно, чтобы в отличие от Принца не коснуться клыков.
     Оставались те двое на спине.  Шерсть была жесткая, колючая и, возможно,
тоже ядовитая. Лежащие на спине и вправду были не мужики и не бабы. Богатыря
стало  мутить.  Вместо  доброго  боя он сам себе доспел  мясницкую  работку.
Хорошо еще, что кровь не брызгала,  а неторопливо выползала на белый свет из
ран  и порезов. Жихарь повторил заклинание и  поклялся,  что не вспомнит его
больше ни при  какой битве. Если уж перед такой нечистью совестно, то как же
с обычными  людьми?  О  побратиме  он старался до поры  не думать. Клыки  на
всякий случай обломал дубинкой - била она как надо.
     "Вроде  все", - решил богатырь,  подхватил Яр-Тура под  руки  и  уволок
подальше   в  сторону.  Действие  Медленного  Слова  закончилось,  люди-лапы
подогнулись, мохнатое брюхо подняло кучу дорожной пыли, кровь хлынула во все
стороны.
     "Теперь пусть что хотят со мной, то  и делают,  - подумал Жихарь. -  Не
стану же я до ночи  безнаказанно резать степняков. Я же тогда еще хуже этого
страхоила выйду..."
     Чих-орда  ожила,  убедилась, что  опасность лежит  зарезана, и, позабыв
навсегда про Жихаря с Принцем, заорала свой "батурай", завизжала и помчалась
вперед  по  дороге,  прямо  через  ужасную  тушу.  Было степняков  много,  а
пролетели они быстро. Видать, цель была недалекой, если бросили даже ханский
шатер.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
     И они подобрали его  и  похоронили, ибо ничего больше с ним нельзя было
поделать.
     Роман о Тристане и Изальде

     Воину не стыдно плакать над погибшим товарищем - стыдно не плакать.
     Впереди  затихли,   враз   оборвавшись,  воинственные  вопли  Чих-орды.
Постепенно улеглась обратно на дорогу пыль, а  елочки  и  сосенки по обочине
стали серыми.
     - Поторопился  ты без меня  в  Костяные-то Леса, братец, - приговаривал
Жихарь - не упрекал, а  просто так полагалось. - Нам бы прилично было головы
вместе сложить...
     Белый шатер, брошенный кочевииками,  был  пуст. Ни  ханского оружия, ни
награбленных драгоценностей.  На  простом глиняном блюде  каталось несколько
жалких кругляшков твердокаменного овечьего сыра.
     "Вот тебе  и  тризна", -  заметил  Жихарь, раздавил один  шарик в руке,
высылал крошки Будимиру. Сперва богатырь подумал, не сжечь ли тело побратима
заодно  с  шатром,  как  делают  иные  народы, но  потом  все  же  решил  не
поддаваться легкому искушению и совершить похороны  как полагается, со всеми
возможными почестями.
     Никаких заступов кочевники с собой не возили, и Жихарь, поковырявшись в
бесполезных мелочах, нашел  коротенькую  костяную лопатку - ею, должно быть,
чесали спину.
     Богатырь  вышел  из шатра с  лопаткой и  небольшой  подушкой  -  ее  он
подложил Принцу под  голову, чтобы удобнее было ждать, когда  выйдет могила.
Место для нее он выбрал на склоне.
     -  Прости, брат, что не  могу снарядить должным порядком, - говорил он,
делая зарубки в земле. - Отправляю тебя в дальний путь без доброго коня, без
воинского доспеха.  Но ты  ходить  пешком уже, должно  быть,  привык,  а для
умрунов  и ножа  с  дубинкой довольно. Вот и нашел ты свое королевство - три
аршина в длину.
     Яр-Тур  не перечил  - должно быть, такой размер его  вполне  устраивал.
Полетели первые комья земли. Будимир не принимал в работе никакого участия и
вообще был как-то  подозрительно равнодушен. "Мозги-то у него с горошину", -
оправдывал петуха Жихарь.
     -  Человек ты был  правильный,  -  продолжал  богатырь,  умывая  слезой
запыленное лицо. - Значит, попадешь в  Правь,  на небо. Там  передай всем от
меня низкий поклон, скажи, чтобы скоро ждали.  Попеняй  светлому Яриле,  что
весна в нынешнем  году была поздняя,  еле  дождались. Чтобы такого больше не
повторялось. Даждьбога  увидишь,  вели работать,  и Перун чтобы не дремал: в
дороге без дождя хорошо,  а в поле не  очень. Та-ак... Насчет князя Жупела я
сам нажалуюсь,  когда там буду... Да,  вот еще, не забудь повидать там Леля.
Его  сразу  узнаешь:  молодой и кудрявый,  на  голове из  хмеля  венок.  Ему
передай, что иные девушки  стали  нынче  сильно жадны  и  требуют за  любовь
какие-то там  подарки.  Это не дело. Я  не  Коляда, чтоб  подарки раздавать.
Жалко, что нет с нами собаки:  я бы  ей  голову отрубил и  бросил в  могилу,
чтобы показывала дорогу на тот свет. У собак это хорошо получается. Ну да ты
грамотный, сам доберешься. Встретится  тебе  на пути  старая старуха, станет
предлагать зеленое вино. В глотке у тебя сухо, как водится перед смертью, но
ты от  вина откажись, брось в старую ведьму полынной травкой  -  я сейчас за
ней Будимира пошлю. Конечно, неплохо бы  могилку покропить петушиной кровью,
только ведь Будимир для нас не петух, а боевой товарищ...
     Будимир покосился и от греха подальше побрел в лес искать полынь.
     -  После старухи встанет перед тобой  воин с  двойной секирой  и в  два
человечьих роста. С ним ни слова не разговаривай, бей промежду глаз дубинкой
и  ножом  в живот, как я учил. Если ему поддашься, угодишь  в Навье Царство,
как  после старухиного угощения. Но ты не поддашься.  Третьим будет  жрец не
нашего бога. Голова у него баранья, значит, и толковать с ним не о чем. Но я
тебе пальцы на левой руке, пока не  закостенели,  сложу кукишем  - это у них
вроде пропуска. Далее встанет на пути заплечных дел мастер Кудерма  - весь в
красном,  словно от рассыпной рожи  лечится.  С  тем  разговор короткий,  но
только руками к нему не прикасайся и пинай прямо ногой в низ живота... Да ты
слушаешь ли? Неужели ваши друиды  покойника так просто  в  землю пихают и не
растолкуют, как ему дальше  быть? Когда Кудерма не стерпит боли  и согнется,
выдернешь у него точно с макушки зубами три волоска...
     -  Я не  думала, что  моего брата  станут  погребать  столь  варварским
способом, - раздался тихий и нежный голос.
     - Отстань! - огрызнулся Жихарь. - Не до тебя!
     Но все-таки отложил  лопатку и  оглянулся. На дороге стояла легкая,  из
прутьев сплетенная повозка, запряженная двумя  беспросветно черными  конями.
Из повозки вышла девушка.
     Этого добра Жихарь повидал не  хуже  царя Соломона, но тут забыл  и про
беду,  и про обряды.  Он еще и разглядеть как  следует не успел  светлого ее
лица, а  знал уже и чувствовал наперед,  что падает прямо на  душу нелюдская
тоска, что теперь и горе не страшно, и победа не в радость, и дела напрасны,
и не остудит  зима, и  не  согреет лето, и вода не  унесет жажды, и земля не
успокоит, и ветер не освежит, и не опалит огонь.
     Тем более что с ним уже сто раз такое бывало.
     -  То, что  Рыбы  пожрали  Овна, еще  ни о  чем  не говорит, -  сказала
девушка. Губы ее при этом не шевелились, а голос шел со всех сторон. - Лучше
зарой свою нелепую яму, мальчишка, и перенеси тело моего брата в повозку. Он
ушел до назначенного срока, и кое-кто за это поплатится...
     Ее  длинное  и узкое платье казалось сшитым из того же вещества,  что и
кони, - ни одной складки нельзя  было  разглядеть, ни одного отблеска, и тем
посрамлялось висевшее высоко в небе солнце,  бессильное пробить эту черноту.
Разбросанные  по  платью  бледно-зеленые   жемчужины  образовывали  какой-то
строгий узор. Если долго его рассматривать - а именно это Жихарь и делал, не
осмеливаясь еще раз поглядеть в лицо, - в голове все начинало ходить ходуном
и в сон тянуло...
     Тревожно  заорал  петух.  Пришелица  недовольно   передернулась  и   на
мгновение как бы расплылась в воздухе, но тут же вновь обозначилась.
     -  Сверни  шею  дерзкой твари,  -  потребовала незнакомка,  и  богатырь
наконец пришел в себя.
     - Что вы все  до птички докопались? - заворчал он и полез вон из ямы. -
Ты кто такая?
     - На зеленых валийских холмах  меня зовут Морриган... - Она даже  вроде
улыбнулась, но на Жихаря такое имя не произвело никакого действия.
     - Вот что, девка, - сурово сказал он.  - Ты над покойниками причитывать
горазда?
     - Что-о?
     -  Над покойником полагается причитывать,  -  объяснил  Жихарь,  весьма
довольный, что  озадачил красавицу.  -  Ну,  еще надобно волосы  распустить,
ро... личико то есть, расцарапать, хоть и жалко, и  голосить жалобно-жалобно
- так, чтобы даже камень прослезился...
     - Я сама  знаю, как проводить брата. Делай, что  я  велела, и не говори
лишнего.
     - Да знаешь ли ты, каков был при жизни Яр-Тур?
     - Как! Он узнал свое имя? Откуда?
     - От меня, конечно. Так вот о  деле  -  ведь  недаром же...  - Богатырь
торопливо зашарил по карманам. - Смотри!  -  Он покрутил  в воздухе  золотой
ложкой. -  Алтын-хлебал! Ни  у кого такой  нет!  Ее у меня  сам царь Соломон
выклянчивал, в ногах валялся.
     Загадочная Морриган закрылась от  ложки  обеими  руками,  будто увидела
давно подохшую крысу.
     -  Почему...  Почему  у  тебя в  руке ваджра? - спросила  Морриган, и в
голосе ее что-то надломилось и задребезжало.
     - У,  тут  рассказывать - на трех возах не увезешь,  только не время, -
сказал  Жихарь. - Оплакать-то человека  надо  или как? Тем более  ты сестрой
себя объявила.  Я тут весь уже на слезу  перевелся, а  ты  хоть бы  подошла,
брата на прощание поцеловала...
     -  Его найдется кому  поцеловать,  -  сказала Морриган, и  от этих слов
стало Жихарю жутко,  как в  тот раз,  когда  спросил  он у деда Беломора про
хозяйку. - А теперь я  узнала тебя, Рудра, Красный Вепрь Неба... Ты вернулся
с ваджрою в руке, чтобы еще раз поразить змея Шешу?
     - Никого я не хочу поражать, а тебе друга не отдам, - объявил богатырь.
- Подумай своей прекрасной головой: ну куда ты его повезешь? Ведь  жара, вас
мухи заедят...
     Одним движением он расстегнул  куртку  и ударил себя в  грудь кулаком -
чуть ребра не проломил.
     - Не отдам! Мы с ним побратались, а  ты неведомо кто! Так из лесу любая
шишига выйдет, скажет, что брат, а сама потом косточки обгложет...
     Она впервые открыла  рот  и расхохоталась. Смех был тонкий и  красивый,
но, когда он отзвучал, стало значительно лучше.
     -  Ты езжай своей дорогой,  -  сказал Жихарь. - И коней забери, не надо
мне их, пусть на них цыган Мара катается...
     - Однажды он попробовал, - сказала она и стала медленно приближаться  к
богатырю.  Платье ее по-прежнему  оставалось неподвижным, и  было непонятно,
как она там, под тканью, двигается.  - С  тех пор  его племя и скитается  по
земле...
     Морриган  придвигалась  все  ближе  и  ближе.  Голова  у  Жихаря  стала
совершенно  мокрой,  и  в  нее  не  приходили  никакие подходящие  к  случаю
заклинания.  Лишь почему-то припомнился  простой  и  всем известный любовный
заговор: "Я гляжу  ей вслед -  ничего  в ней  нет,  а  я все  гляжу,  что-то
нахожу..."
     Она подошла вплотную, протянула хрупкую руку и стала водить  пальцем по
рисунку  на рубахе.  Жихарь  закрыл глаза и потянул  носом. Ничем  от нее не
пахло - ни мертвым, ни живым.
     - Как  странно искажены  эти руны, - сказала она. - Можно подумать, они
начертаны тысячелетия  назад. Здесь написано "железная  дева"  или  что-то в
этом роде. Кто она тебе? Она твоя покровительница?
     "Что  же  Будимир помалкивает? -  подумал  Жихарь.  -  Лучше я подхвачу
братку да  побегу в  лес - в таком  платье не больно-то догонит.  Хотя  это,
конечно, полный позор..."
     - Какая там покровительница, -  сказал  он,  стараясь  не сорваться  на
крик.  -  Просто мне эта рубаха приглянулась: тут  и  головушка  мертвая,  и
другие страшилы -  не  всякий  и  полезет.  Да, - оживился он, мысля отвлечь
красавицу. - Ты не знаешь, что за тварь мы с Яр-Туром завалили?
     Морриган даже не оглянулась на дорогу, где валялось в пыли растоптанное
чудовище.
     - Ах, это? - Она положила ему на грудь ладонь. - Это лишь у вас в глуши
могло сохраниться нечто подобное. Была некогда такая  игра,  игроки делились
на  отряды  по одиннадцать  человек,  и те,  кто проигрывал... Впрочем,  это
неинтересно...
     Ладонь, ни теплая, ни холодная, гладила его грудь, и богатырь со стыдом
услышал в себе вовсе неуместное при разверстой могиле чувство. "Заморочила!"
- еще подумал он  и протянул вперед руки. Пальцы не ощутили никакой ткани. А
всего остального он уже не помнил до тех пор, покуда не услышал из немеряной
дали знакомый голос:
     - Успокойтесь,  сэр  Джихар!  Я,  оказывается, жив, и не стоит  вам так
отчаиваться и  колотиться всем телом о землю... Или  вы, может быть,  решили
этим упражнением укрепить мышцы рук?
     Жихарь  шумно  выдохнул,  открыл  глаза, понял и  увидел,  что под  ним
действительно  рыхлая земля,  а очертания стройного тела на ней стремительно
осыпаются и пропадают...
     Рыжие  краснеют легко, охотно  и  ло любому поводу.  Богатырь вскочил и
спешно привел себя в порядок.
     - Не устаю удивляться причудливым обычаям отдаленных стран и народов, -
продолжал живехонький  Принцев  голос.  -  Должно быть, ваш похоронный обряд
связан с плодородием земли...
     - Чтоб ты сдох! - жалобно сказал Жихарь. - Ты откуда?
     Лицо Яр-Тура оставалось еще бледным, и ноги не держали, но глаза горели
веселым блеском.
     "И  этот меня на сеструхе приловил, срам какой!" - охнул Жихарь и начал
оправдываться:
     -  Это  она сама,  правда, хочешь, земли съем? - И потащил в рот добрую
горсть. - Я ей говорил  - нехорошо,  если мы побратимы,  значит, она  и  мне
сестра... Куда там!
     - Кому вы говорили, сэр брат? - встревожился Принц.
     -  А у тебя сестра  есть? - ответил  Жихарь вопросом  на  вопрос.  Царь
Соломон  три вечера  убил  на  то,  чтобы обучить  богатыря  этому нехитрому
приему, успешному во всякой словесной стычке.
     - Какая сестра? -  Яр-Тур, видно, тоже кое-что усвоил. - Я не уверен до
конца и в собственном существовании, а вы говорите - сестра.
     Жихарь облегченно выплюнул землю.
     - Да  это я  так -  разморило  на солнце, вот  и почудилось. Не обращай
внимания, это меня полуденница морочила. Ты лучше рассказывай, как там.
     - Не понимаю...
     - Ну, куда ходил, кого видел, пригодились ли мои советы...
     - Я по собственной неосторожности напоролся на клык нашего противника -
вот и дыра на штанах, и кровь... А  больше ничего не помню. Видимо, этот  яд
не убивает. И теперь я лишен возможности разделить с вами честь победы...
     - А вот  это ты зря. - Жихарь остался довольнехонек,  что Яр-Тур ничего
не видел. - Ты, прежде чем  свалиться, оторвал ему голыми руками  те головы,
которые вроде глаз, а мне осталось только добивать.
     Жихарь вытаращил глаза и смолк - на могильной  земле валялось несколько
жемчужин с черного платья.
     - А куда подевались всадники?
     - Вот этого не скажу. Полетели  вперед, только пыль  поднялась. Мы  им,
получается,  дорогу  открыли. Должно  быть,  невдалеке  город  или  селение.
Чих-орда  зря  коней не  мучает, появляется  сразу  под  стенами  и идет  на
приступ.
     -  Отчего же не слышно звуков битвы? В самом деле, с горы, куда уходила
дорога, не доносилось никакого шума, не поднимались клубы дыма.
     - А давай  сходим и  посмотрим, -  предложил  Жихарь,  стремясь  увести
Принца с этого  места,  где на  дороге оставались  следы волшебной повозки -
ниоткуда возникшие и в никуда обрывавшиеся.
     - Извольте, сэр Джихар, - сказал Яр-Тур. - Хотя ноги, надо  признаться,
словно деревянные.
     - Держись за  меня, - сказал Жихарь  и свистнул Будимира. Ему стало все
равно -  напорются ли они  вновь  на  Чих-орду  или ее противников. Хотелось
есть, пить и выспаться как следует.
     Пройти пришлось немного  - шагов  двести или  чуть более.  Ископыченная
дорога  обрывалась круто  вниз,  в пропасть. Дна у нее  не было видать из-за
клубившегося внизу тумана, да и противоположного  края за  тем же туманом не
наблюдалось. Разлом тянулся и влево и вправо, насколько глаз досягал.
     - Не припомню, чтобы на чертеже было нечто подобное, - сказал Принц.
     Далеко впереди, если как следует вглядеться, сверкали  белые пятна - то
ли вечные  снега на горных вершинах, то ли облака, освещенные снизу солнцем.
Но солнце на закат пока еще не собиралось.
     Жихарь осторожно лег на живот и заглянул вниз, потрогал землю и камни.
     - Корни еще не  успели высохнуть,  - объявил он. -  Словно земля только
что провалилась  -  без  стуку,  без грюку...  Все  вранье! - внезапно решил
богатырь. - Это не  пропасть,  а одна только видимость.  Чих-орда уже  давно
ускакала  по  дороге,  а  нам  оставила этот морок, чтобы мы не пустились  в
погоню.
     - Ни  одному  человеку  на  свете,  -  сказал  Яр-Тур, - не  позволю  я
преуменьшать наших бойцовских достоинств, но  и  преувеличивать их до  такой
степени вряд ли разумно.
     Жихарь  встал, выворотил  из земли  хороший  камешек и,  размахнувшись,
швырнул  его наугад. Камень погрузился в туман, и долго  еще  ничего не было
слышно, потом раздался тупой удар и неожиданно громкий, переливчатый визг.
     - Попал! - обрадовался богатырь. Но всякое желание проверять, подлинная
ли пропасть, у него исчезло. - Все  понятно,  - сказал он. -  Это  Мироед не
утерпел, не дождался своего часа,  отхватил кусок земли. Братка, покуда твоя
душа летала, так ни о чем таком не слышала?
     Принц побледнел, хотя бледнеть было вроде уже некуда.
     - Там темнота, тишина и ничто, - пробормотал он наконец.
     Тут уже и Жихарь спал с лица.
     - То есть как? Ты что хочешь сказать? Что вот убьют меня, похоронят - и
все? И я ничего не увижу и не услышу, отца с матерью не узнаю?
     Принц тяжело вздохнул:
     -  Похоже на то,  добрый сэр  брат. От  такой  лихой мысли Жихаря снова
потянуло  прыгнуть в разлом и проверить, чтобы уж сразу, да не  дал Будимир:
взлетел на шляпу, стал бить крыльями по лицу.
     -  Эй, эй,  чего дерешься?  -  пришел в  себя Жихарь и  тут же вывел из
головы утешную мысль: - Так ты, друг, не по-настоящему умер, вот ничего и не
было! А которые всерьез ходили на тот свет, другое говорят...
     Утешение было слабое,  ненадежное: Жихарь  ездил в дружине с двенадцати
лет, и  покойников  видал-перевидал, и Принц  совсем  недавно  лежал мертвее
мертвого... "Да мы уже в Навьем Царстве, - в который раз подумал богатырь. -
А там если еще умрешь, так точно ничего не будет..."
     Чтобы отвлечь голову, он  достал золотую ложку  и положил ее на плоское
место. Стебель устремился прямо в сторону пропасти.
     - Не обойти, значит, ее, - сказал Жихарь. - Нашей дорожке край вышел...
     - Как хотите, сэр брат, - сказал Яр-Тур, - а я назад не поверну.
     - Да никто назад не собирается. Я только говорю, что не обойти нам ее.
     - Мы сплетем веревку,  - оживился Принц и вдруг помрачнел: должно быть,
видел там не только темноту.
     -  Могилу  не  годится оставлять  пустой,  -  вспомнил Жихарь. -  Нужно
похоронить в ней кого-то другого и  зарыть. Иначе  она все  время будет тебя
ждать, а ты о ней думать и спотыкаться на ровном месте.
     -  Брат,  уж  не  собираетесь  ли вы зарыть  какого-нибудь  несчастного
прохожего?
     - Вовсе  не  обязательно человека.  Будимир, хороший мой, ты бы поискал
кого подходящего.
     Петух неохотно слетел со шляпы.
     - Хуже нет на живого могилу оставлять...
     - Может быть, бросить туда чудовище?
     -  Нет,  пусть страхоила  птицы  растащат... Ходил  Будимир  недолго  и
недалеко,  нашел  на  дороге  раздавленную  копытом  полевую   мышь.  Жихарь
торжественно раскачал  убиенного зверька  за хвостик и бросил в яму, а потом
нашел костяную лопатку и принялся кидать землю, приговаривая:
     Из-за леса,  из-за гор Едет старый Свдтогор.  Не на добром на коне - На
неструганом бревне.
     Он без носа, без ушей, Полна пазуха мышей. Мышки плачут, а ползут, Тело
белое грызут.
     Одна мышка околела, Всему миру надоела. Стали мышку хоронить, Она стала
говорить:
     "Вы не бейте меня в лоб, Не валите  меня в гроб, Я накрашусь, наряжусь,
Добрым людям пригожусь:
     Стану горе  горевать,  Стану в  поле  полевать. Буду  пряжу  я  сучить,
Красных девушек учить
     И старухам на корысть  Светлый месяц  буду грызть, Воды  чистые мутить,
Шутки смертные шутить.
     А поганым на беду Лихорадку наведу, Чтобы ложку сирота Не тащил бы мимо
рта..."
     Принц присоединился к побратиму, и вдвоем они скоро закидали яму.
     - Эх,  помянуть нечем, - пожалел Жихарь.  - Хотя... Давай-ка у ордынцев
еще в шатре посмотрим.
     -  Вот  подлинные  храбрецы!  -  воскликнул Принц.  -  Как  дружно  они
бросились в пропасть по приказу вождя!
     -  Вам, королям, только  таких  дураков  и подавай, чтобы  в любую дыру
кидались по приказу. Да и  почем ты знаешь: может, был там и мост, только не
для нас? Или земля им вслед обрушивалась? Дело темное...
     - Непонятно, почему они не оставили стражу ни при нас, ни при  шатре, -
сказал Яр-Тур.
     - Ну,  это-то как раз понятно, ты Чих-орды не знаешь.  Она может ходить
только в полном составе. Вот ты же не можешь переложить руку с одного колена
на другое,  чтобы,  скажем, мизинный палец на прежнем месте  остался?  Так и
они, всегда вместе, такой порядок.
     - Постойте, сэр брат, - сказал Принц. - Помнится,  вы говорили, что сын
сэра Чихана убит вашей рукой - Стало быть, он пребывал отдельно?
     - Вестимо, отдельно. Я его нарочно стерег. Он ведь захотел отроиться от
главной  орды,  свою завести. Они, знаешь,  живут  пчелиным  обычаем;  чтобы
образовать свой рой, всегда уходит младший  сын.  Тут уж люди не зевай, бей,
покуда не размножился. А плодятся они, ты и не поверишь как...
     Когда Жихарь  был  еще  маленьким  Жихаркой,  его пестуны  Кот  и Дрозд
держали при  лесной разбойничьей избушке пасеку, так  что про  пчел богатырь
знал очень много. А Принц не успел как следует разглядеть  пленителей, вот и
верил всему.
     - ...и вылазят оттуда один за  другим, сразу взрослые и на  конях, даже
при оружии! Глаза, если  ты  заметил,  у них  навыкате, и не  глаза даже,  а
черные бельма в сеточку...
     Принц только головой мотал.
     -  В  первое-то  время все люди  сами не  знали, как  жить на земле,  -
объяснял Жихарь.  - Вот  и смотрели  на  всяких зверей, и  тянулись за ними.
Кто-то  взял  в  пример  волка, кто-то медведя, кто-то  подколодную  змею. А
пращурам Чих-орды  приглянулись пчелы:  дружные и  всегда  с  медом.  Только
Чих-орда вместо  меда копит золото. Вот бы  нам это золото  добыть! Там  его
столько,  что за него нам Полуденную Росу  сюда  сами  принесут, и еще сдача
останется. Слышал ведь, откуда у меня золотая ложка?
     - Откуда? - Чего он там слышал, в смертную-то минуту.
     -  У царевича Билята  забрал.  А больше у мертвых ничего брать не буду.
Из-за нее все и  началось. Тоже мне, ваджра! Удивлялся еще: на что ему такая
большая ложка, у них и рты почти заросли, стали вроде хоботков...
     - Тогда понятно, почему  они  испугались чудовища,  ведь оно похоже  на
паука!
     - Было похоже, - поправил богатырь. - Про мертвых всегда нужно говорить
"был",  а  то встанет  от  неосторожного слова. Я, например,  этим  бродячим
умрунам всегда удивляюсь. Казалось бы, выкопался из могилы -  радуйся ясному
солнышку и доброй чарке. Нет, они норовят живых людей грызть и душить...
     - Должно быть, ТАМ с ними что-то происходит такое страшное, что они  не
терпят живого, - предположил Яр-Тур.
     - Да ну? Расскажи-ка! - потребовал Жихарь. - А то станем ночевать, а ты
меня в полночный час задавишь...
     Рука Принца заплясала у пояса в поисках меча.
     - Да я же смеюсь!  - Богатырь на всякий случай отскочил. - Ты со своими
друидами шуток  не  понимаешь.  Как же  ты  королем-то  будешь?  Всех  шутов
переказнишь и от тоски околеешь! Да будь ты настоящим умруном,  Будимир тебя
давно бы разоблачил и рассыпал в прах... Уймись, братка, нам и так тяжело!
     Тяжело-то тяжело, да не очень. Будимир нашел бьющий на склоне родничок.
Размачивали каменный ордынский сыр и  помаленьку жевали,  раскидывали мыслью
туда-сюда,  как   преодолеть  нежданную  преграду.  Сильно  грамотный  Принц
рассказал историю про Икара.
     - Вот дурак, - пожалел греческого юношу Жихарь и тут же признался себе,
что и сам бы не утерпел пихнуть в солнце кулаком.
     Он порылся в памяти, вдруг неклюд Беломор заронил туда и тайное Летучее
Слово, но обнаруживались только жалкие ошметки этого сложнейшего заклинания:
"Если б кто на спину мне бы присобачил два крыла..." Они приподняли богатыря
от силы на два пальца.
     Принц сказал,  что знает особые  травы,  из  которых можно  приготовить
подходящую для полета мазь, но не уверен, что  травы эти здесь произрастают.
Да и  сам полет,  как считают мудрейшие  из  друидов,  происходит  целиком и
полностью в голове намазанного.
     Оба то и дело  заискивающе  поглядывали на  петуха - не возьмется ли за
перевоз? Но Будимир на эти взгляды только крутил кончиком крыла у виска.
     - А Шамир? - предположил Принц. - Он бы мог прогрызть нам путь к самому
дну пропасти...
     -  А  мы  тем временем заложим тут  город,  покорим под ноги  окрестные
племена и начнем володеть и княжить... - сладким голосом убил мечту Жихарь и
тут же предложил приманить Демона, оседлать его и так лететь.
     Дело  шло к вечеру. Решили на  ночь  устроиться в  ханском шатре ("Юрта
называется!"  - пояснил Жихарь). Выкинули вонючие кошмы,  полюбовались, пока
свет  позволял,  узорами  на  обнаружившемся  ковре.  Нашелся  и  бурдюк   с
перебродившим  молоком.  Принц  даровой  выпивкой  побрезговал,   а  Жихарь,
зажмурив глаза и нос, пригубил.
     - После бани сойдет, - сказал он и глубоко задумался. - Да, хорошо бы в
баньку.  Полюбилась  тебе  банька -  не  та, предательская,  а  настоящая, у
адамычей?
     - Когда  в мои руки попадет  тот, по  вине  которого  я  лишен семьи  и
престола,  - сказал Принц Яр-Тур, -  он у  меня  не получит  легкой смерти и
сполна узнает, что такое веник!
     - Вот все вы, короли, такие  - мучители. Каменки у  нас нет,  зато есть
Будимир, птица на все случаи жизни. Жару от него может быть побольше, чем от
иной печки...
     Будимир кочевряжиться не  стал и, пока  побратимы  у родничка наполняли
кожаные ведра, начал поддавать жару. Когда Жихарь и Принц вернулись с водой,
юрта над землей аж  подпрыгивала. Жихарь  долго-долго глядел  на  эти пляски
тонкого купола, а потом заорал:
     - Будимир! Отдыхай, береги силы! И этого хватит!
     И добавил, поворотившись к Принцу:
     - Глупый  был  твой  Икар,  да и батюшка его Дедал не лучше. Охота была
крыльями  махать, руки  портить!  Далеко  им  до  некоторого младого витязя.
Завтра же будем на той стороне пропасти!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
     На воздушном океане, Представляя Главный штаб,  Тихо  плавают  в тумане
Бутеноп и Глазенап!
     Старинная солдатская песня
     Завтра не  завтра,  а  на  третий  день после многочисленных  неудачных
попыток,  ушибов  и синяков юрта, опутанная веревочной сетью и подогреваемая
изнутри отдохнувшим и откормившимся Будимиром, неторопливо поднялась в небо.
Побратимы из сосновых жердей и  ковра соорудили себе нечто вроде ненадежного
помоста и старались по возможности не смотреть вниз.
     - Высоко мы, окаянные,  забрались, -  сказал наконец  Жихарь. -  Как-то
падать?
     - Сэр брат, я  чувствую себя птицей!  - восторженно воскликнул Принц. -
Никому доселе не удавалось такое! О нас будут сложены песни и баллады!
     - А  вот  это  сомнительно, - сказал Жихарь  и глянул-таки одним глазом
вниз. Там, в земном разломе, клубился дым, снизу  тоже шел  горячий воздух и
поднимал летучую юрту  все выше и выше. - Если нас снизу кто  и увидит,  все
равно не разглядит. А и разглядят, так подумают, что это не Жихарь с братом,
а два совсем  других человека. Ишь, скажут, что  старый Беломор с Черномором
учудили! Совсем из ума выжили!
     Сверху  и снизу припекало, с боков холодило  - так недолго  и  прострел
схватить.
     -  Мы можем  запеть боевую песню, - предложил Яр-Тур.  - И  по ней  нас
всякий признает.
     Принц  мечтать мечтал, а за  веревки-то  держался обеими руками и лицом
позеленел. Хотелось поблевать, да нечем было.
     - Жаворонок нашелся, - проворчал  Жихарь, но все-таки собрался с силами
и завел подходящую песню:
     Шел со службы смелый воин, Громко плакал и рыдал: "Почему же я не сокол
И ни разу не летал?
     Почему  заместо  крыльев  Руки-крюки  у  меня  И  не  маховые  перья  -
Харалужная броня?
     Кабы стал я этой птицей, Сизым соколом сиречь, Я б родимые границы Смог
надежнее беречь!
     Я б оттуда,  с поднебесья, На врага бы мог  плевать И его косые  бельма
Норовил бы поклевать..."
     Песня была шутейной, оттого и  кончилась плохо: герою ее помнилось, что
он  и вправду  летит, а на  деле  оказалось,  что летел  он с  печки  на пол
караульного помещения, где и познал позор и насмешки товарищей.
     - Нечего сказать, боевая песня, - сморщился Яр-Тур.
     - Придумай лучше, - пожал плечами Жихарь.
     Принц помолчал, бесстрашно уставился вниз.  Дым в разломе начал редеть,
и  в разрывах его виднелись довольно странные и  нехорошие вещи, и даже люди
какие-то вроде бегали на трех и более ногах.
     Это  зрелище  почему-то  вдохновило Принца.  Голос у  него  был получше
Жихарева, хоть и не такой громкий. Пел побратим по-своему,  и Жихарь понимал
слова с пятого на десятое. Но тоже  это была песня не боевая,  а про доброго
молодца,  который ждет в  каменном застенке лютой  казни за  то, что зарезал
свою же возлюбленную, и что все в мире так делают, да не все попадаются.
     Песня достала богатыря  до самого сердца, исторгла непрошеные слезы. Он
утирал  глаза рукавом,  а потом устыдился, встал  во весь рост  и, подойдя к
краю помоста, помочился, норовя угодить в какую-то ему одному понятную цель.
     - На ветер не поправился, - осудил он сам себя и застегнулся.
     Этакого  геройства  Принц  потерпеть не  захотел, но и повторять подвиг
побратима  счел  неприличным.   Будущий  король  вылез  еще  дальше  и  стал
карабкаться по веревочной сетке вверх, даром что шелк был обжигающе горячий.
Жихарь в  лихом  и бессознательном прыжке успел ухватить его,  падающего, за
штаны. Они оказались на диво крепкими, торговец не обманул. Сгоряча богатырь
заехал Принцу по скуле, и Яр-Тур даже не заметил этого!
     -  Я  пытался  поймать птицу  за крыло,  - объяснил  он, когда вспомнил
наконец человеческие слова.
     - Ты лучше тут, в середке, ютись, - посоветовал Жихарь. - Мы еще летать
не  обвыкли, нам с птицами спорить рановато. Ничего, дай срок - начнем орлов
имать, хватать, свяжем на снизку, и пусть нас по воздуху тянут, как бурлаки,
в нужную сторону. А то ведь несемся без руля,  без  ветрил, может, нас назад
тянет, а я там ничего не забыл.
     Он  достал золотую ложку и сверился. Ничего, терпимо, ветер нес их пока
в надлежащем направлении, разве чуть сносило на закат.
     - А знаешь, какая птица самая редкая?
     - Видимо, феникс, - ответил Принц.
     - А вот и нет. Самая  редкая птица - гоголь.  Она вроде утки. А  знаешь
почему?
     - Почему? - устало спросил Яр-Тур.
     -  А потому что реку Днепр перелететь не может. Дунай - запросто, Итиль
- нечего делать, а Днепр -  ну никак. Долетит до середины - и бултых в воду.
Оттого и редкая.
     - А вот мы перелетели разлом!
     Так оно  и  было. Противоположный  край чудовищной  трещины проплыл под
ними, но  дальше  было нисколечко не лучше. Судя по чертежу, должна была уже
начаться Бонжурия - страна обжитая,  богатая дорогами, возделанными полями и
виноградниками.
     Но внизу  тянулась  бесконечная  каменистая пустыня, вернее  -  пологий
склон, образованный гранитными складками, словно тесто, убежавшее  из квашни
и застывшее, заветрившее-ся на воле.
     Тут и там в камне торчали черные стволы деревьев.
     -  Будимир!  - крикнул  Жихарь. - Поддай жару,  полетим за облака, а то
смотреть тоска берет!
     - Петух устал, сэр Джихар, - сказал Принц.
     -  Устал?  -  возмутился богатырь. - Не ты  ли ему  два  ведра дождевых
червей скормил?
     - И все-таки!
     - Как-то внизу нехорошо... - затосковал Жихарь.
     - Боюсь, что лучше не будет, сэр брат... Глядите, глядите!
     Жихарь  повернулся  в   указанную   сторону.  Там  стремительно  росла,
приближаясь к ним, какая-то темная туша.
     -  Демон!  -  первым догадался  Жихарь. -  Эх, не  надо  было его тогда
стрелой задевать!
     Демон Костяные  Уши был уже близко  и двигался скоро, хотя  черные  его
крылья  ходили  вверх  и  вниз неторопливо.  Руки Демона  хищно  извивались.
Молочно-белое  лицо  небесного  изверга  ничего доброго  не  выражало,  даже
привычного презрения на нем не было;  только неслышные проклятия  вырывались
из перекошенной пасти да сверкали здоровенные клыки.
     - Бабу  свою  на  Кавказе приголубил,  а  она,  как  по  твоей песне, и
померла, - сказал Жихарь. - Вот  он теперь ищет, на ком зло сорвать. Эй, ты,
пошел вон! Мы летим себе и летим, и ты лети!
     - Когти у него, однако! - воскликнул Принц.
     - Ты нож метко метаешь? Хотя что это за нож, баловство одно...
     Демон  был уже совсем  близко. Он не стал рвать веревки и добираться до
побратимов,  от которых  в  близком  бою недолго было и схлопотать, он сразу
метнулся  к  верхушке юрты и  вспорол удивительную ткань  страшными когтями.
Раскаленный воздух плеснул ему в лицо, черные  глаза Демона враз побелели  и
вылезли на  лоб, он вырвал когти, он полетел спиной вниз, крылья вывернулись
из  суставов, и грозный  враг,  кружась  и  завывая,  пошел  на  свидание  с
землей-матушкой.
     - Наша взяла! - рано  порадовался Жихарь, поскольку летающей юрте  тоже
пришел   конец,  как   ни  старался  Будимир.  Все  сооружение,  дымя,  тоже
устремилось к земле, хотя и не так быстро, как Демон.
     - Прощайте, сэр  Джихар, - сказал Яр-Тур. -  Вы были  верным и надежным
товарищем и, уповаю, получите достойную награду по смерти.
     - Обожди, - засопел Жихарь. - Обожди прощаться...
     Каменная  равнина  была  все ближе.  Будимир  наверху что-то  колдовал,
кричал по-своему. Жихарь  тоже попытался было вспомнить Медленное  Слово, но
ведь сам же дал опрометчивую клятву...
     И  он вспомнил  Слово  -  сразу  же, как пришел  в себя. Спину  страшно
ломило.. Богатырь открыл глаза.
     Принц  Яр-Тур  сидел  на камнях,  держа  в руках  жалкого, почерневшего
петуха. Жихарь пощупал, на месте ли  ложка. Он был уверен, что как раз ложка
и спасла - все-таки ваджра!
     - А где этот?
     Принц мотнул головой в сторону. Жихарь  поглядел и  увидел кучу перьев,
из которой торчала голова с выпученными глазами. Рядом дотлевала юрта.
     - Летаешь хорошо, а сесть не умеешь! - поучающе сказал богатырь Демону.
     Демон  не ответил - то ли презирал, то ли  от удара лишился и  без того
невеликого разума.
     -  И  возразить нечего, - подытожил  Жихарь  и  попробовал подняться на
ноги.  Вышло кое-как,  но  кости,  кажется,  были  целы.  Жихарь осмотрелся.
Повсюду было  одно  и  то  же  -  каменные наплывы и  черные  стволы  кривых
деревьев. Небо затянула туманная дымка, отчего солнце стало ровным кругом.
     - Здесь нет ни еды, ни питья, - хрипло сказал Принц. - Сэр Будимир, наш
спаситель, совсем плох. Он холодеет, и, если мы не найдем воды...
     -  Давно за  мной должок,  - согласился Жихарь,  подошел  к побратиму и
принял у него петуха. Будимир  стал  какой-то невесомый.  Жихарь  достал  из
кармана хитрый нож.
     - Как можно, брат, - простонал Принц,  пробуя встать. - Зарезать  того,
кому мы обязаны жизнью, и не раз...
     -  Я же сказал, должок за  мной, - ответил богатырь  и полоснул себя по
руке. Брызнувшую  струйку  он  направил  петуху  в бессильно разинутый клюв.
Ладонью услышал -  глотает. Сердце  у Будимира  вдруг  забилось  сильно, как
человеческое.  И  развеялась  дымка  над головой,  и на солнце стало  нельзя
смотреть.  -  Я  давно  догадался, - сказал Жихарь и кивнул на светило.  - В
петухе нашем помещается сам Ярило. То есть  воплощается. Сдохнет Будимир - и
наступит вечная ночь.
     Принц подполз  к  ним  на  коленях и  запел  старые,  старые, позабытые
священные слова гимна:  "Солнце взошло,  солнце взошло, и  я  говорю  -  все
хорошо!" Гимн этот, по слухам, сочинила знаменитая Лилипутская Четверка.
     Помогли и  кровь, и молитва. Петух вырвался из  Жихаревых  рук,  выбрал
камень повыше, взлетел и радостно заорал.
     - Перевяжи, брат, - попросил Жихарь. Яр-Тур перемотал ему руку обрывком
ткани,  перетянул  для  верности ремнем,  потом  встал  и  пошел  к  другому
раненому.
     - Сам  оклемается, -  проворчал богатырь, но тоже встал  и направился к
Демону. Интересно же было, где у Демона что осталось после такого падения.
     Печальный дух изгнания приходил в себя: бельма с глаз сползли и красные
зрачки злобно уставились на сердобольного Принца.
     - Все кости переломаны, - вздохнул Яр-тур.
     - Как же ты не знаешь? - изумился Жихарь. - Ты, брат, видно, за девками
бегал,  пока друиды твои  дело говорили. Ведь у Демона,  как всем  известно,
костей  вовсе нет, одни уши костяные, потому что настоящие у него отрезал на
память Дыр-Танан, а как бы даже не сам Ваня Золотарев.
     - Как же он без костей может двигаться и тем более летать?
     - Устройство  такое:  он от  презрения  наливается кровью  и становится
твердым...
     - Вот как, - сказал  Принц  и с отвращением отбросил гибкую, как  змея,
руку. - Значит, сэр Демон, в сущности...
     -  Вот  именно!  Только  неизвестно  чей...  Оба расхохотались,  отчего
поверженный совсем скукожился.
     -  Однако  же  не дело  бросать его тут  на верную погибель,  - заметил
Принц.
     - Верно, прикончить надо...
     - Я имел в  виду совсем  другое. Для воина  дело чести - оказать помощь
побежденному противнику.
     - Ну, мы  его,  скажем  так, не  побеждали -  пострадал  от собственной
глупости и злобы.
     - Что же с ним делать?
     - Ему, чтобы подняться и взлететь, надо кого-нибудь сильно запрезирать,
- объяснил Жихарь. - А мы для  этого дела не годимся - вон мы по сравнению с
ним какие бравые!
     Богатырь выпятил грудь и охнул от боли.
     - Ой-ой-ой! - закричал он.  - Бедные мы, горемычные!  Коней у  нас нет,
одеты  во что  попало,  люди  увидят  -  станут  смеяться, а  мы  и наказать
насмешников не сможем: ни оружия нет, ни доспехов! Помирать нам тут  горькой
смертью!  А  голубчик  наш расправит крылышки соколиные и полетит в  высокие
небеса!  А мы поплетемся, маленькие и  жалкие, по  убогой земле, по каменной
стране!
     Принц даже испугался:
     - Да что это с вами,  сэр Джихар? Разве пристало бойцу такое малодушное
отчаяние?
     -  Помалкивай!  -  шепнул  Жихарь.  -  Это  ведь я  так его врачую! - И
продолжал:
     - Увы, увы нам, бессчастным, бесталанным!  Увы сиротам убогим! Нас ведь
всякий норовит обидеть, а мы утрем только сопельки да  поплачем тихонечко  в
уголку! Ничего-то мы толком не умеем, грамоте не  знаем, ни которому ремеслу
не  обучены!  Помрем  скоренько - никто слова  доброго  не  молвит,  песенки
печальной не сложит!
     Такое нарочитое самоуничижение возымело желаемое действие: глаза Демона
загорелись  самодовольным  блеском, спина  оторвалась  от  камня,  он  начал
подниматься всем телом, словно ветка, стряхнувшая снег.
     - Вот видишь! - восхитился Жихарь. - А ты говорил!
     Хотя ничего Яр-Тур не говорил.
     Между  тем Демон возвысился надо всем окружающим, поглядел на побратима
сверху и скривил губы в гримасе такого нечеловеческого презрения, что Жихарь
и впрямь почувствовал себя ничтожнейшей из тварей.
     Демон  торжествующе  похлопал  костяными   ушами,  взмахнул  крылами  и
устремился ввысь, не забыв при это плюнуть в своего спасителя.
     - Сэр, да вы скотина! - вскричал Принц Яр-Тур.
     - Хрен с крыльями! - помог ему Жихарь. Но  горделивый дух уже не слышал
этих обидных слов: он поднимался все выше и выше, подпитываясь презрением не
только  к этим двум  сиротам  убогим, не только к их жалкой  птичке,  но и к
земле, небу, воде и огню.
     Полет его был так легок и  стремителен, что даже оскорбленные побратимы
залюбовались.
     -  Отчего же ваш мудрый сэр Беломор не  отправил  в поход за Полуденной
Росой, скажем, того же Демона?
     - Оттого, что демоны много глупее человека.
     - Пока что глупцами выглядим мы, -  сказал Принц. - Потому что примерно
половина из того, что вы тут ему про нас наговорили, - святая правда.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
     Если рыба утомилась, хвост  ее краснеет. Хвост леща от природы белый, а
теперь он стал красным, значит, усталость его весьма велика.
     Комментарии к "Ши Цзин"

     Побратимы  умирали, а Жихарь, так тот считал,  что давно уже умерли, не
по первому разу, и гуляют сейчас где-то на подступах к Костяному Лесу.
     Конца каменному склону не было. А может, и был, только  не  проглядывал
за туманом, павшим внезапно и, как оказалось, навсегда.
     Побратимы   умирали,  но  виду  друг   другу  старались  не   подавать,
переставляя ноги. Жихарь  все чаще  останавливался, доставал  золотую ложку,
ставил на камень поровнее и сверялся по черенку, верно ли идут.
     - А в доспехах, я чаю, было бы тяжелее, - утешался он.
     Туман был жаркий и  душный.  Давно  сжевали  последние  крошки соленого
сыра, а утолить жажду  было нечем,  даже сок черного кустарника  не годился,
кусал и щипал язык.
     Будимир  находил  себя  не  худо,  шел  своими  лапами,  но  к просьбам
спутников прокукарекать не в срок и тем вызвать  спасительный дождь пребывал
глух.
     - Посмотрим, кто с тобой возиться станет, когда мы сдохнем,  - грозился
богатырь, но без толку.
     Яр-Тур  шагал  молчком,  а вдруг и шаги  его  Жихарь  перестал слышать.
Обернулся и увидел, что побратим никуда за ним не идет, а лежит ничком.
     -  И то  верно, давай  ночевать,  - согласился  Жихарь  и  расположился
невдалеке.
     Ночевать, правда,  было  затруднительно,  поскольку  солнце,  в  тумане
представшее  размытым светлым пятном, как  застряло в зените, так на закат и
не собиралось.
     В  трех  шагах  ничего  не  было  видать,  никакого  шума  ниоткуда  не
слышалось, и камни-то под ногами были все одинаковые.
     Лежали  молча,  и  сон  не  шел, и отдых  был  не в отдых -  что  перед
вечным-то отдыхом отдыхать!
     -  Сэр  Джихар,  -  Принц  нарушил  молчание.  -  Какие-то  странные  и
причудливые  существа,  мнится,  окружают  меня!  Они  невелики  ростом,  но
значительны числом.
     - В пупырышках? - не размыкая глаз, спросил Жихарь.
     - Их трудно разглядеть, сэр  брат. Знаете, так бывает, когда запорошишь
глаза... Жихарь вздохнул.
     - Значит, мы с тобой где-то мнимых понарошек подхватили, не убереглись,
- сказал он. - Но теперь уж все равно.
     - Не будет ли от них вреда? - затревожился Принц.
     -  Вреда  нет,  только перед людьми  неудобно.  Увидят,  скажут:  такие
молодые, а уж  мнимых понарошек  подхватили. К  счастью,  никто не увидит  и
ничего не скажет.
     - Скажите честно, брат, они являются на одре смерти?
     - Не обязательно, бывает,  и с перепою, и еще  много  отчего. Помнится,
гуляли мы целую неделю  с Чурилой и  Посвистом. Продрал  глаза,  как  деньги
вышли, гляжу - бегают уже по друзьям моим любезным!
     - Они пьют кровь?
     - Нет, на что им наша кровь! Они просто мнятся, только и делов. Лежи да
помирай спокойно.
     - Я не привык встречать смерть сложа руки.
     -  Снова  скажу: вольно нам, дуракам,  было Демона задирать, -  заметил
Жихарь, хотел было плюнуть, а нечем.
     - Таков уж мой обычай, - сурово сказал Принц. - Может быть, поднимемся,
сэр  брат,  и  вступим  промежду собою  в  смертную схватку,  хотя  бы  и на
дубинках, дабы каждый из нас пал от руки достойного противника, а не околел,
подобно псу?
     -  Как ногами идти,  так тебя  нет,  а  как  драться  -  вот  он ты!  -
рассмеялся  Жихарь.  -  Да нет, не стоит  друг другу последние часы портить.
Будимир - птица непростая, он  будет жить и должен передать весточку старому
Беломору: дескать,  не  прогневайся, премудрый волхв, помираем на походе, до
цели и близко не добрались, ищи героев получше нас разомкнуть проклятый круг
времени...
     - А такой ли уж он проклятый, сэр брат?
     -  А жизнь вообще проклятая, так  пусть  хоть не повторяется, один  раз
побудет - и хватит...
     - Не натворим ли мы, таким образом, нового зла?
     - Мы, - сказал Жихарь, - похоже, ничего уже не натворим.
     И потерял сознание, а может, просто уснул.  Спать  на  жаре - последнее
дело, а помирать и того хуже.
     Очнулся  он  оттого, что сверху  повеяло  холодом и  вроде бы  зашумели
невидимые  крылья.  Принц  был уже на  ногах,  крутил вокруг  себя  дубинку,
отбивался от кого-то.
     - Демон, - сообразил Жихарь. - Прилетел порадоваться нашей беде.
     Демон услышал, захохотал,  он  был где-то рядом - в тумане  звуки ходят
непонятно.
     Демон со свистом рассек, разогнал туман, очень ловко пролетел почти над
самым камнем  и  на лету  развернул  что-то  вроде ковра,  потом завыл,  вой
поднялся вверх и скоро вовсе пропал.
     - Новое коварство, сэр Джихар! - вскричал Яр-Тур, отбиваясь дубинкой от
мнимых  понарошек.  -  Видимо, он решил приблизить  нашу скорбную  кончину с
помощью ядовитой отравы!
     -  Какой  отравы?  - тоскливо сказал  Жихарь,  подошел  на  карачках  к
побратиму и все увидел.
     На камнях была расстелена черная накидка из овчины - такие обычно носят
пастухи в горах. На овчине  бережно расставлены блюда с жареным мясом, белым
сыром, всякой зеленью, запотевшие фляги и кувшины. И ни крошки на овчину  не
просыпано, ни капли не пролито!
     - Мерзкая тварь думает, что  мы набросимся  на это ложное великолепие и
погибнем в страшных судорогах! - негодовал Принц. - Вотще! Мы не так глупы!
     Жихарь, не чинясь, ухватил с блюда рыжий лохматый плод и впился в него,
едва не обломав зуб о косточку. Потом потянулся за пучком лука.
     - Садись да жри, - неразборчиво  сказал он. - Это не яд, это  у  Демона
совесть прорезалась - все же мы его на крыло поставили.
     Рука Принца потянулась к блюду и на некоторое время замерла.
     - Никак боишься? - спросил Жихарь самым невинным голосом.
     Яр-Тур сверкнул глазами и набросился на баранью ногу.
     - Надо съесть все  зараз, - говорил Жихарь между глотками. - Иначе наши
мнимые  понарошки все  подметут и от еды  сделаются  настоящими - вот  тогда
наплачемся...  Э, да тут не только вода, но  мы в жару пить не будем чистое,
станем разбавлять...  Ай  да  Демон! Правда,  он кого-то обездолил,  голодом
оставил...
     - Так мы едим краденое? - поперхнулся Принц.
     -  Когда  же  это  воин  свое-то ест? Ты давай,  давай, а крошки петуху
скармливай, нечего мнимых-то расповаживать...
     Съели и выпили все, только флягу с водой богатырь  схоронил за  пазуху.
Теперь можно было и поспать.
     -  Ты мне башку-то на плечо не пристраивай, - сказал напоследок Жихарь.
-  Помнишь,  поди, что Соломон Давидович  про Содом-то с  Гоморрою сказывал?
Вдруг наверху что дурное подумают, да и окатят горящей смолой?
     Покудова спали беспечно, туман развеялся, но ничего хорошего не открыл.
В сотне шагов впереди поднималась и уходила, кажется,  прямо в облака  почти
отвесная гранитная стена. Она тянулась и вправо, и влево.
     - А мне казалось, мы перелетели через земной разлом, -  упавшим голосом
сказал Принц.
     Жихарь   ничего   не  ответил,  размотал  с   пояса   обрывки  веревок,
прихваченные с места падения, принялся расплетать концы и соединять в единую
бечеву.
     - Как же ты крепости собираешься воевать, королевич? Там ведь стены еще
круче, к тому же обливаются кипятком и горячими щами!
     - Крепостные стены, по крайности, имеют видимую  вершину, - изрек Принц
и кинулся с разбегу на скалу. Поднялся, цепляясь за что попало, на три своих
роста, потом не удержался полетел, откуда пришел.
     - Взялся хорошо, - оценил Жихарь. - Да ненадолго хватило.
     Он поглядел на солнце, которое, казалось, решило обосноваться  в зените
на вечное жительство.
     - Напрасно, сэр  брат, полагаете вы, что мне не случалось взбираться на
крепостные стены. Но у штурмующих всегда  при себе осадные лестницы, а ежели
таковых не оказывается, воины из горных племен искусно вбивают колышки между
каменных глыб либо  кирпичей. Здесь  же я не вижу даже трещин  в достаточном
количестве...
     - Колышки, говоришь?  -  Жихарь  без веры посмотрел на  корявые  черные
деревца,  потом все же решился, подошел к одному и  стал рубить ножом. Но от
захвата  деревце выдернулось из  камня легко, у него даже  не было  корней -
так, просто трубка, неведомо как укрепившаяся в камне.
     Древесина оказалась  твердая, а ножи - дерьмовые, но все равно колышков
нарезали множество.
     -  А,  я догадался, сэр  брат!  Вы  собираетесь использовать  дар  царя
Соломона!
     Ни о чем таком  Жихарь до этих пор  не помышлял, просто хотел на всякий
случай  нарезать  колышков  побольше, но  думу побратима  тотчас  ухватил  и
присвоил:
     -  Угадал,  королевич! Он  всю  дорогу  под  крылом  Будимира спасался,
пусть-ка  нам  тунеядец  дырки буровит  под колышки! У  него  хорошо  должно
получаться, ведь мы его, считай, так и не кормили.
     Заспанный камнеед Шамир вылез на свет без видимой радости.
     Устроили так: Будимир привычно взлетел  Жихарю на шляпу, держал червяка
в клюве и направлял в  нужные места. Ему их даже показывать не  приходилось,
вот тебе и ум с горошину! В получившуюся дырку  Жихарь  нижней частью ладони
загонял колышек.  Следом карабкался  обвязанный веревкой Принц. Другой конец
веревки был у богатыря, и тот, когда надо, обматывал веревку вокруг колышка,
чтобы можно было подтянуться.
     Помаленьку они оказались на такой высоте, что отступать  стало  поздно,
сил бы не хватило, а сколько еще карабкаться наверх, неведомо.
     Камнеед  быстро  насытился  и теперь гнал  камень просто  сквозь  себя,
обдавая побратимов гранитною пылью. Принц предусмотрительно собирал за собой
использованные  колышки, вот и они  стали пригождаться по другому разу, жаль
только, что сил-то уже не осталось.
     - Рассказывали мне,  что  в  горах порой  приходится вот  так  прямо  и
ночевать на скале, на весу, - сказал Жихарь. - Но к этому нужна привычка.
     Немилосердно палило полуденное светило, потные лица закрылись каменными
масками из пыли.
     "Когда сорвусь, тогда и сорвусь, - думал  Жихарь. - И  братку  за собой
потяну. А если он первый не выдержит - что ж, я в обиде не буду". Вниз он не
глядел и, сколько прошло времени с начала  подъема  (да и шло ли оно  вообще
здесь, это время), не знал.
     - Сэр Джихар, - послышался под ногами голос Принца. - Как вы полагаете,
мнимые понарошки все еще сопровождают нас?
     - У  меня  только  две-три  ползут, -  обнадежил  Жихарь.  -  Остальные
отпадают помаленьку.
     - А щекотать они не начнут?
     - Я  же тебе  сказал, они  только мниться могут. Ну и  жрать еще в  три
горла. Не вздумай смотреть вниз!
     Яр-Тур же,  видно, решил, что побратим снова испытывает его королевскую
храбрость, взял вниз-то и глянул.
     - Брат,  мы  даром лезем: либо  поверхность  земли поднимается вслед за
нами, либо скала под нашей тяжестью проваливается вниз!
     "Вона как!" - испугался Жихарь, а вслух сказал:
     - Это я заговор  применил,  чтобы нам с тобой  высоты не  бояться.  Сам
помысли: велика ли мы тяжесть против горы?
     Если успеет он вспомнить и сказать Медленное Слово, то падать они будут
не  спеша и вполне могут  уцелеть. И что? Околевать там,  внизу,  от голода?
Демон же не нанялся им ежедневно пищу носить!
     И  вдруг богатырскую голову обнесло холодом  и тьмой. Будимир  тихонько
захрипел - клюв-то  он не мог открыть. Руки Жихаря нащупали кромку скалы, он
осторожно, чтобы не стряхнуть Принца,  подтянулся  и лег грудью  на  ледяной
гранит. Потом добыл из пропасти ноги и вытащил на веревке побратима.
     Здесь была ночь. Они  поглядели вниз. Там все заливал яркий свет, можно
было даже рассмотреть уцелевшие  деревца и крупные валуны. Но сюда этот свет
почему-то  не доходил. Здесь, на голой скальной площадке, висели над головой
здоровенные, с  горошину, звезды, а полная луна была так  близко, что  впору
доплюнуть.
     От побратимов валил пар. Стало зябко.
     - Замерзнем мы здесь, - пожаловался Жихарь.
     - Боюсь,  что не  успеем, - негромко отозвался Яр-Тур.  -  Он, кажется,
нарочно тут сидит и поджидает нас.
     - Кто поджидает?
     - Разуйте глаза, сэр  брат! Видите  вход в пещеру? А того, кто сидит  у
входа, различаете?
     - Камни навалены, дерьма-то.
     - Камни? Сэр Джихар, да ведь перед нами самый настоящий варкалап!

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
     Чудовище  -  жилец  вершин  С ужасным  задом, Схватило несшую  кувшин С
прелестньгм взглядом.
     Велимир Хлебников

     Среди волхвов, друидов  и  прочих  ученых  людей  попадаются еще  такие
недалекие умы, которые возводят родословную варкалапов к троллям  и волотам.
Ошибка  непростительная, хотя  вполне понятная, ведь троллей-то  чаще  всего
встречают в окаменевшем состоянии, а видавших живого и подвижного  тролля на
свете не так уж много. Тролли свидетелей не оставляют.
     Варкалапу же нет  никакой  нужды  каменеть,  поскольку  он  и без  того
каменный. А волот - это, считай, тот же самый  человек, только очень большой
да дурной.
     Некоторые,  впрочем,  связывают  варкалапов  с  гримтурсами  -  это  уж
совершенная  глупость.  Ведь  гримтурсы  ледяные  и  пуще  всего   опасаются
расколоться при падении либо при пристрастном дознании.
     Варкалап не  боится вовсе ничего, просто ему нелегко  спускаться с гор,
да нет и нужды. Из камня он рождается, камнем кормится, среди камней, должно
быть,  и помирает, только дождаться  его смерти трудненько. Варкалапы бродят
по горам от начала времен и редко уходят на покой.
     Людей они не едят, а вот поиграть с ними  любят - как кошка с  мышью. В
горах  ведь  скучно.  Только варкалап не  понимает, что  человек против него
хрупкий, и скоро заигрывает его до смерти. Любит отрывать руки и ноги.
     В  запретной для обычного  человека  "Книге  о  вымышленных  существах"
высокоученейшего  Коркиса-Боркиса  даже  буквы одна  страшнее  другой, а  уж
складываются они  в  такие ужасные слова,  что  и не  придумаешь. Книга  эта
советует капнуть  варкалапу на  самое  темечко  вытяжкой  из желчи  молодого
одноглазого,   однорукого  и  одноногого  арапа,  только  что  осквернившего
восьмидесятитрехлетнюю   девственницу.  Варкалап   обязан  при  этом   мелко
затрястись и в  муках погибнуть. Но проверить в  деле  такой надежный способ
никому  не  удавалось:  то  арап убежит  на одной  ноге,  то девственница не
соблюдет себя до срока.
     Книги  сей  Жихарь,  понятно,  не  читал,  просто   всплыли   в  памяти
наставления старого волхва. Вот он и посоветовал побратиму:
     - Ты от края-то далеко  не отползай.  Когда он нас примется ловить, так
мы сразу прыгнем назад, в бездну, чтобы уж не мучаться...
     Принц гордо фыркнул. Жихарь снял с головы петуха.
     - Уходи, брат Будимир, ты  нам довольно послужил.  И камнееда уноси, не
оставляй.
     У входа в пещеру затлели  два синих огонечка  - твердокаменный  ленивец
открыл глаза.
     - Только бы не вздумал загадки загадывать, - сказал богатырь.  - У меня
на холоде голова не работает.
     - Не может достойный сэр Шамир проточить ему утробу?
     - Да уж как-нибудь они, видно, отплатят за нас, - решил Жихарь.
     Во время  подъема он так  часто повторял про  себя Медленное Слово, что
оно, видать,  все  поистрепалось  об  острые  края  памяти  и выскользнуло в
пустоту.  Да  и не  успел  бы он  ничего  сказать, потому  что каменные лапы
метнулись  вперед  с  неожиданной  быстротой, схватили друзей и потащили  на
каменную грудь.
     Ребра  богатыря трещали,  и  треск этот  далеко  разносился в  морозном
воздухе. Наконец страшные  пальцы разжались,  варкалап посадил побратимов на
ладонь и стал  осторожно  трогать пальцем. Каменные губы при этом вытянулись
дудкой, каменный язык заходил туда-сюда, издавая гулькающие звуки.
     Принц, выбиваясь  из сил,  колотил пленителя  бесполезной дубинкой. Она
попросту отскакивала.
     - Ы, ы, ы, - сказал варкалап.
     Жихарь  поглядел  вниз.  Верный  Будимир  не  улетел  далеко,  он  даже
подпустил жару в перья, чтобы друзья видели его в темноте и надеялись.
     - Подпеки ты его  сзади,  что  ли! -  крикнул ему  Жихарь, но у петуха,
видно, другое было на уме. - Отпусти нас, дурила  каменная! -  заорал Жихарь
на варкалапа. - На что мы тебе сдались?
     Шершавый  холодный  палец  с  необычайной   нежностью  и  осторожностью
коснулся его щеки.
     -  Тю-у, тю-у! - сказал варкалап  и добавил  что-то совсем  непонятное.
Яр-Тур тихонько вскрикнул.
     - Все дело в наших лицах, сэр Джихар! Я разобрал кое-какие слова. Он не
сделает нам дурного...
     Тут  Принц  заметил,  что сам-то  все  еще  лупит варкалапа дубинкой, и
прекратил это дело.
     - В каких таких лицах?
     - Мы с ног до  головы покрыты каменной пылью, - зашептал Принц (боялся,
видно, что варкадап тоже  его  поймет). - Он принимает нас  за детенышей, за
маленьких варкалапчиков...
     - А-а,  - сообразил  Жихарь, опрокинулся на спину, стал сучить ногами и
руками, агукать самым гнусным образом. Великан этому чрезвычайно обрадовался
и стал легонько подбрасывать пленников на ладони, баюкать, чтобы не плакали.
Да ведь не в колыбельке дело было, чуть кости не переломали. Жихарь прикусил
язык.  Наконец каменный  пестун  угомонился и стал просто раскачивать ладонь
туда-сюда. И загудел каменную же колыбельную.
     - Кажется, он не собирается нас убивать, - определил Принц.
     -  Зато  мороз  нас  убьет.  Но  замерзать,  говорят,  даже  приятно  и
незаметно...
     Яр-Тур вскочил, стал прыгать на месте и обнимать себя, чтобы согреться.
Варкалап  бережно, но  неодолимо положил  его  пальцем  обратно и даже вроде
прицыкнул.
     - А вот сейчас, - сказал богатырь, - как достанет он каменную титьку да
как начнет нас кормить...
     - Но, сэр  Джихар, -  возмутился Принц,  - разве  варкалап не  мужского
рода?
     - Они двуснастные. Китоврас таких гермафродитами зовет.
     Видно, варкалап,  и  точно, разумел  человеческую речь. Полез свободной
рукой  за пазуху, покопался  и  добыл из себя  нечто  вроде каменной  груди,
только сосок был с человечью голову.
     - Благодарим вас, сэр Варкалап, но мы пока не голодны...
     - Да  ты  только вид  сделай, - зашипел Жихарь. -  А то  станет  у него
молоко в грудях гореть, он и осерчает.
     В воздухе разносился резкий незнакомый запах.
     - Вы правы, сэр брат. Эта жидкость действительно должна гореть, ведь на
ее основе готовится ужасный греческий огонь. У нас ее зовут каменным маслом.
     Скоро натекла целая лужица. Жихарь  нарочито громко причмокивал, хвалил
варкалапово молочко, потом додумался.
     - Будимир!  -  закричал  он.  - Лети к нам, может, выручишь! А  убежать
потом всегда успеешь...
     Будимир  подчинился и  вспорхнул наверх.  Жихарь ухватил  его за ноги и
стал  трясти  из  стороны   в  сторону,  а   языком  изображал,  как   будто
перекатывается   сухой  горох,   -   пробовал   выдать  Красного  Петуха  за
младенческую погремушку.
     Варкалап умилился такому сообразительному детенышу.
     - Запали каменное  масло, -  попросил  Жихарь.  -  А  то ведь  заколеем
вконец...
     Он поднес, играючи, петуха к лужице. Будимир небрежно чиркнул крылом, и
на ладони варкалапа засверкали красные языки.
     - Теперь держись, - сказал Жихарь всему отряду. - Неведомо, как это ему
поглянется. Может, прихлопнет нас другой ладошкой...
     Но варкалап,  казалось,  ничего  не чуял  -  камень  разогрелся,  стало
повеселее.
     Наконец   побратимы  совсем  согрелись.  Варкалап  сидел  не  шевелясь,
уставился на огонь.
     -  А теперь, - не разжимая губ, сказал  Жихарь, - теперь  мы  попробуем
спуститься вниз и добраться до пещеры. Ему туда не пролезть - я прикинул. Да
и все равно бежать больше некуда.
     Будимир понимающе унял  все  искорки на перьях и  занял  свое  место на
шляпе.
     Спускались  осторожно,  благословляя   бесшумную  обувку.  Завороженный
пламенем варкалап даже не дрогнул. Достигнув площадки, они не рванули с ходу
- все равно ведь успеет перехватить, если захочет, - а пятились не торопясь,
достигли  входа и  продолжали отступать в темноту все так же  медленно, пока
Жихарь не сказал:
     - Ну,  теперь  ему не  дотянуться.  Сначала  они  подумали, что начался
горный  обвал. Потом сообразили - это ревет пораженный в родительских правах
варкалап.  А  может  быть,  его  припекло как  следует или молоко  в  грудях
загорелось, как предсказывал Жихарь, только забушевал гранитный гермафродит,
заплакал, забился башкой об скалу.
     - Смотри ты, чувствительный какой! Завалит он нас тут, тварюга...
     - Это не беда, -  заявил Принц.  - Здесь такой  ужасный  сквозняк,  что
наверняка  есть  другой  выход.  Нам  остается  только бежать  вперед, а сэр
Будимир со свойственной ему любезностью осветит нам путь.
     И недолгим оказался этот путь сквозь каменную толщу, никто по дороге не
приставал, не  завывал и не пугал, прячась за поворотами. Будимир сиял ровно
и  надежно.  Но  на  свет  выходили  все  равно с  опаской, хотя там  ничего
страшного не было.
     Впереди расстилалась зеленая  равнина, кое-где потревоженная невысокими
холмами. Солнце светило  как  надо,  никакой туман  глазу не  препятствовал,
высоко  над  головами  трепетал  не  окаянный  Демон,  а  просто  жаворонок.
"Проскочили", - подумал Жихарь, но через плечо все-таки плюнул.
     - А где же горы?
     Но никаких гор не было. На  том месте,  где они, как им казалось, вышли
из  пещеры,  стоял  Пропп,  вроде  бы  недавно вытесанный со  всем возможным
тщанием, и так-то ласково улыбался.
     - Привал, - объявил Жихарь. - Поклонимся  дедушке сказкою. Так и  быть,
пожертвую самую заветную - берег  для большого застолья, для почетного пира,
да уж ладно...
     На самом же деле новеллу Жихарь же и сочинил.
     -  Было это давно и  неправда.  Жил на  свете богатырь.  На мечах не из
первых, на коне других не лучше, силы заурядной. Одно только и  отличало его
от прочих - лютость и ярость до женского рода.
     Его  так и  прозвали за это - Хотен Блудович. Никому  не было  от  него
проходу  -  ни  пресветлой княгине,  ни деревенской  дурочке.  Ходил  промеж
дворов, промеж городов, собирал сладкую свою дань. Его уж и учили, и били, и
в темницу сажали, а  все напрасно. Один раз даже связали, охолостили поганым
ножом, так веришь ли - выросло новое хозяйство, лучше прежнего. У  него ведь
все  ведьмы  и ворожеи в подругах были.  Ходил, ходил Хотен Блудович во всей
земле, из  края в край. В Неспании,  к примеру, его, не чинясь, именовали  -
дон Хуан.
     Путешествовал он, значит, метался и вдруг  прослышал, что  в  некоторой
земле  в  хрустальном  гробу спит невиданная красавица. Это  его и уязвило -
всех не  спящих-то красавиц он уже на десять рядов перебрал. Зажглось у него
ретивое, белый свет не мил,  не ест, не пьет,  глядеть ни на кого не  хочет.
Дай да подай ему зазнобу с хрустального гробу.
     Едет он,  едет, то у  ясного солнышка дорогу пытает, то  светлый  месяц
вызывает  по  этому  же делу, а то  и  к  вольному ветру привяжется:  укажи,
покажи. Они бы и рады от зануды  избавиться, а сказать-то нечего.  Так,  для
порядку соврут что-нибудь. Едет. Борода уже по грудь выросла, добрый конь на
ходу пал. Пешком ползет, все равно как мы!
     На какой-то  день  входит  в  темный лес.  В  лесу, сам  хорошо знаешь,
избушка  на столбах, на  собачьих пятках, в избушке старая старуха, да такая
противная: нос в потолок врос,  титьки на  клюку намотаны, сопли через порог
текут...
     Ну вот, видишь, даже побратиму моему вчуже худо сделалось,  а каково же
Хотену Блудовичу?  Но перемогся, поклонился вежливо: пособи, бабушка,  моему
горю. Пособлю, говорит старая карга, только полезай за это ко мне на полати,
в кольцо со свайкой играти!
     Не стерпел  Хотен Блудович,  стянул ее за волосы  редкие на пол и давай
охаживать ножнами: вот  тебе кольцо, вот  тебе  свайка, вот тебе  ступа, вот
тебе  толкач!  Взмолилась  старая   о  пощаде.  Помиловал  ее  любострастный
богатырь, и указала она ему  дорогу.  Иди, говорит, прямо  в  лес, а  в лесу
ругай во весь голос лешего. Леший  обидится, заведет  тебя неведомо куда,  а
тебе того и надо! Там и лежит твоя любушка, словно маков цвет.
     Не соврала старая - это мы тебе  с побратимом можем подтвердить, сами в
тех страшных краях  побывали. Только  мы  при этом лишились  всего, а  Хотен
Блудович как-то выкрутился, пришел в те места честь честью.
     Смотрит -  площадь, да такая красная, пригожая! Каменные дома, стена из
красного  кирпича! Люди одеты по-чудному, вот как мы, говорят еще того хуже,
а вдоль стены народ один  за одним в череду стоит: мужики, бабы, малые дети.
И заходят по одному в склеп, а у дверей стоят стражники с короткими копьями,
вроде живые, а вроде и неживые. Стерегут, чтобы народ валом не валил.
     Ну, Хотен Блудович  не стал себя  невежей  выказывать,  встал в  хвост,
стоит, терпит, не знает, куда  по нужде  пойти. Смотрит на соседей и думает:
"Стойте,  стойте, дурачье!  Зря  ведь  стоите! Не знаете того,  что  следует
хрусталь   богатырским   кулаком    разбить    да   красавицу    поцеловать!
Нецелованная-то она у вас весь век беспробудно пролежит!"
     Ну,  кое-как дождался своей очереди. Тут у него меч отбирают, с мечами,
говорят,  нельзя.  Ладно.  Входит в  склеп. Кругом темно,  один  только гроб
хрустальный светится.  И  лежит  в этом  гробу  не красная  девица, а  малый
мужичок. Желтый такой, все на него молчком любуются. "Опять дураки! - думает
Хотен  Блудович. - Не  понимают того, что  красавица заколдованная, потому и
кажется мужичонкой! Ничего, я чары-то живо с нее сниму!"
     Растолкал всех, бросился на гроб. "Ты вставай, вставай, моя суженая!" -
приговаривает. Налетели на  него стражники, скрутили,  связали, ну да  и  он
кое-кого здорово  помял.  Отвели  его  сперва  в  темную  темницу,  потом  к
немилостивому судье.  В  том царстве строго было! И  послал его немилостивый
судья  в  дремучий  лес  деревья  валить...  Ну,  там  он   как-то  с  лешим
договорился, ублажил его, помог ему лесной хозяин домой воротиться...
     Только с тех пор переменился наш  Хотен Блудович: уж не глядит он ни на
княжеских  дочерей, ни на сенных  девок, а чуть заметит  кого маленького  да
лысоватого, вроде того, что в гробу видал, - догоняет, обнимает, целует. Все
надеется чары развеять. Вот ведь как бывает!
     После  этого  Жихарь  поглядел  на  Проппа: не,  вздумай,  мол, хоть  и
каменный, сам туда соваться!
     Яр-Тур уже оклемался от ужасного образа старухи и заметил:
     - Мне кажется, сэр Джихар, что ваш приятель сэр Хотен  Блудович попал в
страну Кем или Миср. Именно там в гигантской каменной гробнице покоится царь
Фараон. Пограбить эту гробницу было немало охотников, а вот целовать...
     -  Это же новелла! -  обиделся Жихарь. - Вечно ты  испортишь...  Ну  да
пошли, авось даст Пропп гладкую дорожку.
     Дорожку  Пропп дал скоро  - она вилась в траве и пропадала за  холмами.
Будимир соскочил со шляпы и побежал промять лапки.
     Жихарю все не удавалось завести песню, не удалось и на этот раз.
     - Смотрите, сэр брат,  кажется, ваш Пропп и впрямь шлет нам  удачу! Да,
он не слабее нашего Фрэзера! - сказал Яр-Тур. И указал рукой.
     Жихарь присмотрелся. Далеко  впереди  виднелись  три  фигурки: по краям
большие, а в середке поменьше. Прибавили ходу.
     - Мужик ведет в поводу двух коней! - обрадовался Жихарь.
     - Но нам, увы, нечем заплатить...
     - Какой щепетильный! Только  неужели ты своего Гнедого  не  признал?  А
ведет  их не просто  мужик - цыган Мара нахально ведет наших коней прямо  на
конскую ярмарку. Надо успеть перехватить. А то вдруг он их уже отпежил?
     - Как? - вскричал Яр-Тур. - Неужели злой  конокрад столь далеко зашел в
своих пороках?
     - Да  ты не хуже Хотена Блудовича,  тоже  только об одном и думаешь!  -
осклабился Жихарь.  -  Отпежил  -  значит, пятен  на  бока  наставил особыми
припарками,  чтобы  стали  кони  пегими...  Теперь тихо!  Только  бы его  не
спугнуть!
     Побежали бесшумно, пригибаясь в высокой траве.  Вскоре  красная рубашка
цыгана  явственно  нарисовалась впереди. У  Мары на  душе было легко, как  у
Жихаря,  но Жихарь не успел затянуть  песню, а Мара успел и, кроме  звонкого
своего голоса,  ничего  не  слышал.  Ни Гнедой,  ни  Ржавый  тоже на  погоню
внимания не обратили либо сообразили, что  не чужие люди настигают, а родные
хозяева.
     - Брат, - выдохнул Принц, когда цель оказалась близко, - настал, видно,
мой черед показать толику чародейного искусства.  Наши  друиды  преуспели  в
борьбе с конокрадами...
     И забормотал по-своему. Потом выпрямился во весь рост и гаркнул:
     - Остановитесь, сэр Мара, презренный вор, и дайте нам подробный отчет о
своих действиях!
     -  Болван!  - заругался шепотом  Жихарь, но Мара  уже  услышал,  дернул
рукой, чтобы стряхнуть с нее один из поводьев, но повод не отстал от руки, а
кони шарахнулись в разные стороны, чуть не разорвав похитителя.  - А, Липкое
Слово знаешь! - зауважал побратима Жихарь.
     Они не  спеша  подошли к метавшемуся,  распятому  на поводьях  цыгану и
занялись конями. Кони, узнав хозяев, ржали и ласкались.  Мара только сверкал
огромными черными глазищами и белыми зубами да шипел: то ли слов не знал, то
ли от страха отшибло ум. Его ведь еще ни разу не поймали!
     Жихарь подтянул подпругу, проверил седельные мешки.
     - Ничего не понимаю,  - сказал он. - Еда в мешках не тронута, словно он
только сегодня лошадок из-под нас свел...
     - Да, сэр Джихар, и этот чудесный цветок, сорванный мной на поляне, где
мы  впервые столкнулись  с Демоном, не завял... Но что же мы будем  делать с
этим разбойником?
     Жихарь легко - без доспехов-то - вскочил в седло.
     - Вот что, братка, - сказал он и  яростно  стал  подмигивать Принцу.  -
Однако  дорожки  наши  расходятся.  Мне  вон туда,  а тебе совсем  в  другую
сторону...
     - Неужели я чем-то оскорбил вас или оставил в трудную и злую минуту?
     Жихарь  мигал, делал страшные рожи,  стучал себя по голове  и  тыкал  в
цыгана пальцем, покуда Принц не сообразил:
     -  А-а, вы  совершенно  правы, сэр Джихар.  Конечно, поврозь  мы вернее
достигнем цели. Да и общество ваше, признаться, стало меня тяготить...
     - А уж как ты-то мне надоел... - сказал Жихарь и тронул Ржавого пяткой.
     Ржавый пошел в одну  сторону, а Гнедой в  другую. Цыган заорал. Руки  у
него были длинные, но не шире же степи! Мара  попытался напрячься  и не дать
себя разорвать, да где же ему с конями тягаться!
     -  Не спорю,  это  жестоко,  -  сказал  Принц.  - Но  как  еще отвадить
охотников до чужих лошадей!
     Цыган визжал и ругался.
     - Ведь  мы первые его  поймали, - рассуждал Яр-Тур. -  Во всех градах и
весях за голову  сэра  Мары назначена  щедрая награда.  Вы  представите свою
половину цыгана, я свою, и мы еще окажемся в двойном барыше!
     - Смотри-ка, не так ты и прост, братка! - удивился Жихарь.  -  Хотя ты,
Мара, конечно, можешь откупиться...
     - Никаких поблажек! - воскликнул Принц.
     - Можешь откупиться, коли поведаешь нам Главную Цыганскую Тайну!
     -  Ах, я и забыл, - сказал Принц. - Благородные адамычи и  в самом деле
советовали...
     Ржавый  и Гнедой  съехались.  Мара,  почуяв слабину, начал торговаться,
предложил вместо Главной Цыганской Тайны открыть разные другие свои секреты:
как пежить коней негашеной известью, как подмолаживать  им долотом зубы, как
надувать  сзади  через  полую  трубку, чтобы  казались  покупателю  сытыми и
пузатыми.
     - Ничего ты, Мара, не понял, - сказал Жихарь. - Поехали, брат, розно!
     - Эй, эй! - тревожно зашумел Мара.
     -  Вот тебе и "эй". Умел  воровать  - умей и ответ  держать.  -  Жихарь
говорил так, словно сам сроду ничего чужого не брал. - Давай послушаем.
     Цыган скрипнул зубами и согласился.
     - Знайте же, лживый сэр Мара, - сказал Принц, - что мое заклятие спадет
лишь в том случае,  если вы скажете нам  верные  слова. Вы сами понаторели в
чародейных делах, и вам ведомо, что человека  обмануть можно, заклятие  же -
никогда...
     - Просим покорно, наступив на горло, - добавил Жихарь.
     Мара вздохнул.  Он  долго кряхтел,  тужился, собирался  с духом,  но  в
последний миг осекался и боязливо оглядывался по сторонам - опасался, видно,
своего цыганского бога. Побратимам уже и ждать надоело.
     - Не договорились,  словом, - подытожил Жихарь и хотел тронуть коня, но
тут Мара что-то прошептал.
     - Чего-чего? - склонились к нему побратимы.
     -  КРАДЕНАЯ КОБЫЛА  ДЕШЕВЛЕ КУПЛЕННОЙ! - повторил Мара, и тотчас же его
руки стали свободными - правда, растянулись они так, что достигли земли.
     - Не соврал, - растерянно сказал Принц.
     - Вот так тайна, - сказал Жихарь. - Да это любой дурак знает!
     - Дурак не дурак, -  сказал Мара,  махая вольными  руками, как птица, -
знает не знает, а только вот вам вся наша страшная священная тайна. Уж какая
есть.
     Побратимы  поглядели  друг  на  друга, как  малые дети, у которых  злой
парнище отобрал  пряник. Они даже забыли хотя бы поучить конокрада дубинками
для порядку.
     А вольный цыган уже толковал им про дальнюю дорогу - через какие города
она идет да куда еще ведет:
     - Впереди  Сафат-река,  невелика, да  глубока.  Бродов  нет,  есть  три
перевоза. На  первом в уплату  отрубают левую руку, на втором  - правую,  на
третьем просят голову. Еще есть мост. Так и называется: Мост Двух Товарищей.
     Но по  нему  не всякий может  проехать, а  только если свято и нерушимо
блюдет правила дружества...
     - Это нам подходит, - весело сказал Жихарь. - Ну, кажи дорогу, лиходей.
     Мара бодренько побежал вперед, время от времени помогая себе руками.
     - Не прогадал, окаянный,  - кивнул Жихарь. - Вон  мы какие хапалки  ему
вытянули. Теперь все кони его будут!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
     Будем мы сражаться в поле, На поляне  будем биться! На дворе ведь кровь
краснее, На открытом месте лучше, На снегу еще прекрасней!
     Калевала

     Мост был сложен из таких больших каменных глыб и так основательно,  что
текущая  под ним  речушка Сафат была почти  и не  видна и не было,  кажется,
нужды городить  тут  такое строительство,  не по чину был мост реке.  Жихарь
знал, что на  таких  вот древних мостах можно было встретиться со множеством
заклятий, наложенных каменщиками для  тогдашних  нужд,  а нынче никчемных  и
даже вредных.
     Поспевая за проклятым цыганом, чуть не  загнали коней, и надо  было  им
дать остыть перед водопоем. Обидно ведь будет - обрести да тут же загубить.
     Мара  услужливо вытирал  конские бока пучками  травы,  пока спешившиеся
побратимы важно обсуждали, к чему в глухом месте такой мост да кем построен.
Под мостами, говорил  Принц, живут зеленые гоблины, у них щелястые головы  и
ненасытные  пуза. Ладно гоблины,  отвечал  Жихарь, а ну  как  поселилась там
Мокрая Мокрида или Девчачий Пастух?
     - Будимир, - позвал Жихарь. - Выручи еще разок,  погляди, не водится ли
там кто лихой. Ты ведь горазд нечисть гонять! А мы тебе червячков накопаем.
     Накопать,  правда, не успели  - петух вылетел из-под моста,  заходясь в
крике. Побратимы взялись за дубинки.
     - Побереги коней! - крикнул Жихарь цыгану.
     С  одной стороны из-под  моста вперевалку  вышел гусь, с другой свинья.
Казалось  бы, чего жаловаться: вот идут завтрак,  обед и  ужин.  Только  вот
свинья была с доброго быка, да и гусь мало в чем ей уступал.
     - Вот почему - Мост Двух Товарищей... - прошептал Жихарь.
     - Почему, сэр брат?
     -  Потом  объясню, как живы останемся. Бей ты лапчатого, а я  с кабаном
разберусь. Берегись только, видишь, у него полон клюв зубов!
     Гусь вытянул шею длиной с конское тулово и зашипел. Яр-Тур с дубинкой и
ножом  кинулся на него, а свинья - свинья и есть, не стала  дожидаться, сама
налетела на Жихаря,  норовя  подмять.  Жихарь  уворачивался как  мог,  лупил
дубинкой по глазкам, тыкал ножом, но шкура была толстая и в колючей щетине.
     -  Вот  так  тебя!  Это  не в  помоях  рыться! Свинья отбегала и  снова
неустанно с визгом налетала, прикончить ее враз не было никакой возможности,
ладно хоть  рогов  у  нее не  было.  Жихарь уже притомился  и обиделся,  что
придется погибнуть  в схватке не с Мировым Змеем, а с поганой свиньей, даром
что большой.  Тупое рыло моталось  перед  ним, блестели красные  глазки. Пот
заливал лицо.
     - Скоро я покончу с ним и приду на помощь, сэр брат! - время от времени
обещал Принц, да все не приходил - видно, и гусь был не прост.
     За спиной хохотал,  заливался цыган Мара, приставленный к лошадям. "Зря
мы его не располовинили", - подумал Жихарь  и вдруг понял, что сражается  он
вовсе не с колдовской свиньей,  а с побратимом. Жихарь успел удержать руку с
ножом, но Принц, казалось, ничего не  видел, и дубинка  его летела  богатырю
повыше уха. Летела, летела и прилетела.
     ...У  живых  свое  солнце,  у  мертвых  свое  -  называется месяц.  Он,
белый-белый, приглядывает сверху для  порядку: ладно ли лежат господа умруны
в сырой  земле, не шевелится  ли  какой. А хоть бы и  зашевелился, все равно
ничего  месяц поделать  с  ним не  сможет,  потому что  лучи  у него слабые,
бледные,  холодные. Вот  и  сейчас  у моста через  Сафат-реку смотрел он  на
побитую  ратную  силу. Но  воины полегли  здесь  давно,  уже и кости  успели
побелеть,  уже и  воронам это место  было ни к чему - все,  что можно  было,
вороны получили.
     Один,  правда,  прилетел,  дурак,  поверив  слухам,  что  у  Сафат-реки
валяются двое богатырей.  Одни  говорили, что свежеубитые, другие - что  еще
даже  живые.  Ворон прилетел,  обрадовался,  разогнался поклевать молодецких
очей, да не тут-то было.
     Закричал, забрызгал  искрами страшный  Огненный Кур, налетел на черного
поганца, опалил взмахами золотых крыльев и прогнал далеко в степь.
     Шум и крики разбудили Жихаря, но богатырь не сразу поверил, что живой.
     - Знаем мы таких живых, - сказал он вслух. -  Пока лежишь - все ничего,
а как встанешь - отвалится рука либо нога, а то и брюхо все распластано.
     - Я тоже не могу подняться,  сэр Джихар, - отозвался Яр-Тур. - Из меня,
кажется,  вытекла вся кровь -  вы сумели задеть ножом главную  жилу. Правда,
наш хранитель петух успел вовремя  прижечь рану и примерно с кружку все-таки
осталось. Но при малейшем движении кружится голова.
     - Я не виноват, братка. Оба мы не виноваты, это мост такой. Вот если бы
махались мы не детскими ножичками, то надежно бы друг друга поубивали...
     - Я понял, - сказал Принц. - Чары этого моста пробуждают в человеке все
злые чувства и обращают  мимолетную неприязнь в  лютую  ненависть... Лошадей
наших, разумеется, нет.
     - Я  же их на попечение цыгана оставил. А он нарочно привел нас к этому
мосту. Ведь сироту всякий норовит обидеть.
     - Кстати, вы обещали мне объяснить насчет гуся и свиньи...
     Жихарь назвал поговорку.
     -  Странное  выражение,  - решил Принц.  - Сколько раз  я видел, как на
подворье  у  зажиточного земледельца рядом разгуливают и свиньи, и  гуси.  В
обнимку, конечно, не ходят, но все же...
     -  Поговорка  всегда права.  Вот я не люблю,  например,  ни  царей,  ни
королей, ни князей, старосту вижу - и того не люблю. А ты Принц, хоть пока и
без королевства. Вот оно и проявилось, это зло.
     -  Значит,  и  я  не  смог  в  себе   до  конца  побороть  презрение  к
простолюдинам,  - повинился  Яр-Тур. -  Отныне  буду  еще  более воздержан в
словах и мыслях.
     - Дай-ка я тебя лучше перевяжу, - сказал Жихарь и, стеная, поднялся, да
чуть  не упал назад. В  голове  гудело,  в ухе стучали молоточки, левый глаз
почти не видел, заплыл.
     Пока  перевязывались,  пока смачивали  водой  раны  и  ушибы,  появился
Будимир. Он начал беспокойно бегать вокруг, потом пролетел к мосту и замахал
крыльями, как бы приглашая перейти на другой берег.
     - Ну да, - сказал Жихарь. - Сейчас опять вылезут гусь да свинья, тут мы
друг друга окончательно добьем.
     Огненньш Кур закричал на весь свет.
     - Верю, верю, - сказал Жихарь. - Но сперва мы посмотрим, нельзя  ли чем
поживиться у побитого войска. Вот же глупые - порешили  сами себя... Стой, а
почему мы их сразу не увидели?
     - А их и не было вовсе.
     - Ну да, нарочно для нас привезли сто возов костей...
     Они  походили среди погибших, раздвигая белые кости, но, видно, до того
здесь  не  один грабитель  побывал:  ни доспехов, ни меча доброго найти было
нельзя.  Один сломанный лук, правда, валялся, им  побрезговали.  Жихарь взял
его и покрутил в руках - нельзя ли наладить.
     Яр-Тур  поднял  с земли  хорошо  сохранившийся череп и тут же  чуть  не
выронил.
     - Бедный Принц, - сказал череп. - Ты ведь знал  меня при жизни,  не раз
смеялся моим  остроумнейшим выдумкам, а я  тысячу раз таскал тебя на  спине,
будучи шутом при дворе твоего царственного родителя.
     - При  большой потери крови всегда так бывает, - успокоил себя Принц. -
Извините, сэр Мертвая Голова,  но вы меня,  очевидно, с кем-то путаете. Увы,
рос я  вовсе не при королевском дворе,  как мне  бы  полагалось по чину, а в
мрачных обиталищах друидов...
     -  Возможно, - равнодушно  изрек  череп. - Без глаз  я, ребята,  как-то
плоховато вижу, а из-за отсутствия мозгов постоянно  обознаюсь.  Это же не я
должен говорить, а тот, кто меня поднимет...
     Яр-Тур бережно вернул череп на землю и сделал рукой охранительный знак.
     - Мы похороним вас как положено, сэр шут, - предложил он.
     -  Хоронить - так  всех, - ответил справедливый  череп. - А у вас и без
того нет сил. Послушайте петуха  и переходите через мост. Если вы остались в
живых,  значит, чары разрушены.  И  вы убедитесь: на  той  стороне  есть что
охранять.
     -  Откуда же ты про петуха знаешь, мертвая головушка? - поинтересовался
Жихарь. - У тебя же глаз нет...
     - У меня  и ушей нет, но ваша птичка так орет, что и мертвый услышит...
Давайте, давайте, пока мы все тут не поднялись, а то народ у нас всякий...
     Они  попрощались  с душевным  черепом  и  двинулись  вслед за  петухом.
Будимир бежал легко,  подлетая, но вот  под  ногами  побратимов камни  моста
начали хрустеть и крошиться, разбрызнулись трещины.
     - Давай-ка, брат, ходу,  -  сказал Жихарь и подхватил Принца под  руку.
Они кое-как преодолели мост, когда единственная его опора посередине реки  с
сухим грохотом обрушилась, а вслед за ней  полетело в воду  все остальное. -
Маленько живые! - наконец-то убедился Жихарь. Оглянулся.
     На   покинутом  берегу   застучало,  заскрипело   -   павшее   воинство
поднималось. Скелеты  возмущенно размахивали костями, потом как-то урядились
и принялись за работу, благо лопатки у каждого были свои.
     - Ничего  не поделаешь -  самим себе  приходится могилу рыть,  - сказал
Жихарь. - Вот если бы это мы  их похоронили должным образом, они бы  потом в
трудный час пришли к нам на подмогу.
     - Обойдесся, - неожиданно сказал Принц. Жихарь ахнул.
     На том  берегу, чтобы  дело  шло повеселее,  завели песню, но  слов, по
счастью, было не разобрать.
     - Реку им не перейти - умруны текучей воды боятся. Только вот что же за
мостом стерегли товарищ гусь и товарищ свинья? Уж не клад ли?
     - Золото нам  здесь ни к чему, - сказал Яр-Тур. - На  худой конец, есть
ваша удивительная ложка...
     - А где она? - заорал Жихарь, и зря - ложка была при нем.
     Полный месяц как раз  проморгался от набежавшей тучи и осветил обширную
поляну.
     Травы вокруг вообще хватало,  но это была как бы поляна посреди степи -
четко очерченный круг сочных, ярко-зеленых стеблей.
     - Вот  оно что! -  протянул Жихарь. -  Так тут, значит,  Рясное  Место,
Разнозельная Делянка!
     -  Круг Деметры! - воскликнул Принц.  - Вот  это  удача!  И  как раз  в
полнолуние!
     Оба  - откуда  и  силы  взялись  -  кинулись к  поляне.  Будимир уже  с
достоинством  расхаживал в самой  середине, кое-что  поклевывал.  И камнееда
выпустил из-под крыла - тому тоже здесь попастись полезно.
     - Да не топчись  ты ножищами-то!  -  прикрикнул богатырь на побратима и
опустился на колени. - Вот и сон-трава! Правда, мы и без нее храпим неплохо,
но потом пригодится. Вот  листочки дырявые  -  прострел-трава,  с ней стрела
пробьет любую броню... Эх, не  попалась ты нам  раньше, плакун-трава! От нее
демоны в три ручья  ревут, хуже детей. Ты с корнем,  с корнем копай, в корне
вся  сила... Да не  ножом, руками, кто же плакун-траву железом добывает? Вот
травка Царевы Очи  -  тебе  полезно будет... Ага! Одна, две, три,  четыре...
Стручок о девяти горошинах!
     Про такой стручок Яр-Тур не слыхивал.
     -  Это  оттого, что ваши  друиды слабы против наших  волхвов и ведунов:
мнят о себе,  а  дела не  знают. Вот, допустим,  увязалась  за  нами  конная
погоня...
     - Остановимся и примем бой! - воскликнул Принц.
     - Ой, много ли  мы с Чих-ордой навоевали? Ну  ладно,  сотня верховых за
нами бежит. Тогда  ведь  мы что  делаем? Зарываем стручок о девяти горошинах
посреди  дороги  или даже не  зарываем, а так, пылью присыпаем... У них кони
встанут  и дальше не пойдут, хоть до кости стегай. А  возы и телеги и  вовсе
перевернутся на ровном месте кверху колесами...
     Долго  они  еще  ползали  по  Разнозельной Делянке, искали  и  находили
преудивительные  травы, объясняли  друг  другу их свойства  и достоинства, и
Жихарь все-таки признал, что Принц тоже кое-что смыслит.
     - Я еще одну травку поищу, - сказал  он. - А ты тоже не сиди, ищи. Вот,
пожуй стебель одолень-травы, от него новая кровь нарождается в теле. Только,
если попадется тебе корешок,  похожий на малого человечка, ты его не тревожь
- разорется так, что мы замертво рухнем.
     - Да что я, сэр Джихар, мандрагоры живой не видел? - обиделся Принц.
     - Это я так, на всякий  случай, - успокоил его Жихарь. - Да, жалко нож,
но придется загубить...
     И стал острым лезвием обкашивать траву вокруг себя.
     - Поздно заготавливать сено, когда коней увели, - усмехнулся Принц.
     - Обожди, увидишь, поздно ли, рано... И тут  блестящее лезвие со звоном
сломалось.
     - Есть! - И Жихарь потряс пучком зелени в кулаке. - Нашлась!
     - Что - нашлась?
     - А разрыв-трава - ножик-то сломался!
     - По-моему, тут все травинки одинаковые...
     -  Все,  да  не  все! Пойдем  к реке, я  тебя научу,  как  разрыв-траву
отделить от прочих.
     Они спустились к воде, и Жихарь кинул в поток свою добычу.
     - Видишь,  простая  трава  по  течению  поплыла,  а вот этот  стебелек,
заметь...
     - Зацепился за что-нибудь, сэр брат!
     - Нет, ты гляди, он против  течения  идет. - Жихарь выхватил строптивый
стебель из реки. - Вот тебе и разрыв-трава.  Теперь любая казна  будет наша,
любой замок и засов нипочем...
     - У  нас эту траву  ищут  и  находят по-другому, - сказал Принц и  стал
объяснять, как именно.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
     Да  будет  вам  известно,  что я,  с  порога  отказываясь от всяческого
обсуждения,  присоединяюсь к мудрому старинному взгляду,  согласно  которому
кит - рыба, и призываю святого Иону засвидетельствовать свою правоту.
     Герман Мелвилл

     - Нет, все-таки правильно, что травка-перелет растет редко  и помалу, -
сказал  Жихарь, когда Принц,  выплюнув  из трубки очередную горошину, догнал
его. - Иначе люди вовсе разучились бы ходить, у  них бы  ножки отсохли.  Или
поулетали все отсюда к зеленой бабушке...
     Побратимы плыли над степью - невысоко, над самыми  верхушками желтеющих
трав. Все  утро ушло на  то,  чтобы освоить  новый  способ передвижения. Оба
откусили по малой доле стебелька - так, чтобы тело только-только  утратило -
вес. Сперва пробовали загребать руками, как в воде, но получалось медленно и
неуклюже.  Так и  до  старости  не  доберешься  к  горам,  возвышающимся  за
равниной. Жихарь в сердцах плюнул, и его  сразу как будто кто толкнул вперед
по воздуху.
     Сообразив, что  так никаких слюней не  хватит, богатырь подплыл к месту
ночлега  и стал отбирать  дикий горох и складывать  в карман.  Потом выломил
полый  стебель  дурноцвета и  сделал  себе  с  Принцем  две  трубки.  Теперь
двигаться можно было быстро, как конь на рысях. Будимир летел впереди, пугая
перепелов, и следил за опасностью.
     - А  я ведь эту травку как узнал?  - продолжал Жихарь.  - В малолетстве
моем приходилось  мне  и пастушить. И  вот  один  раз  белая  корова  где-то
перелету нажралась и взлетела. Я за хвост успел ухватиться, а  она все  выше
поднимается. Струсил, отцепился, чуть не поломал ноги.  На корову  в небесах
сейчас же налетели всякие ясные соколы. Она от  страха и сдохни,  и грохнись
об землю в лепешку. Гоню стадо домой - плачу, ведь хозяин теперь убьет...
     - И чем же это кончилось?
     - А ничем. Я сам его убил. Не обижай сироту!
     - Сколько же вам было лет, сэр брат?
     - То ли девять, то ли десять.
     - И как же вы с ним справились?
     - Ха! Да еще о пяти годах я  справился  с Ягой-бабой, поедучей ведьмой!
Неужели не слышал? Давай-ка ходу прибавим!
     Они  долго  летели  в  полном  блаженстве  оттого,  что  не  приходится
переставлять  ноги,  говорили   о  том   о  сем.   Принц  вспоминал  книжную
премудрость.
     -  А еще  там  говорится  так:  "Благороднорожденный  подтверждает свою
добродетель  активным  испытанием  силы,   ловкости,   отваги,   либо  также
хитроумия, мудрости, находчивости, либо богатства и щедрости. Либо, наконец,
состязанием  в  слове, то  есть заранее  восхваляя либо заставляя поэта  или
герольда  прославлять  ту   добродетель,  в   которой  он   хочет  превзойти
соперника..."
     -  Правильно говорится.  Сам  себя  не  похвалишь  - ни одна  собака не
похвалит.
     -  Знаете, сэр брат,  - сказал Яр-Тур, -  перед сном я не  удержался  и
отведал-таки траву Царевы Очи.
     - Ну и как? - оживился богатырь. - Как травка-то?
     -  О, я  тотчас  же возомнил себя  на  троне!  Ко  мне  со всех  сторон
подходили отважные  воины,  сметливые торговцы  и трудолюбивые  пахари,  ища
моего суда. И я отправлял закон, дивясь своей прозорливости и премудрости...
     - Видишь,  какая  полезная травка! Вот придет  твое время, залезешь  на
престол, а уже  кое-какие  навыки есть! По мне  же, все эти премудрости хоть
провались, меня туда на аркане затянуть нельзя...
     - Так ведь и я не ищу власти ради власти!  Во-первых, у меня долг перед
отцом и королевством. Во-вторых, моя держава будет не похожа на другие.
     -   Ой  ли!  Все  государи  так  обещаются,  а  потом  такое   начинают
вытворять...
     - Нет-нет, я  соберу самых благородных, самых достойных, посажу за один
стол  с собой  и буду лишь первым  среди равных. Я установлю строгие правила
для своей дружины, и всякий, кто оставит человека в беде, обидит слабого или
нанесет в поединке бесчестный удар, поплатится изгнанием...
     - Ну, мне за твоим столом, точно, не сидеть. Я ведь в  бою не разбираю,
какой удар честный, а какой  так себе. Да и равенства за царскими столами не
бывает -  я  же  тебе рассказывал,  что  со  мной  все  как  раз  на  пиру и
началось... Начнут спорить, кому на ближнем конце сидеть, кому  на  дальнем,
слово за слово, и передерется твоя благородная дружина.
     -  Это  верно,  - загрустил  Принц.  -  В  самом деле, как  же  мне  их
рассадить, чтобы никого не обидеть?
     - Вот  уж это проще простого. Ты и  стол вели  сделать не как у людей -
круглый. У круга ни конца нет, ни начала, не будет и обиды.
     - Великолепно!  -  воскликнул  Яр-Тур. -  А  людей  я  стану  подбирать
подобных вам по верности и доблести.
     -  Круглый  стол  сколотить  не  диво,  -  сомневался  Жихарь.  -  Диво
переделать  тех,  кто  за  ним будет сидеть.  Одного оскорбляет неравенство,
другого - равенство...
     - Это вы единственно из вредности говорите,  сэр брат. Мой Круглый Стол
войдет в легенды...
     - Вот-вот. Будет что дедушке  Проппу  рассказать. Батюшки мои, жрать-то
как охота!
     К счастью, здесь водились суслики с доброго поросенка.
     На  следующий день, когда до  гор  оставалось  рукой  подать, кончились
стебельки  перелет-травы. Задремавшие  на  лету  побратимы,  добром  поминая
сусликов, опустились на землю. Но легкость в теле оставалась, можно было еще
бежать и бежать, то есть совершать далекие прыжки. А когда и последние капли
волшебного зелья утратили силу, ноги показались неподъемно тяжелыми.
     - Разбаловались  мы, брат, - вздохнул Жихарь. - Какие, однако, странные
тут  горы  -  никаких  предгорий,  встают из земли,  как будто  их  великаны
навтыкали.
     - Когда я думаю о  величии дела, которое нам предстоит,  -  вдохновенно
сказал  Яр-Тур, -  то  даже  встреча  с  варкалапом  кажется  мне  мелкой  и
незначительной.
     - Фараон  гордился, да в море  утопился, - напомнил  богатырь. - Может,
там такой  дяденька  сидит, который варкалапов на ладошке нянчит.  Возьмет и
раздавит нас - не со зла, сослепу.
     - А возможно, это и развалины древней крепости - я читал о таких...
     Тут и камень был какой-то особенный  -  влажный,  ноздреватый, в мелких
красных прожилках, как на пьяном носу. Камнеед, например, его жрать не стал.
И пахло нехорошо.
     - Мы неразумно  потратили траву-перелет,  - вздохнул Принц. -  Лучше бы
как  раз  эти горы перелететь. Не забывайте, сэр Джихар, у нас все  еще  нет
доброго оружия. Видите проход в скале? Вдруг  это лабиринт, а в середине его
притаился и поджидает нас неведомый враг?
     - Ты, брат, гляжу, норовишь вовсе без врагов прожить...
     Яр-Тур покраснел и  ринулся в пролом. Должно  быть, это  и вправду были
развалины старой крепости, но  такие древние,  что стали уже частью природы.
Жихарь  догонять  отважного Принца  не  стал,  шагал  ровно,  размеренно,  а
Будимир,  видно,  приуныл и струхнул - все  время  сшивался возле ног, мешал
ходу.
     Хуже всего было то, что ни справа, ни слева нельзя осмотреться - черный
камень до небес. Жихарь  вытащил дубинку  и шел,  хлопая себя по  ладони. Он
вспомнил, что именно так делали менты поганые - колдовали, поди, по-своему.
     Убегал вперед Принц красный, вернулся Принц бледный.
     - Приготовьтесь, сэр брат, принять неравный бой.
     Жихарь не стал выяснять подробности, кивнул.
     Через  несколько  шагов  они  увидели  врага.  Необъятная  туша  словно
застряла  между  скал  - старая  замшелая  шкура,  когтистые  передние  лапы
толщиной с  тысячелетний  дуб,  длиннющая  шея, бородатая  голова  и большие
человеческие глаза.
     Побратимы остановились.
     - Может, попросим достойного Будимира ослепить чудовище?
     - Ну  ты прямо палач какой-то!  - рассердился  Жихарь,  бросил дубинку,
раскрыл  руки и  заорал,  шагая вперед:  -  Дедушка  Святогор!  А вот  и  я!
Свиделись все-таки!
     Он подпрыгнул и повис у чудовища на шее.
     - ...Разве не знаешь ты, что в старые годы все богатыри как раз такие и
были?
     -  Я  слыхал немало о великом  сэре Святогоре и его неслыханной силе, -
ответил Принц,  которого  все еще пробирала  дрожь. - Но  всегда полагал его
человеком огромного роста.
     - Чудак  ты! Сам посуди, устоит ли такое тело на двух ногах? Как же ему
не подпираться  хвостом?  А кости старых богатырей ты,  поди, видел, так что
спрашиваешь? Нынче богатыри иные, вот как мы с тобой...
     - Да, - сказал Принц. - Возможно. Ведь великий Беовульф тоже был скорее
медведь, чем человек. Но  вы, кажется, понимаете  его речь?  Я разбираю лишь
отдельные слова, и, по-моему, старик в беде.
     - Да еще  в какой  беде-то - упавшей  скалой  перешибло самую хребтину.
Это, как мы и думали, не горы, а древняя богатырская застава. Он пришел сюда
умирать, как и собирался. Думал заснуть спокойно и навсегда, а теперь терпит
муку.
     - Что мы можем для него сделать?
     - То,  что один воин для другого. Вот когда меня  неизлечимо ранят, а я
попрошу у тебя последний удар - откажешь?
     Принц смешался.
     - Можно  было бы угостить его сон-травой,  -  соображал  богатырь. - Но
ведь ее у нас всего ничего, а ему копен десять надо, не меньше...
     Святогор  с  хрустом  поднял веки и вытолкнул из себя  несколько  слов,
таких же тяжелых и замшелых.
     Жихарь выслушал его, кивнул, взял побратима за руку  и подвел  к голове
Святогора.
     - Вот, - поклонился Жихарь и королевичу шею согнул. - Вот мой побратим,
называется королевич  Яр-Тур.  Мы  с  ним  на  крови  поклялись  делить  все
пополам...
     - Что вы собираетесь с ним делать? - шепнул Принц.
     - Стой да молчи! Дедушка, ты дохни-то вполсилы, чтобы нам не перебрать,
сам понимаешь.
     Святогор  приподнял  голову  над камнями,  приблизил ее к  самым  лицам
побратимов и фыркнул из ноздрей белесым паром. Запаха у пара не было.
     -  Дыши  глубже,  - велел  Жихарь  Принцу. Яр-Тур  все  еще  ничего  не
соображал.
     ...Они  легко взобрались наверх,  так  же  легко наломали скал и  стали
сбрасывать  их  вниз,  возводя над  старым  Святогором  полагавшийся ему  по
богатырскому чину курган. Жихарь,  волоча к вершине громадную глыбу, даже не
запыхался.
     - Он не  мог  умереть,  не передав  кому-нибудь свою  силу,  - объяснил
Жихарь. - Не всю, конечно,  иначе мы  бы по горло ушли в  землю. Так, а этот
валунчик сюда положи. Вот и похоронили по всем правилам...
     Яр-Тур  никак  не  мог  прийти  в  себя  от внезапно  обретенной  силы,
разглядывал руки и ноги, словно чужие.
     - Терпи, - сказал Жихарь. - Теперь другая жизнь начинается. Придется, к
примеру, больше есть и пить...
     - Сэр Джихар!  - обрадовался. Принц.  - Да  ведь  с такой силой меня уж
наверняка признают королем!
     - Ну, кто о чем, а вшивый о  бане!  Жалко, нечем тризну справить. А про
еду я всерьез. Нам, сильно могучим, голодать никак нельзя - скоро свалимся и
мизинным пальцем не двинем. И любой отрок спокойно зарежет.
     - Я давно знаю, что за все нужно платить...
     - Это хорошо, что знаешь,
     И они, возрыдав над старым богатырем по обычаю, спев про  трех воронов,
пошли дальше, пинками расшвыривая валуны, и шли  ходко, Будимир не поспевал.
Жихарь сжалился над  петухом  и посадил обратно на шляпу. Теперь  петух даже
сам-друг с камнеедом для него ничего не весили.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
     Ох вы, мужчины, вы - скотины,  В  вас азиатские  глаза, Вы девок любите
словами, Но своим сердцем никогда.
     Песня

     Бух!  Бух!  - колотили землю богатырские ноги. Легкая обувка  от ударов
страшной  силы  очень  быстро  разлетелась  на куски, и теперь за  назваными
братьями оставались глубоко впечатанные босые следы.
     - Ох, не вынул бы худой человек,  не  нашептал  бы! -  горевал по этому
поводу Жихарь.  Но  причин  для горевания было куда больше.  Кровь бежала по
жилам  с  таким шумом, что, наверное, и посторонний бы услышал. Очи с трудом
ворочались в глазницах. "Перебрали все-таки, пожадничали", - думал богатырь.
     Яр-Туру было, судя по  виду,  не легче.  Трещали  и расходились по швам
кожаные кафтаны. И с каждым движением все сильнее и сильнее хотелось есть...
     -  Стой, братка! - скомандовал Жихарь. - Нам теперь, должно быть, лучше
ползти ползком или даже котма катиться. Прости. Кажется, я глупость сделал и
тебя втянул...
     - Почему же глупость? Всякий мечтал бы о подобной силе.
     - Размечтался!  Скоро  наши тела сами  себя  жрать начнут.  Вон у  тебя
щеки-то как ввалились... А я все вроде как положено делал. Нам ведь теперь с
собой целый обоз харчей надо гнать, чтобы выжить. А здесь какой обоз?
     Жихарь  молнией  метнулся в  сторону и выхватил из травы  зазевавшегося
суслика-байбака  -  здоровенного,  по  колено, без  труда освежевал и  сунул
Будимиру на скорую руку поджарить.
     - Сэр  Джихар, кажется, мы съели  его с костями...  - растерянно сказал
Принц через малое время.
     - Да? - Жихарь удивился и огляделся. Костей, точно, не было.
     - Поднимемся на пригорок, - предложил Принц. - Будем лежать и ждать, не
пройдет ли кто мимо.
     - Людоедство - дело худое. - Жихарь вспомнил Гогу с братом.
     -  Я имел в  виду... Ну, скажем, седельные сумы с провизией, - смутился
Яр-Тур. - А конину есть мне уже приходилось.
     Они взошли на пригорок и  огляделись. Кое-где  в  полях  темнели лесные
острова. На небе  ничего не было,  кроме  одного разве солнца.  Огненный Кур
похаживал  в  траве, выдергивал  приглянувшихся букашек.  Камнеед Шамир тоже
разживался редкими камешками. Им-то было хорошо.
     - Только не будем  говорить о еде, сэр Джихар, -  сказал Принц и громко
сглотнул слюну.
     - А о чем еще говорить?
     - Обо всяких ученых предметах,  о подвигах героев, о доблестях мужей, о
славе полководцев... О старинных книгах, в конце концов...
     - Читал  я одну в детстве. Не сам, конечно,  а Дрозд мне читал, он знал
многие языки и наречия. И называлась она "Толкун-книга"...
     - И о чем же она?
     - Да как  сказать. Там, понимаешь,  трое  недомерков  бегают  по  всему
свету,  ищут,  куда  пристроить  волшебное  кольцо,  чтобы не досталось  оно
Мироеду.  Там и люди были,  и лесные, только эти недомерки  всех  обошли - и
царей, и королей, потому что были горазды  пожра... Ой, а может, и нет, я до
конца не дослушал, большой уже вырос.
     -  О-о! - воскликнул Принц. - Вам повезло, сэр брат!  Это же знаменитая
запретная "Сага о Кольце  Власти"!  К сожалению, немногие смогли дочитать ее
до  конца, не  повредившись в рассудке.  А те, чей разум  оказался не  столь
крепок, стали наряжаться в одежды героев, мастерить деревянные  мечи и щиты,
бегать  по  лесам  и  полям  на  потеху  добрым  поселянам.  Неужели  у  вас
дозволяется читать такое даже в детстве?
     - Дети тоже люди...
     Кто  знает,   сколько   разговоров  было  бы   переговорено   на   этом
холме-кургане-пригорочке до тех пор,  как названым  братьям окочуриться,  но
только Будимир дал тревожный знак.
     Жихарь приподнялся на  локте. Прямо к ним по траве мчались  десятка два
всадников. Жихарь толкнул Принца в бок. Тот поглядел осоловевшими  глазами и
махнул рукой - его даже на подвиги уже не тянуло.
     Всадники приближались. Кони у них были хороши, стройны и в одну соловую
масть, но богатырь сразу отметил,  что при нынешней силе их с Яр-Туром такие
лошадки не сдюжат.
     Всадники были закованы  в кое-как  залатанную броню, вооружены луками и
саблями,  румяны и безбороды  - борода у бабы нипочем  не  растет, если это,
конечно, не Яга-баба.
     - Вот нас куда занесло - в Окаянию, бабью землю...
     - Как известно, они  подвергают мужчин изощренным пыткам, - бесстрастно
отметил Принц. Побратимы нехотя поднялись.
     - Здорово, красавицы! - гаркнул Жихарь, стараясь перекричать бурчание в
животе. Красавицы помалкивали.
     - На женщин производит впечатление учтивый и  галантный старинный слог,
-  сказал  Яр-Тур,  показал всадницам выставленный  палец на  правой руке  и
воззвал: - Хай, малышки, как насчет перепихнуться?
     Но и старинного  слога здесь  не  жаловали  - свистнул  ременный аркан,
затянулся  вокруг богатырских плеч и сразу же лопнул; тотчас десяток  петель
взметнулись в воздухе  и попали куда надо, но и они не выдержали перенятой у
Святогора мощи.
     Конные красавицы  не растерялись, дружно  взялись  за  луки и  натянули
тетивы.
     -  Глаза побереги, -  посоветовал Жихарь и  закрыл  лицо руками. Стрелы
вонзались  в  тела  побратимов,  портили одежду  (точнее,  лохмотья), но  от
соприкосновения  с  каменными мышцами  раскалывались, расщеплялись  пополам.
Стрел было много,  бабы попались  упорные. Когда  опустели колчаны, всадницы
взялись  за сабли,  тупя их  и  ломая. Помаленьку  обрывки одежды  слетели с
Жихаря и Яр-Тура, на телах же не наблюдалось и царапины.
     В отчаянии предводительница  отряда  попробовала смять Жихаря конем, но
туго пришлось именно коню.
     И тогда красавицы  в  гневе побросали бесполезное и поломанное  оружие,
стали шумно рыдать и голосить. Жихарь пробовал их  утешать,  осторожно гладя
по  головам  (отчего  шлемные  ремни  лопались), а Яр-Тур,  забыв учтивость,
сорвал у одной  из  врагинь седельную сумку,  нащупал в ней ковригу  хлеба и
стал жадно отрывать зубами куски - вместе с кожей сумки. Потом опомнился и с
величайшими извинениями протянул названому брату его долю.
     ...Встречать пленников вышел весь  город. Хотя шли  они по доброй воле,
маленько подкрепившись: коня, который расшибся о Жихаря, пришлось прирезать,
зажарить  и съесть почти целиком.  Женщины  с ужасом глядели на  непобедимых
чудовищ, потом  стали  упрашивать их  пройти в  город,  иначе  им, дозорным,
несдобровать.
     Частокол  вокруг  города  был  набит  кое-как,  походил  на  гребень  с
выломанными зубьями, дома располагались в беспорядке, срублены  были, видно,
на  скорую  руку или  же  в  полной темноте:  заугольные  бревна  торчали не
вровень, окна прорубались в самых неожиданных местах, ступеньки на крылечках
были разной высоты.
     - Руки бы плотничкам поотрывать, - ворчал Жихарь.
     Не все насельницы града ходили при  оружии  - большинство вырядились  в
яркие сарафаны, бегали малые девчушки.
     - Глядите, сэр Джихар! -  воскликнул Яр-Тур, хватая  побратима за  руку
(другому бы кость сломал). - Верно говорят, что они отрубают руки мужчинам!
     Из-за  очередной избы вышел невысокий мужичок в накидке  до  пят, и вся
фигура его была треугольной. Мужичку было хорошо от выпитого.
     - Вот поедим досыта и посчитаемся с ними за мужиков, - пообещал Жихарь.
Штанов на нем почти не осталось.
     На  кособокое  крыльцо самой  большой  избы  вышла  здешняя царица  или
княгиня, дородная, срослобровая, в панцире искусной работы - явно не здешних
мастеров.
     - Не будем  унижать ее, брат, - попросил Принц.  - Все-таки царственная
особа.
     - Все вы,  голубая кровь, друг за  дружку стоите, -  ответил Жихарь.  -
Только почему  же они  мужикам  заодно  и ног  не  отрубают?  Чего  проще  -
подвесила на крючок и пользуйся...
     Княгиня заговорила.  Принц не понимал  ее вовсе,  а Жихарь - через  два
слова на третье.
     - Предлагает  нам здесь княжить, -  перевел Жихарь. -  В награду за то,
что мы убили страшного зверя в горах.
     - Это они о достойном сэре Святогоре?
     - Дак если  дуры. Но  пусть лучше  думают что хотят, лишь  бы накормили
сперва.
     Княгиня  продолжала  речь,  заламывала  мощные  руки, показывала  то на
Принца, то на Жихаря, делала зверское лицо.
     - Ах ты гадина! - возмутился Жихарь. - Хочет, чтобы  мы с тобой сошлись
в  поединке  за  княжий престол! Еще чего!  А  знаешь, братка, чем тебе свое
королевство искать, может, здесь и закоролевствуешь?
     -  Во-первых, - сказал Яр-Тур, - я поклялся пройти  с вами весь путь до
конца, а чего стоит король, нарушающий собственные клятвы? Во-вторых, чужого
мне и даром не надо.
     -  Все-таки  ты  дите,  -  вздохнул  Жихарь и  стал  требовать еды, для
верности широко разевая рот и щелкая себя по кадыку.
     Бесстрашные  воительницы  (Яр-Тур  называл  их  амазонками)  сразу  все
сообразили и стали вытаскивать  прямо на улицу  кособокие столы и ненадежные
лавки.  Лавки  не выдержали тяжести побратимов,  пришлось  для  них выкатить
колоды, на которых мясо рубят. В избах задымили печи. Сложены печи были тоже
кое-как,  поэтому  дым  валил больше из окон, чем  из  труб.  Будимира щедро
кормили  зерном  и  знакомили  с  местными курочками.  Камнеед  избавился от
петуховой  опеки  и скромно  обгрызал  брошенный  посреди  улицы  мельничный
жернов.
     Вскоре к столам потянулись красавицы, неся на вытянутых руках громадные
блюда. Треугольные мужички ловко  катили ногами дубовые  бочки. Жихарь рукой
позвал мужичков к себе за стол. Амазонки возмущенно загалдели, но Принц, уже
отхлебнувший из бочонка через край, погрозил им пальцем.
     Одних поросят съели около сотни.
     Жихарь   все  удивлялся,   как  быстро   и  незаметно   опорожняют  его
искалеченные сотрапезники кружку  за  кружкой.  Вроде  бы зубами за  край не
хватают,  не  запрокидывают,  как  обычно,  а  кружка   куда-то  исчезает  и
ворочается порожней. Общий язык с  мужиками нашли скоро, и чем больше пустых
бочек откатывалось, тем  ясней и  понятней  этот  язык становился.  Наконец,
когда уже вот-вот готово было  наступить полнейшее понимание, Жихарев сосед,
самый здесь крупный и достойный муж, отвалился на спину и рухнул.
     - Не было молодца побороть винца,  -  вздохнул Жихарь  (а поглядеть  на
такого  он  мечтал всю жизнь). Он поднялся, чтобы отнести нового  приятеля в
покойное  место, подхватил его,  как перышко, на  руки  и  тут  почувствовал
что-то неладное. Содрал с пьяного накидку и... - Ха, братка, да никто им рук
не отрубает! Гляди!
     Принца,  несмотря на силу, вино все-таки достало, он  без  удовольствия
оторвался от пирога с грибами и глянул.
     Руки-то у мужика были,  только вот  росли они из того  же самого места,
что и ноги.
     Прочие мужики  давай  плакать  и рассказывать  побратимам  о лютой беде
своего племени. Оказывается,  в старые  времена здешние мастера славились на
весь свет - не было нигде таких кузнецов, плотников, оружейников,  шорников,
гончаров, столяров, рыбаков и прочих умельцев.
     Им  и завидовали все на свете. А потом завистники  сговорились и наняли
сразу двенадцать драбаданских колдунов. Колдуны тихонько подкрались ко граду
и ворожили двенадцать  ночей подряд, отчего руки у мастеров переместились на
это самое место.
     И таким крепким было заклятие, что и дети мужского пола стали рождаться
с тем же пороком. Поэтому все ремесло, в том числе и воинское, а потом и вся
власть в племени перешли к бабам - не от хорошей жизни.
     Мужички рыдали и жаловались, но Жихарю отчего-то показалось, что в душе
они  положением своим  довольнешеньки, так как почти никаких обязанностей не
несут, а пить им дозволено в утешение за калечество от пуза.
     "Маленько бы и я так пожил", - заметил про себя Жихарь.
     Когда последний из племенных мужей не  сдюжил  вина, места их на лавках
немедленно заняли самые пригожие девушки.  Они толком не ели, не  пили, лишь
подперли щечки кулачками и, пригорюнившись, любовались побратимами.
     Тут  голод покинул  Жихаря, он  стал  перемигиваться  с девушками  и на
пальцах показывал, как сильно он их любит. Девушки с понятием вздыхали.
     Принц Яр-Тур бледнел-краснел, бледнел-краснел, а потом дико заорал:
     - Не подумайте  дурного, сэр  Джихар! С этими  словами он легко вытащил
из-за  стола двух ближайших молодок,  сунул их себе под мышки  и  побежал со
своим драгоценным грузом куда-то вдоль по улице.
     - Однако  падок ты, брат, на полые места! - крикнул ему вслед Жихарь, и
тут  его самого добрый десяток девиц кое-как выволок из-за  трапезы и повлек
на ближайший сеновал.
     ...Святогоровой силы  - ну, не всей, конечно, -  хватило на  три дня. А
потом названые братья стали замечать, что захотелось им отдохнуть одним, без
прекрасного окружения. На рассвете четвертого дня оба потихоньку скрылись от
подруг и встретились в кустах у реки.
     - Нашел себе королеву? - первым делом спросил Жихарь.
     Принц помотал головой.
     - Вот и я тоже. Никого ты не обидел, не обошел?
     Яр-Тур опять помотал головой.
     - Молодец. А то они  друг  дружке  очи повыцарапывают. Зато теперь  тут
народятся здоровые дети, пойдет добрая жизнь...
     - Интересно, сэр брат, отчего  же они раньше не догадались прибегнуть к
помощи странников вроде нас?
     Жихарь потянулся довольно, со вкусом, как отсеявшийся земледелец.
     -  Обыкновенный  странник  здесь бы  еще  в  первую ночь  удавился  или
повесился.  К тому же люди боялись ходить в эти  места из-за Святогора - кто
же теперь помнит, каковы были старые богатыри. А вот лишнюю силу мы извели -
это хорошо.
     Принц сжал кулак.  Камешек в кулаке  треснул, но не искрошился в мелкий
песок, как еще недавно.
     - Все-таки жаль...
     - Не жалей. Обожрал  бы свое королевство, пустил по миру... Кроме того,
сила осталась все же немалая. Охти мне, заметили нас...
     Яр-Тур вздрогнул. С  криками  и причитаниями  к  ним приближалась толпа
амазонок. Впереди поспешала княгиня. Она шумела пуще всех.
     - Все-таки требует, чтобы один из нас тут воцарился, - сказал Жихарь. -
У  них так записано в преданиях... Делов-то! Отговоримся! Вот я сейчас начну
врать, а ты подвирай, совестишься подвирать - помалкивай...
     Жихарь поднялся, поклонился бабам и сказал:
     -  Простите, красавицы, на  невольном  обмане - пошли на  это  из одной
любви  к вам!  А  поразил чудовище и  похоронил его под скалами наш вождь  и
учитель - великий цыган Мара!
     Женщины  загалдели -  видно, Мара отличился и  тут.  На  лицах красавиц
выказалось сильное сомнение.
     -  Государь   наш  Мара  только  из  скромности  прикидывается  простым
конокрадом, - продолжал  Жихарь. -  Такой  уж на него был наложен зарок,  но
нынче все сроки вышли. Он выслал нас проведать, кто тут живет. Теперь мы ему
непременно доложим, что его ждут с нетерпением. Подождите, вскорости  он сам
к вам пожалует во главе несметного войска...
     Но окаянные  бабы ждать не  захотели, вскочили на коней и  помчались  в
разные стороны искать вожделенного владыку.
     - Вы его сразу узнаете: рубаха красная, а руки долгие! - посоветовал им
на дорожку Жихарь и добавил: - Ох, несдобровать Маре! В Адских Вертепах и то
сыщут!
     ...На прощания и  расставания  ушло еще два дня. Наконец  Жихарь понял,
что пора и честь знать, иначе  вся Святогорова сила до капельки утратится на
перинах и сене.
     В промежутках между  объятиями чинили доспехи (тут и кузня была), нашли
пару  старых,  но  худо-бедно годящихся мечей.  Одна  была  беда -  кони  от
побратимов шарахались, не вынося Святогорова духа.
     - Видно, так до Полуденной  Росы пешком и  дотопаем, - вздохнул Жихарь,
достал золотую ложку и  определил направление. Молодки, не пожелавшие искать
цыгана,  завздыхали и  заплакали, увидев, куда  показывает стебель.  -  Чего
ревете?  Мы же непременно вернемся! - обещал богатырь. -  Чего в той стороне
такого страшного?
     Из сарафанной толпы  вышла старая-престарая  бабушка.  Жила она долго и
говорила поэтому вполне уверенно:
     - Лучше  бы я, добрые молодцы, вас удавила своими руками, чем отпускать
в те края, в злочародейный Драбадан!
     Ну, тут и у Жихаря личико вытянулось.
     - Вы никак боитесь, сэр брат? - обрадовался Яр-Тур.
     - Если и боюсь, так за тебя, - нашелся богатырь.
     - Сколько же нам еще идти, сэр Джихар?
     -  Да  ты что,  совсем память  со своими девками заспал? Я же говорил -
сорок дней и сорок ночей!
     - А потом?
     - А потом дальше пойдем!

 * ЧАСТЬ ВТОРАЯ * 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

     Правый сапог он  надел на  левую  ногу,  левый сапог он надел на правую
ногу, повернулся и прочь он пошел.
     Исчезновение и возвращение Талепинуса

     За  пределами  света, на краю седых небес  произрастает дерево, вышиной
равное  самой  высокой горе. На  ветвях  этого  дерева вместо листьев растут
живые головы, их ровно столько, сколько  на свете людей, и каждая говорит  и
говорит свое, пока не упадет с ветки вниз, обозначив конец чьей-то жизни.
     Если кому повезет попасть в те  места, он  может попытаться залезть  на
дерево, отыскать такую голову, чтобы в точности походила на его собственную,
и  узнать от  нее,  что  случится в его судьбе  и как  можно  избежать горя,
болезни или бедности.
     Но  такое  большое  это   дерево  и  так  много  вещих   голов  на  нем
произрастает, что  можно разыскивать свою до самой  старости, если, конечно,
не успеешь состариться, добираясь на край седых небес.
     А если  и  не состаришься, сумеешь найти  свое подобие, так тоже  толку
немного:  ведь  головы вещают  все враз, шум стоит, как  на  тысяче ярмарок,
ничего не расслышишь и не поймешь.
     Поэтому никто туда и не  ходит. И непонятно, кто это дерево посадил и с
какой целью. Поэтому хватит о нем.
     ...Побратимы шли, проклиная окаянских сапожников.
     - Не беда, сэр  брат.  - Временами Принц делался весьма ехиден. - Скоро
подрастут ваши сыновья, вот они-то и станут добрыми чеботарями...
     - Мои станут  чеботарями, - невозмутимо отбивался Жихарь, - а твоих вот
едва ли выучат чистить  отхожие места.  Одно им  только заделье  и подойдет:
пособлять повивальным бабкам, перекусывая пупки...
     Побратимы переругивались не со зла - просто шагать  в Драбадан  молчком
очень страшно. Будимир и тот не петушился и не покидал новой Жихаревой шляпы
- войлочной, с широкими загнутыми полями.
     - Не повредило бы нам поклониться Проппу, - сказал Принц.
     - А, признаешь,  что  Пропп-то покрепче  вашего Фрэзера будет, - сказал
Жихарь.
     Но ни одного истукана им по дороге не  попалось. Мало того, встречались
время от времени заросшие ямки или пеньки подрубленных столбов.
     - Повыковыряли они всех наших  идолов, -  определил Жихарь. - Тут  свои
порядки.
     Листья здешних деревьев трепетали без ветра,  птицы пели  печально, как
на  тризне. Побратимы то и  дело  ощупывали на себе многочисленные  обереги,
понавешанные недавними возлюбленными: лягушачьи косточки, черепа нетопырей и
просто дырявые круглые камушки.
     Против славы драбаданских кудесников все это было прахом.
     Жихарь  нагнулся,  подобрал на  счастье  подкову  ("Богато живут!")  и,
завязав ее узлом, передал спутнику. Принц без труда развязал.
     Мучили подкову, пока не переломилась надвое.
     Тут и  дорога  надумала  раздвоиться.  Никакого  указательного  камня у
развилки не наблюдалось. Жихарь достал подаренную за жаркую любовь монетку с
ликом неведомого владыки и подбросил. Выпала левая  дорога, поэтому пошли по
правой.
     Богатырь то и дело косился налево: вдруг там лучше, а потом...
     -  Глянь-ка, брат:  вон мы и  сами идем!  Принц  глянул.  За невысокими
деревцами, точно, остановились двое, во всем подобные  побратимам, вплоть до
петуха. Оба Будимира обиделись и громко заорали, а люди на левой и на правой
дорогах стояли разинув рты.
     - Эй,  вы!  -  окликнул Жихарь,  и  крик  вышел  двойным,  равно как  и
петушиные вопли. Жихарь махнул рукой на пару с двойником:
     -  Это нас драбаданцы  с ходу начинают морочить. Давай не  будем на них
пялиться, пойдем своим путем.
     К такому же решению, видно, пришли и левые побратимы.
     Дороги расходились все дальше, скоро и двойников не стало видно.
     - Встретить двойника - к смерти, - сообщил Принц.
     - Да уж не к добру, - согласился Жихарь. Дорога пошла вверх, на холм.
     - Замучились  бы  мы в  доспехах, когда  бы  не  Святогорова силушка, -
сказал Жихарь.
     - Сейчас глянем сверху и увидим, что нас ждет, - откликнулся Яр-Тур.
     На  вершине  зеленого  холма  стояло  одинокое дерево,  словно  нарочно
посаженное,  с  высоким голым стволом, только на вершине раскинулась  густая
шапка зазубренных  листьев.  Под  деревом сидели  двое  в нарядных  атласных
одеждах, обратясь лицом друг к другу. На побратимов они и не глянули.
     - Сдается, оружия у них никакого нет, - сказал Жихарь.
     - Страшнее другое, сэр брат, оглядитесь! Жихарь посмотрел и охнул.  Вся
равнина, сколько хватало глаза,  вспучивалась  тут и  там  точно  такими  же
холмами, и  каждый  венчался точно таким же деревом,  и возле каждого дерева
сидели  двое  в  нарядных  атласных одеждах,  а к ним с опаской приближались
бесчисленные Принцы и Жихари.
     Жихарь опять  помахал рукой, и жест его повторили  все двойники. Шагнул
вправо, влево - то же самое.
     - Понятно - здешние чародеи воздвигли здесь множество  огромных зеркал,
чтобы сбить нас с пути.
     -  Значит,  мы для  них серьезные  люди, - сказал Жихарь. - Только  нет
здесь  никаких  зеркал.  Во-первых, стекло страшно  дорогое, а  во-вторых, я
десницей помахаю, и подраг мой тоже десницей.
     - Подраг? Десницей? - не понял Яр-Тур.
     - Ну, двойник, подраг - слово "подражать" знаешь? А десница у нас будет
правая рука.
     - Вот как... И что же делать?
     - Обернем все себе же на  пользу. Соберем всех  наших подрагов вместе -
они сейчас об том же толкуют - и пойдем большой грозной дружиной.  Тогда нам
никто не страшен!
     Принц представил себе это дело и замотал головой.
     - Ничего не выйдет.
     - Это почему же?
     - А потому, любезный мой сэр, что вот мы с вами идем какую уже неделю и
в основном прекрасно  уживаемся,  если  не считать прискорбную  стычку возле
моста. Не  то будет, когда  каждый из  нас встретится  лицом  к лицу с самим
собою,  да еще  многажды повторенным.  Мне, например, другие  претенденты на
престол  ни к чему  -  и  без  того,  чаю, дорога к  трону  окажется  весьма
тернистой.  А  вы,  достойные  сэры Джихары, непременно  передеретесь  между
собой.
     - С какой стати?
     - Вы чрезвычайно  противоречивый  человек, сэр брат, и в  каждом из вас
обязательно начнет  проявляться какая-нибудь одна  черта, неприятная  другим
Джихарам... Я уже  не  говорю  о сэре Будимире - тут полетит столько перьев,
что мы до конца жизни сможем торговать подушками и перинами.
     Жихарь стиснул зубы и задумался так, что стало заметно.
     - Точно, - сказал он. -  Иной раз,  бывает, так бы  и  дал сам  себе по
зубам. Особенно если за дело.
     - Вот я и говорю. Но тревожит меня другое. Раньше я думал, что подобное
место может существовать только в неразгаданных трудах  древних философов, а
оно, оказывается, есть на самом деле...
     - Что за место? - насторожился Жихарь и взялся за меч.
     Схватились за оружие и все остальные рыжие богатыри.
     - Древние именовали его - Дурная Бесконечность... - прошептал Принц.
     - Вона как... -  шепотом же ответил Жихарь. - И что  же, нам тут теперь
до смерти скитаться?
     - Не знаю - Возможно, эти достойные господа подскажут нам что-нибудь.
     Побратимы  подошли  к  сидящим. Оба  незнакомца  были уже  в  летах,  в
бородах, при морщинах. На одном был золотистый атлас, на другом серебристый.
Между  ними  на  плоском камне лежала доска, расчерченная  черными  и белыми
полями. На доске стояли шашки - золотые и серебряные, под одежду.
     - Играют в тавлеи, - шепнул Жихарь. - Я тоже горазд. А ты?
     - Случалось, - ответил Яр-Тур. -  Только вот такой странной игры видеть
не приходилось...
     И верно - золотые шашки стояли на белых полях, а серебряные на  черных.
Оттого,  что  игроки двигали своих пехотинцев  в разных направлениях, ничего
доброго не происходило:  оба  играли как бы  каждый в  свою игру, не поражая
фигур противника и не теряя своих.
     - В Дурной Бесконечности, - сказал Принц, - как раз и должно быть таким
развлечениям. Клянусь честью, если бы они метали  кости, каждый раз выпадало
бы равное число.
     - Да, - сказал Жихарь. - И сказку тут рассказывают все время  одну и ту
же - про белого бычка...
     - Вы тоже изучали философию, сэр брат? - оживился Яр-Тур.
     - Не пальцем делан, - напомнил богатырь. - Вот ты, братка, понимаешь, о
чем они говорят?
     Игроки говорили - вернее, повторяли одно и то же.
     - Первична, - молвил один, двигая шашку.
     - Нет, вторична, - возражал другой и делал встречный бесполезный ход.
     - Первична!
     - Нет, вторична!
     Но  драться  почему-то не  лезли. И не  надоедало  же им!  Зато  быстро
надоело Жихарю. И всем остальным Жихарям.
     Богатырь наклонился, тяжелой лапой смешал все шашки на доске и проворно
расставил их в  надлежащем порядке. Игроки с испугом глянули на  него, потом
всплеснули руками и стали  передвигать шашки с большой поспешностью, забирая
у противника по две, по три зараз.
     - Теперь другое дело. - Жихарь выпрямился и удовлетворенно присвистнул.
Не было уже  ни вблизи,  ни вдали никаких иных  возвышенностей, кроме  этого
холма, и лишних людей тоже не было - все сгинули.
     Игроки  пожали  друг  другу   руки,  посмотрели  на  побратимов  и,  не
поднимаясь, начали отвешивать им земные поклоны.
     - Не за что,  - скромничал  Жихарь. - Вам бы это даже малый ребенок мог
подсказать. Вы кто, люди добрые?
     - Пилорама, - сказал игрок, которого звали Пилорама.
     - Вшивананда, - сказал игрок, которого звали Вшивананда.
     Представились  и  побратимы,  причем Принц  наступил Жихарю  на ногу  и
свирепо прошипел, что им-то, молодым, надлежало назвать свои имена первыми.
     - Простите, отцы, за невежество, - тут  же повинился Жихарь. - А вы кто
будете?
     Пилорама и Вшивананда поглядели  друг на друга с недоумением  и развели
руками.
     - Да вот играем... - сказал Пилорама.  А  по глазам его видно было, что
не  имеет он, Пилорама,  и  малого  понятия о том, кто  он такой  и что  тут
делает.
     - А что вы тут делали? - не унимался Жихарь.
     Принц  опять  напомнил  ему,  что вопросы должны задавать старшие, но у
игроков, видно, лишних вопросов не было.
     - Спор наш весьма  важен в онтологическом смысле, - сказал Вшивананда в
золотистых одеждах. - Как, по-вашему, материя, она первична или вторична?
     Безымянный Принц охотно принялся  высказывать свое  просвещенное мнение
на этот счет, а  Жихарю и сказать было нечего. Он пораскинул умом и подумал,
что  драбаданские  колдуны  решили поставить  двоих  самых  умных сторожевым
постом,  но  от  великого ума часовые Пилорама и  Вшивананда забыли  о своих
обязанностях  и предались  бесплодным  умствованиям. "Были бы вы помоложе да
попались бы мне на службе - пропали бы вы у меня на самых черных работах", -
решил он.
     Умный спор между тем опять пошел по кругу:
     - Первична!
     - Вторична!
     - Это как посмотреть! - восклицал Яр-Тур.
     Тут  Жихарь  с тревогой  заметил,  что  на  равнине  там и сям начинают
потихоньку прорастать бугорки.
     - Хватит! - рявкнул он. - От ваших разговоров мы опять угодим в  эту...
которая дурная!
     Спорщики замолкли. Бугорки разгладились.
     -  Пойдем  отсюда  быстрее,  -  сказал  Жихарь.  -  Видишь,  и  Будимир
тревожится. Значит, все-таки застава это, но хитрая.
     -  Прощайте,  достопочтенные  старцы,  -  сказал  Принц.  -  С  большим
удовольствием продолжил бы наш разговор, но время не ждет.
     - Как раз у нас-то время и ждет, чтобы  наступить в надлежащее время, -
сказал серебристый Пилорама.
     Тут его сопернику пришел в голову другой, не менее важный вопрос:
     - Скажи мне, отчего солнце вечером бывает красным?
     - Я скажу тебе, потому что оно смотрит в ад, - отвечал Пилорама.
     -  Скажи  мне, отчего  солнце  вечером  бывает  красным? - не  унимался
золотистый Вшивананда.
     - Отцы, милостивцы,  - взмолился Жихарь. - Помолчите, пока мы  не уйдем
подальше... Или нет, я вам самую хитрую на свете  загадку подкину:  бабушкин
внучатый козлик тещиной названой курице кем приходится?
     Лица у спорщиков вытянулись,  начали они разбирать Жихареву  загадку по
всем косточкам.
     -  Уходим, уходим,  - торопил Жихарь. - А то как у  них на доске пойдут
одни ничьи, так мы отсюда никогда не выберемся...
     Они сбежали с холма и помчались по равнине, то и дело оглядываясь, пока
одинокое дерево не исчезло за горизонтом.
     Тут побратимы остановились и отдышались.
     - Все-таки подлинно мудрые люди эти сэр  Пилорама и  сэр Вшивананда,  -
заметил Принц.
     - Убивать пора, - согласился Жихарь.

ГЛАВА ВТОРАЯ
     Человек не должен зависеть от длины своего меча.
     Миямото Мушаши

     Жихарь ожидал,  что на границах  Драбадана  будут стоять  и  настоящие,
могучие заставы, что в перелесках затаятся зоркие разъезды, но ничего такого
не  было,  и  от  этого становилось  еще  страшнее.  Что-то  ужасное  должно
скрываться за такой беспечностью!
     - Ладно и то, что денег за проход не берут! - утешался богатырь.
     - Не таковы предстанут рубежи моего королевства, - заявил Яр-Тур.  - Ни
один враг не осмелится переступить их, не заплатив соответствующей мзды!
     Видно, безденежье и его доконало.
     - Правильно сказал тебе  премудрый Соломон: "Что  вы, молодой  человек,
носитесь со своим королевством, как дурень с писаной Торой!"
     - Ему легко говорить - он самодержец в своем праве.
     - А,  вон и лесной остров! - обрадовался Жихарь, тыча пальцем  вдаль. -
Посидим,  отдохнем. А то нас тут, на чистом  месте,  всякий увидит и  всякий
обидит...
     Но  Будимиру  лесной остров чем-то  не  полюбился.  Петух запел, только
напев был удивительный и незнакомый.
     - Войдем на остров с двух сторон, - решил Жихарь.
     Пошли розно, для порядку таясь  за невысокими елочками. Ничего живого в
лесу не водилось.
     - Помолчи! - предупредил Жихарь своего пернатого стража.
     Елки  начали  редеть,  и  вскоре  показалась  полянка.   Жихарь  ступал
бесшумно,  и  старания  его оправдались:  человек, сидевший  посреди  поляны
спиной к нему, даже не пошевелился. То ли глухой был, то ли бесстрашный.
     Жихарь  увидел,  что с другой стороны на поляну выходит, не  скрываясь,
Яр-Тур, и  махнул предостерегающе побратиму рукой: мол,  я тебя  вижу, а  ты
меня как бы не замечай, вернее будет.
     Спина у незнакомца была  довольно широкая и крепкая,  обтянутая  черным
шелком. По шелку вился вышитый желтым чешуйчатый змей с бородой.
     -  Приветствую  вас,  достойный сэр!  -  громогласно  объявил Принц.  -
Думается мне, что давно приспела нам с  вами пора скрестить мечи и преломить
копья!
     "Неймется  ему!  -  возмутился  Жихарь.  -  Вот  сейчас  этот  кудесник
превратит его в белую красноглазую мышь..."
     Незнакомец  с места прянул вверх на  человеческий  рост, приземлился на
полусогнутые ноги, выбросил в сторону правую руку, словно бы принимая вызов,
но рука была пустая и только делала вид, что держит клинок.
     -  Я не дерусь с безоружными...  - начал Яр-Тур, но досказать не успел.
Незнакомец  одним  прыжком достал  его и сделал  выпад пустой рукой.  Яр-Тур
привычно  закрылся  щитом  и  поступил  верно:  зазвенела  сталь  и  кое-как
слаженный бабьими руками щит раскололся.
     Жихарь ахнул, но остался на  месте:  вмешаешься - не оберешься обиды от
побратима. Богатырь углядел,  что  из-под  черной  причудливой шапки  чужака
спускается на спину черная косица.
     "Баба в штанах,  последние времена пришли!" - ужаснулся он, словно бы и
не в Окаянии недавно гостил.
     Но кем-кем, а  бабой  незнакомец  не  был.  Он  стал  теснить  Принца к
деревьям.  Меч  Яр-Тура сам по  себе звенел в свободном воздухе, то  и  дело
сталкиваясь с невидимым клинком. Потом с жалобным стоном переломился.
     Никогда богатырь  о подобном оружии не слыхал, но в смертную для Принца
минуту, видно,  пришли из  ниоткуда в ум сонные наставления Беломора. Жихарь
выскочил на поляну  и крепко придавил ногой к земле тень, которую отбрасывал
незримый меч чужака.
     Незнакомец устремился  со  всей силой вперед, чтобы  нанести  последний
колдовской  удар,  но  из-за  Жихарева  вмешательства  утратил  равновесие и
полетел  носом вниз.  Богатырь пал  ему  на спину  и  стал отбирать незримый
клинок, остерегаясь, чтобы не  порезаться.  Клинок  в  руке  чужака  мотался
туда-сюда - это было видно по скашиваемой жухлой траве.
     - Так нечестно, сэр Джихар! - заорал Яр-Тур.
     Будимир слетел  со шляпы  и  немного поклевал врага, одобряя  тем самым
действия хозяина.
     - А колдовским оружием биться честно? - возразил Жихарь. Он уже отобрал
чародейный  клинок  и,  сидя верхом  на  лягающемся  противнике, лихо  рубил
воздух. Меч был хоть и мнимый, да тяжеленький.
     Пока  он  торжествовал  победу,  незнакомец  так ловко  и сильно мотнул
головой,  что косичка,  тоже  неожиданно тяжелая, оплела Жихарю шею и  стала
давить.  Глаза богатыря  полезли  наружу,  а Принц  попросту  растерялся  от
наглости побежденного.  Жихарь хрипел. Он со зла решил отрубить хитрым мечом
чужую башку заодно со зловредной  косицей,  но потом пожалел  поверженного и
попросту приласкал его свободным левым кулаком.
     -  ...Жаль,  что  вы убили  его,  сэр брат,  - сказал Яр-Тур. -  Немало
полезного мог бы он поведать нам о нравах и обычаях драбаданских.
     -  Ничего  бы  он не поведал -  он и сам в  Драбадане  чужой,  - сказал
богатырь. - Пришелец из Чайной Страны, по роже видно.
     Пришибленный  был молод, желт  лицом и  раскос  глазами.  Глаза, как ни
странно, продолжали блестеть.
     - Да не так уж  я его и  убил, хоть и перестарался. Дай-ка воды! И чего
ты, дурной, на людей бросаешься?
     - Хотел бы узнать ваши светлые имена, - произнес чайнец мягким и тонким
голосом.
     -  Живой! -  убедился Жихарь. - Тогда  знай:  поднял  ты свой подлый  и
лиходейный меч  на королевича  неведомой  страны,  преславного Яр-Тура.  А я
побратим его, знатнейший воевода Жихарь из Многоборья, поразивший в смертном
бою самих Гогу и Магогу.
     - Давно слышал ваши имена. А  теперь  посчастливилось встретить  вас! -
заявил незнакомец.  - Я же - Лю Седьмой, бедный монах, бредущий по свету под
дырявым зонтиком!
     С этими словами он извлек из травы и раскрыл над головой зонтик. Зонтик
и вправду был дырявый.
     - Это где же ты наши имена слышал. Бедный Монах? - озадачился Жихарь.
     - Так полагается говорить  при встрече с  незнакомыми людьми, - отвечал
Лю Седьмой. И добавил: - Таланты ваши выше неба и глубже моря!
     - Оно так! - согласился Жихарь. - Но об этом пока мало кто знает.
     - В  пути  нам  чаще  встречались призраки  и  чудовища,  нежели  люди,
склонные к распространению слухов, - добавил Яр-Тур.
     Жихарь   развязал   заплечный   мешок,   достал  подорожные   гостинцы,
настряпанные  руками многочисленных возлюбленных. Лю  Седьмой  тоже полез  в
котомку, где было немало чудес.
     - Разве такое едят? - испугался Жихарь.
     - Кушанье называется "Битва тигра с драконом", - улыбнулся Лю Седьмой.
     - Боюсь, что битва эта и в животе продолжится. А нет ли лучше вина?
     Лю Седьмой немедленно вытащил глиняный жбан.
     - Когда великий мудрец занимается незначительным делом, он им тяготится
и невольно тянется к вину, - оказал Бедный Монах.
     - Да ты хороший человек, правильный! - обрадовался богатырь.
     Вино было непривычное, но крепкое. Оно быстро исторгло из побратимов их
нехитрые сиротские  истории,  которые  Лю  Седьмой выслушал  со вниманием  и
почтением.
     -  Воистину  схожи  судьбы великих людей! -  объявил  он. -  Некогда  в
провинции Шао-дябань жила супружеская пара, неустанно  возделывавшая рисовые
поля и молившая небо о ниспослании наследника в течение пятидесяти лет. Небо
вняло их просьбам, и вот однажды на исходе правления под девизом "Целомудрие
и  животноводство" почтенный земледелец вышел на рассвете  из своей скромной
хижины, чтобы  в  очередной  раз  сжечь  свиток  с прошением Госпоже Великой
Бабушке.  На  самом  пороге  своего   жилища   он  увидел   повитого  желтым
императорским шелком ребенка. У младенца не было ни головы, ни рук, ни  ног,
ни  глаз, ни ушей, ни прочих отверстий,  что, несомненно,  указывало  на его
божественное происхождение...
     -  Эй, погоди!  Как же  дед  догадался, что это младенец,  а  не беглый
Колобок?
     - Так ведь молили-то о младенце!
     - А ты здесь при чем?
     - Я и был тем самым божественным ребенком.
     Жихарь  и  Яр-Тур  с  недоверием осмотрели  сотрапезника: вроде все  на
месте...
     - Причитания  моих приемных родителей  настолько  растрогали  Небо, что
оттуда спустился Гао Железное Око с теслом и буравом в руках. Он придал моей
бесформенной  сущности  надлежащие  очертания,  и  тогда  почтенные  старики
увидели, что тело мое поросло рыжей шерстью, а зрачки квадратные...
     Жихарь обхватил  голову Лю Седьмого руками, а  Яр-Тур пальцами расширил
узкие глазки.
     - Все  верно  -  зеница  словно  игральная кость!  - вздохнул  Жихарь и
отпустил голову рассказчика.
     - Прошло  три  года,  - продолжал  Бедный Монах, - и я изгнал из сердца
думы об истинном  и ложном, а  устам запретил говорить о полезном и вредном.
Видя такую выдающуюся ученость,  жители  деревни  собрали денег и  отправили
меня  в  столицу  сдавать  экзамен на  звание  чиновника.  Уже тогда  знал я
наизусть  восемьдесят  три  особенности  и  сто  сорок  четыре   исключения,
безошибочно излагал "Книгу о ненаписанном", сложил стихотворение "Пробираясь
сквозь заросли конопли, забиваю косяк в ожидании друга"...
     - Вы владеете искусством стихосложения?! - воскликнул пораженный Принц.
     - С  помощью скромных  способностей  достиг небесного  совершенства,  -
поклонился Лю.  - Среди титулов,  которые стяжал недостойный, есть  и звание
Полководца Литературных Достижений.
     -  Тогда сказывай! -  велел  Жихарь. Лю  Седьмой вскинул особым образом
руки и возгласил:
     Под  горою  Мышань  Расцвела  конопля  молодая.  Дикий  гусь  пролетел,
Устремляясь печально на Юг.
     У заставы Хунань  Я в беседке  стоюу, ожидая, Не приедет  ли  с  Запада
Верный испытанный друг.
     Мы  бы  выпили  чашу  Вина чужедальнего  Юга  И забили косяк  Из пыльцы
молодой конопли.
     Но дорога пуста.  Ни врага там не видно, ни друга. Только гусь одинокий
И стонет, и плачет вдали!
     Некоторое время восхищенные  побратимы молчали,  сопереживая  гусю.  Лю
Седьмой осторожно спросил, поняли его друзья или нет.
     - Конечно, добрый сэр Лю! Язык поэзии понятен во всем мире!
     - Славная какая Чайная Страна! - похвалил незнакомую землю Жихарь.  - У
вас в одночасье и  конопля цветет, и гуси на зиму  улетают - здорово живете!
Только я одно не понял: какой такой косяк ты мечтал забить и куда?
     -  В  глубокой древности,  -  распевно сказал Бедный Монах,  -  ни один
мудрец  или  поэт  не  мог  миновать  конопляного   поля,  чтобы  не  забить
косяк-другой. Ныне обычай этот  утрачен,  ибо  забыта  самая  его  сущность.
Некоторые  пробовали,  правда,  прибивать  мешочки  с конопляной  пыльцой  к
дверным косякам, но из этого ничего не вышло.
     - Может быть, имелся в виду косяк гусей? - спросил Яр-Тур.
     - Нет, - вздохнул чайнец. - Стихи слагают лишь про одинокого гуся.
     - Да пусть себе  летит,  -  отмахнулся  Жихарь. -  Ты рассказывай,  что
дальше-то было.
     - В учении я  преуспел  и вскорости  обогнал  великовозрастных  юношей.
Особенно  сдружился я  со  студентом У Дэ,  приохотившим меня  к  вот  этому
рисовому  вину.  В  пятилетнем  возрасте я уже  мог  перепить  прославленных
полководцев. А старший товарищ мой  не уберегся. Когда он лежал возле винной
лавки,  забывшись  мечтательным сном,  двое  студентов из числа неуспевающих
учинили  над ним жестокую  насмешку: на  лбу  нарисовали  древесного  краба,
совокупляющегося с уездным начальником из Циндао, а за  каждое ухо  воткнули
пучок перьев...  Когда  злосчастный У  Дэ  проснулся, отчаянию его  не  было
предела.  Не  в  силах  перенести  позора  и  желая  наказать обидчиков,  он
повесился невдалеке от их жилища...
     -  Вот так  наказал, -  усмехнулся  Жихарь. -  Я бы  таких друзей самих
напоил  до полусмерти да утащил  отсыпаться на погост  -  то-то  было  бы им
страху среди ночи...
     -  Студент У  Дэ  поступил  согласно велениям Неба, - развел  руками Лю
Седьмой.  -  Тогда  я по малолетству этого не понимал, вот и  пришел в такой
сильный гнев, что позеленел и на три дня потерял сознание.
     - Но вы, надеюсь, разочлись с обидчиками? - забеспокоился Принц.
     - Не хотелось мне убивать живых людей, но пришлось! - воскликнул Бедный
Монах.  -  Духом я тогда  был  очень  силен, но телом  слишком слаб:  ел  по
зернышку, ходил лишь при попутном ветре...
     - Маленький, да еще пьяный, - улыбнулся богатырь.
     - И тогда  я пошел  к Совершенномудрому  Шэну  и начал рьяно,  будто  в
поисках  потерянного сына, бить во  все  неподвижные и  переносные барабаны.
Учитель Шэн вышел и  спросил о моей  беде, а  потом предложил  три  меча  на
выбор. Первый звался  Закаленный При Свете Дня, был он совершенно невидим, и
тело не ощущало его удара.  Имя второго  звучало как Закаленный В  Сумерки -
его и  увидеть можно  было  только  в  сумерках,  и  для врага он  также был
безвреден. Третий меч носил имя Закаленный Во  Тьме. При свете дня видна его
тень, блеска не видно; ночью он блестит, но не видна форма. Коснувшись тела,
рассекает его с треском, но  рана сразу же заживает, остается лишь боль, и к
лезвию кровь не пристает.
     - Толку от такого меча!
     -  Слушай  дальше. Взяв  меч, я отправился  к  старшему  из  обидчиков,
которого  звали Вэй  Черное  Яйцо. Он валялся  под  окном  пьяный.  Я трижды
разрубил его от шеи до  поясницы, но Черное Яйцо  не проснулся, и я поспешил
уйти. Но  у  ворот встретил  его  дружка, Гуна,  Мешающего Бежать,  и трижды
рассек его,  будто  воздух. Гун  засмеялся: "Чего это ты машешься, маленький
Лю??? Я, тяжко вздыхая, пошел к себе.
     Проснувшись, Черное  Яйцо стал пенять своему приятелю, что оставил его,
пьяного,  без  одеяла:  заболело  горло,  заломило  поясницу.  То  же  самое
почувствовал и Гун, Мешающий Бежать. Он догадался, что маленький Лю сокрушил
их обоих, но было поздно. К вечеру злодеи скончались в страшных мучениях.
     - Для беззащитного ребенка такое оружие в самый раз, - сказал Яр-Тур. -
Но пристало ли использовать его мужчине и воину?
     Они с Бедным Монахом затеяли спор - что воину пристало, а что наоборот,
и Жихарь успел задремать.
     - Жаль, сэр брат, что прослушали вы рассказ доброго сэра Лю о его вере,
именуемой  Дзынь!  О,  какой  удивительной  дорогой  пошли  любомудры Чайной
Страны!  Они  усматривают во  всем  лишь два начала: Сунь и Вынь,  первое из
которых  обозначает  совершенную  наполненность, а второе -  совершенную  же
пустоту... Непостижимо!
     - Чего уж тут не понять, - сказал Жихарь. - Дело молодое. А вот что ты,
приятель, в Драбадане забыл?
     Бедный Монах поклонился.
     - В познании я, Лю, подобен червяку в жбане с уксусом, - сказал он так,
что у Жихаря от  оскомы  свело скулы.  - Прослышав о мудрецах и  волшебниках
этой страны, я пришел поучиться у них и посостязаться на путях Дзынь. Мечтаю
получить из их уважаемых рук очередное звание и диплом. На этой поляне сижу,
ожидая прихода тех, кому послал вызов.
     Жихарь срочно засобирался.
     - Мы, понимаешь, идем  сторонкой, чтобы обойти колдунов, а ты сам к ним
в лапы лезешь! Пойдем, королевич, а тебе за вино спасибо...
     -  В  самом деле,  сэр Лю, - согласился Принц.  - Мы всего  лишь воины,
владеющие жалкими начатками магии. Мы не то  чтобы боимся здешних чародеев -
они нам просто не нужны, зато могут стать досадной помехою...
     - Взялся за ум, -  похвалил Жихарь  побратима на  свою  голову  - Принц
услышал в его словах насмешку.
     -  Нет! -  переменился  Яр-Тур.  -  Мы не вправе  оставлять сэра  Лю  в
одиночестве перед лицом явной опасности!
     Бедный Монах еще раз поклонился.
     - Ничтожный и впрямь рассчитывал на вашу помощь...
     Жихарь вопросительно поглядел на Будимира. Петух  подошел к Лю Седьмому
и приласкал того крылом.
     - Ослепительный  феникс нередко таится  в убогом  курятнике. -  И Лю  в
третий раз поклонился. Потом подошел к побратимам и приобнял их.
     Жихарь почувствовал, что летит куда-то вниз, а Бедный  Монах, напротив,
устремляется к небу. Богатырь хотел рвануться отсюда подальше, но не в силах
был  дрогнуть  даже мизинцем.  Увядшие травы встали  в  его рост, их  стебли
превратились в могучие гладкие стволы. Прямо перед собой  он увидел Яр-Тура,
но  уже  переодет  был  побратим  в красивый  синий  халат  и качал  головой
туда-сюда. Жихарь тоже попробовал, и у него получилось. Жаль только, рот  не
раскрывался, чтобы высказать Бедному Монаху всю как есть про него правду.
     А  Лю Седьмой поднял  с земли двух фарфоровых болванчиков и перенес  на
открытое и возвышенное место.
     - Отсюда уважаемым будет лучше видно, - пояснил он.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
     А человек пусть  не ходит Мерзким путем  колдовства,  Пусть он плюет на
него! Все пусть плюют на него, На колдуна да плюют, На колдовство да плюют!
     Лувийский ритуал

     Драбаданских колдунов была  сотня без одного: сотого,  чтобы не  портил
магическое число, на  скорую руку  превратили в корявый пенек, и Жихарь даже
пожалел  бедолагу,  ведь  у  Жихаря-болванца  хотя   бы  уши  и  глаза  были
нарисованы, а у пенька откуда глаза?
     Простора  для  дум  в  фарфоровой головенке  было  куда меньше,  чем  в
человечьей костяной,  и ходили думы там тяжело, впритирочку,  цеплялись друг
за дружку и надолго застывали на одном месте.
     "Если я мыслю, - туго соображал  богатырь, - следовательно, я..." А что
"я"  - додуматься не выходило. Поэтому он  решил просто  смотреть и слушать,
поскольку делать больше было нечего.
     На  вид  страшные  колдуны -  люди как  люди, разве что  мелькнет часом
шестипалая  лапка с перепонками или подмигнет с покатого лобика третий глаз,
или пробегут в  миг  волнения по  толстой морде ярко-красные мурашки.  Одеты
тоже неброско, в халаты из человеческой кожи, в накидки из косточек пальцев,
а вместо шапочки норовят напялить чужой череп, да чтобы глазницы светились.
     А так люди как люди.
     Колдуны расселись по краям поляны. На Лю Седьмого они до поры вовсе как
бы не  смотрели - садились по  чинам ли, по старшинству ли. Иногда ругались,
оживляя собрание снопами разноцветных искр.
     К  удивлению Жихаря, оказалось, что в Драбадане вовсе  не водится царя,
короля или хотя  бы князя.  Каждый год  самые сильные колдуны  собирались на
Совет Нечестивых,  чтобы избрать  Всем Злым Делам Начальника и  повиноваться
ему во всем до следующих выборов.
     Нынешний  начальник  носил  гордое имя  Храпоидол  и был  нестарым  еще
мужиком высокого роста с весьма запущенной бородой. В бороде водились всякие
змеи и сколопендры, да хозяину до этого дела не было.
     Первым делом воззвал он к своим богам:
     - О владыки Беспредела и Ералаша - Мироед, Супостат, Тестостерон! О вы,
унесенные ветром, отягощенные злом, утомленные  солнцем, поднявшиеся из ада,
потерпевшие  кораблекрушение,  нагие и мертвые, павшие  и  живые,  без вести
пропавшие,  без  вины  виноватые,   опоздавшие  к  лету,  нашедшие  подкову,
неподдающиеся, непобежденные! Люди,  львы, орлы  и куропатки, рогатые олени,
гуси,  пауки,  молчаливые  рыбы! Звери алчные,  пиявицы  ненасытные!  К  вам
обращаюсь я, друзья мои!
     Он долго так разорялся, пока не перечислил всех, кого полагалось.
     Потом  драбаданские колдуны стали по одному выходить и докладывать, кто
как за год успел напакостить по всему миру и во всех временах.
     Один поведал, как занимался  лютым  вредительством:  поджигал  стога  и
амбары, подкапывал железные дороги, заражал скотину дурными болезнями, сыпал
в масло  на  маслобойках  толченое  стекло и  гвозди,  продавался  иноземным
державам, устраивал смуты  и заговоры, но главное  дело - за все это осудили
на смерть совсем других людей.
     Другой подсказал ученым  людям разводить  мелких мушек, и ученых за это
тоже крепко наказали, да еще и обозвали мухолюбами-человеконенавистниками.
     Третий решил уморить жителей  страны Неспании,  для чего наложил на  их
поля особое заклятие; заклятие подействовало на славу; целых семь лет мак не
родил,  а голода, к вящему удивлению колдуна, все равно не было. Но он потом
еще что-нибудь придумает.
     Четвертый изыскал  способ гасить звезды  на небе - правда,  пока лишь в
уме.  Для этого  следовало  вывести Число Волка,  но по  слепосерости  своей
колдуну не удалось углядеть и сосчитать пятна  даже на одной-то звезде. Зато
теперь открыта дорога молодым и глазастым...
     Скоро фарфоровая головка Жихаря  вся забилась чужими словами. Больше не
лезло,  и  нужно  было поскорее все забыть, чтобы дать  простор собственному
разумению.
     Покуда прояснялось богатырское понятие, дошел черед  и до Лю Седьмого с
его  нижайшей  просьбой.  Бедный  Монах,  кажется,  сообразил,  что  попал в
нехорошее место и в дурное общество,  но лица терять не хотел, хорохорился и
ерепенился.
     Из  широкого  рукава его халата вылетел не очень  большой, но  нарядный
желтый дракон со  сверкающей гривой и усами.  Дракон выписывал  над головами
собравшихся  разнообразные  мудрые фигуры.  Тогда  драбаданские  колдуны  со
злости  напустили на дракона множество мелких и безобразных летучих мышей, а
те, понеся значительные потери, растащили золотого красавца на куски.
     Лю  Седьмой не растерялся, сотворил под  собой белое  облако и поднялся
над  поляной, разбрасывая  вокруг  себя  потешные огни. Закружились  в  небе
голубые и разноцветные колеса, заплясали северные сполохи.
     В   ответ   колдуны  Драбадана  вооружились   какими-то  продолговатыми
сосудами, стали рассеивать из них морозную пыль и  быстро погасили весь этот
праздничек,  а против Бедного Монаха выставили своего  поединщика. Поединщик
был почти голый, намазанный маслом и с одним глазом посреди лба.
     "Расколдуй меня, дурила! - кричал неслышно  Жихарь. - Я  этого обормота
на раз пришибу!"
     Но  Лю  Седьмой  и  сам  управился:  первым  делом,  подпрыгнув,  он  с
пронзительным криком носком башмака вышиб  поединщику глаз, а потом уж делал
с ним что хотел. Поверженный силач укрылся под юбкой ближайшей ведьмы.
     Посрамленные  чародеи  посовещались,  соорудили  наспех  в воздухе  две
громадные чьи-то  ладони, и лапищи  эти стали гоняться  за Бедным Монахом по
всей  поляне, норовя  прихлопнуть его, как  моль. Лю Седьмой долго и успешно
уворачивался,  но  потом ему  это все надоело, он вытащил из бездонных своих
рукавов кисть и в  два приема намалевал на одной ладони поперечную  черту, а
на другой - крестик.  Когда лапищи в очередной  раз  схлопнулись, между ними
сверкнула  молния и  все колдовское  устройство сгинуло, а в  воздухе  повис
черный бублик.
     Храпоидол воздел руки кверху, предлагая передохнуть.
     -  Мы убедились в твоих  возможностях,  мастер с  Востока, -  сказал он
нарочито  вежливо. -  Осталось еще  одно испытание -  сможешь  ли ты неживое
учинить живым?
     - Ничтожный упражнялся в этом искусстве в  течение  трех царствований у
отшельников  с  горы  Куньлунь,  -  и  снова  по  своему  обычаю Лю  Седьмой
поклонился - видно, не боялся, что спина переломится.
     "Хоть  ты и Седьмой, а  дурак!  -  вдруг подумал  фарфоровый  Жихарь  и
отметил, что  слова эти пришли  откуда-то со стороны. - Разве же  можно этим
поганцам верить? Бить надо, пока не опомнились!"
     Но тут Лю Седьмой указал на него и на Яр-Тура.
     - Перед вами изображения двух воителей древности -  богатырей Вэнь Шу и
Ночжа,  -  сказал  он. -  А вот  и третий их товарищ,  известный Луаньняо, в
образе петуха. Сейчас я прикоснусь к ним чудесным мечом и...
     Увеличиваться  в размерах оказалось делом болезненным, и Жихарь чуть не
заорал, покуда все печенки-селезенки не стали на место.
     А Яр-Тур не выдержал, рявкнул:
     - Что за дурацкие  шутки, сэр Лю?! Голова Принца  при  этом  продолжала
качаться с боку на бок.
     - С  виду  похожи на живых,  - сказал Храпоидол. - Но  нужно убедиться,
вправду ли они живые.
     -  Не  шевелитесь, -  тайком шепнул  побратимам  Бедный  Монах. - И  не
сердите чародеев попусту.
     И  стали  подходить драбаданские колдуны,  трогать  и щупать  Жихаря  и
Яр-Тура,  а один  столь  оказался любопытен,  что  насмелился пересчитать  у
Жихаря  зубы  во  рту,  но в итоге  пришлось  ему  пересчитывать собственные
пальцы, отмечая их убыток.
     Не повезло и тем, кто попробовал погладить Будимира -  на этом деле они
крепко обожглись.
     - Мы вполне  убедились,  -  поспешно сказал Храпоидол. -  И мы безмерно
благодарны тебе,  мастер  с Востока,  что ты  осчастливил нашу  землю  своим
посещением да  еще привел  с  собой двух молодых  воинов и  священную птицу.
Кровь  мудреца, героя и петуха -  этого  вполне достаточно, чтобы вызвать из
бездны Беспредела даже самого Мироеда...
     - Это  он  к  чему?  - насторожился Жихарь и вспомнил,  что у Яр-Тура в
ножнах сломанный меч.
     - Пусть  извинят меня высокочтимые мудрецы Драбадана, - зазвенел доселе
мягкий  голос  Бедного Монаха, - но не в  обычаях стремящихся к знанию такие
поступки.  Недаром  сказал  Совершенномудрый  Лохань:   "Оправляться   перед
изображениями богов - значит нарушать волю Неба..."
     -  Не ждал я  такого вероломства от драбаданских друидов! - воскликнул.
Принц. - Состязание было честным, и сэр Лю как чародей на голову выше любого
из вашего вшивого сброда!
     -  Все  по  уму,  -  поддержал  Жихарь. - Заработал косоглазенький свое
звание, давайте ему положенную отлику...
     -  Вас-то кто спрашивает, мешки с костями?  - удивился Храпоидол. - Да,
мастер  с Востока умудрен, но со всеми разом ему не справиться.  Мы, чародеи
Драбадана,  давно поняли, что вся сила - в купности  и  массовидности, этому
нас еще сам старый Калиф-Тиф учил, а уж он знал в общем деле толк...
     Жихарь  перебирал  в  уме собранные на Разнозельной  Делянке травы - ни
одна сейчас помочь не могла,  и рука сама потянулась не к мечу, но к золотой
ложке.
     - А  вот это  - отдай! - поспешно  потребовал главарь. - Это  тебе ни к
чему, все равно ты с ней обращаться не умеешь...
     - А тебе почем знать? - ощерился Жихарь. - Я самый первый неклюд на все
Многоборье был!
     - С тобой у нас даже последний ведьмачишка управится. Ну-ка, пшкин Кот,
покажи ему!
     Из  кольца колдунов  наружу  выпихнулся ведьмачишка -  должно  быть,  и
вправду последний, потому  что хуже и гаже  его тут не  было, даже при таком
выборе.
     Жихарь поднял золотую ваджру  над головой,  но, что надлежит говорить и
делать, конечно, не знал. Тут  и Медленное Слово не поможет - живо это слово
растерзают на мелкие звуки здешние лиходеи.
     Между  тем ведьмачишка  приближался, наставив на Жихаря корявый немытый
палец  с четырьмя суставами. Ведьмачишка  долго  шипел,  готовился,  наконец
изронил тонким голосом:
     - Юэсньюсэндуорлдрипорт!
     -  Да подавись ты  словом  этим! - гаркнул Жихарь  и  ложкой показал на
оскорбителя.
     Ведьмачишка охнул,  схватился  за  крупный кадык, захрипел;  и  недолго
хрипел, умертвился.
     Драбаданские колдуны охнули.
     "Вот оно как! - обрадовался Жихарь. - Теперь терпите!"
     Он ложкой ткнул в сторону первого приглянувшегося колдуна:
     - У того лопнет глаз, кто не любит нас!
     Глаз взял и лопнул.
     Колдуны разом забыли  про  свою  хваленую купность, стали  каждый  себя
ограждать тайными словами и знаками, а богатырь залютовал:
     - Раздуй того живот, кто неправдой живет!
     - Сип тебе в кадык, типун на язык, чирей во весь бок!
     Еще пара колдунов завыла от боли.
     - Чтоб тебя пополам да в черепья!
     - Ступай пропадать; отойди да провались!
     - Чтоб тебя повело да покоробило!
     Жихарю  словно кто подсказывал, кого из  толпы надо покарать покруче, а
кому и послабление сделать.
     - Чтоб тебе ни всходу, ни умолоту!
     - В поле тебе лебеды да в дом три беды!
     -  Чтоб твой двор заглох,  и  крыльцо травой поросло, и никто бы к нему
дороги не торил!
     - Будешь много колдовать - поломается кровать!
     Еще   несколько   врагов   покинули    поляну   с   воплями:   побежали
восстанавливать разоренные  Жихаревым  словом хозяйства.  Яр-Тур  глядел  на
побратима с восхищением,  Будимир подбоченился от гордости,  а Бедный  Монах
кружился в мудреной  пляске, которая  тоже действовала на драбаданцев  самым
пагубным образом.
     Из поредевшей толпы вырвался  великан  покрупнее  давешнего одноглазого
поединщика и полез на богатыря, но и на великана доброе слово нашлось:
     - Озеро тебе в рот!
     Великан  мгновенно  раздулся,  лопнул,  и  потоки  воды  с  карасями  и
лягушками окатили драбаданцев, все еще пытавшихся оказать противодействие, -
Жихарь почувствовал во всем теле страшный зуд.
     "А  ну-ка  я  их  усыплю!" -  решил он и  заорал совсем  не колыбельным
голосом:
     Спи, дитя,  во мраке ночи,  Дай  и  мне поспать!  Твой  отец -  простой
рабочий И батрачка мать!
     Много, много  пострадали  Мы  за  жизнь свою,  Да  и ту  давно отдали В
классовом бою!
     Но то ли запел он неласково, то ли происхождения  колдуны были другого,
только спать они не повалились, стали  кучковаться и  шептаться, и от  этого
шепота у богатыря что-то вступило в поясницу, да больно!
     Он рассерчал и решил покончить со всеми разом:
     Ай  чи-чи, ай чи-чи, Полетели кирпичи,  Полетели, полетели - На головку
сели!
     И сам едва успел увернуться  от  удара  сверху.  Принца же  и  Будимира
защитил от кирпичного града Бедный Монах своим дырявым зонтиком.
     Головы у  многих колдунов оказались  на диво прочными, но заклинать они
уж более не пытались.
     И  тут  как  будто  невидимая  лапа  сжала  богатырское  сердце  -  про
главного-то колдуна он забыл! Только и хватило сил повернуться к нему.
     Старик, старик, старик, Борода твоя горит!
     Храпоидол стал  шлепать руками по пылающей  бороде, а  сердце у  Жихаря
отпустило.
     -  Ладно, - сказал Жихарь. - Берег я эти слова для лютейшего врага, да,
видно, такая твоя доля: чтоб тебе ежа против шерсти родить!
     Долго, долго катался Всем  Злым  Делам Начальник по сухой траве - орал,
верещал, винился, каялся, но ведь у ежа никакая не шерсть, а колючки!
     Лю Седьмой визгливо  хохотал,  а  сердобольный Яр-Тур хотел было добить
несчастного кинжалом, но тут из-под хламиды Храпоидола выкатился здоровенный
ежик и сразу  же деловито и шумно потопал в лес: на носу зима, а  ничего еще
не заготовлено!
     -  Воистину,  вы князь  чародеев!  - не  упустил случая поклониться  Лю
Седьмой. Жихарь покраснел.
     - Да ну, куда мне. Это же просто поговорки ругательные, только ложка им
силу дала...
     - Не ложка, высокочтимый, а чудесный жезл Жуй!
     Такое название Жихарю не полюбилось: ваджра лучше, -  хоть  и неведомо,
что это слово означает.
     Тем временем оправившийся роженик вытащил прямо из  земли кривую трубку
вроде дверной скобы и стал в нее жаловаться и взывать:
     - Айн, цвай - полицай, драй, фир - гренадир...
     Слова  были незнакомые, но все равно Жихарь понял, что вызывает главный
колдун на подмогу стражников и военную дружину.
     И не замедлила явиться дружина.
     От  заклинаний и прочего  устал Жихарь как собака, и вовсе  не хотелось
связываться ему с доброй сотней варягов, словно только что покинувших боевую
ладью. Он хотел было снова за ложку взяться, но Яр-Тур остановил его:
     - Сэр брат, бесчестно прибегать к магии в схватке с  такими же воинами,
как мы сами!
     - Вот блаженный, - вздохнул Жихарь, но ложку спрятал.
     Варяги  были  как  на  подбор  - толстомордые, отдохнувшие.  Неплохо им
жилось на драбаданских харчах.
     Колдуны быстренько попрятались за широкие спины защитников, в том числе
и главный - Храпоидол.
     Вышел вперед  предводитель дружины - дородный  мужик с  усами до пояса,
красноносый и веселый.
     - Не по нраву мне  такая  битва, -  сказал он. - Никогда  еще люди ярла
Брюки  Золотой  Лампас не  выходили против троих,  но только  состоим мы  на
службе у конунга Драбадана и ходим в его воле. Сдавайтесь добром.
     - Никогда! - вскричал Яр-Тур и выхватил обломок меча.
     - Сейчас я  построю уважаемых в боевой порядок, именуемый "Восемь ворот
на золотом  замке", - предложил  Бедный Монах,  - и  никакой враг  не сможет
прорвать наш строй.
     Жихарь  на всякий случай пересчитал своих.  Все равно выходило трое,  с
Будимиром и камнеедом - пятеро.
     - Шире  рыла не плюнешь,  - сказал Жихарь. -  Но  ведь они нас колдунам
отдадут, так что  легче  помереть. Послушай,  ярл, а не знавал ли ты Нурдаля
Кожаного Мешка?
     - Мой наставник в мечном бою, - отозвался ярл Брюки.
     - И мой! - обрадовался Жихарь.  - Давай-ка поглядим,  кто у  него лучше
научился?
     - Такие, как ты, малый, у нас не имеют еще голоса на тинге, - проворчал
варяг. - Но только, когда ты проиграешь, вы все честью сдадитесь - идет?
     Храпоидол  выскочил  и заверещал,  что,  мол, нечего  разводить  всякие
поединки, а забивать надо пленников в колодки и доставлять куда следует...
     Принц и Лю  Седьмой тоже потребовали себе противников, но решили варяги
для начала лишний раз убедиться в доблести своего предводителя.
     - Вы этого старого козла не  больно слушайте, - сказал Жихарь, доставая
меч. - Он тут у нас недавно ежа родил...
     - Вот как? - изумился ярл Брюки.
     - Против шерсти, - уточнил богатырь.
     - Ложь и клевета - поруха чести воина, - нахмурился ярл.
     Тут прокричал Будимир, и на поляну из леса выкатился запыхавшийся ежик.
На колючки он успел уже насадить множество высохших грибов.
     Варяги внимательнейшим образом осмотрели ежика, передавая  его из рук в
руки, и постановили признать Жихареву правду, а колдуна-родителя стали вслух
презирать за недостойный для мужчины проступок.
     Все это, однако, не исключало поединка.
     Поначалу полагалось обменяться боевыми кличами.
     Жихарь привычно провозгласил:
     - Эх, всех убью, один останусь!
     Да так грозно, что  вся дружина поежилась. Ярл  же Брюки Золотой Лампас
выкрикнул нечто несуразное:
     - За Одина, за Фафнира! Умри, но сдохни!
     Стали  рубиться. Школа Кожаного Мешка  дала о  себе знать: всякий  удар
отражался успешно, и получалось вроде той бесконечной игры в шашки, что вели
на холме мудрецы Пилорама и Вшивананда.
     Применять  же  прием старого  Беломора богатырю отчего-то не  хотелось.
Ведь в этом походе поражал  он только всякую нечисть и нежить, а правильного
человека ни одного не убил до смерти, лишь грозился.
     Тут пожилой ярл стал задыхаться.
     - Понимаешь, - хрипел он в промежутках между ударами, - если мы нарушим
уговор, то тут же все обратимся в диких гусей...
     - Небось не обратитесь,  - уверял его Жихарь. -  Да  и плохо ли вольной
птицей летать? Косоглазенький про вас красивую песню сочинит...
     Решили сделать передышку.
     Ярл Брюки извлек из-за пазухи сушеный  мухомор и стал  его с  жадностью
грызть,  чтобы  набраться  боевого  безумия.  Мухомор,  видно,  был  старый,
настоящего безумия не получилось, но дух у предводителя варягов поднялся.
     - Где мой сладкоголосый скальд Хрюндиг Две Колонки?
     Из   варяжского   строя   вышел   долговязый  нескладеха   со  струнным
инструментом.
     -  Не успеет скальд сложить и сказать краткую вису, как я поражу тебя в
самое сердце!
     Скальд, видя усталость вождя, поторопился мыслями и запел:
     Варум ди медхен Либен ди зольдатен? Дарум зи хабен Бомбен унд гранатен!
     Виса была  очень  древняя, но не  очень длинная, и за  это время Жихарь
нашел выход своим сомнениям: трижды поразил ярла  Брюки Беломоровым приемом,
но не до  смерти,  а просто так,  отметился  три раза  на груди  удивленного
противника, в последний миг отнимая меч.
     Ярл Брюки взбесился без всякого мухомора:
     - Не позорь мою седину, щенок, бей как следует!
     И тут чей-то зычный и знакомый голос провозгласил:
     - Кончай хвастаться! Бросай оружие! Вы окружены!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
     Бедная мама, боюсь, она помешалась - ведь она родила так много детей!
     Брайан Олдисс

     Раздавать имена - тяжелое дело.
     Каково  же было  первому человеку  на свете -  ведь  все-все полагалось
отметить ему соответствующим словом. Должно быть, не один год потратил.
     Даже одному-единственному ребенку  дать имя - и то  намучишься, станешь
призывать на помощь родню, друзей и просто знающих людей.
     А если детей, к тому же сыновей,  много  побольше сотни, хотя и  меньше
двухсот? А под рукой ни опытного старца, ни толковой старушки?
     Правда,  предложил  свои услуги Лю  Седьмой,  но имена  у него были  из
Чайной Земли: Мяо да Ляо, Тянь да Шань.
     - Не котятам клички подбираем, а родным сыновьям,  - отказался от такой
помощи Жихарь.
     Да,  родимые сыновья  прервали схватку богатыря с  ярлом  Брюки Золотой
Лампас.  Варяги сначала собирались  броситься в бой - безнадежный, поскольку
войско пришельцев  было  конным.  Варяги опасались  нарушить клятву,  данную
драбаданским колдунам.
     Вот тут-то и пригодился Лю Седьмой.
     - Насколько я понял, здешние мудрые  законы предписывают в урочный  час
переизбирать  председателя собрания,  чей  срок  полномочий  закончился.  Но
переизбранию  помешало коварство и злонравие. И теперь в Драбадане  началось
правление  под  девизом "Непорядок  и безначалие", когда никакие  правила  и
клятвы не имеют силы.
     - Я тебя все равно уничтожу! - кричал посрамленный Храпоидол.
     -  Да ты все  еще  живенький!  - обрадовался  Жихарь. - Смотри  у меня,
приятель: нехорошо ежику быть одному, ему невесту родить надо...
     Храпоидол в испуге заткнулся.
     Ярл Брюки не успокоился:
     - Губить своих людей понапрасну я не стану и колдунов, как всякий воин,
терпеть не могу. Но тогда кто же нам выплатит жалованье?
     -   Не  печалуйся,  -  сказал  Жихарь.   -  Первое  дело  -   потрясите
чернокнижников как следует, второе - ступайте к ним  в город и возьмите, что
приглянется.
     Варяги ни на миг не усомнились в праве Жихаря судить и рядить, схватили
не  разбежавшихся  драбаданских  чародеев,  перевернули,   начали  трясти  и
вытрясли немало хорошего. Но дружина ярла Брюки от этого  лишь распалилась и
с  радостными  криками  помчалась  за  новой  добычей.  Впереди  всех  летел
длинноногий скальд Хрюндиг Две Колонки.
     Войско,  пришедшее  на  помощь  побратимам,  расступилось и  пропустило
несостоявшихся противников.
     Войско это  делилось на две части: половина витязей походила на Жихаря,
а половина - на Яр-Тура.
     Ни  богатырь,  ни  Принц, ни  умудренный  знаниями Лю  так  толком и не
поняли,  что   же  случилось  в  бабьей  земле   Окаянии  после   того,  как
любвеобильные побратимы ее покинули.
     Лю предположил,  что, покуда Жихарь и  Яр-Тур беседовали с игроками  на
холмах  Дурной Бесконечности,  в Окаянйи прошли годы  и  годы,  дети  успели
подрасти,  и  счастливы его уважаемые  друзья, запасшиеся на  старость таким
обилием почтительных и покорных сыновей.
     Яр-Тур  ничего не думал, он шевелил губами, ведя счет своим потомкам, и
загибал пальцы на руках.
     Жихарь  полагал,   что  все-таки  собрались   на  холмах  их  двойники,
обзавелись лошадьми и поехали вдогон, только вот не  во всем подобны они ему
и Яр-Туру: так, сходство между отцом и сыном, не более.
     Сами  же  сыновья,  в  особенности  Жихаревичи,   дерзко  и  совсем  не
почтительно утверждали, что родились  благодаря Святогоровой  силе  сразу же
после  росстаней,  росли не  по  дням, а по минутам, быстро овладели речью и
воинским ремеслом, но вот беда -  имя сыну должен  давать отец, а  Жихарь  и
Принц  нахально бросили  своих  отпрысков на  посмеяние окаянским колчеруким
мужичкам.
     -  Батюшки-светы,  они ведь байстрюками нас дразнили да  бастардами,  -
плакался очередной рыжий детина. - Сколько ж можно  терпеть? Батько, слышишь
ли ты?
     - Слышу, сынку, - отвечал Жихарь. - Не глухой. Смотри-ка, детство ваше,
как ты говоришь, и дня не длилось, а уж успели настрадаться!  Потерпите,  не
маленькие, вон Яр-Тур сколько лет без имени проходил, и ничего, не треснул!
     Жихарь держался твердо,  но внутри  был растерян, как  и любой человек,
внезапно узнавший, что у него такая пропасть сыновей, причем ровесников.
     Яр-Тур, напротив, был весьма доволен:
     - Сэр Джихар, да вот же оно - мое королевство! Сыновья, унаследовав мои
доблести, несомненно,  отыщут  родную вотчину,  а  уж тогда  пошлют за мной.
Кстати, моих, не в обиду вам будь сказано, человек на семь побольше.
     Жихарь не растерялся:
     - Так у тебя, наверное, близнецов  несколько  пар, а то и тройняшек.  У
них обычно ум и сила на двоих, на троих...
     А сыновья не унимались:
     - Батюшки-светы, поименуйте нас!
     Но  сперва  такую  ораву  следовало накормить.  Выпотрошенные  варягами
колдуны  разбежались, да и прибегать к  их  услугам не стоило:  еще  угостят
лягушками да червями.
     Жихарь отрядил своих потомков в город за припасами. Но все вкусное  уже
сожрали или утащили варяги, и  посланцы вернулись, привезя  только несколько
телег, нагруженных мешками с овсом.
     При виде  овса Яртуровичи оживились,  стали чистить  зерно и запаривать
его в котелках. Жихарь поморщился.
     -  Овсянка,  сэр  Джихар, -  сказал Принц, - есть величайшее  благо для
человечества.  Будучи  съедена  поутру,  она  придает  юношескому  характеру
необходимую  твердость, благоразумие  и понятие о чести.  Народ,  питающийся
овсянкой, сможет в  конце  концов  основать империю,  в  которой никогда  не
заходит солнце.
     - Что ты говоришь! - удивился Жихарь. -  А ржать они у тебя вместо того
не начнут?
     Сам он вздохнул, велел сыновьям срубить и ошкурить могучую сосну. Потом
направил на ствол золотую ложку и сказал:
     Ты, бывало, украшала Корабельные леса,  Но моею волей стала Не сосна, а
колбаса!
     Сделалось  по  его слову, и Жихарь  соизволил  первым произвести пробу.
Колбаса сохранила годовые кольца и здорово отдавала смолой,  да и жевалась с
трудом.
     -  Мясники  да  коптильщики -  известные  воры,  -  утешил Жихарь  свое
потомство.  - Все  равно  они  в колбасу что попало  пихают - может,  те  же
опилки. Кушайте, детки, не стесняйтесь. Именоваться завтра будем!
     Назначили на ночь дозоры и устроились спать. Богатырь спросил у кого-то
из своих:
     - Коней где взяли?
     - Царь наш научил, великий Мара...
     - Поймали все-таки цыгана! - ахнул Жихарь. - Ну и как он там царствует?
     - Как, как! То  ли  сам не знаешь? Сидит на троне в кандалах,  чтобы не
убежал на волю. Научил баб гадать и воровать  у соседок курей. У него и дети
завелись, но они еще в пеленках...
     - А вы, стало быть, взрослые? Ничего, я завтра с вами разберусь...
     Жихарю  хотелось  перед сном разобраться и с  Бедным Монахом - зачем он
перекинул их с Принцем в фарфоровых болванов, - но лень превозмогла богатыря
и повалила на бок рядом  с теплым Будимиром. У петуха кто-то  из Жихаревичей
попробовал украсть перо и поплатился.
     Бедный  Монах запросто мог удрать от возможной расправы,  да  почему-то
остался.
     На  холодной заре Жихарь  поднялся  и нашел дозорных  спящими.  Он стал
учить ослушников бдительности, и от  их воплей поднялось все войско. Кое-кто
попробовал вступиться за наказанных  братьев  с криком  "Кучей  и отца легче
бить!", и  случиться бы хорошей  драке с неведомым исходом, но дело поправил
Лю  Седьмой.  Сперва он  для  порядка пустил  в  небо  дымного дракона, а  в
наступившей тишине сказал, что непочтение к родителям считается самым тяжким
преступлением в Поднебесной,  за  каковое  полагается четырнадцать  разрядов
казней. Казни были такие свирепые, что все заслушались и забоялись.
     - Семена  бамбука со  мной, - сказал Бедный  Монах, - и, если уважаемые
отцы  пожелают,  можно подвесить  пару наглецов,  чтобы  посеянные  под ними
стебли бамбука проросли сквозь преступные тела...
     Жихарь поглядел на иней, забеливший траву, усомнился и решил  на первый
случай простить обормотов.
     После скудного завтрака началась раздача имен.
     Жихаревичей и  Яртуровичей  развели,  построили и  пересчитали,  причем
богатырь опять перепутал пятьдесят и шестьдесят.
     Принц повелел каждому из сыновей своих подходить по одному, становиться
на одно  колено, а сам  он  мечом, одолженным для такого  случая  у  Жихаря,
ударял отпрыска по плечу.
     - Вы будете зваться сэр Адальберт...
     - Вы будете зваться сэр Алфред...
     - Вы будете зваться сэр Алджернон...
     - Сэр Аллан...
     - Сэр Арчибалд, и втяните живот...
     - Сэр Обри, и выпрямите спину...
     - Сэр Банкрофт...
     - Сэр Бертрам...
     - Сэр Бернар... Что вы говорите? На собаку похоже? Никогда не слышал  о
такой собаке...
     - Сэр Каньют...
     - Сэр Кларенс...
     - Сэр Фергус...
     - Сэр Форд...
     - Сэр Грегори...
     - Сэр Гавейн...
     - Сэр Гилберт...
     - Сэр Гордон...
     Жихарь со  своими  не церемонился:  вместо  легкого удара  мечом всякий
представитель   рыжего  воинства   получал   прозвище   вместе   с   хорошим
подзатыльником.
     - Ты спал на карауле? Беспута тебе имя...
     - О, глаза умные - будешь Путита...
     - Ага, а ты, щетинистый, - Бородуля...
     - Ты первый утром вскочил - Будило...
     - Ты - Вешняк, даром что сейчас осень...
     - Ты - Ворошило, будешь полки водить...
     - Ты - Кокошило...
     - Ты - Глазыня, помню матушку твою, привет ей передавай...
     - Ты будешь Гарус...
     - Ты - Деревяга...
     Яр-Тур не иссякал - память-то королевская:
     - Сэр Грэхем...
     - Сэр Гай...
     - Сэр Гамлет, и не раздумывайте в строю...
     - Сэр Хьюго...
     - Сэр Хамфри...
     - Сэр Айзек, где вы успели сломать нос?..
     - Сэр Джойс...
     - Сэр Кит...
     - Сэр Кеннет...
     - Сэр Ламберт...
     - Сэр  Ланцелот...  Не  нравится? Ах, говорите, что есть уже  воитель с
таким именем? Что ж, в таком случае - сэр Лайонелл, и будьте в битве подобны
льву...
     - Сэр Магнус...
     - Сэр Малькольм...
     "Смотри, как чешет!" - восхитился Жихарь и продолжал:
     - Сэр Догада... Тьфу ты - просто Догада!
     - Тебе имя Докука - больше всех галдел...
     - Тебе - Дубонос...
     - Тебе - Дурло... За что? А чтобы рот разинутым не держал!
     - Ты зовись Жибор, почти тезка...
     - Ты - Жулист... Не бегай глазами, прямо гляди!
     - Ты - Заруба...
     - Ты - Звонило...
     - Ты - Зеленя...
     - Сэр Морган...
     - Сэр Мортимер...
     - Сэр Мердок...
     - Сэр Невилл...
     - Сэр Норман...
     - Сэр Оуэн...
     - Сэр Патрик...
     - Сэр Перси...
     - Сэр Реджинальд...
     - Сэр Роджер, и не скальтесь - ничего веселого здесь нет!
     - Сэр Рональд...
     - Сэр Рейган...
     - Сэр Соломон...
     "Эх,  опередил!"  -  пожалел  Жихарь  и  тотчас   же  вспомнил  другого
попутчика:
     - Ты будешь Китоврас... Никакая не конская кличка!
     - Ты - Корепан...
     - Ты - Коротай...
     - Ты - Лепило...
     - Ты - Лытай, все равно от дела будешь лытать...
     - Ты - Матора, дубина то  есть,  - не за ум, а за силу - славно ты  мне
заехал...
     - Ты - Милюк...
     - Ты - Мотовило...
     - Ты - Незван, хотя все вы тут незваны и нежданы...
     - Ты - Неклюд, будешь науки превосходить...
     - Ты - Немир...
     - Ты - Ненарок...
     - Сэр Тимоти...
     - Сэр Тристан...
     - Сэр Вивиан...
     - Сэр Уилфрид...
     - Сэр...  А, вы  кончились,  добрые сэры  сыновья,  за что вам  большое
спасибо!
     Жихарь поторопился:
     - Повирало, Погиблик, Полелюй, Рокот, Татище, Угомон, Фартило, Хватило,
Чудило, Шебарша, Щеголь, Эндогур, Юшка, Ярыга! Расчет окончен!
     После  чего  побратимы  пошли  отдыхать  у  жбана  с  рисовым вином,  а
поименованные сыновья - кичиться друг перед другом обновками.
     - Мастер ты! - с уважением  сказал Жихарь. - Какие имена-то все ладные,
один Алджернон чего стоит! О, был бы я Алджернон, так весь свет по кирпичику
бы разнес! Только вот два имени мне не понравились - Гавейн да Тристан.
     - Вы  очень внимательны,  дорогой  брат. Но чем  же  плох,  к  примеру,
Тристан?
     - На понос похоже. Яр-Тур скривился.
     - Заметив, что этот юноша чем-то озабочен, я его и  назвал Тристан, что
значит - грустный, печальный...
     - Да загрустишь при такой болезни...
     -  А вот мне как раз показалось, что именно вы даете  своим наследникам
какие-то насмешливые прозвища,  а не славные имена, от единого звука которых
вострепещут враги.
     - Враги  пускай  не от имен  трепещут -  от  молодецких ударов.  Вот ты
ученый, а про книгу "Ономастикон" и не слыхал.  Все мои прозвища оттуда! Это
же нарочно делается, чтобы злые духи младенчика не изурочили. Я ведь каждому
из деток на ухо говорил тайное, настоящее имя, а вслух - прозвище. А у  вас,
видно,  имя  дают  одно, явное, и  потом удивляются, отчего это дитя чахнет!
Жихарь, между прочим,  тоже прозвище,  и не  очень хорошее  - ведь  жихарем,
бывает, кличут и запечного усатого жука...
     - Ну, наши дети не такие уж и младенцы.
     - Это ты верно сказал.
     Еще бы не верно! Всю сыновнюю  ораву надо было чем-то занять,  а то они
уже начали беситься от безделья, овсянки и сосновой колбасы.
     Яртуровичи, например,  отобрали у Бедного Монаха  его дырявый  зонтик и
чуть не сломали, изучая его устройство. Не иначе, собрались жить в краю, где
дождь хлещет без передыху.
     Потом Яртуровичи  же  оторвали у кого-то  из убиенных  колдунов голову,
поделились надвое и стали перебрасывать эту голову  друг дружке пинками ног.
В игре, как водится, начались ссоры и потасовки.
     Разгневанный Яр-Тур отобрал у детей и зонтик, и голову.
     -  Я приказал им  отныне разговаривать только о  погоде,  -  заявил он,
вернувшись. - Тогда не будет повода для размолвок.
     Жихаревичи  же,   напротив,  сидели   тихонечко,  кучкой,   и  богатырь
заподозрил неладное:
     - Мать честная - бражкой тянет! Уже бражку успели завести!
     И  побежал бороться с хмельной напастью. Борьба была долгая и трудная -
воротился пошатываясь.
     - Надеюсь,  вы наставили их  в  законах, сэр  Джихар?  Ведь вашим  тоже
предстоит основать державу!
     -  Наставил, - вздохнул Жихарь. - Кому под левый глаз, кому под правый.
Я им слово - они  десять. Я  говорю: пьяный не воин и не работник.  Они мне:
пьян  да  умен - два угодья в нем. Я  говорю:  краденое счастья не приносит.
Они: от трудов праведных не наживешь палат каменных. На всякую мою поговорку
у них своя отговорка.  Ну да ладно, как-нибудь да урядятся. Завтра возьмем у
них лошадок покрепче, мечи понадежнее...
     -  Как  завтра,  сэр  Джихар?  Как  раз  завтра  я хотел  им  преподать
наставление  о  правах  человека  и   обязанностях   простолюдина,  а  потом
выработать регламент  Круглого Стола  - о,  я  не забыл ваш бесценный совет!
Послезавтра с утра мы учимся играть в  бридж, вечером у  нас скачки на Кубок
Большого Дерби в Саутгемптоне. Днем  позже у нас заседание в Адмиралтействе,
вечером же идем на премьеру в театр "Глобус"...
     - Так ты  что,  жить здесь  собрался?  Нам, по-моему,  кое-куда сходить
надо,  кое-что найти  и кое-что сделать.  Давай-ка отойдем подальше, я  тебе
пару слов скажу.
     Побратимы отдалились на сколько следовало и уселись  под кустом. Жихарь
поделился  отнятой у детей изо рта  брагой ("Добрый старый эль!"  - оживился
Яр-Тур), но сам он от хмеля становился все трезвее и задумчивее.
     Принц вслух грезил о  славе своего королевства, фундамент которого  был
заложен  на  сеновалах  Окаянии,  замышлял  освободительные походы  и  очень
справедливые войны. Походов и войн было много, богатырь устал ждать.
     - Намечтался, королевич?! - рявкнул он наконец.
     - Отчего же и не дать волю воображению, не распорядиться будущим...
     - А мне сдается, что это нами кто-то распоряжается! Не верю я, брат, ни
в  долгие годы, ни  в скорые роды. Ребята, конечно, на нас похожи, не спорю,
но разве мы сами таких раздолбаев вырастили бы?
     - Зато мы сберегли средства, необходимые на их воспитание и обучение, -
возразил Яр-Тур.
     - Где же сбереженное - без гроша маемся! Нет, не нравится мне  все это.
Сын отцу не должен быть ровней, это против всякого порядка...
     - Вот уж не думал, что вы такой приверженец Порядка!
     - Запомни,  братка, я  не за  Порядок и не  за Ералаш, я  сам  за себя.
Только  ведь дальше еще хуже будет, еще  сильней все на  свете перемешается.
Пока  мы прохлаждаемся, Змей  наш Уроборос, похоже, заглотил свой  хвост  по
самую репицу...
     - Не  представляю,  где это у змея репица... И  мы бросим тут,  в чужом
краю,  этих  бедных недоумков?  Увы,  сэр  Джихар,  мои сыновья,  признаюсь,
немного туповаты... Что вы хотите - безотцовщина!
     -  Зато мои  - вострей некуда! На ходу подметки  режут! Любой  за  стол
сядет и один семерых до  смерти заврет! Может, они тоже, как в предательском
городе, и не люди вовсе, а... Ложка! - страшно закричал  он. -  Ложка  где?!
Где моя верная ваджра?! Куда ложку дели, сволочи?!
     До Яр-Тура дошло, что дело серьезное.
     Побратимы помчались к  стоянке, добежали быстро, только никакой стоянки
на поляне  уже не было. Дымились  кострища, стояли пустые телеги, на которых
приволокли овес, но все Алджерноны и Незваны,  Реджинальды и Зарубы сгинули.
Только топот множества копыт пропадал где-то вдали...
     -  Я же говорил... - завыл Жихарь. - Бежим, может, догоним еще! Куда мы
без ложки-то?
     - Уважаемые Жи Хан и Яо Тун ищут чудесный жезл Жуй?
     Бедный Монах как сидел  на одном месте, так и сидел, ласково расправляя
перья на Будимире.
     - Вот  он. Увы, один из молодых людей по дерзости и глупости  решил его
присвоить.
     - Надеюсь, это не мой потомок? - вскинулся Яр-Тур.
     - Признаться,  я не заметил, -  опустил глаза Лю Седьмой. -  Да и какая
разница?  Главное -  жезл  Жуй  вырван  из  неумелых рук  и  возвращается  к
законному владельцу.
     Жихарь расцеловал ваджру, а потом и ее спасителя.
     - А куда же наши деточки делись? Чего это они вдруг надумали удрать?
     -  Позвольте  доложить  все  по  порядку.  Когда  я попытался урезонить
расшалившихся  после  вашего  ухода юнцов,  они выказали крайнее  презрение,
стали меня дразнить и оскорблять.  Одни  кричали мне: "Чин-чин-чайнамен!"  и
требовали, чтобы  я постирал им одежду.  Другие почему-то  спрашивали  меня:
"Ходя, соли надо?", хотя ни в  какой  соли я  не нуждаюсь. Видя столь  явное
отклонение молодых людей от пути Дзынь, я решил  проверить, подлинные ли они
существа или же призраки и бесы?
     - Вот видишь, он то же подумал! - сказал Жихарь.
     - Для проверки применяется собачья кровь. Она у  меня  всегда с собой в
тыкве-горлянке.  Но не успел  я  извлечь  из  тыквы  пробку, как все войско,
словно по приказу Полководца Южного Дворцового Крыла,  вскочило на  коней  и
помчалось прочь, образовав при этом боевой порядок, именуемый "Два берега  у
одной реки"...  Так  я и  не узнал того,  что  хотел.  Может  быть, призраки
почуяли губительную для  них жидкость, а может  быть, молодые люди  убоялись
сурового отцовского наказания и бросили беспомощных престарелых родителей на
произвол  судьбы.  Я  непременно  составлю  об  этом  возмутительном  случае
докладную на имя  Сына Неба, и  он  прикажет  разрезать  негодяев на  тысячу
кусочков в течение трех месяцев...
     Жихарь и Яр-Тур тоже никогда не узнали - то ли они попались в очередной
обман, то ли и вправду стали прародителями двух великих народов.

ГЛАВА ПЯТАЯ
     Большую телегу вперед не пускай - Сам будешь в пыли и песке. Не думай о
многих печалях своих - Лишь сам изведешься в тоске.
     Ши Цзин

     - Да, сэр Джихар, не успели мы  и оглянуться, а сыновья наши ушли в бой
за свои державы, - вздохнул Яр-Тур.
     Он  и сам как-то мгновенно переменился: приобрел и королевскую стать, и
властный волос, и борода погустела, и глаза  начали то и дело метать молнии,
и доспехи, убогие и залатанные, заблистали серебром  и золотом. Такому герою
зазорно метаться по свету  в поисках  неведомо чего,  ему  лишь  на престоле
восседать и движением руки приводить в трепет сопредельные племена. А Жихарь
остался самим собой:
     - Разве о таком народе я мечтал, разве такую страну искал?
     - Каков же ваш народ, сэр брат, и какова страна?
     - Нетрудно  сказать. Молодые у  нас все  как  один добрые,  а  девицы -
красные,  мужи -  доблестные, жены - верные, старцы -  премудрые, старушки -
сердобольные, дали - неоглядные, леса - непроходимые, дороги  -  прямоезжие,
города  -  неприступные,  нивы  -  хлебородные,  реки  -  плавные,  озера  -
бездонные, моря - синие, рыбки - золотые, силы - могучие, брови - соболиные,
шеи - лебединые, птицы - вольные,  звери - хищные, кони - быстрые, бунтари -
пламенные, жеребцы - племенные, зерна - семенные, власти - временные, дела -
правые, доходы - левые, уста - сахарные, глаза - зоркие, волки - сытые, овцы
- целые... Да что говорить, все равно не поймешь...
     -  Осмелюсь  заметить,  что  уважаемый  Жи Хан весьма  точно  описывает
времена правления Желтого Государя, когда вся Поднебесная благоденствовала и
процветала, - обозначил себя Лю Седьмой.
     С богатыря все  грезы  мигом слетели. Он приподнял Бедного  Монаха  над
землей.
     - Скажи, дяденька, мы тебе разрешали над нами колдовать?
     - Бедный Монах не имел времени объяснить уважаемым...
     - Оставьте его, сэр  Джихар, - вмешался  Принц. -  Еще неведомо, как бы
обернулось дело без него. Не забудьте и то, что именно он отнял у нахального
юнца золотую ложку.
     Жихарь вернул чайнеца на землю.
     - Готов сопровождать уважаемых до любых пределов  земли, - предложил Лю
Седьмой. - Умею  гадать  на  черепашьем  панцире, вырезать из бумаги людей и
зверей,  не  говоря уже  об  отвлеченных понятиях.  Буду требовать, чтобы  в
попавшихся  нам на  пути городах и селах уважаемым подносили для питья кровь
белого лебедя, а для омовения ног - коровье и лошадиное молоко... Знаю также
все придворные церемониалы и свойства трав...
     Богатырь вспомнил о дальнейшем пешем пути и загрустил.
     Над поляной выл холодный  ветер, натягивал темные тучи, сулившие первый
снег. Бесполезные телеги выставили оглобли в разные стороны.
     "Вот  в наказание  запряжем  косоглазого  - и  пусть тащит!"  - подумал
Жихарь, но сразу же другая, чудесная дума осенила его.
     Если  из двух телег собрать одну, но не  простую, а  такую,  у  которой
задние  колеса  много больше передних, она ведь  станет катиться сама собой,
как  бы  с  горки! И  не  надо никаких чар и заклинаний! И  как  это люди по
темноте своей до такого сами не додумались, коней томили?
     "Безмозглые!" - подумал Жихарь про всех, кроме себя.
     Драбаданские  телеги  были,  по  счастью, разной величины. Богатырь без
труда поменял колеса на двух телегах по своему  замыслу и отошел в сторонку,
но недалеко: вдруг покатится так быстро, что и не догонишь?
     Яр-Тур  и Бедный  Монах наблюдали за его  делами  с  интересом, но  без
всякого понимания в глазах. Да и куда им?
     Преображенная телега с места не трогалась.
     "Первотолчок нужен!" -  догадался Жихарь и сильно, обеими руками двинул
повозку вперед.
     Да, обычному человеку так не толкнуть, докатилась чудесная телега почти
до деревьев и остановилась.
     Будимир  первым понял,  в чем  дело,  он захлопал  крыльями  и глумливо
закукарекал.
     Тут  и  Яр-Тур  с новым знакомцем  догадались, что Жихарь  посягнул  на
вечное движение. Они обменялись ядовитыми улыбками, а потом, не удержавшись,
рухнули на землю.
     -  Говорят,  что  шмелю не изменить  куколки, юэской курице не высидеть
гусиного яйца - это по силам лишь наседке из Лу! - выкрикнул Бедный Монах  и
снова забился в припадке веселья.
     Богатырь  оставил   телегу  и  пошел  на  спутников,  потрясая  сжатыми
кулаками, но не дошел.
     "А ваджра-то на что?" - вспомнил  он и вернулся на место, заметив скупо
и холодно:
     - Дуракам  половину работы не кажут! Но все равно провозился с повозкой
до полудня,  покуда  не  догадался  использовать золотую  ложку  в  качестве
шкворня. Телега  покорно завращала колесами  и вдруг  рванула с  места - еле
успел задержать и вытащить ваджру.
     Насмешники прикусили языки.
     - Так-то! - сказал Жихарь.
     - Я  читал,  что Ле  Защита  Разбойников проделывал  нечто  подобное  с
бумажной  колесницей,  -  сказал Бедный Монах.  -  Но чтобы  подчинить  себе
дерево... Воистину Жи  Хан незаметно для себя овладел всеми путями  Дзынь  и
способен покорить восемь сторон света!
     -  Ладно, что про дерево напомнил,  - молвил  Жихарь. -  Нарубили бы уж
давно дров,  пока  я тут пластаюсь, да костерок развели  - околеем ведь. Вон
пенек торчит...
     Лю  Седьмой  услужливо  достал  из  рукава  причудливого вида бронзовый
топорик и поспешил к указанному пню.
     Пронзительный вопль потряс  деревья.  Жихарь  и Яр-Тур мигом  оказались
возле  пня,  готовые  к  любому  нападению.  Бедный Монах виновато  разводил
руками.
     - А-а, - вспомнил Жихарь. - Колдуны же одного своего в пенек обратили -
было такое?
     Он  достал золотую ложку  и  коснулся  середины пня.  Богатырская  рука
подлетела вверх,  поскольку и  сам пенек вырос  и  предстал  высоким смуглым
человеком, горбоносым и в черном плаще.
     Человек сделал шаг вперед и сморщился, припав на раненную топором ногу,
а потом неожиданно запел, да такую скверную песню:
     Бездна  бездну призывает,  Рот широко разевает,  А  когда  разинет рот,
Похваляючись, поет:
     "Раньше я жила  темна, Холодна и голодна, А с тобой мы - ам да ам - Мир
поделим пополам.
     Что вверху и  что внизу  - Все  сметелю,  все сгрызу.  Что внутри и что
вовне - Все съедобно, все по мне".
     Бездна  бездну  обманула:  Между  глаз ей  звезданула, И  осталася одна
Бездна бедная без дна...
     Любой бы догадался, кто таков этот певец, но только не Жихарь. Потому и
спросил:
     - Ты кто?
     -  Какое из  моих имен ты  хотел бы  услышать? - Голос у бывшего пенька
оказался низкий и раскатистый.
     - Настоящее, - потребовал богатырь.
     - Если, конечно, вы не стыдитесь его, сэр колдун, - добавил Принц.
     - Все  беды происходят из-за ложных имен,  - заметил Лю. - И для  того,
чтобы изменить нравы, необходимо восстановить истинные имена...
     - Напрасно избрал я на этот раз шкуру драбаданского шарлатана, - сказал
хромой. - Хотелось бы предстать перед вами в подлинном виде,  но, увы... Эти
болваны, как  всегда,  все  испортили и перепутали, а  вы  двинетесь дальше,
навстречу своей бессмысленной судьбе...
     Глаза у хромого были разные: один зеленый, а другой просто дырка.
     - А ты нас, стало быть, остеречь захотел? - спросил Жихарь.
     -  Да нет же!  - радостно вскричал хромой. -  Я никогда  не мешаю людям
шагать навстречу гибели, наоборот, всеми силами рад способствовать этому...
     - А расколдоваться сам не мог, - ухмыльнулся богатырь.
     -  Это  пустяки. - Хромец махнул рукой, и Жихарь  заметил, что пальцы у
него коротенькие-коротенькие - меча не ухватят.
     - Демоны и духи поднаторели в искусстве обмана, -  сказал Бедный Монах.
- Но настоящего  знатока им  не провести. В  вас,  почтенный, всякий  узнает
Хуньдуня - того  самого, что  в образе  красного перца обольщает  девушек  в
сумерках.
     - Ну  и  как,  получается? -  оживился  богатырь.  Хромой только  пожал
плечами, а Лю Седьмой продолжал:
     -  В  книге "Шэнь и  Цзин", повествующей о чудесном и необычайном,  про
Хуньдуня говорится следующее: "Он похож на длинношерстую собаку с медвежьими
лапами, но без когтей. У  него есть глаза, но он не видит, ходить  не умеет,
есть уши, но он не слышит,  зато  чует приближение человека. В  брюхе у него
нет внутренностей, есть  лишь прямая кишка, и вся пища проходит насквозь. На
добродетельных он кидается, к злодеям льнет".
     -  Погоди, погоди, - сказал Жихарь. - Какая прямая кишка? Какая собака?
Ты чего городишь? Человек  как человек, хотя, конечно, плохой, надо  бы  его
потрясти и расспросить...
     - Руки коротки, - сказал хромой.
     - А поглядим, - ответил Жихарь и протянул  к хромому отнюдь не короткие
свои десницу и шуйцу. Но до тощей кадыкастой шеи почему-то не достал, сделал
шаг вперед  - и опять не достал, хоть  и не двигался с места  расколдованный
пенек.
     Уже вплотную  приблизился  к нему Жихарь и  только  сейчас заметил, что
богатырские  его ладони растут  почти что прямо  из плеч, а куда делось  все
остальное - неведомо.
     Больше всего на свете боялся Жихарь остаться калекой, поэтому  отскочил
на прежнее место и сразу же почувствовал, что  руки вытянулись на положенную
им длину. Он облегченно помахал возвращенными конечностями.
     - С  мечом произойдет  то же самое,  - предупредил  хромой дернувшегося
было Яр-Тура.
     Яр-Тур смутился и сказал, что никогда не напал бы на безоружного.
     - А пинка тебе дать -  ноги коротки? - на всякий случай поинтересовался
Жихарь. Хромой печально кивнул.
     -  Я   берусь   изгнать  Хуньдуня  после  соответствующей   трехдневной
церемоний, -  вызвался Лю Седьмой.  - Но для этого нужно взять  пластинку из
красного агата, двести лян серебра, четырнадцать гонгов  из чуской  бронзы и
барабан, на который натянута кожа старшего чиновника Палаты Принятия  Мер  и
Весов...
     -  Сейчас!  - пообещал Жихарь.  -  Сейчас  побегу доставать  тебе  твой
барабан...
     - Да я и сам уйду, - сказал хромой. - Ваше общество мне быстро надоело.
Но неужели никто из вас не попросит у меня хотя бы вечной молодости?
     Лю Седьмой вежливо улыбнулся:
     -  Благодаря  воздержанию и  неустанным  упражнениям провожаю  вот  уже
семьсот двадцать первую осень...
     - А я его, Бедного Монаха, еще мальцом на руках нянчил! - не растерялся
Жихарь.
     Яр-Тур заколебался, но богатырь его живо осадил:
     -  Народ  не поймет!  Чего  это,  скажут, наш  король  не  стареет,  не
матереет? Должно быть, упырь!  Так вот, скажут, кто нашу кровушку-то пьет! И
конец королевству!
     И Принц не мог с ним не согласиться. Хромой вздохнул, повернулся спиной
и зашагал прочь.
     - Эй, что взамен-то попросишь?
     Хромой  не   отвечал,  только   вроде  бы  стал   меньше  ростом.   Но,
приглядевшись,  Жихарь понял, что фигура в  черном плаще с каждым шагом  все
глубже уходит в землю, как в воду.
     Когда же  черный клобук  окончательно скрылся в траве, богатырь  сказал
спутникам:
     - Рты-то закройте  - простудитесь, а  я за вас отвечай. Больше о нем не
вспоминаем и не говорим, а садимся в телегу и едем!
     Перекусили,  приложились  к  неубывающему  жбану,  набросали  в  телегу
сосновых веток, сверху прикрыли мешками из-под овса. Будимир сел на торчащую
оглоблю, ко второй оглобле Бедный Монах прицепил на диво звонкий колокольчик
- и поехали.
     Ехали без  дороги, зато все быстрее и быстрее, ехали молчком,  чтобы не
остаться  без языка на  ухабах.  Телега, ведомая  ваджрой,  сама  правила  и
поворачивала. Скоро  осталась  позади поляна.  Лес то  густел, то редел,  то
совсем пропадал,  а что в этом лесу делалось, разглядеть  было нельзя  - так
быстро ехали.
     Жихарь  поднялся во весь  рост и радостно  заорал что-то бессмысленное,
заглушая колокольчик.
     Промелькнули какие-то развалины,  из  развалин поднялась  потревоженная
стая  птиц. Потом пошли сжатые безлюдные поля, показались и  домишки, но все
они как бы отлетали, отворачивали в сторону. Ветер свистел и леденил головы.
Солнце уже снарядилось на  закат, когда  впереди показался город, обнесенный
мощной крепостной стеной.
     - Сейчас ворота вышибем, насквозь пройдем!  - посулил Жихарь  притихшим
спутникам. Будимир  не усидел  на  передовом  месте,  попросился  на руки  к
Яр-Туру.  Лю  Седьмой прятался от ветра за  спиной Принца. - Всех убью, один
останусь! - криком предупреждал Жихарь горожан об их нелегкой судьбе.
     Но город, что удивительно, шарахнулся куда-то вбок,  хотя телега  и  не
думала сворачивать. Стражники на стенах в ужасе попрятались за зубцами.
     - Видали? - кричал  Жихарь. -  Видали,  как постораниваются и  дают нам
дорогу  другие народы и государства? Косятся, конечно, да  постораниваются -
жизнь каждому люба! И-эххх! - продолжал он. - Жаль, нет коней - я бы про них
песню спел...
     - В самом деле, сэр Джихар, мы довольно нелепо выглядим в незапряженной
повозке и подобны теперь печальной памяти ментам...
     - Если гордый - пешком ходи!
     Сколько еще народов и государств посторонились - было уже не видно, так
как наступила ночь. Жихарь не хотел передохнуть и голосом гнал телегу вперед
и вперед.
     Телега  мчалась как бы по  гребню  горы, потому что справа и слева было
звездное небо  - и ничего  больше. Луна предстала полная и огромная, и сразу
стало видно, какая она там пустая, печальная, рябая и корявая.
     И вдруг как будто  снежный  вихрь пронесся над головами.  Собачий  лай,
улюлюканье, рев охотничьих рогов заглушили даже вой ветра.
     Жихарь  запрокинул голову  и увидел  прямо над  собой огромное  конское
копыто,  потом  другое.  Копыта опускались беззвучно, потому что  в воздухе,
топот не  ходит, а земли они не касались.  За первым конем показался другой,
богатырь успел рассмотреть снизу подошвы сапог, втиснутых в стремена. Потом,
обгоняя коней,  понеслись  в небе и ловчие  псы  - длинные и острорылые, как
осетры, только с пушистыми хвостами.
     Все это было словно выложено живой снежной крупой на синем шелке.
     Задыхающийся песий лай перемежался громовыми ругательствами и почему-то
женским смехом.
     Великанская  белая  всадница  слегка наклонилась в  седле  и  взмахнула
хлыстом.  Кончик  хлыста, собранный  из  множества  острых  льдинок, резанул
Жихаря по лицу. Он схватился за щеку  и услышал, как под пальцами наливается
рубец, а когда вновь поднял голову, увидел только хвост последнего небесного
коня, а  на коне сидел задом наперед безобразный карлик и показывал богатырю
обидные вещи.
     -  Вперед!  Быстрее!  Шибче!  -  приказал  Жихарь  телеге.  -  Догнать!
Перегнать! Запороть!..
     Повозка ходу  прибавила, да так резко, что Жихаря опрокинуло назад и он
едва  не вылетел,  но успел ухватиться за  Принца, намертво  вцепившегося  в
боковую жердь.
     - Дикая Охота, сэр брат! -  крикнул Принц и поперхнулся  снегом.  - Все
живое должно уступать ей дорогу!
     Богатырь разозлился:
     - Дикая, говоришь? Ничего, я их живо приручу! За ними, я сказал! Вверх!
     Тележные  колеса, большие  и малые,  оторвались  от земли.  Яр-Тур и Лю
Седьмой  пытались  увещевать  Жихаря,  но ветер сделался  столь плотен,  что
человеческие слова в нем распадались на куски. Богатырь и сам не слышал и не
понимал, что он там орет, кому, а главное - зачем.
     Страшная  тяжесть пригнула  ко  дну телеги всех  троих, сплюснула лица,
сдавила ребра. Впереди - уже не вверху, а просто впереди  - снова показалась
Дикая Охота,  и давешний  карлик, завидев  погоню, испугался, развернулся  в
седле как положено и пришпорил своего  скакуна. Карлик-то  он был карлик, но
не для людей, поскольку мог бы, пожалуй, наломать бока даже варкалапу.
     Телега  без труда  обогнала  карликова коня  и полетела  дальше, только
подпрыгивала,  наезжая на собачьи лапы.  Собаки  визжали, но продолжали,  не
оборачиваясь и вытянув вперед рыбьи морды, преследовать невидимую жертву.
     А потом и вся Охота  - и кони, и люди, и псы  - тоже приняла в сторону,
пропуская безумную телегу с безумным возничим.
     Жихарь оглянулся и погрозил кулаком:
     - Попомните меня!

ГЛАВА ШЕСТАЯ
     - Свирель земли  создается всеми ее отверстиями, как свирель человека -
дырочками  в  бамбуке. Осмелюсь ли спросить, что такое свирель  Вселенной? -
спросил Странник.
     - В ней звучит тьма  ладов, и каждый сам по себе,  - ответил  Владеющий
Своими Чувствами.  - Все вещи звучат  сами  по себе, разве кто-нибудь на них
воздействует?
     Даосская притча

     -  В Поднебесной,  - нараспев сказал Лю  Седьмой, -  никто не осмелится
устроить охоту  прямо  в небе,  не  испросив  на то разрешения в  Канцелярии
Воздушных Путей, заверенного золотой печатью Левого Ночного Министра.
     -  Если мы останемся живы после предстоящей ночи  -  а я  в этом сильно
сомневаюсь, - подал  голос Принц, - буду рассказывать об этой гонке детям  и
внукам.
     Жихарь  валялся на  холодном песке лицом  вниз  и  старался  ничего  не
слышать.  Нынешней ночью  он  по  глупости  и  дерзости пустил  прахом  весь
предыдущий путь и отрезал свой маленький отряд от цели.
     ...Обогнав Дикую Охоту, телега еще  прибавила ходу, покуда не показался
впереди  сам  преследуемый.  Это  был здоровенный заяц, который еще не успел
перед снегом сменить шкуру. Размером заяц был с  доброго теленка.  Жихарь на
ходу сгреб его за уши и затащил в телегу. Заяц был живой, но очень холодный,
он сам дрожал и людей морозил.
     Жихарь  велел  телеге  остановиться и потихоньку  подгребать с  неба на
землю. Вовремя  велел, так как под  ногами оказался морской берег.  Богатырь
собирался  здесь дождаться рассвета,  а  потом лететь  через море на той  же
телеге.  Жаль,  что  она  раньше  не  подвернулась   под  руку.  Хотя   ведь
подворачивалась - на постоялом-то дворе  Гоги  и Магоги. Но тогда Жихарь был
еще молодой и глупый.
     Вместо  рассвета они дождались  Дикого Охотника, Дикую  Охотницу, Диких
Доезжачих да  Диких Егерей с Дикими  же Псарями.  Всадники-великаны окружили
жалкую телегу. Разгневанные Охотники орали что попало.
     Жихарь добром отдал им зайца, так его этим же зайцем навозили по морде.
Бросаться на обидчиков с мечом было  бесполезно: снежную крупу не ранишь, не
окровянишь.
     Никто и никогда не должен был догнать зайца -  в  том-то  и заключалась
вся  суть Дикой Охоты. Егеря предложили загнать дерзкую  мелюзгу в  море  и,
подхолодив   воду,  заключить  в  ледяные   глыбы.   Дикая  Охотница  желала
расправиться  с  мерзавцами  наиболее  обидным для  мужчин  способом.  Дикий
Охотник никаких слов, кроме ругательных, попросту не знал.
     К  счастью, пойманный заяц внезапно вступился за поимщика и сказал, что
он, заяц, не  железный и что ему давно  уже пора линять, поскольку наступила
зима,  и его, зайца,  место должна  занять сменщица  - саламандра. Отдохнула
небось, пока всю весну, лето  и осень за нее  отдувались овца,  дракон и он,
заяц!  "А то ведь вы меня знаете!" - пригрозил он охотникам и по-человечески
вскочил в седло услужливо подведенного карликом скакуна.
     Тут  Дикие  Егеря  зашумели,  что саламандру будить, пока сама шары  не
продерет, себе дороже, и тяжелый палец Дикого Охотника указал на Жихаря.
     Будимир ничем помочь не мог или не хотел, только глядел осуждающе.
     Тут Жихаря осенило:
     - А телегу берите гонять! Видели, она какая резвая?
     Дикая  Охота посовещалась и высказала сомнение в том, что  телега будет
им подчиняться.
     - А куда же она денется? - заверил Жихарь. - Правда, она, как и вы, при
дневном свете не летает, только ночью.
     Он  долго  объяснял  чудесное  устройство телеги,  а сам  тем  временем
подменил  золотую  ложку  железным шкворнем. Хотя  и  шкворня  было богатырю
жалко, ведь им так хорошо головы проламывать!
     Охотники мужского пола  легко поверили  Жихарю,  подхватили бесполезную
телегу, зато...
     - Сидите  здесь и  ждите  следующей ночи! - велела Дикая  Охотница. Она
была очень красивая, но такая  большая, что никакая  красота не помогала.  -
Если мы обнаружим обман, мы  вернемся и будем гонять вас по всему небу, пока
мясо не отвалится от костей. Да вы и так никуда не денетесь - позади болота,
впереди - Стоячее Море...
     Дикая Охота позвала за  собой и Будимира: числился у них петух, видать,
своим, но Огненный Кур замотал головой, отнекиваясь.
     ...Жихарь валялся на  холодном песке лицом вниз. Стоячее Море оказалось
вовсе не  морем стоячей воды, которое он предполагал пересечь на  самоходном
плоту.
     Просто оно не лежало, а стояло, словно невообразимые руки ухватили  его
вместе со  дном и глубинами, как лист жести, и загнули этот лист  под прямым
углом. А  морские воды противу всякого ожидания и законов природы не хлынули
вниз и не затопили окрестные страны. Они встали сплошной  водяной  стеной от
земли до неба.
     В  эту стену можно  было погрузить  руку, и  рука  становилась  мокрой.
Жихарь  даже  разделся  и,  дрожа от  холода, вошел в стену, и  соленая вода
приняла его.  Он  оттолкнулся  от берега,  начал  яростно  грести  руками  и
поднялся было  вверх на  несколько  саженей,  но потом  собственная  тяжесть
потащила его назад.
     И солнце взошло  не из-за окоема, а из-за этого  моря, прочертив на нем
стоячую красную дорожку.
     Поначалу богатырь думал как-то сладить с этой бедой, размахивал золотой
ложкой, приказывал  воде  лечь как положено,  но здесь, видать,  требовалось
что-то посильнее ваджры.
     -  Силы жезла  Жуй потрачены  в скачках, - сказал Лю. - Теперь придется
ждать, пока они не восстановятся.
     Жихарь  упал  на  колени  перед  мокрой и  соленой  преградой,  жалобно
пискнул:
     - Берег-батюшка, водица-матушка...
     - Это  бессмысленно,  сэр  брат, - хмуро  сказал  Яр-Тур. - Просто силы
Ералаша в этом месте начали сворачивать наш мир, как лепешку.
     -  А  вот с Дикой Охотницей я бы  и сам  не отказался зверя погонять, -
невпопад отозвался Жихарь.
     - Брат, да ведь вы по сравнению с ней, простите, не более суслика!
     - Молодой, глупый, - вздохнул Жихарь. - Не в росте дело, а в молодецкой
удали. И  как тебе можно королевство доверить - непонятно! Ох, наплачемся мы
с такими государями!
     Он поднялся, взял клинок, отошел  подальше и стал ударами голой  ладони
загонять черен меча в песок.
     Поняв, к чему он клонит, Яр-Тур и Бедный Монах разом вскочили.
     - Не  подходите! - рявкнул  Жихарь и рванул  на груди кольчугу. - Я все
дело  загубил - мой  и ответ! Прости, брат, что  всю дорогу над тобой строил
насмешки. Прости и ты, чайный человек, что вовлек тебя в чужую беду. Прощай,
Огненный Кур, случалось мне забывать, что ты не простая птица.
     - Уважаемый Жи Хан обязательно должен перед дорогой во тьму выпить жбан
рисового вина, - улыбнулся Лю Седьмой.
     Жихарь погрозил пальцем:
     - А то я не знаю, что он неубываемый!
     - Сэр Джихар, - сказал Яр-Тур. - К лицу ли вам такое малодушие?
     - Ты, брат, за одно свое королевство ответчик, а я за весь белый свет!
     - Но я же поклялся идти с вами до конца...
     - Вот он и конец - не видишь?
     - Извините, - сказал Бедный Монах. - В таких случаях  принято исполнять
погребальную   песнь  на  мотив  "Снова  провожаю  Пэя  из  штата  министра,
ссылаемого в область Цзичжоу".
     - Мне уже пели, - сказал Жихарь и отступил от клинка на  полтора шага -
чтобы точно в грудь.
     Бедный Монах вытащил из рукава флейту и заиграл.
     Напев не походил на прочие, слыханные Жихарем на пирах и в походах. Лад
был  какой-то чудной, резкий  и  отнюдь не печальный,  хоть  и  не плясовой.
Задушевный оказался лад и  такой пронзительный,  что богатырь  забыл о своем
смертном деле и  стал слушать.  Флейта пела не только  обо всей человеческой
жизни, но и о том, что будет  потом, а  главное  - о том, что  было  раньше.
Голова у богатыря сделалась ясная-ясная и  даже, наверное,  прозрачная.  Все
мысли и воспоминания, скрытые и явные, развернулись узорчатой скатертью. Все
теперь было  понятно, и  сразу же  явился стыд перед спутниками  - надо  же,
какой балаган устроил...
     Жихарь шагнул к мечу, двумя пальцами вытащил его,  перевернул  и  снова
загнал  в  песок.  Крестовидная тень  меча пала вперед, обозначив,  что  уже
далеко за полдень.
     Лю Седьмой прекратил играть и хотел спрятать флейту обратно в рукав, но
богатырь жестом попросил посмотреть удивительный инструмент.
     Флейта была,  тяжелая, железная,  сплошная, без  отверстий. Богатырь на
всякий случай попробовал дунуть в нее - ничего, ясное дело, не вышло.
     - А как же у тебя получается? - пристал он к Бедйому Монаху.
     -  Если  ежедневно  заниматься в течение двухсот лет,  -  осклабился Лю
Седьмой, - то непременно достигнешь желаемого.
     - Двести лет... Тебе-то хорошо... - сказал Жихарь и задумался.
     -  Может быть,  мы  напрасно  не  попросили  у этого незнакомца  вечной
молодости? - спросил Яр-Тур.
     -  Не  следует  принимать ничего  из  черных рук,  - посоветовал Бедный
Монах.
     - Теперь  я  все  понял! - заорал Жихарь,  да так  громко, что  Будимир
всполошился, а  Принц  и  чайнец  вздрогнули. - Мы же не первый раз идем  и,
может, не последний! Все равно дойдем куда надо!
     Бедный Монах благосклонно кивнул.
     - Много, много раз подлинный мастер кладет клинок на наковальню, покуда
не выйдет меч, достойный непобедимого полководца...
     - Вот и я о том! Все на свете ходит по  кругу, так? И сколько  раз этот
круг обернулся - неведомо, а  надо полагать -  бессчетно.  И  каждый из  нас
прожил столько жизней,  сколько оборотов сделало время. Но  есть  люди...  -
Жихарь замялся, подыскивая нужное слово.
     - Люди, менее подверженные этой силе, - подсказал Принц.
     - Мудрец  -  тот,  кто  достиг  центральной  точки  Колеса  и  остается
привязанным к  "Неизменному  Среднему", пребывая  в  неразрывном  единении с
Истоком,  участвуя  в  его  неподвижности  и  подражая  его  бездействующему
действию, - уточнил Лю Седьмой.
     Жихарь ничего не  понял, и  вообще у них  в дружине за такие слова били
морду, невзирая на возраст, но подтвердил:
     - Точно! И старый Беломор среди этих людей, и мы с вами... Остальные-то
живут  по  привычке, из  раза  в раз одно и  то же делают,  а есть  дурачки,
которым больше  всех  надо...  Но теперь  мне  волшебная  дудка  помогла все
вспомнить. В первый раз меня ведьма еще маленьким зажарила и съела - я тогда
не догадался попросить, чтобы она показала, как в печку лезут. Во второй раз
погиб я в схватке  с царевичем Билятом за золотую ложку. В третий - помер на
кольях в  Бессудной Яме. В четвертый - одолели меня Гога и Магога. В пятый -
прости,  брат,  убил  я тебя при первой  встрече, но и сам  истек кровью.  В
шестой  - сгорели мы  все в коварной бане. В седьмой - заковали нас  поганые
менты  и  отправили  на  каторгу,  а  при   побеге  прикончили  из  громовых
самострелов.  В восьмой - растоптала  нас конями  Чих-орда... Потом раздавил
варкалап... Потом колдуны замучили... Это я еще не  все  перечисляю, а через
два раза  на третий! Но с каждым разом мы хоть на шаг да ближе были  к цели!
Значит,  если  не сейчас, так на следующем обороте непременно доберемся и до
Полуденной Росы...
     - Лучше бы сейчас,  - вздохнул Яр-Тур.  Бедный Монах глазел на Жихаря с
веселым сожалением.
     - В следующий раз, -  сказал Жихарь, - я нипочем не стану связываться с
Дикой Охотой.
     - Сомневаюсь, сэр Джихар. Натура ваша вряд ли изменится...
     - Это так, - затосковал Жихарь. - Но ведь  не обойти нам Стоячего Моря,
все равно догонят...
     - Простите, уважаемые, - вмешался Лю Седьмой, - но у нас  в Поднебесной
никого не возмущает круговое движение нефритового диска Пи, каковое движение
вы, как я понимаю, собираетесь нарушить. Чем плох существующий порядок и как
вы узнаете, что он изменился?
     У богатыря снова не нашлось нужных слов, и  он выжидательно поглядел на
ученого Принца.
     -  Мои  рассуждения  могут  показаться высокомудрому  сэру  Лю  детским
лепетом, - сказал Яр-Тур. - Но с каждым  оборотом прошлое и будущее все чаще
и  чаще  соприкасаются  между  собой.  В  конце  концов  из  радужных  струй
образуется  единый серый поток Акаши, и всякое  движение  прекратится вовсе.
День рождения человека и день его смерти станут одним и тем же днем...
     Тень меча на песке стала еще длиннее.
     -  Брат  мой  объяснил  все как  есть, - сказал Жихарь.  - Дальше я сам
скажу. Все верно: если ничего  не  делать,  то будет не время, а каша. Зато,
когда Змей увидит Полуденную Росу, он так удивится, что разинет пасть. Хвост
и выскочит. Потом он его, конечно, снова заглотит, но  будет поздно - успеет
взойти звезда.
     -  Вы ничего  не говорили мне о звезде,  сэр брат!  - осуждающе  сказал
Яр-Тур.
     - Не положено, вот и не говорил, - огрызнулся Жихарь. - А когда взойдет
звезда, наша  работа кончена: хоть  пляши,  хоть  народ смеши,  хоть  ложись
помирать. Дальше люди сами за все ответчики, хотя никогда так не бывает...
     - Звезды загораются и гаснут  согласно установленному порядку, - сказал
Лю Седьмой.
     -  Эта  без  всякого  порядка  загорится.  Мало  того,  она  еще начнет
двигаться по  небу, -  похвалился Жихарь деяниями будущей  звезды. - И в том
месте, где она остановится...
     - Сэр Джихар,  никто  не тянет вас  за  язык! - Яр-Тур  предостерегающе
вскинул руку.
     - Тебе не угодишь! Да и потом - все равно  же  помирать всем,  - сказал
богатырь, понимая, что сболтнул лишку.
     -  Может  быть, нам все-таки  удастся одолеть Дикую  Охоту!  - вскричал
Принц. - Должно же у нее быть слабое место!
     - Будь  мы  в Поднебесной,  я бы попытался  остановить  дерзких демонов
особым  императорским указом, - вздохнул  Бедный Монах. - Но, боюсь, они  не
разберут знаков, начертанных красной и черной тушью,
     -  Будимир,  - сказал  Жихарь  и опустился  на  колени, обняв  ладонями
рукоять меча. - Они же все холодные - и Дикий Охотник, и баба его,  и холуи,
- может, ты их растопишь, поднатужишься?
     Будимир  важно  подошел к  хозяину,  задрал голову  и запел, растопырив
крылья. На песок упал пушистый зеленый шар.
     - Что это? - с  тревогой спросил Принц. - Где камнеед  Шамир,  которого
нам  столь  неосмотрительно  вручил  сэр Соломон?  Как мы  теперь перед  ним
отчитаемся за волшебного червя?
     - Ох,  никак не отчитаемся, -  сказал  Жихарь. -  Червяку  пришла  пора
окуклиться. Что-то из него выйдет? Мы,  поди, не дождемся.  Василиск?  Да на
что нам василиск, и без него тошно...
     Лю Седьмой склонился в три погибели и внимательно осмотрел кокон.
     -  Как верно сказал Вэнь Чань  перед тем, как палач распилил его на две
части: "Куколка  предшествует  цикаде.  Изменяются очертания  - и  возникает
цикада..."
     - Цикада нам  тоже ни к чему.  Уж лучше тогда  василиск. Поглядим ему в
глазыньки, окаменеем - пусть тогда Дикая Охота побесится!
     -  Сэр Будимир никогда  и ни при каких обстоятельствах не делает ничего
просто так, - объявил Принц.
     - Смеркается, - сказал Бедный Монах.  - Я  бы посоветовал уважаемому Жи
Хану воспользоваться жезлом Жуй - сколько-то силы он успел набрать.
     Жихарь послушно достал золотую ложку, но сначала по привычке положил ее
на песок - определить дальнейший путь.
     Ложка сперва металась туда-сюда, а потом неожиданно встала на стебель и
так застыла.
     - Значит, нам что - яму копать? - упавшим  голосом сказал богатырь. - А
чем? И когда? Времени-то почти не осталось...
     - Пусть благородный Яр-Тур перестанет ковырять песок обломком  меча,  -
сказал Бедный Монах. - Сейчас я учиню соответствующий обряд и попробую.
     Но  Будимир  не дал попробовать. Он клювом выдернул  из  песка ложку  и
очень ловко подхватил в нее зеленый шар. Шар сам собой начал бегать по краям
ложки, сделал девяносто  девять оборотов, потом  сам же соскочил  на землю и
распался на две половинки.
     Глазам явилось крохотное белое существо с тоненьким хвостиком и странно
устроенной головой.
     - Закройте его от света! - закричал Жихарь и сам распахнул над малюткой
свой плащ. - Это не василиск  и  не  цикада -  это  же  у  нас  Индрик-зверь
народился! Теперь будем живы!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
     Сведения  о  местах рачьих зимовок,  по  суеверным  понятиям, очевидно,
предполагаются исключительными, не каждому доступными, но лишь избранным.
     Сергей Максимов
     "Какая же земля внутри толстая!" - удивлялся Жихарь, потому что спуск в
Адские Вертепы оказался куда дольше, чем думалось вначале.
     Хотя,  честно  сказать,  вначале  ничего  не  думалось:  стояли  вокруг
насыщающегося песком Индрика  и хором упрашивали его набирать тело как можно
быстрее.  Индрик торопился и еще до того,  как  спрятаться солнцу за Стоячее
Море,  достиг размеров хорошего быка. Побратимы  и Лю Седьмой, державший  на
руках полюбившегося  ему  Будимира,  встали на  Индриков  зад, и землеройный
зверь,  вытянув  хвостик   трубой,   чтобы  не   оттоптали,  начал  неспешно
погружаться в земные глубины.
     - Сейчас  мы подобны рудокопам,  спускающимся за зеленым камнем в  свои
подземелья, - сказал Лю Седьмой. - Во  владениях юнаньского вана есть медные
рудники, и рабов туда отправляют при помощи особого  устройства,  именуемого
клетью.  Не  будет  ли нескромным  сказать,  что  именно  я,  несовершенный,
придумал это устройство?
     - Вот уж, поди, рабы  тебе благодарны,  -  проворчал  Жихарь куда-то  в
сторону.
     Дырявый зонтик Бедного Монаха пригодился еще раз, покуда сверху сыпался
песок. Потом пошла обычная слежавшаяся земля.
     Будимир  потихоньку   подсвечивал,   и  Жихарь  по  любопытству  своему
разглядывал  стенки  образующегося колодца.  Земля  становилась все плотнее,
Индрик шел тяжело.
     Когда-то, видно,  на этом месте стоял  город, потому что  из стены то и
дело выглядывали всякие осколки  и обломки, срезы  бревенчатой либо каменной
кладки.   Были  и   другие   рукотворные  вещи,  но   угадать  их   значение
представлялось делом весьма затруднительным.
     А до города, сообразил Жихарь, здесь было море: вон в буром окаменевшем
иле видны ракушки и рыбьи кости.
     И чем дольше изучал  он землю, тем больше убеждался, что старый Беломор
прав, а значит, и его, Жихаря, дело правое.
     Ненажора Индрик  рос  и  ширился, шире  становился и  колодец.  Наконец
лохматая площадка с хвостиком стала столь просторна, что все с удовольствием
уселись, вытянув затекшие ноги.
     - Наше счастье, что Индрик устроен не как прочие звери и особенно люди,
- сказал Жихарь и  в доказательство ткнул пальцем Индрику  под хвост.  Там и
впрямь ничего полагающегося не было. - А то бы мы  с вами уделались по самые
уши.
     -  Куда  же, в  таком случае, девается поглощаемая им  земля? - спросил
Принц.
     - Осмелюсь предположить, что в иную  Вселенную, - ответил Лю Седьмой. -
Животное,  подобное  нашему  спасителю,  подробно  описано  в  трактате  под
названием...
     - Еще неизвестно, спасены ли мы, - мрачно сказал Яр-Тур. - Полагаю, что
Дикая Охота  вначале по  глупости будет метаться  вдоль  Стоячего Моря, но в
конце  концов они  обнаружат дыру в земле,  и  кто помешает  снежному  вихрю
устремиться  в нее?  Да и до каких пор  намерен терпеть непрошенных  седоков
мужающий на глазах Индрик?
     - Большая Земляная  Мышь  безмерно  благодарна  владельцу  жезла Жуй, -
сказал Бедный Монах. - Если бы не он, куколка  могла пролежать в бездействии
еще  многие  тысячи лет  и  стала  бы легкой  добычей  первого же  голодного
хищника. Рождение такого животного - чрезвычайная редкость...
     -  Вот и  ладно,  что  редкость, - сказал богатырь.  -  Если бы Индрики
плодились,  как кошки,  они  источили  бы всю  землю, мы  бы  уже давно  все
провалились куда следует и не мучились...
     - Жаль, что здесь не  установлены изображения Проппа, - вздохнул Принц.
- Удача нам бы не помешала...
     -  Не беда, -  сказал Жихарь.  -  Если он вправду всемогущ, то и отсюда
услышит наши сказки да байки, а если он просто бревно...
     - Мы же не раз убеждались в обратном, - сказал Яр-Тур. -  Думается мне,
что наш новый  товарищ, умудренный годами и опытом,  знает великое множество
новелл и устарелл...
     -  Не  принято  в Поднебесной  тешить высшие  силы россказнями о  делах
земных, -  отозвался Лю Седьмой. - Но,  коль  скоро здесь  такие  порядки, я
готов поведать о войне трех царств.
     Как богатырь и опасался, это оказалась волына в особо крупных размерах.
Поначалу  все  было интересно и  увлекательно, потому  что незнакомо, только
скоро Жихарь запутался в чужих именах и сложных родственных связях.
     Тот, кто сложил эту волыну, хотел, видно, упомянуть в ней поименно всех
жителей Чайной Страны, чтобы кого-нибудь не обидеть, а их вон ведь сколько!
     Жихарь задремал, время от времени приходя в себя на самых жутких местах
повествования.
     -  ...Сяхоу  Дунь преследовал  врага по пятам, но тут в глаз ему попала
вражеская  стрела. Сяхоу Дунь  взвыл от  боли  и выдернул  стрелу  вместе  с
глазом. "Отцовская плоть, материнская кровь -  бросить нельзя", - подумал он
и съел свой глаз...
     - Прости, Бедный  Монах, -  не выдержал Жихарь. -  Только как бы  Пропп
вместо помощи не прогневался за такие сказки да не наплевал нам в глазки...
     -  Умолкаю, устыдившись своей бестактности, - поклонился Лю Седьмой.  -
Да  и  потом  у нас  принято рассказывать  эту повесть не спеша,  в  течение
нескольких недель...
     -  Да ты  не обижайся,  спасибо  тебе, Пропп  учтет, за  ним  ничего не
пропадает...
     -  Могу еще  поведать  о подвигах  чудеснорожденного  героя А-Ка  Сорок
Седьмого,  владевшего   искусством   метко  плеваться  во  врага  свинцовыми
шариками...
     - Да  спасибо, отдохни, почтенный. Все никак  не привыкну -  то  ли  ты
молодой удалец, то ли преклонный старец, уж не прогневайся.
     Настал черед Принца. Яр-Тур поднялся на  ноги, хотя никакой нужды в том
не было, и начал рассказывать свою устареллу. Сложена она была вроде песни -
одно слово цеплялось за другое, перекликалось одно с другим, отзывалось одно
в другом, так что  даже напев получался. Яр-Тур при этом  то прижимал руку к
сердцу,  то  простирал  эту  же  руку  вдаль.  Да  только   никакой  дали  в
углубляющемся колодце не бывает, есть одна высь.
     Печальная устарелла его  была про мужика-бобыля, как сидит он за пустым
столом и тоскует по любимой, которой уже  и на свете нет. И влетает к нему в
избу ворон - здоровенный, глаза горят, перья все врастопырку - и  садится на
полати. Бобыль знает, что птица-то вещая, и  давай его пытать: встречу я еще
свою милую или нет? А  ворон  ему:  "Никогда!" Бобыль  опять  спрашивает:  а
душа-то   моя  успокоится?   Ворон  свое:  "Никогда!"   Тогда  лети   отсюда
по-хорошему, советует  бобыль, а  поганая  птица  снова-здорово:  "Никогда!"
Понравилось, видно, в избе-то. Ну, бобыль огорчился и запил горькую.
     На  языке  Принца  слово  "никогда"   звучало  куда  страшнее,  чем  на
Жихаревом.
     Богатырь подумал,  что надо  было бобылю  задать совсем простой вопрос,
например: "Сколько на руке пальцев?"  Ворон  снова  каркнул  бы: "Никогда!",
поскольку других слов он наверняка не знает, опозорился бы в звании вещего и
улетел, теряя перья от заслуженного стыда.
     "Всем все объяснять надо, недогадливый какой народ пошел!" - сокрушался
Жихарь.
     Сам  он собрался поведать  устареллу  про  доброго  молодца, что  из-за
бедности и  гордости  бесстрашно зарубил  топором  ветхую старушку,  но  тут
Индрик  поворотил куда-то в сторону, так  что спутникам  пришлось ухватиться
друг за дружку, да еще и за хвостик.
     Индрику такое обхождение не понравилось, он пошел задним ходом, а потом
вернулся на прежний отвесный  путь. В стене же колодца образовалась  дыра, и
туда потянулся воздух.
     Хвост  Индрика  согнулся  и  указал в сторону дыры -  дескать,  слезай,
приехали.  Дыра получилась  небольшая,  но человеку пролезть впору,  даже  и
богатырю.
     - Постой, - сказал Жихарь и добавил с  упреком: - Такой здоровый, а уже
утомился! Может, нам туда и не надобно.
     Он достал ваджру,  выбрал на зверином заду  место  поровнее и проверил.
Все правильно - черенок показывал на дыру.
     К счастью, первым ринулся в дыру не глупый человек, а умудренный петух.
Будимир, не найдя опоры под ногами, вострепетал крыльями  и завис в воздухе,
добавив жару в перья.
     Жихарь   сунул  голову  в  дыру.  Сколько  петушиного  света   хватало,
простиралась  черная  бездна,  только  прямо  под  носом  тянулся  по  стене
открывшейся громадной пещеры неширокий приступочек - в две ступни, не более.
     Делать  нечего, пришлось  лезть,  помогая  друг  другу. Когда все  трое
оказались на карнизе, Жихарь опять сунулся в дыру, только с другой стороны.
     - Прощай, Индрик-зверь, в расчете я с вашим родом: одного загубил, зато
другого, можно сказать, самолично взлелеял!
     Индрик ласково  шлепнул  его по  щеке кисточкой хвоста и пошел  прежним
путем вниз, к неведомой цели.
     -  Заделать бы эту  дыру,  пока  Дикая Охота не  примчалась,  -  сказал
Жихарь. - Но тут не до хорошего,  лишь бы удержаться. Будимир, лети ко  мне,
ты небось устал...
     Потом еще раз пришлось свериться по ложке, в  какую сторону идти, да  и
способ передвижения  вызвал споры:  лицом к скале ходить или  спиной? Решили
спиной.
     - Вот,  значит,  каковы  Адские  Вертепы, куда не  ступала  нога живого
человека!  - торжественно  провозгласил Принц, боком переступая по  узенькой
полке.
     - Подземное  царство Диюй состоит из десяти судилищ, каждое  из которых
имеет  шестнадцать залов для  наказаний.  В  первом  судилище  располагается
камера восполнения священных текстов...
     Жихарь  подумал и решил,  что  разговоры  Бедного  Монаха будут хотя бы
отвлекать от того, что внизу. "Только бы не усыпил он меня опять..."
     -  Во  втором  судилище  душу  встречают  мохнатая  собака  Чжэн-нин  и
Красноголовый Чи-фа. Сюда отправляются души мужчин  и  женщин, вступавших  в
недозволенную связь, души воров, дурных лекарей и обманщиков...
     "Вот куда меня  и  законопатят,  - прикинул Жихарь. - Это  надо же - на
земле тюрьма,  под землей тюрьма... Небось эти сволочи и  на небесах  тюрьму
изладят, и тогда вовсе некуда будет податься..."
     -  В  залах третьего  судилища, именуемого  Хэй-шен  - черная  веревка,
грешникам перевязывают  веревкой горло, руки и ноги, клещами сжимают печень,
строгают сердце...  В это судилище попадают те, кто  думал, что император не
заботится о подданных...
     "Смотри-ка, и здесь мне местечко уготовано, -  отметил Жихарь. - Я ведь
всегда всякое начальство сволочил. Так что же  теперь - разорваться мне, что
ли?"
     Свет от Будимира шел уже не золотой, а вполнакала, красный. В его лучах
и самих странников можно было принять за уроженцев Адских Вертепов.
     -  В четвертое  судилище направляются  неплательщики  налогов,  те, кто
крадет камни из мостовой и масло из фонарей...
     "Масла не  крал,  а  налогов  сроду  не платил.  Хотя  ведь и  мостовую
случалось  разворошить, так  не  зря же  говорится,  что  булыжник -  оружие
богатыря-то..."
     - Стой, - сказал Жихарь. - Довольно народ расстраивать.
     - ...те, кто  писал  дурные  книги  и  рисовал неприличные  картины,  -
произнес Лю Седьмой и замолк.
     - Слышите, внизу что-то шуршит? Внизу не только шуршало, но и скрипело,
скрежетало, даже чавкало внизу.
     -  Найдется, чем покормить Будимира? У Бедного  Монаха в  рукаве да  не
нашлось  бы! Красный Петух  охотно защелкал сухим  горохом.  Снизу доносился
похожий щелк.
     - Наелась,  пташка? Тогда полетай да посвети  нам как следует.  Кто там
водится?
     Будимир сильно  оттолкнулся  от  Жихаревой  руки,  взмахнул  крыльями и
осветил бездну маленьким солнышком.
     Не  больно   глубокой   предстала   бездна.  Все   дно  ее  шевелилось,
вспучивалось и опускалось, как живое.
     - Будимир, кто это? - прошептал Жихарь.
     Петух  бесстрашным соколом ринулся вниз, кого-то там ухватил и вернулся
к хозяину.
     Богатырь взял добычу и рассмотрел как следует.
     - Ага! - воскликнул он. - Так вот где они зимуют! А я-то голову  ломаю!
Летом,  бывало,  наловишь их полную  рубаху, потом сваришь и отправляешься в
дозор. Щелкаешь их всю ночь, чтобы не заснуть...
     - Да кто же это, сэр Джихар? - не выдержал Принц.
     - Это вот кто: сапожник не сапожник, портной не портной,  держит во рту
щетину, в руках ножницы.
     Грядущий король глубоко задумался.
     - Если он не сапожник и  не портной, сэр Джихар, то  он,  без сомнения,
либо коновал, либо скупщик краденого.
     - Думай лучше, простота: идет в баню черен, а выходит - красен...
     - Ха-ха,  да  тут  и ребенок  догадается!  Это арап, которого до  крови
исхлестали вениками!
     -  Сам  ты арап, братка. Держи! С  этими  словами Жихарь сунул под  нос
побратиму небольшого рака.
     - Значит, где-то тут и вода быть должна. Идем дальше.
     Шли еще довольно долго. Лю Седьмой рассуждал:
     -  Видимо, у  Небесной Канцелярии  возникла необходимость  учредить еще
одно,  одиннадцатое  судилище. Сюда, вне всякого сомнения, попадают те,  кто
при жизни сгущал краски, распространял заведомо ложные...
     Рак тем временем изловчился  и  клешней  ухватил Яр-Тура за королевский
нос. Принц охнул, а Жихарь от неожиданности уронил пленника.
     - Не хотелось бы мне последовать за ним. - Принц озабоченно щупал нос.
     - Ну, не отстриг же он его тебе напрочь, не убивайся. Вот и тропа книзу
пошла...
     Скальная полочка действительно пошла книзу и в конце концов  привела на
ровное место. Раки сюда выползали редко, держались кучей, грели друг друга.
     - Привал!  - распорядился  Жихарь. Он вытащил  из общей кучи нескольких
усатых бедолаг и предложил Будимиру приготовить какую-никакую закуску. Скоро
все трое со вкусом и удовольствием обсасывали скорлупки.
     - Это  сколько же  пива понадобится! - возмечтал  Жихарь,  поглядев  на
несметную силу раков.  Потом приложился к жбану, хотя рисовое вино, конечно,
не пиво.
     - Эти  удивительные черные крабы хотя и значительно исхудали, но все же
радуют  желудок,  - сказал  Лю Седьмой.  - Но,  даже будучи  сытыми, как  мы
проникнем за эти ворота? К тому же они наверняка заперты изнутри.
     - Какие  ворота?  - Жихарь чуть не подавился  клешней  и вдруг увидел -
какие.
     Ворота  уходили  вверх  на  добрый  десяток человеческих ростов, каждая
створка казалась  цельной  железной  плитой,  а  щель  между створками  едва
обозначалась.
     - Слышите? - вскочил Принц. - Погоня приближается!
     По рачьей зимовке понесло холодом.
     - Может быть, сила сэра Святогора... - начал Яр-Тур.
     Жихарь нетерпеливо махнул рукой и перебрал в уме все свои возможности.
     - Бедный Монах, - сказал  он,  -  ты умеешь  быстро  заживлять раны? Лю
Седьмой кивнул.
     - Когда палач распилил Вэнь Чаня на две половинки, мне, несовершенному,
удалось воссоединить их...

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
     В  задачи рыцарей входило завершение солнечного  круга,  помощь слабому
полу,  наказание   тиранов,  освобождение  заколдованных,  обман  великанов,
уничтожение злых людей и вредных животных.
     Словарь символов

     Всякому  вору  ведомо:  если  нанести себе рану  на правой  ладони,  да
вложить  туда стебелек  разрыв-травы, да подождать,  пока зарастет, -  тогда
можно смело гулять по чужим кладовым или  даже  наведаться  в царскую казну.
Отныне ни один  замок,  ни один засов  не выдержат  прикосновения  воровской
руки.
     Лю Седьмой и тут  оказался мастером: на  Жихаревой ладони  остался лишь
тонкий рубец.
     Не дожидаясь, пока и он исчезнет, богатырь бросился к воротам  и ударил
завороженным кулаком точно между створок.
     - Быстрее,  быстрее, - поторапливал он товарищей,  едва лишь  открылась
щель настолько, чтобы пролезть петуху.
     - Остановитесь, обманщики!  - Визгливый  голос Дикой Охотницы заметался
под сводами рачьей пещеры.
     -  Хороша баба,  да уж  больно  холодна,  -  вздохнул Жихарь, последним
протискиваясь  в  щель. Створки  были  толстенные, рассчитанные, видать,  на
вечность.
     Он еще раз вздохнул,  когда после  повторного удара ворота вернулись  в
прежнее положение. Каждый, кто использует разрыв-траву, должен  помнить, что
бить рукой следует лишь единожды: ударишь в другой раз - все восстановится и
срастется. На этом уже не один богатырь погорел, не говоря о ворах.
     Толстые  были ворота, но все равно из-за  них доносились грозные голоса
ледяных  великанов.  Дикая  Охота  проклинала,  умоляла, твердила колдовские
слова, грозила, колотила в  глухое железо,  но потом,  прислушавшись, Жихарь
стал различать крики боли, испуганное ржание коней, визг собак.
     - Ай да раки! - воскликнул богатырь. - Они теперь и без нас разберутся.
Не зря, получается, грозят показать их зимовку.
     - Дикая Охота нам  уже  не страшна, сэр брат. Гораздо страшнее место, в
котором мы оказались.
     - Подумаешь, - протянул Жихарь, оглянулся и осмотрелся как следует.
     За воротами располагалась целая  земля, и даже,  пожалуй, побольше той,
что осталась наверху.
     Здесь и солнце  свое имелось. На красном небосводе  висел черный  круг,
обрамленный по краям языками багрового пламени.
     Пламя освещало  равнину, покрытую как бы мелкой угольной пылью. Из пыли
поднимались, тянулись к черному солнцу невысокие корявые деревца, оснащенные
мелкими блескучими листиками. Листики трепетали, не нуждаясь в ветре.
     Не хотелось ни странствовать в этих краях, ни тем более жить.
     Но и помирать никакого желания не было.
     - Ну,  в  которую  сторону пойдем? - обратился Жихарь  скорее к  ложке,
нежели к спутникам.
     -  Я нашел тропу,  уважаемый  Жи Хан, но она мне  очень не нравится,  -
сказал Лю Седьмой.
     - Чего она тебе не поглянулась? - удивился богатырь и подошел к Бедному
Монаху. Потом оглядел то, что выдавало себя за тропу. - Чудак! Нам даже идти
не придется!
     Тропа была не тропа, а полоса из какой-то темной и прочной на вид кожи.
Она  мягко пружинила  под  ногами,  а  главное  -  двигалась,  текла  тускло
поблескивающим ручьем.
     - Не прикасайтесь  к ней  правой рукой, сэр Джихар, иначе  она порвется
или остановится!
     Жихарь поглядел на десницу, как на чужого человека.
     - В самом деле, не натворить бы чего. Ну, поехали?
     Сам он уже укатил на приличное расстояние.
     - Догоняйте! - крикнул  он. Первым догнал его Будимир.  Птица вела себя
спокойно.
     - По сторонам не глядите - затоскуете!
     Ехали вначале стоя, потом присели.
     - Как хорошо, опять ноги не трудим! - радовался Жихарь.
     - Не  спешите  радоваться, сэр брат. Вдруг это язык огромной ящерицы  и
она втягивает нас прямиком в свою пасть?
     - Таких больших ящериц не бывает, - неуверенно сказал Жихарь и подумал,
что вот здесь-то как раз таким большим ящерицам самое место.
     Они уезжали все дальше и дальше от ворот, говорили сперва вполголоса, а
потом и вовсе беседовать расхотелось.
     Жихарь  еще  раз  убедился,  что  жбан  Лю  Седьмого  с  рисовым  вином
неубывающий,  и  замычал  песню.  Сперва  просто  мычал,  потом,  к   своему
удивлению, стал вычленять и слова:
     Я один, как погляжу, На дорогу выхожу. Путь ведет в туман.
     Ночь-то вроде и тиха, Да судьбинушка лиха, Не избыть ее.
     Никоторого числа День был вовсе без числа, Да зачем оно?
     Никоторого числа В мире много стало зла - Больше ста пудов.
     Было, правда, и добро, Да недавно померло, Не убереглось.
     Утром было много визгу. Прибежали дети в избу И отца зовут:
     "Тятя, тятя, наши сети Притащили на рассвете, Угадай, кого?
     Угадай, отец, кого, Да притом не одного - Больше тридцати.
     Тридцать три богатыря Утопили упыря. Это дядя наш!
     Дядя самых честных правил Нам наследства не оставил - Лишь одни долги.
     Нам наследства не оставил, Уважать себя заставил Силой, не добром".
     Матом кроет свата сват, Коpни строит брату брат, Про иных молчу.
     Кто начальство, кто народ - Ничего не разберет Никакой мудрец.
     Под горой собака воет, На горе могилу роют, Падает листва.
     Путь теряется во мгле, Суть скрывается в числе Девяносто два.
     - Что это вы такое поете, сэр Джихар?! - возмутился Принц. - Когда  это
я строил противу вас козни? И вообще - о чем эта песня? В чем ее смысл?
     - Меньше смысла - больше душевности, - объяснил Жихарь. - Это у вас там
все  наперед  расчисляют,  а  у  нас  поют,  как  сердце  подскажет.  Вот  в
заклинаниях много ли смыслу, зато как помогают!
     - Где уважаемый Жи Хан обучался стихосложению? - вмешался Лю Седьмой.
     - Да нигде не обучался - разве этому обучишься?
     - Однако ваша песня необоснованно печальна, сэр брат!
     - А какой же ей быть, если впереди сплошная смерть?
     - Вы так уверены в этом?
     - Ну, к  новой жизни по такой дорожке  не повезут, сами понимаете. Мы и
так вон как далеко на этот раз добрались, а в следующий еще дальше попадем!
     Жихарь зевнул и заснул, оставив порядок на Будимира.
     Снилось  ему, что он лежит  на самобеглой дорожке,  вокруг черная пыль,
над головой алое небо. Радости-то от такого сна!
     - Я знаю, зачем такая дорога! - осенило богатыря спросонья.
     - Зачем? - хором спросили недогадливые Принц и Лю.
     - Чтобы никто не мог назад повернуть...
     И,  опровергая тут  же  себя,  Жихарь  вскочил и  побежал  против  хода
дорожки.
     Небо понемногу  становилось  лиловым, потом перешло в синеву  и наконец
откровенно   поголубело.  Да  и   солнце  сбросило  черную   маску.  Деревья
выпрямились, и листья на них оказались ярко-зелеными.
     Дорога раздалась  в обе стороны и уже никуда не  бежала. Это сам Жихарь
бежал через леса  и долы  Многоборья к семибашенному Столенграду. Да что там
бежал - мчался на белом жеребце, держа в каждой руке по кистеню, а следом за
ним  неслась могучая сыновняя дружина. Рядом и покоренная  союзная  Чих-орда
скакала, не упускавшая  случая пограбить, а подальше трусили на своих  двоих
добрые адамычи во главе с князем Микромиром.
     И вот уже встали по краям дороги нарядные многоборцы во всем хорошем, и
кричат они  славу  своему герою, и услужливо распахивают  ворота, украшенные
хмелем и первыми цветами, и выстилают алым княжеским шелком дорогу к терему,
и  старый  варяг Нурдаль Кожаный Мешок  тащит встречь ему  на  веревке князя
Жупела и княгиню Апсурду, облаченных в позорное платье смертников...
     Эх,  не  так  надо,  решил  Жихарь,  пробежал  немного  назад  и  снова
развернулся. Вторым заходом  он не собирал никаких войск,  а сам нарядился в
тряпье и тихонько, незаметно,  убогим нищим пробрался  в  Жупелову  столицу,
далеко обходя все кабаки, и в руках у него вместо меча расписные гусли.
     Вместе  с прочими  песельниками и  гудошниками  впустили  его в  княжий
терем, накостыляв  ни  за что по шее, и угостили его  коркой хлеба да пивным
суслом.
     А  когда грянули гусляры  величальную своему рогатому владыке, богатырь
запел не  в склад  и не  в  лад,  но всех  осилил,  всех перекричал, и такая
хорошая и крепкая у  него получилась песня, что  скукожился  на своем резном
престоле князь Жупел, задрожал и растекся зеленой грязью, из которой некогда
и вышел в князья, а жестокая отравительница, гордая княгиня Апсурда в испуге
сорвала  с  себя  нарядное, расшитое речным жемчугом платье и поспешно,  как
последняя  поломойка, стала подтирать  им  со скобленых ради праздника досок
бывшего  супруга, чтобы не замарал  новый  хозяин Столенграда  своих красных
сапожек на высоких каблуках.
     И  пали на колени дружинники,  некогда повязавшие  своего же товарища в
неравной схватке, и жалобно возопили:
     - Джи-хар! Джи-хар! Джи-хар!
     Только Жихарь не проснулся.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
     - Но все же, если бы вам пришлось выбирать добровольную смерть, в каком
виде вы бы ее предпочли?
     - Хотел бы быть погребенным под телами итальянских актрис.
     Интервью с Вуди Алленом
     А  проснулся он  от  пинка по ребрам.  Богатырь так  и не  узнал,  кому
принадлежал  пинок.  Скорее  всего,  это  был  Принц,  отчаявшийся  словесно
разбудить пьяного побратима.
     Яр-Тур отбивался Жихаревым мечом от неизвестных напастников.
     Богатырь живо вскочил на  ноги и первым делом заехал одному из недругов
по затылку. Голова, даром что была в железной  шапке, разлетелась на  куски:
то ли Святогорова сила себя показала, то ли разрыв-трава.
     Увидев такое дело, враги  отпрянули, и только сейчас Жихарь увидел, что
находится уже не под алым небом и не на бегущей дорожке, а в зале со стенами
из черного полированного  мрамора и что кроме  них вокруг толкутся  какие-то
здоровенные стражники, размахивающие кривыми мечами. Стражники облачены были
в  доспехи из  вороненой стали, но  боевой сноровки им не  хватало  - гости,
пожалуй, сюда редко захаживали.
     Яр-Тур с  ревом разрубил  одного  из своих противников  до  пояса,  обе
половинки распались было, но передумали и сразу же срослись.
     "Не люди, -  облегченно подумал  Жихарь.  - Значит,  и надо с  ними  не
по-людски".
     Он подбежал к  сросшемуся было  стражнику и, прошептав "Всех убью, один
останусь", легонько  щелкнул  его  по  шлему. Как и  в  первый  раз,  голова
лопнула, а тело одно воевать не  стало, грохнулось на мраморный пол, заливая
его бурой жижей.
     "Где  же  Будимир?"  -  встревожился Жихарь. Птицы  было  не видать, не
слыхать - устыдился Красный Петух, что не разбудил хозяина вовремя.
     А Лю Седьмой вел себе совсем нехорошо  и не по-геройски: ползал в ногах
у  десятка  окруживших  его стражников,  махал  руками,  кричал,  что он тут
человек  случайный, что  совсем  недавно  был  награжден  шапкой  с  золотым
шариком. И все норовил облобызать врагам обувь.
     -  Ты,  косоглазина  позорная!  - рявкнул  Жихарь.  -  Что  ты там пыль
собираешь?
     Лю Седьмой подпрыгнул, перелетел через кольцо нелюдей. Они двинулись за
Бедным Монахом, но тот следующим прыжком очутился возле побратимов.
     Стражники  устремились  к  ним,  но все разом  повалились,  а  на  полу
остались стоять только ноги, обрубленные где по щиколотку, где по колено.
     Жихарь вспомнил, как действует Меч, Закаленный Во Тьме, и расхохотался.
     - Иногда полезно прикинуться беспомощным трусом,  чтобы  нанести  врагу
сокрушающий удар, - самодовольно сказал Лю Седьмой.
     - Да ты меня превзошел!  - встревожился Жихарь, подсчитав своих и чужих
убитых.   Он   набежал   на  оставшихся,  награждая   кого   оплеухой,  кого
подзатыльником. Разрыв-трава продолжала действовать безотказно.
     Только Яр-Тур рубился по старинке, без чудес. Отсекши очередную голову,
Принц успел поддеть ее кончиком меча и метнуть в самый дальний  угол. Голова
покаталась-повалялась в поисках туловища, да и успокоилась.
     Помаленьку перевели и остальных нелюдей.
     - Как не хватало мне доброго сражения! - воскликнул Яр-Тур, вытирая меч
вязаной варежкой, подаренной одной из бесчисленных подружек в Окаянии.
     -  А почему мы здесь очутились? Почему Будимир не пел? - вместо похвалы
накинулся на него Жихарь.
     Откуда-то из-за угла выбрел понурый петух. Он смущенно и виновато скреб
лапою мраморные плиты. Раскаяние птицы  было  весьма  искренним  -  на камне
оставались глубокие царапины.
     - Мы все  прискорбнейшим образом задремали,  сэр брат. Мне привиделось,
что  дорога  привезла  меня  прямо  в мое  королевство, и  священный  камень
вскрикнул,  когда  я присел  на  него, и  заколдованный  королевский  меч  с
легкостью  вынулся из  этого камня, и вокруг  меня собрались  храбрейшие  из
храбрых, а подлейшие из подлых расселись на заранее заготовленных кольях.  Я
уже заканчивал полировку Круглого Стола, когда внезапный удар о стену вернул
меня к жестокой действительности.
     - Смотри-ка,  ты,  брат, оказывается,  и столярничать мастер!  А  каких
врагов наш молодой дедушка Лю побеждал?
     -  Мои мечты и  грезы,  увы, оказались низменными, в глубине души я все
еще пекусь о мирской  суете. Следует изжить это в себе дополнительной сотней
лет  отшельничества, -  сокрушенно  сказал  Бедный  Монах.  -  Я очутился  в
экзаменационной кабинке  наедине  с кистью и тушечницей.  Сразу же  принялся
писать  сочинение на тему "Покорение царства Инь-Шань  с  помощью соломенной
кавалерии"  и  смог  уложиться  всего  в  десять  тысяч триста тридцать  два
иероглифа. Мне  вручили  красный диплом, новый халат  из  юнаньского шелка и
шапку с золотым шариком... Какой позор!
     Только сейчас Жихарь понял, как у него болит голова.
     - Мне тоже хвастаться нечем,  - вздохнул  он. -  Так, ерундой  какой-то
занимался, мстил изощренно, рвал и метал, а о деле и  не вспомнил.  Да еще и
напился  - бейте меня и  судите! Отныне капли этого  винища в рот не возьму,
вот только еще пару глоточков сделаю...
     Ну, это ему позволили в честь победы.
     - Куда  же  теперь?  -  Жихарь достал  золотую  ложку.  Она указала  на
неприметную  с  первого взгляда дверь  в  черной  стене. Дверь и  сама  была
черная,  украшенная  только  красным  знаком:  круг,  пересеченный  зубчатой
линией.  - Это препона пустяковая. - Богатырь  пошел  было к двери, но дверь
сама с  треском распахнулась,  и на пороге появился тот самый  незнакомец  с
драбаданской поляны.
     Тот, да не тот  -  он и ростом  был повыше,  и одет понаряднее, и глаза
разноцветные   закрыл  черными  стеклами.   Только  ухмылка  была  знакомая,
противная и кривая.
     Незнакомец  оглядел  побоище,  брезгливо поморщился  и  щелкнул  куцыми
пальцами. Тела нелюдей поползли прочь, на ходу сгребая утраченные головы.
     - Я предлагал вам вечную молодость,  - негромко, но очень слышно сказал
незнакомец.  -  Этим даром  вы  пренебрегли. Теперь каждый  из вас волен сам
выбрать свою смерть.
     "А вдруг разрыв-трава поможет и рука не укоротится?" - подумал Жихарь и
стал бочком подкрадываться к двери.
     Но  тут кулак  его  сам  собой разжался,  кожа  на  ладони  лопнула,  и
окровавленный  стебелек  шлепнулся  на  пол.  Богатырь  отступил,  облизывая
раненую руку.
     - Ты все-таки кто будешь? - проворчал он.
     -  Да,  мы  имеем право  знать  имя  того, кто грозит  нам  смертью,  -
поддержал его Принц.
     А Лю Седьмой промолчал - и так, видно, знал.
     - Что ж,  - сказал незнакомец.  -  Некоторые в здешних  краях наградили
меня  дурацкой  кличкой Мироед. Какая глупость!  Они бы, пожалуй, и  доктора
Фауста объявили кулаком...
     - Ничего не понимаю, - сказал Жихарь. - Какой такой кулак? Чей кулак?
     - Сэр Мироед весьма древнее существо, и общаться с ним следует на языке
древности, -  прошептал Яр-Тур, а потом, направив палец на Мироеда, хрипло и
гнусаво, безобразно растягивая слова, процедил: - Ты мне очень не нравишься,
парень.  Очень не нравишься.  Ты  весь какой-то плохой.  Нам  с тобой вдвоем
слишком  тесно  в Додж-Сити.  Желательно мне,  чтобы ты  поскорее  унес свою
поганую рожу из салуна  старого Боба  Мак-Гроу,  иначе мои люди надерут тебе
задницу, как они сделали это с твоими паршивыми койотами, потому что я здесь
босс, усек?
     Мироед несколько раз хлопнул в ладоши:
     - Великолепно, так оно все и было. Но,  как говаривал примерно в  те же
годы  великий  Клинт Иствуд - "Джон  Уэйн не  может выстрелить в спину,  а я
могу". Что с удовольствием и  сделаю. Так  как  же  все-таки  насчет смерти,
ребята? Учтите, я далеко не каждому даю право выбора.
     Бросаться на него было бесполезно, они это уже знали. Будимир ходил как
чужой.  Не мычал  и  не телился,  поскольку  он все-таки птица, а не крупный
рогатый скот.
     Принц решительно отстранил Жихаря и шагнул вперед.
     -  Я,  разумеется,  желал  бы погибнуть  в  схватке  с достойнейшим  из
противников.
     -  Браво, браво!  - Мироед  глумливо раскланялся. - Иного ответа я и не
ожидал. Пожалуйста, выбирайте!
     Он  взмахнул рукой,  я  вдоль  стены  выстроились десятка  три  воинов.
Некоторые были в железных доспехах, подобных тем, что носил когда-то Яр-Тур,
другие закрывали  грудь  лаковыми  черными  пластинами и сжимали  недлинные,
слегка  изогнутые мечи, были  голоногие герои  с конскими гривами на шлемах,
были  чернокожие  поединщики  в шароварах  и  тюрбанах.  Один  из  возможных
Принцевых супротивников был одет лишь в  медвежью шкуру и угрожающе потрясал
простой  дубиной, а еще один, в странной пятнистой  одежде, держал наперевес
толстую  трубу  неясного  назначения. Туловище  его перекрещивали загадочные
ребристые ленты.
     - Это все мороки, доблестный Яо Тун, - шепнул Бедный Монах. - Несколько
капель собачьей крови немедля изгонят их.
     - Ни один из ваших  выкормышей  не годится  мне в противники,  - сказал
Принц,  вскидывая  и без  того  гордую  голову.  -  Невелика  честь победить
призрака,  а  еще  меньше  того -  быть  сраженным мнимой  рукой.  Дайте мне
соперника из плоти и крови.
     - Вы все еще воображаете себя королем,  юноша? Вы считаете,  что вашего
вызова не  достойны  ни  Аякс, ни Бу  Волосатый Носорог, ни даже сам старина
Арни?  Верно  сказал  когда-то  один умный лицедей:  "В  Америке  невозможно
ставить  Шекспира, ибо в представлении  актеров король -  это такой  парень,
который время от времени нацепляет корону и залезает на трон".
     - Вы в  совершенстве владеете древним слогом, сэр Мироед, но я мало что
понял...
     Пока Мироед с издевательским наслаждением объяснял Яр-Туру, что он имел
в виду, Лю Седьмой управился с призрачным воинством.
     Мироед поглядел на образовавшееся пустое место и сказал:
     - Это ничего  не  значит. Род и  вид  смерти я определю сам. Ну, а  ты,
рыжий наглец, какой бы хотел видеть свою погибель?
     Не задумываясь и не кривя душой, Жихарь молвил:
     - А хотел бы  я, дядюшка, помереть глубоким старцем, весьма  преклонных
лет,  в  своей постели, на  пуховой  перине, и чтобы вокруг  толпились дети,
внуки и правнуки, чтобы плакали  и причитывали: "Деда, деда, не  помирай! На
кого ты нас, горемычных, оставляешь?"
     - И это нетрудно. - Мироед опять взмахнул короткопалой рукой, и на  том
месте,  где стояли недавно  разномастные поединщики, воздвиглась здоровенная
кровать под балдахином. Вокруг кровати толпилась едва ли не сотня народу, от
седых мужиков  до  бесштанных детей. Все  они в голос  рыдали и  расписывали
достоинства Жихаря  при жизни, так что шум поднялся неимоверный. А пуще всех
убивалась по богатырю маленькая старушка, скоропостижная вдова. - Ложись - и
через малое время скончаешься от старости, как и желал.
     - Я так не согласен! - закричал Жихарь, стараясь перекричать скорбящих.
- И завывают они как-то  не от души, притворяются, и вообще, гляди, исчезать
начали...
     - Ах, опять эта старая желтая обезьяна, - досадливо скривился Мироед. -
Но я  вам не жалкий  драбаданский колдун.  Хорошо, я и тебе дам  возможность
выбрать, шарлатан с Востока.
     Лю Седьмой переломился в поклоне.
     -  Если  бы уважаемый Мяо  Ен смог поставить  прямо  здесь  хрустальную
колонну  толщиной с двухсотлетний кедр, который я посадил на горе Вэйхушань,
а вершину  колонны увенчал  каменной  плитой,  это  было бы достойным  путем
ухода, согласным с принципом Дзынь.
     - Ну-ка, ну-ка... - Мироед заметно оживился, потирал культяпые руки.
     - Я, несовершенный, лягу у  подножия этой колонны. Пусть иногда, раз  в
тысячу лет, сюда прилетает птичка И, чтобы поточить о колонну свой клювик. И
когда  колонна наконец  подломится,  плита  погребет  под  собой  ничтожного
червяка,  каковым  я  и  являюсь  в  свете вашего  несомненного  и  ничем не
омраченного великолепия...
     - Вот ты и попался, старый пройдоха! И колонна, и камень, и птица - все
будет настоящим!
     Мироед ворожил довольно долго, пока не возникла прозрачная колонна и на
вершину ее лег гробовой камень.
     Бедный Монах сел у подножия колонны, развернув свой дырявый зонтик.
     Не заставила себя  ждать  и птичка. Птичка  была здоровенная,  побольше
Будимира,  клювик она себе  завела вроде топора. Пернатая тварь стала точить
клювик, на зонтик посыпалась  хрустальная  крошка.  Наконец  удовлетворенная
птичка улетела, а Лю Седьмой расстелил циновку и улегся поудобнее.
     - Куда,  куда? -  закудахтал Мироед вслед птичке. Что-то пошло не  так,
как он задумал.
     - У меня есть  много времени,  чтобы заняться распространением знаний и
укреплением добродетелей, - похвастался Лю Седьмой. - Жбан рисового  вина  и
вечность - много ли надо странствующему поэту? А высокомудрый Мяо Ен, слушая
болтовню  Бедного  Монаха,  преисполнился  гордыни в  ущерб вниманию.  Я  же
сказал: раз  в тысячу лет будет прилетать птичка! И, хотя пташка явно не та,
которая требовалась по уговору, это не намного приблизит мою кончину.
     С  этими словами  Бедный Монах вытащил свою железную флейту и весело на
ней зачирикал.
     Мироед весь сделался красным, даже одежда.
     - Довольно! Сейчас вы умрете один за другим!
     Он указал  рукой на Принца,  и Яр-Тур, согнувшись пополам, опустился на
черный мрамор.
     - Подожди! - закричал Жихарь. Он уже однажды  хоронил побратима и знал,
что занятие это невеселое. - Зачем тебе наша смерть?
     -  А  зачем  мне  ваша жизнь?  Тайну жалкой  вылазки выжившего  из  ума
Беломора я и  так узнал, и вам нипочем  не догадаться,  каким  образом.  Ну,
взойдет эта звезда - и что? Мне ведь безразлично, разинет змей пасть, увидев
Полуденную Росу, или не разинет.  То, что мне полагается,  я рано или поздно
съем.
     К умирающему Принцу подошел Будимир. С петушиного клюва капала кровь.
     "Так  вот  почему   гадская  птичка  не  вернулась!  Петух  с  чайнецом
сговорились!  -  дошло  до  Жихаря. - Ладно,  Лю Седьмой  мудр,  да  и  я не
валенок".
     - Ты  же самого  главного  не знаешь, дядюшка  Мироед! Там, где  звезда
остановится...
     - Не смейте, сэр Джихар! - прохрипел Яр-Тур. -  Иначе я прокляну вас, и
вы даже не успеете добежать до той самой осины, как тот...
     -  Помалкивай,  ради  тебя,  дурака, стараюсь!  - с нарочитой грубостью
сказал Жихарь. Принц застонал и сомлел. - Отпусти его - не пожалеешь...
     Мироед хмыкнул.
     Лицо  Яр-Тура  порозовело. Возле  Принца  хлопотал Будимир,  лечил  его
по-своему.
     -  Там,  где  остановится  звезда,  закопан  древний  волшебный меч  по
прозвищу  Полироль! -  Откуда богатырь выкопал  этот Полироль, он  и  сам не
знал. - Так вот, таким мечом можно  весь мир  напластать ровными кусочками и
кушать себе помаленьку. Что его  целиком-то в рот  пихать? Недолго так пасть
порвать  или  подавиться. Нам этот меч, сам понимаешь, ни к чему, а  тебе  в
самый раз...
     - Слушаю, слушаю, - сказал Мироед.
     -  Значит,  так. Встанешь  прямо под  звездой, потом пройдешь три сотни
шагов  на полдень.  После того поворотишь на закат и отсчитаешь  еще  двести
шагов. Отсчитал? Дальше ступай на восход, туда еще тысяча шагов, далековато,
но потерпишь.  Ну,  наконец, остается  пройти  всего-то полтораста шагов  на
полночь,  и меч  Полироль -  твой. А  еще  лучше - отпусти нас, мы  его сами
выроем  и  тебе  принесем...  Батюшка  ты  наш,  -  добавил  богатырь  после
некоторого раздумья.
     -  Вы  подлый  предатель,  сэр Джихар,  и  я  убью  вас  при  первой же
возможности, - сказал очнувшийся Принц.
     - Возможности такой у несостоявшегося короля не будет, - ласково сказал
Мироед. - А вот  умрет он,  обуянный ненавистью, - это  хорошо. И ты, рыжий,
умрешь,  терзаясь  малодушием.  И  старая  обезьяна  околеет, сознавая  свою
беспомощность. Я никого не отправляю туда со спокойной душой.
     - Да все ты врешь, - просипел  Жихарь. - Может, ты никакой и не Мироед,
вон у тебя и ротик маленький... Ты, дядюшка, вор и самозванец!
     - А вот погляди, - сказал Мироед и распахнул рот пошире давешних ворот.
- Подойди и полюбуйся.
     Жихарь  подошел.  "Все равно  помирать  - запущу-ка я туда свою ваджру,
может, она ему беды наделает. Славно  как я его приложил - вор и самозванец!
Откуда и слова взялись?"
     Зубы у Мироеда  были белые, крупные, частые  и острые. У людей таких не
бывает,  да и не у  всякого  зверя встретишь.  Миры-то грызть  -  не  кисель
хлебать.
     Богатырь заглянул в  глубину пасти.  Там была чернота, усеянная мелкими
звездами. Среди звезд плыли, кружась, шары разной величины и расцветки. Иные
были покрыты дымом, сквозь дым проглядывали очертания морей и земель. Иногда
эти шары с грохотом сталкивались.
     "Значит, не самозванец, - подумал Жихарь. - Не соврал.  Вон та бедулина
похожа на полный месяц, но не совсем похожа, на месяце  таких зарубок нет...
А кинусь-ка я сам туда - и все дела!"
     Но не успел Жихарь изготовиться к прыжку рыбкой,  как  мимо  головы его
пролетело что-то горячее и пестрое.
     Богатырь успел дернуться назад,  и вовремя: Мироед с  треском захлопнул
рот.
     - Нет, вы у меня так легко не отделаетесь, - сказал он. -  Меч я теперь
и сам найду, а если даже ты наврал про шаги и стороны света -  тоже не беда.
Я приму облик  местного владыки и прикажу моим людям перекопать  всю страну.
Нельзя быть хитрее  меня,  ибо и сама хитрость -  всего лишь  одно  из  моих
многочисленных порождений.
     "Ах, Будимир, Будимир, что же ты наделал? - простонал про себя  Жихарь.
- Как же теперь с солнышком-то получится?"
     Мироед схватился за брюхо и заревел. Рев его пригнул людей к полу. Даже
Святогор в свои лучшие годы, бросаясь в бой, не мог зареветь громче.
     Жихарь подошел к мучителю и покровительственно похлопал его по больному
месту.  Богатырская  рука,  к  его  удивлению,  не  сократилась,  как бывало
несколько  дней  (или  лет)  назад. Не  мог Мироед в одно  время  страдать и
колдовать.
     - Курятина, видно, не всем  впрок идет, у иного, бывает, так запечет  в
середке!  Изжога  называется.  Надо  кислую воду  пить  или щелок,  я  уж не
помню...
     Мироед быстро охрип реветь,  только стонал да раскачивался из стороны в
сторону, и вся его мраморная хоромина ходила ходуном заодно с хозяином.
     Роковой  камень сорвался  с  хрустальной колонны и  полетел на  Бедного
Монаха, но тот успел увернуться, оставив под камнем на память кусок шелка от
штанов.
     - Ах,  эту ткань подарила мне сама Небесная Ткачиха! - всплеснул руками
Лю  Седьмой. -  Что ж, придется  накладывать заплату,  чтобы не  уподобиться
бесстыдному павиану. Но  заплата на  одежде  мудреца порой стоит дороже, чем
императорский кубок, пожалованный победоносному полководцу.
     Яр-Тур подошел к ним и через  силу улыбнулся. Они  обхватили друг друга
за плечи, чтобы не упасть на качающемся полу.
     - Как  блестяще провели вы свою интригу!  - прошептал Бедный  Монах, но
Мироед, поглощенный своими муками, все  равно  ничего бы не услышал.  -  Как
правдиво  изобразил Яо Тун  свой гнев!  Нечто  подобное,  помнится, проделал
Главный Евнух  в преступном  сговоре  с Младшим Конюшим,  чтобы отправить  в
отставку  канцлера  Ли Дунпо.  Это  было  в  правление  под  девизом...  под
девизом...
     -  А вдруг такой меч  и вправду существует?  - спросил Принц, дотоле не
знавший за собой лицедейских достоинств.
     -  Да какой такой меч, ты с ума  сошел! Просто хитрого всегда  жадность
губит, - тихо ответил Жихарь.
     -  Дураки-и, - завыл Мироед  - видно, Будимир малость  остыл,  дал  ему
передыху. - Вы же все равно не сможете меня уничтожить, а  я рано или поздно
от  петуха избавлюсь, и стану еще злее, и чего  только  на пагубу  людям  не
сотворю!
     - Петухов  таких, - сказал богатырь, - у нас навалом. На  каждом плетне
надрываются. Жалко его, конечно, но  себя  жальчее. Пойдем, господа дружина,
нечего с ним болты болтать, у нас еще дел невпроворот...
     -  Я вам помогу-у! -  простонал  Мироед. -  Я переду-умал  вас  губить!
Отзовите своего петуха!
     - Это  верно, он, кроме меня,  никого не послушается. Только  как же мы
тебе поверим, вражинушка?  Ты  же сам похвалялся, что  всякой  лжи и  обману
приходишься родным отцом.
     - Я покляну-усь! - Будимир  внутри  вражинушки  передохнул и  взялся за
дело с прежней силой.
     - Может, все-таки  попробуем  его  убить?  -  пожал  плечами  Яр-Тур. -
Настоящий воин не станет так долго мучить даже последнего мерзавца...
     - А как же ты во сне  людей на колья сажал? - поймал побратима на слове
Жихарь.
     - Врагов сажал на колья  не странствующий  боец,  а  законный король  в
своем праве. Почувствуйте разницу!
     Жихарь собрался закипеть, но вмешался Лю Седьмой.
     -  Убить нельзя,  поскольку  Мяо  Ен  является не живым  существом,  а,
скорее, отвлеченным понятием. Если его уничтожить, жизнь стала бы счастливой
и спокойной, но, увы, остановилась навсегда...
     - Понимаю вас,  сэр Лю, - сказал Принц. - Мрак и свет, жара  и холод...
Но чего стоит его клятва?
     - Если  произнести ее со всеми необходимыми  ритуалами, то клятва будет
не хуже обещания Нефритового  Старца, - сказал Бедный Монах. - Это я беру на
себя.
     - А небритый старец - он что, сильно честный был, да?
     -  В отличие от нас, убогих и слабодушных, Старец не  мог  солгать даже
ради спасения престола Неба, - торжественно сказал  чайнец. - Вот только чем
бы его заставить поклясться? Что у него самое дорогое?
     Что самое  дорогое у  человека, Жихарь знал, но поди угадай нрав  этого
урода!
     - Эй, куроед, что для тебя всего дороже?
     Но  Мироед, сраженный очередным приступом Будимира, только икал, пускал
зеленую слюну да грыз бедные свои пальцы.
     -  Тьфу ты, пакость, - сказал Жихарь. - Я и сам знаю, что  у него самое
дорогое: зубы. Много ли он без  зубов стоит? Вон и на  двери у  него  знак -
пасть  да зубы.  Если он  клятву  нарушит,  пускай все зубы  у  него  тотчас
выпадут, а новые никогда  больше не вырастут!  И придется ему тогда  не миры
сокрушать, а затируху  сосать через  тростинку или хлеб жеваный в  тряпочке.
Только я ему хлеб нажевывать не собираюсь.
     -  Приглашаю уважаемого Жи Хана ко мне в помощники, - поклонился Бедный
Монах. - Вдвоем  мы  усмирим  всех чудовищ  и демонов  Поднебесной. Вы очень
хорошо  придумали, а теперь  отойдите, ибо ритуал  клятвы для  непосвященных
вреден и опасен...
     Ритуал  вышел долгий:  дымились  курительные палочки, звенел  маленький
серебряный гонг, много еще чего было.
     - Скорее бы,  - сказал  Жихарь  Принцу, когда они  уселись на мраморном
полу подальше от клянущегося Мироеда. - Может, петуху у него в брюхе вредно?
И что же сейчас без него на земле-то творится?
     - На земле, как я понимаю, сэр  Джихар, происходит  солнечное затмение.
Простые  люди  прячутся  по  домам  либо  лежат  ничком,  благородные  воины
потрясают оружием, чтобы отогнать  от светила опасность, а друиды бесстрашно
постигают  тайны Вселенной,  поскольку  затмение согласуется с их расчетами.
Есть такое место - Стоунхендж...
     -  Погоди, - сказал Жихарь. - Ты давеча про осину  говорил, на  которой
мне,  предателю,  повеситься. Ты откуда эту осину  взял?  И почему  как  раз
осину, а не березу и не дуб, у которых ветки покрепче будут?
     - Это...  Это  случайно, я назвал  первое попавшееся на язык дерево,  -
забормотал Принц и побледнел.
     - Не умеешь врать, королевич, так и не берись. Ты все знал. Ты с самого
начала все  знал, уже тогда, когда мы на  дороге повстречались,  так ведь? И
встреча была не случайная, так?
     - Так, - выдохнул Яр-Тур. -  Но  ведь  это не  моя тайна. Мой наставник
Мерлин открыл мне все до самых страшных и горьких подробностей...
     - И ты молчал?
     - Видите  ли, сэр Джихар, в пророчествах Мерлина  сказано, что разведка
моего королевства будет считаться лучшей в мире. Вот  я и подумал, к лицу ли
мне,  ее  будущему  основателю,  распускать  язык?  Не  то чтобы  я  вам  не
доверял...
     - Беда с тобой, - сказал Жихарь.
     - Беда не в том, - ответил Яр-Тур. - Вы, конечно, спасли своей выдумкой
нас  и  наше   предприятие,  но  меня  встревожило  намерение  сэра  Мироеда
прикинуться царем в тех местах, где остановится звезда. Меча он не  найдет и
в гневе способен натворить такое...
     - Он и  натворит, -  сказал Жихарь и прошептал  что-то  Принцу  на ухо.
Яр-Тур вздрогнул:
     - В  самом деле, я и сам бы  мог  догадаться.  Но неужели мы  не сможем
этому помешать?
     -  Если бы  смогли, так нас бы и  упомянули.  А там нас нет,  понял?  И
запомни,   разведчик  лихой:  мы  идем  искать  меч,  и  даже  между   собой
разговаривать  нужно только про меч. Ведь Мироед пакостить хоть и не сможет,
а следить и подслушивать будет...
     -  Клянусь, сэр брат.  Надеюсь,  вы  не  потребуете  от меня соблюдения
странных обрядов сэра Лю?
     Легкий на помине Беднай Монах спешил к ним с хорошей новостью.
     - Клятва принесена в соответствии с законами Запада и Востока. Коварный
Мяо  Ен  обязался никогда  не  причинять нам  вреда  и не  препятствовать  в
достижении цели.  Силы Добра и Зла в полном составе были тому свидетелями. А
теперь позовите свою чудесную птицу Луань-няо из чрева болящего.
     Жихарь  подошел  к болящему. Обессиленный страданиями и клятвой, Мироед
валялся на полу.
     Богатырь бесцеремонно черенком ложки разжал ему челюсти, как полагается
поступать с припадочными, и крикнул в открывшуюся бездну:
     - Будимир! Побесился, и хватит! Иди к нам - мы победили!
     Петух в  бездонном чреве нимало не  пострадал,  пел превесело, и ему на
радостях чуть не переломали перья, обнимаючи.
     Мироед тем временем пришел в себя, отряхнулся и  снова стал надменным и
гордым, что твой Демон Костяные Уши.
     - А как вы отсюда думаете выбираться? - спросил он.
     - Это уж твоя забота, дядюшка, - развел руками Жихарь.
     -  Отнюдь  нет.  Об этом  уговора  не было.  Впрочем,  игра  стала  еще
интереснее.  Я  вас  выведу, только...  только вы должны  мне  заплатить. Не
хватайтесь за тощие кошельки - здесь в ходу иные ценности.
     - Я готов отдать руку на отсечение, - сказал Яр-Тур.
     - Сиди  ты -  калеку в короли  не возведут, разве не знаешь? - прошипел
Жихарь.  - Эй, дядюшка,  давай-ка отыми ты  у  меня страсть к  винопийству -
видишь, чем жертвую?
     - Ни руки, ни ноги,  ни  тем более страсти ваши  мне не нужны, - сказал
Мироед. -  Но  даром здесь ничего  не делается, этот порядок  установлен  не
мной. Пожалуй, я... Да, взамен я возьму вашу память.
     - Много ли мы сделаем, беспамятные-то?
     - Я  вовсе не собираюсь превращать вас  в дурачков.  Да  дурачки  и  не
дойдут до цели, в достижении  которой я отныне весьма заинтересован. Так что
я ничего не теряю, а  меч  Полироль... Уверяю вас,  я доберусь до  него куда
быстрее, чем вы.
     -  Ну, это мы еще посмотрим,  -  сказал  Жихарь. -  Такой меч всякому в
хозяйстве пригодится.  Яр-Туру  надо  державу  отвоевать,  мне тоже кое-кого
почекрыжить хочется... Так что там с нашей памятью?
     - Я возьму не  всю память, а только  с того мига, как вы согласитесь на
мои условия, и до  тех пор, пока  вы не достигнете своей цели. Дело свое  вы
сделаете, но никто и никогда не должен знать, где находится Полуденная Роса.
     -  Жалко, -  сказал Жихарь. -  Мы  ведь, поди,  дорогой  таких подвигов
понатворим!
     -  Соглашайтесь, -  еле  слышно  сказал Бедный  Монах.  - На  меня  его
заклятия не подействуют, и я вам в свое время все подробно расскажу...
     -  Эх!  - воскликнул Жихарь.  - Где  наша  память  не  пропадала!  Дело
привычное,  сколько раз,  бывало,  проснешься  - и ничегошеньки не  помнишь,
ходишь  и спрашиваешь: как я  вчера да что  я вчера?.. Я потом сам про это с
три короба навру, и будет еще лучше, чем на самом деле!
     - А я прикажу своему придворному певцу воспеть этот поход и от него все
узнаю, - решил Яр-Тур.
     - Значит, согласны?
     - Согласны! - крикнул Жихарь... и

ГЛАВА НЕИЗВЕСТНО КАКАЯ, НО ПОСЛЕДНЯЯ
     А коль это ложь, значит,  не  было ни Гектора, ни Ахилла, ни  Троянской
войны, ни  двенадцати  пэров  Франции, ни короля Артура Английского, который
был превращен  в ворона  и  не  расколдован поныне, между тем  как в  родном
королевстве его ожидают с минуту на минуту.
     Сервантес
     Понял, что его несут  на носилках. Открыл глаза - его  и точно несли на
носилках. Тот, кто шел впереди, вдруг согнулся, словно обессилев, и выпустил
жерди из рук. Жихарь заорал:
     - Вы что, с ума посходили - живых людей ронять?
     - Слава Небу, - послышался сзади знакомый голос. - Отважный Яо Тун, как
и  вы, доблестный Жи Хан, только что потерял память  и не смог сразу понять,
где находится...
     Жихарь  соскользнул на  землю.  Он и  сам  не  мог  взять в  толк,  где
находится. Яр-Тур глядел на побратима совершенно ошалелыми глазами.
     Левую щеку Принца украшал свежий уродливый шрам, все лицо было в мелких
черных крапинках, правый глаз распух и заплыл.
     На побратиме была длинная, в прошлом белая хламида, голова  же замотана
окровавленной тряпкой.
     Жихарь  поглядел  назад. Бедный  Монах  тоже переменил  одежду,  но его
перемены были к лучшему: новенький халат из  синего шелка и  черная шапка  с
золотым шариком. Что-то про эту шапку богатырь совсем недавно слышал...
     - Где  птица?  -  безголосо  спросил Жихарь.  Вместо ответа Лю  Седьмой
показал на солнце, сиявшее в зените.
     Жихарь ощупал себя. Вроде бы все на месте, кости целы. Он провел языком
по зубам. Так и есть: вместо двух верхних передних - пустое место.
     - А где мы? - спросил он, и собственный голос показался ему чужим.
     - Мы у цели, счастливый Жи Хан. Мы на берегу бескрайнего южного моря, в
котором плещется искомое вами чудовище.
     - Я все вспомнил,  - сказал Яр-Тур. - Вернее, вспомнил, что  все забыл.
Как же жить дальше?
     - Прежним порядком, - сказал Бедный Монах. - Что делать, из книги ваших
странствий  злодейская  рука  выдрала  немало  страниц,  и, возможно,  самых
интересных и увлекательных...
     - А ложка? - спросил Жихарь. - А Полуденная Роса?
     - Вы совершили невозможное, уважаемые, вы добыли эту странную жидкость.
Вот она.
     Бедный  Монах вытащил  из  своего рукава ложку, в которой действительно
плескалась какая-то водица.
     -  Осторожно, прольешь!  -  крикнул  Жихарь,  но Лю Седьмой  перевернул
ваджру, а ни капли почему-то не упало.
     - Жезл  Жуй  сохраняет Полуденную Росу, и сила его увеличилась во много
раз. Теперь вы смело могли бы выступить против Дикой Охоты.
     - Тогда вперед, на Змея! - воскликнул Яр-Тур.
     - Торопиться нынче  некуда. Чудовище пребывает на  одном месте. Давайте
просто посидим, отдохнем и  поговорим, как  полагается друзьям после  долгой
разлуки.
     - Ах, да, - сказал Принц. - Мы ведь все равно что расставались надолго,
расставались сами с собой. Какое сейчас время года?
     - Уже кончается весна, облетели лепестки вишни, но в этих  краях зимы и
не  бывает...  Но сначала подкрепитесь,  друзья, это  блюда  с императорской
кухни, здесь  есть даже ласточкины гнезда. А в жбане вместо надоевшего  вам,
Жи Хан,  рисового вина отменная  персиковая настойка. Впрочем, все это я вам
уже говорил, а теперь приходится все объяснять сначала.
     Жихарь  охотно  выпил жгучую и  ароматную влагу, закусил жареной лапкой
неведомой зверюшки.
     - Ты где это принарядился, мил-человек?  И почему на нас эти отрепья? И
где оружие?
     - На  первый  вопрос  ответить  смогу,  на два  оставшихся  затруднюсь.
Кажется, теперь на них никто не ответит.
     Тут богатырь понял, как он устал и проголодался. Припасы Бедного Монаха
убывали на глазах.
     "Знать  не желаю,  из  чего это все  приготовлено", -  думал  богатырь,
быстро хмелея. Он откинулся на свежую траву и заложил руки за голову. Ничего
не  хотелось, и Змей  Уроборос казался  уже не  желанной  целью, а  досадной
помехой перед долгим отдыхом.
     А Яр-Тур тормошил  Бедного Монаха,  требовал даже  мелких  подробностей
внезапно забытого путешествия. Лю Седьмой мялся и отнекивался, из него можно
было вытянуть только какие-то мало связанные между собой истории.
     -  Вот  когда несовершенный  уединится в лесной  хижине,  он  сядет  за
рукопись пространного  трактата,  и по  прошествии  двадцати лет вы  наконец
выясните все...
     "А чего выяснять - живые, и ладно, - думал Жихарь, глядя в пустое небо.
- Мне и уцелевших воспоминаний хватит".
     - Много мы народу-то поубивали? - на всякий случай спросил он.
     -  Против,  нас  выходила  личная  гвардия  жестокого  Нахир-шаха,  но,
убедившись в доблести  и неуязвимости Жи Хана и Яо Туна, она тотчас изменила
своему владыке.
     - А чего ему надо-то было, Нахир-шаху?
     - Он требовал,  чтобы вы, Жи Хан, стали его зятем, поскольку дочь шаха,
встретившись с вами, не уберегла занавеси на яшмовых дворах.
     - Яшмовых? А, понятно. Всю жизнь одно и то же. А хороша ли она была?
     - Лица красавицы, по обычаю страны Грильбар, никто не видел.
     - Тогда, может, и лучше, что я ничего не помню. Знаем  мы этих красавиц
из Грильбара! Страшней Троянской войны! А что же мы с гвардией делали?
     - Пировали и состязались в доблести ровно две недели.
     - Молодцы,  -  вздохнул Жихарь.  - Ты-то  куда смотрел?  Старший  ведь,
должен за нас ответственность чувствовать!
     -  Несовершенный провел эти две недели  в подвале шахского  алхимика  с
немалой пользой для себя и науки.
     - Сэр Лю, - вмешался Принц. - А мы что, всю дорогу шли на своих ногах и
нигде не покупали коней?
     - Не  знаю,  как  вам  и  сказать. В небольшом городке  на юге  страны,
называемой  Бонжурия, была конская ярмарка,  и там вы увидели принадлежавших
вам некогда рысаков. Вы подняли  такой шум, что чуть было не стали  причиной
мятежа  и  раздора.  Но  я  зашел  в  ближайшую  винную  лавку  и обучил  ее
завсегдатаев увлекательной игре в маджонг.  Они оказались людьми азартными и
жадными,  и я с поясом, полным золотых  монет, поспешил  обратно на ярмарку.
Успел вовремя, поэтому дело не дошло до человекоубийства.
     - А может, и зря, - сказал Жихарь. - Продавал коней такой чернобородый,
поджарый, в красной рубахе?
     -  Вовсе нет.  Это  был  чрезвычайно тучный мужчина  с  бритым лицом  и
головой.
     - Все равно это Мара, - упрямо сказал Жихарь.  -  Побрился раз в жизни,
да еще надул самого себя через соломинку, чтобы не узнали...
     - Ваш рыжий конь, Жи Хан, необычайно вынослив, хоть и неказист. Меня вы
посадили  к  себе  в  седло,  поскольку  искусство  верховой  езды  пока  не
принадлежит к числу моих достоинств.
     - Какие твои годы, дедушка Лю! Так где же кони?
     - К сожалению, в  соседнем городке вы взялись  обучить Но Туна царскому
умению пить не пьянея. Как будто моего жбана вам не хватало!
     - И что? - заранее содрогаясь, спросил Жихарь.
     -  Обычное  дело. Вы  покупали  дорогие  ткани  и  приказывали  местным
оборванцам расстилать  их перед  собой  на  грязных  мостовых,  тратились на
подарки  девушкам сомнительной  нравственности и трижды попадали в застенок,
откуда вас приходилось выкупать. Увы, коней вы пропили и прогуляли!
     - А чего это мы так запраздновали, с какой радости?
     - Такое поведение вполне естественно для молодых людей, живыми вышедших
из царства смерти.
     - Как я еще ваджру не пропил!
     - О, так бы  и случилось, если бы чудесный петух не  взял жезл Жуй  под
свою опеку.
     - Правильно сделал. А между собой мы не дрались?
     - Вы хотите знать правду?
     - Выкладывайте все как есть, сэр Лю!
     -  Однажды  вы действительно крепко  повздорили из-за юной феи  лесного
озера, я даже испугался...
     - И кому же досталась фея?
     Лю Седьмой потупился.
     - Жи Хан и Яо Тун молоды, отважны, хороши собой, но  кто может изведать
пути женского  сердца?  Фея  остановила свой  выбор  на  несовершенном Лю  и
предложила поиграть в тучку и дождик.
     - А мы что делали?
     - Ловили рыбу и размышляли о вечности.
     - Так у тебя, значит, и в семьсот лет получается?
     - Сэр  Джихар, - сказал Принц.  - Нам должно быть  мучительно больно за
этот внезапный многодневный загул, но сэр Лю должен  рассказать нам о  самом
важном: где и каким образом мы добыли Полуденную Росу?
     - Увы, несовершенный при этом не присутствовал.
     - Как так?
     - Ведомые жезлом Жуй, мы пересекли пустыню и оказались в горной стране,
названия которой я не знаю, поскольку не у кого было спросить. Возле входа в
ущелье, окутанное зловонным дымом бурого цвета, жезл стал издавать тревожные
звуки наподобие сверчка. Вы совсем было направились к ущелью, но я предложил
подождать до  утра.  Вечером на  дежурном  облаке за мной прибыл нарочный от
Сына  Неба:  возникла высочайшая  нужда  в  моем  присутствии  на  заседании
Государственного Совета. Дело в том, что  несовершенный  обременен при дворе
высоким званием  Министра  Без Определенных Занятий. Но  тревожат меня очень
редко и по самым важным делам.
     Я  подумал, что  возникли  какие-то  сложности с  престолонаследием,  и
устремился  вместе  с посланцем в Поднебесную, страшась смуты и  гражданской
войны. Вы же сочли действия Бедного Монаха вполне правомерными и согласились
дождаться  меня на этом  же  месте. А  я  задумал воспользоваться  случаем и
одолжить у своего учителя  Шэна несколько очень сильных амулетов. Я надеялся
обернуться за сутки, но...
     - Что случилось, сэр Лю? Вы прогневили своего повелителя, и он  заточил
вас в темницу?
     - О,  если  бы так! - Бедный Монах безжалостно разорвал на груди  новый
халат.  - Заседание  Совета было посвящено какому-то  ничтожному делу, а мой
вызов явился следствием ошибки младшего писаря.  Но, кажется, я догадываюсь,
кто  приложил  руку  к  этой  ошибке. С  горя  я пошел  в  квартал Увядающих
Хризантем к знакомой певичке...
     - Да не казнись ты так, дело житейское! А потом?
     -  Словом,  когда меня, обобранного  до  нитки, нашли в канаве ученики,
прошло  несколько дней. Я прибыл на  место  встречи с большим опозданием. Вы
ушли за Полуденной Росой, оставив красную птицу дожидаться меня.
     - Так куда же все-таки делся Будимир?
     - Благородный  петух дал мне понять, что  его предназначение выполнено,
взмахнул крыльями и устремился в небо, где ему и положено пребывать.
     Жихарь   поглядел  на  солнце,  Будимира  там  не  увидел,  только  очи
заслезились.
     - Я думаю, что с нами он тоже попрощался,  - сказал Яр-Тур. - Но что же
было дальше?
     - Семь  дней  и  семь ночей я прождал вас в этом угрюмом месте, питаясь
только персиковой настойкой, потому что яства берег для вас. Наконец из дыма
вышел Яо Тун, несший на плечах Жи Хана. Вы  были облачены в эти тряпки. Тела
ваши были жестоко изранены, а разум помутнен. Вы походили на узников, только
что  отбывших  длительный срок в подземелье, и говорили  на  непонятном  мне
языке. Поэтому  я так и не узнал,  что таилось в ущелье. Особенно плохи были
вы,  Жи Хан, пришлось соорудить  носилки. Яо Тун безропотно выполнял все мои
команды, словно Стальной Солдат из легенды.  И мы  пошли туда,  куда вел нас
жезл, и пришли. Тут и сработало заклятие злокозненного Мяо Ена. Остальное вы
знаете.
     - Ладно, -  сказал Жихарь.  - Что  было  - то прошло.  Кто-то  нас  там
здорово измордовал. Пахали, что ли, на мне? И отчего у меня грудь горит?
     Он разорвал свой балахон, свел глаза вниз, но рассмотрел только красную
воспаленную кожу, испещренную синими линиями.
     - Накололи! Что у меня там?
     -  Татуировка,  дорогой  Жи  Хан, причем  выполненная  отнюдь не  рукой
мастера. Достаточно сказать, что она одноцветная. На правой и левой сторонах
груди  изображены две  головы, глядящие друг  на  друга. Головы  принадлежат
мужчинам. Один  из  них не обременен  волосами,  зато имеет бородку мудреца,
другой густоволос и усат. Усатый держит  во рту причудливо изогнутую флейту.
Кто  они такие, несовершенный  не  знает.  К сожалению, это  не единственный
рисунок на теле Жи Хана.
     - Разберусь я в свое время с этим ущельем, - пригрозил Жихарь. - А пока
надо разобраться со Змеем. Встали и пошли.
     Они приблизились к самому краю обрыва. Море  было зеленое и даже на вид
теплое.
     - Заодно и помоемся, - сказал Жихарь и ахнул: - Где же Змей?
     - Вы не туда глядите, сэр брат. Вот же он!
     - Какой маленький! Больше разговоров...
     - Это обрыв высокий. Видимо, нам следует на всякий случай попрощаться.
     - Да ты что! Мы еще с  тобой  погуляем,  погоняем  Мироеда, за  звездой
сходим, посмотрим,  как  они  там... Молчу,  молчу! Меч добудем этот...  как
его...
     - Несовершенный хотел бы сопровождать вас...
     -  Все  мы  несовершенные, - сказал  богатырь. - Однако  совершенные на
печке сидят, а мы там, где еще никто не бывал.
     Лю Седьмой размотал  свой  длинный пояс, и все трое не спеша, осторожно
стали спускаться к морю.
Last-modified: Sat, 01 Feb 2003 13:31:48 GMT
Оцените этот текст:Не читал10987654321